I

Вовремя.

Дарх еще не покинул свой Парнас, но уже был на ногах и выглядел живее, чем мумия.

Решив, что теперь мой дом здесь, я уселась на камни там, куда ступила.

— Что это значит? — мрачно спросил Дарх.

— Я теперь всегда рядом с тобой, — ответила я. — Другого способа обезопасить своих близких я не вижу.

Его глаза налились гневом, губы сжались, но больше он ничего не сказал, лишь отвернулся и уставился в облачную даль.

Ну что ж, я добегалась. Теперь пришла пора испытать свое терпение. Скрестив ноги, я устроилась поудобнее и стала разглядывать свое новое обиталище.

Здесь было вполне уютно. Мраморные глыбы высотой с половину человеческого роста образовывали небольшой лабиринт и отбрасывали тени, в наблюдении за движением которых можно было провести, казалось, вечность. У их подножия, извиваясь, лезли из шелково-зеленой травки редкой красоты сиреневые цветочки, а чуть поодаль задиристо торчали их желтые собратья, похожие на крупные фиалки.

Солнце здесь не палило, а спокойно грело и светило, разве что слишком ярко. Однако с этой проблемой глаза справились автоматически, и в тот же миг я смогла видеть духов. Двое, напоминавшие гигантских серо-зеленых амеб, болтались возле Дарха, и еще двое, светло-голубых, тонких, как стройные девичьи фигурки, застыли у края пропасти. Эти заметно дрожали, как будто мое появление их напугало, и, невесомые, стоя на цыпочках жались к обрыву. Кто это, интересно? Узнаю еще, времени достаточно.

Дарх долго, до самого заката, стоял ко мне спиной, но, наконец, повернулся и сказал своим нормальным высокомерным тоном:

— Я пока не могу отсюда уйти. Ты теряешь время.

— Скоро сможешь, — утешила я. — И пропустить этот момент мне не хочется.

— Я сам не знаю, когда он наступит. Даже если скоро — я должен беречь свои силы и вынужден торчать тут! А когда смогу — что ты сделаешь?

В высокомерном тоне нарастала злоба, он становился громче, подобно раскатам близящейся грозы.

— Пойду за тобой и помешаю, если ты попытаешься уничтожить то, что мне важно.

— Да что ты о себе вообразила?! Думаешь, можешь покорить любого своими феромонами, или чем там тебя, единственную самку, нашпиговали, чтобы гарантированно привлекала всех самцов?! Кроме твоей персоны, у меня есть другие интересы, и я не помчусь к твоим грядкам или прихвостням, как только смогу. Ты будешь ходить за мной по пятам?!

— Буду.

— Да? — тут стало заметно, что он не столько раздражен, сколько демонстрирует раздражение, словно пытается напугать подступающим бешенством. — У тебя нет других дел?

Так инквизиторы проводили допросы, я привыкла. Они еще и глаза выпучивали, и слюной брызгали.

— Сейчас нет. Когда появятся, я ненадолго отлучусь, улажу их, и тут же вернусь. Или найду тебя в любом другом месте, ты это знаешь.

Это ему совсем не понравилось. Он четко понимал, что сам себя загнал в ловушку, и теперь со злобным стыдом проигравшего искал из нее выход. Впрочем, сквозь злость и стыд тихонько, еле заметно и непонятно проглядывало удовольствие. Наверное, ему очень наскучило однообразие беспомощного времяпровождения. Гм, неужели никто из друзей-богов его не навещал?

— А чем ты тут питаешься? — вдруг осознав, что тоже попала в собственную ловушку, спросила я.

— Пищей богов, — последовал надменный ответ.

И вовсе это не амброзия и нектар, надо полагать. Чистая энергия из солнечного света и чужих эмоций. Ну, ладно. В конце концов, еда для меня, тоже сгустка энергии, просто наслаждение вкусом, вредная привычка, от которой пора избавляться. Вот так и перестают быть людьми: сначала общение с богами, потом отказ от пищи, потом психиатрическая больница…

Заведенный Дарх предпринял новую попытку от меня избавиться. Он швырнул мне веер мнемотем с яростным комментарием:

— Смотри, как я живу! Смотри, с чем тебе придется мириться!

Инстинкт самосохранения запретил мне вглядываться. Я лишь уловила нечто настолько чужое во вроде бы радостных и беззаботных картинках-хрониках, что поняла сразу: как та ночь на подводной лодке, каждое из этих событий мерзким ржавым осадком упадет в мою душу. Такие развлечения и такое веселье я смогу пережить, лишь зажмурившись и заткнув уши.

— Я зажмурюсь и заткну уши.

Дарх широко улыбнулся.

— Тогда на это посмотри.

И кинул мечты. Обо мне. О том, что он хочет сделать со мной.

Гм.

О.

Некоторые из его грез были давнишними — в них я еще была миниатюрной и с более детским выражением глаз, чем то, которое недавно видела в зеркале. И ведь что интересно: меня именно так, как он фантазировал, в действительности пытали несколько раз в наколдованных мирках, когда я снова и снова пыталась вмешаться в охоту на ведьм. Словно фанатики-инквизиторы исполняли его волю. Вот ведь. Не нашла ли я ответ на вопрос: почему это случалось со мной так часто? Опять же, исполнились его мечты лишь о тех пытках, которые я сама, внутренне, согласна была перенести, а прочие, например, выжигание глаз или вырывание рук, никто ко мне применить и не пытался. Значит ли это, что я, как Капитан-Командор, могу противостоять воле богов?..

В других мечтах Дарха я уже была дылдой, но все еще с длинной косой — очевидно, они сложились уже после нашей первой встречи в этой жизни. Ну, в общем, тоже впечатляет. Но последние, где мои волосы уже коротки… Дарх забрал их обратно, не дав разглядеть лучше, а там мелькнуло о-ё-ёй. Зачем так? И я думала, при жизни (человеческой) у него была другая ориентация…

— Ну, попробуй. Разомнемся. А то скучно у тебя тут, как в могиле.

Возможно, это несколько жестокая язва, но с Дархом этикет можно было не соблюдать. Да и что с его точки зрения жестоко, а что нет — еще вопрос.

Он величественно кивнул.

— Еще наступит время.

Похоже, он все-таки не врал о своем здоровье: двигаясь, он экономил силы, хотя мимика и речь давались ему уже легко. Как бы снова спровоцировать его на такой подрыв, когда он полностью восстановится? Впрочем, не так уж он глуп.

Тоненькие духи между тем осторожно приблизились ко мне, и, покружив немного, остановились рядом. Дарх пронаблюдал за их перемещением очень внимательно, как будто оно означало что-то важное, как высота полета птиц для предсказателя погоды, но ничего не сказал.

Зашло солнце. Хорошо, что я могу не спать. Закат в горах потрясающий: это не просто краснеющее перед безнадежной борьбой с ночью небо, это красный цвет во всей его силе, накрывающий мир и проходящий мимо него, дальше — покорять горизонт.

Особенный. Первый из множества, на которые я обрекла себя, отказавшись от возможности легко убить Дарха. Будет ли он таким же особенным через сто лет?

 

II

Теперь, почти не сводя глаз с бога-инвалида, старавшегося думать, что находится в одиночестве, я ждала сигналов чужой боли и с тревогой, и с надеждой — они были бы единственным оправданием отлучек из обиталища Дарха, рискованных, но необходимых, как дуновение свежего ветра. Мысленно перебирая, всем ли островитянам прицепила «маячки», боясь что-то пропустить, я вслушивалась в свои ощущения.

