I

— …Ну, если будет трудно, бабушка обещала помочь, — неуверенно закончила мама.

Тетя Ирина ободряюще улыбнулась.

— Да что может произойти? Асюше почти двенадцать, а серьезная она на все восемнадцать. Ни о чем не беспокойся.

— Да как же? — хныкнула мама. — Со связью все так плохо. А если с мальчиками что-нибудь случится? Как не вовремя исполняются мечты…

Тетю Ирину и этот аргумент не смутил. Всем своим видом излучая уверенность в том, что жизнь легка и прекрасна, она заверила:

— О мальчиках мы тоже позаботимся. Они же не в палатках посреди тайги, а в клубном лагере, с целым штатом компетентных сотрудников.

— А если кто-то заболеет? — продолжала мама, чуть не плача.

Ничего нового. Уже неделю одно и то же. Она победила в каком-то конкурсе, получила работу на научно-исследовательском судне, и ей нужно отправляться в рейс на полгода. Она добилась цели, на которую положила очень много сил, но теперь боится. Она все равно поедет. И дело не в том, что она действительно мечтала об этой работе, что она интересная и неплохо оплачиваемая, а в том, что капитан судна — папа, а ей надоело с ним расставаться.

— Везде есть врачи! — радостно ответила тетя Ирина. — Настя, прекрати себя мучить. Твоим старшим детям уже скоро исполнится четырнадцать, это взрослые люди! Я по своему Денису сужу, он абсолютно самостоятельный мальчик. Все делает сам, и я ему давно уже ничего не напоминаю, советоваться со мной вообще считает ниже своего достоинства. Твои младшие всегда под присмотром.

Надо сказать, ее «скоро» накинуло моим старшим братикам, Алеше и Толе, больше чем полгода. Впрочем, «почти» в отношении моего возраста было таким же легкомысленным. Абсолютно самостоятельный мальчик Денис потупил глазки и, заметно приложив усилие, уткнулся в разложенные на журнальном столике листки — готовился пересдавать зачет по русскому языку, уже дважды заваленный.

— Ася, пока они не вернутся, может жить с нами! — продолжала тетя Ирина, уже срываясь на крик — так она подавляла мамины сомнения, при помощи звуковых колебаний высокой интенсивности.

Я непроизвольно вздрогнула. По какой-то непонятной причине, зарытой где-то в недрах то ли памяти, то ли воображения, тети Ирины я боялась. И даже называла по имени-отчеству, Ириной Вячеславовной. Она это чувствовала и словно понимала причину — она всегда обращалась со мной подчеркнуто, как-то напряженно ласково. Естественно, жить у нее я и дня не собиралась. Вот уж кто действительно абсолютно самостоятелен, то это я. Но не говорить же этого маме в день ее отъезда!..

— Хотя более разумной девочки я в жизни не видела! Единственное, что ей угрожает — это соскучиться без всех вас, но мы ей скучить не дадим. О! соберем кораблик, который мы ей подарили на день рожденья. Ты ведь его еще не собрала, Ася?

Ну и что на это ответить? Тот «кораблик» — деревянно-ниточно-ситцевую модель брига — я не собрала, но если по правде…

— Нет, — ответила за меня мама. — Долго рассматривала схемы, читала описания, но пока не собрала.

— Этим и займемся! — торжественно провозгласила тетя Ирина. — Что еще тебя беспокоит?

В этот момент из своей комнаты высунулась Лена. Во весь рот улыбнувшись моей маме, она громким шепотом спросила у меня:

— От Алеши ничего не слышно?

Я помотала головой, и мама вспомнила:

— Мальчики оставили дома свои телефоны. В прошлый раз они оказались бесполезными — связь дорогая, или еще какие-то проблемы… Дома полно электроники! А если узнают, что маленькая девочка живет одна, и залезут… грабители?!

— Мы живем в режимном поселке, — тетя Ирина, уже спокойно, отбила очередную тревогу. — Здесь о грабителях восемьдесят лет ничего не слышали, сказки это все, грабителей не бывает. Ты временным опекуном свою маму оформила? На всех пятерых? Вот и хорошо. Чистая формальность, конечно, но никто не сможет сказать, что ты не позаботилась о детях. Все складывается отлично. Ты обязана ехать и забыть о проблемах.

Мама перестала волноваться. Я это почувствовала. Тетя Ирина мастерски разложила все по полочкам: сыновья еще два месяца в лагере, потом приедут и пойдут в школу, пойдут-пойдут, повода для недоверия они никогда не давали, а переходного возраста, как грабителей, не бывает; дочка — умница, давно уже сама занимается всем домашним хозяйством, и даже готовит на всю ораву; деньги на прожитье в достаточном количестве оставлены на карточном счете, а за все, что прогнозируемо, заплачено на полгода вперед; в дом периодически будет наведываться бабушка с инспекторскими проверками. Все предусмотрено.

Но, кроме доводов разума, было еще что-то… Неразумное. Как будто сам покой, в смысле, ощущение безмятежности, пришло откуда-то, где водятся ощущения, и поселилось в маминой душе. Я это видела: теперь она не будет за нас волноваться. С этой минуты она всегда будет знать, что с нами все хорошо. Лишь скучать будет, иногда. Мы больше не будем одной семьей, и если нам доведется собраться всем вместе, то ненадолго.

Я вовсе не думала, что это нормально, хотя и молчала. Давно уже не думала — со дня первого возвращения братьев из их странного клубного лагеря, когда, только увидев их, поняла: все ложь. Целый штат компетентных сотрудников — ложь, дорогая связь — ложь, комфортабельные корпуса — ложь, соревнования — ложь, даже путевки с семидесятипроцентной оплатой за счет некой международной организации — ложь.

— Односложное слово с максимальным количеством букв, — подал голос Денис. — Больше, чем из пяти, не придумывается.

— Фальшь, — сказала я. От долгого молчания голос оказался хриплым. А может, не от молчания, а от того, что горло сжалось задушенным криком: «Мама уезжает! Прямо сейчас! Надолго!».

Мама и тетя Ирина разом вздрогнули, словно одновременно вспомнили о чем-то важном. Денис, записав слово в бланк ответов, поднял голову и задумчиво разглядывал их обеих. Лена вернулась в свою комнату.

Мамы выходили из оцепенения — парализовавшие их мысли ускользнули, не оставив следа в сознании. Моя мама почувствовала на себе взгляд Дениса и дежурно пошутила:

— За Денисом, наверное, девочки наперегонки бегают…

Тетя Ирина рассеянно отозвалась:

— У него есть Ася.

Это да. Как и всех разнополых детей близких подруг, нас «поженили» еще во младенчестве. Имеются даже трогательные фотографии на эту тему. Как ни странно, мы действительно дружили, насколько вообще могут дружить дети с двухлетней разницей в возрасте, но никакого придыхания в наших отношениях, конечно, не было. Он рассказывал мне о девчонках, которые ему нравились, или которые «за ним бегали», а я, равновесия ради, делала вид, что берегу в памяти образ мальчика, всего-то на час задержавшегося в моей жизни год назад. Это так романтично: помнить долгий пристальный взгляд темно-карих глаз мальчика с редким именем Герман… У Пушкина что-то есть на эту тему, только там у обладателя темных глаз была такая фамилия, а не имя. В общем, наши отношения можно было бы назвать братско-сестринскими, если бы я не знала, каковы в действительности братско-сестринские отношения. Они хуже. Со своими братьями-близнецами Димой и Тимой я могла за целый день в школе даже словом не перекинуться, с Денисом же, случайно встретившись в коридоре, — проболтать целую перемену. И гуляла я не с братьями, а с компанией Дениса.

— Всё, — сказал он, собирая листки и вставая с кресла. — Пошел сдаваться. Тетя Настя, пожелайте мне удачи, а вам — семь футов под килем!

Мама вяло поблагодарила. Проходя мимо меня, Денис шепнул:

— Я все помню. Сегодня вечером на пляже.

Я непроизвольно скривилась. Вчера меня черт дернул за язык брякнуть, что я могу показать чудо. Ну, распирало! Желающих поймать меня на слове, а может, нуждающихся в чуде, оказалось много — все присутствовавшие при этом парни, и единственное, что я смогла сделать, это отстоять отсрочку на день. Я очень надеялась, что через сутки мое заявление забудется, как пустой треп. Не забылось.

Тетя Ирина посмотрела на часы.

— Хватит рассиживаться, на автобус опоздаешь. Идем за вещами.

Именно в этот момент, а не позже, когда мама, крепко меня обняв на прощание, скрылась в тесном автобусном салоне, у меня к переносице и глазам подступило что-то горячее. Секунд через пять оно схлынуло, а тетя Ирина, внимательно за мной наблюдавшая, тихо спросила:

— Неужели и сейчас не заплачешь?

— Она никогда не плачет, — с грустной улыбкой ответила мама.

 

II

Денис прекрасно понял, что я пообещала чудо опрометчиво и уже успела об этом пожалеть, поэтому, надежности ради, он вечером зашел ко мне домой. Слава богу, один. Его приход меня обрадовал: покой и одиночество, к которым я стремилась последние несколько лет, за полдня довели меня до состояния, близкого к истерике. Странно, многим нравится жить уединенно. Может, к этому надо просто привыкнуть?

В общем, я без лишних споров вышла с Денисом из дома и направилась в сторону западного пляжа, к прибрежным скалам.

— Сдал? — через пять минут пути догадалась спросить я.

— Конечно, — ответил он и вдруг признался: — Я бы давно уже сдал, просто мне нравилась русичка.

Я споткнулась.

— Ну вы даете, Денис Викторович!.. А теперь не нравится?

Он поскучнел.

— Теперь нет. Там, куда мы идем, тупик. Эти скалы врезаются далеко в море, я их очень хорошо знаю. Ты разглядела какое-то чудо на камнях?

— Там есть проход, — возразила я. — Туда ушли мои братья, когда уезжали в свой лагерь, вроде как их там ждал катер. Я на следующий день все внимательно осмотрела и его нашла.

— Внимательно осмотрела? — уточнил Денис. — Всматривалась, да?

Я поняла, что он имеет в виду — наш маленький секрет — и кивнула:

— Отфильтровывая лишнее. У тебя ведь тоже получается?

Он некоторое время молчал, но я чувствовала его острое желание о чем-то рассказать. Когда у меня лопнуло терпение, я категорично потребовала:

— Говори уже!

Еще через минуту он решился:

— У тебя такое бывает: ты всматриваешься в воздух вокруг человека, и видишь, как появляются всякие мелкие цветные тени, словно обрывки тумана?.. Когда человек радуется, тени светлые, такие желтые, бирюзовые, сиреневые, они от него разлетаются в разные стороны, кружат около него, прилипают к другим людям. Когда человек грустный, тени какие-то бурые, ржаво-коричневые… И тоже липнут к другим. Но не ко всем… Когда люди ругаются, они кидаются друг в друга этими клочками.

— Нет, — подумав, ответила я. — Такое мне не виделось. Хотя, я просто внимания не обращала. А что это может быть?

Денис на ходу пожал плечами и отозвался философски:

— Эмоции. Другого объяснения нет.

Так мы узнали, что человеческие эмоции похожи на клочки цветного тумана, имеют свойство возникать ниоткуда и клеиться к людям. Надо попробовать их разглядеть.

— И еще знаешь, что… — вдруг вспомнил Денис. — Когда таким «фильтрующим» зрением смотришь, зрачки очень сильно расширяются. Я сегодня смотрел на русичку, так она спросила, не наркоман ли я.

Это он очень кстати выяснил. Тренируя такое зрение, я рассматривала все подряд: картонные коробки, зашторенные окна, стены домов, заборы — могла и «засветиться» перед кем-нибудь. Теперь буду осторожнее. А у русички, видать, с эмоциями не все в порядке, раз Денис потерял к ней интерес, заставлявший его пол-июня таскаться в школу.

Мы дошли до конца пляжа. Несмотря на разгар сезона, туристов в нашем теплом крае очень мало — только гости режимного пансионата, пациенты режимного же санатория, а также родственники и знакомые местного населения, прошедшие жесточайшую проверку, так что пляж, давший название поселку Солнечный Берег, был, как обычно, просторным и почти пустым. Я остановилась в пяти метрах от первого большого камня, за которым начиналась скалистая гряда — только отсюда и видно замаскированный в неровных стенках коридор. Всмотрелась в серую стену, так, что очертания всего твердого перестали быть четкими, размазались в воздухе, проявляя более глубокий слой видимого мира.

— Есть, точно! — произнес у меня за спиной Денис. — Никогда в жизни не догадался бы сюда смотреть.

— Я тоже, если бы не братья. Идем, это еще не чудо.

Продолжая ненормально вглядываться в скалы, мы двинулись по узкому коридору. Он был не очень длинным, метров тридцать, и выводил в залитую солнцем маленькую бухту, с трех сторон стиснутую высокими отвесными скалами.

Мы вышли на единственный участок суши, который можно было назвать берегом, и остановились. Денис моргал, возвращая нормальное зрение, и осматривал скалы, а я ждала, когда он обратит внимание на воду. Мое творение было там. Оно покачивалось на волнах, указывая бушпритом в море, тыча мачтами в небо и подставляя солнцу округлые борта, удерживаемое посреди бухты двумя якорями.

— Господи, что это? — прошептал Денис.

— А ты как думаешь? — не в силах скрыть удовольствие, спросила я.

Денис в смятении посчитал мачты и реи.

— Бриг!

Он обалдело уставился на меня.

— Откуда здесь взялся бриг? Чей он? Ни названия, ни флага…

У меня был порыв соврать: «Не знаю», но что бы это дало? Денису — возможность не пытаться осознать фантастическую правду, однако я не настолько великодушна.

— Он мой. Я его построила. Прямо здесь. Название еще не придумала, флаг тоже.

Денис переводил взгляд с меня на бриг, с брига на скалы, со скал на вход в узкий коридор. Он понял, что я не вру, увидев мои эмоции, а это уже много.

— Как? — наконец спросил он.

— Руками! — ответила я. Судя по его лицу, мне не зря хотелось скрыть «чудо» ото всех. Судя по его лицу, одна девочка не может построить парусник. Но для меня такое отрицание уже не опасно — я построила! Не зная, что это невозможно. Значит, возможно и все остальное. В смысле, я ведь еще не закончила. Он лишь на воде держится, да есть к чему паруса крепить…

— Где ты взяла материалы? — после затянувшейся паузы произнес Денис. — Как ты строила корпус? Ну, киль, шпангоуты, форштевень, что там еще… Как делала и укрепляла мачты? Смолила корпус? Это в принципе одному человеку не под силу!

— Не знаю, — честно призналась я. — Мне очень сильно захотелось его построить. Настоящий, способный уплыть до самого океана, до какого-нибудь волшебного острова, где можно жить по своим собственным правилам. Захотелось так, что просто распирало, и я поняла: если не начну хоть что-то делать, то меня порвет от избытка энергии. И я начала. Напилила деревьев на бабушкином участке, притащила их сюда, обработала… Все нужное легко находилось, даже якоря и цепи, даже инструменты.

— Ничего себе творческий порыв, — пробормотал Денис. Он опустился на гальку и сидел, скрестив ноги и подпирая обеими руками голову. Он верил, я видела. Он просто был поражен. — А как ты его на воду спускала?

Я села рядом.

— Построила специальное приспособление. Когда спустила, разобрала, сделала из него перегородки, часть настила палубы и плот.

Только сейчас Денис увидел плот, лежавший на берегу совсем близко.

— Я в этом не разбираюсь, но тут еще много работы, — окрепшим голосом сообщил он. — Нет надстроек, бегучего такелажа, парусов…

— Да, — согласилась я. — Парусина у меня дома, сегодня полдня во дворе кроила, ночью сошью. При маме, сам понимаешь, не могла на машинке строчить в таких масштабах.

В его глазах опять мелькнуло удивление, граничащее с недоверием.

— Я помогу тебе крепить? — попросил он.

Что это — неужели все-таки недоверие? Нет, кажется, он только хочет почувствовать, каково это, когда получается невозможное. Я кивнула:

— Конечно. Завтра займемся. Идем по домам, мне еще шить и шить…

Денис посмотрел на небо.

— Ася, а почему здесь так солнечно? Ведь уже вечер. Скалы должны давать тень большую часть дня.

— Не знаю, — беззаботно ответила я. — Всегда так. Весь день светло, всю ночь темно.

Он задумчиво кивнул.

— Следующий вопрос: ты действительно собираешься выходить на нем в море? Одна?

— Об этом я еще не думала, — честно сказала я. — Когда закончу строить, наверное, захочу выйти в море. А команды у меня нет. Тебя возьму, если хочешь.

— Я хочу! — поспешно ответил он, словно других вариантов и быть не могло. — Но и вдвоем очень сложно поднимать паруса и поворачивать реи. Даже на бриге.

Хорошо, что его не было со мной рядом в начале затеи. Это «очень сложно» мгновенно ограничило мой горизонт до размеров выхода из бухты. Если бы я не задумалась о необходимости команды, вполне справилась бы сама.

— Я выясню осторожно у парней, готовы ли они. Хорошо?

Мне нравились друзья Дениса. Он, с раннего детства обладавший всеми чертами лидера и притягивавший к себе людей, никогда не общался с кем попало. В его компании, с которой и я иногда проводила время, оказались парни и его, и моего возраста — те, кто ходил в те же секции, что и он. Они своими увлечениями, ритмом жизни и характером либо были похожи на него, либо быстро становились похожи. Среди них набралось бы человек пять-шесть, которых я взяла бы в свою команду с легким сердцем.

— Хорошо. Но…

— Не волнуйся. Это твой бриг и твоя мечта. Никто тебе ни слова поперек не скажет.

 

III

Действительно, никто не пытался руководить работой, кроме меня. Никто со мной не спорил, не размышлял, как сделать было бы лучше. Обалдевшие парни в точности выполняли мои указания, превратившись в молчаливый многофункциональный инструмент, если только существует инструмент, абсолютно довольный тем, что ему приходится делать. Денис отобрал в команду девятерых: Володьку, Даньку, Жорку и Семена из клуба спортивного ориентирования, Руслана, Рустама, Ярика, Веньку и Олега из своей секции то ли дзюдо, то ли карате. Все чуть младше его. Денису они подчинялись беспрекословно, мне, на удивление — тоже. Таким образом у моего брига оказалось два капитана, причем мой приоритет не оспаривался, что было, надо признаться, очень непривычно. Хорошее было время.

Мы работали с самого утра и наверное, до вечера — в бухте это было непонятно. Во всяком случае, Лена успевала дважды приносить нам бутерброды либо пирожки и морс из варенья. На второй или третий день она сказала, восхищенно разглядывая бриг, и, видимо, желая сделать мне приятное:

— Кто бы мог подумать! Тихая мечтательница, вся в сказках и приключенческих романах, домоседка и мамина дочка!

Лена никогда не была моей подругой. В детстве, было дело, играли вместе, когда наши мамы приходили в гости друг к другу, но ее игры очень скоро перестали меня интересовать, а ей перестало быть интересно со мной. У нее и ее подруг я заработала репутацию «странной», что было обидно. На мой взгляд, я проводила время с гораздо большей пользой, чем они, читая «сказки» и помогая маме в ее питомнике. Еще обиднее было то, что мнение Лены, очевидно, разделял и Алешка, которому когда-то я очень доверяла. В тот раз она по моему молчанию поняла, что брякнула не то, и окончательно испортила дело, попытавшись перевести разговор на другую тему:

— Все еще не хочешь обрезать волосы?

Далась ей моя коса! Мама тихонько говорила, что моим волосам просто завидуют — они густые, волнистые и красиво отливают перламутром (это единственное мое красивое). Впрочем, я никогда не носила их распущенными, а стричь отказывалась просто потому, что, заплетенные в косу, они не требовали много внимания. Когда коса становилась слишком длинной, я укорачивала ее до пояса, вот и все.

— Нет, — коротко ответила я.

Первые дни парни сильно уставали. Я отправляла их домой, всех, а сама с упоением забивала гвозди и вязала узлы, строгала, пилила и красила. Я не стремилась увидеть свое суденышко готовым к кругосветке, мне нравилось его делать…

По вечерам я навещала бабушку — Мамину Маму, демонстрируя хорошее здоровье и приличный внешний вид, немного помогала ей по хозяйству и уходила домой спать. Очень скоро она убедилась, что со мной просто не может случиться ничего, из ряда вон выходящего, и задавала все меньше вопросов. С бабушкой — Папиной Мамой я лишь вежливо здоровалась, встречаясь на улице. Она меня недолюбливала, хотя, при знакомых, радостно отвечала на мое «здравствуйте», интересовалась делами и даже осторожно обнимала. Каким-то образом и мы с Димкой и Тимкой, и наша мама были для нее лишними.

Парни, как оказалось, парусно-морской темой озадачились всерьез. Дома они по книгам или копаясь в Сети изучали строение парусников, морские уставы и навигацию. Они уже не называли части рангоута «палками» и «деревяшками», а такелаж «веревками», и их речь наполнилась морским жаргоном. На пятый день они все уже прекрасно понимали друг друга, общаясь только на сленге. Они даже распределили роли между собой, и однажды оказалось, что у моего судна не аморфная, а вполне стройная команда со штурманом, боцманом и знающими свои обязанности матросами. Денис в них не ошибся, во всяком случае, на тот момент.

Когда были готовы каюты, я впервые заночевала на бриге. Кто-то из парней притащил старый родительский диван, замененный дома на новый, и я обустроила себе жилье. Я заснула, качаясь на волнах, и думала, что невозможно быть счастливее. Как же тебя назвать, колыбелька? Флаг я придумала легко. Мою мечту должно венчать нечто самое красивое, а я всегда считала, что нет ничего прекраснее моря, гор и звездного неба. Море на флаге выглядело бы лишним, горы — невнятными, поэтому стеньгу фок-мачты украсило фиолетовое полотнище со стилизованным изображением двух звезд и маленьких планеток рядом. Название я нарисовала сама, короткое и звучное, как положено, латинскими буквами: «Mont Rosa». И абсолютно бессмысленное. Так назывался некий отель в Испании, с которым у мамы было связано что-то очень приятное когда-то очень давно.

Команда молча одобрила и флаг, и название, как и все прочее, что происходило с бригом.

Настало время выходить в море.

— Если нас увидят с берега, что будет? — спросил Володька.

— Ничего, — ответил Денис. — Все поудивляются и решат, что кому надо, в курсе. То есть, у нас, в Солнечном Берегу, так бы и произошло.

Последнюю фразу он произнес мрачновато. Я поняла, в чем дело: он не был уверен, что мы находимся в нашем поселке. Ему не давал покоя солнечный свет в бухте. Всех остальных этот феномен не мучил.

Мы подняли якоря, поймали выходящее из бухты течение и вышли в море. В тот первый раз командовала я. Я нутром чувствовала, что нужно делать, и это было как знакомство: с морем — бесконечной мистической дорогой, по которой можно добраться куда угодно, с парусами — ловушкой для ветра, позволяющей укрощать его и подчинять своей воле, с собственной душой, распахнувшейся навстречу огромному миру. В тот первый раз все мы изменились навсегда. Нам больше не было места дома.

Вернувшись в бухту и бросив якоря, мы долго не могли разойтись. Мы хотели остаться на бриге. Мы слонялись по нему до ночи, а когда стемнело, выбрались на берег и развели костер. Денис играл на своей гитаре мелодию, которую я прежде не слышала, а парни, усталые, повзрослевшие, мечтательно рассматривали звезды. Сверкающая дорожка бежала от костра через выход из бухты к горизонту, и привлекательнее картины я раньше не видела. Если бы мне потом хотелось вспоминать свой бриг и свою команду, я, наверное, часто воскрешала бы в душе то первое, пронзительное и мощное ощущение единства людей, связанных общей любовью. Оно дорогого стоит.

— Уже поздно, — сказал Данька, не двигаясь с места, просто констатируя факт. — Дома кому-нибудь попадет.

— Ничего, — ответил Рустам. — Отовремся, как всегда.

Оказалось, что никто из мальчишек не посвятил в наши дела ни родителей, ни знакомых. Все решили, что им просто не поверят. Даже Лена, от которой Денис не посчитал нужным скрываться, никому ничего не сказала. Наверное, они были правы. Нам было достаточно друг друга.

 

IV

Еще трижды «Монт Роза» выходила в тренировочные рейсы, теперь уже под командованием Дениса. Море, ветер и паруса становились нам все более привычными. Плавание у близкого, хотя и, пора признаться, незнакомого, берега больше не вызывало острого восторга. А что касается меня…

Исполнение мечты принесло мне лишь краткосрочное чувство покоя. Уже следующим утром некая пружина внутри вновь туго закрутилась, и с этим не было смысла бороться. Меня непреодолимо тянуло туда, куда убегала сверкающая под звездным небом дорожка от костра. Я начала собираться, незаметно для самой себя. Так, я вдруг сказала бабушке — Маминой Маме, что Алешка по электронке прислал письмо из своего лагеря, в котором рассказал, что у них из отряда какую-то девочку родители забрали домой, и меня могут пригласить вместо нее. Прозвучало это правдоподобно, и бабушке новость понравилась. Я «перед отъездом» сделала дома генеральную уборку, спрятав на длительное хранение продукты и закрыв мебель от пыли, и серьезно обдумывала, что мне может понадобиться в пути, хотя на самом деле ничего брать из дома не хотелось. За уборкой меня застал Денис.

— Можно с тобой? — спросил он.

Я замерла и только в этот момент осознала, что собираюсь надолго уезжать. Уплывать. Уходить, ведь в море ходят…

И вспомнила, что «даже вдвоем очень сложно поднимать паруса и поворачивать реи».

— Конечно. Что ты скажешь родителям?

Он пожал плечами.

— Что-нибудь придумаю. Лене — правду. Парней берем всех?

На сей раз я пожала плечами. Нужна ли мне команда? Но парни — хорошие, им так нравится мой бриг, что жалко оставлять их за бортом.

— Предложи всем…

Следующим утром на берегу бухты собрались все. Для родителей, очевидно, был имитирован очередной поход клуба спортивного ориентирования, который тех ничуть не удивил: на мальчишках были туго уложенные рюкзаки. Семен, принявший на себя обязанности боцмана, и, по совместительству, кока, загодя распределил, кому и какие продукты, сковородки и кастрюли нужно было взять, и к часу отплытия выяснилось, что практически все мелочи учтены. Даже старая газовая плитка и баллоны с газом обосновались на камбузе, будто всегда там были.

До вечера мы проверяли снасти и устраивались: кому-то потребовался чайник, кто-то вспомнил, что в плавании жизненно необходимы спасательные круги…

Вечером «Монт Роза» вышла в море. Я подозревала, что Денис не зря дотянул до вечера. Штурману Володьке нужны были звезды. Я не считала необходимым вообще определять наше местоположение и маршрут, и в этом, конечно, сказалась моя на тот момент совершенно детская безбашенность: куда возвращаться-то я не подумала! Или интуитивно чувствовала, что возвращаться не придется. Вообще, как я поняла уже много позже, всем, что тогда со мной происходило, руководила именно интуиция, и не только моя.

Володька со своими картами расположился на юте. Его наблюдения сильно затянулись.

— Не вяжется? — с нескрываемым ехидством поинтересовался Денис.

— Угу, — буркнул в ответ Володька. — Звезды точно не наши.

— А чьи? — с плохо сдерживаемым восторгом спросил Ярик.

Володька долго сопел перед тем, как ответить.

— Другого полушария, — наконец ответил он задушенным голосом.

Денис понял его правильно и уточнил:

— Южного?

Он не удивлялся, и это ободрило штурмана.

— Ну, вроде как экватора. Мы в Индийском океане.

Денис круто повернулся ко мне.

— Просто махни рукой, куда плыть.

Я посмотрела на небо. Затем на бушприт «Монт Розы». «Монт Роза» шла неправильно. Правильно было бы градусов пятнадцать левее.

— Шесть ярких звезд в форме летящей птицы видишь?

Володька, а вместе с ним и остальные, вглядывался в небо в направлении моей руки. Потом он уверенно кивнул.

— Вижу. Это звезды двух разных созвездий, но пусть будет Летящая Птица.

— Держать курс на центр Птицы! — скомандовала я.

Денис встал у штурвала.

 

V

Пять ночей подряд Летящая Птица вставала перед «Монт Розой». Володька и вызвавшийся ему помогать Ярик пошаманили какими-то инструментами, и днем ориентир не терялся.

Интересно, а что бы я делала без команды? Просто плыла, наверное. Ловила бы ветер парусами и даже не загадывала бы, куда плыть. Ни за кого бы не отвечала, и никому не была бы обязана, никем бы не командовала. Узнала бы, что такое настоящее, бескрайнее одиночество, и насколько огромен для человека океан. Итог все равно был предрешен.

Один раз мы попали в легкий шторм, на удивление никого не напугавший. Во время шторма командовал Денис, а я с матросами работала на реях. Не могу судить, насколько правильным было то, что мы делали, но факт налицо — «Монт Роза» вышла из шторма без единого повреждения, никто не выпал за борт и не сломал ногу. Вообще ничего не потерялось и не сломалось. Зато потом, когда мы сушили одежду и поняли, что просолились насквозь и безнадежно, поскольку запасы пресной воды на судне на стирку и мытье рассчитаны не были, вновь и очень остро ощутили некую роднящую всех силу.

Один раз мы попали в штиль, и в день вынужденного безделья развлекали друг друга пересказами когда-то прочитанных книг или просмотренных фильмов. При этом парни признали, что нисколько не скучают по своим компьютерам и телевизорам. У меня в мозгу держалась осторожная мысль о том, что, когда запасы еды и воды иссякнут наполовину, надо будет поворачиваться к Летящей Птице кормой, но до этого было еще дня три-четыре, и я позволяла себе ни о чем не беспокоиться.

Между тем, наше уединение оказалось нарушенным. В небе над нами появился вертолет… Рассмотрев его из-под ладони, Денис назвал модель и сделал вывод:

— Наверняка ведь запросы направляет… А у нас никакого оборудования нет. И слава богу, так наше молчание хотя бы оправдано.

— Надеюсь, мы ни на чью территорию не вторглись, — высказался Рустам.

— Океан, вроде, не поделен, — вспомнил уроки географии Венька.

— Ни у кого нет резона к нам цепляться, — категорично заявил Жорка. — Полетает и отвалит.

Вертолет, действительно, отвалил — ну, не болтаться же ему было вечно. Но на следующий день, едва «Монт Роза» разогналась, выбравшись из полосы штиля, из-за горизонта появился новый. Другой. Данька определил модель, и молчание Дениса подтвердило его правоту. Я моментально забыла оба названия — они мне не давали никакой информации, а поселившееся в груди чувство тревоги от них не исчезло и не убавилось. Кого-то нескромного заинтересовал мой флаг. Нас, вероятнее всего, уже рассмотрели во всех деталях. Если поняли, что мы дети без единого взрослого, добра не жди. Надо было придумать оружие…

На третий день от первого вертолета горизонт перед нами разрешился небольшой эскадрой. На самом деле небольшой, авианосцев, если я хорошо их себе представляю, в ней не было. Но и парусников тоже. Восемь-девять не особо устрашающего вида корабликов шли контркурсом, и, если мы не оказались по незнанию на самом оживленном перекрестке Индийского океана, то сомнений в своем намерении с нами познакомиться они не оставляли.

— Что будем врать? — спросил Володька.

— Разворачиваемся? — перебил его Ярик.

— Разворачиваемся, — ответила я.

Денис глубоко вдохнул.

— Ох, и маневр! — на выдохе пообещал он.

Команда заработала брасами, а вахтенный Олег навалился на штурвал. Данька поспешил ему на помощь. Я перебежала на кормовой мостик. Как же отчаянно я не хотела ни с кем объясняться! У меня в голове выло, беснуясь в невидимых парусах, злое и яростное: «НЕ ХОЧУ!», и мне казалось, что не столько ветер, сколько сила моего нежелания толкает «Монт Розу» прочь от незваных попутчиков.

Тем не менее они были быстрее, и становилось яснее ясного, что нас догонят.

Да не может такого быть! Я совершила перестановку в допустимых возможностях, как можно ярче представляя себе, что мы уходим, отрываемся от преследования. Это же просто консервные банки, напичканные электроникой! Электроника должна давать сбои! А ну, стоять! С этой мыслью я впилась глазами в загонщиков.

Что-то случилось. Тот, что шел в центре, вдруг начал разворачиваться, накреняясь на правый бок. Ближайший сосед шарахнулся от него в сторону, и ряд смялся. Однако левый фланг продолжал быстро двигаться, и уже достаточно четко можно было различить, что кто-то на обрубке мачты энергично размахивает флажками. У меня за спиной Жорка шептал, пытаясь прочитать сообщение.

— Командуют остановиться, — перевел он. — Обещают обеспечить безопасность.

Денис рассмеялся. Совершенно искренне. Впоследствии меня не раз еще будет поражать его манера в бою смеяться натуральным счастливым смехом, тогда же я почти не обратила на него внимания.

— По тормозам?! — фыркнул Венька.

— Пусть попробуют поймать! — прошептала я.

Они пробовали. Все это было достаточно хреново.

И тут произошло то, чего никто не ожидал.

 

VI

Справа по борту, словно ниоткуда, возникла двухмачтовая шхуна. Флаг, развевающийся на ветру, был непонятных бело-желто-синего цветов, а название было написано так пронзительно четко, что даже с довольно значительного расстояния мы легко его прочитали: «Mystificator». Она словно летела над волнами, и на ней было оружие… Поравнявшись с нами, шхуна дала залп. Снаряд, начертив в воздухе выразительную дугу, плюхнулся в воду метрах в пяти от правого борта «Монт Розы». Этого на шхуне, очевидно, посчитали достаточным для обращения нашего внимания, и на марсовой площадке грот-мачты замелькали флажки.

— По буквам, по-русски! — пораженно сообщил Жорка.

— «Следуйте за нами», — прочитал Руслан.

Я всматривалась в шхуну. Работавшая на ней команда показалась мне очень похожей на нас. Она совершенно точно состояла из наших ровесников. Только человек на носовом мостике из-за высокого роста выглядел старше.

— Из двух зол меньшее? — спросил Денис, увидевший то же самое.

С этим трудно было не согласиться. Я кивнула.

— Хоть какой-то шанс. Сдаваться они пока не требуют. Там посмотрим, может, удастся ускользнуть.

«Мистификатор», обогнав нас, сбавил скорость. «Монт Роза» нацелилась в его кильватер. Железная эскадра продолжала преследовать нас, не подавая больше никаких сигналов. По всей видимости, появление шхуны озадачило ее не меньше.

Парни выбивались из сил, повторяя маневры «Мистификатора», который возвращался к той точке, из которой появился на сцене. Денис сменил Олега у штурвала, а я взялась за брасы, заставив себя не думать о том, что моего веса для такой работы явно недостаточно, что я никогда не любила силовые упражнения и не собиралась участвовать в гонках на парусниках. В один момент я все ж таки успела заметить, что шедшая перед нами шхуна растаяла в воздухе…

Я буквально зубами подавила готовую вырваться команду «По тормозам!», и уже через десять секунд «Монт Розу» обволок густой клубящийся туман. От неожиданности все мы закашлялись, но в следующее мгновение туман исчез так же необъяснимо, как появился. Преследователи исчезли тоже. «Мистификатор» вновь бежал по волнам перед нами. Теперь, когда он не заслонял обзор, было видно, куда он так прытко направляется — милях в трех впереди удобно расположился в океане немаленький остров. Судя по наличию внушительных размеров каменного форта с развевающимся над башней бело-желто-синим флагом, очень даже обитаемый.

Что-то не уверена, что мне туда надо. Зачем нас туда ведут? Мой бриг что — собачка на поводке, чтобы покорно топать за тем, кто решил покомандовать?!

— Бейдевинд! — заорала я. — Лечь в дрейф!

Денис быстро сориентировался и отдал нужные команды.

«Монт Роза» уже не приближалась к острову. У нас появилось время обдумать положение, в котором мы оказались. Мы собрались на палубе.

— Опять сменили водоем, — заметил Денис. Таким остроумным он становился, когда был исключительно собран и серьезен.

— Почему ты так решил? — спросила я.

— По цвету воды, — просто объяснил он. — И, к тому же, до того, как мы вошли в туман, никакого острова до горизонта не было.

— Мы в тумане проскочили значительное расстояние? — догадался Семен. — Что-то вроде субпространства?

— Сжатого пространства, — поправил Ярик.

Семен насупил брови и, ничего не говоря, отправился на камбуз, правильно рассудив, что путешествие еще не закончилось, и всем необходимо пополнить запасы энергии. В нынешнем состоянии мы и для дрейфа-то паруса могли менять, сцепив зубы. С собой он позвал Жорку и Олега. У меня при мысли о ненавистном в нормальное время сладком чае и бутербродах застонал желудок. Как бы ни развивалось дальше это приключение, нам необходима передышка.

— А эскадра не появляется, — констатировал Рустам.

— Так или иначе, этот «Мистификатор» нам помог, — с благодарностью в голосе высказался Олег.

— Свое название он оправдал, — вставил Венька.

Обсуждаемое судно тем временем тоже больше не спешило. Оно находилось аккурат между нами и островом, и я не могла определить, насколько близко к острову оно подошло. Чувство, что за нами пристально наблюдают, сверлило мне виски.

— Если они утратили к нам интерес, что будем делать? — по-деловому осведомился Володька.

— Дождемся ночи и определимся с местоположением, — ответила я.

Денис посмотрел на солнце.

— Мы снова в нашем полушарии, — торопливо сообщил Володька.

— От этого значительно легче, — ядовито заметила я. Если бы мы не устали так зверски, я уже отдавала бы команду драть отсюда во весь опор. — Как только отдохнем, помчимся с любым ветром на всех парусах.

Семен уже тащил чайники, Жорка следом за ним — кружки, а Олег — корзину с бутербродами. Мы уселись прямо на палубе и начали есть.

— А чего от них убегать? — с набитым ртом принялся рассуждать Ярик. — Может, они ничего плохого нам не сделают.

— Ты можешь без риска это выяснить? — насмешливо спросил Денис. — Ты забыл, что они в нас стреляли?

— Так ведь не попали же! И сделали всего один залп!

— В мои планы не входили такие контакты! — отрезала я.

— А вертолеты и противолодочные катера в твои планы входили? — спокойно спросил Семен.

— Тоже не входили, — в тон ему ответила я. Что дальше?

Дальше жевали молча. И мне не нравилось это молчание.

«Мистификатор» начал разворачиваться.

— Готовы? — спросила я.

— Нет, — прожевав, отозвался Семен. — Ася, это бесполезно. Мы будем тупо играть в догонялки, а ведь бежать-то нам некуда.

Вот так.

— Это бунт, — тихо произнес Денис.

— Это голос разума, — возразил Володька.

— Катитесь куда хотите, — мне вдруг стало легче. — Но судно я никому не отдам.

Денис поднялся и встал у меня за спиной. Повисло молчание.

— С ним две подводные лодки! — крикнул с рея Руслан.

— Ты все еще не считаешь возможным сдаться? — спросил Семен.

— Нет, — ответила я.

— Значит, если они предложат нам подойти и высадиться на острове… — вопросительно начал Данька.

— Я откажусь.

— Денис?

— Я не предатель. И я не хочу сдаваться.

Семен немного подумал, глядя на остров.

— Мы тоже не предатели. Связывать вас и захватывать «Монт Розу» никто из нас, я думаю, не собирается.

По лицам парней я видела, что этого делать точно никто не будет. Уже лучше.

— Но если они захватят бриг, мы не будем им мешать.

— Это не предательство, да? — с издевкой спросил Денис. — Брысь собирать манатки.

Он сзади потянул меня за руку. Я, признаюсь, с опаской повернулась к своей бывшей команде спиной и пошла с ним на бак.

— Прости, — сказал он, когда мы оказались вдвоем.

— За что? — я испугалась, что и он собирается меня предать.

— За то, что навязал тебе этих уродов. Без них было бы гораздо лучше.

— Чего уж там, — криво улыбнулась я. Улыбаться не хотелось. — Спасибо, что ты со мной. Если бы и ты… я бы просто бросилась в море.

— Я не предатель, — повторил он. — И я не могу сдаваться.

На парней мы больше не смотрели. К нам приближался «Мистификатор», действительно, в сопровождении двух островков непогрузившихся подлодок. Подлодки, очевидно, выполняли представительские функции — просто демонстрировали силу, поскольку замедлили ход раньше шхуны, и на их мостики поднялись экипажи. Рассмотрев их, я получила новый деморализующий удар и инстинктивно схватила Дениса за руку.

На меня пристально, не отрываясь, как год назад, смотрели темно-карие глаза Германа…

— Там Герман! — выдохнула я.

Денис помолчал, наверное, рассматривая перспективу «фильтрующим» зрением.

— Что-то я не чувствую, чтобы ты стремилась к нему на крыльях любви, — наконец произнес он. Действительно, «всматривался».

— Да с какой стати?! Я выдумала, что влюбилась в него, чтобы ты не считал, будто я за тобой бегаю!

Только перед неминуемой дракой с в двадцать раз превосходящим противником можно было в этом признаться… Денис отдал должное идиотизму ситуации и великодушно хмыкнул.

Герман наконец перевел взгляд с меня на вторую подводную лодку. Проследив за ним, я увидела на ее мостике Юру. До меня начало доходить.

 

VII

Год назад мы всей семьей, и даже с самым старшим братом Ванькой, который уже заканчивал свое училище, поехали в другой город, крупный порт, где у папы были какие-то дела, а у мамы — родственники. Папина работа оставляла очень мало возможностей для семейных мероприятий, и мама предложила тогда отправиться всем вместе. Одним из номеров культурной программы, составленной маминой двоюродной сестрой, значился поход в парк аттракционов, что и было успешно реализовано. Так вот на какое-то время я осталась в углу парка одна: братья были на аттракционах, а мне захотелось почитать выигранный Толей в тире журнал. Я уселась на бортике большого фонтана и стала просматривать комиксы. Недалеко от меня, оживленно что-то обсуждая, устроились два мальчика, на первый взгляд очень похожие. «Надо же, еще близнецы!» — рещила я и ненадолго задумалась. Отношение к этому явлению у меня несколько сложнее, чем у людей, редко видящих близнецов — я с рождения общаюсь с двумя парами, и бывает, что мне, как и другим окружающим, несколько раз в день приходится решать задачку, кто передо мной: Толя или Алеша, Дима или Тима. Я краем глаза разглядывала парней, с облегчением обнаружив в них несколько отличий. Впрочем, рассмотреть их достаточно хорошо я не могла, потому что один из них, черноволосый, сидел ко мне спиной. Между тем, до меня долетали некоторые фразы из их разговора, подтверждавшие, что они близнецы:

— Математичка уехала в отпуск. Сдашь за меня? Там другая будет, не та, которой ты сдавал.

— Конечно. С тебя история. Историчка не помнит, кто из нас кто.

«Двоечники,» — презрительно подумала я. Июль на дворе, а они все еще долги сдают. Но дальше стало понятно, что совсем даже не двоечники. Они сдавали зачеты экстерном, за все следующее полугодие вперед. Хорошо устроились! Потом мелькали непонятные фразы «Королева заморочила», «Тим собирает у Даниила Егоровича», «Все равно для гарнизона не хватает… еще бы человек пять». Я решила, что они обсуждают какую-нибудь компьютерную игрушку и, перестав обращать на них внимание, погрузилась в свои комиксы.

— О! Пьяный боцман! — вдруг радостно заорал кто-то у меня над ухом.

— Что?! — я с возмущением подняла голову, и увидела перед собой того из парней, который сидел ко мне лицом. Он сразу покраснел и стал оправдываться:

— Это я не тебе. Я тебя спутал с одной знакомой девчонкой, она зарубается по пиратской теме до крейзиков…

Какое хамство — так называть девочку! Другой парень встал с бортика и повернулся ко мне, дав возможность сравнить себя с братом, чем я и занялась вместо того, чтобы с оскорбленным видом вновь уткнуться в комиксы. Они были очень похожи, но у этого оказались редкие темно-карие глаза, которые он на мне и оставил, а не синие, как у брата, и волосы у него несколько темнее. Были и еще кое-какие мелкие отличия в чертах лиц и фигурах, но тогда я рассмотреть их не успела.

Мимо меня в фонтан прилетел большой детский мячик, и сразу после этого раздался отчаянный рев. Вопил двухлетний малыш, показывая ручкой на фонтан, а сопровождавшая его женщина растерянно хлопала ресницами. Я решила, что нет причин обламывать ребенка, а ловля мячика — вообще отличный повод в такую жару остудить ноги в фонтане. Я сбросила босоножки и залезла в воду.

Выкинув мяч, я пожалела о своем альтруистическом порыве: водичка оказалась грязнее некуда. Ну, ладно, в парке еще найдется, где сполоснуть ноги. Не успела я так подумать, уже стоя по колени в воде у бортика, как в фонтан упал еще один мячик, а тоненький детский голосок радостно захихикал. Детки нашли себе развлечение. Ну нет, аниматором я не работаю! Увидев, что я не собираюсь потакать всем детским капризам, бабушка мальчика сделала умоляющее лицо, а парень, назвавший меня Пьяным Боцманом, снял кроссовки и забрался в фонтан. Поскольку я, проникшись бабушкиным горем, уже направилась к мячу, он поторопился мне наперерез, поскользнулся на дне и с размаху упал в воду. Прямо мне под ноги. Удержаться на дне, покрытом толстым слоем слизи, никакой возможности не было, и я с головой ушла в почти что болотную жижу.

Подняться мне удалось с трудом. Большего омерзения мне никогда в жизни не приходилось испытывать! Поняв, что теперь вся покрыта желто-зеленой тиной, я чуть не взвыла.

Мы с парнем встали на ноги одновременно. Я хотела его утопить, но, посмотрев друг на друга, мы согнулись пополам от смеха. Смеясь, он отправил мяч законному владельцу, а второй парень протянул мне руку.

Вот эту мизансцену и застали мои братья-близнецы Дима с Тимой. Их лица в тот момент я еще долго вспоминала с удовольствием. Тимка оттолкнул незнакомого парня и вытащил меня из фонтана, а Димка вызверился на оставшегося в фонтане, не особо, впрочем, уверенно — парни были года на два старше нас.

— Аська, тебя же так в гостиницу не пустят! — воскликнул Тимка. — Как тебя отмывать?!

Я и так в это время занималась тем, что панически искала в списке аттракционов что-нибудь с обливанием, но ничего такого не было, а вызвать дождь я тогда не догадалась. Шучу. Синеглазый парень вылез из фонтана и сказал:

— Мы живем недалеко, идем к нам.

Это было похоже на выход. Вот только сменной одежды у них для меня не найдется.

— Тим, может, съездишь в гостиницу за моими джинсами? — спросила я.

При слове «Тим» незнакомые парни вздрогнули и почему-то улыбнулись.

— Лучше от нашего дома, — сказал черноглазый, — а то потом можешь не найти дорогу. Тебя зовут Тим? Я Герман, а мой брат — Юра.

«Юрий Герман,» — подумала я. У бабушки в книжном шкафу есть что-то этого писателя.

— Тима, — поправил Тимка. — Тимофей. Мой брат — Дима, а наша сестра — Ася.

Я изобразила улыбку, а Димка кивнул, он набирал на телефоне номер старших братьев. Дозвонившись с третьего раза, он коротко рассказал о случившемся и сказал, чтобы нас еще полдня не теряли, однако Толя с Алешей пожелали участвовать в шоу отмывания сестры. Через несколько минут они появились перед фонтаном, и состоялась вторая серия знакомства. Всей гурьбой мы пошли по улице, причем я и Юра держались в центре толпы, чтобы наша неоднородная желто-зеленая окраска не бросалась в глаза прохожим. Идти оказалось не так уж и мало, во всяком случае по нашим поселковым меркам, и слизь у меня на коже успела превратиться в корку, вызывающую мучительный зуд.

— И кто первый в ванну? — мрачно спросила я у Юры, очень надеясь на его правильное воспитание.

— Оба разместимся, — весело ответил он, и я прикусила язык.

Дома у братьев Сокол (фамилия такая) это оказалось вполне реализуемым без угрозы для нравственности: в огромной ванной комнате нашлась и ванна, и душевая кабинка. Я проскользнула в кабинку прямо в одежде, сразу включила воду, и только почувствовав, что корка совсем размокла, разделась. Юрка, по-моему, поступил точно также в ванне, во всяком случае, бряканье металлических пуговиц о плиточный пол я услышала одновременно с плюханьем мокрой ткани. Я в этот момент как раз намыливалась. Вошла его мама, тетя Лариса.

— Уже все знаю! — весело известила она от порога. — Без приключений не обошлось! Ася, за твоей одеждой отправили младших.

— Здравствуйте. Кто бы сомневался, — ухмыльнулась я. — Чем можно помыть голову?

Она открыла дверцу, просунула шампунь с мочалкой и забрала мокрые шмотки.

— Сейчас постираю, — объяснила она.

В раковине рядом с кабинкой зашумела вода, а ее голос мечтательно произнес:

— Надо же, девочка… С двумя сыновьями — дочка. Юбочка, маечка с розочкой… А вашей маме тяжко пришлось, наверное.

— Наверное, — согласилась я. — Но мама говорила, что со мной забот было меньше всего, и что я ей даже помогала.

Наш разговор продолжался уже на кухне, благополучной и уютной, как весь их дом и как вся их семья. Ухоженная мама выдала мне огромное полотенце, а также мальчишечью футболку, из которой Юра или Герман выросли года три назад, и сильно поношенные шорты. Она угощала меня чаем, заваренным в фарфоровом чайнике, и аристократично миниатюрными пирожками, продолжая рассуждать о тяжелой жизни моей мамы:

— С двумя старшими двойняшками получить еще тройню! Это достойно памятника при жизни.

Я не подумала тогда скрывать от случайной знакомой нетипичности нашей семьи и объяснила:

— Старшие — не мамины. Мы жили отдельно и съехались с папой, когда нам было уже четыре года.

— Как? — радостно удивилась она. — А их мама как же?

— Она умерла, когда они родились. Их до моей мамы растила бабушка.

Ну, еще немного, и будет уже слишком. Я перевела беседу на ее семью:

— Юрий и Герман — это в честь писателя?

Она посмотрела на меня с уважением и ответила:

— Нет. Это в честь первых космонавтов. Дедушкина инициатива. Он у нас…

Тут она осеклась и в свою очередь перевела разговор на другую тему.

Алеша и Толя в это время общались с Юрой и Германом. Потом к ним ненадолго присоединились Дима и Тима.

…Наш рейс начался с невозможного коридора в скалах, по которому ушли мои братья. Заканчивается — перед Юрой и Германом.

«Все равно для гарнизона не хватает… еще бы человек пять».

 

VIII

— Где-то еще должны быть мои братья, — упавшим голосом сказала я.

— Так ты передумала? — спросил Денис. — Лично для меня это лишний повод не сдаваться.

— Для меня тоже.

На шхуне братьев не было. Наверное, они и вправду определились в некий гарнизон.

Могли бы мы с Денисом вдвоем попытаться уйти? Наверное, могли бы. Но бездействие команды нас парализовало: было бы глупо пытаться что-то делать на глазах у толпы заинтересованных в нашем поражении бездельников, которые в любой момент могут начать пакостить. Когда подошли подводные лодки — «Тайна» и «Каравелла» — вопрос закрылся окончательно. «Тайна» с Германом на мостике стояла к «Монт Розе» нос к носу, и столкновение с ней не могло закончиться для нас хорошо. «Каравелла» с Юрой зашла с левого борта. Такой вот капканчик. «Мистификатор» лег на параллельный курс и приближался так, чтобы встать к нам боком. Интересно, запасены ли на нем абордажные крючья?

Сгодились и кошки. Шхуна красиво подошла почти вплотную, и брошенные с нее кошки, зацепившись за борт, завершили дело.

Мы с Денисом стояли, не двигаясь. Напротив нас, на носовом мостике «Мистификатора», неподвижно стоял его капитан — высокий, как будто нескладный, парень, одетый в черные брюки и водолазку. Тогда он показался мне необычным, и только. Потому что он все же был очень похож на человека…

— Что надо? — нелюбезно крикнул Денис.

— Чтобы вы проследовали на Остров, — ответил капитан шхуны. Его голос был мощнее, он не напрягся, отвечая.

— Зачем? — криком спросила я.

— Узнаете там.

Когда он не говорил, его лицо ничего не выражало, оно оставалось неподвижным, словно каменное. Таким должно быть абсолютное спокойствие.

В его словах невозможно было прочитать угрозу, но и радости по случаю нашего существования они не содержали. А ведь он должен был понимать, что какой-никакой, а выбор у нас имелся, и чтобы мы сделали свой выбор в его пользу, нужно было дать нам больше информации. С чего это я должна подчиниться?!

— Спасибо, не хочется!

Универсальный ответ, люблю.

— Тогда мы вынуждены захватить бриг.

Пиратство, самое настоящее.

Ну что ж. С точки зрения Дениса «не сдаваться» означало «драться». Ясно, что шансов на победу крайне мало. Но хотя бы не проиграть легко.

Я никогда раньше не дралась. Пора начать. Но пока мы стояли у штурвала и смотрели, как будут развиваться события. На «Монт Розу» начала переходить команда «Мистификатора». Наши не препятствовали, как и предполагалось. Признаюсь, несколько мгновений меня одолевало чисто кошачье желание вскарабкаться по вантам на марс.

— Мы сдаемся, — сказал Семен.

— Твое имя и должность? — спросил у него серьезный подтянутый парень, явно второй после капитана.

— Семен, боцман.

— Кто капитан?

Семен мотнул головой в нашу сторону.

— Капитаны на баке. Они не хотят сдаваться.

Парень жестом подозвал свою команду и направился к нам. Ребята с «Мистификатора» молча встали вокруг наших. Все держали руки на кортиках.

— Меня зовут Тим, я помощник капитана шхуны «Мистификатор», — представился парень, глядя снизу вверх. — Передайте управление бригом.

А? ну да, не потащат же они «Монт Розу» на себе. Штурвал, что за нашими спинами, им необходим, иначе придется перерубать трос, который я, кстати, очень надежно упрятала. Денис выбрал правильную позицию.

— Попробуй возьми, — с леденящей улыбкой предложил он.

Вновь молниеносно четкий жест рукой, и по обоим трапам на бак побежали захватчики. Мы с Денисом встали с разных сторон от штурвала, и нападающие, словно ожидая, что мы передумаем, на несколько мгновений замерли. Передо мной оказался невысокий крепыш с растерянной физиономией.

— Это же девочка! — крикнул он. — Я не могу бить девочку!

Со мной что-то произошло. «Девочка» со своими слабостями и страхами куда-то спряталась, а контроль над телом получил некто другой, чьих чувств и мыслей я не воспринимала.

— Тогда я тебя ударю, — спокойно произнес мой голос, а мои руки, выждав секунду, чтобы противник успел приготовиться, нанесли первый удар.

Одновременно обе, очень быстрый и мощный. Парень просто не успел поставить блок и, скорчившись, свалился на палубу. За ним был следующий, такого не ожидавший и, в тот же миг, получив сильный удар по ребрам, перелетевший через поручень. Третий, четвертый и пятый уже не раздумывали, били качественно и расчетливо. Но тоже безрезультатно. Я не знала, что можно наносить удары прямой ладонью или растопыренными пальцами, что бывают обманные приемы и приемы против обманных приемов, что на теле человека болевые точки расположены именно так, что мои конечности могут быть такими твердыми и быстрыми, а суставы — такими эластичными, что я способна подпрыгнуть с места на полтора метра вверх и перекувырнуться… Это была не я. Но мне это так понравилось!

В глубине «Монт Розы» раздался треск, и она вздрогнула. Драка стихла. Я по-прежнему стояла перед штурвалом. Денис сидел на палубе, его удерживали трое парней. Впрочем, судя по положению, в котором находилась его правая рука, драться он все равно уже не смог бы.

«Монт Роза» начала медленно крениться на нос. По лицу Тима было видно, что такой поворот событий сценарием предусмотрен не был.

— Всем на шхуну! Рубить концы! — приказал капитан, и сейчас же обе команды бросились на «Мистификатор», а по планширю фальшборта «Монт Розы» застучали топорики.

Денис отшвырнул от себя пиратов, очень быстро подавшихся восвояси, и остался на палубе. Я не двигалась, стоя на кренящемся судне сама не понимаю, как. С борта уже принявшего нормальное положение «Мистификатора» ко мне невероятным затяжным прыжком, словно на мгновение превратившись в птицу, перелетел капитан. Когда его глаза с радужками глубокого серого цвета, обрамленные странными короткими ресницами, оказались критически близко, я вздрогнула. Не от испуга. От удивления.

— Жестко дерешься, — сказал он негромко. — У нас так не принято.

Я решила оставить на потом рассуждения о пиратских порядках и просто ударила его ребром ладони по горлу. То есть, попыталась ударить. Он перехватил мою руку у запястья. Того, кто управлял моим телом, это не смутило, и я тут же нанесла удар ногой. Нога махнула в пустоту, а моя вторая рука оказалась зажатой у него в локтевом сгибе.

— Капитан-Командор, только не покалечь ее! — крикнул Тим (он тоже не покинул «Монт Розу»), — Она в измененном состоянии!

С дисциплиной-то у них не очень. Кто ж дает указания капитану?

Я ударила его головой в лицо, он, уклоняясь, не удержался, и мы кубарем скатились на палубу. В падении он не потерял времени зря: на палубе я оказалась прижатой локтями к доскам настила, а мои ноги безнадежно запутались в его ногах. Все. Хана.

— Твоя команда сдалась, — произнес он очень близко от моего лица, — твой друг ранен, твой корабль тонет. Ты проиграла.

Он так и сказал: «корабль», и пофигу ему все морские традиции.

Он был прав. В его голосе прозвучало столько уважения и сочувствия, что «боец» исчез, а «девочка» вернулась. Я прикрыла глаза, ослепленные солнечным светом.

Он встал и поднял меня, сжав за спиной руки. Я огляделась. «Монт Роза» уже не кренилась, она ровно погружалась в море, поверхность которого теперь почти сравнялась с палубой. Капитан-Командор, подхватив меня, прыгнул на золотисто-зеленую спину «Каравеллы», Тим с Денисом прыгнули следом.

Стоя на мостике рядом с Денисом и отводя глаза от поглощаемого океаном брига, я встретилась взглядом с Юрой, но не дала понять, что узнала его.

— Ася, ты меня помнишь? — встревожено спросил он.

— Помню, — равнодушно ответила я.

Бросаться ему на шею, крича от радости, почему-то не хотелось.

— Это сестра Димы и Тимы, — ответил Юра на вопросительное молчание Капитана-Командора.

— Все страньше и страньше, — пробормотал Тим.

— Почему тонет бриг? — спросил кто-то.

— Рифы, — коротко ответил Капитан-Командор.

Сквозь черную муть унижения я почувствовала боль Дениса. Сам он никак ее не выдавал, хотя сильно поврежденный сустав причинял ему страдания при малейшем движении. Я обхватила ладонями его локоть… Зализывать раны — типичное занятие для проигравших.

Боль вместе с опухолью растворилась между моими пальцами. Ткани заживали.

— Спасибо, — шепнул Денис. — Ты супер.

Мне показалось, что я «супер» не из-за способности унимать боль и заживлять травмы. Ему понравилось, что я могу драться.

«Каравелла» направлялась к острову. Командовать внутрь подлодки ушел Юра. Он был капитаном.

 

I

«Каравелла» доставила нас к длиннющему каменному пирсу, делившему большой залив на две неравные части. С лодки я сошла уже без посторонней помощи, проигнорировав протянутую руку. С другой стороны пирса появилась «Тайна». «Мистификатор», оставшийся без капитана и без помощника, бросил якорь где-то в середине залива и спустил шлюпку. Дожидаться ее прихода Капитан-Командор не стал. Окруженные командами подлодок, мы с Денисом отправились за ним к форту. Рядом со мной шел Герман, и я улавливала его пристальное внимание, какой-то жгучий интерес, но старалась на него не смотреть.

По большому счету, охрана была нам ни к чему — ну куда бы мы бросились бежать на острове, даже координат которого не знали? Постепенно по общему молчанию я поняла, что это и не охрана вовсе, а почетный конвой. Ни угрозы, ни злобы я не ощущала. Денис, судя по его расслабленному состоянию, — тоже. Нас окружали не враги, но в тот момент я не допускала такой мысли.

Из-за спин парней я не могла хорошо рассмотреть место, по которому мы проходили, но того, что мелькало между ними, хватило, чтобы оценить его красоту. Остров был настоящим сокровищем. Недалеко зеленел лес, смешанный тропическо-наш: пальмы и агавы спокойно соседствовали с елками и соснами. Из-за леса возвышались и уходили к берегу скалистые горы. И, я чувствовала, здесь было еще много красивого. Интересно, на территории какого государства мы находимся? Эта мысль мелькнула и исчезла, уступив разум другой: зачем мы здесь? Почему нас вынудили здесь оказаться? От железной эскадры спасли, за что спасибо, опять же не факт, что эскадра причинила бы нам какой-нибудь вред. Противолодочные катера по «Монт Розе» не стреляли… Вряд ли они отпустили бы нас, детей, и дальше плавать в одиночестве, да и шум поднялся бы на весь мир, но и не убили бы, это точно. Пока похоже, что с «меньшим злом» мы просчитались.

Так мы пришли к форту, напоминавшему недостроенный замок: длинное трехэтажное здание с высокими башнями по боками и чем-то вроде пушек на крыше. Всей толпой поднялись по широкой лестнице на второй этаж, посреди которого располагался большой зал с узким столом, креслом председательствующего и в беспорядке расставленными стульями-скамьями. Капитан-Командор остановился посреди зала и сказал в пространство:

— Задание выполнено, Ваше Величество.

От удивления я забыла про обиду: никакого величества нигде не было. Однако мне предстояло удивиться еще больше, поскольку ниоткуда раздался приятный женский голос:

— Спасибо, я вижу.

— Вы все видели? — с довольно странной интонацией, по-моему, не подобающей подчиненным, уточнил Капитан-Командор.

— Да, — послышалось в ответ.

— Каковы дальнейшие распоряжения?

Продолжительное молчание. Никто не шевелился. «Все страньше и страньше,» — подумала я. Вот и «Королева», которая «заморочила».

— Пленников в камеру, — велел женский голос. — Мы побеседуем с ними позже. Сдавшихся проверяй сам.

Для исполнения команды «в камеру!», очевидно, был предусмотрен специальный персонал, поскольку парни из экипажей подводных лодок сразу отошли от нас и встали у стены. Из примыкавшего к залу помещения вышли другие…

Я сцепила зубы, чтобы подавить желание показать язык, когда увидела лица братьев, узнавших меня секунде на пятой обалделого разглядывания. Денис не сдержался и фыркнул.

— Это моя сестра! — совершенно убитым и одновременно торжественным тоном заявил Алешка. — Ася, что…

— Так ты отведешь ее в камеру? — с непередаваемым ехидством поинтересовался женский голос.

— Да, Ваше Величество, — смешался Алешка.

Если бы я не зареклась хоть слово произнести без предварительных объяснений, то заорала бы от ярости. Меня еще раз сегодня предали! И кто?! Алешка, не просто брат, а человек, связанный со мной смертью! Денис сжал мне пальцы здоровой рукой и глубоко вдохнул.

— Что она сделала? — спросил Толя.

Да, кстати.

— Она моя пленница, тебе недостаточно? — женский голос стал жестким.

— Она моя младшая сестра, — Толя достаточно твердо произнес слова, которые я никак не ожидала от него услышать, и начала оттаивать.

Капитан-Командор повернулся к нам. И почему его лицо показалось мне невыразительным? Теперь на нем ясно читались интерес и симпатия. Да и фигура его вовсе не была нескладной — странной, это да. Он как-то необычно двигался, но в чем именно заключалась эта необычность, я не смогла бы объяснить.

— Толя и Алеша, останьтесь здесь, — приказал он. — Дима и Тима, отведите пленников в камеру. Пока не отменю приказ, будьте с ними.

Димка тронул меня за локоть, а Тимка бросил Денису: «Идем». Впереди нас двинулись три парня. По широкой лестнице мы спустились на первый этаж форта.

 

II

Когда шаги пленников и конвоя затихли внизу, Капитан-Командор уселся в кресло во главе длинного стола и сказал, обращаясь к братьям Тигор:

— Королеве сообщили, что у второго портала в Индийском океане находится парусник под неизвестным флагом, преследуемый боевыми кораблями объединенного флота. Королева приказала мне увести парусник от преследования и сопроводить на Остров. Во время операции мы обнаружили, что экипаж брига «Монт Роза» состоит из подростков, таких же, как мы, причем русскоязычных, что выяснилось, когда Виктор случайно передал им обращение по-русски, и они правильно его поняли. По выходе из нашего морского портала бриг сразу лег в дрейф. Я, подойдя к Острову, получил от Королевы приказ любой ценой доставить на Остров всех, кто находится на бриге.

На лестнице вновь раздались шаги, и в зал поднялся Тим с командами «Мистификатора» и «Монт Розы». Капитан-Командор продолжал:

— Я вернулся с обеими подлодками и предложил команде брига высадиться на Острове. Капитаны пожелали узнать причину, и, не получив ответа, отказались. Я принял решение захватить бриг. При абордаже команда брига сдалась, капитаны были захвачены, а само судно затоплено. Твоя сестра — капитан.

Алеша ошеломленно молчал. Толя выдохнул:

— Круто…

Капитан-Командор кивнул, приняв реакцию к сведению, и спросил:

— Откуда у твоей сестры бриг?

— Не знаю, — ответил Толя с неподдельной досадой. — У нее была только модель, да и то как набор деталей.

— Где она училась ходить под парусами?

— Нигде. Она не училась! Я никогда за ней такого не замечал!

— Алеша?

— Я тоже не замечал.

Капитан-Командор посмотрел на угрюмо молчащую команду. Поняв, что все вопросы переадресовываются ему, заговорил Володя:

— Бриг она построила сама. Почти целиком. Когда Денис предложил нам участвовать в постройке, оставалось совсем немного. Но мы не особенно ей были нужны, когда мы расходились по домам, она продолжала одна. Я сам видел, как-то специально спрятался в бухте и подсмотрел.

— В какой бухте? — перебил Толя.

— За скалами в конце западного пляжа, — ответил Семен.

— Как она ее нашла?! — простонал Алеша.

— Заметила, когда нас провожала, — предположил Толя.

— Теперь понятно, как вы оказались в Индийском океане, — заключил Капитан-Командор.

Дальше он задавал вопросы только Семену с Володей, и вскоре ему стали известны все подробности короткого плавания «Монт Розы». Вопросов, однако, не убавилось. Он задумался.

— Теперь не жалеешь о моем задании? — мягко, словно подлизываясь, спросила Королева.

— Жалею, что стал пиратом, — мрачно ответил Капитан-Командор. — Что спровоцировал людей на подлость, погубил красивый корабль и уложил гордую девочку на лопатки.

