Разбойники с большой дороги и пираты штурмовали Сент-Георг-сквер, стремясь скорее увидеть заново отремонтированный дом графа Уэстлейка. Они задерживались в дверях всего на несколько секунд, чтобы вручить свои приглашения лакеям в ливреях.

Войдя в мраморный холл, Чарлз сильно ущипнул Изабель за руку.

— Запомни, я не желаю, чтобы сегодня вечером ты мне докучала! — прорычал он ей в ухо и исчез, оставив в качестве напоминания синяк.

Изабель посмотрела, как он проталкивается сквозь толпу в поисках леди в наряде греческой богини, затем поискала глазами Миранду, увидела средневековую принцессу в стороне, противоположной той, куда пошел Чарлз, и прикрыла веером коварную усмешку. Миранде ничто не угрожает.

Бальный зал купался в свете тысяч свечей, вставленных в высоко подвешенные хрустальные люстры и позолоченные стенные канделябры. С потолка гостям улыбались нарисованные херувимы. Резкий запах свежей краски смешивался со сладким ароматом цветов, украшавших каждый уголок. Богини, короли и пастушки ступали по сверкающему полу, на котором красным и эбеновым деревом был выложен огромный компас, протянувшийся во все четыре угла, — дань кораблям графа.

На севере Марианна и Адам, в костюмах, но без масок, стояли, окруженные гостями. Изабель поколебалась, не желая проталкиваться сквозь толпу, и по привычке огляделась в поисках спокойного уголка подальше от соблазнов и неприятностей, чтобы занять его на весь вечер.

И увидела его.

Сегодня вечером Блэквуд оделся сэром Уолтером Рэли — короткий парчовый дублет, бричес и высокие кожаные сапоги до середины бедра. Знакомый меч, украшенный драгоценными камнями, снова висел на боку. Финеас выглядел красивым, мужественным и опасным.

Он облокотился на мраморную колонну у двери, и эта скучающая поза странным образом контрастировала с озабоченно сжатыми губами. Он внимательно осматривал помещение.

Гнев ударил, как вспышка молнии. Ищет новую жертву, вот как? Изабель яростно посмотрела на него, зная, что едкий взгляд надежно спрятан под маской.

Она сделала шаг вперед, собираясь пройти мимо, даже не взглянув на Блэквуда, и спрятаться в выбранном укромном углу, но тут он шевельнулся — едва заметное движение, Блэквуд переступил с ноги на ногу, а рука легла на рукоятку меча. Острое желание пронзило Изабель насквозь. Стоило ему слегка повернуть голову, она резко втянула в себя воздух и застыла на месте, ожидая, что он посмотрит на нее, собираясь с силами.

Его скучающий взгляд упал на нее и тут же двинулся дальше. Изабель перевела дыхание. Вот и все. Все позади. Он ее не узнал, и сегодня вечером она его не интересует. Волна разочарования мгновенно утопила ярость, решимость и вожделение Изабель.

Но его взгляд метнулся обратно и замер. Его тело напряглось, рот приоткрылся, Блэквуд внимательно осмотрел ее с ног до головы. Он не двинулся с места, но даже если бы провел по ней рукой, это не могло бы показаться ей более возбуждающим.

Беги, выкрикнуло сознание. Беги, пока еще не слишком поздно!

Уже поздно.

В зале было очень жарко, и главным источником этого жара был Блэквуд. Трясущимися пальцами Изабель развязала узел на груди и сдернула косынку — ей срочно требовался воздух. Душный воздух, нагретый пламенем свечей, не принес желанной прохлады.

Его взгляд снова метнулся к ней и замер на груди. Изабель заметила, как приподнялась его грудь — Блэквуд сделал глубокий вдох. Изабель едва не лишилась чувств, вожделение и сомнения заставили ее сердце отчаянно колотиться, коленки так ослабли, что едва удерживали ее, и только толпа не дала ей упасть. Люди сомкнулись вокруг нее, образовывали вокруг потоки, закрывали его, а она пыталась удержаться на ногах, пыталась собрать остатки здравого смысла и отвернуться, но стояла, как прикованная к месту.

Затем Изабель ощутила, как его пальцы сомкнулись на ее руке, и чуть не зарыдала от облегчения, вдыхая знакомый запах его мыла, аромат его кожи, его желания.