Но жизнь преподнесла сюрприз. Я вдруг ясно услышала собственное имя:

— Аська, иди сюда!

Ментальный зов. С ума сойти.

— А ты кто? — мысленно произнесла я, решив, что это не может быть кто-нибудь из родни — их я бы узнала, да и не назвали бы они меня Аськой.

— Это Галя, найди меня, пожалуйста, хоть как! Это важно!

Вряд ли она услышала мой вопрос. Скорее всего, просто орала в пространство, находясь в полном отчаянье.

Вызвав из памяти ее портрет, я разбежалась и прыгнула.

— Привет, золотце, — сказала Галя.

Я остолбенела там, где очутилась. Она, худая, бледная и изможденная, как Артем после давешнего «промывания всего», лежала возле обветшавшего колодца у заросшей травой дороги, а вокруг нее вечер накрывал давно позаброшенную деревню.

— Е-елки-метелки, — только и смогла выговорить я. — Слышала, что ты меня зовешь, но, кажется, опоздала.

— Нет, — откликнулась она, — именно сейчас ты мне и нужна.

Галя была возбуждена, причем как-то болезненно, словно через нее пропустили электрический ток.

— Все, что угодно, — пообещала я. — Только объясни, что случилось!

Она широко улыбнулась.

— Какие-то полупрозрачные твари случились, представляешь? Схватили меня, приволокли куда-то, пытали! Потом установили во мне датчик и оставили здесь. Это я знаю, зачем — чтобы выследить Остров. Поэтому я и не пошла туда, а мысленно орала твое имя. Ася?

При фразе «полупрозрачные твари» я вновь вросла в землю, а потом сама не заметила, как рухнула рядом с Галей на проплешину в траве. Господи.

Что? Ведь чувствовала? Чувствовала, почти знала. Только верить не хотела.

А кто сказал, что кошмары не сбываются? Кто-то обещал, что ничего самого страшного именно со мной не произойдет?

— Дикие странники…

— Ты тоже от них пострадала? — с восторгом спросила Галя.

— Я не успела. А вот Денис однажды почти умер. Галя! — взмолилась я. — Что ты им сказала?!

Она сделала вид, что обиделась. На самом деле она была невообразимо рада моему пришествию, потому что вдвоем и бояться, и искать выход легче, но вести себя нормально пока не могла.

— Я была не в настроении разговаривать. И вместо того, чтобы меня оскорблять, пожалуйста, принеси пользу обществу — найди датчик и вытащи его из меня.

— Вместо того, чтобы оскорбляться, — парировала я, — возьми себя в руки и расслабься. У тебя здесь нет врагов.

Последнюю фразу я буквально втолкала в ее мозг. Мне не понадобилось отключаться, чтобы почувствовать исходящее от нее излучение. Но датчика не было. Дикие странники, конечно, психи, но вовсе не дураки. Излучение шло от участка кожи на пояснице, он был то ли пропитан каким-то веществом, то ли изменен. Ну что ж… настало время побороться и с этим.

Я положила ее животом на траву, и, заблокировав болевые центры, оторвала измененную кожу от тела. Затем, дав вытечь приличной дозе крови, запустила регенерацию, как с поясницей Артема.

Попутно я обследовала ее. Работа еще была, и это не стало для меня неожиданностью: дикие странники сами по себе — вирус, и заражают они все, с чем рядом оказываются. В Галиных почках развивались посторонние организмы, а спинной мозг разбавился инородным веществом. Наверное, мне не хватило бы сил и знаний, чтобы справиться с такой компанией, но сомнение, как всегда, только сунуло нос в мою душу, и в тот же миг его выбило оттуда чувство, не раз помогавшее творить чудеса: во мне мощной волной поднялся протест против чужой злобы. Огромное, поглотившее все вокруг, желание, чтобы в мире существовали только добро и любовь, дало мне столько энергии, что принявшее ее Галино тело сразу очистилось, и каждая клетка засветилась, почувствовав свободу.

Через несколько мгновений Галя сделала глубокий вдох, а потом медленно выдохнула.

— Пожалуй, я не жалею о том, что они со мной сделали. Ради такого выздоровления стоит испытать даже смерть, — сказала она.

Я вновь растянулась около нее. Эйфория, сопровождавшая каждое излечение, разогнала страх перед дикими странниками. Их можно победить, и только что мы с Галей сделали маленький шаг к победе. Но легкой она не будет — мы все еще ничего о них не знаем.

— Галь, это действительно крайне важно. Дикие странники впервые законтачились с кем-то из островитян. Как они с тобой говорили?

Она повернула ко мне уже спокойное, сразу посерьезневшее лицо.

— Кажется, через какой-то прибор. Насколько я их рассмотрела, говорить по-человечески они не могут.

— А как ты дышала?

На Земле, устанавливая свои порталы, они меняют воздух на свой — так им удобнее «работать». Но в ловушке на планете-жемчужине они находились в одном воздухе с гуманоидами — и ничего, вполне нормально функционировали. Ой, а что для них норма? Может быть, в азотно-кислородной среде они хоть и не гибнут, но лишаются каких-то важных способностей? Уже лучше.

— Они засунули меня в прозрачную клетку, там был хороший воздух. А всю эту хрень со мной делали: жгли, щипали, череп сдавливали, руки-ноги растягивали, бр-р-р — такими длинными руками-манипуляторами, знаешь, как в лабораториях с вирусами работают?..

Лапочка… Сколько ж она перенесла…

— Хотели, чтобы ты провела их на Остров?

— Да. Повезло: я случайно разбила «компас», а то страшно подумать, что было бы, если бы они его нашли и догадались, как он действует.

Надо же, как она рассуждает — ей совсем себя не жаль, она не хнычет от обиды и не хвастается стойкостью.

— Почему ты это все терпела? — не удержалась я, надеясь, что в этот раз она не станет примерять образ оскорбленной невинности.

Галя свернулась уютным калачиком и грустно-прегрустно улыбнулась. Напряжения в ней не осталось. Ее тело было расслаблено, как у кошки, оно было счастливо собственному здоровью, и даже грусть, показавшаяся в ее глазах, была светлой.

— Я чувствовала себя такой несчастной, что слабо воспринимала боль. Я несколько дней назад рассталась с любимым. Вынуждена была расстаться. Мне было настолько плохо и обидно, что я получала даже какое-то удовлетворение от пыток: физические страдания отвлекали от сильнейших, которые разрывали душу.

Как же это понятно! Может быть, не всем, но мне — безусловно.

Женское любопытство взяло верх над тактом, и я спросила:

— Кто твой любимый?

При слове «любимый» ее глаза засветились.

— Ты его не знаешь. Он из наколдованного мирка. Я не могла быть с ним, ведь моя жизнь — там, где Остров, а он не мог уйти со мной. Я приходила, уходила, и скоро мы оба поняли, что гибнем. У нас так было, понимаешь? Нам было трудно расставаться. Когда мы находились рядом, то чувствовали нарастающее счастье, и прерывать это чувство было равносильно убийству чего-то лучшего. Какая-то часть моей души была готова остаться там и обречь себя на счастливую смерть, но нечто более сильное велело спасать шкуру. Я ушла, а он завтра женится на другой, с которой был помолвлен до того, как мы встретились. Ты согласна, что от этого можно и в пекло залезть?

