I

Денис отчетливо понял, что случайно получил от Германа бесценный подарок. Он теперь знал, как выглядит любовь. Он мог мысленно вызвать образ волны оранжевых искорок, и они отзывались, возникали вокруг него, проникали в его кровь и давали удивительные способности. Самая главная — видеть мир восхитительным и простым, знать, что благом является все, что в мире происходит — помогала буквально творить чудеса.

Он написал несколько песен на русском, английском и испанском и разместил их в банках авторских обществ, хотя сам, конечно, исполнил бы их лучше всех, что было ясно из приложенных фонограмм. Однако шоу-бизнес не входил в его ближайшие планы на жизнь, и он рассматривал его как возможность зарабатывать деньги «когда-нибудь потом», когда все ресурсы наколдованных мирков будут исчерпаны.

Он сам себе придумал игру, главным правилом которой было продержаться в наугад выбранном мирке хотя бы неделю. Оказывался он где попало и считал, что научился выживать везде. Где-то ему приходилось ночевать под открытым небом, и он освоил искусство быстро сооружать примитивное жилище-укрытие и есть, пренебрегая риском, все, что выглядело съедобным. Он мог ночевать и на деревьях, и в пещерах, и среди камней на голой земле, научился защищаться от хищников любой родовой принадлежности и приспосабливаться к любой погоде. Бывало, что он даже стремился оказаться в «мире без людей», где мог почувствовать на себе безграничную власть природы, которая каждый раз флегматично решала, стоит ему жить, или нет. Он представлял себе ход ее рассуждений, когда ему в лицо бил колючий ветер, задувающий с трудом разведенный костер, и когда в зной различал где-то вдали журчание ручейка. Все ее милости-немилости он уважал, а, борясь с проявлениями ее враждебности, лишь пытался доказать, что тоже заслуживает уважения. И, преуспевая в этом, получал фантастическую награду…

В обитаемых мирах ему очень помогал дар знания языков, которым поделилась Ася. Прослушав хотя бы несколько минут местную речь, он уже понимал ее, усваивал особенности артикуляции и мог воспроизводить, самостоятельно конструируя фразы. Он обращался к аборигенам с первым пришедшим в голову нейтральным вопросом, а дальше события уже развивались сами. Случалось, что его сразу пытались убить, и это впоследствии превращалось в анекдот, но чаще было иначе. Его внешность, и без того неординарная, да еще и украшенная золотистым свечением, стала бесконечно привлекательной.

Бывало, что он устраивался в незнакомом мире даже очень хорошо и оставался там надолго. Укутанный золотисто-оранжевыми искрами, он стал очаровательным в смысле «очаровывающим». Оставаясь невидимыми нормальному человеческому глазу, они раздражали какие-то тонкие материи живых тел, вызывая движения их эмоций, чаще всего для людей непривычные и потому притягательные. Быстро располагая к себе новых знакомых, он становился полноправным гостем в чужом обществе, узнавал его порядки и участвовал в делах людей, его населяющих.

Настоящей удачей были миры, где надо было бороться… И тогда он с готовностью и удовольствием становился воином. Стремление к битвам он почувствовал в тот далекий день, когда в него влилась Асина кровь, словно этим явлением управлял неведомый ген или вирус. В нужный момент, в предчувствии опасности, в его организме что-то менялось: обострялись зрение и слух, во внимание попадали все, даже мельчайшие, изменения в окружающей обстановке, и им сразу находилось объяснение, движения становились точными и быстрыми, а решения, как действовать, приходили интуитивно. Он с интересом учился новым, придуманным в других мирах, приемам боя, легко осваивал новое оружие, благодаря обостренному восприятию, быстро улавливал и запоминал все особенности новых для него техник. Самое главное качество, вызывавшее к нему уважение у всех, кому приходилось с ним вместе сражаться, — в бою он забывал, что возможности человеческого тела имеют предел, и совершал невозможные вещи.

Мужчины чувствовали в нем друга: надежного, бесстрашного, выносливого, умеющего подчиняться указаниям, которые считал обоснованными, и брать на себя командование, когда только он и знал, как надо сейчас поступать. Он был идеальным, послушным и терпеливым учеником, когда хотел освоить приемы стрельбы, борьбы и использования в бою холодного оружия, он обожал такие занятия. И другом он становился отличным, поскольку буквально видел людей насквозь, никогда ни в ком не сомневался и понимал смысл всех поступков и всех слов, даже неумело подобранных.

