Ночь выдалась не из легких. Малыш успокаивался только тогда, когда Эндрю носил его на руках. Поэтому они ходили и ходили, а Эндрю все думал и думал. В довершение всех несчастий его мучила головная боль, и с десяти, когда Мей отправилась спать, до двух часов ночи он проглотил три таблетки аспирина. Эндрю знал, что боль вызвана в основном затравленным взглядом мисс Мей Поллард.

После двух Алекс издал короткий вопль и шумно засосал кулачок. Срочно нужна соска, решил Эндрю. Но ее не было ни в детской, ни в автомобильном сиденье. Поэтому он решил расширить зону поисков.

— Эй, парень, — прошептал Эндрю, положив сына в кроватку. — Нам нужно найти твою соску, иначе старик отец не сможет тебя успокоить.

Однако его старания ни к чему не привели.

— Потерпи минутку, головастик. Думаю, она спряталась в маминой комнате. Пойду поищу там. — Затем Эндрю совершил нечто непростительное: отделил большой пальчик Алекса от остальных и сунул ему в рот. — Мы же не хотим, чтобы мама услышала, как ты капризничаешь.

Подойдя к спальне, он бесшумно приоткрыл дверь. Однако Мей в постели не оказалось. Шторы на французском окне были раздвинуты. Мей, одетая в голубой халат, стояла, прислонившись спиной к ограждению, и невидящим взглядом смотрела перед собой. Эндрю не был до конца уверен, но ему показалось, что в глазах ее блестят слезы.

Она казалась такой одинокой, что Эндрю опять вспомнил девочку на автобусной остановке. Тяжелое чувство сдавило грудь, и он пожалел, что не может просто подойти и развеять все ее горести. Должно быть, появление собственного ребенка оживило боль, которую ей пришлось пережить в детстве.

Понимая, что не может оставить ее в таком состоянии, и отлично зная, что вызвало призраки прошлого, Эндрю принял мгновенное решение.

— Мей! — весело окликнул он ее.

Она быстро отвернулась, чтобы вытереть лицо. Не дожидаясь ответа и стараясь сохранять шутливый тон, Эндрю заявил:

— Наш парень бунтует — втемяшил себе в голову, что ему нужна только мама.

— Сейчас приду. — Ее голос был тихим и слегка дрожал.

— Он в кроватке. Найдешь?

— Найду.

Эндрю еще несколько мгновений изучал ее, затем закрыл дверь. Стиснув зубы, он шагал по коридору. Все. С него достаточно. Он предоставит ей другую пищу для размышлений. Войдя в детскую, Эндрю взял одеяло и подушку с односпальной кровати и взглянул на сына.

— Будешь сегодня обедать вне дома, парень. Так что потерпи немного, ладно?

Алекс издал возмущенный вопль, но отец решил, что еще минут пять сын обойдется своим пальцем. С одеялом и подушкой под мышкой он отправился на балкон. Стояла чудесная ночь — светила полная луна, и по небу изредка пробегали тучки. Легкий ветерок доносил прохладу с гор.

Балкон был широкий и длинный, повсюду стояли горшки с цветами, и ночной воздух был наполнен их ароматами. То, что доктор прописал. Он придал большому удобному шезлонгу нужное положение, расстелил одеяло и положил подушку. Затем зажег свечи, которые Мей расставила всюду, где только можно.

Когда он вернулся в гостиную, мать с сыном на руках только входила туда. Не дав опомниться, Эндрю увлек ее на балкон. Одарив Мей тем, что считал самой обезоруживающей улыбкой, он объяснил:

— Я обещал парню пикник сегодня ночью. Так что придется тебе помочь мне в этом.

Мей посмотрела на него как на умалишенного.

— Что?

Эндрю показал на шезлонг, который приготовил для нее.

— Сегодня потрясающая ночь, и он просто потребовал, чтобы я устроил ему пикник. Пришлось согласиться.

Мей взглянула на кресло, на свечи, затем снова на него. В ее глазах мелькнула тень — только тень — улыбки.

— Понятно.

Он поудобнее устроил ее в шезлонге и закутал их с сыном в одеяло.

— Как я рад, что ты согласилась! Честное слово, я понимаю, что ужасно вредно во всем потакать ребенку. Но ты ведь знаешь, что это за тиран!