— М-да, — посочувствовала я. — А ты не могла выбрать кого-нибудь поближе?

Галя усмехнулась.

— Ты не думай, мне очень нравятся наши парни. Но что случилось…

— …то не лечится, — буркнула я. — Давай расскажем им о твоих контактах с внеземной цивилизацией, вдруг да узнают нечто новое.

Подумав, она кивнула.

— Ты права. Только есть проблема — их найти.

Думаю, с этим я справлюсь. Но для начала надо обдумать один сомнительный момент, а не то очередная беспечность будет стоить огромных потерь.

— Как они тебя поймали?

— Ну… — Галя напрягла память. — Я не стала ждать прямого сквозняка на Остров и вышла в первый попавшийся. Оказалась в теплом таком местечке, с пальмами и солнышком, там и решила дожидаться. Он должен был случиться только через три дня, но мне не хотелось куда-то еще идти. Я переночевала в шалаше из пальмовых листьев, и все следующее утро бродила вдоль кромки джунглей, как вдруг хлоп! И оказалась запутанной в сеть. Потом ничего не помню, пока не очнулась в клетке.

— Они сразу стали спрашивать про Остров?

— Да. Они называли его узлом.

Почему? Дикие всех, на кого натыкаются, хватают и выспрашивают? Ох, боюсь, что нет. На Гале не написано, что она островитянка. Случайность? Возможно, но только отчасти. Я готова поверить в везение диких, но не больше, чем процентов на пятьдесят.

Мир Беспредел, Галя… Эти дороги ведут к Денису. Да и сама Мультиземля, если по честному. Дикие что, тоже, как кскривсы, могут получать информацию из крови? Они ведь ее много из Дениса высосали, почти всю… Но узнали далеко не всё. Словно только фрагменты.

Что же это значит? В нападении на Землю виноваты мы с Денисом?!

От этой мысли я заледенела. Однако тут же в мозг вонзилась другая: не мы, а глупый Жадный бог, замысловато проклявший Германа и придумавший такую жуткую комбинацию для исполнения проклятия! Бог-идиот!

 

III

С мистификациями пора было кончать, и я без лишних инсценировок вывела Галю прямо к Тиму. То есть, не совсем прямо: на всякий случай мы поблуждали по другим миркам, в которые я пробивала дырки, вызывая из памяти лица старых знакомых, но на базу островитян мы вышли, не скрываясь. Прятать от них способность свободно переходить из мира в мир все равно скоро станет невозможно, поэтому, вспомнив лицо Тима, я пробила дыру так, чтобы оказаться от него не дальше чем в трех шагах.

Ночью определить, где мы находимся, удалось не сразу. Небольшой керосиновый фонарь освещал лишь деревянное крыльцо и обитую облезлой клеенкой полуоткрытую дверь, но потом стало видно, что крыльцо принадлежит одноэтажному белому домику, а вокруг колосится поле… Странное место для базы маленькой, но все же армии.

— Тим! — постучав кулаком в дверь, крикнула я.

Внутри домика раздался слабый шум, и почти мгновенно дверь распахнулась. На пороге появился встревоженный Тим, босой, одетый в футболку и спортивные штаны. От неожиданности мы с Галей отступили на шаг назад.

— Супер, — оценив обстановку, произнес он.

— У нас новости о пришельцах, — сказала я.

— Заходите, — посторонился он, пропуская нас в дом. — Пять минут, хорошо? Сейчас позову парней.

Мы вошли. Сразу зажегся свет, и стало видно, что в единственной комнате домика, кроме Тима, обитает еще четыре человека: Виктор, Валерка, Рустам и Стас. Сидя на застеленных матрасами лавках, расставленных вдоль стен, они торопливо протирали глаза — то ли со сна, то ли пытаясь прогнать вторгшихся в их ночь призраков. Галя, недолго думая, уселась на ближайшую лавку.

Пять минут не успели истечь, как в комнату ворвались Герман, Юра, Алешка и еще несколько человек, которых было уже не разглядеть. Резко стало тесновато. Не в силах побороть любопытство, я посмотрела сквозь стену: у крыльца в ряд стояло штук пять авто имени Оуэна Брюса. Логично. То есть, стратегично: опасаясь в случае обнаружения неприятелем попасть всем вместе под один химический «колпак», они рассредоточились группами с разбросом километров в десять-пятнадцать друг от друга. Связываются по радио, а изобретенные Германом машины позволяют в случае необходимости перемещаться очень быстро. Наверное, так.

Все ждали, и в глазах читалось ожидание плохих новостей.

— Говорите, — приказал Тим.

Галя повторила рассказ, на этот раз сухо и спокойно, безразлично глядя куда-то в угол, как будто ее вновь гораздо больше занимала предстоящая свадьба любимого, чем какие-то инопланетяне и какая-то Земля. Ее выслушали, не дыша.

— Ася, что они с ней сделали? — после недолгого раздумья спросил Герман.

Я перечислила всё, что смогла обнаружить и обезвредить.

— Это должно быть очень болезненно, — проницательно заметил Тим.

Галя безразлично мотнула головой. Движение читалось как: «Ну да, было больно. Подумаешь…»

— Что у тебя с болевым порогом? — продолжал допытываться Тим.

Галя пожала плечами. Тим смотрел недоверчиво.

— Да просто ей было не до того, — не удержалась я, чем вызвала у нее, наконец, улыбку.

Герман кивнул своим мыслям и обратился к Гале:

— Ты согласишься обследоваться на «Тайне»?

— Да, — вздохнула она.

— Ася, я доверяю тебе… — почему-то начал оправдываться Герман, но я его оборвала:

— Всё правильно. Я сама ни в чем не уверена, поэтому выбрала путь через несколько миров. Тим, мне вести ее на Остров или оставить здесь?

Тим замер. На Галином лице появился интерес: она хотела услышать, что он скажет.

— Думаю, на Остров ей возвращаться рискованно…

— И что я тут буду делать? — мгновенно ощетинилась Галя.

Сейчас, гораздо сильнее, чем когда-либо раньше, ей требовалось с кем-нибудь повоевать, но Тим скорее на чердаке ее запрет, чем позволит взять оружие. Ох, молчала бы я на его месте…

Но он ответил, пристально глядя на ее макушку:

— Сидеть спокойно, дышать ровно. Как положено хорошей девочке.

— Иди к черту! — плюнула Галя сквозь зубы и вскочила со скамьи. Пытаясь удержать и успокоить, Рустам коснулся ее локтя, но она этого даже не заметила. — Где ты был, когда я была девочкой?! Пока я тут сижу, моего парня женят!

— Ты собираешься замуж? — оторопело спросил Сашка.

— Очень! — заявила Галя.

Тут я почувствовала, что она и мне отвела роль в стихийной интермедии и вставила первое, что пришло в голову:

— Ты с прежним мужем разведись сначала!

Подействовало. Лица парней вытянулись, Тим остолбенел.

— Я развелась, — насладившись эффектом, будто бы мне сообщила Галя.

Девочкой ее теперь никто не назовет. Привыкать к тому, что она выросла, кое-кто будет мучительно, но неизбежно. Она мудро не стала ждать мгновенных перемен, рассудив, что подброшенный яд даст результат через считанные дни, и, возвращаясь в свою апатию, уселась на лавку.

