На базу я попала, когда все ее обитатели уже спали. Микаэль проводил меня до самой двери комнаты и чуть не вошел следом, но я его остановила: по отношению к спящим тут же Веронике и Светлане это было бы бестактно.
"Точно сама справишься?" - мысленно спросил он.
"Конечно", - заверила я и закрыла дверь.
Еще не хватало, чтобы он помогал мне ложиться в постель...
Вот тут-то, в привычной обстановке, и стала очевидной разница между "раньше" и "сейчас": то, что делалось механически и незаметно, теперь требовало концентрации внимания и сил. Если бы кто-то видел, как я, чувствуя себя поленом, раздеваюсь и укладываюсь, я сгорела бы со стыда.
"Ну как?" - вдруг спросила Натэлла.
"Продержусь", - со скрежетом зубовным натягивая одеяло, пообещала я.
...И все же утром вернулась прежняя жизнь, которая помогала мне на время забыть о спинальных проблемах. Кто-то искренне обрадовался тому, что я снова в проекте, и лишь в последний момент смог удержаться от крепких объятий, кто-то вежливо продемонстрировал радость, кто-то напустился с требованиями срочно доделать какие-то детали интерьера. Это была Наташа, конечно. Я послала всем сделанные в больнице эскизы отдельных частей ландшафта и занялась интерьером.
С болью пришлось подружиться. Чтобы не привыкать к лекарствам, я старалась как можно экономичнее двигаться, вставать с кровати и ложиться, одеваться и раздеваться, когда никто не мог этого видеть, а сидеть только на стуле и за столом. Это не всегда удавалось, к сожалению. Надеть комбинезон и обуться незаметно было практически невозможно, но часто рядом оказывались те, кому помочь мне было приятнее, чем любоваться моей неуклюжестью, и я по двадцать раз на дню кого-нибудь благодарила. Случалось и по-другому.
Как-то раз, уйдя с головой в расчеты, я засиделась за кухонным столом в позе, при которой тяжесть тела держала только одна рука, и напряжены были мышцы спины только с одной стороны. Закончив, я заметила, что Алан и Рута из-за нехватки места за столом едят стоя, быстро выключила компьютер и слишком резко встала, что для расслабленной части мышц, очевидно, оказалось полной неожиданностью. Едва встав, я одной рукой ухватилась за край стола, чтобы не рухнуть на пол, а другой непроизвольно вцепилась в непослушный бок. Боль шарахнула почти мгновенно, я замерла, стараясь поймать баланс, зажмурилась и привычным уже приемом отстранилась от нее. Открывая глаза, я периферическим зрением заметила, что Клара повторила всю мою неловкую комбинацию, стоит теперь, подбоченившись, и гротескно морщится. От стыда захотелось исчезнуть, но стыд быстро нокаутировала злость.
- Что с тобой? - вкрадчиво спросила я.
Клара замерла в глупой позе и заморгала.
- Дура, - с искренним негодованием тихо констатировала Наташа.
- Тебя изображаю, - растерянно промямлила Клара, перестала моргать и уставилась на мой рот.
- Зачем?
- Ну... - она поискала в десятисекундном прошлом мотивы собственного поступка и нашла: - Я хочу всем показать, что твои страдания ненатуральны. Хочу, чтобы все думали, будто ты своими гримасами и стонами просто перетягиваешь на себя внимание, - тут она завелась и почувствовала себя увереннее: - А то все только и думают о том, что ты пережила, и как бы тебе помочь. В сестер милосердия всех превратила, звезда нашлась... Что тебе в больнице не лежалось? Или дома? Стала калекой, так сиди на попе ровно где-нибудь в теплом сухом месте! Там зрителей мало? Сочувствие нужно? Нашла отличный повод сорвать аплодисменты?
Для Клары тирада была непривычной - ни при каких обстоятельствах она не сказала бы никому в лицо столько гадостей за один раз. Свое внимание к каждому она очень тщательно дозировала. Неужели и на нее действует?...
Рута смачно цокнула языком, а Наташа хохотнула.
- Ну конечно! Аплодировать-то должны только тебе!
Три подруги замечательно беспощадны друг к другу, любо-дорого посмотреть.
Нужно ли мне было все это услышать? Как теперь отвечать?
- Можешь сломать ногу, - неуверенно посоветовала я. - Мы будем носить тебя на руках, все по очереди.
- Нет, - возразил Захар. - По жребию. Авось пронесет.
Кто-то с готовностью рассмеялся, и все подхватили смех, включая Клару, которая обладала редким даром красиво выходить из самого неудобного положения.