Она наградила его коротким смешком и расстегнула халат. Когда Алекс буквально впился в ее грудь, Мей, нагнувшись, прошептала:

— Думаю, твой папа окончательно спятил, головастик.

Эндрю подтащил поближе другой шезлонг и с удобством устроился в нем.

— Возможно. Хроническое недосыпание кого хочешь сведет с ума.

Ее волосы были распущены и в мерцающем свете свечей отливали старинным серебром. Она смотрела, как ребенок сосет грудь, с такой сосредоточенностью, благоговением и нежностью, что у Эндрю сжалось сердце.

Не глядя на него, Мей мягко произнесла:

— Спасибо за то, что ты здесь. Не знаю, что бы мы без тебя делали.

Эндрю словно ударили в поддых, и прошло немало времени, прежде чем он смог заговорить. И еще он понял, что настало время и ему проявить хоть каплю честности.

— А я не знаю, что делал бы без тебя, Мей, — тихо произнес Эндрю. — Спасибо тебе за то, что подарила мне сына.

Она подняла на него глаза, в которых блестели слезы. А улыбающиеся губы слегка дрожали, когда Мей ласково погладила головку ребенка.

— Пожалуйста.

Этой ночью Эндрю вообще не сомкнул глаз, хотя и мог себе это позволить. Мать и сын заснули в шезлонге, им было так удобно и уютно, что Эндрю не решился будить их. Сам же он шагал и шагал из комнаты в комнату, раздираемый противоречивыми чувствами.

Его жизнь превратилась в полную неразбериху, и он понимал это. Недостаток сна и смертельная усталость заглушили настойчивое сексуальное влечение. Но он оказался уязвимым в других смыслах. Может быть потому, что медленно тлевшая злость больше не защищала его. А может быть, он просто повзрослел за последние дни.

Он хотел ее. И секс здесь был ни при чем. Хотел, чтобы она была матерью его детей, помощником и партнером в делах, чтобы была с ним в хорошие времена и плохие. Он хотел видеть ее каждое утро после пробуждения, хотел спать рядом с ней каждую ночь.

Но между ними словно стояла стена, и ничто не изменится до тех пор, пока ее не разрушат. Даже и после этого, возможно, ничего не изменится. Однако он должен попытаться.

Едва Эндрю принял решение, внутри словно развязался болезненный узел, и паническое настроение покинуло его. Он вышел на балкон и смотрел на спящих до тех пор, пока первые робкие лучи рассвета не позолотили небо. И все это время чувствовал себя так, словно в его мире все, наконец, наладилось.

Было восемь часов утра, когда Эндрю приехал на работу. Несмотря на то, что в эту ночь ему удалось поспать всего лишь час, он чувствовал себя совсем неплохо. Даже почти хорошо. И причиной тому было принятое им решение: он должен начать действовать. Независимо от того, чем это обернется, нужно устранить разделяющую их преграду.

Первым делом Эндрю позвонил в цветочный магазин и попросил срочно доставить по адресу Мей две дюжины белых роз. Второй звонок был знакомому дилеру автомобильной фирмы, которому он заказал полностью оснащенный внедорожник со встроенным детским сиденьем.

Третье… У него мороз по коже пробегал, когда Эндрю думал о третьем. Настолько это было низко и коварно. Мей перестанет с ним разговаривать, если когда-нибудь узнает об этом. Но Эндрю искренне считал, что, если намерен прорвать линию обороны, ему просто необходимо быть готовым к тому, что его ожидает по ту сторону. Существовал только один способ выяснить это, не нанимая частного детектива. И тут Рут Банхилл была его единственной надеждой.

Рут жила через дорогу от Макги, и они с Эндрю учились в одной школе. Они были друзьями тогда и остались ими до сих пор. И Рут была региональным директором службы помощи детям-сиротам и единственным человеком на планете, которому он полностью доверял.

Она ответила почти сразу.

— Привет, Эндрю, как поживаешь?

В ответ раздался тяжелый вздох.

— Энди, что случилось? — поторопила его Рут изменившимся, встревоженный тоном.

Он снова тяжело вздохнул и постучал карандашом по стопке чертежей, лежавших перед ним.

— Я вынужден просить тебя об услуге, но забудь об этом, если моя просьба создаст какие-нибудь проблемы.