Женщины во всех мирах были более чувствительными и волшебство чувств ценили гораздо дороже всего остального. Денис быстро понял, что не стоит при них просто так «включать искры», поскольку это могло привести к разрушительным последствиям. Ради любви женщины были готовы на настоящие безумства, и часто, чтобы сохранить только что возникшую мужскую дружбу, ему приходилось сторониться жен, дочерей и подруг своих новых друзей.

Впрочем, если женщина не имела никакого отношения к его друзьям, он не считал необходимым ограничивать сферу своих интересов. На эту тему у него сложилась своя философия. «Золотистые искры» обязывали. Они не только давали удивительные способности, но и не позволяли использовать их неискренне, из корысти или желания причинить вред. Хотя и в рамках искренности вариантов поведения оказалось очень много. Ему случалось быть и нежным, и горячим, и холодным, и жестоким. Не сразу, но он научился различать мотивы, по которым женщина нуждается в его любви, и его поначалу больно царапало, когда он видел, что в чужих глазах значит не больше, чем модная вещь. Тогда он показывал любовь, погружая такую модницу в омут «золотистых искр» и демонстрируя «все лики мужчины», как он сам это называл. Зрелище всегда оказывалось неожиданно сильным, и после этого модные вещи женщину переставали волновать. Она открывала для себя мир, в котором все, что она привыкла ценить, меркло перед волшебством. Перед безусловным счастьем.

Он лицедействовал, и это была актерская игра высшей пробы, то есть не игра, а реальные, разве что искусственно вызванные, переживания.

Каждый раз он проживал ситуацию до конца — до того момента, когда в женщине не оставалось ничего для него интересного, когда он раскрывал все ее тайны. Женщины были такие разные… и так похоже становились беззащитными. Застенчивые и робкие, избалованные и капризные, они, лишаясь всех наращенных на душу покровов, оказывались одинаковыми — маленькими и ограниченными. Они пасовали перед его властью, и, осознавая свою слабость в невероятном приоткрывшемся им мире, привязывались к нему. Ведь без него, сами, они в этом мире терялись. Они ничего не могли в него принести. Они ничем не могли его удивить. Даже нервные, физиологические удовольствия притуплялись из-за ничтожности существа, пытавшегося их дать. И конец наступал скоро. Тем не менее Денис верил, что женщины, для которых мир любви был знакомым и привычным, или которые хотя бы не растеряются в нем, все-таки существуют. Ведь на самом деле его опыт был невелик… просто неудачен.

Погоня за ускользающим образом любви изменила его личность. Сама Королева замирала, глядя на него. Он стал человеком, какой-то частью своей души постоянно находящимся в другом, тонком и чудесном мире, и мир твердый часто вызывал у него критическую реакцию, некий зрелый цинизм, в основе имевший знание об истинных ценностях.

Эксперименты с тонкими чувствами при всем разнообразии результатов привели к одному общему выводу: эмоция, выглядящая как золотисто-оранжевое свечение, возникла у Германа из чего-то другого, более важного и мощного, лежащего за пределами доступного восприятию Дениса мира. Что же это такое? Что нужно чувствовать, чтобы так смотреть на человека — одновременно беспомощно и властно, чтобы единомоментно обособиться вместе с ним от остальных людей и уединиться в отдельной вселенной с собственным течением времени и границами доступного пространства, став там богами? Заклинание: «Господи, как же я тебя люблю», неслышное, принесенное из той изолированной вселенной движением воздуха, было наполнено мощью, оставляющей ждать от заключенных в ней богов любого разрушения и любого созидания. Перед этой силой не стыдно преклоняться, и те, кто хоть раз почувствовал такое движение воздуха, всю оставшуюся жизнь обречены слагать легенды про богов.

Ася — женщина, которую любовь сделала богиней. В ком из них: в ней или в Германе — нужно искать истоки чуда?

 

II

Как-то раз они встретились в наколдованном мирке.

Где-то в дремучем европейском средневековье в разгар междоусобной войны он «гостил» в отряде крестьян с двумя мелкими помещиками во главе, восставшими против своего сюзерена. Партизанское существование было ему знакомо и нравилось своей первобытной естественностью, демократией и простотой, когда нищета обнажает пару истин, единственно важных: для того, чтобы жить, надо только есть и согреваться, а для того, чтобы жить по-человечески, надо ценить сегодняшний день, тех, кто рядом, и бороться за уверенность в завтрашнем. Здесь не нужны были ни деньги, ни документы, здесь пустым звуком были права человека, здесь, уважали искренне и верили интуиции. И даже жестокость была нормальной, поскольку оправдывалась местью или выживанием — искренними, а не темными порывами.

