I
Проснувшись следующим утром в своей полуподвальной камере, Денис не обнаружил на стуле одежды, сброшенной перед сном. Озадаченный, он пошарил в спортивной сумке и надел майку с шортами — гардероб, в котором соваться в наколдованные мирки было рискованно. Кому могли понадобиться дырявые брюки и грязная футболка?
Точно, именно в грязи все дело. Стирка вроде как входит в обязанности девочек, о чем Денис, привыкший все делать или не делать самостоятельно, совершенно забыл. Заняться им тут больше нечем, что ли?.. С этой унылой мыслью он отправился на поиски своего имущества.
Обнаружилось оно в прачечной, и он не без иронии похвалил себя за рассудительность. Футболка лежала на полке, чистая и аккуратно сложенная в непостижимой Денису (в ряду с прочими нормальными мужчинами) технике, и брюки покоились тут же. Денис, собственно, планировал начать день со штопки, однако, развернув любимые брюки, понял, что это не понадобится: чьи-то заботливые руки уже приладили поверх прорезанной ножом дырки заплатку. И какую! Длинный узкий лоскут кожи, стилизованный под стрелу! Заношенные штаны стали как новые. У кого же такой талант?
Девочек он нашел на кухне. Галя, Оля и Юля заканчивали готовить завтрак.
— Привет! — остановившись на пороге, сказал он и продемонстрировал заплатку. — Кто автор этого шедевра?
— Я! — с вызовом откликнулась Галя и, подумав, спросила с робостью, за которой опытный Денис мгновенно распознал кокетство: — А разве не нравится?
— Очень нравится, — заверил он, отступая в коридор. — С меня тортик!
В раздумьях о том, где взять тортик, он вернулся в свою камеру. В наколдованном мирке, ясен пень! Проблема в том, что тортики обычно покупаются за деньги, а вопросом денег он обычно не озадачивался.
Только он успел переодеться, как в дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в камеру протиснулась Галя. Денис замер. По жесткому личному правилу, флиртовать с островитянками запрещено. Эти девочки еще маленькие, и такие игры для них неизбежно жестоки, а чего-то серьезного он с ними не хотел.
— Не надо тортик, — с деловитым холодком произнесла Галя, закрывая за собой дверь. — Лучше скажи, где я могу найти Асю.
Денис молча остановил на ней взгляд, давая понять, что ждет объяснений.
— Почему ты до сих пор здесь живешь? — вместо этого спросила она. — В тюрьме?
— Потому что не в казарме, — охотно ответил он. — Я тут в плену, забыла?
Галя смутилась:
— А, да… Ты странный пленник: занимаешься чем хочешь, ни перед кем не отчитываешься, и Капитан-Командор форта называет тебя лучшим другом.
Денис улыбнулся. Да, время расставило все именно так. Но это всем подходит. А камера позволяет сохранить статус-кво.
— Мне здесь нравится, — подвел итог он.
Галя и не собиралась развивать эту тему. Она вернулась к вопросу, на который Денис не хотел отвечать:
— Где сейчас Ася? Ребята говорили, что ни в одном из медотсеков ее нет, в домике вместо нее — кто-нибудь из ее братьев, но ты ведь знаешь?
— Зачем тебе? — вкрадчиво спросил Денис.
Галя посмотрела ему в глаза. И, как все, забыла, о чем разговор. Денису уже надоело наблюдать такую реакцию, и он напомнил:
— Зачем тебе Ася? Она прячется. Она не хочет, чтобы ее лечили. Ясно?
Галя поморгала, тряхнув копной темных волос.
— Я никому не скажу. У меня к ней собственное, девичье дело. Чем поклясться?
Денис понял, что требовать с нее клятву — излишне, но тем не менее предложил:
— Обещай, что поможешь ей пробраться к порталу.
— Обещаю! — радостно крикнула Галя, словно это и без того входило в ее планы.
Он сказал. Она, сразу утратив к нему интерес, зачем-то побежала на кухню. Глядя ей вслед, Денис подумал, что должна же, наконец, у Аси появиться подруга. Галя могла бы ей стать, но для этого она должна немного измениться. А то она слишком нормальная…
…От себя самой она не могла скрыть обиду и разочарование. «Глупый мальчишка» — подумала она, с трудом сдерживая слезы, — «я бы так тебя любила».
II
Пришла Галя с целым кувшином сока и корзиной всякой прочей еды. Судя по наличию пирожков, кладовые Валиного замка еще не опустели.
— Меня точно никто не видел, — доверительным тоном сообщила она. — Ты сама это устроила? Здорово.
— А откуда ты узнала, где меня искать? — набрасываясь на еду без лишних церемоний, поинтересовалась я.
— Денис сознался. Под пытками.
Галя тоже взяла пирожок и разлила сок в две кружки.
— Он не особо за тебя беспокоится…
Какая-то она не такая. Я увлеченно жевала.
— У вас есть общая тайна?
Так. Ладно, зато мне достались пирожки с капустой и яблоками. Как бы ответить, чтобы не навредить ее аппетиту…
— Мы знакомы с раннего детства. Наши мамы были подругами еще до того, как мы родились. У нас много общих тайн.
