План «Барбаросса» предусматривал прежде всего захват двух основных городов Советского Союза — Москвы и Ленинграда. Франц Гальдер записал в своем дневнике после совещания 8 июля 1941 года у Гитлера: «Непоколебимо решение фюрера сровнять Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения городов, которое в противном случае мы потом будем вынуждены кормить в течение зимы. Задачу уничтожения этих городов должна выполнить авиация. Для этого не следует использовать танки. Это будет народное бедствие, которое лишит центров не только большевизм, но и московитов (русских) вообще».

Ленинградским военным округом перед началом войны командовал генерал-майор А.А. Новиков. Умный, интеллигентный и порядочный человек, он пользовался большим авторитетом в войсках и особенно среди личного состава советских ВВС. По состоянию на 1 июня 1941 года, в ВВС Ленинградского округа числилось 1288 самолетов, из которых 214 были неисправными. Их распределение по соединениям и частям, а также места базирования приведены в таблице 7. Нужно заметить, что данные эти к началу войны несколько устарели, поскольку советская авиация находилась в стадии реорганизации (некоторые авиаполки только формировались), и за месяц многое могло измениться. Поэтому ниже приводится и общий состав.

ВВС округа по состоянию на 23 июня, заимствованный из мемуаров А.А. Новикова. К тому времени в его подчинении находились следующие авиационные силы, распределенные по общевойсковым соединениям:

1. ВВС 23-й армии, расположенной в районе Карельского перешейка. Это направление считалось наиболее важным в военном отношении, и поэтому здесь располагалась самая мощная авиационная группировка Ленинградского округа, включавшая в себя 435 боевых самолетов (114 бомбардировщиков и 321 истребитель) в составе 5-й и 41-й авиационных дивизий;

2. ВВС 14-й армии мурманского и кандалакшского направлений (о них шла речь в предыдущей главе);

3. ВВС 7-й армии, защищавшей петрозаводское направление. Этот участок считался второстепенным, и для поддержки войск там использовалась только 55-я САД, насчитывавшая 83 самолета (41 бомбардировщик и 42 истребителя);

4. Фронтовая авиагруппа резерва, находившаяся в непосредственном подчинении Новикова. Она базировалась к югу от Ленинграда и состояла из 2-й САД, 39-й ИАД, 2 корпусных эскадрилий, 4 эскадрилий связи и 1 санитарной эскадрильи. Всего в ней имелось 317 боевых самолетов, в том числе 154 бомбардировщика и 163 истребителя;

5. Авиация ПВО Ленинграда. Ее истребительные дивизии (3-я и 54-я) были сведены в 7-й авиационный корпус под командованием полковника С.П. Данилова, насчитывавший 23 июня 272 истребителя, в основном И-16 и И-153. Из современных самолетов в его составе числились 30 МиГ-3.

Таблица 8. Боевой состав ВВС Ленинградского военного округа по состоянию на 1 июня 1941 года.

*В первой колонке указано общее количество самолетов, а во второй — в том числе неисправных.

**19-й ИАП планировалось перевооружить на истребители ЛаГГ-3, однако к началу войны было решено оснастить его самолетами МиГ-3.

Следует отметить, что Ленинград защищал также Балтийский флот, имевший в начале войны 2 линкора («Марат» и «Октябрьская революция»), 2 крейсера, 19 лидеров и эсминцев, 71 подводную лодку и другие более мелкие корабли. ВВС Балтийского флота насчитывали 656 самолетов разных типов.

Немецкое командование для взаимодействия с группой армий «Север» выделило 1-й воздушный флот генерала Келлера. Его костяк составлял I воздушный корпус, включавший в себя бомбардировочные эскадры KG 1, KG 76 и KG 77, оснащенные самолетами Ju 88, истребительную эскадру JG 54 (Bf 109F) и отряд дальней разведки 5.(F) /122 (Ju 88). Всего, по немецким данным, в этом корпусе имелось 523 самолета, в том числе 240 бомбардировщиков, 148 истребителей и 60 дальних разведчиков.

Как уже упоминалось, главные силы Ленинградского военного округа находились на севере, что соответствовало предвоенным планам Верховного Командования, предполагавшим наибольшую опасность для города со стороны Финляндии. Угроза со стороны Германии по существу в расчет не принималась, так как от границ Восточной Пруссии до Ленинграда было около 750 км, и к тому же с этого направления город прикрывался войсками Прибалтийского ОВО. Однако действительность опровергла все эти планы.

Для обороны Прибалтики планировалось развернуть в приграничных районах 8-ю и 11-ю армии, а во втором эшелоне — 22-й и 24-й корпуса 27-й армии. Однако к началу Великой Отечественной войны к границе успели выдвинуться только отдельные части и подразделения передовых армий, которые не были подготовлены к длительному сопротивлению. Из-за недостатка тяги медленно выдвигались на рубеж обороны и артиллеристы, также не успевшие оборудовать свои позиции.

22 июня 1941 года войска немецкой группы армий «Север» при поддержке самолетов 1-го воздушного флота люфтваффе нанесли мощнейшие удары в направлениях Лиепаи, Шяуляя и Даугавпилса.

3-я танковая группа Гота и два корпуса 9-й армии группы армий «Центр» предприняли наступление на Вильнюс с целью выхода к Минску. Основные силы группы армий «Север» наступали на стыке 8-й и 11-й советских армий, где в полосе обороны 125-й стрелковой дивизии немцы бросили в бой сразу три танковые и две пехотные дивизии — фронт был прорван, и в образовавшуюся брешь хлынули и другие соединения вермахта. К середине дня немцы захватили Таураге, а к вечеру вышли на рубеж реки Дубисса. Все мосты достались им в целости и сохранности. Советские войска под ударами танков и авиации противника вынуждены были отойти на всем протяжении фронта на 20–40 км. Естественно, это поставило под угрозу захвата приграничные советские аэродромы, и авиационные части начали спешно перебазироваться на восток, в районы Елгавы и Даугавпилса.

Таблица 9. Боевой состав ВВС Прибалтийского военного округа по состоянию на 1 июня 1941 года.

*В первой колонке указано общее количество самолетов, а во второй — в том числе неисправных

Командование Северо-Западного фронта (созданного на основе управления и войск Прибалтийского округа) попыталось взять ситуацию под контроль 23 июня, приказав нанести удары во фланг немецкому 41-му моторизованному корпусу, наступавшему вдоль шоссе Тильзит — Шяуляй. Однако выдвинутые для контрнаступления 12-й и 13-й механизированные корпуса сразу же понесли тяжелые потери от самолетов люфтваффе, захвативших господство в воздухе. Например, соединения 12-го мехкорпуса в течение полудня четыре раза подвергались массированным воздушным налетам. Кроме советских войск, немецкие самолеты бомбили с самого утра также советские города, ж/д станции, аэродромы и различные военные объекты.

ВВС Северо-Западного фронта тоже с самого утра вели тяжелые бои, в основном отражая налеты противника и стараясь сдержать наступление врага. Потери при этом были необычайно высокими, чему в немалой степени способствовала организационная раздробленность советской авиации — смешанные авиадивизии находились главным образом в подчинении командования общевойсковых армий. В результате силы авиационных соединений были распылены по всему фронту, что позволило люфтваффе без особого труда удерживать господство в небе в районах главных ударов своих войск. Это затруднило также и массированное использование самолетов на направлениях контратак мехкорпусов, которые в итоге не достигли ощутимых успехов. В свою очередь, немецкие бомбардировщики наносили бомбовые удары совершенно безнаказанно и регулярно, и в результате 24 июня командующие мехкорпусов получили ошибочный приказ «действовать небольшими колоннами с целью рассредоточить авиацию противника». Советское контрнаступление было окончательно сорвано — к исходу дня части 2-го немецкого армейского корпуса захватили Каунас, а 41-й моторизованный корпус генерала Рейнгарда ускоренным маршем двинулся к Западной Двине.

Кроме того, совершенно неприкрытым оказалось направление на Даугавпилс, куда устремился 56-й моторизованный корпус генерала Манштейна. К вечеру 25 июня немцы продвинулись в направлении Даугавпилса на 125 км.

В конце концов командующий Северо-Западным фронтом Ф.И. Кузнецов принял решение объединить руководство всей авиацией в своих руках, но к тому времени ее численность уже сильно сократилась. За три дня боев она потеряла более половины состава. От некоторых авиаполков фактически осталось одно только название. Так, политрук Новиков из 241-го штурмового полка сообщал 26 июня: «В строю остался один боевой самолет. Второй требует капитального ремонта. Остальные двадцать пять уничтожены в воздухе, потеряны на земле, во время бомбежек и при вынужденных посадках. 25 июня при выполнении боевого задания погибли три человека: капитан Бордюков, член ВКП(б), старший политрук Стаценко — также коммунист, заместитель командира полка по политчасти; лейтенант Ероскин, кандидат в члены ВКП(б)».

На помощь Северо-Западному фронту для нанесения бомбовых ударов по танковым колоннам противника 25 июня были выделены 53-й и 200-й бомбардировочные полки ДБА. Вооружались эти авиачасти двухмоторными самолетами ДБ-ЗА и ДБ-ЗФ. Существенным отличием ДБ-ЗА от более нового ДБ-ЗФ являлось отсутствие у него нижней стрелковой установки, благодаря чему бомбардировщик был сильно уязвим при атаке истребителя сзади снизу. В первый же вылет на бомбардировку наземных войск противника оба полка поднялись в воздух в полном составе.

53-му ДБАП в качестве цели определили немецкие колонны в районе западнее Вильнюса. Ведущим группы из трех эскадрилий полка назначили капитана Голубенкова, вылетевшего вместе со штурманом Шведским. Вторую эскадрилью возглавил капитан Третьяков, а третью — ст. лейтенант Зуев. Первая девятка 53-го полка появилась над целью около 8 часов утра, и о ее дальнейших действиях подробно рассказал в своих мемуарах штурман 2-й эскадрильи А.И. Крылов.

«С тысячеметровой высоты отчетливо просматриваются стоящие на обочине десятка два танков, прикрытые ветками, — пишет Крылов. — В центре их — длинное туловище топливозаправщика. Шведский, растянувшись в своей кабине, замер у окуляра коллиматорного прицела. Вот топливозаправщик вписался в перекрестие сетки. Нажата боевая кнопка. Из открытых люков посыпались бомбы. Черные, каплеобразные, они падали, словно связанные невидимой нитью, длинной цепочкой.

— Бомбы! — коротко скомандовали летчики ведомых экипажей В.И. Догадин и Б.П. Бандиков, видя, как из ведущего самолета посыпался смертоносный груз.

Их штурманы тут же нажали на кнопки бомбосбрасывателей. А через десяток секунд тридцать стокилограммовых бомб со свистом врезались в гущу танков. Багровые фонтаны взметнулись у бронированных машин гитлеровцев, окутав их клубами огня и дыма.

— Есть прямое попадание! Взлетел на воздух топливозаправщик! — доложил Василий Смирнов.

Чуть подальше на шоссе расположилась другая группа вражеских танков. Преодолевая сильный заградительный огонь, ведущие звеньев первой девятки старшие лейтенанты Н.И. Каменин и В.Ф. Курочка также метко сбросили бомбы, уничтожив и повредив несколько танков, бронетранспортеров и уложив десятка два вражеских солдат и офицеров.

Зенитчики, ошеломленные мощным ударом ведущей эскадрильи, несколько уменьшили огонь. Но в самый последний момент, когда Голубенков стал отводить свою группу вправо, зенитный снаряд угодил в самолет старшего лейтенанта Бандикова, шедшего справа от командира. Бомбардировщик, словно пушинку, подбросило вверх, и он тут же, на глазах у всех разваливаясь на куски, пошел вниз. Из самолета успел выброситься с парашютом Николай Иванович Левкин.

А в это время истребители противника тремя звеньями навалились на бомбардировщики, атаковав их сверху, со стороны солнца. Стрелки-радисты встретили врага дружным огнем. Старшему сержанту Василию Смирнову и младшему сержанту Дмитрию Беловолу в первый заход удалось поджечь два «мессера». Вскоре они сбили еще по одному. В тот же момент младший сержант Алексей Волков короткой очередью в упор срезал Bf 109, атаковавший самолет командира эскадрильи…

Воздушный бой продолжался. Несмотря на хорошую оборону, один из «мессеров» все же успел, прежде чем его подожгли, дать длинную очередь по фюзеляжу и правой плоскости самолета командира звена старшего лейтенанта В.Ф. Курочки. Машина загорелась, вошла в отвесное пикирование и врезалась в железнодорожное полотно. Эту картину наблюдали молодые летчики лейтенанты В.Г. Грунявин и В.Д. Иконников. Психологически они были подготовлены к такому тяжелому воздушному бою, как-то представляли, что это такое. Но когда перед ними в одно мгновение погиб их наставник и командир, когда снаряды с искристыми огненными брызгами метались возле кабин, у летчиков от неожиданности на какие-то секунды дрогнули нервы. Видимо, поэтому лейтенант Грунявин немного отстал от строя, и тут же на его самолет налетели «мессеры». Сразу было перебито управление. Корабль вспыхнул и, перевернувшись на спину, пошел к земле. Из самолета удалось выпрыгнуть с парашютом только командиру — Владимиру Григорьевичу Грунявину.

Потеряв командира звена, видя, как сбили самолет Грунявина, Иконников постарался побыстрей пристроиться к Голубенкову. Но и «мессеры» не дремали: словно шакалы, они набросились на самолет лейтенанта. Гулко и дробно стучал пулемет стрелка-радиста Ивана Белоуса. Вскоре от его меткой очереди еще один стервятник метнулся вверх и, перейдя в штопор, ударился о землю.

Несмотря на потери, враг наседал, атаковал уже не парами, а звеньями. Иконников услышал, как глухо и тупо забарабанили пулеметные очереди где-то сзади кабины: громким вскриком оборвался голос Белоуса. «Прощай, Ваня, прощай!» — как клятву повторял про себя Владимир.

Враг лез напролом. «Мессеры» заходили снизу, где не было никакой защиты, посылали одну очередь за другой. Пули прошли у ног летчика, пробили кабину, оборвав жизнь доброго и отзывчивого нашего товарища штурмана Талагаева. В сорванную перегородку командир увидел окровавленное, приникшее к пулемету лицо друга.

— Как же быть нам теперь, Иван Иванович?.. — в отчаянии спросил Иконников.

Еще не веря, что остался единственным живым на борту, лейтенант снова повторил эти слова. Каким-то краешком сознания он надеялся, что сейчас очнется и ответит ему штурман…

Последние слова Владимира утонули в новом оглушительном ударе. Машину с силой швырнуло в сторону, из рук летчика вырвался штурвал. Он тут же сгоряча схватил его, но сразу почувствовал какую-то непонятную вялость во всем теле, сильная боль обожгла левую ногу. Ниже колена обнаружил застрявшую в кости пулю. Но что это? Почему по левой руке течет кровь? Летчик поднял рукав и увидел у локтя застрявший осколок…

Иконников только сейчас заметил, что горит правая плоскость самолета: языки пламени уже подбираются к фюзеляжу. Кабина стала наполняться удушливой гарью. Летчик инстинктивно схватился за рукоятку колпака и привычным движением потянул ее. Но колпак не сдвинулся.

На какое-то мгновение Иконникова охватило чувство обреченности.

«Неужто конец?..» — сквозь зубы процедил он. Подняв глаза, он увидел летящие рядом самолеты родной эскадрильи. И сразу какой-то неуемной радостью наполнилось его сердце… «Нет, умирать рановато!.. Боевые друзья видят, в какую беду попал экипаж, и обязательно придут на помощь».

Но медлить было нельзя. Вот-вот взорвутся бензобаки и тогда… Придерживая коленями штурвал, Владимир еще раз с силой дернул за рукоятку. Защелка поддалась, и фонарь отошел, но не полностью. А огонь подбирался все ближе и ближе. Загорелись унты, хлопчатобумажный комбинезон. Пламя уже обжигало руки, лицо. Иконников с трудом стал различать в кабине приборы. Смерть была рядом. Но Владимир еще жил, хотел жить во что бы то ни стало! Охваченный огнем, летчик с трудом просунул в отверстие голову, стал жадно глотать ртом свежий воздух. Напрягая последние силы пытаясь сбить пламя, он резко накренил самолет влево. И в эти секунды отчаяния и обреченности раздался сильный взрыв. Разваливаясь на куски, машина стремительно пошла к земле. Владимира выбросило из кабины. Открыв глаза, летчик увидел быстро надвигающуюся на него землю. Он нащупал кольцо и с силой выдернул его. Над головой раздался знакомый хлопок — парашют раскрылся. Через минуту Иконников лежал на траве…

Через линию фронта Иконников пробирался преимущественно лесами и под покровом ночи и, вконец измученный, добрался до своих войск лишь в начале сентября. В этом вылете 53-й ДБАП понес тяжелые потери, кроме четырех самолетов 1—й эскадрильи, были сбиты три во 2-й, и еще двух машин лишилась 3-я эскадрилья. Многие бомбардировщики получили различные повреждения. Все это произвело гнетущее впечатление на летчиков, однако после дня отдыха они вновь приступили к боевым вылетам, поскольку обстановка на фронте продолжала ухудшаться.

Разбитые 8-я и 11-я советские армии под ударами врага отступали в направлениях Эстонии и Полоцка, а части 27-й армии не успевали выдвинуться к Западной Двине для организации обороны. Утром 26 июня переодетые в советскую форму немецкие диверсанты захватили мосты через Западную Двину в районе Даугавпилса, и вслед за этим по ним переправились на другой берег реки танки 8-й танковой дивизии корпуса Манштейна. Чтобы расширить захваченный плацдарм и перебросить на него как можно больше войск, немцы навели еще несколько мостов выше по течению. Советские контратаки, предпринятые с целью выбить противника с северного берега реки, оказались безуспешными, в основном из-за отсутствия танков, недостатка артиллерии и слабого прикрытия авиацией. 29 июня немцы оборудовали переправы в районе Екабпилса, и с их помощью форсировали Западную Двину соединения 41-го моторизованного корпуса Рейнгарда. Одновременно передовые отряды немецкого 26-го армейского корпуса завязали бои за Ригу.

Чтобы затруднить врагу действия по форсированию Западной Двины, в Ставке ГК было принято решение нанести по мостам и переправам, а также по войскам противника массированный удар крупными силами бомбардировщиков. В ВВС Северо-Западного фронта к тому времени осталось всего менее 200 самолетов и поэтому пришлось привлечь к операции уже упомянутые 53-й и 200-й полки ДБА и 1, 57 и 73-й бомбардировочные полки авиации Балтийского флота. Места базирования этих авиаполков находились на расстоянии 250–400 км от района цели, и, естественно, истребители не могли сопровождать тяжелые самолеты на всем протяжении их полета. Задействовать же для этого истребительные подразделения СЗФ не позволяли сложности организационного характера.