— Ясмина? — послышался гортанный шепот.

И все пропало. В одно мгновение она из простушки Изабель превратилась в Ясмину. Ясмина была веселой и отчаянной, она брала то, что хотела, заставляя этого мужчину пускать слюнки от вожделения. Она была всем тем, чем не была, но хотела стать Изабель Мейтленд. А в этот миг простушка Изабель хотела его больше всего на свете.

Она почувствовала, как ее губы сами раздвигаются в улыбке Ясмины, медленной и сладострастной.

— Мне показалось, что я узнала ваш меч.

Его ладони скользнули по тугому атласу платья, от рукавов до обнаженных предплечий, согревая каждый дюйм ее кожи. Блэквуд сжал ее руки, словно боялся, что она убежит, и теперь смотрел на нее сквозь прорези своей маски. В его глазах сверкали искры, от которых соски Ясмины набухли, как бутоны роз, во рту собралась слюна, дыхание перехватило.

Он сделал к ней шаг, заслоняя ее от толпы. Изабель ощущала жар мужского тела, его силу и власть.

Блэквуд обнял ее за талию и прижал к стене, подальше от толчеи. Она прислонилась к отполированной панели и посмотрела на него. Он уперся рукой в стену, создав для них двоих интимное пространство среди толпы, просто стоял, глядя ей в глаза.

— Вы слишком пристально смотрите, милорд, — нарушила молчание Изабель, внезапно испугавшись, что он узнал ее. Если бы Блэквуд сейчас засмеялся, она бы этого не вынесла, или бы разозлился, что экзотическая Ясмина оказалась всего лишь скучной, плохо одетой Изабель. Дожидаясь ответа, она дрожала.

— Ясмина, — снова пробормотал Финеас, и в его голосе послышалось очень лестное для нее благоговение. Он наклонился, вдыхая ее аромат. Она инстинктивно выгнулась к нему навстречу и положила руку ему на грудь. Под ладонью билось сердце. Ее пальцы сжались, сминая парчу дублета.

— Не сегодня. Сегодня я Шарлотта. — Имя само соскочило с языка. Почему она не назвалась Марией Антуанеттой, или леди Анной, или любым другим именем, а именно Шарлоттой?

Блэквуд усмехнулся своей лукавой улыбкой, той самой, от которой женское сердце начинает трепетать, а пальцы на ногах поджимаются. За такую улыбку женщина сделает все, что угодно, даже забудет собственное имя и лишится здравого смысла. Изабель зажмурилась и убрала руки с его груди, опустив их по бокам. Она понимала, что если еще раз к нему прикоснется, то пропадет окончательно.

— Вы выглядите просто восхитительно, леди Шарлотта — или, может, королева Шарлотта? — осведомился Блэквуд, продолжая игру, которую она так глупо начала. Изабель улыбнулась. Комплимент пылал в ее теле, как жидкий огонь. Его взгляд опустился на ее груди, и его напряженность заставила Изабель почувствовать себя голой. Она провела пальцем по бархатной ленте, обрамлявшей лиф, и убедилась, что все на своих местах.

— Соблазнительное платье, ваше величество, — протянул он. Его палец двигался вслед за ее. Изабель сжала его руку, боясь растаять от этой ласки, и переложила ее к себе на талию. Убирать его руки совсем ей не хотелось.

— Это? Это очень старое платье, милорд, — честно призналась Изабель, затем обвела взглядом его костюм. Лучше пококетничать, сделать что угодно, лишь бы не смотреть снова в его глаза. — Позвольте заметить, мне очень нравится, что сегодня вы более усердно отнеслись к выбору своего костюма. И меч правосудия тут очень к месту.

Блэквуд хмыкнул.

— Костюм выбирала моя сестра. Мари…

— А кто вы — сэр Уолтер Рэли или сэр Френсис Дрейк? — перебила его Изабель, не желая, чтобы в этой игре участвовали настоящие имена. Не сейчас. Она дотронулась до рукоятки меча, провела пальцем по большому рубину.

Финеас сглотнул, кадык подскочил, но он ничего не ответил.

— Вы проглотили язык, милорд? И опять смотрите слишком пристально.

