После образования Западного фронта его ВВС перешли под командование генерала А.И. Таюрского. По-прежнему значительная часть авиации находилась в распоряжении общевойсковых армий и действовала в их интересах. На правом фланге Западного фронта оборонялась 3-я армия, в состав которой входила 11-я САД, базировавшаяся преимущественно в районах Гродно и Лиды. Она имела один бомбардировочный и три истребительных полка. Расположенная в центре 10-я армия включала в себя 9-ю САД, наиболее мощную в предвоенное время. В 9-й САД имелось целых четыре истребительных полка, оснащенных главным образом современными самолетами МиГ-1 и МиГ-3. На левом фланге занимала полосу обороны 4-я армия, поддерживаемая с воздуха 10-й САД, состоявшей из двух истребительных, одного штурмового и одного бомбардировочного авиаполков. К исходу дня 22 июня 1941 года все эти авиационные соединения понесли огромные потери. В лучшем состоянии оказались 43-я истребительная дивизия, расположенная далеко от границы в районе Могилева, и 12-я и 13-я бомбардировочные авиадивизии, подчиненные непосредственно командующему ВВС фронта.

Таблица 11. Боевой состав ВВС Западного военного округа по состоянию на 1 июня 1941 года.

*В первой колонке указано общее количество самолетов, а во второй — в том числе неисправных.

**К началу войны в 43-м БАП имелось 20 самолетов Су-2 и 30 Р-зет

Несмотря на тяжелое положение, сложившееся вечером 22 июня на западной границе СССР, советское командование все еще рассчитывало остановить врага мощными контрударами. Изданная Ставкой Главнокомандования директива потребовала от Западного фронта перехода в контрнаступление с целью уничтожения немецкой группировки войск в районе Сувалкинского выступа. Для выполнения этой операции планировалось задействовать 6-й и 11-й механизированные корпуса, а также большую часть авиации фронта. Уже в ночь на 23 июня самолеты ТБ-3 из состава 3-го ТБАП нанесли бомбовые удары по скоплениям вражеских войск в районах Солоцкина, Сейны, Лукова и других населенных пунктов. Причем цели перед выполнением атак подсвечивались сверху САБами — осветительными авиабомбами, снабженными парашютами. Для поддержки контрнаступления предполагалось использовать и бомбардировщики ДБ-3 из 3-го авиакорпуса ДБА под командованием полковника Н.С. Скрипко, размещенного на аэродромах около Смоленска. Утром 23 июня они находились в полной боевой готовности, но вылет не состоялся, поскольку ситуация полностью изменилась. В условиях воздушного господства люфтваффе сконцентрировать все силы для наступления в этот день не удалось. В затяжные бои в районе Гродно втянулся только 11-й мехкорпус, располагавший всего 237 танками, в основном устаревших образцов. 6-й мехкорпус (1021 танк) и кавалерийская дивизия выйти в район сосредоточения не смогли, так как над ними постоянно висели в воздухе пикирующие бомбардировщики Ju 87 из VIII воздушного корпуса генерала Рихтгофена. «Штуки» совершали в день по 4–5 вылетов, подвергая бомбардировке в первую очередь колонны советских войск на марше.

Самолеты ВВС Западного фронта в течение 23 июня не проявляли особой активности. Истребительные авиаполки, расположенные поблизости от границы, находились в процессе перебазирования. Их аэродромы продолжали подвергаться вражеским налетам. Части наименее потрепанной 43-й ИАД под командованием генерала Захарова были оттянуты для прикрытия с воздуха городов Минск, Барановичи и Пуховичи. По требованию руководства фронта авиация вела разведку районов боевых действий — в то время только таким образом можно было получить точные данные о продвижении противника.

Весьма сложную обстановку, сложившуюся в то время на фронте, хорошо описывает донесение командующего ВВС 3-й армии комбрига Зайцева, отправленное в штаб ВВС Западного фронта 24 июня:

«В 4:00 22.6.41 г. противник атаковал одновременно наши аэродромы. Выведен из строя целиком 16-й полк бомбардировщиков. Тяжело пострадал 122-й истребительный полк, меньше — 127-й истребительный полк.

22.6.41 г. наши истребители вели тяжелые воздушные бои. Нанесли, хотя и небольшие потери противнику и не давали безнаказанно летать противнику, особенно над Гродно.

22.6.41 г. в ночь на 23.6.41 г. мною был послан начальник штаба военно-воздушных сил 3-й армии полковник Теремов на аэродромы Черлена, Лесище с задачей, в случае угрозы со стороны наземного противника перебазировать полки на новые аэродромы — по его усмотрению. Полки перебазированы, но неизвестно куда, так как полковник Теремов не возвратился и, по-видимому, не сумел донести.

Полковник Теремов имел указание донести вам по телеграфу положение на фронте 3-й армии и положение военно-воздушных сил или же отправить с И-16 в Минск.

В настоящее время у нас большая неясность на правом фланге 3-й армии. Вести разведку нечем. Основной маршрут полетов военно-воздушных сил противника Скидель, Лида, Гродно, Мосты и т. д.

Прошу сообщить, куда перебазированы 122-й и 127-й истребительные полки и дать нам их позывные и номера волн. Для борьбы с воздушным противником прошу усилить истребителями.

Дать одну эскадрилью скоростных бомбардировщиков для ведения разведки (особенно на правом фланге). Я — со штабом 3-й армии».

Для разведывательных полетов на фронте 23 июня использовались как истребители, так и бомбардировщики. По чьему-то приказу на разведку отправились днем даже четыре тихоходных четырехмоторных ТБ-3 из 3-го ТБАП — один их них перехватили и сбили немецкие истребители. 3-й дальнебомбардировочный авиакорпус целый день находился не удел. Боевую задачу 23 июня получил только 212-й отдельный полк ДБА подполковника А.Е. Голованова. Его самолеты вечером нанесли бомбовые удары по железнодорожному узлу в районе Варшавы, патронно-снарядному заводу в Ромбертуве и аэродрому Мокотув. От вражеского огня ДБ-3 потерь не понесли, однако на обратном пути их обстреляла советская зенитная артиллерия, а затем атаковали пять истребителей И-16, в результате чего два бомбардировщика были подбиты и совершили вынужденные посадки на ближайших аэродромах. В первые месяцы войны подобные случаи не являлись редкостью из-за незнания летчиками силуэтов новых советских самолетов.

Воздушные сражения на Западном фронте разгорелись 24 июня, когда отчетливо стали видны «клещи», охватывавшие советские войска на белостокском выступе. Двигаясь вдоль шоссейных дорог, 3-я танковая группа Гота за два дня продвинулась почти на 100 километров. Утром 24 июня она захватила Вильнюс и устремилась к Минску. На левом фланге Западного фронта 2-я танковая группа Гудериана, переправившись через Буг, предприняла наступление в двух направлениях: вдоль шоссе Брест — Барановичи и Пружаны — Слоним. К исходу второго дня боев, потеснив соединения 4-й советской армии, она вышла на рубеж Слоним — Картуз — Береза.

Таблица 12. Части люфтваффе, входившие в состав 2-го воздушного флота 22 июня 1941 года.

Чтобы хоть ненадолго приостановить продвижение немецких моторизованных колонн, против них бросили все бомбардировочные соединения ВВС Западного фронта и части 3-го ДБАК. Причем из-за нехватки истребителей, занятых преимущественно в системе ПВО, все вылеты бомбардировщиков производились без прикрытия в воздухе. Для увеличения эффективности налетов бомбить цели предписывалось 100-кг бомбами с небольшой высоты, а со следующего захода предлагалось уничтожать врага пулеметным огнем. Такая тактика действий заранее обрекала бомбардировщики на тяжелые потери.

Среди бомбардировочных полков, принимавших участие в налетах 24 июня, был 130-й СБАП, входивший в состав 13-й бомбардировочной дивизии. Он оснащался устаревшими самолетами СБ и был изрядно потрепан уже в первый день войны во время нанесения удара по немецкому аэродрому в районе Бяла-Подляска. Первая шестерка СБ из 130-го СБАП поднялась в воздух 24 июня приблизительно в 9 часов утра. Ее задачей являлась бомбардировка фашистских войск на участке шоссе Кобрин — Картуз-Береза. Чтобы как можно дольше избежать обнаружения противником, самолеты большую часть пути шли на бреющем полете и лишь при подходе к цели начали набирать высоту. В результате принятых мер налет в целом прошел успешно, хотя при развороте один бомбардировщик был сбит зенитным огнем. Вражеских истребителей в воздухе не оказалось. В тот же день немецкие колонны бомбила еще одна шестерка СБ из состава полка и снова при потере одного самолета, который пилотировал капитан Г.И. Катасонов. Впоследствии его штурман И.М. Коваль вспоминал: «При подходе к шоссе мы увидели колонну немецких танков и мотопехоты. Я подавал Катасонову целеуказания. Сбросили бомбы и, как требовалось по заданию, несмотря на интенсивный зенитный огонь, начали обстреливать из пулеметов автомашины с пехотой. Сразу не заметил, что самолет разворачивается влево. Командир что-то кричал, но я не понял его. Оглянулся. Вижу: горит левый мотор. Наверное, самолет загорелся от прямого попадания снаряда. Пламя по плоскости прорвалось в кабину летчика. Катасонов махнул рукой — прыгай! Я выпрыгнул, раскрыл парашют и увидел, что наш горящий бомбардировщик с небольшим снижением продолжает полет.

Что с ним произошло дальше, не знаю. Я приземлился на болоте, поросшем местами кустарником. Выбрался на сухой бугорок. Отчетливо просматривалось шоссе. Хорошо были видны результаты нашего удара — горела вражеская техника, рвались боеприпасы. Вскоре на этот же участок шоссе совершили налет еще две группы бомбардировщиков, но, как позже узнал, не нашего полка».

Немецкие механизированные колонны в районе Картуз-Береза бомбили 24 июня также самолеты 212-го ДБАП. В течение дня многие экипажи этого полка совершили по два боевых вылета. Вначале 20 ДБ-3 около полудня нанесли удар по скоплениям фашистских войск в районах Гродно и Маловеры. Особенно тягостное впечатление на экипажи произвело то, что пришлось сбрасывать бомбы на советский аэродром, захваченный немцами вместе с неисправной техникой. На стоянках хорошо были видны брошенные серебристые СБ, сгорающие в пламени пожаров. Вечером самолеты 212-го ДБАП перенацелили на район Картуз-Береза. Однако к этому времени немцы, обеспокоенные массированными бомбардировками группы Гудериана, подтянули истребительные подразделения ближе к фронту и организовали там почти постоянное патрулирование в воздухе. Последняя взлетевшая девятка ДБ-3 из 212-го ДБАП вынуждена была вести тяжелейший воздушный бой с превосходящими силами противника. Из всей группы назад вернулся только один бомбардировщик. А всего 212-й ДБАП потерял за день 14 самолетов.

Из состава 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса больше всех пострадал 24 июня 207-й полк, бомбивший вражеские колонны западнее Пружан и Кобрина. Причиной являлась ошибочно выбранная тактика действий, согласно которой самолеты наносили удары звеньями с интервалом 15 минут и с высоты 600–800 м. В результате бомбардировщики не могли эффективно прикрыть друг друга пулеметным огнем и становились легкой добычей истребителей люфтваффе. Из 18 самолетов полка были сбиты 10, и их экипажи пропали без вести, за исключением вернувшихся позднее в часть 9 человек. Из 96-го ДБАП девятка бомбардировщиков по приказу командования фронта совершила налет на бывший советский аэродром в Вильнюсе, куда по данным разведки немцы перебросили 36 истребителей, 13 бомбардировщиков и несколько транспортных самолетов. Несмотря на мощный зенитный огонь, над целью советские бомбардировщики потерь не понесли, но после выполнения задания были перехвачены «мессершмиттами», сбившими пять машин. В течение 24 июня авиаполки 3-го ДБАК выполнили около 170 самолето-вылетов.

Бомбардировщики 12-й и 13-й авиадивизий ВВС Западного фронта в этот день бомбили передовые соединения танковой группы Гота в районах Листопады, Молодечно и Ошмяны, но не достигли серьезных успехов. К вечеру немецкие танки находились уже в 30 км северо-западнее Минска. В качестве удачной операции в советской литературе приводится налет 24 июня трех девяток самолетов из 13-й БАД на немецкие войска, скопившиеся у переправы на реке Щара в районе Иванцевичи на Брестском шоссе.

Советские истребители ВВС Западного фронта в первые дни войны отчаянно сражались, прикрывая города, железнодорожные станции и другие важные стратегические объекты. В боях особенно отличились летчики 43-й ИАД, многие из которых только недавно закончили военные училища. Качественному превосходству врага они противопоставили храбрость, самоотверженность и довольно высокое профессиональное мастерство. Кадровые пилоты СССР предвоенного выпуска не уступали немцам по искусству пилотирования, во многом из-за того, что советские истребители были более строгие в управлении и одновременно более маневренные. Главными преимуществами фашистов являлись скорость полета, эффективная тактика и радиосвязь. В то время как немцы действовали парами на вертикали, применяя эшелонированные построения по высоте, большинство советских летчиков придерживались звена-тройки, летая плотными группами. Считалось, что сомкнутый боевой порядок лучше обеспечивает взаимную поддержку и позволяет наносить мощные, концентрированные удары по врагу. Но практика доказала обратное. Bf 109 обычно атаковали с высоты, открывали огонь с дистанции 400–500 м и, пользуясь лучшей вертикальной скоростью, вновь уходили вверх. Тем не менее летчики РККА порой навязывали противнику и собственные, весьма жесткие и бескомпромиссные методы боя, выжимая из устаревших И-16 и И-153 все, что было возможно. Однако истребители Поликарпова значительно уступали по скорости Bf 109, и, не имея запаса высоты, им было трудно состязаться с немецкими самолетами на вертикали. Единственным приемом защиты против нападения «мессершмиттов» с задней полусферы был резкий разворот в сторону противника с последующей лобовой атакой. В групповых боях И-16 и И-153 оборонялись, используя такие фигуры, как круг, змейка или спираль. Но если немцы ввязывались в бой на виражах, они рисковали быстро стать жертвами более вертких советских истребителей.

Отражая налеты фашистских самолетов в полосе Западного фронта, советские летчики вели постоянные воздушные бои, однако надежно прикрыть вверенные им объекты не удавалось из-за значительного численного превосходства немецкой авиации в воздухе. По количеству самолето-вылетов 23 и 24 июня люфтваффе значительно превзошли советские ВВС. Кроме того, немецкие самолеты продолжали наносить бомбо-штурмовые удары по советским аэродромам. Пилот Н.А. Козлов из 162-го ИАП, оборонявшего Барановичи, вспоминал: «Из-за нечеткой системы управления и незнания обстановки в первые дни войны нам приходилось действовать в исключительно тяжелых условиях. Часто вступали в бой уже после значительного пребывания в воздухе, когда горючее было на исходе. Поэтому не приходится удивляться, что главная задача — уничтожение бомбардировочной авиации противника еще на дальних подступах к прикрываемым нами объектам и местам развертывания наземных войск — нами зачастую не достигалась. Сплошь и рядом мы поднимались в воздух уже после того, как немцы отбомбились и направлялись восвояси».

Для прикрытия Барановичей предполагалось сформировать целую истребительную дивизию под командованием полковника Татанашвили, но фактически город защищал лишь 162-й ИАП (переданный из состава 43-й ИАД) и отдельные самолеты, перебазировавшиеся сюда с приграничных аэродромов. К боевому дежурству полк приступил в полдень 22 июня и за день совершил два групповых вылета. В ночь на 23 июня был сорван первый крупный немецкий налет на город, а затем начались непрерывные воздушные бои. Приблизительно в 4:00 утра группа Bf 110 предприняла штурмовку аэродрома, и ей на перехват поднялось звено мл. лейтенанта Н.А. Козлова. Тройка И-16 взлетала уже под вражескими очередями, и один из снарядов угодил в автостартер, отъезжавший от крайнего самолета. Немцы пренебрегли взлетевшим звеном, продолжая штурмовку, и это стало их ошибкой. Пушечная очередь Козлова прошила кабину одного из Bf 110, и он врезался в землю на границе летного поля.

Вскоре воздушные победы одержали и другие летчики 162-го ИАП, хотя сражаться им пришлось недолго. К вечеру 24 июня вражеские бомбы перепахали советский аэродром настолько, что взлететь с него не было никакой возможности. Кроме того, к городу уже приближались немецкие танки. Утром 25 июня личный состав полка по приказу командования сжег на аэродроме уцелевшие истребители и на подвернувшихся в пути грузовиках убыл в тыл. Любопытно, что за время боев 162-й полк лишился всех 54 И-16, но не потерял ни одного летчика.

160-й и 163-й ИАП прикрывали с воздуха Минск, отчаянно стараясь не допустить немецкие самолеты к городу. Первую пару дней бомбардировщики люфтваффе действовали без истребительного сопровождения, и это дорого им обошлось. За несколько дней летчики 160-го ИАП, летавшие на «чайках», сбили около 20 вражеских самолетов. 163-й полк только в течение 24 июня одержал 21 воздушную победу. Один из пилотов 163-го полка, мл. лейтенант Ахметов, в одиночку разогнал на И-16 15 немецких бомбардировщиков, не дав им прицелиться и сбросить бомбы. Оценив обстановку, немцы стали обеспечивать бомбардировщики истребительным прикрытием, но все равно они порой терпели поражения. Например, шестерка И-16 во главе со ст. лейтенантом Плотниковым в бою с двумя эскадрильями «мессершмитгов» сбила без потерь шесть вражеских самолетов. Тем не менее силы были неравные, и Минск подвергался постоянным бомбардировкам. Ф.Н. Орлов из 1 — го ТБАП, выполнявший на ТБ-3 боевое задание в ночь на 25 июня, вспоминал: «…мы получили задание разбомбить скопление войск и танковую колонну на шоссе западнее Минска. Подвесили на каждый самолет по 24 стокилограммовых фугасных бомбы. Вновь предстояло до утра «висеть» над противником и наносить бомбовые удары по танкам, а на рассвете приземлиться уже на другом аэродроме — Шаталово.

Когда взлетели и взяли курс на цель, справа виднелось большое зарево. Подлетев ближе, убедились, что это горит Минск. Вниз страшно было смотреть, там бушевало море огня, что-то взрывалось, рушилось. Улицы, освещенные заревом, были видны как на ладони. Мы только могли догадываться, сколько ни в чем не повинных людей — детей, женщин, стариков гибнет там под горящими стенами, обваливающимися потолками. Фашисты варварски сжигали, разрушали город, уничтожали его население.

В груди поднималась такая злоба, такая ненависть, что хотелось врезаться самолетом прямо в скопище зверей-фашистов».

25 июня 1941 года военная обстановка на Западном фронте продолжала ухудшаться. Из-за плохой организации и отсутствия надежной связи между соединениями удары мехкорпусов в районе Гродно не увенчались успехом. К тому же стал сильно ощущаться недостаток боеприпасов и особенно топлива, подвоз которых своевременно не был обеспечен. На юге танковая группа Гудериана, миновав рубежи реки Щара, вышла в район Барановичей, а на севере 57-й немецкий танковый корпус захватил Молодечно и перерезал железнодорожную линию Лида — Молодечно — Полоцк. Таким образом, над тремя советскими армиями стягивалось кольцо окружения, и Ставка ГК наконец отдала приказ об их отступлении. К сожалению, этот приказ запоздал и, кроме того, не все части его вовремя получили.

Основной задачей советской авиации 25 июня по-прежнему являлась бомбардировка немецких моторизованных колонн, для чего использовались как фронтовые, так и дальние бомбардировщики. Свой последний вылет выполнил в этот день 130-й СБАП, в составе которого осталось всего восемь исправных самолетов СБ. Все они вошли в состав сводной группы под командованием капитана М.П. Бугоркова, отправленной бомбить все те же цели на шоссе Брест — Минск. Немцы уже подготовились к налетам, и советские СБ были встречены истребителями и плотным огнем зенитной артиллерии. Прорвав заслон в воздухе, бомбардировщики все же сбросили бомбы, но при развороте на обратный курс боевой порядок группы нарушился, и этим не преминули воспользоваться немецкие истребители. Они атаковали отставшие отдельные самолеты и звенья и в короткий срок сбили семь бомбардировщиков. В список советских потерь попал и флагманский СБ, а капитан Бугорков, выпрыгнувший из горящей машины, был расстрелян на парашюте в воздухе кем-то из «рыцарей люфтваффе». Оставшийся бомбардировщик лейтенанта А.Л. Лоханова оказался в совершенно безнадежной ситуации, и удары сыпались на него со всех сторон. «Пробоины изрешетили машину, — вспоминал стрелок-радист экипажа В.К. Судаков, — из поврежденной системы охлаждения правого мотора шел пар. Казалось, все — крышка. Атаки следовали одна за другой. Командир кричал: «Не подпускай гадов близко!» Я приник к верхнему турельному пулемету и с дальней дистанции посылал в сторону немецких истребителей короткие очереди: страшно боялся, что боеприпасы вот-вот кончатся…». Избежать явной гибели экипажу удалось лишь за счет облачной погоды. Когда СБ с дымящимся мотором нырнул в облако, преследователи сразу потеряли его из виду. Лоханкин сумел довести подбитый самолет до аэродрома, где посадил его рядом с взлетно-посадочной полосой на фюзеляж. Немцы в бою с восьмеркой СБ из 130-го СБАП тоже понесли потери. Так, некоторые из оставшихся в живых членов экипажей бомбардировщиков видели горящий «мессершмитт», пилот которого выпрыгнул с парашютом.