Но потом она вздрогнула, повернулась ко мне и посмотрела с таким выразительным, глубоким и бесконечным вопросом, что замолчать главное было уже невозможно.

Пересилив себя, я сказала:

— Судя по Галиному описанию, это «дикие странники».

Тим вскинул брови.

— Откуда ты их знаешь?

В общем-то, вопрос сформулирован достаточно удобно, чтобы, хотя бы сначала, сказать не всю правду.

— Из памяти Капитана-Командора. Известна ли тебе эта история…

Тим переглянулся с Германом.

— Известна.

Пожалуй, это нормально. Герман с Капитаном-Командором наверняка обсудили между собой события в Багровой Каюке, и это вполне могло дойти до Тима. Но все же коробит.

— Они давние враги. «Диким» зачем-то были нужны Перворожденные, и они даже строили специальные ловушки… Капитан-Командор должен хоть что-то о них знать.

Я собиралась вновь предложить абстрактную помощь сильной космической армии, но и Герман, и Тим с одинаковым упрямым протестом нахмурились и дернулись в разные стороны, словно хотели сию секунду броситься защищать свою планету. Голыми руками.

Ревность. Вот она какая.

Галя продолжала смотреть, и ее вопрос уже ощутимо толкал меня в бок. Что ж, может быть, это действительно имеет значение…

— Я тоже с ними встречалась.

— Где? — принял стойку Тим.

На это при всем желании я бы ответить не смогла: спутником какой звезды была планета-жемчужина, негостеприимно приютившая нашу веселую компанию, я не узнала.

— Где-то в космосе.

На сей раз наступившая тишина была настолько прозрачной, настолько чистой от любых мыслей и эмоций — и настолько МОЕЙ, — что не нарушить ее показалось опасным.

— Мою подругу похитили инопланетяне, и мы с Денисом отправились ее искать. История долгая и не важная, поскольку «дикие» к этому отношения не имеют. Они вмешались только в самом конце: мы нашли Дину в их ловушке для Перворожденных, той, которую они когда-то построили для Капитана-Командора. Он в итоге и спас всех: явился и обратил действие ловушки против «диких» — как оказалось, он давно, еще до пришествия на Землю, как-то ухитрился ее переделать. Но для Дениса было немного поздно. К моменту появления Капитана-Командора «дикие» выжали из его почти всю кровь. В итоге я могу сказать о них не так много: они напоминают белые облачка, но имеют проницаемую оболочку, причем для металла она безвредна, а человеческую кожу практически растворяет; меняют объем, соединяются в одну особь, только глаза… синие огоньки не соединяются, так и светятся кучкой; слабо меняют цвет, когда общаются, и испускают ультразвуковые волны, поэтому дистанция общения может быть очень значительной; кажутся однородными, и от поврежденных участков тел просто избавляются… С нами был капитан корабля-разведчика, похитившего Дину, он применил оружие, многоствольник, как его назвал Денис, но весь выпущенный заряд, попав в «дикого», сконцентрировался в одной точке, а затем вытек на пол. Стальные клинки Дениса прошли сквозь тело, никакого вреда не причинив.

Как безнадежно звучит всё это: «дикие» непобедимы! Из ничего не выйдет ничего.

— Воздух в ловушке был пригоден для дыхания людей — делайте выводы. Когда они напали на меня, я отталкивала их антигравитацией… появилась тогда такая способность… Потом я случайно отрезала от общей кучи часть, которая обратно не приросла — шмякнулась на пол, потемнела и вспенилась. Но что произошло бы, если бы в следующий момент не появился Капитан-Командор, не берусь предположить. Охотясь на Перворожденных, они не нападали на армии Белого и Черного командоров или на Великий Магистрат, где находился Капитан-Командор — возможно, космическое оружие представляет для них опасность.

Кажется, всё.

Из общего странного, немного рассредоточенного, внимания выделялось оглушенное Алешкино — кажется, он расслышал только начало. Его потемневшие глаза залило пустотой.

Темные глаза Германа были закрыты.

— Это достаточно много, — наконец, охрипшим голосом произнес он. — Чем ты срезала их тело?

— Гм. Косой.

Галя ахнула.

— Ну, — поспешила объяснить я, — из-за их борьбы с моей антигравитацией мы стали сильно вращаться, волосы поднялись и на скорости…

Герман кивнул.

— А где теперь твоя коса?

Ну и переход.

— На дне Большого залива Острова, наверное. Сасик там отрезал ее своим огнем…

— Улёт, — произнес кто-то из парней, потирая лоб.

А кто-то другой вдруг очнулся с совершенно логичным вопросом:

— Слушай, а на Земле они не тебя ищут?

Если бы я привычно не отключила сердце, то, наверное, получила бы инфаркт. А так ничего, только кровь с силой бросилась в лицо. Тот, кто задал этот вопрос, даже не представлял, насколько он был обоснован: ведь «дикие» охотились на меня, как на любого Перворожденного! Тогда это из-за меня они уничтожили целый мир и погубили столько людей в других? Что же делать? Надо найти их и сдаться!..

— Нет, — твердо ответила Галя. — Я думала об этом всю дорогу — и нет. Призраки не спрашивали меня об Асе. Только об Острове. А искать ее на Острове просто глупо, ведь она месяцами там не появляется.

Уф. Верить в это хочется так, что я, пожалуй, поверю.

— А ты им об Острове не говорила? — поспешил уточнить Юрка.

— Нет. Мы с ними вообще не разговаривали. Они ни о чем не спрашивали ни меня, ни Дениса. И еще, — вспомнила я. — Из ловушки «диких» собирался забрать Белый Командор. Для опытов. Забрал или нет, мне неизвестно. Если забрал, то, наверное, теперь знает о них очень много полезного.

Все сделали вид, что не услышали. Ну надо же быть такими!

Герман, наконец, открыл глаза.

— Даже не думай, — поймав и удерживая мой взгляд, жестко произнес он.

— Что? — растерялась я.

— Искать их и сдаваться.

Все же командирский тон мне непривычен и неприятен. Что бы я ни сделала со своей жизнью — это будет только мое решение, и никто не может на него повлиять.

— Спорим, не все с тобой согласны? — насмешливо спросила я.

— Ася!.. — Герман сделал было шаг ко мне, но наткнулся на внезапно преградивший ему путь Алешкин локоть. — Не ты им нужна, а Земля. От твоей жертвы они вряд ли откажутся, но она их не остановит!

Теперь он не приказывал, а убеждал — причем в том, в чем был убежден сам. Возможно, это говорила его гениальная интуиция.

— С Германом все согласны, Ася, — примирительно сказал Валерка. — Не ершись, пожалуйста.

Кажется, он и закинул удочку про поиски меня, а не Земли.

— Не важно. Я всё рассказала, что сама знаю. Мне пора. На каждом из вас — мои собственные датчики, по которым я вас нахожу, когда вам больно. Галине удалось меня просто позвать — и я услышала. Пока.

Раздвигая толпу, я пошла к выходу.

На пороге меня окликнул Тим:

— Ты не знаешь, где сейчас Денис?

Вопрос заставил меня остановиться и обернуться.

— Нет.

Поскольку я ждала, точно также, как недавно он сам, Тим объяснил:

— Он два месяца назад ушел из больницы, но дома не появлялся.