— Разве ты не считаешь, что девочке здесь самое место? — это прозвучало уже с возмущением.

— А она захочет остаться? — вопросом отозвался он. — После такого «приглашения»?

— Не отпускай ее! Она в плену.

— Ясно. Как быть с Денисом, вторым капитаном?

— А ты не заметил? Он мне нужен!

— Хорошо. Мне тоже он нужен. Команда?

— Решай сам.

Кто-то из экипажа «Каравеллы» напомнил:

— Они предатели.

Тим возразил:

— Они сдались в патовом положении. Жаль, что не убедили сдаться капитанов.

Капитан-Командор некоторое время молча рассматривал членов команды погибшего брига. Наконец предложил:

— Кто хочет домой, может попасть туда уже через два дня. Я вас не задерживаю. Доставлю на «Мистификаторе».

— А кто не хочет? — быстро спросил Володя.

Капитан-Командор внимательно смотрел на него.

— Решу после выяснения мотивов сдачи. Толя, еще вопрос: почему вы сами не привезли сюда сестру?

«Даже в голову не пришло,» — подумал Алеша. «Да на кой она тут нужна?» — подумал Толя.

— Это мы им так сказали, — ответил Герман.

— Да? — искренне удивился Капитан-Командор и повторил: — Почему?

— Ну, — Герман смутился. — Потому что о приглашении на Остров девочек разговора не было, не хватало парней. А год назад она не показалась нам такой… особенной.

— Девчонка как девчонка, — подтвердил Юра.

Тим громко хмыкнул:

— Кстати, а вы в курсе, что ваша сестра имеет целительский дар?

— В курсе, — с облегчением отозвался Толя — хоть на какой-то вопрос о собственной сестре он смог ответить утвердительно. — Она всегда всех лечит, ей это нравится. Ну, в смысле, травмы: порезы, ожоги, ушибы, переломы… всякие другие болячки ей не интересны.

Тим так и замер с ухмылкой на губах, остальные парни неуверенно заулыбались. Капитан-Командор понимающе кивнул:

— Управление регенерацией тканей. Я не слышал, что такое может делать человек.

Потом распорядился:

— Все свободны. Тим, размести гостей во второй казарме.

 

III

Дверь камеры плотно закрылась за нами. Освещения из маленького окна едва хватало, чтобы различать друг друга, но вскоре глаза привыкли к темноте. От такого до «фильтрующего» зрения один шаг. Я выбрала что помягче — лежанку у стены — и, устроившись, поняла, что очень устала. Денис сел рядом. Травмированную руку он осторожно положил на колени. Дима и Тима расположились на скамье у противоположной стены.

— Может, расскажете, что случилось? — угрюмо попросил Тимка.

— Только после вас, — моментально отозвалась я.

Братики переглянулись, потом помолчали.

— Это не секрет, — пожал плечами Димка. — Это место называется Остров.

— И все? — съязвил Денис.

— Да, название короткое, — спокойно отозвался Тимка. — Его дополняют, кто как хочет: Остров Сокровищ, Остров Неверленд… Для кого как.

— Где он находится? — спросила я.

— Где-то в Тихом океане. Точных координат не знаю.

— Что за организация у вас? — спросил Денис. Ух ты, какой умный вопрос! Ну правильно, он же старше на целых два года.

— Организация? — растерялся Димка. — Да никакой тут нет организации. Капитан-Командор, он главный…

— Да? — удивился Денис. — Не самый вроде высокий чин — если в русском флоте…

— Тут другой табель о рангах. Это на самом деле два разных звания: он капитан шхуны «Мистификатор» и командир, то есть командор, гарнизона форта. В итоге Капитан-Командор — это его имя.

— А он откуда? — спросила я. О молодом человеке, уложившем меня на спину и потом на руках унесшем с тонущего корабля, как-то хотелось узнать побольше. Он безусловно меня унизил, но сам же загладил обиду подчеркнуто рыцарским обращением.

— Отсюда, — ответил Тимка. — Он единственный, кто живет на Острове постоянно.

— Он… странный какой-то, — решилась я.

Братья разом кивнули.

— Что-то такое есть. Некоторые считают, что он — инопланетянин.

Ну, это бы все, конечно, объясняло!..

— Ладно, — недоверчиво мурлыкнул Денис, давая понять, что вопрос остался открытым. — Не хотите ли вы сказать, что здесь нет взрослых?

Братья растерянно молчали.

— Нет? — не поверила я. — Ни одного? А кто следит за режимом? Кто вас кормит? Кто лечит?

— Ни одного, — сказал Тима. — Режим какой-то есть, и он всех устраивает… Главное — быть на вахте по графику и выполнять приказы Капитана-Командора или Тима. Кормежкой девчонки занимаются, мы помогаем… Лечит… В гарнизоне два врача, Сашка и Валерка…

— Ну, они не то, чтобы врачи, — поправил Дима, — прошли какие-то курсы по первой помощи у Даниила Егоровича.

— Это кто? — перебил Денис, уцепившись за имя-отчество.

— Отец Тима, он врач на материке. Здесь не бывает, но знает про Остров. Тим тоже вроде как врач, еще Сережка из команды Германа.

— И… чем вы здесь занимаетесь? — спросила я.

— Живем, — отрезал Тимка. — И делаем то, что нужно для этого. Ловим рыбу с лодок, тренируемся, учимся. Без взрослых это гораздо интереснее.

Не могу с этим поспорить… Денис тоже не мог, он искренне считал, что всякие взрослые только придумывают проблемы и запутывают все, на самом деле простое и понятное, но он не верил, что настолько примитивна жизнь общества, использующего парусник и подводные лодки.

— Чего-то не договариваете, — резюмировал он.

— Да, — спокойно ответил Димка. — Мы не обо всем можем говорить.

— Хорошо, — согласилась я. — Тогда скажите, что за атмосферное явление разговаривает женским голосом?

Дима и Тима заулыбались. Видимо, отношение к «женскому голосу» здесь было неоднозначным.

— Это, — замялся Тима, — действительно явление. Бесплотный дух. Летает везде, все видит, все слышит, обо всем у нее свое мнение.

Он не шутил. Дима сказал бы то же самое — я видела по его лицу. Причем сами они явно давно перестали удивляться факту существования «бесплотного духа».

— В смысле? — обалдело уточнил Денис. — Чей-то призрак?

— Нет, намного сильнее, чем призрак! — заявили братья разом. — Она много может делать в «твердом» мире, и в каких-то других. Она как богиня. А Остров — ее дом. Мы тут вроде у нее в гостях.

Ух ты! Мы с Денисом замолчали по причине отсутствия каких-либо соображений. Саму возможность существования такого рода явлений еще надо было допустить, чтобы начать понимать все остальное.

— Теперь вы, — потребовал Дима.

Я неохотно стала рассказывать… По порядку и до конца, но без комментариев.

Братики обрадовались за маму, за то, что ей удалось наконец-то устроиться на папин корабль, — их, оказывается, беспокоило ее отношение к их долгим отлучкам.

— Можно будет редко дома появляться! — радостно подытожил Тимка. — Сдавать все в школе экстерном, как другие, кто тут по полгода!

— А как другие объясняются с родителями? — спросил Денис, мама которого никуда уезжать не собиралась.

— Кто как! Кто говорит про международный детский лагерь, кто про интернат в Англии для особо умных…

— Прокатывает? — поразился Денис.

— Все прокатывает! — заверил Димка. — Если кто-то нравится Королеве, она помогает заморочить и родителей, и бабушек-дедушек, и учителей. Все верят.

Открылась дверь — без скрежета засова, без скрипа ключа. Она не запиралась.

Заглянул светловолосый парень.

— Привет узникам! — крикнул он.

Мы с Денисом сдержанно кивнули, Тима тоже, а Дима отозвался:

— Привет, Саш.

— Это не ваши вещи здесь лежат? — весело спросил парень, показывая в коридор.

Я и шевельнуться не успела, как двое ребят, видимо, охранявших нас снаружи, внесли мою сумку и рюкзак Дениса. Надо же! Кто-то при бегстве с тонущей «Монт Розы» успел прихватить наши шмотки! Их, правда, не собрали, и то, что было выложено из сумки в каюте, очевидно, уже примеряли рыбки, но и за оставшиеся я бы сказала спасибо. Если бы захотела разговаривать с теми, кто бежал с «Монт Розы».

— Тим сказал, у кого-то рука повреждена?

Саша смотрел на Дениса, и тот указал пальцем на заживающий локоть.

— Уже все нормально, — сказал он.

— Повязку можно и наложить, — встряла я. — Еще сутки будет срастаться.

— Наложим, — не скрывая удовольствия, заверил Саша и достал из кармана эластичный бинт.

Перевязав руку ловко и умело, не переставая улыбаться, Саша подмигнул мне:

— А Тим сказал: «вывих, разрыв связок»… Вообще-то у него рентген в глазах.

Терпеть не могу, когда мне подмигивают. После всего, что услышала от братьев об инопланетянине и бесплотном духе, я бы не удивилась, если бы Саша не шутил.

— У тебя все цело?

Я кивнула.

— Ну, тогда пошел дальше нашими заниматься. Вы столько костей наломали, ребята…

— Как?! — возмутилась я. Отлично помню, что била аккуратно, хотя и сильно.

— Ладно, не наломали, — пошел он на попятный, — переломов всего два. Но ушибов и трещин выше крыши.

— Бог в помощь! — напутствовал Денис.

После ухода Саши сидели молча. Я пыталась увязать все новости с тем фактом, что я не сплю. Посмотреть бы еще разок на Капитана-Командора!

В коридоре послышался его голос:

— Все свободны. Охранять пленных больше не нужно.

Потом дверь открылась и в камеру вошел он собственной персоной. Дима и Тима встали со своей скамейки. Не объявит ли он, что и мы теперь свободны? И как это надо будет понимать?

— Вы являетесь пленниками, — сказал он, обращаясь к нам с Денисом. — Это означает, что вы можете покинуть Остров только по моему решению, а, покинув, должны будете вернуться по первому требованию. Перемещаться по Острову и располагать своим временем можете свободно. Также вы можете получать все нужные вам сведения.

Гораздо интереснее! Ничего, я найду возможность сбежать.

— Денис, — продолжал Капитан-Командор, — должен жить при форте, пока здесь. Для Аси будет построен дом. Есть вопросы?

Мы отрицательно мотнули головами. В ту минуту у нас вопросов не было. Было состояние полного аута, словами не выразимое. Уже после его ухода до меня дошло спросить:

— А сегодня я где ночевать буду?

 

IV

Мы сидели на лежанке, не двигаясь, и просто не представляли себе, что делать дальше.

— У тебя с чего день начался? — вдруг спросил Денис.

Сперва я совершенно серьезно собиралась ему ответить, но потом поняла, что нынешний вечер не увязывается у меня с сегодняшним утром. Оно было словно в другой жизни.

В дверной проем влезла девчоночья голова.

— Идем, чаю попьем, — предложила она так, словно мы регулярно вместе этим занимались — с обезоруживающей приветливостью.

Мы с Денисом механически встали и вышли вслед за девочкой из камеры. Коридор первого этажа вывел нас к просторной кухне, посреди которой стоял массивный деревянный стол в окружении таких же массивных стульев. За столом возвышалась печь, огромная, удобная для готовки, а не для обогрева. На полках вдоль стен рядами стояли кастрюли, сковороды и чайники. Один из чайников уже ждал на столе. За столом молча, глядя на нас во все глаза, сидели четыре девочки.

— Будем знакомиться, — сказала та, которая привела нас на кухню. — Тим сказал, вы тут надолго.

Тим везде.

— А он сказал, на каком мы положении? — насмешливо спросил Денис.

Все девочки на секунду опустили глаза. Они были чуть старше меня, очень милые и, сразу видно, совершенно правильные.

— Вы пленники. Ну и что? Мы так поняли, что вы не враги.

М-да? А мы вот этого не поняли… То есть, мы не поняли, когда перестали быть врагами.

— Меня зовут Ася, — начала я.

В конце концов, эти девочки точно мой бриг не захватывали, и, думаю, их мнения перед началом атаки вообще никто не спрашивал.

— Валя, — радостно представилась та, которая пригласила нас на чай, высокая красивая девочка с вьющимся русым хвостиком, одетая в шелковый цветастый сарафанчик.

— Галя, — улыбнулась черноволосая пронзительно-голубоглазая, ростиком пониже, в клетчатой рубашке-безрукавке и голубых шортах.

— Юля, — приветливо кивнула симпатичная шатенка с большими темными глазами, в юбочке и яркой футболке.

— Оля, — сообщила обаятельная ангелоподобная блондинка.

«Ля-ля,» — подумала я, — «Это нарочно?»

— Денис, — думая, вероятно, о том же, пробормотал Денис.

— Есть еще Аля, — доконала Оля, — но она сейчас не на Острове.

— И все? — спросила я. — Больше девочек нет?

— Нет, — ответила Валя, отодвигая для нас стулья из-за стола.

Юля взяла чайник, а Галя поставила чашки. Из закуски на столе были солидные ломти хлеба и большая тарелка с вареньем.

— А откуда еду берете? — с подозрением спросил Денис. У меня, вообще-то, такая же мысль мелькнула. Не сами же они пшеницу выращивают, а закупать на материке — откуда деньги?

Валя все хорошо объяснила:

— А ото всюду! Бывает, ребята с материка привозят, многим ведь родители деньги с собой дают, здесь-то их тратить не на что. Но и без этого можно обойтись: на Острове много всего съедобного растет, в заливе — рыба и омары, их мальчишки сетями ловят…

— Кур пытались завести, — хихикнула в чашку Галя, — но они разбежались и одичали. Теперь каждый день яйца находим. Где попало.

— Бывает, из наколдованных мирков что-нибудь приносят, — беспечно продолжала Оля. — Как уж они там что находят, не знаю…

Я подумала, что ослышалась, но Денис переспросил:

— Откуда?

— Ой, — пробормотала Оля и виновато оглянулась на подруг.

Девочки опять опустили глаза.

— Ну, из наколдованных мирков, — повторила Валя. — Что это такое, не спрашивайте, мы не знаем. Туда парни ходят, через порталы.

Так! Вот о чем не уполномочены были рассказывать Дима с Тимой. Вот что интересного на Острове! Значит плен, да?..

Из важного выяснилось также, что электричеством на Острове не пользуются. Нет ни электричества, ни надобности. На подводных лодках имеются некие генераторы, какой-то источник есть в некой пещере, и все.

— Если нет электричества, должна быть магия, — задумчиво сказал Денис.

Девочки попереглядывались.

— Не видели, — ответили они.

— Ой, а где тебя поселили? — вдруг спросила Юля.

У меня появилась надежда. Я ничего не имела против камеры, но общество Дениса ночью меня бы напрягало. Дома у меня хоть и маленькая, но отдельная комната, и от мужской компании во сне я отвыкла еще лет семь назад.

— В одной камере с Денисом, — многозначительно ответила я. — Капитан-Командор сказал, что для меня построят дом.

Девочки понимающе закивали.

— Да, у нас всех по отдельному домику. Но пока построят, — Юля замялась, — я не понимаю, кто вы с Денисом друг другу…

Мы с Денисом промолчали, синхронно и доходчиво изображая отсутствие заинтересованности друг в друге.

— Может, в Алином домике пока поживешь? — с сомнением предположила Галя.

— Да ну ее, орать будет, — отмахнулась Валя. Очевидно, Аля не была ее подругой. — У кого есть место?

— Только на одну ночь, — поспешила заверить я. — Завтра что-нибудь придумаю.

— У меня, — недолго думая, откликнулась Юля. — В моем домике есть и кровать, и тахта. Ты маленькая, поместишься на тахте.

Вопрос ночлега решился очень кстати: в кухне быстро темнело. Девочки собирались было зажечь свечи, но, посмотрев на нас с Денисом, передумали, и Юля повела меня к себе в гости.

 

V

Домики девочек располагались тесной кучкой в полукилометре от форта. В темноте аккуратные крылечки освещали подвесные фонарики, и было видно, что все домики разные, словно строились для каждой владелицы специально, по ее вкусу.

У Юли была просторная комната и веранда, все очень уютное, во всяком случае, так оно выглядело в сумерках. Она постелила мне на маленьком диванчике, и я, только умывшись и успев переодеться в заначенную в сумке пижамку, моментально уснула.

Среди ночи меня подбросило на постели от внезапно яркого воспоминания об остром чувстве потери, которое я испытала три года назад, когда с Алешкой случилось несчастье. Тогда это чувство заставило меня пешком пробежать через половину большого города и в больнице смести всех с пути в операционную, где он лежал, уже отключенный от всех приборов… Теперь оно не было таким сильным и быстро отступило, но не покинуло до конца. Где-то что-то случилось.

Я встала.

— Ася? Ты куда? — сонно спросила Юля.

— В форт, — ответила я, влезая в шлепанцы. — Там что-то стряслось.

Она, заинтересованная моим состоянием, быстро поднялась и пошла со мной.

В форте мы сразу поняли, где находится эпицентр событий: у камеры Дениса толпился и гарнизон, и команда шхуны, — все поднятые, но не разбуженные, в трусах и босиком. Я протиснулась в камеру, Юля осталась в коридоре. В камере горели три фонаря, давая неплохое освещение, и я сразу увидела живого, слава богу, Дениса, сидящего на лежанке. От края левого глаза через висок до самых волос у него красовалась отчетливая ссадина. У противоположной стены, полусидя, словно стек по стене на пол, валялся какой-то парень, его тормошил Сашка. Здесь же был почти одетый Тим и полностью одетый Капитан-Командор. Атмосфера, как я ощутила, находилась уже в состоянии разряжения.

— В конце концов, — мешая нервный смех с претенциозностью, говорил Денис, — я требую соблюдения прав заключенных! Четыре раза за ночь меня разбудили отказавшиеся представиться субъекты вопросом: «Где моя сестра?», один раз: «Где Ася?», и, наконец, меня просто без вопросов ударили кастетом по лицу…

Больше никому смеяться не хотелось. Мои братья потупили взоры, Тим выглядел растерянным, Капитан-Командор — злым, а парни — подавленными. Я потянулась к виску Дениса.

— Не надо, Ась, спасибо, — сказал он. — Лучше займись этим, я спросонья слишком сильно его приложил.

Я оглянулась на парня у стены и всмотрелась. Ничего страшного. Но вообще-то таких убивать надо.

— Обойдется, — сказала я, — это просто сотрясение. А вот тебе он фэйс попортил.

Парень в этот момент стал приходить в себя.

— Рома, что ты здесь делаешь? — спросил Капитан-Командор.

Ничего достойного парень, похоже, ответить не мог.

— Почему у тебя на руке кастет? — продолжал Капитан-Командор, присев перед ним на корточки.

Рома краснел, бледнел и хлопал глазами.

— А чё он меня там, на бриге… по ребрам! Ногой!

Все местные, кто был в камере и в коридоре, издали невнятные звуки, долженствующие, по всей вероятности, изображать презрительное отношение к Роме и причине сего поступка.

— Так, — произнес Капитан-Командор и повернулся к гарнизону. — Сейчас его в подвал, а завтра с утра на «Мистификатор» под замок. И больше о нем не упоминать.

— Сначала в медотсек, — запротестовал Сашка.

Может, еще соску дать и понянчить?

Я сунула пальцы в Ромину шевелюру. Без сочувствия получилось плохо, но боль и тошнота у него постепенно прошли.

— В подвал и под замок, — сказала я, отряхивая ладонь. Командирские привычки сразу не изживаются.

Саша, не возражая, отошел в сторону, а Рому подхватили под руки и увели трое парней из гарнизона. Мои братья не двинулись с места. Я забрала у Сашки аптечку и стала бинтом стирать кровь с виска Дениса.

— Ася, а где ты была? — спросил Алеша.

— Не твое дело! — огрызнулась я. Не у него же я в плену!

— У меня, — донесся из коридора голос Юли.

— Вроде я всем об этом сказал, — пожал плечами Денис.

Тим задумчиво потирал лоб.

— Я сожалею о происшествии, — обращаясь к Денису, сказал Капитан-Командор.

— А мне наплевать, — отозвался Денис. У него начался отходняк.

Ранка была неглубокой и заживала быстро.

— Ты его услышал? — спросила я. От удара кастетом по лицу вреда могло быть гораздо больше.

— Увидел во сне, — ответил Денис, и я не поняла, серьезно ли он говорил.

Закончив, я демонстративно чмокнула его в поврежденный висок (он демонстративно поцеловал кончики моих пальцев) и мимо братьев молча вышла из камеры. Спина зачесалась от внимательных взглядов нескольких пар глаз. Утром первым делом выясню, где можно помыться.

— Ромка допрыгался, придурок, — сказала Юля по дороге к ее домику. — Ася, ты не думай, они у нас на самом деле хорошие. Даже не матерятся, Капитан-Командор такого не терпит, считает слабостью и распущенностью. Только этот идиот, не понятно, как сюда затесался. Ну, теперь мы от него точно избавились.

— Даже не матерятся? — не поверила я. Хотя, если здесь за главных инопланетянин с бесплотным духом, и такие чудеса возможны.

— Дак я и говорю, они хорошие! — радостно объяснила Юля.

 

VI

Следующим утром я помогла девочкам готовить завтрак — конечно, не потому, что соскучилась по готовке и хотела бы заниматься этим и впредь, а чтобы скорее освободить их для себя. Валя с Юлей проводили меня в местную баню и составили компанию, а потом повели показывать Остров.

— Надо залезть на гору, — предложила Валя. — Оттуда все видно.

Подходящая гора имелась в самом центре Острова, почти идеальной конической формы, покрытая газонной травкой с цветочками, и мы минут двадцать поднимались на ее вершину.

— Прямо под нами пещера, — сказала Юля. — Там первый портал и главный на Острове пост, парни всегда там дежурят.

— Зачем? — спросила я.

— Ну, там же портал, — терпеливо повторила Юля. — Остров — единственное место на Земле, где постоянно, не смещаясь, находятся несколько порталов.

— Что за порталы? — вновь спросила я.

— Дырки такие в ткани пространства, — объяснила Валя. — Когда в разных пространствах дырки совмещаются, получается сквозняк, и через него можно попасть в другой мир. Вот и попадают… всякие разные иногда. Парни возвращают их обратно. Или сами уходят.

Ух! Такое надо сообщать после предварительной подготовки. Хотя девочки могли считать, что я готова, ведь, чтобы попасть на Остров, я должна была пройти через «дырки». Одну точно помню: оказавшись в ней вслед за шхуной, мы наглотались тумана, и перешли из Индийского океана в Тихий. Еще одна дырка, видимо, была в скалах на западном пляже в Солнечном Берегу. Все страньше и страньше.

— Лучше у мальчишек спроси, если хочешь знать точнее, — посоветовала Юля. — Порталы изучают Капитан-Командор с Германом.

— Ой, «Мистификатор» ставит паруса, — сказала Валя, глядя мне за спину.

Я обернулась и увидела залив, чуть дальше которого затонула моя «Монт Роза». Сердце сжалось. Ее словно и не существовало никогда, даже верхушки стеньг не торчали над поверхностью воды… Все, срочно взять себя в руки! Спасибо, моя чудесная, что закрыла унылую страницу моей жизни, что позволила мне испытать так много: мощь ветра, мудрость звезд, вкус боя, горечь поражения, преданность и предательство. Ты — первое мое творение, и да останется со мной навсегда радость, с которой я тебя делала…

— Ромку домой отвозят, — уверенно сообщила Юля.

Валя, уже просвещенная относительно ночных событий, согласно кивнула.

— И ребят из Асиной команды, которые захотели вернуться, — добавила она.

— Много захотело? — спросила я, не желая каждый день натыкаться на предателей.

— Не знаю, вроде человека четыре, — ответила Валя.

Вот паразиты!

По обе стороны от длинного пирса стояли подводные лодки, и сверху было хорошо видно, что черная «Тайна» гораздо больше золотисто-зеленой «Каравеллы».

— А откуда на Острове шхуна и подводные лодки? — спросила я.

— Шхуна всегда была, — сказала Юля, глядя, как «Мистификатор» разворачивается в сторону океана, — а подводные лодки ребята собрали.

Значит, тут никто не заявит, что девочке одной не под силу построить бриг. От такого вывода настроение начало подниматься. Я смогу тут еще что-нибудь сделать!

— Их сконструировал Герман, — продолжала Юля. — Он очень умный.

— Вундеркинд! — поддакнула Валя.

Герман…

— Кто бы мог подумать, — буркнула я, вспомнив, что мимоходом удивило меня в Германе, что было не так, как год назад. — С виду — качок.

Девочки рассмеялись.

— Ну да, это у него манера такая, — объяснила Юля. — Ему удобнее думать во время упражнений. То эспандер или штангу отжимает, то качает пресс вверх ногами, то бегает по скалам.

Думает, качая пресс вверх ногами?! Попробовать, что ли? Нет, для этого мозги должны быть как-то по-другому устроены.

— Мне Сережка рассказывал, — интригующим тоном добавила Юля.

Валя хихикнула и легонько толкнула ее локтем в бок, после чего весело сообщила:

— Вообще-то, если говорить о мальчиках, то больше всех здесь любят Юру, он самый обаятельный.

Дед-космонавт мог бы гордиться внуками: один — самый обаятельный, другой — самый умный. Не воздействует ли так на гены космическое излучение?

— Что-то мне говорит, — передразнила ее уязвленная Юля, — что скоро здесь больше всех будут любить Дениса, он самый красивый. Если тебе не жалко, Ася.

— Чего это я должна его жалеть? — совершенно искренне фыркнула я. — Судьба у него такая.

Девчонки рассмеялись в голос, и я поняла, что на самом деле имела в виду Юля. Ну, как без этого? Опять же, судя по соотношению численности мальчиков и девочек на Острове, его хозяева не собираются формировать здесь брачные пары. Это напоминает военную организацию, где женщины — просто обслуживающий персонал. Ну, и чтобы мужчины не одичали.

С горы хорошо был виден форт — неправильный четырехугольник, три стороны которого, выходящие на океан, представляли собой соединенные вместе двухэтажные дома, а четвертая, задняя — просто стену. Слева от форта — кучка домиков девочек, справа — какие-то другие скучковавшиеся домики, наверное, там обитают ребята с подлодок, а то в форте я их не видела. Дальше, справа, поблескивает разнозелеными листьями лес.

— А животные тут водятся? — спросила я.

— Только мышки, кошки и белки, — ответила Валя, — кто-то из дома привез.

Пожелали жить на свободе, видать, как и куры. Разнообразием местный животный мир не отличается, опять же, находится на самообеспечении: куры и мышки едят зернышки, кошки — мышек, а белочки — орешки и фрукты. Могли бы и козу какую-нибудь привезти, было бы молоко. Хотя, странно представить себе ребенка, берущего с собой в летний лагерь козу.

За лесом — небольшая долина, в которой блестят пресной водичкой четыре каскадных озерца. Вот это хорошее место для домика.

Дальше — снова широкая полоса леса, такого высокого, что берега Острова даже не видно, сразу за лесом плещется океан. Слева от залива высится скалистая гряда. Господи, как же здесь красиво!

— Вот вы где! — к нам поднялись Алешка, Димка и какой-то парень из гарнизона форта.

— Ася, показывай, где дом строить, — велел Алешка.

Я, не задумываясь, махнула рукой в сторону приглянувшейся долины.

Ребята этого не ожидали.

— Э, а можно поближе к форту? — попросил парень из гарнизона.

— Тогда все равно, где, — безразлично ответила я, сразу утратив интерес к их присутствию.

— Хорошо, — не отставал Алешка, — а какой дом ты бы хотела?

— Да неважно, — отрезала я.

Сама построю, что захочу. Был бы этот, как его Денис назвал? Да, творческий порыв!

— Ну хоть какого цвета? — примирительно улыбнулся парень.

Он-то мне ничего плохого не сделал.

— Сиреневый, — ответила я. — С красной крышей.

Ребята ушли.

— А ты с братьями не дружишь, — осуждающе заметила Валя.

— Это они со мной не дружат, — возразила я.

— Идем, — сказала заскучавшая Юля. — Пора обед готовить.

— А, ухи наварим, — мечтательно предложила Валя. — Быстро и вкусно. Если с хлебом, то еще и сытно, а хлеба у нас с последней выпечки много осталось. Ася, ты идешь? Пленным, вообще-то, работать необязательно, все равно накормим, никуда не денемся…

Я пошла с ними, решив про себя, что это в последний раз.

 

VII

После обеда я пошла исследовать Остров в одиночестве, как привычно и удобно. Не забыв надеть под сарафан купальник, я отправилась к скалистой части побережья, где должны были находиться красивые лагуны. Там они и нашлись, залитые потоками солнечного света, с прозрачной восхитительной водой. Я сначала искупалась в бухте, а потом поплыла в сторону открытого океана, и, уплыв подальше, улеглась на волны. Океан ласково качал меня, утоляя все обиды последних дней, казавшиеся теперь мелкими, как кристаллики соли, растворенные его водой. Если есть на свете это счастье — качаться на волнах, то можно пережить все. Меня так долго грело солнце и баюкали волны, что я перестала быть девочкой — человеческим детенышем, и превратилась в частичку Вселенной, такую же, как звезды или кометы.

Когда это удивительное чувство преображения прошло само по себе, я поплыла к берегу и потом сидела на камнях. Вот бы не уходить отсюда как можно дольше! Весь мир — здесь.

Но и сидеть вскоре надоело, и я, надев сарафан, побрела вдоль берега. В какой-то момент догадалась посмотреть на скалы и обнаружила, что мое желание выполнимо: недалеко чернел вход в пещеру. Люблю пещеры! В них ведь когда-то жили древние люди, чем же я хуже?

Я решительно полезла по скале.

Пещера оказалась, что надо. За пробоиной в стенке, размером похожей на солидный дверной проем, сразу находился небольшой полукруглый зал, метра три высотой, будто специально кем-то выдолбленный под жилье. Пол покрывал ровный слой нанесенного ветром с берега песка, а стенки изрезали змеистые трещинки. Так! Здесь очень даже можно устроиться по-царски! Я почувствовала то же самое, что происходило со мной, когда я строила «Монт Розу»: руки перестали ощущать вес предметов, ладони приобрели свойства одновременно пилы, клещей, молотка и рубанка, а взгляд проникал сквозь скальную породу и толщу воды. «Творческий порыв», как сказал Денис. Я бы назвала иначе — «творческая энергия», потому что мое тело налилось силой, которой обычно не обладало. Так, мне легко удалось выломать из стены довольно значительный фрагмент и приспособить его под широкое ложе, затем разгладить поверхность известняковой глыбы и отшлифовать ее края. Жестковато. Нужен матрас. Когда плавала, я видела на дне бухты много интересного. Было там и растение, похожее на губку, только гораздо больше.

Я не поленилась нырнуть за удобным растением, и не ошиблась: поверхность плоского камня на дне действительно была облеплена идеальным матрасом. Я аккуратно отодрала кусок нужного размера и, вытащив его на берег, положила сушиться на солнце. Займемся-ка тем временем интерьером!

Я разровняла одну из стен и отполировала ее до зеркального блеска, принесла из ближайшего лесочка несколько длинных лиан, сплела из них кресло со столом, низенькую скамеечку, и оставила деревенеть под жаркими солнечными лучами. Сделала из травы циновку на пол. Растерла в порошок разноцветные кораллы, замешала с соком какого-то кактуса и этим составом раскрасила оставшиеся стенки и потолок. Когда стемнело, и цвета стали неразличимыми, в пещере засверкали тысячи крошечных бриллиантовых звездочек.

Работа заняла меня до ночи, и я не пошла в поселок даже за своими вещами. Так и заснула в платье на пахнущем морем губчатом матрасе.

 

VIII

Под утро я замерзла. Не просыпаясь. Освободиться от сонного оцепенения стоило бы огромного труда, и я старалась не обращать внимания на холод, что получалось плохо. Свернувшись клубком, я мелко дрожала.

Неожиданно стало теплеть. Сначала, в полудреме, я связала это с рассветом, но постепенно осознала, что солнечные лучи еще не проникли в пещеру, и меня согревает какое-то другое тепло. Оно укутало меня, словно пушистая невесомая шаль, оно сразу пропитало меня целиком, и кроме собственно приятной температуры в нем было еще что-то… главное. Необъяснимо красивое, словно безусловная суть самой красоты. Словно чистейшая нежность. Это я уловила каким-то новым органом чувств, находящимся внутри меня, в груди: сердце, оказывается, не только бьется, гоняя по организму кровь, оно еще может чувствовать это — то, что мозг не в состоянии конвертировать в разумное определение.

От удивления я проснулась. В пещере кто-то находился и смотрел на меня от входа, с почтительного расстояния. Я выпрямила согревшиеся ноги и потянулась. Некто не уходил.

Я знаю лишь одного человека, взгляд которого почти материален. Я настроила «фильтрующее» зрение, чтобы рассмотреть того, кто заслонил утренний свет, и увидела, что от стоящего в проеме входа силуэта исходит теплое золотистое излучение. Угадала!

Герман, заметив, что я проснулась, шагнул в пещеру. Потом поднес к лицу запястье с массивным браслетом и тихо сказал:

— Нашлась, все в порядке… Да, хорошо.

— Меня ищут? — недовольно спросила я. — Вроде бы, мне разрешено без отчета ходить по Острову, где хочется!

Он спокойно улыбнулся:

— Да, тебя никто не ограничивает. Мы просто опасались, что с тобой что-то произошло.

Я чуть не прыснула со смеху. Произошло! Я в плену у пиратов! Видимо, мои мысли отразились на моем лице, потому что улыбка Германа стала виноватой.

— Уж не кошек ли и белок здесь нужно бояться? — саркастически бросила я.

— Нет, на Острове есть опасность другого рода, — все с тем же спокойствием ответил он. — Порталы. Только один контролируется, а два других контролировать сложно, потому что они перемещаются. Открываются они редко, но ты могла случайно попасть в какой-нибудь из них и уйти в наколдованный мирок. Я в другой раз тебе все объясню.

— Как-нибудь разберусь, — оборвала я и сморгнула, чтобы вернуть нормальное зрение.

Во время этого разговора я даже не подумала встать или сесть — так и лежала на боку, подложив под щеку ладонь. Герман подошел и сел рядом с каменной кроватью на циновку, скрестив ноги. Когда его лицо оказалось напротив, что-то во мне сжалось в комок, посчитав такое сближение опасным, но в середине груди, там, где ерзало начавшее вдруг подводить сердце, раздался тоненький счастливый стон. Спокойный и глубокий, как океан, взгляд Германа обезоруживал. А ну, взять себя в руки! Я стала смотреть мимо его шеи на светлеющий горизонт.

— Просить прощения бесполезно, — сказал он так, что сердце мое сразу и за все его простило. — Но разве тебе самой никогда не приходилось делать то, что должно, вместо того, что хочется?

Сердце, молчи.

— Нападать на безоружных и заставлять идти со мной — нет, — холодно ответила я.

Он понял, что сочувствия не дождется, и попытался объяснить:

— Мы многим обязаны Королеве и не можем игнорировать ее редкие просьбы.

— А если бы она приказала убить? — с вызовом спросила я.

Он так резко мотнул головой, что стало ясно: он даже мысли об этом не допускает.

— Невозможно. Она не злой дух.

Ну, ладно, Герману виднее, он давно с ней знаком.

— Зачем я ей понадобилась?

— Не знаю, — ответил он. — Но уверен, что ничего плохого она тебе не сделает. — Он вдруг усмехнулся: — Нам с Юркой досталось от Капитана-Командора за то, что не пригласили тебя на Остров год назад.

Гордость не позволила спросить, почему же они не пригласили, — я ведь вроде как вовсе не хочу тут быть. Я просто смотрела на горизонт.

— Я тебе мешаю? — тем же спокойным тоном осведомился он.

— Да, — разумеется, ответила я.

Он встал и пошел к выходу. В сердце что-то жалобно пискнуло. Это так меня испугало, что я заставила себя дать ему надежду на примирение и спросила в спину:

— А что у тебя за переговорное устройство? Я думала, на Острове нет источников энергии…

Герман обернулся в проеме и коротко ответил:

— Есть.

Потом он словно понял что-то, до этого момента от внимания ускользавшее, и спросил через плечо:

— На сколько времени ты можешь задерживать дыхание под водой?

Ну правильно. Чтобы найти «матрасик» и отодрать его от камня, мне понадобилось минут десять-двенадцать. Видимо, Герману эта штучка знакома…

— Не знаю, — честно ответила я.

Ха! А все остальное он просто не заметил!

 

I

Домик был готов через три дня. Построили его в долине, там, где я указала, — так распорядился Тим, замещавший Капитана-Командора. Он опекал нас с Денисом, словно мы были не пленные, а больные. Уже на третий день я увидела, что он и Денис вполне даже дружески что-то обсуждают. Ну, в общем, на Тима и я скоро перестала обижаться.

Домик получился маленький, с одной комнаткой, крыльцом и замечательной мансардой. К задней стенке оказались даже пристроены простецкие удобства, что меня умилило.

Я тем временем озадачилась вопросом независимого автономного питания, как выразилась бы мама. Есть вместе со всеми, и при этом не помогать в готовке девочкам, мне не позволило бы воспитание; помогать готовить — гордость. Я же все-таки пленная, а не просто так. Я стала исследовать Остров на предмет съедобного среди растений и довольно скоро выяснила, что Валя была права: лес полнился вкусными плодами. Что самое приятное — все они росли рядом с моим будущим домиком, так что голод мне не грозил. Кстати, следующую ночь я провела на дереве, гибкие и прочные ветки которого переплела в виде люльки. Как много всего, оказывается, можно в теплую погоду приспособить под жилье!

— Где ты пропадаешь? — с подозрением спросила у меня Валя, когда девочки пришли инспектировать строительство.

— Обследую Остров, готовлю побег, — ответила я.

Они весело хихикнули.

— Бесполезно, — предупредила Юля, — за тобой следят.

Я аж замерла от неожиданности — никакой слежки я не замечала.

— Нет, не парни, — поспешила успокоить меня Оля. — Духи, которые служат Королеве.

Духов я тоже не замечала… Ну и что теперь думать?

— Да вовсе необязательно они следят, — сказала Галя с таким естественным скепсисом в голосе, что стало окончательно ясно: девочки не шутят.

— Где можно ознакомиться со всем бестиарием? — обреченно спросила я.

— С чем? — не поняла Валя.

Ах, да, не зря же Лена говорила, что я слишком много читаю.

— Инопланетянин, дух с человеческим голосом, духи, прислуживающие этому духу… Кто еще обитает на Острове? — пояснила я.

Девочки с виноватыми улыбками пожали плечами, а Галя, по всему видать, сегодня поперечно настроенная, опять возразила:

— Вовсе необязательно, что Капитан-Командор инопланетянин. Это только предположение, почему он круче нормальных людей. Есть и другие версии.

— А сам он что по этому поводу думает? — удивилась я.

— Не знаю, — грустно вздохнула Галя. — Он ничего не помнит дальше трех лет назад. Словно он только три года назад родился.

Вот так-то. Какими же темпами нужно впитывать информацию, чтобы за три года сформироваться с ноля до взрослого человека!

— Кстати, «Мистификатор» вернулся, — сообщила Валя.

Я вспомнила, что шхуна отплывала к Солнечному Берегу, и вдруг встревожилась. Моя бабушка считает, что я в лагере с братьями (хоть тут совесть спокойна), но родители Дениса, наверное, уже волнуются…

— Родители, скорее всего, уже всю милицию и МЧС на ноги поставили, — вслух буркнула я.

— Об этом даже не думай, — беспечно махнула рукой Юля. — Если Королева с Капитаном-Командором побывала у вас в поселке, то все уже заморочены.

— Что это значит? — наконец поинтересовалась я.

— Что все ваши родные и близкие верят во всякую чушь и совершенно спокойны, — терпеливо объяснила Юля.

— Вот бы еще с учебой от нас отстали, — мечтательно сказала Валя.

 

II

Я обживалась в новом доме, размышляя о том, что для человека все же нормально обитать в специальном строении, чем в убежищах, любезно предоставляемых природой. Из мебели ребята обошлись малым: кроватью с ватным матрасом, столиком с низенькой скамеечкой и скромных размеров шкафом, который я, недолго думая, перевернула и положила на пол, превратив в сундук. У крыльца собрали каменную печку, чтобы я могла готовить еду. Всё. От какой-либо внутренней отделки я гордо отказалась, не желая показывать, что мне хоть сколько-нибудь интересно находиться на Острове.

Юля принесла постельное белье, Галя — чайник, чашку и тарелку.

Закончив длившееся пять минут обустройство, мы сели рядышком на крылечке.

— Почему так скромно? — спросила Юля.

— Потому что против своей воли, — подумав, ответила я.

— Брось, — отозвалась Галя. — Тебе здесь понравится. Нам вот нравится.

— А что тут интересного?

На самом деле, что? Я уже знала, что девочки собрались здесь из разных мест: Галя из Ижевска, Юля из Великого Новгорода, Валя из Кургана, а Оля из Хабаровска. Для них, наверное, Остров как курорт, где тепло и море. Но ведь даже на курортах быстро надоедает без развлечений.

— Интересное мы сами можем придумать, — многозначительно заявила Юля. — Праздники всякие устраиваем, например. Не мы, так парни, у них постоянно что-то происходит. Бывает, из портала кто-нибудь пролезет, и потом это чудо везде ловят, а если оно окажется человеком, то приходится возиться с ним до нового сквозняка в его мир. Помнишь, Галь, парня с девушкой, три месяца назад?

— Угу, — безразлично ответила Галя. — Неделю здесь сидели, в глубокой истерике. Еще как-то семья забрела, грибы у себя в мире собирали… Но тем повезло, новый портал к ним открылся через сутки. Да дело не в этом. Понимаешь, здесь просто хорошо. Потому что люди хорошие. У меня фигня дома, все злые и друг другу мешают, я бы там уже озверела, если бы Королева не позвала сюда. У Вали, вроде, все нормально, но там, где она живет, ее энергия пропадала зря, никому не нужная. А здесь и Валя может покомандовать, и мне, случается, цветы дарят.

Понятно. Я в плену у хороших людей. Наверное, мне повезло.

Юля спросила:

— А почему ты не стала ночевать у меня?

— Чтобы не мешать, — резонно ответила я. Мне даже в голову не приходило, что мое присутствие может быть приятно. Я всегда всем была не к месту или не ко времени: и бабушке, и братьям, и папе. А если меня все же терпели, то я должна была это ценить. Лишний раз не хочется, спасибо.

— Да бог с тобой! — возмутилась Юля. — Я хотела еще поболтать. Одной ведь тоже скучно.

Еще в раннем детстве бабушка — Папина Мама научила меня, что так говорят воспитанные люди из вежливости, а на самом деле мое общество никому не может доставить удовольствия. Ей трудно было не поверить, она была свято убеждена в том, что говорила. В те дни я еще только начинала понимать, что бабуля — просто злобная старая грымза.

Я улыбнулась Юле. Теперь уже все равно. Теперь у меня есть свой домик.

Галя посмотрела внутрь домика, словно хотела удостовериться, чего еще не хватает, и вдруг рассмеялась. Я обернулась и тоже не смогла удержаться от смеха: на моей кровати по-хозяйски расположилась семья черных кошек из двух взрослых и трех маленьких особей, причем взрослые особи косились на нас неодобрительно. Эти звери почему-то никогда не беспокоятся о том, что могут кому-нибудь помешать.

 

III

Через два дня я поняла, что самая мучительная смерть — это смерть от скуки.

Я провела весь день в бухте и «своей» пещере, которую назвала Норкой, а поздно вечером пошла к девочкам в форт, где помогла им мыть посуду после ужина и была напоена чаем. Хотелось домой, к телевизору и компьютеру. Девочки что-то, смеясь, обсуждали, а я совершенно серьезно размышляла, как бы мне вплавь отсюда слинять… По всему выходило, что никак.

Стоило мне подвести этот мрачный итог, как я почувствовала на себе взгляд.

Германа, конечно. Он стоял в дверях, держал обеими руками кружку с чаем и задумчиво рассматривал меня. Я заметила, что мне, оказывается, приятно такое внимание. Сейчас, когда оно не было особенно пристальным и не сковывало дыхание, я могла спокойно оценить свое отношение к Герману. Он мне нравился. И уму, и сердцу.

— Хочешь увидеть центральный портал? — вдруг спросил он.

Видимо, прочитал мои мысли, те, что о скуке и побеге. В ту минуту я уже с трудом сдерживала злость, и, если бы он, например, поинтересовался, как у меня дела, ему бы не поздоровилось, несмотря на проснувшееся мое к нему расположение.

Я кивнула.

— Идем, — он поставил кружку на стол.

Почему-то я начала дрожать. Вечер был прохладным, это да, но я была достаточно тепло одета, и трясло меня не от холода, а от предчувствия. Я очень сильно захотела увидеть центральный портал, и без лишних разговоров пошла за ним.

В темноте Герман то ли видел, как кот, то ли просто много раз поднимался по этой тропинке, но фонарь он брать не стал, и тем не менее ни разу даже не споткнулся, пока вел меня от форта в центр самой большой на Острове горы. Я, чтобы не перефокусировываться на «фильтрующее» зрение, вынуждена была взять его за руку, и мимоходом удивилась необычной твердости его ладони.

Вход был маленьким — снизу, от подножия горы, его можно было и не заметить. По узкому коридорчику могли пройти рядом не больше чем два человека, но коридор постепенно расширялся и ввысь, и в стороны, и наконец выводил в большую пещеру с высоким сводом, оборудованную, как командный пункт. Она была хорошо освещена фонарями, и я разглядела, что в ней находятся Капитан-Командор, мой брат Толя и крепыш из команды «Мистификатора», с которого так удачно начался мой первый в жизни бой.

— Зал пульта, — коротко сообщил Герман, отпуская мою руку.

Я кивнула в ответ на приветствия Капитана-Командора и Толи. Крепыш неожиданно широко улыбнулся. Действительно, хорошие.

В дальнем закутке зала камнями, почти вплотную к стене, была огорожена какая-то зона.

— Центральный портал, — сказал Герман, проследив за моим взглядом.

Поскольку он, по всей видимости, считал, что дал мне достаточно информации, я спросила:

— Дырка в пространстве?

— Да, — ответил он и соизволил объяснить: — Сейчас закрыт, потому что не совмещен ни с какой такой же дыркой другого пространства. Когда совместится, можно будет перейти в другой мир.

Он произнес это таким тоном, словно рассказывал, как жарить блины. Я остолбенела. Потом, вспомнив, что у меня есть дар речи, уточнила:

— Какой еще другой мир?

Герман скорчил гримасу персонажа известного фильма, когда тот сказал крылатое: «Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе, — это науке неизвестно!»

— Прошлое Земли, может быть, несбывшееся прошлое, возможное будущее, а, может быть и вовсе не Земля. Мы называем их «наколдованными мирками».

Что? Прошлое и будущее точно так же реальны, как настоящее?! Пардон, вариативное прошлое и будущее!..

— Настоящее, кстати, тоже, — заметил Капитан-Командор. — Разные точки в пространстве могут соединяться порталами.

Не понимаю. Ладно, будет над чем подумать на досуге.

— Как получаются дырки в пространстве? — спросила я.

Опять та же гримаса.

— Мало информации для анализа, — сказал Герман. — Мы лишь знаем, что их способны прогрызать некие сущности, человеческим зрением невидимые. Те из них, которые подчиняются Королеве, прогрызают порталы по ее приказу. Так были сделаны порталы из вашего поселка в Бенгальский залив. Очень аккуратно сделаны, между прочим, вставку другого пространства заметила лишь ты.

Толя многозначительно усмехнулся.

— Другие порталы получились как-то иначе, — продолжал Герман, — некоторые достаточно грубые. Когда такие совмещаются, пространства словно неплотно «притираются» друг к другу, и между ними образуется зазор, который нужно проскакивать чем быстрее, тем лучше. Такие ты тоже знаешь, через них наши корабли прошли из Индийского океана в Тихий, к Острову.

— Туман… — пробормотала я.

— Туман межвременья, — подтвердил Герман, — мы так его называем. Хотя, на самом деле, это часто туман межпространства, поскольку время не всегда смещается.

— То есть, — сообразила я. — некоторые пространства соединены постоянно, а некоторые — временно?

— Да, именно так, — кивнул Герман. — Только «постоянно» — некорректный термин. Постоянного ничего нет. Просто время, на которое соединяются миры, разное. Чаще всего совмещение порталов очень краткосрочно, несколько минут. Морские порталы держатся гораздо дольше, по несколько часов. Ну, и редкие порталы держатся месяцами и годами.

— А одни и те же миры совмещаются часто? — спросила я, вспомнив, что рассказывали Галя и Юля про заблудившихся грибников.

— По-разному, — ответил Герман. — Тут есть неправильная цикличность, мы ее изучаем.

Теперь меня потряхивало от азарта. Если правда то, во что трудно поверить, то насколько чудесна эта правда?

Из отгороженной зоны подул теплый ветер, угол потемнел. Ребята напряглись.

— Открывается портал? — догадалась я.

— Да, — торжественно ответил крепыш.

Я подошла ближе к порталу, изо всех сил вглядываясь. Ничего не видно, совершенно темная тьма. Так интересно, что там за мир! Невыносимо интересно…

Я поняла, что не смогу успокоиться, если не узнаю.

Я перешагнула через загородку и вошла во тьму.

В последнюю секунду за моей спиной раздался резкий шорох, как будто парни бросились следом, но после властного приказа: «Стоять!», отданного женским голосом, все стихло. Я сделала еще один шаг.

 

IV

— Стоять! — прогремел голос Королевы, и они замерли там, где очутились в тот момент.

— Почему? — крикнул Толя, когда тьма тьмущая в углу рассосалась и стало совершенно очевидно, что Аси на Острове уже нет.

— Потому что она так захотела, — невозмутимо откликнулась Королева. — Она может сама отвечать за свои поступки.

Толя был взбешен ее бесстрастием.

— Да это же все равно, что учить плавать, бросив на глубину! Что швырнуть котенка в клетку к голодным собакам!

Раздался тихий смех.

— Ну нет, Ася вполне способна себя защитить.

— Вот именно, — вполголоса подтвердил Стас.

— Прости, — растерянно проговорил Герман. — Я не предполагал, что она так сделает.

— Да? — издевательски удивилась Королева. — А я ни на минуту не сомневалась, что она сделает именно так!

— Сама отвечать за свои поступки! — продолжал причитать Толя. — Глупая девчонка, из кожи вон лезет, лишь бы на нее обратили внимание! Не так же наказывать за это!

— Ты про кого сейчас говоришь? — спросил Капитан-Командор. — Сколько Ася на Острове, никто ничего истерического за ней не замечал. Она скорее прячется, чем требует внимания.

Толя угрюмо сопел.

— Это просто ее способ требовать внимания… У нее даже «компаса» нет! Ваше Величество предлагает о ней забыть навсегда? А что я родителям скажу?

Королева не удостоила его ответом — он позволил себе недопустимо резкий тон.

Герман подошел к пульту и развернул свой реестр, потом быстро что-то высчитал на первом подвернувшемся под руку клочке бумаги.

— Тринадцать дней, — наконец сообщил он.

— Слишком много для первого раза, — без всякого сожаления резюмировала Королева.

— Сама она портал не найдет, — сказал Капитан-Командор и поймал на себе тревожный взгляд Германа. Им обоим было слишком хорошо известно, к чему могут привести поиски портала в незнакомом мире. — Может, пойдем кружными путями? Дня три продержится…

— Она продержится больше, — уверенно сказала Королева. — И вы обязаны дать ей возможность выжить самостоятельно. Таких, как она, воспитывают именно так, и они, кстати, за это только благодарны!

Это уже был приказ, с которым спорить бесполезно. Капитан-Командор думал, что опять поступает с Асей против своей совести, но на сей раз хотя бы не против нее самой. Он был бы согласен с Королевой на счет методов воспитания, если бы Ася не была девочкой, а к девочкам он уже привык относиться бережно. Кроме того, он отвечал за всех, кто попал на Остров.

Стас, у которого все еще ныло место ушиба, лучше кого-либо понимал, что к девочке, которая превращается в спецназовца вместо того, чтобы реветь, разбрызгивая слезы, нормальные правила неприменимы, и Королеве, безусловно, виднее.

Толя думал именно то, что сказал. Чертова младшая сестра и тут его достала.

Герман начал отсчет оставшихся дней. Нет, лучше часов, ведь у него вряд ли получится забыть об Асе хотя бы на минуту.

— Хорошо, — подвел итог Капитан-Командор, — через тринадцать дней отправимся за Асей.

— Тем, что от нее останется, — буркнул Толя.

В зал пульта вошли Тим с Денисом. Тим, только взглянув на мрачные лица Германа и Толи, замер на пороге.

— Что стряслось? — сглотнув, спросил он.

— Ася вошла в портал, — нехотя ответил Герман.

— Сбежала-таки! — в восторге прокомментировал Денис.

Толя вперил в него злой взгляд.

— Ты что, не понял, Карский? Она в другом мире, одна, без «компаса», что это за мир, мы не знаем, может, там ядерная война, может, не ядерная, может, там дикие звери толпами ходят…

— … или не дикие, — закончил Стас.

— И незачем о них печалиться, — хмыкнул Денис. — Наслаждайся, Толя, ты же не хочешь, чтобы она была поблизости. — Потом, заметив похоронное лицо Германа, поспешил добавить: — Ася самодостаточна. Ей вообще никто не нужен. Она способна выжить даже на бескислородной планете.

Герман слабо улыбнулся. Денис, конечно, знает Асю лучше, чем ее родной брат, ведь именно он провел с ней почти неделю в море, значит, он прав. Но… хорошо ли это?

Денис тем временем подошел к порталу, с которым был уже знаком.

— Итак, Ася вошла в портал, — повторил он. — А я чем хуже?

Тим, Капитан-Командор и Герман переглянулись.

— Нет возражений, — сказал Капитан-Командор. — Но ты один не пойдешь.

 

V

Это здорово, что Королева не пустила парней за мной. Чтобы спастись всем, понадобилось бы слишком много удачи.

До того, как заработало зрение, включился слух, и уловил он очень тревожный звук — свист рассекающей воздух стрелы, прямо у самого уха! Кончик уха обожгло, и я инстинктивно присела на корточки. Супер! Я попала в самую гущу боя!

Так. Тут ясный день. Прямо передо мной — высоченный частокол с огромными закрытыми воротами посередине. Кстати, я оказалась на склоне большого лесистого холма, так вот этот частокол сооружен был на его вершине, а по сторонам уходил в лес. За мной — закрытая щитами, ощетинившаяся копьями шеренга, движется в направлении частокола. Обалдеть! По всему видать, что мне надо за частокол, а не то эта компания меня просто затопчет. И побыстрее, атакующие перешли на бег.

Я вскочила на ноги и стремглав понеслась к частокольному палисаду, на вершину которого, сама не понимаю, как, взвилась по воткнувшимся в него копьям. С внутренней стороны палисад окантовывал дощатый настил, и я спрыгнула на него с острой вершины. Оглядевшись, поняла, что не одинока в своем офигении от собственных перемещений: бормоча что-то нечленораздельное, меня со смесью ужаса и любопытства рассматривали воинственного вида мужчины и женщины. Ну да, с их точки зрения я, одетая в белую флисовую толстовку с крупной черной «молнией», голубые джинсы и кроссовки, выглядела эпатажно. Зато безоружно. Впрочем, у них не было времени удивляться: нападающие уже подпирали стену. Защитники частокола вскинули луки и разом выстрелили вверх. Задрав голову, я проследила траекторию полета стрел. Класс! Стрелы металлическими наконечниками запросто пробили кожаные шлемы. Лучники тем временем успели выпустить еще по паре стрел. Во воротам застучали топоры. А я чего стою? Прямо у моих ног нашелся ящик с камнями, и я стала по одному с размаху швырять их вниз, попутно обдумывая расклад.

А расклад был не в «нашу» пользу. Насколько я могла видеть, нападающие подступали плотным потоком, за одной шеренгой бежало еще десять, а палисад защищало человек сорок лучников. Я быстро огляделась. За частоколом укрывался поселок из одно- и двухэтажных домиков, которых я насчитала в видимом пространстве штук двадцать. Время от времени каждый лучник быстро оборачивался и пристально всматривался вглубь поселка, потом быстро говорил что-то соседям. Я отвлеклась от метания камней и тоже «всмотрелась». Все дома были пустыми. На краю поселка в один из домов тянулась короткая очередь из мужчин, женщин и детей. Внутри дома они по одному спускались в погреб, а дальше… Похоже, там был подземный ход. Теперь ясно: лучники лишь прикрывают отступление, победить они даже не надеются.

Очередь в погреб иссякла.

Сухой деревянный треск внизу ознаменовал конец ворот, и нападающие стали по одному появляться c внутренней стороны частокола. Несколько лучников встретили их меткими попаданиями, а вскоре развернулись и все остальные: стрелять вовне было уже бессмысленно. Я тоже начала кидать камни в тыл.

Становилось все хуже и хуже: в нас летели метательные копья, а у наших лучников заканчивались стрелы. Те, у кого запас стрел подошел к концу, хватались за камни из других ящиков, когда же и камни заканчивались, все, как по предварительно разработанному плану, бежали по настилу вдоль стены в сторону леса. Я побежала тоже, не обращая внимания на летящие в меня копья.

Прямо передо мной, охнув, упала лучница — ей в ногу вонзилось копье. Я, не раздумывая, выдернула копье из икры, перекинула девушку через плечо и помчалась дальше. В этом предприятии у меня был и шкурный интерес: чтобы знать, что делать дальше, необходим кто-нибудь местный. О языковом барьере я тогда не подумала. Девушка-лучница, вцепившись в мои плечи, напряженно смотрела вперед, а я, добежав до конца стены и настила, поняла, что мне с этой ношей придется еще и прыгать. Частокол резко обрывался, переходя в буреломные заросли, и настил тоже; лестницы, по понятным причинам, не было. Осторожничать не приходилось, ведь за мной по узкому настилу тоже бежали лучники, а по земле вдоль стены — атакующие. Я прыгнула, рассчитав так, чтобы на земле мы обе перекувырнулись через голову.

На нас сразу напали, но мне уже не было страшно, в меня опять вселился воин. Я схватила на лету брошенное в лучницу копье и ударила им в бронированную толстой кожей грудь напавшего мужчины, а когда он согнулся, ногой по голове достала следующего. Еще одного вновь одолела с помощью трофейного копья, и тут обнаружилось, что больше никого из врагов поблизости нет. Пока они не появились, я опять подобрала местную и побежала вдоль полосы бурелома. Девушка легонько постучала меня по плечу и показала рукой на маленький, наполовину просевший в грунт домик в ста метрах от нас. Я направилась туда и с разбегу влетела в незапертую дверь.

Внутри было сумрачно, но я скоро разглядела большой очаг посередине, разбросанную вокруг него посуду и крошечную кроватку в углу. В кроватке что-то пищало. Услышав этот писк, девушка-лучница застонала, слезла с меня и на одной ноге запрыгала к кроватке. Рывком выхватив из нее нечто спеленатое, она разразилась такой звучной тирадой, что я сразу поняла: мое знакомство со здешним языком началось с ненормативной лексики. Надеясь, что в эту землянку захватчики заглянут в последнюю очередь, я прикрыла дверь плотнее. Девушка рыдала и продолжала говорить, теперь жалобно. Поскольку я и так уже поняла, что произошло, до меня начало доходить значение произносимых ею слов. Так впервые проявился мой еще один чудесный дар — дар знания языков.

Родственники обещали позаботиться о ее ребенке, пока она будет защищать их спины на частоколе, но никто из многочисленной родни обещание не выполнил. Отец ребенка ушел из селения три дня назад вместе с армией племени, когда разведчики сообщили о нападении на какую-то их Долину Семи Племен… То ли разведка подвела, то ли нападение оказалось крупномасштабным, в общем здесь, в поселке, жители смогли только достойно сбежать. Ну, не очень достойно, раз уж бросили на чужой произвол беззащитного малыша.

— Что делать будем? — с трудом подбирая подходящие слова, спросила я.

Девушка всхлипнула, прижала к себе угомонившегося ребенка и ответила:

— Тут пересидим, сколько сможем. Тут раньше моя бабушка жила, она сделала хороший подвал. Только нога!..

Я решила, что нога подождет лучших времен, и открыла люк в подвал, замаскированный так, что можно было надеяться на временный покой. Он оказался гораздо больше единственной комнатки и настолько глубоким, что мне пришлось напрячь мозг, чтобы придумать, как спустить в него раненую женщину и грудного ребенка. Все же мне это удалось, и первым делом хозяйка с помощью трута высекла огонь и зажгла свечу. Запас свечей, кстати, оказался изрядным, похоже, что прежняя владелица дома очень серьезно относилась к вопросам безопасности.

— Тоя, — наконец, представилась хозяйка.

— Ася, — согласилась я.

Младенца звали Маара, это была девочка.

Выяснив такие важные детали, я занялась Тоиной ногой, и, пока Маара наслаждалась материнским молоком, я промыла рану запасенной в приличных количествах водой, пальцами прижала друг к другу края и стала пропитывать импровизированный шов целебным теплом, проходящим через кончики моих пальцев. Это заняло много времени, и Маара уже заснула у Тои на груди и даже успела натворить там своих младенческих дел, когда я решила считать рану затянувшейся.

— Это чудо, — счастливо улыбнулась Тоя. — Спасибо, светлый дух леса! Теперь я знаю, с нами ничего плохого не случится.

Она принялась переодеваться и обустраиваться, а я, как смогла, объяснила ей, что к духам если и отношусь хоть как-нибудь, то, скорее, настороженно, чем непосредственно, и вообще я обычная девочка, попавшая в их мир через дырку в пространстве-времени. Тоя, нормальный член родоплеменной общины с неслабым пантеоном богов в основе религии, восприняла сие известие совершенно спокойно.

— Значит, тебя любят добрые духи, — заявила она, — и не оставят в беде.

 

VI

Как бы там ни было, через несколько часов затворничества я рискнула высунуть нос из подвала. На землянку, действительно, никто из захватчиков не польстился, зато все остальные деревянные строения в поселке уже доедало пламя. Армия отдыхала на площади перед палисадом, и подходить к ней близко у меня желания не возникло. Я вернулась в гостеприимный подвал и заснула.

Проспала я, наверное, долго, и от пережитых треволнений долго не могла понять, где нахожусь: дома, в камере Дениса, в домике Юли, в своем домике, в Норке или вообще в каюте на «Монт Розе»? вспомнив о печальной судьбе «Монт Розы», вспомнила и все остальное. М-да. На сколько ж тысяч лет назад меня занесло? И ни у кого ведь не спросишь, какой сейчас год… Да и какая разница? В Евразии догосударственная структура общества сохранялась до четвертого тысячелетия до новой эры, в Африке и Америке — гораздо дольше. По словам Германа, наколдованный мирок может быть и вероятным прошлым или будущим. Короче, я не дома. Попаду ли я когда-нибудь домой? А что я там, по большому счету, забыла?

Но и тут не лучше. В смысле, сейчас, конечно, здесь обалдеть как хорошо, но когда эта их война кончится, и жизнь войдет в сове нормальное родоплеменное русло, мне опять станет скучно.

Ладно, когда станет скучно, тогда и буду думать, как искать портал, хоть какой-нибудь. И стану я этакой трансвременной странницей… Звучит глупо. Может, меня найдет Королева или ее прогрызающие дырки духи?

Тоя, увидев, что я проснулась, предложила мне половину лепешки и кружку воды. Я не отказалась. Она сказала, что на этот раз поднимется сама, и ушла наверх.

Не было ее долго, и я, не выдержав скучного общества спящей малышки, полезла следом, прихватив Маару.

Наверху я уложила ее в родную кроватку, а сама осторожно выглянула в окно. День. Обгоревшие остатки домов, под радостными лучами яркого солнца смотрящиеся нелепо. И никакого движения. Я стала рассматривать предметы нехитрого быта члена доисторического племени. Посуда глиняная и деревянная, металлического нет ничего, видимо, из металла тут изготавливают только оружие. Есть какие-то непонятные предметы из грубой кожи разных форм, есть тканная одежда, похоже, льняная или вроде того, а есть и что-то вязаное, кажется, крючком. Судя по всему, вполне даже удобно устраивались люди в период неразвитой экономики.

Пока я раздумывала о том, чего из современного мне мира больше всего не хватает, вернулась Тоя. Вид у нее был абсолютно удовлетворенный, и она не поспешила снова лезть в подполье. Оказалось, на опустевших улочках поселка она встретила других соплеменников: во-первых, таких же как она, лучников, защищавших вчера палисад и сумевших спрятаться после прорыва обороны, а, во-вторых, тех, кто пытался сбежать из атакованного поселка. Выяснилось, что у выхода из подземелья их уже ждал отряд преследователей, и от расправы удалось уйти только тем, кто, еще не выйдя на свет, догадался, что происходит, и успел спрятаться в пещерном лабиринте. Спаслась лишь десятая часть жителей поселка. Вся Тоина родня погибла. Вот так.

Тоя вновь схватила дочь и, как вчера, крепко прижала ее к себе, бормоча какие-то хвалы каким-то богам. «Ну и жизнь!» — подумала я и вышла на улицу. Наверное, где-то очень много раненых. С Маарой на руках вышла Тоя.

— Надо хоронить, — сказала она.

— Я с тобой, — попросила я.

Тоя ловко обернула вокруг себя широкую холстину, упаковала в нее ребенка и махнула рукой в сторону леса. Мы отправились напрямик.

 

VII

Шли мы долго, наверное, часа два, пробираясь заметными только Тое тропами, и вышли, наконец, почти к самому подножию большого холма, вершину которого венчал поселок. У большого грота несколько человек молча сортировали мертвых и раненых. Мертвых они уносили из леса в виднеющееся за редкими уже здесь ветвями поле, а раненых складывали шеренгой под деревьями. Их было не так уж и много. Живые за своим скорбным трудом пели: то кто-то один, то все вместе, слаженными голосами. Наверное, враги ушли уже далеко, раз люди не боялись так громко петь.

Тоя отправилась к мертвым, а я подошла к шеренге раненых, в числе которых были и дети. Их осматривали двое: мужчина и женщина средних лет, гораздо больше внимания уделяя взрослым. Тут все понятно, война не закончена, но у меня сжалось сердце, глядя на страдальчески сморщенное личико маленькой девочки. Поэтому я оставила местным знахарям преследование их общеполезных целей, а сама стала ощупывать девочку. Пока я искала рану, пока разглаживала и пропитывала целебным теплом распоротую на боку кожу, знахари не обращали на меня никакого внимания. Когда я перешла к следующему ребенку, раненому в голову, — тоже. Но его рана не была глубокой, и он быстро пришел в себя, как только я погладила его пропитанными теплом ладонями по голове. Он сел, и знахарь-мужчина замер, внимательно глядя на меня. Мне не хотелось, чтобы он заставлял меня заниматься взрослыми, и я объяснила:

— У него небольшая ранка, просто он очень испуган.