— Я пытаюсь, — медленно ответил он, словно только учился новому и очень сложному умению разговаривать. — Я пытаюсь устоять перед желанием освободить ваши груди из платья прямо тут, посреди бального зала моей сестры.

Изабель зажмурилась. Из ее полуоткрытых уст вырвался непрошеный стон удовольствия, и она поняла, что сделает все, что угодно, пойдет за ним, куда угодно.

Финеас не мог ею надышаться. После стольких недель поисков по всем лондонским бальным залам, салонам и борделям он ее нашел.

Ясмина.

Нужно бы сорвать с нее маску, потребовать сказать, кто она такая. Шарлотта. Вот как? Королеву Англии звали Шарлоттой, а еще тысячу разных знатных леди. Он посмотрел на нее. Глаза под маской закрыты, щеки раскраснелись, соблазнительные губы слегка приоткрыты и просто молят о поцелуе. Ему требовалась информация о ней, но хотел он совсем другого.

Финеас стоял в элегантном бальном зале Марианны с восставшим естеством, которым мог сейчас пробить дырки в свежепокрашенных стенах. Она нервно провела язычком по нижней губе, увлажнив ее, и нежная кожа заблестела в свете свечей.

— Черт, — пробормотал Финеас, схватил ее за руку и поволок сквозь толпу так быстро, как только мог.

— Фин! — Собственное имя заставило его вздрогнуть. Ясмина услышала, как Марианна позвала его, и попыталась выдернуть руку, но он держал ее крепко, упрямо шел дальше и только сердито посматривал на сестру.

— Не сейчас, Марианна!

Она схватила его за рукав.

— Но я хочу тебя кое с кем познакомить!

Ясные глаза сестры коротко глянули на его спутницу, потом опустились на дерзкие грудки леди, и челюсть Марианны ударилась о гофрированный елизаветинский воротник.

Финеас обошел застывшую сестру, и она тотчас же исчезла позади, проглоченная толпой. Объясняться он будет завтра, когда голова снова начнет соображать и он сможет подумать о чем-нибудь еще, кроме как о желании немедленно заняться любовью с этой женщиной.

С Ясминой? С Шарлоттой?

Финеас проталкивался сквозь толпу, игнорируя всех, кто пытался его остановить, отчаянно стремясь отыскать место, где сможет остаться с ней наедине, прикоснуться к ней, поцеловать каждый дюйм скрытого под атласом тела, кем бы она ни была.

Финеас открыл первую же дверь и втащил ее внутрь. В помещении витал благородный дух кожи и старой бумаги. Библиотека Уэстлейка. Подойдет, как любая другая комната, подумал Финеас. Мягкий ковер, удобная кушетка, широкий письменный стол красного дерева…

Кто-то громко ахнул, не успел Финеас сделать и трех шагов. Комната уже занята! Он остановился так резко, что Ясмина ударилась ему в спину. Шесть светских матрон, все как одна пастушки, уставились на него.

— Проклятие, — пробормотал Финеас. Они его узнали и негодующе выпучили глаза. Шесть вееров разом раскрылись и затрепетали в воздухе, послышался возбужденный щебет.

Подошел Адам, одетый Генрихом VIII, не отрывая взгляда от женщины за спиной Финеаса и вежливо улыбаясь. Финеас инстинктивно шагнул вперед, загораживая ее.

— А, Блэквуд. Я как раз показывал леди Моресби и леди Келтон некоторые семейные портреты. — Голос его звучал так хладнокровно, что Финеасу внезапно захотелось его ударить. — Присоединяйтесь к нам.

Финеас поднял глаза на великолепный портрет маслом Каррингтона, с суровым неодобрением смотревший на него сверху вниз, и молча попятился вон из комнаты, оставив Уэстлейка в неловком положении — тому придется объяснять это странное вторжение. Старые курицы наверняка уже раскудахтались, осуждая его скверные манеры и строя догадки, кто такая его спутница. Адам, конечно, уже догадался.

Финеас поморщился. Он и сам не знал ответа на этот вопрос. Даже если бы он и захотел, не смог бы ее представить. Финеас может рассказать им, каковы на вкус ее поцелуи, как удобно ложатся в его ладонь ее груди, какие нежные звуки она издает, когда он медленно входит в нее, но не знает, кто она.