30 июня стояла облачная погода и местами шел дождь, когда с аэродрома Пярну в Эстонии примерно в 6:30 утра поднялась в воздух шестерка СБ из состава 73-го БАП. Ее основной задачей являлось подавление вражеской авиации на земле в районе цели. Для защиты плацдарма немцы передислоцировали к Даугавпилсу II и III группы JG 54.1 группа этой эскадры расположилась у Елгавы (Митавы), а истребители II группы JG 53 спешно перебрасывались на аэродром, размещенный поблизости от Крустпилса. С раннего утра немецкие летчики находились у самолетов в положении боевого дежурства и поэтому не были захвачены врасплох советским налетом. Взлетевшие по тревоге «мессершмитт» быстро расправились с небольшой группой СБ, летевшей без прикрытия, и в итоге с задания назад вернулся лишь один советский бомбардировщик. Никакого значительного ущерба аэродрому люфваффе нанести не удалось.

С ленинградского аэродромного узла первые два ДБ-3 (из 57-го БАП) вылетели на разведку в 7:30 и к полудню благополучно возвратились обратно, определив основные направления движения немецких войск и сбросив бомбы на подвернувшуюся немецкую колонну. Противника в воздухе они не встретили. Еще до получения результатов разведки, в 10:30 начали подниматься в воздух ударные группы советских бомбардировщиков. Над целью первые самолеты появились приблизительно в 13: 00, и сразу в небе разгорелось ожесточенное сражение. Задачу немецким истребителям существенно облегчило то, что советские бомбардировщики действовали отдельными группами, подходили к цели в разное время и зачастую с одного и того же направления. Бомбить планировалось в сомкнутом порядке с высоты 400–800 м. «В это время советская авиация прилагала все усилия, чтобы разрушить воздушными налетами попавшие в наши руки мосты, — вспоминал генерал Манштейн. — С удивительным упорством, на небольшой высоте одна эскадрилья летела за другой с единственным результатом — их сбивали. Только за один день наши истребители и зенитная артиллерия сбили 64 советских самолета».

Первой под атаку истребителей люфтваффе попала шестерка СБ под командованием капитана Иванова из 5-й эскадрильи 73-го БАП. В скоротечной схватке немцы сбили из ее состава 4 самолета. Две остальные группы 73-го БАП (5 СБ ст. лейтенанта Косова и 8 Ар-2 под командованием капитана Сыромятникова) сумели в это время проскочить среди облаков незамеченными на большей высоте и без помех сбросили бомбы. Зато девятка ДБ-3 и ДБ-ЗФ из 57-го БАП, ведомая капитаном Хроленко, притянула к себе значительные силы врага. С разных сторон на нее набросились сразу две эскадрильи «мессершмиттов». Однако до цели было недалеко, и группа продолжала держаться боевого курса, ощетинившись огнем из всех пулеметов. Когда бомбы посыпались вниз на немецкие войска, в строю бомбардировщиков осталось только пять изрешеченных машин с ранеными и убитыми членами экипажей на борту. Нырнув в облака, они сумели уйти от преследования. Еще одна группа из 57-го БАП (состоявшая из шести самолетов под командованием капитана Чемоданова) заблудилась, попав в полосу дождя, и вернулась назад, не обнаружив цели.

Второй этап советского воздушного налета начался приблизительно через час, когда к району цели подошли бомбардировщики ДБ-3 и ДБ-ЗФ из 1-го минно-торпедного авиаполка КБФ. К этому времени задействованные в предыдущих боях немецкие истребители улетели пополнить топливо и боеприпасы, но в воздухе их сменили новые эскадрильи люфтваффе, пилоты которых жаждали поучаствовать в расправе над бомбардировщиками противника. Вновь небо заполнилось гулом моторов и треском пулеметных очередей.

Шестерка самолетов под командованием капитана Гречишникова сразу потеряла две машины (одна была сбита прямым попаданием зенитного снаряда) и ушла в облака. Группа рассыпалась в условиях плохой видимости, и далее летчики действовали самостоятельно, время от времени подвергаясь вражеским атакам. Тяжелые повреждения получили еще три бомбардировщика — два из них на обратном пути совершили вынужденную посадку «на живот».

Особого внимания заслуживает группа капитана Челнокова, включавшая в себя девять ДБ-ЗФ. Именно она оказала наибольшее сопротивление врагу и нанесла ему существенные потери. Первые внезапные атаки «мессершмиттов» стрелки отбили дружным пулеметным огнем, заявив впоследствии о семи воздушных победах. При этом группа полностью сохранила свой строй, распавшийся только над целью в результате сильного зенитного огня. В этот момент немцам удалось уничтожить четыре советских самолета. Ведущий группы Н.В. Челноков впоследствии вспоминал: «С одного захода они выбили из строя четыре наших самолета. Машина Абраменко взорвалась в воздухе. По всей видимости, пуля или снаряд от пушки попал во взрыватель бомбы. Копылов, наверное, был убит сразу, так как его самолет задрался носом вверх, затем свалился на крыло и упал на землю. Самолет Новицкого фашисты подожгли, но летчик сумел перетянуть через Западную Двину и сел на своей территории…». Четвертый потерянный ДБ-ЗФ пилотировал молодой летчик мл. лейтенант П.С. Игашев. В истории он остался единственным пилотом бомбардировщика, совершившим двойной таран воздушной и наземной цели. Его самолет атаковали одновременно три Bf 109 и, хотя экипаж отчаянно отстреливался, сумели зажечь бомбардировщик. Однако, не выходя из строя, горящий ДБ-ЗФ продолжал вести бой. А когда один из «мессершмиттов» попытался добить его и, не рассчитав, случайно выскочил вперед, летчик неожиданно пошел на таран. Очевидец этого боя А.Я. Ефремов вспоминал: «На подходе к цели бомбардировщик Игашева был атакован звеном истребителей Bf 109, и тем не менее его экипаж не дрогнул, смело вступил в неравный бой. В этом бою штурман Д.Г. Парфенов, стрелок-радист А.М. Хохлачев и воздушный стрелок В.Л. Новиков сбили два фашистских истребителя (по другим источникам — только один. — Примеч. авт.), но и самолет Игашева был подбит и загорелся. Третий фашистский стервятник решил добить самолет Игашева и был сбит таранным ударом Игашева. В эту критическую минуту летчик мл. лейтенант Игашев и его экипаж не стали искать спасения, не выбросились с парашютом. Я видел, как Игашев довернул свой горящий бомбардировщик в сторону леса, к месту скопления танков и бронетранспортеров, и бросил его вместе с бомбами на фашистов». Петр Игашев окончил военное училище лишь за полгода до начала войны и, будучи комсоргом эскадрильи, перед вылетом заверил всех на построении, что его экипаж поставленную задачу выполнит, даже если закончится боезапас…

Третья группа 1-го МТАП под командованием капитана Плоткина вступила в воздушный бой тогда, когда уже возвратились ранее улетевшие немецкие истребители, и, вероятно, поэтому понесла самые тяжелые потери. Во время первой же вражеской атаки ее боевой порядок нарушился, и все летчики сражались преимущественно поодиночке. В итоге из девяти бомбардировщиков Плоткина назад вернулись только три. Четвертая группа появилась на полчаса позднее и потеряла в воздушной схватке всего один самолет.

В третью волну вошли две группы бомбардировщиков из 57-го БАП (восемь СБ и шесть ДБ-3), а также семерка Ар-2 капитана Сыромятникова, которая за день выполняла уже второй вылет. Они атаковали немецкие войска ближе к вечеру и имели меньше встреч с вражескими истребителями. Ведущий группы ДБ-3 капитан Ефремов, учтя опыт своих товарищей, сделал круг и зашел на цель с тыла, потеряв в результате лишь один самолет. Группа Сыромятникова, увеличившая высоту бомбометания, вновь обошлась без потерь, и лишь группа СБ из 57-го БАП была основательно потрепана. Из ее восьми бомбардировщиков два пропали без вести, еще три совершили вынужденную посадку на своей территории из-за полученных повреждений, два заблудились и сели на другом аэродроме, и лишь один вернулся назад.

В итоге в течение дня авиация Балтийского флота потеряла 31 бомбардировщик, в том числе 1-й МТАП — 11 самолетов, 57-й БАП — 9 и 73-й БАП — 11. Из вернувшихся машин большинство имели повреждения и требовали ремонта. Таким образом, Манштейн вдвое завысил советские потери над Западной Двиной. Однако и пилотам люфтваффе победы над бомбардировщиками дались достаточно нелегко. Даже по западным данным II и III группы JG 54 30 июня лишились девяти «мессершмиттов».

Самолеты 53-го и 200-го полков ДБА также с раннего утра сделали несколько вылетов на бомбардировку мостов и переправ. К цели они подходили скрытно, на большой высоте, и поэтому понесли незначительные потери. В этих налетах эффективно использовались специальные ротативно-рассеивающие бомбы (РРАБы), которые подвешивались на двух внешних подвесках под крылом ДБ-3. Они представляли собой толстые каплеобразные бочки, заполненные мелкими бомбочками осколочного и фугасного действия. На боковых ободах этой бомбы оружейники перед вылетом делали надрезы, а в задней ее части монтировался стабилизатор в виде гребного винта. В момент падения бомба начинала вращаться, мелкие бомбочки под действием центробежной силы начинали давить на оболочку, в конце концов ее разрывали и разлетались, накрывая большую площадь.

Хотя экипажи советских бомбардировщиков докладывали 30 июня об уничтоженной технике и живой силе врага, существенного влияния воздушные налеты на немецкие планы не оказали. Сосредоточив у плацдармов свои войска и перебросив туда дополнительные подкрепления, гитлеровское командование продолжило наступление 2 июля в 5 часов утра. Прорвав фронт ослабленных частей 27-й армии и двигаясь в общем направлении на Остров, 4-я танковая группа вермахта к концу дня почти достигла Резекне. 3 июля немцы наступали уже по всему фронту. На борьбу с ними были брошены почти все наличные силы ВВС Северо-Западного фронта, а также авиационные соединения Северного фронта, в частности с начала месяца удары по немецким войскам наносили два полка бомбардировщиков СБ из 2-й САД, а с 4 июля к боевым действиям были привлечены также 41-я смешанная авиадивизия под командованием полковника И.Я. Новикова и 39-я истребительная дивизия Е.Я. Холзакова. К этому времени погода стала еще хуже, и в условиях низкой сплошной облачности и частых дождей советским бомбардировщикам пришлось летать на задания преимущественно в одиночку и парами. Бомбы на немецкие механизированные колонны сбрасывались с небольшой высоты, и в результате самолеты попадали под сильный огонь зенитной артиллерии. Многие экипажи возвращались на свой аэродром пешком. С 4 января за шесть суток 2-я и 41-я САД потеряли около 60 бомбардировщиков, однако до 10 июля они выполнили почти 1200 самолето-вылетов и сбросили на врага более 500 т бомб.

Чтобы воспрепятствовать беспокоящим налетам, командование 1-м воздушным флотом люфтваффе предприняло ряд атак советских аэродромов, расположенных в районе Пскова, Луги и Старой Руссы.

Между тем немецкие войска 4 июля с ходу форсировали реку Великая по невзорванным мостам, а 6 июля захватили город Остров. 9 июля фашисты ворвались в Псков и теперь уже угрожали непосредственно Ленинграду. Для защиты своего города сотни тысяч ленинградцев, в основном женщин, вышли на строительство оборонительных рубежей. Главный рубеж сооружался по реке Луге и далее до озера Ильмень. Второй рубеж создавался по линии Петергоф — Красногвардейск — Колпино, а третий планировался по линии Автово — окружная железная дорога.

Широким кольцом Ленинград опоясали зенитные батареи, которые располагались не только на подступах к городу, но и внутри него: на площади Декабристов, на Марсовом поле, у Смольного и в других районах. Со стороны Финского залива Ленинград прикрывали баржи с установленными на них зенитными орудиями. Всего в Северную зону противовоздушной обороны (Ленинградский, Лужский, Выборгский и Свирский районы) входили 1035 зенитных пушек разного калибра, 300 зенитных пулеметов, 151 зенитный прожектор-искатель и 264 сопроводителя, 341 аэростат заграждения и 8 радиолокационных станций РУС-1. Полосу предупреждения о вражеских налетах образовали на удалении 120–140 км от Ленинграда развернутые посты ВНОС.

Первые немецкие самолеты появились поблизости от Ленинграда уже ранним утром 22 июня 1941 года. Примерно в 4:00 12 фашистских бомбардировщиков попытались заминировать с воздуха фарватер в Финском заливе, но были отогнаны советскими истребителями. В ночь на 23 июня в Ленинграде впервые прозвучала воздушная тревога. Группа из 10 Ju 88 вновь объявилась со стороны Финского залива и, не доходя до Кронштадта, атаковала на берегу позиции зенитчиков. Один из этих самолетов был сбит батареей зенитных орудий под командованием младшего лейтенанта А.Т. Тимченкова, а весь его экипаж попал в плен. Интересно, что в первые дни войны немцы не имели еще такого нахальства и самоуверенности, которые возникли у них позднее под влиянием побед, и поэтому на допросе они заявили, что летели бомбить Лондон, но в пути заблудились!

Утром 23 июня свой боевой счет открыли и летчики-ленинградцы. Лейтенант А. Чирков из 158-го ИАП взлетел по тревоге на истребителе Як-1 и, отправившись в направлении, указанном выложенной на земле белой стрелой, вскоре обнаружил два немецких бомбардировщика Не 111. Первое время бомбардировщики люфтваффе часто действовали без прикрытия, пренебрегая советской истребительной авиацией. Воспользовавшись такой ситуацией, Чирков атаковал врага сзади и сумел зажечь один самолет. Через день разведывательный Ju 88 сбил прямо над своим аэродромом П. Покрышев из того же полка. С первых дней войны летчики истребительных частей ПВО вели круглосуточное патрулирование над Ленинградом и на подступах к нему, а на аэродромах постоянно находились в боевой готовности дежурные звенья самолетов.

25 июня в советской военной истории отмечено началом широкомасштабной операции, проведенной с целью подавления финской авиации на аэродромах. Хотя формально Финляндия еще не вступила в войну, однако это был всего лишь вопрос времени. Инициатором проведения операции стал генерал А.А. Новиков, который привлек на свою сторону командующего Ленинградским округом, а затем вместе они добились поддержки этой идеи в Ставке ГК. Чтобы как можно больше ослабить авиационную группировку Финляндии, планировалось одновременно использовать для нанесения удара 540 боевых самолетов (375 бомбардировщиков и 165 истребителей) из состава 7, 14 и 23-й общевойсковых армий, ВВС Балтийского и Северного флотов, а также отдельной Фронтовой авиагруппы. Первый налет предполагалось провести с восходом солнца 25 июня, а полностью вся операция рассчитывалась на шесть дней.

К 25 июня упомянутое количество советских самолетов собрать не удалось, но тем не менее в течение дня в налетах приняли участие 263 бомбардировщика и 224 истребителя. Начиная с 4 часов утра они волнами атаковали 18 наиболее важных финских аэродромов. Бомбовые и штурмовые удары продолжались в течение нескольких часов, и некоторые объекты подверглись бомбардировке по 2–3 раза. По советским данным, на земле было уничтожено 30 вражеских самолетов и еще 11 сбито в воздушных боях. Такое начало советское командование сочло успешным, несмотря на собственные значительные потери. На свои аэродромы не вернулось 23 бомбардировщика, в основном из-за того, что некоторые бомбардировочные подразделения действовали без истребительного сопровождения, что диктовалось разными причинами. Одни полки атаковали цели, лежавшие за пределами радиуса действий истребителей, а другие попросту не имели рядом с местом базирования истребительных частей. Так, 72-й БАП из ВВС 7-й армии лишился 25 июня 9 СБ потому, что в состав 55-й САД не успели включить истребительный полк — он прибыл туда только в конце месяца. Для экипажей недавно сформированного 72-го БАП это был первый боевой вылет. Полк действовал двумя группами, которые поднялись с разных аэродромов в 8 часов утра. Первая группа СБ вышла к цели в расчетное время, сбросила бомбы на открытые стоянки самолетов и вернулась назад без потерь. Зато вторая группа опоздала на полчаса и обнаружила уже опустевший аэродром. Было принято решение отправиться к следующему аэродрому, и оно оказалось фатальным, так как финны успели подготовиться к отражению налета. В районе аэродрома Йоройнен бомбардировщики перехватили шесть Фиатов G.50 из группы LeLv 26. Возглавлял финские истребители лейтенант Урхо Ниеминен, который описывал этот бой следующим образом:

«Мы атаковали группу из 15–20 бомбардировщиков СБ над Тууксярви. Я подбил два крайних в строю самолета, на обоих загорелись двигатели. Над островом Керисамо мне удалось занять удобную позицию для атаки третьего СБ. После моей выпущенной очереди на вражеском самолете взорвался топливный бак. Я продолжал атаковать противника, пока не закончились боеприпасы.

К этому моменту в воздухе осталось только 4–5 СБ, причем за одним бомбардировщиком тянулся шлейф черного дыма».

После возвращения стрелки оставшихся СБ доложили о двух сбить» финских истребителях, а, кроме того, на счет 72-го БАП было занесено 13 вражеских самолетов, уничтоженных на земле, и сожженный склад с горючим. Слабое утешение, учитывая то, что вторая группа 72-го БАП оказалась почти полностью разгромленной, и в числе других пилотов погиб также командир 1-й эскадрильи капитан В.И. Поляков. Когда командир полка И.П. Скок узнал о таких больших потерях, он молча ушел подальше от людей на середину летного поля и бросился там ничком на траву.

Финские летчики заявили 25 июня 23 воздушные победы при собственных потерях в воздухе не менее 5 самолетов.

Всего в течение всей операции, которая продолжалась вплоть до 1 июля, были совершены налеты на 39 финских аэродромов и уничтожены, по нашим данным, 130 немецких и финских самолетов. Последняя цифра, вероятно, завышена, так как после первого неожиданного налета вражеское командование приняло меры к рассредоточению и маскировке своей авиации. Современные финские историки вообще утверждают, что потери от советских ударов с воздуха были мизерными, и бомбардировщики сбрасывали бомбы в основном на лес и городские кварталы. В качестве доказательств они приводят результаты бомбардировки второстепенных аэродромов, однако умалчивают о тех, где, по докладам советских экипажей, противник понес наибольший ущерб. С другой стороны, нужно отметить, что большинство поврежденных самолетов финнам, скорее всего, удалось восстановить.

По мнению советского командования, в целом операция вполне удалась, поскольку противник вынужден был перебазировать свою авиацию с приграничных аэродромов в тыл, и таким образом вплоть до 5 июля финские самолеты не участвовали в боях на Северо-Западном фронте и не совершали налетов на Ленинград.

