— Привет.
— Привет.
— Как дела?
«...так приятно тебя слышать…»
— Почему не позвонил вчера?
— Спал целый день. А ты не звонила?
— Я же сказала, что не позвоню. Только ты, если хочешь.
«...такая вот жизненная позиция...»
— Хочу, потому и звоню. А где ты?
— В маленькой точке К.
— Это что такое?
— Крошечное измерение реальности.
— И что ты там делаешь?
— Гуляю.
«...что, по-твоему, я здесь могу делать?»
— А.
— А ты где?
— Стою на балконе, щурюсь от солнца.
«...как кот...»
— У вас жарко?
— Да. А у вас?
— И у нас.
«…надоело…»
— Я буду в точке П. в эти выходные.
— Ты слышала?
— Да. Ты серьезно?
— Да.
— Ты сумасшедший.
«...и это определенно плюс...»
— Ко мне приехали друзья. Сейчас у нас культурный отдых, но позже нас по-любому потянет к телепортам. А уж там мимо вас мы не пролетим.
— Что ж. Это хорошо. Позвони мне, когда будешь здесь.
— Хорошо.
«...конечно...»
— Ты не забыл мой домашний?
— Нет.
— Назови его.
Я назвал.
— Теперь наоборот.
Я переиначил.
— Теперь назови третью цифру.
Я назвал.
— Теперь пятую.
— Первую, седьмую.
Я хорошо помнил его.
— Умница. Звони мне.
«…всегда… много… долго…»
— О’кей.
— Целую, пока.
После разговора остались смешанные чувства, притом смешанные самим собой в собственной голове.
Прошло пять дней, и тяжелые несколько суток на других уровнях остались набором картинок. Я помнил забавную марсианку, но объемы перегрузок того времени и немного М-реальности запудрили ее лицо до неузнаваемости, палитра опять оказалась совокупностью разрозненных мазков. Только изнутри жгли эмоции, эта субстанция имеет большую активность в то время, когда прошлое уже разложилось на отдельные вспышки. Они обладают внутренней памятью, которая слабо явна для тебя, но пространна для подсознания. Эти импульсы старательно мешались с любыми М-проявлениями, вытравливая их изнутри, всему местному придавая слабый фантомный оттенок П.
Я пытался понять, мое ли это решение — о поездке. Так иногда бывало, и позже я недоумевал, как я тут оказался. Но ни в тех, ни в других случаях понять заранее не удавалось, оставалось надеяться на то, что кто бы ни вел меня — сам я или кто-то: главное — чтобы он знал дорогу. Понимал, что делает, ведя меня по тропинке, созданной исключительно для того разового случая, когда по ней неторопливо пробреду я, чтобы потом преспокойно зарасти бурьяном и соединить в одно целое два поля.
Такие мысли были тяжеловаты для длительного увлечения ими. Они лишали необходимого покоя и внутреннего штиля. А в ту пору я ценил это особенно, избегая любых возможных чувственных катаклизмов, прячась от них в глухих закоулках юношеского скептицизма. Посему я с головой окунулся в материи земные, усиленно страхуясь ими от невидимой, но пронизывающей марсианской радиации.
— Привет.
— Привет.
«…это ты…»
— Я в точке П.
— Чем занимаетесь?
— Сидим в убежище. пока.
— Вас много?
— Семеро.
— Сумасшедшие. И что вы?..
«...ну и зачем я вам?»
— Мы будем на пятом уровне. Ты знаешь это измерение.
— В моих планах сегодня уровень шесть.
— М-м-м.
— Что такое?
«...не пойму тебя я что-то...»
— Крутовато для новичков. Ты точно решила?
— Давно там не была.
— Жаль.
жаль.
— Поуговаривай меня, я, может, подумаю.
«.. не сдавайся, мальчик…»
— Сашенька, я бы очень хотел тебя видеть.
«...мне очень хочется быть с тобой, девочка...»
— Не приеду. Плохо уговариваешь.
— Мы будем на пятом уровне, если хватит сил — доберемся до шестого.
— Или я доберусь до вас. Возможно, увидимся.
«...хотя вряд ли...»
— Договорились. — Я разочарованно отключился.
Ощущения повторялись.