Я вышла на крыльцо, а с него — прямо к Дарху.

 

IV

— Что? — ехидно спросил он, увидев, как я села у мраморной глыбы и привалилась к ней спиной. — Скверные новости? Это не я, честное слово!

Это ничего, не так плохо. Он еще не начинает драться, как только я появляюсь, а ведь скоро дойдет и до этого. А выгляжу я, наверное, действительно жалко — даже не смогла заметить и подавить инстинктивное желание прислониться спиной к чему-то большому, твердому и теплому.

— Не сомневаюсь. Тебе слабо.

Денис. Куда мог деться человек, потерявший душу? Куда угодно. Произойти с ним могло самое худшее. Повыть, что ли?

Нет. Взять себя в руки и думать, как найти «диких», как их одолеть. Позвать Белого Командора, да и всё.

Вовсе нет. Слишком мала вероятность, что он тогда действительно их захватил: я хорошо помню, как от них исходил за пределы ловушки гул, неслышимый для человеческого уха. Они переговаривались с другими! Скорее всего, свои вызволили их из ловушки, когда мы ее покинули.

Ну и что? Белый — исследователь и изобретатель, и в его арсенале гораздо больше и оружия, и транспорта, и поисковых приборов, чем сейчас у островитян. Он поможет легко и с удовольствием.

Но я начинаю понимать парней. Землю должны защитить земляне, иначе зачем они ей вообще?.. Еще далеко до безнадежности. Они пока справляются своими партизанскими методами. Методы скоро улучшатся: по закрытым глазам Германа было видно, как цепко он хватал новые сведения о пришельцах, как жадно и энергично поглощал и перерабатывал их его мозг. В его распоряжении все, чем богата Земля, ведь Королева, я уверена, ловит любое его пожелание, и подвластные ей духи уже мчатся добывать необходимые материалы, оборудование и даже нужных мастеров.

Но как же их всё-таки мало!.. О чем Королева думала, создавая такую крошечную армию? И Артема, и Володьку мы могли потерять, и пусть два человека — потеря в масштабах войны незначительная, но ведь дальше будет хуже! Дальше «дикие» начнут сопротивляться.

Что я могу сделать? Чувствую, внутренний запрет убивать не распространяется на «диких» — уничтожить их я хочу. Только найти бы их сначала. Салдах сказал, боги ищут, но пока безрезультатно. А если найдут — что сделают? Есть среди них космические громовержцы?

Как боги влияют на происходящее? Воздействуют мыслями или воспоминаниями, подманивая к человеку нужные им в определенный момент, моделируют будущие события, управляя тем, что людям кажется случайностью… Так можно справиться с «дикими»?

Ой, боюсь, что нет. В их мыслях сперва разобраться надо, да и логика их событий вряд ли сопоставима с человеческой. Остается противостоять им силами землян — вот мы и пришли к тому, что имеем. Королева — полудух, полубогиня, попыталась сделать это. Неужели только она?

Да и она — просчиталась. В численности армии, в сроках — точно просчиталась. Островитяне явно не готовы к войне такого масштаба. Что ж делать-то, а?

Как «дикие» смогли уничтожить Беспредел? Неужели боги не заметили подготовки к использованию оружия такой мощности?

— Это всё на самом деле? — вдруг спросил Дарх.

Он сидел на траве и смотрел на меня, словно на экран телевизора. Он видел все мои воспоминания в картинках — как-то упустила я эту его способность. Впрочем, не жалко. Ничего такого, что стоило бы от него скрывать, в них не было. Кажется.

— Нет, фантастический роман сочиняю.

Дарх дернул бровью. Он выглядел растерянным.

— Это на самом деле, — после секундного колебания утвердительно произнес он.

— Тебе-то что? — пользуясь его замешательством, поддела я. — Планетой больше, планетой меньше. Мы ведь сейчас не на той Земле, где Остров, да? Зачем переживать? У тебя много более важных дел, правда?

Он помрачнел, окончательно поверив.

— Я не знаю, будут ли существовать остальные миры, если исчезнет исходная Земля. Они с ней связаны. И я не думаю, что пришельцы ограничатся несколькими вариантами Земли. Уничтожать — так все. М-м.

Час от часу не легче. А ведь точно! Наверняка там тоже были боги! Они спаслись? А духи? Может, спаслись, они же быстрые! Духи могли что-то видеть!

Дарх, очевидно, подумавший о том же самом, ушел в себя. Иначе не сказать: его глаза остекленели, он перестал шевелиться и даже дышать. Наверное, мысленно куда-то улетел, может, к своему покровителю?

Отсутствовал он долго, и то, чем занималась его нефизическая сущность, поглотило его внимание настолько, что тело осталось совсем бесконтрольным: оно несколько раз дернулось судорогой, а из уголка рта выбежало несколько капель слюны. Совершенно беззащитно. Можно тюк! — и всё. Опасаясь чего-то подобного, меня пытались окружить его духи, они волновались и шевелили мне волосы, не в силах причинить какой-нибудь более существенный вред.

Наконец, Дарх вернулся. Это стало ясно по появлению в его глазах осмысленного выражения, а выражали они гнев.

— Тупые микробы! — гаркнул он, едва подобрав слюни. — Чего вы ждали?! Чего хотели?! Побороться?! Неужели не ясно было с самого начала — проклял вас бог, так идите и убейте себя сами, любым доступным способом, не подставляйте других!

Сказать, что этот шедевр мужской логики меня озадачил — ничего не сказать. Одно дело обвинять меня в его собственных бедах — это можно объяснить обидой, которая застлала глаза — и совсем другое — это… Наверное, специфика местного менталитета.

Выпад достиг обратного результата: чувство вины, которое всё же, как крошечная личинка, подтачивало меня изнутри, исчезло совершенно.

— Дарх, ты бы занялся собой, — пережив потрясение, набралась наглости я. — У тебя явный дефект психики — некритичность мышления. Ты некритичен к богам.

— У меня много дефектов! — взял Дарх более высокую ноту. — И причина этого — ты!

А вот это — мое наказание за гибель людей на подводной лодке. За гибель всех, чьими жизнями я пожертвовала ради спасения других. Возможно, отбывать его придется вечно.

— Я знаю, — согласилась я.

Дарх замер, глядя на меня недоверчиво и выжидающе. Но добавить было нечего, и он в конце концов отвел глаза.

 

V

Галю скрутило, едва погас синтетический свет лампы диагноста. Ей неважно было, какие результаты наблюдает Герман на дисплее, да и вообще ничего не было важно. Свет погас, она оказалась во тьме. Тьма настолько резко и безжалостно погрузила ее в абсолютное одиночество, что она почувствовала себя очень маленькой и слабой. Незначительной, пустой помехой на пути каких-то важных обстоятельств, которую смели с дороги носком ботинка, и жизнь спокойно потекла дальше. Мимо. Для кого-то другого, не для нее. Она в жизни лишняя. Все самое лучшее, яркое, гармоничное и прекрасное досталось ей случайно, как кусок угощения, упавший с огромного блюда, который несли кому-то, чтобы передать с поклоном, на чужом богатом празднике.

Противная чувству самосохранения, но очевидная, идея вызвала бурный протест нервной системы, и Галя, свернувшись калачиком, безудержно рыдала, комкая и заливая слезами бледно-зеленую хрустящую простыню, ничуть не заметив, что свет снова зажегся.

