Тигровая бабочка вылетела из ее сумки, махая прямоугольными крыльями. Была в момент изловлена и оказалась глянцевым блокнотом, похожим на плитку шоколада, с бледным клетчатым полем, точно наложенным поверх белых страничек. Сашенька что-то внесла туда тонкими пальцами. Подумала, опять внесла, затем отделила один листочек и подала мне.

Мы лежали на одном из черных диванов. Его кожаные чресла бережно покачивались, держа наши изнеможенные тела на своем искусственном объеме. Они прятали нас от внешнего мира, сопрягаясь в этой миссии с заботливым мраком.

Я заглянул в послание:

«354546463646474737625618189.

Александра.

Здесь всегда зеленый цвет, даже если он красный.

Целую».

— По этим координатам всегда найдешь меня, — вкрадчиво пояснила она. — Во всяком случае, голос мой точно там будет. — Она хохотнула. — А с ним вы до чего-нибудь определенного договоритесь. Он расскажет, где найти остальную меня.

— Если буду в точке П., — пряча листок в карман, осклабился я.

«...теперь я знаю твой код в этой матрице…»

— Будешь, — уверенно ухмыльнулась Сашенька своим мыслям. — Кто побывал в точке П., тот еще не раз сюда вернется.

— Завлекательная точка, — согласился я. — Теперь вдвойне.

«...любимая точка на оси координат... "

— А я никогда не была в точке М., — нахмурилась девушка, забираясь глубже в диванные глубины вместе со своими длинными замечательными ногами. Диван казался нереалистично огромным, будто он рос под нами.

— Приезжай, — оживился я. — Буду гидом по точке.

«...будем чертить кривые нас, крепко за руки держась...»

— Возможно, — серые глаза изучали мою помятую личность, наши лица были близко, властный нос ее напрашивался на «чмок».

— Я никогда не был на этом уровне, — вместо этого сказал я.

«...и никогда не встречался с таким занятным человеческим уравнением...»

— Ты много где не был, — пожала плечами Сашенька. — Будет время, посмотрим вместе. — Она попыталась со мной переглянуться.

Эта чарующая утвердительность позабавила меня.

— Будешь гидом?

«…веди же меня, детка…»

— По точкам, уровням и измерениям.

— Звучит заманчиво. И самоуверенно.

— Сомневаешься? Зря. Это все принадлежит моему отцу.

— Твоему отцу?

«...каким же образом, если этого в принципе вообще нет?..»

— Да.

«...это есть, просто не здесь...»

— И кто же он?

«...где же тогда?..»

— Зажги мне, пожалуйста, сигарету. — Один из редких случаев, когда я услышал эту просьбу в середине фразы. — Ненавижу прикуривать сама себе. — Мой вопрос она проигнорировала.

«...в голове...»

— Запросто! — Я вооружился нужными средствами, извлек огонь, породил тление и подал сигарету изящной пальчиковой комбинации.

«...красивые пальцы, красивые ногти...»

— Умница, — похвалила Сашенька. — Вот раскрыли в тебе твой первый талант.

— У меня много талантов, — загадочно сообщил я.

«…красивое тело, злое лицо… тоже красивое…»

— Проверим. — Она пустила длинную никотиновую стрелу в сторону максимальной точки уровня. — Хочешь, прочту рассказик?

— Рассказик? — ресницы мои взлетели высоко. — Что за рассказик?

«...сдержать бы улыбку... "

— Наведался тут в голову. — Сашенька передразнила мои ресницы своими. — Если интересно, могу поделиться.

Со стороны мои губы были все так же бескровны и одеревенело занимали прежние точки графика. Однако внутренняя улыбка распахнулась во всю доступную ширь, и скепсис покрыл мои мысли своим резко пахнущим лаком. Я не был его причиной, просто чуть раньше слышал много разных «рассказиков» и рассказов, чьи достоинства оскорбляли мою чуть менее графоманскую душу.

— Очень интересно, — давя улыбку, произнес я. — Люблю слушать чужие рассказики.

Из сумки Сашеньки вновь вылетела тигровая бабочка, цепкие коготки изловили ее, а сильные пальчики разломили посередине. Она помолчала, словно размышляя, стоит ли посвящать меня, затем рот ее приоткрылся, вобрал воздух и быстро, а с тем бесстрастно она начала декламировать:

«...»

