В библиотеке ее дожидался Алан Браунинг.

– Что-нибудь случилось? – забеспокоилась она. – Майор заболел?

Сержант покачал головой, потом жестом попросил ее следовать за ним.

– Он не простудился? – Дельфина едва поспевала за сержантом.

Опять нет. Браунинг попытался улыбнуться ей, но вместо улыбки на искалеченном лице появилась жуткая гримаса. Дельфина смутилась. Сержант узнал о них? В это время они подошли к арке, открывавшей проход в галерею, и Браунинг ткнул туда пальцем.

У окна стоял Стивен, запрокинув лицо к солнечному свету. У нее перехватило дыхание. Солнце играло в его белокурых волосах. От этого рубашка, выглядывавшая из-под парчового жилета, сияла белизной. Вьющиеся волосы спускались на воротник. Они были слегка влажными, словно он только что принял ванну. И побрился, потому что его щеки и подбородок были гладкими. Стивен опирался на трость, обхватив набалдашник длинными пальцами. Эти пальцы ласкали ее вчера самым беззастенчивым образом – везде! – и заставляли кричать от наслаждения. Она снова ощутила слабость в ногах.

Водопад противоречивых эмоций обрушился на нее – облегчение, радость, смущение, веселье, желание, надежда и страх. Она помедлила, просто стояла и смотрела на него.

Ее любовник!

Дельфина двинулась к нему через всю галерею, и он обернулся на звук ее шагов. Стивен не улыбнулся ей, не раскрыл объятий навстречу. Просто неподвижно стоял, выпрямившись, словно шомпол проглотил, и ждал. Он был хмур. Дельфина встревожилась.

– Привет, – выдавила она. – Я как раз шла в библиотеку. Получили свежую «Таймс». Но мы можем почитать книгу или выйти на прогулку в парк… – При этих словах она снова вспомнила все – его освещенное солнцем обнаженное тело, потоки дождя, поцелу… Дельфина подняла руку, чтобы коснуться его, но он не пошевелился.

Стивен опять отвернулся к окну. Утреннее солнце высветило его плотно сжатый рот.

– Нам надо поговорить, – сказал он бесстрастно.

Дельфина опустила руку. Стивен помолчал в нерешительности. Она видела, как дернулся его кадык, когда он сглотнул, подбирая слова.

– Ты хорошо себя чувствуешь… после вчерашнего?

– Да, – шепотом произнесла Дельфина. – А ты?

– Что за вопросы ты задаешь?

– Логичный вопрос. Всего лишь неделю назад ты…

– Я помню, – решительно прервал ее Стивен и вскинул голову. Он продолжал смотреть прямо перед собой, как будто мог наслаждаться видом пейзажа.

Стивен стал прежним, таким, каким был всегда, до вчерашнего дня: холодным, вежливым и отстраненным. Она затрепетала.

– Я хочу извиниться. За то, что сделал вчера, – сказал он.

Она недоверчиво смотрела на него.

– Извиниться? – все так же шепотом переспросила она.

– Этого не должно было случиться. Я сам не понимаю как…

Дельфина закрыла глаза, униженная и оскорбленная. Он был таким непреклонным и лаконичным. Никто не разговаривал с ней в таком тоне с того момента, когда отец устроил ей выволочку за какой-то детский проступок. Она стояла на ковре в кабинете отца, а он, повернувшись к ней спиной, смотрел в окно так, словно не хотел ее видеть. Дельфина не могла припомнить, что она натворила, чтобы заслужить такое обращение.

– Извинения здесь неуместны, – сказала она тихо.

Он повернулся к ней.

– Конечно, уместны. Это было… нечестно.

– По отношению к тебе или ко мне?

– По отношению к твоему будущему мужу, Дельфина.

Она звонко расхохоталась. Стивен нахмурился еще сильнее.

– А что насчет твоей будущей жены? – дерзко спросила Дельфина.

– Это другое дело. И ты это прекрасно понимаешь.

– Неужели? А что, если я вообще не выйду замуж? Кто тогда будет обманут? Неужели я лишена права выбирать сама…

Останавливая ее, он поднял руку в величественном жесте.

– Ты говоришь черт знает какие вещи! Разумеется, ты выйдешь замуж. – Его лицо слегка смягчилось. Стивен поднял было руку, чтобы дотронуться до нее, но передумал и убрал руку в карман. – Будет очень обидно, если не выйдешь. Ты встретишь человека, который полюбит тебя, оценит… – Он говорил как дипломат, который, находясь при исполнении служебных обязанностей, доносит до партнера по переговорам содержание меморандума.