Денис с ополченцами около месяца по местному времени спал в землянках, участвовал в набегах на стоянки баронского войска, отбивался от баронских солдат, когда, наоборот, те на них нападали, заманивал врагов в болота или в непроходимые чащи. Такие противостояния могли длиться годами, что его не устаивало. Он хотел приблизить развязку.

Он знал, что в другом лесу так же действуют другие отряды, нашел их разведчиков и, с трудом преодолев подозрительность голодных и не раз преданных, наладил через них связь с их командирами. Надо сказать, пасьянс был захватывающим. Задачу собрать все отряды в одно время в одном месте пришлось решать путем обмана: собирая сведения о передвижениях барона, численности, состоянии и планах отрядов, он говорил, что действует по заданию командиров. Его, конечно, проверяли. Несколько раз он возвращался к своему отряду, чувствуя спиной очень осторожную слежку, и намеренно не пытался ее сбить. Убедившись в том, что он не лжет и действительно принадлежит к ополченцам, ему верили и во всем остальном.

Так, совместными усилиями под незаметным руководством Дениса, мятежникам удалось выманить барона из замка в дальнюю деревню, тремя отрядами захватить замок с остатками войска, и, дождавшись там возвращения основных бароньих сил, с комфортом с ними разделаться. Затея была рискованной в том моменте, что барон, зная свою собственную крепость лучше повстанцев, мог найти способ проникнуть в нее тайно, не ломая массивные ворота и не пытаясь залезть по высоким стенам. Чтобы свести этот риск к минимуму, еще один отряд поджидал барона в лесу и, когда все силы подтянулись к узурпированной твердыне, напал с тыла.

В бою на крепостных стенах не было ничего интересного, итог там был очевиден, и Денис перебрался через стену, чтобы помочь «заднему» отряду, дравшемуся с врагом лицом к лицу. Тем и в самом деле приходилось несладко. У подножия стены агонизировал паренек лет пятнадцати — его ровесник, — меч разъяренного барона снес ему полголовы. Рядом с ним головой вниз упал немолодой крестьянин, его грудь до бока была рассечена ударом алебарды. В его глазах, заливаемых толчками выбрасываемой изо рта кровью, за несколько мгновений выражение ужаса сменилось тоской — до того, как они застыли. В эти мгновения Дениса охватило горькое сожаление, что он неправильно все рассчитал, что победа если даже и достанется им, то слишком дорогой ценой, и он кинулся с вдесятеро возросшей силой исправлять свою оплошность, по пути клянясь, что больше никогда, никогда, не примет на себя ответственность за столько других людей, всего и хотевших-то спокойно жить.

— Так это ты — Бес! — вдруг услышал он рядом с собой по-русски.

Отражая атаку солдата, он быстро обернулся и чуть не выронил саблю, осознав, что рядом с ним дерется Ася.

— Что? — переспросил он, все еще не веря, что это на самом деле она.

— Бес! Тебя здесь так называют! Не знал?

— Нет!

Тревога прошла, и ему захотелось смеяться. Бес!

Дальше все уже было легко. Солдаты-враги отскакивали от них, как мячики, они с Асей их просто сметали — два вихря чистой энергии, — и бой превратился в праздничную пляску. Это было самым настоящим, опьяняющим счастьем — знать, что где-то рядом, среди жаждущей крови толпы, после двух месяцев на чужой земле, непонятно, каким чудом оказался друг. Близкий, связанный кровью, такой же!

Когда сражение стихло, и озверевшие ополченцы с обеих сторон крепостной стены мстительно добивали солдат, Ася и Денис бросились друг к другу. Он подхватил ее и подкинул, поймал и прижал к себе. Они смеялись, довольные такой неожиданной и славной встречей, она взъерошивала его волосы, а он кружил ее и вновь обнимал.

В какой-то миг сквозь эйфорию он затылком почувствовал, как его жалит что-то назойливое — чья-то отчаянная обида, и в следующую же секунду инстинктивным жестом поймал на подлете запущенный в Асину спину стилет. На расстоянии десяти метров от них в ярости топнула ногой дочь командира его отряда.

— Значит, эта пигалица?! — крикнула она. — Где твои глаза, она же и ногтя моего не стоит!

Он метнул стилет ей под ноги, не говоря ни слова, взял Асю за руку и повел в замок. Ладонь жгло — остро наточенный клинок прорезал кожу, но боль с каждым шагом становилась все тише. Асина рука в ладони автоматически заживляла рану. От мысли, что лишь доля секунды определила, жить Асе или умереть, у него похолодело в груди, и это ощущение не проходило, пока им не удалось скрыться ото всех на третьем этаже смотровой башни замка.

Оказалось, Асю инцидент не впечатлил. Она, нисколько не утратив удовлетворения от победы, тихо посмеивалась.