Я онемел, другими глазами глядя на Сашеньку. Пессимизм «рассказика» ошпарил меня, мрачные образы рассекли на две части мою улыбку.

Стиль, симбиоз злых ассоциаций произвели на меня сильное впечатление. Заставили заглянуть глубоко в подсознание, где под тяжелым прессом собственного легкомыслия лежало нечто, отдаленно созвучное теме «рассказика». И, конечно, это был не «рассказик», это были мысли, свинцовые, со смещенным центром тяжести. И разрывные, что в обилии заряжали своей тяжестью бумажные листы, выстреливая оттуда с помощью их хозяйки столь неожиданно. Простреленная голова, в которой начинали осуществляться процессы, какими насытила свои хищные фразы Сашенька, долго отказывалась сопротивляться новой силе воздействия, от которой по коже моей давно бегали мурашки.

— Сильно, — искренне оценил я. — Я немного понимаю в этом.

«…понимаю ли…»

— Иногда бывает, — ответила она. — Иногда руки точно пишут сами.

«Необыкновенно», — подумал я.

И повторил вслух:

— Ты необыкновенная девочка.

«...марсианка...»

Сашенька улыбнулась какой-то своей мысли. Пальцы ее зашелестели листочками, она нашла еще что-то, отображенное симпатичным печатным почерком, подумала, затем захлопнула блокнот и сказала:

— Может, еще когда-нибудь, — бабочка упорхнула в сумку. Сашенька стряхнула пепел со своей сигареты, о которой за время чтения забыла, седая голова вредной привычки переросла само туловище.

«…хотя вряд ли…»

Из мрака окружения материализовался пришелец. Он был моего роста, моего сложения, и вообще он был со мной, так как обычно я не пускаюсь в сомнительные вояжи в одиночку. Одним из имен ему служило — отец Мануа. Общаясь с талантливой девочкой, я напрочь забыл о нем.

Он медленно подплыл к нам, поблескивая большими тонированными очками, и завис над диваном:

— Вот ты где.

— И ты, значит, здесь. — в том же духе ответил я.

«...замкнутое пространство измерений...»

— Там ад, — вздохнул пришелец. — Он пугает меня.

— Так всегда, когда начинает светлеть, — сообщила Сашенька. — И ты, к своему ужасу, видишь, что представлявшееся необычным и занимательным оказывается скорее демоническим, нежели каким-то еще.

— Не пора ли нам? — озвучил пришелец свою идею.

— Скоро, — согласился я, — но попозже.

".пора. пора.»

— Я устал, — с вселенской грустью молвил отец Мануа. — Мои ноги не держат меня.

— Мои тоже. — Я измученно улыбнулся.

«...а есть ли они, ноги?..»

— Куда это вы собрались? — Сашенька прищурилась.

— В убежище, — сообщил Мануа. — Где четыре стены, друзья и дверь на замке.

— Мы обычно прячемся от реальности после телепортаций, — сказал я.

".так как сразу после — ее суровое лицо невыносимо.»

— Все прячутся от нее после, — не удивилась девушка. — К ней ведь тоже нужно привыкнуть.

В воздухе соткался еще один объект, он тоже оказался моего роста, однако женского сложения и не пришел сюда со мной. Через секунду я мог разглядеть его. Вспомнил — он был с Сашенькой.

— Ты! — встретила последняя новоприбывшую. — Явилась.

Девушка тоже была в галактических шортах и в космическом топе. Она выглядела пошире в плечах, чем моя собеседница, на ее сильном теле розовело гораздо больше мяса и мускулов. Черные волосы безжизненно висели, но добродушная мордочка светилась въевшейся улыбкой.

— Привет, — сказала она.

Пришелец повалился и увлек ее за собой, таким скоропалительным образом они заняли другой диван.

— Вы сестры? — спросил я у Сашеньки, хотя они не были похожи.

«...вряд ли...»

— Конечно, нет, — презрительно фыркнула она.

— Подруги, — резюмировал я.

«...одинаково одеты…»

— Глупости. У меня нет подруг.

— Вообще?

— Вообще. И друзей нет. — Она нахмурилась. — Хотя один все же есть. Остальные — знакомые. Или приятели. Называй как хочешь.