Дальние бомбардировщики 3-го ДБАК с утра 25 июня наносили удары по немецким войскам на участке шоссе Ошмяны — Молодечно, а в середине дня самолеты 207-го ДБАП вновь атаковали вильнюсский аэродром. В районе того же Вильнюса бомбил живую силу врага 212-й отдельный ДБАП, который вечером вынужден был перебазироваться на грунтовой аэродром под Ельней, поскольку смоленский аэродром стал подвергаться постоянным налетам вражеской авиации. Для довольно тяжелых двухмоторных ДБ-3 взлеты с грунта представляли собой серьезную проблему, особенно после дождей, когда земля раскисала и в ней вязли колеса шасси. Всего 25 июня советские ВВС выполнили на Западном фронте 780 самолето-вылетов и уничтожили, по нашим данным, около 30 танков, 16 орудий и почти 60 автомобилей.

26 июня немецкие войска завязали бои уже восточнее Минска, стремясь сомкнуть вокруг города кольцо окружения. В их тылу, отбиваясь от наседавшего противника, отходили назад разрозненные остатки советских армий и мехкорпусов, а истребительные полки 43-й ИАД вынуждены были перелететь на аэродромы под Могилевом. Чтобы задержать фашистов, в Слуцком и Минском укрепрайонах спешно разворачивалась 13-я армия. Тяжелую нагрузку продолжали нести полки ДБА, в которых за день не вернулись с боевых заданий 43 дальних бомбардировщика. В 3-м ДБАК измотанные бессонницей инженеры и техники сутками не уходили с аэродромов, занимаясь ремонтом поврежденных в боях машин. Новые самолеты в части не поступали, и приходилось максимально использовать уже имеющиеся. 26 июня дальнебомбардировочный авиакорпус совершил 254 самолета-вылета на бомбардировку целей в районах Ошмяны, Молодечно, Раков, Родошковичи и др. При этом только 207-й ДБАП лишился 15 самолетов. Из его состава бессмертную славу обрел экипаж Николая Гастелло, направивший горящий бомбардировщик в немецкую танковую колонну.

Из частей ВВС Западного фронта один из самых тяжелых своих воздушных боев провел 97-й ББАП, входивший в 13-ю бомбардировочную авиадивизию и оснащенный одномоторными самолетами Су-2. С высоты около 300 м 25 ближних бомбардировщиков попытались атаковать вражескую колонну около Слонима, но были встречены «мессершмиттами». В небе завязалось ожесточенное сражение, после окончания которого пилоты и штурманы 97-го ББАП заявили целых пять воздушных побед. Всего на долю 97-го ББАП 26 июня пришлось 34 самолето-вылета, и при этом полк потерял 14 Су-2 (10 самолетов были сбиты в боях, 2 получили тяжелые повреждения и еще 2 списали вследствие аварий при посадке).

Ближе к вечеру 26 июня 1941 года появилась знаменитая директива Ставки Главного Командования, подписанная наркомом обороны С.К. Тимошенко. Она касалась в первую очередь дальнебомбардировочных авиакорпусов и ее основной раздел гласил:

«…Мотомехчасти противника двигаются от Минска на Оршу и Могилев. Немедленно взлететь и систематическими, непрерывными налетами днем и ночью уничтожать танки противника. Не допускать переправы их через р. Днепр. Бомбардировать с высоты 400 м не мелкими группами, а полками…».

Таким образом, речь шла уже не о защите Минска, а о том, чтобы приостановить дальнейшее продвижение противника на восток и выиграть время для формирования фронта резервных армий.

На следующий день состоялось боевое крещение новых штурмовиков Ил-2. В качестве первого строевого полка эти самолеты получил 4-й ШАП под командованием майора С.Г. Гетьмана. После трехнедельной переподготовки в Богодухове личный состав полка разместился на аэродроме в районе Старого Быхова. В то время командующим ВВС Западного фронта фактически являлся бывший заместитель генерала Копца полковник Н.Ф. Науменко, официально назначенный на эту должность 2 июля. Имевший весьма внушительный внешний вид с двумя орденами Красного Знамени на шевиотовой гимнастерке и с большим «маузером» в деревянной кобуре на боку, он постоянно курсировал на связном У-2 по аэродромам и лично отдавал приказы руководству авиационных частей. В его распоряжении находилось всего около 150 самолетов, и прибытие на фронт полнокровного штурмового полка, укомплектованного по штатам довоенного времени, являлось значительным событием.

Первой боевой задачей 4-го ШАП стала разведка боем района Бобруйска, для чего было выделено звено Ил-2 во главе с капитаном Спицыным. На самолетах подвесили бомбовое вооружение, а также установили на крыльевых направляющих реактивные снаряды — это оружие только что прибыло в ящиках из Москвы, и никто из летчиков еще не научился им пользоваться. Инструкции по применению реактивных снарядов давались непосредственно перед вылетом. Сам бронированный штурмовик внушал пилотам серьезное уважение. В воздухе они опасались встретить только вражеские истребители, а о зенитной артиллерии противника никто даже не думал — такова была вера в мощную бронезащиту самолета.

К Березине тройка Ил-2 неслась на высоте 20–30 м практически над безлюдной местностью. После пересечения реки противника на восточном берегу летчики не обнаружили и стали делать широкий круг влево, огибая Бобруйск, над которым поднимались вверх клубы черного дыма. Готовясь к бою, закрыли бронезаслонками маслорадиаторы. Почти задевая верхушки деревьев, выскочили на Слуцкое шоссе, и здесь перед ними открылась ошеломляющая картина. Все шоссе было забито вражеской техникой, которая в несколько рядов двигалась в сторону Бобруйска. Были заняты даже обочины дороги, по которым, подпрыгивая на кочках, ехали мотоциклисты. Немцы, развалясь в кузовах грузовиков и удобно устроившись на броне танков, совсем не ожидали нападения, и паника среди них возникла лишь после взрывов сброшенных с «илов» бомб. Тут же открыли огонь автоматические зенитные пушки, и светящиеся пунктиры опоясали небо.

После выхода в атаку во главе звена Ил-2 летел капитан Холобаев, и именно ему пришлось испытать на себе всю силу вражеского зенитного огня. От первых попаданий штурмовик вздрогнул, а на 55-мм лобовом бронестекле появилось белое пятнышко с лучами трещин. Второпях Холобаев выпустил реактивные снаряды, но забыл прицелиться, и почти все они улетели к горизонту, за исключением одного, который угодил в автомобиль из-за того, что самолет в этот момент клюнул носом. Пушки ШВАК отказали, и пока Холобаев возился с их перезарядкой, впереди показалась уже окраина Бобруйска. Оставив в покое пушки, летчик развернулся влево и над крышами домов вышел к северной окраине города. Здесь тоже была немецкая колонна, и, сделав горку, Холобаев опустил нос самолета вниз и нажал на гашетку скорострельных пулеметов. Под ливнем пуль немецкие солдаты бросились в разные стороны. Вспыхнула еще одна машина, и в тот же момент штурмовик так подбросило вверх звенящим ударом, что тяжелая бронекрышка горловины бензобака встала вертикально. Новый удар сорвал летчика с сиденья, и привязанные ремни больно врезались в его плечи. Вновь подпрыгнула крышка бензобака. Бросая самолет из стороны в сторону, Холобаев уже потерял надежду выжить в этом аду. «Помирать, так с музыкой», — решил он и продолжил стрельбу длинными очередями, не щадя раскаленных стволов пулеметов. Опомнился над Березиной, когда Бобруйск остался уже далеко позади и прямо по курсу расстилался только лес. От двигателя отдавало запахом гари, и, спохватившись, Холобаев открыл заслонку маслорадиатора. Целых восемь длинных минут он находился над вражеской колонной, притягивая к себе весь огонь немецких зенитчиков, и все же остался в живых.

Приземлившись на своем аэродроме, Холобаев некоторое время отдыхал в кабине, а затем выбрался на крыло и с грохотом провалился в большую дыру в центроплане, из которой ему помог выбраться подбежавший техник. Штурмовик представлял собой жалкое зрелище. С носа до хвоста он был залит маслом, а в его плоскостях и фюзеляже зияли многочисленные пробоины. Бронекорпус превратился в рванину. Любопытно, что остальные Ил-2, тоже возвратившиеся с задания, имели всего по нескольку пробоин, поскольку, следуя позади Холобаева, они вынуждены были атаковать колонну «змейкой» и гораздо меньше пребывали в зоне интенсивного зенитного огня. Холобаев же летел строго вдоль колонны, и эта тактическая ошибка едва не стоила ему жизни. Когда изрешеченный штурмовик Холобаева увидел командир полка Гетьман, он приказал немедленно закатить самолет в ангар и никому не показывать. Однако выполнить этот приказ не удалось, так как приземлившийся вскоре поврежденный СБ врезался в стоящий около полосы Ил-2 и добил его окончательно.

К полноценной боевой деятельности 4-й ШАП приступил с 28 июня, когда главной задачей всей авиации Западного фронта стала бомбардировка мостов и переправ через Березину, по которым сплошным потоком шли немецкие войска. Для выполнения этой задачи были привлечены не только штурмовики и бомбардировщики, но даже и истребители, летавшие на штурмовку с бомбами и реактивными снарядами под крылом. Погода в районе Бобруйска стояла дождливая, и это препятствовало полетам крупными группами. Поэтому в районе цели самолеты действовали преимущественно звеньями и поодиночке, сбрасывали бомбы из-за облаков и туг же уходили. Такая тактика позволяла существенно снизить потери от сильного зенитного огня противника, так как немцы стянули к Березине значительное количество зенитной артиллерии. Меньшая точность попаданий в значительной степени компенсировалась площадью поражения — ведь только одно звено бомбардировщиков ДБ-3 сбрасывало на врага 20 фугасных 100-кг бомб и, кроме того, еще 68 мелких 8-кг осколочных бомбочек. Для нейтрализации действий истребителей люфтваффе 43-я ИАД совершила 79 самолето-вылетов против вражеских аэродромов.

Хотя многие переправы на Березине были разрушены, для немцев день оказался, несомненно, удачным. К вечеру они захватили Минск, и кольцо окружения вокруг советских дивизий 3, 10 и 13-й армий сомкнулось. 4-я армия Западного фронта с боями отходила в направлении Слуцка.

К 29 июню грозовой фронт сместился к востоку, и после ночных ливней развезло многие грунтовые аэродромы. Это сильно осложнило действия советской авиации, в частности бомбардировщики ДБ-3 из 212-го ДБАП весь день оставались на земле. Поэтому значительная доля боевых вылетов против немецких переправ на Березине пришлась на 96-й ДБАП, который базировался на аэродроме Боровское, имевшем бетонированную взлетно-посадочную полосу. Участились стычки в воздухе с немецкими истребителями, переброшенными на новые базы поблизости от Бобруйска. Экипажи полков ДБА доложили за день о 10 воздушных победах, но и сами потеряли примерно столько же самолетов. Стало изрядно доставаться штурмовикам, непрерывно курсирующим звеньями от Старого Быхова к Березине и обратно. Нередко теперь из состава звена возвращались назад два, а то и один Ил-2. Отсутствие стрелка делало бронированный штурмовик весьма уязвимым при атаке «мессершмиттов» сзади. В 3-м ТБАП из-за дождя задержался ночной вылет тяжелых бомбардировщиков ТБ-3. По чьему-то недальновидному приказу их все же отправили в Березине утром и над целью они появились при ярком свете дня. В результате из девяти тихоходных четырехмоторных самолетов немецкие зенитчики сбили три машины, а остальные ТБ-3 на обратном пути были перехвачены над советской территорией истребителями Bf 109, которые один за другим сбили все шесть ТБ-3. Вероятно, именно этот случай использовал Константин Симонов в своем знаменитом романе «Живые и мертвые» для описания первых дней Великой Отечественной войны. Противостояли советской авиации в районе Бобруйска в основном немецкие истребители из состава JG 51, пилоты которых в течение дня заявили о 27 сбитых самолетах.

После разгрома основных сил Западного фронта на пути немецких войск, рвущихся к Могилеву и Орше, находились всего лишь 16 ослабленных боями дивизий, сохранивших от 30 до 50 % боевого состава. Долго сдерживать натиск врага они не могли, и, таким образом, для развертывания первого эшелона резервных армий и строительства полноценных укреплений на рубеже Краслава — Витебск — Смоленск — Лоево катастрофически не хватало времени. В какой-то мере приостановить немецкое наступление могла советская авиация, и в штабах родилась идея организовать постоянное воздействие самолетов на вражеские переправы на Березине. Бомбить вновь предлагалось мелкими группами и с небольшой высоты, чтобы повысить точность попаданий. Естественно, немногочисленные истребители не могли обеспечить сопровождение бомбардировщикам, и к тому же они привлекались для выполнения других боевых задач, например, для прикрытия важных объектов, войск и ведения разведки.

С утра 30 июня основная боевая нагрузка легла на 3-й дальнебомбардировочный авиакорпус, поскольку оставшиеся фронтовые бомбардировщики приступили к перебазированию на смоленский аэродромный узел. Одним из первых поднялся в воздух 207-й ДБАП. Кроме ДБ-3, в его составе имелись также три звена скоростных ближних бомбардировщиков Як-4. Эти самолеты попали в полк случайно, и «безлошадные» пилоты освоили их буквально за несколько дней. Затем взлетели 96-й полк и 51-й полк, переданный в распоряжение командования 3-го авиакорпуса из резерва Ставки ГК. 30 самолетов отправились на бомбардировку из 212-го отдельного ДБАП. Самолеты шли к цели звеньями с большими интервалами по времени, что давало возможность растянуть налет на весь день. Например, девять звеньев только одного 212-го ДБАП, постоянно сменяя друг друга, находились в районе цели в течение 7 часов. Немцы, восстановив разрушенные ранее переправы, усилили их противовоздушную оборону, и бомбардировщикам пришлось преодолевать сплошную завесу заградительного огня. А в воздухе их еще поджидали и немецкие истребители. Тем не менее советские экипажи отважно держались боевого курса, и от разрывов сброшенных ими бомб кипела в Березине вода, плыли по течению сорванные понтоны и горели ярким пламенем на берегу танки и автомобили.

«Но точность бомбометания стоила нам недешево, — вспоминал Н.Г. Богданов из 212-го ДБАП, — нередко невдалеке от таких пожаров догорали и наши сбитые самолеты. Когда наше звено, ведомое Иваном Белокобыльским, находилось почти у цели, мы увидели страшную картину. Впереди нас, над самой целью, произошел колоссальной силы взрыв, на мгновение ослепивший нас. Там в это время находилось звено комэска-4 старшего лейтенанта Виктора Вдовина. Когда мы вновь стали различать окружающее, то увидели на месте ведущего самолета огненный шар, все увеличивавшийся в размерах. Два других ведомых самолета были отброшены взрывной волной и беспорядочно падали далеко друг от друга. Самолет Вдовина вместе с клубами огня как бы растворился в воздухе.

Едва мы успели сбросить бомбы, как зенитная артиллерия поразила самолет Ивана Белокобыльского. Машина задымила, загорелась и с правым разворотом пошла вниз, в это время откуда-то сверху ее атаковала пара «мессершмиттов». Бомбардировщик на миг словно остановился, повис на горящих крыльях, а затем, задрожав, сорвался в штопор. Как ни старались мы отыскать в затянутом дымом воздушном пространстве купола парашютов наших товарищей, так и не увидели их».

Любопытно, что из экипажей тройки самолетов Вдовина все же выжили два человека — один из ведомых звена Николай Ищенко и его штурман Андрей Квасцов. Пилота Ищенко выбросило взрывом из кабины бомбардировщика, а Квасцов выпрыгнул с парашютом через нижний люк. В беспомощном состоянии Квасцова обстреляли под куполом в воздухе немецкие истребители, и на пробитом парашюте он с силой ударился о землю, чудом оставшись в живых. Всего в течение 30 июня 212-й ДБАП потерял 11 самолетов.

Штурмовики Ил-2 из 4-го ШАП поддерживали контрудар группы генерала Поветкина, состоявший из частей 121-й стрелковой дивизии и различных подразделений вспомогательных войск. Подавляя огневые точки противника, они способствовали быстрому форсированию группой реки и последующему захвату старой бобруйской крепости. На Березине 4-й ШАП за три дня боев уничтожил девять немецких переправ, заслужив благодарность верховного командования Красной армии.

Постоянными налетами на немецкие колонны и переправы советская авиация сумела нанести врагу серьезный ущерб и задержала его продвижение на несколько дней. Но ценой очень больших потерь. Только 30 июня было сбито около 80 советских самолетов. 1 июля 1941 года в распоряжении командования Западного фронта с учетом пополнений осталось всего 498 самолетов, а еще через пять дней их число сократилось до 253 (150 бомбардировщиков и 103 истребителей). Особенно тяжелые потери понесли бомбардировочные части, действовавшие без истребительного сопровождения и зачастую без должной эффективности. «Мы уже убедились, — писал Н.Г. Богданов, — что к началу войны не успели многого. Не отработали взаимодействия с истребительной авиацией, воздушные стрельбы и бомбометания на полигоне проводились в крайне упрощенной обстановке. Не успели провести подготовку к боевым действиям в ночных условиях, выходу на цель и бомбометанию в лучах прожекторов, не изучали тактики ведения боевых действий истребительной авиацией вероятного противника, не знали уязвимых мест самолетов-истребителей фашистской Германии. Управление нашими соединениями проводилось на земле флажками, а в воздухе условными сигналами в виде покачивания самолета с крыла на крыло, радиосвязь не использовалась. В первые недели войны бомбардировщики и даже штурмовики часто наносили удары по противнику распыленно, вместо того чтобы в короткий промежуток времени наносить мощные удары по врагу».

Немецкие потери тоже были немалые. Одна только 51-я истребительная эскадра люфтваффе за девять дней июня лишилась в боях 34 новейших истребителей Bf 109f, и еще примерно столько же получили повреждения. Согласно западным данным, общие потери люфтваффе за период с 22 июня по 5 июля 1941 года составили 807 самолетов разных типов. Для сравнения: в «битве за Британию» немцы потеряли за три месяца боевых действий 1733 самолета.

1 июля 47-й немецкий моторизованный корпус, подтянув главные силы, захватил бетонный мост через Березину. Попытавшиеся взорвать его в последний момент саперы попали под пулеметный огонь, а бикфордовы шнуры перерезали гусеницы танков. Гитлеровцы быстро расширили плацдарм на восточном берегу реки, а советские войска вынуждены были отступать. В этот день был снят с должности и арестован командующий Западным фронтом Д.Г. Павлов, а на его место назначили маршала С.К. Тимошенко.

4-й штурмовой полк перебазировался в район Климовичей — за несколько дней из его состава погибли 20 летчиков. С аэродрома Зубово, южнее Орши, начал боевую деятельность 401-й ИАП под командованием подполковника С.П. Супруна, сформированный из числа летчиков-испытателей НИИ ВВС. Его эскадрильи совершили 1 июля несколько вылетов по тревоге и в воздушных боях сбили четыре «мессершмитта» ценой одного потерянного самолета (в кабине МиГ-3 погиб капитан Ю.В. Кругликов). Бомбардировщики люфтваффе одновременно с налетами на советские города и войска не упускали возможности нанести удар по аэродромам. Очень интересный бой произошел над могилевским аэродромом, на котором располагался также штаб 43-й ИАД. Когда появились немецкие самолеты, на аэродроме находились всего три звена истребителей 163-го ИАП, при этом одно из них под командованием лейтенанта Н. Терехина только что вернулось с боевого задания и нуждалось в пополнении топливом и боеприпасами. При виде противника шесть истребителей взлетели сразу, но их перехватили и связали боем «мессершмитты» сопровождения. Тогда, прекратив заправку и уже под падающими бомбами, поднялся в воздух со своими ведомыми Николай Терехин. Удачно выполнив маневр, он тут же пристроился в хвост одному из «юнкерсов», но огня не открыл, вероятно, из-за отсутствия боеприпасов. Приблизившись вплотную, он рубанул винтом хвостовое оперение фашистского самолета! А дальше, на удивление очевидцев этого боя, дело обстояло приблизительно так: звено бомбардировщиков шло в плотном боевом порядке и, когда Терехин таранил правый крайний «юнкерс», тот стал заваливаться на крыло в сторону ведущего. В свою очередь, ведущий «юнкере» шарахнулся влево и столкнулся с другим ведомым. В результате все звено бомбардировщиков рухнуло на землю, и в небе повисли купола парашютов. Терехин тоже выбросился из самолета с парашютом, вследствие чего в воздухе вспыхнула пистолетная перестрелка. Приземлившихся немцев обезоружили колхозники, не дожидаясь военных, связали их одной веревкой, свободный конец которой передали Терехину. Так он и прибыл на аэродром — с пистолетом в одной руке и с веревкой — в другой, а за ним тянулась вереница гитлеровцев.

