Леди Марджори Карри, восседающая в постели, со вздохом отпила чаю из чашки. Она приходилась дочерью шестому графу Пембруку, была вдовой виконта и последней из длинного рода Марстонов, прискорбно оборвавшегося на ее дяде – правда, есть еще Иан. Ему следовало бы называться Марстоном, а не Макгилливреем. У дедушки Марджори, пятого графа, было трое здоровых сыновей, и будущее влиятельного семейства Марстонов казалось определенным. Но за время жизни двух поколений его мужская линия сократилась до единственного потомка – Иана, скорее шотландского варвара, нежели английского джентльмена. Какая до-сада.

Если бы дядя Марджори выбрал жену покрепче, способную подарить ему выводок детишек вместо единственного болезненного мальчика, который умер в раннем детстве, и если бы его брат не умер молодым, а брат самой Марджори не ушел из дома, не женился по любви на дочери шотландского лэрда и не принял имя клана жены, Макгилливрей, и вдобавок не обзавелся бы крепким и здоровым сыном, Марджори не пришлось бы сейчас торчать в Шотландии. Слегка поморщившись, она отставила чашку. По крайней мере, дома, в Англии, она пила бы чай получше здешнего.

Но ведь она последняя из Марстонов, а значит, на ее плечах лежит бремя ответственности. Ее дядя давно в могиле, а ей пришлось предпринять эту поездку, чтобы, так сказать, взять дело в свои руки. Она презрительно взглянула на чашку с блюдечком, стоящие на подносе. Даже чашка здесь выглядела по-нищенски и предназначалась для удовлетворения вульгарных потребностей, а не для услаждения взора красотой.

Как и сам Иан Макгилливрей – заурядный, неотесанный малый, хоть и полезный в некотором смысле. И ей, Марджори, предстоит сделать из Иана следующего графа Пембрука, хоть этого меньше всего хочется и ему, и ей.

Марджори положила в некрепкий чай еще ложечку сахара, надеясь изменить его вкус к лучшему, попробовала и снова поморщилась. Граф Пембрук – шотландец! До сих пор не верится, а она уже почти три месяца осваивается с нынешним положением вещей. Вся английская аристократия поднимет их на смех, если она не сумеет подчинить его себе.

Допивать чай Марджори не стала. Иана Макгилливрея она не видела с тех пор, как он был еще подростком, вместе с отцом навестившим английских родственников в Вудфорд-Парке. С тех пор он окреп, похорошел, стал, по крайней мере, выглядеть подобающим образом – несомненно, благодаря английским кровям, и это очень кстати, поскольку Пенелопе придется выйти за него замуж. Но Марджори все-таки беспокоилась, зная, что привлекательное лицо еще не гарантия благородства мужчины.

Отец Пенелопы был весьма хорош собой – настолько, что с легкостью кружил головы женщинам. И обладал двумя досадными недостатками: пристрастием к бренди и азартным играм. Во хмелю виконт Олдридж дважды проигрывал состояние и умер совсем молодым, вскоре после того, как Элизабет исполнилось два года, ничуть не опечалив близких, а скорее вызвав у них вздох облегчения. После смерти виконта его титул перешел к дальнему родственнику, который не знал ни вдову предшественника, ни двух ее дочерей и предлагать им остаться в его новом доме не собирался. Забрав дочерей, Марджори вернулась в прекраснейшее из убежищ – Вудфорд-Парк, где ее дядя был несказанно рад приютить ее, а заодно и возложить на нее обязанности хозяйки дома.

Марджори надеялась – точнее, твердо рассчитывала, – что ее дядя не забудет упомянуть Пенелопу и Элизабет в своем завещании, по меньшей мере назначив обеим приличное приданое, но шестой граф ничего не оставил ни девочкам, ни самой Марджори. Без приданого Пенелопе и Элизабет нечего было и надеяться выйти замуж за мужчин, обладающих положением в обществе, властью и состоянием. Какой бы миловидной ни была Пенелопа, одной ее красоты было недостаточно, чтобы сделать партию, какой хотела для дочери Марджори. А самой Марджори без наследства суждено было прозябать позабытой всеми в тесном коттедже где-нибудь в деревенской глуши.