Финеас посмотрел вдоль коридора, пытаясь вспомнить, куда он ведет и какие комнаты будут не заперты и не заняты. Финеас пытался заставить свои затуманенные похотью мозги соображать. Справа находится утренняя гостиная, столовая и лестница, ведущая в кухню. А дальше дверь, которая ведет в сад и в гордость и радость Адама, оранжерею.

— Нам нужно вернуться в бальный зал, милорд, — произнесла она у его локтя.

— Оранжерея, — пробормотал Финеас.

— Что? Нет, я думаю…

Она выглядела так прелестно, что он рискнул наклониться и поцеловать ее, просто чтобы оборвать возражения. Ее губы приоткрылись, тело прильнуло к нему. Она хотела его так же сильно, как он ее, но не здесь. Сюда может войти кто угодно. Он посмотрел на ее соблазнительные губки.

— Вы любите вишню? — спросил он, проведя большим пальцем по рубиновой нижней губке.

— Да, — выдохнула она. — То есть я хочу…

Она провела язычком по губам, и естество затвердело так, словно это шест.

— Я знаю! — прорычал Финеас. — Идем!

Он втащил ее в оранжерею, где находились дюжины экзотических растений из разных стран, собранных служащими на кораблях Адама. Кроме того, Адам круглый год выращивал клубнику, вишню и апельсины, чтобы порадовать Марианну. В помещении было темно и жарко, его заполнял тяжелый аромат цветов, фруктов и мощных афродизиаков.

Финеас подтолкнул ее вглубь, сквозь листву. Место было просто идеальным для случайной связи, но неудобным для того, что ему требовалось. В первый раз они воспользовались скамьей, но Финеас провел много недель, представляя себе эту женщину в удобной постели — ночь, неделю, нет, месяц подряд! Так же тщательно, как Адам заносил в каталог свои растения, Финеас мысленно перечислял вещи, которые хочет проделать с Ясминой, когда отыщет ее.

Финеас с неуклюжим отчаянием протолкался мимо тяжелых горшков и вьющихся лоз, не решаясь выпустить ее руку. Наконец он добрался до вишневого дерева, точнее, врезался в него, повернулся и заключил ее в свои объятия.

Она вскрикнула и прижалась к нему всем телом, в темноте сильно ударившись губами о его подбородок. Он прижимал к себе ее роскошное тело, пожирал его, просунул язык ей в рот, наслаждаясь ее вкусом. Все в точности, как запомнил Финеас!

— Ясмина, — пробормотал он. — Шарлотта.

Не важно, кто она такая, она просто воплощение идеала женщины.

Финеас расставил ноги и прижал ее к себе между ними, потираясь бедрами. С ее губ срывались короткие вздохи, атлас платья чувственно шуршал при каждом движении. Меч опять чуть не помешал, но на этот раз Финеас просто нажал на рубиновую пряжку, и клинок с громким лязгом упал на пол.

Аромат ее духов омывал его, как приливная волна. Финеас застонал и подсунул ладони под ее пышные теплые груди, чтобы они, как спелые фрукты, выскочили из тесного лифа. Под его большими пальцами соски напряглись мгновенно. Она ахнула и запрокинула голову, подаваясь вперед, к его рукам, к его губам. Финеас пытался высвободить ее тело из лифа, а она, путаясь, возилась со шнуровкой его дублета. Он хотел прикасаться ко всему ее телу, к ее невероятной коже, более нежной, чем атлас платья.

— Завязки, — выдохнула она, направляя его руку к лентам, стягивающим ее платье сзади. Он умело развязал их и ахнул — в этот же миг ее руки скользнули под его дублет, и от прикосновения его словно пронзило током. Она ущипнула его за плоский сосок, и он вздрогнул от восторга.

— Ясмина! — прорычал Финеас. Он скользнул вниз по гладкому стволу дерева, увлекая ее за собой. Она оседлала его, наклонилась вперед, чтобы поцеловать, и ее обнаженные груди задели его грудь. Его окутало ароматное облако из кружев и атласа, он пытался пробиться сквозь путаницу нижних юбок и оборок, стремясь достичь рая. Плохо, что меча в руке уже нет. Или мачете. Он чуял сладкий мускусный аромат ее желания, и это сводило его с ума.

