I

Я заметила его уже в другом мире, случайно обернувшись. Драконы, похоже, хорошо знали, куда попали, потому что мгновенно сориентировались, едва вылетев из сквозняка, и очевидно собрались лететь дальше без остановки. Я похлопала своего крылатого друга по шершавой шее. Он понял и приземлился.

— Вы дома? — спросила я, спрыгнув на землю. — Королева говорила, что порталы должны были совместиться еще через неделю, не раньше…

Дракон пристально смотрел на меня, и, клянусь, в его взгляде было уважение! Потом он коснулся своими гладкими губами моего лба, отвернулся и, резко толкнув себя в воздух, взлетел. Я помахала на прощанье рукой, еще хранившей ощущение шершавого, теплого и сильного. Улетела моя сказка…

Подошел Женька. На перевязи у него были закреплены ножны с одноручным мечом.

— Теперь домой? — спросил он.

— Да, — ответила я.

Мы осмотрелись. Мир, замерший в миг возвращения драконов, начал оживать. Запели птицы, зашелестел травой ветер. Мы были в лесу. Самое то для дефиле в куче юбок.

Женька смотрел на свой «компас», я просматривала окрестности «фильтрующим» зрением на предмет затаившихся в зарослях хищников. Меч может очень пригодиться… Но крупных зверей поблизости не было.

Я чувствовала, что Женька не собирается ни в чем меня упрекать, и, хотя он оказался здесь единственно ради того, чтобы мне помочь, при этом не строил из себя покровителя.

— Пока ничего — сообщил он. — К нам вообще долго ничего, давай выбираться окольными путями.

Я взглянула на Алешкин «компас». Вот мы. Вот две медленно приближающиеся друг к другу точки — порталы, один в этом мире, второй — в соседнем. Скоро совместятся. Нашего портала нигде не видно. Есть желтый огонек через три портала в разных мирах, но он выведет не на Остров, а куда-то в Австралию. Спасибо, в другой раз…

— Идем сюда, — я показала на единственный в достижимом пространстве портал.

— Девять километров, — сказал Женька и критически посмотрел на мое платье.

Ну, теперь спешить некуда. Я принялась наощупь развязывать тесемки.

Женька наблюдал за мной и был явно разочарован, когда из-под юбок показались штаны, идеальные для передвижений по лесу.

— Все, — сообщила я, — продолжения не будет. Этот кошмар менять не на что.

— Редкий вид химеры, — сказал он. — Сверху принцесса, снизу — боец спецназа. Беспримерная эффективность в условиях ближнего боя…

— Хорошо, что не русалка, — пробормотала я, вытаскивая шпильки из волос.

— Очень хорошо, — тихо подтвердил он.

Я непроизвольно замерла. Только этого не хватало. Так, я ничего не слышала.

Продолжая сражаться со шпильками, я направилась в сторону портала. Диадема соскользнула с волос, и ее пришлось нести в руке.

— Что за история с замком и драконами? — поравнявшись со мной, спросил Женя.

Я рассказала, это помогло заполнить время в дороге. Он то ли вежливо, то ли искренне восхищался тем, что нам удалось быстро и обстоятельно обжиться с полным комфортом, неодобрительно посмеялся странному ходу Королевы драконами, спрашивал, какой толщины мы сделали стены и какой высоты башни. За вроде бы дружеской беседой меня не оставляло напряжение. Да и удовольствия от исследования незнакомого мира я не получала, считая себя связанной с Женей и его намерениями. Почему обязательно домой? Избавленная от юбок и шпилек, я вполне могла бы побродить здесь, ведь мир драконов не может быть скучным. И еще… меня беспокоило чье-то недовольство. Я чувствовала, что кто-то, чьим мнением я дорожу, злится на меня. Домой так домой.