Герман засек время по привинченным к столу электронным часам и достал из шкафчика ампулу. После того, что пережила Галя, было бы опасным отсутствие подобной реакции, но почему-то он был уверен, что «дикие странники» тут ни при чем.

Когда Галя затихла, он вышел из-за приборной стойки, сел на табурет рядом со столом диагноста и, навалившись на край стола, стал ждать. Открыв глаза, она встретилась с его сочувствующе-виноватым взглядом, настолько комичным у человека-глыбы, что ей пришлось улыбнуться.

— «Дикие странники» тут ни при чем, да? — тихо спросил Герман.

— Да ну их, убогих уродов, — подтвердила Галя и сама задумалась над несуразностью своих впечатлений. — То, что они делают, легко лечится подругой-волшебницей…

Это объяснение, впрочем, тоже было в чем-то несуразным, и она замолчала.

— Другое тоже лечится, — подождав, сказал Герман.

— Как? — удивилась Галя.

Она приподнялась, сев на столе, и он отстранился, опершись спиной о переборку.

— Коротким курсом инъекций.

Не веря, Галя смотрела на него во все глаза. Ага. То, что стало причиной сотен тысяч смертей и миллионов страниц романов, можно исцелить парой уколов. Простуду и то лечить сложнее!

Но это же Герман…

— Ты изобрел лекарство от любви? — на всякий случай уточнила она.

Его еле заметно передернуло.

— Ненавижу этот вопрос: «Ты изобрел?..» Я установил, какие вещества выделяются в организме при переживании таких эмоций, как они воздействуют на центральную нервную систему и синтезировал вещество, которое именно их нейтрализует. Вот и всё.

— А-а-а… — вконец растерялась Галя. Потом ее осенило: — Ты испробовал его на себе?!

Герман отрицательно покачал головой.

— На мышах. Знаешь, как трудно найти влюбленных мышей?

Чувство юмора Галю не подвело, и она фыркнула, отдав должное шутке. Однако обстоятельства изобретения лекарства от любви волновали ее куда сильнее, и она опять спросила:

— Но ты придумал его для себя?

Герман опять качнул головой.

— Нет. Просто заинтересовался проблемой.

Ох, и трудно разговаривать со слишком умными людьми… Галя знала теперь, что Герман уже давно живет с той болью, которая четверть часа назад выворачивала ее наизнанку, и будет выворачивать снова — завтра, а, может, послезавтра. Уже давно… Почему?

— У тебя есть надежда? — вдруг вырвалось то самое слово, которое и мучило ее, мешая поставить точку.

Он помрачнел.

Пожалуй, нет.

И всё же есть.

Но дело не в надежде.

— От любви можно избавиться усилием воли. Я попытался. И понял, что становлюсь другим человеком. Мне не понравился этот человек.

Сначала она не поняла: человек с любовью — это тот же самый человек, который без любви, разве нет? Но потом она вспомнила — он, Герман, со своей любовью вырос из мальчика до мужчины, она пропитала весь его мир, она для его и привычка, и воздух. Вот кто действительно попал по жизни…

Галя подбородком указала на приборную стойку с лежащей там ампулой.

— Это оно?

— Нет, — ответил Герман. — Это тебя просто усыпило бы. Но, если хочешь — только скажи.

Она чуть не согласилась сразу, но дурацкая надежда, крошечная, а вредная, комком в горле закрыла ей рот. Галя задумалась о том, как вернее ее убить.

Герман тоже погрузился в размышления, вспоминая рассказ Аси: Капитан-Командор улетел с Земли на неведомую планету, чтобы ее спасти. Он покинул Землю, когда их с Денисом убивали «дикие странники»… Что-то она опять не договорила.

Однако, про инопланетян явно выложила все, что знала, даже рискуя раскрыться, ведь человек не может услышать ультразвук и не владеет антигравитацией… Главная тайна моей жизни. Пока не приходит решение, можно немного подумать о ней. Только немного, чтобы не завязнуть в этих мыслях и не пропустить момент, когда подкрадется озарение…

— Герман, — вдруг окликнула его Галя.

— М?

— А почему ты ненавидишь, когда говорят, что ты гений?

Почему бы не сказать? По опыту известно: когда разум настроен на поиск, лишние вопросы ему не встречаются.

— Потому что я не гений. Гений — это что-то генетическое, врожденное. Все известные гении проявлялись с детства, а я тупил до восьми лет, и даже заговорил только в четыре. Будто все наши мозги достались Юрке. Чуть не угодил в коррекционную школу, но этого не допустили родители.

Так. Теперь ясно, каким составом можно поразить «диких». Отлично.

— И что-то случилось? — подтолкнула Галя, уверенная, что Герман шутит.

Откинув голову назад, он закрыл глаза.

— Случилось. Умерла бабушка. Я был к ней привязан совершенно по-собачьи, и, в общем это понятно — она была самым добрым человеком на свете. Нищие духом к этому особенно чувствительны, ведь интеллектуальных радостей у них нет. Только радость от ласки…

— Таким же добрым, как Ася? — живо перебила Галя.

— Нет, — улыбнулся Герман. — Ася — «добро с кулаками», она страшна в гневе. Когда-нибудь, осознав это свое противоречие, она будет страдать… Бабушка гневаться не умела. Она просто не знала ни гнева, ни раздражения. Когда ее обижали, она была так беспомощна, что меня разрывало от жалости. Я никогда не любил деда из-за того, что тот бывал груб с ней. А после ее смерти что-то во мне изменилось. Не сразу, но началось это во время похорон, на отпевании в церкви, когда я услышал, что она вознеслась на небеса, и в тот же миг почувствовал, что слова эти лживы, что вознестись на небо невозможно. И я перестал верить всему, что мне говорили. Тогда у меня из мозга словно вымыло всю пыль, и мысли в нем забегали свободно и быстро. Я научился думать: мысленно задавал вопрос, о чем угодно: почему после дождя скользко, почему от солнца светло — и ждал, когда придет ответ. Если было возможно, проверял, и озарения всегда подтверждались. Потом оказалось, что в период ожидания лучше задавать и мозгу, и всему телу простой ритм, делать физические упражнения, например. Вот и всё. Так может каждый, только нужно избавиться от пыли.

Галя в задумчивости закусила губу. Герман, конечно, прав. Он не может быть не прав. И ее удивило сильнее всего за сегодня, что ей не хочется, чтобы он был прав. Это инертность, наверное? Не хочется становиться умнее… Почему? Потому что сейчас можно положиться на Германа, а если становиться умной самой, то только на себя. Это, наверное, инфантильность. Тьфу.

— Укол? — вдруг напомнил Герман.

— Угу, — не расслышав вопроса, откликнулась она.

 

VI

Дарх больше не заговаривал со мной, всем своим видом выражая оскорбленное достоинство и бесконечное презрение. Впрочем, чаще это была просто маска. Сознание его где-то бродило, и оставалось лишь надеяться, что без тела оно не натворит слишком много бед. Что он может без своих слуг, которые всегда находились здесь, охраняли тело?

Я слушала. Сигналов долго не было, и если сначала это успокаивало, то скоро начало нервировать. Может, парней теперь бьет сразу насмерть?!

И вот это случилось…

Наверное, моя чувствительность обострилась до предела, потому что услышала я не то, на что была настроена — не сигнал боли. То, что прорезало тишину, было редкостной смесью восхищения, удивления, ужаса и отчаянья.