— Прости, — тем не менее, сказал он.

— За что? — спросила она. — Ведь не ты назвал меня пигалицей. Да я и не обиделась. Очень ей сочувствую.

— Почему? — удивился он.

— Сколько вы прожили вместе? Месяца два?

— Ничего у меня с ней не было!

— А и не надо. Она и без того к тебе привязалась, одними своими мечтами. Ты давно себя в зеркале видел?

«Ася что, тоже?!» — панически подумал он. Но, вглядевшись пристальней в ее глаза, понял, что нет. Она никогда не попытается получить его в собственность. Они еще много раз встретятся в разгар битвы, среди океана или под землей друзьями, счастливые быть вместе и свободные друг от друга. Он продолжал рассматривать ее, все еще девочку, не разгадавшую секрет женского шарма, действительно пигалицу, и думал, что это она — та редкая женщина, которая не растеряется в волшебном тонком мире. Он видел, что она абсолютно защищена от того, чтобы влюбиться в красивое лицо или красивые слова, и чтобы из-за этого пожелать смерти другой женщине. Ее хранит истинная любовь единственного для нее мужчины.

Странная любовь без будущего и даже без настоящего, теперь и ее любовь тоже, как бы она ни противилась этому.

— Все, больше я в эти игры не играю, — произнес он вслух, имея в виду восстания и партизанские движения. — Тебя здесь еще что-нибудь держит?

— Нет, — отозвалась Ася.

— Тогда давай искать портал. Еще немного, и командиры разберутся, что не они спланировали эту операцию, и лучше мне исчезнуть раньше.

Ася кивнула. Она думала, как это здорово, что существует на свете человек, который, встретив ее в бою, не ужасается и хмурится, а искренне радуется. Человек из лучших на земле, считающий ее равной!

 

III

Хорошо, что их мысли были скрыты от нескольких человек, которым Королева, не удержавшись, как будто случайно, показала этот эпизод.

В зале пульта всю сцену средневековой битвы просмотрели Валя с Колей, Женя, Алеша, Галя и Тим. Их всех увиденное погрузило в глубокие раздумья, но по разным причинам.

Валя, глотая слезы, шептала:

— Они в самом деле убивают! Они хоть понимают это? И их на самом деле могут убить! Какие же это игры?

Галя пожирала глазами Дениса. Когда трансляция прервалась, она, словно под гипнозом, мысленно возвращалась к картине, где его изящная фигура стремительно перемещалась по полю битвы и залам замка, к его пронизывающему взгляду, которым он одарил девушку, метнувшую в Асю нож, — это пробирало до костей! «Вот каким должен быть мужчина», — думала она.

Алеша не заметил, что за все время демонстрации ни разу не шелохнулся и едва дышал. И только в конце, когда все было хорошо, шумно выдохнул и подвел итог: «Около десяти „критических моментов“. Десять раз она могла погибнуть. Сестренка, ну что же тебе не сидится дома и не вышивается? Надо быть готовым оказаться на месте Дениса, ведь это я должен ее спасать…»

«А этому что от нее надо?» — уныло думал Женька. «Медом она им всем намазана, что ли? Все равно Герман, медведь-шатун, никого к ней не подпустит, „сам не ам и другим не дам“. А этому вообще пофигу, что трахать. Кажется, она это понимает».

Тим растерялся, впервые за долгое время увидев друга. «Что с ним случилось? Во что он ввязался? Почему он там один? Почему он — Бес?»

«Сказать или нет капитану?» — размышлял Коля. «Вроде ничего такого и нет, но уж больно нагло он ее обнимал, как будто не знает, что она — девушка Германа». С другой стороны, он сам в такой ситуации повел бы себя точно так же. Встретив Асю в бою, он бы тоже не подумал о том, кто вместо него вправе ее обнимать. Вот только он никогда не окажется в такой ситуации, ведь он, член команды, никогда не пойдет в бой один. Зачем вообще биться одному?

— А это точно не постановка? — недоверчиво спросил он.

— Конечно, нет! — послышался возмущенный и насмешливый голос Королевы. Своей цели она добилась, заставила их восхищаться своими любимчиками. — А откуда такие подозрения?

— Уж больно красиво дерутся, — смущенно буркнул Коля. Он не ожидал, что на его риторический вопрос последует ответ, к тому же от нее.

— Денис учится, где только можно, и много практикуется, — охотно объяснила Королева, и в ее голосе сквозила снисходительность. — А у Аси это в крови.

— Нет! — поспешно возразил Алеша. — Ничего такого у нее в крови нет!