Знахарь медленно кивнул и продолжил кого-то раздевать и перевязывать, исподтишка наблюдая за мной. Ну и пусть. Я нашла еще одного ребенка, он лежал без сознания, с дырой от копья в животе. Так, взять себя в руки. Жалость должна превратиться в заживляющую энергию, а не щипать мне глаза без пользы. Я сложила ладони куполом над раной и наполнила ее теплом. Концентрируясь на ране, я просидела рядом с малышом долго, время словно остановилось. Я ждала хоть глубокого вдоха, хоть движения ресниц. Наконец, щеки мальчика начали розоветь, и он открыл глаза.

— Светлый дух леса, — прошептал он обветренными губами, и для моих ушей это прозвучало как «спасибо».

Следующему ребенку надо было перевязать сломанные ноги, и я, совместив отломки костей, недолго думая и не надеясь на помощь знахарей, разрезала найденным тут же ножом свою толстовку. Кости срастаются долго, девочку надо как-то доставить в поселок. Правда, как же дальше быть с этими бедолагами?

— Надо было оставить их умирать, — сказал кто-то у меня за спиной. — Теперь они для нас только обуза.

— И ты смог бы сказать это их отцам, когда они вернутся? — послышался возмущенный голос Тои.

Ответом ей было молчание, и я поняла, что детей не бросят.

— Тут еще есть, — сказала мне знахарка и показала на кого-то в шеренге. Ничего, справимся.

Раненых стали уводить и уносить в поселок, детей — под присмотром Тои. Взрослые стали делить лепешки, и мне тоже достался приличный ломоть. Утолив голод, мы продолжили. Вместо изорванной толстовки Тоя принесла мне грубую холщовую рубашку и кожаный жилет.

— Если надо, помогу, — сказала я знахарям, боясь их обидеть, но знахарка вдруг согласилась и показала мне двух женщин с опасными ранами.

Заночевали мы здесь же, для нас и раненых здоровые на скорую руку соорудили шалаши. Утром лекарям принесли из поселка разные мешочки с порошками и травами, воду и котелки. Я издалека смотрела, как они готовят отвары. В конце концов любопытство победило, и я попросила лекарей объяснить, что они делают, готовая нарваться на грубость. Против ожидания, Эдиен и Ратоя охотно подвинулись, позволяя мне занять место у котелка, и сказали, что готовят отвар для защиты от заражения крови, а потом показали, что входит в его состав. С этой минуты мы ухаживали за ранеными вместе. Они поняли, что я гостья в их мире, но по каким-то причинам я вызвала у них симпатию, и они подолгу рассказывали мне, что знали о болезнях и способах лечения. Я ловила каждое слово, надеясь запомнить их уроки навсегда. Мы делали мази из животного жира, растительных масел и растертых в порошок сушеных растений, разные настои и компрессы, несколько дней подряд выхаживая раненых в лесу, а потом перебрались в поселок, десяток домов в котором уже успели восстановить.

Я поселилась у Ратои и целыми днями выспрашивала ее о лечении, болезнях, лекарственных растениях и минералах. Я сказала, что там, откуда я родом, многие здешние травы не растут, и спросила, можно ли распознать в незнакомом растении лекарственные свойства. Ратоя позвала Эдиена, и он прочитал мне пространную лекцию на эту тему. Скорее всего, они выдавали мне семейные тайны, считая, что это не может ничем повредить, поскольку я все равно скоро уйду из их мира. Хотела я тогда знать, как… Однако всерьез заняться этой проблемой так и не успела.

 

VIII

Я не считала дни, проведенные в мире Тои и Маары, но луна принялась уже демонстрировать свои бока по второму разу, когда в поселок на холме вернулась война. Вероломно напавшие соседи бежали обратно, подгоняемые объединенной армией Семи племен. Под стеной частокола вновь развернулся бой, и я не стала отказывать себе в удовольствии попинать тех, кто недавно с такой немыслимой для меня жестокостью совсем недавно расправлялся с безоружными детьми. Мне действительно нравилось драться. В этот раз, когда непосредственной угрозы для меня не было, и я имела возможность спокойно где-нибудь отсидеться, меня вынес на поле боя необъяснимый, упоительный азарт, словно проснувшийся во мне воин почувствовал вкус к жизни только ждал случая, чтобы начать действовать. Правда, оказалось, что у меня есть некая установка, преодолеть которую я была не в состоянии: я не могла наверняка убивать и даже наносить опасные для жизни травмы. По этой причине для меня оказалось бесполезным всякое оружие, кроме палок, которыми можно было успешно оглушить или ушибить, отняв возможность двигаться. Ну, хоть что-то…

Тот бой был коротким, и для моих новых знакомых обошелся минимальными потерями. В разгар битвы Тоя встретилась со своим мужем, и я с завистью смотрела, как красиво они сражались, держась рядом.

К вечеру война закончилась. Поле перед частоколом было завалено трупами. Я опять помогала Эдиену и Ратое оказывать первую помощь раненым, а потом, когда стемнело, села отдыхать на склоне. Тоя дала мне не желающую засыпать Маару, а сама опять занялась похоронными делами. В сгущающихся сумерках на поле вспыхнули погребальные костры. Зрелище не из приятных, и я стала делать массаж Мааре, положив ее к себе на колени.

— Вот она! — услышала я совсем рядом по-русски и не поверила своим ушам.

— Ася! — заорал голос Толи. — Ну ни на минуту нельзя оставить! Уже с ребенком!

Слишком правдоподобная галлюцинация. Я повернула голову на раздражающий звук и обнаружила в десяти метрах от себя Толю, Алешку, Димку, Капитана-Командора и Германа, стоящих плотной кучкой.

— Заткнись, дебил, — сказал Лёшка, хотя такое обращение между ним и Толей не было принято.

— А что? С племянником! — счастливо улыбнулся Димка.

— Племянницей, — растерянно поправила я.

— Ася, идем, а то портал закроется, — сказал Капитан-Командор. — Следующий сквозняк на Остров только через двадцать лет.

— Другой вариант — добираться окольными путями, — добавил Герман.

Я быстро соображала. Двадцать лет здесь — это перебор. Окольными путями — это через несколько миров, я так понимаю. То есть несколько часов, а то и дней в компании Толи. Я быстро поднялась на ноги и побежала искать Тою, которая, по счастью, оказалась недалеко. Чмокнув Маару в мягкий младенческий лобик, я отдала ее матери, попрощалась и помчалась к ребятам в портал.

Кто-то крепко взял меня за руку, и мы всей гурьбой сделали несколько шагов в пустоту.

— Жива! — крикнул голос Сашки. — Как вы ее так быстро нашли?

Я поняла, что нахожусь уже в зале пульта. К перемещениям в пространстве надо будет привыкать.

— Повезло, — сказал Капитан-Командор и занял свое место за пультом.

Толя не позволил мне двинуться дальше огородки портала.

— Ты понимаешь, что натворила?! — сразу взъярился он. — С тобой могло случиться все, что угодно!

Я вспомнила, сколько раз могла умереть и сделала нарочито глупые глаза.

— Что это было за место?

Так ему все и расскажи.

— Колхоз «Красный лапоть», — невинно сообщила я.

— Да? — с подозрением переспросил он. — А что за костры там горели?

— Дак урожай собрали, картошку пекли, — в том же духе продолжила я.

Толя больше не имел ко мне вопросов. В глазах Капитана-Командора явственно читалась насмешка. Наверное, отличать погребальные костры от всех остальных он умел.

— А если понадобится для серьезной работы, расскажешь? — спросил он.

Ему я и так бы рассказала: я видела, что он почему-то с уважением отнесся бы к любому моему поступку и вообще воспринимает меня как ценность. Я точно с удовольствием поменяла бы Толю на Капитана-Командора в своей жизни, но в те дни я еще не отошла от эпизода с абордажем.

— Да, — только и ответила я.

— Сейчас отправляйся в свой дом, — распорядился он. — Послезавтра утром приходи сюда, для тебя будет готов «компас». Мы с Германом объясним, как им пользоваться.

Про «компас» я не поняла, зато ясно стало, что никто не запрещает мне посещать наколдованные мирки. С трудом сдерживая радость, я кивнула:

— Да, Капитан-Командор.

Что-то мешало мне уйти сразу после этих слов. Алешка, стоявший впереди, обернулся и взглянул на меня с удивлением, но потом его удивленный взгляд опустился по моей руке, туда, где до сих пор находилась рука Германа.

— Ася должна идти в свой дом, — с нажимом повторил Алешка.

Герман разжал пальцы, и этот миг отозвался в моем сердце потерей. Он ничего не сказал, и, уходя, я не чувствовала спиной его взгляда.

 

IX

Против ожидания, кошки у меня дома не хозяйничали. Видимо, дома их интересуют лишь постольку, поскольку в них живут люди, и даже кошачьих следов в моей маленькой комнатке я не обнаружила. Вечером я отправилась купаться и поняла, что очень соскучилась по океану. Здесь было так спокойно, так мирно… И так пусто. Завтра пойду обыскивать поля и леса на предмет всяких целебных травок, пока не забыла все, чему меня научил Эдиен, кое-что из его наставлений запишу, а послезавтра…

Сколько еще миров меня ждет? В каждом — чудесный секрет, множество удивительных жизней и увлекательных приключений, в каждом — какое-нибудь открытие. Смогу ли я теперь жить спокойно, зная, что все это проносится рядом, за тонкой-тонкой гранью, и, чтобы прикоснуться к другому совсем миру, надо лишь найти две дырочки: одну в нем, другую в своем? Нет.

Теперь я попала в другой плен — плен собственного любопытства.

Ближе к ночи я навестила девочек в форте. Они познакомили меня с приехавшей в мое отсутствие Алей, умопомрачительной красоты девочкой, которая едва на меня взглянула, и расспросили о том, что я видела в чужих краях. Я обрисовала в самых общих чертах уклад жизни в мире Тои и Маары, мы нашли, над чем посмеяться, а потом Юля и Валя вызвались сходить со мной в баню. В общем, у меня вполне сложилось впечатление, что я вернулась домой.

Весь второй день я провела, как и планировала, с нетерпением ожидая, когда же он кончится, и на следующее утро, только и успев искупаться, явилась в зал пульта.

Капитан-Командор с Германом уже были там, и я почувствовала, что на самом деле им не хочется никуда меня отпускать. Кто же их заставляет? Неужели Королева?

Герман протянул мне какой-то предмет, почти затерявшийся в его широкой ладони. Когда я его взяла, он занял мою ладонь наполовину. Это была небольшая прозрачная полусфера на металлическом основании, внутри которой, словно светлячки, перемещались крошечные цветные звездочки. Единственная зеленая звездочка висела в центре.

— Нужна практика, чтобы научиться быстро читать показания, — сказал Герман. — Но пока ничего удобнее этого мы не придумали.

Да, компас эта штучка ничуть не напоминала, разве что ее тоже можно было носить на запястье, если приладить ремешок. А можно — шнурок, и на шею. При необходимости можно спрятать в… ну, я этого пока не ношу, но потом будет можно.

— Всегда зеленый огонек — это какой-либо из пяти порталов Острова, — начал объяснять Герман. — Желтые — это порталы в нашем времени, но не на Острове. Красные — все остальные. Движение отображается во в десять раз увеличенной скорости, но чем ближе портал к наблюдателю, тем ближе скорость огоньков к реальной скорости порталов. Можно прогнозировать приближение порталов за семь-восемь дней.

Так-так-так.

— То есть, — уточнила я, — с его помощью я могу искать портал, чтобы вернуться на Остров? Или просто перейти из одного мира в другой, не зная, что это будет за мир?

— Именно так, — подтвердил Капитан-Командор. По-моему, он надеялся, что я откажусь от затеи путешествовать по миркам из-за того, что «компас» не особенно удобен.

— Гениально! — искренне определила я. — А какую энергию он использует? Его надо будет подзаряжать?

Капитан-Командор и Герман посмотрели друг на друга. Герман вздохнул и ответил:

— Нет. Там программируемые радиосигналами микроорганизмы, которые обитают в питательной среде. Расчетный срок службы одного «компаса» — приблизительно пятнадцать лет.

Я всмотрелась в полусферу, стараясь не перенастраивать глаза. Уж очень микро- эти организмы! К зеленой звездочке быстро приближалась красная.

— Всё? — спросила я Германа и Капитана-Командора.

— Всё, — ответили они.

— Тогда пока, — сказала я и пошла к порталу.

И понеслось.

Может, мне везло, но, входя в каждый новый мир с тем же чувством, с каким в детстве распаковывала новогодние подарки, я от каждого и всегда получала новый бесценный дар — захватывающее приключение или новые знания, и в то время смыслом моей жизни стали такие путешествия. Сначала я из каждого мирка возвращалась на Остров, день-два пересиживала там, а потом лезла в новую дыру, но как-то раз мне пришлось воспользоваться «окольными путями», удирая от погони, и это оказалось не менее интересно.

Денис, как я узнала, занимался тем же самым, но сначала не в одиночку, а в обществе Тима или еще кого-нибудь из парней, и однажды, встретившись на Острове, мы целый день рассказывали друг другу о своих приключениях. Для него оказался проблемой языковой барьер, и я научила его улавливать «дух» чужого языка. После двух часов тренировок у него это стало отлично получаться. Ну, не зря же мы понимаем друг друга с полуслова.

 

X

Как-то у выхода из портала в зале пульта меня встретили дежурные и передали просьбу Капитана-Командора никуда пока не уходить. «Просьба» Капитана-Командора — это вообще-то приказ, поскольку мое пребывание на Острове зависело именно от него, поэтому я заставила себя смириться и никуда больше в тот день не пошла. Следующим утром пришел Тимка и сказал, что нам нужно отправляться домой, в Солнечный Берег. Я почувствовала себя лошадью, которой натянули поводья, и даже зашипела от досады. Тимка рассмеялся и объяснил, что здесь все же не Остров Неверленд, и никого не должны потерять родители с прочими близкими. Более того, Королева требует, чтобы никто из островитян не утрачивал связи со своим обществом и не нарушал его законов. Так, все должны учиться в школе, и не только ради спокойствия родителей, которое Королева как раз легко могла обеспечить, а для того, чтобы нормально социализироваться. Иными словами, мы не должны оказаться выброшенными из жизни своего современного мира.

— Мы решили перейти на обучение экстерном, — сказал Тима.

— Кто — вы? — спросила я.

— Ну, Димка, Толя, Лёшка, Денис и парни из твоего экипажа. Договориться в школе поможет Королева, а зачеты всякие и экзамены будем сдавать два раза в год.

— Не слабо? — не поверила я.

За себя я боялась, что слабо, но не сидеть же за партой, когда можно проводить время гораздо интереснее? Да и научиться гораздо большему.

— Попробуем, — улыбнулся Тимка.

Так что вечером этого же дня «Мистификатор» под командованием Капитана-Командора повез нас домой. Мы с Денисом всю дорогу обсуждали все, с чем столкнулись в наколдованных мирках, не обращая внимания на остальных. Между Денисом и моими братьями всегда была пропасть, и никуда она не делась; как и я, он подчеркнуто игнорировал своих прежних друзей, оставшихся на Острове и пополнивших гарнизон: Володьку, Даньку, Олега и Рустама. Зато он вполне даже лояльно относился к прочим островитянам. С Тимом они вообще как-то умудрились подружиться. Кто бы мог подумать…

Садясь в шлюпку «Мистификатора» до того, как покинуть залив Острова, я заметила среди провожающих Германа. Он не встречался со мной взглядом, но я чувствовала его. Что между нами происходит? Что это за игры такие?

Капитан-Командор дал нам с Денисом месяц на улаживание всяких дел с родителями и в школе, после чего мы должны были вернуться на Остров.

За это время мы сдали по половине зачетов «вперед», чем заслужили доверие учителей и возможность учиться экстерном. Нам с братьями нужное заявление подписала бабушка, довольная тем, что с нее снимается всякая ответственность за внуков, другим убедить родителей помогла Королева. Вроде, они придумали что-то про круглогодичный спортивный лагерь, жутко заинтересованный в таких талантливых молодых спортсменах, как они. Какими уж видами спорта они поразили родственников, не знаю…

Ровно через месяц Капитан-Командор появился в поселке, и мы с братьями оперативно собрали вещи. Я прихватила все, что могло понадобиться для обустройства домика, не постеснявшись снять деньги с родительской карточки. А что? Это для правдоподобности! Не могли же мы полгода жить, питаясь воздухом? Впрочем, потом я уже так не поступала, потому что, не смотря на «социализацию», все больше в душе противопоставляла мир Острова миру родителей.

Как и в прошлый раз, первым на Острове меня встретил долгий и внимательный взгляд Германа. Ну его к черту!

На следующий же день по прибытии я пошла в портал.

 

I

«Компас» был изобретен Германом и Капитаном-Командором после безрассудной высадки в мире, который они назвали Багровый Каюк. Там они заблудились, поскольку портал, через который они проникли в Багровый Каюк, сместился. Им пришлось обратиться за помощью к местному колдуну, Жадному Богу, который указал место следующего совмещения порталов взамен на «пакость» — по его убеждению, оказываемая без выгоды помощь должна компенсироваться таким же бесполезным вредом. «Пакостью» стало вмешательство в судьбу Германа, ограничившее срок его жизни моментом, когда Капитан-Командор покинет Землю. К Капитану-Командору тогда еще не вернулась память, он не понял, зачем ему вообще когда-нибудь ее покидать, и они согласились.

Однако вскоре Герман, и без того слишком серьезный для своих одиннадцати лет, понял, что слова Жадного Бога имеют эффект медленнодействующего яда. Он почувствовал, что его жизнь оборвется очень скоро, лет через 5–6. И… поторопился жить.

В его представлении это означало — узнать все о мире, в котором он родился, и где оказался лишь гостем. Он пытался понять все законы, по которым существует Земля, сначала сам, наблюдая за всеми, даже обыденными и простейшими, явлениями и находя им объяснение, потом искал подтверждение своих выводов в книгах. Он проводил опыты, испытания, описывал результаты, переделывал и так незаметно для научного сообщества стал выдающимся ученым, сделал открытия, способные перевернуть технический мир. Только до технического мира и научного сообщества ему не было никакого дела — он удовлетворял собственную жажду, становящуюся с каждым открытием все острее.

Королева помогала ему. Без возможностей, которые предоставляла ему она, а в ее отсутствие — накопленная и сохраненная Островом энергия, Герман быстро зашел бы в творческий тупик. Но, благодаря Королеве, у него всегда оказывалось под рукой нужное оборудование, материалы, образцы, книги и видеозаписи. Королева буквально упивалась чистым мальчишечьим восторгом творчества, в котором не было ничего, кроме радости открытия и восхищения устройством мира. Перед лицом смерти Герман не испытывал ни зависти к конкурентам, ни корысти. Этой его искренней радостью, как одновременной молитвой миллиона верующих, становилась сильнее и прекраснее ее любимая планета.

Так, даже не догадываясь о том, что это невозможно, Герман собрал подводную лодку. Она получилась красивой, быстрой, очень удобной для путешествий в океане и оказалась даже способна проникать через обнаружившийся прибрежный портал в другие миры, но… места для, естественно, срочно понадобившейся лаборатории в ней не нашлось. Он отдал эту лодку любимому брату Юре, а себе построил другую, назвав ее словом, в котором сосредоточилось все важное для него — «Тайна».

— Потом можешь и ее забрать себе, — сказал он Юре, рассматривая дно океана.

— Когда потом? — поинтересовался Юра, еще не наигравшийся со своей «Каравеллой».

— Ну, когда я умру, — небрежно пояснил привыкший к мысли о скорой смерти Герман и тут понял, что ни он, ни Капитан-Командор не сообщили о случившемся друзьям.

Брату он рассказал все. Юра отказался верить. Так для него было лучше, чтобы не испортить чудесное детство тревогой и не впустить в душу разрушительное ощущение страха. Тем не менее за Германом он признавал право верить в свою смерть, тем более, что оно, по всей видимости, не мешало ему жить.

Друзья стали напрашиваться в экипажи подводных лодок братьев. Юра принял таких же, как он сам, бесшабашных и уверенных Костю, Игоря и Женю — скорее приятелей, чем подчиненных. Герман не сразу понял, зачем ему вообще нужен экипаж, и только когда Сережа объяснил, что в случае проблем со здоровьем может помочь врач, Коля — что за техническим состоянием подлодки нужен постоянный присмотр, Кирилл и Слава — что втроем они насобирают больше интересных образцов, Артем, Никита и Егор — что всем остальным нужна охрана, — только тогда Герман согласился сформировать экипаж. Но именно на этих условиях: он — капитан; Сережа — бортврач; Коля — техник; Кирилл и Слава — помощники; Артем, Никита и Егор — охрана. Герман, если кому-то непонятно, главный, его приказы не обсуждаются. Это не вызвало возражений. Ровесника, построившего две подводные лодки, находящего ответы на все вопросы, можно было только безгранично уважать. В итоге к «Тайне» оказалась приписана дисциплинированная и сплоченная команда, зараженная от капитана любознательностью и уверенностью в том, что ничего невозможного просто не существует.

И тут появилась девочка, построившая бриг…

Да, он ее уже видел. Они встретились год назад на улице его родного города в анекдотической ситуации случайного знакомства двух групп близнецов, и Ася с Юрой даже незабываемо свалились в фонтан, промокнув до нитки. По всем параметрам выигрывала Асина группа — они были тройней, плюс к этому ее братья Дима и Тима оказались редкими идентичными близнецами в отличие от вполне различимых Германа и Юры. Известие о том, что в семье Тигор есть еще пара близнецов — старшие братья Алеша и Толя, окончательно убило в Германе и Юре сознание их исключительности. Они пригласили братьев Тигор на Остров. Без сестры. Девочек в население Острова тщательно подбирала сама Королева, и чем она при этом руководствовалась, было неведомо. Что же касается мальчиков, то Юра с Германом были уверены, что братья Тигор соответствуют ее требованиям, они сразу почувствовали друг в друге нечто значительное общее. И оказались правы.

Ася сама нашла дорогу к Острову. Потом выяснилось, что она ее не искала и вовсе не хочет с ними оставаться… Тогда Герман затопил ее бриг. Незаметным движением запустил в него бесшумную торпеду. Никто ничего не понял, даже его экипаж, лишь Капитан-Командор догадался. Никто не знал, что на «Тайне» есть торпеды. И тайной, которую не хотелось открывать, стала для Германа причина его поступка. Он не смог позволить ей уйти. Почему? Потому что у него заболело сердце при мысли об этом.

Потом он клял себя за необдуманный порыв последними словами, и даже выучил ради этого несколько экзотических жаргонизмов. Ведь так началось то, что отменило его перемирие со смертью. Она теперь ему мешала.

Ася осталась на Острове. Сначала ее удерживал там плен, а потом — проснувшийся интерес к возможностям, которые предоставляли порталы. Герман редко ее видел, но когда видел, то не мог насмотреться. Он ознакомился с наукой психологией и не нашел в ней удовлетворительного ответа на свои вопросы. Эмоции. Просто эмоция счастья, вливающая каким-то образом в кровь бешеную дозу гормонов, от чего рассеивается внимание, тихо, но часто колотится сердце, окружающий мир меняет цвета и видится гармоничным, постижимым, совершенным… Эмоция счастья связана с Асей, это ее облик, и даже только упоминание о ней, вызывает у него такое странное состояние.

В какой-то момент он понял, что его «счастье» резонирует с ее «счастьем». Это оказалась ловушка для двоих. Их тянуло друг к другу! А что случится, если они друг к другу «притянутся»?! Наверное, что-то взаимно приятное. Они приобретут друг для друга бесконечную ценность. Наверное, он будет счастлив до самой смерти. А потом? Что он ей оставит? Известно, что — глубокую, черную тоску, такую, какую он сам испытал, когда умер его близкий и любимый человек. Это очень болезненная эмоция. Он не может подвергать Асю такой пытке. Вопрос закрыт. Надо «выбросить ее из головы». Установка понятна?

Не получилось.

Получилось какое-то время не думать о ней, и он натренировался вызывать в своем сердце ощущение холода при чьем-то случайном упоминании ее имени в разговоре, но однажды…

 

II

Однажды на «Тайну», болтавшуюся у Острова, пришел вызов с пульта. Володя, дежурный, с трудом скрывая восторг, распорядился:

— Герман, ныряйте в морской портал, надо выручить Асю, у нее что-то незаладилось с пиратами. Наверное, придется драться.

Герман оторопел, но в ту же минуту направил подлодку в сквозняк, образованный временно совмещенными порталами двух миров.

«Тайна» вынырнула в утро другого мира и оказалась в десяти метрах от двух сцепленных абордажными крюками барков. Никто даже не подумал о том, что эта картина до боли знакома, потому что на одном из них, с поломанной фок-мачтой и порванными обвисшими парусами на двух оставшихся, шел нешуточный бой. Аси нигде не было видно. Герман передал управление Кириллу, приказав подплыть ближе к атакованному судну и оставаться на подлодке, а остальным — готовиться к десантированию. Цель — найти Асю и вывести ее на «Тайну», больше ничего!

Уворачиваясь от кривых сабель, ножей и падающих тел, они обшарили палубу. Когда Герман уже принял было решение перенести поиски в помещения, Ася появилась на мостике — в обществе троих моряков она отбивалась от пиратов. Как и в прошлый раз, вполне технично.

Герман сам не заметил, как оказался рядом с ней.

— Прыгай в море! — крикнул он. — Лезь в «Тайну»!

— Нет! — крикнула в ответ она. — Не видишь, мы тут деремся!

У него в памяти промелькнуло одно из экзотических выражений, но очень быстро. Его руки уже сами схватили с пола нечто, чем можно было обороняться, и он врос в мостик рядом с Асей. Парни подошли со всех сторон, окружив нападавших, и видя, что ни Герман, ни Ася без победы уходить не собираются, тоже подобрали оружие и вступили в бой. «Надо будет сочинить инструкцию на подобные случаи,» — подумал Герман, нанося удары. А через мгновение думать он уже не мог. Ася прижалась спиной к его спине, и его мозг отказался работать. Он лишь понимал, что ничего никогда в его жизни не было лучше этой «драки».

Внезапно стало тихо. Никто больше на них не нападал. Один за другим, уцелевшие моряки перелезали на пиратское судно, и уже с него стали доноситься крики, стук и скрежет.

— Отбились… — по-английски произнес один из мужчин и спросил у Германа: — Кто вы? Как вы тут оказались?

Герман, разумеется, отвечать ему не собирался. Он завел руку за спину и крепко прижал к себе Асю, потом пересчитал свой экипаж. Парни переводили дух, держась за фальшборт и друг за друга, в порванной одежде, пятнах крови, но целые, живые и… совершенно счастливые. Тыльной стороной ладони он ощущал биение Асиного сердца, и этот ритм проходил по его руке вглубь него самого.

— Это мои друзья, — сказала Ася мужчине. — Мне пора уходить.

На лице мужчины застыло недоумение: он не понимал, куда в открытом море можно уйти.

Герман осторожно повернул Асю лицом к себе. Наверное, он не выглядел радостным, раз уж Ася поспешила сообщить:

— Я вас не вызывала. Я только искала портал.

— И справилась бы без нас… — с издевкой подсказал Герман.

Она не ответила. Она смотрела ему в глаза. Он смотрел в глаза ей. Они проникали друг в друга.

Она бы не справилась. Но он не вправе был ее за это упрекать. Что он мог ей сказать? Она не должна рисковать своей жизнью? Она должна ценить ее и беречь, она — часть прекрасного и гармоничного мира. Но он уже знал, что она ему ответит. Он видел, что для Асиной жизни главное состоит в таких безрассудных приключениях, как для его — в научных открытиях, и ей не очень-то и важно, сколько она, жизнь, продлится, лишь бы она была именно такой.

— Сейчас закроется портал! — крикнул с «Тайны» Кирилл.

Они прыгнули в море и вплавь добрались до подлодки. Парни попрыгали в люк — так было быстрее, чем спускаться по лестнице. Ася замерла, в нерешительности заглядывая вниз, в темноту, ведь раньше она не бывала на «Тайне». Герман схватил ее за талию, поднял над палубой, как котенка, и осторожно опустил в проем — внизу ее поймал Слава.

Просторный коридор выходил к рубке, в которой собрались, истекая морской водой, все участники спасательной операции. Ася обнаружила, что потеряла заколку, и что во время короткого заплыва ее коса расплелась. Она поспешила отжать ставшие тяжелыми волосы и огляделась. Подводная лодка Германа производила впечатление солидного и надежного корабля. Здесь все было удобно, и в то же время уютно. В подборе материалов для мебели и стен угадывалось участие Королевы.

— Что ты там делала? — спросил Герман, рисуя маршрут для автонавигатора.

— Ты же видел, — удивилась Ася. Но потом решила, что он и его команда все же заслужили получить объяснения. — На борту «Серебряной птицы» была семья одного… хорошего человека. Писателя. То, что они попадут в историю вроде этой, было ясно с самого начала. Вот я и решила им помочь.

В повисшей тишине парни уставились на нее с плохо скрываемой завистью. И недоверием. Как-то странно это было для девочки, в их представлении. Герман пытался понять, серьезно ли она говорит.

— Одна?! Предвидя нападение пиратов?!

Он выкручивал свою рубашку, и на пол лилась вода. Струйки воды стекали с кончиков прядей Асиных длинных волос, капли блестели на ее ресницах, отражаясь сотней крошечных искорок в огромных глазах, а мокрая белая рубашка прилипла к телу… Раздался треск рвущейся ткани, и у Германа в руках остались два мятых лоскута.

— Ты очень сильный, — с уважением сказала Ася.

Егор закусил губу, чтобы не расхохотаться, а Никита уткнулся лбом в переборку. Герман взглянул на них так, что они поспешили ретироваться в кубрик.

— А ты думаешь, это в первый раз? — Ася, ничего не заметив, вернулась к его вопросу. — Обычно обхожусь одна. В смысле, без островитян. Друзья-то везде находятся.

Герман швырнул лоскуты в угол. Интересно, как на это смотрит Королева?

— Причалили к Острову, — сообщил Кирилл. Ася быстро пошла к трапу. Ей тоже не терпелось избавиться от мокрых тряпок.

— Ты зови, если что, — без тени насмешки попросил Слава, отдраивая люк. — Не жадничай…

Герман, глядя ей вслед, сказал Кириллу, что отпускает команду на берег.

 

III

Но больше никто не ушел. Никому не хотелось расставаться с новым, накрепко объединившим их чувством слаженной, важной и опасной командной работы. Настоящий бой, закончившийся относительно легкой победой, разбудил в них генетическую память о смысле существования воина, том, кого иногда еще принято называть «настоящим мужчиной». Им хотелось пережить это вновь.

Как всегда после неординарного происшествия, Герман анализировал новую информацию. Обнаружилось несколько пробелов в знаниях, которые не терпелось восполнить: во-первых, плохо с историей. Он совершенно не понял, в каких событиях ему довелось поучаствовать, кто на кого напал, и что это были за суда. Во-вторых, техника боя. По его мнению, дрался он как медведь, выигрывая только за счет действительно исключительной физической силы. Третий вывод сделать не получалось. Мысли постоянно возвращались к моменту, когда Ася прижалась спиной к его спине, и вызванные этим «тактильным актом» ощущения возникали с неослабевающим эффектом во всех мускулах и нервах, пронизывая насквозь. Он и не знал, что такие ощущения вообще бывают: боль и наслаждение одновременно, в каком-то немыслимом переплетении. Воспоминание о доверчивом взгляде ее невозможных фиолетово-зеленых глаз повергало его в состояние транса.

«Я тупею,» — сказал он себе и пошел в свою тесную персональную каюту, инстинктивно чувствуя, что «зависшее» внутреннее состояние уже заметно внешне.

Он хотел что-то делать, но не мог придумать занятие. Читать не получалось. Вдруг он заметил, что его эмоции меняются в определенном гармоничном ритме, и этот ритм требует «объективизации». Он пошарил рукой под кроватью и достал гитару. Как она там оказалась? Он не умел с ней обращаться. Но это не важно, главное, что этот предмет может издавать звуки, похожие на его ощущения. Словно ее струны — это его натянутые нервы…

— Капитан совсем больной, — неуверенно хихикнув, произнес Никита.

Парни прислушивались к необычным звукам, проникавшим в коридор из капитанской каюты.

— Ты бы тоже заболел, — серьезно ответил ему Артем, — если бы тебе пришлось драться бок о бок с такой девочкой… а потом она бы просто ушла.

Сережу нервировало нетипичное психическое состояние капитана. Он привык видеть в нем сверхчеловека, почти нечеловека даже, уравновешенного при любых обстоятельствах, никогда не теряющего способности разобраться в ситуации. Почему сейчас он не видит выхода — очевидного, напрашивающегося?! Сережа понимал, что происходит с его капитаном — то же, что и с ним самим, «влюбившимся», как он сам определил, в Юлю. Но Сереже казалось, что состояние Германа доставляет тому гораздо более сильные переживания, что оно болезненное, и он не мог понять, почему Герман терпит эту боль. Может, он, великий и умнейший, знает про любовь что-то такое… страшное?

Вечером Сережа, окончательно сбитый с толку сомнениями, вломился в капитанскую каюту. Герман прижал струны и вопросительно посмотрел на него.

— Капитан, что за игры? — решившись, выдохнул Сережа.

— Не нравится — не слушай, — спокойно ответил Герман. — Я ведь распустил экипаж.

Сережа замялся. Герман очевидно не хотел говорить на волновавшую его тему, обозначив дистанцию: «я» тут, «экипаж» там.

— А я и распустился! — внезапно осознав это, огрызнулся Сережа. — И спрашиваю тебя не как член экипажа: во что вы с Асей играете?

Герман отвел взгляд. «Мы играем… в кошки-мышки… или кошки-кошки, мышки-мышки. Потому что бегаем друг от друга, но хотим друг друга поймать… Игра такая.»

— Ты влюблен в нее, она влюблена в тебя, — упрямо продолжал Сережа. Если Герман скажет, что он не прав, между ними будет уже не дистанция, а пропасть. — Почему вы расстаетесь?

Карие глаза Германа потемнели до черноты. Отрицать очевидное он не стал, это было бы ниже его достоинства.

— Потому что у меня есть совесть.

Ответ обескуражил Сережу, но он не отступил:

— А ты ее с садизмом-мазохизмом не перепутал?

Герман хмыкнул, оценив иронию, и миролюбиво ответил:

— Асе двенадцать лет.

— Ну и что? — искренне удивился тринадцатилетний Сережа. — Я ведь не о том, чтобы в постель укладываться.

«Не получилось», — подумал Герман. У тех, кого собрала на Острове Королева, не могло быть примитивных представлений о любви. Ладно, попробуем по-другому.

— У меня есть один серьезный порок, — медленно и внятно произнес он. На этот раз Сережа должен понять, что разговоры бесполезны. — Из моей любви ничего хорошего не получится. Просто поверь, что это так.

Сережа открыл было рот, но тут же решил, что для первого раза достаточно. Они с Германом еще не такие близкие друзья, но все впереди. Мысленно пообещав себе рано или поздно «доконать Германа», он вышел из его каюты.

 

IV

Когда в ушах зазвенело, а виски словно сдавил пресс, я поняла, что пора всплывать. Инстинкт самосохранения пинком отправил меня на поверхность, и я, как воздушный пузырь, выскочила из воды.

Помогло. Тело оставило попытки вернуть ощущение чужих сильных рук на талии и посторонних твердых мускулов, перекатывающихся вплотную у бедер и спины. Теперь оно плевалось и радовалось тому, что выжило. Наверное, такой способ справиться со страстями и называется у монахов «самобичеванием» или «умерщвлением плоти».

А еще ему захотелось есть.

Я взобралась на скалу, прыгнула с нее на берег и пошла домой. Дома меня ждало созревшее «нечто». Куст, на котором оно висело, я посадила еще в первую неделю плена, когда выяснила, что на Острове все питаются только тем, что растет или плавает. То, что плавает, мне было жалко есть, поэтому я стала подгонять под свой вкус то, что растет. В результате у моего домика появился аппетитный садик с огородом, а я надолго увлеклась селекцией. На Острове все росло быстро. Его природа с удовольствием выполняла мои задумки, и вся мною созданная еда была вкусной.

Дома я наконец-то освободилась от пропитанных соленой водой штанов с рубашкой и переоделась в сарафан, зажгла в печке огонь, чтобы согреть воды для чая, и сорвала «нечто».

Задумывалось оно как мягкое, но не сочное, сладко-соленое и пахнущее свежим хлебом. Если это удалось, назову его «бубл».

М-м-м! Бубл!

На кусте, радуя глаз, висело еще десятка два бублов.

Я всыпала в горшок с кипятком горсть сушеных цветочков, и через мгновение по моему крошечному домику разлился их запах… Что-то не то было с этими цветочками…

«Память тела» вмиг захватила меня целиком, и я уже не смогла отключиться от абсолютно реального ощущения рук Германа на своей талии и его взгляда в своих глазах. Если бы просто касание и взгляд! Касание и взгляд вызывали столько разнообразных ощущений во всем теле, что я показалась самой себе музыкальным инструментом, на котором кто-то невидимый играет, умело перебирая струны.

Это было приятное, новое и острое чувство. Вот только безысходное какое-то. В нем слишком отчетливо обозначался смысл его влияния — оно привязывало меня к Герману, заставляло стремиться к нему, желать постоянно находиться рядом. То яркое, волнующее и прекрасное, что я ощущала, было словно затравкой, представлением о том, что возможно пережить, если мы были бы вместе. За этим «были бы» стояла такая же острая по силе тоска. Мы не вместе. Мы не будем вместе. «Нет» я прочитала в его темных глазах. «Нет» сначала затерялось в его взгляде среди радости, гордости и нежности, а потом выступило вперед, заслонив и стерев все остальное. Почему?

Что со мной не так?!

Бороться с одолевавшими мыслями и возбуждаемой ими болью было бесполезно. Все, чем я пыталась себя занять, приводило к ним и прерывалось. В конце концов я не стала делать ничего. Села на пороге своего домика и уставилась вдаль. Завтра пойду к порталу и шагну в первый же сквозняк. Можно бы и сегодня, но не надо, не время… Завтра передо мной откроется то единственное, что мне нужно… Возможно, я найду ответ, или забуду вопрос. А когда вернусь на Остров, займусь, наконец, подготовкой к экстернату, лучше за два класса сразу, чтобы надолго забыть о школе.

Тут пожаловали гости.

Издалека я увидела, как ко мне решительно направляются Толя, Алеша и Володя с Олей. По лицу Оли я видела, что она — не с ними, и что мне предстоит неприятный разговор. Ах, да, я же что-то сделала! Совсем забыла, что по мнению Толи любой мой поступок — глупость несусветная, а если кто-нибудь об этом узнал, то позора не оберешься. Не мой день сегодня. Когда пираты напали на «Серебряную птицу», я подумала, что вечером буду отмечать свой двенадцатый бой, и надо ж было так случиться, что о нем, не самом даже красивом, узнали все родные и знакомые! И именно за него мне сейчас достанется!

— Рассказывай, — подойдя, велел Толя.

За время, пока они добирались от опушки до крыльца, я успела подготовиться.

— Жили-были дед да баба…

— Что случилось в наколдованном мирке? — в нетерпении рявкнул Толя.

— О, много чего! И все это тебя нисколько не касается.

Он смотрел на меня сверху вниз, а мне, чтобы не вставать, пришлось опереться спиной о дверь. Ссориться с ним совсем не хотелось, но он добивался невозможного. Ради свободы я бы пожертвовала его дружбой.

— Володя сказал, ты подавала сигнал тревоги, — спокойно, с оттенком озабоченности, пояснил Алеша.

Я перевела взгляд на Володю. На Алешу я вообще старалась не смотреть.

— Врать нехорошо.

Володя опустил глаза. Он растерялся, но попытался объяснить:

— У меня на пульте появилась картинка: ты на палубе парусника с кем-то дерешься, и вокруг тебя все дерутся…

— Я не звала на помощь — добавив металла в голос, сказала я.

— Не звала! — возмущенно оправдывался Володя. — А я должен был спокойно смотреть, как ты пытаешься отбиться от толпы вооруженных мужиков?!

Володя ни при чем. Он-то не считал себя тем, кем был в моих глазах — предателем, «бывшим другом», и ему не приходило в голову, что я меньше всего на свете жду защиты от него. С какой стати на пульте появилась «картинка»? Такое было во власти лишь Королевы. Она вдруг мной заинтересовалась?

— На помощь я не звала, — повторила я Толе. — Что еще тебе от меня надо?

Судя по его растерянно сморщенному лбу, он успешно запутался. Не добивался же он, в самом деле, от меня обещания не звать на помощь?

— Чтобы ты была осмотрительнее в наколдованных мирках, — опять спокойно сообщил Алеша.

Я смотрела на Толю. Он кивнул:

— Чтобы не искала приключений.

Некрасиво получилось. Мы с Толей уже явно становились врагами. От этой мысли где-то в центре организма возникло ощущение холода. Мне была важна его поддержка.

— Нет, — ответила я.

Он погрустнел и пустил в ход последний аргумент:

— Вспомни, что ты обещала маме.

Это был подлый удар. Не в мои двенадцать и не в его четырнадцать лет напоминать о родителях, когда считается нормой их обманывать! Наши родители раз и навсегда обмануты, думая, что мы проводим время в международном детском лагере. Но, слава богу, есть вещи, в которых даже родные братья-сестры постесняются друг другу признаться.

— Что с нами ничего не случится, — я честно искала дырку в «договоре», который мы с мамой заключили, когда она, как я чувствовала, с тяжелым сердцем, отправлялась в плавание с папой. — А с нами ничего и не случится. Я не обещала ей, что не стану драться с пиратами.

Алешка сжал губы, чтобы скрыть улыбку, а Толя, помрачнев еще больше, явно размышлял, чем меня пронять. В конце концов он ушел, не прощаясь.

— Чем это пахнет? — поинтересовалась Оля, желая сменить неприятную тему.

— Травяным чаем, — отозвалась я, под впечатлением от Толиного выступления напрочь забыв об эффекте цветочного запаха. — Угощайтесь.

Машинально я встала, налила чай в две чашки, сорвала с куста несколько бублов и поставила все это на днище перевернутой бочки, служившей столиком у крыльца. Алешка, приподняв бровь, наблюдал за мной.

— Ася, мы просто волнуемся, — наконец, сказал он.

— Ну и что? — уже не скрывая досаду, откликнулась я. — Все волнуются за всех, но никто никому не запрещает выходить из дому из-за риска попасть под машину!

Оля и Володя взяли чашки и сделали по глотку.

— Если кто-то, выйдя из дома, попадет под машину, ему с гораздо большей вероятностью окажут помощь, чем тому, кто, наугад шагнув в наколдованный мирок, попадет в руки к бандитам, — терпеливо возразил Алеша. — Да и сама вероятность попасть под машину, выйдя из дома, меньше вероятности попасть в беду в наколдованных мирках.

— Тогда зачем мы все здесь? — спросила я.

Оля и Володя замерли и странным взглядом воззрились друг на друга.

Алеша не нашел, что еще возразить и сказал:

— Я не могу убедить себя и Толю перестать волноваться.

Я пожала плечами, давая понять, что их переживания, ограничивающие мою свободу, мне безразличны.

— Я бы не стала вам что-либо запрещать.

Он задумчиво кивнул и ушел.

Я, поняв, что факт моего существования Олю и Володю более не интересует, закрыла изнутри дверь своего домика и легла на кровать. Спать.

 

I

Герман с экипажем «Тайны» принялся изучать искусство рукопашного боя. Потом — боя с оружием. Разумеется, увлекся, разработал собственную технику, тактику командного боя и всей компанией отправился ее оттачивать в наколдованных мирках. Искать приключения стало его любимым занятием. Завсегдатаями порталов с этой же целью стали и Юра со своим экипажем, и другие, кто группами, а кто и поодиночке.

Выручать Асю случай больше не представлялся. Может быть, тогда, в бою с пиратами, она так испугалась неминуемой гибели, что решила не испытывать судьбу? Может, она уехала на материк? Может, ее отчаянная необыкновенность ему померещилась? Герман сделал новую попытку о ней забыть.

И, конечно же, случилось «как вдруг».

Как-то вечером в зале пульта центрального портала собралась целая компания. Герман, Юра, Игорь и Никита просматривали миры, с которыми в скором времени должны были образоваться сквозняки, но не находили ничего определенного, за пультом дежурил Денис, и с ним разговаривали, составляя записи об открывавшихся за сутки порталах, Капитан-Командор, Дима и Тима. Всеми между делом обсуждалось что-то забавное, вроде как Денис, пройдя через сквозняк наугад, оказался то ли в женском монастыре, то ли в женской раздевалке какой-то футбольной команды… В общем, чтобы не допустить конфуза, он тут же дал задний ход, но вслед за ним через портал таки пролетела некая деталь дамского гардероба.

В момент, когда возможные версии предназначения детали уже были высказаны и осмеяны, а про женщин в целом был сделан единодушный вывод, что их не понять, по пещере резко пронесся горячий ветер — признак открытия портала. Вслед за ним из стенки пещеры выпрыгнула Ася. Ей в спину полыхнуло пламя. В наступившей тишине она отряхнула подол длинного платья, выпрямилась и замерла, поймав на себе ошарашенные взгляды нескольких пар глаз. Было от чего ошарашиться.

Вокруг ее запястий болтались обрывки веревки, на руке сквозь разорванный рукав виднелся длинный кровоточащий порез, запекшаяся кровь и синяки покрывали босые ноги, мелкие кровавые точки обрамляли лоб.

— Черт… — процедила она. — Тут надо поставить кабинку для переодевания. И бочку с водой…

— И организовать медпункт, — уже знакомым ей издевательским и одновременно задумчивым тоном дополнил Герман.

Старательно наращенные им на сердце латы треснули, растаяли, будто соломенные, опалившись пламенем, из которого выпрыгнула Ася. Сердце тоже опалилось…

Она скользнула по нему взглядом возбужденно блестящих после пережитого стресса глаз и стала распутывать лохматые веревки. Никто не поспешил ей помочь — все, затаив дыхание, любовались ею. Даже с синяками и порезами, с пятнами сажи на бирюзовой ткани платья, с растрепанными волосами, она была фантастически прекрасна в этом образе богини войны. Очевидно, что последняя битва была ею проиграна, но также очевидно было и то, что она победила. Она выпала из боя другого мира, принеся с собой в этот его самую главную часть — его дух, которым пропиталась: парадоксально уверенное отчаянье, увлекающее к цели, сметая преграды и нивелируя расстояния. Четкие, красивые движения рук, рациональное изящество во всей фигуре, сражающая мощь пронизывающего взгляда вызывали благоговейное почтение. Но восхищение большинства присутствующих подавлялось смутным ощущением, что это все неправильно, что так не должно быть.

— Что там с тобой случилось? — спросил Капитан-Командор, до которого в принципе любые ощущения пробивались с трудом.

Кого-нибудь другого Ася вряд ли удостоила бы ответом, но не ответить ему, хозяину этих мест, она не могла.

— Меня хотели сжечь как ведьму, — нехотя отозвалась она.

— За что? — изумленно спросил Толя, в эту минуту входивший в пещеру.

— Высокий суд нашел, за что, — надменным тоном заявила она. — Думаешь, что проведешь расследование лучше?

— Всё! — рявкнул он. — Хватит! Твое безрассудство переходит всякие границы! Я запрещаю тебе соваться в порталы!

— Ну и что? — крикнула в ответ она.

Они стояли друг напротив друга и, казалось, вибрировали от ярости.

— Марш домой! — орал Толя. — Тебя уже в школе потеряли!

— С чего бы? — в том же тоне отвечала она. — Я два месяца назад сдала все зачеты за шестой и седьмой класс!

— Сдавай за восьмой!

Дима и Тима нервно переглянулись.

— Ребята, спокойно! — жалобно нарушил перепалку Дима. — Не надо семейных сцен на людях…

Несмотря на злость, Ася ухмыльнулась краем рта, а Толя чуть заметно покраснел.

В этот момент Германа, не услышавшего ни слова из «семейной сцены», будто толкнул в спину непонятный инстинкт, требовавший удостовериться в том, что эта чудо-девушка — не морок, явленный больным воображением. Плохо соображая, что делает, он встал между ней и Толей, опустился на одно колено и принялся осторожно распутывать остатки веревок на ее запястьях. Развязав, внимательно осмотрел руки… потом провел ладонями, смахивая пыль и ощупывая, по ступням и голеням. Он пристально вглядывался во все ранки, и видно было, что сосредоточенное внимание на его лице сменяется рассеянным потрясением.

«Это след от раскаленной спицы, — определил он. — Ногу протыкали спицей насквозь, совсем недавно». Герман удержался, чтобы не произнести эти слова вслух, ведь лояльности Толе они бы не добавили. «А ступни, похоже, сжимали тисками…ей, наверное, очень больно стоять». Круглая опухшая рана на руке, такая же — с тыльной стороны. «Гвоздь…» Он поднялся и продолжил осмотр, убрав волосы с Асиного лба. Кровавые точки образовали окружность, охватывая всю голову. «Какой-то шлем или обруч с шипами…»

Ася не шевелилась. Никто не шевелился, следя за движениями Германа, затаив дыхание. Но все видели не освидетельствование телесных повреждений, а нечто совершенно иное. Это была словно беседа двух тел, таинственный акт нежности, под музыку, которая в абсолютной тишине отчетливо слышалась каждому, где-то в области груди. Мощные волны непонятной энергии заполнили пещеру и пронзили присутствующих, погрузив тела в гипнотическую негу.

Юра, наиболее близкий Герману по духу, неотвратимо заражался его состоянием. Он испытывал острую потребность самостоятельно ощущать то, чем насыщал пространство брат, творить это наркотическое состояние счастья.

Денис, чувствительный до способности видеть эмоции, наблюдал самую удивительную картину: от Германа исходило оранжевое свечение, настолько сильное, что заполняло искрящимся светом все вокруг; постепенно такое же свечение, пульсируя, возникло в центре Асиного тела и разгоралось все ярче. Оно обволакивало ее, будто нежно ласкало, укутывало, струилось по ней, переливалось золотистыми и красными тенями… Между тем, на уровне головы Германа стало медленно разрастаться черное облачко, легкой дымкой укрывая оранжевые искры. Видение было настолько красивым, что Денис забыл дышать. «Боже, что он делает?!» — чуть слышно прошептал он, чувствуя, что нечто сильное и красивое, наполнившее пространство пещеры и все находящиеся в ней тела, становится еще и трагичным. Денис понял, что Герман обладает крайне редким даром улавливать в тонком мире эмоций и наращивать до степени насыщения самого воздуха любовь. Герман! Медведь-девственник, кто бы мог подумать!

«Все, что делает, делает лучше всех», — очень тихо, почти незаметно прошуршал голос Королевы, словно в ответ на мысли Дениса. Кому надо, тот услышал.

Денис метнул беспомощный взгляд на Капитана-Командора. Он проницателен, но влияние эмоций ощущает слабо. Что видит он? Казалось, что Капитан-Командор видит тоже самое. На его лице мелькнуло выражение горечи, и он тоже очень тихо произнес:

— Так надо.

Герман не сознавал, что случайно спровоцировал локальный климатический кризис. Он думал, что окружающие видят лишь его интерес к Асиным травмам, а личное осталось сокровенным. Под прикрытием своего заблуждения он не сдерживал настигший его приступ обожания этого существа, казалось, совершенного, но такого уязвимого. Он наслаждался собственным огромным, с трудом преодолимым желанием поглотить ее, охватить всем своим телом, отдать ей его взамен ее израненного, пока раны не заживут. Когда с языка Германа чуть было не сорвалось: «Господи, как же я тебя люблю…», он сжал зубы до скрежета. Справившись с собой, спросил:

— Зачем ты на это пошла?

Она судорожно повела плечом.

— На это пошли тысячи женщин, таких же как я.

— Что ты там делала?

— Училась. Лечила. Детей.

— Почему позволила себя пытать?

— Это нормально для ведьмы. К тому же, иначе я бы не попала к сквозняку, он должен был появиться в момент казни, рядом с костром.

— И это… тоже не в первый раз?

Она не стала отвечать. Она и так, словно в трансе, сказала слишком много. Никого не касается, где она бывает и что там с ней происходит. Кроме близких. Но он — не близкий. Он — далекий. Чем-то очень крепко с ней связанный, но далекий. В его глазах, только что подаривших ей все сокровища мира, теперь была лишь черная пустота. Эта пустота за краткий миг высосала всю ее силу, она резко ощутила тупую ноющую боль от всех ран одновременно, и пошатнулась. Герман подхватил ее за локоть.

— Я позову Сережу или Тима. Они знают, как это лечить.

— Не нужно, я вылечу себя сама. Я же ведьма.

Денис, настроенный на волны Асиных чувств, уловил исходящий от нее поток боли, и ясно понял, что это за боль. «Сволочь», — подумал он про Германа и громко спросил:

— А грозу ты вызывать умеешь?

Денис спрыгнул со своего возвышения и подошел к ним.

— Подежурь на пульте, — ядовито попросил он, подхватывая Асю на руки, и тихо, сквозь зубы, добавил: — а я пока вместо тебя побуду.

С этими словами он вышел из пещеры. Ася закрыла глаза, прижавшись щекой к его плечу, — то ли заснула, то ли потеряла сознание.

Герман, отчетливо ощутивший укол чужой ненависти, как во сне занял место дежурного.

— Что это было? — спросил Дима.

— Электромагнитная аномалия, — ответил Капитан-Командор таким тяжелым тоном, что никто больше не захотел высказываться.

 

II

Толя, Дима и Тима вместе ушли по домам, Юра с загадочным видом тоже куда-то отправился, Никита с Игорем поняли, что их присутствие теперь лишнее, и тоже покинули пещеру, а Герман, подумав, включил встроенный в пульт блок запоминающего устройства и нашел лишь ему и Капитану-Командору известный реестр.

Капитан-Командор незаметно удалился, и Герман остался в одиночестве, что его в тот момент совершенно устраивало. Он просматривал миры, в которых когда-либо побывала Ася. В большинстве из них он ни разу не был, и их координаты ни о чем ему не говорили. Он задумался над возможностью слежения…

Вернулся Толя.

— Надо сделать так, чтобы Ася больше не смогла проходить через портал, — с порога заявил он.

В этом Герман ему помогать не хотел, но и наживать второго врага за один день он не хотел тоже.

— Как? Усилить вахту и не пропускать только ее? Здесь можно, а как быть с двумя другими порталами, которые перемещаются?

Толя на секунду сжал губы, а потом выпалил:

— Королева!

Неожиданно она отозвалась. И даже явила свой образ в виде смутного силуэта сидящей женщины в белых одеждах на зеркально-гладкой поверхности простенка пещеры.

— Нет, — мягко сказала она.

— Это слишком трудно? — уточнил Толя, полный решимости преодолеть все препятствия.

— Нет, — повторила Королева. — Я не хочу ограничивать Асю.

— Почему? — поразился Толя. — Она ведь может погибнуть.

— Я наблюдаю за ней, — просто ответила Королева. — Если вижу, что риск для ее жизни критический, посылаю сигнал о помощи. Так уже было.

Толя молчал, соображая.

«Точно, нужен дух», — подумал Герман. «Хотя бы до тех пор, пока я не придумаю какой-нибудь транспространственный пеленг».

— Значит, ты видела, как ее допрашивали? Пытали, избивали? — недоверчиво спросил Толя.

— Да.

Герман пытливо всматривался в изображение женщины. Толя не знал, что еще сказать. Стыдить Королеву было бы глупо. Она соизволила объясниться:

— Я заинтересована в том, чтобы она прошла через все, что считает необходимым.

Герман инстинктивно ощутил, что это так, и интерес Королевы к Асиным приключениям сродни ее интересу к его научным исследованиям.

Толя повернулся и ушел, не прощаясь.

Ночью Германа у пульта сменил Капитан-Командор. У него тоже был разговор к Королеве, с его точки зрения, очень важный. Она сразу явилась и ему.

— Что можно сделать с этим дурацким роком? — сходу спросил он.

— Не знаю, — отозвалась она.

— Но можно, хотя бы, убедить Германа в том, что это неправда?

По залу будто пронесся вздох.

— Я не заинтересована в этом.

— Почему? — в этот час настал черед Капитана-Командора удивляться.

— Вера в смерть мобилизовывает в нем сверхчеловеческие способности.

— Но она причиняет страдание ему и Асе.

— Это к лучшему. От несчастной любви гораздо больше пользы, чем от счастливой. Счастливая любовь — достояние лишь двоих, она приносит им абсолютное удовлетворение и тормозит развитие, делая его бесполезным, а несчастная рассеивается по миру, украшая его, побуждает искать и исправлять свои недостатки, совершенствоваться, изливать свои красивые чувства на все вокруг. Ты испытал это на себе. Сегодня Герман поднял такой шторм в астральном мире, что взволновались даже эфирные тела, и твоя парализованная сенситивность очнулась, ты стал воспринимать эмоции. Еще одно такое потрясение, и к тебе вернется память.

Капитан-Командор покачал головой.

— Не думаю, что готов так дорого заплатить за это. Им плохо, они несчастны.

— Ты ошибаешься. В иные мгновения они счастливы так интенсивно, как редко бывают счастливы люди. Поверь, это лучшая цена. Я знаю, я питаюсь счастьем.

— Двое моих самых близких друзей стали врагами…

Пауза. И снова вздох.

— Это так. И это плохо. Но только сейчас. Впереди еще много чего может случиться.

— Чего? Я не могу покинуть Землю, зная, что Герман из-за этого умрет, но если альтернативы не будет? Сколько он проживет? С чем на сердце ему придется умереть?

— Не бери на себя заморочки чужой судьбы… С чем он умрет — не знаю, но он уже прожил гораздо больше, чем многие люди, вместе взятые.

 

III

Герман сдался. Он сказал себе, что любит Асю, и перестал бороться с этой данностью. Про себя он называл ее не иначе как «невозможное существо», уходил от прямых контактов, но стремился к тому, чтобы знать о ней как можно больше. Он считал, что рано или поздно настанет миг, когда она будет нуждаться в его помощи, и готовился ей помочь. Он занялся медициной, вернее, травматологией, изучил все, что придумало человечество, тысячелетиями ломая ноги, получая удары «тупыми твердыми предметами» и утрачивая телесную целостность. Конечно, решил, что этого недостаточно, и изобрел собственные методы диагностики внутренних повреждений, обезболивания и лечения.

Он научился спокойно мечтать о ней, «невозможном существе», — вспоминая пережитые ощущения, мысленно касаться ее кожи, волос, купаться в глубоком море фиолетово-зеленых глаз. Эти мечты всегда сопровождали его покой, а если бы он не опасался, что она об этом узнает, то мог бы говорить о ней часами, совершать подвиги ее именем.

Но он не позволял себе и словом обмолвиться о своей любви ни с кем. Даже Юра, который напрашивался на беседу, получал в ответ от брата только ироничный взгляд. Чем настырнее лез в душу Юра, тем ценнее было для Германа деликатное молчание Капитана-Командора.

Однако Королева, стремясь получить свой лакомый кусок «счастья», периодически сталкивала Асю и Германа лбами, зная, что они не смогут, находясь близко друг к другу, устоять перед соблазном вызвать вновь свои волшебные переживания и, погрузившись в них, «поднять шторм в астральном мире». Ради этого ее Величество беззастенчиво интриговала.

 

I

Мне не повезло во второй раз за день. Сквозняк начался почти незаметно: огороженную зону пещеры лишь накрыла плотная тьма, и ни ветра, ни звуков из нее не долетело. Войдя в нее, я уткнулась носом в холодную каменную стену, пошарила руками впереди, случайно отломив частичку камня, и отступила обратно. Толща горы. Бывает и так.

До этого, в предыдущем сквозняке, было даже чуть лучше: в камне я очутилась только по пояс и сразу, подтянувшись на руках, вылезла на поверхность. Но камень, как выяснилось, был глыбой льда, огромной для одного человека, но крошечной в масштабах бескрайнего холодного моря, раскинувшегося вокруг. Я не нашла, чем там заняться, и вернулась в зал пульта. После арктического мороза пещерное тепло показалось счастьем, и я просидела у сложенного из камней очага, в котором слабо тлели угли, до нынешнего сквозняка.

— Что там? — снова спросил Стас, отмечая на листке бумаги время.

— Толща горной породы, — не скрывая разочарования, ответила я и положила на пульт потусторонний камешек. — Вот, приложи к отчету.

— Так и запишем…

— Не твой сегодня день, — подал голос Сева, флегматичный парень из гарнизона форта, дежуривший в паре со Стасом.

Ну да. Упираться и ломиться в портал снова, пожалуй, не стоит. Если я и в третий раз вернусь в тот же сквозняк, это будет уже смешно, а смешить публику я не люблю.

— Ну куда ты? — сочувственно сказал Сева. — Оставайся. Королева что-то интересное мутит…

Вот это и настораживало, заставляя искать пути побега с Острова.

На сегодняшний вечер был назначен праздник. Я в этой Валиной затее уже приняла посильное участие, начистив гору овощей и выдавив сок из кучи фруктов, и считала, что этого достаточно. Из-за очевидной нехватки девочек на Острове в дружественных мирках были приглашены какие-то знакомые то ли принцессы, то ли артистки, ожидавшие сейчас своего выхода в личных покоях Королевы, так что необходимости своего присутствия я не видела.

Деятельный этап праздника предусматривал что-то вроде конкурса — поиски парнями сокровищ, якобы потерянных прекрасными дамами, то есть нами, и мы, включая гостий, пожертвовали этому делу по красивой безделушке. Часть из них была спрятана в скалах, часть — в лесу, и несколько на дне бухт. Те, что предназначались для океана, рано утром прятала я, поскольку никто из девочек страсти к подводному плаванию без акваланга не питал. В компанию мне отрядили бесплотного подручного Королевы, который лишь запоминал место, каждый раз уносился к хозяйке и описывал его для общего задания. Очутившись впервые в обществе духа осознанно, я поняла, что на самом деле они и прежде не раз меня сопровождали — именно такое изменение воздуха и прикосновение к затылку уже замечалось мной в кое-какие нетривиальные моменты жизни. Этот конкретный дух был способен лишь двигать воздух и ничем не помогал.

Я смухлевала. Все безделушки были упакованы в маленькие железные ларчики и перемешаны, чтобы никто не знал, где чей артефакт окажется, но я пометила мысленным знаком тот, в котором находился мой, и отобрала его вместе с пятью другими, чтобы спрятать на дне. И засовала подальше, в самый темный и глубокий грот, не обращая внимания на щекочущий бока протест бесплотного. Не из вредности. Я с самого начала собиралась бойкотировать мероприятие и сделала так, чтобы мое отсутствие не только не бросилось в глаза, но и было замято организаторами во избежание конфуза.

Запах жареного стал ощутимым, когда Королева, взявшаяся воплощать реквизиционную часть сценария, деловито уточнила: «Праздник для мальчиков, да?». Вслух я предположила, что она добавит в сценарий что-нибудь боевое, а в качестве призов победителям раздобудет оружие, но интуиция подсказывала готовиться к неожиданностям.

Итак, бегство сорвалось. Не явиться на праздник без уважительной причины означало бы явный вызов и ссору с девочками, а я никого обижать не хотела.

Пришлось идти в форт.

 

II

Девочек там не было. В полном одиночестве я смешала из брошенных, словно в панике, ингредиентов крем для торта и стала пропитывать им коржи. Девочки появились, когда я, чуть не сломав, водрузила коржи друг на друга.

— А! Вот ты где! — крикнула с порога Юля. — Не одетая и без грима! Чем занималась, спрашивается?

Вместо ответа я возмущенно показала на торт, который, говоря откровенно, вовсе не выглядел на три часа работы.

— Золушка ты наша, — ласково мурлыкнула, входя, Галя. — Твое платье у меня. Мой руки и одевайся. А Денис куда-то исчез…

Как самый умный.

Нарядные и возбужденные, девочки принесли в громадную кухню форта настроение праздника, такое заразительное и яркое, что мне уже расхотелось уходить. Я тут же переоделась в короткое зеленое платье с прозрачными рукавами и салатные сандалии на высокой пробковой подошве, расплела косу и закрутила вокруг головы два жгута. На девочках были такие же платья, отделанные перьями и стразами.

— Ага, — одобрила Юля. — Бледновато, но накрасить уже не успеваем. Сиди так.

— Где надо сидеть? — уточнила я.

Юля меня не слышала — она вдохновенно украшала торт и напевала смутно знакомую лирическую мелодию.

— На открытой кухне возле наших домиков, — ответила Галя, снисходительно наблюдая за подругой. — Мы ее только что украсили. Не волнуйся, тебе надо только сидеть. Все реплики расхватали Валя с Алей, а представление устраивают гости. А, да, еще будешь вручать приз тому, кто найдет твою вещь.

Казалось бы, ничего сложного.

Прихватив огромные блюда, мы отправились к девичьей деревне.

Размах праздника можно было оценить по убранству места. Я даже замерла на узкой тропинке, чуть не смяв строй, когда увидела, во что превратилась лужайка. Крыша открытой кухни украсилась роскошной резьбой, непонятным витиеватым нагромождением железа, стекла и дерева, и почему-то золотистыми воздушными шарами со струящимися по ветру цветными лентами на хвостах. От парапета в обе стороны полукругом расходились накрытые парчовыми скатертями деревянные столы со скамьями из зала форта, за которыми вдруг выросли очаровательные трехметровые деревца с большими слабо светящимися цветочками, гроздьями свешивающимися с веток. Для приготовлений к выступлениям на краю лужайки был установлен огромный голубой шатер, а саму лужайку разделяли на три сектора невысокие мраморные колонны. Во всем этом блеске и шике чувствовалось прямо-таки королевское вдохновение.

— Так всегда? — осторожно спросила я.

— Ну… нет, — на ходу отозвалась Галя. — Королева сегодня в ударе. Ты бы видела, сколько народу эти колонны тащило! Наши парни только шатер и поставили…

Явно с опозданием мне пришло в голову осведомиться:

— А в честь чего праздник?

Мы поставили блюда в центр стола. Отсюда было видно, что печь в углу кухни закрыта фанерными щитами, стол исчез, и во всю ширину в ряд поставлены кресла с высокими спинками. Такие, вроде, были в зале форта.

Юля сразу занялась сервировкой, по пути объясняя:

— Вроде в честь годовщины знакомства с Царством Саротано. Они почитают Королеву за богиню и в чем-то помогают парням — обучают или что-то изготавливают, точно не знаю. У нас в гостях младший двор: два царевича и три царевны со свитой, всего двадцать человек народу.

Надо же, а я и не знала, что у Острова такие солидные дипломатические связи.

— Тогда понятно, откуда пышность.

