Иан вошел в гостиную, примыкающую к спальне его отца. В этой комнате ничего не изменилось с тех пор, как почти десять лет назад умер его отец. Мебель здесь была английской, подобающей джентльмену, солидной и богатой, книги – научными трудами по английской истории, земледелию и политике. Иан по-думал, что ему давно следовало бы прочитать их. Хрустальный графин стоял на элегантном столике у окна, рядом со стаканами, в ожидании, когда их наполнят бренди, который лорд Энтони предпочитал всем прочим спиртным напиткам.

Эта комната, в которой царил истинно английский комфорт, была неотъемлемой частью крыла, пристроенного к замку после того, как родители Иана поженились. Комнаты его матери располагались по другую сторону холла, в шотландском замке XIV века. Там же, где и комната самого Иана. Сейчас Пенелопа, Элизабет и Марджори занимали комнаты в новом, «английском» крыле, обставленном английской мебелью.

Иан задумался о том, почему Пенелопа позвала его именно сюда. Возможно, она решила преподать ему урок, показать, какую жизнь надлежит вести английскому графу в отличие от шотландского. Комната самого Иана была завалена книгами и счетами, но не поражала роскошью обстановки, а вещи он предпочитал хранить в сундуке, где раньше держал доспехи кто-то из его давних шотландских предков. Это нравилось Иану, свое шотландское наследие он предпочитал английскому, но понимал, что рано или поздно положение изменится. Ему придется найти способ примирить обе своих стороны.

Дверь в спальню была приоткрыта.

– Пенелопа! – позвал он.

– Я здесь, – откликнулась она, и он прошел по комнате, бесшумно ступая по толстому ворсу много-цветного турецкого ковра.

Открыв дверь спальни, он застыл. На кровати его отца лежала Пенелопа. Ее светлые волосы были распущены и разметались по подушкам с вышитыми монограммами, щеки разрумянились. Пенелопа села, и атласное голубое покрывало сползло с ее атласных белых, совершенно обнаженных плеч.

Иан огляделся и заметил, что свою одежду она бросила в кресло по другую сторону кровати. Страх сковал его горло. Он снова посмотрел на Пенелопу, и она призывно протянула руку.

– Идите ко мне, – томным, мурлыкающим голосом позвала она. Но ее улыбка не отражалась в глазах: они остались холодными, как сапфиры. – Я подумала, может, вы захотите развернуть свой рождественский сюрприз за несколько дней до праздника.

Иан застыл на месте. Покрывало сползло еще ниже, обнажая ее грудь. На щеках Пенелопы проступили красные пятна. Она с вызовом вскинула подбородок. На влюбленную женщину она ничуть не походила – скорее казалось, что она прилагает все старания, чтобы добиться своего.

– Вам помочь развернуть его? – спросила она.

Он отвел глаза.

– Пенелопа… – начал он.

– Поговорить можно и потом, – резковатым тоном перебила она, и в ее голосе он различил отчаяние и гнев, но никаких признаков любви или вожделения. Заглянув в ее глаза, он прочел в них свирепую решимость. От этого зрелища у него перехватило дыхание, но совсем не так, как рассчитывала она.

– Нет, Пенелопа, – заявил он. – Я ухожу. Я пришел сюда, чтобы сказать вам, что не сделаю вам предложения и не женюсь на вас.

Блеск ее глаз стал еще холодней. Схватив покрывало, она прикрыла грудь.

– Из-за нее, да? – спросила она.

Выяснять, кого она имеет в виду, было незачем. Иан бесстрастно взглянул ей в глаза.

– Из-за нас двоих, и больше ни из-за кого. Дело в том, что мы с вами не пара.

– Конечно, пара! – возразила Пенелопа. – Мы идеально подходим друг другу.

Иан огляделся.

– Эта комната принадлежала моему отцу. Он потратил целое состояние, чтобы привезти для нее обстановку из Лондона, Франции, даже из Китая. А ночи он все-таки проводил в спальне моей матери. Здесь он спал лишь после ее смерти. Видите ли, они поженились по любви. Семейное предание гласит, что он ехал верхом по холмам и искал путь к горному перевалу, а в этот замок заглянул, чтобы спросить дорогу. Едва ступив на порог, он увидел дочь здешнего лэрда и дальше уже не поехал. – Он посмотрел на Пенелопу. – Вы можете со всей искренностью сказать, что любите меня?

Лихорадочные пятна на ее щеках разрастались, она отвернулась.

– Конечно, я буду питать к вам… привязанность и уважение… со временем.

Он покачал головой.

– Неужели вам этого достаточно? И вы никогда не мечтали о чем-то большем и лучшем? Не только о том, что вас ожидает?

Она нахмурилась.

– О чем вы говорите? Мы поженимся ради положения в обществе, а не по любви. Любовь – это для крестьян, потому что им больше не на что рассчитывать. А меня воспитывали как будущую графиню.

– А если бы титул унаследовал не я, а другой кузен, сейчас вы сидели бы в его постели? – спросил Иан.

Она не ответила, только крепко сжала губы.

– Вы заслуживаете лучшей участи, чем я, кузина, – мужа, к которому будете испытывать не только уважение и привязанность. Надеюсь, вы обретете любовь – вместе с титулом, к которому так стремитесь, но это будет не мой титул. – Он повернулся, чтобы уйти. – Я ухожу, не буду мешать вам одеваться.