— Что же держит вас вместе?

«...что за клей отношений имеет место быть?..»

— Ничего не держит. — Сашенька пожала плечами. — Я ее терпеть не могу. Обрати внимание, та же одежда, что и на мне. Не идиотизм ли?

— Хм. — Я был слегка озадачен. — Странные отношения.

«...странный клей...»

— Ничего странного, — не согласилась Сашенька и, чуть повысив голос, дотянулась им до второго дивана. — Эй! Дай сигарету! — Там раздалось шевеление. — Ну же! — Девушка покорно освободилась от Мануа и принесла требуемое. — Зажженную! — Голос Сашеньки звенел от раздражения. — Свободна! — Она отвернулась от «не подруги» и посмотрела на меня. — Вот и все отношения.

Я улыбнулся:

— Где же ее гордость?

«...я бы отправил тебя очень далеко в той же самой тональности...»

— Какая гордость, о чем ты?

— Принесла, не возмутилась.

«...даже не вообразить…»

— Так всегда, — осклабилась Сашенька, заглядывая мне в глаза. — Со всеми так. Я не знаю, почему. Все бегают.

— Все? — усомнился я, тогда еще очень гордый и самоуверенный.

«…я не такой…»

— Я сегодня ходила по магазинам, — двигалась дальше Сашенька. — Купила кучу вещей, как всегда. Купила прикольные носочки, хочешь посмотреть?

«...твои носочки, пожалуй, хочу...»

Девушка посмотрела в пространство у подножия дивана, и между нами появился высокий белый пакет. Оттуда материализовались два носка — веселые, цветные: одни с пчелками, другие — с Микки-Маусом. Это меня позабавило. Я с невольным интересом наблюдал это странное, ужасно привлекательное создание. Уже не улыбающееся, разглядывающее меня умными глазками тогда, когда я отвлекался, и убегающее взором, стоило мне попытаться уловить ее взгляд.

— Усталость, — подал голос пришелец откуда-то не издалека. — Она гложет меня.

«...и кстати, я не могу здесь читать головы, я их не слышу... "

— Не хочу в убежище, — наморщила Сашенька лоб, забыв о носках и без причины раздражившись. — Я пойду дальше.

«...я словно глухой, или эти головы ни о чем не думают...»

— Куда? — не понял я.

«…разве есть еще — дальше?..»

— По уровням, — пояснила она, тут же успокоившись. — Все выше и выше, все дальше и дальше. Не вижу смысла останавливаться.

— Неужели совсем бессмысленно? — чуть напрягся я, приподнимаясь на локтях.

«...это игра?.. или ты действительно собралась меня покинуть?..»

— А что толку? — выразительно глянула она на меня. — Точка М. далеко отсюда. Это почти другая галактика. — Носки упорхнули в пакет, а тот соскочил на свое место. — Глупо продолжать далее пятиминутного диалога.

— Уже столько по три раза, — прикинул я.

«...сложный мозг...»

— И это ошибка, — констатировала Сашенька. — Потому что каждая лишняя минута это еще один шаг навстречу. — Она замерла, точно раздумывая. Лоб ее слегка наморщился, она мысленно ушла в сигарету. — Чего хорошего можно ждать? Потом ты исчезнешь, будто и не было.

— Ты не хочешь этого?

".конечно, исчезну.»

— Сейчас мне наплевать. Но через час во мне может пробудиться сожаление.

— И я не застрахован.

«...подумаешь об этом через час, шахматная королева...»

— При чем здесь ты? У тебя будет так, как и должно быть. А себя мне жалко, — заявила Сашенька, нахально выискивая мою реакцию. — Я берегу себя от подобных нелепостей. Избегаю их, чтобы не состариться раньше времени, — хохотнула она.

Так проявилась еще одна ее особенность. Она любила говорить на серьезные темы, легко, сопрягая их с юмором, изображая все так, словно вы говорили в шутку, заставляя чувствовать неадекватность твоих переживаний. А стоило тебе перенять ее лукавую манеру, как все возвращалось к сложности и взрослому осмыслению. Эта манера по-разному кроить реальность позволяла ей с ходу заводить ссоры, путая тебя в двух противоположных крайностях, маскируя ее мнение. Она с улыбкой защищала и разоблачала собственные тезисы, доводя тебя до усталого молчания, вкупе с пониманием некой социальной деструкции, под пресс которой тебе не посчастливилось попасть.