Она подняла на меня большие голубые глаза и спросила прямо:
— Как ему понравиться?
Мне удалось сохранить самообладание и не подавиться. Откуда я знаю? Точно могу сказать, что сейчас она ему вряд ли нравится. Как он сказал про погибшую девушку, ту, которую боялся потерять… «девушка, каких мало». А Галя — нормальная, каких много. Сама она это понимает?
— Денис — принц, — прислушиваясь к сигналам желудка, сказала я. — Чтобы получить принца, надо как минимум быть его достойной.
Галя опустила голову. Не то она хотела услышать. А что: блюда какой кухни он любит, или за каким ухом ему надо почесать? Неужели она надеется, что мужчина ее мечты примитивен?
— Это обязательно? — тихо спросила она.
— Это справедливо, — буркнула я.
С другой стороны, не зря же она оказалась на Острове! Что-то в ней должно быть, хотя бы в зачаточном состоянии. Попробовать? Денис — неслабый стимул… И я заключила категоричным тоном:
— Так что будем делать из тебя принцессу. Вперед!
Галя растерянно заморгала голубыми глазами. Но вдруг, в один какой-то неуловимый миг, ее взгляд изменился, и в нем метнулась красная бесовская искра.
— Куда идти и что делать? — решительно спросила она.
— В наколдованные мирки, конечно.
— Как? Кроме русского, я только немного знаю немецкий. Ведь мало шансов, что я попаду в Россию или Германию?
— В русскоговорящую Россию или немецкоговорящую Германию. Очень мало. Есть такая штука — дар знания языков. Если не лень, могу научить.
— Как ты учила Валю и Олю? По книгам?
— Нет. По книгам учится письменная речь, она тебе не поможет. Устная учится по-другому. Слушай.
Давно я не была учителем. И точно никогда не буду, нудное это дело. Особенно, если нравится учиться, и ни на что другое просто не хочется терять время. Но однажды мне сказали, что долг знающего — просвещать других, что знание не дается одному человеку, оно дается человечеству, и первый обязан им поделиться.
Галя поняла. Я поговорила на нескольких языках, она перевела. Хорошо, но самостоятельно говорить она боялась.
— Это необходимо, — объясняла я. — твой рот должен понять, что способен произносить любые звуки. Разминайся!
Мы тренировались весь день. Про Дениса Галя, похоже, забыла.
— А теперь научи меня драться! — уже вечером в азарте попросила она.
— Не могу, — честно призналась я. — Сама не умею!
— Как? — оторопела она.
— Так! Если на меня нападают, я отбиваюсь, если нападают не на меня, тогда я тоже нападаю. И все.
— Ну, я же видела! — воскликнула она и резко замолчала. — Правильно, Королева говорила, что у тебя это в крови…
Не слишком ли много Королева про меня знает?..
Мы доели остатки завтрака.
— Как узнать, в подходящий ли мирок я попала? — спросила Галя.
— Не знаю, — ответила я. — Для меня любой подходящий, я не сортирую. В каждом можно чему-нибудь научиться, а это главное.
— Главное?
— Новые знания, новые переживания, новые выводы. Если ты не согласна, ищи другого учителя. Одним из самых интересных был для меня мир, в котором я провела месяц волонтеркой в доме для престарелых и инвалидов.
— Я туда не хочу!
— Никто не заставляет. Выбирай сама, чего хочешь.
— Пойдем вместе?
— Ага. Видишь, что на мне надето? Под платьем — купальник бикини. Лучше отправляться в штанах и рубашке, и желательно в сумке иметь длинную юбку с платком. Нравы, знаешь ли, могут быть строгие, а встречают все ж таки по одежке. Мне нужно разжиться одеждой, тебе — переодеться. И «компас» нужен обязательно.
Она задумалась.
— Нужно проникнуть в твой домик? Там все время кто-нибудь из твоих братьев, но я попробую. Говори, что нужно.
Проникнуть в домик — полдела. Галя справилась с этим легко. Еще надо проникнуть в портал. О центральном не было и речи, поскольку в зале пульта всегда дежурили, а попадаться кому-либо на глаза в наши планы не входило.
Пришлось «ловить» второй портал — тот, что на поле возле замка. Я взяла Галю за руку покрепче, и первой шагнула…
III
В форте пели гитары. Одновременно обе — редкое явление. Герман, обычно игравший в своей каюте на «Тайне», вдруг не смог обойтись без гитары на вечерней вахте и играл, развалившись в кресле председательствующего. Его лицо застыло, а пальцы неторопливо плели из перезвона струн мелодию, которая, пропитывая воздух, проникала во все закоулки второго этажа и завораживала случайных слушателей.
Внизу, лежа на кровати в своей камере и глядя в полок невидящими глазами, играл Денис. То, что он два дня кряду запихивал в дальний угол души, в тиши и мраке вдруг вырвалось наружу, и он понял, что это лучше не останавливать. Пусть выльется — может быть, иссякнет и уже не вернется… Каждый звук, отскочив от кончиков его пальцев, сотрясал пространство эхом падающих на могильные камни слез тысяч мужчин, потерявших любимых женщин — тихим, но бескрайним, безудержным, обнажающим душу, таким простительным — и прощающим всё. Он не заметил, что дверь тихонько открылась, и не знал, что девочки на кухне, слушая его и не смея двинуться с места, осторожно вытирали мокрые щеки.