И вот Финеас отыскал теплое, нежное, обнаженное тело, прикоснулся, и Ясмина застонала. Он скользил рукой по внутренней стороне трепещущих бедер, по шелковистой коже и, наконец, добрался до завитков, до ее естества. Вонзив в нее палец, ощутил, как она дрожит и вздыхает. Она уже была влажной, готовой принять его. Финеас заглушил ее вскрик, крепко поцеловав, действуя языком у нее во рту так же, как действовал пальцем внизу, приводя ее к пику.

Когда она рухнула на него, Финеас, чувствуя в темноте, как бешено колотится ее сердце, не смог удержаться от улыбки, полной истинно мужской гордости. Для нее он хотел быть не просто хорошим, а особенным, потрясающим любовником.

Она бормотала что-то, пытаясь отыскать завязки бриджей и высвободить его мужское достоинство, а когда ее пальцы сомкнулись на нем, Финеас понял, что больше не выдержит. Он ждал этого момента много недель.

— Сейчас, — скомандовал он, приподняв ее и усаживая на себя. Она вобрала в себя его естество и содрогнулась, почти мгновенно достигнув еще одного пика. Это подстегнуло его, и Финеас вонзился в нее сильно и быстро, придерживая ее ягодицы ладонями, ощущая эту шелковую кожу, эту теплую женскую плоть, то, как напрягались ее мышцы, когда она двигалась, стремясь достичь вершины вместе с ним. В слабом мерцании света он видел над собой ее белые груди, круглые темные соски, изящную бледную шею.

— Сними маску, — произнес Финеас, сдерживая разрядку до той минуты, когда сможет посмотреть ей в глаза, пусть и в темноте. Он был на самом краю, глубоко погружаясь в жаркий, тесный рай ее тела.

Она издала протестующий возглас и пошевелила бедрами, описывая небольшие круги, которые заставили его забыть все на свете, даже собственное имя, уж не говоря о ее. Он вонзался в нее, неспособный больше ни на что.

И когда она закричала, Финеас сильно стиснул ее бедра и вторгся в нее так глубоко, как только смог. Жаркие волны его облегчения накатывали одна за другой бесконечно.

Не выходя из нее, Финеас прижал Ясмину к груди, поглаживая ее нежную спину, чуть торчащие лопатки, изящную шею. Вот отдышится немного и задаст все свои вопросы. Он сразу поймет, если она станет лгать, и Финеас уже открыл рот, чтобы сообщить ей об этом, но она поцеловала его в шею, лизнула уголок рта, и он понял, что вопросы могут еще немного подождать. Повернув голову, Финеас поцеловал ее как следует.

— Как можно заниматься любовью со всеми этими нижними юбками и завязками? — спросил он.

Она засмеялась, и этот звук отдался в его теле.

— Полагаю, их просто снимают.

— И ложатся в настоящие кровати, — добавил Финеас. Она промолчала.

Он прикоснулся к ее лицу, провел пальцем по краю маски, по высоким скулам, по алым губам. Она прикусила его пальцы и задвигала бедрами, без слов давая понять, что хочет еще.

Финеас погладил ее теплые бедра, ягодицы, поддразнивая ее, и засмеялся ей в рот, когда она вздохнула.

— Придется подождать несколько минут, ненасытная ты женщина. Заверяю, совсем недолго. — Он уже чувствовал, как желание вновь овладевает им, разум был готов снова ее взять, хотя тело еще умоляло об отдыхе. Пока есть время для любовной игры… и нескольких вопросов между поцелуями. Финеас провел губами по изящной скуле, чмокнул уголок рта, кончик носа и выдохнул ей в ушко: — Сними маску. — Это прозвучало как приказ.

Вместо того чтобы послушаться, она словно окаменела и отодвинулась от него. На разгоряченную плоть там, где их тела соприкасались, повеяло холодным воздухом. Мог ли отказ прозвучать более понятно?

— Вернись, — произнес Финеас, не двигаясь. Не осмеливаясь, боясь, что она убежит. В темноте слышалось мягкое шуршание ткани, мерцал, переливаясь, атлас — она поправляла на себе одежду.

— Я должна вернуться в бальный зал, пока меня не хватились, — негромко сказала она. — О нет! Нужно, чтобы ты снова меня зашнуровал!