— Энди, — сухо сказала она. — Я не сделаю для тебя ничего, что создаст для меня хоть малейшую проблему. Я и так натерпелась от тебя в детстве. Хватит с меня неприятностей, спасибо большое.

Эндрю даже не улыбнулся. Издав еще один вздох, он сказал:

— Речь идет о женщине, с которой я встречался. Я думал, у нас может получиться что-то серьезное, но она порвала со мной прошлой осенью.

— Это, случайно, не мать твоего новорожденного сына?

Он свирепо уставился на телефон.

— Откуда, черт возьми, тебе это известно?

— Эй, я пью кофе с твоей матерью по меньшей мере раз в неделю.

— Проклятье!

— Полегче, полегче, Эндрю!

— Как думаешь, моя мать хоть раз в жизни удержала что-нибудь при себе? — выпалил он.

На другом конце провода отчетливо хихикнули.

— Ну, она не рассказывает мне всего. Например, я не знаю, какого цвета белье на тебе сегодня. — Звук в трубке стал тише, словно она отодвинула ее ото рта. — Мои поздравления, папочка. Ты станешь замечательным отцом.

Искренняя симпатия, звучавшая в ее голосе, вызвала у Эндрю легкий спазм в горле.

— Спасибо. Сын у меня и сам замечательный.

— У нас еще будет долгий разговор о твоем парне, но сейчас давай поговорим о том, что тебя мучает.

Былая усталость снова охватила Эндрю, когда он наконец выложил все.

— Не уверен, брали ли ее под опеку суда. Может быть, нужные записи и не сохранились вовсе.

— Ты знаешь ее полное имя и дату рождения?

Он сообщил ей, а затем добавил:

— В старших классах она училась в Хелене.

Последовала длинная пауза — наверное, Рут записывала сведения, а затем сказала:

— Ничего не гарантирую, но посмотрю, что могу сделать. Записи старые, возможно, уже в архивах, а может, и уничтожены. Трудно сказать наверняка. Но я постараюсь.

— Рут…

— Да?

— Пусть это останется между нами, ладно?

— Только между нами, Энди, — заверила она его со спокойной уверенностью.

Закрыв глаза, Эндрю погладил внезапно забившуюся жилку на виске.

— Спасибо, Рут.

После этого разговора Эндрю уже не мог ни на чем сосредоточиться. Он был взвинчен и раздражен. Поэтому, оказав большую услугу своей бригаде, заперся в кабинете и часа два заставлял себя работать с бумагами. Но от этого ему стало только хуже. Выйдя уточнить какие-то цифры, он ни с того ни с сего набросился на столяра, после чего решил окончательно избавить всех от своего присутствия, взвалив дела на плечи Витторио. Перед тем как уйти, он написал записку бухгалтеру с распоряжением о солидной прибавке к жалованью своему зятю. Эндрю так бессовестно увиливал от работы, что впору было бы отдать тому половину в деле.

Уже у двери его настиг телефонный звонок. Вздрогнув от неожиданности, он поспешно вернулся и взял трубку.

— Эндрю Макги.

В голосе матери звучала добродушная насмешка:

— Я рада, что ты еще помнишь свое имя!

— Не остри, ма, мне не до шуток.

— А поговорить со мной ты можешь? — спросила она.

— Вполне. Что ты хотела сказать?

Кристин на мгновение заколебалась, и Эндрю услышал, как мать перевела дыхание.

— Мы с папой идем в этот уик-энд на турнир по гольфу, поэтому решили перенести традиционный семейный сбор на следующие выходные. Соберутся все. Было бы очень мило, если бы ты привез с собой Мей и малыша. Все просто умирают от желания познакомиться с твоим сыном.

Около минуты Эндрю обдумывал предложение матери, а затем спокойно ответил:

— Позволь сначала мне обсудить это с Мей.

— Постарайся уговорить ее, Эндрю. И папа, и я считаем, что очень важно, чтобы она познакомилась со всей семьей.

Он ответил с не меньшей серьезностью:

— Я тоже, ма.