В июле многие полки 7-го авиакорпуса ПВО стали использоваться в интересах Северо-Западного фронта, прикрывая с воздуха войска и военные объекты на подступах к Ленинграду. В этот период времени в качестве дополнительного вооружения на истребителях получили распространение направляющие для реактивных снарядов РС-82, так как варианты «Чаек» и И-16, вооруженные четырьмя пулеметами ШКАС винтовочного калибра, были недостаточно эффективны не только при штурмовке наземных целей, но и в боях с бомбардировщиками противника, имеющими бронезащиту жизненно важных агрегатов конструкции. Н.Ф. Кузнецов из 191-го ИАП, оснащенного самолетами И-16 тип 24, так вспоминает неудачную попытку отражения вражеского налета в районе Красного Села:

«Их было много, Ju 88. Шли они клином звеньев. Отдаю ручку от себя, и самолет со снижением устремляется вниз. Ведомые не отстают, держатся плотно. Разгоняем машины до максимальной скорости и резко взмываем вверх. Помня наказ командира полка, сближаюсь с одним из самолетов ведущего звена гитлеровцев метров на 170–150 и открываю огонь по наиболее уязвимым местам — двигателям. Моему примеру следует Николай и Александр. Но «юнкерсы» продолжают лететь.

Свалив самолеты на крыло, уходим вниз, набираем скорость и повторяем атаку. Еще один заход. На этот раз «юнкерсы» яростно отстреливаются. Машина Савченкова закувыркалась и начала беспорядочно падать. С тревогой слежу за ней. К счастью, происходит чудо: самолет ведомого выравнивается над самой землей и садится на площадку возле Финского залива — недостроенный стадион. Вернулись измотанные, злые. Даже не хотелось вылезать из кабин».

После первых неудачных боевых вылетов специалисты передвижных авиамастерских по требованию пилотов смонтировали на И-16 191-го ИАП реактивные установки. Конечно, точность попаданий реактивных снарядов по воздушным целям оставляла желать лучшего, но они производили сильное деморализующее впечатление на врага.

К 10 июля 1941 года немцы продвинулись на северо-западном направлении на 350–600 км и оккупировали Литву, Латвию и часть Эстонии. Однако дальнейшее их наступление осложнилось тем, что протяженность фронта значительно возросла, и это привело к распылению сил как вермахта, так и люфтваффе. Тем не менее гитлеровский план не изменился, так как считалось, что большинство дивизий русских уже разгромлены и мощного удара 4-й танковой группы вполне достаточно, чтобы прорваться через Лугу на Гатчину, с ходу захватить Ленинград и соединиться с финскими войсками. Поэтому 41-й немецкий моторизованный корпус продолжал с боями двигаться к Луге, а 56-й корпус Манштейна захватил 13 июля Сольцы и приблизился к Новгороду. Одновременно на Онежско-Ладожском перешейке 10 июля перешла в наступление Карельская армия Финляндии. Прорвав фронт 7-й советской армии, она устремилась к Ладожскому озеру.

Таблица 10. Боевой состав ВВС Северо-Западного фронта по состоянию на 4 июля 1941 года.

С 14 июля на рубеже р. Луга развернулось ожесточенное сражение, в котором самое активное участие приняла авиация обеих сторон. Во фланг корпусу Манштейна в районе Сольц нанесли неожиданный контрудар войска 11-й армии Северо-Западного фронта, и для их поддержки с воздуха было привлечено около 200 краснозвездных самолетов, главным образом бомбардировщиков СБ и Ар-2. Лучшей координации советских сил способствовало то, что на базе управления Северного и Северо-Западного фронтов было создано единое Главнокомандование Северо-Западного направления, в котором ВВС возглавил генерал А.А. Новиков. В оперативном его подчинении находилась и авиация флота. В результате в середине июля против немецких войск на рубеже Луги действовали не только ВВС Северо-Западного фронта (имевшие к 10 июля всего 102 исправных самолета) и авиадивизии 23-й армии, но также две авиабригады КБФ (8-я бомбардировочная под командованием полковника Н.К. Логинова и 61-я истребительная полковника А.М. Морозова) и части Фронтовой авиагруппы. Воспользовавшись улучшением погоды, советская авиация предприняла бомбардировки противника на широком фронте, и особенно в районах Порхова, Пскова, озера Самро, в населенных пунктах Ивановское, Поречье, Юдино и др. Причем налеты осуществлялись непрерывно, и количество боевых самолето-вылетов с каждым днем увеличивалось. Для уничтожения наземных целей в районе Сольц советские ВВС за пять дней боев выполнили примерно 1500 самолето-вылетов и помогли отбросить врага назад на 40 км. При этом 8-я танковая дивизия Манштейна попала в окружение и вырвалась из него лишь ценой больших потерь. Первыми на рассвете обычно поднимались в воздух советские истребители, оснащенные реактивными снарядами. Наряду с атаками они выполняли также разведывательные задачи. Затем начинали действовать мелкие группы бомбардировщиков (по 3–6 самолетов) в сопровождении истребителей. А ночью беспокоящие удары по немецким войскам наносили осколочными и фугасными бомбами летающие лодки из состава 15-го авиаполка КБФ. 16 июля Франц Гальдер отметил в своем дневнике: «Авиация противника совершает налеты на соединения корпуса Рейнгарда и наши пехотные дивизии, движущиеся вдоль восточного берега Чудского озера. Восточнее Чудского озера отмечается сильная противовоздушная оборона противника (истребители и зенитная артиллерия). В общем, в действиях авиации противника ясно чувствуется твердое и целеустремленное руководство».

Истребительные подразделения люфтваффе, отставшие от своих войск, не могли эффективно бороться с многочисленными мелкими группами советских бомбардировщиков, и поэтому их спешно перебросили поближе к фронту на аэродромы Острова, Пскова и Порхова. Теперь за счет уменьшения подлетного времени они стали дольше находиться в районах боев, и соответственно увеличилось число воздушных схваток. Поединки в небе обычно начинались звеньями самолетов и затем нередко заканчивались настоящими «собачьими свалками», в которых принимали участие по 20–30 машин. Особенно тяжелые воздушные бои разгорелись с 17 июля над населенными пунктами Шимск, Сольцы, Ивановское и Большой Сабск. За счет лучшей техники пилоты люфтваффе в этих боях обладали очевидными преимуществами. Имея радиосвязь, они быстро наращивали свои силы в сражениях, чего были лишены подразделения ВВС, а за счет большей скорости всегда могли уйти от атак и занять выгодную позицию. Тем не менее и наши летчики по-своему приспосабливались к сложившейся ситуации. Поскольку советское командование, располагая различными типами истребителей (в основном И-16 и И-153, некоторым количеством МиГ-3 и небольшим количеством Як-1), нередко вынуждено было поднимать в воздух смешанные их группы, пришлось срочно разрабатывать особую тактику взаимодействия самолетов в бою. В итоге легкие и маневренные И-16 и И-153 занимали, как правило, нижний эшелон и, когда более тяжелые истребители МиГ-3 оказывались на малых высотах, где их летные характеристики были невысокими, самолеты Поликарпова отгоняли от их хвостов «мессершмиттов». Однако потери все равно оказались велики, в том числе и среди советских полков, оснащенных современными самолетами. Например, в середине июля был отведен на переформирование 31-й ИАП 8-й смешанной авиадивизии, лишившийся с начала войны 63 истребителей МиГ-3. С другой стороны, крепко доставалось и немцам. В JG 54 за месяц боевых действий погибли или пропали без вести 37 летчиков.

19 июля немецкие войска выдохлись на рубеже Луги и вынуждены были приостановить наступление для перегруппировки и усиления резервами. Советское командование получило время для развертывания на Тихвинском и Волховском направлениях 54-й и 52-й армий. На помощь 7-й армии, сражавшейся с финскими захватчиками, были переброшены необходимые подкрепления, в том числе 65-й штурмовой авиаполк и 19 самолетов И-153, вошедших в состав вновь сформированного 197-го истребительного авиаполка. 23 июля началось контрнаступление 7-й армии на олонецком и петрозаводском направлениях, и через неделю фронт там временно стабилизировался.

Непосредственно под Ленинградом активность самолетов люфтваффе в течение первого месяца войны оставалась сравнительно низкой, и атаки одиночных немецких бомбардировщиков и мелких групп удавалось отражать без особых проблем. В середине июля был переброшен с Дальнего Востока на Северо-Западный фронт 29-й ИАП. Боевой счет полка, прикрывавшего железнодорожную станцию Бологое, открыл 18 июля летчик Юхимович. Взлетев по тревоге на истребителе И-153, он вскоре вышел в район прикрываемого объекта.

«Набираю высоту, — рассказывал Юхимович, — кручу головой во все стороны — не вижу ничего. Накренил самолет влево и увидел бомбардировщик, летевший на высоте ста метров на юго-запад. На крыльях и фюзеляже четко выделяются черные кресты. Разворачиваюсь, разгоняю самолет, пока не запели ленты-расчалки. Но расстояние уменьшается медленно. Проскальзывает мысль в голове: «Не остаться бы без горючки». Посмотрел на часы. Только пять минут прошло! А казалось — вечность. Сблизившись, узнаю тип самолета. Ju 88. Хочу вспомнить его данные — и не могу. Помню только, что нужно бить его снизу или сверху под ракурсом 1/4, с дистанции 150–200 м, по моторам… Так и сделал. Правда, длинноватая чересчур очередь получилась… Не мог пальцев оторвать от гашетки… Зато «юнкерс» сразу вспыхнул факелом, и до земли долетели лишь его обломки и один парашютист…».

Первую попытку массированного налета на Ленинград бомбардировщики люфтваффе предприняли 20 июля. В 3:40 утра в Гатчинском секторе ПВО появился фашистский разведывательный самолет, но он был сбит зенитной артиллерией. В 9:44 посты ВНОС зафиксировали над Лугой 9 Ju 88 на высоте около 3000 м, летевших в сопровождении 11 истребителей Bf 110. Группа шла курсом на Ленинград, и на ее перехват немедленно были подняты в воздух 25 истребителей 7-го истребительного авиакорпуса. Воздушный бой разгорелся в районе Красногвардейска, и в условиях численного превосходства противника немцы сбросили бомбы куда попало и развернулись обратно. Однако советские летчики не прекратили преследование врага и продолжали атаковать его вплоть до озера Самро. В итоге 8 немецких самолетов были сбиты ценой двух потерянных истребителей. 21 и 22 июля налеты люфтваффе на Ленинград повторились, но они также оказались безуспешными. Всего в течение июля в налетах на Ленинград приняли участие 904 немецких самолета, но к городу прорвались только 9. По советским данным, за 10 последних дней июля истребительные и зенитные подразделения ПВО сбили на подступах к Ленинграду 41 вражеский самолет.

Авиация КБФ в июле 1941 года действовала и против немецких морских конвоев, доставлявших в Ригу и Пярну оружие и снаряжение для войск. Так, 12 июля крупный морской конвой, состоявший из 42 транспортов в охранении эсминцев и сторожевиков, был обнаружен в Ирбенском заливе. Кроме торпедных катеров, для его уничтожения выделили также самолеты 1, 57 и 73-го авиаполков КБФ. Однако вылетевшие на поиск конвоя три труппы бомбардировщиков (всего 24 самолета) не смогли его найти из-за плохой погоды и вечерних сумерков, и нанесли бомбовые удары по запасным целям, в частности по немецким войскам в районе Кингисеппа и по объектам порта Пярну. Лишь на рассвете 13 июля конвой вновь был обнаружен недалеко от мыса Мерсрагс, и на него нацелили сразу все находившиеся в готовности морские и воздушные силы КБФ. Одновременно с торпедными катерами корабли атаковали 27 бомбардировщиков ДБ-3 и Ар-2, взлетевшие группами около 5 часов утра.

«Теперь взоры экипажей были устремлены на идущие впереди транспорты, — вспоминал штурман П.И. Хохлов из состава эскадрильи 1-го МТАП. — Было видно, что дистанция между ними не выдерживалась. Значит, надо полагать, не миновал конвой ударов наших кораблей и береговой артиллерии у острова Сааремаа, когда проходил его… И вот цель под нами. Отчетливо видны верхние палубы транспортов. На них различимо содержимое. Палубы забиты танками, самоходными орудиями. На некоторых судах торчат поднятые вверх стволы зениток. Они уже выбрасывают снаряды по нашим самолетам. Но огонь неорганизованный. В радиусе трех-четырех километров от конвоя маневрируют, ведя зенитный огонь, несколько сторожевых кораблей и два миноносца. Истребительного прикрытия пока не видно, но его следует ожидать…

В центре третьей параллельной колонны бросается в глаза особенно крупный транспорт. Водоизмещение не менее 10–12 тысяч тонн. В отличие от других верхняя его палуба отливает красным цветом, что особенно выделяет его на водной поверхности. И очень уж много всего на палубе. Видны танки — незачехленные, ничем не прикрытые. И беготня на палубе людей, вероятно поднятых по боевой тревоге. Вот, думаю, главная цель во всем конвое. Федоров соглашается. Ведомым экипажам передается указание: «Сбрасывание бомб производить по сигналам ведущих в звеньях. В первом заходе бросать по одной бомбе с самолета. Главная цель — транспорт с красной палубой».

Первый заход ко всеобщему нашему огорчению не дал желаемых результатов. Лишь одна из 12 сброшенных бомб взорвалась рядом с транспортом, остальные прошли с перелетом в 30–40 метров. И все-таки транспорт получил повреждение, потерял ход, стал откатываться влево, а затем застыл на месте. К нему подошли почти вплотную два других транспорта из этой же колонны. Ну что же, цель увеличилась в размерах. Это хорошо.

Повторный заход. И четыре бомбы из сброшенных двадцати четырех точно попадают в цель. Особенно метким оказалось звено, ведомое капитаном В.А. Гречишниковым (штурман — ст. лейтенант А.И. Власов). В транспорт-гигант с красной палубой угодили три бомбы ФАБ-500, и от страшной силы взрыва он переломился. Вверх поднялась корма, носовая часть, и все это скрылось под водой. На корме второго транспорта разразился пожар. Высоко вверх поднялся столб черного дыма. Транспорт медленно, с большим правым креном стал погружаться в воду».

Всего против конвоя авиация КБФ выполнила 13 июля 75 самолето-вылетов. Советские источники утверждают, что в результате комбинированных ударов с моря и воздуха были потоплены четыре транспорта, а, кроме того, повреждены еще 8 транспортных кораблей, 1 эсминец и 1 сторожевик. В воздушных боях наши летчики сбили несколько немецких самолетов. Следующий крупный морской конвой Германии в Ирбенском заливе подвергся атакам 26 июля, и на дно ушли еще два транспорта.

31 июля кровопролитные бои разгорелись на Карельском перешейке, где перешла в наступление финская Юго-Восточная армия. Значительная нагрузка легла на советские ВВС 23-й армии, оказывающие большую помощь обороняющимся войскам. За 16 дней летчики 5-й и 41-й САД выполнили почти 1100 боевых вылетов.

В Эстонии соединения 18-й армии вермахта упорно продвигались к Таллину. К вечеру 7 августа они достигли побережья Финского залива в районе Кунды и расчленили отступавшую 8-ю армию на две части. 10-й советский стрелковый корпус отошел в сторону Таллина, а оставшиеся войска — в сторону Нарвы. Таллин являлся главной базой КБФ, и с воздуха его в это время защищали 13-й ИАП и две эскадрильи 71-го ИАП. Здесь же базировались две эскадрильи 73-го бомбардировочного полка и 44-я отдельная морская разведывательная эскадрилья. Всего в районе Таллина насчитывалось 85 боевых самолетов, в том числе 63 истребителя, 12 бомбардировщиков и 10 разведчиков. Среди истребительных подразделений особенно отличился в боях уже в первые месяцы войны 13-й ИАП. Часть истребителей из его состава размещалась на полуострове Ханко в Финском заливе, где для самолетов были построены специальные подземные укрытия из толстых бревен в 6–8 накатов, положенных вперемежку с двутавровыми балками. Из каждого укрытия рулежная дорожка вела прямо на взлетную полосу. После начала войны этот аэродром нередко подвергался обстрелам финской артиллерии, но тем не менее летчики продолжали выполнять боевые задачи. Наиболее известными пилотами 13-го ИАП летом 1941 года стали капитан А.К. Антоненко и лейтенант П.А. Бринько — каждый из них сбил в этот период свыше десятка вражеских самолетов.

В ночь с 7 на 8 августа свист первых падающих советских авиабомб услышали жители Берлина. В ответ на начатые гитлеровцами бомбардировки Москвы Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение нанести ответный бомбовый удар по столице Германии. Для выполнения этой операции была сформирована особая оперативная авиационная группа из числа лучших экипажей дальних бомбардировщиков ДБ-ЗФ. В нее вошли две эскадрильи из состава 1-го минно-торпедного полка КБФ (20 машин) под командованием полковника Е.Н. Преображенского, а немного позднее — еще две эскадрильи ДБА (13 самолетов) во главе с майором В.И. Щелкуновым.

Основной проблемой при выполнении задания являлась недостаточная дальность полета ДБ-ЗФ. От линии фронта до Берлина расстояние составляло в лучшем случае около 1000 км, и это превышало радиус действия бомбардировщика с бомбовой нагрузкой. Решение нашел нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов, который предложил разместить самолеты на аэродромах эстонского острова Сааремаа (Эзель), оттуда до Берлина было примерно 880 км. Этот остров Моонзундского архипелага находился уже в тылу у немцев, но его продолжали удерживать советские войска. На Сааремаа располагались два грунтовых аэродрома — Кагул и Асте, но, к сожалению, они имели ограниченные размеры, поскольку строились для истребителей. Взлетно-посадочные полосы удалось несколько удлинить, однако взлет тяжелых самолетов с бомбовой нагрузкой с этих аэродромов все равно оставался делом довольно рискованным. Первые 15 ДБ-ЗФ перебазировались на Сааремаа в начале августа. Бомбы и топливо туда доставили морским путем на тральщиках.

Согласно теоретическим расчетам, большую часть пути экипажам предстояло преодолевать над морем на высоте 6–7 тысяч метров. Общая продолжительность полета составляла около 7 часов. Топлива хватало в обрез, и, чтобы в баках во время посадки оставался его аварийный остаток, требовалось сбрасывать бомбы с первого же захода. Это сокращало время пребывания самолетов над целью, но, с другой стороны, снижало опасность негативного воздействия на них системы ПВО противника. Ведь Берлин защищали сотни ночных истребителей, большое количество прожекторов, зенитных орудий и аэростатов заграждения! Для проверки расчетов в ночь на 5 августа пятерка ДБ-ЗФ совершила разведывательный полет в район Берлина, и в целом он закончился положительно — в баках остался 20 %-ный запас горючего, а немцы не заметили летящие на большой высоте самолеты.