Капитан-Командор замер на лестнице между первым и вторым этажами, где соединялись обе мелодии. Грустная мечта Германа сплеталась с черной тоской Дениса. Их общий поток подхватывал, обездвиживая и лишая опоры из собственных чувств и мыслей, погружая в гипнотический транс.
Рядом с Капитаном-Командором встал Тим. В первый миг его глаза расширились, и он повернулся, чтобы помчаться к Денису, но уже в следующий окаменел. Заметив странное движение на лестнице, к Капитану-Командору с Тимом подошли остальные. Слушая дуэт несовместимостей, они начинали понимать каждого: мелодия Германа — о той, что, всякий раз звонкой серебряной струйкой просачиваясь между пальцами, чуть не утекла навсегда, о том, как трудно было ее поймать, и как страшно — не поймать, и что спокойно за нее уже никогда не будет; мелодия Дениса — о той, что ушла, подарив в капле счастья огромный мир, лишь сверкнувший манящей радугой, и больше не вернется.
Всем, это услышавшим, уже не надо было объяснять, что такое любовь, и как нужно обращаться с любимыми. Поток звуков замедлялся, выпуская из транса.
Последней замолчала гитара Германа, оставив надежду.
На лестнице появились девочки. Они, не слышавшие светлой темы Германа и переполнившиеся темной темой Дениса, удивленные открытием мужской эмоциональности, то есть тем, что мужчины вообще способны любить и страдать, потянулись в их общество. Парни, неизбалованным слухом ясно уловившие лейтмотив обеих мелодий — бесконечная ценность и потеря любимой, — под впечатлением похватали их без разбора, крепко прижимая к себе.
Капитан-Командор протиснулся сквозь толпу, впервые озадаченный крайне малым количеством девочек на Острове, и вошел в камеру Дениса. Кое-что обеспокоило его гораздо больше.
Денис двинулся, чтобы встать, но Капитан-Командор жестом остановил его, и сам опустился на корточки перед кроватью.
— Что случилось? — спросил он.
По лицу Дениса пробежала тень досады, когда он понял, что его настроение проникло за стены камеры. Но поздно. Теперь нужно отвечать.
— Я влюбился в девушку из наколдованного мирка и жил не своей жизнью, а чужими целями и представлениями. Девушка, ее отец и брат погибли, а я убил тех, кто был в этом виноват. И вот мне грустно.
Сказав, он посмотрел на Капитана-Командора — и наконец почувствовал, насколько огромна разница между ними. Перед ним совершенно точно был представитель другой расы, и это не просто угадывалось в очертаниях выразительно гибкой высокой фигуры, в ненормальном цвете кожи и неординарности поступков, — это сквозило из манеры, в которой Капитан-Командор пытался его понять. Он рассматривал Дениса изменившимися глазами: зрачки в них вдруг превратились в горизонтальные длинные щелочки, просвечивающие насквозь, и Денис понял, что Капитан-Командор владеет аналогом их с Асей «фильтрующего» зрения.
— Это навсегда? — спросил Капитан-Командор.
— Нет, — ответил Денис. От осознания чужеродности Капитана-Командора ему не стало жутко. Скорее, напротив, ведь он уже знал его достаточно хорошо и не сомневался в том, что его человеческие черты — от самого лучшего человека. Наивный вопрос инопланетянина, с трудом разбирающегося в земных страстях, вызвал жалость, и, отвечая, он призвал опыт всего человечества, хотя сам не верил в то, что говорил: — Это лечится временем. Все, от чего мне плохо сейчас, рано или поздно сдвинется на периферию памяти новыми переживаниями.
Зрачки Капитана-Командора округлились, и взгляд стал нормальным.
— Тут есть зависимость от интенсивности эмоций?
— Нет, — вновь ответил Денис. — Эмоции могут быть сильными, но быстропроходящими, и наоборот. Если тебя интересует, как бы отреагировал Герман на смерть Аси, то, думаю, что иначе.
— Меня интересует другой аспект проблемы. Что ты собираешься делать?
Денис пожал плечами. Скрывать намерения от Капитана-Командора было бы неразумно.
— Завтра отправлюсь в наколдованные мирки. Как обычно, наугад.
— Нет, — жестко оборвал Капитан-Командор.
Денис вздрогнул. Никогда раньше тот не отдавал ему приказаний и не ограничивал его свободу, хотя подчиненное положение Дениса подразумевалось. Что могло последовать за первым проявлением власти? Все, что угодно, а самое худшее — изгнание с Острова.
— Ты меняешься, — в том же металлическом тоне объяснил Капитан-Командор, — и эта перемена равносильна смерти. Внутри тебя мрак, источающий мрак.
Вот что он увидел… Денис молчал, ожидая приговора.
— Есть теория, согласно которой нас толкает в близкие нашему настроению мирки. То, во что ты попадешь завтра, доломает тебя окончательно.