 

II

Мы выпрыгнули прямо в зиму, в самую метель, такую густую, что даже не сразу поняли, что оказались на окраине деревни. С трудом добравшись до ближайшего дома, мы постучали в дверь и прямо-таки ввалились в уютное тепло, уже в следующий миг показавшееся нам колючим — за несколько минут мы успели замерзнуть. Увидев, что мы — дети, хозяева принялись оттирать нам руки и ноги, что-то удивленно восклицая по поводу нашей одежды и обуви. Я делала вид, что не могу говорить, потому что замерзла, а когда поняла их речь, рассказала, что мы едем далеко издалека, попали в метель, отбились от взрослых, потеряли все наши вещи и заблудились. Подробностей пришлось избегать, поскольку в деревенском доме было совершенно непонятно, что это за время и как далеко тут продвинулся научно-технический прогресс. Дом оказался большим и явно зажиточным. Комнаты освещались толстенными свечами, и это само по себе ни о чем не говорило, но нигде не было видно никаких следов электричества или газа. Нас напоили кофе и накормили пряниками, — улыбаясь, но поглядывая искоса. Еще бы! Мой химеричный вид да меч на перевязи у молчаливого Женьки доверия не вызывали. Хорошо, что нас еще считают детьми…

Женя под столом разглядывал «компас». Судя по выражению его лица, ничего хорошего тот ему не обещал. Буран закончился, небо прояснилось, и хозяева задули большую часть свечей. Кутаясь в плед, я разглядывала их и в конце концов решила, что рискнуть можно. Я спросила, не помогут ли они нам с теплой одеждой, потому что мы должны постараться догнать своих родителей, которые спешат, и лучше, чтобы они не теряли время на наши поиски. Хозяева замерли и посмотрели друг на друга. Я достала диадему и положила на стол перед хозяином. Женька издал протестующий возглас, подыгрывая мне, чтобы создать впечатление ее ценности, и лицо хозяина приобрело серьезность. Я сказала, что это залог, и что наши слуги потом приедут, чтобы забрать диадему и отдать деньги, а если не приедут в течение года, то они смогут оставить ее себе. Розовощекая хозяйка склонилась над диадемой, и по ее глазам я видела, что мое случайное украшение действительно имеет цену, и немалую. Теперь нам доверяли: упоминание о спешащих родителях и слугах сыграло свою роль. Плюс к этому — я, видимо, действительно была похожа на владелицу диадемы, а не на разбойницу.

Ах, да, парчовый корсет! Я тихо попросила хозяйку дать мне что-нибудь взамен него. Она улыбнулась и повела меня в спальню. Там я окончательно убедилась, что нас убивать и грабить не собираются — вся обстановка дышала благополучием и благочестием, причем явно уже давнишними. Хозяйка (Марта) стала вытаскивать булавки из корсета, и только когда она дрожащей рукой протянула мне их, я поняла, что они тоже дорогие. У них были бриллиантовые головки. Я с вежливой улыбкой сложила протянутую пухлую ладонь в горсть и прижала к ее груди, давая понять, что дарю ей эту бесценную фурнитуру. Она засияла, тут же вытащила из громадного кофра всю свою одежду и предложила мне выбирать. Я взяла и сразу надела первое попавшееся — безразмерную белую рубашку на скромных деревянных пуговицах, всем своим видом изобразив удовлетворение. Женщина уважительно посмотрела на меня, и мы вернулись в гостиную.

Женька на тот момент уже объяснил хозяину «жестами, что его зовут Хуан», в смысле, что он не местный и ни слова не понимает. Старательно подбирая слова, хозяин сказал, что послал сына и дочь за одеждой, и уже через пять минут дети принесли шубы, куртки и меховые сапоги.

— Что в перспективе? — спросила я у Жени, чтобы не демонстрировать свой «компас» хозяевам.

— Через полтора часа, шесть километров, — ответил он.

За полтора часа замерзнуть не успеем, тем более, что надо спешить. Я взяла куртку из дубленой кожи, сапоги, в которые влезла прямо в сандалиях, и пуховый платок. Женька тоже оделся в куртку и сапоги, а на голову натянул вязаную хозяйскую шапочку. Я попросила еще что-нибудь, в чем можно ходить по снегу, и нам выдали снегоступы. Женька с просительным видом ткнул пальцем в висящую на крючке большую холщовую сумку, которая тут же радостно была ему выдана.

Мы попрощались и ушли.

— Надо было одеться теплее! — через двадцать минут заявил Женька. — Очевидно, что мы не успеем! В этом!.. По снегу!..

— Да, у меня тоже мало опыта передвигаться в сугробах, — призналась я, не сожалея, впрочем, об оставленных шубах — пробежка получилась интенсивной. — Я думала, что хоть ты не южный.