К вечеру 7 августа 15 бомбардировщиков были подготовлены к боевому вылету. С них сняли все лишнее оборудование и до отказа загрузили топливом. Каждый самолет нес 800 кг фугасных и зажигательных бомб, в основном весом по 100 и 250 кг. В 21:00 бомбардировщики начали разбег, с трудом отрываясь от земли в самом конце взлетно-посадочной полосы. В воздухе они разбились на три группы по пять самолетов, командование над которыми приняли Б.Н. Преображенский, А.Я. Ефремов и В.А. Гречишников. Два с половиной часа бомбардировщики шли над морем на высоте 6500 м, а потом развернулись на юг возле датского острова Борнхольм. Температура за бортом составляла — 38 °C и в негерметичных кабинах царил холод, от которого не спасали даже меховые комбинезоны. Обнаружить береговую черту помогли сами немцы, осветившие аэродром Штеттина, где проводились ночные полеты. Далее путь лежал вдоль автострады Штеттин — Берлин. Столица Германии вначале появилась в виде светлого пятнышка на горизонте, а затем огни Берлина охватили внизу значительную территорию.

«С семикилометровой высоты большой город был хорошо виден, — вспоминал стрелок-радист флагманского самолета В.М. Кротенко. — Он распростерся как паук, расцвеченный огнями электричества, свидетельствовавшими, что нас не ждали. Город не замаскирован.

— Цель под нами. Боевой курс, — подал команду штурман. Последняя прямая, и вскоре самолет вздрогнул, как бы подпрыгнув слегка вверх. В мою кабину проникал характерный запах сработавших пиропатронов. Тяжелые бомбы устремились вниз.

— Это вам за Москву, за Ленинград! — выкрикнул Хохлов, дублируя сброс бомб рычагом аварийного сбрасывания.

Я вытолкнул ногой большой пакет с 10 тысячами листовок — «подарок» фашистам от нашего комиссара Оганезова. На листовках — фотографии разбитой техники и трупы немецких солдат, погибших на советском фронте.

Мы с Рудаковым наклонились к люку и внимательно смотрели на зловещий ночной Берлин. Надо обязательно увидеть взрывы бомб. И секунд через 50 мы их увидели — две больших желтокрасных вспышки в центре цели. Доложили об этом Преображенскому и Хохлову. В Берлине начало гаснуть электроосвещение. Включив тумблер передатчика, я радировал ключом в штаб: «Мое место Берлин. Задание выполнено. Возвращаемся на базу». Рудаков повторил радиограмму.

Я поднялся в астролюк. Вокруг самолета рвались зенитные снаряды. «Дотянем ли до моря? Собьют», — мелькнула тревожная мысль. Но она исчезла, когда увидел, с каким искусством Преображенский выполнял противозенитные маневры.

В затемненном Берлине вспыхнул пожар. Это бомбили летевшие сзади летчики. Преображенский резко менял направление и высоту, вел машину на приглушенных моторах. Через 30 минут, показавшихся нам бесконечно долгими, зенитный огонь прекратился. Мы неслись над волнами Балтики, «угостив» столицу фашистов тоннами фугасных и зажигательных бомб…

Советские бомбы были сброшены на промышленные объекты, вокзалы и телеграф Берлина. Все бомбардировщики вернулись назад невредимыми.

Второй налет на Берлин состоялся в ночь на 10 августа, на этот раз немецкие зенитки сбили один самолет, экипаж которого пропал без вести. Третий вылет начался с трагедии и поэтому был на пару дней отложен. В целях эксперимента на двух ДБ-ЗФ повысили бомбовую нагрузку до 1000 кг, так как Сталин лично потребовал увеличить калибр сбрасываемых на Берлин бомб. Эти самолеты взлетали почти одновременно с двух разных аэродромов. С аэродрома Кагул попытался подняться в воздух с одной бомбой ФАБ-1000 экипаж Гречишникова. Однако в конце полосы бомбардировщик едва сумел оторваться от земли, перелетел через изгородь, вновь ударился колесами о землю, снес шасси и загорелся на развороте. Экипаж быстро покинул машину и остался цел. На Асте все оказалось гораздо хуже. Самолет Павлова с двумя бомбами ФАБ-500 вообще не смог оторваться от земли, врезался на краю аэродрома в препятствия и мгновенно взорвался. Весь его экипаж погиб.

Большого военного значения налеты советских бомбардировщиков на Берлин не имели, но их важность с пропагандистской точки зрения была несомненной. Так, жительница Берлина Анни Ренниг писала своему мужу, воевавшему под Ленинградом: «Дорогой мой Эрнст! Война с Россией уже стоила нам многих сотен тысяч убитых. Мрачные мысли не оставляют меня. В последнее время ночью к нам прилетают бомбардировщики. Нам говорят, что нас бомбили англичане, но нам точно известно, что в эти ночи нас бомбили русские. Они мстят за Москву. Берлин от разрывов бомб весь сотрясается… И вообще я скажу тебе: с тех пор как появились над нашими головами русские, ты не можешь себе представить, как нам стало теперь скверно…»».

Немецкое командование вначале приписывало налеты английским ВВС, но вскоре разобралось в ситуации, а разведка донесла ему о местах дислокации советских дальних бомбардировщиков. Поэтому директива № 34, изданная штабом верховного главнокомандования вермахта 12 августа, гласила: «…следует совместными усилиями соединений сухопутных войск, авиации и военно-морского флота ликвидировать военно-морские и военновоздушные базы противника на островах Эзель и Даго. При этом особенно важно уничтожить вражеские аэродромы, с которых осуществляются налеты на Берлин». Первый массированный удар люфтваффе по аэродрому Кагул был нанесен уже на рассвете 13 августа, однако он оказался безуспешным, поскольку все советские самолеты находились в воздухе, возвращаясь с очередного налета на Берлин. Зато вечером истребители-бомбардировщики Bf 110 сожгли на стоянках два ДБ-ЗФ.

Следует заметить, что кроме особой оперативной группы на ДБ-ЗФ, в налетах на Берлин в августе 1941 года приняли участие и тяжелые бомбардировщики из 81-й авиационной дивизии, которой командовал известный летчик М.В. Водопьянов. Всего для рейда на Берлин из состава 81-й дивизии были отобраны 10 новейших четырехмоторных бомбардировщиков ТБ-7 (Пе-8) и 16 двухмоторных Ер-2. В качестве места их базирования выбрали аэродром в городе Пушкине под Ленинградом, откуда общая протяженность маршрута до Берлина и обратно составляла приблизительно 2700 километров. В качестве дальнего бомбардировщика ТБ-7, естественно, превосходил ДБ-3 как по дальности полета, так и по бомбовой нагрузке, однако его боевую ценность существенно снижали ненадежные дизельные двигатели.

Ер-2 оснащался двумя стандартными моторами М-105, однако по мощности они не соответствовали тяжелому самолету.

Время вылета самолетов 81-й авиадивизии назначили на вечер 10 августа. Перед этим в каждый ТБ-7 загрузили по 2 тонны бомб, и еще по 700 кг взяли на борт бомбардировщики Ер-2. Однако с самого начала операции все пошло наперекосяк. Если первые четыре ТБ-7 поднялись в воздух с бетонной полосы без проблем, то из четырех Ер-2, взлетавших рядом с грунтовой полосы, от земли смогли оторваться только трое, а четвертый снес себе шасси, попав в конце аэродрома в канаву. После этой аварии всем самолетам было приказано взлетать с бетонки, но и здесь не обошлось без происшествий. Очередной ТБ-7 растаял в небе, но у следующего бомбардировщика на взлете отказали оба правых двигателя, машину развернуло поперек полосы, и она ударилась о землю. Половина членов экипажа сразу погибла, а оставшиеся получили ранения. Над горящим самолетом успели уйти в воздух еще два ТБ-7, прежде чем взлет был окончательно запрещен. В итоге на задание отправились всего семь ТБ-7 и три Ер-2. Из этих бомбардировщиков на свой аэродром вернулись только два — один ТБ-7 и один Ер-2. Из числа четырехмоторных ТБ-7 один самолет после выполнения задания приземлился на аэродроме в Торжке, второй сел в Обухово, третий был сбит собственной зенитной артиллерией, а еще три были разбиты во время вынужденных посадок на территории Финляндии и СССР. Из самолетов Ер-2 один пропал без вести, а другой на обратном пути сбили по ошибке советские истребители И-16 (к счастью, весь экипаж сумел выброситься из горящего бомбардировщика с парашютами).

Основную вину за большие потери 81-й авиадивизии возложили на Водопьянова, которого сняли с должности по причине плохой организации полета. Однако следует признать, что все это произошло из-за спешки проведения операции (практически все экипажи еще не имели боевого опыта), недоведенности боевой техники и плохой координации взаимодействия частей ВВС с истребительными и зенитными подразделениями ПВО. Кроме того, новейшие бомбардировщики ТБ-7 и Ер-2 в то время были неизвестны советским рядовым пилотам истребителей. А зенитчики знали и того меньше.

В начале августа немецкая группа армий «Север» располагала 29 дивизиями, многие из которых получили пополнение живой силой и техникой перед очередным этапом наступления. Усилился и состав 1-го воздушного флота люфтваффе, которому для поддержки наземных войск и налетов на Ленинград был придан VIII воздушный корпус Рихтгофена. Общая численность немецкой авиации на этом направлении возросла до 1200 самолетов, и еще 200 боевых крылатых машин действовали в составе финских войск.

Сосредоточив дивизии на лужском плацдарме, немцы 8 августа нанесли удар в сторону Красногвардейска, а затем начали наступление на лужско-ленинградском и новгородско-чудовском направлениях. Части люфтваффе, одновременно с бомбардировкой оборонительных позиций противника, предприняли массированные налеты на советские аэродромы. Их задачу существенно облегчало то, что аэродромы имели весьма слабую защиту зенитной артиллерией. Прикрывались они в основном зенитно-пулеметными взводами, вооруженными счетверенными пулеметами «максим» и импровизированными стрелковыми установками, созданными на основе снятых с самолетов авиационных пушек и пулеметов.

Постоянное патрулирование над аэродромами истребителей изматывало летчиков и вело к преждевременному износу боевой техники, а дежурные звенья зачастую не успевали подняться в воздух из-за небольшого подлетного времени противника. В конце концов, для отражения налетов стали привлекаться истребители с соседних аэродромов и были приняты меры для оснащения аэродромов современными зенитными средствами. Не остался в стороне и технический персонал аэродромов, занимавшийся рассредоточением и маскировкой боевых машин. Бывало, что для отвлечения внимания противника поблизости от ВПП выставлялись списанные устаревшие или не подлежащие ремонту самолеты. Всего в течение июля — августа люфтваффе совершили 57 налетов на советские аэродромы южнее Ленинграда, в которых приняли участие около 650 бомбардировщиков и истребителей.

Советские войска на поле боя по-прежнему поддерживались ВВС Северо-Западного фронта (усиленными в августе несколькими авиаполками, переданными из Московского военного округа), большей частью авиации Северного фронта и подразделениями 7-го авиакорпуса ПВО. В непосредственное распоряжение генерала А.А. Новикова была передана сформированная на базе ВВС КБФ отдельная авиагруппа (126 самолетов), состоявшая из двух истребительных и двух штурмовых полков, а также одной отдельной эскадрильи. В эти дни советские летчики вынуждены были действовать с большим напряжением, выполняя по четыре-пять вылетов в день. В светлое время суток они патрулировали воздушное пространство над своими войсками, бомбили вражеские механизированные и танковые колонны, а также железнодорожные узлы, на которых скапливались немецкие эшелоны с военной техникой и боеприпасами. В воздушных боях особенно отличились пилоты 39-й ИАД под командованием Холзакова. Например, ст. лейтенант А.Н. Сторожаков за месяц сбил 8 вражеских самолетов, лейтенант А.В. Чирков — 7.

Тяжелые бои шли и на Северном фронте, где линию советской обороны пытались прорвать финские войска. В ВВС 7-й армии эффективно действовал 65-й штурмовой полк, вооруженный устаревшими самолетами И-15бис. Его эскадрильи ежедневно по нескольку раз вылетали на боевые задания, атакуя объекты в ближайшем тылу противника. Одним из лучших пилотов полка являлся капитан М.П. Краснолуцкий, опытный воздушный боец и участник «Зимней войны» с Финляндией. Превосходный тактик, он обладал также и большим личным мужеством. Так, 12 августа Краснолуцкий во главе семерки И-15бис отправился на штурмовку вражеской колонны в районе Паннилы. Во время захода на цель советские самолеты были внезапно атакованы шестью Bf 109, и вблизи земли разгорелся воздушный бой. Преимущество в технике было полностью на стороне немцев, однако на малой высоте хорошую службу советским летчикам сослужила отличная горизонтальная маневренность тихоходных бипланов. Краснолуцкого одновременно атаковали два «мессершмитта», но он сумел увернуться от огня одного вражеского истребителя и резким разворотом вышел в лоб другому. Лобовая атака длилась всего несколько секунд, в течение которых самолеты стремительно неслись навстречу друг другу, стреляя из бортового оружия. Затем нервы немецкого летчика не выдержали, и он попытался отвернуть, но не успел. Нижнее крыло И-15бис срезало «мессершмитту» хвостовое оперение, и он, кувыркаясь, упал на землю. Краснолуцкий на поврежденном, но еще способном летать самолете продолжил бой, и совместными усилиями немцев удалось отогнать.

На Карельском перешейке финские войска захватили в конце августа город Выборг и продвинулись до рубежа прежней границы. Среди летчиков ВВС 23-й армии известность получил ст. лейтенант Н.И. Свитенко, командир эскадрильи 7-го ИАП. 22 июля 1941 года он отличился во время штурмовки финского аэродрома Утти, где 10 «чаек» под его руководством и 4 МиГ-3 сопровождения сожгли на земле и в воздухе 8 самолетов врага. В августе за первую неделю финского наступления его эскадрилья доложила о 20 уничтоженных грузовиках с пехотой и 7 воздушных победах. Газеты подробно описывали следующий случай. 19 августа советская воздушная разведка донесла о продвижении крупной немецкой моторизованной колонны на дороге Губаницы — Клопицы. По личному распоряжению генерала Новикова в воздух для нанесения штурмового удара немедленно подняли восьмерку И-153 из 7-го ИАП под командованием Свитенко. Невзирая на мощный зенитный огонь, наши летчики прицельно сбросили бомбы, а со второго захода обстреляли врага из пулеметов. В это время зенитный снаряд угодил в «Чайку» Свитенко, и ее мотор заглох. Пришлось вынужденно садиться на подходящей площадке недалеко от колонны. Естественно, немцы заметили посадку самолета и подвергли его минометному обстрелу. Свитенко быстро выбрался из кабины своего истребителя, поджег его и приготовился бежать в лес, когда увидел еще одну идущую на посадку «Чайку». Это его ведомый Алибек Слонов решил любой ценой спасти командира. Среди минометных разрывов юркий полутораплан коснулся колесами земли и, как только он остановился, Свитенко забрался на его нижнее крыло, ухватившись руками за расчалки и стойку крыла. «Чайка» туг же взлетела, и через 10 минут друзья уже были на советском аэродроме недалеко от Стрельны.

23 августа Северный фронт в целях облегчения руководства войсками и авиацией разделился на два фронта: Ленинградский и Карельский. Соответственно поделилась и авиация на ВВС Ленинградского фронта под командованием генерала А.А. Новикова и ВВС Карельского фронта, которые возглавил генерал Т.Т. Хрюкин.

Южнее Ленинграда немцы, развивая наступление, к 21 августа достигли Красногвардейского укрепрайона, а на новгородско-чудовском направлении 16-я немецкая армия прорвала оборону 48-й армии Северо-Западного фронта и 19 августа захватила Новгород. Авиация люфтваффе господствовала над полем боя, и, чтобы снизить ее эффективность, советские ВВС в конце августа нанесли массированные удары по немецким аэродромам. Из-за недостатка бомбардировщиков в ход пошли комбинированные штурмовые группы, целиком состоявшие из истребителей разных типов. Авиагруппа делилась обычно на две части: ударную и прикрывающую. Ударная включала в себя устаревшие самолеты И-16 и И-153 с подвешенными под крыльями бомбами и реактивными снарядами. Их прикрывали в воздухе более современные истребители МиГ-3, ЛаГГ-3 и Як-1, взлетавшие налегке. За счет этого удавалось добиться весьма неплохих результатов. Например, 25 августа был совершен налет на немецкий аэродром в районе Спасской Полисти, где, по данным разведки, враг сосредоточил до 70 самолетов. Четыре группы истребителей из 8-й САД, по десять машин в каждой, с интервалом 2–5 минут сделали по 3–4 захода на стоянки вражеской боевой техники, уничтожив на земле около 40 самолетов, из них 14 на взлете. В разгоревшемся воздушном бою с 12 Bf 109, взлетевшими с соседнего аэродрома, было сбито еще шесть истребителей. Советские потери составили 8 самолетов, включая сбитые огнем зенитной артиллерии. Согласно немецким данным, на аэродроме Спасская Полисть были выведены из строя около десятка Мессершмиттов Bf 109Е из состава II (Sch)/LG 2, бомбы повредили некоторые строения и сгорели четыре цистерны с горючим.

С 19 августа начался заключительный этап героической обороны Таллина, для захвата которого немцы выделили четыре пехотных дивизии. Кроме 10-го стрелкового корпуса, Таллин защищали отряды морской пехоты, подразделения ополченцев, корабли и авиация ВМФ. Общее руководство обороной военно-морской базы осуществлял Военный совет КБФ во главе с вице-адмиралом В.Ф. Трибуцем. Воздушные бои велись практически над всем районом Таллина, включая сам город, стоянки кораблей и аэродромы.

В этих боях летчики Балтийского флота записали на свой счет 20 воздушных побед, но и сами понесли тяжелые потери. Много было поврежденных советских самолетов, для ремонта которых не хватало не только запчастей, но даже и инструментов. Чаще всего повреждения боевые самолеты получали во время вражеских налетов на аэродромы, а также в ходе штурмовок наземных целей.

Против хорошо защищенных зенитными средствами немецких колонн немногочисленные бомбардировщики обычно использовались ночью, а днем для решения таких задач применялись истребители И-153 и И-16, вооруженные реактивными снарядами РС-82. Уже в первый день немецкой операции 19 августа для штурмовки колонны вермахта на подступах к Таллину была отправлена сводная группа из 8 истребителей 13-го и 71-го полков. Планировалось, что часть истребителей нанесет удар по вражеской колонне с разных направлений, а другая часть в это время атакует зенитки противника. Однако на практике оказалось, что все три захода советские летчики выполнили только против живой силы и бронетехники немцев, поскольку горели желанием остановить фашистов. В результате колонна была изрядно потрепана и на небольшое время остановлена, но с задания не вернулись три самолета. Еще один истребитель совершил вынужденную посадку на фюзеляж вблизи своего аэродрома, и пилот едва успел покинуть кабину, как топливный бак самолета взорвался.