В начале июля приоритетными целями для штурмовиков и бомбардировщиков ВВС Западного фронта и частей ДБА по-прежнему являлись танковые и моторизованные колонны противника, двигавшиеся теперь в направлениях на Великие Луки, Рославль и Ельню. Немцы стремились с ходу захватить Смоленск и как можно скорее довершить разгром отступающих советских войск, чтобы открыть себе путь на Москву. Подобные налеты без сопровождения истребителей быстро снижали число боеспособных самолетов, и приходилось бросать в бой все новые и новые резервы. Это послужило причиной выхода 4 июля очередной директивы Ставки ГК, в которой говорилось:

«Вылеты на бомбометания объектов и войск большими группами категорически запретить. Впредь вылеты для бомбометания по одной цели одновременно производить группами не более звена, в крайнем случае эскадрильи».

Согласно приказу соединениям ДБА вновь предписывалось вести боевые действия ночью и сбрасывать бомбы в основном с больших высот. Уже в ночь на 4 июля бомбардировщики ДБ-3 бомбили военные заводы в Кенигсберге, а также объекты в районах Сувалки, Цехановец, Августов и др. Тем не менее дневные вылеты дальних бомбардировщиков все еще преобладали, и такая ситуация сохранялась вплоть до августа 1941 года.

С 4 по 8 июля советскими ВВС проводилась широкомасштабная операция против вражеских аэродромов. Самолеты дальней авиации бомбили ночью аэродромы Луков, Бяла Подляска, Седлец и другие. Штурмовики из состава 4-го ШАП, в котором осталось всего 19 машин, выполнили четыре групповых вылета против Бобруйского аэродрома. Ил-2 атаковали стоянки авиатехники с бреющего полета и уничтожили, по советским данным, около 70 немецких самолетов. Следует заметить, что данные эти, вероятно, завышены, так как точно определить потери противника на земле в то время не представлялось возможным. В составе 23-й САД с аэродрома Зубово приступил к боевым действиям в полосе Западного фронта 430-й штурмовой авиаполк, сформированный из летчиков-испытателей НИИ ВВС. Он комплектовался уже по штатам военного времени и имел три эскадрильи по 7 самолетов Ил-2.

К 10 июля передовые части немецких танковых групп, преодолевая отдельные очаги сопротивления, вышли на рубеж Витебска, Полоцка и Орши, где встретились с резервными формированиями Красной армии, выдвинутыми на фронт по решению Ставки ГК. Развернулось Смоленское сражение и началось оно в крайне невыгодных для советских войск условиях. Большинство измотанных и разрозненных остатков отступавших армий Западного фронта пришлось отводить в тыл на переформирование, а свежие дивизии 16, 19, 20, 21 и 22-й армий еще только прибывали и некоторые из них сразу вступали в бой, едва успев сосредоточиться на указанных позициях. Оборона не была подготовлена в инженерном отношении и к тому же не имела необходимой глубины. Между тем враг наступал на широком фронте от Идрицы до Быхова, и каждая дивизия действовала в полосе шириной не менее 25–30 км. При этом катастрофически ощущалась нехватка боевой техники. Всего к моменту начала Смоленского сражения Западный фронт имел семь армий (4, 16, 13, 21, 20, 19 и 22-ю), из состава которых в первом эшелоне находились 24 дивизии, 3800 орудий и минометов, а также 145 танков. Авиация фронта располагала 389 (по состоянию на 8 июля) самолетами. С немецкой стороны этим силам противостояли 29 дивизий, более 6600 орудий и минометов, 1040 танков и свыше 1000 боевых самолетов.

Для лучшей координации действий сил Западного фронта, к которым время от времени присоединялись отдельные части и соединения с других фронтов, было создано Главное командование Западного направления. Общую координацию действий авиации этого направления возложили на полковника Н.Ф. Наумова. Теперь, кроме ВВС Западного фронта, в его распоряжение для проведения крупных операций предоставлялись также 120 бомбардировщиков 3-го ДБАК. Первое массированное использование авиации Западного направления состоялось уже 12 июля, когда потребовалось поддержать с воздуха контрнаступление советских войск, предпринятое с целью ликвидации прорыва противника в районе Витебска. Небольшими группами бомбардировщиков и штурмовиков бомбо-штурмовые удары наносились по вражеским колоннам, переправам и аэродромам. Кроме фугасных и осколочных бомб, при бомбардировках также использовались специальные кассеты с зажигательными ампулами АЖ-2. Разбиваясь, они вызывали сильное пламя, наводившее ужас на немецких солдат. Однако вскоре выяснилось, что на мокрой земле после дождя ампулы практически не зажигались, а зимой зажигательная жидкость в них замерзала, и таким образом от ампул вообще не было толку.

43-я истребительная дивизия перебазировалась под Вязьму и пополнилась новыми полками. В ее состав влились 32-й ИАП под командованием майора А.П. Жукова и 401-й ИАП, который после гибели в начале июля Супруна возглавил другой известный летчик-испытатель, К.К. Коккинаки. Центром ожесточенных воздушных боев стал Смоленск и прилегающие к нему города. Все они подвергались налетам люфтваффе уже с конца июня и были почти полностью разрушены. Например, по воспоминаниям П.И. Цупко, город Ельня представлял собой одинокую церковь с проломленной крышей и закопченными стенами, вокруг которой были груды развалин, остовы печей, обгоревшие головешки вместо жилых домов и голые, без листьев деревья.

Таблица 13. Боевой состав ВВС Западного фронта по состоянию на 8 июля 1941 года (только исправные самолеты).

15 июля немецкие войска ворвались в Смоленск. После того как они подтянули к месту боев тяжелое вооружение, защитники города отступили, но взорвали ночью оба моста через Днепр. В тылу Западного фронта на рубеже Старая Русса — Осташков — Ельня — Брянск был спешно образован фронт Резервных армий, и 153 самолета его ВВС под командованием генерал-майора Б.А. Погребова тут же включились в боевые действия под Смоленском. По мере возможности пополнялись боевой техникой или перевооружались на новые самолеты и изрядно поредевшие авиационные полки Западного фронта. Во фронтовой истребительной и бомбардировочной авиации полностью изменилась организационная структура. Число полков в авиационных дивизиях сократилось с 3 до 2, а количество самолетов в полках — с 60 до 32–33 (три эскадрильи), а затем ввиду незначительного поступления самолетов от промышленности — до 20 (две эскадрильи). В условиях воздушного господства врага полки быстро выбывали из строя на переформирование, а новые вступали в бой неподготовленными. Не было времени на освоение современной техники. Так, 13-й СБАП, сменивший устаревшие СБ и Ар-2 на двукилевые бомбардировщики Пе-2, весьма строгие в управлении, переучивался только пять дней, прежде чем пришел приказ об отправке части на фронт. По существу, полк совершенно не был готов к боям, поскольку летчики только успели освоить взлет, посадку и полеты по кругу. К бомбометаниям и стрельбам приступить не успели, а для отработки пилотажа вылетали в зону только некоторые экипажи. Тем не менее 16 июля 13-й СБАП перелетел в Киров под Ельней, и в тот же день все три его эскадрильи приступили к выполнению боевых заданий. 1-я и 2-я эскадрильи во главе с командиром полка капитаном В.П. Богомоловым отправились к Ельне. К ним должны были по пути присоединиться истребители сопровождения, но по какой-то причине эта встреча не состоялась, и бомбардировщики пошли к цели одни. Линия фронта обозначилась вспышками огня и клубами дыма — вся местность была изрыта окопами, позициями артиллерии, дзотами и блиндажами. Над расположением советских войск непрерывно висели в воздухе «юнкерсы», и лишь изредка проскакивали внизу штурмовики Ил-2. На подходе к Ельне пылила длинная немецкая колонна, а над ней барражировали «мессершмитты». Эту колонну и избрали для атаки самолеты Пе-2. Отбиваясь от наседавших вражеских истребителей, они легли на боевой курс. Через короткое время в цель посыпались бомбы, и следует заметить, что хотя большинство экипажей бомбили с горизонтального полета, были и такие, которые атаковали танки и грузовики с пикирования. Опыт подобных атак они приобрели, еще летая на прежних пикировщиках Ар-2. В воздушном бою немцы сумели сбить 2 Пе-2, а еще несколько советских самолетов получили повреждения. 3-я эскадрилья бомбардировщиков под командованием капитана Е.И. Челышева нанесла бомбовый удар по фашистским танкам в районе Рославля и избежала потерь благодаря взаимовыручке экипажей. Четверка «мессеров» попыталась атаковать крайнее звено, но стрелки советских самолетов дружным огнем сбили один истребитель, а остальные тут же ретировались. Кроме того, Челышев со своим звеном после бомбардировки прикрывал пулеметным огнем атаку следующих звеньев.

Немецкие летчики в середине июля также были вынуждены действовать с большим напряжением, выполняя по нескольку вылетов в день, что вело к быстрому износу боевой техники, а поставки необходимых запчастей запаздывали и к тому же не были предусмотрены в необходимом количестве. Инженер 51-й истребительной эскадры капитан Бехт докладывал 15 июля:

«По сравнению со штатной численностью силы эскадры уменьшились на 47 %. На аэродромах находятся 26 небоеспособных машин, большей частью с повреждениями от наземного огня, из них 10 стоят без двигателей. На 58 боеспособных машинах имеются 22 мотора с выработанным более чем на 50 % ресурсом — в ближайшее время они могут выйти из строя и поэтому нуждаются в капитальном ремонте. Из имевшихся на 22 июня в группах I, II и III самолетов 89 потеряно и только 49 пригодны к боевым действиям».

Из числа руководства JG 51 14 июля был тяжело ранен командир 7-й эскадрильи обер-лейтенант Штайгер. Двумя днями позднее был сбит на бреющем полете командир 5-й эскадрильи обер-лейтенант Колбов, записавший на свой счет 27 побед. Его заменил лейтенант Стеффене (22 победы), который командовал эскадрильей только до 30 июля, после чего тоже был сбит в воздушном бою под Бобруйском и погиб.

18 июля по решению Ставки ВГК на подступах к Москве был создан фронт Можайской линии обороны, включавший в себя Волоколамский, Можайский и Малоярославский укрепленные районы. Развертывались здесь 32,33 и 34-я армии, сформированные в основном из дивизий московского народного ополчения. С воздуха их прикрывали ВВС в составе 75 самолетов под командованием Г.А. Ворожейкина.

В районе Смоленска немецкие танковые колонны прорвали оборону советских войск на правом фланге и в центре, и захватили к 20 июля Оршу, Кричев и Ельню. 16, 19 и 20-я советские армии вынуждены были сражаться почти в полном окружении. Их снабжение осуществлялось только по Старой Смоленской дороге с переправой через Днепр у села Соловьева, в 50 км восточнее Смоленска. Эта важнейшая транспортная артерия находилась под постоянным прицелом самолетов люфтваффе, и поэтому все время приходилось привлекать для ее защиты истребительные подразделения.

Получив в свое распоряжение бывшие советские аэродромы в районах Орши, Смоленска, Витебска и Ельни, немецкое командование тут же приступило к подготовке воздушных налетов на Москву, выполняя приказ Гитлера, который еще 8 июля 1941 года, вдохновленный успешным ходом Восточной кампании, потребовал «разрушить массированными воздушными налетами Москву и сровнять ее с землей». Для воздушного нападения на столицу СССР были выделены бомбардировочные эскадры с большим опытом разрушения европейских городов — KG 2 (имеющая на вооружении самолеты Do 17Z), KG 3 (Ju 88А), KG 4 «Генерал Beвер» (Не 111), KG 28 (Не 111), KG 53 «Легион Кондор» (Не 111), KG 54 (Не 111), KG 55 «Гриф» (Не 111), а также отдельные группы самолетов-наводчиков KGr 100 и III/KG 26. Всего в налетах на Москву немцы планировали использовать около 270 бомбардировщиков. Все экипажи самолетов были хорошо подготовлены к продолжительным ночным полетам, многие из них возглавляли старшие офицеры люфтваффе. Предварительно команда Теодора Ровеля провела тщательную разведку района Москвы и ее системы ПВО. Проводилась она обычно одиночными самолетами с большой высоты полета. С 1 и по 22 июля в границах московского корпуса ПВО было зафиксировано 89 самолето-пролетов разведчиков, из которых девять прошли прямо над городом. Одновременно производились дневные налеты на прилегающие к столице города Можайск, Волоколамск и др.

Защита Москвы в начале Великой Отечественной войны возлагалась на 1-й корпус ПВО под командованием генерал-майора артиллерии Д.А. Журавлева, а также на 6-й истребительный авиационный корпус, созданный на базе 24-й истребительной авиадивизии и управления 78-й истребительной дивизии, которая только находилась в процессе формирования. 6-й авиакорпус летом 1941 года возглавлял полковник И.Д. Климов. Согласно организационной структуре 1-й корпус ПВО и 6-й ИАК входили в состав Московской зоны противовоздушной обороны под командованием генерал-майора М.С. Громадина.

Внушительные силы, стянутые к 22 июлю для обороны Москвы с воздуха, представляли для немцев почти непреодолимую преграду. Так, зенитная артиллерия ПВО Москвы включала в себя 796 средних и 248 легких зенитных орудий, а также 336 зенитных пулеметов. К этому следует добавить 618 прожекторных установок и 303 привязанных аэростата. Малокалиберная зенитная артиллерия с целью увеличения эффективности стрельбы нередко размещалась внутри Москвы на крышах зданий, например, на крышах гостиницы «Москва» и цехах завода им. Лихачева. За счет этого зенитчики могли вести огонь при любых углах возвышения и в любом направлении.

Наземные командные пункты имели 580 наблюдательных постов, оборудованных проводной связью. Радиолокационные установки РУС-1 и РУС-2 обеспечивали обнаружение самолетов противника на удалении до 120 км. Первая полоса предупреждения о налетах располагалась в 200–250 км от города, вторая — в 50–60 км. В радиусе около 120 км от центра Москвы было создано сплошное поле наблюдения.

В 6-й ИАК, обороняющий Москву с воздуха, входили 11 истребительных авиаполков, имевших в наличии 147 самолетов МиГ-3, 49 ЛаГГ-3, 160 Як-1, 192 И-16 и 54 И-153.

Первый массированный налет на Москву был совершен в ночь с 21 на 22 июля 1941 года и длился в течение почти пяти часов. При этом немцами использовались уже испытанные во время воздушной войны над Англией методы наведения бомбардировщиков с помощью радионавигационной аппаратуры «Х-Gerat». Она состояла из наземных радиомаяков и специальной бортовой аппаратуры, которой были оборудованы самолеты-наводчики 100-й отдельной бомбардировочной группы. Каждый бомбардировщик, оснащенный «Х-Gerat», являлся лидером группы обычных бомбардировщиков и в ночных условиях летел по направленному на цель узкому радиопеленгу в центре более широкого радиопеленга. Недалеко от цели он перехватывался еще тремя радиопеленгами, первый из которых давал как бы общее предупреждение, второй — предварительный сигнал, а третий — главный сигнал. От последней, третьей точки, после прохождения короткой расчетной дистанции бомбы сбрасывались автоматически. В бомбоотсеках самолетов-наводчиков находились только осветительные и зажигательные бомбы, которые служили хорошим ориентиром для остальных бомбардировщиков.

Применение аппаратуры «Х-Gerat» позволило гитлеровским пилотам нанести изрядные разрушения Лондону, однако противовоздушная оборона Москвы оказалась им «не по зубам». Сквозь многочисленные истребительные и зенитные заслоны к городу удалось прорваться лишь одиночным самолетам, беспорядочно сбросившим бомбы куда попало. Основная масса вражеских бомбардировщиков вынуждена была освободиться от бомб над подмосковными лесами и полями. Штурман самолета Не 111 из KG 53, сбитого в ночь на 22 июля, так описывал свои впечатления:

«Боевой приказ гласил: ночной налет значительными силами на «Клару Цеткин». Имелась в виду Москва. Целью нашего налета были авиационные заводы в Москве и ее окрестностях.

Далеко перед нами в темноте лежит Москва. Прожекторы, как иголками, колят нас в глаза своим светом. А ведь ожидалась слабая система ПВО. Первые прожекторы на подступах к городу, подобно пальцам, возбужденно играли в ночи. И этого блеска становилось все больше и больше. Я насчитал их сотни. Сейчас мы думали: «Только бы нам повезло!» И это слабая противовоздушная оборона, если верить сказанному на предполетном инструктаже? Один прожектор коснулся нас, потом потерял, вернулся снова и захватил нас. Сразу более 30 прожекторов опутали самолет ярким светом. Зенитки открыли огонь из всех стволов. Перед нами, над нами, слева и справа вокруг нас появились разрывы снарядов. Если мы сумеем пересечь этот дьявольский котел, то будем очень счастливы. Такого сильного артиллерийского огня мы не видели даже над Лондоном.

Грохот, блики огня, машина затряслась — в нас попали. Я ставлю бомбы на боевой взвод и жму рычаг аварийного сброса».

Всего в налете приняли участие 220 немецких бомбардировщиков, следующих четырьмя колоннами на высоте 2000–3000 м. Их своевременно обнаружили посты ВНОС, и началось пятичасовое сражение в ночном небе. За это время советские истребители выполнили 173 самолето-вылета, действуя в световых прожекторных полях. В каждом поле патрулировали 2–3 истребителя. Светящиеся стрелы на земле обозначали направление полета вражеских бомбардировщиков. В ходе проведенных 25 ночных боев летчики ПВО сбили 12 немецких самолетов, а в целом, по окончательным данным, были уничтожены 22 машины люфтваффе. Среди летчиков-истребителей в боях ночью 22 июля отличился командир эскадрильи 11-го ИАП капитан К.Н. Титенков, который сбил флагманский Не 111 с командиром немецкой группы, полковником на борту. 11-й ИАП базировался на подмосковном аэродроме в Кубинке и оснащался истребителями Як-1 первых опытных серий, еще с многочисленными недоработками конструкции. В отражении первого немецкого налета на Москву принимал участие в составе 6-го ИАК и известный впоследствии летчик-испытатель М.Л. Галлай, взлетевший на истребителе МиГ-3 и уничтоживший бомбардировщик Do 17Z.

Ущерб от бомб, сброшенных на Москву, оказался незначительным, хотя немцы готовили налет весьма тщательно. Была выделена даже специальная группа из KG 53 (35 Не 111) под командованием подполковника Кюля, целью которой являлась бомбардировка непосредственно Кремля. Любопытно, что после возвращения немецкие экипажи доложили о выполнении этого задания, но были опровергнуты уже данными фотоконтроля!

Самоотверженность и организованность в Москве проявили пожарные команды, созданные на предприятиях и в домах из гражданского населения. Они быстро и своевременно ликвидировали отдельные очаги пожаров, возникших в результате бомбардировок.

Второй налет на Москву состоялся на следующую ночь, когда немцы атаковали город силами около 200 бомбардировщиков. Начался налет в 22:10 22 июля и завершился в 2 часа ночи 23 июля. В список потерь люфтваффе попали еще 15 самолетов. В следующем налете в ночь на 24 июля приняли участие 190 самолетов, из которых к городу прорвались всего два, да и те были сбиты подразделениями ПВО. В ночных схватках проявил незаурядное мастерство младший лейтенант А.Г. Лукьянов из 34-го ИАП, уничтоживший за четверо суток 3 немецких самолета (2 Не 111 и 1 Ju 88). Все свои жертвы, попавшие в лучи прожекторов, он атаковал сзади снизу, с дистанции 100–200 м.

На подступах к Москве продолжали активно действовать немецкие разведывательные самолеты, в одиночку и мелкими группами стремившиеся обнаружить слабые места в советской системе противовоздушной обороны. С ними тоже вели борьбу летчики 6-го ИАК, накапливавшие таким образом свой боевой опыт. Доставался он нелегко, учитывая то, что двухмоторные бомбардировщики люфтваффе имели сравнительно мощное оборонительное вооружение и являлись в бою довольно крепкими орешками, особенно для устаревших истребителей И-16 и И-153. Среди других летчиков боевое крещение в этот период времени получил Н.Н. Штучкин из 120-го ИАП. 28 июля в патрульный полет отравилось звено «чаек» из трех самолетов. В его состав входили пилоты Шевчук, Штучкин и Леонов. Уже во время набора необходимой высоты боевой порядок истребителей распался — сказались недостатки трехсамолетного звена. Вначале вперед ушел Шевчук, так как Штучкин забыл включить вторую скорость нагнетателя двигателя, а когда он, наконец, это сделал, отстал Леонов. В итоге в район патрулирования летчики добирались поодиночке. Н.Н. Штучкин позднее вспоминал:

«Неожиданно вижу, с разворота Шевчук по кому-то ведет огонь. В дымных лентах мелькают зеленые трассы. Опускаю нос самолета… и не верю своим глазам: прямо передо мной — бомбовозы, четыре Не 111. Огромные, неповоротливые, серовато-желтого цвета, вроде нашего штабного автобуса. Кажется, я нахожусь в положении, явно невыгодном. Для победы надо иметь превосходство и прежде всего тактическое. А его, то и нет. Скорости «чайки» и «хейнкеля» почти одинаковы, а высотой для свободы маневра я запастись не успел…

Сближаюсь, но медленно. Такое впечатление, что не тянет мотор. Впрочем, и это не удивительно, не так уж велико преимущество «чайки» над Не 111. Не отстать бы и то хорошо. Вижу, как немцы ведут огонь. Стрелок правофланговой машины бьет короткими очередями. Между нами — дымная цепь: десять-двенадцать быстро тающих светлых дымков и разрыв — отдых для пулеметов. Снова десять-двенадцать, опять разрыв…

Пора открывать огонь. Далековато, конечно, но терпения больше нет. Бью по правой, ближайшей ко мне машине. В кабине душно и жарко. Запах гари ударяет в лицо, но «хейнкель» не падает. Идет как ни в чем не бывало. Надо подойти еще ближе, однако сектор газа давно уже сдвинут до упора вперед.