— Ну, как сказать, — останавливаясь и переводя дыхание, ответил он. — Я из Оренбурга. Опыт передвигаться по снегу у меня достаточный, но на лыжах и по лыжне. Так вот этот опыт мне подсказывает, что мы не успеем.

— Давай, хоть попробуем, — пожав плечами, предложила я, а про себя назвала Женьку нытиком.

 

III

Мы все же успели.

И оказались в тундре — голой и унылой, но вовсе не заснеженной. Моментально стало жарко. Я сняла платок и расстегнула крючки на куртке — было не настолько тепло, чтобы совсем ее снимать.

— Только завтра! — простонал Женька, глядя в «компас», с таким натуральным горем в голосе, что я чуть не рассмеялась. — В двадцати километрах отсюда! И то не к нам!

— Пошли, погуляем, — сказала я и направилась в сторону будущего сквозняка.

Такого огромного неба я не видела уже давно, и меня распирал восторг. Небо над океаном не в счет — оно не дает ощущения свободы, под ним не уйти далеко. А здесь у меня возникло испытанное лишь однажды чувство, будто я вытягиваюсь вверх почти до бесконечности, что я могу увидеть и понять все, что вокруг меня происходит.

По пути Женька вспомнил, что «тундра богата грибами и ягодами», и мы принялись изучать мох в поисках грибов, что было правильно, поскольку через два часа от пряников в наших желудках не осталось даже приятных воспоминаний. Еще он предложил было поохотиться, но, представив его, идущего с мечом на суслика, я уже рассмеялась в голос, и он, немного подумав, захохотал тоже. Нам повезло, и грибов набралось достаточно, на вид вполне съедобных. Мы набрали у чахлых кустиков сухих веток, на самые длинные нанизали грибы, которые порезали Женькиным мечом, точнее — о Женькин меч, развели костер (спички-то у меня обязательно найдутся), и поджарили грибы в меру своих знаний о способах их приготовления. Результат отбил аппетит надолго.

Незаметно наступил вечер. Нас стали одолевать комары. В потемках мы набрали еще сколько смогли хвороста и развели костер.

— Спим по очереди? — спросил Женька.

— Да, надо поддерживать огонь, — ответила я. — А то волки…

Волками, впрочем, и не пахло. Скоро нас укутала тьма. Глядя на огонь, я старалась не замечать Женькиного взгляда и пыталась избавиться от померещившегося два мира назад беспокойства. Чье недовольство может преследовать меня? Валя и Оля злятся, что я бросила их, улетев с драконами? Нет, они остались при своем интересе, ведь никто из парней не пострадал, а я их стараниями выглядела абсолютной дурой. Братья? С их точки зрения, я совершила очередную глупость, не более того. Денис меня бы понял, может быть, но его там не было. Кажется, что-то не так из-за Жени — мне неуютно, потому что он рядом. Герман. Вот в ком дело. Я не хочу, чтобы рядом был Не Он… Что он ревнует — мне только кажется. Господи, помоги мне забыть о нем!

— Что у тебя с Германом? — спросил Женька.

Они что все, сговорились? Я не хотела вновь искать ответ на этот вопрос и задала свой:

— Зачем тебе это знать?

Наступила тишина, если можно так назвать немелодичное жужжание комаров и потрескивание веток. Неужели так заметно, что я к нему привязана, и мое настроение, мои мысли зависят от него? Я не только чучело принцессы на драконе, но и по жизни посмешище…

— Ты мне нравишься, — вдруг ответил Женька. — Но все говорят, что вы вместе.

Это совсем другое дело. Хотя бы не посмешище.

Что сказать? Если мы не вместе, то со мной может быть любой, кто этого захочет?

— Я одна, — сказала я. — Я одна, потому что я одна. Мне так хорошо.

Ночь прошла спокойно, если не считать того, что несколько комаров все же добралось до наших ушей, пока мы спали.

 

IV

А утром порталы совместились, и мы прошли в другой мир.

Здесь было лето, и день.

Развалины кирпичной постройки. Оглядываясь, мы торопливо сбросили куртки, шапки и сапоги. Женька предусмотрительно сложил это все в свою большую сумку.

Где-то кричали, я не могла разобрать, что и на каком языке. Вдруг человеческие крики перекрылись громким, угрожающим гулом, и невдалеке послышался взрыв.