– Стойте! – воскликнула она, и он обернулся. Пенелопа скрестила руки на груди. – Неважно, что было между нами и чего не было, Иан. Мне достаточно только рассказать маме о том, что мы с вами побывали в этой комнате вдвоем и что вы… – она шевельнула губами, но не добавила ни слова. Гордо подняв голову, она властно смотрела на него. – Вас заставят жениться на мне. Что вы на это скажете?

Покрывало снова сползло с ее груди.

– Энни, вы не видели лэрда? – спросила Алана, входя в кухню, где сладко пахло корицей.

– Он наверху, в покоях старого лорда, – сообщила Крошка Дженет, помешивая рагу над огнем и глядя на Алану через плечо.

Повернувшись, Алана вышла из кухни и начала медленно подниматься по лестнице. Колено уже не болело, с ногой все было в порядке. Почти. Она поморщилась, поднявшись на очередную ступеньку. В присутствии Иана она твердо решила делать вид, что абсолютно здорова.

Она поблагодарит лэрда Крейглита за доброту и гостеприимство и объяснит, что ей пора вернуться домой. Утром она уедет и будет очень признательна, если кто-нибудь проделает хотя бы часть пути до Дандрум вместе с ней. Алана надеялась, что эту задачу Иан поручит кому-нибудь другому. У него наверняка полно дел – например, объявить о своей помолвке.

Она открыла двустворчатую дверь, ведущую в английское крыло замка и парадные покои. Дверь была огромной, дубовой, с отделкой из полированной бронзы. Шагнув через порог, Алана вдруг услышала голоса и остановилась.

– И тогда мы оба всю жизнь будем несчастны и уже никогда не сможем доверять друг другу. Вы этого хотите? – донесся до Аланы голос Иана.

– Мне все равно, – ответил ему ледяной голос Пенелопы.

Алана увидела, что Иан стоит спиной к ней, на пороге двери, ведущей в спальню.

– Нет, – отрезал Иан.

Пенелопа взвизгнула, Иан пригнулся, уворачиваясь от брошенной в него подушки. Подушка плюхнулась у ног Аланы, та отскочила. Затем что-то тяжелое полетело следом и разбилось о дверь. Алана изумленно уставилась в злые глаза Пенелопы Карри, глядящей на нее поверх плеча Иана. Сам Иан даже не подозревал, что Алана стоит за его спиной. Он не сводил глаз с Пенелопы.

Пенелопа была закутана в покрывало с кровати… точнее, отчасти прикрыта им. Алана заметила смятую постель, увидела брошенную как попало одежду Пенелопы, и у нее во рту стало сухо. Кровь отлила от лица. Мгновение она не могла пошевелиться. Она ощущала… что именно? Что ее сердце разбито? Но у нее нет на это никакого права. А у Пенелопы с Ианом есть все основания, все причины… она заметила торжествующее выражение глаз Пенелопы, увидела, как на ее лице возникает холодная насмешливая улыбка.

Кровь бросилась в голову Алане, стыд и унижение грозили задушить ее. Надо бежать, пока Иан ее не видит. Если сейчас он обернется и увидит ее, это будет невыносимо. Скрыть боль она не сумеет.

А он и не подозревал, что она рядом. Он не сводил глаз со своей невесты – обнаженной, лежащей в постели, которую им предстоит делить всегда, как мужу и – жене.

Алана попятилась, споткнулась о злополучную по-душку, метнулась к двери. Она должна уйти отсюда как можно скорее! Слезы затуманивали ей глаза, она спешила прочь по коридору. В свою комнату, то есть в спальню Иана, она даже не заглянула. В Крейглит она явилась с пустыми руками и уйдет отсюда так же.

Бросившись в кухню, она сорвала с крючка свой плащ и набросила его на плечи. До вечера еще далеко, времени хватит, чтобы найти какой-нибудь приют на ближайшей ферме, постоялом дворе, в хижине пастуха. Кто-нибудь поможет ей добраться до Дандрум или Гленлорна.

У двери, ведущей во внутренний двор замка, она помедлила.

– Мы идем играть? – спросил детский голосок. Обернувшись, Алана увидела шестилетнюю дочь Шона, Молли.

– Нет, детка, не сегодня.

– Энни говорит, что будет снег, – продолжала Молли. – Мы слепим еще снеговика?

– Может быть, завтра… А скоро сочельник, все пойдут собирать зеленые ветки, ходить вокруг замка и петь рождественские песни. Весело будет, правда? – Сама не понимая, что болтает, Алана слышала, как колотится сердце. И вдруг ей стало горько оттого, что на Рождество ее уже не будет здесь, среди друзей и знакомых.

– А потом будут танцы! – подхватила Молли.

– Да, – согласилась Алана. Иан и Пенелопа объявят о своей помолвке в сочельник. Значит, это даже хорошо, что ее здесь уже не будет.

Она улыбнулась Молли, надеясь, что малышка не заметит слезы в ее глазах.

– На кухне я видела, что Энни печет печенье. Если ты поможешь ей заворачивать его и убирать, она, может быть, угостит тебя.

Обрадованная Молли побежала в кухню.

Алана проводила ее взглядом, открыла дверь и вышла на холод.

Порыв ветра выбил из ее легких теплое дыхание, Алана плотно запахнула плащ и шагнула с крыльца в снег.