Он слышал ее тревожное дыхание в темноте.

— Уходишь так скоро? Но я обещал угостить тебя вишнями, — протянул Финеас.

Она засмеялась.

— Здесь в самом деле есть вишневое дерево? Я не обижусь, если его нет.

Финеас встал и поднял вверх руки. Вишни висели прямо над ним. Он набрал полную пригоршню прохладных гладких плодов и потянул. Одна ягода лопнула, сок потек по его пальцам. Финеас протянул их к темному бесформенному силуэту, понадеявшись, что это и есть Ясмина. Запросто может быть, что он предлагает прекрасные вишни Адама какому-нибудь растению в горшке.

— Видишь?

— Тут слишком темно, чтобы что-нибудь увидеть, — ответила она чуть левее того места, куда он протянул руку.

— Где твои губы? Давай я покормлю тебя. — Финеас закрыл глаза, ощутив ее робкое прикосновение. Она потянула его руку к своим губам, слизнула с них сок и ахнула.

— Блэквуд! Это и вправду вишни! — воскликнула она так, словно ожидала, что он врет. Финеас нахмурился, услышав от нее свое имя. Интересно, что еще эта женщина о нем знает? По позвоночнику поползли мурашки, словно предостерегая его.

Он поднес вишню к ее губам. Она укусила, сок брызнул ему на пальцы, и это оказалось очень чувственным ощущением. Финеас наклонился вперед, нашел ее губы и впился в них, слизывая сладкий сок с губ и языка. Он уже снова возбудился и рвался немедленно взять ее.

— Боже! — выдохнул Финеас, роняя вишни и протягивая к ней руки. — Скажи, как тебя зовут? — взмолился он хриплым голосом.

— Называй меня Ясминой, — вздохнула она, уткнувшись носом ему в шею и тепло дыша. — Или Шарлоттой. Какая разница?

Финеас хотел заговорить, но она поцеловала его, словно призывая к молчанию. Он отстранился и услышал, как она досадливо заворчала.

— Назови свое имя, — повторил Финеас, положив руки ей на плечи, отодвигая ее от себя. — Я должен знать, как тебя найти. А если это будет случаться и дальше (я искренне надеюсь, что будет), я хочу знать, как тебя называть, куда посылать цветы или корзинки с вишнями Уэстлейка.

Она потерлась об него, как кошка. Финеас снова полез ей под юбку. Она прижалась к его ладони и потянула его к себе. Не в силах удержаться, Финеас прижался к ней и поцеловал в шею.

— Это не будет больше случаться, Блэквуд. Этого вообще не должно было случиться, — пробормотала она.

— В который раз? — уточнил Финеас, покусывая ее ушко. Она расслабилась в его объятиях, позволила ему увлечь себя обратно под вишневое дерево. Они упали, но не ушиблись — нижние юбки смягчили удар.

— Оба раза. Ни разу. Больше никогда, — произнесла она с тоскливым вздохом, раздвинула ноги и потянула его туда, где хотела снова его ощутить. Он с трудом сдерживал желание вонзиться в нее, дразнил ее — ему требовалось получить информацию прежде, чем уступить вожделению.

Финеас ласкал ее груди, потер большим пальцем один сосок и почувствовал, как тот напрягается.

— Ты замужем? — спросил он. — Я умею вести себя очень осторожно…

Она застыла.

— Нет, конечно же, нет! — воскликнула она, пытаясь отстраниться, но Финеас не отпустил ее. — Пожалуйста…

Он положил ладонь ей на затылок, снова притянул к себе, усмиряя страстным поцелуем. Провел рукой по горлу, провел пальцем по изящной линии челюсти и снова скользнул ладонью на затылок, под локоны парика. Сзади, на шее, у нее была небольшая родинка. Финеас обвел ее пальцем.

— Пожалуйста, — снова прошептала она, извиваясь под ним.

Финеас навис над ней, решив превратить свой допрос в любовную игру. За каждую ласку он потребует от нее одного секрета. Он уже обливался потом — такая игра потребует от него невероятной силы воли. Он, конечно, в состоянии…

Скрипнула дверь, и на пол упал луч света.

— Блэквуд?