— Нет! — возразила Галя. — Они все нормальные, без заскоков. От такого великолепия сами обалдели. Царство-то скромненькое. Говорят же, на Королеву нашло.

— Нашло… Произвести впечатление, — буркнула Оля, появляясь из кухни, то есть, ложи для почетных гостей, с охапкой вилок. — Перед поклонниками… Ай!

Она укололась вилкой. Будто случайно.

На кончике пальца быстро набухла толстая капля крови.

— Кто-то наточил вилки? — ехидно спросила Галя.

Оля с потрясенным лицом сунула раненый палец мне в ладонь. Я тут, похоже, вместо пластыря. Крошечная ранка затянулась мгновенно, и мы по очереди вытерли руки салфеткой.

— Уже и ничего не скажи…

На крыше что-то грохнуло, потом еще раз, и затрубили фанфары.

— Сигнал к началу, — пояснила Юля. — Наши места в углу. Пошли.

Из форта потянулись парни. По случаю праздника они надели форму, что случалось крайне редко — коричневые брюки, черные кожаные ботинки и тонкие джемперы с короткими рукавами разных цветов: бежевые — у гарнизона форта, светло-синие — у команды «Мистификатора», графитово-серые — у экипажа «Тайны» и белые — у команды «Каравеллы». Парадный вид придавали жилеты из коричневой кожи с металлическими пластинами, поблескивавшими в лучах солнца, и выразительные ножны с кортиками на поясах.

Из личных покоев Королевы, то есть, прямо из воздуха, на лужайку вышли гости. Разноцветную толпу возглавляли два мальчика, один лет пятнадцати, другой — десяти, в широких красных шароварах, расшитых золотом рубашках и белых шапочках. За мальчиками, улыбаясь, стояли три миловидные девочки примерно десяти, восьми и шести лет в длинных белых платьицах с окантованными золотыми ленточками рукавами и подолами, а за ними кучно держалась свита — девочки (большей частью) и мальчики в ярких желто-зеленых одеждах.

— Улыбаемся и машем, — инструктировала Галя.

Когда все собрались и построились на лужайке, Королева откуда-то с крыши кухни произнесла вступительную речь на двух языках, потом к гостям обратился Капитан-Командор с приветствием, выражением благодарности за помощь и надежды на дружбу в дальнейшем. Он представил команды с капитанами и, отдельно, нас. Мы поулыбались и помахали.

Все, кроме сопровождения царевичей, расселись по местам за столами. Девочки и мальчики из свиты расположились на лужайке, достали из многослойных одежд музыкальные инструменты типа бубнов и лютен и начали, танцуя, тихо наигрывать. Королева пригласила начать трапезу, посоветовав «присутствующим воинам» подкрепиться основательней, поскольку их ждут «настоящие боевые испытания».

Обед проходил оживленно. Валя с Алей показывали блюда и объявляли их названия с комментариями о происхождении и составе, передавали тарелки и распределяли угощение. Мы, сидя на кухне в виде декораций, радушно улыбались. Шестилетняя царевна на своем языке спросила, из чего сделаны сладкие палочки, я ей рассказала, и потом уже вся делегация обращалась с кулинарными вопросами ко мне. Их языком неплохо владели Капитан-Командор с Тимом, но приготовление пищи в традициях гостей, видимо, было чисто женским делом, и у них такие вещи выяснять стеснялись. Я переспрашивала у девочек, и в нашей части стола завязалась светская пищевая беседа.

 

III

Когда все, что влезло, было съедено, Королева объявила переход к испытаниям. Задание было известно — найти наши вещи, и настоящие пергаментные свитки с поэтичным и крайне туманным описанием места нахождения каждого появились во главе стола. Капитан-Командор со старшим принцем по очереди зачитывали каждый с тем, чтобы присутствующие «воины» могли выбрать себе что-нибудь по вкусу. Парни собирались в группы, брали свитки и уходили проверять первые догадки. Из притихшей толпы доносилось:

— Я знаю, это возле большого камня в лесу…

— Похоже, в скалах… я такой знак видел…

— Это рядом. Придется копать…

— Что-то совсем непонятное: дым войны, древний жертвенник… Кто знает историю Острова?

— Кажись, что-то знакомое. Идем, парни…

— Это же в море! Только для подлодок…

— Не обязательно. Вот этот, похоже, близко от берега. Кому не влом нырять, ко мне!

— Хм! Смотря кто прятал…

Вслед уходящим раздалось напутствие Королевы:

— Не следует доверять своим впечатлением. За некоторые предметы придется бороться.

Такие слова могли означать какую угодно борьбу: хоть интеллектуальную, хоть кулачную.

Лужайка опустела. Мы с царевнами смотрели друг на друга.

— Ну, пойдем, мы покажем вам Остров! — очнувшись первой, позвала Валя. Надо же было как-то развлекать гостий?

Обход Острова начали с домиков девочек. Подруги царевен очаровались цветной стеклянной посудой Гали и платьями Али. Юля показала свои вышивки бисером, Оля — альпийские горки, а Валя — иллюстрированные энциклопедии и фотографии. Когда мы вышли из ее домика, гостьи остановились и выжидательно посмотрели на меня. По моей спине побежали мурашки. Мало того, что ничего красивого у меня нет, так еще и обстановка бедновата — я никогда не находила времени заниматься своим домиком.

— Идем-идем, — подбодрила Валя, — придумаем что-нибудь.

Мы побрели через лес и там потеряли половину контингента, встретив группу парней из гарнизона, нашедших схрон. Тут-то и открылся смысл напутствия Королевы: место они обнаружили, однако оно оказалось очень хорошо охраняемым… настоящими сказочными монстрами. Три больших двухголовых крокодила обложили крошечный шалашик с железным ящичком и улыбались во все зубы. К моменту нашего прихода один крокодил уже был повержен, а двое оставшихся, нацеливая пасти на ребят, лупили мощными хвостами по земле. Да, мероприятие продумано даже лучше, чем я считала… Если каждая из двадцати шкатулок охраняется так же, то работы парням хватит до ночи.

— Надо позаботиться об ужине, — завершая ход общих мыслей, заключила Валя.

— Я видела, в форте на кухне кто-то уже копошился, — сказала Оля. — Какие-то слуги Королевы из другого мирка.

А ведь хорошо быть могучим духом, однако! Всегда можно найти бескорыстных фанатов, которые рады услужить и принести пару жертв. Интересно, много у нее таких?

Девочки решили досмотреть представление, а младшая царевна требовательно подергала меня за руку. Ее подружки недвусмысленно показывали на тропинку. Я вздохнула и побрела дальше.

У самого домика нас догнали Юля с Валей. Остальные, наверное, нашли еще за кого поболеть.

— Парни молодцы! — не отдышавшись, сказали они. — Мы даже не знали, что они так натренированы. Вы бы видели, как Стаська поднырнул под хвост одного и подставил его под зубы другого!

— А как Витька среагировал! Моргнуть не успели, а он его ножом в глаз!

Ну вот, такое пропустила… Хотя и ладно, не люблю я, когда животных бьют, даже самых свирепых.

Я перевела царевнам ход схватки, они восхищенно попрыгали, хлопая в ладошки, и вновь упрямо потащили меня в домик.

— Нет, там нечего смотреть, — шумно выдохнув, остановила их Валя. — Все самое интересное за домом.

Садик с огородом! Точно! Я ж там сладких цветов насадила! И стаканов с минералкой!

— Только сама сначала попробую.

Да, у самого входа распустились мои сахартемочки, всех мыслимых расцветок от белой до черной, и размеров от ноготков до пионов, а крайние листики уже покрылись хрустящей корочкой. Я отломила лепесток и осторожно положила на язык. Ой! До чего же вкусно я готовлю!

— Это уже можно есть. Только на счет стеблей не уверена.

Все девочки сорвали по цветку и распробовали.

— Мичурин ты наш…

Минералка, в общем, тоже удалась. Хорошо получилось, что «стаканы» тоже съедобные. Нет, заказы на коньяк не принимаю… Ну, потом когда-нибудь.

— Она у нас волшебница, — схрумав свой «стакан», сказала царевнам Юля, и я сдуру это перевела. — Она руками лечит раны.

Младшая царевна восторженно пискнула, недолго думая, вытащила из кармашка маленький кинжальчик и полоснула им ближайшую подружку по шее. Та вскрикнула от неожиданности, но сразу же, превозмогая боль и страх, виновато заулыбалась. Я, сохранив улыбку на лице с гораздо большим трудом, накрыла ранку ладонью. Вот так скорпиончик в юбке, да еще с доверчивыми голубыми глазами!

Увидев, что царапина бесследно зажила, маленькое чудовище пожелало продолжить эксперименты и вновь замахнулось своим кинжальчиком на подругу, целя на сей раз в живот. Я еле успела перехватить тонкую, но быструю на расправу, ручку и заговорила как можно более проникновенно:

— Никто не сказал, что я воскрешаю мертвых. Это ведь невозможно. Что сделают родители, когда узнают, что вы убили свою подругу?

Чудовище начало было капризно кривить губы, но вовремя опомнилось, наверное, вообразив реакцию родителей. Стало быть, такое папа с мамой не поощряют.

— Батюшки… — тихо произнесла Юля. Она только сейчас осознала, что могло бы случиться.

Валя сглотнула и стала медленно розоветь. К ее чести, она вновь завладела ситуацией, даже не придя в себя до конца.

— Так, — почти буднично сказала она и указала рукой в новую часть огорода. — А что у тебя там за мячи на грядке?

Я поняла, что избавиться от отвращения к гостье в скором будущем не удастся. Надо избавиться от гостьи, передав на попечение старших сестер. Никогда не любила возиться с детьми.

— Заготовка для пирога с грибами. Запекать надо. Идем уже в форт, посмотрим, что с ужином.

Мы вышли из садика и увидели, что одно из действий сегодняшнего представления развернулось на берегу дальнего озерца. Там оборону вокруг бочонкообразного камня держало человек десять ряженых в пятнистые шкуры амбалов. Их тоже надо убивать?! Это такие игры?!

Рассмотрев сцену у озерца внимательней, я убедилась, что нет. От наших парней требовалось лишь разорвать круг или проникнуть за оцепление. Задача для троих тренированных, но все-таки подростков, прямо скажем, не из легких, и если они с ней справятся, я их очень сильно зауважаю.

Забыв про ужин, мы подошли ближе и встали метрах в четырех, стараясь дышать потише, чтобы не отвлекать.

— Привет, девчонки, — не оборачиваясь, сказал Слава из команды «Тайны».

— Такие упертые попались, — пожаловался Влад с «Мистификатора».

Третьим оказался Алешка, он лишь повернул голову и быстро кивнул.

Судя по ироничным ноткам в голосах Славы и Влада, парни что-то задумали и в успехе не сомневались. Между тем, каждого уже украшало по меньшей мере по одному приличному кровоподтеку.

Амбалы стояли прочно. Добыты они были Королевой в каком-то доисторическом мирке, не иначе, поскольку очень напоминали неандертальцев узкими лбами, выпяченными нижними челюстями и непропорционально длинными руками.

— Недоразвитые уроды, — обиженно сказала Валя. — Стоим тут все такие красивые, с голыми ногами, а они ноль внимания.

Вот-вот. Неплохо было бы их чем-нибудь отвлечь, а чем, если к эстетике они не восприимчивы? Солнечным зайчиком ослепить, что ли? Зеркала ни у кого, конечно, нет, но сгодился бы и царевнин кинжальчик. Нет, я не могу ничем помогать, победа парней должна быть чистой. Случайность, правильно использованная — другое дело. Ну что этой мартышке стоит достать свою игрушку и полюбоваться ею, проверить, не осталась ли на лезвии кровь, например?

Младшая царевна заскучала и сунула руку в кармашек. Подвигала там ладошкой, глядя, как колышутся складки юбки. Вытащила кинжальчик, потрогала пальчиком лезвие. Поднесла к глазам, ловя свое отражение…

Интересно, как парни на острове тренируют реакцию? Неуловимым вихрем Алешка и Слава бросились под ноги охранникам, а Влад, взяв разбег в два прыжка, перелетел с оборотом через другого, ослепленного, сбил ногой камень и схватил железную шкатулку. Всё. И секунды не прошло.

Мы радостно завопили, и, уже не замечая амбалов, бросились обнимать парней.

Когда восторги утихли, Влад покрутил шкатулку.

— Чье там имущество, интересно?

— До ужина не узнаем, ключи у Королевы, — напомнил Алешка.

— А ты бы чье хотел? — нашлась Валя.

Влад не на шутку задумался.

Алешка смотрел на меня. На лбу у него точно будет шишка.

— Мы не знаем, — сказала я. — Пошли на лужайку, уже пора собираться.

 

IV

На Острове в это время темнеет рано. Когда мы дошли до девичьей деревни, солнце уже почти касалось океана, и обнаружилось, что светятся не только гроздья цветов на вновь высаженных деревьях, но и мраморные колонны, и металлические украшения на крыше кухни. Сигнал к началу не подавался, все пришедшие свободно садились к столам и ели, делясь впечатлениями от пройденных испытаний. Оказалось, что только Але и старшей царевне удалось наблюдать около половины всех подвигов, но говорили, что Королева смогла зафиксировать все, и потом обязательно покажет записи в качестве учебного материала. Слушая, с чем пришлось бороться мальчишкам, я тихо завидовала и размышляла, как сама бы стала действовать по каждому заданию. Это было без толку — планировать я ничего не умела. В критических ситуациях за меня работала интуиция, и сейчас, слушая рассказы парней, я проникалась все большим уважением к их сообразительности и боевым навыкам, считая, что сама ничего не смогла бы добиться.

Наконец собрались и насытились все. С крыши кухни грянули фанфары и Королева объявила подведение итогов. Со столов моментально исчезла посуда и остатки угощения, а потом, незаметно, исчезли и сами столы. Девочки сгруппировались на кухне, где место кресел занял огромный ящик, внутри разделенный на подписанные нашими именами ячейки. В ячейках лежало наградное оружие, большей частью ножи в добротных ножнах и шпаги, а еще инкрустированные металлом наручи и поясные сумки. Краем глаза я заметила, что каждая девочка должна была вручить своим героям несколько предметов, что было логично, ведь артефакты добывались командами, и только одна ячейка была на первый взгляд пустой. Моя. На самом дне лежал свернутый змеей ремень с массивной черной пряжкой. Намек, похоже…

Старшей царевне выпала почетная обязанность демонстрировать находки. Парни по очереди выходили в центр лужайки и вручали ей шкатулки, а она открывала их ключиком и на вытянутой руке представляла всем содержимое. Слышался удар гонга, Королева спрашивала, чья это вещь, после чего законная владелица, прихватив из ящика призы, шла поздравлять победителей и забирать свою собственность.

Девочки держались великолепно. Они лучезарно улыбались, красиво сбегали по ступенькам и благодарили парней в таких выражениях, будто те преподнесли не колечки и браслеты, а не меньше чем полцарства. Прекрасней всех была Аля. Поистине королевская грация была у нее врожденной, и когда она вручала ножи Юре, Жене и Косте, всем казалось, что эти подарки — самые ценные. Принимая нож последним, Юра опустился перед ней на одно колено, красивым театральным жестом взял ее руку в свою, поцеловал и больше не отпускал. Так и увел с собой обратно на край лужайки. Она ушла за ним с таким видом, словно сама была лучшей в мире наградой.

Наконец, в отделанной под вип-ложу кухне осталась одна я. Присев на дальний угол ящика, я спряталась в тени, деликатно давая возможность забыть о своем существовании. Никто не выходил на середину лужайки с моей шкатулкой, и организатору-Королеве уже следовало бы сообразить, что шоу должно закончиться. Однако она молчала. Неужели мою шкатулку нашли? Так… Я стала высматривать «фильтрующим зрением» мысленный «маячок» навешенный на принесенную из наколдованного мирка перламутровую камею, и вдруг заметила его красное мерцание в толпе.

Шкатулка была у Германа. В кармане куртки, которую он держал на сгибе локтя. Он бесстрастно смотрел на верхушки деревьев и не собирался ее отдавать.

Пауза затянулась.

Внутри кухни, по обе стороны от меня, вспыхнули факелы. Старшая царевна обернулась, а за ней и все остальные посмотрели в мою сторону. Я изобразила улыбку и пожала плечами в знак того, что «не судьба, так не судьба».

Стоявший рядом с Германом Сережа перевел взгляд с меня на своего капитана и тронул его за локоть. Сам он, кстати, уже получил награду от царевны и мог бы не высовываться, по крайней мере не рисовать на лице такое праведное негодование. Герман, наверное, как раз из этих соображений, оставил Сережин жест без всякого внимания.

Внимание обратили другие. И вот уже мы оба оказались в перекрестье взглядов. Над лужайкой повисла тишина.

Моей щеки коснулся ветер. «Ты же знаешь, у кого твоя вещь, — зашептал в ухо кто-то невидимый. — Подойди и возьми ее сама!»

Наверное, я смогла бы сделать это и перевести все в шутку… но для такого снисхождения была слишком слаба. Мою гордость черной волной захлестнула обида: он не хочет слышать от меня слова благодарности, принимать награду и уводить меня из центра лужайки к друзьям… Я чем-то для него плоха.

«Иди,» — шипели мне в оба уха. «Нет,» — шевельнула губами я.

Горячие тиски сжали голову. Руки словно царапало рваное железо. Колени накрыл мертвый холод. «Иди».

Герман чуть заметно вздрогнул — с ним происходило то же самое. Но он продолжал рассматривать лес, будто все это его не касалось.

От жара закружилась голова, и я мельком подумала, что так меня еще не пытали. Ну что ж, выдерживать подобную боль я научилась. То, что делает Герман, гораздо больнее.

Правда, раньше мне не требовалось улыбаться.

Герман смотрел на лес. Его губы побелели.

В те минуты мы ненавидели друг друга, как никого и никогда прежде.

Тим озирался, Капитан-Командор мрачнел. Валя попыталась выйти в центр лужайки, но не смогла, наткнувшись на невидимую преграду.

 

V

Справа от кухни полыхнула бело-голубая вспышка, раздался хлопок, и из воздуха вышли два человека.

Они шагнули на лужайку и остановились; подняв головы, свысока оглядели наше собрание. Один был полноватый пожилой мужчина с выбивающимися из-под круглой шапочки седыми волосами, а другой гораздо моложе, выше и стройнее, и его черноволосую голову повязывал синий шелковый платок. Они были одеты странно: в вельветовые короткие куртки, кожаные бриджи и высокие сапоги, а на широких поясах у обоих висели шпаги.

Постояв с полминуты, они повернулись, описав кончиками шпаг два широких полукруга, и направились прямо ко мне. Остановившись в двух шагах, молодой согнулся в галантном поклоне.

— Я вижу, — громко сказал он на смутно знакомом языке, — здесь не нашлось достойного вас рыцаря.

Все бесплотные разом куда-то исчезли, как будто испугались этих двоих, и мне стало намного лучше. Тем не менее, я не шелохнулась и на всякий случай стерла улыбку — от незвано-нежданных гостей так явно веяло угрозой, что лучше бы мой мозг и дальше подвергался термической обработке.

— Я прошу вас принять в качестве компенсации за безвозвратно утраченную прекрасную камею эту скромную безделушку…

Он протянул руку в замшевой перчатке и раскрыл ладонь, на которой сверкнул в свете факелов крупный ограненный изумруд.

— Этот камень так подходит к цвету ваших необыкновенных глаз…

— Спасибо, — вежливо ответила я. — Предпочитаю аметисты.

Незнакомец хищно ухмыльнулся, опустил правую руку и протянул левую, в которой оказалась пара аметистовых серег. Вот ведь чудесатые какие…

Островитяне начали приходить в себя, двигаться и спрашивать, что происходит. Двое мужчин никого, кроме меня, не замечали.

— Чего вы от меня хотите? — прямо спросила я, не пытаясь взять подношение.

— Я предлагаю вам поменять недостойное вас общество на более приятное. Вас ждут почести, неизведанные дали и преданные друзья.

Все эти блага были перечислены с многозначительными паузами, дававшими понять, что там, куда меня зовут, толк в них знают. Но я ведь не об этом спросила.

— И что там от меня потребуется?

— Всего лишь быть с нами.

Протянутая рука так и не дрогнула.

— Я не согласна. Можете убрать ваши подарки.

Молодой мужчина продолжал улыбаться и протягивать украшения, но вместо него очень тихо заговорил пожилой:

— Тогда попробуем иначе. Наш корабль в ближней гавани — это раз. Десять минут назад туда доставлен младший сын царя Саротано — это два. Как только я подам сигнал, его убьют — это три. Такие аргументы убедительны?

Я быстро посмотрела туда, где должны были находиться царевичи. Младшего среди них не было. Я пробежала глазами по рядам, разыскивая, но нигде его не обнаружила. Зато зацепилась взглядом за смотрящие на меня в упор глаза Капитана-Командора и от бессилия мысленно крикнула ему: «У них младший царевич! Они хотят, чтобы я шла с ними!». Что-то в его лице изменилось, будто он меня услышал, но старый в этот же момент зло дернулся:

— Смотри на Риккардо и улыбайся. Подай ему руку!

У меня в голове неожиданно раздалось: «Не одна». Короткая фраза была произнесена голосом Капитана-Командора, но ее совершенно точно слышала только я.

— Я хочу взять с собой брата.

— На счет «три» подаю сигнал, — ответил старый. — Раз…

Я положила ладонь в протянутую руку и слезла с ящика.

— И кто же вы такие?

Молодой помог мне спуститься по ступенькам и повел через лужайку в направлении залива. Старый пошел рядом.

— Всему свое время.

— А почему не через портал?

— Не злила бы ты меня, сучонка…

Обманули. Дружить со мной они не собираются. Здорово! Теперь начинается мой праздник. Вот только увижу царевича и пойму, как действовать…

Улыбка на моем лице стала искренней.

Парни, не понимая и осуждающе глядя на меня, молча расступились перед нами.

«Думай обо мне,» — этот мысленный посыл нагнал меня уже за границей света. Капитан-Командор требует, чтобы я держала с ним связь. И как, интересно, я должна о нем думать? Вспоминать его лицо? Называть его имя?

Мы дошли до берега и сели в лодку. Молодой взял весла.

Я стала переплетать волосы, старый наблюдал за мной с затаенной злобой.

Вдалеке зажегся, мигнув три раза, желтый огонек, и лодка поплыла к нему.

 

VI

— У вас серьезные враги, Ваше Величество, — не сводя взгляда с тьмы, скрывшей пришельцев, произнес Капитан-Командор. — Борьба за сферы влияния?

С крыши кухни раздалось шипение, досадливое и утвердительное одновременно.

— Я хотя бы могу быть уверен, что за нами сейчас не наблюдают?

Пауза.

Затем звенящий от злости женский голос ответил:

— Да. Чужая дыра заделана сразу. Других чужих проходов на Острове нет.

— Ясно. Команды — по местам! Боевая готовность! Задача — освободить царевича и Асю. В форте командиром — Толя.

— Зачем ты дал им уйти? — очнулся Тим.

Капитан-Командор наконец отвернулся от океана.

— Ты ее плохо знаешь? Если она не попыталась сию же секунду размазать чужих по земле, значит, от этого мог пострадать кто-то еще.

Парни сорвались с места и помчались кто на подлодки, кто на шхуну, кто в форт.

— Черт! Я думал, она обиделась, — смутился Тим.

— На заблуждение и был расчет. Чужие здесь уязвимы. Будешь командовать «Мистификатором». Я пойду на «Каравелле».

Капитан-Командор догнал команды подлодок.

— Еще есть время — сразу по пятам идти нельзя. Герман, проверь свои торпеды.

Герман кивнул.

— Торпеды? — удивился Юра. Впрочем, были вопросы важнее: — Когда они успели забрать царевича?

— Думаю, когда он уходил после награждения с освещенной лужайки в темноту. Он не рассмотрел, кто ведет его за руку, а когда все понял, то был уже далеко. Или без сознания.

— Они могут их убить?

— Очень возможно. Я не вижу другой цели этой операции.

— Мы теряем время! Да знаю, что без вариантов… Герман, ты хоть понял, что натворил?!

— Я?! Считаешь, они не нашли бы другого повода?!

— Да почему ты вообще такой дурной при том, что такой умный?! Как можно объяснить это кретинское упрямство? Оставить свою девочку одну!

— Прекрати. Капитан-Командор, зачем нужно было похищать ее во время праздника, на общем собрании?

— Чтобы дискредитировать Королеву, наверное. Я не знаю, что на уме у бесплотных.

Они уже добрались до пирса.

— Что за… — удивленно спросил Капитан-Командор ни у кого, глядя в никуда. — Так, морской портал, в миле от него — большая подводная лодка. Возможно, успеет погрузиться. Команды — на борт! Уходим к порталу и ждем сигнала!

Повернувшись, он увидел двоих, которые не должны были находиться у пирса. Рядом с ним остановились старший царевич и Алеша Тигор, и по лицам обоих сразу стало ясно, что оставаться на берегу они не намерены.

— Алеша — на шхуну, — решил Капитан-Командор без всякого сожаления — того все равно надо было переводить в состав экипажа. — Ваше Высочество… тоже.

— Я должен находиться рядом с тобой, — возразил царевич.

— Вы не сможете ничем помочь в подводной лодке, зато ваша наблюдательность понадобится на «Мистификаторе». Кроме того, «Каравеллу» я собираюсь подставить под удар, и обеспечить лично вашу безопасность не смогу.

Царевич открыл было рот, чтобы заспорить, однако доводы рассудка возобладали, и он отправился за Алешкой в шлюпку.

Юра на миг замер. Язык Саротано он знал не очень хорошо, но название его подлодки было произнесено по-русски, а слово «удар» было знакомо по тренировкам.

— Что? — спросил у него Капитан-Командор.

Но он уже справился с собой и ответил спокойно:

— Я тебя понял.

Капитан-Командор заметил вспыхнувшее вокруг него холодное голубое свечение — бой начался.

 

VII

Погрузился этот сарай с таким шумом, воем и треском, что у меня заложило уши. Старый с молодым даже не поморщились. Они сели на лавки вдоль перегородки и вжались в нее как можно сильнее.

Когда шум стих, старый внятно сказал куда-то вверх:

— Действуя по обстановке, захватили девчонку. Парень недосягаем.

Ответа не последовало. На лице старого ожидание сменилось разочарованием, и он попытался спорить с тишиной:

— Она ведь тоже важна для Сидони?

Тишина не отвечала. Старый заметно обеспокоился: его взгляд обратился внутрь, и в туже секунду метнулся наверх, руки задрожали.

— Где царевич? — претенциозным тоном спросила я.

— Заткнись, дрянь, — мгновенно, срывая на мне свою досаду, откликнулся он.

— Вы обещали царевича! — капризно продолжала я.

— Заткнись, я сказал! — рявкнул он и занес кулак для удара.

Именно на это я и нарывалась. Моя рука нанесла удар быстрее, чем он закончил замах, и ее целью оказались свирепо выпученные злые глаза. Да, оба сразу.

Старый, даже не вскрикнув, лишился чувств от болевого шока и повалился на пол. Молодой вскочил на ноги. Мои пальцы ужалили его под нижнюю челюсть, вызвав крайне болезненный спазм мышц, и он застыл, вытянутый по струнке.

— Слушай, тупая марионетка, — уже без наигранных интонаций сказала я, — мне очень просто тебя убить, и пока я не решила это сделать, отведи меня к царевичу.

Пересиливая боль, Риккардо показал на тяжелую кованую дверь.

— Открывай! — велела я.

Он отпер дверь и вышел. Я вышла следом.

Соседний отсек выполнял функции рубки. Он оказался просторным и темным, и я не сразу увидела среди находившихся в ней людей лежавшего на полу, раскинув руки и согнув ноги, царевича. Не обращая больше ни на что внимание, я бросилась к нему.

Наверное, они думали, что убили его, но он еще был жив. Несмотря на несколько ножевых ран и пролом в черепе, в нем, ослабевая, светился тусклый огонек жизни. Я впервые тогда это увидела — умирание, момент, когда грань между жизнью и смертью тонка настолько, что стирает огромную разницу между ними, когда тело уже прекратило борьбу и покорилось, обреченно простившись с миром, чужой злой воле.

Я медленно, одновременно с подступившим ужасом, поняла, что собирался сделать толстый грязный мужчина, наклонившийся над телом мальчика, занеся широкий нож за бледную шею… и больше времени не теряла. Мужчина от взмаха моей ноги влетел в переборку, ударился головой, завалился на пол и уже не шевелился; другой, попытавшийся схватить меня, получил перелом челюсти и взмыл к потолку; третий, решивший ударить меня по ногам, сломал о них хребет; четвертый, полоснувший ножом в миллиметре от моей груди, потерял управление собственными руками и вонзил его себе в живот; пятый и шестой при помощи моих ног столкнулись лбами; седьмой, не знаю, почему, дико заорал у меня за спиной и скорчился, истекая кровью, у стены. Были еще двое, они держали рули и мне не мешали. Риккардо втиснулся под стол рядом с ними.

Рухнув на колени у тела царевича, я вцепилась в него, даже не пытаясь залечивать раны, стараясь только раздуть до пламени тусклый огонек, оставшийся от его жизни. Я так сделала несколько лет назад с Алешкой, застав его мертвым на операционном столе, и тогда мне было тяжелее тем, что и крошечной искорки жизни в Алешке не оставалось, я сама ее высекла не помню каким усилием, но и легче — тем, что находившиеся рядом врачи это пламя сразу подхватили.

Я держала одну руку над раненым сердцем мальчика, другую — на его разбитой голове, и ощущала себя не человеком из плоти и крови, а сгустком энергии, заряжающим воздух и уплотняющим его до материальной формы, затыкая им раны, разгоняя в смирившемся теле остатки крови, создавая недостающую кровь из какой-то частицы себя.

Он задышал глубже и ровнее, его сердце дернулось и забилось ритмично, как надо. Если мы выйдем отсюда, он будет жить.

Если.

Я села, поджав ноги, и оглядела помещение. Вахтенные поминутно на меня косились, а Риккардо вообще не сводил застывшего взгляда.

Итак, условия задачи: мы с едва живым мальчиком а) в чужом мире; б) в чужом море; в) в погруженной подводной лодке; г) вокруг одни враги.

Спрашивается: по какой икс я за всю жизнь ни разу не поинтересовалась устройством подводных лодок?! КАК нам отсюда уходить?

Надо всплывать, отдраивать люк в смежном отсеке, где до сих пор валяется старый маразматик, вылезать наверх и… Да, приходится признать, что в нынешней ситуации без посторонней помощи я не справлюсь.

— Всплывай давай, — велела я вахтенным.

Они оба посмотрели на меня затравленно и лишь сильнее вцепились в рули. Так. Даже зная, на что я способна, слушаться меня они не будут.

Как погружается и всплывает подводная лодка? С лодками Германа что-то не то, но нормально было бы погружаться, накачивая в резервуары забортную воду, и всплывать, откачивая ее обратно. Ну и как это здесь делается? Где эти резервуары?

И куда, кстати, мы плывем? Может, дождаться прибытия? Что-то подсказывало мне — там, куда направляется эта лодка, может быть гораздо сложнее, ведь нас с царевичем хотят убить. Выбираться надо сейчас, пока мы еще недалеко ушли от портала.

— Останови машину! — рявкнула я.

И опять вахтенные лишь сглотнули в ответ.

— В этом ведре есть еще люди? — спросила я у Риккардо.

Он нервно кивнул и показал головой в сторону второй двери.

Надо вынудить подлодку всплыть или, хотя бы, прекратить двигаться в нужном врагу направлении.

— Оставить рули! — приказала я.

Конечно, вахтенные не послушались и уже боялись смотреть на меня. И правильно.

Я вырубила их как можно аккуратнее, синхронными ударами обеих рук по затылкам, и ничего, что мне пришлось для этого подпрыгнуть. Потом та же участь постигла Риккардо, вытащенного из-под стола за шкирку и отправленного в нокаут, — я побоялась оставлять его за спиной, да еще наедине с беспомощным царевичем.

Дверь поддалась легко. За ней оказалось помещение, уже больше, чем предыдущее, похожее на командный пункт: здесь из стен торчали большие и маленькие вентили, а из деревянных ящиков — рычаги, и на подставке в центре отсека стоял большой прозрачный шар, наполовину заполненный зеленоватой жидкостью, напомнивший мне наши «компасы»: в нем, как в бульоне, плавали цветные крошечные частички, местами кучкуясь в виде подводных скал, а в середине шара, на несколько сантиметров ниже поверхности воды, как капля ртути, неподвижно болталась темная клякса, очевидно, изображающая подлодку. Классная вещь! И никакой перископ не нужен.

«Капитан-Командор! — восхищенно подумала я. — Ты видишь?»

«Да! — яростно донеслось в ответ. — Думай обо мне!»

Ну, не многозадачная же я!.. Или он считает, что я сижу тихо и жду, когда они меня спасут? А как нас можно спасти, он хоть себе представляет? Абордаж подводной лодки?

— Вот вам и забавная игрушка, — донеслось из полумрака, отвлекая меня от созерцания шара.

В отсеке находилось четыре человека: двое крепких мужчин в синих рубашках стояли у рычагов, глядя на меня через плечи, и еще двое — мужчина и юноша лет шестнадцати — сидели у шара в креслах. Кто из них это произнес, я не поняла.

— Я же велел задраить переборку, — недовольно сказал мужчина в кресле.

— Я задраивал, — хрипло отозвался мужчина от рычага. — Не видишь, она сорвала болты!

Хотя говорили они так, будто меня нет, в отсеке ясно запахло растерянностью. Стало быть, один-ноль в мою пользу.

— Ой! — воскликнула я и выпучила глаза, плотнее натягивая маску восторженной дурочки. — Этими штучками кораблик управляется, да?

Я крутанула первый попавшийся вентиль. Где-то за стенкой ушераздирающе скрипнуло и зашумело, а помещение чуть заметно наклонилось.

— Эй, девочка… — неуверенно начал один от рычага, но что сказать дальше, он не придумал.

— Что, сами будете поднимать? — с надеждой спросила я.

Поскольку никто не спешил отвечать, я крутанула следующий вентиль, у противоположной стены, и посмотрела на шар. Было похоже, что лодка меняет направление движения и немного приблизилась к поверхности.

— Дарх, ты же почти бог! — взвыл тот, который от рычага, и умоляюще посмотрел на сидящего в кресле юношу. — Останови ее!

— В том и дело, что почти, — мрачно буркнул юноша. — Я сейчас в трансмутации.

Я начала терять терпение и уточнила уже с демонстративной злостью:

— То есть всплывать никто не собирается. — Потом шагнула к самому заинтересованному синерубашечному: — Даже под угрозой смерти?

И ударила его без хитростей, кулаком в лицо, с хрустом сломав нос. Он пытался перехватить мою руку, но когда я, по выражению Тима, нахожусь «в измененном состоянии», такие попытки не приносят успеха. Мужчина в кресле решил использовать момент, и, надеясь, что я не замечу, метнул нож. Я отбила его свободной рукой в полете так, что он вонзился хозяину в ступню, пригвоздив к полу. Тот сцепил зубы, стараясь сдержать вопль.

Такое самообладание заставило меня приглядеться к нему внимательней и определить, что противник мой незадачливый — благородных кровей.

— Вы капитан? — спросила я у него.

Он кивнул и сильнее сжал рот.

— Я могу вас убить, вы это поняли. Почему отказываетесь подчиниться? Я всего лишь заберу царевича и уйду.

Воин во мне разошелся не на шутку, легко одолевая противника в тесноте и упиваясь пугающим впечатлением, которое производил на жертв. Я же не меньше них вздрагивала от этих «убить» и «смерть», понимая: если случится необратимое, совесть будет мучить меня, а не его. Чувствуя копящуюся внутри грязь — черное торжество, я хотела скорее закончить такое опасное для моей личности приключение.

Мужчина в кресле выдохнул сквозь стиснутые зубы и неожиданно спокойно объяснил:

— Предать бога-покровителя — значит обречь на смерть, долгую и мучительную, не только себя, но и весь род.

— Куда вы уйдете? — с мстительной насмешкой спросил Дарх. — Кругом море. Наше море! А у вас полудохлый принц!

— Смотрите, — подал голос четвертый мужчина.

Он показывал на шар. В зеленом бульоне мелкие черные частицы в один миг поднялись со дна и сгруппировались в виде длинной рыбки. «Рыбка» резво плыла к «черной кляксе».

«Капитан-Командор!»

«Это мы, „Каравелла“».

Затаив дыхание, Дарх и капитан смотрели на нашу подводную лодку, выскочившую из портала и приближавшуюся к чужой, потерявшей управление и описывающей круги, а я все это время наивно надеялась, что они передумают и согласятся дать нам уйти. Но глаза Дарха вдруг вспыхнули жадным огнем, и он выкрикнул одно убийственно короткое слово:

— Пли!

Мужчина в синей рубашке в тот же миг дернул рычаг, и я увидела, как от «кляксы» отделяется и быстро устремляется к «рыбке» крошечная капелька. Она с ходу врезалась в нее, выбив из головы кусочек, сразу опавший на дно, и даже увлекла немного назад.

«Каравелла»! Золотисто-зеленая красавица, обожаемая капитаном! И на ней Юрка, братья Женька с Костей, Игорь и Капитан-Командор! Они все прямо сейчас погибают!

Вся чернота, что скопилась у меня внутри, разом взорвалась. Экипаж «Каравеллы» был важнее и царевича, и меня самой, и страх перед грядущими муками совести отступил. Я ударила ногой по шару, тот рухнул на пол и разбился, залив зеленой жижей и засыпав осколками весь отсек, но этого я не видела. Уперев ногу в стену, я выдернула из нее рычаг, потом второй, потом остальные, потом сорвала вентили. Один рычаг выломался с куском металла из обшивки стены, вскрыв неглубокую полость, и я вонзила металлический стержень дальше, во второй слой обшивки. В пролом брызнула вода. Я стала ломать потолок.

Я делала единственное, что могла — громила подлодку изнутри, как игрушечный домик. Хозяева пытались сперва мне помешать, но поскользнулись на залившей пол жиже, а потом их завалило тем, что я вырывала из стенок.

«Ася, отзовись же!»

Я на миг застыла. «Да, Капитан-Командор? Вы все живы?»

«Мы все живы. „Каравелла“ слабо пострадала. Сейчас твоя лодка начнет разрушаться. Попробуй спасти царевича».

Вода уже заливала пол сантиметров на десять. Я бросилась в соседний отсек к оставленному там принцу, схватила его и помчалась обратно, сообразив, что лодка начнет разрушаться там, где я ее продырявила, и путь на свободу будет открыт.

Когда вода дошла мне до груди, лодка вдруг затряслась и загудела, все лампы погасли, и, торопливо настроив «фильтрующее» зрение, я увидела, как от моей дыры через два слоя металла ползет, быстро расширяясь, черная трещина. Хлынувшая в нее вода прибила нас с царевичем к переборке, потом оттолкнула от нее, и я не стала сопротивляться потоку, предчувствуя, что он вымоет нас из подлодки.

Теперь от охватившей меня тьмы не спасало даже «фильтрующее» зрение, и я подчинилась ей, расслабив все тело, кроме рук, обнимавших царевича.

Потом, поняв, что вокруг меня только вода, я закрыла мальчику нос и рот, чтоб не захлебнулся, вдохнув ненароком, и изо все сил заработала ногами.

Помню, успела подумать, что очень мешают накрепко завязанные на икрах сандалии, и испугаться невозможности определить, сколько еще воды осталось до поверхности, но быстро успокоилась, вдруг поверив, что теперь уже все будет хорошо.

 

VIII

Я не сразу заметила, что не дышу, проверяя, выдержало ли такой невероятный подъем ослабевшее тело царевича, и пытаясь разогреть его собственным теплом. Рядом плавали деревянные обломки и еще какая-то ерунда, но ни одного человека не всплыло поблизости.

Господи, что я натворила! Мне захотелось нырнуть и попытаться вытащить хоть кого-нибудь, но царевич, руки которого я закрепила у себя на шее, никуда меня не пускал. Ни один из деревянных обломков не был достаточно большим, чтобы удержать на воде мальчика, и нечего было даже пытаться пристроить его на них.

За этими отчаянными мыслями я пропустила плеск весел у себя за спиной и донельзя удивилась, когда чьи-то руки схватили меня за плечи и вместе с висевшим кульком царевичем выдернули из воды. Руки не отпустили меня, когда под ногами оказалось дно лодки и крепко держали, когда я опустилась на лавку.

— Асюша…

Так меня мог назвать только брат. Оттолкнув чужую грудь, я убедилась в этом — меня обнимал Алешка. В шлюпке работали веслами Стас и Витька.

Подобрав нас с царевичем, шлюпка возвращалась к «Мистификатору».

— Пусти, там еще люди! — попыталась вырваться я.

Но он еще сильнее прижал меня к себе и сказал, как будто уговаривал глупого ребенка:

— Тихо, малыш, тихо. Сейчас уже никого не найти.

— Смотри, там кто-то вынырнул! — крикнул Стас.

Витька в один гребок развернул шлюпку, и подплыв, парни подняли Капитана-Командора.

Боясь, что он скажет про мою спасательную деятельность, я вжалась в Алешку.

— Ты через шлюз? — спросил Витька.

Капитан-Командор, мне показалось, кивнул, и стал осматривать лежавшего на дне царевича. Потом поднял голову и невыносимо пронизывающим взглядом посмотрел на меня.

— Он жив! — поспешно пролепетала я.

— Без всякого сомнения, — подтвердил он. — Не смотря на то, что его убили.

Я совсем растерялась, не зная, как расценивать такое наблюдение, а в это время Капитан-Командор остановил Стаса, вновь взявшегося за весло:

— Ждем Игоря. Он травмирован.

— А на какой вы были глубине? — спросил Витька.

— Кессонка обеспечена, — Капитан-Командор, как всегда, отвечал на тот вопрос, который был задан молча. — Но выбора нет — «Каравелла» сама всплывет нескоро.

Я макушкой почувствовала удивленное внимание Алешки, но начала крупно дрожать от холода и не подумала об этом. Витька снял куртку и накинул ее мне на плечи, Стас накрыл своей курткой царевича.

Наконец, недалеко от лодки вынырнула голова в маске с трубкой, и парни вытащили из моря одетого в акваланг Игоря, потерявшего сознание.

— Все подобраны, живы, двое в тяжелом состоянии, — сказал Капитан-Командор в переговорник на запястье. — Мы — на «Мистификатор» и во Владивосток.

— Кто в тяжелом? — крикнули из переговорника.

Капитан-Командор помедлил с ответом, скрывая необычную для него гримасу сдерживаемого бешенства, но все же сообщил:

— Игорь и царевич.

 

IX

Сидя на подоконнике в приемной заведующего отделением, я рассматривала умытый утренним дождем город. В таких больших городах мне редко доводилось бывать, и я чувствовала себя так, словно попала в наколдованный мирок. Тот факт, что я точно нахожусь в собственном времени и пространстве, поскольку в двух кварталах отсюда — дом Тима, а отец Тима только что лично поручил меня заботам кого-то из врачей, воспринимался с трудом.

От услуг врача я вежливо, но наотрез отказалась, сказав, что абсолютно здорова. Это была правда, мое тело не подавало ни одного тревожного сигнала, но мне было плохо. Еще на шхуне я хотела помочь Игорю — залечить внутреннюю травму или вывести из крови пузырьки азота — но сразу ничего не смогла сделать. То состояние, в котором такие вещи удавались мне легко, не наступало. Омерзение от всего произошедшего на чужой подводной лодке, как и запах ржавчины, продолжало преследовать.

Сделать для Игоря хоть что-то я все же смогла, но усилие, которым при этом отогнала от себя впечатления последнего часа, выжало меня полностью. Однако тут врач не поможет.

Следя за пробивавшимися из-за облаков солнечными лучами, я поймала мысль, которая, проносясь над сверкающей листвой, доставила мне секундное облегчение: «Клянусь, больше никогда!» Что именно «больше никогда», я сама толком не знала, но надежда, что в какой-нибудь следующий раз я поступлю иначе, и в результате жертв будет меньше, заметно разбавила давящий груз вины.

Мимо меня в кабинет Даниила Егоровича хозяйской походкой прошла высокая красивая женщина с короткими светлыми волосами. Она была дежурным врачом, именно ей на попечение передали царевича. На секунду задержавшись, чтобы открыть дверь, она неодобрительно глянула на меня. Наверное, я как-то не так сидела. А, ну да, еще и выглядела: на мне по-прежнему было чудом не порвавшееся короткое платье с поблекшими стразами и слипшимися перьями, вдобавок пахла я как рыба.

Уйти бы куда-нибудь, но куда? Все парни разом исчезли, в реанимацию без халата не пускали, этот город я совсем не знала. Вот и томилась на окне, жуя переживания и мечтая о ванне с пеной.

Переживания все еще подавляли мечты. В чем-то я хотела поклясться… Не брать в руки оружие? Я и не брала. Нож всего лишь отбила. Как же отвратительно он вонзился в ногу капитана, перерубив половину костей стопы!.. А как отвратительно хрустнули, ломаясь, кости носа того моряка, а черепа тех пиратов… Неужели все это делала я? Да я чудовище, однако, ничем не лучше младшей царевны. Был ли выбор? Может, был? Если бы я не впала в ярость при виде истерзанного мальчишечьего тела, от которого, к тому же, собирались отрезать голову…

Надо научиться контролировать свои чувства.

Что капитан говорил про бога-покровителя? Вроде, они выполняли его приказ, как островитяне выполняют «просьбы» Королевы. Но бог-покровитель жесток, и за предательство карает без пощады. Что за бог такой? Разве он сам не мог уронить, допустим, кирпич на голову царевича и мою, если мы ему вдруг помешали? Или, может быть, он с Королевой нами, словно в шахматы, играет?

Что за трансмутация, после которой «почти бог», обычный молодой человек, казалось бы, станет богом?

На этом этапе тяжелых рассуждений в голове образовалась пустота, а следующая возникшая в ней мысль была уже совершенно приземленной: я лишилась своей камеи. Вот ведь еще досада! Камею вырезал для меня из огромной раковины один рыбак, и хотя в той истории не было ничего романтического, она мне просто нравилась. Рыбак сказал, что перламутровый профиль — мой, но у него все профили получались одинаково — моя тамошняя подруга Розетта получила точно такой же.

От сквозняка приоткрылась незапертая женщиной-врачом дверь, и до меня стали доноситься обрывки разговора, напоминавшего обсуждение модного реалити-шоу:

— Знаем мы таких скромных, — говорил женский голос, — в тихом омуте черти водятся. Вот увидишь, эта будет крутить всеми парнями так, что шуба завернется. Ты заметил, как тот светленький на нее смотрел?

— Это ее брат… — устало отозвался голос Даниила Егоровича. Было заметно, что он слушает женщину только из вежливости.

— Еще не легче! Куда катится мир?

С минуту было тихо, потом женщина заговорила снова:

— А эффектно они появились… Такие серьезные, сильные, решительные…

В приемную вошли Алешка с Тимом.

— Не скучала?

Я помотала головой.

— Ну что ты такая мрачная? — с сочувствием спросил Тим.

— Видел бы ты, что там было, — не стала вдаваться в подробности я.

— Да уж, — согласился он. — Одно всплытие с такой глубины чего стоит. Но ты ведь не в обиде на Германа?

На Германа я еще как в обиде, но при чем тут он?

— А что Герман?

— Ну… — смешался Тим.

— Это «Тайна» подорвала лодку, — сказал Алешка. — Чем-то хитрым. Не знаю, в чем суть, но это оружие способно разрушать металлические конструкции какими-то колебаниями.

Слава богу! Хоть лодку не я развалила! Настроение подправилось.

Алешка дал мне большой полиэтиленовый пакет:

— Переоденься в это. Если не понравится, не убивай — выбирала Королева. И размеры она подсказывала.

— Надо же, Королева тут, — от удивления вслух сказала я, заглядывая в сумку. От Ее Величества, после ремня для Германа, можно было ожидать чего угодно, во всяком случае, ее чувства юмора хватило бы и на водолазный скафандр.

Однако в сумке сиреневело что-то шелковое, явно нежное и очень приятное.

— Конечно, тут! — усмехнулся Тим. — Кто ж без нее столько народу заморочит.

Он открыл дверь в отцовский кабинет и просунулся туда наполовину.

— Пап! Доброе утро, Вера Генриховна… Пап, можно, мы займем свободную палату? В которой душ работает? Спасибо!

Тим вылез обратно в приемную, а следом за ним вышел Даниил Егорович.

— Дайте хоть рассмотреть ваше чудо, — тем же усталым голосом, но выжимая улыбку, сказал он.

И почему-то остановился передо мной. Я слезла с подоконника и сделала книксен. Он улыбнулся радостнее.

— Значит, ты лечишь наложением рук?

От этого вопроса я привычно напряглась. Мне не раз уже его задавали — в каменных подвалах с решетками и пыточным инструментом на скамье, а еще в залах судов. На эту фразу у меня выработался условный рефлекс: сейчас начнут пытать, и я непроизвольно побледнела так, что мой испуг стал заметен.

Обняв меня за плечи, ответил Алешка:

— Да, она.

— Что-то не так? — тихо спросила я.

Врачи, вроде, не любят знахарей. Сейчас как выяснится, что залеченные мной раны гниют, кости срастаются неправильно или вообще не срастаются — тогда я больше не смогу лечить, а ведь это дело всей моей жизни, самое чудесное удовольствие…

— Нет, — слегка удивленно ответил Даниил Егорович. — А тебя когда-то ругали за это?

Алешка с Тимом придушенно фыркнули, но он этого не заметил. Я только кивнула.

— Это от зависти. И страха. Таких, как ты, в средневековье сжигали на кострах, потому что боялись их могущества. Этих двух мальчиков ты практически возродила.

Потом он плотно закрыл дверь своего кабинета, где еще находилась Вера Генриховна, и сказал:

— Ребята, ваши «казаки-разбойники» действительно опасны.

Парни окаменели. С упрямством в голосе Тим ответил:

— Мы так живем, пап. Иначе уже не сможем.

Даниил Егорович помолчал. В этот момент в дверях неслышно появился Капитан-Командор, и я увидела расфокусировавшимися глазами, как что-то воздушное, какая-то желто-безмятежная вуаль накрыла голову взрослого. Его лицо покинул трагизм, уступив место искренней гордости.

— Идите, отдыхайте. И еще одно: Тимур, за вами экзамен, не забыл?

— Нет, папа, мы готовимся.

— Готовьтесь-готовьтесь. После сегодняшних событий спрашивать буду очень строго.

 

X

Я рано обрадовалась, что избавилась от врачей. Стоило мне выйти из душевой и растянуться на больничной кровати, как в палату с решительным видом ступила медсестра с набором шприцев. «Таки будут пытать,» — тоскливо подумалось мне, но медсестра ласково улыбнулась:

— Это витамины и глюкоза. Доктор сказал, у тебя были физические нагрузки с сильным стрессом. Спортсменка, что ли? Такая маленькая…

При слове «спорт» у меня обычно тошнота подступала к горлу, но эта версия оказалась самой приемлемой, и я наступила на собственные принципы:

— Ага, на первый юношеский сдавала. По экстремальному дайвингу.

Пришлось подставить нежные места — спортсмены ведь дружат с врачами, и медсестра вышла из палаты преисполненная чувства выполненного долга.

Но расслабиться мне не дали. Явилась Вера Генриховна с кружкой и тарелкой. На тарелке красовалась глазированная булка, а в кружке плескалось что-то белое с желтой пенкой. Блин, ну неужели я не заслужила несколько часов покоя?

— Это кипяченое молоко, — сочла необходимым объяснить врач. — Нужно выпить.

Она села на край кровати и, не стесняясь, рассматривала меня. Я выпила, поблагодарила, укрылась простыней и сразу уснула. На соседней кровати давно уже безмятежно спал Алешка.

Во Владивостоке мы пробыли три дня, пока Игоря с царевичем не перевели из отделения реанимации.

Капитан-Командор на вторые сутки сообщил, что обе подводные лодки благополучно добрались до Острова, и экипажи приступили к ремонту «Каравеллы».

Днем Тим выгуливал меня по городу — он считал, что я в депрессии, и мне необходим солнечный свет и воздух. Он был врачом, и я не спорила.

На вторую ночь меня затемно разбудил Даниил Егорович, сказав, что в больницу привезли попавшую в автокатастрофу семью, и не могла бы я помочь пятилетней девочке, которой осколком стекла разорвало щеку. Я решила, что он хочет меня проверить, но мне и самой было интересно, насколько успели восстановиться целительские способности, поэтому послушно побрела за ним в палату другого этажа.

Способности восстановились, глубокая рана за два часа зажила бесследно. Я ушла досыпать совершенно счастливой, ехидно размышляя о том, что будет записано в историю болезни.

Вечером третьего дня мы погрузились на «Мистификатора» и через три сквозняка вернулись на Остров. Неделю я провела с девочками в их домиках и на кухне, а потом почувствовала, что все действительно прошло. Значит, можно продолжать искать приключения.

 

I

Денис отчетливо понял, что случайно получил от Германа бесценный подарок. Он теперь знал, как выглядит любовь. Он мог мысленно вызвать образ волны оранжевых искорок, и они отзывались, возникали вокруг него, проникали в его кровь и давали удивительные способности. Самая главная — видеть мир восхитительным и простым, знать, что благом является все, что в мире происходит — помогала буквально творить чудеса.

Он написал несколько песен на русском, английском и испанском и разместил их в банках авторских обществ, хотя сам, конечно, исполнил бы их лучше всех, что было ясно из приложенных фонограмм. Однако шоу-бизнес не входил в его ближайшие планы на жизнь, и он рассматривал его как возможность зарабатывать деньги «когда-нибудь потом», когда все ресурсы наколдованных мирков будут исчерпаны.

Он сам себе придумал игру, главным правилом которой было продержаться в наугад выбранном мирке хотя бы неделю. Оказывался он где попало и считал, что научился выживать везде. Где-то ему приходилось ночевать под открытым небом, и он освоил искусство быстро сооружать примитивное жилище-укрытие и есть, пренебрегая риском, все, что выглядело съедобным. Он мог ночевать и на деревьях, и в пещерах, и среди камней на голой земле, научился защищаться от хищников любой родовой принадлежности и приспосабливаться к любой погоде. Бывало, что он даже стремился оказаться в «мире без людей», где мог почувствовать на себе безграничную власть природы, которая каждый раз флегматично решала, стоит ему жить, или нет. Он представлял себе ход ее рассуждений, когда ему в лицо бил колючий ветер, задувающий с трудом разведенный костер, и когда в зной различал где-то вдали журчание ручейка. Все ее милости-немилости он уважал, а, борясь с проявлениями ее враждебности, лишь пытался доказать, что тоже заслуживает уважения. И, преуспевая в этом, получал фантастическую награду…

В обитаемых мирах ему очень помогал дар знания языков, которым поделилась Ася. Прослушав хотя бы несколько минут местную речь, он уже понимал ее, усваивал особенности артикуляции и мог воспроизводить, самостоятельно конструируя фразы. Он обращался к аборигенам с первым пришедшим в голову нейтральным вопросом, а дальше события уже развивались сами. Случалось, что его сразу пытались убить, и это впоследствии превращалось в анекдот, но чаще было иначе. Его внешность, и без того неординарная, да еще и украшенная золотистым свечением, стала бесконечно привлекательной.

Бывало, что он устраивался в незнакомом мире даже очень хорошо и оставался там надолго. Укутанный золотисто-оранжевыми искрами, он стал очаровательным в смысле «очаровывающим». Оставаясь невидимыми нормальному человеческому глазу, они раздражали какие-то тонкие материи живых тел, вызывая движения их эмоций, чаще всего для людей непривычные и потому притягательные. Быстро располагая к себе новых знакомых, он становился полноправным гостем в чужом обществе, узнавал его порядки и участвовал в делах людей, его населяющих.

Настоящей удачей были миры, где надо было бороться… И тогда он с готовностью и удовольствием становился воином. Стремление к битвам он почувствовал в тот далекий день, когда в него влилась Асина кровь, словно этим явлением управлял неведомый ген или вирус. В нужный момент, в предчувствии опасности, в его организме что-то менялось: обострялись зрение и слух, во внимание попадали все, даже мельчайшие, изменения в окружающей обстановке, и им сразу находилось объяснение, движения становились точными и быстрыми, а решения, как действовать, приходили интуитивно. Он с интересом учился новым, придуманным в других мирах, приемам боя, легко осваивал новое оружие, благодаря обостренному восприятию, быстро улавливал и запоминал все особенности новых для него техник. Самое главное качество, вызывавшее к нему уважение у всех, кому приходилось с ним вместе сражаться, — в бою он забывал, что возможности человеческого тела имеют предел, и совершал невозможные вещи.

Мужчины чувствовали в нем друга: надежного, бесстрашного, выносливого, умеющего подчиняться указаниям, которые считал обоснованными, и брать на себя командование, когда только он и знал, как надо сейчас поступать. Он был идеальным, послушным и терпеливым учеником, когда хотел освоить приемы стрельбы, борьбы и использования в бою холодного оружия, он обожал такие занятия. И другом он становился отличным, поскольку буквально видел людей насквозь, никогда ни в ком не сомневался и понимал смысл всех поступков и всех слов, даже неумело подобранных.

Женщины во всех мирах были более чувствительными и волшебство чувств ценили гораздо дороже всего остального. Денис быстро понял, что не стоит при них просто так «включать искры», поскольку это могло привести к разрушительным последствиям. Ради любви женщины были готовы на настоящие безумства, и часто, чтобы сохранить только что возникшую мужскую дружбу, ему приходилось сторониться жен, дочерей и подруг своих новых друзей.

Впрочем, если женщина не имела никакого отношения к его друзьям, он не считал необходимым ограничивать сферу своих интересов. На эту тему у него сложилась своя философия. «Золотистые искры» обязывали. Они не только давали удивительные способности, но и не позволяли использовать их неискренне, из корысти или желания причинить вред. Хотя и в рамках искренности вариантов поведения оказалось очень много. Ему случалось быть и нежным, и горячим, и холодным, и жестоким. Не сразу, но он научился различать мотивы, по которым женщина нуждается в его любви, и его поначалу больно царапало, когда он видел, что в чужих глазах значит не больше, чем модная вещь. Тогда он показывал любовь, погружая такую модницу в омут «золотистых искр» и демонстрируя «все лики мужчины», как он сам это называл. Зрелище всегда оказывалось неожиданно сильным, и после этого модные вещи женщину переставали волновать. Она открывала для себя мир, в котором все, что она привыкла ценить, меркло перед волшебством. Перед безусловным счастьем.

Он лицедействовал, и это была актерская игра высшей пробы, то есть не игра, а реальные, разве что искусственно вызванные, переживания.

Каждый раз он проживал ситуацию до конца — до того момента, когда в женщине не оставалось ничего для него интересного, когда он раскрывал все ее тайны. Женщины были такие разные… и так похоже становились беззащитными. Застенчивые и робкие, избалованные и капризные, они, лишаясь всех наращенных на душу покровов, оказывались одинаковыми — маленькими и ограниченными. Они пасовали перед его властью, и, осознавая свою слабость в невероятном приоткрывшемся им мире, привязывались к нему. Ведь без него, сами, они в этом мире терялись. Они ничего не могли в него принести. Они ничем не могли его удивить. Даже нервные, физиологические удовольствия притуплялись из-за ничтожности существа, пытавшегося их дать. И конец наступал скоро. Тем не менее Денис верил, что женщины, для которых мир любви был знакомым и привычным, или которые хотя бы не растеряются в нем, все-таки существуют. Ведь на самом деле его опыт был невелик… просто неудачен.

Погоня за ускользающим образом любви изменила его личность. Сама Королева замирала, глядя на него. Он стал человеком, какой-то частью своей души постоянно находящимся в другом, тонком и чудесном мире, и мир твердый часто вызывал у него критическую реакцию, некий зрелый цинизм, в основе имевший знание об истинных ценностях.

Эксперименты с тонкими чувствами при всем разнообразии результатов привели к одному общему выводу: эмоция, выглядящая как золотисто-оранжевое свечение, возникла у Германа из чего-то другого, более важного и мощного, лежащего за пределами доступного восприятию Дениса мира. Что же это такое? Что нужно чувствовать, чтобы так смотреть на человека — одновременно беспомощно и властно, чтобы единомоментно обособиться вместе с ним от остальных людей и уединиться в отдельной вселенной с собственным течением времени и границами доступного пространства, став там богами? Заклинание: «Господи, как же я тебя люблю», неслышное, принесенное из той изолированной вселенной движением воздуха, было наполнено мощью, оставляющей ждать от заключенных в ней богов любого разрушения и любого созидания. Перед этой силой не стыдно преклоняться, и те, кто хоть раз почувствовал такое движение воздуха, всю оставшуюся жизнь обречены слагать легенды про богов.

Ася — женщина, которую любовь сделала богиней. В ком из них: в ней или в Германе — нужно искать истоки чуда?

 

II

Как-то раз они встретились в наколдованном мирке.

Где-то в дремучем европейском средневековье в разгар междоусобной войны он «гостил» в отряде крестьян с двумя мелкими помещиками во главе, восставшими против своего сюзерена. Партизанское существование было ему знакомо и нравилось своей первобытной естественностью, демократией и простотой, когда нищета обнажает пару истин, единственно важных: для того, чтобы жить, надо только есть и согреваться, а для того, чтобы жить по-человечески, надо ценить сегодняшний день, тех, кто рядом, и бороться за уверенность в завтрашнем. Здесь не нужны были ни деньги, ни документы, здесь пустым звуком были права человека, здесь, уважали искренне и верили интуиции. И даже жестокость была нормальной, поскольку оправдывалась местью или выживанием — искренними, а не темными порывами.

Денис с ополченцами около месяца по местному времени спал в землянках, участвовал в набегах на стоянки баронского войска, отбивался от баронских солдат, когда, наоборот, те на них нападали, заманивал врагов в болота или в непроходимые чащи. Такие противостояния могли длиться годами, что его не устаивало. Он хотел приблизить развязку.

Он знал, что в другом лесу так же действуют другие отряды, нашел их разведчиков и, с трудом преодолев подозрительность голодных и не раз преданных, наладил через них связь с их командирами. Надо сказать, пасьянс был захватывающим. Задачу собрать все отряды в одно время в одном месте пришлось решать путем обмана: собирая сведения о передвижениях барона, численности, состоянии и планах отрядов, он говорил, что действует по заданию командиров. Его, конечно, проверяли. Несколько раз он возвращался к своему отряду, чувствуя спиной очень осторожную слежку, и намеренно не пытался ее сбить. Убедившись в том, что он не лжет и действительно принадлежит к ополченцам, ему верили и во всем остальном.

Так, совместными усилиями под незаметным руководством Дениса, мятежникам удалось выманить барона из замка в дальнюю деревню, тремя отрядами захватить замок с остатками войска, и, дождавшись там возвращения основных бароньих сил, с комфортом с ними разделаться. Затея была рискованной в том моменте, что барон, зная свою собственную крепость лучше повстанцев, мог найти способ проникнуть в нее тайно, не ломая массивные ворота и не пытаясь залезть по высоким стенам. Чтобы свести этот риск к минимуму, еще один отряд поджидал барона в лесу и, когда все силы подтянулись к узурпированной твердыне, напал с тыла.

В бою на крепостных стенах не было ничего интересного, итог там был очевиден, и Денис перебрался через стену, чтобы помочь «заднему» отряду, дравшемуся с врагом лицом к лицу. Тем и в самом деле приходилось несладко. У подножия стены агонизировал паренек лет пятнадцати — его ровесник, — меч разъяренного барона снес ему полголовы. Рядом с ним головой вниз упал немолодой крестьянин, его грудь до бока была рассечена ударом алебарды. В его глазах, заливаемых толчками выбрасываемой изо рта кровью, за несколько мгновений выражение ужаса сменилось тоской — до того, как они застыли. В эти мгновения Дениса охватило горькое сожаление, что он неправильно все рассчитал, что победа если даже и достанется им, то слишком дорогой ценой, и он кинулся с вдесятеро возросшей силой исправлять свою оплошность, по пути клянясь, что больше никогда, никогда, не примет на себя ответственность за столько других людей, всего и хотевших-то спокойно жить.

— Так это ты — Бес! — вдруг услышал он рядом с собой по-русски.

Отражая атаку солдата, он быстро обернулся и чуть не выронил саблю, осознав, что рядом с ним дерется Ася.

— Что? — переспросил он, все еще не веря, что это на самом деле она.

— Бес! Тебя здесь так называют! Не знал?

— Нет!

Тревога прошла, и ему захотелось смеяться. Бес!

Дальше все уже было легко. Солдаты-враги отскакивали от них, как мячики, они с Асей их просто сметали — два вихря чистой энергии, — и бой превратился в праздничную пляску. Это было самым настоящим, опьяняющим счастьем — знать, что где-то рядом, среди жаждущей крови толпы, после двух месяцев на чужой земле, непонятно, каким чудом оказался друг. Близкий, связанный кровью, такой же!

Когда сражение стихло, и озверевшие ополченцы с обеих сторон крепостной стены мстительно добивали солдат, Ася и Денис бросились друг к другу. Он подхватил ее и подкинул, поймал и прижал к себе. Они смеялись, довольные такой неожиданной и славной встречей, она взъерошивала его волосы, а он кружил ее и вновь обнимал.

В какой-то миг сквозь эйфорию он затылком почувствовал, как его жалит что-то назойливое — чья-то отчаянная обида, и в следующую же секунду инстинктивным жестом поймал на подлете запущенный в Асину спину стилет. На расстоянии десяти метров от них в ярости топнула ногой дочь командира его отряда.

— Значит, эта пигалица?! — крикнула она. — Где твои глаза, она же и ногтя моего не стоит!

Он метнул стилет ей под ноги, не говоря ни слова, взял Асю за руку и повел в замок. Ладонь жгло — остро наточенный клинок прорезал кожу, но боль с каждым шагом становилась все тише. Асина рука в ладони автоматически заживляла рану. От мысли, что лишь доля секунды определила, жить Асе или умереть, у него похолодело в груди, и это ощущение не проходило, пока им не удалось скрыться ото всех на третьем этаже смотровой башни замка.

Оказалось, Асю инцидент не впечатлил. Она, нисколько не утратив удовлетворения от победы, тихо посмеивалась.

— Прости, — тем не менее, сказал он.

— За что? — спросила она. — Ведь не ты назвал меня пигалицей. Да я и не обиделась. Очень ей сочувствую.

— Почему? — удивился он.

— Сколько вы прожили вместе? Месяца два?

— Ничего у меня с ней не было!

— А и не надо. Она и без того к тебе привязалась, одними своими мечтами. Ты давно себя в зеркале видел?