Война! Настоящая, страшная война! Рядом опять закричали, а потом под бегущими ногами стали с шумом крошиться кирпичи разбитых стен. В закуток, где мы с Женькой боялись шевельнуться, из дверного проема влезло дуло автомата. Подчинившись инстинкту, мы упали на пол до того, как раздался выстрел. Но всего один. Потом в разрушенную комнату вбежал солдат в грязно-зеленой форме и черных сапогах, увидел нас и заорал по-русски:

— Здесь ребята!

Через секунду рядом с ним оказались еще двое солдат. Увидев нас, один удивленно присвистнул:

— Ребята… вы как тут оказались? Сидите смирно!

Женька машинально спрятал за спиной меч. На улице слышались автоматные очереди и возгласы, я уже поняла, что по-немецки. Наши солдаты отстреливались, резко высовываясь в оконные проемы и разбитую дверь и прыгали обратно. Тот, кто вбежал первым, весело подмигнул мне:

— Ничего, отобьемся!

Действительно, взрывов больше не было слышно, и выстрелы раздавались все дальше. Но солдат, осторожно, прижавшись к стене, вышедший на улицу, после громкого щелчка выстрела вскрикнул и упал. Падая, он завалился назад, в дом. Я подбежала к нему и увидела, что по его гимнастерке на животе расползается кровавое пятно. Кто-то сзади меня от души выругался и выскочил на улицу, после чего очередь там не смолкала минуту.

— Все! — крикнули с улицы. — Кончил засранца! Выходите!

Это нам. Сам боец вернулся и, взяв за руку, стал поднимать раненого. Другой оставшийся ему помог, поднимая товарища за другую руку.

Мы выбрались на улицу. В ушах звенело.

Из слуховых окон подвалов вылезали люди. Кто-то рыдал, кто-то смеялся.

— Ребята, вы чьи? — закричал нам кто-то.

— Уже ничьи, — потрясенно прошептал Женька.

Нас обступили женщины и дети с тревожными глазами.

— Мы сюда из деревни пришли, — нашлась я. — Из Березовки. К тете Маше. А тут…

Деревни Березовки есть везде. И тети тоже. Проверено.

— Где ж теперь вашу Машу искать? — замялся мужичок лет шестидесяти. — Немцы на том берегу, каждый день такое… Только и закапываем, уже не разбираемся.

Я услышала, что где-то рядом ребенок плачет от боли, и пошла на звук. Мальчик лет четырех сломал руку, девочка лет восьми обнимала его и плакала.

— Мама там, — говорила она, показывая на подвал. — Лежит и не двигается…

У меня внутри все сжалось от ее ужаса, и я помчалась в подвал. Женщина там была без сознания, но жива, завалена рухнувшими деревянными полками. Я ощупала ее голову: ничего, все цело. По моей ладони заструилось живительное тепло. Через пять минут она очнулась. Я разбросала остатки полок и помогла ей подняться на ноги и выйти по лестнице на улицу. Девочка радостно закричала. Я занялась мальчиком: положила его ручку на подходящий обломок доски, охладила свои ладони, а потом — опухоль в месте перелома, соединила отломки внутри ручки как надо, и начала залечивать.

— Дай длинную тряпочку, — попросила я его сестренку. Та метнулась куда-то и принесла рваный лоскут.

Я перевязала маленькую руку вместе с доской и сказала затаившей дыхание маме:

— Через три дня размотаете и посмотрите.

Так, кто-то еще плачет.

В этот момент меня нашел Женька.

— Ася, здесь куча порталов! Один — прямо на Остров, но послезавтра…

— Замечательно, — рассеянно ответила я, направляясь к рыдающей пожилой женщине. — Иди, я остаюсь.

— Что? — не сразу понял он. — Надолго?

— Пока я тут нужна.

Он остановился, как вкопанный, а я занялась скальпированной раной на голени женщины. Через некоторое время Женька подошел и встал рядом.

— Ася, ты нужна всегда и везде, — тихо заговорил он. — Но ты не можешь оказаться в тысяче мест сразу.

— Почему? — удивилась я. — Порталы дают такую возможность.

Он молчал, не понимая.

— Женька, — я попыталась объяснить: — я очень давно хотела сюда попасть. Смотри, сколько здесь боли и ужаса!

— Люди бегут от боли и ужаса.

— Если ничего не могут сделать. А я могу!

— Что?! Остановить войну? Ты историю учила? А в концлагерь ты не хотела попасть?!