Неведомого происхождения шум неожиданно наложился на наше восприятие. Осмысляя это, мы превратились в слух.

Вначале показалось, что звук имеет техническое происхождение, он ласково шипел, словно помехи при плохой антенне.

— Дождь, — разобралась Сашенька, видимо, правильно расценив мои пустые глаза. — Где-то там идет дождь…

— Рассудок пытается достучаться до нас, — предположил я. — Зовет обратно.

«...мой друг природный меня ищет…»

— Стоит ли слушать его?

— Люблю дождь, — признался я, удивляясь, как сразу не узнался старый природный друг. — Это очень символично, что именно сейчас пошел дождь. — Сейчас он звучал так очевидно.

«...почему именно сейчас?..»

— Люблю дождь, — согласилась Сашенька. — Слушать его, засыпать под него, но не находиться под ним. А в чем символика?

— Как бы это описать. — Я не мог сформулировать. — Он всегда идет в мои особые моменты. У нас некоего рода немая договоренность. Когда я родился, он тоже приветствовал меня. И то, что дождь пошел сейчас, на границе нашего выброса из измерений в реальность, свидетельствует о необычности момента.

«...в необычное время необычный мальчик с необычной девочкой под необычным дождем так необычно...»

— Неужели? — Губы девушки расплавила загадочная улыбка.

— Позже я узнаю, как расценивать его сегодняшнее появление. — Я тоже слепил сложную композицию рта. — А чаще всего он идет, когда я нахожусь в точке П. Может, это означает, что данная точка предназначена для особой миссии в ключе моей жизни. Может, мне нужно побольше находиться в этой точке? Может, что-то ждет меня тут, ждет, когда я на него наткнусь там или здесь.

«...или наткнулся...»

— Или наткнулся, — засмеялась Сашенька, но тут же посерьезнела. — А вообще в точке П.

дождь не редкое явление. Одно из самых частых.

Наше положение на диване чуть изменилось. Мы пили нечто из пластмассового флакона, но вкуса я не чувствовал, следя за плавными движениями губ девушки. А она дирижировала себе очередной сигаретой.

В одну из пауз, застопорившую нас в определенных позах, на стыке амбивалентных мнений, мы услышали усталый голос Мануа, что добросил до нас банальный вопрос, который иногда не рекомендуется задавать:

— Сколько тебе лет?

— Восемнадцать, — ответила знакомая Сашеньки.

Я повторил тот же вопрос.

— Восемнадцать, — отозвалась Сашенька.

— Стоп, — сказал я себе. — Открутим пленку назад, — сказал я уже нам. — К моменту, как ты прочла «рассказик». Вырежем остальное и приклеим вопрос о возрасте. Значит, восемнадцать?

«...не сделал ли я чего лишнего?..»

— Да, — не задумываясь, подтвердила Сашенька. — Почти девятнадцать.

Внутри меня произошли личностные трансформации. Я сфокусировал собственный глаз в совершенно ином свете, где измученная телепортациями красота девочки крепко срослась с глубокой интеллектуальной печатью, а затем расслоилась на веер воспоминаний о диалогах, родившихся на черном диване.

Все выглядело совершенно иначе.

— Ты где? — отвлекла она меня от мыслей о ней.

— Тут, — отозвался я. — Никогда бы не подумал.

«...может ли это быть правдой?..»

— Что? — прицелилась она в меня взглядом.

— Ты слишком взрослая для своих лет, — улыбнулся я. — Слишком сложные мысли приходят тебе в голову. Помню свои восемнадцать: в ту пору я радовался совершенно иным вещам. Другие цели двигали мой организм по оси достижения целей.

«...ведерком творил пирамиды...»

— Может быть. — Сашенька, видимо, не придавала особого значения моим открытиям. Являясь той, которой была, будучи всем тем, необъятным, что помню я под ее названием, моя демоническая девочка обладала уверенностью, что заложенное в нее есть прожиточный минимум, присущий всем. Если мир и делится на умных и глупых, полагала Сашенька, то она всего лишь относится к первым.