«Ася что, тоже?!» — панически подумал он. Но, вглядевшись пристальней в ее глаза, понял, что нет. Она никогда не попытается получить его в собственность. Они еще много раз встретятся в разгар битвы, среди океана или под землей друзьями, счастливые быть вместе и свободные друг от друга. Он продолжал рассматривать ее, все еще девочку, не разгадавшую секрет женского шарма, действительно пигалицу, и думал, что это она — та редкая женщина, которая не растеряется в волшебном тонком мире. Он видел, что она абсолютно защищена от того, чтобы влюбиться в красивое лицо или красивые слова, и чтобы из-за этого пожелать смерти другой женщине. Ее хранит истинная любовь единственного для нее мужчины.

Странная любовь без будущего и даже без настоящего, теперь и ее любовь тоже, как бы она ни противилась этому.

— Все, больше я в эти игры не играю, — произнес он вслух, имея в виду восстания и партизанские движения. — Тебя здесь еще что-нибудь держит?

— Нет, — отозвалась Ася.

— Тогда давай искать портал. Еще немного, и командиры разберутся, что не они спланировали эту операцию, и лучше мне исчезнуть раньше.

Ася кивнула. Она думала, как это здорово, что существует на свете человек, который, встретив ее в бою, не ужасается и хмурится, а искренне радуется. Человек из лучших на земле, считающий ее равной!

 

III

Хорошо, что их мысли были скрыты от нескольких человек, которым Королева, не удержавшись, как будто случайно, показала этот эпизод.

В зале пульта всю сцену средневековой битвы просмотрели Валя с Колей, Женя, Алеша, Галя и Тим. Их всех увиденное погрузило в глубокие раздумья, но по разным причинам.

Валя, глотая слезы, шептала:

— Они в самом деле убивают! Они хоть понимают это? И их на самом деле могут убить! Какие же это игры?

Галя пожирала глазами Дениса. Когда трансляция прервалась, она, словно под гипнозом, мысленно возвращалась к картине, где его изящная фигура стремительно перемещалась по полю битвы и залам замка, к его пронизывающему взгляду, которым он одарил девушку, метнувшую в Асю нож, — это пробирало до костей! «Вот каким должен быть мужчина», — думала она.

Алеша не заметил, что за все время демонстрации ни разу не шелохнулся и едва дышал. И только в конце, когда все было хорошо, шумно выдохнул и подвел итог: «Около десяти „критических моментов“. Десять раз она могла погибнуть. Сестренка, ну что же тебе не сидится дома и не вышивается? Надо быть готовым оказаться на месте Дениса, ведь это я должен ее спасать…»

«А этому что от нее надо?» — уныло думал Женька. «Медом она им всем намазана, что ли? Все равно Герман, медведь-шатун, никого к ней не подпустит, „сам не ам и другим не дам“. А этому вообще пофигу, что трахать. Кажется, она это понимает».

Тим растерялся, впервые за долгое время увидев друга. «Что с ним случилось? Во что он ввязался? Почему он там один? Почему он — Бес?»

«Сказать или нет капитану?» — размышлял Коля. «Вроде ничего такого и нет, но уж больно нагло он ее обнимал, как будто не знает, что она — девушка Германа». С другой стороны, он сам в такой ситуации повел бы себя точно так же. Встретив Асю в бою, он бы тоже не подумал о том, кто вместо него вправе ее обнимать. Вот только он никогда не окажется в такой ситуации, ведь он, член команды, никогда не пойдет в бой один. Зачем вообще биться одному?

— А это точно не постановка? — недоверчиво спросил он.

— Конечно, нет! — послышался возмущенный и насмешливый голос Королевы. Своей цели она добилась, заставила их восхищаться своими любимчиками. — А откуда такие подозрения?

— Уж больно красиво дерутся, — смущенно буркнул Коля. Он не ожидал, что на его риторический вопрос последует ответ, к тому же от нее.

— Денис учится, где только можно, и много практикуется, — охотно объяснила Королева, и в ее голосе сквозила снисходительность. — А у Аси это в крови.

— Нет! — поспешно возразил Алеша. — Ничего такого у нее в крови нет!

Наступила тишина. Потом Королева произнесла с сожалением:

— Ты совсем ее не знаешь. А то, что хочешь о ней думать — далеко от действительности.

— Я ее брат. Кто может знать ее лучше?

Опять тишина. Алеша даже подумал, что Королева закончила разговор. Но она все же сказала, тихо, будто осторожно:

— Ты уже давно не ее брат. Вы были связаны, но не кровью, и эту связь ты разорвал.

Для него эти слова прозвучали, как обвинение, в первый миг он замер, а потом, медленно выходя из ступора, глубоко задумался. Она имеет в виду, что Ася — его сестра только по отцу? И что они в далеком детстве были друзьями, но потом отдалились, поскольку у каждого появились свои интересы?

Тут подала голос Валя. Громко всхлипнув, она повторила:

— Они на самом деле убивают! Они убийцы! Я больше не смогу с ними разговаривать, даже смотреть в их сторону!

— Ну, не думаю, — на этот раз Королева откликнулась моментально, — что Дениса твое мнение хоть сколько-нибудь заденет. Он воин, тебе этого не понять. А что касается Аси, то ты невнимательна.

— Да? — снова всхлипнула Валя, теперь с надеждой. Ася ей нравилась, она видела ее нормальной девчонкой и хорошей подругой, и очень не хотела терять.

— Она никогда не наносит смертельных ударов. Она своих противников лишь обездвиживает. Бывает, что их добивают потом другие, но она об этом не знает. Для нее убийство — такое же табу, как для тебя, а бой — забава лишь во вторую очередь. Она дерется, только защищая.

— А… почему ты против воинов? — растерянно спросил у Вали Коля.

Она почувствовала в его голосе тревогу и заглянула ему в глаза. Ему было важно, что она ответит. Он ждал ее ответа в напряжении и был похож на прирученного волка, который тычется влажным носом в ладони, смирив свою звериную мощь и ловкость. Сравнение, пришедшее на ум, затронуло теплой мохнатой лапой что-то у нее внутри, и ее сердце вздрогнуло. Было очень приятно ощущать зависимость присмиревшего волка.

— Я… их боюсь, — так же растерянно выдавила она.

Галя тихонько хмыкнула. «Ну, ответь что-нибудь красивое, глупый!» — подумала она. Но ответ Вали его озадачил, и ни одно красивое слово ему не вспомнилось. Он нашел все слова, но позже, когда ее уже не было рядом.

— Что у Аси с Денисом? — наконец решился спросить Женя, хотя и понимал, что на прямой ответ рассчитывать не стоит. Ну, и нарвался, разумеется:

— О! — тон Королевы стал экзальтированным. — У них самое чудесное, самое загадочное и настоящее, что только может быть между двумя людьми! Волшебные, святые узы, соединяющие через время и расстояния…

— Они же не вместе! — удивленно воскликнула Галя, и Женя, уловив в ее голосе свое собственное разочарование, смерил ее пристальным взглядом. — Ну, то есть видно же, что они встретились там случайно. И потом, в башне, целоваться они не стали, она сказала, что не обиделась на выходку той девушки… Если бы они… ну, в общем… все было бы не так.

— У них взаимное доверие и дружба, — презрительно пояснила Королева.

«Вроде как нам не понять,» — тихо прокомментировал Тим. Очень тихо, потому что боялся потерять контакт с непредсказуемой Королевой. Он не знал, что она никогда на него не обидится и любит его именно за то, что как раз он это понимает лучше всех.

— И если говорить о братьях-сестрах и кровной связи, — голос Королевы зазвучал приглушенно, как будто она удалялась от них и при этом размышляла вслух, — то именно Денис — такой же, как Ася и, стало быть, он — ее брат.

Последние фразы едва можно было расслышать.

— Ася — девушка Германа! — встрепенувшись, сообщил Коля, тяжело глядя на Женю. Тот поморщился:

— С какой это радости? Что-то ничего такого не замечал. Алексей, ты в курсе?

Алеша отрицательно покачал головой. Ничего ему Ася не говорила. Он ничего не спрашивал. Он не хочет ничего такого о ней знать. Тоже мне, брат…

— Посмотри внимательней, — процедил Коля.

— Я лучше спрошу, — насмешливо ответил Женя.

«Да все ты видишь,» — подумал Тим, — «Ты и внимание-то на нее обратил только потому, что ее любит Герман — лидер, о чьем вкусе не спорят. И ты просто пытаешься воспользоваться неопределенностью между ними.»

— Спроси у него, — посоветовал он ядовито.

— Ладно, — пожал плечами Женя.

Коля кровожадно ухмыльнулся.

 

I

Ко мне пришла Валя. Самым что ни на есть ранним утром она вошла в мой домик и села на окно, ожидая, когда я проснусь. Больше у меня дома не на чем было сидеть.

— Привет, — сказала она, когда я открыла глаза после ее, наверное, уже двадцатого, шумного вздоха. — Боялась позже тебя не застать. Скажи, как ты построила свой корабль?

— Э-э-э? — уточнила я, свешивая с кровати ноги.

— Я хочу построить замок, — доверительно сообщила Валя и посмотрела на меня долгим грустным взглядом.

Я тоже посмотрела на нее долгим взглядом. В результате поняла, что она действительно хочет замок.

— Маленький, — умоляющим голосом добавила она.

Мне вдруг ее затея понравилась. Во-первых, она заслужила исполнение желания своим, по моим представлениям, синдерелловским трудом, ведь все девочки здесь, кроме меня, выполняли определенные обязанности: они были НАСТОЯЩИМИ девочками, заботящимися мальчишках, как Венди в компании Питера Пэна. Во-вторых, я захотела сделать ей такой подарок. Я задумалась. Она молча смотрела на меня и, конечно, видела, что я не собираюсь отказываться.

До сих пор мой строительно-оформительский опыт ограничивался «Монт Розой» и обустройством маленькой пещеры на берегу, в которой я намеревалась жить сразу после пленения. Но почему бы не замок? Получается же у Германа сооружать такие сложные штуки, как подводные лодки! Остров вообще располагает к творчеству.

— Мы бы жили там вместе, — мечтательно сказала Валя.

В этом тоже что-то есть. Может у меня, наконец, появиться подруга?

— Пойдем искать место! — решила я, вставая с кровати и одеваясь.

Она сразу повела меня подальше от поселка. Значит, участь Золушки действительно ее достала. Захотелось нормального одиночества. В замке.

Самым подходящим местом оказалось холмистое поле возле второго портала, с одной стороны подпираемое высокой горой, а с другой переходящее в скалистый океанский берег.

— Самое то! — сказала Валя. — Вот на этом холмике. У подножия будет как бы ров!

— Сколько башен? — спросила я тоном официанта.

— Три! Одна самая высокая, метров пятнадцать, две другие — по десять.

— Из чего будем делать башни? Только выбирай то, что поблизости.

Она с восторгом осматривала окрестности.

— Вот! — она показала на каменные развалы на берегу. — Можно из этих камешков собрать?

— Можно-можно, — заверила я и представила себе прибрежные валуны уложенными в стройные серые башни. — Из чего стены?

— Из них же. Первого этажа не будет — будет закрытый дворик. Жилое помещение сделаем наверху, оно соединит башни на втором этаже. Там сделаем три комнаты: две спальни и большой зал.

Мое воображение заразилось Валиными фантазиями: все, что она описывала, я представляла уже существующим. Строить замок — это грандиозно!

— Давай, жилая часть будет деревянной, — вставила я.

— Давай! — согласилась Валя. — Из желтых брусков. С большими окнами и балконами.

Похоже, она очень хорошо себе свой замок представила. Замечательно! Чем больше энергии вкладывается в мечту, тем легче она исполняется.

— Пошли работать, — скомандовала я.

И мы начали катать на холм камни…

Хотя все действительно получалось легко и быстро, я заметила, что нам помогают: пока мы выбирали и собирали камни для стен и готовили из глины с морской водой раствор для склеивания их, под башнями успели образоваться подвалы, а внутри появились винтовые лестницы. Пока мы пилили деревья в ближайшем лесу, балки сами собой прочно закрепились в стенах. Похоже, наш проект получил одобрение Королевы.

К вечеру замок Валиной мечты был готов.

— Идем, соберем вещи, — предложила она, уставшая, но счастливая.

Мы отправились по домам, и по пути она, вдохновленная результатом, взахлеб мечтала дальше:

— В подвалах должны быть молоко, кефир и сметана! А еще большие караваи хлеба! И колбасы! И сыры всякие!

Очевидно, растительная пища и морепродукты ей обрыдли. Я такой голод понимала только теоретически, ведь в наколдованных мирках меня часто угощали нормальной едой. Недавно я даже научилась печь хлеб и делать эти самые вожделенные колбасы — мне довелось попасть в ученицы к трактирщику, и весь процесс я повторила десятки раз. Но свою лепту в гастрономические перспективы я все же внесла:

— И шоколад!

— Да, — одобрила Валя, впрочем, я усомнилась, что она меня услышала. Крылья мечты несли ее дальше: — У нас в комнатах должны быть сундуки с платьями, длинными и пышными, из атласа и бархата, с кружевами! И атласными туфельками!

Я кивнула, вспомнив, что видела однажды такое во дворце у некоего французского маркиза, оказавшего мне гостеприимство, поскольку я вывела его из болот, куда он попал, заблудившись на охоте и отстав от своих приятелей. У его жены были очень красивые наряды, как сейчас их помню.

— И большие железные ларцы с украшениями, всякими брошами, бусами, браслетами и кольцами, — не унималась Валя.

Тоже знакомо и на вид, и на ощупь. Куда еще заведет ее фантазия?

— И пусть нас сторожит дракон! Четыре дракона! — выдала она уже на пороге своего дома.

— От кого? — опешила я.

— От всех, кто захочет нарушить наш покой! Ну, и вообще чтобы нас сторожили.

Видимо, в возможность появления на Острове драконов она не верила, и это было уже не мечтой, а воспоминанием о детской сказке, в которое завел ее образ ларца с сокровищами.

— А зачем ты идешь домой? — спросила я. — Вещи же не надо собирать, раз в замке есть все, что тебе нужно.

— Да, действительно, — согласилась она и сошла с крыльца, даже не открыв дверь. — Пошли обратно.

И мы двинулись обратно под Валины размышления о том, какие простыни лучше: хлопковые или шелковые, и какие подушки мягче.

— Еще должен быть какой-нибудь музыкальный механизм, чтоб не скучно было.

— И полочка с книгами, — вставила я, вспоминая, что же давно хотела почитать, но не смогла раздобыть.

У самого замка мы увидели Олю.

— У меня галлюцинации? — спросила она, не сводя глаз с нашего детища.

— Нет, — довольно нервно ответила Валя. — Это мой замок. Я его придумала, Ася помогла мне его построить. Теперь мы идем там жить.

— Можно с вами? — Оля перевела на нас восхищенный взгляд.

Что-то мне это напоминает… из глубокого младенчества.

Вале польстил Олин восторг, кроме того, Оля ей нравилась.

— Пошли, Зайчик-Побегайчик, — согласилась она. Вот что!

— А можно, я еще Юлю позову? — спросила Оля.

— Нет, Теремок проломится! — грубовато отрезала Валя. — Мне в моем доме ваши междусобойчики не нужны!

Вот за что ее особенно ценю, так это за прямолинейность.

— Ладно-ладно, — не стала спорить Оля.

Видимо, в свете последнего Валиного заявления она решила воспользоваться приглашением немедленно, пока Валя не передумала, и сразу пошла вместе с нами, не заходя домой и никого не предупредив.

 

II

В замке все уже было так, как намечтала Валя. Большой зал был обит гобеленами, на окнах висели роскошные бархатные шторы, вдоль стен стояли диваны, и нам оставалось лишь зажечь свечи в монументальных канделябрах да начать обживаться. Даже для Оли нашлась отдельная комната, видимо, она не была таким уж нежданным гостем.

Валя в своих апартаментах радостно вскрикивала. Наверное, открывала сундуки и ларец. Я прошла в ближайшую комнату. М-да… В отличие от Вали и Оли у меня не возникло ощущения, что я попала в сказку, поскольку все это я видела раньше в наколдованных мирках, но и я почувствовала, что готова временно променять мой маленький домик на девчоночью мечту. Здесь-то я не в гостях, и могу делать со всем этим барахлом, что хочу. Но не дольше, чем на три дня!

— Надо устроить пир! — крикнула Валя, выскочив в общий зал.

— А у вас еда предусмотрена? — спросила Оля.

Валя посмотрела на меня.

— Вообще-то мы об этом думали, — вспомнила я про караваи, сыры и колбасы. — Кухня должна быть в боковой башне, со стороны твоей комнаты.

Девчонки помчались на кухню, и скоро оттуда донесся радостный вопль. Я пошла следом. Валя с Олей уже нарезали вожделенные продукты на большом столе. Я стала искать молоко и кефир. Наверное, в подвале кладовая… Точно. Все, как в заказе. Я прихватила стеклянные кувшины и вернулась в общий зал, а девочки следом несли подносы с бутербродами. Взяв каждая по здоровенному ломтю хлеба с колбасой, мы вышли на балкон.

— Замечательный вид, — с набитым ртом сообщила Валя. — Аська, спасибо!

— Не за что, — ответила я. — Ты сильно мечтала, твои желания выполнить было легко. К тому же, нам явно помогали…

Меня не оставляло ощущение, что вмешательству Королевы радоваться не стоит. Как ни крути, а она не фея-крестная. Что-то будет.

Ждать пришлось недолго. Поистине чудесную картину заката над океаном внезапно дополнил невероятный штрих. На поле между замком и берегом ворвался сквозняк, и из невидимых ворот в наш мир влетели четыре чудовища. На фоне заката разглядеть темные парящие туши было сложно, но мы с Валей одновременно и ясно поняли, что это драконы. Описав круг над полем, они, очевидно, заметили замок и приземлились на дне рва. Там, прямо под нашим балконом, они принялись, ворча, устраиваться, переминаясь на лапах и похлопывая крыльями, как куры.

Стоя на балконе, мы боялись шевелиться. С трудом проглотив застрявший в горле кусок, Валя прошептала:

— Аська, на счет драконов я шутила. Убери их!

— Не могу, — так же шепотом ответила я. — Их не я сделала, я не умею создавать живое. Это привет от Королевы.

— Королева, убери их! — уже громче взмолилась Валя.

— Не могу, — после паузы отозвался любезный голос Королевы (видимо, она искала, через что тут можно говорить). — Сквозняк закончился, ход в их мир закрыт. Так что пока поживут с вами.

— А можно не с нами? — робко попросила Оля.

— Нет, — откликнулась Королева. — Это специальные драконы для охраны девиц в замках. Других замков тут нет.

— Тогда отправь их… в Германию какую-нибудь, — предложила я.

— Ты с ума сошла! — возмутилась Королева. — Ты представляешь, как они туда полетят? Над океаном и целым материком?! И вообще, драконов заказывали!

— Заказывали, — обреченно согласилась Валя. — Но мы-то хоть выйти можем?

Королева отчетливо хмыкнула.

— Нет. Они же вас сторожат.

— А когда откроется портал в их мир? — спросила Оля.

— Через месяц! Но кто будет им объяснять, что в их услугах больше не нуждаются?

Бесплотный дух тоже может быть стервой.

— Еще вопросы? — торжествующе спросила Королева.

— Чем их кормить? — мрачно поинтересовалась я.

— Сами прокормятся.

Оля спала с лица.

— Они травоядные, и надо им немного, — поторопилась объяснить Королева.

— Последний вопрос, — сказала Валя: — Они не обидятся, если придут рыцари и их убьют?

— Думаю, — голос Королевы стал ласковым и томным, — что они примут это, как должное. Дамам только нужно найти способ сообщить рыцарям о своем затруднительном положении. Правда, рыцарей найти в наши дни — задача не из простых.

— То есть ты никому ничего не скажешь? — чуть не плача, спросила Оля.

— Кому — никому? Кто твой рыцарь? Выбирай обдуманно. Спасение обязывает даму, ты же знаешь…

С этими словами она нас покинула.

Мы вернулись в зал.

— Ну и шуточки, — всхлипнула Оля.

— Она испортила мою мечту, — подытожила Валя. — Я сама себя заточила.

— Ничего она тебе не испортила, — возразила я. — Живи, как хотела, отдыхай. У нее самой терпение скоро лопнет, ведь эти чужеродные драконы на Острове — как нарыв.

— Надеюсь, что ты права, — грустно кивнула Оля. — На самом деле я бы хотела обойтись без рыцарей. Если наши парни пойдут нас спасать, я умру от стыда. Мы в глупейшем положении! Три дурочки, заигравшиеся в принцесс…

Валя покраснела.

— Тебя никто не звал! — будто оправдываясь, бросила она Оле.

— Извини, — покорно всхлипнула та. — Но, согласись, ты ведь не хотела, чтобы наши про замок узнали?

— Нет, не хотела. Я как раз от них хотела спрятаться…

— Вот и замечательно, — вставила я. — Не расстраивайся, отдыхай, как хотела. Придумаем что-нибудь!

— Да? — с надеждой спросила Валя.

— Да, — подтвердила я.

Мы разошлись по комнатам. Сегодня ларцы с украшениями отвлекут их от мрачных мыслей, а завтра… Каждая девочка — принцесса.

Я нашла деревянную расческу, по привычке уселась на окно и принялась расчесывать волосы. Во рву тихо лежали драконы, и я не сразу различила сквозь ночной мрак мерцание двух немигающих красных глаз, глядящих на меня снизу. Тремя днями здесь не отделаешься. Где же моя полка с книгами?

 

III

На следующий день девочки уже не выглядели расстроенными. Они позавтракали, не прилагая особых усилий, и принялись разбирать сундуки. Я стала исследовать кладовую в подвале башни, где нашла куриные яйца и масло, отсутствующие в «заказе». На кухне обнаружилась печь, в углу — дрова, в шкафу — сковородки, кастрюли и, как ни странно, спички. Яичница! Наконец-то! Интересно, почему Королева позаботилась об этом? Может, она вовсе не хотела над нами поиздеваться? Или это не она, а Валина мечта в пункте «и все вкусное»?

Проглотив яичницу, я вышла во двор. О чем Валя точно не упомянула в своих мечтах, так это о воде. Пить только молоко и кефир я не согласна.

Во дворе, у самого подножия горы, обнаружился колодец. И эмалированное ведро с огромным оранжевым цветком на блестящем боку. Я поторопилась наполнить его водой и отнести на кухню.

— Как здорово, — сияя счастьем, сказала Оля, вошедшая за мной, — можно есть, что хочется, не готовить при этом в десять раз больше и не выслушивать дурацкую критику!

— А еще бывало, что мы готовили зря, на обед никто не являлся… — добавила Валя, пришедшая следом. — Все приходилось выбрасывать. И ни «спасибо», ни «извините».

— Зачем вы вообще этим занимаетесь? — спросила я. — Королева поставила условие?

Девочки замялись.

— Ну, вроде того. Никто прямо об этом не говорил, но как-то сразу подразумевалось, что у нас тут есть такие обязанности, и если мы хотим находиться на Острове, то должны приносить пользу, — сказала Валя.

— Да это и нормально, — заметила Оля. — Ничего непосильного мы не делаем. Просто надоело. Каждый день одно и то же. Только слушаем их рассказы о приключениях в наколдованных мирках или где-то в океане. И, вроде, никто нас здесь не держит. В плену.

Ну да, на готовку обедов и штопку носков мне никто не намекал. При таких условиях я бы тут не осталась.

Мы поднялись в зал и вышли на балкон, решившись, наконец, рассмотреть драконов при свете дня. Двое из них сразу подняли чешуйчатые головы и уставились на нас внимательными красными глазами. Оля непроизвольно вздрогнула и отступила на шаг. Действительно, драконы прямо-таки излучали угрозу, и было заметно, что две наблюдающие за нами особи напряглись, готовые в любой момент либо взлететь, либо дыхнуть пламенем. Валя тоже это заметила:

— Интересно, они огнедышащие?

— Вы огнедышащие? — громко спросила я.

Один из драконов величественно повернул украшенную роговой гребенкой голову в сторону, открыл змеиную пасть и резко, горлом, то есть длинной шеей, выдохнул. Из пасти метра на три полыхнул огонь. Наши волосы поднял поток горячего воздуха.

— Впечатляющая демонстрация, — пробормотала Валя.

Меня обрадовало, что дракон соизволил мне ответить, и я решила продолжить беседу:

— Можно нам выйти из замка? Мы хотим искупаться в море!

В ответ дракон сморщил черный лоб, сузил глаза, поднялся на лапы и вытянул шею. Его морда оказалась напротив моего лица, и я смогла ее рассмотреть. Натуральная ящерица, только раз в двадцать крупнее самой крупной ящерицы. Уважаю ящериц. Они теплые и шершавые. У них умильные толстые лапы с изящными пальчиками и элегантными перепонками. Круглые гладкие брюшки. Гибкие сильные хвостики.

Девочки, тихонько охнув, ушли с балкона в зал.

Мы с драконом рассматривали друг друга. До меня долетал ветер его дыхания — из узких косых ноздрей широкого плоского носа. Дракон моргнул. Я протянула руку и прикоснулась к черной гладкой щеке. Да, теплая, живая…Он дернул матовыми губами, снова нахмурился и упаковался обратно в ров.

Я заметила, что на балконе стало слишком жарко и тоже ушла в тень зала.

— Думаю, ответ ясен, — сказала я девочкам.

— Ася, ты что, вообще ничего не боишься? — дрожащим голосом спросила Оля. Она прижимала руки к груди, видимо, пытаясь унять слишком сильно бьющееся сердце.

— Драконов-то чего бояться? — ответила я. — Они же нас охраняют! От нас самих или от кого-то другого — не важно, главное, чтобы мы остались живы.

— Значит, если мы захотим уйти, они не смогут нам ничего сделать? — предположила рассудительная Валя.

— Убивать нас за это они точно не станут. Может быть, как-нибудь убедят не уходить… Выход перегородят, по дороге поймают и в челюстях обратно принесут, отшлепают показательно, под замок в подвале посадят… на хлеб и воду, — делясь опытом убеждения, я не замечала, как бледнеют девчонки. Тема закрылась сама собой, никто не решился выяснить, какими методами владеют драконы.

В конце концов, Валя с Олей пошли жарить блины, а я — искать свои книги. Когда нашла, поддалась угрызениям совести и присоединилась к девочкам.

Потом мы ели блины, разбирали фолианты — маленькие и огромные, в роскошных расписанных золотом атласных переплетах, и так было чудесно заниматься такими простыми приятными вещами в дружеской компании, что мы, не сговариваясь, простили Королеве ее злую шутку.

В конце этого дня Оля спросила у Вали:

— А ванную ты хотела?

Мы с Валей сначала не поняли, о чем она говорит, а потом осознали жуткие последствия возможной ошибки и переглянулись. Потом все трое молча встали и направились к башням, в которые еще не удосуживались заглянуть.

— Ничего, — по дороге размышляла я, — можно натаскать воды из колодца, подогреть в кухне или оставить во дворе на день — сама на солнцепеке подогреется — и помыться…

— А мыло где брать? — в тоске спросила Валя. — Как делается мыло?

Этого я не знала. Приходилось пользоваться самодельным, конечно, но уже готовым.

— Первобытство какое-то, — продолжала жаловаться Валя. — И так уже день без зубной пасты, так и запаршиветь недолго… Можешь создать мыло? — с надеждой спросила она у меня, резко остановившись.

— Нет, — ответила я. — творческой энергии нет. Ты сейчас не мечтаешь, а нуждаешься.

Уже во второй башне мы нашли комнату, смутно напоминающую баню: вдоль стен были установлены деревянные полки, а из камней были сложены две круглые емкости размером с большие бочки и низенькая жаровня с решеткой сверху. На полу, рядом с грудой камней, валялись металлические щипцы.

— Это точно баня, — с облегчением сказала я.

— А щипцы зачем? — подозрительно спросила Оля.

— Горячие камни в воду кидать. Это паровая баня.

— Так, — согласилась Валя. — А мыло-то где?!

Под нижней полкой обнаружился деревянный ящичек, в котором покоились, загадочно поблескивая в полумраке, стеклянные флакончики, наполненные цветными желеобразными жидкостями.

— Спасибо, Ваше величество, спасибо! — завопила Валя.

А я подумала, что Золушка умудрилась вырасти неженкой. Меня практика приключений в средневековье и на морях приучила не обращать внимания на такие мелочи. Наверное, с точки зрения Вали, я страшная неряха. Хотя, с другой стороны, купаться в роскоши и обрастать при этом грязью — нелогично.

Вместе мы опробовали баню. Таскать воду из колодца одним ведром пришлось полвечера, и мы устали, благодаря чему смогли оценить древнее изобретение по достоинству. Или, наоборот, недооценить его недостатки… Как бы то ни было, ноющему телу было приятно лежать, окутываясь горячим паром, и беспокойные мысли не лезли в пустую голову.

Потом мы пили морс в зале, с безразличием отмечая наступление ночи…

 

IV

На следующее утро, после завтрака, Валя призналась Оле:

— Зря я не позволила тебе пригласить Юлю. Вчетвером было бы веселее, и она всегда находит, чем заняться.

— Да, Юлька хорошая, — ответила Оля без всякого огорчения. — Но я побоялась, что она притащит Алю, и поэтому тогда не стала с тобой спорить.

— Ну да, — с недоброй миной согласилась Валя. — Алька точно была бы здесь лишней.

— Почему? — спросила я, плохо зная Алю.

Валя принялась мыть посуду.

— Она сразу дала бы понять, кто здесь настоящая принцесса, и зачем такие, как мы, ей нужны. Королева красоты, блин!

— Хотя вообще-то, — начала вытирать тарелки и рассуждать при этом Оля, — от Альки в последнее время все прячутся, даже Галя. Так что Юля ее бы не позвала.

— А, ну да, — хихикнула Валя и недоброе выражение исчезло с ее лица. — Она всех достала. И зачем только Юре такая заноза?

— Да разберется когда-нибудь и бросит, — беззаботно предположила Оля.

— Вы о чем? — опять встряла я.

— А! ты же не в курсе последних новостей! — Валя радостно оставила посуду и повернулась ко мне. — Юрка уложил ее в постель!

От удивления у меня сам собой открылся рот. Главный вопрос был: «Зачем?», но задавать его я, понятное дело, не стала. Итак, я впервые в жизни втянулась в бабские сплетни. А что, в этом действительно что-то есть.

— И он об этом рассказал? — осторожно спросила я. Как-то сей факт не вязался с тем впечатлением, которое сложилось у меня о Юре. — Откуда об интимном событии узнала широкая общественность?

Оля с удовольствием рассмеялась:

— Не он! Она!

Дар знания языков оставил меня в ту минуту. Я даже на родном русском не смогла бы сформулировать сколько-нибудь внятную фразу. Девочки мое состояние поняли правильно.

— С ее точки зрения, это круто, — объяснила Валя. — И мы все ее крутизну должны прочувствовать в полной мере, поэтому она каждой из нас рассказывает, как она сопротивлялась, какие слова он ей говорил, какими глазами смотрел и все такое. А так как наша Альбина вниманием к окружающим не отличается, то она моментально забывает, кому рассказывала свою душещипательную историю, а кому нет, и пытается рассказать по второму и третьему разу. Да вообще больше ни о чем говорить не в состоянии. Просто любуется на себя, кретинка! Наверное, думает, что мы только это и обсуждаем, и все зеленые от зависти.

— А про Германа она тебе рассказала? — спросила Оля.

— А то! — воскликнула Валя. — Это же самый драматический момент!

— Что про Германа? — произнес мой голос.

— Это несчастье ухитрилось чуть не скончаться в результате дефлорации, — с мрачной иронией ответила Оля.

— Как будто от потери крови, — подтвердила Валя. — Какой-то крупный сосуд лопнул.

— И Юрка с перепугу, она же вся заумирала сразу, не нашел ничего лучше, чем позвать Германа, который, уж не знаю, что про себя думая, страшную травму обработал, — торжествующим тоном продолжила Оля.

Лицо у меня вытянулось настолько, что я, наверное, не была на себя похожа. Мне почему-то стало жутко стыдно…

Довольная произведенным эффектом, Валя закончила:

— При этом Герман ее еще как-то успокоил, и Юрке кулак показал, в общем, именно о нем она рассказывает с придыханием. Она и тебя явно хотела просветить, ходила кругами у твоего домика, но так ни разу и не застала, очевидно.

Хоть в этом повезло. Меньше всего я бы хотела оказаться Алиной слушательницей. Не понятно, с чего, меня одолела меланхолия. Ясное осознание, что я ничего не знаю о жизни Германа, вдруг причинило боль, словно это он «уложил ее в постель». Мне даже стало трудно дышать. Не я ли научилась уже моментально, по команде: «Выбросить ЕГО из головы!» прочищать свои мозги?!

Выбросить ЕГО из головы!

— Ну, что ты, — с беспокойством сказала Валя, — Германа Алька все равно не получит, он слишком умный.

— Да я не… — возмущенно начала было я, но она обняла меня за плечи:

— Что — не? Хватит темнить, Асенька. Парни из команды «Тайны» уверенно сообщают всем, что ты — девушка Германа. Похоже, только ты сама об этом не знаешь. Но ведь что-то между вами есть?

Если бы не драконы, я бы нырнула в море, забилась под какой-нибудь камень и сидела бы там, пока в глазах не запляшут чертики. К чему это все? Радость, распирающая мне грудь, — к чему? Не важно, кто и что говорит, в его глазах все равно — «нет».

Выбросить ЕГО из головы!

— Я не знаю, что между нами есть, — честно сказала я, просто чтобы не обижать девочек. — Я не чувствую себя его девушкой.

Они задумались. Развития пикантной темы явно не получалось.

— Ну, может быть, — произнесла наконец Оля, — он просто ждет, когда ты повзрослеешь. Тебе ведь еще тринадцать? Ты у нас младшенькая. Альке-то уже пятнадцать, как и Юре.

Валя громко фыркнула и высокомерно посмотрела на Олю.

— А что, любви без постели не бывает? Он ведь так дождется, что ее кто-нибудь другой займет. Тут мы в дефиците, а в парнях недостатка нет!

Я решила, что на сегодня хватит.

— Все, девочки, извините, но больше не о чем говорить.

Они понимающе улыбнулись, и я ушла в свою комнату справляться с грустью.

Казалось бы, не мое дело, но, тем не менее, новость об эротических приключениях Али и Юры меня деморализовала. Остров перестал быть Островом Детства, теперь здесь правят точно такие же страсти, как и во всем остальном мире. Здесь теперь не только дружба и уважение или их отсутствие, но еще и гормоны. Если Але приспичило рассказать всем девочкам о том, что тут началась и другая жизнь, значит, ее, эту жизнь, уже не остановить. Если Юра не посчитал нужным сдерживать свои гормональные порывы, то и от прочих парней такого ждать не придется. Допустим, девочки не одобряют Алю в том, что она выставила на всеобщее обсуждение такой личный эпизод, опошлив, возможно, искренние Юрины чувства, и принципиально противопоставляют ей себя, но это пока… Пока парни не проявили определенную изобретательность. И что дальше? Когда здесь начнется любовное реалити-шоу, я, пожалуй, перестану высовывать нос из наколдованных мирков.

Все хорошее кончается. Я ведь знала, что и прекрасной дружеской атмосфере Острова тоже придет конец, как закончилось когда-то мое счастье в детстве…

А еще — мне стало как-то особенно неприятно думать о Германе. Он ведь такой же, как Юра. Там, где он бывает, — чем он там занимается? С кем он там? Мое воображение не дождалось, пока я повторю эти вопросы, и нарисовало его с девушкой, такой же красивой и решительной, как та, которая чуть не убила меня из-за Дениса. Это нормально. Зеркала никогда не отражают красавицу, если в них смотрю я, и рядом нет красавицы. Стало совсем плохо. Я ревновала.

Надо отвлечься. Где-то среди книг я видела «Canzoniere». Лучшее утешение ревности — погружение в нее под светло-грустно-ироничные сонеты о неразделенной любви. Я прихватила маленький томик и улеглась на кровать.

Через час пришли девочки, они маялись от безделья.

— Что читаешь? — спросила Валя.

— Петрарку, — ответила я.

— Почитай вслух, — попросила Оля, и они расположились рядом со мной на широкой кровати.

Я озвучила подстрочник пятнадцатого сонета.

— Это же должны быть стихи? — недоверчиво спросила Валя.

— Я тебе перевожу с итальянского, — объяснила я. — Делать литературный перевод мне слабо, уж извини.

— Ты знаешь итальянский?! — хором удивились они.

— И не только, — ответила я и прикусила язык. Они могут решить, что я выпендриваюсь. Так, надо срочно исправлять ситуацию. Я отложила книгу: — Давайте, научу понимать письменную иностранную речь, вдруг пригодится!

Девочки растерянно кивнули, а я слезла с кровати, вручила каждой по книжке и начала:

— Всматривайтесь в текст. Сначала охватывайте взглядом всю страницу, потом суживайте воспринимаемое поле до абзаца, потом — до строки, а потом концентрируйтесь на отдельном слове. Не читайте, просто вглядывайтесь. Слова не просто так нанесены на бумагу, за каждым стоит образ того, что оно означает, очень прочный образ, закреплявшийся веками. Потом многие слова станут вам знакомы, и их значение будет всплывать в памяти само собой, дело пойдет быстрее, и вы сможете сами составлять фразы. Знать, как каждое слово произносится, не нужно, устная речь — это совсем другое.

Девочки старательно таращились в свои книжки. Постепенно их лица светлели, и первой радостно завопила Валя:

— У меня получается!

— У меня тоже, — дрожащим от волнения голосом сообщила Оля.

Потом оказалось, что обе осваивали французский.

В конце дня Оля спросила:

— Аська, а есть что-нибудь, что ты не умеешь?

— Конечно! — с непонятной им радостью откликнулась я. — Очень много! Например, я абсолютно тупа в музыке и рисовании: воспринимаю только обертона и не могу никакое изображение перенести на плоскость.

Валя вздохнула с выразительным облегчением:

— Ну, слава Богу! Ты нормальная! Хотя, с другой стороны, иметь подругу-вундеркинда я бы не отказалась.

— Быть во всем первой невозможно, — нервно заметила Оля.

— Как? А Герман? — возразила Валя.

Опять!

— Он, кстати, и на гитаре играет, и рисует хорошо, — продолжала она.

— Может, поужинаем? — перебила я.

— Да! — с загадочным видом поддержала меня Оля. — Предлагаю перейти на порционную готовку, а то мы все никак не врубимся, что больше не нужно готовить ведрами и тазами. На кухне в шкафу есть кокотницы!

И мы закатили изысканный пир: сначала весело готовили, а потом радостно ели.

Ночью мне в голову влезли стихи явно не из Петрарки:

 

V

Мысленно перебирая «времени — племени», я проснулась и на всякий случай записала стишок на форзаце «Canzoniere».

На балконе зала Оля задумчиво пила чай и рассматривала драконов.

— Вот ведь хитрые скотинки, — сказала она, когда я встала рядом. — Пасутся ночами, а днем спят во рву по очереди. Так никто и не узнает, что на Острове завелась неуставная живность… Ну хоть полетали бы днем над фортом, что ли! Трусы!

Красноглазый дракон, следящий за нами снизу, ухмыльнулся.

— Они что, все понимают? — удивилась Оля.

— Наверное, не все, — предположила я, — а только то, что им важно.

Подошла Валя.

— Надо что-то делать, — сказала она, впрочем, без особой заинтересованности. — Может, какой-нибудь флаг поднимем?

— Ты флагшток не предусмотрела, — ответила я.

— Ну, огонь в самой высокой башне зажжем? Там, вроде, удобно.

Кажется, затея безобидная.

— Ладно, ночью займемся, — пообещала я. — Надо проверить, как у нас с запасом дров, а не то придется потом питаться всухомятку…

Оля поморщилась.

— Плохая мысль! Никто этот костер из-за леса не увидит! Мы в такой части острова, которую никто не посещает!

— Ну, хоть какой-то шанс, — вздохнула Валя. — А то я уже начинаю привыкать к такой жизни. Еще немного, и пущу корни.

Девочки взяли по книге и погрузились в иностранные языки. Я полезла на башню.

Действительно, в смысле обзора место Валя выбрала не очень удачно. Удачно — чтобы затеряться. Здесь самая низкая часть Острова, и дальше от берега начинается подъем, не очень большой, но лес на горе закрывает даже вершину этой башни. Отсюда видно только еловые лапы, да птичьи гнезда на ветвях, а в другую сторону — океан, спокойный и огромный. Мне отчаянно захотелось в него.

Я ощутила чей-то назойливый взгляд. Снизу, далеко вытянув шею и ловя каждое мое движение, на меня смотрел дракон. Он сжался в комок, готовый в любую секунду выстрелить свое тело рептилии в воздух. Неужели он боится, что я попытаюсь улететь? Хотя, с точки зрения дракона, это не такая уж абсурдная мысль. «Я не умею летать», — прошептала я, глядя ему в глаза. Он моргнул, отвел глаза и улегся обратно в ров.

Я снова погрузилась в созерцание океана. Как он близко… и как недоступен! Это несправедливо. Там везде — и в океане, и в лесу, и за лесом — жизнь, там что-то творится, но поток времени уже обходит стороной этот заколдованный берег, здесь все замерло. Здесь больше ничего не произойдет. Все, кто имеет значение, остались там: и Олин Володя, и Валин Коля, и…

Я не могу находиться в замке, мне его мало. Валя права: еще немного, и дни сольются в один, мы просто потеряем им счет. Что же делать? Никто нас не ищет, да мы и не хотим, чтобы нас нашли в таком дурацком положении. Или уже хотим? Не ради того, чтобы за нас сражались и доказали тем самым нашу значимость, а честно ради того, чтобы вырваться из этой временной петли.

Наверное, нормальная девчонка сейчас бы от души поревела, но мне даже это не дано.

Я вернулась к девочкам.

Они уже отложили свои книги и занимались плетением чего-то из длинных тонких веревок.

— План побега номер три? — невесело пошутила я.

— Нет, макраме, — ответила Оля. — Ася, скажи, каково это — иметь столько братьев?

— Да никаково, — подумав, сказала я. — Мы практически не общаемся, у каждого свои дела. Если ждете, что они пойдут меня искать и выручать, то ошибаетесь.

— Что, правда? — изумилась Валя. — Вы друг друга не любите? Как же это случилось?

Сама бы хотела знать — как.

— В глубоком детстве мы с Димой и Тимой были всегда вместе, — стала вспоминать я, — это было здорово. Могу и за них поручиться, мы друг друга любили. Потом мы переехали к папе, и там командовал Толя. Вот он меня терпеть не мог от души и сразу, он нас разлучил. Я много общалась с Алешкой, который тогда болел и все время лежал дома. Мы были действительно друзьями, очень близкими. Но он выздоровел, и дружба кончилась. Он стал проводить время с остальными братьями или с Леной, сестрой Дениса. Она, оказывается, давно ему нравилась. Я осталась одна, а потом нашла себе других друзей.

Девочки внимательно слушали, как развенчивается миф о старшем брате — защитнике.

— Так вот о чем говорила Алеше Королева: «Вы были связаны, но ты эту связь разорвал», — тихо сказала Валя.

— Когда? — аж подпрыгнула я.

Валя замялась.

— Ну, мы были в зале пульта: я и Галя принесли ужин дежурным, Коле, Тиму, Жене и Алеше, и вдруг появилась картинка, где вы с Денисом деретесь у какого-то замка. Мы обалдели и потом долго обсуждали, что это было. Алешка утверждал, что тебе такое поведение несвойственно, а Королева сказала, что он тебя совсем не знает.

Ой! Так что, можно «случайно» увидеть любой момент чужих приключений в наколдованных мирках? Вообще-то, такое во власти лишь Королевы, а она ничего не делает случайно.

— Ты нравишься Коле, — зачем-то сказала я.

— Посмотрим, — загадочно ответила Валя.

— Вы бываете в наколдованных мирках? — наконец догадалась спросить я.

— Очень редко, — ответила Оля. — Когда удается уговорить парней нас туда проводить. Они выбирают что-нибудь забавное и безопасное, и мы идем вместе с ними. Обычно не больше, чем на день.

— И как? — только и смогла выговорить я.

И пожалела о том, что завела этот разговор. Они смотрели на меня одинаково. Чего было больше в этом взгляде — жалости или снисходительности — я бы не смогла определить. Они не такие, как я. Они бы никогда не полезли в нору за Белым Кроликом с карманными часами. Они могут заплакать, когда им грустно.

— Я не построила бы замок без тебя, — просто сказала Валя, но сколько же потаенного торжества скрывалось за этой простотой! — Я рада, что моя подруга — фея. Я тебя люблю, наверное. Но есть вещи, которые я в тебе не понимаю.

Острая боль от искренности ее слов обожгла горло. Она не понимает. Не о чем нам говорить. И я молча ушла в свою комнату. Что меня понесло в этот замок?! Мне-то совершенно не надо здесь находиться. Поддалась соблазну провести время с подругами… У меня нет подруг. Так же, как нет друзей. И на целом свете есть лишь один человек, который способен меня понять.

Такую тоску ни один Петрарка не прогонит.

Я села на окно. В комнате есть еще два кресла и банкетка, но некоторые привычки, видимо, неистребимы комфортом — удобнее всего сидеть на окне. Сумерки укрывали поле, и колышущийся до горизонта океан уже растворялся в них. Мне нужно быть там!

Я спустилась во двор, открыла ворота… и оказалась нос к носу с драконом. Красные глаза внимательно смотрели на меня, замерев в ожидании. Из почти плоского носа вырывался горячий ветер. Я ткнулась лбом в черные губы.

— Я не могу здесь больше, — шепнула я. — Ну, запри меня в подвале, если хочешь, все равно эта мнимая свобода хуже любой тюрьмы…

Дракон еще постоял неподвижно, потом отстранился и вдруг повернулся ко мне боком, так что у моих ног оказалась его спина. Он явно ждал от меня чего-то, и я не сразу поняла, чего. Только после того, как он недовольно покосился на меня красным глазом, до меня дошло. Я опустилась коленями ему на спину. Он тихонько рыкнул. Я легла и прижалась к нему всем телом. Он вздрогнул, поднялся на лапы, выбрался из рва, пробежал несколько шагов, резко оттолкнулся и взмахнул крыльями. Мы взлетели.

Подо мной ритмично двигались драконьи мускулы. Когда он принял горизонтальное положение, я села. Ветер, настоящий прохладный ночной ветер, ударил мне в лицо. Дракон летел над океаном.

Ради этого полета стоило промаяться и месяц, и даже в сыром подземелье! Такого я не испытывала никогда раньше. Состояние полета оказалось таким неожиданно фантастическим, невероятным, что кроме восторга и струящегося по телу ветра я вообще ничего не чувствовала. Наверное, я даже не дышала.

Но оказалось, что это была лишь часть драконьего сюрприза. Он знал, куда летел. Минут через двадцать полета на поверхности океана показался крошечный коралловый остров. Дракон в два мощных взмаха крыльями добрался до него и приземлился. Он нашел способ разрешить мне искупаться! Правильно, куда же я денусь с маленького атолла?

Я скинула одежду и прыгнула в теплые волны. Вот она, моя сила, моя жизнь! Ощутимая кожей соленая энергия проникла в каждую мою клеточку, тысячей прочных нитей связав с целой планетой.

Я плавала, ныряла до самого дна, а дракон терпеливо ждал. Но вот кончик его хвоста начал подрагивать, и я выбралась на берег. Не удержалась и поцеловала его в шершавую щеку.

— Спасибо, ты самый человечный дракон!

Он кивнул на мои вещи, и я, поспешно натянув их на мокрое тело, снова устроилась на удобной спине. Даже то, что мы летим снова в замок, не испортило мне настроения.

Он высадил меня аккурат перед воротами.

— А завтра полетаем? — спросила я, когда слезла с его спины.

Он, кажется, улыбнулся и спрятался в ров.

В своей комнате я дописала вторую половину стихотворения в Петрарку и, абсолютно счастливая, улеглась в кровать. Все ерунда. Таких, как я, девчонок много. Таких, как я, любят драконы и принцы.

Королева специально выбирала для Острова девочек, максимально не похожих на парней — аккуратных, нежных, рациональных, заботливых, — ей нужно было что-то уравновесить.

 

VI

Меня разбудили Олины причитания:

— Ася, проснись! Уже полдень! Да что с тобой?!

Я разлепила веки.

— Все нормально, не волнуйся.

Подошла Валя.

— Ты чего так долго спишь? — насуплено спросила она. — Извини, если я тебя вчера обидела. Я не думала, что ты так расстроишься.

Если ночной полет с купанием мне приснился, то почему уже так поздно? Значит, не приснился. Коса до сих пор мокрая в середине и липкая от морской воды. Точно, не приснился.

— Я не обиделась, — промямлила я. — Расстроилась. Полночи летала на драконе.

А что? Терять мне уже нечего…

Никогда прежде я не наблюдала такого настоящего изумления. У девочек натурально остекленели глаза, и даже волосы перестали шевелиться на ветру.

— Хотите, попрошу, чтобы они и вас покатали, — предложила я, прекрасно понимая, что драконы ничем не рискуют.

Они энергично замотали головами.

— Ну, если надумаете, скажите.

Я встала с постели, расплела косу и принялась расчесывать волосы.

Отныне день с ночью поменялись для меня местами. По ночам я летала с драконами на далекие острова и плавала в океане, а днем спала. Драконы выгуливали меня по очереди, и я заметила, что они очень разные: и по величине, и по расположению гребешков на головах, и даже по расцветке, которая лишь у одного из них была радикально черной, а у трех других на крыльях и гребнях имелись радужные полоски. Один, первый, летал низко и осторожно, другой поднимался очень высоко и любил резко приземляться, а два других были практичнее — они ловили ветер и ложились на него, в своем полете редко взмахивая крыльями.

Скоро они стали выбирать острова не только по признаку удаленности и крошечного размера, но и по наличию вкусной растительности, — видимо, рацион нашего поля на берегу был для них скудным. Так что путешествия совершались к обоюдному удовольствию.

Валя и Оля больше не цепенели при мысли о том, как я провожу ночи. Они бы, наверное, и не разговаривали со мной больше, но им было скучно. Вечерами мы общались, как хорошие подруги. Как-то Валя спросила:

— Раз ты с драконами подружилась, может, уговоришь их нас отпустить? Все хорошо, но я толстею.

Я и сама понимала, что так или иначе приключение затянулось, но убеждать драконов пренебречь долгом, играя на возникшем ко мне доверии, я не могла.

Впрочем, все ли так безнадежно… Надо подумать.

— Вас нанимают колдовством? — спросила я следующей ночью у черного дракона.

Гладкие губы дрогнули.

— Королева произнесла заклинание?

Дракон фыркнул.

— Значит, она с вами договорилась?

Он едва заметно кивнул, и я вдруг ощутила исходящее от него эмоциональное тепло — ему доставило удовольствие, что я догадалась.

— На время?

Опять на драконьем лице появилась вежливая ухмылка.

— Вас что, обязательно должны убить?!

Дракон сощурил глаза.

— Я так не хочу! Но что-то должно случиться?

Снова повеяло теплом.

— Что? А, ты же не говоришь…

На сегодня игра в угадайку закончилась. Возвращаясь, дракон вдруг пролетел над поселком. Не только пролетел, а сделал круг, словно рассматривая место, откуда мы взялись на его голову!

Следующей ночью его товарищ повторил маневр, и я даже разглядела в неверном свете луны свой заброшенный домик. Мне с трудом удалось подавить желание прыгнуть вниз.

 

VII

Через день меня разбудила Валя со словами:

— Просыпайся! Надо привести тебя в порядок. А то живешь в замке, спишь на кровати с балдахином, ешь с серебряных тарелок, а ходишь в камуфляжных штанах!

Спросонья мне не удалось найти, что возразить. Выстиранные ночью любимые камуфляжные штаны еще не высохли, надевать вместо них все равно было нечего, и я покорно позволила напялить на себя, и даже помогла завязать на кучу шнурков, ворох нижних юбок. Оля залезла по пояс в мой сундук. Иногда она выныривала, развешивала что-то на откинутой крышке, а потом ныряла обратно.

Когда все шнурки были завязаны, она с торжествующим возгласом вытащила огромный лоскут из золотой, отливающей зеленью, парчи и на вытянутых руках повернула его к лучу солнца. Нам с Валей пришлось сощуриться. Оля еще порылась в сундуке и извлекла оттуда корсет с короткими рукавами.

— Вот! — сказала она. — То, что надо!

Сами девочки уже были одеты в нарядные платья: Валя в облегающее голубое, сделавшее цвет ее глаз пронзительно синим, с белой кружевной отделкой, Оля — в нежно-сиреневое, струящееся, украшенное изящными желтыми цветочками, оттенившими ее длинные светлые волосы. Волосы, кстати, у обеих были тщательно уложены и закреплены красивыми заколками.

— А это не слишком? — спросила я, сравнивая нескромную парчу с их милыми нарядами. Против собственно наряжания меня в качестве куклы я возражать не решилась, пожалев скучающих подруг. Дура.

— В самый раз! — уверенно отозвалась Валя, немилосердно шепелявя из-за зажатых в зубах булавок, которыми она уже подгоняла на мне корсет. Вогнав последнюю булавку, она критически посмотрела на мою косу: — Теперь волосы!

Они посадили меня на стул, который притащили из зала, и принялись расплетать и расчесывать мои волосы.

— Хорошо держит морская водичка, — с удовлетворением заметила Валя, делая сзади какой-то немыслимый начес. — Но лак для волос не помешал бы… Я не нуждаюсь!

Я заметила в зеркале ее ожидающий взгляд и поняла, что она имеет в виду.

— Ты капризничаешь. Творческой энергии нет.

Она пожала плечами, давая понять, что ни капли не расстроилась.

— Ничего. У нас шпилек и заколок много.

Легкомысленно напевая, она стала разбирать содержимое моего ларца, пока не нашла там самое большое украшение — позолоченную диадему в виде раскрывающегося бутона с тремя зелеными камнями в центре. Она вертела ее в руках, разглядывая мою прическу.

— Ну! Идеально же! — нетерпеливо воскликнула Оля. — Дай, я…

Она забрала у Вали украшение и приладила его у меня надо лбом. Я взглянула на себя в зеркало. Действительно, очень красиво.

— Еще бы глазки подкрасить, — критически предложила Валя.

— Нет, — вздрогнула я.

— Да и нечем, — снова пожала плечами она. — Косметику я не накапризничала. Ну, всего не предусмотришь!

Надевать несерьезные атласные туфли я наотрез отказалась. Девочки милостиво разрешили мне остаться в сандалиях, которых из-под длинной юбки все равно было не видно.

— Что дальше? — спросила я. — Можно раздеваться?

— Ну, хоть позавтракай в таком виде, — попросила Оля. — Мы тоже еще не ели.

По-барски придерживая длинные юбки, мы спустились в кухню.

За едой Оля часто поглядывала в окно, и это меня в конце концов насторожило. Но поздно. В один момент она поставила чашку на стол и скомандовала:

— Девочки, по койкам!

Валя подпрыгнула на месте.

— Идут?

И тоже кинулась к окну.

Я пролила чай на сверкающий подол, быстро вскакивая со стула. Их спины мешали мне рассмотреть, что делается на поле, и я торопливо стала настраивать «фильтрующее» зрение.

По полю к замку шли парни. Человек сорок: гарнизон форта, экипажи «Мистификатора» и обеих подлодок, мои братья полным составом, Капитан-Командор, Тим и еще другие. У всех были мечи, у некоторых — копья.

— Когда они нас нашли? — в тихом ужасе проговорила я.

— Вчера приходили, — объяснила Валя и быстро добавила: — Мы не просили спасать, помаячили на башне, и все.

Я не произнесла вслух то, что в тот момент подумала о них и об их маскараде, но у меня вырвался глухой стон:

— Вот зачем драконы в последние ночи летали над поселком! Самоубийцы!

— По-моему, — тихо сказала Оля, — наши парни не в меньшей опасности. Драконы своим пламенем не подпустят их к себе ближе, чем на три метра.

— Ты думаешь, к ним газовые трубы подведены?! — резко спросила я. — Их надолго не хватит. К тому же Герман, наверняка, это предусмотрел. Дракончики мои!

Последнюю фразу я прокричала уже на бегу. Я мчалась в свою комнату, чтобы переодеться, но вспомнила, сколько на мне шнурков и булавок, и ограничилась тем, что натянула под юбки штаны. Во двор я выпрыгнула прямо из окна и со всей силы пнула ворота.

Драконы, все четверо, сидели рядком во рву, гордо изогнув шеи, и наблюдали за происходящим.

Парни были уже близко. Со вчерашнего дня они не только раздобыли где-то мечи и копья. Скорее всего, они еще и выяснили все возможное про драконов, и разработали план наступления… Бедные мои дракончики!

— Да что же вы сидите! — крикнула я.

Драконы обернулись и внимательно посмотрели на меня.

— Они вас убьют, им это под силу!

Драконы отвернулись и вновь уставились на приближающуюся армию.

Я прыгнула на спину черному.

— Умру вместе с вами, если не полетите отсюда!

Драконы переглянулись. Они улыбались.

Я думала, куда же нам лететь… В портал! Главное — убраться отсюда, а там мы найдем какой-нибудь кружной путь в их мир!

— В портал! — заорала я.

Дракон заерзал, и я по привычке прижалась к нему всем телом. Мы выбрались на поле. Парни заметили на драконьей спине меня и остановились. Я готова была провалиться сквозь землю от стыда за то, как я выгляжу — разряженная кукла! — но смирилась с этим вынужденным позором.

— Ты видишь портал? — спросила я дракона и поняла, что нет.

Тем не менее, он разбежался и взлетел, а за ним взлетели остальные. Я села, вглядываясь в поле «фильтрующим» зрением, но пока не могла ничего рассмотреть — видимо, все миры в тот момент были закрыты. Драконы грациозно кружили над полем в поисках портала, присутствие которого, конечно, чувствовали.

Парни, увидев, что те на них не нападают, оставались стоять, хотя несколько копий все же взметнулись вверх.

— Не атаковать! — крикнул Капитан-Командор.

Я обернулась на его крик и увидела, что он смотрит на меня. Теперь все смотрели на меня. Господи, сраму-то сколько!

— Ася, лови! — крикнул Алешка и бросил мне что-то. Я поймала. «Компас». Он понял, что я собираюсь сделать.

В мутной полусфере зажглась звездочка.

— Летим туда! — велела я драконам и махнула рукой в сторону открывающегося портала.

Один из них уже был там и через миг растаял в воздухе. Мы помчались следом. Перед тем, как влететь в сквозняк, я не удержалась и краем глаза посмотрела на Германа. Он стоял, глядя на меня снизу вверх, и его темные глаза на мраморном лице непостижимым образом сияли…

 

VIII

Кроме Алеши, только Женя не утратил способности соображать.

— Да вы что все, остолбенели? — пробормотал он и бросился вслед за последним драконом в закрывающийся портал. За его спиной сквозняк резко прекратился.

Из ворот, придерживая длинные юбки, выбежали Валя с Олей.

— Они улетели? Без боя? Слава Богу!

Парни медленно выходили из оцепенения.

— Так, — раздраженно начал Толя. — Почему Ася улетела на драконе?

— Она убедила его улететь без боя, — помня о сложных отношения Аси с братом, осторожно объяснила Оля.

— Зачем? — спросил Герман.

Валя хмыкнула.

— Ну, вы же обижать их пришли, плохие мальчишки, — язвительно сообщила она. — Еще убили бы ее дорогих геккончиков ненароком!

— А разве они не держали вас в плену? — спросил Капитан-Командор.

— Держали! — хором ответили девочки. — Почти месяц! А вы нашего отсутствия даже не заметили!

— Мы заметили, — начал защищаться Володя, — но кто-то сказал, что вы уехали по домам.

— Аля сказала, — подтвердил Коля. — Мы думали, она это точно знает, и ни у кого больше не спрашивали.

Валя одними губами произнесла то, что подумала об Але. Герман прочитал по губам и не удержался от улыбки, хотя и слегка покраснел.

— Откуда здесь взялся замок? — задал следующий вопрос Капитан-Командор.

Валя опустила глаза:

— Мы построили. В смысле, я, Ася и Королева. А как только мы здесь поселились, прилетели драконы, и больше нас не выпускали.

Кто-то из парней заржал, оценив королевский юмор, и вслед за ним рассмеялись другие.

Олю этот смех расстроил до слез:

— И ничего веселого! Посидели бы взаперти в замке чужой мечты столько! Зная, что никто даже не беспокоится… Аську хоть драконы по ночам купаться катали…

Володя решился, подошел к ней и прижал к себе:

— Все очень расстроились, что вы уехали домой, никому не сказав.

Она всхлипнула ему в плечо.

— И чем вы занимались? — спросил Юра.

— Французский учили! — сквозь зубы бросила Валя, оскорбленная смехом парней. — Ну, заходите, посмотрите!

— Да, кстати, — Герман, словно только и ждал этого предложения, быстро пошел в замок.

Коля взял Валю за руку и отправился за капитаном.

— Извини, — сказал он, не глядя ей в глаза. — Мы смеялись не над вами, а над Королевой. Над ее злой шуткой. И очень по вам скучали.

Валя, до этого момента считавшая, что никакая сила не заставит ее вернуться в замок даже на пять минут, покорно брела следом.

Там она сунула Герману маленький томик:

— Это, наверное, тебе.

Герман посмотрел на обложку. Петрарку он не читал.

— Открой, — подсказала Валя.

 

I

Я заметила его уже в другом мире, случайно обернувшись. Драконы, похоже, хорошо знали, куда попали, потому что мгновенно сориентировались, едва вылетев из сквозняка, и очевидно собрались лететь дальше без остановки. Я похлопала своего крылатого друга по шершавой шее. Он понял и приземлился.

— Вы дома? — спросила я, спрыгнув на землю. — Королева говорила, что порталы должны были совместиться еще через неделю, не раньше…

Дракон пристально смотрел на меня, и, клянусь, в его взгляде было уважение! Потом он коснулся своими гладкими губами моего лба, отвернулся и, резко толкнув себя в воздух, взлетел. Я помахала на прощанье рукой, еще хранившей ощущение шершавого, теплого и сильного. Улетела моя сказка…

Подошел Женька. На перевязи у него были закреплены ножны с одноручным мечом.

— Теперь домой? — спросил он.

— Да, — ответила я.

Мы осмотрелись. Мир, замерший в миг возвращения драконов, начал оживать. Запели птицы, зашелестел травой ветер. Мы были в лесу. Самое то для дефиле в куче юбок.

Женька смотрел на свой «компас», я просматривала окрестности «фильтрующим» зрением на предмет затаившихся в зарослях хищников. Меч может очень пригодиться… Но крупных зверей поблизости не было.

Я чувствовала, что Женька не собирается ни в чем меня упрекать, и, хотя он оказался здесь единственно ради того, чтобы мне помочь, при этом не строил из себя покровителя.

— Пока ничего — сообщил он. — К нам вообще долго ничего, давай выбираться окольными путями.

Я взглянула на Алешкин «компас». Вот мы. Вот две медленно приближающиеся друг к другу точки — порталы, один в этом мире, второй — в соседнем. Скоро совместятся. Нашего портала нигде не видно. Есть желтый огонек через три портала в разных мирах, но он выведет не на Остров, а куда-то в Австралию. Спасибо, в другой раз…

— Идем сюда, — я показала на единственный в достижимом пространстве портал.

— Девять километров, — сказал Женька и критически посмотрел на мое платье.

Ну, теперь спешить некуда. Я принялась наощупь развязывать тесемки.

Женька наблюдал за мной и был явно разочарован, когда из-под юбок показались штаны, идеальные для передвижений по лесу.

— Все, — сообщила я, — продолжения не будет. Этот кошмар менять не на что.

— Редкий вид химеры, — сказал он. — Сверху принцесса, снизу — боец спецназа. Беспримерная эффективность в условиях ближнего боя…

— Хорошо, что не русалка, — пробормотала я, вытаскивая шпильки из волос.

— Очень хорошо, — тихо подтвердил он.

Я непроизвольно замерла. Только этого не хватало. Так, я ничего не слышала.

Продолжая сражаться со шпильками, я направилась в сторону портала. Диадема соскользнула с волос, и ее пришлось нести в руке.

— Что за история с замком и драконами? — поравнявшись со мной, спросил Женя.

Я рассказала, это помогло заполнить время в дороге. Он то ли вежливо, то ли искренне восхищался тем, что нам удалось быстро и обстоятельно обжиться с полным комфортом, неодобрительно посмеялся странному ходу Королевы драконами, спрашивал, какой толщины мы сделали стены и какой высоты башни. За вроде бы дружеской беседой меня не оставляло напряжение. Да и удовольствия от исследования незнакомого мира я не получала, считая себя связанной с Женей и его намерениями. Почему обязательно домой? Избавленная от юбок и шпилек, я вполне могла бы побродить здесь, ведь мир драконов не может быть скучным. И еще… меня беспокоило чье-то недовольство. Я чувствовала, что кто-то, чьим мнением я дорожу, злится на меня. Домой так домой.

 

II

Мы выпрыгнули прямо в зиму, в самую метель, такую густую, что даже не сразу поняли, что оказались на окраине деревни. С трудом добравшись до ближайшего дома, мы постучали в дверь и прямо-таки ввалились в уютное тепло, уже в следующий миг показавшееся нам колючим — за несколько минут мы успели замерзнуть. Увидев, что мы — дети, хозяева принялись оттирать нам руки и ноги, что-то удивленно восклицая по поводу нашей одежды и обуви. Я делала вид, что не могу говорить, потому что замерзла, а когда поняла их речь, рассказала, что мы едем далеко издалека, попали в метель, отбились от взрослых, потеряли все наши вещи и заблудились. Подробностей пришлось избегать, поскольку в деревенском доме было совершенно непонятно, что это за время и как далеко тут продвинулся научно-технический прогресс. Дом оказался большим и явно зажиточным. Комнаты освещались толстенными свечами, и это само по себе ни о чем не говорило, но нигде не было видно никаких следов электричества или газа. Нас напоили кофе и накормили пряниками, — улыбаясь, но поглядывая искоса. Еще бы! Мой химеричный вид да меч на перевязи у молчаливого Женьки доверия не вызывали. Хорошо, что нас еще считают детьми…

Женя под столом разглядывал «компас». Судя по выражению его лица, ничего хорошего тот ему не обещал. Буран закончился, небо прояснилось, и хозяева задули большую часть свечей. Кутаясь в плед, я разглядывала их и в конце концов решила, что рискнуть можно. Я спросила, не помогут ли они нам с теплой одеждой, потому что мы должны постараться догнать своих родителей, которые спешат, и лучше, чтобы они не теряли время на наши поиски. Хозяева замерли и посмотрели друг на друга. Я достала диадему и положила на стол перед хозяином. Женька издал протестующий возглас, подыгрывая мне, чтобы создать впечатление ее ценности, и лицо хозяина приобрело серьезность. Я сказала, что это залог, и что наши слуги потом приедут, чтобы забрать диадему и отдать деньги, а если не приедут в течение года, то они смогут оставить ее себе. Розовощекая хозяйка склонилась над диадемой, и по ее глазам я видела, что мое случайное украшение действительно имеет цену, и немалую. Теперь нам доверяли: упоминание о спешащих родителях и слугах сыграло свою роль. Плюс к этому — я, видимо, действительно была похожа на владелицу диадемы, а не на разбойницу.