Денис молчал, но после этих слов уже не ждал плохого. Капитан-Командор по какой-то причине дорожит им…
— Ты — капитан, этого ранга тебя никто не лишал, поэтому я на два месяца передаю тебе командование «Мистификатором». Очередной рейс на материк назначен на завтрашнее утро, команде сообщу сам. Постарайся отдохнуть.
Непроизнесенный вопрос «согласен ли ты?» повис в воздухе. Денис потерянно кивнул, отвечая на него, и Капитан-Командор покинул его жилище.
IV
Едва наши ноги коснулись чужой земли, как в нас со всех сторон посыпались чужие камни, и послышался взрыв. Да что ж мне так везет на военные действия!
Мы стояли, пригнувшись, прямо на дороге, и мимо нас неслись машины, все, как одна, землистого цвета. С неба падали бомбы. Одна машина притормозила рядом, нас подхватили и закинули в открытый кузов. Я быстро осмотрелась. В трясущемся кузове на длинных лавках сидело пять одинаково одетых бородатых мужиков с винтовками в руках и гранатами на поясах, они то хмуро поглядывали на небо, то тревожно — на дорогу, то с интересом — на нас. Их головы покрывали темно-зеленые платки, перевязанные по окружности витыми шнурками.
Бомбежка прекратилась. Наши попутчики заулыбались друг другу и по очереди высказались в адрес Аллаха.
— Ты Галия, я Захира, — сказала я Гале. Это были первые пришедшие на ум мусульманские имена.
Она ошеломленно кивнула в ответ и прижалась ко мне боком.
Один из мужчин задал мне какой-то вопрос, я сделала вид, что из-за шума мотора не расслышала. Он неуверенно улыбнулся, толкнул локтем соседа и сказал ему несколько слов. Галя, как и я, внимательно слушала. Мужчины продолжали разговаривать между собой, и скоро стало понятно, что они едут по последнему распоряжению на новую базу, а мы, видимо, — новобранцы, выпавшие из перевернувшейся от взрыва машины, что командирам деваться некуда, или на гражданке совсем сдурели, раз набирают девчонок, хотя, если мы — сироты, то без вопросов, куда еще сирот девать, только на пушечное мясо… Галя бледнела все больше. Я хотела сказать, что новичкам везет, и она гарантированно научится драться, но промолчала. Успею еще.
Примерно через час мы приехали на базу: пять или шесть хижин-мазанок и штук двадцать палаток всевозможных форм и размеров. Мужчины выбрались из кузова и встали в шеренгу, чего-то ожидая. Мы пристроились рядом, и уже через пять минут наши имена записывала в планшете толстая тетка. Не интересуясь фамилиями, она критически осмотрела нас с ног до головы и велела идти за ней. Потом в самой дальней и самой большой мазанке мы ждали какого-то начальника, который должен был решить, что делать с нами дальше. Сесть нам никто не предложил, и я оперлась спиной о стену. Галя держалась поблизости.
— Ты не боишься? — шепотом спросила она.
— Нет, — ответила я. — Мне интересно.
С улицы вошла девушка, задрапированная в покрывало целиком, только лицо от бровей, да кончики пальцев выглядывали из бесформенных складок. С неподражаемой надменностью истинной мусульманки она окинула нас взглядом и презрительно спросила:
— А что, в вашем селе не носят хиджаб?
— Нет, не носят, — тем же тоном ответила я и пожалела, что не жую в данный момент жвачку и не могу выдуть ей в нос липкий пузырь.
Она оскорблено поджала губы.
— Но вы хотя бы правоверные?
— Правоверные-правоверные, — поспешно подтвердила Галя.
Здесь вера — это защита, она правильно оценила обстановку. Я согласно кивнула. В этот момент в мазанку стремительно вошел пожилой сухощавый мужчина и, мельком глянув на нас, уселся за письменный стол.
— Галия и Захира? — спросил он. — И что мне с вами делать?
Мы не ответили. Мы же правоверные, мы за мужчин не думаем.
Мужчина глубокомысленно хлопал ладонью по столу и смотрел в окно. Наконец он придумал следующий вопрос:
— Что умеете делать?
— Ничего, — честно ответила я.
— Только по хозяйству, — робко дополнила Галя.
Мужчина ухмыльнулся и вновь задумался. Потом он вдруг полез в ящик стола и, тихо позвав: — Захира! — бросил в меня какую-то странную палку. Я поймала ее на лету, и он довольно улыбнулся. Достал второй какой-то предмет и бросил его в Галю, которая, уже подготовленная на моем примере, не поймала, а отбила его рукой. Предмет, оказавшийся авторучкой, вернулся к метателю прицельно в лоб.
— Ох! — только и сказал мужчина, а замотанная девушка хрипло рассмеялась.
Хозяин дома, между тем, хотя и растирал пострадавший лоб, но выглядел вполне удовлетворенным.
— Будете тренироваться с бойцами, — заключил он. — Джамиля, покажи им палатку, кухню и ознакомь с расписанием. Потом сразу пусть идут на занятия.
Девушка вновь приняла высокомерную мину и проплыла мимо нас к двери.
— Ты где так научилась? — спросила я у Гали за спиной Джамили.
— Волейбол. В детстве, — ответила она.
Точно, новичкам везет. Ну ладно, давно хотела научиться ползать по стенам с закрытыми глазами… Или собирать автомат?