Я улыбнулся себе, мне нравилось, что она не осознает своей уникальности. Она вертела хрустальной головой, высказывая те или иные мысли, а я с удовольствием впитывал их, ныряя то в глаза ее, то в волосы. Хотелось погладить беспокойное существо, но я держал руки при себе. Я следил за ее мимикой, наслаждался реакциями. Длинные замечательные ноги одновременно покачивались, используя пластичность мебели.

Руки жонглировали предметами, что в изобилии появлялись то из ее сумочки, то из пакета. Часть доносилась до моего сведения, часть безнадежно падала обратно.

Незаметно волосы создания оказались убраны в аккуратный хвостик позади. Вместо галактического топа воцарилась телесная майка с милым красным жуком на месте сердца, а космические шорты сменились узкими синими джинсами.

«…или я сам соткал эту иллюзию, а на самом деле все иначе?..»

— Смотри! — указала Сашенька наверх. В черной треугольной границе указанного уровня отчетливо прорезался небольшой прямоугольник. Темный цвет его размылся, и осталось стекло, на котором эксцентрично, но гениально рисовал свои полотна дождь. — Вот и она.

Я молчал, глядя во влажное стекло, за которым, несмотря на разводы, отображалась поразительная четкость. Прямоугольник манил, дождь гипнотизировал. Подмывало приказать телу не сопротивляться и, сорвавшись с дивана, улететь к этому единственному светлому пятну. Позволить ему вобрать меня, бросить в дождь. Я знал, что долго не протяну здесь, цветность моя подрагивала, истощенный организм требовал убраться прочь из этих странных местностей.

Я сканировал взглядом задумчивый профиль, медленно скользя вдоль прелестной линии лба. Глаз, упрямого рта.

«...хочу тебя...»

Неожиданно кто-то сильно и крепко взял меня за руку. Я узнал теплую и холодную одновременно ладонь. А глаза ее хозяйки плавали далеко, в новых измерениях уже внутри ее. Там, где каждое из них давало разные ответы на одни и те же вопросы, тасовало ассоциации.

Сила Сашеньки оказалась поразительна, я не чувствовал ногами плоскость, видел лишь аккуратный затылок с каштановым хвостиком. А он целеустремленно двигался вперед, маня за собою острые плечи, меня, Мануа и его спутницу, «—куда угодно…»

Стекла на прямоугольнике не оказалось. Неизвестно, на чем изображал дождь свои картины, но когда мы достигли этого крохотного отверстия в другой мир, в лицо нам прозрачными пулями полетели ласковые капли.

Помогая друг другу, мы покинули черный треугольник с черными диванами и столами для неизвестной мне игры.

Приветствуя нас, мой природный друг усилился, лаская уже не только лица, но и тела. Руки мои распахнулись, одежда на секунду отпустила тело, чтобы тут же еще крепче обнять его.

Трое закурили, пряча огоньки в ладонях, кому-то стало не по себе, кому-то, наоборот, очень хорошо.».очаровательно роскошно.»

Это была неизвестная крыша неизвестного дома в одной из многочисленных маленьких точек в одной масштабной незыблемой точке П., созданной некогда кем-то по имени Петя, что придумал это как-то и воплотил. Создал свой уровень поверх другого — природного.

Вокруг волновались шифер, антенны, чердачные выпуклости. Еще присутствовали небо, дождь, сутулые ряды домов, мрачно косящихся в нашу сторону многочисленными слепыми и зрячими глазами. Различалось несколько цветов, один мрачнее другого, но имелась очаровательная четкость и притягательность, как на черно-белом снимке. Было скользко, мокро, прохладно. Черные очки группировали что-то, что лилось на нас в виде дождя, но было не только дождем. А может, я чувствовал это один, остальные ощущали нечто другое.

— Слушай, — обратился я к Сашеньке. — Какой это уровень? — Я полагал, что она знает ответ на вопрос, который давно мучил меня. — Ведь и явное имеет какой-то уровень?

«...расскажи мне, ты же знаешь…»

— Конечно, верхний, — не сомневалась Сашенька.

— Почему? — задал я второй вопрос. — Ведь вначале оно самое низшее.