25 августа немецкие войска ворвались на окраину Таллина, и все бомбардировщики и учебные самолеты ночью перелетели под Ленинград. Но истребители все еще продолжали сражаться, а механики прилагали все усилия для восстановления поврежденной техники. Они работали даже ночью при свете переноски и под немецким обстрелом. Утром 26 августа сводная группа обеих истребительных авиаполков атаковала с воздуха позиции немецких дальнобойных орудий, ведущих огонь по Таллину. В одном из звеньев на пушечном И-16 летел лейтенант Плешаков, уже уничтоживший под Таллином пять немецких самолетов. В районе цели он должен был подавить 20-мм зенитки противника, однако при обстреле очередного «эрликона» его истребитель был подбит зенитным снарядом. Сорванные взрывом куски моторного капота закружились в воздухе. Возвратиться назад не было никакой возможности, и тогда Плешаков перевел свой лобастый «ишачок» в пикирование и врезался в фашистское орудие…

Советские истребители 13-го и 71-го ИАП вели тяжелые бои и в течение дня 27 августа, однако вечером, в последний раз обстреляв врага на окраине Таллина, они покинули этот район боевых действий. Утром 28 августа флот и гарнизон города, по указанию Ставки ВГК, приступили к эвакуации в Кронштадт и Ленинград. Переход через Финский залив пришлось осуществлять в очень тяжелых условиях. Корабли непрерывно подвергались немецким атакам с воздуха, с берега по ним вела огонь тяжелая артиллерия противника, а маневр существенно затрудняли многочисленные минные заграждения. Из 195 боевых, транспортных и вспомогательных кораблей Балтийского флота на переходе по различным причинам были потеряны 53.

После сдачи Таллина сильно осложнилось снабжение советских аэродромов на острове Сааремаа, которые оказались оторванными от ближайших баз примерно на 400 км. Не оставляла их в покое и немецкая авиация. Так, 6 сентября во время вражеского налета на земле сгорели 7 советских самолетов. В итоге бомбардировщики пришлось перебазировать с острова, и налеты на Берлин прекратились. Всего с 8 августа по 4 сентября 1941 года экипажи 1-го МТАП совершили 86 самолето-вылетов с Сааремаа, и при этом 33 самолета добрались до Берлина, а остальные бомбили вспомогательные цели в городах Мемель, Данциг, Штеттин и др. Несколько меньше самолето-вылетов выполнила группа ДБА под командованием майора Щелкунова.

Тяжелая обстановка складывалась и под Ленинградом.

На Карельском перешейке в начале сентября финские войска вновь перешли в наступление с рубежа реки Свирь, устремившись с севера и востока в направлении на Петрозаводск. В 72-м БАП к этому времени осталось менее половины бомбардировщиков из первоначального состава — тяжелые потери полк понес в конце августа. Поэтому для штурмовки наступающих войск противника широко применялись истребители И-16 из 155-го ИАП и «чайки» из 65-го штурмового авиаполка. Самолеты 72-го БАП привлекались в основном для налетов на особо важные цели. Например, 18 сентября перед командованием бомбардировочного полка была поставлена задача разрушить с воздуха стратегически важный Никольский мост через реку Свирь, по которому непрерывным потоком шли финские подкрепления и автомобили с боеприпасами. В этот день две оставшиеся эскадрильи полка дважды летали для выполнения задания, но не добились успехов, потеряв несколько самолетов. 21 сентября мост безрезультатно бомбили еще три СБ — один из них был сбит зенитной артиллерией. Лишь 22 сентября удача улыбнулась экипажам полка. Звено СБ возглавил И.Д. Завражев. Ломаным маршрутом он провел бомбардировщики вглубь вражеской территории и атаковал мост с тыла, со стороны Онежского озера. Каждый самолет нес под крылом две бомбы ФАБ-250, которые сбрасывались почти с бреющего полета.

«Мы шли замыкающими, — рассказывал штурман одного из бомбардировщиков И А Васин, — и я Кожевникову все говорю: «Не отставай и — ниже!» На СБ штурман сидит впереди. У него в распоряжении спарка пулеметов ШКАС. Кругом зенитные разрывы… Вижу, с другого берега из крупнокалиберного пулемета ведет огонь пулеметчик. Моя правая рука — на сбрасывателе бомб, а левой я вожу спаркой, стреляя по пулеметчику. Смотрю, моя зеленая трасса тянется к нему, а он продолжает стрелять. Наконец, в начале моста я сбросил бомбы и уже обеими руками навел пулемет на пулеметчика. Вижу, он упал навзничь, и стрельба прекратилась. Мы, экипажи, летели так низко, что едва не задевали фермы моста винтами».

Большинство сброшенных бомб срикошетировали от моста, но две из них угодили в ферму, разрушили ее и таким образом вывели мост из строя.

К началу октября финны захватили Петрозаводск и Олонец, затем еще немного продвинулись вдоль западного берега Онежского озера, после чего были окончательно остановлены. Фронт на этом участке стабилизировался до лета 1944 года.

На юге немецкие войска 29 августа вышли к Колпино, а 8 сентября прорвались к Ладожскому озеру, захватив Шлиссельбург и перерезав сухопутные коммуникации, связывавшие город со страной. На юго-западе гитлеровцы 12 сентября заняли Красное Село и, продвигаясь далее на север, прорвались к Финскому заливу в районе Стрельни, отрезав 8-ю армию от основных сил Ленинградского фронта. В районе Ораниенбаума образовался плацдарм, удерживая который советские части 8-й армии сковывали силы противника и прикрывали базу Балтийского флота — Кронштадт. Ленинград оказался в кольце блокады, и началась героическая оборона города — целых 900 дней борьбы и страшных испытаний.

Немецкое наступление на Ленинград захлебнулось, когда до города оставалось чуть больше 10 км, и все последующие попытки фашистов прорвать советскую оборону не увенчались успехом. В бессильной ярости Гитлер приказал разрушить Ленинград обстрелами из артиллерийских орудий и непрерывными бомбардировками с воздуха. Хотя численность 1-го воздушного флота за время боевых действий сильно уменьшилась, тем не менее его командование не отказалось от воздушных атак. По состоянию на 6 сентября, в 1-м воздушном флоте имелся, по немецким данным, 481 самолет: 203 бомбардировщика, 60 пикирующих бомбардировщиков, 166 истребителей, 39 истребителей-бомбардировщиков и 13 разведывательных самолетов.

Советская авиация ПВО в этот период времени находилась в невыгодном положении, так как линия фронта приблизилась вплотную к городу, и количество постов ВНОС сократилось. Основную роль в обнаружении немецких самолетов стали играть радиолокационные установки РУС-2, пять из которых непосредственно обслуживали Ленинград. В начале сентября ВВС Ленинградского фронта располагали 268 боевыми самолетами, из которых в боевой готовности находились 163. В основном это были истребители устаревших типов. Из числа бомбардировщиков имелось всего 6 Пе-2,2 — Ар-2,11 СБ и 2 штурмовика Ил-2. Еще 152 самолета насчитывалось в авиации КБФ.

Впервые Ленинград подвергся обстрелу из дальнобойных орудий 4 сентября, а в ночь с 6 на 7 сентября на город упали первые бомбы. Затем начались постоянные круглосуточные налеты. Вечером 8 сентября к Ленинграду прорвались 23 «юнкерса» и сбросили на него преимущественно зажигательные бомбы. Вторая волна бомбардировщиков люфтваффе нанесла удар по жилым кварталам ночью, ориентируясь по огням пожаров, и использовала фугасные бомбы весом 500 и 1000 кг. Одна из таких бомб угодила в водонасосную станцию: 24 человека погибли, 122 — получили ранения. Несмотря на усилия пожарных, полностью сгорели крупнейшие в городе Бадаевские продовольственные склады. 10 сентября немецкие бомбы разрушили кондитерскую фабрику и повредили Ждановскую судоверфь. Вспыхнуло более 80 крупных пожаров, а число погибших и раненых превысило 400 человек. Особенно интенсивными были налеты 19 и 27 сентября. Так, 19 сентября немцы совершили четыре дневных и два ночных налета на Ленинград, в которых приняло участие 280 самолетов. Все атаки проводились с разных направлений. В этот день бомбой была разрушена больница на Суворовском проспекте — многие из 600 находившихся там больных погибли. Еще одна бомба угодила в Гостиный двор — крупный торговый центр, и при этом лишились жизни еще 98 человек, а 148 получили ранения. 27 сентября несколько групп немецких бомбардировщиков общим числом до 200 самолетов три раза бомбили город и расположенные вокруг него советские аэродромы.

Всего в течение сентября на Ленинград было выполнено 23 массированных налета, в которых участвовали 675 самолетов. Они сбросили на город 987 фугасных и 15100 зажигательных бомб, в результате чего погибли или получили ранения 4409 ленинградцев.

Советские истребители с трудом противостояли воздушным нападениям, так как подлетное время вражеских бомбардировщиков было невелико. Тем не менее в сентябре лишь около 25 % немецких самолетов прорвались к целям. Пилоты 7-го ИАК только за половину дня 10 сентября заявили 16 воздушных побед. В боях отличился 11 сентября мл. лейтенант Е. Новиков, атаковавший группу Ju 87. Один самолет противника он сбил реактивными снарядами, а другой ударил плоскостью своего истребителя И-16, сумев при этом не только уцелеть, но и благополучно вернуться на поврежденной машине на аэродром.

В сентябре ожесточенным воздушным налетам подверглась и военно-морская база Кронштадт, так как корабли, стоящие на рейде, были включены в систему артиллерийской обороны Ленинграда и огнем своих орудий наносили серьезный урон наступающим немецким войскам. Первый налет на Кронштадт авиация люфтваффе совершила 19 сентября, выбрав в качестве основных целей линкоры «Марат» и «Октябрьская революция». Вначале труппа из 15 «юнкерсов» сбросила бомбы в районе причала и морского госпиталя, а затем еще две волны бомбардировщиков с промежутком в один час попытались атаковать корабли, но были рассеяны зенитчиками. В условиях мощного зенитного огня корабельных и береговых орудий храбрость немецких летчиков заметно поубавилась. Известный немецкий пилот Ганс Рудель из группы III/StG 2 впоследствии так излагал свои впечатления, оставшиеся от налета:

«Вечное голубое небо и убийственный зенитный огонь. Ни на каком другом театре военных действий я не видел ничего подобного. Согласно донесениям нашей разведки, в районе цели на территории около 10 кв. км сосредоточены сотни зенитных орудий. Разрывы зенитных снарядов в воздухе образуют целые облака. Они воспринимаются нами не как отдельные взрывы, а как непрерывный бушующий звук, напоминающий гром аплодисментов в судный день. Зоны плотного зенитного огня начинаются сразу, как только мы пересекаем прибрежный плацдарм, который все еще находится в руках у русских. Затем идут Ораниенбаум и Петергоф с сильно защищенными гаванями. На открытой воде полно понтонов, барж, лодок и прочих мелких судов — все они напичканы зенитными средствами. Для размещения своих зениток русские используют все подходящие для этого места».

21 сентября советские корабли вели огонь с Петергофского рейда, срывая наступление немцев на Красное Село. В этот день из-за сильной облачности видимость была невысокой, около 1000–1200 м, и поэтому самолетам люфтваффе удалось добиться серьезных успехов. Около 10 часов над линкором «Октябрьская революция» пролетел фашистский разведчик, а в 11:19 из облаков неожиданно вывалились примерно 30 Ju 88, которые резко развернулись и атаковали корабль с кормовых курсовых углов. Зенитчики успели сбить два бомбардировщика, прежде чем с неба обрушился град бомб. Рядом с линкором упало 19 бомб весом от 250 до 500 кг, и три из них угодили в носовую часть корабля, пробили верхний настил и взорвались на средней палубе. Силой взрыва настил верхней палубы оторвало от бортов и завернуло на полубак, однако корабль продолжал стрельбу главным калибром и двигался по направлению к Кронштадту. Пламя и дым закрыли его от последующих атак. Проводивший осмотр линкора после ликвидации пожара на баке контр-адмирал Ю.А. Пантелеев вспоминал: «Мы подошли к первой башне, дальше двигаться не было возможности. Бак корабля разворотило, почти до самого днища зияла чудовищная рана, и в ней торчало изуродованное и скрюченное железо, трубопроводы, обгорелые детали механизмов. Пахло гарью. Еще не всех убитых и раненых успели извлечь из этого хаоса. Я передал командиру линкора приказание комфлота — идти на ремонт в Кронштадт. Ни в каких «ободряющих» словах он не нуждался. По всему тому, что и как делалось кругом, я видел — это сильный и спаянный коллектив настоящих моряков. Никакие бомбы таких не выведут из равновесия».

Практически одновременно был атакован дюжиной пикирующих бомбардировщиков эсминец «Стерегущий». За 6–8 минут немецкие самолеты сбросили на него около 60 бомб весом от 50 до 250 кг. В итоге корабль получил три прямых попадания: одна бомба разорвалась в помещении старшин, вторая — в районе 1-го машинного отделения, а третья попала в борт в районе кают-компании. Наиболее тяжелые последствия вызвал взрыв в машинном отделении, из-за чего часть эсминца оказалась затопленной. Однако корабль все же дошел до отмели и через четверть часа после налета затонул, опрокинувшись на правый борт. Оставшиеся в живых моряки спаслись вплавь, поскольку все шлюпки были повреждены осколками.

Пришедший в Кронштадт линкор «Октябрьская революция» в течение 21 сентября подвергался еще нескольким массированным налетам, но его мощный зенитный огонь раз за разом заставлял фашистов сворачивать с боевого курса и сбрасывать бомбы куда попало. Стволы корабельных зенитных орудий раскалились, вся краска на них сгорела, и чтобы их остудить, краснофлотцы прикладывали к ним смоченные водой маты. Был сбит еще один немецкий самолет, а некоторые получили различные повреждения. Для пилотов люфтваффе этот день стал весьма напряженным. Например, командир эскадрильи 7./StG 2 пикирующих бомбардировщиков Ju 87, Эрнст Купфер, был дважды подбит в ходе налетов на корабли и едва дотягивал до своей территории, чтобы совершить вынужденную посадку.

22 сентября немецкие бомбардировщики трижды атаковали базу в Кронштадте, но безрезультатно. Зато на следующий день в районе базы разгорелось настоящее сражение, когда немцы бросили в бой все наличные силы своей авиации. За день немецкие самолеты выполнили шесть налетов на Кронштадт группами по 20–30 бомбардировщиков Ju 87 и Ju 88 в сопровождении истребителей Bf 109. Всего 23 сентября в налетах на Кронштадт приняли участие 270 самолетов люфтваффе. Они нанесли немалый урон кораблям Балтийского флота, скопившимся в гаванях и на рейдах базы. Особенно тяжелая ситуация сложилась на линкоре «Марат», стоявшем у стенки Средней гавани в ожидании ремонта повреждений, полученных в середине сентября во время стрельбы по войскам противника. Его атаковали 30–40 пикирующих бомбардировщиков Ju 87 из группы III/StG 2, которые сумели добиться всего лишь одного или двух попаданий, но они стали роковыми. 1000-кг фашистская бомба упала между первой башней и фок-мачтой, пробила палубу и разорвалась в районе погребов боезапаса.

Это вызвало детонацию полузарядов, и мощный взрыв почти полностью разорвал в этом месте корпус линкора. Вся его носовая часть до 20 шпангоута вместе с первой башней, боевой рубкой и фок-мачтой рухнула в воду. При этом погибло 326 человек, в том числе командир и комиссар «Марата». Сел позднее на грунт и весь корабль, однако над поверхностью воды остались часть борта и артиллерийские орудия, которые продолжали вести огонь. В течение дня зенитки «Марата» выпустили рекордное для него количество снарядов: 1002 76-мм, 528 37-мм и 6584 12,7-мм.

Три 50-кг бомбы нанесли смертельные повреждения лидеру «Минск». Одна из них угодила в кормовую надстройку, вторая разорвалась внутри корабля, а третья упала рядом с бортом в районе 3-го котельного отделения и взрывом разорвала бортовую обшивку и повредила котел. Часть корабельных отсеков заполнилась водой, и команда до вечера боролась за живучесть «Минска». Но, несмотря на все усилия, корабль в конце концов повалился на борт, оборвал швартовые и затонул на глубине 8,5 м.

Среди других советских кораблей новые повреждения получили линкор «Октябрьская революция» и эсминец «Грозящий», две бомбы попали в крейсер «Киров», затонули подводная лодка, транспорт и буксир. Потери люфтваффе в течение дня составили 12 самолетов.

После 23 сентября немецкие воздушные атаки Кронштадта пошли на убыль, а в октябре из-за переброски пикирующих бомбардировщиков Ju 87 на центральный участок Восточного фронта и вовсе сошли на нет.

Однако бомбардировки Ленинграда продолжались, хотя из-за значительных потерь в дневных акциях их перенесли на ночное время. С 1 октября по 24 ноября 1941 года немцы выполнили 32 налета ночью и только 5 днем. Это значительно осложнило ситуацию для истребителей ПВО Ленинграда — перехватывать удавалось лишь бомбардировщики, попавшие в лучи прожекторов. Теперь свыше 80 % немецких самолетов прорывалось к городу. Зачастую они действовали поодиночке с интервалом до 20 минут, растягивая таким образом налет на всю ночь. Например, 14 ноября налет продолжался с 18 часов вечера до 8 часов утра. Участвовало в нем всего 36 самолетов, сбросивших на город 165 фугасных и около 2300 зажигательных бомб. Все это очень изматывало население Ленинграда. В 7-м истребительном авиакорпусе в спешном порядке 26-й ИАП был преобразован в ночной. Один из пилотов этого полка В.А. Мациевич вспоминал: «В начале войны и мы и немцы обычно летали днем. Осенью, приблизившись к Ленинграду и встречая сильное противодействие дневных истребителей, немцы стали совершать налеты на город по ночам. 25 октября ночью мне удалось по разрывам бомб обнаружить Хейнкель-111, сблизиться с ним вплотную и сбить. Видимо, силой взрыва мою машину перевернуло, плоскости деформировались, и я с трудом выровнял самолет над Финским заливом и дотянул до аэродрома. Это был первый сбитый мною ночью бомбардировщик. Командование тогда же решило создать из опытных летчиков ночной полк. К нам пришли Севастьянов, Щербина, Алексеев и др.».