Наступила тишина. Потом Королева произнесла с сожалением:

— Ты совсем ее не знаешь. А то, что хочешь о ней думать — далеко от действительности.

— Я ее брат. Кто может знать ее лучше?

Опять тишина. Алеша даже подумал, что Королева закончила разговор. Но она все же сказала, тихо, будто осторожно:

— Ты уже давно не ее брат. Вы были связаны, но не кровью, и эту связь ты разорвал.

Для него эти слова прозвучали, как обвинение, в первый миг он замер, а потом, медленно выходя из ступора, глубоко задумался. Она имеет в виду, что Ася — его сестра только по отцу? И что они в далеком детстве были друзьями, но потом отдалились, поскольку у каждого появились свои интересы?

Тут подала голос Валя. Громко всхлипнув, она повторила:

— Они на самом деле убивают! Они убийцы! Я больше не смогу с ними разговаривать, даже смотреть в их сторону!

— Ну, не думаю, — на этот раз Королева откликнулась моментально, — что Дениса твое мнение хоть сколько-нибудь заденет. Он воин, тебе этого не понять. А что касается Аси, то ты невнимательна.

— Да? — снова всхлипнула Валя, теперь с надеждой. Ася ей нравилась, она видела ее нормальной девчонкой и хорошей подругой, и очень не хотела терять.

— Она никогда не наносит смертельных ударов. Она своих противников лишь обездвиживает. Бывает, что их добивают потом другие, но она об этом не знает. Для нее убийство — такое же табу, как для тебя, а бой — забава лишь во вторую очередь. Она дерется, только защищая.

— А… почему ты против воинов? — растерянно спросил у Вали Коля.

Она почувствовала в его голосе тревогу и заглянула ему в глаза. Ему было важно, что она ответит. Он ждал ее ответа в напряжении и был похож на прирученного волка, который тычется влажным носом в ладони, смирив свою звериную мощь и ловкость. Сравнение, пришедшее на ум, затронуло теплой мохнатой лапой что-то у нее внутри, и ее сердце вздрогнуло. Было очень приятно ощущать зависимость присмиревшего волка.

— Я… их боюсь, — так же растерянно выдавила она.

Галя тихонько хмыкнула. «Ну, ответь что-нибудь красивое, глупый!» — подумала она. Но ответ Вали его озадачил, и ни одно красивое слово ему не вспомнилось. Он нашел все слова, но позже, когда ее уже не было рядом.

— Что у Аси с Денисом? — наконец решился спросить Женя, хотя и понимал, что на прямой ответ рассчитывать не стоит. Ну, и нарвался, разумеется:

— О! — тон Королевы стал экзальтированным. — У них самое чудесное, самое загадочное и настоящее, что только может быть между двумя людьми! Волшебные, святые узы, соединяющие через время и расстояния…

— Они же не вместе! — удивленно воскликнула Галя, и Женя, уловив в ее голосе свое собственное разочарование, смерил ее пристальным взглядом. — Ну, то есть видно же, что они встретились там случайно. И потом, в башне, целоваться они не стали, она сказала, что не обиделась на выходку той девушки… Если бы они… ну, в общем… все было бы не так.

— У них взаимное доверие и дружба, — презрительно пояснила Королева.

«Вроде как нам не понять,» — тихо прокомментировал Тим. Очень тихо, потому что боялся потерять контакт с непредсказуемой Королевой. Он не знал, что она никогда на него не обидится и любит его именно за то, что как раз он это понимает лучше всех.

— И если говорить о братьях-сестрах и кровной связи, — голос Королевы зазвучал приглушенно, как будто она удалялась от них и при этом размышляла вслух, — то именно Денис — такой же, как Ася и, стало быть, он — ее брат.

Последние фразы едва можно было расслышать.

— Ася — девушка Германа! — встрепенувшись, сообщил Коля, тяжело глядя на Женю. Тот поморщился:

— С какой это радости? Что-то ничего такого не замечал. Алексей, ты в курсе?

Алеша отрицательно покачал головой. Ничего ему Ася не говорила. Он ничего не спрашивал. Он не хочет ничего такого о ней знать. Тоже мне, брат…

— Посмотри внимательней, — процедил Коля.

— Я лучше спрошу, — насмешливо ответил Женя.

«Да все ты видишь,» — подумал Тим, — «Ты и внимание-то на нее обратил только потому, что ее любит Герман — лидер, о чьем вкусе не спорят. И ты просто пытаешься воспользоваться неопределенностью между ними.»

— Спроси у него, — посоветовал он ядовито.

— Ладно, — пожал плечами Женя.

Коля кровожадно ухмыльнулся.