Внезапно мотор начинает давать перебои. Секунды — и машина как в лихорадке. Что это? Справа по боковому капоту мотора летят какие-то хлопья. Передняя половина капота вместо зеленой почему-то становится черной. Чернота бежит прямо к кабине, черные хлопья летят в лицо. Понял наконец: это сгорает краска. В ту же секунду из-под приборной доски вырвались искры, пламя лизнуло колени, правую руку. Горю! А враг уходит. В бессильной злобе жму на гашетки. Пулеметы ревут, исходят огнем, а что толку? Фашисты уже далеко…

Легким движением ручки поднимаю нос самолета, резко его опускаю. Сила инерции легко отрывает меня от сиденья, плавно бросает вверх. Считаю секунды — надо сделать затяжку. Падаю вниз головой и вижу свой самолет. С разворотом влево «чайка» стремительно уходит к земле. Дергаю вытяжное кольцо, слышу шуршание шелка, мотнувшись в сильном рывке, повисаю на стропах. Все. Бой закончен».

Всего в июле 1941 года люфтваффе совершили 9 массированных налетов на Москву и 11 — на объекты московской зоны. В бомбардировках приняли участие 964 бомбардировщика, но только 40 самолетов прорвались к городу. 74 машины были сбиты зенитным огнем, 45 пали жертвами истребителей и 2 столкнулись с аэростатами заграждения.

Между тем на Западном фронте во второй половине июля после захвата основной части Смоленска резко возросла угроза прорыва противника к Москве. Для ликвидации этой угрозы был организован контрудар советских войск 23 июля из района Рославля, а 24 и 25 июля — из районов Белого и Ярцева. С воздуха контрнаступление поддерживали ВВС Западного и Резервного фронтов — всего около 250 самолетов. Кроме того, по личному указанию Сталина в распоряжение Западного фронта были временно переданы 220 бомбардировщиков из состава 1, 2 и 3-го авиакорпусов дальнего действия. Следует отметить значительно возросший уровень руководства советской авиацией в ходе операции. Так, на командных пунктах сухопутных соединений, наносивших контрудар, появились представители ВВС со средствами связи для лучшей координации взаимодействия родов войск. Для увеличения количества боевых вылетов 43-я ИАД и 47-я САД перебазировались поближе к району боевых действий, а отдельные звенья авиационных полков этих дивизий разместились на так называемых «аэродромах подскока» — грунтовых площадках в 10–20 км от линии фронта. Перед началом операции дальние бомбардировщики совершили налеты на немецкие аэродромы, расположенные в районах Улла, Пуховичи, Вильнюс, Крупка и др., а также атаковали железнодорожные станции в Орше и Витебске, где разгружались немецкие военные эшелоны.

Утром 23 июля, когда перешли в наступление три дивизии генерала Качалова, группы штурмовиков и бомбардировщиков приступили к нанесению ударов по позициям врага. Истребители выполняли две основные задачи: сопровождали ударные группы и прикрывали с воздуха наступающие войска. Естественно, активизировались и части люфтваффе, в результате чего увеличилось число воздушных боев. За день советские летчики доложили о 28 уничтоженных в боях вражеских самолетах. На долю советской штурмовой и бомбардировочной авиации пришлось 49 выведенных из строя танков, 27 артиллерийских орудий и 63 автомобиля. Одновременно продолжали подвергаться бомбардировкам аэродромы противника в прифронтовой полосе. Например, в течение дня 10 Пе-2, 9 Ил-2 и 15 ЛаГГ-3 из 10-й САД (все, что оставалось в авиационной дивизии) совершили по 2–3 вылета против немецких аэродромов Боровское и Шаталово, на бомбежку вражеских войск в районе Починка и прикрытие своих войск в Стодолище. Согласно докладам экипажей 10-й САД, были уничтожены 33 Bf 109 (26 на земле и 7 — в воздухе), 4 танка и 1 автомобиль. Собственные потери составили 8 Пе-2,4 Ил-2 и 1 ЛаГГ-3.

Штурмовики Ил-2 к началу Смоленского сражения уже завоевали всеобщее признание в войсках, однако их эффективность существенно снижали многие недостатки и в первую очередь уязвимость при атаках истребителей сзади сверху. Кроме того, резиновые пневматики колес, наполовину выступавшие в поток из обтекателей на крыле, нередко повреждались огнем противника и служили причиной аварий при посадке. В ходе эксплуатации самолетов с неровных грунтовых аэродромов добавляли беспокойства и непрочные подкосы основных стоек шасси. Из других недостатков нарекания вызывала недостаточная дальность штурмовиков. Обычно Ил-2 действовали в этот период мелкими группами по 3–5 самолетов, выходя в район цели на бреющем полете, а затем делая «горку» перед началом атаки. Их потери от воздействия вражеских истребителей и зенитной артиллерии были достаточно велики, и в среднем одного Ил-2 хватало лишь на 8 боевых вылетов. Так, 61-й ШАП, приступивший к боевым действиям 12 июля, выполнил под Смоленском за две недели 158 самолето-вылетов и из общего количества 29 штурмовиков Ил-2 потерял 24. Из числа личного состава погибли 6 летчиков и еще 6 выбыли по ранению.

Заслужили уважение в боях и двухмоторные бомбардировщики Пе-2, обладающие довольно высокой скоростью полета. 13-й авиаполк на «пешках» в период с 23 по 25 июля воевал на пределе возможностей, выполняя в день по 4–6 боевых вылетов. Многие его экипажи освоили бомбометание с пикирования, существенно повышающее точность попаданий. Известность получил налет Пе-2 из 13-го авиаполка на немецкий аэродром в Смоленске, предпринятый в июле после бомбардировок Москвы. В налете приняли участие две группы бомбардировщиков (9 и 6 машин) под командованием командира полка Богомолова и комэска Григорьева, а также 5 истребителей сопровождения МиГ-3. Чтобы как можно дольше избежать обнаружения, большую часть пути Пе-2 проделали на большой высоте и над своей территорией, что несколько удлинило маршрут полета. Город обозначился столбами дыма, упиравшимися в небо. «Дымка там сгущалась, — вспоминал П.И. Цупко, — и сквозь нее на берегу Днепра за частоколом фабричных труб стали различимы купола многочисленных церквей, красные стены монастырских зданий, темные нагромождения городских кварталов — Смоленск! На холмах, подступавших к городу с севера, шел бой: неровная паутина окопов искрилась выстрелами, вздымалась серо-желтыми фонтанами взрывов — все поле тонуло в пелене дыма. Над пеленой носились стаи самолетов, рвались снаряды». Бомбардировщики обошли город стороной и перед целью перестроились в боевой порядок, вытянувшись цепочкой один за другим. Немцы спохватились, когда «пешки» уже перешли в пикирование, но беспорядочная стрельба зениток уже не могла помешать атаке. Бомбы упали точно среди немецких самолетов, которые в большом количестве стояли в ангарах, на стоянках и даже на рулежных дорожках. По данным разведки, на аэродроме в результате этого налета было уничтожено и повреждено 19 бомбардировщиков люфтваффе и один ангар с боевой техникой. Разгром этого аэродрома довершили группы Ил-2 и СБ, сменившие в воздухе бомбардировщики Пе-2.

Значительная боевая нагрузка 26 и 27 июля пришлась на бомбардировщики авиакорпусов дальнего действия, которые снова действовали днем в условиях слабого прикрытия истребителями и бомбили немецкие колонны с небольших высот. За два дня они совершили 218 самолето-вылетов и понесли тяжелые потери. На свои базы не вернулись 77 самолетов ДБ-3, в том числе 36 были сбиты в течение 26 июля, а остальные — на следующий день. Основная причина — сильный огонь немецкой малокалиберной зенитной артиллерии, для подавления которой не выделялось достаточных сил.

Хотя контрудары советских войск в районах Ярцево, Белого и Рославля не достигли значительного успеха, но они несколько облегчили положение 16-й и 20-й армий, сражавшихся под Смоленском. 29 июля эти армии получили приказ об отходе и по Старой Смоленской дороге двинулись в сторону переправ через Днепр. Для тяжелой техники предназначалась переправа у села Соловьева, и над ней ежедневно шли воздушные бои. Район Ярцева и Соловьевой переправы находился в сфере действий 401-го ИАП, пилоты которого в светлое время суток почти постоянно находились в воздухе. Отдыхали они в кабинах своих истребителей только во время заправки и пополнения боеприпасов. Некоторые из них в изнеможении засыпали, и, чтобы быстро привести их в чувство перед боевым вылетом, врач обходил стоянки самолетов с ватой, смоченной нашатырным спиртом. В один из таких дней звено МиГ-3 в составе командира 401-го полка Коккинаки, комиссара Погребняка и ст. лейтенанта Кубышкина разогнало большую группу «юнкерсов», заставив их сбросить бомбы, не доходя до цели. В очередном вылете Коккинаки действовал вместе с летчиками Ященко и Барышниковым, и после тяжелого боя самолеты Коккинаки и Ященко оказались подбиты, а Барышников погиб. На следующий день летчики-испытатели сбили один Do 17, а потом силами поредевшего полка провели бой с группой «мессершмиттов», уничтожив два истребителя. С советской стороны был сильно поврежден один МиГ-3, а пилот другого самолета получил ранение в руку. Среди испытателей отличился ст. лейтенант А Г. Кубышкин, который в июле — августе в 32 воздушных боях сбил два фашистских самолета лично и четыре — в группе.

Всего по советским данным, за период с 10 по 30 июля советские ВВС выполнили в Смоленском сражении 5200 самолето-вылетов и уничтожили до 200 немецких самолетов.

24 июля на левом крыле Западного фронта был образован Центральный фронт, в который вошли 13-я и 21 — я общевойсковые армии (с 1 августа — также 3-я армия) и 11-я и 28-я смешанные и 13-я бомбардировочная авиадивизии. ВВС Центрального фронта возглавил генерал Г.А. Ворожейкин.

К концу июля уже стало ясно, что немецкое «молниеносное» наступление на Москву полностью провалилось, так как измотанным в боях частям вермахта требовались передышка и пополнение. 30 июля мощнейшая немецкая группировка войск на центральном направлении впервые временно перешла к обороне. В начале августа 1941 года советские войска Западного, Резервного и Центрального фронтов как бы охватывали полукругом немецкую группу армий «Центр» и, чтобы перехватить инициативу в ведении боевых действий, Ставка ВГК отдала приказ разгромить передовые соединения противника в районах Ельни и Духовщины. Однако немцы первыми начали наступление 8 августа, развернув 2-ю танковую группу Гудериана и 2-ю полевую армию на юг с целью обезопасить свой правый фланг. Центральный фронт не успел отразить удар, и танки Гудериана, прорвав советскую оборону в полосе 13-й армии, за две недели продвинулись вперед на 120–140 км, выйдя на рубеж Новозыбков — Стародуб. Одновременно 2-я армия вермахта, наступавшая на гомельском направлении, поставила под угрозу окружения советскую 21-ю армию, которая вынуждена была оставить свои позиции и с боями отошла на юг. Отступили по приказу Ставки ВГК также оставшиеся 3-я и 13-я армии, и таким образом центральный фронт по существу прекратил существование. А чтобы залатать брешь между Резервным и Юго-Западным фронтами, пришлось спешно создавать новый Брянский фронт под командованием АИ. Еременко. Во главе ВВС Брянского фронта поставили генерала Ф.П. Полынина. В его распоряжение поступили 11, 60 и 61-я САД и 24-й БАП. Всего, без учета армейской авиации, ВВС Брянского фронта насчитывали 138 исправных самолетов (30 МиГ-3, 35 Як-1, 9 И-16, 9 Ил-2, 33 СБ и 22 Пе-2).

В начале августа активность действий авиации обеих сторон в прифронтовой зоне значительно снизилась из-за больших потерь. В ВВС Западного фронта, несмотря на полученное в июле пополнение приблизительно 900 машин, осталось всего около 180 самолетов. Более чем в четыре раза сократился и численный состав 2-го воздушного флота люфтваффе.

Тем не менее ночные налета люфтваффе на Москву продолжались. В августе немецкие самолеты выполнили уже 16 налетов на город и 27 — на объекты московской зоны. На этот раз крупные налеты с участием 100 и более самолетов чередовались с атаками небольших групп бомбардировщиков. Ночные воздушные бои стали еще более ожесточенными. Этому способствовал и приказ, отданный по ВВС Московского округа, который гласил: «В воздушном бою принимать все меры к уничтожению противника пулеметным и пушечным огнем, а при отказе пулеметов в воздухе, при преждевременном израсходовании патронов производить уничтожение врага тараном».

В ночь на 7 августа мл. лейтенант 177-го ИАП В.В. Талалихин, расстреляв все боеприпасы, таранил на И-16 бомбардировщик Не 111. Позднее он рассказывал:

«Зайдя со стороны луны, я стал выискивать самолеты противника и на высоте 4800 метров увидел «Хейнкель-111». Он летел надо мною и направлялся к Москве. Я зашел ему в хвост и атаковал. Мне удалось подбить правый мотор бомбардировщика. Враг резко развернулся, изменил курс и со снижением полетел обратно. Я продолжал атаки, повторил их до шести раз. При этом мой «ястребок» оставался недосягаемым для врага: меня прикрывал его же стабилизатор.

Вместе с противником я снизился до высоты примерно в 2500 метров. И тут у меня кончились боеприпасы. Можно было преследовать врага и дальше. Но что толку? Он на одном моторе мог лететь еще довольно долго, и все равно ушел бы. Осталось одно — таранить. «Если погибну, так один, — подумал я, — а фашистов в бомбардировщике четверо».

Решив винтом отрубить противнику хвост, я стал вплотную подбираться к нему. Вот нас разделяют уже каких-нибудь 9—10 метров. Я вижу бронированное брюхо вражеского самолета. В это время враг пустил очередь из пулемета. Обожгло правую руку. Сразу дал газ и уже не винтом, а всей машиной протаранил противника. Раздался страшный треск. Мой «ястребок» перевернулся вверх колесами. Надо было поскорее выбрасываться с парашютом. И только когда в стороне услышал гул от падения моего «ястребка», я раскрыл парашют. Взглянув вверх, я увидел, как все больше воспламеняется бомбардировщик, как он, наконец, взорвался и рухнул вниз… Потом я в автомобиле поехал посмотреть на сбитый бомбардировщик. Он еще горел. Кругом валялось много невоспламенившихся зажигательных бомб. В метрах ста от самолета нашли двух членов его экипажа. Двое других были найдены в лесу. Самолет рухнул с такой силой, что их выбросило далеко от него. Командир вражеской машины, по виду уже не молодой, имел Железный крест, полученный в 1939 году, и значок «За Нарвик»».

Это был первый в мире ночной таран. В дальнейшем Талалихин сбил еще четыре вражеских самолета и погиб 27 октября 1941 года в неравном воздушном бою в районе поселка Каменка.

В ночь на 10 августа такой же подвиг совершил на МиГ-3 ст. лейтенант В.А. Киселев из 34-го ИАП. Покинув поврежденную машину с парашютом, он приземлился рядом с оставшимся в живых членом экипажа противника и взял его в плен. 11 августа первый в истории авиации высотный таран выполнил командир звена 27-го ИАП лейтенант А.Н. Катрич. Примерно в 22:20 он настиг новый немецкий бомбардировщик Do 217, летевший на высоте около 8000 м, и открыл огонь. Но после нескольких очередей оружие отказало, а вражеский самолет с убитым стрелком и дымящимся мотором продолжал полет. И тогда летчик решился на крайнюю меру. «Захожу ему с левой стороны, — вспоминает А.Н. Катрич, — немного сверху. Солнце сзади — отлично виден диск вращающегося пропеллера. Прицеливаюсь на хвостовое оперение с таким расчетом, чтобы кончиком винта зацепить стабилизатор и киль. Расчет оправдался. Раздался мягкий стук, и я почувствовал «клевок» своего «МиГа» вниз. Я мгновенно убрал газ и тут же отвернул истребитель в сторону. Когда я вышел из разворота, самолет противника, перейдя в крутое планирование, быстро несся к земле…». После боя Катрич благополучно совершил посадку, а в кабине уничтоженного «Дорнье» погиб командир 165-й разведывательной группы люфтваффе.

Тактика действий бомбардировочных соединений люфтваффе при налетах на Москву была однообразной. Самолеты шли обычно потоками с одних и тех же направлений группами или поодиночке с интервалами 10–15 минут между группами и 1–2 минуты между одиночными самолетами. Высота полета была увеличена до 5000–6000 м. Головной самолет сбрасывал осветительные бомбы, а затем освещенный квадрат бомбили все остальные бомбардировщики. Но и в августе немцам не удалось добиться успехов в налетах — Москва была защищена с воздуха лучше любого европейского города. Кроме того, для введения противника в заблуждение в 200-километровой зоне от столицы СССР были построены многочисленные ложные цели: макеты складов, мостов, заводов, а также 45 ложных аэродромов, для которых изготовили 265 макетов самолетов, 90 автомашин, 30 складов ГСМ и боеприпасов. В августе из 1250 немецких бомбардировщиков, участвовавших в налетах, 66 самолетов сбили истребители ПВО, 76 — зенитчики и 3 машины столкнулись с аэростатами заграждения.

Наряду с Москвой немецкие ночные бомбардировщики бомбили и другие города, в частности крупные железнодорожные узлы Орел, Курск, Тула и др., и для их перехвата привлекались истребители также из обычных фронтовых полков. Так, в 42-м ИАП Брянского фронта для этого использовали два устаревших истребителя И-153 и И-16, поскольку довольно тяжелые МиГ-3 были сложными в управлении для молодых пилотов. Учились ночным боям уже в процессе боевых действий. Г.В. Зимин из 42-го ИАП так описывал свои ощущения от ночных вылетов:

«Боекомплект мне заряжали, как правило, патронами с трассирующими пулями. Ночью это необходимо, чтобы видеть, куда полетела выпущенная очередь. Искать бомбардировщик в темном небе очень трудно. Зная примерно курс и высоту полета, надо было занять положение несколько ниже бомбардировщика и сзади. Только при таком условии можно заметить выхлопы из патрубков двигателей. Когда это удавалось, я сближался и открывал огонь длинными очередями из всех огневых точек. Пулевые трассы хорошо были видны гитлеровским летчикам, что, кажется, производило на них сильное моральное воздействие. Это меня устраивало. Сбить ночью с первой атаки бомбардировщик в таких условиях очень трудно, а повторная атака полностью исключалась. Поэтому важно было, чтобы противник почувствовал себя неспокойно и загнать его бомбардировщики с трех тысяч метров на высоты не ниже пяти тысяч метров. А с таких высот эффективность бомбометания резко падает».

В августе из-за недостатка бомбардировщиков немцы все чаще стали привлекать для штурмовки наземных войск истребители. Увеличилось число разведывательных полетов, и советскому командованию пришлось серьезное внимание уделить маскировке военных объектов и особенно аэродромов. В этом деле обычно выручала знаменитая русская смекалка. Например, в 129-м ИАП Брянского фронта, размещенном на аэродроме Новодугино, стоянки самолетов расположили прямо в лесу, а оттуда на летное поле прорубили среди деревьев рулежные дорожки.

В свою очередь, и советские ВВС время от времени совершали рейды против аэродромов люфтваффе, и особенно часто подвергался ударам с воздуха аэродром Шаталово под Смоленском, пользующийся плохой репутацией у немецких пилотов. Там они запросто могли погибнуть или получить ранение на земле. В одном из удачных налетов на аэродром Шаталово участвовали 9 Ил-2 из 215-го ШАП, которые 13 августа под прикрытием 7 ЛаГГ-3 из 129-го ИАП сожгли на земле около 20 вражеских самолетов. Еще два немецких самолета сбили на взлете истребители ЛаГГ-3.

Удачно разместилась на аэродромах в сосновом лесу возле Андреаполя смешанная авиадивизия под командованием полковника С.И. Руденко, прибывшая 22 июля на Западный фронт с Дальнего Востока. Она состояла из 427-го СБАП и 29-го ИАП, и первое время действовала практически безнаказанно, так как немцы не ожидали появления в этом районе советских самолетов. Девятки бомбардировщиков СБ не только бомбили вражеские войска северо-восточнее Великих Лук, но нередко занимались и штурмовкой, гоняясь даже за отдельными машинами. Лишь спустя десять дней немцы обнаружили эти аэродромы и нанесли точный удар пикировщиками Ju 87 как раз в тот момент, когда три эскадрильи 427-го СБАП готовились к боевому вылету. В результате полк понес значительные потери.