Показалось, что все-таки я сам управляю собой. Мысли мелькали разные, но уверенность в том, что я забуду обо всем на свете, едва начну шагать по уровням, насилием оттеснила неприятные размышления. Внутренняя моя оборона ожила, в мозг вклинилась настойчивая гипноз-команда на отвлечение, и я срочно спрятался в диалогах от возможных мыслительных диверсий.
Убежище принадлежало нашему старому товарищу еще по точке У. Одно из его имен звучало так — преподобный Лясандер. Он знал все, что нам нужно, и главное — где ближайший телепорт.
Раньше подобные вещи считались недосягаемыми для простых смертных, но ныне телепортация перестала быть научной фантастикой, и найти ворота в другое измерение можно где угодно, включая частный сектор.
Мы поговорили о том неизвестном герое, который первым нашел телепорт и не утаил находки, а просветил массы.
Затем поели, поспали, дождались темноты, погрузились в нее с головой.
Транспортное средство, ведомое преподобным Лясандером, доставило нас до таинственного места, где высились одни кирпичные стены. Ни людей, ни фонарей, лишь густой кустарник, в котором прятался нужный нам шлюз.
Темнота давила на глаза, мы передвигались на ощупь.
— Помассируйте виски, — осклабился товарищ из У. — Вдохните полной грудью. Окиньте взглядом печальным окружение, так как на некоторое время вам придется забыть о существовании его. — Он храбро пил пиво, хотя известно, что алкоголь — не лучший спутник телепорта. — Уровень? Третий? Четвертый? Пятый?
— А шестой? — прищурился я.
«...есть ли тут мужики?»
— Шестой, — протянул преподобный Лясандер. — Я сам там давно не был. По-любому начинать следует с уровня пониже, залезть выше мы успеем всегда. Предлагаю пятый. Крутовато для новичков, но это быстро научит вас плавать. — Он с ухмылкой оглядел мою диверсионную группу. — Считайте, что вас заранее посвятили в рыцари. — И он полез в кусты.
Телепорты обычно прячутся под невинногрязными канализационными люками. Их немного, но и не мало. Если постараться, можно отыскать маленький обрывок чуда у себя под боком. Государственные люди заперли все это толстым круглым куском металла, дабы глаз несведущего не мог закрасться в темные подземелья и услышать скрипичный звук трансформации собственной психики. Но кто-то когда-то нашел первый телепорт и по человеческой цепочке поделился открытием с миром. Началась глобальная эра путешествий по измерениям, которую кто-то принял, кто-то оттолкнул, а кто-то продолжил жить как жил, сделав вид, будто ничего не случилось.
— Я тут один люк знал, — бросил через спину преподобный Лясандер, словно прочел мои мысли. — Прямо на проезжей части, в самом центре. Ворота в седьмое измерение. Но мы мало им попользовались, государственные люди сделали свое черное дело. Чаще всего телепорты убивали толстым слоем бетона или асфальта.
«…как обычно…»
Наш люк был открыт, притом давно, так что успел врасти в место, куда мы его отшвырнули. Из отверстия прямо на звезды презрительно пялилась кромешная тьма, она казалась чернее той, что пыталась целовать ее снаружи. Чернильная бездна выглядела вязкой и страшной.
Преподобный Лясандер поднял руки, замер на секунду, занес ногу над дырой и без комментариев ухнул в никуда. Миг я видел его стремительно удаляющуюся макушку. Чернь осталась недвижимой.
— Это ворота в пятое измерение, — поведал я спутникам. — Просто шагаете туда, и все. Пока будете лететь, а это секунд пять — десять, лучше не шевелиться, потому что по пути встречаются параллельные порталы, которые могут засосать куда угодно. Даже на уровень седьмой или десятый, а последний означает необратимые изменения психики. — Все вооружились сигаретами. — И это не самое страшное. Существуют так называемые тупики. Вход в них, как в обычное измерение, только самого измерения в конце не будет.
«...и конца этому тоже…»
— А что будет? — спросил кто-то из пришельцев.
— Ничего не будет, — хладнокровно сказал я, пересказывая старую легенду, в которую никто не верил. — Вечное парение, вечный полет. В тупиках нет параллельных порталов, или, как их называют, форточек. А раз нет форточки, значит, выбраться не получится, ведь полететь обратно невозможно. Только туда, куда тебя несет телепорт, а если он несет тебя в никуда? Так что не шевелитесь.