V
Хиджаб на нас все же напялили, правда, в усеченном варианте — только платок на голову, поскольку отжиматься, бегать, перепрыгивать через барьеры, ползать по пыли между камнями и отрабатывать приемы рукопашного боя, совмещая заветы пророка Мухаммеда относительно приличного внешнего вида, оказалось невозможно. Тем самым дорога в мусульманский рай закрылась для нас навсегда, хотя каждое утро, с восходом солнца, мы выслушивали заверения, что славная смерть на поле боя грех сей искупит. Славной признавалась смерть, которая наступит не раньше, чем мы сами отправим на тот свет человек по двадцать врагов Аллаха. М-да… поели пирожков.
Галя, настроение которой сначала не обещало ничего хорошего, в новый ритм жизни вошла неожиданно быстро. Она ни разу не пожаловалась, и на «компас» впервые посмотрела только через неделю, да и то без особого интереса. Видимо, она обладала талантом к войне, и желание «научиться драться» возникло у нее не из любви к эффектным жестам. Обрастая наравне с ней упругими мускулами, я скучала и ждала, когда ей надоест. Время под завязку было занято тренировками, на раздумья и разговоры его почти не оставалось. Сначала мы занимались одной толпой с новобранцами-мужчинами, но уже через неделю вместе с ними лишь бегали и качали мышцы, а остальным занимались только вдвоем. Нас учили стрелять их пистолета, снайперской винтовки и автомата, бросать гранаты, отбиваться от штыков подручными средствами, управлять джипом и обезвреживать мины. Что-то в этом было не то… Зачем пушечному мясу обезвреживать мины? А приемы рукопашного боя — зачем?
Ну, молитвы по два раза в день — еще можно понять, уклад жизни такой. В конце концов, никто не заставлял нас повторять за имамшей-завхозихой Лейлой слова, и я в это время просто отдыхала, думая о своем. Но предполагалось, что мы еще самостоятельно молимся перед сном, для чего нам в палатку подбросили целые кипы соответствующих брошюр. Их я пролистывала от нечего делать, но читать не стала, поскольку все они были об одном.
Как-то вечером терпение у меня лопнуло, и я спросила, зашвырнув в Галин гамак очередной опус о священных обязанностях правильной мусульманки:
— Ты долго еще собираешься здесь торчать? Я никогда в жизни не проводила время настолько тупо!
— Подожди немного, — попросила Галя. — Я хочу потренироваться стрелять. И с джипом у меня пока плохо получается. Ну где еще меня этому научат, да забесплатно, да несовершеннолетнюю?..
И вдруг добавила, с выражением нетипичной для нее злобы сощурив глаза:
— Козлы вонючие!
— Что так? — оторопела я.
В этот момент кто-то поскребся в палатку и, не дожидаясь ответа, к нам вошел Абдулла, инструктор по стрельбе.
Он обвел нас странным каким-то, мутным взглядом, и сказал:
— Захира, зайди на кухню, помоги Лейле, она просила найти кого-нибудь.
Я выбралась из гамака и отправилась на кухню, размышляя, что могло случиться с Джамилей. Не дойдя до кухни десяти метров, резко остановилась. Абдулла-то зачем остался?! Я бегом вернулась в палатку и обнаружила то, что уже ожидала: борьбу вольным стилем. Абдулла, скрипя от натуги зубами, пытался уложить Галю на пол, а она, потеряв равновесие, хваталась одной рукой за гамак, а другой вцепилась ему в бороду. Услышав, что я вошла, Абдулла замер в неудобной позе.
— Все Аллаху расскажу! — торжествующим голосом заявила я.
Абдулла растерялся и отпустил Галю. Она удержалась на ногах и, тяжело дыша, принялась тереть шею. Вид у Абдуллы был обиженный, словно он справедливо рассчитывал на иной прием. Наконец он нашел, что ответить:
— Не смей трепать своим грязным ртом имя Аллаха, шлюха!
Кровь ударила мне в лицо:
— Не смей называть меня шлюхой, дерьмо!
Абдулла снова высказался в оскорбительном смысле и вылетел вон.
Галя недобро усмехнулась ему вслед.
— Поняла теперь, почему козлы вонючие?
— Все еще не понимаю, почему мы здесь застряли, — отозвалась я.
— Из-за стрельбы и вождения, — напомнила она. — С паршивых овец хоть шерсти клок. Шлюхи мы, видите ли! Только потому, что балахоны не носим. А безмозглый кулек Джамиля — святая! Сам-то Абдулла почему не побоялся согрешить?
Я кивнула на ворох брошюр:
— Он был бы не виноват, это ты его соблазнила.
— Чем?! Футболкой с рукавами до локтей и штанами?!
— Под футболкой легко угадываются очертания фигуры, а штаны обтягивают бедра.
— И этого достаточно, чтобы соблазнить? Они тут все идиоты?!
— Испокон веков. Это национальная генетическая мутация.
Она наконец успокоилась, грустно вздохнула и села на табуретку.
— Ненавижу. И так быть женщиной — не сахар, а еще шлюхой считают. А даже если бы я и трахалась с кем хотела — почему эта свинья думает, что мне все равно?