В августе 427-й СБАП продолжал активную боевую деятельность. Его экипажи иногда поднимались в воздух по 2–3 раза в день. 22 августа девятка СБ под командованием майора Лаврова удачно бомбила немецкий аэродром в Демидове, где находилось до сотни самолетов люфтваффе. В качестве истребителей сопровождения использовались 4 И-16 и 2 МиГ -3 из 29-го ИАП. Немецкие истребители подняться не успели, и поэтому потери составили всего два подбитых зенитным огнем СБ, совершивших на обратном пути вынужденные посадки. Однако в следующем налете на этот аэродром 427-й полк лишился четырех самолетов, сбитых Bf 109. Два экипажа пропали без вести, а два вернулись в свою часть через две недели. По данным разведки, на аэродроме в Демидово было уничтожено на земле 17 немецких самолетов.

Один из самых тяжелых боевых вылетов бомбардировщиков 427-го авиаполка состоялся 23 августа, когда немцы силами 40-го моторизованного корпуса перешли в наступление на Великие Луки. В этот дождливый день нижняя кромка облаков располагалась всего лишь в 200 м от земли, и поэтому восьмерка СБ полетела без прикрытия. Немецкие войска были обнаружены в лесу около Великих Лук — он весь был забит боевой техникой. Бомбардировщики немедленно перешли в атаку, сбрасывая с небольшой высоты обычные и кассетные бомбы.

«Фашисты открыли ураганный огонь из всех видов оружия, — вспоминал командир звена СБ Шалва Кирия, — даже минометы стреляли по нам. Трудно передать это страшное зрелище. Высоко взметнувшийся огонь, дым, пыль; горело все на земле и в воздухе. С первого же захода пошел вниз самолет нашего ведущего — боевого друга и командира Ф. Лаврова. Я отчетливо видел, как объятая пламенем машина врезалась в скопление танков. Вместе с командиром погибли штурман эскадрильи Ю. Гуляев и стрелок-радист. Я, сбросив бомбы на голову врага, рванул штурвал на себя, вошел в тучи, взял курс на северо-восток… Еле дотянул до точки, с трудом приземлился; увидел еще один самолет, идущий на посадку. Я считал, что остальные уже на месте, но оказалось, что из восьми экипажей вернулись только три. Пять экипажей погибло — пятнадцать человек Вечером, на ужине, как это велось, наш коллектив отмечал большой траур. Столы были накрыты на весь летный состав. На столе на местах погибших товарищей стояло по 100 граммов водки и ужин. Каждый летчик, штурман, стрелок-радист подходил со своим стаканом с водкой и с веточкой полевых цветов к столу погибших товарищей, чокался и клал цветы на стол».

26 августа немецкие войска прорвали советскую оборону севернее Великих Лук и двинулись в направлении на Осташково. К этому времени в 427-м СБАП осталось всего четыре исправных СБ. 28 августа они нанесли под прикрытием четырех истребителей И-16 и И-153 бомбовый удар по железнодорожной станции Торопец и обратно уже не вернулись. 12 «мессершмиттов» перехватили советскую группу, связали боем истребители и сбили все бомбардировщики.

После двух месяцев боевых действий существенно улучшилось планирование операций советских ВВС, а также управление военными соединениями. Планы боевых действий фронтовой авиации теперь составлялись на 2–3 дня и включали в себя как оборонительные, так и наступательные задачи. Глубокое базирование аэродромов относительно линии фронта (базы истребителей располагались теперь в 40–50 км от фронта, а базы бомбардировщиков еще дальше), а также большая сеть запасных аэродромов способствовали уменьшению потерь от воздушных налетов врага. Кроме того, строились и ложные аэродромы с макетами самолетов.

Все большее значение командование Красной армии стало уделять массированному применению ВВС. Благодаря этому временами удавалось достигнуть локального господства в воздухе. Например, в период с 29 августа по 4 сентября 1941 года для разгрома 2-й танковой группы Гудериана, вышедшей на рубеж Почеп, Стародуб, Шостка и срыва ее дальнейшего наступления на Брянск, были привлечены объединенные силы авиации сразу трех смежных фронтов. Эти силы включали в себя 95 самолетов из состава ВВС Брянского фронта, 120 — из ВВС Фронта резервных армий, 54 — из ВВС бывшего Центрального фронта, а также 100 бомбардировщиков из состава авиации ДБА и 95 самолетов из 1-й резервной группы. Резервные группы были созданы соответствующим распоряжением НКО от 21 июля, находились в непосредственном подчинении Ставки ВГК и предназначались для использования в самостоятельных целях, либо для усиления фронтовой авиации. Обычно в резервную группу входили 4–5 полков различных родов ВВС. До начала сражения под Москвой были созданы 6 таких резервных групп смешанного состава. Всего для проведения одной из самых крупных советских воздушных операций начального периода Великой Отечественной войны было выделено 230 бомбардировщиков, 55 штурмовиков и 179 истребителей.

Большие надежды возлагал на эту операцию и лично И.В. Сталин, который 27 августа написал в соответствующей директиве: «Чтобы не дать противнику передышки и вообще опомниться, надо бить противника непрерывно, волна за волной, весь день с утра и до темноты».

Воздушным атакам подверглись не только моторизованные колонны противника, но и аэродромы базирования люфтваффе. Численный перевес в воздухе создавался также за счет увеличения количества самолето-вылетов советской авиации и применения аэродромов «подскока». Экипажам ТБ-3 планировалось по 2 вылета в ночь, экипажам СБ, Пе-2 и Ил-2 — по 3–4 вылета в день, а на истребители возлагалась предельная нагрузка — 6–7 вылетов в день. «Все летчики поднимались в воздух столько раз, сколько было нужно, — вспоминал НА. Козлов, сражавшийся на Брянском фронте на ЛаГГ-3 в составе 162-го ИАП. — Мы часто даже принимали пищу, не вылезая из кабины самолета. Иногда от перенапряжения шла из носа кровь».

В ночь на 30 августа первыми приступили к выполнению боевой задачи 23 бомбардировщика ТБ-3, а с рассвета и до полудня в боях приняли участие уже 320 советских самолетов. Вторая волна из 70 машин атаковала немецкие войска приблизительно в 14 часов, третья (140 самолетов) — в 16 часов, а следующая, четвертая волна, совершила налет уже ближе к вечеру. В промежутках противнику не давали покоя отдельные группы штурмовиков и бомбардировщиков. Всего в течение операции советские ВВС выполнили более 4000 самолето-вылетов и уничтожили, по советским данным, около 100 танков, более 800 автомобилей, 180–290 повозок, 20 бронемашин и значительное число живой силы врага. В воздушных боях было сбито 55 немецких самолетов при собственных потерях 42.

Возросла эффективность советских истребителей, пилоты которых уже приобрели немалый боевой опыт. Так, НА. Козлов отмечал: «Постепенно у нас вырабатывалась своя тактика. Прикрывая наземные войска, мы находились не над своими войсками, а над противником. Делалось это по двум причинам. Во-первых, мы лишали гитлеровцев возможности, уходя от нас, сбросить бомбовый груз на позиции наших войск. Во-вторых, если вражеская авиация на поле боя отсутствовала или была изгнана, мы перед окончанием патрулирования производили штурмовые атаки по наземным войскам противника, стараясь поразить хорошо видимые с воздуха его артиллерийские и минометные батареи. Мы оставляли на обратный путь лишь десятка полтора патронов. Авиационные бомбы сбрасывали на вражеские позиции сразу же, как только прилетали в район патрулирования. Затем уже приступали к выполнению главной задачи — прикрывали свои войска. Убедившись, что подходит смена, мы пикировали на позиции противника и затем на малой высоте уходили на свой аэродром».

Все чаще стало доставаться в воздушных схватках «экспертам» люфтваффе. 25 августа в бою над Ельней погиб командир группы I/JG 51 гауптман Герман Йоппиен, четвертый на этот момент по результативности немецкий пилот, имевший на счету 70 воздушных побед. Через несколько дней его результат превзошел командир эскадрильи 12./JG 51 Гейнц Бэр, записавший на свой счет 80 сбитых самолетов. Но и ему вскоре не повезло. 31 августа, во время прикрытия с воздуха танков Гудериана, его «мессершмитт» был подбит и совершил вынужденную посадку на советской территории. Бэр получил травму позвоночника, но тем не менее сумел перебраться через линию фронта, после чего на пару месяцев отправился в госпиталь.

Хотя советские летчики приложили немало усилий для разгрома врага, в целом операция против 2-й танковой группы Гудериана не принесла ожидаемых результатов, в основном из-за плохой организации контрударов советских войск и отсутствия необходимого количества артиллерии и танков. 24-й немецкий танковый корпус лишь ненадолго приостановил наступление, но уже в первых числах сентября двинулся вперед, форсировал Десну и двинулся в южном направлении, развивая удар во фланг и тыл Юго-Западному фронту. С востока, со стороны Брянского фронта, его прикрыли 47-й моторизованный и 12-й армейский корпуса вермахта. В дальнейшем это имело фатальные последствия для пяти советских армий, сражающихся восточнее Киева.

В сентябре из-за значительных потерь и необходимости поддержки сухопутных сил вермахта немцы уменьшили число воздушных налетов на Москву. Особенно сильно оказались потрепанными эскадры KG 53 и KG 55, и их пришлось отводить в тыл на переформирование. Взамен из Западной Европы прибыли четыре свежие группы бомбардировщиков, включенные в состав 2-го воздушного флота. Ночные воздушные атаки стали проводиться одиночными самолетами и мелкими группами, следующими к городу с разных направлений и на разных высотах в течение нескольких часов с интервалом 2–3 мин. Такие налеты носили беспокоящий характер и имели целью измотать подразделения ПВО, нарушить работу транспорта и заводов, а также оказать негативное моральное воздействие на московское население. Всего в течение сентября было выполнено 11 налетов на Москву, но к городу прорвался только 51 самолет (2,5 % от общего количества 1998 самолето-пролетов в границах 1-го корпуса ПВО).

Летние сражения под Смоленском принесли фашистам значительные потери, и, казалось, их наступление на Москву было сорвано. Однако крупное поражение советских войск Юго-Западного фронта под Киевом вселило в гитлеровское командование новые надежды закончить войну к концу года, поскольку высвободились дополнительные силы для действий на главном направлении. Поэтому уже 6 сентября была подписана директива немецкого генерального штаба, в которой говорилось о созданных предпосылках для решающего наступления на Москву. Эта директива № 35 предлагала ударами трех мощнейших немецких войсковых группировок из района Духовщины, Рославля и Шостки расчленить войска Западного, Резервного и Брянского фронтов, окружить их в районах Вязьмы и Брянска и затем уничтожить, не допустив их отступления к Москве. На следующем этапе танковые и моторизованные соединения вермахта должны были охватить столицу СССР с севера и юга, а пехотные соединения — развернуть фронтальное наступление на Москву с запада. 19 сентября операции присвоили кодовое наименование «Тайфун». Командующий группой армий «Центр» Федор фон Бок записал в своем дневнике: «Согласно директиве фюрера наконец исполняется мое давнее желание: начать наступление против главных русских сил. Только бы удержалась погода, ибо раньше конца сентября нельзя подтянуть необходимые подкрепления!»

За счет перегруппировки войск, с других направлений группе армий «Центр» были переданы: с северо-западного направления — 4-я танковая группа (четыре танковые и две моторизованные дивизии) и VIII воздушный корпус; из группы армий «Юг» — две танковые и две моторизованные дивизии; из резерва генерального штаба — два танковых соединения. Сильно возросло количество боевых самолетов в составе 2-го воздушного флота. Если в начале сентября их было около 350, то через месяц, по данным западногерманского историка К. Рейнгардга, стало 1390. Из числа подразделений люфтваффе для участия в наступлении привлекли 14 2/3 группы горизонтальных бомбардировщиков (из состава KG 2, 3, 26, 28, 53, 54, 76), 9 1/3 группы пикирующих бомбардировщиков (из StG 2, 1,77), 8 1/3 группы одномоторных истребителей (4 группы JG 51, 2 группы JG 27 плюс испанская эскадрилья, по 1 группе из JG 3 и JG 53), 1 группу двухмоторных истребителей из ZG 26, а также 4 эскадрильи дальних и 2 эскадрильи ближних разведывательных самолетов.

Противостоящие немцам советские вооруженные силы под Москвой включали в себя авиацию трех фронтов с учетом резервных групп, соединения дальних бомбардировщиков и б-й авиационный корпус ПВО.

ВВС Западного фронта состояли 1 октября из 5 авиационных дивизий (23,31,43,46 и 47-й), имевших в целом 2 авиаполка тяжелых бомбардировщиков ТБ-3, 4 обычных бомбардировочных полка, 2 штурмовых и 8 истребительных авиаполков. Всего в ВВС ЗФ насчитывалось 252 самолета, в том числе 206 — исправных. Таким образом, в каждой дивизии оставалось по 30–60 самолетов, а во многих авиационных полках — по 6—10 боевых машин.

В ВВС Резервного фронта имелись 10,12 и 38-я авиационные дивизии (3 бомбардировочных, 1 штурмовой и 7 истребительных полков), располагавшие всего 65 исправными самолетами.

ВВС Брянского фронта (11, 60 и 61-я авиадивизии и 24-й отдельный БАП) состояли из 5 бомбардировочных, 2 штурмовых и 3 истребительных полков и имели в наличии 102 исправных самолета.

Кроме ВВС трех фронтов, к боям на центральном направлении привлекались также 5 авиадивизий ДБА (40, 42, 50, 51 и 52-я), включающих в себя около 300 самолетов ДБ—3 и ТБ—3, и 6-й истребительный корпус ПВО.

Операция «Тайфун» началась 30 сентября ударом 2-й танковой группы Гудериана из района Шостка — Глухов по войскам левого крыла Брянского фронта. 2 октября перешли в наступление основные силы немецкой группы армий «Центр» (4-я и 9-я полевые армии и приданные им 3-я и 4-я танковые группы) из районов Духовщины и Рославля против войск Западного и Резервного фронтов. Советская линия обороны была прорвана в нескольких местах. 3 октября немцы захватили Орел, 6 ноября — Брянск и Карачев, а 7 октября сомкнули кольцо вокруг Вязьмы, и в окружение попали 16, 19, 20, 24 и 32-я советские армии.

В первые дни сражения за Москву крупные схватки в воздухе происходили относительно редко, так как обе стороны накапливали силы и вели разведку позиций противника. Немцы спешно перебрасывали свои истребительные части на передовые аэродромы, захваченные сухопутными войсками вермахта. Их снабжение в целях экономии времени осуществлялось в основном по воздуху. Советское командование тоже занималось усилением своих фронтовых ВВС. Так, для действий против 2-й танковой группы Гудериана на мценский аэродромный узел перебазировались пять истребительных полков, образовавших б-ю резервную группу. Транспортные самолеты и часть сил дальнебомбардировочной авиации были привлечены для перевозки в район Мценска солдат будущего 1-го стрелкового корпуса и различного военного снаряжения. За три дня они перевезли около 5500 солдат и почти 13 т боеприпасов.

С другой стороны, деятельность советских фронтовых ВВС существенно осложнил быстрый отход войск Красной армии, вынуждавший авиационные части к постоянной смене аэродромов. Особенно это касалось Брянского фронта, для поддержки которого выделили все пять авиадивизий ДБА. Дальние бомбардировщики совершали как ночные, так и дневные боевые вылеты. Уже 1 октября они бомбили узловые железнодорожные станции противника и механизированные колонны группы Гудериана на дороге Севск— Орел. В этот день активизировались и немецкие пикирующие бомбардировщики II авиационного корпуса генерала Лоерцера, не летавшие 30-го сентября из-за плохой погоды. Одним из главных их достижений стало нарушение связи между Генеральным штабом Красной армии и штабами 3-й и 13-й армий Брянского фронта. Для этого бомбардировщики наносили удары в первую очередь по командным пунктам и использовали для разрушения хорошо укрепленных блиндажей бомбы весом до 1 000 кг. 2 октября включился в боевые действия и VIII немецкий авиакорпус, поддерживающий наступление 3-й танковой группы Гота. С советской стороны для штурмового удара по соединениям Гота, двигавшимся в направлении города Белый, была собрана сводная группа МВО из 40 двухмоторных истребителей Пе-3 из 95-го ИАП и 60 МиГ-3, И-16 и И-153 из состава 27-го и 120-го полков. Район атаки находился за пределами радиуса действий одномоторных самолетов, и поэтому пришлось использовать аэродром «подскока» неподалеку от Ржева, где истребители дозаправили и подвесили к ним бомбы и «эрэсы». Налет советских истребителей продолжался около 30 минут, пока летчики не расстреляли все патроны, и оказался неожиданным для немцев. Согласно докладам на земле были уничтожены 40 автомобилей с грузами и несколько десятков единиц орудий и бронетехники. В воздушных боях были сбиты три Bf 109 — асы люфтваффе не особенно рвались ввязываться в сражение при таком численном превосходстве противника.

В начале октября по инициативе командующего московским военным округом полковника Н/А. Сбытова существенно изменились методы ведения воздушной разведки западнее Москвы. «Анализируя полеты разведчиков противника за несколько дней августа, — вспоминал Сбытов, — мы установили, что они систематически производят фотографирование дорог, проходящих через Волоколамск, Можайск и Малоярославец на Москву. Никаких сомнений не было: враг готовится к операциям в этих направлениях. Доложили об этом командованию войсками округа. Сделав вывод о близкой опасности, решили организовать воздушное наблюдение за дорогами к западу от столицы. На каждую из магистралей, по которым враг мог выдвинуться к Москве, мы назначили по истребительному авиационному полку, который и вел непрерывную разведку вдоль закрепленной за ним дороги. Командование полков каждые два часа докладывало данные разведки в штаб ВВС округа. Здесь они быстро обобщались и перепроверялись начальником штаба полковником Н.В. Вороновым, а затем докладывались дежурному Генерального штаба и командованию войсками округа. Командиры полков, в свою очередь, закрепили за отдельными участками дорог эскадрильи, так что у каждого подразделения была «своя» дорога».

Эффективность воздушной разведки резко повысилась, и у бомбардировщиков и штурмовиков недостатка в целях не ощущалось. Гейнц Гудериан так вспоминал об интенсивности советских бомбардировок 5 октября: «В этот день я получил довольно внушительное представление об активности русской авиации. Сразу же после моего приземления на аэродроме в Севске произошел налет русской авиации на этот аэродром, где находилось до 20 немецких истребителей. Затем авиация противника бомбила штаб корпуса, в результате чего в комнате, где мы находились, вылетели оконные стекла. Затем я направился к дороге, по которой продвигалась 3-я танковая дивизия. Здесь мы также подверглись неоднократной бомбежке со стороны русских бомбардировщиков, которые летали группами в 3–6 самолетов на большой высоте и причиняли поэтому незначительный урон. На 6 октября воздушный флот обещал нам усилить прикрытие истребителями, и поэтому можно было рассчитывать на улучшение положения».

Точность попаданий советских дальних бомбардировщиков действительно оставляла желать лучшего, и гораздо эффективнее по движущимся целям действовали штурмовики Ил-2, которых катастрофически не хватало на фронте. Многие поврежденные штурмовики простаивали на аэродромах из-за отсутствия запасных частей, поставлявшихся в явно недостаточном количестве. С перебоями доставлялись также бомбы и другие боеприпасы.

5 октября в ясный солнечный день воздушная разведка обнаружила продвижение 4-й немецкой танковой группы к Юхнову. Длинную колонну танков и мотопехоты, растянувшуюся на 25 км на шоссе Спас — Демьянск — Юхнов, первыми заметили летчики 120-го ИАП и немедленно доложили об этом командованию, не поверившему вначале, что немцы прорвали фронт уже на глубину до 120 км. Для проверки сведений командующий ВВС МВО отправил опытный экипаж на Пе-2, который подтвердил, что немцы находятся уже в 200 км от Москвы. Гитлеровцы стремились отрезать советскую группировку войск в районе Вязьмы и одновременно нанести неожиданный удар в направлении столицы СССР. Сложилась критическая ситуация, поскольку на их пути к Москве никаких крупных воинских соединений уже не было. Под Юхновым оборону держали всего два батальона, прикрывавших эвакуацию имущества и населения. Вскоре остатки этих подразделений отошли, взорвав мост через Угру.

Ставка ВГК также восприняла данные воздушной разведки с недоверием, и даже возникло подозрение о роспуске провокационных слухов. Из-за этого в течение 5 октября никаких мер для задержки немецкого наступления принято не было, и лишь утром на следующий день, когда немцы уже заняли Юхнов, им навстречу стали спешно выдвигаться бойцы вспомогательных частей и курсанты военных училищ. Они должны были выиграть время, пока на рубеже Волоколамск — Можайск — Малоярославец — Калуга срочно создавалась новая линия обороны.

В утренние часы 6 октября погода была нелетной из-за плотного тумана над землей, когда поступил приказ о нанесении воздушных ударов по прорвавшимся к Юхнову войскам противника. Скоростные боевые самолеты не могли действовать в таких условиях, поэтому поступило предложение использовать вначале для налетов легкомоторную авиацию. В составе ВВС МВО к этому времени имелся 606-й бомбардировочный авиаполк под командованием полковника Н.С. Виноградова, сформированный на базе Ярославской школы стрелков-бомбардиров и оснащенный 27 самолетами Р-5 и 10 Р-зет. Кроме того, из Егорьевского военного училища была заимствована эскадрилья устаревших истребителей И-15бис, а для ночных бомбардировок создана особая эскадрилья на У-2 под командованием капитана М.С. Кошелева.