… а хозяином их оказался Толя, мой де-юре старший брат.

Удивительное дело, боли он действительно не чувствовал. Толя совершенно не замечал, что ему в ногу впился и жжет тонкий желтый лучик, и мне пришлось оттолкнуть его в сторону и самой «убить» «сторожа» выстрелом из его же длинноствольного пистолета. Но он и этого не заметил.

Он смотрел вверх. В ослепительном свете полуденного солнца, многократно отраженного от покрытой льдом поверхности озера, была хорошо видна человеческая фигура, почти вертикально распластанная на откосе высокой скалы.

— Кто это? — спросила я накрывая рукой маленькую, но сквозную дыру в ноге.

— Тимка, — ответил Толя.

Из-за шлема его голос прозвучал еле слышно.

— Как он там оказался?

Толя, наконец, повернул голову и несколько раз моргнул, глядя на меня.

— Прыгнул на их корабль и сорвался…

О-о-о… На медведя с бритвой нам ходить не довелось, так хоть с инопланетной тарелочкой в героев поиграем… Черт! Почему я не слышу его боли?! Почему?!

Как его оттуда достать?! От подножия, где мы находимся, до него не меньше тридцати метров по отвесной скале!

Машина на воздушной подушке!

— На машине можно достать?

— Да думаю я сейчас об этом! — наконец, взорвавшись, пришел в себя Толя. — Если разогнаться за несколько кругов и наехать на скалу, может, машина и поднимется по инерции, но пролетит ли она вверх столько?! Если да, то как успеть его оттуда снять, пока машина проходит мимо?!

Чрезвычайно рискованно, до бессмысленности.

Однако, мое тело уже в боевом режиме…

— Закрой глаза и отвернись, — без всякой надежды на то, что братец исполнит просьбу, попросила я и мысленно включила антигравитацию.

Странно, но в этот раз у меня получилось управлять полетом. Он не был быстрым. Тело просто, заливаясь голубым сиянием, оторвалось от земли и со скоростью воздушного шара устремилось вверх, но не бестолково, как во время воздушного боя с Дархом, а направленно — к Тиме, и рядом с ним полет остановился.

Он лежал, повернув голову на бок, с открытыми глазами, но не пошевелился и не откликнулся, когда я его позвала. Как теперь быть? Не оттолкнет ли его антигравитационное поле, как в первый раз «диких»? С этим полем легко справился Дарх, когда увлек меня на дно залива, а Сасик, вцепившийся в плечо когтями, им накрылся, как часть меня… Придется попробовать. Если поле Тимку не примет, осторожно спихну его вниз, а потом, когда начнет падать, поднырну под него — и так долетим до берега. Безвыходных положений не бывает.

Но эквилибристика не понадобилась. Голубое сияние обтекло Тимку, лишь только я дотронулась до его плеча, и он легко оторвался от скалы. Вместе мы заскользили по воздуху вниз, и лишь у самой земли я заметила, насколько его тело холодно…

Обморожение?

Положив тело брата на снег, я попыталась услышать дыхание и биение сердца.

— Что?! — заорал Толя так, что даже шлем не заглушил его вопль.

— Обморожение, — сказала я. — Наверное, корабль был очень холодным.

Кроме этого, Тимка был парализован.

Впрочем, это неважно — он у меня в руках, и руки уже начали свою любимую работу.

— Давай занесем в машину и поехали отсюда, — очевидно, решив то же самое, предложил Толя.

Я оглянулась. Машина стояла недалеко, и это уже не было подобие гидроцикла. Ее размер был со среднюю легковушку, в которой сидя поместилось бы человек пять, и нашлось бы несколько кубометров для груза. И вместо откидного верха имелись две двери, сбоку и сзади, одну из которых Толя распахнул передо мной.

А внутри обычный автомобиль уже ничто не напоминало. Впереди находилось лишь одно сиденье — с приборной панелью, сзади — два, и салон оказался очень просторным. При необходимости внутри машины можно, сидя на полу, разместить еще человек шесть или какой-нибудь не особо габаритный груз. Толя сел на водительское место, а я, положив тело Тимки на пол вдоль борта, расположилась рядом.

Перед тем, как тронуться, старший брат снял шлемы с себя и младшего, и я поспешила расстегнуть Тимкину куртку. Его грудь, как, наверное, и все остальное, кроме лица, было нереального мраморно-серого цвета.

— Ты ведь сможешь? — на секунду зажмурившись, спросил Толя, и тут же сам себе ответил: — Сможешь.

С прямым контактом стало проще. Ладонь легла на холодную хрупкую кожу, и из пальцев потекло живительное тепло, энергия, управляемая даже не желанием хоть как-то помочь, а потребностью исцелять. Это уже свойство моей натуры, заменившее потребность в дыхании или сне, и мне даже не надо решать, как и что делать — энергия жизни без моего участия запустила механизм регенерации погибающих клеток. Я доверилась силе, которая только исходила из меня, но действовала сама и будто осознанно, и стала смотреть в лобовое стекло.

Машина низко летела над заснеженной степью. Редкие колючие снежинки врезались в стекло и замирали крошечными сверкающими кристалликами, но очень скоро все изменилось — мы миновали портал. Теперь вокруг простиралась водная рябь. Лобовое стекло окрасилось радугой отраженного поверхностью моря закатного света, а мы неслись прямо на готовое скрыться в пучине солнце.

Внезапно полет прервался — Толя заглушил двигатель. Какое-то время, минуты две, он сидел неподвижно, а потом обернулся и посмотрел на Тимку. Потом на меня.

— Нам ведь незачем спешить? Никто лучше тебя ему не поможет?

Я пожала плечами, понимая, что ему нужно. Настало время сдержать обещание, данное маме.

Снова повернувшись к приборной панели, Толя щелкнул малозаметным синим тумблером и дважды нажал кнопку рядом. Закат померк. Вместо него лобовое стекло показало знакомый пейзаж: берег замерзшего озера и скалы. Только на берегу, у россыпи припорошенных снегом валунов, огромной, казалось, колышущейся каплей ртути застыло то, что прежде никто не видел — судно пришельцев. Мимо экрана промчался черный человеческий силуэт, и было очень хорошо видно, как, разбежавшись, он высоко подпрыгнул и распластался на переливающемся боку корабля. Спустя мгновение корабль плавно поднялся над берегом, чуть помедлил, похоже, поворачиваясь, и резко взмыл вверх. Тело Тимки соскользнуло с него и упало на ближайшую к берегу скалу. Потом второй силуэт бросился от экрана в сторону скалы, но так и застыл, словно его привязал к месту мгновенно включившийся тонкий желтый лучик, испускаемый одним из усыпавших берег серых камней. Тут появилась я. Из ниоткуда. Сбила с ног Толю, его оружием в его же руке застрелила сторожа, покрылась голубым сиянием и взмыла вверх… М-да.

Толя снова обернулся.

— Кто ты? — ожидаемо спросил он.

Однако защитные реакции, усвоенные в детстве, работают автоматически, и я не поспешила раскрывать ему секреты.

— Ты сам мог бы ответить на этот вопрос?

Но вместо того, чтобы как в детстве, раздражиться, он опустил взгляд и честно начал подбирать слова.

— Я… нормальный человек…

— А я — нет, — не удержалась от насмешки я.