— Хотела! Хочу!

Он сел на дорогу у ног женщины, ничего из его слов не понявшей и только следившей за моими руками. Обхватил ладонями лоб. Зачесал обеими пятернями волосы назад и уже спокойнее произнес:

— Да. Тебя выдержит только Герман.

Он глубоко о чем-то задумался.

Я закончила с женщиной и обнаружила, что за мной уже выстроилась очередь. Класс! И никакая инквизиция не подглядывает из-за угла!

Про Женьку я совсем забыла, промывая, бинтуя, вправляя до ночи. Кто-то совал мне кусочки хлеба прямо в рот, я благодарила и жевала, кто-то поил горячей водой из кружки, и я глотала… И я помню до сих пор, насколько была тогда счастлива, чувствуя, как уходит чужая боль, и в уставших душах место отчаяния занимает надежда. Некоторые ласково прикасались ко мне и замирали с улыбкой, будто одним таким прикосновением исцелялись от старых недугов.

Когда наступила ночь, меня отвели в чей-то дом, уложили на кровать, и я сразу уснула. Утром городок проснулся от выстрелов и взрывов. Люди привычно похватали детей и стариков и спрятались в подвалах. Потом звуки выстрелов смолкли, и вчерашний день повторился вновь. Женька находился рядом, он помогал искать материал для перевязки, чистую воду и дощечки для шин, как будто всю жизнь этим занимался.

— Дочка, осколочные можешь? — спросил кто-то.

— Тут же не операционная! — возразили ему.

— Да все равно уже… умирает человек.

И меня повели к руинам кирпичного дома. Там, у стены, лежал солдат, его бессмысленный взгляд метался, руки и колени крупно подрагивали, а из живота торчал черный блестящий осколок. Я не я буду…

— Ты что, волшебница? — уставшим голосом спросил Женька.

— Найди, чем зашивать, — попросила я.

 

V

Следующее утро началось спокойно, и я осматривала тех, кого лечила позавчера. Потом меня отвел в сторону Женька.

— Портал, — коротко сообщил он.

— Нет, — ответила я.

— Ясно. Тогда и я остаюсь.

Это уже мне не понравилось. У Женьки здесь не было интереса, из-за которого можно рисковать. Мы шли в сторону портала по «компасу», и уже покидали городок.

— Тебе нужно уходить.

— Тебе тоже.

Мы остановились за последним, еще целым домом. Дальше был берег и река, за которой немцы поджидали свои основные силы, держа на прицеле все подходы к старому каменному мосту из опасения, что его заминируют.

«Компас» показывал, как быстро сближаются оранжевая и зеленая точки… Скоро они соединятся, всего на миг, и так же быстро станут расходиться.

На том берегу раздался звук выстрела, и одновременно пуля выбила кусок штукатурки из стены, за которой мы стояли. Немецкие снайперы, тоже уставшие от затянувшегося ожидания, нервно палили по всему, что могло сойти за цель.

— Туда нельзя соваться, — с облегчением сказала я. — Давай подождем следующего сквозняка.

Женька не ответил. Он напряженно следил за точками в «компасе». Вдруг он крепко, словно тисками, схватил меня за руку и помчался вниз, на берег, к порталу. Мы почти что кубарем летели с горы, и я не могла вырваться, боясь упасть и превратиться в удобную мишень. Женька мчался, глядя на «компас», мимо нас свистели пули, а я с отчаяньем понимала, что покидаю этот мир навсегда…

Когда сквозь туман межвременья уже блестели, отражая солнце, волны океана, мою спину пронзило огненное копье. Рядом вскрикнул Женька. Сознание выключилось.

 

VI

— Герман, вызов с «Тайны», — отрывисто сказал Слава. От его тона настолько явно потянуло тревогой, что все разговоры в зале форта мгновенно стихли. — Женька с Асей вернулись. У обоих огнестрелы. Ася в тяжелом.

Те, кто понял, вскочили на ноги. Герман бросил:

— Серега, идем! — и, подняв ветер, выскочил из зала. «Тайна» стояла у пирса в километре от форта, и никогда раньше он не преодолевал такое расстояние настолько быстро.

В «Тайне» бледный Кирилл мотнул головой в сторону медотсека.

— Что?! — не выдержал Герман. Он остановился, чтобы найти стерилизующие салфетки и обработать руки.