«…щенки…»
— А как выглядят порталы? — спросил один из новичков.
— Темные дыры, — ответил я и показал пальцем в дыру. — Еще более темные, чем эта. Чем темнее дыра, тем выше номер измерения. Опытные ныряльщики умеют их различать и путешествуют направленно.
«...снуют из одной дыры в другую…»
— Как выглядит тупик?
— Никто не знает. — Я усмехнулся. — Оттуда редко кто возвращается, а кому все-таки везет, тот мало что помнит — от шока. В основном — что нет форточек. ничего нет.
«...а форточка — это важно...»
— А как же? — коварно прищурился один из пришельцев. — Как же они обратно?
— Иногда тупик выплевывает тебя, — пожал я плечами, развивая сказку. — Это самое стойкое предположение. Но это разовые случаи, обычно человек просто не возвращается. Его ждут и не дожидаются. — Меня утомили вопросы, и, дабы избежать следующих, я словно невзначай шагнул назад, где призывно чернела голодная клоака. Там меня не стало, я возник здесь, а остальное принадлежало уже выбору пришельцев-новичков. Добавить мне было нечего, а где найти меня, они должны были догадаться.
Пришла в голову мысль, что одним шагом я разорвал наш маленький социум гигантским непокрываемым расстоянием.
Телу привычно стало прохладно от чувства головокружительного полета-падения, а повсеместный мрак словно и не двигался, одномоментно создавая ощущение зависания.
Вспомнились рассказы о тупиках, где полетзависание обречен на жуткую продолжительность. Я не верил в это, но и не шевелился, начав замечать изредка мелькающие сажные пятна по сторонам. Одно движение могло резко изменить путь совершенно в другую сторону. С этой мыслью темь прорезалась, и, хотя в другом мире также недоставало света, глаза кольнуло, и я зажмурился.
— Наконец-то, — возник подле меня преподобный Лясандер. — Уже устал ждать.
«...хреново быть одному тут… "
Мы находились подле простирающейся высоко лестницы. Стены не поддерживали ее, под них маскировалась темь. Без перил она росла куда-то ввысь и выглядела одиноко и заброшенно. Серая плитка под ногами, нарушая убогую целостность, во многих местах расслоилась и пустила трещины. Кое-где замечались окурки — яркое свидетельство присутствия братьев по разуму.
Мы взялись за ступеньки и легко преодолели их, так как в пятом измерении наличествовал премилый факт — ограниченная сила тяжести. И тело с его составляющими приобретало дополнительную энергию за счет внутреннего ресурса, который затем дочиста снимался электронным абсолютом.
По пути я заметил пришествие несвойственных мыслей. То проявился обычный симптом легкой трансформации личности — из-за роста физических возможностей.
Вокруг обжился полумрак. Грязными пятнами темнели по черным стенам гулливерские диваны, с хаотичностью насекомых повсеместно ползали нервные пятна света. Пол не выглядел плоскостью, он преломлялся в самые различные формы и изгибы, то же происходило со стенами и потолком. Рваные, кровавые брызги многочисленных бликов расплескивались во все доступные стороны, и с каждым апогейным взвизгом абсолюта стены и многочисленные зеркала забрасывало мириадами красных клякс.
Абсолют свирепствовал.
Он проникал всюду. Он пронизывал и вытеснял все, кроме себя. Он подчинял, затягивал и мучил конвульсиями. Он жалил, заставлял метаться, давал силу, но тут же забирал ее в двойном размере. И я знал, что через некоторый отрезок буду чувствовать себя как стакан, который совсем недавно был полон.
Где-то в пространстве над головами надежно зависло зловещее солнце. Ослепительный золотой диск, чье неутомимое совершенство ежеминутно разрушалось всплесками ядовитых красок, режущих его идеальное тело. Благодаря им стало заметно, что не мы вращаемся вокруг светила, а само странное солнце кружит на своем месте по часовой стрелке. Вращение это туманило мозг своей скоростью, краски будоражили сознание. Казалось, что абсолют и золотое око — единое целое. Неутомимый мотор пятого измерения. И стоит ему остановиться, замрут все, здесь находящиеся, зависнет на одной пронзительной ноте и сам абсолют. Но стоит мускулу шевельнуться и набрать запредельную прыть, как разъярится в своем нагнетании электронный вампир, и пришельцы безумными лейкоцитами сотрут себя в порошок адской скоростью…
Она пришла позже.