Ах, да, парчовый корсет! Я тихо попросила хозяйку дать мне что-нибудь взамен него. Она улыбнулась и повела меня в спальню. Там я окончательно убедилась, что нас убивать и грабить не собираются — вся обстановка дышала благополучием и благочестием, причем явно уже давнишними. Хозяйка (Марта) стала вытаскивать булавки из корсета, и только когда она дрожащей рукой протянула мне их, я поняла, что они тоже дорогие. У них были бриллиантовые головки. Я с вежливой улыбкой сложила протянутую пухлую ладонь в горсть и прижала к ее груди, давая понять, что дарю ей эту бесценную фурнитуру. Она засияла, тут же вытащила из громадного кофра всю свою одежду и предложила мне выбирать. Я взяла и сразу надела первое попавшееся — безразмерную белую рубашку на скромных деревянных пуговицах, всем своим видом изобразив удовлетворение. Женщина уважительно посмотрела на меня, и мы вернулись в гостиную.

Женька на тот момент уже объяснил хозяину «жестами, что его зовут Хуан», в смысле, что он не местный и ни слова не понимает. Старательно подбирая слова, хозяин сказал, что послал сына и дочь за одеждой, и уже через пять минут дети принесли шубы, куртки и меховые сапоги.

— Что в перспективе? — спросила я у Жени, чтобы не демонстрировать свой «компас» хозяевам.

— Через полтора часа, шесть километров, — ответил он.

За полтора часа замерзнуть не успеем, тем более, что надо спешить. Я взяла куртку из дубленой кожи, сапоги, в которые влезла прямо в сандалиях, и пуховый платок. Женька тоже оделся в куртку и сапоги, а на голову натянул вязаную хозяйскую шапочку. Я попросила еще что-нибудь, в чем можно ходить по снегу, и нам выдали снегоступы. Женька с просительным видом ткнул пальцем в висящую на крючке большую холщовую сумку, которая тут же радостно была ему выдана.

Мы попрощались и ушли.

— Надо было одеться теплее! — через двадцать минут заявил Женька. — Очевидно, что мы не успеем! В этом!.. По снегу!..

— Да, у меня тоже мало опыта передвигаться в сугробах, — призналась я, не сожалея, впрочем, об оставленных шубах — пробежка получилась интенсивной. — Я думала, что хоть ты не южный.

— Ну, как сказать, — останавливаясь и переводя дыхание, ответил он. — Я из Оренбурга. Опыт передвигаться по снегу у меня достаточный, но на лыжах и по лыжне. Так вот этот опыт мне подсказывает, что мы не успеем.

— Давай, хоть попробуем, — пожав плечами, предложила я, а про себя назвала Женьку нытиком.

 

III

Мы все же успели.

И оказались в тундре — голой и унылой, но вовсе не заснеженной. Моментально стало жарко. Я сняла платок и расстегнула крючки на куртке — было не настолько тепло, чтобы совсем ее снимать.

— Только завтра! — простонал Женька, глядя в «компас», с таким натуральным горем в голосе, что я чуть не рассмеялась. — В двадцати километрах отсюда! И то не к нам!

— Пошли, погуляем, — сказала я и направилась в сторону будущего сквозняка.

Такого огромного неба я не видела уже давно, и меня распирал восторг. Небо над океаном не в счет — оно не дает ощущения свободы, под ним не уйти далеко. А здесь у меня возникло испытанное лишь однажды чувство, будто я вытягиваюсь вверх почти до бесконечности, что я могу увидеть и понять все, что вокруг меня происходит.

По пути Женька вспомнил, что «тундра богата грибами и ягодами», и мы принялись изучать мох в поисках грибов, что было правильно, поскольку через два часа от пряников в наших желудках не осталось даже приятных воспоминаний. Еще он предложил было поохотиться, но, представив его, идущего с мечом на суслика, я уже рассмеялась в голос, и он, немного подумав, захохотал тоже. Нам повезло, и грибов набралось достаточно, на вид вполне съедобных. Мы набрали у чахлых кустиков сухих веток, на самые длинные нанизали грибы, которые порезали Женькиным мечом, точнее — о Женькин меч, развели костер (спички-то у меня обязательно найдутся), и поджарили грибы в меру своих знаний о способах их приготовления. Результат отбил аппетит надолго.

Незаметно наступил вечер. Нас стали одолевать комары. В потемках мы набрали еще сколько смогли хвороста и развели костер.

— Спим по очереди? — спросил Женька.

— Да, надо поддерживать огонь, — ответила я. — А то волки…

Волками, впрочем, и не пахло. Скоро нас укутала тьма. Глядя на огонь, я старалась не замечать Женькиного взгляда и пыталась избавиться от померещившегося два мира назад беспокойства. Чье недовольство может преследовать меня? Валя и Оля злятся, что я бросила их, улетев с драконами? Нет, они остались при своем интересе, ведь никто из парней не пострадал, а я их стараниями выглядела абсолютной дурой. Братья? С их точки зрения, я совершила очередную глупость, не более того. Денис меня бы понял, может быть, но его там не было. Кажется, что-то не так из-за Жени — мне неуютно, потому что он рядом. Герман. Вот в ком дело. Я не хочу, чтобы рядом был Не Он… Что он ревнует — мне только кажется. Господи, помоги мне забыть о нем!

— Что у тебя с Германом? — спросил Женька.

Они что все, сговорились? Я не хотела вновь искать ответ на этот вопрос и задала свой:

— Зачем тебе это знать?

Наступила тишина, если можно так назвать немелодичное жужжание комаров и потрескивание веток. Неужели так заметно, что я к нему привязана, и мое настроение, мои мысли зависят от него? Я не только чучело принцессы на драконе, но и по жизни посмешище…

— Ты мне нравишься, — вдруг ответил Женька. — Но все говорят, что вы вместе.

Это совсем другое дело. Хотя бы не посмешище.

Что сказать? Если мы не вместе, то со мной может быть любой, кто этого захочет?

— Я одна, — сказала я. — Я одна, потому что я одна. Мне так хорошо.

Ночь прошла спокойно, если не считать того, что несколько комаров все же добралось до наших ушей, пока мы спали.

 

IV

А утром порталы совместились, и мы прошли в другой мир.

Здесь было лето, и день.

Развалины кирпичной постройки. Оглядываясь, мы торопливо сбросили куртки, шапки и сапоги. Женька предусмотрительно сложил это все в свою большую сумку.

Где-то кричали, я не могла разобрать, что и на каком языке. Вдруг человеческие крики перекрылись громким, угрожающим гулом, и невдалеке послышался взрыв.

Война! Настоящая, страшная война! Рядом опять закричали, а потом под бегущими ногами стали с шумом крошиться кирпичи разбитых стен. В закуток, где мы с Женькой боялись шевельнуться, из дверного проема влезло дуло автомата. Подчинившись инстинкту, мы упали на пол до того, как раздался выстрел. Но всего один. Потом в разрушенную комнату вбежал солдат в грязно-зеленой форме и черных сапогах, увидел нас и заорал по-русски:

— Здесь ребята!

Через секунду рядом с ним оказались еще двое солдат. Увидев нас, один удивленно присвистнул:

— Ребята… вы как тут оказались? Сидите смирно!

Женька машинально спрятал за спиной меч. На улице слышались автоматные очереди и возгласы, я уже поняла, что по-немецки. Наши солдаты отстреливались, резко высовываясь в оконные проемы и разбитую дверь и прыгали обратно. Тот, кто вбежал первым, весело подмигнул мне:

— Ничего, отобьемся!

Действительно, взрывов больше не было слышно, и выстрелы раздавались все дальше. Но солдат, осторожно, прижавшись к стене, вышедший на улицу, после громкого щелчка выстрела вскрикнул и упал. Падая, он завалился назад, в дом. Я подбежала к нему и увидела, что по его гимнастерке на животе расползается кровавое пятно. Кто-то сзади меня от души выругался и выскочил на улицу, после чего очередь там не смолкала минуту.

— Все! — крикнули с улицы. — Кончил засранца! Выходите!

Это нам. Сам боец вернулся и, взяв за руку, стал поднимать раненого. Другой оставшийся ему помог, поднимая товарища за другую руку.

Мы выбрались на улицу. В ушах звенело.

Из слуховых окон подвалов вылезали люди. Кто-то рыдал, кто-то смеялся.

— Ребята, вы чьи? — закричал нам кто-то.

— Уже ничьи, — потрясенно прошептал Женька.

Нас обступили женщины и дети с тревожными глазами.

— Мы сюда из деревни пришли, — нашлась я. — Из Березовки. К тете Маше. А тут…

Деревни Березовки есть везде. И тети тоже. Проверено.

— Где ж теперь вашу Машу искать? — замялся мужичок лет шестидесяти. — Немцы на том берегу, каждый день такое… Только и закапываем, уже не разбираемся.

Я услышала, что где-то рядом ребенок плачет от боли, и пошла на звук. Мальчик лет четырех сломал руку, девочка лет восьми обнимала его и плакала.

— Мама там, — говорила она, показывая на подвал. — Лежит и не двигается…

У меня внутри все сжалось от ее ужаса, и я помчалась в подвал. Женщина там была без сознания, но жива, завалена рухнувшими деревянными полками. Я ощупала ее голову: ничего, все цело. По моей ладони заструилось живительное тепло. Через пять минут она очнулась. Я разбросала остатки полок и помогла ей подняться на ноги и выйти по лестнице на улицу. Девочка радостно закричала. Я занялась мальчиком: положила его ручку на подходящий обломок доски, охладила свои ладони, а потом — опухоль в месте перелома, соединила отломки внутри ручки как надо, и начала залечивать.

— Дай длинную тряпочку, — попросила я его сестренку. Та метнулась куда-то и принесла рваный лоскут.

Я перевязала маленькую руку вместе с доской и сказала затаившей дыхание маме:

— Через три дня размотаете и посмотрите.

Так, кто-то еще плачет.

В этот момент меня нашел Женька.

— Ася, здесь куча порталов! Один — прямо на Остров, но послезавтра…

— Замечательно, — рассеянно ответила я, направляясь к рыдающей пожилой женщине. — Иди, я остаюсь.

— Что? — не сразу понял он. — Надолго?

— Пока я тут нужна.

Он остановился, как вкопанный, а я занялась скальпированной раной на голени женщины. Через некоторое время Женька подошел и встал рядом.

— Ася, ты нужна всегда и везде, — тихо заговорил он. — Но ты не можешь оказаться в тысяче мест сразу.

— Почему? — удивилась я. — Порталы дают такую возможность.

Он молчал, не понимая.

— Женька, — я попыталась объяснить: — я очень давно хотела сюда попасть. Смотри, сколько здесь боли и ужаса!

— Люди бегут от боли и ужаса.

— Если ничего не могут сделать. А я могу!

— Что?! Остановить войну? Ты историю учила? А в концлагерь ты не хотела попасть?!

— Хотела! Хочу!

Он сел на дорогу у ног женщины, ничего из его слов не понявшей и только следившей за моими руками. Обхватил ладонями лоб. Зачесал обеими пятернями волосы назад и уже спокойнее произнес:

— Да. Тебя выдержит только Герман.

Он глубоко о чем-то задумался.

Я закончила с женщиной и обнаружила, что за мной уже выстроилась очередь. Класс! И никакая инквизиция не подглядывает из-за угла!

Про Женьку я совсем забыла, промывая, бинтуя, вправляя до ночи. Кто-то совал мне кусочки хлеба прямо в рот, я благодарила и жевала, кто-то поил горячей водой из кружки, и я глотала… И я помню до сих пор, насколько была тогда счастлива, чувствуя, как уходит чужая боль, и в уставших душах место отчаяния занимает надежда. Некоторые ласково прикасались ко мне и замирали с улыбкой, будто одним таким прикосновением исцелялись от старых недугов.

Когда наступила ночь, меня отвели в чей-то дом, уложили на кровать, и я сразу уснула. Утром городок проснулся от выстрелов и взрывов. Люди привычно похватали детей и стариков и спрятались в подвалах. Потом звуки выстрелов смолкли, и вчерашний день повторился вновь. Женька находился рядом, он помогал искать материал для перевязки, чистую воду и дощечки для шин, как будто всю жизнь этим занимался.

— Дочка, осколочные можешь? — спросил кто-то.

— Тут же не операционная! — возразили ему.

— Да все равно уже… умирает человек.

И меня повели к руинам кирпичного дома. Там, у стены, лежал солдат, его бессмысленный взгляд метался, руки и колени крупно подрагивали, а из живота торчал черный блестящий осколок. Я не я буду…

— Ты что, волшебница? — уставшим голосом спросил Женька.

— Найди, чем зашивать, — попросила я.

 

V

Следующее утро началось спокойно, и я осматривала тех, кого лечила позавчера. Потом меня отвел в сторону Женька.

— Портал, — коротко сообщил он.

— Нет, — ответила я.

— Ясно. Тогда и я остаюсь.

Это уже мне не понравилось. У Женьки здесь не было интереса, из-за которого можно рисковать. Мы шли в сторону портала по «компасу», и уже покидали городок.

— Тебе нужно уходить.

— Тебе тоже.

Мы остановились за последним, еще целым домом. Дальше был берег и река, за которой немцы поджидали свои основные силы, держа на прицеле все подходы к старому каменному мосту из опасения, что его заминируют.

«Компас» показывал, как быстро сближаются оранжевая и зеленая точки… Скоро они соединятся, всего на миг, и так же быстро станут расходиться.

На том берегу раздался звук выстрела, и одновременно пуля выбила кусок штукатурки из стены, за которой мы стояли. Немецкие снайперы, тоже уставшие от затянувшегося ожидания, нервно палили по всему, что могло сойти за цель.

— Туда нельзя соваться, — с облегчением сказала я. — Давай подождем следующего сквозняка.

Женька не ответил. Он напряженно следил за точками в «компасе». Вдруг он крепко, словно тисками, схватил меня за руку и помчался вниз, на берег, к порталу. Мы почти что кубарем летели с горы, и я не могла вырваться, боясь упасть и превратиться в удобную мишень. Женька мчался, глядя на «компас», мимо нас свистели пули, а я с отчаяньем понимала, что покидаю этот мир навсегда…

Когда сквозь туман межвременья уже блестели, отражая солнце, волны океана, мою спину пронзило огненное копье. Рядом вскрикнул Женька. Сознание выключилось.

 

VI

— Герман, вызов с «Тайны», — отрывисто сказал Слава. От его тона настолько явно потянуло тревогой, что все разговоры в зале форта мгновенно стихли. — Женька с Асей вернулись. У обоих огнестрелы. Ася в тяжелом.

Те, кто понял, вскочили на ноги. Герман бросил:

— Серега, идем! — и, подняв ветер, выскочил из зала. «Тайна» стояла у пирса в километре от форта, и никогда раньше он не преодолевал такое расстояние настолько быстро.

В «Тайне» бледный Кирилл мотнул головой в сторону медотсека.

— Что?! — не выдержал Герман. Он остановился, чтобы найти стерилизующие салфетки и обработать руки.

— У Женьки пуля застряла в плече, вроде несерьезно. Но морально он труп, имей в виду! У Аси… сквозное в грудь. Я не знаю, жива она еще, или нет. Ее принес Женька.

Герман ворвался в медотсек. Ася неподвижно лежала на столе под лапой диагноста, который, конечно, никто не включал. В тот миг, когда он только увидел ее, мертвенно-бледную, с красной жирной точкой на белой рубахе чуть левее середины груди, он понял, что она жива, и успокоился. Женька сидел возле двери, зажимая рану у плечевого сустава и тупо глядя в иллюминатор.

— Генератор запустили, — торопливо отчитался Коля, заглядывая в дверь. Из коридора его подвинул Сережа, уже протиравший руки салфетками.

— Когда вас ранило? — спросил Герман у Жени.

— Только что, в портале, — ответил тот. — Еще пятнадцати минут не прошло.

— В портале? — переспросил Герман. — Отлично!

— Почему? — не понял Сережа.

— Нет опасности контаминации. И то, что сквозное — отлично.

— Посмотри на ее губы. Они синие. Ранение в грудь навылет! Открытый пневмоторакс с гарантией! — в голосе Сережи прорывалась паника.

— Закрытый пневмоторакс с гарантией, — насмешливо поправил Герман. — Все с тобой ясно. Занимайся Женей.

— Кто бы сомневался, — буркнул Сережа, впрочем, с явным облегчением.

Женька, понявший из их диалога только то, что Ася жива, и Герман может ее спасти, вопросительно смотрел на Сережу. Тот его взгляд проигнорировал. В сущности, Кирилл был единственным из экипажа «Тайны», кто лояльно относился к Жене после его эскапады за драконами. К сопернику обожаемого капитана все остальные были настроены соответственно. Сережа кивком головы указал Жене в сторону операционного стола, и тот, стянув рубашку, нехотя улегся на него.

Как нельзя вовремя явился Юра и молча устроился на прежнем Женькином месте. За прошедшие три дня, то есть две ночи, он обнаружил в брате незнакомую прежде черту, которая была слишком явной, несмотря на все старания Германа ее скрыть, — ревность. Собственно, за его поведение он не волновался, поскольку великодушие в нем при любом раскладе перекрывало все остальное, но вот его экипаж мог оторваться за капитана. Юра по рангу выше их всех, и его присутствие должно обеспечить видимый покой. Вообще-то роль буфера между братом и другом ему претила, так что мысленно он ругал обоих: Германа — за то, что тот создал неопределенную ситуацию, Женю — за то, что попытался влезть в чужую любовь.

Герман осторожно снял с Аси рубашку, потом спохватился и поднял непрозрачную до середины перегородку, отделившую их от остальной части медотсека. Асю уже никто видеть не мог, и все следили только за выражением его лица.

На пороге застыл Тим.

— Больше никого не впускать! — распорядился Герман, рассматривая рану и ощупывая кожу вокруг нее. Судя по лицу, картина его удовлетворила. Он сделал два укола и начал настраивать диагност.

Сережа, подумав, сделал Жене обезболивающий укол рядом с отверстием раны и взялся за скальпель.

— Рассказывай, — велел Юра.

— О чем? — спросил Женя и скрипнул зубами — Сережа не потрудился дождаться начала действия анестезии.

— Где был и что видел, — пояснил Юра. — Куда попали с драконами?

Женя понял направление мысли своего капитана: рассказ отвлекал его от бесцеремонных Сережиных манипуляций в медленно холодеющем плече, и, кроме того, он успокаивал ревность Германа. Сейчас он видел, что не стоит исполнять обещание, данное Тиму, и спрашивать его про их связь с Асей — она была очевидной. В том, как Герман смотрел на нее, и как прикасался, было столько тревоги и нежности, что Женьке стало немного не по себе — до него дошло, что он мог бы испортить, если бы добился своей цели. При всем его лучезарном отношении к Асе, он ее, конечно, не любил…

Рассказывая, Женька тактично обрисовал, как далеко друг от друга они провели две ночи, и дал ясно понять, что он даже прикоснулся к ней единственный раз — когда тащил к сквозняку.

— Надо было дождаться другого раза, — приговорил Юра.

— Теперь так можно сказать, — ощетинился Женька. — Но там, знаешь ли, бомбы взрывались по несколько раз на день, немцы нападали на город и убивали всех подряд… даже не высовываясь, шансов было мало.

— И все-таки больше, — холодно заметил Тим.

Женька поморщился и не ответил.

Герман напряженно смотрел в экран диагноста. С его лица сошла сосредоточенно-удовлетворенная мина, и оно отражало теперь лишь крайнее изумление. Он замер, не веря своим глазам.

— Что? — спросил Тим и шагнул в сторону перегородки.

— Стой там! — резко ответил Герман и словно опомнился. — Ничего… Закрытый пневмоторакс, как и предполагали. Воздуха попало немного, рассосется сам.

— Надежно закрытый? — снова спросил Тим.

— Надежно. В раневом канале — такой фарш… Но перемещать ее, конечно, нельзя.

— Легкое сильно коллапсировано?

— Частично. Ты знаешь, как проводится лечение в таких случаях.

Тим кивнул и ответил фразой из учебника:

— Динамическим наблюдением. Возьми кровь.

У Германа дернулись мышцы на скулах. Он перенастроил диагност и продолжил обследование. Больше всего на свете ему сейчас хотелось остаться одному. Наедине.

Плакать или смеяться? Девушка, ради которой он изучил медицину, устроена не так…

 

VII

Я очнулась от ноющей боли в груди и, открыв глаза, не поняла, где нахожусь. В тусклом свете лампы различались белые шкафчики, два небольших столика и скамья. Да, еще кушетка, на ней кто-то лежит. А я сама? На каком-то мягком столе. Я села, свесив ноги. Боль в груди стала сильнее. Что там? Тугая повязка. Я ранена.

Вспомнила. Мы с Женькой бежали к сквозняку, и в нас стреляли. Мне обожгло спину. Где же я?! Так. На тахте спит Женька, у него перевязана рука. Будить не стоит.

Я слезла со стола и прошла по комнате. За Женькиной кушеткой нашлась дверь, странная какая-то, открывается, отъезжая в сторону. Когда-то я уже была в этом коридоре… «Тайна»! Драть отсюда быстро! Я подхватила свою рубашку со стола и увидела, что для носки она уже непригодна: спереди и сзади ее украшали две дыры с окровавленными краями. Эк меня! Но не идти же по Острову в повязке на груди… сомнительный бюстгальтер. Кто, интересно, меня перевязывал?

Я знакомой дорогой выбралась из подводной лодки и отправилась домой. Боль в груди усиливалась с каждым шагом, дыхания почему-то не хватало. Странно, я же по десять минут провожу под водой. Ах, да, я же ранена. Наверное, повреждено легкое.

До своего домика я добралась с трудом, и сразу рухнула на кровать. Надо что-то сделать с раной. Где мои травы? Я же почти месяц тут не была из-за Валиных фантазий… пыли накопилось… Вот то, что нужно. Воду вскипятить… Как же больно! В груди словно кто-то шевелится…

От травяного чая стало легче дышать, я легла на живот, так было удобнее, и заснула. При ранениях нормально много спать? Вроде, да.

Я проснулась от смутного беспокойства. Кажется, что-то внутри меня паникует, боится не справиться… Надо же, мне страшно быть одной. Опять болит.

Открыв не без усилия глаза, я увидела, что я не одна. Однако гость был таким неожиданным, что я сначала приняла его за галлюцинацию. На пороге моего домика сидел и не сводил с меня глаз Капитан-Командор. Что могло привести его сюда? За все время, что я на Острове, мы разговаривали не больше трех раз. Неужели он пришел сказать, чтобы я возвращалась домой? Могу понять, неприятностей из-за меня много…

— Привет, — сказал он.

Встать я бы не смогла и, на удивление, не смогла ответить — только шевельнула губами.

Он пристально смотрел на меня. Солнечный свет из окна хорошо его освещал, и я заметила то, на что раньше не обращала внимания — на цвет его кожи. Матовый загар был словно вторым слоем, покрывавшим более глубокий черный слой. Для его общей необычности это было нормально.

— Женя виноват, — продолжал он. — Но я не хочу его наказывать. Ему достаточно плохо.

— Он тоже ранен, — кивнув, прошептала я.

— Он ранен, — согласился Капитан-Командор, — но за такие вещи на Острове говорят «спасибо». Ему плохо, потому что он боится за тебя и чувствует себя виноватым.

Я тоже не хочу его наказывать. В конце концов, вся заварушка вышла из-за того, что я улетела с драконами. Нет, я не могла не улететь с ними. Значит, из-за того, что я пошла на поводу у Вали с ее детскими мечтами.

— И еще, — сказал Капитан-Командор, — я думаю, тебе надо знать про смысл той истории с драконами. Королева пригласила их, чтобы проверить тебя.

Кажется, у меня на миг остановилось сердце от удивления, и по моему лицу это было видно.

— Она хотела узнать, какой выход из этого положения ты найдешь. Ты сама поняла, что ты сделала?

— Нет, — выдавила я.

Как он странно смотрит — словно улыбается, но я знаю, что его губы не способны на улыбку, как мои глаза — на слезы.

— Ты пробила окно в их мир.

В следующую секунду я отключилась — наверное, нервная система отказалась принимать дополнительную нагрузку в виде требующей осмысления информации, отложило ошарашивающее известие в заначку и включилось вновь. Капитан-Командор смотрел на мои руки, и я, проследив за его взглядом, увидела, что судорожно комкаю в кулаках простыню. Очень больно.

— Действие обезболивающего кончилось, — произнес он. — Ты уверена, что справишься сама?

Даже сквозь боль я смогла оценить его деликатность. Он ведь не упрекал меня в том, что я сбежала из медотсека «Тайны», что было непривычно в свете опыта всей моей прошлой жизни, нет, он видел в этом разумный поступок, единственно возможный для меня. И он задавал вопрос не затем, чтобы уличить меня в допущенной ошибке — я видела, что стоит мне только попросить о помощи, и он сам отнесет меня в форт к Сашке с Валеркой или обратно на «Тайну» к Герману. С его точки зрения, это нормально. Но я никогда не прошу о помощи.

— Уверена, — сдавленно ответила я. — Справлюсь.

Хотя в тот момент мне невыносимо было оставаться одной. Когда он ушел, я заставила себя подняться, приготовить новый отвар и выпить его, после чего — заснуть.

 

VIII

В следующий раз мой сон прервался от укола. Самого настоящего укола в ягодицу, так по-детски! Сил у меня хватило лишь на то, чтобы возмущенно мыкнуть, не открывая глаз.

— Ч-щ-щ, — рядом с ухом произнес кто-то. — Спи, принцесса.

Твердая ладонь коснулась моего лба. То ли от действия укола, то ли от осознания того, что я не одна, мне стало спокойно. Знакомые голоса я слышала словно из могилы.

— Жар? — спросил Тим.

— Нет, — ответил Герман, — не выше тридцати восьми.

— Я боюсь. Давай вернем ее на «Тайну», под диагност.

— Уйдет. И я не могу ее за это осуждать — дома стены лечат. Пока нечего бояться, это хорошая температура.

— А если спайки? Легкое сильно повреждено?

— Повреждено.

— Надо было удалить некротизированные ткани! Тебе жалко ее резать?

— И открыть плевральную полость? Тим! Будет нужно — разрежу. Пока не нужно. Некротизированные ткани в процессе заживления полезны, ты знаешь, экзамен вместе сдавали.

— Повязку не пора менять?

— Не пора. Сухая.

— А внизу?

Твердая ладонь забралась мне под грудь и задержалась. От этого можно выздороветь…

— Пока сухая…

— Про кровь не забудь.

Меня укутало нежное тепло. Наверное, это блаженство и есть… Боль исчезла.

— Возьму. Тим, успокойся. Все идет, как надо.

— Действительно, что это я… Если с ней что-то случится, тебе будет хуже всех.

— Да, я за все отвечаю.

Вторая ладонь легла мне на спину, поверх входного отверстия раны. Что-то чистое, целебное, волшебное пронзило меня насквозь, и я потеряла ощущение пространства.

— Ты идешь?

— Нет.

— Ты остаешься?

— Нет.

 

IX

Когда я проснулась, его не было. Не было боли, и я размотала повязку, всю пропитанную чем-то грязным.

Маленький розовый шрам в виде крестика на груди, немного правее центра. Я жива и здорова. Но он не остался. К ощущению свершившегося волшебства добавилась горечь — волшебство кончилось.

Закончилась сказка про принца и драконов.

 

I

Он ушел. Это было привычно обидно.

После того, как от энергии его рук зажила моя сквозная рана, я не смогла бы видеть холод в его глазах. Между его ладонями, сквозь меня, прошел такой мощный поток чего-то красивого и чудесного, что каждая моя клеточка очистилась и ожила, а я сама чуть не взлетела. Невероятный поток шел из его сердца, оказывается, способного аккумулировать свет звезд. Моя душа окунулась в эмоции, которых раньше не знала, которые, наверно, мало кто знал из живших на Земле, поскольку я еще нигде не встречала их описания. Душа не могла их забыть, стремилась испытать вновь, выжимая все до последней капли наслаждение из одной только памяти о них. Я «повисла» в этом моменте.

Это уже было, хотя и не настолько сильно, и закончилось абсолютной пустотой, которая высосала все мои силы. Так будет снова. Он наверняка еще придет, чтобы проверить, как я выздоравливаю, и мне станет холодно. Надо уходить.

Соваться в наколдованные мирки еще страшно, и я решила просто уйти из дома, чтобы побродить по Острову. Для начала мне нужно искупаться. Нырять пока не буду — то, что заполнило дыру в груди, казалось тонким и хрупким, — просто полежу на мелководье. Океан лечит раны. Прибой растворяет грусть.

Я надела купальник, платье и отправилась к самой мелкой лагуне на берегу. Ее щадящая глубина напоминала «лягушатник» — как доктор прописал. Пляж, в который она упиралась, с одной стороны ограничивался скалами, в одной из которых я когда-то оборудовала себе под жилье пещеру. Может, перебраться туда на время?

Я легла в теплую колышущуюся воду, подставив все тело целебным ласкам океана. Воспоминания о Германе накрыли меня с первой же волной, а когда волна схлынула, я поняла, что рыдаю. Почти по-настоящему, соленой водой, промывавшей мне глаза, унося и растворяя в огромном море тоску. Меня неуправляемо сжимало и колотило, как при настоящем плаче, который раньше я видела лишь со стороны, — но только слезы мне подарил океан.

Действительно, это помогает. В душе стихла буря и установилось равновесие, тоска теперь была светла. Неужели каждый раз, как захочется поплакать, мне нужно лезть в воду?

Всласть наревевшись, я выбралась из лагуны и села на камень у кромки прибоя, боком к солнечным лучам, чтобы не обжечь свежий рубец, и в следующий момент увидела, как из моей пещеры выходят Юра и Аля. Ну вот… Норка занята. Они держались за руки, и на их лиричных физиономиях было написано, чем они там занимались. Деваться мне с их пути некуда, может, не заметят? На всякий случай я прикинулась памятником Русалочке и уставилась вдаль.

Заметили.

— Ася, ты? — закричал Юра, и было непонятно, чего в его тоне больше — удивления или радости. — Уже на ногах?!

Он отпустил Алину руку и быстро пошел ко мне. Аля нехотя плелась следом, ее лицо стало кислым. Ах, да, я же подвинула ее с первого места в рейтинге тяжелых травм!..

— Как видишь, — через силу улыбнувшись, ответила я и справедливости ради добавила: — Твой брат — волшебник.

— Ничего себе, — пробормотал Юра. — Тим еще два часа назад требовал, чтобы Герман привязал тебя к столу под диагностом. Сам слышал.

Вовремя же я ушла из дома!

— Вот, смотри, — я показала на розовый «крестик». — Похоже это на зияющую рану?

— Нет…

Юра, фома неверующий, заглянул мне за спину.

— Но за три дня такое не проходит! Покажись все-таки Герману, а?

— Нет! — быстро ответила я с таким искренним ужасом, что Юрка растерялся. Пришлось выходить из положения, и я жалобно пробормотала: — Он грозился меня разрезать, если что не так. Женька выздоравливает?

Юра кивнул и посмотрел на меня как-то подозрительно. Аля со скучающим видом разглядывала свои ногти. Нет, раздраженное лицо ей не идет, а так она, конечно, красавица, каких поискать. Эта красота кажется продуманной, словно ее изготовляли на заказ. Даже стыдно находиться с ней рядом — сравнение исключительно в ее пользу.

— Почему ты все время уходишь? — вдруг спросил Юра.

— Что? — не поняла я.

— Женька тебе не нужен, так?

Я чуть заметно мотнула головой. Близко — не нужен, но Женька все-таки хороший друг, и отказываться от такого друга я бы не стала. Хотя, наверное, я ему больше и не нравлюсь.

— Почему ты все время уходишь от Германа?

Так вопрос передо мной еще никто не ставил. Аля очнулась и с интересом посмотрела на меня. А что я могла сказать? Что это не я ухожу, а он? Рядом с Алей я и так выгляжу бледно, еще не хватало рассказывать всем о том, что некий парень от меня шарахается… Подумать только, он еще и считается жертвой!

— Он знает, почему, — только и смогла сказать я, непроизвольно опуская глаза.

Меня, наверное, нельзя сейчас расстраивать… Я надела через голову платье и слезла с камня. Юра не глядя поймал Алину руку, и было заметно, что ей приятно каждое его прикосновение.

— Как неразумно, — с упреком проговорил он, — лишать себя этого.

Вот и рассказал бы своему брату!

Я пошла искать себе временный дом.

Может, поселиться пока в замке? Нет, кому надо, найдут. Чуть подальше, в скалах, есть еще пещеры. Я ощущала творческую энергию — мне сильно захотелось что-нибудь соорудить. С горя.

 

II

Из первого портала вышел Денис. Он явно не ожидал увидеть такое количество встречающих и, застыв на месте, удивленно поднял бровь. Он никуда не торопился. За границей межвременья в этот раз он оставил больше, чем обычно, и его мрачное настроение чувствовалось за три метра. Казалось, он настолько погружен в тяжелые мысли, что не замечал пропитавшейся кровью повязки на левой руке и длинной, прорезанной, дыры на штанах, через которую тускло поблескивала кровью рана… Он молча позволил себя рассмотреть.

Володя присвистнул.

— Это нынче модно, да?

— Что? — без интереса спросил Денис.

— Являться из наколдованных мирков раненым? — пояснил Даня.

Денис нахмурился.

— А кто еще?

— Ты — наш! — радостно заявил Сашка.

— Женька и Аська с пулевыми пришли, — ответил Володя.

— Я не ваш, я сам по себе мальчик, — рассеянно ответил Денис Сашке и спросил Володю: — Как они?

— Женька нормально, у него пуля застряла в руке выше локтя, — с азартом принялся рассказывать Даня, — а у Аськи было сквозное в грудь.

Денис медленно поднял голову.

— Что значит — было? Сейчас она как?

— А никто не знает! — ответил Сашка. — С «Тайны» она ушла домой, стоило Герману только на минуту отвернуться, то есть заснуть, он ведь сутки около нее сидел, а потом исчезла из дома! Мы сейчас тут ее караулим, если решит сбежать в наколдованные мирки.

Денис помрачнел еще больше.

— Засада для раненой девочки? Не понятно, что человека нужно оставить в покое?

— Капитан! — возмутился Володя.

— Я тебе не капитан, — не глядя на него, зло бросил Денис.

Володю наотмашь хлестнуло его презрение, и он, обиженный ударом, поскольку все еще, как и другие, отвергал обвинения в предательстве, так же зло крикнул:

— А как мне тебя называть?! Бес?

Денис наконец вскинул на него взгляд, но такой, что Володя пожалел о своей контратаке.

— У меня есть имя, — не разжимая зубов, произнес он.

В пещеру вошел Костя.

— Юра с Алей только что видели Асю на берегу.

— Что она там делала? — заведенный пикировкой Дениса и Володи, заорал Саша.

— Купалась, — ответил Костя.

Повисло молчание. Денис тихо рассмеялся. Не очень весело, но атмосферу это разрядило.

— Ты представляешь, что такое пулевое ранение в грудную клетку?! — взвился Саша.

Костя удивленно посмотрел на Дениса.

— У Германа реакция была точно такой же, как у тебя, — заметил он.

— Значит, пулевое ранение в грудную клетку не так страшно, как его малюет Саша, — отозвался Денис. — Через два дня после него уже можно ходить и купаться.

— Через три, — поправил Валера. — Нельзя.

— Но это так, — настаивал Костя.

— В любом случае, травля, которую вы тут задумали, доверия к вам Асе не добавит, и я точно знаю, что она против насильственного лечения, — сказав это, Денис вспомнил три свежих могилы в покинутом мире. На кладбище рядом с ними очень скоро добавятся еще две — уходя, он был уверен, что перешагнул через тела, которые больше не поднимутся. — Каждый вправе сам решать, где и с кем ему выздоравливать, и как умирать.

— Мы не можем позволить умирать всем, кому этого захочется! — заявил Саша. — Кстати, твои раны тоже не мешало бы обработать.

— Нет необходимости, — ответил Денис. — Они ножевые. Если учесть, что я прошел через портал, то можно считать их операционными.

— Это ненадолго, — сказал Валера. — Нужно наложить швы и перевязать по-человечески.

Денис выразительно скривился.

— Не-ет. Зацепишь скобками какими-нибудь, и буду я потом всю жизнь ходить с уродскими точками вдоль шрама.

— Эстет, блин, — фыркнул Валера, но возразить ему было нечего. — Ну, хоть перевязать дай. Пожалуйста. Зря мы, что ли, учились?

Дениса от такой просьбы чуть снова не разобрал смех. Но… ему действительно было плохо. То, что он пережил за последние два месяца, а самое главное то, чем это неделю назад закончилось, не отпускало его. Боль ран заглушала другую, от которой нет средства, кроме времени, и была ему нужна.

— Давай в другой раз? — примирительно сказал он Валере. — В другой раз обещаю травмироваться так, что ты будешь меня по кусочкам собирать.

Валера посмотрел на него испуганно, и Денис понял, что неадекватен. Надо уже двигать куда-нибудь отсюда. Ася!

— Вам что, ни Аси, ни Женьки не досталось? — с сочувствием спросил он Сашку и Валерку, думая, конечно, не о них.

— Нет, — грустно ответил Сашка. — Они вышли из портала рядом с «Тайной», и Женька отнес ее сразу туда. Ну а Герман, сам понимаешь… просто никого к ней не подпустил, даже Тима. Женьку обрабатывал Серега.

Дениса слабо кольнуло раздражение.

— Как Женька оказался рядом с Асей? Она же всегда ходит одна!

Все почему-то посмотрели на Костю. Тому совершенно не улыбалось отдуваться за младшего брата, но родственные узы требовали, чтобы он попытался его оправдать.

— Там нестандартная ситуация была, — начал он. — Ася улетела в сквозняк с драконами без оружия и даже без «компаса». Женя — единственный, кто догадался помчаться следом, пока портал не закрылся.

А что? Достойно получилось. Ну, за исключением одной маленькой лжи.

Денис пошатнулся. Он на минуту совершенно искренне забыл о своих драмах, и выражение его лица в тот момент компенсировало Валерке с Сашкой все их потери.

— Какими драконами?

— Вроде черными, — серьезно ответил Даня. — Ты бы видел, как наша Аська сидела на летящем драконе!

Он явно пытался подыскать подходящий эпитет, но лексикона не хватило.

— Как принцесса! — закончил Володя.

Денис понял, что следующий вопрос: откуда взялись черные драконы — задавать не следует. Он молча повернулся и вышел из зала пульта.

Надо найти Асю. Задача не из легких, ведь она прячется. Ну ничего. У него есть спецсредство.

 

III

Пещеру я нашла просто чудесную, почти на самой вершине горы с выходом в сторону леса и узким коридорчиком до зала. Чтобы можно было обходиться без огня, я сразу пробила в самой тонкой стенке окошко. Оно вышло к океану. Здорово, но к ночи все же придется развести костер. Небольшой трещины в кровле, надеюсь, хватит для дымохода. Выложим камнями каминчик. Отлично! Теперь кроватка. Вот подходящий плоский и гладкий камешек. Спать на таком будет жестковато, но если его немного согнуть, как кресло? Годится! И второй, вдруг это убежище понадобится кому-нибудь еще. Ну, теперь украсим.

— Увлекаешься спелеологией? — донеслось из коридора, и я чуть не упала со стены.

В зал вошел Денис.

— Привет! — облегченно выдохнула я, с трудом удержавшись, чтобы не броситься ему на шею.

Он точно меня лечить не будет. Он сам ранен. Сразу угадав назначение изогнутого широкого камня, он с явным удовольствием расположился на нем. Ого: глубокий порез на руке и не такой глубокий, но длинный — на бедре. В глазах много чего. Обо мне ему уже кто-то рассказал, и он вглядывается в меня с такой же тревогой, с какой я — в него. Но тревога проходит, и остается… некая тупая боль в душе. Сильная тоска, которая не отпускает, и от нее он хоть немного, но отвлекается болью ран. Они не опасные, можно заняться ими позднее.

— Что случилось? — спросила я, боясь даже вообразить событие, выбившее Дениса из колеи.

— Сначала ты расскажи, — попросил он.

Ну, со мной-то ничего особенного не произошло, но рассказ, быть может, развлечет его хоть немного? Я вернулась к своему занятию — потерла ладони друг о друга, смахнув каменную пыль, и продолжила обтесывать стену — соображая, с чего бы начать.

— Ко мне пришла Валя. Она попросила, чтобы я помогла ей построить маленький замок, в котором можно было бы поиграть в принцессу. Замок мы построили на юго-западном берегу Острова и поселились там. К нам еще присоединилась Оля. Оказалось, что при постройке замка нам помогала Королева, и все Валины пожелания она поняла буквально и исполнила так, как загадывалось. Валю в мечтах слегка занесло, и она захотела, чтобы нас охраняли четыре дракона. Так вот драконов Королева тоже предоставила — в тот же вечер они прилетели из портала и угнездились у подножия замковой стены. Договориться с ними нам не удалось, и мы застряли в замке на три недели. Единственная поблажка, которую они мне сделали — это ночные купания, да и то как можно дальше от Острова. Через три недели замок и драконов обнаружил кто-то из парней — я это событие проспала, поскольку день с ночью для меня уже поменялись местами, — а девочки устроили сюрприз в своей манере: ничего не сказав, вырядили меня Спящей красавицей аккурат перед наступлением нашего гарнизона. Ну, туда не только гарнизон форта явился, но и вообще все парни, кто находился в тот момент на Острове. Я испугалась за драконов и уговорила их не принимать бой, а сбежать в свой мир. Они послушались, и мы улетели. Я даже переодеться не успела, только штаны напялила под юбки, так и парила в образе тупой разряженной куклы… В портал за мной проник Женька, и выбирались мы уже вместе, кружным путем через три мира. В последнем мире попали на войну, похоже, Вторую мировую, и там нас подстрелили. Я сразу отключилась, а очнулась уже в медотсеке «Тайны» с повязкой поперек туловища. Такая история.

Я обернулась, чтобы посмотреть, не заснул ли он. Нет. Денис внимательно следил за моим творчеством.

— Ася, — после паузы серьезно сказал он, и даже следа насмешки не было в его тоне, — пожалуйста, расскажи мне всё.

Наверное, он не слушал. В какой-то момент ему стало скучно, и он погрузился в свои мысли. Наверное, ему комфортно размышлять под звуки моего голоса. Ну что ж. Я нашла в толще породы, из чего можно сделать украшения на стенах и потолке — золотисто-коричневые жилки — и стала вытягивать их к поверхности стены. Когда процесс был запущен, я начала рассказывать снова, уже с подробностями, которые сама почти успела забыть. Когда-то я пыталась вести дневник, считая, что вспоминать и анализировать события полезно — так в голове соблюдается хоть относительный порядок, но последний мой дневник утонул с «Монт Розой», а завести другой я не успела. Жизнь на Острове оказалась настолько насыщенной событиями, что описывать их не хватало времени.

Я поняла, что Денис меня слушает, уже в конце, когда уточнила, что пуля вошла мне в спину.

— Мишень там у тебя нарисована, что ли? — удивленно пробормотал он, и я не сразу уловила, что он имеет в виду тот случай, когда в меня после боя у замка метнула стилет его знакомая. Тогда он схватил нож налету, и я не пострадала. Что ж, у Женьки не было шансов поймать пулю… — Интересно, такое еще повторится, или уже все? Кстати, ты не знаешь, как на Острове стало известно мое прозвище Бес?

Из общего потока воспоминаний я легко извлекла Валино сообщение о том, что сцену того боя Королева показала ребятам в зале пульта во время дежурства. Денис успокоился.

— У тебя теперь тоже есть прозвище, — флегматично известил он. — Принцесса!

Мои уши стали горячими.

— Ну да, и Герман так меня назвал, когда пришел проведать. Вот стыдоба…

Денис засмеялся:

— Стесняться нечего. Все, кто видел тебя летящей на драконе, считают, что ты — совершенство. Дальше что было?

Я рассказала про неожиданный визит Капитана-Командора и про то, как Герман долечил мою рану наложением рук.

— Он на это не способен, — пренебрежительно отмахнулся Денис. — Рану залечила ты сама, но с помощью его энергии. Есть у него такая особенность… сыпать искры в твоем присутствии.

— Да? — искренне растерялась я. Меня удивил тон Дениса — о Германе он говорил с той окраской, с которой я про него думала — с раздражением и даже злостью. С обидой, что ли? Во всяком случае, корить меня за то, что я «все время ухожу от Германа» он не собирается. — Значит, ты видишь?

Он поморщился, словно ему на язык попало что-то очень кислое.

— Ты точно ни в чем не виновата. И достойно выглядишь. Хотя, в глазах всех окружающих, кроме меня и, пожалуй, Капитана-Командора, это ты морочишь Герману голову. Хочешь, я с ним побеседую?

От такого предложения поток моей творческой энергии резко иссяк. Да я уже и закончила.

— Нет, спасибо, Денис, я сама. Не волнуйся за меня, я привыкла. Я выброшу его из головы.

И опять что-то странное промелькнуло в его глазах — словно мое, вполне здравое, решение он не одобрял. Я вспомнила слова Юры — те, в которые он вложил слишком много неизвестного мне смысла: «как неразумно… лишать себя этого». Похоже, что Денису смысл сказанного Юрой ясен.

— Теперь ты рассказывай, — решительно потребовала я.

Лицо Дениса, и без того не безмятежное, резко помрачнело.

— Нечего рассказывать. Поверь, в сравнении с твоей историей — просто нечего.

Это меня задело. Он что, считает меня маленькой и глупой, вроде как не способной понять его сложные переживания?

Он заметил, что я обиделась, и вздохнул.

— Я дурак, — вдруг признался Денис. — Я слишком долго пробыл в другом мире и врос в него. Кроме того, тот мир очень похож на наш, это наш и есть, но пятнадцать лет назад, поэтому я стал воспринимать его как настоящий.

Он откинулся на лежанке и, заложив здоровую руку за голову, уставился в потолок.

— Мне там повезло с друзьями, — после паузы продолжил он. — Знаешь, впервые за долгое время встретились люди, с которыми было очень хорошо. Все понятно, все приятно, и каждый миг рядом — событие с огромным содержанием. Там была девушка, каких мало, и она стала мне очень дорога. Я боялся ее потерять. Она была старше меня, и я понял, что не имею возраста. Мне не пятнадцать, как и тебе не тринадцать. Нам века. Мы впитываем опыт всего человечества, проживая множество жизней. Я это понял, но еще почему-то вообразил, что здесь, на Острове, мы заигрались в игрушки, а там — реальность. Мои друзья пытались «организовать бизнес», зарабатывать деньги, как им хотелось, и ни от кого не зависеть, они настолько были пропитаны этой целью, что и я поверил: это — главное, только ради этого и следует жить. Что в современном обществе обязательно нужно занять такое место, чтобы было видно издалека, чтобы все уважали и считались, а тот, кто так не думает — ничего не стоит. Их всех убили. И меня потрясло, как они умирали. Я смог лишь отомстить.

Вот так «нечего рассказывать»… Пережив такое, он повзрослел лет на двадцать, и мне его уже не догнать. Ведь я ничего не могу сказать, не только, чтобы утешить, но и вообще ничего не могу сказать.

— Но я был не прав, — неожиданно подвел он итог, по-прежнему глядя вверх. — В глупые игры заигрались они — мои друзья и те, кто их убил. А здесь — настоящая жизнь. Без общества, денег и бизнеса. Полечишь меня?

Он поднял голову, с силой помотал ею в стороны и стал прежним.

Я села рядом с ним на пол и просунула ладонь в разрез штанов. Неглубокая рана стала быстро затягиваться. Денис тем временем разматывал повязку на левой руке.

Это просто. Гораздо проще, чем строить замок или выламывать куски породы из скалы. Это получается у меня всегда, и не важно, есть какая-нибудь энергия или нет, роль лекарства играет одно мое желание помочь. Лучше бы, конечно, промыть все это сначала, но за водой идти далеко. Так сойдет.

Твердые мышцы и восхитительная гладкая кожа заживали под моими пальцами.

— Обожаю смотреть, как ты это делаешь, — сказал Денис. Чтобы перетерпеть зуд, он покусывал губы.

Обожаю, когда мне такое говорят. Пусть даже не говорят, а думают. От этого у меня сразу поднимается настроение.

Когда ощущение шевеления прекратилось, я отняла ладонь. Денис в шутку подул на рубец.

— Разгладить? — спросила я.

— Пока не надо, — ответил он. — А я так смогу когда-нибудь?

— Попробуй! Это здорово.

Стемнело, и я подошла к окну. Далеко от Острова началась гроза. Молнии плясали над волнами, сшивая светящимися нитями облака и океан. На фоне заката картина была фантастической, она завораживала, единомоментно внушая священное почтение перед тем, у кого хватило ума такое придумать.

Денис встал рядом.

— Вот так. Мы можем убивать себе подобных и лечить их. Мы можем любить и тосковать. Но всегда есть то, что гораздо сильнее нас, и все наши достижения с переживаниями просто ничего в этом мире не значат.

И лишь иногда, переступив границу привычного, мы можем рассчитывать на внимание богов…

Раздался гром, и на Остров пришел дождь. В нашей пещере еще было тепло, и несколько кристаллов, оставленных мною днем копить свет, теперь слабо мерцали, уютно освещая зал.

Мне захотелось рассказать Денису о хотя и недавно, зато уже плотно обосновавшейся в моей голове идее.

— Я запомнила координаты одного мира, там есть монашеский орден. Женский. Они знают про порталы и сквозняки и подбирают тех, кто попал в чужие миры случайно.

— Да, слышал про них, — кивнул Денис. Он рассматривал кристалл.

— Я хочу вступить в этот орден.

Он поднял на меня удивленные глаза.

— Зачем? Ты и так ходишь по разным мирам и всем помогаешь.

— В компании как-то спокойнее. У них все давно организовано. Есть люди, которые принимают тяжелые решения. Есть дом, куда можно привести заблудившегося человека до сквозняка с его родным миром, и где можно отдохнуть вместе с такими же… Там есть цель, правила, поддержка. Они меня примут, когда мне исполнится четырнадцать.

Денис продолжил исследовать кристалл.

— Там же куча обетов, — подумав, вспомнил он и принялся перечислять: — нестяжательства…

— Это легко, — отозвалась я. — Никогда ни на что и не претендовала.

— Умеренности…

— Тоже.

— Невставания с левой ноги по пятницам… — самым серьезным тоном продолжил он.

— Неперехождения улицы на красный свет, — рассмеявшись, подхватила я.

— Целомудрия! — Денис значительно погрозил указательным пальцем.

— Да запросто! — беззаботно ответила я.

— Это почему? — спросил он, и всякая ирония исчезла даже из его невероятных глаз.

Ну, что целомудрие — не его конек, я заметила. Видимо, постельные приключения стали таким частым явлением в его жизни, что он уже не представляет ее себе без них. Да это и видно по нему. Его красота — настолько эротическая, что ему даже не нужно прилагать усилий, чтобы соблазнить женщину, ведь вся его внешность, даже если он устал или болен — сплошной призыв. Я видела, как на него реагируют женщины: на лице самой искушенной было написано, что Денис — антропологическая редкость, не имеющая цены.

— А зачем?

Действительно, зачем? Хотя бы эти страсти меня не касаются, мне непонятно, зачем люди из кожи вон лезут, привлекая внимание других людей, пользуются всякими опасными средствами, портят друг другу нервы, избавляются от ненужных детей и надоевших любовников.

Денис снова посмотрел на кристалл. Его лицо приняло странное выражение, словно затвердело и засветилось изнутри.

— Объясняю один раз, — произнес он голосом, который, казалось, шел не от него.

Проведя по грани кристалла пальцем, словно поставив точку в каких-то своих раздумьях, он поднялся резким и грациозным движением, за долю секунды продемонстрировавшим силу, которой бесполезно сопротивляться, берущую начало где-то в недрах земли. Как он оказался рядом со мной, я даже не успела заметить. В сознание врезался лишь его взгляд, превратившийся в оружие огромной мощности, увиденный лишь мельком, но сразивший наповал неожиданным снарядом — в нем было нечто, забирающее волю и отдающее взамен неведомое, но самое ценное сокровище. Одна его рука скользнула по моей спине и задержалась на пояснице, плотно прижав наши тела друг к другу, кончики пальцев другой проникли в вырез моего платья, взбудоражив нервные окончания по всей поверхности кожи, его губы завладели моими и стали творить нечто… неописуемое.

Я даже не подозревала, что мое тело может чувствовать такое! Дразнящие импульсы сотней огненных струек потекли вниз и переполнили внутри меня что-то, специально для этого созданное. Маленький нервный взрыв сотряс меня и скрутил бы, если бы я не была так сильно прижата к волшебному телу Дениса.

Когда во мне растворились последние отголоски взрыва, губы Дениса стали мягкими и нежными. Легонько касаясь моего лица, они прошептали:

— Приблизительно так. Но с любимым мужчиной это было бы гораздо сильнее.

Я с трудом восстановила дыхание.

— Да, еще раз объяснять не надо. Раз уж только один поцелуй вызывает такую бурю в организме…

— У меня хорошая техника, — скромно объяснил Денис. — Представляешь, что будет, если к технике добавить эмоциональный фон?

Его тело все еще «искрило», даже через два слоя одежды. Он усадил меня на лежанку, а сам устроился на полу у стены, и, обняв свое колено, наблюдал за мной, кажется, уже сожалея о том, что сделал.

Вообще-то, неожиданные ощущения меня напугали своей парализующей интенсивностью и зависимостью от чужой воли. Не так уж и бессмыслен обет целомудрия. Чтобы не расстраивать Дениса, я заставила себя улыбнуться.

— Ну вот, меня только что впервые поцеловал парень…

Денис в ответ усмехнулся:

— Это вряд ли.

— Точно, — заверила я.

— Ты сутки провела на «Тайне» без сознания, и Герман от тебя не отходил, — напомнил Денис. — Он, конечно, крут, но не железен.

Как-то уж слишком уверенно Денис это сказал, и я даже заподозрила существование некоей Большой Мужской Тайны.

Когда дождь закончился, он ушел в форт, а я принесла из леса хворост и растопила камин. Хорошее получилось жилище. Назову его Гнездо.

 

IV

В коридоре форта Денис увидел Германа, шедшего вместе с Юрой к башне.

Непроизвольно они остановились друг напротив друга. Денис рассматривал Германа «фильтрующим» зрением, пользуясь тем, что в полутьме коридора никто не заметит его расширенные зрачки. Так и есть. Герман весь, от глаз до бедер, пропитан оранжевым свечением. Тем самым, которое все еще мерцает в Асе, и которое он безуспешно пытался стереть с ее губ. Вряд ли он позволил себе с раненой девушкой больше, чем легкий поцелуй, но для Дениса стало очевидным значение понятия «заниматься любовью» — оно совсем не то. Хотя итог тот же: произошедшее между Асей и Германом сделало ее женщиной. В ней появилась необъяснимая привлекательность, обезоруживающее, абсолютное обаяние, — власть над мужчинами.

Герман же смотрел на левую руку Дениса, где красовался свежий шрам. Только что Валерка жаловался на его отказ обработать глубокую кровоточащую рану…

— Она в порядке? — спросил Герман.

Денис медленно кивнул:

— Ее просто надо оставить в покое.

Герман хотел еще что-то сказать, но только сглотнул.

Юра напряженно переводил взгляд с одного на другого. Когда они наконец разошлись, он сказал Герману:

— Ты соображаешь, что делаешь?

Герман не ответил, и Юра, резко остановившись, развернул его за локоть лицом к себе:

— Я уважаю твои принципы и великодушие, но не отдавать же ее Бесу!

— Почему? — замороженным тоном спросил Герман. — Какому бесу?

— Денису! — раздраженно бросил Юра. — Так его прозвали в каком-то мирке. И прилипло. Королева иногда показывает его бои. Я не видел, но парни под впечатлением. Требуют, чтобы им организовали курсы серьезных единоборств. Он периодически тренирует Капитана-Командора. Но дело не только в этом — у него уже нет тормозов! Он сегодня убил двоих человек, мстил за кого-то. Понимаешь, не защищался, а нашел и вызвал людей на бой, чтобы убить! Пока она не такая, ЗАБЕРИ ЕЕ СЕБЕ!

Герман молчал, обдумывая сказанное братом. Тот был осведомлен обо всех обитателях Острова и со всеми дружил. Денисом, очевидно, восхищался и, не смотря на жесткую обрисовку, его стиль одобрял.

— Она будет такой, какой захочет, — наконец сказал он. — Я не стану вмешиваться.

— Почему?! — взвыл Юра. — То, что с тобой творится — ненормально, и оно не проходит уже три года. Оно не пройдет! Ты собираешься промучиться всю жизнь? Чего ты боишься?

«Только ее смерти», — мысленно ответил Герман, вспомнив, что почувствовал после сообщения Славы: «Ася в тяжелом», и потом, когда сознавал, что ее жизнь зависит от него. Не дай бог никому пережить такое. К тому же, «мучиться» осталось недолго.

— Это не нужно, — мягко сказал он Юре.

Юра отвернулся, подбирая слова, все еще держа его за рукав.

— Вы не должны расставаться. Вам и жить лучше вместе. Да не смотри на меня так, какая разница, сколько ей лет, если вы какой-то небесной силой уже венчаны! Тогда увидишь, что будет — небо сольется с землей, как минимум…

— Ох уж! — чтобы закончить разговор, Герман попытался перевести его в шутку. — У тебя с Алей именно так?

Юра не хотел отвечать. С Алей — сильно, но всего лишь замешано на подражании его, Германа, любви. И в этом он даже себе не признавался. Герман воспользовался его замешательством:

— Откуда вообще взялись эти «мы»? С чего ты взял, что это ей нужно? Почему ты решил, что моя любовь — взаимна?

Юра чуть заметно скривился, и в его глазах появился стальной блеск.

— Ерунда. Аля не любит меня, и каждый раз я преодолеваю эту ее нелюбовь. Зато потом ясно вижу, как она счастлива, и что это ей нужно больше всего. Бороться стоит. У нас с тобой есть наша страсть, она сильна настолько, что все сметает и переворачивает. Ася сдастся и никогда не пожалеет об этом, ты увидишь.

Герман и не подозревал, что Юра так красноречив. Брат верил в то, что говорил. Ему можно только позавидовать.

— Нет, — спокойно и твердо произнес он. А чтобы опустить Юрку на землю, добавил: — И будь осторожнее. Делать Але аборт я не стану.

 

I

Проснувшись следующим утром в своей полуподвальной камере, Денис не обнаружил на стуле одежды, сброшенной перед сном. Озадаченный, он пошарил в спортивной сумке и надел майку с шортами — гардероб, в котором соваться в наколдованные мирки было рискованно. Кому могли понадобиться дырявые брюки и грязная футболка?

Точно, именно в грязи все дело. Стирка вроде как входит в обязанности девочек, о чем Денис, привыкший все делать или не делать самостоятельно, совершенно забыл. Заняться им тут больше нечем, что ли?.. С этой унылой мыслью он отправился на поиски своего имущества.

Обнаружилось оно в прачечной, и он не без иронии похвалил себя за рассудительность. Футболка лежала на полке, чистая и аккуратно сложенная в непостижимой Денису (в ряду с прочими нормальными мужчинами) технике, и брюки покоились тут же. Денис, собственно, планировал начать день со штопки, однако, развернув любимые брюки, понял, что это не понадобится: чьи-то заботливые руки уже приладили поверх прорезанной ножом дырки заплатку. И какую! Длинный узкий лоскут кожи, стилизованный под стрелу! Заношенные штаны стали как новые. У кого же такой талант?

Девочек он нашел на кухне. Галя, Оля и Юля заканчивали готовить завтрак.

— Привет! — остановившись на пороге, сказал он и продемонстрировал заплатку. — Кто автор этого шедевра?

— Я! — с вызовом откликнулась Галя и, подумав, спросила с робостью, за которой опытный Денис мгновенно распознал кокетство: — А разве не нравится?

— Очень нравится, — заверил он, отступая в коридор. — С меня тортик!

В раздумьях о том, где взять тортик, он вернулся в свою камеру. В наколдованном мирке, ясен пень! Проблема в том, что тортики обычно покупаются за деньги, а вопросом денег он обычно не озадачивался.

Только он успел переодеться, как в дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в камеру протиснулась Галя. Денис замер. По жесткому личному правилу, флиртовать с островитянками запрещено. Эти девочки еще маленькие, и такие игры для них неизбежно жестоки, а чего-то серьезного он с ними не хотел.

— Не надо тортик, — с деловитым холодком произнесла Галя, закрывая за собой дверь. — Лучше скажи, где я могу найти Асю.

Денис молча остановил на ней взгляд, давая понять, что ждет объяснений.

— Почему ты до сих пор здесь живешь? — вместо этого спросила она. — В тюрьме?

— Потому что не в казарме, — охотно ответил он. — Я тут в плену, забыла?

Галя смутилась:

— А, да… Ты странный пленник: занимаешься чем хочешь, ни перед кем не отчитываешься, и Капитан-Командор форта называет тебя лучшим другом.

Денис улыбнулся. Да, время расставило все именно так. Но это всем подходит. А камера позволяет сохранить статус-кво.

— Мне здесь нравится, — подвел итог он.

Галя и не собиралась развивать эту тему. Она вернулась к вопросу, на который Денис не хотел отвечать:

— Где сейчас Ася? Ребята говорили, что ни в одном из медотсеков ее нет, в домике вместо нее — кто-нибудь из ее братьев, но ты ведь знаешь?

— Зачем тебе? — вкрадчиво спросил Денис.

Галя посмотрела ему в глаза. И, как все, забыла, о чем разговор. Денису уже надоело наблюдать такую реакцию, и он напомнил:

— Зачем тебе Ася? Она прячется. Она не хочет, чтобы ее лечили. Ясно?

Галя поморгала, тряхнув копной темных волос.

— Я никому не скажу. У меня к ней собственное, девичье дело. Чем поклясться?

Денис понял, что требовать с нее клятву — излишне, но тем не менее предложил:

— Обещай, что поможешь ей пробраться к порталу.

— Обещаю! — радостно крикнула Галя, словно это и без того входило в ее планы.

Он сказал. Она, сразу утратив к нему интерес, зачем-то побежала на кухню. Глядя ей вслед, Денис подумал, что должна же, наконец, у Аси появиться подруга. Галя могла бы ей стать, но для этого она должна немного измениться. А то она слишком нормальная…

…От себя самой она не могла скрыть обиду и разочарование. «Глупый мальчишка» — подумала она, с трудом сдерживая слезы, — «я бы так тебя любила».

 

II

Пришла Галя с целым кувшином сока и корзиной всякой прочей еды. Судя по наличию пирожков, кладовые Валиного замка еще не опустели.

— Меня точно никто не видел, — доверительным тоном сообщила она. — Ты сама это устроила? Здорово.

— А откуда ты узнала, где меня искать? — набрасываясь на еду без лишних церемоний, поинтересовалась я.

— Денис сознался. Под пытками.

Галя тоже взяла пирожок и разлила сок в две кружки.

— Он не особо за тебя беспокоится…

Какая-то она не такая. Я увлеченно жевала.

— У вас есть общая тайна?

Так. Ладно, зато мне достались пирожки с капустой и яблоками. Как бы ответить, чтобы не навредить ее аппетиту…

— Мы знакомы с раннего детства. Наши мамы были подругами еще до того, как мы родились. У нас много общих тайн.

Она подняла на меня большие голубые глаза и спросила прямо:

— Как ему понравиться?

Мне удалось сохранить самообладание и не подавиться. Откуда я знаю? Точно могу сказать, что сейчас она ему вряд ли нравится. Как он сказал про погибшую девушку, ту, которую боялся потерять… «девушка, каких мало». А Галя — нормальная, каких много. Сама она это понимает?

— Денис — принц, — прислушиваясь к сигналам желудка, сказала я. — Чтобы получить принца, надо как минимум быть его достойной.

Галя опустила голову. Не то она хотела услышать. А что: блюда какой кухни он любит, или за каким ухом ему надо почесать? Неужели она надеется, что мужчина ее мечты примитивен?

— Это обязательно? — тихо спросила она.

— Это справедливо, — буркнула я.

С другой стороны, не зря же она оказалась на Острове! Что-то в ней должно быть, хотя бы в зачаточном состоянии. Попробовать? Денис — неслабый стимул… И я заключила категоричным тоном:

— Так что будем делать из тебя принцессу. Вперед!

Галя растерянно заморгала голубыми глазами. Но вдруг, в один какой-то неуловимый миг, ее взгляд изменился, и в нем метнулась красная бесовская искра.

— Куда идти и что делать? — решительно спросила она.

— В наколдованные мирки, конечно.

— Как? Кроме русского, я только немного знаю немецкий. Ведь мало шансов, что я попаду в Россию или Германию?

— В русскоговорящую Россию или немецкоговорящую Германию. Очень мало. Есть такая штука — дар знания языков. Если не лень, могу научить.

— Как ты учила Валю и Олю? По книгам?

— Нет. По книгам учится письменная речь, она тебе не поможет. Устная учится по-другому. Слушай.

Давно я не была учителем. И точно никогда не буду, нудное это дело. Особенно, если нравится учиться, и ни на что другое просто не хочется терять время. Но однажды мне сказали, что долг знающего — просвещать других, что знание не дается одному человеку, оно дается человечеству, и первый обязан им поделиться.

Галя поняла. Я поговорила на нескольких языках, она перевела. Хорошо, но самостоятельно говорить она боялась.

— Это необходимо, — объясняла я. — твой рот должен понять, что способен произносить любые звуки. Разминайся!

Мы тренировались весь день. Про Дениса Галя, похоже, забыла.

— А теперь научи меня драться! — уже вечером в азарте попросила она.

— Не могу, — честно призналась я. — Сама не умею!

— Как? — оторопела она.

— Так! Если на меня нападают, я отбиваюсь, если нападают не на меня, тогда я тоже нападаю. И все.

— Ну, я же видела! — воскликнула она и резко замолчала. — Правильно, Королева говорила, что у тебя это в крови…

Не слишком ли много Королева про меня знает?..

Мы доели остатки завтрака.

— Как узнать, в подходящий ли мирок я попала? — спросила Галя.

— Не знаю, — ответила я. — Для меня любой подходящий, я не сортирую. В каждом можно чему-нибудь научиться, а это главное.

— Главное?

— Новые знания, новые переживания, новые выводы. Если ты не согласна, ищи другого учителя. Одним из самых интересных был для меня мир, в котором я провела месяц волонтеркой в доме для престарелых и инвалидов.

— Я туда не хочу!