Маясь от бессонницы в ту же ночь, я думала о том, что человек не зря устроен так, что правда от него скрыта - она ломает надежды и провоцирует конфликты. Правда о Президенте дорога мне, как его тайна, и я храню ее с уважением, но при другом отношении она может показаться отвратительной. И это ведь только малая часть его тайн, то, о чем я задала вопросы. А вопросы возникают из знаний и сомнений... Как спросить ни о чем? "Как прошел день? что вас сегодня удивило?" - так, что ли?..
"Представь себе, Наша Страна вызывает опасения у заграничных религиозных деятелей!" - внезапно получила я ответ, произнесенный веселым надтреснутым президентским голосом. - "Патриарх Другой Страны заявил сегодня в проповеди на своем телеканале, что нужно бояться государства, запретившего религию. И с чего он взял, что мы ее запретили?"
Это что, я случайно с ним связалась? Или он просто именно сейчас размышляет о проповеди, а я опять же случайно подслушала его мысли, потому что мой вопрос резонировал с ними?
"Что ему вообще о нас известно?" - спросила я. Из чего можно было сделать вывод о существовании запрета на религию? О нем ведь не говорится...
"Возможно, какие-нибудь воцерковленные родственники нашестранцев приезжали погостить и, не обнаружив ни одного храма, выяснили, что в Нашей Стране не молятся, священных книг не читают, и с точки зрения религии о событиях не судят. Потом, вернувшись домой, рассказали своему "батюшке", кошмар, мол, какой - целая страна Бога не боится".
Президента явно забавляла эта новость, но я почувствовала тревогу.
"Нас боятся. Что люди могут натворить с перепугу?"
Какое значение религия имеет для населения прочих стран, я знала по истории архитектуры: самые красивые, большие и дорогие здания возводились там в качестве храмов.
"Значит, появилось еще одно направление для развития дипломатии", - беспечно отозвался Господин Президент.
"Но ведь запрета нет?" - на всякий случай уточнила я. Мне никто не запрещал говорить о религии или читать религиозные книги. Но у меня и потребности в этом не было. Ни у кого из моих близких или знакомых не было. Как получилось, что никто в Нашей Стране не испытывает потребности, нормальной для человечества?
"Я сам ни в бога, ни в черта не верю, так воспитан, - после минутного раздумья сказал Господин Президент. - И не уделял этой теме никакого внимания. Ты спросила, и я начал понимать: сам способ мыслить, который я выработал в детстве, не нуждается в категориях, которыми оперируют религии - им нет места в мирах "тишины". Мои ученики сознательно или неосознанно переняли его вместе с этой особенностью, и так же от них научились размышлять вы. Тут все ясно. Интереснее обстоит дело с вашими родителями. Договор о создании Нашей Страны, который они подписали двадцать пять лет назад, прочитав перед этим три раза, кстати, такого запрета тоже не содержит. Они не могли быть слишком религиозными по условиям их отбора, но не более того... Гм. Никто не просил о возможности провести обряды, связанные с рождением детей или браком. Может, делали это в отпуске за границей?.. - он задумался минуты на две. - Да, оказывается, некоторые делали так".
А я ведь слышала такие истории! Точно, мне рассказывал кто-то из родителей одноклассников, как они венчались - но лишь как о красивом событии, местами забавном. Ни веры, ни даже уважения в том рассказе не было. Нашестранцы не верят в бога...
"Господин Президент, нашестранцы не верят в бога".
"Да? Это было бы неудивительно. Любая религия - попытка укрыться от неприятностей вроде нищеты и болезней, а в Нашей Стране нет нищеты, да и больным быть не очень плохо".
"Это так, и это меня беспокоит. Мы не скрываем своего безбожия от прочих стран, и они могут обозлиться на нас за это. Религиозные войны - не такое далекое прошлое".
"Лора, религиозность этих войн - лишь прикрытие их истинной, корыстной, цели. Все они велись только ради грабежей. А у нас забирать нечего. Мы богаты сами собой. Есть те, кто подозревает, что мы нашли источник энергии космических пришельцев и присвоили его, но над ними смеются".
Понятно. Патриарх Другой Страны готовит почву для религиозной войны... ради чего?
От возросшей тревоги меня стало трясти. Я вспомнила, что отец Вероники пострадал из-за странности, очень не похожей на случайность. Родителей Кастора казнили. У Нашей Страны есть враги.
Господин Президент уже не был так невозмутим, как в начале разговора. Он начал просчитывать варианты.
"Лора, тебе не нужно беспокоиться, - мягко сказал он. - Опасности для населения нет. Разведка работает".