Ах, как она жалела о том, что когда-то, много лет назад, оттолкнула племянника-шотландца, считая его никчемной деревенщиной! А ведь могла бы завести дружбу или хотя бы близкое знакомство с мальчишкой, который стал для нее сейчас единственным спасением.

Однако он до сих пор так и не сделал предложение Пенелопе. Разумеется, сделает, будет подведен к этому решению и даже принужден к нему, если понадобится. Морщинки на лбу Марджори разгладились. Пенелопа на диво хороша и рождена быть графиней. Марджори озадачилась, обнаружив, что Иан вовсе не намерен на коленях просить руки его прелестной кузины в первую же минуту знакомства. В Крейглите не было ни единой женщины, которую можно назвать мало-мальски привлекательной, тем более в сравнении с Пенелопой. Марджори полагала, что Иан будет усердно добиваться расположения Пенелопы, одержимый желанием взять в жены столь утонченную леди, но он оказался на удивление упрямым, а может, просто тугодумом. Своей дочери Марджори уже намекнула весьма откровенным образом, что если Иан так и не перейдет от слов к делу, тогда Пенелопе придется сделать все от нее зависящее, лишь бы он сделал ей предложение.

Марджори уже решила: еще до того, как нога Иана ступит под священные своды Вудфорд-Парка, Пенелопа станет следующей графиней Пембрук.

А потом Пенелопе понадобится только произвести на свет здорового, крепкого сына – и ее долг будет выполнен. Судя по виду, Иан более чем способен быть отцом здоровых детей. Марджори охотно займется воспитанием внука и будущего графа – самого настоящего английского графа.

Приложив палец к щеке, она улыбнулась. Сколько же предстоит хлопот! Первым делом – Рождество: каким подобает быть английскому Рождеству, а не этому недоразумению с пресными лепешками на скорую руку и воем волынок, к которым наверняка привыкли здешние жители.

А перед свадьбой Марджори намеревалась добиться, чтобы Иан сменил фамилию, стал Марстоном. Ей грезились приглашения на свадьбу, извещающие гостей, что леди Пенелопа Карри сочетается браком с высоко-чтимым графом Пембруком, лордом Ианом Марстоном. А еще лучше – если заставить его взять английскую форму имени, данного при крещении, стать Джоном Марстоном. Приличное английское имя, в котором никто не найдет никаких изъянов!

Откусив кусочек тоста, Марджори в сердцах швырнула его обратно на тарелку. Похоже, здесь не найти другого хлеба, кроме темного, из муки грубого помола. Как она истосковалась по свежевыпеченным, еще теплым белым булочкам, поданным на тарелочке из тончайшего костяного фарфора, вместе с клубничным джемом и густыми английскими сливками!

Дверь распахнулась. Марджори открыла было рот, чтобы преподать непрошеному гостю, позабывшему постучаться, урок хороших манер, но осеклась при виде страдальческого лица Пенелопы.

– Доченька, что случилось?

Марджори сама велела Пенелопу подтолкнуть – Иана к поцелую. Неужели он нанес ей непростительное оскорбление, зайдя слишком далеко? Или не пожелав зайти вообще?

– Иан притащил домой женщину! – воскликнула Пенелопа, и острый кинжал гнева вонзился в самое сердце Марджори.

– Женщину? Какую еще женщину?

Может, потаскушку? Или любовницу?

– Он нашел ее раненой в снегу, где-то среди пустоши, – объяснила Пенелопа, скрестив руки на груди и с видом капризного ребенка оттопырив нижнюю губу.

Марджори вздохнула.

– Какая-нибудь местная жительница, полагаю, шотландская крестьянка, – на предпоследнем слове она презрительно скривила губы.

– Она леди, – возразила Пенелопа.

Марджори приподняла брови. Леди?

– Шотландская или английская?

– Шотландская. Но ее брат – граф.

Марджори стиснула кулаки под одеялом, но сдержалась, и ее лицо осталось невозмутимым.

– Дурнушка или?.. – продолжить она не смогла.

Пенелопа принялась прилежно изучать собственные руки, особенно безымянный палец без обручального кольца.