Дельфина скрестила на груди руки.

– И это будешь не ты?

Смятение отразилось на его лице.

– Я не хотел бы, чтобы то, что произошло между нами, стало свидетельством моих намерений.

Она почувствовала, как заливается краской.

– Мне бы тоже не хотелось. – Ее тело начала сотрясать мелкая дрожь.

Стивен сдвинул брови.

– Ты должна понять, что я не смогу жениться на тебе. Что это будет за жизнь? Станешь разыгрывать из себя сестру милосердия при разбитом, никчемном инвалиде всю оставшуюся жизнь?

– Ты не разбитый и не никчемный. – Она вспомнила, как он любил ее вчера. Его прикосновения были уверенными, дарившими наслаждение.

– Тебе известно об обвинениях, выдвинутых против меня? – с горечью спросил он. Выражение его лица было острым и опасным, как штык.

Дельфина сглотнула.

– Да.

– А твой отец знает? Что он подумает, если я сделаю тебе предложение и скажу ему, что… – Губы у него шевелились, но слова не выходили.

– …Что ты занимался со мной любовью на берегу реки? – сказала она вместо него, вспыхнув.

– Не будь такой циничной, Дельфина. – Стивен теперь заговорил, как ее мать, напыщенно, правильно и пристойно, без намека на сочувствие. Она пожалела, что тоже не ослепла, только бы не видеть этого холода в его лице. Только не сейчас! Только не после… Дельфина задержала дыхание, приложив руку к груди.

– То, что случилось вчера, не было неправильным, и я ни о чем не жалею, – заявила она решительно. – Что касается обвинения, то ты докажешь свою невиновность. Возможно, мой отец сумеет тебе помочь…

– Глупости! Твой отец пристрелит меня при первой возможности, когда узнает, что я натворил, и будет абсолютно прав.

Дельфина пристально разглядывала его. Стивен по-прежнему смотрел куда-то вдаль, напряженно и сурово. Как он отличался от того человека, который ласкал ее вчера! Перед ней стоял незнакомец. Неужели это так мало значило для него? Вот для нее это означало целый мир. «Он опять отвернулся от меня…»

Ею овладел гнев.

– Всю жизнь мне приходилось соответствовать ожиданиям других. На меня накладывало ограничения мое происхождение, пол, приличия. Нужно было разделять мнения и идеи моего класса и моей семьи. Боюсь, я превратилась в большое разочарование, потому что не в силах жить такой жизнью. Ты и вправду думаешь, что я настолько жестока, что хочу заставить тебя жить по правилам, которые мне самой в тягость, и воспользоваться ими, чтобы мучить и обманывать слепого человека, который пережил столько, сколько никто не смог бы вынести? Ты действительно считаешь, что я такая испорченная, холодная и непорядочная?

– А ты такая? – спросил он.

Это было как удар кинжалом. Дельфина занесла руку, чтобы дать ему пощечину, но удержалась… На глаза навернулись слезы. Она обхватила себя руками.

– Почему я, Дельфина? Почему ты выбрала развалину, обвиняемого в трусости и в предательстве? Почему не какого-нибудь герцога или графа?

Душевное страдание превратилось в физическую боль.

– Потому что мне показалось, что я увидела нечто в глазах одного человека лишь один раз и очень давно, и тогда все перевернулось во мне. И это сделало для меня невозможным принять предложение герцога, или графа, или любого другого. Я увидела то, что мне было нужно, и осталась ни с чем. Но это зажгло во мне огонек, и он продолжает гореть без топлива, без воздуха, без поддержки. Без него я не могу жить. Но тот человек отвернулся от меня, не захотел… – Смахнув слезы, она вздернула подбородок. – У меня есть и честь, и гордость. Когда я смотрю на тебя, то не вижу труса. Передо мной человек ласковый и добрый ко всем – почти ко всем! – который ценит честь, свою страну и тех, кого он любит превыше всего.

– Что, если ты ошибаешься? – хрипло спросил Стивен.

Дельфина покачала головой, хотя он не мог увидеть этого, не в силах произнести ни слова из-за душивших ее слез. Она никогда не поверит в то, что он виновен.

Это было невыносимо – стоять здесь и ощущать его пренебрежение, его сожаление, его подозрения. Дельфина развернулась и бросилась вон из галереи. Она замешкалась, открывая защелки на французских окнах, потом выскочила в парк и побежала через него. Слезы слепили, Дельфина спотыкалась, но ей было все равно. Она остановилась только тогда, когда оказалась возле водопада. И увидела примятую траву, где они лежали вчера. Упала на нее и разрыдалась.