Я не сразу узнал ее, хотя ангельское личико не изменилось. Все те же вырезанные из цельного куска вредности черты: самоуверенный нос, глаза, пристально фиксирующие реакции. Загадочная улыбка, хитрость которой выдавали уголки рта, направленные один — слегка вниз, другой — слегка вверх. Классический стиль: черный пиджак и белоснежная рубашка, туго наполненные ее стройным телом, при коротком синем галстуке, погруженном в белую клетку. Узкие агатовые брюки, вмещающие в свои границы замечательные ноги, под цвет сумочка, зажатая в музыкальных пальцах, и молочные туфли.
На секунду я перестал замечать и слышать что-либо, не имеющее отношения к ней. Кровь словно замерзла внутри меня, потом резанула кипятком, заставив сердце подавиться очередной ее порцией.
Это слишком отличалось от того, в чем я видел ее. Это выглядело строго, но в совокупности с ней — беспредельно элегантно и мило. В голове моей запестрели сравнения, и начались они со слова «девочка», а закончились словом «ангел».
Она излучала особое сияние — от кончиков аккуратно уложенных волос до крохотных туфель. Она двигалась не спеша, отображая собой ту гениальную чистую красоту, то мимолетное виденье, о которых писал поэт и которые я вдруг осмыслил.
— Привет, — сказала Сашенька и уронила на мою щеку поцелуй.
«…как ты…»
Выброшенный гипнотической волной за ограду собственного сознания, я машинально дотронулся до гладкой кожи пересохшим ртом и, скоропалительно забираясь обратно и теряясь в безупречном рельефе ее внешности, невнятно произнес:
— Привет. — На секунду мной овладело злое тупоумие. — Ты ослепительна!
«...что за вяжущая тупость...»
— Да? — словно безразлично переспросила она. — Тебе нравится?
«...не напрягайся, все видно без слов...»
— Очень! — Хотелось потрогать ее руками. — Этот галстук. эта рубашка. они великолепны! Ты просто чудо. Девочка-ангел. Не думал, что тебе так пойдет классический образ.
«...или ты так пойдешь классическому образу...»
— Люблю галстуки, — пожала плечами Сашенька. — Наверное, потому, что никто их не носит.
«...а если кто-то что-то не носит — это мое...»
— Я не люблю галстуки, — выдал я. — Наверное, потому, что мне когда-нибудь придется их носить. В то время я буду совсем иным, что-то изменится. Но ты — другое дело. Глядя на тебя, я начинаю думать, что галстук придуман специально для тебя. И сегодня ты закончила жизненную миссию этой вещи.
«…я подарю тебе галстук когда-нибудь, когда ты перестанешь его носить.»
— Я ее закончу минут через десять, — заявила Сашенька. — В этом неудобно путешествовать. Я захватила шорты и майку.
«...и мне не терпится в них погрузиться...»
— Те самые?
— Нет, другие, — смерил меня взглядом самоуверенный ангел. — Конечно, другие. Не люблю повторяться.
«...точнее — ненавижу...»
— Охотно верю.
— А еще я ненавижу, когда на ком-то такая же вещь, как на мне. — Сашенька достала сигареты, а что делать дальше, я знал. — Все правильно. — Она поощрительно улыбнулась, вооружая свою улыбку вредной привычкой.
Позже я не раз замечал, что Сашенькино понимание действительности и недействительности сопрягается с ее внутренним «как должно быть». Притом многое из того, что, как казалось ей, должно было протекать по следующей схеме, мне виделось под иным углом. Любая мелочь, включенная в ее алгоритм представлений о моих будущих действиях, но не исполненная мной в реале, вызывала ее активное недовольство, даже если в остальном я попадал в яблочко.
Достижение параллельности мышления оказалось ее завуалированной задачей и целью, требовалось чувствовать это самое «как должно быть». Иные сценарии выводили ее из себя, что являлось одно время краеугольным камнем нашего единства, пока я не понял основной принцип.
— А где твоя псевдоподруга? — поинтересовался я.
«...ты одна сегодня?»
— Понятия не имею. — Сашенька нахмурилась. — А где твои семь гномов?