— Никто не заставляет. Выбирай сама, чего хочешь.

— Пойдем вместе?

— Ага. Видишь, что на мне надето? Под платьем — купальник бикини. Лучше отправляться в штанах и рубашке, и желательно в сумке иметь длинную юбку с платком. Нравы, знаешь ли, могут быть строгие, а встречают все ж таки по одежке. Мне нужно разжиться одеждой, тебе — переодеться. И «компас» нужен обязательно.

Она задумалась.

— Нужно проникнуть в твой домик? Там все время кто-нибудь из твоих братьев, но я попробую. Говори, что нужно.

Проникнуть в домик — полдела. Галя справилась с этим легко. Еще надо проникнуть в портал. О центральном не было и речи, поскольку в зале пульта всегда дежурили, а попадаться кому-либо на глаза в наши планы не входило.

Пришлось «ловить» второй портал — тот, что на поле возле замка. Я взяла Галю за руку покрепче, и первой шагнула…

 

III

В форте пели гитары. Одновременно обе — редкое явление. Герман, обычно игравший в своей каюте на «Тайне», вдруг не смог обойтись без гитары на вечерней вахте и играл, развалившись в кресле председательствующего. Его лицо застыло, а пальцы неторопливо плели из перезвона струн мелодию, которая, пропитывая воздух, проникала во все закоулки второго этажа и завораживала случайных слушателей.

Внизу, лежа на кровати в своей камере и глядя в полок невидящими глазами, играл Денис. То, что он два дня кряду запихивал в дальний угол души, в тиши и мраке вдруг вырвалось наружу, и он понял, что это лучше не останавливать. Пусть выльется — может быть, иссякнет и уже не вернется… Каждый звук, отскочив от кончиков его пальцев, сотрясал пространство эхом падающих на могильные камни слез тысяч мужчин, потерявших любимых женщин — тихим, но бескрайним, безудержным, обнажающим душу, таким простительным — и прощающим всё. Он не заметил, что дверь тихонько открылась, и не знал, что девочки на кухне, слушая его и не смея двинуться с места, осторожно вытирали мокрые щеки.

Капитан-Командор замер на лестнице между первым и вторым этажами, где соединялись обе мелодии. Грустная мечта Германа сплеталась с черной тоской Дениса. Их общий поток подхватывал, обездвиживая и лишая опоры из собственных чувств и мыслей, погружая в гипнотический транс.

Рядом с Капитаном-Командором встал Тим. В первый миг его глаза расширились, и он повернулся, чтобы помчаться к Денису, но уже в следующий окаменел. Заметив странное движение на лестнице, к Капитану-Командору с Тимом подошли остальные. Слушая дуэт несовместимостей, они начинали понимать каждого: мелодия Германа — о той, что, всякий раз звонкой серебряной струйкой просачиваясь между пальцами, чуть не утекла навсегда, о том, как трудно было ее поймать, и как страшно — не поймать, и что спокойно за нее уже никогда не будет; мелодия Дениса — о той, что ушла, подарив в капле счастья огромный мир, лишь сверкнувший манящей радугой, и больше не вернется.

Всем, это услышавшим, уже не надо было объяснять, что такое любовь, и как нужно обращаться с любимыми. Поток звуков замедлялся, выпуская из транса.

Последней замолчала гитара Германа, оставив надежду.

На лестнице появились девочки. Они, не слышавшие светлой темы Германа и переполнившиеся темной темой Дениса, удивленные открытием мужской эмоциональности, то есть тем, что мужчины вообще способны любить и страдать, потянулись в их общество. Парни, неизбалованным слухом ясно уловившие лейтмотив обеих мелодий — бесконечная ценность и потеря любимой, — под впечатлением похватали их без разбора, крепко прижимая к себе.

Капитан-Командор протиснулся сквозь толпу, впервые озадаченный крайне малым количеством девочек на Острове, и вошел в камеру Дениса. Кое-что обеспокоило его гораздо больше.

Денис двинулся, чтобы встать, но Капитан-Командор жестом остановил его, и сам опустился на корточки перед кроватью.

— Что случилось? — спросил он.

По лицу Дениса пробежала тень досады, когда он понял, что его настроение проникло за стены камеры. Но поздно. Теперь нужно отвечать.

— Я влюбился в девушку из наколдованного мирка и жил не своей жизнью, а чужими целями и представлениями. Девушка, ее отец и брат погибли, а я убил тех, кто был в этом виноват. И вот мне грустно.

Сказав, он посмотрел на Капитана-Командора — и наконец почувствовал, насколько огромна разница между ними. Перед ним совершенно точно был представитель другой расы, и это не просто угадывалось в очертаниях выразительно гибкой высокой фигуры, в ненормальном цвете кожи и неординарности поступков, — это сквозило из манеры, в которой Капитан-Командор пытался его понять. Он рассматривал Дениса изменившимися глазами: зрачки в них вдруг превратились в горизонтальные длинные щелочки, просвечивающие насквозь, и Денис понял, что Капитан-Командор владеет аналогом их с Асей «фильтрующего» зрения.

— Это навсегда? — спросил Капитан-Командор.

— Нет, — ответил Денис. От осознания чужеродности Капитана-Командора ему не стало жутко. Скорее, напротив, ведь он уже знал его достаточно хорошо и не сомневался в том, что его человеческие черты — от самого лучшего человека. Наивный вопрос инопланетянина, с трудом разбирающегося в земных страстях, вызвал жалость, и, отвечая, он призвал опыт всего человечества, хотя сам не верил в то, что говорил: — Это лечится временем. Все, от чего мне плохо сейчас, рано или поздно сдвинется на периферию памяти новыми переживаниями.

Зрачки Капитана-Командора округлились, и взгляд стал нормальным.

— Тут есть зависимость от интенсивности эмоций?

— Нет, — вновь ответил Денис. — Эмоции могут быть сильными, но быстропроходящими, и наоборот. Если тебя интересует, как бы отреагировал Герман на смерть Аси, то, думаю, что иначе.

— Меня интересует другой аспект проблемы. Что ты собираешься делать?

Денис пожал плечами. Скрывать намерения от Капитана-Командора было бы неразумно.

— Завтра отправлюсь в наколдованные мирки. Как обычно, наугад.

— Нет, — жестко оборвал Капитан-Командор.

Денис вздрогнул. Никогда раньше тот не отдавал ему приказаний и не ограничивал его свободу, хотя подчиненное положение Дениса подразумевалось. Что могло последовать за первым проявлением власти? Все, что угодно, а самое худшее — изгнание с Острова.

— Ты меняешься, — в том же металлическом тоне объяснил Капитан-Командор, — и эта перемена равносильна смерти. Внутри тебя мрак, источающий мрак.

Вот что он увидел… Денис молчал, ожидая приговора.

— Есть теория, согласно которой нас толкает в близкие нашему настроению мирки. То, во что ты попадешь завтра, доломает тебя окончательно.

Денис молчал, но после этих слов уже не ждал плохого. Капитан-Командор по какой-то причине дорожит им…

— Ты — капитан, этого ранга тебя никто не лишал, поэтому я на два месяца передаю тебе командование «Мистификатором». Очередной рейс на материк назначен на завтрашнее утро, команде сообщу сам. Постарайся отдохнуть.

Непроизнесенный вопрос «согласен ли ты?» повис в воздухе. Денис потерянно кивнул, отвечая на него, и Капитан-Командор покинул его жилище.

 

IV

Едва наши ноги коснулись чужой земли, как в нас со всех сторон посыпались чужие камни, и послышался взрыв. Да что ж мне так везет на военные действия!

Мы стояли, пригнувшись, прямо на дороге, и мимо нас неслись машины, все, как одна, землистого цвета. С неба падали бомбы. Одна машина притормозила рядом, нас подхватили и закинули в открытый кузов. Я быстро осмотрелась. В трясущемся кузове на длинных лавках сидело пять одинаково одетых бородатых мужиков с винтовками в руках и гранатами на поясах, они то хмуро поглядывали на небо, то тревожно — на дорогу, то с интересом — на нас. Их головы покрывали темно-зеленые платки, перевязанные по окружности витыми шнурками.

Бомбежка прекратилась. Наши попутчики заулыбались друг другу и по очереди высказались в адрес Аллаха.

— Ты Галия, я Захира, — сказала я Гале. Это были первые пришедшие на ум мусульманские имена.

Она ошеломленно кивнула в ответ и прижалась ко мне боком.

Один из мужчин задал мне какой-то вопрос, я сделала вид, что из-за шума мотора не расслышала. Он неуверенно улыбнулся, толкнул локтем соседа и сказал ему несколько слов. Галя, как и я, внимательно слушала. Мужчины продолжали разговаривать между собой, и скоро стало понятно, что они едут по последнему распоряжению на новую базу, а мы, видимо, — новобранцы, выпавшие из перевернувшейся от взрыва машины, что командирам деваться некуда, или на гражданке совсем сдурели, раз набирают девчонок, хотя, если мы — сироты, то без вопросов, куда еще сирот девать, только на пушечное мясо… Галя бледнела все больше. Я хотела сказать, что новичкам везет, и она гарантированно научится драться, но промолчала. Успею еще.

Примерно через час мы приехали на базу: пять или шесть хижин-мазанок и штук двадцать палаток всевозможных форм и размеров. Мужчины выбрались из кузова и встали в шеренгу, чего-то ожидая. Мы пристроились рядом, и уже через пять минут наши имена записывала в планшете толстая тетка. Не интересуясь фамилиями, она критически осмотрела нас с ног до головы и велела идти за ней. Потом в самой дальней и самой большой мазанке мы ждали какого-то начальника, который должен был решить, что делать с нами дальше. Сесть нам никто не предложил, и я оперлась спиной о стену. Галя держалась поблизости.

— Ты не боишься? — шепотом спросила она.

— Нет, — ответила я. — Мне интересно.

С улицы вошла девушка, задрапированная в покрывало целиком, только лицо от бровей, да кончики пальцев выглядывали из бесформенных складок. С неподражаемой надменностью истинной мусульманки она окинула нас взглядом и презрительно спросила:

— А что, в вашем селе не носят хиджаб?

— Нет, не носят, — тем же тоном ответила я и пожалела, что не жую в данный момент жвачку и не могу выдуть ей в нос липкий пузырь.

Она оскорблено поджала губы.

— Но вы хотя бы правоверные?

— Правоверные-правоверные, — поспешно подтвердила Галя.

Здесь вера — это защита, она правильно оценила обстановку. Я согласно кивнула. В этот момент в мазанку стремительно вошел пожилой сухощавый мужчина и, мельком глянув на нас, уселся за письменный стол.

— Галия и Захира? — спросил он. — И что мне с вами делать?

Мы не ответили. Мы же правоверные, мы за мужчин не думаем.

Мужчина глубокомысленно хлопал ладонью по столу и смотрел в окно. Наконец он придумал следующий вопрос:

— Что умеете делать?

— Ничего, — честно ответила я.

— Только по хозяйству, — робко дополнила Галя.

Мужчина ухмыльнулся и вновь задумался. Потом он вдруг полез в ящик стола и, тихо позвав: — Захира! — бросил в меня какую-то странную палку. Я поймала ее на лету, и он довольно улыбнулся. Достал второй какой-то предмет и бросил его в Галю, которая, уже подготовленная на моем примере, не поймала, а отбила его рукой. Предмет, оказавшийся авторучкой, вернулся к метателю прицельно в лоб.

— Ох! — только и сказал мужчина, а замотанная девушка хрипло рассмеялась.

Хозяин дома, между тем, хотя и растирал пострадавший лоб, но выглядел вполне удовлетворенным.

— Будете тренироваться с бойцами, — заключил он. — Джамиля, покажи им палатку, кухню и ознакомь с расписанием. Потом сразу пусть идут на занятия.

Девушка вновь приняла высокомерную мину и проплыла мимо нас к двери.

— Ты где так научилась? — спросила я у Гали за спиной Джамили.

— Волейбол. В детстве, — ответила она.

Точно, новичкам везет. Ну ладно, давно хотела научиться ползать по стенам с закрытыми глазами… Или собирать автомат?

 

V

Хиджаб на нас все же напялили, правда, в усеченном варианте — только платок на голову, поскольку отжиматься, бегать, перепрыгивать через барьеры, ползать по пыли между камнями и отрабатывать приемы рукопашного боя, совмещая заветы пророка Мухаммеда относительно приличного внешнего вида, оказалось невозможно. Тем самым дорога в мусульманский рай закрылась для нас навсегда, хотя каждое утро, с восходом солнца, мы выслушивали заверения, что славная смерть на поле боя грех сей искупит. Славной признавалась смерть, которая наступит не раньше, чем мы сами отправим на тот свет человек по двадцать врагов Аллаха. М-да… поели пирожков.

Галя, настроение которой сначала не обещало ничего хорошего, в новый ритм жизни вошла неожиданно быстро. Она ни разу не пожаловалась, и на «компас» впервые посмотрела только через неделю, да и то без особого интереса. Видимо, она обладала талантом к войне, и желание «научиться драться» возникло у нее не из любви к эффектным жестам. Обрастая наравне с ней упругими мускулами, я скучала и ждала, когда ей надоест. Время под завязку было занято тренировками, на раздумья и разговоры его почти не оставалось. Сначала мы занимались одной толпой с новобранцами-мужчинами, но уже через неделю вместе с ними лишь бегали и качали мышцы, а остальным занимались только вдвоем. Нас учили стрелять их пистолета, снайперской винтовки и автомата, бросать гранаты, отбиваться от штыков подручными средствами, управлять джипом и обезвреживать мины. Что-то в этом было не то… Зачем пушечному мясу обезвреживать мины? А приемы рукопашного боя — зачем?

Ну, молитвы по два раза в день — еще можно понять, уклад жизни такой. В конце концов, никто не заставлял нас повторять за имамшей-завхозихой Лейлой слова, и я в это время просто отдыхала, думая о своем. Но предполагалось, что мы еще самостоятельно молимся перед сном, для чего нам в палатку подбросили целые кипы соответствующих брошюр. Их я пролистывала от нечего делать, но читать не стала, поскольку все они были об одном.

Как-то вечером терпение у меня лопнуло, и я спросила, зашвырнув в Галин гамак очередной опус о священных обязанностях правильной мусульманки:

— Ты долго еще собираешься здесь торчать? Я никогда в жизни не проводила время настолько тупо!

— Подожди немного, — попросила Галя. — Я хочу потренироваться стрелять. И с джипом у меня пока плохо получается. Ну где еще меня этому научат, да забесплатно, да несовершеннолетнюю?..

И вдруг добавила, с выражением нетипичной для нее злобы сощурив глаза:

— Козлы вонючие!

— Что так? — оторопела я.

В этот момент кто-то поскребся в палатку и, не дожидаясь ответа, к нам вошел Абдулла, инструктор по стрельбе.

Он обвел нас странным каким-то, мутным взглядом, и сказал:

— Захира, зайди на кухню, помоги Лейле, она просила найти кого-нибудь.

Я выбралась из гамака и отправилась на кухню, размышляя, что могло случиться с Джамилей. Не дойдя до кухни десяти метров, резко остановилась. Абдулла-то зачем остался?! Я бегом вернулась в палатку и обнаружила то, что уже ожидала: борьбу вольным стилем. Абдулла, скрипя от натуги зубами, пытался уложить Галю на пол, а она, потеряв равновесие, хваталась одной рукой за гамак, а другой вцепилась ему в бороду. Услышав, что я вошла, Абдулла замер в неудобной позе.

— Все Аллаху расскажу! — торжествующим голосом заявила я.

Абдулла растерялся и отпустил Галю. Она удержалась на ногах и, тяжело дыша, принялась тереть шею. Вид у Абдуллы был обиженный, словно он справедливо рассчитывал на иной прием. Наконец он нашел, что ответить:

— Не смей трепать своим грязным ртом имя Аллаха, шлюха!

Кровь ударила мне в лицо:

— Не смей называть меня шлюхой, дерьмо!

Абдулла снова высказался в оскорбительном смысле и вылетел вон.

Галя недобро усмехнулась ему вслед.

— Поняла теперь, почему козлы вонючие?

— Все еще не понимаю, почему мы здесь застряли, — отозвалась я.

— Из-за стрельбы и вождения, — напомнила она. — С паршивых овец хоть шерсти клок. Шлюхи мы, видите ли! Только потому, что балахоны не носим. А безмозглый кулек Джамиля — святая! Сам-то Абдулла почему не побоялся согрешить?

Я кивнула на ворох брошюр:

— Он был бы не виноват, это ты его соблазнила.

— Чем?! Футболкой с рукавами до локтей и штанами?!

— Под футболкой легко угадываются очертания фигуры, а штаны обтягивают бедра.

— И этого достаточно, чтобы соблазнить? Они тут все идиоты?!

— Испокон веков. Это национальная генетическая мутация.

Она наконец успокоилась, грустно вздохнула и села на табуретку.

— Ненавижу. И так быть женщиной — не сахар, а еще шлюхой считают. А даже если бы я и трахалась с кем хотела — почему эта свинья думает, что мне все равно?

— Почему не сахар? — удивилась я. В последнее время я как раз пришла к выводу, что быть женщиной — здорово…

— Потому, — недовольно буркнула она. — Завтра-послезавтра опять придется у Лейлы чистые тряпки просить.

Я не поняла, но Галя этого не заметила и продолжала ворчать:

— А еще говорят, что природа мудра. Дура она — каждый месяц ранить людей ни за что ни про что!

Тут она повернулась, раздраженная моим молчанием, и увидела непонимание у меня на лице.

— Везет, — резюмировала она. — Хотя странно. Пора бы.

Только засыпая, я поняла, о чем она говорила. На самом деле странно. Но иначе было бы неудобно.

 

VI

На следующий день Абдулла был мрачен. Он мрачно вручил нам винтовки, и, когда Галя, решительно прищурясь, трижды выбила сто из ста, мрачно сорвал бумажные мишени со стены. К концу стрельб подошел командир Мустафа, оценивающе посмотрел на наши результаты, и потом они с Абдуллой тихо что-то обсуждали. Абдулла раза два злобно зыркнул в нашу сторону. Так, стало быть, ночное поползновение было санкционировано начальством…

Я пошла к палатке, чтобы посмотреть на «компас». У входа мне перегородил дорогу паренек из новобранцев, тех, с которыми мы тренировались месяц назад.

— Пусти погреться, — с наглой ухмылкой попросил он.

Я ответно улыбнулась и с места ударила его ногой в живот, а потом, когда он согнулся пополам — ребром ладони по шее.

— Да у тебя озноб, — сообщила я, перешагивая через скрюченное тело. — На дворе жара. У врача проверься.

В палатке я посмотрела на «компас». Напрямую — ничего, значит, не меньше недели. Куда попало — дней через пять или шесть. Так, застряли.

— Что там? — спросила Галя, заглядывая в «компас». — А, вижу. Можно еще потренироваться.

— Ты у Лейлы уже была? — спросила я. С момента разговора Абдуллы с Мустафой меня не отпускала тревога.

— Нет пока. А что?

— Иди немедленно, и про меня скажи, что тоже. Вроде они брезгливые, несколько дней продержимся.

Галя побледнела.

— Ты думаешь… он еще полезет?

— Все полезут.

Она с сомнением помолчала, потом неуверенно возразила:

— Ну… не спермотоксикоз же у них… всех.

— А это неважно. Мы им, может быть, даже противны. Им велели — они делают.

— Ася, я не понимаю. Зачем?

Надо собрать в кучу все, что я увидела, и что мне подсказала интуиция.

— Из нас готовят смертниц. Мы попали к террористам.

Галя помолчала, соображая.

— И что дальше будет?

Я пожала плечами.

— На нас прицепят по килограмму пластита с гвоздями и гайками и отправят, судя по нашей подготовке, на какой-нибудь охраняемый объект. Дело за малым — чтобы мы захотели умереть. Нам внушают, что ничего хорошего нас в жизни уже не ждет, что мы в глубоком горе, потеряв родных, и их души требуют отмщения, что сами мы по уши в грехе, искупить который может только подвиг во имя Аллаха. Они видят, что мотивация у нас слабая: по родным не тоскуем, а жизнью наслаждаемся. Осталось последнее — убеждать про грех, да так, чтоб сомнений не было, чтобы мы сами себя возненавидели. Ясно?

Галя кивнула и задумалась.

— Может, замотаемся в покрывала с ног до головы?

Вот наивная!

— Они объяснят, что поздно, что мы их уже завлекли. Галя, цель — морально нас уничтожить, ради этого они будут насиловать и изуродовать, а оправдания найдутся!

— А если сказать, что мы не мусульманки?

Нас убьют. И не просто убьют. Мой взгляд, наверное, был достаточно выразительным. Она сама поняла, что сморозила глупость, и сникла.

— Пошли к Лейле! — распорядилась я.

Но уже было поздно. У палатки нас ждали. Пока двое, из новобранцев. Осклабившись, они начали ласково нам что-то объяснять про нашу ослепительную красоту и непреодолимое желание. Мы хором сказали:

— Нет!

Они переглянулись, стерли улыбки с лиц и решительно придвинулись к нам. Мы одновременно ударили их ногами в ребра. И поняли, что подготовлены лучше.

Возвращаться в палатку было нельзя — там драться сложнее. Уходить — тоже. Потому что некуда и потому что палатка заслоняет нас хотя бы с одной стороны, а это важно, поскольку, подтверждая мрачную правоту моих прогнозов, к нам уже приближалась другая группа товарищей.

Внутри меня что-то изменилось, как всегда перед боем, как будто во мне включилось еще одно существо ќи приняло на себя командование мышцами, нервами и суставами. Это существо, запредельно расчетливое и рациональное, всегда точно знало, чего ждать от противника и никогда не допускало ни единой ошибки, ему не было важно, насколько развиты мои мускулы, потому что оно не использовало физическую силу, а черпало энергию откуда-то извне. Оно могло бы неплохо развлечься сейчас, если бы не… Огненные стрелы.

От них нет спасения. Их черед еще придет, это точно. Что же делать? Однажды в разгар боя мне помогли ребята с «Тайны», хотя я, кстати, не особо и нуждалась в помощи. Их через пульт центрального портала вызвала Королева. Но это не тот случай, сейчас-то сквозняка на Остров нет. А как они вообще получаются — сквозняки? Что заставляет совмещаться некие дырки в пространствах? Что это за дырки?

Из памяти послышался голос Капитана-Командора: «Ты пробила окно в их мир». Надо напрячься и еще кое-что вспомнить. Как я это сделала?

Мы с Галей уже стояли спина к спине. Я достала из кармана штанов «компас», надела на руку и предупредила Галю:

— Я попытаюсь устроить сквозняк на Остров. Слушай меня и делай, что я говорю.

Она кивнула в ответ — я почувствовала это затылком — и абсолютно спокойным тоном спросила:

— Прорвемся?

— Конечно, — ответила я. Тогда я еще верила, что со мной ничего плохого просто не может случиться.

На нас напали. Свора мерзейших мужиков, протягивавших грязные ручищи, чтобы причинить нам боль и унизить — не потому, что мы когда-то причинили боль им, и не потому, что мы им мешали, а потому, что страдающие и униженные мы были для них полезнее. Злость вперемежку с отвращением пересилили во мне обычное удовольствие от боя. Бой с недостойным противником не приносит радости.

Мы в тупой злобе выбивали им зубы, ломали носы, пробивали глаза, мяли ребра, а они все больше зверели, и наконец я услышала:

— Пристрелить сук!

Вот! Вот это я чувствовала тогда, с драконами: отчаянное желание вырваться из этого мира! Бескомпромиссное, не допускающее никаких иных возможных вариантов и очень мощное. Я поняла, что получилось. Быстро взглянув на «компас», я увидела, что в пяти метрах от нас быстро совмещаются порталы, и схватила Галю за руку.

— Пошли!

Очень удачно вышло, что сквозняк открывался не с той стороны, где командир Мустафа доставал из поясной кобуры пистолет, но нам надо было прорваться через толпу из пяти бандитов. И мы врезались в нее, не обращая внимания на клешни и щупальца, тут же вцепившиеся нам в руки и одежду.

Так, с висящей на нас кучей волосатых уродов, мы упали на каменный пол пещеры центрального портала.

 

VII

Сам эффект перемещения очень нам помог: в отличие от нас, правоверные мусульмане к нему были не готовы и растерялись хотя бы от того, что за долю секунды погасло яркое степное солнце. Плюс моментально, словно ожидал именно этого, среагировал Капитан-Командор, и трое напавших, встретившись с нечеловечески быстрым и твердым кулаком, в первые же две секунды отправились на родину. Наверное, они так и не поняли, что совершили перемещение во времени и пространстве.

Но самые упертые, Абдулла и Махди, успели сориентироваться, и в одну секунду произошло следующее: Абдулла с ревом рванулся к Гале, но споткнулся о подсечку Димки и покатился с ним по полу, Тим автоматически завел Галю себе за спину, спрятав от Абдуллы, а Махди заломил мне обе руки, и даже поднял над полом, но я этого почти не заметила, потому что самое интересное продолжалось у Гали с Тимом. Она, оперевшись о его плечи, с силой оттолкнулась ногами от пола, в великолепнейшем сальто перекувырнулась через него и приземлилась коленями аккурат на грудь Абдуллы, который за секунду до этого отшвырнул от себя Димку. Абдулла громко всхрипнул, и из его рта вылилась струйка крови. Галя встала на ноги, но не отошла далеко, и, когда Абдулла медленно, с трудом поднялся, согнувшись пополам, она сильным и точным ударом ноги в живот послала его в мир иной. В смысле, в портал. Мы с Махди наблюдали этот балет, затаив дыхание. Мне повезло опомниться раньше, и в следующий миг Махди с разбитым коленом и сломанной ступней отправился следом за единоверцем.

Наступила абсолютная тишина. Я огляделась. Димка стоял, ощупывая ребра, Тим разглядывал нас с Галей, явно утратив дар речи, а Капитан-Командор сидел на стуле дежурного, сгибая и разгибая пальцы… Он ждал объяснений. Что-то будет.

И почему нас не выбросило у замка? Сами бы справились…

Галя, сидя на полу, разматывала насточертевший хиджаб. Размотав, с силой швырнула его в сторону портала, но тот уже закрылся, и платок по стене стек на камни.

— Аська, ты супер, — произнесла она не своим, усталым и стервозным голосом. — У меня сегодня второй день рождения.

— С кем хоть я подрался? — спросил Димка.

— С Абдуллой, — так и быть, ответила я.

— Кто эти люди? — отделяя каждое слово, спросил Капитан-Командор. — Как вы попали в критическую ситуацию?

Я не хотела отвечать. Ну что мне, в самом деле, — рассказывать про убийственные особенности Галиного предменструального синдрома? Лучше развяжу свой платок.

Галя, помолчав, ответила, и я пожалела, что дала ей такую возможность. Как мне удалось понять из ее сумбурной речи, русским матерным она владела на уровне рядового пользователя. То есть никакой экзотики, известные всем четыре-пять слов. Но в каких невероятных склонениях, спряжениях и сочетаниях! Я и не подозревала, до чего довели ее тонкую психику полтора месяца муштры и унижений… Подобрав собственную нижнюю челюсть, я оглянулась. Тим и мой братик приняли несвойственную им пунцовую окраску, а Капитан-Командор внимательно слушал, рассматривая Галю странно сощуренными глазами.

Я не выдержала, подкралась к ней сзади и закрыла рот. Тим сменил цвет кожи на прозрачно-белый.

— Ася, это же Галя, — в ужасе прошептал он.

Я поняла, что держу Галю в захвате, которым ломают шею. Что тренировала полтора месяца, тем и держу… Тим, очевидно, решил, что от нас теперь можно ожидать любой гадости. Галя хихикнула мне в ладонь.

— Это исламские фанатики, — как можно спокойнее начала я. — Мы тренировались на их базе, пока не осознали, что нас готовят для совершения террористических актов. Когда мы дали понять, что не согласны, нам попытались объяснить, что мы не правы.

Тут меня разобрала злость. Отпустив Галю, я посмотрела прямо на Капитана-Командора.

— Что еще мы сделали не так? Мы должны были не спорить, взорвать себя и кучу людей? Мы должны были позволить изнасиловать нас и убить? Мы должны были разобраться со всеми этими тварями там и не тащить их сюда?!

Я сама чуть не сорвалась на мат, лишь в последний момент заменив словом «тварями» то, что в действительности хотела сказать. Взгляд Капитана-Командора был очень тяжелым. Задавая все эти вопросы, я будто слышала «Да» в ответ на каждый. Конечно, они были неправильными, и я знала, что роковую ошибку допустила в самом начале, когда заявила, что мы не носим хиджаб — это поставило нас вне законов чужого мира, и чужой мир отплатил нам тем же. Так что — да, мы сами виноваты в том, что попали в критическую ситуацию. Но признаться в этом кому-то невероятно трудно.

— Вы не должны были становиться такими, — ответил Капитан-Командор.

Я сникла. Протест во мне погас, оставив только досаду. Надо же, мы ему не понравились. Такие — сильные, смелые, быстрые, мы его не устраиваем…

— Прямо сейчас, разворотом — в институт благородных девиц, марш!

Мы с Галей растерянно взялись за руки. В отсутствии чувства юмора Капитана-Командора нельзя было обвинить, но и двусмысленных приказов он никогда не отдавал.

— Ваше Величество…

— Я поняла тебя, — моментально отозвалась Королева, — я провожу.

От стены подул горячий ветер. Начинался сквозняк.

— Девушки, идите со мной, — произнес голос Королевы.

Мы поднялись и побрели к порталу.

— И не возвращайтесь, пока не научитесь танцевать вальс! — напутствовал нас Капитан-Командор, впрочем, уже без металла в голосе.

— А еще вышивать, — тихо добавил Димка.

 

VIII

— Не слишком сурово? — спросил Тим, когда за девочками захлопнулся портал.

Капитан-Командор покачал головой.

— Я не собираюсь их изгонять или наказывать. У них глубокие психотравмы, но сами они не понимают, что сломаны — ведь победа осталась за ними. Там, куда их отведет Королева, они придут в норму. О них позаботятся.

— А на Острове они бы не пришли в норму? — спросил Дима.

— Нет, — ответил Капитан-Командор. — Им нужно больше, чем мы сейчас можем дать.

Странная фраза застряла в ушах Тима и Димки. Они почувствовали, но не поняли ее смысл и не смогли бы его сформулировать: «Девочек надо любить».

— С Асей, вроде, все нормально, — неуверенно возразил Дима.

Капитан-Командор вновь покачал головой, но ничего не ответил. Казалось бы, нормально, и последнее приключение оставило в ней не такой явный след, но что-то желто-бурое пролезло-таки к ней в душу. Раньше этого не было.

Недавно Денис, а теперь Галя с Асей… Тима неприятно поразил вид Гали с глазами хищного зверя, и если он смирится с этим, то и его коснутся те же разрушающие изменения, если нет — он будет страдать. Он не хочет, чтобы девочки были агрессивными и жестокими, он хочет их защищать, потому что в его понимании только за это и стоит сражаться. Не пожелав оставаться у него за спиной, Галя почти его уничтожила. Капитан-Командор обязан был дать ему понять, что он прав, что девочки с рельефными, накачанными телами, дымящиеся от ненависти, — неправильные девочки, и это не обсуждается. Достаточно на Острове одной Аси, которая не просит помощи, даже умирая, за неимением приключений создает их сама и никому, кроме единственного человека, не доверяет, да еще и способна отбиться от небольшой армии. Но она — волшебный котенок, не агрессивна и всех любит, причиняет боль, да и то невольно, лишь тем, что держит дистанцию в отношениях. Драконы в таких вещах не ошибаются…

А что на душе у тех, кого Капитан-Командор видит реже, не дающих ему повода сканировать себя? Их можно уберечь? А если здесь, на Земле, это непременное условие взросления, а он лишь насильственно задерживает его?

Его успокаивала молчаливая поддержка Королевы, которая очевидно не хотела таких перемен ни в ком.

 

I

Два месяца они не виделись. До Германа лишь доходили слухи о том, что Асю видели живой и здоровой. Она таки улизнула в наколдованные мирки, и ее больше не караулили. В душе установилась относительная гармония. Время истекало, он это чувствовал. Теперь нужно было заниматься самым важным — тем, что долго откладывалось, но не из-за лени, а из-за необходимости накопить как можно больше информации. Герман усадил весь свой экипаж за учебники, а сам начал искать причины и закономерности совмещения порталов.

Идея не была праздной. Островитяне облюбовали себе миры по интересам, и «случайные» сквозняки никого не устраивали, в том числе самого Германа. Какой-то собственный интерес в мирках начал появляться даже у девочек, а для них хотелось сделать приятный сюрприз.

Работа предстояла грандиозная, и он, погрузившись в нее, забыл обо всем. Ну, почти. Были моменты, когда его рассуждения заходили в тупик, в очередной гипотезе образовывалась дыра, и в эту дыру лезли воспоминания, от которых он коченел. Раненая девочка на процедурном столе. Совершенное тело маленькой женщины, в тот момент абсолютно беспомощное. Снаружи. А под обманчивой оболочкой — идеальный механизм для выживания, наверное, в любых условиях… Неведомой рукой заброшенный в мир людей, где нашлось более изощренное оружие, от которого защиты нет. И это оружие — не только то, что разит огненными стрелами. Это оружие — в его, Германа, руках, и он уже использовал его против нее. Когда он это понял, то поддался порыву выяснить всю степень своей вины и сделал то, чего, наверное, потом стыдился бы… Если бы не считал, что имеет на это право, поскольку он и она — одно целое. Ей нужна защита.

Вот и все. От этой мысли наступал очередной тупик. Зато предыдущий оказывался уже пройденным. Пока он думал об Асе, его тренированный ум незаметно продолжал свою работу, уже интуитивно, исследования мирков сдвигались с мертвой точки и направлялись по более перспективному пути.

Иногда приходили парни и просили доступным языком объяснить какую-нибудь тему из естественнонаучных дисциплин. Герман объяснял, гениально упрощая, и это наталкивало его на еще более интересные мысли. Так дело и продвигалось.

Он составлял макет субпространства, в котором перемещались наколдованные мирки, отслеживая «орбиту» каждого, для чего постоянно просматривал реестры, в которых никто, кроме него, ничего бы не понял. Его внимание привлек мирок, который открывался неделю назад. Кто в него проник? Герман знал, кто, просто чувствовал. Он соскучился.

По расчетам получалось, что проход откроется снова с минуты на минуту. Искушение увидеть невозможное существо хотя бы мельком оказалось слишком сильным, и лишь только туман межвременья начал просачиваться в пещеру, Герман шагнул в портал.

 

II

Он оказался на пыльной площади, видимо, рыночной, заставленной столами, лавками и палатками, окруженной низкими, не выше чем в два этажа, каменными и деревянными домиками. День здесь был в разгаре, и торговля тоже, по площади, от прилавка к прилавку, оживленно перемещались пестро одетые люди. Благодаря их разномастным нарядам, что, наверное, нормально для базара, Герман, одетый в черные вельветовые брюки с небольшой сумкой на поясе и серую безрукавку, не привлекал к себе особого внимания. Он двинулся между рядами прилавков, внимательно оглядываясь, понимая, что вероятность увидеть искомый объект сразу крайне мала. Перед ним трясли отрезами тканей и металлическими побрякушками, красоту которых он не мог оценить, ему улыбались девочки в длинных платьях с облегающими лифами и широкими юбками, его рассматривали наметанными взглядами купцов, быстро теряя интерес, мужчины в добротно сшитых одеждах, пока он пробирался к выходу с рыночной площади.

Куда идти? Почему-то он был уверен, что попал сюда не зря, и его импульсивное пожелание оказаться в незнакомом мире было не таким уж безрассудным.

Никогда раньше он так не делал. Социум не интересовал его, и, попав на рыночную площадь в трезвом уме, он сразу повернул бы назад. Раньше он оставался лишь в тех пространствах, где видел что-либо необычное: неизвестных животных или растения, странный ландшафт или удивительные постройки. Или где шли бои. Всегда он знал, что делать — это диктовали ему его разум исследователя и ненасытный интеллект, а также необходимость практиковаться в боевых искусствах, на чем настаивала его команда при поддержке Королевы.

Сейчас было иначе. Его вел кто-то другой, а он чувствовал себя марионеткой, расслабленно следуя сигналам интуиции. Одна из узких кривых улочек, лучами расходившихся от рыночной площади, уводила его вглубь городка. Уже через четыре или пять кварталов он заметил родную миниатюрную фигурку возле крыльца каменного двухэтажного дома. Она стояла к нему спиной и словно чего-то ждала. Даже не видя лица, в непривычной одежде, он сразу ее узнал, точнее, его мозг правильно интерпретировал сигнал внезапно вздрогнувшего сердца. Он остановился в тени массивного балкона, не желая ей мешать.

С той стороны, куда она смотрела, к ней подошел бедно одетый подросток, явно чем-то расстроенный, и произнес короткую фразу на незнакомом Герману языке. Ася в досаде стукнула кулаком по стене дома, потом повернулась и прислонилась к ней спиной. Видимо, в ее планах что-то пошло не так — она размышляла, постукивая ладонью о стену. Наконец, она оттолкнулась от дома, повелительным тоном сказала парнишке несколько слов, и, дождавшись в ответ кивка лохматой головы, стремительно направилась в сторону Германа. Он решил, что еще не время обнаруживать свое присутствие, даже с целью предложить помощь, и отступил в тесный проход между двумя домами, в густую тень. Ася пробежала мимо, и он, успев лишь заметить мелькнувшие в разрезе длинной юбки до боли знакомые камуфляжные штаны, двинулся следом.

 

III

Прокручивая в голове новость, принесенную Катеком, я бежала на рыночную площадь. Значит, Гертруду уже арестовали. Не завтра, а сегодня! Неужели зря я развернула такую бурную деятельность, чуть ли не колдовством нашла ее родственников, разработала всю операцию, чтобы они смогли проникнуть в этот город-мышеловку под прикрытием ярмарки?! От злости у меня дымились волосы. Судя по тому, что за ней пришла не городская стража, а тюремная охрана, она все-таки попала под действие общего заочного приговора всем «чужим». Исполнить его недолго. Нужно спешить. Тут есть еще один общий заочный приговор на немедленную казнь — ведьмам, и мне не остается ничего другого, как взяться за старое.

Очень часто на ярмарках работают лекари, и я должна составить им конкуренцию. О! Вот! В самом центре площади, на помосте — разодетый в шелк и бархат с золотом, в шикарном тюрбане, прихваченном изумрудной брошью и с выражением бесконечной снисходительности на лице. А на груди, гордо выпяченной, сверкает знак в виде звезды, наверняка что-то вроде лицензии! За такого должны заступиться. Так, что мы еще имеем… Один болезный находится в процессе пользования, сидит перед лекарем на низеньком стуле. Что беспокоит? Некое повреждение кожи головы и шеи. Покатит. На лестнице — очередь из страждущих. Вокруг помоста — радостная толпа. Ну, правильно, людям нравится смотреть, как выдирают зубы и заливают кипящим маслом язвы. Казни-то здесь не публичные, производятся без помпы в тюремном дворе.

Как мало времени! Гертруду с сыном забрали еще утром, значит, их минуты сочтены. Если я узнаю, что они погибли… Нет, не могу даже думать об этом. От картины, нарисованной воображением: безжизненные тела хрупкой белокурой женщины и малыша, лежащие с веревками на шеях в пыли тюремного двора, — мне стало так отчаянно жутко, что в глазах ощутимо сверкнули молнии. На самом деле! Люди заметили вспышку света и повернулись ко мне. Ну что ж, пора действовать.

— Эй, кто ж так лечит! — крикнула я и вспрыгнула на помост. — Надо вот как!

Я смахнула с пациента пропитанную вонючей ерундой корпию и провела ладонью взад-вперед в нескольких сантиметрах над рожистым образованием. Черт, надо же было так разозлиться: от моих пальцев к коже мужчины потекли тоненькие голубые струйки, видимые даже нормальным зрением. Толпа ахнула. Рожа исчезла. Лекарь попятился.

Нужно закрепить эффект. Я втащила со ступеней следующего больного. Не спрашивая, уловила сигнал его боли, но уточнила:

— Зубы болят?

Больной, тщедушный старичок, в изумлении раскрыл рот, полный гнилых обломков. Светящимися пальцами я ухватила самые безнадежные экземпляры и легко вытащила из десны, остальные… не знаю, что я сделала, просто вылила на них падающие с пальцев капли сияния и закрыла рот. Дальше на очереди была бабулька с гноящимися глазами. Я помогла ей подняться на несколько ступеней и положила руку на глаза. Почти сразу из-под плотно сжатых век начал прибиваться белый свет, и веки очистились. Старая женщина открыла свои помолодевшие глаза и на выдохе произнесла:

— Ты ангел!

Перелет. Опять придется выкручиваться.

— Даже не крещенная, — торжествующим тоном ответила я. Кстати, чистую правду. Потом обернулась к толпе и громко добавила: — Это во славу Сатаны, истинного господина и владыки вселенной!

Всё замерло. В абсолютной тишине у меня за спиной кто-то темный, подтянувшись на руках, взобрался на помост и встал рядом.

— Ведьма! — громоподобно заорал лекарь.

— Ты это серьезно? — спокойно спросил по-русски чей-то знакомый голос.

Я повернулась на пол-оборота и уперлась носом в широкую грудь, обтянутую тонким серым трикотажем, однозначно нетипичным для этих мест. Еще до того, как поднять глаза, я догадалась, кто стоит передо мной. Из толпы стали раздаваться не то возмущенные, не то испуганные вопли, а я словно приросла к доскам помоста, не понимая, что происходит.

— Я что-то услышал про отрицание ангела и сатану, — пояснил Герман. — Эти слова во всех языках похожи. Хочешь, чтобы тебя растерзали?

— Нет, мне надо в тюрьму, — глупо ответила я и, поняв, что краснею, опомнилась: — Ты что здесь делаешь? Уходи быстрее, меня не надо сейчас спасать!

Герман хмыкнул и огляделся.

— Ну вот еще, — по-прежнему бесстрастно отозвался он. — У меня к тебе дело, и если я отпущу тебя сейчас, то где потом буду искать?

— Какое дело? — вне себя от удивления и досады, поинтересовалась я.

К нам уже направлялись стражники. Герман повернул меня к себе спиной и обнял за талию.

— Так будет понятно, что мы вместе? — озабоченно спросил он.

Колени у меня начали подкашиваться, и я лишь пожала плечами. Толпа волновалась вокруг нас, но никто не порывался даже швырнуть камень. Какие тут все дисциплинированные!

— Дело? Да хочу попросить тебя вспомнить, когда и в каких мирках ты бывала, и что там видела. Составляю атлас.

До чего же он безмятежен… Неужели он настолько уверен, что все и всегда сможет преодолеть? Что его интеллект сильнее любых неприятностей? Я кивнула.

— Хорошо, сегодня же займусь.

— На всякий случай я побуду рядом, если не возражаешь.

Ну, что-то внутри меня, конечно, возразило бы, зато всё остальное растворилось в его руках и никаких возражений не допускало. Хотя бы недолго, пару минут, пока стража не разодрала нас в разные стороны, побыть вместе…

 

IV

Лязг засова потонул в собственном многократном эхе. Когда оно стихло, вернулось и зрение, тем более, что мрак в тюрьме не был абсолютным. Я огляделась. Камера была сплошной: длинный коридор, тянувшийся вдоль другого, по которому меня только что провели, поделен на отдельные клетки решетками из толстых прутьев. В соседней клетке разместили Германа. Я увидела его стоящим напротив меня — сложив руки на груди, он наблюдал, как я озираюсь.

— Кого ты на этот раз спасаешь? — с ироничным фатализмом в голосе поинтересовался он.

Только его насмешек мне не хватало! Вот поэтому все, что я делаю в наколдованных мирках, я делаю одна!

— Тебя это не касается.

Я села на лавку, узкую деревянную лавку, одновременно, надо полагать, кровать. Долго здесь находиться не придется. Глазам надо привыкнуть к темноте настолько, чтобы появилось «фильтрующее» зрение, оно позволит мне в этой анфиладе клеток найти Гертруду. Куда бежать, там разберемся.

— Что ты собираешься делать? — спросил Герман, усаживаясь на свою лавку рядом со мной.

— Горько плакать! — огрызнулась я, думая о том, что его ведь тоже придется выручать. В соседях-то мы теперь из-за меня, хотя я и не виновата. Не бросать же его здесь…

— Ты не можешь плакать, — спокойно информировал он.

Когда это он успел заметить? Наверное, кто-то из братьев сказал.

— У тебя нет слезных желез, — тем же спокойным тоном, пристально глядя на меня, сообщил он. Прозвучало это, как удар.

Что такое «слезные железы», я представляла себе слабо, но ясно поняла, что у меня имеется какой-то серьезный дефект, и почувствовала себя неполноценной. В склонности к дурацким шуткам Германа никто не уличал.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросила я.

Его взгляд перестал быть таким острым. Он прошел мимо меня, и Герман глухо, словно нехотя, ответил:

— Я знаю каждый сантиметр твоего тела.

Второй удар. Он произнес эту фразу так, словно интерес к моему телу был для него мучительным, словно он сделал признание в чем-то сокровенном. И эта загадочная интонация затронула внутри меня те музыкальные струны, на которых мог играть только он. Чудесная вибрация охватила все чувства, приковав внимание целиком к нему. Но хотя бы инстинкты на этот раз не подвели — по сигналу памяти они встали в боевую стойку. Как это он познакомился с моим телом? Что-то не припомню. А когда я теряла память? Сознание отключалось, было дело, — когда, прорываясь вместе с Женькой к сквозняку под обстрелом, мне в спину прилетела пуля из винтовки. Очнулась я в медицинском отсеке «Тайны»… Очевидно, Женька притащил меня туда, он мирно спал на койке рядом.

Вот поэтому-то все, что я делаю в наколдованных мирках, я делаю одна!

— Никогда Женьке этого не прощу, — прошептала я. Мне было стыдно, очень стыдно, за тело, которое оказалось дефектным.

— Почему? — быстро спросил Герман и упер в меня взгляд, пронизывающий, теперь казалось, насквозь. — Он не должен был тебя спасать? Это лишь твоя прерогатива? Больше никто не вправе быть бесстрашным и великодушным?

Ой! Что это он такое говорит?

— Пусть спасает кого угодно, только не меня.

И только не с твоей помощью…

— Почему? — опять спросил Герман. — Тебе не хочется быть благодарной?

Он словно кидал в меня мелкие камни. Вообще-то, не хочется… да и зачем? Что с ним стряслось? Почему он бросается обвинениями?

В тот момент мы оба забыли, куда ведет единственная выходная дверь каменного коридора. И я утратила ощущение важности выбранного испытания, находясь вне всяких миров. Гертруда и ее сын напрочь выпали из моей головы.

— Да, не хочется, — ответила я. — Ну и что? Я не хочу быть обязанной — это ограничивает свободу, и, кстати, сама не требую благодарности ни от кого!

Герман сощурил свои темные глаза, словно сужал до толщины иглы собственный взгляд, и так уже проникший в самые потаенные уголки меня.

— Ты ни с кем не хочешь себя связывать, — как очередное обвинение, произнес он.

— А ты?! — крикнула я, потеряв самоконтроль. — Почему ты не хочешь связать себя со мной?!

Пронзительный взгляд вновь потускнел.

— У меня есть достаточно веская причина.

— И что во мне не так?!

Он вдруг растерялся.

— Что? Почему «не так»? В тебе нет ничего плохого.

— И даже отсутствие слезных желез идеально, — не смогла не съязвить я.

— Дело не в тебе…

— А что, ты еще хуже, чем я, неблагодарная?

— Да, я хуже.

Вот она, слабинка в броне! Он не может подобрать определения своему «пороку»! Так, продолжай растерянно смотреть мне в глаза… Что это там, такое черное и безнадежное… Обреченность.

О, боже!.. Нет, не болезнь, это я легко нахожу. Что тогда?

Мы уже стояли друг напротив друга, разделенные двумя рядами грубых металлических прутьев.

Появилось «фильтрующее» зрение. Гертруда с сыном прямо подо мной, этажом ниже…

У Германа нет будущего. Даже вероятного. Все линии вероятностей, разноцветные и светящиеся, — очень короткие, они обрываются, натыкаясь на какую-то черную дыру.

— Сколько тебе осталось? — севшим голосом спросила я.

— Какая разница? Немного. Нам не хватит.

Это черное — не дыра. Это сгусток отрицания. Проклятие. Что можно с ним сделать? Герман не позволит и попробовать, ведь он не хочет быть вместе со мной даже недолго. Надо забрать этот сгусток себе — если он будет под рукой, я сумею найти способ его побороть. Забрать. Я протянула к нему руки. Проклятие создано словами с жесткой вибрацией, нужно только их подобрать.

— Я отнимаю твой рок.

— Я забираю твой рок себе.

— Он теперь мой.

Черный сгусток качнулся и покатился в мою сторону, словно сам давно этого хотел. Линии вероятностей протянулись вдаль. У меня за спиной, на уровне шеи, поселился кто-то живой, похожий на мохнатого толстого паука. Сидит себе, вроде не мешает.

Герман что-то сказал, но беззвучно, я не расслышала. От него хлынула мощная волна серебристо-голубой энергии, и на ее гребне он шагнул ко мне, легко раздвинув железные прутья. Он даже не заметил, что на его пути была такая преграда! Он схватил меня своими каменными руками и сжал, как будто хотел выдавить обратно утраченную часть своей судьбы. Его взгляд, вместивший всю нежность и всю тревогу мира, парализовал мое сознание и остановил время. Я впитывала его, инстинктивно зная, что когда-нибудь сама память о нем может меня спасти.

За Гертрудой пришли. Сжимаемая руками Германа, я в панике топнула ногой, и мы упали, с треском проломив доски пола, на этаж вниз.

Гертруда сжалась в углу, закрыв собой ребенка, и это уберегло ее от нашего «десанта». Мы свалились аккурат на конвой. Я рванулась к Гертруде, одной рукой схватила ее за локоть, другой подхватила Фредика и бросилась в коридор, пока там хоть какая-то дверь отперта. Нам повезло: выход на эшафот еще не открыли, зато выход в город не успели закрыть, и мы помчались по коридору назад, быстрее ветра преодолевая расстояние до неумолимо закрывающейся двери. Она бы и закрылась — тяжелая, кованая, на трех засовах, но Герман просто вышиб ее ногой, и мы оказались на лестнице, которую никто не охранял.

Бешеная гонка до западных ворот на одном дыхании заняла буквально несколько мгновений. Гертруду и Фредика еще ждали, погони за нами не было, но, запихивая их в повозку, я вполголоса предупредила ее мужа:

— Не теряйте ни минуты, мы сбежали из тюрьмы. Гертруда уже приговорена.

В его глазах появилось то же, что было в глазах Германа — отчаянье и решимость, он кивнул, и обоз тронулся с места, быстро набирая скорость.

— Всё, — сказала я, смахивая со лба скользкие капельки пота. — Теперь нужно искать портал.

Герман взглянул на «компас»:

— Пять километров на юго-запад, сквозняк через два часа. Пойдем, я не хочу снова в эту тюрьму. В другую тоже.

Он взял меня за руку, как ребенка, и мы отправились к порталу.

 

V

Он молчал, а я не пыталась влезть в его мысли. Мне очень нравилось чувствовать его теплые сильные пальцы на своем запястье, мне нравилось, что на его хребте не сидит больше мохнатый паучок, превращая линию его судьбы в липкую бестолковую паутину. То, что паучок присосался ко мне, не имело значения. Я справлюсь. Или умру, что ж тут такого? Оказывается, совсем не тяжело нести чужой крест, если знать при этом, что кому-то — исключительному и важному — теперь ничего не угрожает. Странное дело, мысль о близкой смерти дала мне ощущение свободы. Мне ничего больше не надо делать для своего будущего. Это здорово! Будущее обязывает, а я, оказывается, всегда хотела жить только сегодняшним днем. Пальцы Германа скользнули по руке и переплелись с моими.

Торжество переполняло меня. Классная была схватка!

— Зачем ты это сделала? — глухо спросил он. — Если ты умрешь, я жить не буду. Меня не волновало это раньше, понимаешь? Мне моя смерть мешала лишь в одном. А что мне теперь делать? Запереть тебя на «Тайне» и постоянно контролировать твое здоровье? Приковать тебя к себе железом?

Я хихикнула и замотала головой:

— Ты с ума сошел? Мне и так мало осталось. Кстати, а сколько?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Когда Капитан-Командор покинет Землю. Он не собирается ее покидать, но Жадный Бог говорил об этом, как о неизбежном. Мне казалось, что рок должен свершиться в мои шестнадцать, не позднее. Меньше года.

— Это очень много. Я успею дожить до четырнадцати.

Дальше мы шли молча. Молча сидели на траве и ждали сквозняк.

Мы не стали ближе, между нами все еще стояла его смерть, украденная мной. Но я и не ради нашего сближения ее украла. Я не могла не сделать этого.

Уже на Острове, когда мы тупо стояли в зале пульта перед недоуменными физиономиями Коли, Славы и Тима, и я чувствовала, что Герман просто не в состоянии разжать пальцы и отпустить мою руку, я сказала:

— Забудь. А если не можешь забыть — не верь.

Освободилась от его тисков и ушла к себе.

 

VI

Вечером Герман позвал Юру на пляж жарить рыбу. У Юры были другие планы, но он уловил нетипичное настроение Германа. Нетипично мрачное. Герман и сам не мог бы объяснить, почему ощутил острую потребность в компании брата — уж точно не за тем, чтобы изливать душу, — может, чтобы заразиться его бесшабашностью… Юра понял направление его мыслей, когда Герман поинтересовался состоянием Али, и, ответив, что «Аля как обычно», кинул пробный камень:

— Вы с Асей сегодня вернулись вместе.

Герман кивнул, глядя в огонь. Что-то такое в интонации Юры говорило, что он не поймет.

— И наэлектризовали зал пульта, — с улыбкой продолжил Юра.

— Ничего не загорелось? — отозвался на иронию Герман.

— Только воображение, — рассмеялся в ответ Юра. — Может, расскажешь, что у вас произошло?

Что произошло… Девушка, ради которой очень хотелось жить, решила ради него умереть. Пламя костра легко объясняло ее поступок, рассказывая о силе, разрушающей и создающей, но Герман не знал языка пламени.

— Чудо, — ответил он Юре.

Юра и не сомневался, что произошло чудо — иначе у брата с Асей и не могло быть, но что это за чудо на сей раз?

В свете Луны они увидели фигуру, движущуюся к ним от поселка. Узнав Толю, Герман напрягся.

— Привет, — сказал Толя и присел по другую сторону огня. — Слышал, моя сестрица опять учудила.

Герман сдержался и ничего не ответил.

— Может, отослать ее все-таки домой? — словно размышляя вслух, спросил Толя.

— Как ты ее заставишь? — спросил Юра.

Толя безразлично пожал плечами.

— Возьму за руку и уведу.

— А дома пристегнешь наручниками к батарее? Или сам будешь сторожить?

Толя вежливо улыбнулся, давая понять, что оценил юмор.

— Нужно объяснить Асе, что на Острове ей не рады. Она гордая, на такие вещи реагирует правильно. Вы с Капитаном-Командором могли бы с ней поговорить.

Герман сквозь мгновенно подступившее раздражение начал понимать. Но решил удостовериться:

— Скажи, — со шипящей в голосе злостью спросил он, — каким образом можно сделать так, что человеку, одному из лучших на Земле, комфортнее жить, считая, что он никому не нужен? Боясь благодарности? Ища смерти?

Толя обалдело уставился на него.

— Ты это про Аську? Она же просто девка. Недоразумение по жизни…

Юра удивленно фыркнул, а Герман мысленно констатировал наличие еще одного индивида, способного вывести его из равновесия.

— Ты считаешь недоразумением способность лечить любую болезнь, разве что мертвого не воскрешать? Или отторжение жестокости в любом проявлении? Отчаянные попытки спасти хоть кого-то из миллионов истязаемых и гибнущих? Тогда недоразумение — это ты… Это тебе я не рад на Острове.

Толя бросил в него взгляд, не то испуганный, не то злобный, вскочил и пошел прочь.

— Ошибаешься, — обернувшись, крикнул он. — Она может воскрешать мертвых!

В кулаке Германа раскрошился камень.

— А если бы у нас была сестра, — с тоской спросил он Юру, — мы бы тоже ее презирали?

Юра всерьез задумался, потом поерзал, разминая ноги.

— В их роду по линии отца никогда не рождались девочки, — вспомнил он. — У них есть еще один брат, старший, уже взрослый, всего пять парней. Вроде как их отец этим очень гордится. Вот и объяснение. Матери у них разные, его умерла, разные бабки. Плюс зависть и ревность. Она ведь круче: умнее, сильнее, великодушнее, и любит больше всех братьев явно не его. Второй брат, Алешка, ее боготворит. Это его она воскресила, еще в глубоком детстве. Правда, они не дружат. Дима с Тимой хорошо к ней относятся, но смотрят в рот Толе. Семейка…

Герман сквозь огонь смотрел на море. Кое-чего о братьях Тигор он не знал, и легче от этого не стало.

— И ведь ее уже не изменить, — своим мыслям ответил он.

 

VII

Надо все вернуть, как было. Герман не чувствовал, что в его будущем что-то изменилось, но в тот момент, когда Ася произнесла, глядя сквозь него: «Я забираю твой рок», он испытал абсолютно физические ощущения, как от вылитого на горячую голову ведра ледяной воды.

Он хотел не верить. Как не верил в его смерть Юрка, и как попросила она.

Но он должен был хотя бы попытаться что-то сделать.

Он рассчитал ближайший сквозняк с Багровым Каюком, рассказал о случившемся Капитану-Командору и попросил Асю в назначенный день быть на Острове и подойти к центральному порталу.

Они вновь оказались там, куда когда-то зареклись возвращаться, втроем. Ася с интересом озиралась, наверное, строя предположения, что в этом очень странном месте могло привлечь мальчишек. Багровый Каюк за несколько лет изменился — настолько, чтобы в полной мере оправдывать свое название. Вершины скал в сумерках окутывало розовое свечение, а их подножие тонуло в малиновом тумане. Ася ни о чем не спрашивала, видимо, по привычке путешествовать в одиночестве, когда спросить не у кого, а может быть, она просто не доверяла чужому мнению.

После двухчасового блуждания между скал они вышли к жилищу колдуна, добротному каменному дому, круглому, как гриб, с высоченной острой крышей. У крыльца были свалены «дары»: всякая посуда, закупоренные кувшины, корзины с едой, мохнатые шкуры, очевидно, поднесенные ему совсем недавно.

Он их ждал на крыльце, разряженный, как на прием, с выражением бесконечного удовлетворения на красном гладком лице, сложив ухоженные лапки на огромном пузе, одетом в парчу и бархат. Они остановились перед ним, и Герман начал без обиняков:

— Я сделаю все, что ты скажешь, чтобы стало, как раньше.

Жадный Бог взглянул на него удивленно, лишь мельком, и тут же принялся рассматривать Асю. Жирное лицо вдруг отразило восторг, и колдун перевел взгляд на Капитана-Командора. Снова, пригнувшись, уперев ручки в перстеньках в толстые коленки, вперил круглые глазки в Асю, потом вновь в Капитана-Командора, и наконец расхохотался неожиданно мощным, громким и раскатистым смехом, не оставлявшим сомнений в том, что на Жадного Бога невозможно ничем повлиять, что ни к кому он не испытывает ни жалости, ни симпатии.

— Сидони! — с трудом разогнувшись, выдохнул он. — Ты что, не заметила?!

И ткнул в Асю и Капитана-Командора двумя пальцами одной пятерни, другой придерживая все еще сотрясаемые хохотом жировые складки.

— Нет, — послышался рядом с Капитаном-Командором смущенный голос Королевы. Оказывается, она увязалась за ними. — Я ведь раньше никогда не видела их рядом… и такими раздетыми…

Ася и Капитан-Командор быстро переглянулись. Они были еще как одеты: в плотные штаны, свитеры и спортивные туфли, — и что имеет в виду Королева, не поняли. Зато Герман, похоже, не считал реплики колдуна и Королевы абсолютным бредом. Взглянув на друзей, он напряженно задумался.

Тем временем Жадный Бог отсмеялся.

— Ничего я тебе не скажу, мальчик, — серьезным, с оттенком снисходительности, тоном заявил он. — Я ведь бог, верно? Так вот запомни: боги свои подарки не забирают. Все идет, как надо.

И ушел в дом, закрыв изнутри дверь.

Герман, которого надежда заставила уцепиться за последнюю фразу, решил считать, что ничего не изменилось, и что Асе не удалось ее колдовство.

 

VIII

Я это поняла, но, ясно ощущая мохнатого «паучка» на шее, не стала разубеждать Германа. В конце концов, я сделала то, что сделала, не ради его благодарности. Кроме того, слова Жадного Бога разбудили во мне жгучий интерес к будущей смерти, я почувствовала, что меня ждет наикрутейшее приключение, наверное, самый классный бой, и решила не искать способов избавиться от «паучка». Подарок бога… Не так уж часто боги делают подарки!

Королева, конечно же, ничего не пожелала объяснять.

Судя по «компасу», сквозняка на Остров надо ждать три дня. По лицам Германа и Капитана-Командора было ясно, что желания столько времени находиться в Багровом Каюке они не испытывают. Значит, придется добираться кружным путем. Я видела, что Герман как раз занят тем, что просматривает возможные маршруты. В общем-то, меня в их компании ничто не держало, и я рассматривала собственный «компас», надеясь найти что-нибудь интересное поблизости. Хотя никто из нас еще не выбрал направление, мы уходили все дальше от дома Жадного Бога, двигаясь узкими, виляющими между скал, тропинками, туда, откуда пришли.

Мой «компас» никак не мог настроиться, и это начало меня раздражать, поскольку ходить за парнями мне уже надоело. И тут я услышала голос Жадного Бога в своей голове:

— А вот вам еще подарочек на прощание!

С минуту было тихо. Очень тихо. Зная о том, что сейчас обязательно что-то произойдет, я прижалась к скале. Издалека раздался гул. Парни замерли и подняли головы, пытаясь рассмотреть, откуда идет угроза, но было похоже, что горы шевелятся где-то под нами. Они дрожали сначала еле заметно, а потом сильнее, и к нашим ногам упало несколько небольших камней. Гул стих, но всего минуты на три, за которые мы только и успели оглядеться в поисках убежища, а потом горы затряслись по-новой, а шум поднялся такой, что уши заложило. Тропа в пять секунд оказалась завалена крупными осколками ближайшей скалы, и камни продолжали падать, обрушиваясь внезапно и неотвратимо. Но что-то в этом камнепаде было странное.

Мой испуг, несмотря на непрерывное разрушение повсюду, очень быстро прошел, и я поняла, что это наколдованное бедствие — не для меня. Меня не задел ни один камень, ни один осколок. Цель — Герман? Нет, для него момент смерти еще не наступил… Капитан-Командор! «Покинуть Землю» может означать «умереть»… Я бросилась к нему, прижавшемуся спиной к противоположной скале, стараясь не обращать внимание на летящие сверху камни, встала рядом и схватила за руку. «Э, так не пойдет!» — рассмеялся у меня в голове Жадный Бог. Камнепад прекратился, но скалистая порода под нашими ногами вдруг забилась крупной дрожью, и по камню между нами быстро пробежала трещина. Она стремительно расширялась, деля скалу напополам, и невероятная сила оттаскивала нас друг от друга. Я прыгнула через трещину к Капитану-Командору и вжалась рядом с ним в скалу.

— Да что ж ты будешь делать! — с досадой прошептал Жадный Бог.

Скала за нами пришла в движение и поползла назад, а мы вцепились друг другу в руки. Кусок камня под ногой Капитана-Командора раскрошился, и он начал падать вниз, увлекая за собой и меня. Поняв это, он разжал руки, но я, с размаху плюхнувшись на живот, уперлась коленями в остатки скалы и заставила окаменеть собственные пальцы на его плечах. Теперь он мог удержаться и подтянуться ко мне. Я сконцентрировала весь свой вес в ногах и старалась не думать о том, что у меня есть руки, и что они слабые и хрупкие.

— Отпусти же его! — взмолился Жадный Бог. — Я не собираюсь его убивать!

— Клянешься? — быстро спросила я.

Повисло молчание, и я поняла, что божара вовсе не ждал от меня ответа, а разговаривал сам с собой, словно смотрел телевизор.

— Ах ты чертовка! — взревел он.

В следующий момент, против всяких правил, небольшой каменюка рядом со мной поднялся с земли и аккуратно, но сильно приложился о наши головы. Свет погас, звуки стихли.

Впрочем, отключилась я ненадолго и пришла в себя оттого, что меня тормошил Герман.

— Ася, очнись, — кричал он. — У тебя только ушиб!

— Все, все, все в порядке, — прошептала я, чтобы он перестал меня трясти. Надо было еще унять боль в голове. Зрение восстановилось, и я увидела, что мы сидим посреди развалин, что все тихо, ничего не трясется, а рядом со мной лежит Капитан-Командор, и его голова залита кровью.

— Это я виновата, — простонала я.

— Ну да, ты же в ответе за все, — не сдержал усмешки Герман. — И за землетрясения, и за цунами…

— Нет, это твой Жабный Бог. Он что-то хотел сделать с Капитаном-Командором, но я не поняла и ему мешала.

Усмешка сползла с лица Германа, хотя я, прикусив язык, ожидала следующего подкола.

— Я думаю, все, что хотел, он сделал.

Я принялась осматривать Капитана-Командора и ощупывать его голову самыми кончиками пальцев, почти не касаясь, чтобы не причинить еще большей боли.

— Андрей! — позвал Герман. — Ты жив? Ты меня слышишь?

Я удивилась, что Герман назвал его таким именем, но Капитан-Командор открыл глаза и посмотрел на нас. Взгляд был пустым, он явно нас не узнавал.

В его черепе, около макушки, мои пальцы нащупали дыру. Прорвав кожу, из головы торчал осколок кости, и я осторожно достала его. Герман затаил дыхание. Он знал, как называется эта кость, как называется эта травма, и чем она опасна. Он, конечно же, знал, как ее лечить. Но ничего не мог сделать. До ближайшего сквозняка с Островом — несколько дней и километров, а тащить Капитана-Командора через четыре-пять миров — еще хуже, чем ждать.

Я вытерла кровь руками и накрыла ладонью рану. Так. Там камень. Крошечный, с кедровый орешек величиной. Застрял где-то в мозге. Я перестала дышать и отключила все ощущения вообще, кроме зрения на кончиках пальцев и восприятия его чувств как малейших изменений в его состоянии. Я погрузила пальцы в мозг. Еще. Еще немножко глубже. Нащупала камень и ухватила его. В следующий миг меня пронзила боль Капитана-Командора, очень острая, мощная, обездвиживающая. Я хотела быстро вынуть камень из его головы, но он вдруг схватил меня за руку и буквально вонзил мои пальцы вглубь своего мозга. Боль становилась нестерпимой, но он держал меня мертвой хваткой, и я впитывала ее всю, а Герман в ужасе смотрел ему в глаза, и, я видела по его лицу: там что-то происходило! Собственное зрение вновь изменило мне.