– О нет, красавица. Иан принес ее сюда на руках, завернув в чуть ли не всю свою одежду.

– Свою одежду? – Марджори отставила поднос. – Господи, что все это значит? – Пенелопа пожала плечами. – Не пожимай плечами, дорогая, – упрекнула Марджори. – Это пошло, а графиня не может позволить себе подобных вещей.

Пенелопа сцепила пальцы на уровне талии, подняла подбородок и выпрямила плечи.

– Она была закутана в его плед, а ее колено перевязано его носовым платком. Она, видите ли, поранилась, и ей понадобилась помощь.

– А-а, – облегчение волнами разошлось по телу Марджори. – В таком случае это не имеет значения. Ты еще не поцеловалась с Ианом?

Губа Пенелопы оттопырилась еще сильнее, настолько, что в эту минуту ее вряд ли кому-нибудь захотелось бы поцеловать.

– Я пыталась, но…

– Что «но»? – поторопила ее Марджори.

– А что мне было делать? Бросаться ему на шею, вымаливать поцелуй?

«Если понадобится – само собой», – мысленно подтвердила Марджори.

– Он тихоня. Может, просто постеснялся, – вместо этого вслух объяснила она. Или слишком упрям, или неописуемо глуп. Марджори попыталась вдохновить дочь улыбкой, протянула руку и пожала ее пальцы. – Тебе надо почаще поощрять его, улыбаться, кокетничать, делать ему комплименты, вызывать на откровенность…

– С ней он, похоже, не стесняется, – обиженно запыхтела Пенелопа. – А все остальные здесь смотрят на нее так, словно она возникла по волшебству.

Марджори нахмурилась.

– По волшебству? Не болтай чепухи. Это простой, необразованный народ. Они во всем видят волшебство, предсказывают будущее по тому, что разглядели в тесте для хлеба или форме облаков. Я нисколько не сомневаюсь, что Иан просто проявил вежливость по отношению к незнакомке. Насколько мне известно, у шотландцев есть обычай с радостью встречать не только гостей, но и любых путников, не отказывая им ни в чем. Это из свода неписаных правил, по которым они живут.

– Не отказывать даже в его постели? – уточнила Пенелопа.

Марджори показалось, что выпитый чай образовал водоворот у нее в желудке.

– В его постели? Он был с ней в постели? – Ей стоило немалых трудов произнести эти слова абсолютно равнодушным, бесстрастным тоном.

– Нет, – ответила Пенелопа. – Он решил, что пока она не уедет, он будет спать в башне. Но все равно…

Марджори вздохнула.

– А по-моему, для беспокойства нет никаких причин. Очень скоро она уедет, вернется туда, откуда явилась. А тебе просто надо быть понастойчивее с Ианом. Некоторых мужчин требуется убеждать дольше, чем остальных, показывать им, чего они хотят, направлять их… Льсти ему, очаровывай… – начала она, но тут дверь снова открылась, и в спальню ворвалась Элизабет, возбужденно сверкая глазами.

– У нас гостья! – воскликнула она. При виде младшей дочери Марджори нахмурилась: волосы Элизабет были встрепаны, платье выглядело как тряпка, лицо раскраснелось от волнения. Когда же этот ребенок наконец научится приличиям и манерам?

– Пенелопа только что рассказывала мне про нее, – ровным тоном отозвалась Марджори.

– Она такая красивая, а Фиона говорит, что еще и очень милая, – тараторила Элизабет.

Пенелопа прижала ладони к вискам.

– Умоляю, потише!

– Что еще тебе известно о ней, Элиза? – спросила Марджори, а Элизабет тем временем присела на край постели и уставилась на недоеденный тост на подносе.

– Ну, еще она сестра графа Гленлорна и уже невеста. Перед самой своей свадьбой, которая должна быть сегодня, она заблудилась в метель, а Иан нашел и спас ее! Если бы он не заметил ее в снегу, она замерзла бы и погибла. Правда, романтично? Им пришлось искать убежище в пустом коттедже, там они и провели ночь. У нее рана на ноге, поэтому Иан носит ее на руках. Старая Энни говорит, что наша гостья весит не больше, чем снежинка, и что сюда ее привело волшебство.