— Почему не сахар? — удивилась я. В последнее время я как раз пришла к выводу, что быть женщиной — здорово…
— Потому, — недовольно буркнула она. — Завтра-послезавтра опять придется у Лейлы чистые тряпки просить.
Я не поняла, но Галя этого не заметила и продолжала ворчать:
— А еще говорят, что природа мудра. Дура она — каждый месяц ранить людей ни за что ни про что!
Тут она повернулась, раздраженная моим молчанием, и увидела непонимание у меня на лице.
— Везет, — резюмировала она. — Хотя странно. Пора бы.
Только засыпая, я поняла, о чем она говорила. На самом деле странно. Но иначе было бы неудобно.
VI
На следующий день Абдулла был мрачен. Он мрачно вручил нам винтовки, и, когда Галя, решительно прищурясь, трижды выбила сто из ста, мрачно сорвал бумажные мишени со стены. К концу стрельб подошел командир Мустафа, оценивающе посмотрел на наши результаты, и потом они с Абдуллой тихо что-то обсуждали. Абдулла раза два злобно зыркнул в нашу сторону. Так, стало быть, ночное поползновение было санкционировано начальством…
Я пошла к палатке, чтобы посмотреть на «компас». У входа мне перегородил дорогу паренек из новобранцев, тех, с которыми мы тренировались месяц назад.
— Пусти погреться, — с наглой ухмылкой попросил он.
Я ответно улыбнулась и с места ударила его ногой в живот, а потом, когда он согнулся пополам — ребром ладони по шее.
— Да у тебя озноб, — сообщила я, перешагивая через скрюченное тело. — На дворе жара. У врача проверься.
В палатке я посмотрела на «компас». Напрямую — ничего, значит, не меньше недели. Куда попало — дней через пять или шесть. Так, застряли.
— Что там? — спросила Галя, заглядывая в «компас». — А, вижу. Можно еще потренироваться.
— Ты у Лейлы уже была? — спросила я. С момента разговора Абдуллы с Мустафой меня не отпускала тревога.
— Нет пока. А что?
— Иди немедленно, и про меня скажи, что тоже. Вроде они брезгливые, несколько дней продержимся.
Галя побледнела.
— Ты думаешь… он еще полезет?
— Все полезут.
Она с сомнением помолчала, потом неуверенно возразила:
— Ну… не спермотоксикоз же у них… всех.
— А это неважно. Мы им, может быть, даже противны. Им велели — они делают.
— Ася, я не понимаю. Зачем?
Надо собрать в кучу все, что я увидела, и что мне подсказала интуиция.
— Из нас готовят смертниц. Мы попали к террористам.
Галя помолчала, соображая.
— И что дальше будет?
Я пожала плечами.
— На нас прицепят по килограмму пластита с гвоздями и гайками и отправят, судя по нашей подготовке, на какой-нибудь охраняемый объект. Дело за малым — чтобы мы захотели умереть. Нам внушают, что ничего хорошего нас в жизни уже не ждет, что мы в глубоком горе, потеряв родных, и их души требуют отмщения, что сами мы по уши в грехе, искупить который может только подвиг во имя Аллаха. Они видят, что мотивация у нас слабая: по родным не тоскуем, а жизнью наслаждаемся. Осталось последнее — убеждать про грех, да так, чтоб сомнений не было, чтобы мы сами себя возненавидели. Ясно?
Галя кивнула и задумалась.
— Может, замотаемся в покрывала с ног до головы?
Вот наивная!
— Они объяснят, что поздно, что мы их уже завлекли. Галя, цель — морально нас уничтожить, ради этого они будут насиловать и изуродовать, а оправдания найдутся!
— А если сказать, что мы не мусульманки?
Нас убьют. И не просто убьют. Мой взгляд, наверное, был достаточно выразительным. Она сама поняла, что сморозила глупость, и сникла.
— Пошли к Лейле! — распорядилась я.
Но уже было поздно. У палатки нас ждали. Пока двое, из новобранцев. Осклабившись, они начали ласково нам что-то объяснять про нашу ослепительную красоту и непреодолимое желание. Мы хором сказали:
— Нет!
Они переглянулись, стерли улыбки с лиц и решительно придвинулись к нам. Мы одновременно ударили их ногами в ребра. И поняли, что подготовлены лучше.
Возвращаться в палатку было нельзя — там драться сложнее. Уходить — тоже. Потому что некуда и потому что палатка заслоняет нас хотя бы с одной стороны, а это важно, поскольку, подтверждая мрачную правоту моих прогнозов, к нам уже приближалась другая группа товарищей.
Внутри меня что-то изменилось, как всегда перед боем, как будто во мне включилось еще одно существо ќи приняло на себя командование мышцами, нервами и суставами. Это существо, запредельно расчетливое и рациональное, всегда точно знало, чего ждать от противника и никогда не допускало ни единой ошибки, ему не было важно, насколько развиты мои мускулы, потому что оно не использовало физическую силу, а черпало энергию откуда-то извне. Оно могло бы неплохо развлечься сейчас, если бы не… Огненные стрелы.