Финеас мгновенно вскочил на ноги и прищурился, вглядываясь в силуэт в дверном проеме. Он бы схватил меч, но тот был надежно скрыт тьмой. Его любовница, испуганно ахнув, отползала в тень, шурша атласом, но Финеас не отводил взгляда от вошедшего.

— Адам, — проворчал он, узнав голос Уэстлейка. Черт бы его побрал! Небось хочет устроить каким-нибудь старым кошкам экскурсию еще и по оранжерее, раз в библиотеке они уже все рассмотрели.

Финеас торопливо поправил на себе одежду, пока зять не ввалился в оранжерею с половиной светского общества на хвосте и не устроил тут скандал, о котором в Лондоне будут говорить следующие два десятилетия, и быстро зашагал к двери, твердо решив никого не впускать и глядя на Адама, как разъяренный медведь.

Адам всматривался в темную листву. Финеас сжал кулак, готовый бить до тех пор, пока любопытство не исчезнет с этого лица. Он шагнул в коридор, исполненный решимости осадить любую светскую матрону, которая осмелится посмотреть на него в ужасе и шоке, но Уэстлейк был один. Финеас повернулся к зятю.

— Долг зовет, Блэквуд. Мы должны идти. — В голосе Адама не слышалось и намека на сожаление.

Финеас прищурился, всматриваясь в лицо зятя, и увидел одно лишь нетерпение. Его гнев мгновенно сменился настороженностью.

— Что случилось?

— Не здесь, — сквозь стиснутые зубы пробормотал Адам и многозначительно указал в темноту за спиной Финеаса.

Тот проследил за его взглядом.

— Мне нужна минута.

— Не больше, — ответил Адам. — Это не может ждать.

Финеас вернулся в оранжерею.

— Ясмина? — негромко позвал он.

Она молчала. Даже шорох одежды не выдавал места, где она прячется. По позвоночнику опять пробежало то неприятное ощущение, но Финеас решительно запретил себе думать об этом и начал шнуровать дублет. Больше он все равно ничего сделать не может.

— Ясмина, я должен уйти, — сказал он в тень, созданную листвой и ветвями. — Но вернусь еще до конца бала. Жди меня.

Он не осмелился сказать больше. Она не отвечала, а Адам ждал. Пришлось возвращаться в коридор.

Адам стоял с холодным непроницаемым лицом. Финеас ожидал выговора за то, что посмел воспользоваться неприкосновенной оранжереей для любовного свидания, но, похоже, этот грех не так значителен, как то, что случилось.

Финеас вслед за зятем прошел через кухню и вышел к конюшне за домом, где уже ждала карета.

— Да что там такое чертовски важное? — не выдержал он, усаживаясь. Карета дернулась, кони взяли сразу в галоп.

Изабель скорчилась за рядом громадных глиняных горшков, дожидаясь, пока все утихнет. От страха и холода, ползшего от плиток пола, ее трясло, даже зубы стучали. В помещении пахло вишнями, землей и похотью.

Дрожащими руками она, как смогла, поправила на себе одежду, неуклюже затянула шнуровку на спине и затолкала непослушные груди в лиф. Затем утерла слезы сожаления и надолго остановилась возле двери, которую Блэквуд так сильно захлопнул, уходя. Она набиралась смелости, чтобы покинуть темное убежище, понимая, что должна исчезнуть до его возвращения. Изабель поедет домой прямо сейчас, а потом отправит карету за Чарлзом.

Изабель провела рукой по платью и маске, пытаясь убедиться, что все на месте. Открыв дверь, она на мгновение сощурилась от света. Благословение Божье, в коридоре не было ни одной живой души! Закусив губу, Изабель подобрала юбки и стала торопливо пробираться сквозь толпу в бальном зале, остановившись, только когда оказалась в безопасности кареты Мейтлендов.

Потребовался один лишь его взгляд, чтобы вся ее решимость испарилась. Даже сейчас, несмотря на то что ее едва не поймали в объятиях Блэквуда, вероломное тело вожделело его. Ей грозит катастрофа, а она все равно его хочет! Настоящая Шарлотта. Изабель в точности такая, как ее мать.

Она закрыла глаза. Теперь Изабель сожалела обо всем — о своем костюме, о слабой воле, даже о решении пойти как на бал Эвелин, так и на этот.

Но больше всего она сожалела о том, что он так рано покинул ее.