Среди упомянутых пилотов наибольшую известность в то время приобрел А.Т. Севастьянов, который в ночь на 6 ноября, расстреляв боекомплект, совершил таран, врезавшись на «Чайке» в крыло бомбардировщика Не 111. Отважный летчик выбросился с парашютом и приземлился на территории одного из заводов. Обломки немецкого самолета упали в Таврический сад. Два члена экипажа «хейнкеля» также сумели выпрыгнуть с парашютами, и одного из них после приземления схватили местные жители и едва не растерзали на месте.

В период с 25 ноября по 5 декабря фашисты совершили еще 11 налетов на Ленинград, и на этот раз только три ночью. Пользуясь ненастной погодой и облачностью, они сбрасывали бомбы наугад с большой высоты. Одновременно город продолжал подвергаться артиллерийским обстрелам. От советских истребителей в облаках было мало толку, а зенитная артиллерия вслепую не могла вести эффективный огонь, кроме того, уже явно ощущался недостаток боеприпасов.

В двадцатых числах декабря, после разгрома гитлеровских войск под Москвой, немецкая авиация свернула свою деятельность под Ленинградом, и наступило трехмесячное затишье.

 

Антоненко Алексей Касьянович и Бринько Петр Антонович

Лучшие асы советских ВВС в первые месяцы войны, Алексей Антоненко и Петр Бринько, воевали в одном 13-м авиаполку КБФ, были очень дружны, несмотря на различие характеров, и в воздухе часто летали в паре, понимая друг друга с полуслова. Товарищи шутливо прозвали их «А» и «Б».

Антоненко родился 23 февраля 1911 года в деревне Васильковичи Могилевской губернии. После окончания школы учился в ФЗУ, а затем работал слесарем и помощником машиниста на железнодорожной станции Дно. В 1929 году поступил в Ейское училище морских летчиков, успешно его закончил и в течение шести лет оставался там в должности инструктора. В Краснознаменный Балтийский флот Антоненко прибыл осенью 1938 года уже опытным летчиком и сразу был назначен командиром звена. Боевое крещение он получил летом 1939 года во время военного конфликта на реке Халхин-Гол. В небе Монголии он участвовал в 40 воздушных боях и сбил в группе 6 японских самолетов. В 1940 году Антоненко в составе 13-го ИАП выполнял боевые вылеты в ходе «Зимней войны» с Финляндией. К моменту начала Великой Отечественной войны он служил в должности заместителя командира 2-й эскадрильи 13-го ИАП и был награжден орденом Ленина и медалью «За боевые заслуги». «Наш балтийский Чкалов», — с гордостью называли его друзья за меткость стрельбы в воздухе и искусство пилотажа.

Петр Бринько был уроженцем поселка Мандрыкино, находившегося на территории нынешнего города Донецка. Он родился 17 сентября 1915 года. Учился в школе-десятилетке, затем в горнопромышленном училище, Запорожском аэроклубе, а в 1936 году окончил Ейское авиационное училище. Подобно своему товарищу, он тоже участвовал в нескольких войнах и имел такую же длинную боевую карьеру: сражался над озером Хасан, над рекой Халхин-Гол, участвовал в боях над Карельским перешейком.

Из двух друзей первым воздушную победу в Великой Отечественной войне одержал утром 25 июня 1941 года Алексей Антоненко. Причем произошло это следующим образом. Летчики обедали у своих самолетов, и вдруг со стороны моря послышался завывающий гул моторов немецкого «юнкерса». Разведывательный Ju 88 прошел над самым аэродромом на высоте около 4000 м, и сразу же на взлет пошло дежурное звено И-16.

— Поздно взлетели, — сказал Антоненко, провожая истребители взглядом, и вдруг неожиданно добавил, — а вот я сейчас перехвачу его и собью!

Он поставил тарелку с супом на землю и в чем был, без парашюта и шлемофона, бросился к своему самолету на стоянке. Спустя секунды его И-16 тип 29 (вооруженный одним крупнокалиберным пулеметом БС и двумя ШКАСами) уже выруливал на взлетную полосу… Поднявшись в воздух, Антоненко не стал преследовать уходивший на значительной высоте «юнкерс», понимая, что это бесполезно. Его идея заключалась в другом. Избежав перехвата, разведчик неминуемо должен был развернуться, чтобы сфотографировать затем стоянки кораблей Балтийского флота, и поэтому лучше всего его было ожидать в том районе.

Лететь к Таллину пришлось в довольно тяжелых условиях. Без шлема и очков в открытой кабине истребителя встречный поток воздуха заставлял слезиться глаза, и необходимо было плотнее прижиматься к лобовому козырьку остекления. Неудобно было сидеть, поскольку обычно пилоты располагались на парашюте, уложенном в чашу сиденья. Но парашюта не было, и чтобы в какой-то мере это компенсировать, Антоненко до отказа поднял сиденье вверх.

Добравшись до Таллина и набрав высоту, он уменьшил обороты двигателя и сделал круг над внешним рейдом. Ожидание тянулось недолго, и вскоре на горизонте появилась черная точка — «юнкерс» быстро приближался на встречном курсе. Первую атаку Антоненко выполнил со стороны солнца — длинная очередь прошила фюзеляж немецкого самолета, и лишь тогда его экипаж заметил опасность и стал разворачивать свою машину обратно. Второй раз советский летчик атаковал Ju 88 сзади снизу — нижний стрелок бомбардировщика погиб, так и не успев открыть огонь. С третьего захода Антоненко с близкой дистанции зажег моторы «юнкерса», после чего вражеский самолет свалился на крыло, и остатки его экипажа стали выпрыгивать с парашютами.

Вернувшись на аэродром, Антоненко как ни в чем не бывало вновь занялся своим еще не успевшим остыть супом. Достойной наградой ему были восторженные отзывы от очевидцев боя, хотя нахлобучку за полет без парашюта от командира полка он все же получил.

В начале июля разгорелись бои за полуостров Ханко, и для оказания помощи его защитникам туда перебросили два звена истребителей из 13-го ИАП. Специально для противодействия вражеским разведывательным самолетам на Ханко отправили также капитана Антоненко и его ведомого Бринько — оба они отличались быстротой реакции и отличной стрельбой. От третьего пилота звена Антоненко отказался — вопреки уставу он уже с первых дней Великой Отечественной войны предпочитал сражаться парой.

Аэродром на полуострове постоянно подвергался артиллерийским обстрелам противника. Снаряды не могли повредить так называемым «рефугам» — подземным укрытиям истребителей, однако они изрядно перепахивали взлетную полосу. Положение спасала усиленная строительная рота, оснащенная грузовыми машинами, тракторами и тяжелыми катками. Она почти круглосуточно занималась ремонтом аэродрома. Естественно, летчикам приходилось соблюдать особую осторожность при взлете и посадке. Когда вечером 2 июля Антоненко и Бринько подлетали к Ханко, они снизились до верхушек деревьев и заблаговременно выпустили щитки и шасси. В результате финские артиллеристы заметили приземлявшиеся советские самолеты слишком поздно и открыли огонь уже тогда, когда они зарулили в «рефугу».

3 июля «чайки» и И-16 с Ханко штурмовали позиции финских орудий, однако Антоненко и Бринько в этом вылете не участвовали. В состоянии боевого дежурства они находились у своих истребителей. Спали урывками, и при этом их парашюты были подвешены на специальных приспособлениях для удобства одевания, а ботинки были зашнурованы и стояли рядом так, чтобы в них можно было сразу вдеть ноги. Обоим летчикам поручили особое задание. Два весьма устаревших финских биплана Бристоль «Бульдог» повадились на военно-морскую базу, где они не только вели разведку, но и обстреливали корабли и гидросамолеты из пулеметов. Навязать им воздушный бой пока не удавалось, так как при первых признаках опасности они тут же уходили на бреющем полете на свою территорию. Антоненко сразу решил проучить нахалов, и по его требованию на самом высоком дереве около аэродрома был оборудован дополнительный наблюдательный пост, соединенный телефонной связью со стоянкой истребителей. «Бульдоги» появились утром 4 июля. С малой высоты они сбросили бомбы на советские артиллерийские батареи, и сразу над аэродромом вспыхнула красная сигнальная ракета. Не успела она погаснуть, как Антоненко и Бринько уже находились в воздухе. Они начали боевой разворот, еще не набрав необходимой скорости, и такие действия требовали ювелирной точности пилотирования. На этот раз финнам уйти не удалось. Очередь Бринько хлестнула по кабине ведомого «бульдога» и он, перевернувшись, рухнул на землю недалеко от нашего аэродрома. Второй финский самолет на максимальной скорости устремился под защиту своих зениток, но Антоненко с большого расстояния успел зацепить его огнем из трех пулеметов. Наземные войска подтвердили падение обоих вражеских машин.

5 июля балтийские асы сбили разведывательный Ju 88 практически над самым командным пунктом. Они зажали его в клещи и с двух сторон выпустили всего лишь по одной короткой очереди, прежде чем за «юнкерсом» потянулись длинные хвосты дыма. За этот бой, получивший широкую известность, командир бригады генерал Кабанов подарил Антоненко и Бринько ящик шампанского. Самолет упал на мелководье, и его обломки тщательно исследовались. Для современных любителей немецких официальных подтверждений можно добавить, что в кармане стрелка — радиста нашли хлебные карточки и использованный билет на посещение парижского борделя мадам Поль, а сам «юнкерс», согласно его формуляру, был построен на берлинском авиационном заводе 20 мая 1941 года.

8 июля, направляясь в Таллин, два друга уничтожили еще один Ju 88, а на обратном пути рано утром на следующий день они завязали бой с двумя истребителями Фиат G.50bis. Пользуясь туманной погодой, финны на небольшой высоте подкрались к базе торпедных катеров, сбросили бомбы и затем были перехвачены Антоненко и Бринько. «Дрались мы почти десять минут, — вспоминал Антоненко. — Но ни я, ни Бринько не стреляли попусту. Когда мы сбили оба фашистских самолета и подсчитали затраченные патроны, оказалось, что я израсходовал семь, а Бринько — одиннадцать. Вот и получилось — чтобы уничтожить два «фиата», хватило восемнадцати патронов».

В тот же день Антоненко и Бринько прикрывали на И-16 девять «чаек» с бомбами, совершавших налет на финский аэродром Турку. Самолетов там не оказалось, зато на обратном пути летчики заметили в гавани на воде два гидроплана и немедленно перешли в атаку. По их воспоминаниям, зенитный огонь противника был настолько сильным, что сквозь разрывы снарядов приходилось пробиваться как сквозь облака. Дым и гарь ощущались даже в кабинах «чаек» и И-16. Тем не менее штурмовка гавани прекратилась лишь после того, как оба гидроплана были уничтожены.

Возвратившись в Ханко, оба друга решили сделать еще одну вылазку к гавани — по их мнению, там непременно должны были находиться и другие гидросамолеты. На этот раз с ними полетели лишь две «чайки», пилотов Лазукина и Белорусцева. Вылет состоялся 10 июля, и действительно, в гавани Турку были обнаружены еще пять гидропланов. Атаку выполняли «чайки», сбросившие на врага четыре 50-кг бомбы, а Антоненко и Бринько держались на И-16 в отдалении, набрав необходимую высоту. Такая тактика прикрытия оказалась очень удачной, когда на перехват «чаек» с сухопутного аэродрома взлетели шесть финских истребителей Фоккер D.XXI. Заметив врага, Лазукин и Белорусцев на И-153 стали немедленно отходить на высоте около 70 м в сторону И-16, однако дистанция между ними и «фоккерами» быстро сокращалась. Первым обнаружил опасность Бринько и сразу перешел в пикирование, а Антоненко занял место его ведомого. В ходе внезапной атаки на встречных курсах Бринько сразу сбил один D.XXI, после чего пара И-16 ушла вверх и заняла исходную позицию. Внизу легкие и маневренные «чайки» завязали выгодный им бой на виражах. Финны попали в крайне тяжелые условия, подвергаясь ударам со всех сторон. По одному «фоккеру» вскоре уничтожили Лазукин и Белорусцев, а Антоненко отправил вниз четвертый вражеский самолет. Оставшиеся два D.XXI попытались выйти из боя, но удрать удалось лишь одному. Бринько успел зажечь пятый финский истребитель и он, зацепившись за верхушки деревьев, превратился в груду обломков.

Звание Героя Советского Союза Антоненко и Бринько было присвоено в один и тот же день, 14 июля. Однако их радость была омрачена трагическим случаем. Изрядные хлопоты флоту доставляли два И-153, захваченные финнами и используемые ими в разведывательных целях. За этими машинами была организована настоящая охота. И вот, возвращаясь с задания, Антоненко и Бринько встретили в районе Таллинского порта пару «чаек», идущую им навстречу. Антоненко разминулся с ведущей «Чайкой», а Бринько, посчитав, что это атака вражеских самолетов, открыл огонь. Как всегда он был точен. И-153 закружился и упал в воду, но в нем погиб не финский летчик, а однополчанин обоих товарищей Иван Козлов.

В этот период оба советских аса неоднократно вылетали на штурмовку вражеских позиций и кораблей, и сбили еще несколько самолетов. В одном из воздушных боев они ввязались в схватку с двумя «фиатами» (по другим источникам — с «Брюстерами-239» из группы Lelv 24), пилоты которых оказались опытными бойцами. В схватке истребители противников разбились на пары, и Бринько, почти израсходовав запас, наконец, сбил своего врага. Антоненко в суматохе боя и в условиях плохой видимости потерял на некоторое время своего противника, а тот атаковал сверху истребитель Бринько, летевший на бреющем полете. Не имея возможности защищаться, Бринько вынужден был маневрировать у самой воды, уворачиваясь от пулеметных очередей, ложившихся от него то справа, то слева. Выручил его Антоненко, чей истребитель появился в самый подходящий момент. Одна очередь из пулеметов отправила вниз и второй вражеский «фиат».

Алексей Антоненко, имевший на счету уже одиннадцать воздушных побед, погиб 25 июля 1941 года. Причем погиб совершенно нелепо. Когда по сигналу воздушной тревоги на перехват Ju 88 в одиночку взлетел Бринько, Антоненко находился на командном пункте, и ему нужно было еще время, чтобы добраться на мотоцикле на стоянку истребителей. Поднимаясь в воздух, он уже в кабине натянул шлем, но не застегнул привязные ремни. И эта ошибка стала роковой. «Юнкерс» сбил Бринько, который благополучно совершил посадку. А когда приземлился Антоненко, перед его И-16 неожиданно разорвался снаряд. Самолет перескочил через воронку, ударился колесами о вывороченную землю, пилота выбросило из кабины, и он на месте скончался.

Бринько очень переживал после смерти своего друга, и для перемены обстановки командование полка отправило его в начале августа в Таллин под предлогом замены выработавшего ресурс двигателя на истребителе. Здесь Бринько провел свой очередной блестящий бой в лучших традициях погибшего товарища. Едва он зарулил в Таллине на стоянку и выбрался из самолета, как рядом послышалась беспорядочная стрельба корабельных зениток. Уходя от зенитного огня, к городу приближался двухмоторный Ju 88. Взлетела красная ракета — сигнал дежурному звену, но Бринько успел взлететь первым. Догнав противника, он стремительной атакой снизу превратил его в пылающий факел.

С августа Бринько летал в паре с лейтенантом Мальцевым и воевал особенно ожесточенно. Например, 5 сентября во время налета группы Bf 110 на аэродром он, израсходовав боеприпасы, таранил немецкий самолет. Сделав молниеносный разворот, Бринько хладнокровно приблизился к «сто десятому» и винтом отрубил ему хвостовое оперение. Затем выключил поврежденный мотор и с планирующего полета мастерски посадил свой И-16 на полосу аэродрома. Через три дня он на том же истребителе уничтожил Fw 189, а еще через день — Хеншель Hs 126, а потом Ju 88, ставший его пятнадцатым сбитым самолетом.

Бринько погиб 14 сентября 1941 года в районе Ропши, атакуя немецкий привязной аэростат, хорошо прикрытый зенитной артиллерией. Смертельно раненный осколками снаряда, он все же сумел совершить вынужденную посадку на фюзеляж на своей территории и умер в кабине истребителя. Его боевой лозунг звучал следующим образом: «Если я вылечу на секунду раньше — погибнет враг. Если задержусь на секунду — погибну сам. Если нет больше зарядов — неплохо боднуть врага прямо машиной. Раз для Родины требуется моя жизнь — отдай ее, но победи врага!».

 

Голубев Василий Федорович

Один из наиболее результативных летчиков-истребителей Балтийского флота, Василий Голубев проявил себя талантливым командиром, тщательно планируя каждый боевой вылет и операцию в воздухе, учитывая все тактические слабости противника и скрупулезно разбирая ошибки летчиков своей части.

Родился он в 1912 году в селе Каменка, недалеко от Ленинграда. Закончил Ейское авиационное училище и получил назначение в 13-ю отдельную эскадрилью. Войну начал в составе 13-го ИАП, летая на И-16 с бортовым номером «13». Но 13-е число не принесло удачи Голубеву. Первую победу он одержал 28 июня 1941 года, сбив немецкий бомбардировщик Ju 88. В начале июля его жертвой стал Мессершмитт Bf 109. Затем началась полоса неудач.

13 июля он атаковал в лоб немецкие самолеты, приняв их за Ju 88. Однако это оказались двухмоторные тяжелые истребители Bf 110 с мощным вооружением. В итоге «ишачок» Голубева был подбит, и летчик, весь облитый маслом, едва сумел совершить посадку на своем аэродроме. После этого случая механик Богданов предложил исправить бортовой номер истребителя на «14», но Голубев отказался. 13 августа шестерка И-16 отправилась на прикрытие железнодорожной станции Веймарн. Самолеты патрулировали на высоте всего 1200–1500 метров, и этот тактический промах дорого обошелся советским летчикам. Десять Bf 109 напали на них сверху — ведомый Голубева был сбит, а сам Василий, получивший ранение в ногу, с трудом посадил машину на фюзеляж. Самолет был разбит, а пилот угодил на месяц в госпиталь.

В середине сентября Голубев вернулся в свою часть, но 9 оставшихся истребителей полка к этому времени уже перелетели на аэродром в Новой Ладоге. Однако на авиабазе остались два поврежденных И-16 со снятым вооружением, которые к вечеру удалось отремонтировать. На них Голубев вместе со своим товарищем Ф. Зотовым и отправился догонять полк. Но в пути безоружные самолеты были атакованы «сто девятыми», и истребитель Голубева вновь оказался подбит и приводнился на поверхности Ладожского озера. Благодаря своей хорошей физической подготовке, летчик смог доплыть до берега, где его вскоре подобрал связной У-2.

На новом месте Голубеву опять достался И-16 с бортовым номером «13», но на этот раз Богданов не выдержал и по собственной инициативе исправил номер на «33». С тех пор балтийский летчик постоянно летал на машинах с таким обозначением.