«…гномовод…»
— Высвобождают дурную энергию. — Я огляделся, но знакомых лиц не увидел. — Но мы их еще сегодня увидим, и я тебя познакомлю. — Наши взгляды уклонились в сторону столика.
«...и сдают ее в банк дурной энергии...»
Мы не сели, но зависли над гладкой поверхностью.
«...а там из нее синтезируют плутоний...»
— Преподобный Лясандер тоже тут? — спросила Сашка. — А отец Мануа? — Мы с откровенным удовольствием поедали друг друга глазами. Я отчетливо видел, как ее идеальные ноздри часто вздрагивали, пытаясь меня обонять.
— Лясандер тут. — Я улыбнулся. — Пытается выпить абсолют, а тот пытается поглотить его. А отца сегодня нет.
Измерение прогрессирующими темпами обживалось эксцентричными пришельцами. Раскаленные тела и головы сновали туда-сюда, воспаленные одной задачей — удержать и то, и это в едином целом. Блики захлестывали все, адское солнце незаметно, но верно набирало скорость. Кто-то вопил в безбрежной экзальтации, зеркала копировали всех и повсюду. Пол вырывался из-под ног, а электричество, которым был пронизан воздух, встряхивало то одно испаренное тело, то другое. Далее по цепной реакции неожиданно начинало сотрясать целые группы, все измерение. Видимость колебалась, острые углы стен хищно щерились.
— Скоро буду, — объявила Сашенька и исчезла.
«...должна быть…»
Я повертел головой, пожал плечами и обратился к столу, где была сервирована бутылка виски, кучковалась кока-кола и имелись залежи льда.
Я сделал глоток и ощутил тот самый знакомый электрический разряд. Меня сильно тряхануло, взрывая в щепки внутреннюю оборону, а через мгновение пол уже подбрасывал тело вверх, не давая возможности приземлиться. Судорога свела руки, ноги, позвоночник. Он завился змеей, заставляя трепыхать все мои составляющие. Голова откинулась назад. Издав протяжный и дикий вопль, я оказался в центре человеческого водоворота.
Кругом щерились лица, огромные оскаленные улыбки, вытаращенные на этот мир глаза. Люди и иные непонятные существа вились в электронной буре с остервенением, какое бывает у человека, медленно уходящего в трясину.
Неконтролируемые волны принялись сокрушать меня со всех сторон, оставляя темные пятна перед глазами и короткие зрительные фотографии общего безумия. Оно полнилось пронзительными воплями, нескончаемой дрожью в каждой клетке, что буквально распахивала тебя по швам, выпуская в общую атмосферу раскаленную энергетическую субстанцию. Несколько раз мелькнули знакомые лица, перекошенные до такой степени, что вполне могли быть и незнакомыми.
Самую яростную борьбу возле шипастых стен вел возвышающийся над толпой преподобный Лясандер. Азиатское лицо его горело маниакальной решимостью, а несгибающиеся пальцы вязли в аморфном туловище врага.
Попав в абсолют, расстаться с ним было сложно. Ноги не шли в нужную сторону, тело творило что вздумается. Мозг отказывался подчиняться, но сильная холодная ладонь сбоку рывком вынула меня из этой микроволновой печи, утягивая за собой в другое пространство.
Там абсолют встряхивал гораздо нежнее, существовала возможность ненадолго спрятаться от него на балконах, закрепленных в нигде.
Сашенька оказалась в синих галактических шортах и фиолетовом космическом топе. Замечательные ноги хвалили свою длину, а загорелый живот играл глубоким пупком, напомнившим мне таинственное отверстие телепорта. Голова пряталась в пеструю косынку, узкие плечи на гребне ритма ловко лавировали между многотонными волнами электронного моря.
— Ну как? — осведомилась Сашенька, когда мы забрались на балкон.
«…во всех смыслах…»
— Замечательно, — сказал я, имея в виду и ее, и измерение.
«...без исключения...»
— Зря сопротивляешься, дорогой, — сказала она. — Во-первых, бессмысленно, во-вторых, теряешь больше сил. Это как водоворот: если засосало, надо расслабиться и не сопротивляться, тогда есть вариант, что выплюнет.
«...то же и со мной...»
— Меня пугают эти силы. Поэтому стараюсь их контролировать.
— В итоге все равно они контролируют тебя.
