Кэролайн собирала вещи, когда в комнату ворвалась Лотти.
– С днем рождения, Каро! – воскликнула она, вручив кузине пакет и обнимая ее.
– Не думала, что кто-то вспомнит, – улыбнулась Кэролайн.
– Как я могла забыть? – просияла Лотти. – Мой день рождения всего через двенадцать дней после твоего!
– К тому времени ты станешь почтенной замужней женщиной, – поддразнила Кэролайн, подходя к кровати.
– Да уж, это точно, – вздохнула Лотти.
– Разве ты не счастлива? – спросила Кэролайн, положив подарок на кровать.
– Думала, что счастлива. Уильям казался таким добрым, обаятельным и… безмятежным. Теперь я думаю, что «безмятежный» – это не то слово.
– Вот как?
Лотти прикусила губу:
– Ужасно боюсь, что он просто глупый и скучный, а вовсе не безмятежный, заставляет сомневаться в его доброте и обаянии. Уж не сделала ли я ужасную ошибку? Но, по крайней мере, он красив, не так ли?
У Кэролайн болело сердце за кузину. Она когда-то сама считала, что Уильям будет прекрасным мужем. Теперь она не могла представить в этой роли никого, кроме…
Девушка с глубоким вздохом запретила себе даже думать об этом, иначе мысли примут опасное направление. Завтра она уедет из Гленлорна и больше никогда не увидит Алека Макнаба.
– Да. Очень красив, – пробормотала она, имея в виду, конечно, Уильяма.
– Я люблю танцевать, но Уильям не танцует. Ты считаешь, это плохо?
Кэролайн вспомнила, как танцевала в канун Иванова дня, легкая, как перышко, в объятиях Алека. Босые ноги на прохладной траве, тело горит от желания… Неужели она когда-нибудь станет танцевать с кем-то и ощущать тот же восторг?
– Танцы не слишком важны, – солгала она.
– И Уильям отказывается путешествовать или охотиться. Я мечтала о свадебном путешествии в Париж, поскольку въезд снова открыт и Наполеона больше нет. Но Уильям сказал, что у него морская болезнь и он помыслить не может о столь опасном путешествии. Опасном! Да моя подруга Энн Торндейл съездила в Париж, чтобы купить новый гардероб, и клянется, что поездка была чудесной и совершенно безопасной. И она ничуточки не страдала от морской болезни!
Лотти сама потянулась к пакету и стала вертеть в руках бечевку, рассматривая свое обручальное кольцо: абсолютно респектабельный, если не поразительный бриллиант в окружении крупных жемчужин.
Кэролайн вспомнила колечко с рубином, подарок матери, и потерла палец, на котором оно когда-то сидело. Она отдала кольцо джентльмену, встреченному на лондонской улице в ту ночь, когда бежала из Сомертон-Хауса. Захочет ли она теперь вернуться, остаться там, где по праву должна жить?
Она знала, что не вернется.
– Ты приехала сюда одна, верно? – спросила Лотти.
– Да. Уверена, ты сочтешь очень глупым бежать вот так, без денег и вещей. Я не подумала об опасностях, которые встретятся мне в пути.
Ей пришлось бы очень плохо, не прими она совет незнакомца ехать почтовым дилижансом и деньги, которые он дал ей на проезд.
– О, знаю, мама говорит, что ты погубила себя, и я действительно думала, что глупо было убегать ночью, но взгляни на себя сейчас: я бы сказала, что ты сама навлекла на себя эти приключения.
«И беды», – подумала Кэролайн, глядя на маленький саквояж, спрятанный за открытой дверью гардероба. Туда поместятся немногие платья, купленные в Эдинбурге, пара книг и больше ничего. Она не может остаться, не может видеть, как Алек женится на Софи, пообещает всю жизнь любить ее и лелеять. Жаль, что ее не будет здесь, когда Лотти обменяется обетами с Уильямом. Но Кэролайн поедет в Эдинбург или Глазго, найдет другую работу. Напишет письмо Сомертону, выполнит свое обещание и откажется от приданого, окончательно порвав со своей семьей.
Лотти сжала в руках сверток, и бумага зашуршала.
– Кэролайн, я решила не выходить замуж за Уильяма. Собственно говоря, решила только сейчас. Мой брат Джордж отправляется в кругосветное путешествие. Уезжает в следующем месяце! Думаю, что поеду с ним, – объявила Лотти, вскакивая. – Я тебя поразила?
– Откровенно говоря, да. Ты уверена? Что скажут твои родители?
– Видишь ли, мне необходим некто вроде дуэньи. Компаньонка. Со мной, конечно, будет Джордж, но я подумала, может быть, и ты захочешь сопровождать меня? О, Кэролайн, подумай, как нам будет весело! Мама не сможет возразить, если ты будешь со мной. Да и Джордж тоже будет с нами, вместе с наставником и камердинером.
Кэролайн смотрела в раскрасневшееся лицо кузины, видела в ее глазах решимость, восторг и лукавство.
– Пожалуйста, Каро, соглашайся!
Кэролайн стало не по себе. Предложение открывало новые возможности. Способ забыть Алека.
Она пыталась вообразить себя рядом с Лотти на корабле или в Париже, но видела только Гленлорн.
– Если ты этого хочешь, – медленно выговорила она.
Бечевка, которую вертела Лотти, развязалась. Она изумленно рассматривала сверток, будто напрочь забыла о его существовании.
– О, я тут болтаю, забыла обо всем, а это твой день, и тебе следует развернуть свой подарок.
Она протянула сверток Кэролайн.
– Это шаль, – пояснила она, прежде чем Кэролайн успела его взять, – лучший кашемир. Я покупала его для свадебного путешествия, но сейчас не смогу ее надеть и куплю себе что-нибудь новое, волнующее. В Париже или в Италии. Да и цвета эти тебе больше идут.
Кэролайн вынула прелестную шаль, цвета зеленого мха, с пестрой каймой из золотистого и оранжевого, совсем как холмы Гленлорна.
– О, Лотти, она чудесная, но мне не следует…
Лотти фыркнула и, выхватив шаль из рук Кэролайн, накинула ей на плечи.
– Вздор! Ты прекрасно выглядишь. Шаль оттеняет твою золотистую кожу и зелень глаз.
Она стала возиться с шалью. Надела ее Кэролайн на голову. Закинула концы за плечи.
– О, ты похожа на хорошенькую шотландскую девушку. Словно здесь родилась. – Сжав руки кузины, Лотти добавила: – Нужно идти и увидеться с мамой. Она как раз позавтракала и будет ждать ленча. На полный желудок она всегда уступчивее. Пожелай мне удачи!
– Удачи, – кивнула Кэролайн. – А что скажет Уильям?
Лотти обернулась:
– Самая сложная часть – это мама. Уильям просто найдет другую невесту.
Париж, Италия, курорты – все, что угодно!
Кэролайн сняла шаль и уложила в саквояж.
– Европа, – прошептала она, как однажды прошептала «Шотландия».
Это стало целью. Но все же Кэролайн не могла избавиться от чувства, что снова бежит.