С раннего утра вступили в боевые действия летчики 606-го БАП, проявившие незаурядное мужество, атакуя цели с предельно малых высот под сильным обстрелом немецкой зенитной артиллерии. Звено Р-5 во главе со ст. лейтенантом А.Н. Крайновым вновь разрушило точными попаданиями бомб восстановленный немцами мост через Угру. 7 октября отличился мл. лейтенант И.С. Денисов, который после обстрела вражеских колонн под Юхновым неожиданно встретил на обратном пути немецкий разведчик-коррекгировщик Хеншель Hs 126. Так как все боеприпасы уже были израсходованы, он уничтожил на Р-5 вражеский самолет таранным ударом. В ночных бомбардировках хорошо проявили себя бывшие учебные бипланы У-2, летавшие с аэродрома, расположенного всего лишь в 15 км от линии фронта. За неделю они сбросили на врага 12 т бомб без всяких потерь со своей стороны.

Как только погода наладилась, к боевой деятельности на юхновском направлении приступила вся 77-я авиационная дивизия полковника И.Д. Антошкина. Штаб соединения для удобства управления частями перебрался в район Подольска. Для нанесения ударов по немецким колоннам были привлечены 321-й ББАП, оснащенный бомбардировщиками Пе-2,173-й СБАП (СБ), 502-й ШАП (Ил-2) и 120-й ИАП (И-153 и МиГ-3). Кроме того, в боях в районе Юхнова приняли участие также истребители 6-го авиакорпуса ПВО. Постоянные воздушные налеты существенно замедлили продвижение гитлеровских войск, так как дороги время от времени загромождались сгоревшей и поврежденной боевой техникой и трупами немецких солдат. Один только 120-й ИАП в течение 6 октября совершил 44 самолето-вылета на штурмовку наземных целей. 7 октября бомбардировщики Пе-2 из 321-го ББАП уничтожили крупное бензохранилище в районе Глагольня, Жуковка, в результате чего немецкие танки и машины остались без горючего.

Воздушное прикрытие с воздуха 4-й танковой группы вермахта обеспечивала 51-я истребительная эскадра люфтваффе, и несколько ее эскадрилий срочно перебазировались на захваченный полевой аэродром около Юхнова. Однако немецкие самолеты на земле быстро обнаружили летчики 120-го ИАП, и на рассвете следующего дня 1-я эскадрилья полка во главе с командиром полка майором А.С. Писанко нанесла неожиданный удар по немецкому аэродрому. Пара «мессершмиттов» была уничтожена прямо на взлете, а затем ставшие в круг советские истребители принялись методично расстреливать самолеты на стоянках. Потери в этом налете составили две «чайки», сбитые зенитным огнем. Следом за 120-м ИАП штурмовку этого аэродрома предпринял 562-й ИАП 6-го авиакорпуса, пилоты которого уже при подлете к цели отметили 15 горящих на земле немецких истребителей. Всего, по советским данным, на вражеских аэродромах в районе Юхнова, Глагольни и Медыни были выведены из строя 102 самолета люфтваффе, что позволило на неделю захватить локальное воздушное господство на этом направлении.

На Брянском фронте очень удачным оказался налет 7 октября на аэродром в Орле, где немцы сосредоточили большое количество бомбардировщиков. Причем из-за плохой погоды предварительная воздушная разведка аэродрома не производилась, и в этом был своеобразный плюс, поскольку немецкая система ПВО не была вовремя приведена в боевую готовность. Удар наносился силами всего 6 Ил-2, оставшихся в исправном состоянии в 74-м ШАП, и 12 истребителей МиГ-3, представлявших собой всю боевую технику 42-го ИАП. В воспоминаниях Г.В. Зимина этот налет описан следующим образом:

«Видимость плохая. Земля просматривается только под собой. По мере приближения к Орлу погода улучшается. На подходе к орловскому аэродрому высота облачности около 500 метров, видим — до четырех километров. На душе стало спокойней: выйдем точно на цель. Вот, наконец аэродром. Смотрю и глазам не верю: самолеты в три ряда по кругу! Стоят — крыло в крыло. В большинстве бомбардировщики. Нас не ждут, все спокойно, выстроились как на параде… В северной части аэродрома вижу 20–25 истребителей. Всего более 200 самолетов. Четыре Bf 109 начинают взлет. Поздновато! Звеном немедленно атакуем их, и я сбиваю ведущего. Легчаков поджег еще одного. Звено Морозова атакует следом за нами и вгоняет в землю двух остальных. Больше желающих взлететь, кажется, не видно.

Легким покачиванием с крыла на крыло подаю сигнал «внимание» и начинаю пикировать на северо-западную часть аэродрома, где стоят бомбардировщики. Штурмовики перестраиваются в растянутый правый пеленг, становятся в левый круг. На первом заходе каждый с индивидуальным прицеливанием сбрасывает бомбы, на втором заходе «илы» пускают «эрэсы», после чего методично начинают уничтожать самолеты пушечным огнем. Открывают огонь точки МЗА, но мы быстро их подавляем.

Штурмовики делают заход за заходом. Я осматриваюсь и вижу, что с юга к аэродрому подходит колонна транспортных самолетов Ju 52. Насчитываю пять штук. «Юнкерсы» уже находятся на высоте, не превышающей 200 метров. Явно заходят на посадку.

Даю команду своим летчикам, и мы атакуем эту группу с предельно малых дистанций. Каждый летчик звена выбирает себе «своего», и каждый из нас сбивает по одному самолету. Еще два Ju 52 поражают огнем летчики звена Морозова.

Штурмовики образовали левый круг над аэродромом на высоте метров 150–200. Каждый летчик Ил-2 сам выбирает себе цель. Звено Морозова — тоже в левом развороте — ходит по кругу над штурмовиками метров на 100–150 выше. Мое звено под самой кромкой облаков — метров 500 — в правом кругу: мы ходим над аэродромом в обратном направлении и хорошо просматриваем весь боевой порядок. Картина на аэродроме — впечатляющая. Горят и взрываются самолеты, огонь полыхает повсюду. Никогда не думал, что такими небольшими силами можно так эффективно поработать. Начинает мешать черный дым: он обволакивает аэродром со всех сторон».

По данным советской разведки, в результате налета на орловский аэродром были уничтожены и повреждены на земле 70 самолетов люфтваффе и подтверждены все девять немецких машин, сбитых в воздухе. Такой успех воодушевил советское командование, которое вопреки здравому смыслу приказало произвести повторный налет на аэродром. Но на этот раз немцы были готовы к отражению атаки. В завязавшемся воздушном бою на подходе к аэродрому штурмовики были рассеяны, а из числа истребителей три самолета получили тяжелые повреждения и совершили вынужденные посадки.

К 10 октября усилилась авиация Западного фронта, в состав которой включили 1, 34 и 459-й бомбардировочные авиаполки (по 20 самолетов СБ) и 39-ю эскадрилью (14 ТБ-3), заимствованные из ВВС Среднеазиатского военного округа. Для поддержки наземных войск на можайском направлении из авиационных частей Московского военного округа была создана особая группа под командованием полковника НА. Сбытова. В нее вошли 41, 120, 172-й истребительные авиаполки, 65-й и 502-й ШАП, 173-й СБАП и отдельная эскадрилья У-2. За восемь дней экипажи группы выполнили 508 самолето-вылетов на штурмовку наземных целей, а также разбомбили переправы у Калуги, задержав продвижение фантастов на Калугу и Медынь. Потери они несли в основном от зенитного огня, но и эти потери были немалые. Например, только 120-й ИАП лишился в течение недели 8 самолетов.

10 октября выпал первый снег, который вскоре растаял, а затем начался период дождей, значительно снизивший активность авиации обеих сторон. Особенно это касалось люфтваффе, поскольку немецкие летчики были плохо подготовлены к боевым действиям в таких условиях. Грунтовые аэродромы развезло, и взлет с них стал представлять проблему, в первую очередь для истребителей Bf 109, имеющих узкую колею шасси. Хотя немцы постоянно укрепляли и расчищали взлетно-посадочные полосы аэродромов, количество самолето-вылетов JG 51 резко упало и в середине октября составляло лишь около 50 в день. В некоторые дни самолеты вообще не летали из-за плохой погоды, и все это неизбежно сказывалось на темпах немецкого наступления. Тем не менее 14 октября фашисты захватили Калинин, а на центральном направлении рвались к Волоколамску.

Для уничтожения переправ через реку Волга в районе Калинина 15 октября впервые использовались бомбардировщики ТБ-3, переоборудованные в самолеты-снаряды. Они управлялись по радио с помощью системы ТМС (телемеханического самолета), включающей в себя радиоприемники, размещенные в пилотских кабинах ТБ-3 и сблокированные с системой рулевого управления. Все остальное оборудование тяжелых самолетов было демонтировано, чтобы максимально заполнить свободное пространство взрывчаткой. Радиопередатчики устанавливались на ведущих СБ и Ил-4 и позволяли управлять летающими бомбами с расстояния от 50 м до 30 км. Обычно самолеты сопровождения располагались впереди или сзади ТБ-3 с небольшим превышением и на дистанции 150–200 м. Первая попытка применения радиоуправляемых ТБ-3 оказалась удачной, и поэтому через несколько дней подобный воздушный налет был произведен на немецкий склад боеприпасов, расположенный между Вязьмой и Ярцевым. На этот раз точного попадания в цель достигнуть не удалось из-за облачности и плохой видимости.

17 октября для защиты Москвы с северо-запада из войск правого крыла Западного фронта (22, 29, 30 и 31-й армий) был образован Калининский фронт под командованием И.С. Конева. Он угрожал флангу немецкой группы армий «Центр», в результате чего гитлеровское руководство вынуждено было развернуть против него значительные силы, ослабив тем самым наступавшую на столицу основную группировку. ВВС Калининского фронта возглавил генерал-майор Н.К. Трифонов, в распоряжение которого передали 10-й ИАП (17 истребителей МиГ-3), 193-й ИАП (19 ЛаГГ-3) и 132-й ББАП (13 бомбардировщиков Пе-2). К боевым действиям вышеперечисленные полки приступили 27 октября, оттянув на себя около сотни самолетов люфтваффе.

В середине октября немцам удалось, наконец, разгромить окруженные под Вязьмой советские войска, и для наступления на Москву высвободились целых 28 дивизий — главные силы группы армий «Центр». 18 октября после четырехдневных ожесточенных боев пал Можайск, а 23 октября фашисты возобновили наступление на волоколамском направлении. Воспользовавшись временным улучшением погоды, самолеты 2-го воздушного флота люфтваффе почти постоянно находились над полем боя. Прорвав фронт на участке 16-й армии, немецкие войска 27 октября захватили Волоколамск, а в полосе Брянского фронта танки Гудериана 29 октября вышли к Туле. Однако попытка с ходу взять Тулу провалилась, и последующий штурм города также не увенчался успехом. Выигранное ценой больших потерь время позволило советскому командованию организовать эффективную оборону на подступах к Москве, а изрядно поредевшие соединения вермахта и люфтваффе, требование отдыха и пополнения, быстро теряли свой наступательный потенциал.

В октябре значительно возросло количество воздушных налетов на Москву. Причем из-за перебазирования истребительных частей люфтваффе на аэродромы Ржева, Клина, Сещи и Калинина немецкие бомбардировщики получили возможность действовать и днем под прикрытием истребителей. Для подавления советской зенитной артиллерии и блокирования аэродромов ПВО были выделены специальные группы самолетов люфтваффе. Как правило, в налетах на столицу участвовали группы численностью от 10 до 100 самолетов. Всего в течение месяца немцы совершили 31 налет на Москву, в том числе 18 ночью и 13 днем. Особенно усилилась активность налетов в конце октября. Например, 28 октября в Москве шесть раз объявлялась воздушная тревога. 29 октября около 100 немецких бомбардировщиков попытались атаковать столицу СССР в сумерках, но получили жесточайший отпор. В воздушных боях и зенитной артиллерией были уничтожены 44 вражеских самолета, и это были самые большие дневные потери гитлеровцев за все время их налетов на Москву. Следует отметить, что отражать воздушные атаки врага на город в октябре было гораздо сложнее, чем раньше, так как истребители 6-го авиакорпуса ПВО постоянно привлекались для действий в интересах фронтов. Кроме того, по приказу Ставки ВГК, на борьбу с наземным противником перенацелили почти 50 % батарей зенитной артиллерии. Всего в налетах на Москву в октябре принимали участие 2018 немецких самолетов, из которых к городу прорвались 72. На свои базы не вернулись 278 самолетов люфтваффе, ставших жертвами советских истребителей и зенитных орудий.

В целом октябрьские воздушные сражения под Москвой стоили немцам немалой крови. Хотя геббельсовская пропаганда постоянно твердила о том, что «русские бросают в бой свои последние резервы», общая численность советских ВВС с учетом постоянных пополнений оставалась фактически на прежнем уровне, а вот число немецких самолетов неуклонно сокращалось, так как авиационная промышленность Германии уже не успевала восполнять тяжелые потери на фронтах. Советские же заводы, эвакуированные в тыл, в кратчайшие сроки наладили производство в три смены и к этому времени стали поставлять на фронт современные истребители, бомбардировщики и штурмовики. В итоге вместо устаревших самолетов немецким летчикам все чаще приходилось встречаться в боях с новыми «мигами», «яками» и «лаггами». Улучшилась тактика действий советских ВВС, и потери с обеих сторон практически сравнялись. Важнейшим новшеством было использование в качестве основной тактической единицы истребителей пары самолетов вместо звена из трех машин. На московском направлении это произошло сравнительно поздно, вероятно, из-за недостаточной компетентности главкома ВВС П.Ф. Жигарева, особенно не вникавшего в вопросы тактики. В начале 1942 года он был снят с должности и назначен командующим ВВС Дальневосточного военного округа. На посту главкома его заменил генерал А.А. Новиков. Советские бомбардировщики теперь летали с обязательным истребительным сопровождением, а для штурмовки наземных целей с сильным зенитным прикрытием использовались комбинированные группы, состоявшие из штурмовиков Ил-2, новых скоростных и прежних устаревших, но маневренных истребителей. Для ночных беспокоящих бомбардировок все шире применялись легкие бипланы У-2 (По-2), оснащенные четырьмя балочными держателями для подвески 25-кг бомб. В кабине штурмана обычно располагались дополнительные мелкие бомбы и гранаты, сбрасываемые вручную. В частях 31-й САД по инициативе инженерно-технического состава к некоторым самолетам У-2 приспособили бомбовые кассеты со штурмовиков Ил-2, закрепив их на стойках шасси. Постоянно стали практиковаться налеты на вражеские аэродромы, причем они совершались как днем, так и ночью. Предварительно выполнялась аэрофотосъемка вражеских аэродромных узлов. Например, 11–18 октября 1941 года по приказу Ставки ВГК проводилась широкомасштабная операция против авиабаз люфтваффе, для выполнения которой привлекались авиация Западного, Брянского, Юго-Западного и Северо-Западного фронтов, а также самолеты ДБА. По советским данным, только в течение 11 и 12 октября и в ночь на 13 октября на аэродромах Витебск, Смоленск, Орша, Сиверская и др. были уничтожены 166 немецких самолетов.

В октябре 51-я истребительная эскадра люфтваффе совершила 2900 самолето-вылетов и заявила 289 воздушных побед. Однако для так называемых «экспертов» эскадры этот месяц был поистине неудачным, поскольку лучшие из них не вернулись из боевых вылетов. Так, 3 октября погиб под Ельней самый результативный в то время немецкий ас фронта Генрих Хоффман из 12./JG 51, имевший на счету 63 воздушные победы. Наиболее сильно оказалась потрепана эскадрилья 7./JG 51. Из ее состава 13 октября был сбит в районе Медыни штурмовиком Ил-2 лейтенант Йоахим Хакер (32 победы), наиболее удачный летчик подразделения. Его Bf 109 потерял плоскость крыла и через мгновение превратился в клубок огня. 22 октября расстался с жизнью второй по результативности пилот 7./JG 51, Роберт Фухс (23 победы), попавший под меткую очередь хвостового стрелка ДБ-3. В отвесном пикировании «мессершмитт» Фухса врезался в землю. Днем позднее настала очередь унтер-офицера Шака, выбросившегося с парашютом из горящего истребителя. 27 октября во время атаки советских бомбардировщиков, штурмовавших немецкую танковую колонну при низкой кромке облачности, был сбит командир эскадрильи обер-лейтенант Венельт. Неуправляемый Bf 109 с перебитыми тягами рулей упал на лес, но Венельт чудом остался жив. Из обломков самолета его вытащили немецкие танкисты, наблюдавшие за ходом воздушного боя. Из состава 1./JG 51 17 октября погиб в районе Малоярославца Гейнц Йохн (8 побед).

Основательно досталось в октябре и бомбардировщикам люфтваффе, поскольку рост под Москвой количества современных советских истребителей свел к минимуму их главное преимущество в воздушных боях — скорость. Теперь даже с положения дежурства на аэродроме советским летчикам удавалось вовремя перехватывать немецкие двухмоторные самолеты и наносить им ощутимые потери. Например, в эскадре KG 53 в течение месяца выбыло из строя 48 человек летного персонала.

Всего, по советским данным, за период с 30 сентября по 14 ноября немцы потеряли на московском направлении 1020 самолетов, в том числе 54 % на аэродромах, 30 % — в воздушных боях и 16 % пришлось на долю советской зенитной артиллерии.

Чтобы восполнить тяжелые потери, немецкое командование впервые вынуждено было вводить в строй значительное количество молодых, необстрелянных летчиков. В связи с этим участились случаи уклонения истребителей люфтваффе от воздушных боев, особенно если они не имели численного превосходства. Бомбардировщики люфтваффе нередко сбрасывали бомбы, не доходя до цели, либо наугад бомбили объекты из-за облаков по расчету времени.

К началу ноября немецкие войска, наступавшие на Москву, были остановлены почти на всех направлениях и вынуждены были провести перегруппировку сил, подтянув к фронту дополнительные резервы. Создав две мощные ударные группировки на флангах Западного фронта, гитлеровское командование вновь продолжило сражение за Москву 15 ноября, когда 3-я танковая группа вермахта из района севернее Волоколамска нанесла удар в полосе 30-й армии генерала Хоменко. На следующий день части 4-й танковой группы атаковали позиции 16-й армии. С юга в обход Москвы в общем направлении на Тулу и Каширу наступали соединения 2-й танковой группы Гудериана. Всего в ноябрьском немецком наступлении на Москву приняли участие 51 дивизия (в том числе 13 танковых и 7 моторизованных), в состав которых входили около 1000 танков и примерно 10,4 тысячи орудий и минометов. С воздуха эти силы поддерживали 670 самолетов 2-го воздушного флота. Некоторые части авиации люфтваффе к этому времени были сняты с фронта и отправлены в Средиземноморье, и туда же убыл командующий 2-м воздушным флотом генерал Кессельринг со своим штабом. Все это произошло потому, что гитлеровское руководство осенью 1941 года считало войну с СССР уже выигранной и поэтому приняло решение, не дожидаясь окончания боев, укрепить заодно свои позиции в районе Средиземного моря. Кроме того, на численность немецких ВВС повлияла и новая широкомасштабная операция, проводившаяся советской авиацией с 5 по 8 ноября, а затем повторенная 12 и 15 ноября. К участию в ней привлекались около 300 самолетов из состава Западного, Брянского и Калининского фронтов, а также соединений авиации МВО, ДБА и 21-й отдельной бомбардировочной дивизии ВГК. Неоднократные удары наносились по 19 аэродромам люфтваффе, на которых были уничтожены и повреждены, по советским данным, более 100 вражеских самолетов и еще 61 сбит в воздушных боях.

Таким образом, в ноябре советская авиация под Москвой уже обладала явным численным преимуществом, особенно в истребителях, что вскоре отразилось на результатах наземных сражений. Немецкое превосходство в танках и артиллерии на этот раз не имело решающего значения, чему способствовало не только наступление холодов, но и новые методы ведения войны Красной армией. Все транспортные магистрали и важнейшие дороги на Москву были перекрыты советскими войсками, и немцам пришлось наступать по целине, утопая то в грязи, то в снегу. Суточное их продвижение в лучшем случае составляло 4–5 км, что шло вразрез со всей теорией «блицкрига». К таким боевым действиям немцы не привыкли — поистине прежняя война в Европе стала казаться им веселой прогулкой.

В 70-км полосе обороны 30-й армии немцы одновременно ввели в бой около 300 танков и ценой значительных потерь к исходу 17 ноября прорвали фронт, расчленив 30-ю армию на три части, и двинулись в направлении на Клин и Солнечногорск. На участке 16-й армии в районе Волоколамска разгорелись бои не меньшей силы, поскольку в составе 4-й танковой группы Гепнера имелось 400 танков и 1030 артиллерийских орудий. Однако благодаря подготовленной, глубоко эшелонированной обороне сильно уступающая врагу в количестве боевой техники 16-я армия смогла отступить в полном порядке и даже попыталась правым флангом нанести контрудар в тыл группировке Гепнера. Этот контрудар был приостановлен лишь потому, что потребовалось сконцентрировать войска для помощи 30-й армии, в целях упрощения управления переданной из Калининского в состав Западного фронта.