«…как и я...»
«...я знаю, что ты в виду имеешь...»
— Рад, что ты все-таки пришла.
— Долго думала, стоит ли.
".сложное решение.»
— Потому что я плохо уговаривал?
...но в итоге ты тут, детка…
— Нет, — покачала она головой, в привычной манере пряча от моего взгляда свои серые холодные кусочки льда. — Просто я хотела на уровень выше. И все еще хочу.
«...а мое «хочу» — это очень важно...»
— Но ты останешься? — обеспокоился я.
— Пока да, — кивнула Сашенька. — Но кто его знает, что дальше придет в голову.
«...я живу импульсами...»
— И вообще, это бессмысленно, — поведала она спустя короткую паузу. — Что толку от нашего общения? Ненужные шаги навстречу, которые могут привести к ненужным последствиям. Увлекаться, когда бессмысленно, это еще бессмысленнее, чем первичная нелепость. Слишком большое расстояние между нами. Возможно ли его преодолеть? — Она играла роль разочарования.
«...бессмысленная бессмысленность бессмысленности...»
— Это тяжело, — согласился я. — Но возможно. А раз возможно, значит, не так уж бессмысленно. Необычно, что ты понимаешь этот нюанс. Достаточно дальновидно. Зачем изобретать проблему, которая, вероятно, проблемой и будет? Проще уклониться. Рациональный подход.
«...ты склонна к психоанализу... "
— Нетрудно представить, — пожала плечами Сашенька. — А нужно ли это мне?
«...то есть — нужен ли ты мне?»
— Мне просто доставляет удовольствие на тебя смотреть…
«...ты мне нужна...»
— Смотри. — Уголок губ девушки тронула улыбка, но тотчас была казнена.
— И оно вытесняет прочие удовольствия.
«...гипноз...»
— Вытесни. — кажется, сказала она, но, может, мне показалось.
«...ты еще не знаешь гипноза...»
— А кроме того, разумные начала.
«...это в первую очередь...»
— Какое по счету это сердце из тех, что ты разбила?
— Да ладно тебе. Это все дурь.
«...тебя разобью, как статуэтку... "
— У тебя много тут знакомых?
— Очень.
«...еще больше...»
— Я просто скажу, а ты реши сама, как к этому относиться.
—. — Хитрые глаза прищурились.
«...вся во внимании...»
— Мне неприятно видеть тебя с кем-то, кроме себя.
«...только я...»
— Ага. Хочешь, чтобы я ни с кем не задерживалась?
«...ты мой...»
— Примерно.
— Хорошо. Не буду делать этого. — Улыбка ее стала шире.
«...ты совсем мой теперь…»
— Не знаю, есть ли у меня основания, но меня уже мучит ревность.
«...не знаю, о чем ты думаешь, улыбаясь так, но ты права...»
— Мы не станем ее беспокоить сегодня. Сегодня в первый раз я сужу круг своих знакомых. Сегодня я хочу и могу это сделать.
«...а ты мил...»
— Я знаю тебя недолго, но ты мне уже дорога.
«...очень дорога и одна дорога...»
— Как это глупо с нашей стороны, — будто с легким раздражением заявила Сашенька.
«...тебе нравится, я вижу...»
— Я хочу этой глупости.
— Жаль, не могу сказать так же однозначно.
«...все сложнее ребус...»
— Мы будем работать в этом направлении.
«...однозначность будет твоим полным именем скоро...»
— Прикури мне сигарету для начала.
Я послушно активизировался.
— Надеюсь, ты явился сюда не для абсолюта?
«...ты искал меня?»
— Я привез в это адское место гномов.
".я не нагляделся на тебя в прошлый раз.»
— При чем здесь гномы?!
«...не беси меня...»
— И я очень хотел увидеть тебя.
«…очень…»
— Уже лучше.
«...это было понятно и так...»
— Просто данная информация относится к стратегической. Всегда есть нечто, что знает женщина, но о чем не следует знать или следует только догадываться мужчине. И у мужчины всегда имеется что-то, о чем женщине знать не рекомендуется, как бы ей этого ни хотелось.
«...то самое нагнетающее что-то...»