Испытывая необходимость побыть вдали от всех, он направился домой, в свой тихий пустой особняк. Эндрю купил его ради вложения капитала два года назад, намереваясь сделать косметический ремонт, а затем снова выставить на продажу. Но все обернулось иначе. В какой-то момент он понял, что очень привязался к этому старинному кварталу, когда-то очень фешенебельному, обширному участку с огромными деревьями во дворе, тихой улице с высокими каменными оградами. Именно о чем-то подобном он всегда мечтал. Стены двухэтажного здания были добротными, крепкими, но внутри царила разруха.

Когда Эндрю приступил к реставрации, выяснилось, что расходы на нее превысят цену, за которую он купил дом, поэтому пришлось решать, что стоит сохранить в первозданном виде, а что — нет. Но выяснилось также, что ему хочется сохранить все — прекрасные оштукатуренные стены, потолки с лепниной, добротные дубовые облицовочные панели, которые были покрыты столькими слоями лака и краски, что потребовались месяцы, чтобы очистить их. А когда отциклевали полы, обнаружилось, что они сделаны из эффектно подобранных по текстуре кленовых дощечек, а не из дуба, как полагали вначале.

Но как бы ни был Эндрю привязан к тому, что его сестры называли «делом всей жизни», в этом доме теперь поселилась гулкая пустота. В нем почти не было мебели, за исключением кабинета и спальни. Не было ставшего уже привычным беспорядка. Не звучал детский плач. Это были просто пустые, в разной степени отреставрированные комнаты.

Понимая, что эти мысли непродуктивны, Эндрю решил заняться делом на свежем воздухе. Судя по состоянию сада, бабуля добралась и сюда, попытавшись привести в порядок заросшие клумбы. Она любила копаться в земле, а ее собственный маленький дворик не давал размахнуться.

Однако дело, которое придумал для себя Эндрю, не имело отношения к сельскохозяйственным работам. Он хотел починить решетку, по которой вилась жимолость, и расшатанную калитку, ведущую на задний двор, — просто удивительно, что она не свалилась давным-давно.

Когда зазвонил телефон, который Эндрю поставил у открытого кухонного окна, его сердце упало, а затем пустилось в галоп. Эндрю тихо выругался. Наверняка ложная тревога. Если так реагировать на каждый звонок, то в ближайшие два дня ему предстоят тяжкие испытания. Постаравшись взять себя в руки, он направился в кухню. Зная, как неповоротлива бюрократическая машина, Эндрю говорил себе, что должен быть счастлив, если получит известия от Рут хотя бы на следующей неделе.

Он взял трубку, ожидая услышать голос Витторио, но это оказалась действительно Рут. И Эндрю бросило сначала в жар, а потом в холод.

— Ну, приятель, ты обратился по адресу. Бешено бьющееся сердце, казалось, подступило к самому горлу.

— И что же тебе удалось выяснить?

— Немало. Ее бросили в двухмесячном возрасте на железнодорожном вокзале в Хелене. Помимо пеленок и одеяльца при ней нашли лишь клочок бумаги с какими-то цифрами — очевидно, датой рождения. Думаю, ее дело до сих пор не сдано в архив, потому что к нему прилагается обширная история болезни.

Ощутив внезапную дурноту, Эндрю поставил локти на подоконник и потер глаза.

— Что там?

— У нее был врожденный дефект стопы. Но, судя по записям, существовали и другие проблемы: ее клали в больницу и выписывали из нее, по меньшей мере, раз десять, не считая операции на ноге. Этим, очевидно, объясняется то, что она сменила несколько семей. Похоже, имя ей дала первая приемная мать, девичья фамилия которой Поллард.

Эндрю сгорбился так, что лицом почти касался подоконника, рука до боли вцепилась в телефонную трубку. С силой прижав пальцы к закрытым векам, он заставил себя заговорить.

— А пытался кто-нибудь разыскать ее родную мать?

— Да. Но расследование сразу зашло в тупик. Когда ребенка бросают на вокзале, девяносто девять шансов из ста, что мать просто проезжала мимо. — Последовала продолжительная пауза, затем Рут снова заговорила, на этот раз в ее голосе звучала тревога: — Ты в порядке, Энди?

Он открыл глаза и резко выпрямился.

— Да.

— Хочешь еще что-нибудь узнать?

— Нет.

— Ладно, тогда вопрос закрыт, и я никогда больше не заговорю об этом.

Эндрю проглотил застрявший в горле ком величиной с бейсбольный мяч.