— У Женьки пуля застряла в плече, вроде несерьезно. Но морально он труп, имей в виду! У Аси… сквозное в грудь. Я не знаю, жива она еще, или нет. Ее принес Женька.

Герман ворвался в медотсек. Ася неподвижно лежала на столе под лапой диагноста, который, конечно, никто не включал. В тот миг, когда он только увидел ее, мертвенно-бледную, с красной жирной точкой на белой рубахе чуть левее середины груди, он понял, что она жива, и успокоился. Женька сидел возле двери, зажимая рану у плечевого сустава и тупо глядя в иллюминатор.

— Генератор запустили, — торопливо отчитался Коля, заглядывая в дверь. Из коридора его подвинул Сережа, уже протиравший руки салфетками.

— Когда вас ранило? — спросил Герман у Жени.

— Только что, в портале, — ответил тот. — Еще пятнадцати минут не прошло.

— В портале? — переспросил Герман. — Отлично!

— Почему? — не понял Сережа.

— Нет опасности контаминации. И то, что сквозное — отлично.

— Посмотри на ее губы. Они синие. Ранение в грудь навылет! Открытый пневмоторакс с гарантией! — в голосе Сережи прорывалась паника.

— Закрытый пневмоторакс с гарантией, — насмешливо поправил Герман. — Все с тобой ясно. Занимайся Женей.

— Кто бы сомневался, — буркнул Сережа, впрочем, с явным облегчением.

Женька, понявший из их диалога только то, что Ася жива, и Герман может ее спасти, вопросительно смотрел на Сережу. Тот его взгляд проигнорировал. В сущности, Кирилл был единственным из экипажа «Тайны», кто лояльно относился к Жене после его эскапады за драконами. К сопернику обожаемого капитана все остальные были настроены соответственно. Сережа кивком головы указал Жене в сторону операционного стола, и тот, стянув рубашку, нехотя улегся на него.

Как нельзя вовремя явился Юра и молча устроился на прежнем Женькином месте. За прошедшие три дня, то есть две ночи, он обнаружил в брате незнакомую прежде черту, которая была слишком явной, несмотря на все старания Германа ее скрыть, — ревность. Собственно, за его поведение он не волновался, поскольку великодушие в нем при любом раскладе перекрывало все остальное, но вот его экипаж мог оторваться за капитана. Юра по рангу выше их всех, и его присутствие должно обеспечить видимый покой. Вообще-то роль буфера между братом и другом ему претила, так что мысленно он ругал обоих: Германа — за то, что тот создал неопределенную ситуацию, Женю — за то, что попытался влезть в чужую любовь.

Герман осторожно снял с Аси рубашку, потом спохватился и поднял непрозрачную до середины перегородку, отделившую их от остальной части медотсека. Асю уже никто видеть не мог, и все следили только за выражением его лица.

На пороге застыл Тим.

— Больше никого не впускать! — распорядился Герман, рассматривая рану и ощупывая кожу вокруг нее. Судя по лицу, картина его удовлетворила. Он сделал два укола и начал настраивать диагност.

Сережа, подумав, сделал Жене обезболивающий укол рядом с отверстием раны и взялся за скальпель.

— Рассказывай, — велел Юра.

— О чем? — спросил Женя и скрипнул зубами — Сережа не потрудился дождаться начала действия анестезии.

— Где был и что видел, — пояснил Юра. — Куда попали с драконами?

Женя понял направление мысли своего капитана: рассказ отвлекал его от бесцеремонных Сережиных манипуляций в медленно холодеющем плече, и, кроме того, он успокаивал ревность Германа. Сейчас он видел, что не стоит исполнять обещание, данное Тиму, и спрашивать его про их связь с Асей — она была очевидной. В том, как Герман смотрел на нее, и как прикасался, было столько тревоги и нежности, что Женьке стало немного не по себе — до него дошло, что он мог бы испортить, если бы добился своей цели. При всем его лучезарном отношении к Асе, он ее, конечно, не любил…

Рассказывая, Женька тактично обрисовал, как далеко друг от друга они провели две ночи, и дал ясно понять, что он даже прикоснулся к ней единственный раз — когда тащил к сквозняку.

— Надо было дождаться другого раза, — приговорил Юра.