— Боюсь, со временем тебе придется поделиться всем, что ты прячешь в переулках своего рассудка, — предостерегла Сашенька. — Я люблю знать все, и я буду знать о тебе все, даже самое тайное. Даже то, в чем ты еще сам себе не признался. Иначе никак. Мое любопытство постоянно требует пищи, а я не привыкла морить его голодом. Ты ведь расскажешь мне?
«...обо всем, что прячешь в своей голове?»
— Если это будет обоюдно.
— Если я буду знать все, значит, мы проведем какое-то время вместе, — резонно заметила Сашенька. — А соответственно кое-что ты сумеешь узнать. Но.
«...не более того...»
— Но? — Я не совсем понял ее.
— Сама я ничего не буду тебе рассказывать. — Впервые мы надолго встретились взглядами. — Тебе придется все понимать самому. Учиться на своих ошибках. Методом проб. И если все будет правильно, со временем мы изучим друг друга. Только разными способами.
«…я пойду путем прямым и коротким, а тебе придется идти извилистым и длинным...»
— Почему именно так?
«...а вместе по короткому не можем?»
— Потому что я так хочу. Потому что я так привыкла, — почти нежно продекламировала девушка, вспомнив, что она закуривала.
«...нет...»
— Мое «хочу» не учитывается?
— Ты же сильный пол, — осклабилась Сашенька, дирижируя сигаретой разверзшимся вокруг хаосом. — Неужели ты будешь спорить и настаивать?
«...я ошиблась в тебе?»
— Наверное, нет, — пожал я плечами.
Мне нравились игры этой девочки, они казались взрослыми и в ее исполнении выглядели особенно эффектно. Я заметил каприз, мелко мерцающий в самой сердцевине ее глаза, приметил вредность, что свила гнездо на самоуверенном носу. Крохотные красные чертики резвились в ее волосах, ныряя и выныривая, а ехидные уголки складывали самую сволочную улыбку.
— Вот и хорошо, — произнесла она, теперь уже глядя в сторону.
«...пора носить бирочку с моим именем...»
— А ты не проста, — казалось мне, подумал я.
«...не всегда до конца тебя понимаю...»
— Ты только сейчас это заметил? — Улыбка растворилась, бритвенная гримаса полоснула мою психику. Она любила так делать, вынимать из слов вторичные, третичные смыслы. Цепляться за несвоевременность сказанного, обижаться, чтобы просто услышать извинения.
«…дурак…»
— В смысле?
— Мы с тобой прообщались кучу времени.
«...и?»
— Если толковать твои слова строго в соответствии с текстом, получается, что до этого ты считал меня заурядной. — Злые глаза подозрительно вскапывали мое лицо. Могло показаться, что она говорит серьезно, и лишь позже я узнал и понял, что это не так. — Может, я выгляжу простушкой?
— У каждой фразы свое время, — ответил я. — Я заметил давно, но сказал сейчас, когда уже не мог не сказать.
«...она как звено в цепи...»
— Один балл в вашу пользу, — улыбнулась Сашенька. — За находчивость. И кстати, у каждой фразы тоже свое лицо. поэтому я верю тебе.
«...и все знаю про тебя...»
— Ты будешь применять ко мне балльную систему?
— А как же? Балльная система применима ко всему. В зависимости от баллов так или иначе строятся те или иные последствия. Ты не согласен?
«...согласен ведь...»
— Согласен.
— Соглашайся со мной почаще.
«...я всегда права…»
— ОК.
— Я серьезно. Люблю, когда со мной соглашаются.
«...всегда...»
«Параллельность мышления, — подумал бы я сейчас, — жесткая и неукоснительная.»
— Хочу, — сказал я тогда.
«...с тобой и тебя...»
— Проверим. — Она шагнула в почти незаметный в темноте черный проем.
Покачиваясь, я двинулся следом и вышел на балкон, что завис над неровным куском реальности с обратной стороны. Там можно было разобрать куцый двор с зонтиковым кафе, рядок машин, беспорядочно набросанных вокруг, арочные ворота с будкой. А за ней — дорожную ленту, пустую, темную, впаянную в перила серых зданий.
— Мне хочется на другой уровень, — после минуты молчаливого созидания сказала Сашенька.
«...прямо сейчас.»
«...хм...»
— Можешь оставить семь гномов? — пытливо заглянула она мне в лицо.
«...ты должен...»
— Думаю, их надо уводить отсюда, для первого раза достаточно.