— Спасибо, Рут.

— Всегда к твоим услугам, Энди. — В ее голосе звучало искреннее сочувствие.

Что ж, теперь он знает. Вопрос только в том, что с этим делать. Попрощавшись с Рут, Эндрю долго сидел, наблюдая за причудливой игрой света и тени под высокими деревьями, ветки которых раскачивал ветерок. Он прекрасно обустраивает дома. Интересно, преуспеет ли он в наведении мостов?

Видимо, пришло время выяснить это. Если он отложит разговор с Мей хотя бы на час, то потом вряд ли соберется с духом начать его.

Когда Эндрю подъехал к дому Мей, его волосы еще не просохли после душа, а на душе кошки скребли. Он чувствовал себя последним негодяем из-за того, что действовал тайком, за спиной Мей. Даже не знал, сможет ли посмотреть ей в глаза.

Но Мей облегчила ему задачу. Должно быть, она с балкона заметила, как он паркует машину, потому что ждала Эндрю у открытой двери. Алекс, в короткой рубашонке и подгузнике, крутился и капризничал у нее на руках, но во взгляде ее читалось детское возбуждение.

— Большое спасибо за цветы, Эндрю. Они так прекрасны! Я глазам своим не поверила, когда их принесли. — Прижав к себе сына одной рукой, она ввела Эндрю в квартиру. — Пойдем. Ты должен взглянуть на них.

Розы. Он совсем забыл, что заказал эти проклятые розы! Они вошли в гостиную, где в центре низкого стеклянного столика стоял огромный изысканный букет. Его брат, унаследовав отчасти бабушкины склонности, занимался разведением роз, и Эндрю знал, что бывают розы и розы. Эти были само совершенство.

Мей не отрывала взгляда от белых, с легчайшим персиковым оттенком, цветов. А Эндрю не сводил глаз с нее. Прежде он не видел мисс Мей Поллард такой оживленной и возбужденной. Неужели ей никогда не дарили цветов? Эта мысль болезненно кольнула его, и Эндрю понял, что нужно как-то разрядить ситуацию.

— Я не посылал тебе никаких цветов, — изображая неведение, проговорил он.

Мей повернулась и, сдерживая улыбку, посмотрела на него.

— Ну да, конечно.

Она вынула из букета карточку и протянула ему.

Дорогая мамочка, прости за то, что задаю тебе жару, но обещаю к двенадцати годам исправиться и научиться спать по ночам.

Люблю, Александр.

Эндрю с деланным удивлением поднял брови.

— Значит, сын уже посылает тебе цветы? Интересно, где он берет деньги? Ох уж эти современные дети! Им лишь бы транжирить. С такими запросами ему скоро придется подыскивать себе работу.

Мей улыбнулась и отобрала у него карточку.

— Может, у тебя найдется что-нибудь подходящее? Клеить обои, к примеру?

Чувства, словно прорвав некую плотину, обрушились на Эндрю. Ему так безумно захотелось обнять ее, что не было сил продолжать эту игру и потребовалось огромное напряжение воли, чтобы и дальше удерживать руки в задних карманах джинсов. Боже, ему нужно научиться контролировать свои реакции, иначе они заведут его в пропасть, из которой уже не выбраться!

Дитя издало пару воплей, и взгляд Мей словно потух. Несмотря на всплеск оживленности, она была как выжатый лимон, и Эндрю вдруг подумал: а сколько в общей сложности пришлось ей спать за последние пять недель? Вместо того чтобы, следуя порыву, обнять ее, Эндрю взял ребенка. Он знал, что ей требуется, поэтому тут же в его голове возник план.

— Мне нужно поездить по делам, — беззастенчиво соврал Эндрю. — Может, ты покормишь парня, а потом я возьму его с собой? На всякий случай могу прихватить и бутылочку.

Глаза Мей наполнились слезами, и Эндрю понял, что она готова свалиться прямо здесь и сейчас и никогда больше не вставать.

— Но ты ведь спишь ничуть не больше, чем я.

Качая малыша, который раскричался не на шутку, Эндрю неопределенно усмехнулся.

— Я сплю на работе. — Придерживая Алекса под спинку, он протянул руку и заправил прядь волос Мей за ухо. — Давай рискнем. Он ведь всегда спит в машине. Я прокачу его до Айдахо и обратно. Только представь — все это время ты сможешь спать!