В начале октября Голубев в числе шести пилотов был откомандирован на полуостров Ханко для обороны флота и Кронштадта от налетов финской и немецкой авиации. Здесь отчетливо проявилась манера боя будущего аса, основанная на традициях Антоненко и Бринько. Сам Голубев описывает ее так:

««Юнкерсы» начали уходить на восток. Я выбираю одного, подхожу метров на четыреста, посылаю два снаряда. Сближаюсь на короткую снайперскую дистанцию, стрелки «юнкерса» молчат, видимо, оба убиты. Длинная очередь из трех пулеметов прошивает самолет врага от хвоста до кабины. Ju 88, медленно заваливаясь на крыло, уходит вниз. Близ позиций наших войск на земле вспухает огненный шар…»

Осенью 1941 года советская истребительная группа с Ханко стала настоящей занозой для финского командования. И-153 и И-16 из ее состава безнаказанно штурмовали вражеские войска на островах архипелага, препятствуя их захвату, эффективно боролись против самолетов противника. Так, 24 октября Василий Голубев в бою с двумя финскими трофейными истребителями И-153, изрядно досаждавшими советскому флоту, сумел сбить реактивными снарядами один биплан и тяжело повредил пулеметной очередью другой. Для нейтрализации этой группы в Финляндии была сформирована специальная эскадрилья истребителей Кертисс «Хаук» 75 под командованием капитана Пааво Берга. К боевым действиям она приступила 31 октября.

Первый воздушный бой между советскими и финскими истребителями состоялся уже через день. В нем приняли участие четыре «хаука» во главе с Бергом и два И-16 под командованием Цоколаева, к которым вскоре присоединился «ишачок» Василия Голубева (его пара взлетала с аэродрома под артиллерийским обстрелом, и ведомый Дмитрий Татаренко вынужден был прекратить разбег из-за разрыва снаряда перед самолетом). В район боя Голубев подоспел как раз вовремя, когда «хауки» зажали в клещи истребители И-16, и Берг уже открыл огонь по отставшему самолету лейтенанта Творогова. Заградительные очереди вынудили Берга прекратить стрельбу, а затем Голубев резким разворотом вышел на позицию для атаки. Позднее он вспоминал: «Сближаюсь на сто метров — моя любимая дистанция, только выходить из нее тяжело — и даю точную очередь по мотору и кабине «спитфайра». Вижу, как разрывные пули рвут обшивку самолета и остекление фонаря кабины, «спитфайр» переворачивается и падает рядом с нашим миноносцем». Так бесславно закончилась карьера капитана Пааво Берга. Его ведомый поспешно покинул поле боя, а еще через некоторое время, получив изрядные порции свинца, удрали на большой скорости и остальные два «хаука».

Самолеты противника советские летчики опознали как «спитфайры», и в этом есть какая-то загадка, поскольку по официальным источникам истребители этого типа на вооружении финских ВВС не состояли. Конечно, в условиях скоротечных воздушных боев пилоты нередко путали силуэты вражеских самолетов (к тому же в начале войны малоизвестных), но Голубев и после войны настаивал на том, что это были именно «спитфайры». Кроме того, доклады о встречах в воздухе с финскими «спитфайрами» поступали и от других советских летчиков.

Жажда реванша финскими летчиками привела вскоре к очередному воздушному бою, который произошел 5 ноября и опять закончился для них явным поражением. Вновь предоставим слово Василию Голубеву: «А вскоре пять «спитфайров» вызвали нас на бой — такое иногда бывало в годы войны. Вызов мы приняли и, предварительно обговорив план сражения, взлетели двумя парами. Противник ходил двумя группами — три и два, все на одной высоте.

Я покачал им крыльями, они ответили. Значит, мы правильно догадались — им нужен бой-реванш. Наши две пары разделились, и враги, вероятно, ликовали: считали, что теперь-то нам придет конец. Но просчитались. Все вместе они бросились на нас с Татаренко и начали преследование. Пулеметные трассы «спитфайров» проходили очень близко от нас: на каждом истребителе врага по восемь пулеметов «Браунинг».

Вижу пару Васильева впереди и выше. Мы незаметно для врага тянем его в нужном направлении — под пару Васильева. И тут ловушка захлопывается. Васильев с Байсултановым пикируют и почти в упор расстреливают двух «спитфайров». И как поется в песне, «пенистые волны моря проглотили их в один миг».

Остальным трем истребителям уже не до боя: они ищут путь к спасению. Но Татаренко ловит одного их них в прицел. Пулеметная очередь, самолет врага завертелся в нисходящей «бочке». Вот-вот и он упадет. Но над самой водой летчик все же вывел его в горизонтальный полет. Остальные два, шарахаясь из стороны в сторону, уходят к своим островам».

В октябре 1944 года, когда Финляндия уже разорвала отношения с фашистской Германией, полк Василия Голубева перебазировался на финский аэродром Мальме, и там советский летчик встретился с финским майором, бывшим участником этих боев. В личной беседе тот ему рассказал, что только 2 ноября его эскадрилья потеряла целых три истребителя — один из них был сбит в воздушном бою, а два разбились на обратном пути. 5 ноября финны лишились еще трех самолетов. В итоге из 9 финских истребителей было потеряно 6, что послужило причиной расформирования эскадрильи. Ее личный состав разбросали по разным подразделениям.

Любопытно, что в журнале «Авиамастер» (1/2003 г.) была помещена статья «Особая группа Ханко», посвященная именно этим двум боям и написанная Андреем Диковым и Карлом-Фредериком Геустом, т. е. представителями обеих в прошлом воевавших между собой государств. Редкий пример сотрудничества, но, к сожалению, не очень удачный. Вечное противоречие между Востоком и Западом приводит к тому, что Запад не желает признавать даже очевидных поражений. Поэтому финские историки признали потерю всего двух истребителей и, в свою очередь, предложили другую версию воздушных боев, и даже дополнили ее схемой полета своих самолетов, т. е. напустили как можно больше туману. Однако в этом случае возникает вопрос, почему финскую эскадрилью, потерявшую только два самолета (кстати, записанных во время войны, как сбитых зенитной артиллерией), вывели из боевых действий и расформировали? Эпизод встречи Голубева с финским майором в статье не упомянут — либо авторы не дочитали мемуары Голубева до конца, либо он был намеренно опущен, поскольку не вписывался в «официальную финскую версию» событий.

В последние месяцы 1941 года 13-й ИАП понес большие потери при обороне Дороги жизни через Ладожское озеро. Частично в этом были виноваты немецкие «охотники» из JG 54, летавшие на Bf 109F. Например, в начале декабря полк потерял двух летчиков, сбитых из-за собственной невнимательности. 7 декабря четверка И-16, находясь в невыгодной позиции под облаками, была атакована «охотниками» по пути домой. Двое пилотов были ранены, а один погиб, врезавшись вместе с самолетом в землю. С другой стороны, сказалось тактически неграмотное ведение боев руководством полка. Только 1 января 13-й ИАП лишился пяти летчиков, выбывших из строя по ранению, 3 истребителя сгорели и 7 были повреждены. Это переполнило чашу терпения вышестоящего начальства, и командный состав полка был полностью сменен. Голубев, как опытный боец, получил должность командира эскадрильи. С этого момента он мог без помех претворять в жизнь собственные тактические идеи и боевые порядки. Все И-16 стали летать парами, эшелонированными по высоте. Атаки противника он предлагал проводить на встречных курсах. Все боевые задания тщательно разбирались на предполетном инструктаже. Результаты сказались быстро — его 3-я эскадрилья стала лучшей в полку.

Некоторое время Голубева занимала тактика действий немецких «охотников». Поклявшись первым уничтожить вместе со своим подразделением «мессершмитты», он вскоре пришел к выводу, что немцы, как правило, атакуют либо невнимательных пилотов, либо группы самолетов, возвращающиеся с боевого задания без боеприпасов. Особое внимание они уделяли отставшим от строя и поврежденным «подранкам».

12 марта 1942 года он и воспользовался этим обстоятельством, когда группа И-16 возвращалась на аэродром после штурмовки железнодорожной станции. Полностью сохранив боезапас, Голубев на обратном пути покинул строй и имитировал полет поврежденного самолета. Через некоторое время на горизонте появились две черные точки — два «мессершмитта», заметив отставший истребитель, на форсаже бросились за ним вдогонку. Когда «охотники» приблизились на дистанцию около 1000 метров, «поврежденный» И-16 вдруг круто развернулся навстречу противнику. Голубев вспоминал: «Вот когда пригодились десятки вариантов и расчетов на такой маневр! Заканчиваю разворот на высоте около пятисот метров, противник намного ниже меня. Он такого маневра не ждал и оказался в лобовой атаке. Оба «мессера», задрав желтые носы, пошли на меня, видимо считая, что я без боезапаса и делаю ложную атаку. Темные трассы от двух Bf 109F точно тянутся к моему мотору. В прицеле ведущий «охотник», дистанция примерно 500 метров, полторы секунды осталось на все, пусть даже на жизнь. Три огненные трассы молнией пронизали огненное тело «мессершмитта», мелькнувшее ниже меня метрах в пяти…»

Вспыхнувший немецкий истребитель упал на землю, а Голубев, развернувшись вслед второму Bf 109, дал залп реактивными снарядами. Вражеский самолет, попытавшийся уйти горкой, потерял скорость и с поврежденным хвостовым оперением, зацепившись за макушки елок и потеряв плоскости, совершил вынужденную посадку на границе аэродрома. Его пилот, раненный осколками, скончался через несколько минут после приземления. На руле поворота ведомого «мессера» насчитали отметки 26 побед. Таким образом на счету Голубева появились 14-й и 15-й сбитые самолеты.

В середине марта 13-й ИАП был переименован в 4-й гвардейский ИАП (ГИАП), а осенью Голубев был назначен заместителем его командира, получив в конце года звание Героя Советского Союза. Полк по-прежнему воевал на И-16, хотя время этих юрких монопланов уже давно прошло. На вооружении JG 54 с конца декабря появились новейшие истребители Фокке-Вульф Fw 190А-4, сильно осложнившие для советских ВВС обстановку в воздухе. Тем не менее в январе 1943 года балтийский ас сумел и на «ишачке» уничтожить два хваленых «фоккера». В этом же месяце полк наконец был снят с фронта для освоения новых истребителей Лавочкина — Ла-5. Обратно под Ленинград он вернулся лишь спустя два месяца. Количество побед Голубева неуклонно росло.

21 апреля он сбил два финских истребителя Фиат G.50bis, а в мае его жертвами стали три Ju 88 и один Bf 109. В это время пилоты полка на нескольких оставшихся И-16 часто вылетали на ночное патрулирование, попутно штурмуя прожекторные и зенитные установки противника, ведущие борьбу с легкими бомбардировщиками У-2. 30 июня Голубев впервые поднялся в воздух ночью на Ла-5.

Перехватив и уничтожив немецкий разведчик Ju 88, он внезапно во время посадки был обстрелян собственной зенитной артиллерией, не предупрежденной заранее о полете незнакомого самолета. Истребитель получил повреждения, и пилот, после психологической встряски, с трудом совершил посадку на аэродроме.

В конце 1943 года Голубев принял командование над 4-м ГИАП, и ему, как одному из самых результативных летчиков, был вручен Орден Британской империи 4-й степени. В отличие от многих других командиров он продолжал полеты. 13 января он сбил свой 36-й самолет — Bf 110. С машиной этого типа у Голубева связан еще один эпизод биографии. Зимой 1944 года противник начал использовать «сто десятые» на Ленинградском фронте в качестве высотных разведчиков. Советские летчики немедленно организовали за ними охоту. Один их этих самолетов Голубев долго преследовал и сбил на выходе из пикирования — Bf 110 пропахал целую просеку в лесу. 23 февраля он сумел догнать еще один двухмоторный «мессершмитт». Одновременно с хвостовым стрелком немецкого разведчика он почти в упор открыл огонь. Результат был ошеломляющим. Bf 110 взорвался, и перевернутый взрывной волной, истребитель Голубева сорвался в штопор. Восстановив управление машиной, контуженый, оглохший летчик с поврежденной барабанной перепонкой левого уха тем не менее доставил на свою базу убедительные доказательства своей 38-й победы. Капот двигателя изуродованного истребителя был вдавлен в цилиндры, а кусок дюралевой обшивки немецкого самолета впился в крыло Ла-5 до самого лонжерона. Вернувшись к боевым вылетам в мае 1944 года, Голубев 28 июня одержал свою последнюю победу, отправив на дно Финского залива Фокке-Вульф Fw 190.

Всего за время войны Василий Голубев совершил 589 боевых вылетов и сбил 39 вражеских самолетов лично и 12 — в группе. После войны он продолжил службу, освоив в воздухе целый ряд реактивных машин.

 

Ганс-Ульрих Рудель

Один из главных любимчиков ведомства Геббельса и даже самого Гитлера, Ганс Рудель в течение Второй мировой войны получил все высшие награды Рейха. Ему было приписано уничтожение 519 советских танков, около 800 автомобилей, 50 артиллерийских батарей, 4 бронепоездов, 3 боевых кораблей (в том числе 1 линкора) и свыше 70 десантных судов. Кроме того, по немецким данным, Рудель сбил на бомбардировщике 9 советских самолетов (7 истребителей и 2 штурмовика Ил-2).

Родился Рудель 2 июля 1916 года в деревне Конрадсвальдау, расположенной недалеко от города Готтесберг в Силезии. «Маменькин сыночек в розовых штанишках», он с детства вынужден был выслушивать от сестер и одноклассников постоянные насмешки, в результате чего у него выработался своеобразный комплекс неполноценности. Науки для него были тайной за семью печатями из-за недалекого ума, поэтому все свое свободное время он уделял спорту. Такая же ситуация сохранялась и в дальнейшем. Компенсируя свои недостатки упрямством и высокомерием, Рудель постоянно находился в изоляции в обществе немецких летчиков. Не способствовало его популярности также то, что он чурался женской компании, а из всех напитков предпочитал молоко. Естественно, такое положение дел тяготило Руделя и, чтобы занять более достойное положение в обществе, он старался превзойти своих коллег в личной храбрости, чинах и наградах. В значительной мере это ему удалось, хотя определенная дистанция между Руделем и его коллегами продолжала сохраняться до самого конца войны. Так, известный немецкий летчик-истребитель Гюнтер Ралль писал в послевоенное время о Руделе: «Несомненно, этот человек был похож на маньяка, но он являлся самым лучшим пилотом штурмовой авиации. Я нередко возглавлял истребительное прикрытие его группы. После войны я вместе с ним находился в американском лагере для военнопленных во Франции… Жил с ним в одной комнате… Хотя я его и знал до этого, я был удивлен, насколько он эгоистичный. Он действительно считал себя великим, и это было малоприятно».

Летная карьера Руделя началась в июне 1938 года, когда после окончания авиашколы он получил назначение в штурмовую группу I/StG 168, дислоцированную около Граца в Австрии. Эта группа оснащалась пикирующими бомбардировщиками Ju 87. Изучение боевого самолета оказалось для Руделя непосильной задачей, и он также не представлял собой никакой ценности, как пилот. За полгода обучения его обошли по всем параметрам даже посредственные курсанты, и в конце концов инструкторы махнули на Руделя рукой. Как только подвернулся приказ вышестоящего штаба об отправке нескольких летчиков в училище разведывательной авиации, они туг же от него избавились, предварительно представив к званию лейтенанта.

После прибытия Руделя к новому месту службы неприятной неожиданностью для него стало, что из-за соответствующей характеристики его зачислили на отделение не пилотов, а штурманов-наблюдателей. Некоторым утешением было то, что штурманы-наблюдатели в самолетах-разведчиках люфтваффе выполняли обязанности командиров экипажей. Завершив курс обучения, Рудель попал в эскадрилью дальней разведки и в ее составе принял участие в военных действиях против Польши. Эта война осталась в памяти Руделя рутиной разведывательных полетов в условиях слабого противодействия зенитной артиллерии и отсутствия вражеских истребителей. Тем не менее за Польскую кампанию он получил свою первую награду — Железный крест 2-го класса. Однако в подразделении он не прижился, и уже в марте 1940 года его «отфутболили» в учебный полк, размещенный недалеко от Вены и предназначенный для ускоренной подготовки пилотов, призванных в люфтваффе из запаса. Штабная должность адъютанта в этом полку, естественно, не обещала Руделю быстрой карьеры, и он засыпал командование рапортами с просьбой о переводе его обратно в штурмовую авиацию. Его желание удовлетворили летом того же года, и он вновь отправился в свою прежнюю группу пикирующих бомбардировщиков, переименованную к этому времени в I/StG 76 и расположенную в Кане во Франции.

Второй этап освоения «штуки» (сокращенное название пикирующего бомбардировщика Ju 87) длился у Руделя еще полгода, и за этот период личный состав группы почти полностью сменился. Большинство из ее пилотов уже участвовали в боях на Западном фронте. Наконец, после дополнительной подготовки в Граце, Рудель в апреле 1941 года получил назначение в группу I/StG 2, действующую с аэродрома в Греции. К этому моменту он с горем пополам научился управлять самолетом и держаться в строю. Однако первым, кого Рудель на свою беду встретил в новом подразделении, оказался его бывший инструктор из Кана, который сразу же доложил командиру группы майору Хичхольду о том, что собой представляет его новый пилот. «Я знаю вас со слов адъютанта настолько хорошо, — заявил Хичхольд Руделю, — что вплоть до особых распоряжений я не позволю вам летать в моей группе». В результате вместо боевых вылетов Руделю пришлось заняться перегонкой поврежденных Ju 87 в Германию, где их ремонтировали в заводских условиях. Такая ситуация сохранялась до 22 июня 1941 года, когда немецкие войска вторглись на территорию Советского Союза и Германия задействовала в сражениях большое количество самолетов.