Вот она, грань бытия. Вот он, верхний порог боли, когда нервы уже не могут держать ритм ее импульсов и сдаются. Вот оно какое, блаженное состояние, когда ничего нет. Ни мысли, ни чувства не могут подступиться к истерзанному телу, они шныряют где-то рядом, но вне досягаемости. Это, что ли, смерть? Нет. Это нужно для жизни.

Медленно-медленно рецепторы стали оживать.

Я лежу на камнях, не в силах даже пошевелиться, маленький камешек покоится в моей ладони. Какой он странный… прозрачно-черный, гладкий, с острыми правильными гранями. Здесь такие вряд ли водятся.

— Командор, — зовет Герман. — Командор!

— Командор, — слышится в ответ. — Командор ветра.

А дальше — такая же короткая фраза на незнакомом языке. И еще — непонятные, обрывочные фразы, как бред. Но это не бред. Командор в сознании и понимает, где находится, и что происходит. Он продолжает говорить, будто соскучился по этим «другим» словам, и я начинаю понимать их смысл.

— Ты вспоминаешь, — это говорит Королева. Она снова рядом.

Надо закрыть рану! Раз такая мысль мелькнула, значит, я уже в состоянии шевелиться. Хотя бы шевелить руками. Я прилаживаю к дырке в черепе Капитана-Командора отломившийся кусок кости, укрываю ссаженной кожей, осторожно разглаживаю, накрываю все это ладонью и засыпаю. Засыпая, посылаю воздушный поцелуй грибообразному дому.

— Спасибо, Жабный Бог, это царский подарок.

Сон — лучший способ восстановить силы и убить время.

 

IX

— Что она сказала? — спросил Капитан-Командор.

Герман пожал плечами и заглянул ему за спину.

— Не расслышал. Она спит.

— Когда проснется, я буду долго извиняться.

— За что?

— Я сначала не понял, что она перенаправляет мои болевые импульсы в свою нервную систему и отдал ей слишком много боли.

— Это возможно?

— Оказывается, да.

— Сегодня день взаимонепонимания. Ася не поняла, что Жадный Бог устроил землетрясение только затем, чтобы тебя покалечить, ты не понял, что она впитывает твою боль, осталось еще мне что-нибудь не понять. Что ты вспомнил?

— Все.

— Кто ты?

— … Продукт биологических и энергетических экспериментов двух звезд. Мама с папой пытаются создать человечество. Получается пока плохо.

— По тебе не скажешь.

— В том смысле, что мало. О качестве не могу судить. Нас пока всего трое: я и старшие братья, их называют Белый и Черный. Белый Командующий и Черный Командующий. Я, кстати, тоже Командующий, можно перевести — Командор. Великий Командор Ветра. Титул такой.

— Почему вы все командующие?

— Из нас получаются хорошие военачальники. Мои братья командуют объединенными армиями планет, я возглавлял собственную гвардию межпланетного правительства.

— Ого! Чего ж тут непонятного. Какими судьбами к нам?

— Я поссорился с межпланетным правительством и сложил полномочия. Начальство не согласилось и решило, что жить мне не надо. Задача убить меня оказалась слишком сложной: надо было сделать так, чтобы ни братья, ни родители не поняли, что случилось. Да и живучие мы… Они организовали диверсию на моем корабле, но ни корабль, ни я не погибли. Нас вынесло сюда, к Солнцу, и тут меня подобрала Королева. Как это случилось, не знаю, в тот момент я был без сознания.

— Где твой корабль?

— То, что от него осталось. Где-то на Острове. Даже если бы хотел, я не смог бы им воспользоваться.

— Давай починим. Мне не слабо.

— Не вижу необходимости.

— Великий Командор Ветра собрался лет семьдесят торчать на отсталой планете?

— …Земля не отсталая планета. Здесь просто развивается другое.

— Надо хотя бы известить твоих братьев.

— Это надо. Потом. Когда-нибудь потом.

— Как ты себя чувствуешь?

— Ее ладонь у меня на голове? Я никогда в жизни не ощущал ничего подобного. Теперь я это могу сказать точно. Я не хочу, чтобы это заканчивалось.

— Ты тоже в нее влюбился.

— …Нет. Я нежусь в твоей любви.

— Как это?

— Ты любишь ее так, что это чувствуют все. Энергия твоей любви разлита в пространстве. И она… не могу объяснить… Она сейчас лечит меня этой силой.

— Вот теперь и я ничего не понимаю. Что же между вами общего? Ты — инопланетянин, этим никого, пожалуй, не удивишь. Ася… был момент, когда я думал, что тоже.

— Почему?

— Я просканировал ее целиком, когда она была без сознания. В ее организме есть несколько особенностей, абсолютно нетипичных для человеческого тела. Я даже заподозрил в ней… чудовище-диверсанта, что ли, но выяснилось, что ей самой о собственной анормальности ничего не известно. Предпосылки «она — инопланетянка» и «она — такая же, как ты» несовместимы, поскольку в твоей расе народу наперечет, и все друг друга знают. Так что смысл слов Жадного Бога по-прежнему непонятен. Вас объединяет что-то другое, но что?

— Герман, ты мог бы любить монстра?

— … Похоже, что да. В Асе есть что-то такое, что мне очень нужно. Не знаю, что, наверное, для этого не придумали слово. Так вот, пока «это» в ней есть, не имеет значения, кто или какая она.

— А если «это» со временем пропадет?

— Тогда я буду знать, что «это» может в ней быть, и буду любить за такую возможность.

 

I

С того дня мне стали сниться сны. Раньше я их никогда не видела и завидовала тем, кто рассказывал, что, находясь в отключке, пережил что-то интересное. Теперь сны замелькали чередой, и в них не было ничего, совсем ничего знакомого.

В первом сне я обнаружила себя посреди застывшего синего-синего моря. Его волны, словно остекленевшие во время своего обычного безмятежного бега в какой-то один, уже бесконечно далекий, миг, излучали ровный белый свет. Я испугалась и напрягла память, пытаясь вспомнить, как меня занесло в такой странный наколдованный мирок, хотела потрогать свет и почву под ногами, а когда не смогла, поняла, что они мне снятся. Я не могла действовать по своей воле и лишь смотрела объемные картинки, возникающие передо мной. Я разглядела, что над стеклянным морем нет неба. Мне даже не пришло в голову, что в этом месте сейчас просто ночь — настолько эта ночь была необычной, очень звездной и яркой. Таких не бывает на Земле, я знаю, я видела всякие. Это другая планета. Без атмосферы, без жизни.

Во втором сне я оказалась в лесу из чудесных янтарных камней. Они росли из земли самым невероятным образом, и я подумала, что всяких растений на Земле вряд ли больше, чем камней на этой планете. Потому что это была тоже другая планета. Освещенная миллионами разноцветных звезд, прекрасная, чужая.

Сны были настолько яркими, настолько сильно подчинили мой разум и мое воображение, что я несколько дней не могла думать ни о чем другом. Небо притягивало мой взгляд, и я не раз в течение дня ловила себя на том, что пытаюсь «фильтрующим» зрением найти в бесконечном пространстве приснившиеся миры.

Так странно. Раньше я считала, что ничего нет привлекательнее и сильнее, чем океан. Соленая вода давала мне покой и снимала усталость, из нее приходили ко мне все мои желания и мечты. Качаясь на волнах, я растворялась в самой прекрасной планете. А сейчас я смотрела в небо. Где-то там есть это чудо — замершее навсегда море, излучающее волшебный свет. Там есть фантастические джунгли всех янтарных оттенков. И там мне должно быть гораздо лучше, чем в океане…

Следующая ночь показала мне кошмар. И я даже не смогла бы объяснить, что именно настолько меня напугало, ведь ничего конкретно страшного я не видела. Я спешила и не успевала, от меня ускользало что-то очень важное, не только для меня, для многих. Я проснулась с ощущением, что где-то по моей вине произошла какая-то непоправимая катастрофа. Прошло все утро, пока я успокоилась и осознала, что мне просто приснился сон. Облегчение от этого было таким приятным, что я даже решила снить себе иногда кошмары.

Но потом мне опять привиделся ужас. Мне приснилось существо, состоящее из клубов дыма, с сияющими в глубине синими глазами. Вот оно было действительно страшным. Синие глаза внимательно смотрели на меня, и было ясно, что я никогда не пойму значение этого взгляда — он не был человеческим, и даже если бы я уловила в нем хоть какую-то мысль или эмоцию, мне нечем было бы их воспринять.

Потом стало еще хуже. Невероятные существа лезли в мои сны, и я цепенела от ужаса, просыпаясь, и больше не могла заснуть. С наступлением утра мрачный осадок уходил из души, жизнь становилась хороша по-прежнему, но я теперь боялась спать.

Ночи я стала проводить, глядя в звездное небо, и засыпала под утро. Но спать мне удавалось недолго — очередной кошмар разрывал сон, и я стремительно возвращалась в реальность. Надо было думать, как с этим бороться, ведь мой враг сейчас досягаем, он — во мне, значит, победим. Так как же? Способность ясно мыслить оказалась напрямую связана с тем, насколько хорошо мне удалось выспаться, и в новом ритме жизни я быстро тупела.

Даже читать не получалось. Я не понимала смысла написанного и либо тупо мозолила взглядом строчки, либо засыпала, чтобы через пять минут проснуться от собственных воплей и потом еще час приходить в себя.

Чтобы не заснуть, я бродила по лесу. Так можно было хотя бы отдохнуть в тишине, ни о чем не думая. Но как-то раз я увидела в лесу незнакомца, который точно никак не мог там оказаться. На тропинке стоял, глядя на меня в упор, высокий мужчина, мощный и красивый, как герой фантастических фильмов. Он именно так был одет — фантастически, в странный, сложный черный костюм из явно твердого и какого-то… живого материала. На его лице золотисто-матового цвета ярко блестели фиолетово-зеленые глаза, и этот ненормальный цвет подчеркивался окружающей лесной зеленью. Тонкий изящный нос, похожий на клюв хищной птицы, и волосы, короткой золотой гривой обрамлявшие лицо, были будто списаны с портрета средневекового принца и вызывали ощущение невозможности происходящего. На его губах, тонких и бледных, застыла снисходительная усмешка. Он смотрел на меня, словно мы были давно знакомы и не раз встречались где-то на трансгалактических перекрестках.

Я до звона в ушах зажмурила глаза и вонзила в ладони ногти.

Видение исчезло. Я просто заснула на ходу.

Контроль над реальностью утрачен. Пора звать на помощь.

Это невозможно. Я никогда никого не зову на помощь. Выглядеть жалкой — непереносимое унижение. Нет. Лучше умереть.

Умереть от бессонницы? Вот убожество-то…

Ладно. В последний раз попытаюсь.

Я пошла к домикам девочек.

Оля и Юля на открытой кухне чистили картошку.

— Привет, — сказала я. — Дайте тоже чего-нибудь порезать.

Девочки с наигранным удивлением уставились на меня.

— Пожалуйста, — добавила я.

Они переглянулись.

— Мы сегодня стервы? — спросила Оля.

— Нет, — вздохнула Юля. — Мы сегодня любим. Садись, бери нож, вот картошка. Что с тобой стряслось?

— Ничего, — я сосредоточенно пыталась попасть ножом по картошке. — Хочу принести пользу сообществу. Интересоваться стесняюсь, но по всему видать, что я больше не на положении пленной.

— А я уже и забыла, что ты тут в плену, — не отрывая взгляда от моих манипуляций с ножом, заметила Юля.

— Ну да, — согласилась Оля. — Тот, кто это придумал, сам давно обо всем забыл.

— Вот-вот, — сказала я. — Может, мне уже домой с концами?

Юля отложила свою картофелину.

— А ты хочешь домой?

Я порезала палец.

— У меня в огороде растет замечательный перец. Далась вам эта картошка.

Оля хмыкнула.

— Что растет на твоем огороде, я лучше тебя знаю. Я уже давно всех с него кормлю. У тебя уже не огород, а плантация. Ты давно за свой домик заглядывала?

— Давно, — созналась я. — Надолго там не задерживаюсь.

— Что, понеслась душа в рай? Расскажи, где хоть бываешь? — с ноткой зависти попросила Юля. Она из тех аккуратных девочек, которые не играют в пейнтбол, потому что не хотят синяков на ногах. Но им было бы лучше, чтобы вообще никто в него не играл. Из девчонок — никто.

— Да, в общем… — тут я обнаружила настоящую черную дыру в памяти. Я вообще ничего не смогла вспомнить, даже чтобы поддержать разговор. — Расскажу как-нибудь, обязательно. Ой, у меня же в саду были экспериментальные бобы. И груши!

— Это которые со вкусом лимона и ароматом чеснока? Очень хорошо пошли с запеченной рыбой. Так что пользу сообществу ты приносишь, не грузись, — кивнула Оля. — Что случилось? Чистить картошку ты обычно умеешь. Хочешь домой?

— Ну, в плену меня не держат. Но ведь и чувствовать себя как дома не предлагают…

— Будут держать, — задумчиво произнесла Юля, глядя в сторону форта. — Только заикнись, что уедешь и больше не вернешься — увидишь, что случится.

Ей удалось меня разбудить. Я рассмеялась.

— Нет, что ты. Про меня давно забыли. Я же еду не готовлю, праздники не устраиваю.

— Ну и замечательно, — быстро подвела итог Юля. — Чего тебе здесь не живется? Родители не скандалят, и это главное. Вон Але пришлось матери целую делегацию представлять, якобы из международного детского экологического лагеря. Королева морочила — будь здоров! Но Аля сама виновата, школу запускать не надо было. Блин, — она поморщилась, словно тоже что-то порезала, — школа! Как ты сдаешь зачеты?

— Готовлюсь по учебникам, — охотно поделилась я. Потом по лицам девочек поняла, что это не тот ответ, которого от меня ждали. — Ну, в смысле, впадаю в транс, убеждаю себя, что нет ничего интереснее математики, истории или биологии, отрешаюсь от мира и читаю учебники. Ну, надо! Понятно, что не хочется, но иначе мы выйдем из доверия родителей и застрянем дома.

— Или поссоримся с родителями и уйдем из дома навсегда, — медленно добавила Юля.

— Королева дала понять, что отбросы общества ей здесь не нужны, — напомнила Оля.

Я заснула и упала со скамейки. Поэтому сразу проснулась.

— Да что с тобой?! — воскликнула Оля. — Ты, может, нездорова? Ты никакую болячку из мирков не притащила?

— Вроде нет, — я растирала ушибленную ногу и от души радовалась, что она болит, не давая вновь вырубиться. — Я просто засыпаю. Есть что-нибудь бодрящее?

— Есть. Кофе. У меня в саду. Всего и делов: собрать, высушить, поджарить, смолоть и сварить!

— А сушить-то зачем? — с сомнением поинтересовалась Юля. — Да ну тебя! Человеку уже сейчас плохо! У меня есть нормальный, растворимый, с материка. Сейчас сделаю.

Те десять минут, пока в чайнике грелась вода, показались мне вечностью. Как все-таки хорошо было с девчонками! Если бы не мое дурацкое чувство неполноценности, всегда появляющееся в обществе таких вот «настоящих» девочек, притупленное сейчас отчаянной сонливостью, я бы чаще стремилась проводить с ними время.

Кофе Юля не пожалела и всыпала в чашку прямо-таки лошадиную дозу. Но полегчало мне не сразу. Надо, действительно, поискать какую-нибудь травку на предмет заварить и пить. Что-то вроде такое тут растет, в лесу. В лес идти не хотелось…

— Ты болеешь! — обвиняющим тоном констатировала Оля.

— Нет, — откликнулась я, пытаясь говорить громче стука сердца в ушах. — Я никогда не болею. А вирусы на Остров не пробираются, ты же знаешь. Но я пойду домой, со сном, похоже, бороться бесполезно.

— Я скажу Сереже, — предложила Юля. Она, наверное, была рада поводу обратиться к нему. Но потом добавила, пристально глядя на меня: — Герман ведь тоже умеет лечить. На «Тайне» есть медотсек с диагностическим оборудованием.

Представляю, что он скажет. «И кого мы опять спасаем?» или «И как часто мы сходим с ума?» Ой, нет…

— Не стоит, я не болею.

Я почувствовала раздражение и поняла, что сейчас начну на них орать. Ну, правильно, повышенная раздражительность — обычный симптом недосыпа. Как и провалы в памяти. Я становлюсь опасной.

Я пошла домой через лес. Вот, рядом с этим деревом может расти нужный цветочек…

Посреди тропинки стоял незнакомый мужчина. Теперь другой, хотя и очень похожий на первого. Его, тоже мощную, совершенную фигуру обтягивал костюм идеального белого цвета, и кожа его лица была лишь чуть-чуть темнее. Длинные белые волосы струились по плечам, яркие голубые глаза смотрели на меня с интересом, руки в белых плотных перчатках сжимали какой-то длинный жезл…

Находясь на грани истерики, я прошла сквозь него.

Бесполезно бороться, если я — свой собственный враг.

Придя домой, я легла на кровать и сразу уснула.

Во сне мне явились они оба, персонажи фантастических боевиков. Первый, черный, сидел на ветви янтарного дерева в янтарных джунглях далекой планеты, беззаботно болтая ногами в воздухе, явно довольный тем, где находится. Второй, белый, лежал на замерзшей волне бескрайнего неподвижного океана, подложив под голову руки, и смотрел на разноцветные звезды. Я почувствовала их полное умиротворение и несколько мгновений наслаждалась их покоем. Но потом резко услышала шум: это говорили, обращаясь ко мне сразу на нескольких неизвестных языках, незнакомые люди. Шум нарастал, как будто говорившие злились от того, что я не отвечаю, и, когда достиг предела, я проснулась. Сон длился всего три минуты.

Да что же это такое! Я закрыла глаза и улеглась поудобнее, но заснуть уже не могла. Видимо, началось действие кофе. Я вышла в огород на ревизию экспериментальных культур.

Действительно, культуры разрослись. И было видно, что их разрастанием в нужном количестве руководит чья-то заботливая рука: бублов росло в изобилии, а от семи кустов специй осталось только два. На месте остальных пяти колосились шоколадные батончики с соседней грядки. А под кустом с солеными корочками лежало что-то большое и живое. Полосатая гладкая шкурка была покрыта ажурными пятнышками от тени куста, и я не могла понять, где у этого существа какая часть тела. Внезапно оно пошевелилось, и на меня одновременно, не мигая, уставились три плоских красных глаза. Опять галлюцинация! Правда, осознала я это только когда душа вернулась обратно из пяток.

Веки вновь отяжелели, а ноги стали ватными. Нужно добраться до кровати.

 

II

Кажется, на этот раз поспать удалось немного дольше. Во сне меня обволокло синее сияние Ледяной планеты. Оно проникало сквозь мою кожу, и кожа покрывалась ледяной коркой, сохла и дымилась сизым паром. Ощущения были настолько реальными, что в моем сознании место измученной уже эмоциональности легко заняла нормальная физическая боль. Но, застонав, проснулась я на этот раз от того, что она прошла. Чья-то теплая ладонь легла мне на лоб и приглушила боль. Я увидела перед собой глаза. Нормальные, человеческие! То есть, не совсем нормальные, один голубой, а другой желтый, но таковы уж глаза Дениса. Он сидел на полу рядом с кроватью и гладил мои волосы.

— Я встретил Юлю, — сообщил он, увидев, что я проснулась. — Она спросила, не знаю ли я, где Герман или Сережа, и объяснила, что ты плохо себя чувствуешь. Почему-то мне показалось, что тебя не обрадовало бы появление ни того, ни другого.

— Да, — подтвердила я. — Не знала, что ты уже на Острове.

— Не узнавала, — уточнил Денис. — Что с тобой происходит?

— Не поверишь, просто снятся сны.

— Верю. Это для тебя событие из ряда вон. Что за сны?

Я рассказала.

— Я дура, да? Нельзя так впечатляться из-за игры воображения?

Но Денис не на шутку задумался. Ему, очевидно, положение, в котором я оказалась, не представлялось глупым.

— Сны обычно не такие, — наконец сказал он. — Снится то, что мы уже когда-то видели, застрявшее в нашей памяти. Наше воображение дорисовывает эти картинки и показывает нам, когда мозг отвлечен от реальности. У тебя что-то другое. Даже если допустить, что все это ты уже видела в фильмах, компьютерных игрушках или на картинах, то откуда взялось то, что тебя пугает — чувства, которые ты воспринимаешь искаженными? Это похоже на воздействие чужого сознания. Дай посмотреть.

Он расслабил глаза, настраивая их на «фильтрующее» зрение. Как все-таки здорово, что я когда-то научила его тому, что умею сама. Во вселенной есть хотя бы один человек, который меня понимает!

— Что это у тебя на шее? Какая-то грязь…

Я почувствовала, что он пытается убрать паучка и отшатнулась к стене.

— Не трогай. Это рок Германа.

— Еще новость. Он знает?

— Знает, но не верит.

И я рассказала про экспедицию на Багровый Каюк.

— А, так вот что у Капитана-Командора с прической, — ехидно прокомментировал Денис. — Ладно, об этом потом поговорим. Сейчас тебе надо выспаться и вернуть способность соображать. От этого комочка я половину забираю, а то ты слишком много на себя взяла.

— Зачем? — простонала я и поняла, что чувствовал Герман, когда я проделала с ним то же самое. — Тебе-то это зачем?

— Зачем мне, возможно, самое крутое приключение в жизни?! Не жадничай. На Острове за такие вещи говорят «спасибо». Все, спи. Я покараулю твои сны. Лучше меня это все равно никто не сделает.

Ах, да, он же эмпат! Может быть, он уже научился управлять эмоциями… Успокоенная надеждой, я уснула. Как раньше, просто провалилась в небытие. Какие-то разноцветные тени вяло мелькали на периферии сознания, но не причиняли беспокойства.

 

III

Денису пришлось несладко. Он видел, как возникают откуда-то из стен и крадутся к Асе коричневые клубы ужаса, и мысленно заключил ее в голубую сферу из нейтрализующей энергии. В стенках сферы струились радужные потоки, вымывающие на подступах частицы коричневой гадости, но стенки ощутимо истончались в этой странной борьбе. Он латал дыры и напряженно следил, где появляются новые. Надо продержаться хотя бы часов шесть, хотя в идеале — не меньше двенадцати. Вот ведь напасть! Что же еще можно сделать?..

Через два часа он придумал другой прием: создал четыре муляжных человеческих образа рядом с Асей и отдал на растерзание коричневому дыму. Это позволило ему ослабить внимание и немного отдохнуть. Пока не появились эмоции грязно-зеленого цвета, которые он чуть было не пропустил. Спохватившись, он создал зеркальный экран перед Асей, и зеленые хлопья стали отскакивать от него. Нужно было что-то еще, более радикальное…

Хорошо, что в мире эмоций время течет медленнее. В физической реальности прошло уже пять часов, и Денис считал это достижением. Он уставал. Его человеческое тело перегрелось и подводило, требуя внимания хозяина. Надо хотя бы окунуться в море. Но оставить Асю он боялся. Пять часов полноценного сна после четырех суток сна урывками — еще слишком мало. Он знал, однажды его пытали бессонницей. И некого позвать на помощь!

В дверь Асиного домика постучали.

По инерции Денис отправился открывать, и, не рассчитав сил в физической реальности, чуть не смел с пути Германа, уже входившего в дом.

Герман остолбенел, увидев в лучах лунного света голого по пояс Дениса, с напряженными мышцами скульптурного торса, взъерошенными волосами, каплями испарины на теле и зрачками, расфокусированными настолько, что радужку светящихся глаз невозможно было различить. Ася, насколько было видно от порога, спокойно спала на кровати, одетая в шорты и рубашку.

— Ты принимаешь наркотики? — немного подумав, спросил Герман. Если они оба — наркоманы, то это объяснило бы неадекватное состояние Аси, описанное Юлей Сереже. Но раньше такого за ними не наблюдалось. За несколько дней, проведенных вместе с Асей в Багровом Каюке, он бы заметил.

Денис рассмеялся, и этот смех мало напоминал нормальный. Он словно не исторгался его горлом, а шел откуда-то с «той стороны», и был таким же жутким, как сам Денис, глядевший сквозь Германа и двигавшийся излишне стремительно. В этот миг он полностью оправдывал свое прозвище.

На самом деле Денис смеялся от искренней радости. Подозрение в наркомании он вообще пропустил мимо ушей, и только ждал, когда от Германа пойдет его феноменальное оранжевое свечение — оно поможет выиграть хотя бы эту фазу битвы.

Ася красиво спит, это хорошо. Волосы блестят в свете луны, разметанные по подушке, а одна длинная прядь струится по груди, очерчивая ее изящный изгиб. От ресниц легли трогательные тени, а губы, несмотря на иллюзорную бледность, выглядят нежными и манящими. Даже равнодушный мужчина мог бы на нее залюбоваться, чего тогда ожидать от Германа?

Комната наполнялась оранжевым сиянием. Денис с облегчением наблюдал, как крошечные искрящиеся галактики разлетаются по воздуху и гасят ошметки инородной злобы. «Только руками не трогай, влюбленный идиот», — подумал он, и не мог бы поручиться, что не произнес это вслух. Контролировать два мира сразу с непривычки было очень сложно.

— У тебя есть хотя бы полчаса? — спросил он.

Герман кивнул, не отрывая взгляда от Аси.

— Мне нужно уйти, но ее нельзя оставлять одну.

Герман вновь кивнул.

— И ее нельзя будить. Ты меня понял?

— Да, я понял, иди.

Лишь выйдя за порог, Денис отключил «фильтрующее» зрение и сконцентрировал взгляд на твердом мире. Не теряя времени, он бегом спустился к берегу, не раздеваясь, прямо со скалы прыгнул в волны и плавал до тех пор, пока в голове не прояснилось.

Потом быстро пошел обратно — он все же боялся, что Герман или разбудит Асю, или погасит свою любовь.

Но когда Денис вернулся, она по-прежнему спокойно спала. Герман сидел на его меcте на подоконнике и не сводил с нее зачарованного взгляда. Шесть часов. Интересно, сколько времени он может непрерывно ее обожать? Денис уже принял, как аксиому, что Герман сотворил уникальную эмоцию на основе чего-то большего, основательного, лежащего за пределами мира чувств, но, поскольку не знал, что это такое, то не мог и доверять ему.

— Кто такие, — спросил он уже обычным человеческим голосом, — два мужика неземного происхождения и атлетического телосложения, один весь в черном, с желтыми волосами, а другой носит белое, голубоглазый?

Герман удивленно посмотрел на Дениса, подумал и удивился еще больше.

— По описанию похожи на Черного и Белого Капитанов м-м, то есть Командующих, расовых братьев Капитана-Командора. Ты где их видел?

— Ася видела. Во сне.

Теперь понятно. Трепанация черепа Капитана-Командора не прошла для нее даром. Она впитала его воспоминания.

И что теперь делать? Денис не считал нужным обсуждать Асины проблемы с Германом, опасаясь, что он просто их не поймет. Лучшее, что может предложить этот материалист — это чтобы Капитан-Командор рассказал Асе о своем прошлом, но станет ли от этого легче?.. Так, какая-то удачная мысль мелькнула…

— Все, уходи. Ей не надо просыпаться в твоей компании.

Герман нехотя слез с подоконника. Командный тон Дениса его возмутил, но он понимал, что Денис прав. Им лучше лишний раз не встречаться. Сердце привычно застонало, сжавшись в груди. Ему никогда не хотелось расставаться с невозможным существом.

— А ты что здесь делаешь? — все же холодно поинтересовался он.

— Не твое дело. Я здесь с ее согласия.

Герман напоследок укутал Асю с макушки до пальцев ног искрящимся покрывалом и ушел. Золотое свечение неподвижно висело в воздухе.

Денис подождал сорок минут. Искры не исчезали, плохие эмоции не лезли. Он снял мокрые брюки, улегся рядом с Асей и мгновенно заснул.

 

IV

Я проснулась счастливой. Может быть, оттого, что наконец-то выспалась, а может быть, от того, что счастье струилось в моем теле, как кровь. Рядом спал Денис. Совершенно голый. От его брюк, небрежно брошенных на окно, в первых солнечных лучах поднимался пар. Чудесно. Когда еще представится возможность рассмотреть во всех подробностях самого красивого мужчину?

Не открывая глаз, он улыбнулся и натянул на себя простыню.

Ну, лицо, руки и плечи самого красивого мужчины тоже достойны разглядывания.

— Все хорошо? — спросил он.

— Все отлично! — сказала я.

— Ночью заходил Герман, — сообщил он.

— Понятно. Юля-таки добралась до Сережи.

— Да. Я его выставил.

Странным образом мне было приятно это все слышать: и что Герман приходил, и что моя тайна осталась между мной и Денисом. Это было похоже на месть.

— Но спросил на всякий случай, кем могут быть привидевшиеся тебе люди.

— И… он их узнал?

— Предположил, что это инопланетная братва Капитана-Командора. Описание совпадает.

Он открыл глаза, чтобы увидеть мою реакцию.

— Они из его памяти. Ты получила их образы вместе с его восприятием, которое не может быть тобой адекватно отражено, ведь он не человек, и его чувства — для нас чужие.

— Он человек, — возразила я.

— Но рос не на Земле, и в него заложены не человеческие эмоции. В прошлом, когда сформировались доставшиеся тебе воспоминания, человеческого в нем было мало.

Он сел на постели и пристально посмотрел на меня.

— Я думаю, нам теперь не нужно расставаться. Хотя бы до того, как сбудется рок.

Я тоже села. Что нас связывает, кроме этого украденного рока и взаимного уважения, прошлого, в котором мы оба были капитанами моего брига? Ничего. Во всяком случае, ничего такого, что заставило бы выдерживать присутствие друг друга долгое время.

— По оценке Германа, хотя бы полгода у нас еще есть.

Дениса это сообщение явно удовлетворило.

— Хорошо. Я еще многому хочу научиться. Встретимся здесь через полгода. Теперь — твои сны. Единственный выход, который я могу предложить — субъективизация. Тебе надо подогнать их под себя, чтобы они обросли твоими эмоциями.

— Сочинить про них сказку? — с сомнением уточнила я. Ох уж мне эта психологическая терминология, вынужденно освоенная Денисом.

— Что-то вроде, — согласился он. — Начинай сегодня же. Следующую ночь мы еще проведем вместе, а потом ты уже сможешь справляться сама. Для начала дай этим кентам имена, какие-нибудь попроще, чтобы у них спеси поубавилось.

Я представила себе «инопланетную братву» и хихикнула. Уже намного лучше.

 

I

Галя вызвалась помогать систематизировать отчеты ребят о наколдованных мирках. Германа, кстати, все больше коробил этот стихийно появившийся термин, поскольку уже было очевидно, что миры, с которыми Остров соединялся через сквозняки — не менее реальны, чем их привычная действительность. Он наскоро переписал реестр и отдал Гале вместе с отчетами, чтобы она сопоставляла время прохождения через центральный портал с временем и описанием мирков. Работы было достаточно, и Галя расположилась в зале центрального портала, у пульта, где для нее установили отдельный стол. Сначала к ней пожелала присоединиться Аля, но быстро устала от бессмысленных с ее точки зрения действий и стала допускать ошибки. Галя вовремя глянула ей через плечо.

— Ты что, это же совсем другой день. И не Ася, а Тим.

— Да какая разница? — шепотом отмахнулась Аля.

Галя выразительно посмотрела на сидевшего тут же Юру и провела большим пальцем поперек шеи. Поскольку он не понял, она написала крупными буквами на чистом тетрадном листе: «Забери свою куклу» и продемонстрировала лист Юре вместе со зверским выражением лица. Юра, которому уходить совсем не хотелось, сделал вид, что ничего не заметил. Галя дописала: «А не то она тут все испортит, и я ее задушу» и сунула страницу ему в нос. Юра тяжело вздохнул и позвал Алю обедать.

Герман, наблюдавший всю пантомиму, спросил у Гали:

— Может, кого-нибудь другого попросить?

Галя мотнула головой.

— Нет, тут лучше одному все делать, от и до. Не очень много получается.

— Данных мало, — согласился Герман. — Нужны разведчики. Несколько ребят, которые постоянно собирали бы сведения о мирках, нигде не задерживаясь. Что об этом думаешь, Капитан-Командор?

Капитан-Командор отозвался, отвлекаясь от реестра:

— Очень хорошая мысль. Я предложу ребятам из гарнизона и с «Мистификатора». Но вообще-то лучшие разведчики — Ася и Денис, они очень быстро мимикрируют в новой обстановке и создают контакты. Только увлекаются.

— Абсолютный рекорд, между прочим, у Дениса — около семидесяти миров, — вставила Галя, продолжая работать. — За Асей — чуть меньше пятидесяти. Я могла бы стать разведчиком. Ася научила меня дару знания языков, и защититься, в случае чего, я сумею.

— Сумеешь… — задумчиво проговорил Капитан-Командор.

— Что такое дар знания языков? — нахмурившись, спросил Герман. — Это же что-то из христианства?

Галя поняла, что выдала чужой секрет, и на мгновение замерла. С другой стороны, Ася не говорила ей, что это секрет, и вполне даже охотно поделилась своим талантом.

— Ну, она так называет способность быстро осваивать незнакомую речь, — стараясь на всякий случай сказать поменьше, объяснила Галя.

Но Герман уже не на шутку заинтересовался.

— Какая-то специальная техника? Этому можно научиться?

— Этому может научить Ася, — уже злясь на себя, ответила Галя. — Это лучше получается, когда она рядом. Не знаю, в чем дело, может, практиковаться больше надо, а может, она своей энергетикой помогает, — в общем, когда я попробовала без нее, это оказалось сложнее.

— Но все-таки получилось? — уточнил Герман.

Галя кивнула и поднялась из-за стола.

— Да. Я пойду, тоже пообедаю.

Герман и Капитан-Командор остались вдвоем.

Герман, на самом деле давно этого ждавший, сказал, невидящими глазами просматривая результаты Галиных трудов:

— Ася видит во сне твоих братьев.

Капитан-Командор помрачнел. Ставить диагноз ситуации было излишне, откуда что взялось, и так ясно. Он только сказал:

— Бедный волшебный котенок. От некоторых эпизодов моей прошлой жизни я сам деревенею. Как она это переносит?

Лицо Германа исказилось.

— Не знаю. Вроде плохо. У них какой-то междусобойчик с Денисом.

Почувствовав на себе испытующий взгляд, он нехотя посмотрел на Капитана-Командора.

— Не нужно из-за этого портить свое отношение к ним обоим, — произнес Капитан-Командор и увидел, что лучше не стало. Придется сказать. Вроде, он никого этим не подведет, Герман бесконечно надежен. — У них есть какая-то одинаковая мутация, которой обусловлены некоторые исключительные для человека способности. Вследствие этого они испытывают переживания, свойственные только им двоим. Поэтому они важны друг другу. Так у меня с братьями: нас мало, и мы представляем друг для друга большую ценность. Когда меня еще в очень раннем возрасте забрали с родной планеты, а через несколько лет обнаружилось, что это по недоумию сделали Великие Магистры, уже успевшие к тому времени приспособить меня под свои интересы, Белый Капитан поставил им достаточно жесткие условия, а Черный дал понять, что его поддерживает. Они очень мало меня знали, но тем не менее берегли, потому что я, несмотря на разницу в строении организма — такой же, как они. Одиночество — тяжелая штука. Только Денис сейчас может понять то, что чувствует Ася, только он способен правильно расценить ее поступки, только ему в некоторых случаях под силу ей помочь. И наоборот. Но они не привязаны друг к другу.

Все равно легче не стало. Герману причиняли боль эти «только», связывающие Асю с Денисом.

— Тогда почему Денис меня ненавидит? — угрюмо спросил он.

— Потому что ты отказываешься от нее, и этим ее обижаешь, — усмехнулся в ответ Капитан-Командор. — Он воспринимает твое поведение как агрессию против их маленькой расы. Когда ты… как это сказать… соединишься с ней, его ненависть исчезнет. Он даже хочет этого — ради нее и потому, что это должно быть очень красиво, а он способен оценить такие вещи. Вы еще можете стать друзьями.

Герман помотал головой.

— «Соединиться с ней» — исключено. Когда я думал, что она умирает, то чуть не сошел с ума. Я вообще раньше не знал, что может быть настолько больно. У меня нет права обрекать ее на такое испытание… Ей не надо находиться в зависимости от меня, когда я буду умирать.

Капитан-Командор с трудом, но вовремя сдержался, чтобы не сказать ему. Откровенности есть предел, и если Ася не сказала сама, то и он не должен раскрывать ее тайну. Но почему она не сказала? Неужели такой может быть месть? Как же у этих землян все сложно.

Как всегда, у Германа, когда чувства зашли в тупик, начал активно работать разум.

— Что за мутация? — спросил он, и в его голосе промелькнула интонация азартного игрока.

— Не знаю. Что-то с кровью, выработкой гормонов и действием ферментов.

— Так! Кровь у нее абсолютно ненормальная, это видно просто под микроскопом. Я был вынужден спрятать образцы от Тима и Сереги. Значит, у Дениса кровь такая же? Почему же? Посмотреть бы его через диагност…

— Это вряд ли. Добровольно он тебе не дастся. Не забывай, в определенном смысле вы враги. И приказать ему, как с отчетами, я не смогу. Начни с ее братьев.

— Уже начал. Осмотрел Диму при подозрении на перелом ребра. Ничего общего. Ни одного гена. Они даже не дальние родственники, хотя считаются близнецами.

— Как такое может быть?

— Ну… наверное, что-то могла бы объяснить их мама, но сомневаюсь, что мне следует спрашивать ее об этом.

— Ты не думаешь, что Асе самой нужно знать о своих аномалиях?

Герман в раздумье оперся затылком о стенку пещеры. Стало ясно, что этот вопрос звучит для него не впервые.

— И как ей сказать? Братья и без того умудрились внушить ей комплекс неполноценности, и эту новость она воспримет, как ее подтверждение. Тем более, что, если говорить все до конца, она действительно в одном моменте неполноценна…

Сверлящий взгляд Капитана-Командора заставил продолжить. Герман через силу объяснил:

— В ее организме не предусмотрен аппарат воспроизводства. То есть, он какой-то незаконченный. Не думай, я не считаю, что это хоть сколько-то важно, но у женщин бывает на этом зацикленность… Ей, кажется, нравятся дети.

 

II

Раздались шаги, и в проеме входа в коридор остановился Тим. Его лицо было достаточно красноречивым.

— И долго еще вы напару собирались в этом вариться? — спросил он, медленно переведя тяжелый взгляд с Германа на Капитана-Командора.

— Ты давно там стоишь? — оторопело поинтересовался Герман. Слава богу, что это Тим, к необходимости посвящения которого он и сам уже склонялся. Не Толя и не Сашка.

— Начиная с фразы «Ася видит во сне твоих братьев». После этого меня парализовало, и я не мог сдвинуться с места. И хорошо, так как оказалось, что ваши тайны мадридского двора касаются двоих небезразличных мне людей.

Тим говорил четко, с нескрываемой злостью. Он выступал против Капитана-Командора со всеми возможными последствиями, но при этом интуитивно чувствовал необходимость своего вмешательства. Концентрация таинственного превысила допустимые пределы. Капитан-Командор промолчал. Он тоже считал, что Тим, с его способностью понимать и оправдывать, а также стремлением решать задачи ко всеобщему благу, пришел вовремя.

— Как я понимаю, — обреченно сказал Герман, — у тебя есть собственное мнение, как решить проблему?

— Которую? — огрызнулся Тим. — Их тут несколько. Ты собрался умирать — раз. Хотя уже и от этого можно запаниковать. Денис и Ася мутанты — два. Вы с Денисом враги — три. Ася одинока — четыре. Не она тебя парит, а ты ее — пять… да-да, это тоже проблема, ведь ей приходится терпеть не только твое оскорбительное поведение, но и общественное порицание, а она, что бы там ни было с ее «аппаратом воспроизводства» — женщина до костного мозга, и ты нарываешься на очень неслабую ненависть с адекватной местью, — в этот момент от Тима не укрылось, как Капитан-Командор многозначительно поднял бровь, но он закончил: — Капитан-Командор вспомнил свое доземное прошлое — шесть.

— Это не проблема, — вяло перебил Капитан-Командор.

— Это самая большая проблема, задвинутая в тень и забросанная мусором, — резко поправил Тим. — Что это за братья у тебя, те, которые тебя опекают и ставят условия? Как ты оказался на Земле? Что ты оставил на другой планете? Для чего мы все тебе нужны? Может, расскажете все с начала?

Капитан-Командор вздохнул.

— Если бы я знал тебя чуть меньше, то решил бы, что ты гонишь меня с Земли. Остынь. Так получилось, что о некоторых вещах мы с Германом узнали одновременно. Согласись, не так просто рассказать о таком кому-нибудь еще. От тебя никто не собирался ничего скрывать, кроме, разумеется загадки про особенности Асиного организма — но ведь это слишком интимно.

— Тогда почему Герман сказал о ней тебе? — Тим, прирожденный врач, к подобным «загадкам» относился ревниво.

— Потому что между мной и Асей существует какая-то связь, очевидная для некоторых… богов и духов, и Герман пытался ее выявить.

Тим потер лоб ладонью и сел в кресло.

— Каких богов и каких духов?

Герман с Капитаном-Командором посмотрели друг на друга.

— Пять лет назад я очнулся на этой планете, — начал Капитан-Командор. — На Острове. Я ничего не помнил, даже не знал, кто я, и на каком языке говорю. У меня была разбита голова и сломаны некоторые кости. Что-то здесь мне помогало, подавая знаки, как поступать, потом оказалось, что это Королева. Она переправила меня через сквозняки в современный Владивосток, где я, выглядевший больным подростком, попал в больницу к твоему, Тим, отцу, Даниилу Егоровичу, который смог придать мне человеческий вид и адаптировать к своему обществу. Там я получил земное имя и познакомился с тобой. До сих пор не понимаю: он не распознал во мне инопланетянина или Королева его заморочила? Он относился ко мне, словно я нормальный человек.

— Распознал, — откликнулся Тим. — И Королева не морочила. Просто папа — такой. Он, кстати, единственный взрослый, который все про нас знает. Продолжай.

— Пожалуйста. Через полгода, когда медицина больше ничем не могла мне помочь, Королева вернула меня на Остров. Здесь меня уже ждали отстроенный форт и двухмачтовая шхуна на рейде. Вот тогда Королева — достаточно могущественный дух, нематериальная сущность, как ты и сам знаешь, — мне представилась, показала порталы, объяснила, как они работают, и предложила набрать команду. Я, естественно, пригласил тебя. Наверное, неосознаваемыми остатками памяти почувствовал, что ты похож на парней из гвардии Ветров. Ты позвал своих друзей по клубу, из разных точек огромного материка. Тут и пригодился «Мистификатор» с его способностью проходить через порталы. Недавно, благодаря Жадному Богу и Асе, я избавился от занозы в мозгу и вспомнил, откуда здесь взялся. Но прошло пять лет. Все прежние связи утрачены, и даже братья не знают, где меня искать.

— Что за гвардия Ветров? — безжалостно спросил Тим.

Капитан-Командор помолчал, подбирая слова.

— Команда личной охраны правительства союза планетарных колоний. Великий Магистрат — подходящее сокращенное наименование. Базируется на маленькой одноименной планете, в охране особо не нуждается, поскольку не очень кому-то нужен. Это так, «для красоты» и от излишнего апломба. Для начала они забрали меня с моей планеты, Ледниковой Звезды, когда я еще только сформировался…

— Что?! — в один голос переспросили Тим и Герман.

— Ну, получился… как еще сказать? Мы не рождаемся, как вы, нас «лепят» звезды, сгущая свою энергию, когда договорятся о необходимом результате. Сначала — в виде младенцев, потом, по мере роста, что-то добавляют, в зависимости от того, что нужно получить. У нас «пластичные» организмы, они могут на протяжении всей жизни меняться, подстраиваясь под среду обитания. Живем мы, кстати, долго. Мои двое братьев пережили не по одному поколению своих армий. Мы по ряду параметров идеальные воины, нас хотят получить для своей защиты разные сообщества и все по-своему пытаются заинтересовать… Великие Магистры меня забрали, не спрашивая, и растили, как считали нужным. Они сразу подобрали будущую гвардию, похищая подходящих с их точки зрения детей с разных планет. Больше с Земли. Мы росли вместе, я — сразу как командир, они — Ветры, моя команда. Несколько лет. Потом обо мне узнали Белый и Черный Командующие, такие же, как я, продукты творчества Ледниковой и Каменной звезд, они выяснили, что натворили Великие Магистры, и заставили их снять с меня все ограничения свободы. С того момента я уже редко бывал в Великом Магистрате. Вселенная огромна и прекрасна. Однажды я отправился на Землю… Находясь в сжатом пространстве, обнаружил, что важнейшая часть моей машины испорчена, устранить поломку не успел. Вот так. Что касается бога…

Тим заметил, что его бьет озноб, и, подняв руку, мотнул головой. Такая информация даже для него, давно не отличавшего удивительное от обыденного, оказалась чрезмерной. Герман, которому тоже стало не по себе, разжег огонь под чайником. Он понимал, насколько трудно Тиму вместить в себя эти новости сразу, ведь даже его привычный к восприятию нового мозг подал сигнал «хватит!». Капитан-Командор послушно молчал. Он видел, что несколько болезненное состояние его друзей вызвано не страхом или отвращением, а лишь информационной перегрузкой, и ждал, пока они восстановят равновесие.

— Потом продолжим, — сделав несколько глотков, предложил Тим. — А то как бы еще кто-то неподготовленный не подслушал. Уйдем куда-нибудь.

Герман кивнул и вызвал из форта Кирилла с Артемом, время дежурства которых еще не подошло.

— Где твоя машина? — снова спросил он.

— Не знаю, — ответил Капитан-Командор. — Когда я вернулся из Владивостока, ее уже нигде не было. Наверное, Королева спрятала.

— Кстати, — проглотив обжигающий чай, заметил Тим, — все завязано на Королеву. Наш микромир организовала она. Что она думает о твоих воспоминаниях?

Герман посмотрел на Капитана-Командора. Тот пожал плечами.

— Она не выходит на контакт. Со дня землетрясения в Багровом Каюке. Я думаю, что ее нет на Земле.

Чай допивали в тишине, ожидая прихода Гали, а потом ребят.

 

III

Галя, войдя, почувствовала напряжение и молча села за свой стол, снова разложила тетрадные странички и приготовилась кодировать. Подошли Артем с Кириллом.

— Так, — произнесла Галя, разглядывая очередной листок. — Что это за три икса вместо описания мирка?

Тим изменился в лице и подтолкнул друзей к выходу.

— Оставь так, — борясь одновременно с хохотом и смущением, бросил Артем. — Кому надо, поймут.

Герман обвел своих парней грозно-недоуменным взглядом, но до того, как успел хоть что-то сказать, был выпихнут из зала Тимом.

Сначала шли молча. Капитан-Командор поднимался на самую высокую гору, не объясняя, зачем. Галино невинное замечание хорошо встряхнуло Тима, и по дороге он думал явно не об иных цивилизациях.

— Ну зачем ты посадил за кодировку Галю? — наконец простонал он. — Так неудобно получилось!..

— Я понятия не имел, что у кого-то здесь такие интересы, — резонно ответил Герман.

— Ну да, ты же убежденный девственник, — ядовито парировал Тим и наткнулся на остановившегося Капитана-Командора, который про них обоих словно забыл.

— Вовсе нет, — возмутился Герман. — Мне нужна одна-единственная, конкретная девушка, другие просто не привлекают.

— Угу, но эта девушка еще маленькая… Постарайся ничего ей не сломать, когда наконец до нее доберешься, и вообще оставить в живых. А то у тебя слишком много энергии накопится к тому времени, и как бы тебя самого не порвало…

— Ничего у меня не копится.

— Рассказывай это тому, кто у тебя в каюте ни разу не был!

— Тим, хватит оправдываться.

— А что в каюте? — рассеянно спросил Капитан-Командор. Выпрямившись во весь рост, он оглядывал территорию Острова.

— Рисунки, — ответил Герман.

— Ася во всех видах, — погрустневшим тоном добавил Тим. — Может, скопируешь на борт «Мистификатора» тот, где она в золотом платье сидит на драконе? Глаз не отвести… Хотя нет, остальные девочки обидятся.

Герман лишь улыбнулся, сразу простив Тиму все его нападки, и решил выяснить:

— Андрей, а почему вы — мужчины? Если вы не рождаетесь, то вам ведь не нужна половая дифференциация?

Капитан-Командор пожал плечами.

— Мы не родились. На Земле первые люди тоже, наверное, не родились, ты как думаешь? А вот почему у нас нет женщин… Ну, спрошу как-нибудь у мамы с папой.

Тим и Герман озадаченно сопели.

— А с другими расами вы как? — осторожно спросил Тим. — Есть у тебя племянники или племянницы-полукровки?

— Не интересовался вопросом. Не до того было.

— Ну кто-то из наших тебе нравится?

Герман вспомнил меланхоличное «бедный волшебный котенок» и решил перевести разговор на другое:

— Чего мы ждем? Ой. Что у тебя с глазами? Как это получается?

— Я так лучше вижу второй и третий слои картинки. Глаза меняются, да? Ничего удивительного, их ведь надо иначе фокусировать.

Капитан-Командор горизонтальными щелочками зрачков рассматривал одну из бухт у скалистого побережья Острова, самую глубокую.

— Машина там, — уверенно произнес он, показав на бухту рукой. — Затоплена. Но… странно, почти полностью восстановлена. А, она ведь немного живая. Океан ее вылечил.

И начал быстро спускаться по тропинке к берегу.

— Значит, ты можешь снова выходить в Космос? — крикнул, спеша за ним, Тим.

— Нет! — резко ответил Капитан-Командор.

— Почему?!

— Это другая часть истории, — на бегу пояснил Герман. — Про бога. Готов?

Тим напрягся и кивнул.

 

IV

Жили-были два брата-акробата…

Ох уж мне эти родственные узы. Может, как-нибудь без них? Нет, я ведь уже знаю, что они братья. Если придумать, что это не так, я сама себе не поверю. Что там еще такое, что обязательно надо включить в сказку для достоверности? Физиономии у них больно воинственные.

Жили-были два брата-генерала. Старший был главарем огромной космическо-пиратской организации. Он всегда носил космические доспехи белого цвета, которые очень шли к его пепельным волосам. Звали его… что попроще-то? Иван Петрович, что ли? С его внешностью не вяжется. Ян-Натан. У него была резиденция в роскошном дворце на маленькой живописной планете, с которой много лет назад он выбил нафиг всех колонистов. В резиденции базировался весь пиратский штаб, а на рейде, ой, на орбите планеты находились пиратские корабли и защитные орудия. У самого Ян-Натана в личном пользовании был флагман всей эскадры — огромный белый корабль с новейшим вооружением, жилыми отсеками и научными лабораториями. В периоды перемирия он навещал свою родную Ледяную планету, на которой никто другой находиться не мог, поскольку ее атмосфера для жизни непригодна. Там он напитывался энергией и отдыхал. И в одиночестве продумывал планы пиратских нападений…

Младший брат, Дан-Натан, служил в армии какой-нибудь космической или галактической конфедерации. Самым главным военачальником. Он был настолько крут, что на конфедерацию давно никто не нападал, и ему было нечего делать. Его родина… Янтарная планета, мало того, что для жизни непригодна, да еще и сейсмически беспокойна. В общем, на ней тоже, кроме него, никто жить не мог.

Ну и как же они братья? Родились даже не на одной планете. О! они вообще не родились!

Их сделали сами планеты. Они перворожденные! Нет, красивее, если их сделали звезды… они объединяли потоки своей космической энергии, уплотняли ее до твердого агрегатного состояния, и так у них получились живые существа… И даже так: звезды создали планеты, чтобы потом на них поселились их дети! Только детям дома стало скучно, и они подались к другим людям. Ну правильно, кто ж по одному детей делает? Как положено перворожденным, они воплощали все мечты своих родителей: были очень сильными и красивыми, могли выживать в любых условиях… почти в любых условиях, легко воспринимали и анализировали информацию, запоминали тоже, и органов чувств у них было несколько больше, ну, там, улавливали они электромагнитное и радиоактивное излучение, прочие, до которых на Земле еще не додумались, сами могли чего-нибудь излучать.

Когда сказка-то начнется? Мне ж ее до вечера сочинить надо!

Вот. Однажды Дан-Натан упал на Землю. У него корабль сломался, флагманский. Нет, не сломался, его подбили враги. Такие, про которых еще никто не знал, что они враги — некая негуманоидная и даже небелковая раса, серые облачка с синими глазами, которые решили подчинить себе все остальные разумные расы Вселенной. Они задумали напасть на конфедерацию, и для начала вывели из строя главнокомандующего ее армией. Но что поломка флагманского корабля подстроена, никто сразу не понял. Народу там немного было, они завершали какую-то научную экспедицию, поэтому в основном экипаж состоял из ученых-ботаников, в смысле, биологов, химиков и физиков. Корабль совершил аварийную посадку, допустим, в огромном-густом-труднопроходимом лесу, и там стал чиниться. Пока он чинился, Дан-Натан со своим молодым и красивым помощником исследовал Землю. Не выходя из корабля. Он улавливал телевизионные трансляции. И тут случилось страшное. Из-за неполадок во внутренней защите освободились эвакуированные с других планет хищные животные, и принялись пожирать обслуживающий лабораторию персонал…

Стоп. Это я ужастиков в детстве слишком много смотрела. Так я от ночных кошмаров не избавлюсь. Сказка должна быть про любовь! Супергерой должен полюбить девочку, маленькую и наивную. Это трогательно и так… знакомо. Про это хочется увидеть сон.

Из лаборатории разбежались милые и веселые прирученные животные, снаружи отвратительные, но добрые внутри. А нечто полосатенькое с тремя красными глазками вообще таскалось по пятам за Дан-Натаном и, мурлыча, терлось о его ноги. Он привык, даже подсаживал его к себе на плечо иногда. А гигантский птеродактиль вырвался на свободу, улетел, но через три дня вернулся, таща в зубах добычу, которую с почтением положил на порог рубки. Добычей оказалась девочка четырнадцати лет, дочка владельцев ближайшей от леса фермы, по имени…

Я иногда скучаю по Шарлотте, дочке фермеров, к дому которых как-то раз вышла из огромно-густого-труднопроходимого леса. Я провела с ней всего неделю, но ближе подружки у меня ни до, ни после этого не было. В доме, большом, светлом и уютном, вместе с ней, такой же светлой и уютной, я тогда отдохнула не хуже, чем на девчачьем курорте, куда нас с Галей потом отправил Капитан-Командор.

…Лотти. Птеродактилю сделали внушение, чтоб людей больше не носил, а девочку оставили для изучения. Так она и поселилась на ремонтирующемся корабле, среди разнообразных инопланетян и всяческих зверюшек, стараясь держаться поближе к Дан-Натану и его помощнику. Дан-Натан наблюдал за ней, испуганной и беспомощной, помогал, как мог, справиться с потрясением, и в один прекрасный день его сердце дрогнуло.

На сегодня достаточно. Тяжело сочинять, все-таки. Забавный получился винегрет из прочитанных книг и увиденных фильмов, но воображение цепляет… Всё, что орало мне в уши на разных галактических языках, оделось в аккуратненькие белые лабораторные халатики, а то, что извивалось, шипело, царапалось или просто пугало — превратилось в плюшевые игрушки. Кроме серых теней с синими глазами. Но ничего, мы их еще победим. Да что они нам сделают, бестелесные твари? В чем они, за неимением рук, оружие держать будут?

 

V

Ночью Денис явился с гамаком под мышкой.

— Кровать у тебя слишком узкая, — объяснил он, вворачивая предусмотрительно захваченные крюки в стены. — Ну, как успехи в сочинительстве?

— Имеются, — ответила я. — Пока не пристроены только привидения.

Он через плечо с уважением покосился на меня желтым глазом.

— Чего только не шарашится на просторах Вселенной. Как ты назвала главных героев?

— Дан-Натан и Ян-Натан.

— Нормально. Хотя я бы назвал Захаркой и Прошкой.

Он уселся возле двери, скрестив ноги, и задумчиво посмотрел на меня.

— И кто тогда наш Капитан-Командор?

— Его нет, — удивилась я. — Это же сказка. Реальный человек не может быть героем сказки. Ну, с ним я не могу, даже в воображении, поступать как заблагорассудится!

— Хорошо, — согласился Денис. — И так сойдет.

Мы рассматривали друг друга «фильтрующим» зрением. Среди размытых очертаний твердых предметов паучок на шее Дениса выглядел четким и ясным. К нему сбегались все яркие светящиеся дорожки, короткие и длинные, — вероятные жестокие бои и любовные приключения, красивые стратегические многоходовки и молнии над океаном. За ним зияла пустота.

— Отдай обратно, — попросила я. — Тебе-то зачем умирать вместо него?

Денис сомкнул веки. Его лицо было безмятежным, а с кончиков длинных пальцев, нависающих над полом, по одной срывались золотисто-оранжевые капельки.

— Ни за что и никогда, — ответил он. — Я не собираюсь умирать, и не позволю умереть тебе. Я буду биться. Подумаешь, судьба от бога!.. Мы не марионетки, и боги, заметь, это знают.

Он открыл глаза, зрачки в которых уже приняли нормальные размеры.

— А ты напрасно думаешь, что спасешь его своей смертью. Он не будет жить без тебя.

Меня разобрал невеселый смех, и «фильтрующее» зрение сбилось.

— Он легко без меня обходится. А вы все, верящие в любовь, просто еще не повзрослели.

— Про любовь я знаю гораздо больше, чем ты. Я ею занимаюсь, — грубовато отшутился Денис. Потом посерьезнел: — Ты видишь то, что он тебе демонстрирует, и чувствуешь то, что он не может сдержать. Это противоречие обостряет твое восприятие и сбивает тебя с толку. А правду видят все остальные, кому он ничего не демонстрирует, так как незачем: он не может обойтись без тебя, и ты всегда с ним, в его мыслях и памяти — пока жива и так же безрассудна, пока в тебе есть это…

— Что? — удивилась я.

— Не знаю, — рассмеялся он. — Но что-то в тебе есть! Не понимаю, на кой черт он так все запутал… Действительно, вам сложно было бы вместе, ведь у вас совсем разные интересы, но кого и когда это останавливало? Возможно, дело в «роке», и он не считает нужным начинать историю, обреченную на трагический финал… Но это тоже глупо. Не верю, чтобы не было ни одного шанса.

— В том-то и дело, — заметила я. — Он ведь ученый, если бы шансы были, он их уже использовал бы. Прими это: шансов мало, может быть — нет. Отдай. Чтоб не умирать вместо другого, который тебе даже не нравится.

Денис отрицательно покачал головой.

— Нет. В случае твоей гибели я смогу жить без тебя, но плохо. Я себе не прощу, если не попытаюсь тебя спасти. А Герман… знаешь, как бы я к нему не относился, он стоит того, чтобы за него умереть.

— Почему? — спросила я. Мне хотелось поговорить о Германе.

Денис с нехорошей улыбкой, по-кошачьи грациозно, поднялся с пола и наклонился надо мной.

— Прошлой ночью я узнал о тебе интересную вещь, — проникновенно сообщил он. — Я теперь знаю, как ты засыпаешь…

Он обхватил одной ладонью мой затылок, а другую положил на глаза. В тот же миг я уснула.

 

VI

Мне снились Лотти, ласковый птеродактиль и влюбленный инопланетянин со взглядом Германа. Один раз в моем сказочном сне чуть не случилась катастрофа: вроде как незаконченный ремонтом корабль вдруг помчался в открытый космос, и все резко стали замерзать и задыхаться, но голос Дениса за кадром уверенно произнес: «Этого не может быть», — и вся конструкция тут же вернулась в уютные непроходимые земные дебри.

Тем не менее, проснулась я с тоской в душе. Не надо было сочинять сказку про любовь. Я раздразнила себя тем, что никогда не получу.

Однако тосковать мне пришлось недолго. Едва я открыла глаза, как в незакрытую дверь тихонько постучали, и в комнату вошел Тимка. Или Димка. Спросонья не разберешь.

— Привет, еще спишь? — с порога поинтересовался не понятно кто.

— Привет, просыпаюсь, — откликнулась я.

— Мама с папой возвращаются из рейса. Нам нужно собираться домой…

Некто Единоутробный сделал шаг вперед и остановился, как вкопанный. В лучах утреннего солнца стало возможно опознать в госте Тиму. Проследив за его угрюмым взглядом, я увидела свесившуюся из гамака мускулистую руку с очень уж характерным длинным шрамом. Я нарвалась на братскую ревность? Таких чудес не бывает.

— А как же Герман? — грустно спросил мой братишка.

— Германа здесь нет, — размышляя над неожиданной новостью, ответила я.

— Да и полночь не близится, — ехидно донеслось из гамака.

— Тебе что, ночевать больше негде? — поинтересовался Тима.

Денис потянулся в гамаке и ненатурально изобразил обиду:

— И чем это я тебя не устраиваю?

— Тем, что слишком часто ночуешь дома у разных девушек, — буркнул Тима. Ситуация очевидно представлялась ему неприятной: ссориться с Денисом — маразм, но и делать вид, что ничего не заметил — неправильно, не по-братски.

Денис, напротив, наслаждался моментом:

— А я темноты боюсь, — нагло заявил он.

— А, тогда все ясно, — с облегчением подвел итог Тима. Умница!

— Когда приезжают родители? — спросила я.

— Через две недели. Но ехать надо прямо сейчас. В школе еще много чего утрясать. Да, и еще: нам придется отправиться в летний лагерь. Настоящий. Запупыристый. Родителям за какие-то заслуги вручили путевки на троих. Так что не отвертеться. Ладно, собирай вещи.

Гамак неритмично затрясся — в нем что-то безудержно веселилось. Я минуты две, призвав всю свою порядочность через благодарность, боролась с желанием воткнуть что-нибудь вроде вилки в его самую низкую часть, Тимка, судя по лицу — тоже. Видимо, почувствовав нависшую угрозу, Денис прекратил смеяться и спросил:

— Капитану-Командору уже сказали?

— Димка сейчас к нему пошел. А что?

— Интересно, кто будет командовать шхуной. Если не я, то поехал бы с вами. Мне тоже нужно в школу.

С этими словами он вылез из гамака.

— Ну, сам у него спроси, — сказал Тима. — Ты, Ася, подходи в форт часика через два, тогда уж точно все ясно будет. Пока!

Он ушел, и следом за ним, кивнув на прощание, ушел Денис. Я встала с кровати. Детский лагерь! После тренировочной базы террористов — зарядочка по утрам, тихий час и четырехразовое питание! После демонстрации возможностей сатаны — конкурс талантов! После клуба принцесс крови — дежурство по палате! Надеюсь, смена будет короткой…

Легко сказать — собирай вещи. По наколдованным миркам, что ли? От моего прежнего гардероба только штаны и остались. Да еще рубашка с шортами и сандалии. Что я скажу маме?

Да! Зато я наконец-то увижу маму. Как же я соскучилась!..

 

VII

Денис понял, что не сможет безопасно объяснить родителям происхождение нескольких шрамов, и рылся в сумке, пытаясь найти какую-нибудь рубашку или футболку с длинными рукавами. Надо будет попросить Асю их разгладить. У нее самой имеется труднообъяснимый круглый рубец на спине и крестообразный — напротив него, на груди. Их скрыть проще, но вряд ли они ее радуют. Может быть, она научит его убирать такие дефекты кожи?.. Хорошо, что впереди еще полтора дня плавания. Гитару он решил оставить на Острове. Дома, у отца, вроде что-то такое есть.

В его камеру вошел Алеша. Вид у него был то ли разочарованный, то ли усталый. Они кивнули друг другу, и Алеша спросил:

— Что происходит?

Денис лишь приблизительно мог предположить, о чем начат разговор. Видя это, Алеша терпеливо объяснил:

— Я видел, что ты вышел утром из Асиного домика. Тимка сказал, что ты у нее ночевал. Почему? Зачем?

Ого. Правду отвечать нельзя. С какой стати? Опять же, Лёшка — не посторонний.

— Я не лезу в твои с Леной дела, — спокойно сказал Денис. Это ответ.

— Ты видишь, что незачем, — отбил Алеша. — Или тебе все равно.

Последняя реплика была лишней. Он дал Денису повод повернуть разговор против себя.

— А тебе нет? — сузив глаза, спросил Денис. — Я хотел у тебя спросить: где ты был, когда она теряла сознание от боли, лежа у себя дома, с опасной раной? Со мной похожее случалось, и я знаю, что самое страшное в таком беспомощном состоянии — одиночество. Но достаточно, чтобы кто-то просто держал за руку, и с болью уже легче справиться. Ты ведь знал, что ей плохо. Толя запретил к ней приближаться? А потом он организовал облаву, и уж в этом-то вы все охотно поучаствовали.

Атака подействовала. Алеша заметно побледнел.

— Я заходил к ней, несколько раз, — начал оправдываться он. — Я не знал, что быть рядом важно. Я думал, она справляется сама. И при чем тут Толя? Он не меньше других за нее боялся.

Денис иронично скривил губы. Алешка пришел в себя.

— Ладно, считай, что до нее мне нет никакого дела. Меня волнует честь семьи. Я не хочу, чтобы мою сестру считали легкодоступной.

«В каких мирках они болтались?» — подумал Денис, — «Наверное, ему не все равно».

— Твоя сестра абсолютно недоступна, — заверил он.

— Я в этом уверен! — рявкнул Алеша. — Но что могут решить те, кто видел тебя выходящим от нее? Или ты чего-то не знаешь о своей репутации?

«У меня есть репутация?» — удивился Денис, — «Вот черт!»

— Слушай, — приступил он к собственно объяснениям, соображая, чем бы посильнее задеть Алешку, который достаточно его разозлил, — всем здесь известно, что я ее единственный друг. Мы знаем, чего ждать друг от друга, и никогда друг друга не обижаем. Какая бы репутация у меня ни была, у нас всегда ровные отношения, и в любом случае ближе меня у нее никого нет.

Он попал, куда целился. Не пришлось даже перефокусировывать зрачки, чтобы увидеть… много чего. Слишком много жгучей боли слишком ясно проступило не только в глазах, но и во всем Алешкином облике, а с нею — еще и стыда.

Денис выругался сквозь зубы и понял, что Алешка ждет удара. Но это было не то, что он внезапно захотел с ним сделать — засунуть головой в сугроб или ледяную воду, подержать там секунд пять, а потом вытащить. И снова засунуть. Он очень ясно себе это вообразил, чувствуя жалость, какой раньше ни к кому не испытывал.

Алешкины ресницы покрылись инеем.