"Вам будут задавать провокационные вопросы. Что вы ответите какому-нибудь коллеге или иностранному журналисту на вопрос о вашем вероисповедании?"
Господин Президент мысленно вздохнул.
"Я подготовлюсь".
Эти слова подействовали. Он прав: беспокоится тот, кто не контролирует ситуацию, кто ничего не может сделать. Я не могу. Зато Господин Президент может. Он мудр и силен... Приятно засыпать с такими мыслями.
Следующий день был родительским, и родители с полудня начали приезжать и разбирать моих одноклассников. Я никого не ждала, потому что Микаэль еще утром сообщил, что приедет ближе к ночи, расположилась за кухонным столом и спокойно просматривала проекты на портале Строительной корпорации. Пока не осознала, что в модуле, кроме меня, остался только Игорь...
Он сидел в углу дивана и делал вид, что читает книгу. Мне, еще слишком хорошо помнившей особенные колебания "тишины" от прикосновения его мыслей, было ясно, что букв на страницах он просто не видит. И уже несколько минут ни о чем не думает. Он наслаждается ощущением моего присутствия. Да, он отгородился ледяной стеной и даже выставил шипы, чтобы я не вздумала к нему приблизиться, но при этом он сидел и боялся, что наше единение нарушится. Замерев над монитором, я жадно хватала каждый флюид запретного своего счастья...
Распахнулась дверь. В модуль вошел отец Игоря. Он сразу увидел меня, потом отыскал взглядом замеревшего на диване сына. И все понял. Волна скрытого внешне недовольства прокатилась от него к нам обоим.
- Игорь, проверь телефон, - красивым своим голосом негромко произнес он. - И выходи, мама ждет в машине.
- Здравствуй, - со смесью покорности и раздражения сказал Игорь и встал.
Вадим Аркадьевич вдруг прошел через весь модуль ко мне и протянул небольшую холщовую сумку:
- Лора, папа передал тебе это.
Красивый голос идеально до режущей остроты смодулировал сожаление. Горло сжала обида, и мне не сразу удалось вспомнить, что наши с Игорем отцы работают в близких друг другу подразделениях Главного Энергогенератора и иногда пересекаются на работе. Прежде чем взять сумку, я спросила:
- А папа знает, что вы обо мне думаете?
Игорь, входивший в свой блок, на секунду удивленно замер, а Вадим Аркадьевич вздрогнул с протянутой рукой. Что ответить, он так и не нашел. Я выдавила из себя снисходительную улыбку, взяла сумку, и, не глядя, опустила ее на пол. Затем снова уставилась в монитор. Очень невежливо. В прежние времена я такого себе, конечно, не позволяла, но тогда я была хорошей девочкой, а теперь стала плохой.
Когда папаша с сыночком покинули модуль, я долго смотрела на холщовую сумку. Нужно ли мне знать, что там? Ведь я уже привыкла думать, что отца у меня больше нет и запретила себе надеяться на то, что он когда-нибудь захочет встретиться.
Папа мне что-то передал. Почему? Он знает о том, что со мной приключилось? Знает. Ему рассказал Вадим Аркадьевич, узнавший об этом от Игоря. Почему он не приехал сам? Я хочу на пять минут стать слабой и пореветь ему в плечо! Он мне нужен!!!
Что в этой дурацкой сумке?! Мои старые вещи, мешающие в доме? Письмо с объяснениями?
- Что в сумке? - спросила Вероника, вернувшаяся со свидания с родителями.
Передо мной на стол она положила пакет с рогаликами, на котором почерком ее мамы было выведено "Для Лоры". Пакет я непроизвольно сжала обеими руками и хрипло ответила:
- Не знаю. Посмотри.
В следующий момент на столе оказался еще один пакет - с крошечными пирожками и наклейкой "Лоре" - от родителей Леся, и стеклянная банка с этикеткой "Таежный бальзам заживляющий" - от папы Джеппо.
У меня из глаз почему-то брызнули слезы, и я быстро закрыла их ладонью.
"Буду через полчаса, - телепатировал Кастор. - Прими анаболик".
- Хм, конфеты твои любимые, - заглянув в сумку, сообщила Вероника, - кофта из ангорской шерсти, широкая - такую тебе удобно будет самой надевать, и из такой же шерсти шапочка. Мило.
У меня не было ни кофты, ни шапки из ангорской шерсти. Папа купил их недавно, специально для меня.
Открыв глаза, я увидела, что внизу экрана требовательно мигает иконка почтовой программы, и автоматически ткнула в нее пальцем.
Письмо содержало всего несколько слов:
"ТЕБЕ БОЛЬНО, ДОЧКА?"
И было оно не от папы...