В этот день Рудель на отремонтированном «юнкерсе» с трудом розыскал свою группу, передислоцированную в Восточную Пруссию. В суматохе напряженной деятельности на аэродроме его отправили к командиру эскадрильи l./StG 2 обер-лейтенанту Янссену, а тот, малознакомый с вновь прибывшим летчиком, сразу включил его в боевое расписание. В итоге уже 22 июня Рудель выполнил четыре вылета на штурмовку советских войск. Он летал ведомым Янссена и в стремлении не потеряться и показать свои летные способности держался так близко от ведущего самолета, что Янссен постоянно опасался столкновения. В последующие несколько дней бомбардировщики Ju 87 из I/StG 2 с утра и до вечера бомбили цели в районе Гродно, срывая контрнаступление советских мехкорпусов, а затем переключились на поддержку с воздуха танковой группы Гота. В условиях господства люфтваффе в небе «юнкерсы» действовали практически безнаказанно, обрабатывая очаги сопротивления противника по вызову офицеров наведения, находившихся в передовых частях войск вермахта. Противовоздушная оборона советских войск была слабой, поскольку массовый выпуск малокалиберных зенитных установок в стране наладить не успели, а 76-мм и 85-мм зенитные пушки использовались преимущественно для защиты важнейших стратегических объектов. В районах целей немцев встречал только ружейно-пулеметный огонь, который все же доставлял им неприятности в случае полета на малой высоте. Так, один из Ju 87 был подбит советскими пехотинцами во время штурмовки дороги с бреющего полета и совершил вынужденную посадку. Экипаж «юнкерса» неминуемо попадал в плен, и Рудель решился приземлиться рядом, чтобы вывезти его на своем самолете. Естественно, после такого поступка авторитет Руделя в подразделении значительно бы возрос. Он выпустил закрылки и перешел в планирующий полет, однако меткая пулеметная очередь, угодившая в мотор, сорвала его честолюбивые планы. «С моими товарищами покончено, — писал Рудель в своих мемуарах. — Когда я видел их в последний раз, они махали нам вслед руками». С «чихающим» двигателем и забрызганным маслом лобовым стеклом кабины Рудель едва перетянул через линию фронта, плюхнулся на ближайшей ровной площадке и дальше уже добирался до аэродрома в кабине грузовика. Следующий вылет также оказался неудачным для Руделя: на взлете он зацепил крылом соседний самолет, повредил плоскость и по приказу разгневанного начальства вынужден был лично менять ее вместе с механиками и солдатами аэродромного обслуживания.

В августе 1941 года Руделя перевели в группу III/StG 2, командиром которой назначили опытного летчика, воевавшего с первых дней Второй мировой войны, гауптмана Эрнста Штеена. В составе этой группы Рудель принял участие в боях под Ленинградом. Здесь «юнкерсам» пришлось бомбить цели не только в прифронтовой полосе, но и в тылу советских войск. Один из подобных налетов на железнодорожную станцию Чудово в Новгородской области едва не закончился для Руделя катастрофой. Полет проходил в условиях низкой облачности, и, когда в районе станции разразилась гроза, Штеен принял решение возвратиться обратно. В это время самолеты шли над верхней кромкой облаков, и Рудель, как всегда, прижимался к ведущему. Внезапный разворот Штеена оказался для Руделя полной неожиданностью и, избегая столкновения, он заложил такой крутой вираж, что его бомбардировщик сорвался вниз и провалился в густую облачность. Потеряв ориентировку и не разбирая, где низ, а где верх, Рудель ударился в панику. Еще свежи были воспоминания о том, как во время тренировочного полета среди облаков в австрийских горах он потерпел аварию на Не 70 и вместе с собой едва не угробил своего командира. Теперь, когда Ju 87 стремительно приближался к земле, Рудель судорожно ухватился обеими руками за ручку управления, уткнувшись глазами в приборы. Мыслей о выпуске аэродинамических тормозов и сбросе бомб, обычных в такой ситуации, у него даже не возникло. Все силы были направлены на то, чтобы сдвинуть к себе ручку управления. И благодаря хорошей физической подготовке ему это удалось. «Юнкерс» вышел из пикирования над самой землей, срезав по пути верхушки деревьев. Только тогда Рудель догадался сбросить бомбы и развернулся в сторону своего аэродрома. Самолет слушался рулей, хотя получил изрядные повреждения — в носке его крыла зияли рваные дыры и в двух из них торчали ветки березы. После возвращения на базу Рудель с удивлением узнал, что Штеен отчитался о бомбардировке станции Чудово и заявил о том, что экипаж Руделя героически погиб, стараясь сбросить бомбы в цель с минимальной высоты.

В конце августа группа III/StG 2 перебазировалась на аэродром Тырново и оттуда уже могла действовать против советских кораблей Балтийского флота. Первым под удар пикировщиков группы Штеена попал 16 сентября линкор «Марат», получивший несколько бомбовых попаданий и вынужденный отправиться в Кронштадт на ремонт. 23 сентября состоялся немецкий массированный налет на Кронштадт, и этот день сыграл важнейшую роль в карьере Руделя. К этому времени как раз прибыли особо мощные бомбы весом 1000 кг, и их подвесили под фюзеляжами «штук». После проведения воздушной разведки бомбардировщики люфтваффе один за другим поднялись в воздух. Главной целью группы III/StG 2 являлся все тот же линкор «Марат». При подходе к Кронштадту сильный зенитный огонь угнетающе подействовал на немецких пилотов, и плотные порядки бомбардировщиков начали распадаться. Однако Штеен упрямо летел вперед среди разрывов зенитных снарядов. Рудель не отставал. Наконец, корабли уже в пределах досягаемости для атаки.

«Штеен начинает пикирование, — вспоминает Рудель, — и его воздушные тормоза в выпущенном положении. Я лечу следом, бросив последний взгляд на кабину Штеена. Его лицо мрачно и сосредоточенно. Некоторое время мы летим вниз вместе. Угол пикирования наших самолетов составляет 70–80°, и «Марат» уже находится у меня в прицеле. Мы несемся прямо на него, и постепенно он вырастает до гигантских размеров. Все его зенитные орудия теперь целятся только в нас. Но что это? Самолет Штеена вдруг уходит от меня далеко вперед. Он пикирует гораздо быстрее. Неужели Штеен убрал воздушные тормоза, чтобы увеличить скорость? Я сразу же делаю то же самое и мчусь за ним вдогонку. Однако это ошибка, Штеен не убирал тормозных щитков. Теперь я прямо у него на хвосте, но двигаюсь гораздо быстрее и не могу сбросить скорость. Прямо перед собой вижу искаженное ужасом лицо Лемана — стрелка-радиста из экипажа Штеена. Он ждет, что я вот-вот срежу винтом хвостовое оперение их самолета. Тогда я увеличиваю угол пикирования почти до 90° и чудом проскакиваю мимо самолета Штеена. Мы расходимся буквально в сантиметрах друг от друга. Корабль по-прежнему находится в центре прицела.

Я чувствую, что промахнуться уже невозможно… и нажимаю кнопку сброса бомб на ручке управления».

Бомба была сброшена, по воспоминаниям Руделя, с высоты около 300 м, но это очевидная ложь, поскольку в этом случае «юнкере» не смог бы выйти из пикирования, и к тому же попал бы под ударную волну от взрыва собственной бомбы. Тем не менее сброшенная бомба в цель попала, и Рудель сразу превратился в героя дня. Следует заметить, что по некоторым советским источникам в «Марат» угодили две 1000-кг бомбы, упавшие спереди и сзади от фок-мачты. Так что, скорее всего, на успех мог претендовать и Штеен, но он быстро вышел из игры. Хотя Штеен был опытным летчиком, принимавшим участие в боях с самого начала войны, в этот день после первого вылета у него произошел психический надлом, и его терзали нехорошие предчувствия. Поэтому в ожидании следующего вылета он повредил при рулении свой самолет. Ему дали запасной, но и его он разбил при взлете. Однако лететь Штеену все равно пришлось (на Ju 87 Руделя), и из этого полета он уже не вернулся. Его «юнкере» был сбит над Кронштадтом и упал в воду недалеко от крейсера «Киров». Таким образом, Рудель превратился в единственного героя, весьма выгодного для геббельсовской пропаганды. Наконец его заметили.

С 23 сентября воздушные налеты на Кронштадт пошли на убыль, а в октябре группу III/StG 2 перебросили на московское направление, где началось очередное немецкое наступление. Здесь, по словам Руделя, ему пришлось сражаться в основном «с морозом». Однако и советские войска там все же присутствовали, поскольку вскоре немцам пришлось откатываться назад, в том числе и подразделению Руделя, менявшему аэродромы базирования. В конце декабря на счету Руделя имелось около 500 боевых вылетов, и он получил отпуск на родину.

Любопытно, что для пилотов бомбардировщиков союзников 500 боевых вылетов являлись очень хорошим результатом за всю войну. Обычно они летали несколько раз в неделю и лишь во время крупнейших наземных сражений выполняли по 3–4 вылета в день. И причины здесь не только технического и физического, но и психологического характера. Человек не может постоянно находиться под угрозой смерти, в конце концов у него неминуемо наступает психологический срыв, после чего он уже не может быть полноценным военным летчиком. Например, британский пилот-истребитель Д. Лейси так описывал свое состояние осенью 1940 года: «Ко времени окончания «битвы за Британию» я так устал, что уже не мог этого вынести. Мои нервы превратились в мочалку, и я боялся, что однажды не выдержу и выйду из боя. Это пугало меня даже больше, чем немцы, и поэтому я попросил своего командира, Гарри Хогана, отпустить меня на отдых. Но он просто не смог этого сделать, чему я сейчас очень рад. Потому что если бы меня отпустили в том состоянии, в котором я тогда находился, уверен — я больше не смог бы летать».

А ведь британские пилоты совершали на протяжении 2–3 месяцев только 1 или 2 боевых вылета ежедневно. И находились на грани крайнего нервного истощения — некоторых их них выворачивало уже при одной команде на боевой вылет. С физической точки зрения 5–6 часов ежедневного пребывания в кабине самолета (а именно столько занимали времени 3–4 вылета на Ju 87) и постоянное шурование педалями и ручкой управления приводили к тупому автоматизму движений, что в условиях боевой обстановки, где требовалась особая быстрота реакции, было небезопасно для летчика. Кроме того, «замыливался глаз» от усталости, и не всегда удавалось вовремя заметить угрожающую тебе опасность. Поэтому количество боевых вылетов пилотов во всех странах, кроме Германии, всегда находилось на наиболее оптимальном уровне, и время от времени подразделениям и отдельным летчикам предоставлялся необходимый отдых. В противном случае сильно возрастали потери.

В фашистской Германии, нужно признать, с количеством боевых вылетов экипажей было не все так гладко, что весьма очевидно на примере того же Руделя. За первые 180 дней войны он совершил 500 боевых вылетов и чувствовал себя прекрасно. Конечно, можно заметить, что действовал он в условиях господства люфтваффе в воздухе и в основном при слабом противодействии со стороны зенитной артиллерии. Но после возвращения на фронт летом 1942 года он продолжал летать с такой же интенсивностью, был сбит около 30 раз и получил 5 ранений. В конце войны за ним числилось 2530 боевых вылетов — совершенно нереальный результат! Согласно воспоминаний Руделя, 7–8 боевых вылетов в день для него являлись обычным делом, а 25 ноября 1942 года он достиг своеобразного рекорда, совершив под Сталинградом 17 вылетов за день. Можно подсчитать, что при продолжительности светлого времени суток в 8 часов на каждый его вылет приходилось по 25–30 минут. Этого времени хватало в обрез лишь на обслуживание бомбардировщика перед боевым вылетом (заправку, подвеску бомб и пополнение боеприпасов). А ведь еще требовалось вырулить на взлетную полосу, взлететь, собраться над аэродромом в строй, долететь 40 км до цели, перестроиться в боевой порядок, атаковать цель, вернуться обратно, сделать «коробочку» над аэродромом, приземлиться в порядке очередности и вновь зарулить на стоянку. Так сколько же вылетов мог совершить в день Рудель? И как велся подсчет? Наверное, один вылет считать за два, а то и за три для немцев было нормой. Ведь у многих пилотов люфтваффе количество боевых вылетов составляло более 1000. Хотя, если они взлетали, тут же сбрасывали бомбы в поле и сразу приземлялись, тогда, конечно, никаких вопросов нет.

Вернемся, однако, к биографии Руделя. После отпуска следующим местом его службы стала учебная эскадрилья в Граце, командиром которой он был назначен. Летом 1942 года это подразделение перебазировалось в Крым, где еще некоторое время проводились тренировочные полеты, а затем с аэродрома в Майкопе включилось в боевые действия на Кавказе. «Юнкерсы» бомбили порт в Туапсе и его окрестности, корабли в Черном море, а также позиции советских войск Закавказского фронта. В октябре Рудель подхватил желтуху и по личному распоряжению командира 4-го авиакорпуса генерала Пфлюгбейля был отправлен в госпиталь.

Очередной этап его военной карьеры начался в ноябре 1942 года под Сталинградом, где на аэродроме Карповка базировалась вся 2-я эскадра пикирующих бомбардировщиков. Рудель был назначен командиром эскадрильи l./StG 2. Разрушая бомбами сталинградские кварталы, где за каждый клочок земли ожесточенно сражались «киргизы, узбеки, татары, туркмены и прочие монголы», Рудель записал в свою летную книжку 1000-й боевой вылет, и ведомство Геббельса посвятило ему весь очередной номер журнала «Der Adler» (Орел). Однако еще большая известность ожидала Руделя в Германии после того, как он получил в свое распоряжение противотанковый вариант «штуки» под обозначением Ju 87G.

Этот самолет представлял собой обычный серийный Ju 87D, переоборудованный под установку двух 37-мм зенитных пушек Flak 18. Пушки размещались под плоскостями крыла в специальных гондолах, имели скорострельность 120 выстр/мин и боезапас по 12 снарядов на ствол. Подкалиберный снаряд пушки с начальной скоростью полета 914 м/сек при небольшом угле встречи с дистанции около 500 м теоретически мог пробить броню толщиной до 50 мм, однако фактически при стрельбе с самолета гарантированно пробивал лишь верхнюю броню среднего танка Т-34 в районе моторного отсека. Последующий боевой опыт показал довольно низкую эффективность таких самолетов против средних и тяжелых танков, поэтому немцы изготовили всего около 300 противотанковых Ju 87 в вариантах G-1 и G-2. Имея и ранее плохую маневренность, «юнкере» с «мандолинами» под крылом стал еще более инертным и требовал от летчика изрядных усилий в пилотировании. Его небольшая максимальная скорость снизилась еще на 30–40 км/час. Точность стрельбы из разнесенных крыльевых пушек оставляла желать лучшего и хорошо, если в танк попадало 2–3 % снарядов (т. е. один снаряд из боекомплекта обеих пушек Ju 87G), причем не в моторный отсек танка, а просто в танк. При этом огонь следовало открывать с дистанции около 400 м и выходить из атаки как можно ближе к цели — максимально на стрельбу оставалось 3–4 секунды, за которые можно было выпустить 12–16 снарядов по месту цели. На перенацеливание инертного самолета в случае необходимости уже не оставалось времени. Учитывая то, что Ju 87 вблизи земли являлся громоздкой и сильно уязвимой для зенитчиков воздушной целью, подобная штурмовая атака не пользовалась популярностью среди немецких летчиков, предпочитавших стрелять издалека. Однако Рудель все еще стремился быть лучшим, и из-за этого Ju 87G пришелся ему как нельзя кстати.

Опытный «юнкере» Рудель получил весной 1943 года, и для демонстрации его боевых успехов на самолете установили кинокамеру. Испытания проводились в Крыму, и в первом же вылете на штурмовку позиций советских войск Рудель схлопотал зенитный снаряд. Гораздо безопаснее оказалось обстреливать на воде гребные лодки с десантом — за ним числилось около 70 уничтоженных в районе Таманского полуострова лодок, обозначенных в послужном списке в качестве десантных судов.

Настоящее боевое крещение противотанкового Ju 87G состоялось только в июле 1943 года под Курском, где с обеих сторон было сосредоточено значительное количество танковых соединений.

Сам Рудель описывает его так: «При виде этой массы танков я сразу же подумал о своем самолете с 37-мм пупками, на котором я прилетел из Крыма. При таком разнообразии боевой техники не грех испытать его еще раз. Правда, советские танковые соединения имеют мощную зенитную оборону, но я убеждаю себя, что между обеими воюющими сторонами расстояние составляет всего 1–1,5 км и, если я не получу прямое попадание зенитного снаряда, то всегда смогу приземлиться на поврежденном самолете за линией наших танков. И вот я лечу один в Ju 87, вооруженном противотанковыми пушками, а за мной— остальные «штуки» с обычными бомбами. Дело сделано! Во время первой же атаки четыре танка взрываются от точных попаданий снарядов моих мощных пушек, а к вечеру число уничтоженных мною танков достигает 12. Нас всех охватывает азарт охоты и чувство гордости от того, что мы спасли столько жизней немецких солдат».

Вот так, как в сказке, одним махом — четверых побивахом. Причем попадания даже не в мотор, а прямо в боеукладку танков, иначе с чего бы они вдруг взорвались? После такого описания уже не стоит удивляться, что Рудель записал себе на счет до конца войны целую уничтоженную танковую армию.

Вообще, довольно сложно было определить с воздуха количество уничтоженных наземных целей (в том числе и самолетов на аэродромах), и в 1941 году приписками в этом деле грешили также и советские экипажи бомбардировщиков и штурмовиков. Например, за первые две недели войны экипажи 63-го ББАП, вооруженного самолетами Су-2 и Р-зет, выполнили 286 самолето-вылетов и занесли на свой счет 118 уничтоженных танков, 1086 автомобилей, 86 орудий и, кроме того, 22 разрушенных моста! Однако советское командование по мере сил боролось с приписками. Уже к концу 1941 года заявки советских экипажей стали гораздо скромней, а с 1943 года практически на всех советских самолетах бомбардировочной и штурмовой авиации были установлены аэрофотокамеры для фотоконтроля. У немцев, похоже, все происходило с точностью до наоборот.

Между прочим, как уже упоминалось, за Руделем числятся и девять воздушных побед (2 Ил-2 и 7 истребителей), которые он одержал на неповоротливом «юнкерсе», начиная с 1943 года. То есть в тот период войны, когда бомбардировщик Ju 87 являлся легкой и желанной добычей даже для малоопытных советских пилотов истребителей. Рудель о воздушных победах в своей книге в основном ничего не пишет, либо вспоминает вскользь без излишних подробностей, чтобы не попасть впросак. А ведь сбитые вражеские самолеты — это событие для пилота бомбардировщика!

Вообще, книги о двух наиболее известных гитлеровских пилотах (Руделе и Хартмане) писались во времена «холодной войны» в 50-е годы XX века либо американцами, либо под их диктовку, и очевидной их целью было развенчание основной роли СССР в разгроме фашистской Германии. Поэтому очень сложно на их основе составить правдоподобное описание боевой деятельности асов люфтваффе. В целом они представляют собой набор лжи и идеологических штампов. А советские люди в этих книгах вновь показаны недочеловеками.

Боевая карьера Руделя завершилась 8 февраля 1945 года, когда за четыре очередных вылета он записал себе на счет еще 12 уничтоженных советских танков, но затем при выходе из атаки получил тяжелое ранение. Снаряд малокалиберной зенитной пушки раздробил ему голень правой ноги, и ее пришлось ампутировать ниже колена. В часть Рудель вернулся уже в самом конце войны, по некоторым источникам совершил еще несколько вылетов с протезом, а после капитуляции Германии 8 мая перелетел на аэродром к американцам и сдался в плен.