– Снова волшебство! – возмутилась Пенелопа.

– Энни говорит, это снег ее принес – или она принесла снег, точно не помню. А Фиона говорит, что Рождество здесь – самое волшебное время года, хотя, по-моему, в Шотландии каждый день волшебный! Ты не будешь доедать тост, мама?

– Смотри, растолстеешь, – предупредила Пенелопа.

– А с кем она помолвлена? Кто такой граф Гленлорн? Важная персона? – допытывалась Марджори.

– Не знаю, – ответила Элизабет на оба вопроса сразу и пожала плечами. Упрекнуть младшую дочь за вульгарный жест Марджори не удосужилась.

– Ну что ж, по крайней мере, она помолвлена, – заключила Марджори, обращаясь к Пенелопе, которая плюхнулась в кресло у камина и застыла, надувшись. – Значит, и беспокоиться не о чем, верно?

Элизабет усмехнулась.

– А может, и есть! Фиона говорит, она еще никогда не видела, чтобы Иан так смотрел на женщину, как смотрит на гостью.

– Ну и как он на нее смотрит? – процедила Пенелопа.

– Как будто в комнате или даже во всем мире больше нет никого, кроме нее.

Пенелопа издала стон изнеможения, но Марджори предостерегающе вскинула руку.

– Может, он просто беспокоится за ее здоровье. Вы же говорите, она ранена. А Иан… – она сглотнула подступившую ко рту горечь, – …добрый и заботливый человек, только и всего. Со своей стороны мы тоже должны постараться, чтобы гостья чувствовала себя здесь как дома. Пенелопа, подружись с ней и разузнай о ее помолвке. Если за ее женихом еще не послали, это надо сделать как можно скорее. Возьми на себя роль хозяйки, держись так, будто Крейглит принадлежит тебе. Ясно дай понять, какое положение ты здесь занимаешь.

– И какой в этом толк? – спросила Пенелопа.

– Ты убедишь ее, что Иан уже занят, что он принадлежит тебе и, самое важное, влюблен в тебя по уши.

– Насколько мне известно, она не слепая, – вмешалась Элизабет.

– Ну и что это значит? – спросила Пенелопа, глядя на сестру зло прищуренными голубыми глазами.

– Это значит, что она сама увидит, что Иан в тебя нисколько не влюблен, – Элизабет с вызывающем видом схватила тост, запихнула в рот и успела увернуться от шлепка Пенелопы.

Марджори выбралась из-под одеяла, позвонила, призывая горничную, и направилась в гардеробную.

– Ступай переоденься, Пенелопа. Выбери что-нибудь более подобающее.

– А чем плохо то платье, которое сейчас на ней? – удивилась Элизабет.

– Наряд должен быть более изысканным и роскошным, – объяснила Пенелопа.

Марджори улыбнулась.

– Вот именно. Ни у гостьи, ни у Иана не должно остаться ни малейших сомнений в том, кто всех прелестней, лучше одет и, кстати, гораздо больше подходит на роль жены и графини, – растолковала Марджори.

– Мама, а ты веришь, что ее привело сюда волшебство? – спросила Элизабет.

Марджори сердито отмахнулась от младшей дочери:

– Конечно, нет, Элизабет, не глупи! Иди к себе, причешись и тоже оденься понаряднее. Все мы должны быть образцами английского достоинства и превосходства. Английские титулы в любом случае выше шотландских. И мы должны ясно дать это понять всем и – каждому.

Дерзкую улыбку Элизабет погасила мысль о предстоящем переодевании.

Марджори задумалась, что предпринять далее.

– Пойду поговорю с Ианом – посмотрим, есть ли у нас причины для беспокойства. Привести его в нужное состояние мы должны к святкам, и ни в коем случае нельзя затягивать дело до нашего возвращения в Англию. Ты должна быть очаровательной и кокетливой и сделать все возможное, чтобы покорить Иана, – понятно, Пенелопа?

– Да, мама.

– Все возможное? – переспросила Элизабет, широко раскрыв глаза.

– Все, – в один голос подтвердили мать и сестра.