Она попыталась ответить улыбкой, но не смогла, так как слезы неудержимо хлынули из ее глаз.

— Я чувствую себя такой глупой и никчемной, — прошептала Мей, глядя в сторону. — Я просто не знаю, как с ним обращаться.

Ласково обняв ее за плечи, Эндрю подбадривающе подмигнул ей.

— Давай условимся: ты чувствуешь себя никчемной сегодня, а я — завтра.

Из ее груди вырвалось то ли рыдание, то ли смешок, а может быть, и то и другое вместе. Она выудила из кармана скомканную салфетку и утерла нос.

— Договорились.

Количество миль, которые проехал Эндрю, укачивая сына, вполне соответствовало расстоянию до Айдахо и обратно. Если не больше. Миля за милей колесил он по загородным дорогам, радуясь, что «головастик» спит, а бак полон бензина. Впрочем, если быть честным, эта поездка была нужна Эндрю не меньше, чем Алексу. Ему предстоял откровенный разговор с Мей, после того как он коварным образом вторгся в ее прошлое, и следовало все хорошенько обдумать. А думалось Эндрю лучше всего за рулем.

Если он хочет чего-то достичь, нужно успокоиться и посмотреть правде в глаза. И прежде всего признать то, что он изо всех сил пытался отрицать: разрыв с Мей едва не убил его. Эндрю позволил злости заполнить образовавшуюся после этого пустоту. Однако теперь злость ушла. И истина снова выплыла на поверхность: его чувства к Мей остались неизменными.

Нет, кое-что все-таки изменилось. Открывшаяся правда о ее прошлом дала ответы на множество вопросов. И, что самое главное, Эндрю даже понял, почему она бросила его. Просто сработали защитные механизмы. Но только теперь ему стало до конца ясно, какой храбростью надо было обладать, чтобы прийти и сказать ему о своей беременности. Однако она сделала это, так как отчаянно желала для ребенка другой жизни. А сейчас… о Боже, сейчас и он отчаянно хочет другой жизни для всех них.

Боль пронзила грудь Эндрю, и ему пришлось свободной рукой протереть глаза, чтобы дорога впереди не расплывалась. Он никогда не скрывал от Мей, что хочет ее. Но теперь понял, что ей нужно значительно большее — знать, что она необходима ему. В прошлый раз он подошел слишком близко, и Мей замкнулась. Отныне все изменилось. Эндрю стал мудрее. И теперь у них был Алекс. Значит, осталось доказать ей, что у них есть нечто, чем стоит дорожить.

Однако Эндрю не обманывался. Мей походила на настороженное, испуганное животное, которое немедленно срывается с места при малейшем намеке на опасность. И еще он понимал, что доверие не рождается за одну ночь.

Теперь, когда Эндрю знал о ее прошлом, он понимал, что совершил непростительную ошибку: не она ушла от него тогда, он позволил ей уйти. И это было величайшей глупостью в его жизни. Но уязвленное мужское самолюбие застило ему глаза, и это, возможно, только усилило настороженность Мей по отношению к людям вообще и к нему в частности. Своим эгоизмом и желанием доказать собственную правоту он заслужил того, чтобы на нем поставили крест.

Но что же теперь? Тогда он пошел у нее на поводу и в результате остался ни с чем. Может, на этот раз стоит изменить тактику и попытаться установить свои правила?

Когда они вернулись, Мей еще спала, положив под голову сложенные руки. Длинные ресницы отбрасывали тени на скулы. Она казалась такой уязвимой и беззащитной, что у Эндрю заныло сердце.

Ему не хотелось будить ее, но Алекс пытался засунуть в рот уже оба кулачка. Пристроив сына на плече, Эндрю сел на постель и легонько тронул Мей за руку.

— Эй, милая. Тебе придется проснуться. Здесь один парень пытается есть свои локти.

Она зашевелилась и перевернулась на спину. На майке цвета морской волны, его майке, расплылись два больших влажных пятна, и Эндрю улыбнулся. Былая мисс Безукоризненность пришла бы в ужас. Прядь волос прилипла к щеке Мей, и Эндрю убрал ее, чувствуя знакомое стеснение в груди. Никогда она не казалась ему такой прекрасной, как сейчас.