Из-за сдвинутых по времени немецких наземных ударов появилась возможность перебрасывать части люфтваффе с одного участка фронта на другой и таким образом захватывать временное господство в воздухе над главными районами боевых действий. Перед началом наступления немецкие бомбардировщики обычно совершали налеты на тыловые объекты и резервы советских войск, а после артиллерийской подготовки начинали обрабатывать передний край, и особенно эффективны при этом были пикирующие Ju 87. Выстроившись в круг, они один за другим устремлялись вниз, сбрасывая свой смертоносный груз. Основные аэродромы базирования немецких истребителей из состава JG 51 находились в начале ноября в Орле, Малоярославце, Можайске и Ермолино, но поблизости от линии фронта спешно оборудовались аэродромы «подскока», значительно повышавшие радиус действий одномоторных самолетов. Как правило, для нанесения бомбовых ударов по наземным войскам немцы использовали группы по 15–25 самолетов.

Определив направление главных ударов противника, советское командование тоже массированно задействовало в боях авиацию. Причем по количеству боевых вылетов советские ВВС вскоре намного превзошли люфтваффе. Днем и ночью советские самолеты наносили удары по врагу. Днем немецкие колонны, продвигавшиеся по снегу, подвергались атакам бомбардировщиков и штурмовиков, а ночью против них действовали легкие бипланы У-2, И-15бис и Р-5, использующие мелкие фугасные и зажигательные бомбы. Не прекращались порой полеты и в плохую погоду при низкой облачности, когда советские бомбардировщики летали без истребительного сопровождения и с высоты 150–300 метров засыпали немецкую пехоту кассетными осколочными и зажигательными бомбами. Очень эффективно бомбардировщики действовали вместе со штурмовиками. В этом случае вначале цель атаковали бомбардировщики, а после них через 3–5 минут появлялись штурмовики, когда противник уже был полностью дезорганизован и не мог оказать серьезного сопротивления.

Все же частые метели и снегопады сильно затрудняли боевую деятельность авиации, что было на руку гитлеровцам. Юго-восточнее Тулы 18 ноября танковые соединения Гудериана прорвали фронт и через семь дней подошли к Веневу и Кашире. Для поддержки с воздуха 50-й армии в районе Тулы была спешно сформирована дополнительная авиагруппа под командованием полковника Щербакова, а для действий против немецких войск, наступавших на Михайлов, привлекли новую резервную группу генерала Г.П. Кравченко (40 самолетов). Наиболее опасная ситуация сложилась севернее Москвы, где немцы ввели в прорыв между смежными флангами 16-й и 30-й армий свежие силы и после трехдневных, упорных боев захватили 22 ноября Клин, а через два дня ворвались в Солнечногорск. 29 ноября частям 7-й танковой дивизии вермахта удалось переправиться на другой берег канала Москва — Волга через захваченный диверсантами мост у Яхромы, но здесь уже были сосредоточены передовые соединения 1-й ударной армии, отбросившие фашистов обратно за канал. Для прикрытия с воздуха районов сосредоточения резервных войск 1-й ударной и 20-й армий использовалась вновь сформированная авиагруппа заместителя командующего ВВС генерала И.Ф. Петрова (165 самолетов), ежедневно выполнявшая 150–180 самолетовылетов. Стремясь из последних усилий взять Москву, немецкое командование 1 декабря ввело в бой оставшиеся резервы. Двигаясь вдоль Рогачевского шоссе, немцы захватили населенные пункты Крюково и Красную поляну, откуда до столицы оставалось всего лишь 27 км. Однако здесь обескровленные соединения вермахта столкнулись с настолько мощным сопротивлением советских войск, которое преодолеть уже не смогли. Сильно активизировалась и советская авиация. Вспоминая сражения на рубеже Клушино, Крюково, К.К. Рокоссовский, впоследствии Маршал Советского Союза, писал: «В этом бою приняла участие и наша авиация. Впервые с начала войны мне пришлось увидеть такое сравнительно большое количество наших самолетов. Действовали они весьма активно… появление в небе наших истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков воодушевляло войска».

Всего за время ноябрьского и декабрьского немецкого наступления под Москвой советская авиация трех фронтов совершила в течение 20 дней более 15 840 самолето-вылетов, что почти в 5 раз превосходило аналогичный показатель люфтваффе. Впервые советские ВВС смогли завоевать господство в воздухе, и этому способствовал целый ряд причин. В конце ноября изменилась организационная структура ВВС Западного фронта, поскольку из состава общевойсковых армий, наконец, изъяли большую часть авиации. Для действий в интересах армий были оставлены только легкобомбардировочные полки, вооруженные самолетами У-2, Р-5 и Р-зет. На 30 ноября ВВС Западного фронта насчитывали 181 самолет (81 истребитель, 80 бомбардировщиков и 20 самолетов-штурмовиков) в составе пяти авиационных дивизий. Располагались авиаполки Западного фронта на подмосковных аэродромах авиации ПВО, размещенных в зонах, хорошо прикрытых зенитной артиллерией. Нередко на одном аэродроме находились по 2–3 полка, что упрощало их взаимодействие в случае необходимости. Немецкие же аэродромы постоянно подвергались воздушным налетам, и в первую очередь передовые аэродромы, на которых базировались истребители люфтваффе. Так, из-за советских атак с воздуха немцы вынуждены были оставить аэродром Ватулино, а также Клин, где в результате налетов было уничтожено до двух десятков вражеских самолетов. А всего за период отражения ноябрьского наступления противника советская авиация уничтожила, по нашим данным, 177 немецких самолетов в воздухе и 135 — на земле. Из-за отдаленных мест базирования немецкие истребители стали появляться над полем боя гораздо реже, и естественно, это сократило и число дневных вылетов бомбардировщиков люфтваффе. В конце ноября немецкие самолеты зачастую уже действовали мелкими группами и даже в одиночку.

В связи с резким сокращением количества воздушных боев советские истребители стали массово привлекаться для штурмовки вражеских войск. Например, с 28 по 30 ноября истребители 6-го авиакорпуса ПВО и ВВС Московского военного округа совершили 370 самолето-вылетов против наземных целей и, по докладам пилотов, бомбами и ракетами уничтожили 77 единиц бронетехники и 263 автомобиля. В период с 20 по 30 ноября в районе Солнечногорска активно действовали ВВС Калининского фронта, усиленные 5-м истребительным авиаполком (20 ЛаГГ-3) и 569-м штурмовым (20 Ил-2). Если позволяла погода, бомбардировщики и штурмовики выполняли по 3 вылета ежедневно, а истребители — по 4.

К 6 декабря, когда началось советское контрнаступление под Москвой, немецкие войска были сильно ослаблены, лишившись в боях большого количества боевой техники. Тем не менее в составе 2-го воздушного флота все еще имелось около 600 боеспособных самолетов, но они не оказали серьезного сопротивления наступавшим. По количеству боевых вылетов в декабре люфтваффе уступали советским ВВС примерно в 10 раз.

Советская авиация трех фронтов, авиационные соединения Московского военного округа и 6-го ИАК, а также силы ДБА и две резервные группы насчитывали к началу контрнаступления почти 1200 самолетов. Улучшилось снабжение авиационных частей: фронтовые авиасклады располагали запасами горючего, боеприпасов и продовольствия на 20 суток боевых действий. Для увеличения количества боевых вылетов на удалении 25–30 км от линии фронта заранее были подготовлены аэродромы засад для истребителей и подскока для штурмовиков. Кроме того, как отмечал в своем труде «Война в воздухе» немецкий подполковник Греффат: «…Как командование, так и летный состав русской авиации стали гораздо опытнее. Бросалось в глаза стремление русских к сосредоточению своих сил, а также к их более организованному тактическому применению. Русские старались сосредоточить как можно больше авиации в таких районах, где они имели возможность, опираясь на достаточные запасы горючего, добиться определенного успеха в борьбе с более малочисленными соединениями немецкой авиации».

После поражения фашистских войск на Московском направлении резко уменьшилось и число воздушных налетов на столицу СССР. Пик этих налетов пришелся на ноябрь, когда на Москву был произведен 41 воздушный налет, однако из 1950 самолетов к городу прорвались лишь 28, т. е. в 2,5 раза меньше, чем в октябре. Один из самых мощных налетов состоялся 6 ноября в 15 часов, когда в преддверии празднования 24-й годовщины Великой октябрьской социалистической революции немцы атаковали Москву силами 250 бомбардировщиков, которые шли на разных высотах несколькими эшелонами. Несколько часов продолжалось ожесточенное сражение в небе, и в итоге ни один фашистский самолет к городу не прорвался, а 34 из них остались догорать на подмосковных полях.

Таблица 14. Результаты немецких воздушных налетов на Москву с 22 июля по 22 декабря 1941 года.

В декабре в налетах на Москву участвовало уже только 200 самолетов, а в январе — 115. Всего в период с июля 1941 года и по апрель 1942 года соединения люфтваффе совершили на Москву около 8000 самолето-вылетов. Но только 234 бомбардировщика сумели прорваться к городу (3 %), сбросив 1610 фугасных бомб и около 100 тыс. зажигательных бомб. Цена налетов для фашистов оказалась непомерно высокой — 952 бомбардировщика было потеряно, а 130 получили различной степени повреждения. В апреле лишь два гитлеровских самолета попытались нанести бомбовый удар по столице СССР — оба они сбросили бомбы в поле, не доходя до цели.

 

Анхель Салас Ларрасбаль

В годы Великой Отечественной войны Испания формально сохраняла нейтралитет, однако испанские воинские формирования все же участвовали в боях на Восточном фронте в составе гитлеровских войск. Пехотные части вермахта пополнила так называемая «Голубая дивизия» под командованием генерала Грандеса, насчитывавшая 47 тыс. солдат и офицеров, а в люфтваффе была сформирована из испанцев «Голубая эскадрилья», которую возглавил майор Анхель Салас Ларрасабаль.

Анхель Салас начал свою карьеру в авиации в 1927 году, когда после окончания артиллерийского училища в звании лейтенанта он прошел подготовку в качестве летчика-наблюдателя, а затем продолжил обучение в авиашколе Алькала-де-Энарес, расположенной недалеко от Мадрида. В 1930 году он получил назначение в истребительную эскадрилью, размещенную на аэродроме Хетафе и оснащенную самолетами Мартинсайд F.4. Однако здесь он прослужил недолго и вскоре был переведен в Марокко, где освоил еще несколько типов самолетов, в том числе трехмоторный бомбардировщик Фоккер F.VII. Когда 18 июля 1936 года в Испании вспыхнула гражданская война, Салас имел уже чин капитана, и его симпатии были на стороне мятежников. Поэтому при первой возможности он вместе с двумя коллегами, разделявшими его политическую точку зрения, на угнанных самолетах Бреге XIX перелетел на аэродром Памплона, расположенный на северо-западе Испании и по слухам уже принадлежавший националистам. Но слухи оказались ложными, и незадачливым перебежчикам пришлось некоторое время провести в республиканской тюрьме.

После освобождения националистами капитан Салас принял участие в боевых действиях, летая вначале на двухмоторном самолете D.H.89M «Дрэгон Рапид». Три такие пассажирские машины англичане поставили Испании в конце 1935 года, где их использовали для проведения полицейских операций в Марокко. Вообще из общего количества 277 машин испанских ВВС мятежникам достались всего 63 самолета, и они вынуждены были приспосабливать для военных нужд также имеющиеся пассажирские и транспортные машины. В результате на базе самолетов D.H.89 была создана 40-я группа легких бомбардировщиков. Бывшие пассажирские самолеты оборудовали бомбовыми подвесками и пулеметом в носовой части фюзеляжа.

Боевое крещение Саласа состоялось 27 июля, когда он встретился в воздухе с республиканским истребителем Ньюпор NiD.52 и едва сумел уйти на поврежденном самолете. Неповоротливый тихоходный биплан D.H.89 совершенно не годился для воздушного боя, и поэтому, как только подвернулся подходящий случай, Салас перевелся в истребительное подразделение. Вооружалось это подразделение все теми же самолетами Ньюпор NiD.52, на одном из которых Салас одержал 23 августа над Теруэлем свою первую победу. Следует отметить, что как истребитель NiD.52, выпускавшийся в Испании по лицензии, к 1936 году явно устарел, так как имел максимальную скорость полета всего 250 км/ч и оснащался двумя пулеметами винтовочного калибра с низкой скорострельностью. Однако даже таких истребителей у мятежников было мало, и господство в воздухе прочно удерживали республиканцы до тех пор, пока на помощь генералу Франко не пришли фашистские правительства Италии и Германии. В течение августа в Испанию были переброшены 15 немецких истребителей Не 51, а также дюжина итальянских Фиатов CR.32.

Немцы, приступившие к переучиванию испанских пилотов, вскоре в них разочаровались, поскольку большинство «благородных идальго» имели весьма низкий уровень летной подготовки, боялись выпачкать руки и к тому же постоянно кичились своим происхождением. В конце концов, немецкие летчики сами заняли места в кабинах своих истребителей и приступили к боевым вылетам. Естественно, что Салас, обратившийся с просьбой включить его в состав эскадрильи Не 51, получил отказ. Тогда он попросился к итальянцам, и на этот раз ему повезло больше. После проверки летных навыков его зачислили в итальянскую эскадрилью вместе с двумя другими испанскими пилотами, Хоакином Морато и Хулио Сальвадором.

Испанское звено на истребителях CR.32 начало свою деятельность в конце сентября 1936 года с аэродрома Талавера, поддерживая наступление франкистов на Мадрид. 25 сентября на счету капитана Саласа появился второй сбитый самолет — республиканский бомбардировщик Потез-540, весь экипаж которого погиб.

Ожесточенные воздушные бои в испанском небе разгорелись с начала ноября, когда республиканские ВВС пополнились новыми советскими самолетами СБ, И-15 и И-16, а авиация франкистов получила очередные партии немецких и итальянских машин. Приблизительно в полдень 5 ноября возле Мадрида встретились в воздухе девятка итальянских истребителей Фиат CR.32 под командованием капитана Макканьо, в составе которой находилось и испанское звено, и 12 республиканских И-15, прикрывавших два бомбардировщика Потез-540. Бой быстро превратился в настоящую «собачью свалку», и после его окончания пилоты «фиатов» заявили о семи сбитых И-15 и одном «Потезе». Один И-15 пополнил список побед капитана Саласа, доложившего еще и о двух поврежденных республиканских истребителях. Однако в действительности, хотя многие самолеты республиканцев получили повреждения, реально был сбит всего один И-15, пилот которого (лейтенант П.А. Митрофанов) погиб. В свою очередь, итальянцы потеряли два самолета, в том числе был сбит и попал в плен капитан Макканьо. 6 ноября Салас одержал свою четвертую победу, но она не подтверждается республиканскими источниками.

Крупный бой с участием испанского звена «фиатов» произошел 13 ноября во время очередного налета авиации франкистов на Мадрид. Утром 5 Ju 52 и 3 Ro.37bis под прикрытием 14 CR.32 во главе с командиром эскадрильи капитаном Моска были перехвачены 16 истребителями И-15, которыми командовал известный советский летчик П.В. Рычагов. В результате схватки три итальянских «фиата» были уничтожены и сгорели на республиканской территории, а из оставшихся истребителей еще два подбиты и потерпели аварии при посадке на аэродроме. Пилоты националистов записали себе 6 побед, в том числе по одной Морато и Сальвадор, но республиканцы лишились только двух самолетов. Погибли Петр Пуртов и Карп Ковтун, выпрыгнувший с парашютом из горящей машины, но не застегнувший предварительно его лямки на груди. На обратном пути звено Морато атаковало еще подвернувшуюся пятерку бомбардировщиков СБ, и один из них сумел сбить Салас. В этот день республиканцы действительно потеряли СБ, и вполне вероятно, что он попал под огонь истребителя Саласа, хотя по некоторым источникам он был уничтожен зенитным огнем.

Тяжелые потери под Мадридом привели к реорганизации авиации националистов. Некоторые ее подразделения пришлось даже отвести в тыл для пополнения личным составом и боевой техникой. Вместе с новыми партиями самолетов и зенитных орудий в Испанию потянулись целые толпы немецких и итальянских «туристов», быстро включавшихся в боевые действия на стороне генерала Франко. Были усилены и авиационные части испанских мятежников. Например, в дополнение к двум созданным ранее испанским эскадрильям на Не 51, носившим обозначения 1-Е-2 и 2-Е-2, в начале 1937 года сформировали третью (З-Е-2) на основе техники, переданной из расформированной немецкой эскадрильи 4.J 88 «Легиона Кондор». К этому времени выяснилось, что немецкие истребители-бипланы Не 51 в воздушных боях полностью уступают по летным характеристикам советским монопланам И-16, и в значительной мере — маневренным И-15. Поэтому их оборудовали подвесками для шести 10-кг бомб и все чаще стали использовать для штурмовки наземных целей. Эскадрилью 1-Е-2 возглавил Манрике Монтеро, 2-Е-2—Анхель Салас, а З-Е-2 — Цезарь Кампос. К 10 апреля 1937 года все три этих подразделения были переброшены на Арагонский фронт, где началось наступление республиканцев.

В качестве штурмовиков Не 51 достигли вначале некоторых успехов в условиях слабой противовоздушной обороны республиканцев, однако в боях с истребителями противника на небольшой высоте они нуждались уже в особой тактике. Первое время их выручал оборонительный круг, но республиканцы быстро научились с этим бороться. Обычно они пикировали сверху, обстреливая вражеские самолеты, а затем на большой скорости опять уходили вверх.

16 апреля Салас одержал свою шестую победу. Возвращаясь на аэродром во главе звена после выполнения задания, он заметил внизу истребители И-15 и немедленно перешел в атаку. Сбив один самолет, он сразу покинул место боя, однако республиканские летчики успели зажечь один из ведомых «хейнкелей». В целом карьера штурмовой эскадрильи Саласа длилась очень недолго, так как к концу апреля испанцы лишились в боях половины самолетов Не 51. Так, в эскадрильи Кампоса уцелели всего три машины, у Саласа — четыре. В итоге эскадрилья Саласа, сдав оставшуюся матчасть двум другим подразделениям, убыла на переформирование и вскоре перевооружилась на истребители CR.32, в соответствии с чем ее наименование сменилось на 2-Е-З (цифра 3 в наименовании означала тип самолета, в данном случае CR.32). К следующему этапу боевых действий она приступила летом 1937 года в составе истребительной группы 2-G-3, которой командовал Хоакин Морато.

2 сентября на счету Саласа появились еще два сбитых самолета, после того как в районе Бельчите состоялся воздушный бой «фиатов» из группы 2-G-3 с истребителями И-15. Всего националисты заявили о семи воздушных победах, но на самом деле республиканцы потеряли в этой схватке лишь один самолет. Чрезмерное завышение количества сбитых самолетов для пилотов-националистов стало уже нормой. С этой точки зрения представляет интерес рассказ капитана Саласа, сменившего к этому времени Морато в должности командира группы, о воздушном бое 23 марта 1938 года. В этот день Салас со своим ведомым Мануэлем Васкесом вылетел на разведку в район Кинто и обнаружил группу республиканских истребителей, штурмовавших понтонную переправу через реку. По словам Саласа, он несколько раз атаковал противника, но не смог никого сбить, и к тому же у него в конце концов заклинило оба пулемета. Это событие нашло отражение и в республиканских документах, но выглядит оно там по-иному. 11 И-15 в сопровождении 7 И-16 действительно наносили 23 марта удар по переправам, и республиканские пилоты видели болтавшихся над целью двух «фиатов», но те благоразумно отошли в сторону и штурмовке не мешали.

В середине 1938 года Саласу присвоили звание майора, пожалуй, в самый напряженный период его деятельности. В течение апреля — мая он дважды был подбит зенитной артиллерией и один раз едва сумел привести поврежденную в бою машину на аэродром.

Днем триумфа Саласа стало 2 сентября, когда в воздушном бою в районе Монтерубио он сумел сбить сразу три бомбардировщика СБ и один истребитель И-16, причем на этот раз все его победы подтверждаются республиканскими источниками.

Всего до конца Гражданской войны в Испании Анхель Салас совершил 618 боевых вылетов и записал на свой счет 16 сбитых самолетов, став таким образом третьим (после Морато и Сальвадора) по результативности асом среди испанских пилотов-националистов.

Когда после нападения Германии на Советский Союз профашистская испанская партия «Фаланга» объявила «поход против «большевизма»» и, пользуясь государственной поддержкой, начала собирать добровольцев, майор Салас занимал должность начальника отдела в Главном штабе ВВС. Получив предложение возглавить авиационную эскадрилью для боевых действий на Восточном фронте, он без особых колебаний согласился. Для службы в этой эскадрилье «фалангистам» удалось набрать около 130 человек, в том числе 17 летчиков. Причем все пилоты обладали уже немалым боевым опытом, и на их общем счету имелось 79 воздушных побед. Перед отправкой на фронт испанская эскадрилья прошла ускоренную переподготовку в Германии, где ее оснастили истребителями Bf 109Е. Все служащие эскадрильи подписали полугодовой контракт с люфтваффе и были обмундированы в немецкую форму. В качестве собственных знаков отличия у испанцев остались только нарукавная нашивка с надписью «Испания» и голубая рубашка «фалангистов» под кителем, из-за чего эскадрилья вскоре получила название «голубой». На капотах «мессершмитгов» была нанесена эмблема «фалангистов» — круг с летящими птицами и надписью «Vista Suerie у al Того» (С горячим сердцем — вперед, на быка). В люфтваффе испанскую эскадрилью включили в состав 27-й истребительной эскадры, в соответствии с чем она получила обозначение 15.(Span) /JG 27.