— Думаю, они позаботятся о себе сами.
«...тебе пора позаботиться обо мне…»
— Я устал, Сашенька, мне надоел даже пятый. Я не хочу.
«...а ведь я ошиблась...»
«...в тебе...»
— Ты неправильно сказал. Быстрее скажи что-нибудь другое.
— Не хочу.
— Передумай.
— Нет.
— Зачем ты так? Зачем тебе надо было все испортить? — Неожиданно она отстранилась.
— В смысле?
— Все было так хорошо, а ты взял и испортил. — Хитрые глаза недобро блестели.
«...не понимаю тебя...»
— Говори же что-нибудь!
«...исправь!»
Я не говорил.
— Если ты сейчас не ответишь, я сделаю то, что не хочу делать, — пригрозила Сашенька.
— Прекрати, пожалуйста.
«...не надо...»
— Знаешь, у меня сейчас ощущение, будто наши отношения — веревочка, и на ней выросли стены. Высокие. — Она увела глаза в сторону, не позволяя мне туда заглядывать.
«...с шипами...»
— Зачем ты…
«.. не понимай меня так.»
— Ничего. Я пойду туда одна.
— Пойдем вместе.
— Я поеду одна! Стены не позволят поехать туда вместе. Правда, мы можем поехать раздельно. Ты в одном такси, я в другом. И там, словно не знаем друг друга.
«...даже не будем смотреть друг на друга...»
— Я передумал. Я хочу туда, очень хочу. — Я попытался приблизиться к ней.
«...я уже там...»
Она молча отодвинулась, отстраненно улыбаясь. Настолько холодно, что меня передернуло. Стало неуютно.
— Зачем ты так? — Глаза мои мстительно прищурились.
«...веселишься, сука?»
— Стены, — тихо пояснила она. — Мне уже пора. скоро.
— Убери их.
— Не могу. — Вид нарисовался такой, будто от нее и в самом деле ничего не зависело.
«...извини...»
— Хочу, — устало процедил я.
«...извини!»
— Поздно! — Лик ее выражал сожаление. Много всяких сожалений, от вида которых на ее лице мне стало плохо.
— Извини. — Я пошел на крайность, на которую редко позволял себе идти. И с тех пор делал это еще очень много раз на один квадратный день. Создавалось ощущение, что я выговаривался за те девяносто девять случаев, когда не сказал ничего подобного.
Сашенька скучающе разглядывала свои длинные ногти.
Откуда-то снизу мозг окатило ледяным спокойствием, я резко расслабился, хотя секунду назад трепыхался в беспомощном напряжении. Глаза стали еще уже, и в минуту насильственной командой я все переосмыслил в корне и покрыл отталкивающей краской мужского цинизма. Тогда я мог совершать такие подвиги.
Точно ветром меня сорвало с проклятого балкона. Я не стал более ничего комментировать и поменял пятый уровень на четвертый.
Меня обожгло абсолютом, который теперь свирепствовал здесь. Чтобы отогнать странное ощущение победы-поражения, я влился в него со всего размаху. И через пять минут выбрался опустошенным.
Ядовитые языки звука с трудом отпускали меня, их раздвоенные кончики захлестывали тело, оставляя рваные раны не только на коже, но и на душе и в мыслях.
Странные месяцы света расплескало по сторонам, в совокупности они выглядели сотнями дьявольских ртов, истерично надо мной хохочущих оглушающим голосом музыки.
Край моего глаза опять поймал призрачное мерцание, она курсировала где-то рядом, совсем недалеко. Видела меня, но старалась, чтобы я не видел ее. Я и не стремился, пожелав покинуть измерение и на ходу вдеваясь в перемещенную когда-то на пояс майку.
Лестница, битая плитка, темный портал вновь встретили меня. Я хотел, чтобы это произошло быстро. Целился воспаленной головой глубоко прочь отсюда. Я хотел ощутить на себе тяжелое неповоротливое тело реальности, размозжить себя им, придавить крепко-накрепко к плоскости. Однако сильные тонкие руки со сложным длинным ярким маникюром неожиданно и цепко оплели мои стремящиеся плечи, шею, голову. Их замок был настолько уютен и крепок, что я мгновенно обмяк, тело мое замерло…..ослабло…
повисло.
поддалось.
«...ты мой...»