— Прости, детка, но пора открыть глазки.

— Не могу, — низким спросонья голосом проговорила Мей.

Капризный тон заставил Эндрю улыбнуться. Он покрепче прижал к себе хнычущего сына.

— Хочешь, чтобы я дал ему бутылочку?

Она вздохнула и обеими руками отбросила с лица волосы.

— Нет, я измучусь, если не покормлю его.

С усилием открыв наконец глаза, Мей несколько мгновений лежала неподвижно, а затем заставила себя сесть. Все еще двигаясь неуверенно, подложила под спину подушки и протянула руки к малышу.

— Готово. Давай его мне.

Обычно Эндрю не задерживался в ее спальне по вполне понятным причинам. Однако сегодня две вещи удерживали его здесь. Во-первых, его новая тактика: не давать играть ей по собственным правилам. Второй причиной было то, что Мей еще явно не пришла в себя и, как казалось Эндрю, могла отключиться в любой момент.

Мей, похоже, даже не заметила, что Эндрю вторгся на ее территорию. Все ее внимание было сосредоточено на ребенке. Но как только Алекс принялся сосать, она откинула голову на подушки и пробормотала:

— Боже, такое впечатление, что меня накачали наркотиками.

— Может, так оно и было?

Открыв глаза, она посмотрела сначала на ребенка, затем подняла взгляд на Эндрю.

— Думаешь, нам удастся когда-нибудь выспаться нормально? Или придется подождать, пока он не вырастет и не покинет дом?

Усмехнувшись, Эндрю пристально посмотрел на нее.

— Боюсь, до тех пор, пока ему не исполнится шестнадцати, нам лучше не терять бдительности. Дети Макги не бьют рекордов послушания в этом возрасте.

— Как меня обрадовали твои слова! — воскликнула Мей.

Эндрю некоторое время понаблюдал за ней, затем заставил себя заговорить о приглашении матери.

— Утром звонила моя мама, — как можно небрежнее произнес он.

Мей не отрывала глаз от малыша, но Эндрю заметил, как она насторожилась. Следя как ястреб за малейшими изменениями на ее лице, он продолжил:

— Мои родители в конце лета обычно устраивают семейную вечеринку. Они наметили ее на следующий уик-энд. — Несколько мгновений он медлил, затем, стараясь говорить по-прежнему равнодушным тоном, обрушил известие на Мей: — Они хотят, чтобы я привез тебя и Алекса, просто сгорают от нетерпения познакомиться с этим таинственным ребенком.

Напряжение Мей стало почти осязаемым. После продолжительного молчания она наконец ответила, тоже притворяясь равнодушной:

— Думаю, мне ехать совсем не обязательно. Можешь взять с собой одного Алекса.

Неделю назад подобный ответ заставил бы его немедленно отступить, но Эндрю видел тревожное биение жилки на ее шее. Протянув руку, он взял Мей за подбородок и повернул лицом к себе.

— Приглашение относится ко всем нам, Мей. Мама считает, что тебе необходимо познакомиться со всей семьей, и я того же мнения. — Проведя большим пальцем по ее щеке, Эндрю постарался смягчить натиск широкой улыбкой. — А кроме того, я не могу оставить тебя дома. Ты — обед для Алекса.

Несколько мгновений Мей выдерживала его взгляд, а потом быстро опустила глаза. Наконец она облизнула губы и прошептала:

— Думаю, это всего лишь проявление вежливости со стороны твоей матери.

— Мои родители не играют в подобные игры, Мей, — возразил Эндрю. — Если мама пригласила тебя, значит, и она, и отец действительно хотят, чтобы ты пришла. — Он поймал ее руку и, переплетя пальцы Мей со своими, с улыбкой сжал их. — И я обещаю, что не отстану, пока ты не согласишься.

Она попыталась улыбнуться, но ее лицо словно свела судорога. Стремясь победить в этой схватке, он сильнее сжал руку Мей.

— Просто скажи «да», хорошо?

Мей с минуту смотрела на Эндрю, затем стиснула его пальцы и глубоко вздохнула.

— Хорошо.

Эндрю безумно захотелось ее обнять. Он вдруг понял, что чувствует человек, выигравший в лотерею миллион долларов.