— Теперь так можно сказать, — ощетинился Женька. — Но там, знаешь ли, бомбы взрывались по несколько раз на день, немцы нападали на город и убивали всех подряд… даже не высовываясь, шансов было мало.

— И все-таки больше, — холодно заметил Тим.

Женька поморщился и не ответил.

Герман напряженно смотрел в экран диагноста. С его лица сошла сосредоточенно-удовлетворенная мина, и оно отражало теперь лишь крайнее изумление. Он замер, не веря своим глазам.

— Что? — спросил Тим и шагнул в сторону перегородки.

— Стой там! — резко ответил Герман и словно опомнился. — Ничего… Закрытый пневмоторакс, как и предполагали. Воздуха попало немного, рассосется сам.

— Надежно закрытый? — снова спросил Тим.

— Надежно. В раневом канале — такой фарш… Но перемещать ее, конечно, нельзя.

— Легкое сильно коллапсировано?

— Частично. Ты знаешь, как проводится лечение в таких случаях.

Тим кивнул и ответил фразой из учебника:

— Динамическим наблюдением. Возьми кровь.

У Германа дернулись мышцы на скулах. Он перенастроил диагност и продолжил обследование. Больше всего на свете ему сейчас хотелось остаться одному. Наедине.

Плакать или смеяться? Девушка, ради которой он изучил медицину, устроена не так…

 

VII

Я очнулась от ноющей боли в груди и, открыв глаза, не поняла, где нахожусь. В тусклом свете лампы различались белые шкафчики, два небольших столика и скамья. Да, еще кушетка, на ней кто-то лежит. А я сама? На каком-то мягком столе. Я села, свесив ноги. Боль в груди стала сильнее. Что там? Тугая повязка. Я ранена.

Вспомнила. Мы с Женькой бежали к сквозняку, и в нас стреляли. Мне обожгло спину. Где же я?! Так. На тахте спит Женька, у него перевязана рука. Будить не стоит.

Я слезла со стола и прошла по комнате. За Женькиной кушеткой нашлась дверь, странная какая-то, открывается, отъезжая в сторону. Когда-то я уже была в этом коридоре… «Тайна»! Драть отсюда быстро! Я подхватила свою рубашку со стола и увидела, что для носки она уже непригодна: спереди и сзади ее украшали две дыры с окровавленными краями. Эк меня! Но не идти же по Острову в повязке на груди… сомнительный бюстгальтер. Кто, интересно, меня перевязывал?

Я знакомой дорогой выбралась из подводной лодки и отправилась домой. Боль в груди усиливалась с каждым шагом, дыхания почему-то не хватало. Странно, я же по десять минут провожу под водой. Ах, да, я же ранена. Наверное, повреждено легкое.

До своего домика я добралась с трудом, и сразу рухнула на кровать. Надо что-то сделать с раной. Где мои травы? Я же почти месяц тут не была из-за Валиных фантазий… пыли накопилось… Вот то, что нужно. Воду вскипятить… Как же больно! В груди словно кто-то шевелится…

От травяного чая стало легче дышать, я легла на живот, так было удобнее, и заснула. При ранениях нормально много спать? Вроде, да.

Я проснулась от смутного беспокойства. Кажется, что-то внутри меня паникует, боится не справиться… Надо же, мне страшно быть одной. Опять болит.

Открыв не без усилия глаза, я увидела, что я не одна. Однако гость был таким неожиданным, что я сначала приняла его за галлюцинацию. На пороге моего домика сидел и не сводил с меня глаз Капитан-Командор. Что могло привести его сюда? За все время, что я на Острове, мы разговаривали не больше трех раз. Неужели он пришел сказать, чтобы я возвращалась домой? Могу понять, неприятностей из-за меня много…

— Привет, — сказал он.

Встать я бы не смогла и, на удивление, не смогла ответить — только шевельнула губами.

Он пристально смотрел на меня. Солнечный свет из окна хорошо его освещал, и я заметила то, на что раньше не обращала внимания — на цвет его кожи. Матовый загар был словно вторым слоем, покрывавшим более глубокий черный слой. Для его общей необычности это было нормально.

— Женя виноват, — продолжал он. — Но я не хочу его наказывать. Ему достаточно плохо.

— Он тоже ранен, — кивнув, прошептала я.

— Он ранен, — согласился Капитан-Командор, — но за такие вещи на Острове говорят «спасибо». Ему плохо, потому что он боится за тебя и чувствует себя виноватым.