— Да, — согласилась она. — А затем самое высшее. Оно и само ядро, из которого попадаешь в измерения и уровни, оно же и оболочка, за которую нужно попасть, вырвавшись из цепких объятий телепортов. Все относительно в разных условиях, и все не так, как кажется вначале. И ты, пройдя этот путь насквозь, никогда уже не будешь тем, кем пришел сюда.

— Измерения тоже по-своему интересны, — заметил я.

«…хотя бы потому, что там можно найти тебя…»

— Это пройдет. — Сашенька не улыбалась. — Со временем. Они перестанут радовать.

— Почему же? — пробасил из-за ее спины Ма-нуа.

— Понимаешь, бывать тут часто — значит быть частью этого. Если будешь входить в эти двери постоянно, когда-нибудь обнаружишь, что дверей больше нет, а соответственно — нет выхода. Поверь, исчезнувшие двери никогда не будут дверьми входа, только наоборот. Так все задумано тут. — Сказанное прозвучало зловеще, глаза Мануа широко распахнулись и наполнились уважением.

«...по-моему, ты себе противоречишь...»

Я снял с глаз темные очки, умалявшие изумительную резкость картинки. Дождь мгновенно смыл с лица налипшие несколько дней и потухшую сигарету.

Я убрал стекла в карман и посмотрел в мокрые лица спутников.

Они походили на пришельцев с другой планеты, перенесших массу несчастий на длительном пути в сторону большой разноцветной точки З. Попавших в аварию, столкнувшихся с агрессивной внеземной цивилизацией, испитых до дна в смысле энергии и сил и только сейчас изрыгнутых загадочным космосом на неведомую крышу неведомого дома. Сашенька выглядела спокойнее других, чуть наморщив лоб, она искоса поглядывала в сторону, из которой в нас палили водой. Сжатые губы имели свое мнение, к лицу прилипла интеллектуальными пятнами тяжеловесная мудрость. В глазах читалось сомнение, а сильная рука машинально мяла мои пальцы. Одежда девочки прилипла к гибкому телу, влажные волосы плотно обложили лицо, придав ей вид чуть более взрослый.

Дождь усилился в мгновение, подарив незабываемый эффект схематичности, в изображении которого моя новая знакомая выглядела потрясающе.

Дождь усилился еще больше, став проливным и пряча нас друг от друга. Я шагнул к Сашеньке поближе, выцеживая из-под водяного грима эмоции и выражения. Попытался поймать глаза.

— Я не смотрю в глаза обычно, — сказала Сашенька, заметив это.

— Странное качество, — сказал я, продолжая охоту за прячущимися в дожде живыми сферическими кусочками льда.

«…а придется…»

— Еще один шаг навстречу, — пояснила Сашенька. — Поэтому — нет.

— А я люблю заглядывать в уголки глаз, — поделился я. — Люблю просто смотреть в лица, фиксируя эмоции, мимику, выражения, подсознательные игры. Если тебе это не нравится, скажи, постараюсь этого не делать.

«…но я знаю, что тебе нравится это...»

— Смотри. — Создание изобразило равнодушный вид. — Если хочешь…

Ей нравилось, когда на нее смотрели. Она больше других походила на инопланетянку. На нечто неземное, скроенное из особых материй, аналогов которым в нашем мире как будто нет.

Марсианская взрослость маленькой девочки чаровала меня, тонкий привкус уникальности призрачно ловился моими рецепторами. Я усиленно копался в области ее лица, стяжая дозволенное мне. Она старательно убегала от этого взгляда, пряча что-то, что, возможно, я мог выискать там.

Время опять зависло, несмотря на то что здесь оно существовало во всей красе и во всех разнообразных проявлениях.

В эту паузу, когда кто-то что-то делал и предпринимал, мы увлекались банальными вещами, которые тогда еще оставались таковыми и наполнились мистикой гораздо позже. Подобные вещи осуществляет каждый индивид на дню по несколько раз, не осознавая их внутренней жизненной силы за непробиваемой толщей привычки. Индивид допускает лишь одну ошибку: придает банальным вещам устойчивую форму. Из раза в раз делает так, как делал всегда, не понимая, что чуть видоизменения или чередования, при которых одна категория быта не смешивается с другой, плавно и изумительно окрасит несложные действия в особый замечательный цвет.

Цвет бытового мистицизма.