От них нет спасения. Их черед еще придет, это точно. Что же делать? Однажды в разгар боя мне помогли ребята с «Тайны», хотя я, кстати, не особо и нуждалась в помощи. Их через пульт центрального портала вызвала Королева. Но это не тот случай, сейчас-то сквозняка на Остров нет. А как они вообще получаются — сквозняки? Что заставляет совмещаться некие дырки в пространствах? Что это за дырки?
Из памяти послышался голос Капитана-Командора: «Ты пробила окно в их мир». Надо напрячься и еще кое-что вспомнить. Как я это сделала?
Мы с Галей уже стояли спина к спине. Я достала из кармана штанов «компас», надела на руку и предупредила Галю:
— Я попытаюсь устроить сквозняк на Остров. Слушай меня и делай, что я говорю.
Она кивнула в ответ — я почувствовала это затылком — и абсолютно спокойным тоном спросила:
— Прорвемся?
— Конечно, — ответила я. Тогда я еще верила, что со мной ничего плохого просто не может случиться.
На нас напали. Свора мерзейших мужиков, протягивавших грязные ручищи, чтобы причинить нам боль и унизить — не потому, что мы когда-то причинили боль им, и не потому, что мы им мешали, а потому, что страдающие и униженные мы были для них полезнее. Злость вперемежку с отвращением пересилили во мне обычное удовольствие от боя. Бой с недостойным противником не приносит радости.
Мы в тупой злобе выбивали им зубы, ломали носы, пробивали глаза, мяли ребра, а они все больше зверели, и наконец я услышала:
— Пристрелить сук!
Вот! Вот это я чувствовала тогда, с драконами: отчаянное желание вырваться из этого мира! Бескомпромиссное, не допускающее никаких иных возможных вариантов и очень мощное. Я поняла, что получилось. Быстро взглянув на «компас», я увидела, что в пяти метрах от нас быстро совмещаются порталы, и схватила Галю за руку.
— Пошли!
Очень удачно вышло, что сквозняк открывался не с той стороны, где командир Мустафа доставал из поясной кобуры пистолет, но нам надо было прорваться через толпу из пяти бандитов. И мы врезались в нее, не обращая внимания на клешни и щупальца, тут же вцепившиеся нам в руки и одежду.
Так, с висящей на нас кучей волосатых уродов, мы упали на каменный пол пещеры центрального портала.
VII
Сам эффект перемещения очень нам помог: в отличие от нас, правоверные мусульмане к нему были не готовы и растерялись хотя бы от того, что за долю секунды погасло яркое степное солнце. Плюс моментально, словно ожидал именно этого, среагировал Капитан-Командор, и трое напавших, встретившись с нечеловечески быстрым и твердым кулаком, в первые же две секунды отправились на родину. Наверное, они так и не поняли, что совершили перемещение во времени и пространстве.
Но самые упертые, Абдулла и Махди, успели сориентироваться, и в одну секунду произошло следующее: Абдулла с ревом рванулся к Гале, но споткнулся о подсечку Димки и покатился с ним по полу, Тим автоматически завел Галю себе за спину, спрятав от Абдуллы, а Махди заломил мне обе руки, и даже поднял над полом, но я этого почти не заметила, потому что самое интересное продолжалось у Гали с Тимом. Она, оперевшись о его плечи, с силой оттолкнулась ногами от пола, в великолепнейшем сальто перекувырнулась через него и приземлилась коленями аккурат на грудь Абдуллы, который за секунду до этого отшвырнул от себя Димку. Абдулла громко всхрипнул, и из его рта вылилась струйка крови. Галя встала на ноги, но не отошла далеко, и, когда Абдулла медленно, с трудом поднялся, согнувшись пополам, она сильным и точным ударом ноги в живот послала его в мир иной. В смысле, в портал. Мы с Махди наблюдали этот балет, затаив дыхание. Мне повезло опомниться раньше, и в следующий миг Махди с разбитым коленом и сломанной ступней отправился следом за единоверцем.
Наступила абсолютная тишина. Я огляделась. Димка стоял, ощупывая ребра, Тим разглядывал нас с Галей, явно утратив дар речи, а Капитан-Командор сидел на стуле дежурного, сгибая и разгибая пальцы… Он ждал объяснений. Что-то будет.
И почему нас не выбросило у замка? Сами бы справились…
Галя, сидя на полу, разматывала насточертевший хиджаб. Размотав, с силой швырнула его в сторону портала, но тот уже закрылся, и платок по стене стек на камни.
— Аська, ты супер, — произнесла она не своим, усталым и стервозным голосом. — У меня сегодня второй день рождения.
— С кем хоть я подрался? — спросил Димка.
— С Абдуллой, — так и быть, ответила я.
— Кто эти люди? — отделяя каждое слово, спросил Капитан-Командор. — Как вы попали в критическую ситуацию?
Я не хотела отвечать. Ну что мне, в самом деле, — рассказывать про убийственные особенности Галиного предменструального синдрома? Лучше развяжу свой платок.