Я тоже не хочу его наказывать. В конце концов, вся заварушка вышла из-за того, что я улетела с драконами. Нет, я не могла не улететь с ними. Значит, из-за того, что я пошла на поводу у Вали с ее детскими мечтами.

— И еще, — сказал Капитан-Командор, — я думаю, тебе надо знать про смысл той истории с драконами. Королева пригласила их, чтобы проверить тебя.

Кажется, у меня на миг остановилось сердце от удивления, и по моему лицу это было видно.

— Она хотела узнать, какой выход из этого положения ты найдешь. Ты сама поняла, что ты сделала?

— Нет, — выдавила я.

Как он странно смотрит — словно улыбается, но я знаю, что его губы не способны на улыбку, как мои глаза — на слезы.

— Ты пробила окно в их мир.

В следующую секунду я отключилась — наверное, нервная система отказалась принимать дополнительную нагрузку в виде требующей осмысления информации, отложило ошарашивающее известие в заначку и включилось вновь. Капитан-Командор смотрел на мои руки, и я, проследив за его взглядом, увидела, что судорожно комкаю в кулаках простыню. Очень больно.

— Действие обезболивающего кончилось, — произнес он. — Ты уверена, что справишься сама?

Даже сквозь боль я смогла оценить его деликатность. Он ведь не упрекал меня в том, что я сбежала из медотсека «Тайны», что было непривычно в свете опыта всей моей прошлой жизни, нет, он видел в этом разумный поступок, единственно возможный для меня. И он задавал вопрос не затем, чтобы уличить меня в допущенной ошибке — я видела, что стоит мне только попросить о помощи, и он сам отнесет меня в форт к Сашке с Валеркой или обратно на «Тайну» к Герману. С его точки зрения, это нормально. Но я никогда не прошу о помощи.

— Уверена, — сдавленно ответила я. — Справлюсь.

Хотя в тот момент мне невыносимо было оставаться одной. Когда он ушел, я заставила себя подняться, приготовить новый отвар и выпить его, после чего — заснуть.

 

VIII

В следующий раз мой сон прервался от укола. Самого настоящего укола в ягодицу, так по-детски! Сил у меня хватило лишь на то, чтобы возмущенно мыкнуть, не открывая глаз.

— Ч-щ-щ, — рядом с ухом произнес кто-то. — Спи, принцесса.

Твердая ладонь коснулась моего лба. То ли от действия укола, то ли от осознания того, что я не одна, мне стало спокойно. Знакомые голоса я слышала словно из могилы.

— Жар? — спросил Тим.

— Нет, — ответил Герман, — не выше тридцати восьми.

— Я боюсь. Давай вернем ее на «Тайну», под диагност.

— Уйдет. И я не могу ее за это осуждать — дома стены лечат. Пока нечего бояться, это хорошая температура.

— А если спайки? Легкое сильно повреждено?

— Повреждено.

— Надо было удалить некротизированные ткани! Тебе жалко ее резать?

— И открыть плевральную полость? Тим! Будет нужно — разрежу. Пока не нужно. Некротизированные ткани в процессе заживления полезны, ты знаешь, экзамен вместе сдавали.

— Повязку не пора менять?

— Не пора. Сухая.

— А внизу?

Твердая ладонь забралась мне под грудь и задержалась. От этого можно выздороветь…

— Пока сухая…

— Про кровь не забудь.

Меня укутало нежное тепло. Наверное, это блаженство и есть… Боль исчезла.

— Возьму. Тим, успокойся. Все идет, как надо.

— Действительно, что это я… Если с ней что-то случится, тебе будет хуже всех.

— Да, я за все отвечаю.

Вторая ладонь легла мне на спину, поверх входного отверстия раны. Что-то чистое, целебное, волшебное пронзило меня насквозь, и я потеряла ощущение пространства.

— Ты идешь?

— Нет.

— Ты остаешься?

— Нет.

 

IX

Когда я проснулась, его не было. Не было боли, и я размотала повязку, всю пропитанную чем-то грязным.

Маленький розовый шрам в виде крестика на груди, немного правее центра. Я жива и здорова. Но он не остался. К ощущению свершившегося волшебства добавилась горечь — волшебство кончилось.

Закончилась сказка про принца и драконов.