К боевым действиям испанцы приступили в октябре 1941 года, базируясь на одном из аэродромов под Смоленском. Первый воздушный бой с участием испанских пилотов, состоявшийся 2 октября, сложился для них не очень удачно. Попытавшись атаковать советские бомбардировщики ДБ-3, они попали под удар истребителей сопровождения И-16, которые превратили в решето «мессершмитт» Луиса Морено-Абельи (5 побед). Во время вынужденной посадки самолет Морено потерпел катастрофу, и летчик погиб. Реванш испанцы взяли через день, добившись двух побед, и обе они пополнили счет командира эскадрильи майора Саласа. Вначале он сбил один из шести Пе-2, летевших без прикрытия, а затем напал сверху на одиночный И-16, отстрелив ему левое крыло.

7 октября испанская эскадрилья переместилась ближе к фронту, на аэродром в Калининской области, и оттуда действовала более интенсивно, поддерживая немецкое наступление на Москву. До середины октября она совершила около 150 самолето-вылетов. 13 октября испанцы сбили биплан неустановленной конструкции, а на следующий день заявили о трех уничтоженных ДБ-3, два из которых попали в список побед Саласа. Затем количество боевых вылетов эскадрильи резко пошло на убыль из-за плохой погоды, и к тому же аэродром часто подвергался налетам советской авиации. В течение недели на земле сгорели два испанских Bf 109, и еще два получили тяжелые повреждения. 25 октября испанцы приняли участие в ответном налете на советский аэродром Клин, в котором Салас со своим ведомым сбил во время взлета истребитель, обозначенный И-18 (обычное немецкое обозначение МиГ-3). С испанской стороны получил ранение от огня зениток лейтенант Систерос, сумевший вернуться на свою базу.

Тяжелые времена наступили для испанцев с начала ноября. Вместе с ростом сопротивления в воздухе советских ВВС грянули первые заморозки, весьма непривычные для теплолюбивых южан.

4 ноября пропал без вести лейтенант Альфонсо Руибаль Сабио, и в этот же день едва не погиб майор Салас, совершивший после боя вынужденную посадку на нейтральной территории. Лишь на следующий день он вернулся в свою эскадрилью. 6 ноября испанская эскадрилья перебазировалась на аэродром Руса в 90 км от Москвы и целую неделю вообще не летала из-за наступивших морозов. Особенно плохо пришлось техническому персоналу, осваивавшему навыки эксплуатации самолетов в зимних условиях.

В середине ноября, в связи с началом немецкого наступления, «голубой эскадрилье» пришлось активизироваться и вновь приступить к интенсивным боевым вылетам. Однако до конца месяца на ее счет была занесена всего одна воздушная победа. Ее одержал майор Салас. Со своей стороны испанцы 27 ноября потеряли два самолета вместе с пилотами. Во время сопровождения пикирующих бомбардировщиков Ju 87 выпрыгнул с парашютом из горящего Bf 109Е майор Хосе Муньес Перес, который в часть не возвратился, и пропал без вести недалеко от города Истра Аристидес Гарсия Ренгель. 2 декабря эскадрилья лишилась еще одного летчика, Рикардо Батоламео Чаввария.

В декабре 1941 года из-за значительных потерь, резкого падения температуры и разгрома немецких войск под Москвой испанская эскадрилья была практически деморализована. Ее «мессершмитты» редко поднимались в воздух, в основном для ведения разведки, а пилоты боевым вылетам предпочитали больничные койки, постоянно жалуясь на плохой климат. Один из летчиков, капитан Лопес, перелетел на своем истребителе на советский аэродром и сдался в плен.

В январе немцы сняли испанское подразделение с фронта и отвели на аэродром Дугино около Вязьмы. В феврале испанские пилоты вылетели на родину, и таким образом эскадрилья 15.(Span) /JG 27 прекратила свое существование. Всего за время боевых действий испанские летчики выполнили на Восточном фронте 449 боевых вылетов и заявили 10 воздушных побед. Собственные их потери составили 6 самолетов и 5 летчиков в воздушных боях, и еще несколько «мессершмиттов» из состава «голубой эскадрильи» сгорели на земле в результате воздушных налетов.

Шесть сбитых самолетов записал на свой счет на Восточном фронте майор Анхель Салас Ларрасабаль, который после возвращения в Испанию больше в боевых действиях не участвовал. Он продолжил службу в испанских ВВС, вышел в отставку в звании генерала и умер в 1994 году в Мадриде.

 

Гастелло Николай Францевич

Подобно Валерию Чкалову и Борису Сафонову, в памяти сослуживцев Николай Гастелло навсегда остался поистине Человеком с большой буквы, с широкой русской душой и «золотыми» руками. Его боевая карьера в Великой Отечественной войне оказалась очень короткой, но она оставила ярчайший след в советской военной истории. Для всех последующих поколений советского народа Гастелло являлся символом мужества и патриотизма.

Родился Николай Францевич 23 апреля 1907 года в Москве, в семье выходцев из Белоруссии. После окончания школы работал литейщиком на паровозостроительном заводе в Муроме, куда переехала его семья. Затем освоил токарное дело, проявив при этом завидное умение. Причем профессией токаря Николай не ограничился и постепенно вник во все тонкости и ремонта станков. Страсть ко всякого рода механизмам и ручным поделкам у него появилась с детства. Так, очень популярны в семье Гастелло были всякого рода рамочки, фигурки и игрушки, вырезанные из дерева или фанеры. Инструмент для их изготовления и расходные материалы хранились в образцовом порядке в комнате Гастелло. Беспорядка он не терпел. С начальных классов его привлекали и самолеты, которые он клеил вначале из бумаги, а затем научился делать настоящие летающие модели, снабженные резиномотором. Попутно разобрался в швейном деле и на ручной машинке сшил даже весьма удобное и красивое платье для своей сестры Нины. Носила она это платье до тех пор, пока из него не выросла.

Из всех видов спорта Гастелло предпочитал футбол — на заводе в Муроме ему удалось организовать настоящий футбольный турнир. Любил музыку, хорошо играл на гармошке, а после приобретения баяна без Николая уже не обходилось ни одно мероприятие в заводском клубе. В двадцать два года женился и девушку выбрал под стать себе. Они никогда не ругались и понимали друг друга с полуслова.

В 1930 году семья Гастелло перебралась в Подмосковье, где Николай устроился слесарем на завод им. 1 Мая. Быстро продвинулся в должности до нормировщика, однако к этому времени все его мечты уже сводились к небу. В 1932 году он поступил в 11-ю школу пилотов, после окончания которой был направлен в 82-ю эскадрилью 21-го авиационного полка, оснащенную самолетами И-5. Затем перешел в бомбардировочную авиацию, летал на нескольких типах боевых машин (Р-5, ТБ-1 и др.), а в марте 1937 года возглавил экипаж тяжелого корабля ТБ-3. С мая 1938 года Гастелло командовал уже целым отрядом тяжелых бомбардировщиков ТБ-3 из 1-го ТБАП.

Следует отметить, что летное мастерство пришло к Николаю далеко не сразу. Гораздо легче ему вначале давалась материальная часть — он постоянно с увлечением копался во внутренностях самолетов. Однако постепенно терпеливость и настойчивость помогли ему приобрести необходимые навыки и в пилотировании.

В Ростове, где базировался 1-й ТБАП, Гастелло пользовался всеобщим уважением среди однополчан, в первую очередь из-за черт своего характера. У него совсем не было врагов, поскольку в обращении с любыми людьми, независимо от их положения, он всегда оставался вежливым и тактичным. Хороший товарищ и скромный человек, Гастелло являлся и любимцем детворы, толпами собиравшейся на футбольные матчи полка. Его трудно было застать скучающим. Он постоянно был чем-то занят. В свободное время помогал жене по хозяйству, чинил сослуживцам разбитую на футбольном поле обувь, мастерил игрушки сыну и различные приспособления для дома. Например, он усовершенствовал электрический звонок у входной двери, который стал затем автоматически включать свет в прихожей. Часы-ходики соединил с радио, превратив их в своеобразный будильник. Настоящим шедевром являлся чернильный прибор у него на столе, представляющий собой целый набор миниатюрной авиационной техники и вооружения. Там было все: от самолета до гильзы от револьвера, которую можно было рассмотреть разве что в лупу. Из дерева и других материалов он изготовил точную копию бомбардировщика ТБ-3 с бомбовым и стрелковым вооружением, приборами и штурвалами в кабинах. Все четыре моторчика модели были присоединены к электросети, и, когда вечером выключался основной свет в комнате, винты самолета начинали вращаться, а на его крыльях и хвосте вспыхивали крошечные лампочки. Для полковых нужд Николай разработал особый быстроснимающийся чехол для бомбардировщика и сам его сшил. «Наш Францевич, — шутили в полку, — мастер на все руки. Токарь и слесарь, столяр, портной и даже сапожник».

Как командир, Николай Гастелло считал своим долгом вникать во все стороны жизни своих подчиненных. «Знать человека только по службе, — говорил он, — это значит знать его наполовину». Такой подход к делу послужил причиной того, что у дверей его дома нередко выстраивались даже очереди из членов семей сослуживцев, являвшихся за советом или с какими-то жалобами. Вместе с тем при всей своей внешней простоте Гастелло никогда не допускал панибратства с подчиненными и был непримирим ко всем нарушениям летной дисциплины. Даром взысканиями не разбрасывался, но и разгильдяйства не допускал. На службе не чурался никакой «черной работы». «В дни осмотра материальной части, — вспоминал его однополчанин Ф.Н. Орлов, — он засучивал рукава комбинезона, брал в руки инструмент и копался в моторе, залезал в плоскости. Борттехник Александр Александрович Свечников, которого мы любовно звали «наш доктор Сан Саныч», мог во всем положиться на командира. Он уж не оставит незамеченной даже малейшую неисправность, не уйдет с аэродрома до тех пор, пока машина не будет в полной готовности. Этого же требовал командир и от других членов экипажа. Когда объявлялась учебная тревога, он всегда первым прибегал на сборный пункт и терпеть не мог тех, кто опаздывал».

В мае 1939 года вспыхнул вооруженный конфликт в районе реки Халхин-Гол, и наряду с другими советскими авиационными частями в нем приняла участие и бомбардировочная группа из 1-го ТБ АП. Однако уже тогда ввиду своей устарелости самолеты ТБ-3 использовались лишь для транспортных целей. Перевозя оружие, снаряжение и раненых, экипажи тяжелых кораблей порой по 8—10 часов в сутки проводили в небе над практически безлюдной желто-коричневой степью. При выполнении одного из таких заданий отличился Николай Гастелло. Во время транспортировки раненых на самолете вдруг отказал один из моторов, но он сумел довести машину до самого аэродрома так, что из числа раненых и обслуживающего персонала никто ничего не заметил.

Рядом с группой ТБ-3 базировался на аэродроме 150-й СБАП, оснащенный новыми бомбардировщиками ДБ-3. Николай с завистью смотрел на пилотов этого полка, ведущих, по его мнению, настоящую боевую работу. Он часто навещал стоянки ДБ-3, рассматривал устройство и оборудование самолетов, подружился со многими экипажами. В конце концов, напросился у комбрига в боевой вылет под предлогом проверки ориентиров на местности перед выполнением ночных полетов. На задание отправился в качестве штурмана в экипаже комиссара 150-го авиаполка А. Ююкина. По стечению обстоятельств этот вылет сыграл значительную роль в дальнейшей судьбе Гастелло, оставив болезненную зарубку в его памяти. Во время первого захода на японские военные склады Николай довольно удачно сбросил бомбы, однако в ходе следующей атаки в самолет попал зенитный снаряд. Ююкин получил, вероятно, тяжелое ранение, поскольку приказал экипажу покинуть подбитый бомбардировщик с парашютами, а сам остался в самолете и затем врезался на нем в ближайший вражеский объект. Все это произошло на глазах Гастелло. Приземлившись на территории противника, он закопал в землю парашют, прятался до наступления темноты, а потом ночью добрался до своих войск.

Зимой 1939 года 1-я эскадрилья 1-го ТБАП, в которой заместителем командира являлся ст. лейтенант Гастелло, была переброшена на север, где разгорелись ожесточенные бои в районе Карельского перешейка. Здесь, в условиях сравнительно слабого противодействия со стороны финской авиации, бомбардировщики ТБ-3 применялись вначале и в дневных налетах. Они наносили удары по укреплениям линии Маннергейма, узлам коммуникаций, морским портам и различным тыловым объектам противника. Причем суровая зимняя погода, когда столбик термометра нередко опускался на 40–50° ниже нуля, вовсе не способствовала полетам на ТБ-3 с открытыми кабинами, продуваемыми всеми ветрами. Экипажи от такого холода не спасали даже теплые унты, меховые комбинезоны и кротовые маски на лицах. Бывало, что отказывало и оружие из-за замерзания смазки. Естественно, не обошлось и без потерь. Например, в одном из налетов девятки ТБ-3 на крупный железнодорожный узел противника финским истребителям удалось подбить замыкающий бомбардировщик лейтенанта Карепова. Дымящийся советский самолет отстал от основного строя, вышел из зоны действия стрелков бомбардировочной группы и сразу стал легкой добычей финских летчиков, которые тут же с ним расправились.

В феврале 1941 года Николаю Гастелло было присвоено звание капитана, а через пару месяцев его назначили командиром 4-й эскадрильи в недавно сформированный 207-й ДБАП. Этот авиаполк оснащался дальними бомбардировщиками ДБ-ЗФ, входил в состав 3-го ДБАК и перед началом Великой Отечественной войны базировался на аэродроме Боровское под Смоленском.

Первым боевым заданием 207-го ДБАП стала бомбардировка 22 июня моторизованных немецких колонн вблизи границы на шоссе Сувалки — Августов. Самолеты начали подниматься в воздух звеньями в 13:40 и через два часа достигли района целей. Первым вступило в бой звено командира полка Г.В. Титова, а затем все остальные самолеты. Бомбы сбрасывались прицельно с высоты около 1000 м, и поэтому наблюдалось много прямых попаданий. На втором заходе бомбардировщики штурмовали вражеские колонны пулеметным огнем.

23 июня приказ на боевой вылет был отменен, зато следующий день оказался необычно тяжелым для экипажей полка. В течение дня многие экипажи дважды поднимались в воздух, и далеко не все из них возвратились назад. Кроме того, значительное число самолетов полка получило различные повреждения, в основном от огня зенитной артиллерии.

Во втором боевом вылете 24 июня отличился Николай Гастелло, бомбардировщик которого в результате двух попаданий зенитных снарядов еле держался в воздухе. Осколками было повреждено шасси и отказал один из моторов, однако летчик упрямо продолжал тянуть к своему аэродрому. Покинуть машину он не мог, поскольку на борту находился тяжелораненый штурман, нуждавшийся в срочной медицинской помощи. Летное мастерство помогло Николаю справиться со сложной задачей, и он благополучно приземлился на поврежденном самолете на своей базе.

25 июня Гастелло открыл счет воздушных побед, сбив немецкий двухмоторный Ju 88. Произошло это следующим образом. В ясный солнечный день одиночный Ju 88 прошел над советским аэродромом, сделав аэрофотоснимки и, не встретив противодействия со стороны зенитчиков, нахально снизился до высоты около 100 м и открыл огонь из носовых и люковых пулеметов по стоянкам самолетов. «Мы находились тогда на аэродроме, — вспоминал сослуживец Гастелло И.П. Власов. — Заканчивали подготовительные работы и расположились под плоскостью самолета, укрывшись от жаркого солнца. В это время к нам зашел редактор дивизионной газеты Грабченко, чтобы познакомить нас со сводкой боевых действий. Слушаем. В этот момент летчик Воробьев крикнул: «Братцы, «юнкерс» приближается!». Послышался нарастающий гул моторов, и скоро показался на небольшой высоте силуэт чужого самолета. Загудела сирена, все бросились в укрытие. Я бежал сзади лейтенанта Воробьева в сторону траншеи. Немецкий разведчик успел дать пулеметную очередь по нашим самолетам, но скоро замолчал.

Командир эскадрильи капитан Гастелло находился в это время на аэродроме с членами экипажа. Он быстро бросился к своему самолету, молниеносно забрался в верхнюю турель, развернул ее и открыл по немецкому разведчику пулеметный огонь. «Юнкерс» прекратил стрельбу и, заваливаясь в крен и теряя высоту, приземлился на колхозном поле за аэродромом.

Все мы наблюдали эту картину и, пораженные увиденным, выскочили из укрытия. Поблизости оказался командир полка, который приказал послать несколько человек к месту приземления немецкого самолета. Человек десять вскочило в полуторку, и мы помчались за аэродром. Однако пока мы ехали, колхозники проявили бдительность и успели схватить немецких летчиков».

Любопытно, что командир немецкого экипажа, до этого воевавшего в Европе, пожаловался советским офицерам на колхозников, нецивилизованно набросившихся на немцев «с дубьем».

На пятый день войны 26 июня 207-й ДБАП получил приказ атаковать звеньями мотомехчасти врага, двигавшиеся по шоссе Молодечно — Радомковичи. К этому времени в полку осталось считанное количество исправных бомбардировщиков, которые немедленно подготовили к вылету. Приблизительно в 10 часов первым взлетело звено капитана А. Маслова, а через час в воздух поднялись Гастелло и его ведомые ст. лейтенант Ф. Воробьев и лейтенант А. Рыбас. Погода по-прежнему стояла прекрасная, и поэтому до Борисова самолеты шли на высоте около 3000 метров, а затем снизились, чтобы преждевременно не попасть в поле зрения противника. Длинную колонну немецких танков и прочей техники звено Гастелло обнаружило у деревни Декшняны, и там же находился заправочный пункт, где скопилось много автомобилей с цистернами. Первый заход со сбросом бомб оказался для немцев полностью неожиданным, зато во время второй атаки бомбардировщиков зенитная артиллерия открыла сильный огонь. О последующем трагическом событии рассказали вернувшиеся назад Воробьев и Рыбас.

Ведущий самолет Гастелло подвергся наиболее ожесточенному обстрелу и сразу получил несколько прямых попаданий. Уже при выходе из атаки за ним потянулась полоса дыма, а затем вспыхнул вытекающий из пробитых баков бензин. Экипаж Гастелло в это время находился примерно в 0,5–1 км от шоссе и имел возможность еще дотянуть до ближайшего леса и покинуть горящую машину с парашютами. Но вместо этого бомбардировщик стал разворачиваться обратно. Последнее, что отпечаталось в памяти Воробьева и Рыбаса, было то, как объятый пламенем ДБ-ЗФ экипажа Гастелло с желтой пятеркой на хвосте, стреляя из всех пулеметов, низко прошел над вражеской колонной и врезался в скопление бензоцистерн.

Вместе с Николаем Гастелло в этом бою погибли его штурман Анатолий Бурденюк, стрелки Григорий Скоробогатый и Алексей Калинин.

Анатолию Бурденюку в мае 1941 года исполнилось всего лишь 19 лет, и он во всем брал пример со своего командира. Часто бывал у Гастелло дома, где всегда встречал радушный прием.

Уроженец Черниговской области, Григорий Скоробогатый окончил перед войной авиационное училище и в 207-м ДБАП занимал штабную должность адъютанта эскадрильи. Веселый и хозяйственный, он безукоризненно справлялся со своей работой, однако тяготился тем, что за него воюют и гибнут другие. Поэтому постоянно просился в боевые вылеты. В экипаж Гастелло его временно включили вместо заболевшего накануне стрелка Елина.

Рослый и малоразговорчивый Алексей Калинин попал в авиацию по призыву из ненецкого национального округа. В одном из писем он так писал своим товарищам: «Моя мечта сбылась. Теперь я воздушный стрелок-радист. Летаю с опытными летчиками. В полетах бываю часто. Тренируюсь в искусстве меткой стрельбы и имею за успехи благодарности».

Когда в 80-е годы XX века началось разрушение Советского Союза, естественно, вначале стали подрываться его моральные устои, и в первую очередь были очернены те подвиги советских людей, которые превратились в символы мужества и патриотизма нашей Родины. К ним относятся подвиги Зои Космодемьянской, Александра Матросова, Николая Гастелло и героев-панфиловцев. Наряду с другими подвергся «разоблачению» и подвиг Николая Гастелло, поскольку его свидетелей уже давно не было в живых: Воробьев и Рыбас лишь ненадолго пережили своего командира и погибли уже в первый месяц войны. О том, что Гастелло являлся самым настоящим символом, лучше всего сказал его однополчанин Ф.Н. Орлов:

«В каждом полете мы чувствовали, что с нами незримо, но постоянно присутствует наш учитель и командир, что он во всем помогает и поддерживает нас. Погиб человек Гастелло, сын московского рабочего. А летчик Гастелло не погиб, он жив, он везде и всюду рядом, вместе с нами. Его имя стало символом нашей летной части, жгучей ненависти к врагу, символом подвига и презрения к смерти. За Николая Гастелло и других погибших в бою друзей и товарищей мы мстили, мстим и будем мстить стократно».