Галя, помолчав, ответила, и я пожалела, что дала ей такую возможность. Как мне удалось понять из ее сумбурной речи, русским матерным она владела на уровне рядового пользователя. То есть никакой экзотики, известные всем четыре-пять слов. Но в каких невероятных склонениях, спряжениях и сочетаниях! Я и не подозревала, до чего довели ее тонкую психику полтора месяца муштры и унижений… Подобрав собственную нижнюю челюсть, я оглянулась. Тим и мой братик приняли несвойственную им пунцовую окраску, а Капитан-Командор внимательно слушал, рассматривая Галю странно сощуренными глазами.
Я не выдержала, подкралась к ней сзади и закрыла рот. Тим сменил цвет кожи на прозрачно-белый.
— Ася, это же Галя, — в ужасе прошептал он.
Я поняла, что держу Галю в захвате, которым ломают шею. Что тренировала полтора месяца, тем и держу… Тим, очевидно, решил, что от нас теперь можно ожидать любой гадости. Галя хихикнула мне в ладонь.
— Это исламские фанатики, — как можно спокойнее начала я. — Мы тренировались на их базе, пока не осознали, что нас готовят для совершения террористических актов. Когда мы дали понять, что не согласны, нам попытались объяснить, что мы не правы.
Тут меня разобрала злость. Отпустив Галю, я посмотрела прямо на Капитана-Командора.
— Что еще мы сделали не так? Мы должны были не спорить, взорвать себя и кучу людей? Мы должны были позволить изнасиловать нас и убить? Мы должны были разобраться со всеми этими тварями там и не тащить их сюда?!
Я сама чуть не сорвалась на мат, лишь в последний момент заменив словом «тварями» то, что в действительности хотела сказать. Взгляд Капитана-Командора был очень тяжелым. Задавая все эти вопросы, я будто слышала «Да» в ответ на каждый. Конечно, они были неправильными, и я знала, что роковую ошибку допустила в самом начале, когда заявила, что мы не носим хиджаб — это поставило нас вне законов чужого мира, и чужой мир отплатил нам тем же. Так что — да, мы сами виноваты в том, что попали в критическую ситуацию. Но признаться в этом кому-то невероятно трудно.
— Вы не должны были становиться такими, — ответил Капитан-Командор.
Я сникла. Протест во мне погас, оставив только досаду. Надо же, мы ему не понравились. Такие — сильные, смелые, быстрые, мы его не устраиваем…
— Прямо сейчас, разворотом — в институт благородных девиц, марш!
Мы с Галей растерянно взялись за руки. В отсутствии чувства юмора Капитана-Командора нельзя было обвинить, но и двусмысленных приказов он никогда не отдавал.
— Ваше Величество…
— Я поняла тебя, — моментально отозвалась Королева, — я провожу.
От стены подул горячий ветер. Начинался сквозняк.
— Девушки, идите со мной, — произнес голос Королевы.
Мы поднялись и побрели к порталу.
— И не возвращайтесь, пока не научитесь танцевать вальс! — напутствовал нас Капитан-Командор, впрочем, уже без металла в голосе.
— А еще вышивать, — тихо добавил Димка.
VIII
— Не слишком сурово? — спросил Тим, когда за девочками захлопнулся портал.
Капитан-Командор покачал головой.
— Я не собираюсь их изгонять или наказывать. У них глубокие психотравмы, но сами они не понимают, что сломаны — ведь победа осталась за ними. Там, куда их отведет Королева, они придут в норму. О них позаботятся.
— А на Острове они бы не пришли в норму? — спросил Дима.
— Нет, — ответил Капитан-Командор. — Им нужно больше, чем мы сейчас можем дать.
Странная фраза застряла в ушах Тима и Димки. Они почувствовали, но не поняли ее смысл и не смогли бы его сформулировать: «Девочек надо любить».
— С Асей, вроде, все нормально, — неуверенно возразил Дима.
Капитан-Командор вновь покачал головой, но ничего не ответил. Казалось бы, нормально, и последнее приключение оставило в ней не такой явный след, но что-то желто-бурое пролезло-таки к ней в душу. Раньше этого не было.
Недавно Денис, а теперь Галя с Асей… Тима неприятно поразил вид Гали с глазами хищного зверя, и если он смирится с этим, то и его коснутся те же разрушающие изменения, если нет — он будет страдать. Он не хочет, чтобы девочки были агрессивными и жестокими, он хочет их защищать, потому что в его понимании только за это и стоит сражаться. Не пожелав оставаться у него за спиной, Галя почти его уничтожила. Капитан-Командор обязан был дать ему понять, что он прав, что девочки с рельефными, накачанными телами, дымящиеся от ненависти, — неправильные девочки, и это не обсуждается. Достаточно на Острове одной Аси, которая не просит помощи, даже умирая, за неимением приключений создает их сама и никому, кроме единственного человека, не доверяет, да еще и способна отбиться от небольшой армии. Но она — волшебный котенок, не агрессивна и всех любит, причиняет боль, да и то невольно, лишь тем, что держит дистанцию в отношениях. Драконы в таких вещах не ошибаются…
А что на душе у тех, кого Капитан-Командор видит реже, не дающих ему повода сканировать себя? Их можно уберечь? А если здесь, на Земле, это непременное условие взросления, а он лишь насильственно задерживает его?
Его успокаивала молчаливая поддержка Королевы, которая очевидно не хотела таких перемен ни в ком.