— Что — нет? — покорно уточнил он, явно готовый ко всему.

— Не нормальный человек, — ну как не подколоть старшего брата, который все детство надо мной издевался?

Толя вздохнул. Я взглянула на Тимку. Все хорошо, он уже может дышать, и сердце забилось.

— Ты — наша сестра? — наконец, решился Толя.

— Нет, — спокойно признала я. — Мама родила только Диму и Тиму, а меня увидела в больнице и удочерила.

Он вскинул глаза и буквально прожег меня торжественным взглядом. Слова оправдания, которые давно готовы были и для Алешки, и для Димы с Тимой (ну, что маме нужна была дочь, что сама я узнала об этом только что, и прочее) Толе сказаны не будут.

— Да-да, ты всегда был прав: я вам чужая.

Он кивнул.

— Прав. Всю жизнь травил сироту. И почему мне не хочется собой гордиться?

— Если это извинения, то они приняты, — отрезала я.

— Постой, — попросил он и споткнулся. — Этого бы не было, если бы я знал!

— Было бы, — пнула я. — Кого-то ненавидеть и травить — естественное свойство твоей личности. Ты желчный и злобный, но, правда, был бы еще отвратительнее, если бы делал все то же самое, зная, что я — удочеренная. Так что утешай себя сам.

Толя помрачнел.

— Прости, — упрямо сказал он.

— Не за что, — ответила я. — Ты просто мой первый враг, моя универсальная прививка от всех будущих врагов вообще, и благодаря тебе я научилась защищаться.

Он отвернулся, через силу выдавив ухмылку, и потом, уже не глядя на меня, повторил:

— И всё-таки, кто ты?

Неужели он думает, что я раскисла от глупого извинения и всё сейчас именно ему, первому, выложу?!

— Не твое дело.

Толя натянуто рассмеялся.

— Хорошо. Я сам скажу. А ты просто моргни, если это правда. Ты… не человек. Ты совсем другое существо, в котором мы, люди, видим человека. Наверное, какие-нибудь инопланетяне увидели бы тебя подобной им… Не берусь утверждать. Ты чудо сродни звездам, подаренное звездами Земле для радости и защиты.

Он вновь обернулся, впервые в жизни демонстрируя мне открытую, не кривую, улыбку, но от удивления я не смогла пошевелиться. Потом не моргнула, а зажмурилась — потому что почувствовала сигнал боли и, следом, еще один.

Как?! Отсюда я к ним не попаду, да и Тима еще далек от выздоровления…

— Гони на базу! Что-то случилось!

Толя не заставил себя убеждать в этот раз, и машина рванула к тонущему в море солнцу.

 

VII

Дитя звезд… Беспомощная кукла.

Привязанная к Тиме, я не смогла помочь Игорю и Жене, лишь послала по их следу Юрку с Костей. И если Игорю досталось слабо — только поверхностный ожог от «сторожа», которым тут же занялся Герман, то Женьке пришлось восстанавливать сожженную до углей на костях кисть правой руки. Причем получил он заряд в руку из улетающего корабля пришельцев…

Они действительно начали успевать.

А я успевать перестала.

Хоть разорвись.

…Не надо разрываться. Надо копироваться. Получилось же копироваться у Земли, чем я хуже? Действовать одновременно в нескольких местах!

Почему бы нет? Удалось же мне однажды раздвоить свою рубашку! Тоже, кстати, опыт получен благодаря «диким странникам». Я — очень плотный сгусток энергии, и если я раздвоюсь или растроюсь, то вряд ли потеряю слишком много… Ага, и как жить потом в таком количестве? Неправильно это, вроде.

А если создавать временные копии? Посоветоваться бы с Салдахом, но Дарх уже слишком живой, и оставлять его без присмотра лишний раз не хочется. Да и чувствую, что Салдах эту идею не одобрит.

Создавать временные копии… С запасом энергии настолько, чтобы хватило для выполнения миссии. А управлять ими как? Сознание-то у меня одно! МЫСЛИТЬ одновременно в нескольких местах — вот в чем проблема!

— Могу чем-то помочь? — вдруг спросил Дарх.

Произнесенная с привычным высокомерием, фраза показалась искренней. Да и много ли я потеряю, если просто поинтересуюсь?

— Тебе не приходилось существовать одновременно в нескольких местах?

— Нет! — громко фыркнул Дарх.

— Тогда не можешь.

Гм, а ведь это неожиданная проблема — нежелание тиражироваться. Что-то, наверное, есть такое единственное, чем я не готова поделиться даже с самой собой. Ладно, без лирики. Интуиция есть не только у Германа, и моя мне подсказывает, что решение где-то рядом. В конце концов, сознание — вопрос не первый и даже не второй, для начала нужно проверить, возможно ли создать копию тела в принципе. Ну-ка…

Нет. Какой-то предел. Что-то мешает…

— Что ты пытаешься сделать? — опять не выдержал Дарх.

— Раздвоиться.

— А-а-а… — обнадеживающе глубокомысленно произнес он. — Но ты никогда не видела, как это делается, и даже не слышала о таком…

— А это делается? — тут же спросила я.

— Конечно. Ты не самая умная.

Кто бы сомневался, что он сообщит мне что-то в этом роде. И все же его взгляд, точнее, какое-то необычное смущение в нем, напомнил мне недавний разговор с Толей.

— Только у людей обычно занимает лет тридцать подготовка… м-м, разума для этого акта.

— Да?..

— Доверять материализованный фантом инстинктам так же глупо, как и наделять его собственным сознанием, а держать одно сознание одинаково активным для нескольких тел, контролируя их действия — противоестественно. Надеюсь, ты это понимаешь.

У меня нет столько времени. Пришлось просто огрызнуться:

— Тебе-то что?

Дарх ухмыльнулся.

— Ты права.

— Ну и не лезь тогда.

Он ухмыльнулся снова. Еще шире.

— Ты права в том, что ты делаешь. По мнению богов. Некоторые считают, тебе нужно помогать.

Такого быть не может. То есть, я знаю, что не все боги безнадежно тупы, но Дарх никогда искренне мою правоту не признает. Это обман.

И всё же.

— Допустим, я тебе поверила. Но ты не помогаешь, ты говоришь, что сделать то, что я собираюсь — невозможно.

— Ошибаешься. Я сказал, что ты сама сделать это не сможешь.

Терпение.

— Кто-то расщепит мое сознание за меня? Не ты ли? В какой форме от меня требуется согласие?

Дарх, наконец, уселся на каменную плиту, свесив ноги.

— Да, — признал он, — это был бы отличный способ от тебя избавиться. Но на время войны с пришельцами я объявляю перемирие.

— Я не самая глупая.

— И не самая слабая. Неужели ты боишься, что не сможешь мне противостоять, если я попытаюсь захватить твой разум?

— Не знаю. Такого опыта у меня нет.

— Пора его приобрести.

И ведь как убедителен, змей.

— Хорошо. Что ты предлагаешь?

Он немного помолчал. Потом я поняла, что, на его месте, тоже долго подбирала бы слова.

— Люди называют это наркотиками.

А ведь точно! Что ж еще изменяет сознание?! Вот только…

— На меня не действуют наркотики.

— Откуда ты знаешь? — вскинулся Дарх.

Пришлось ответить вежливой улыбкой: какая ему разница, откуда? И какая разница, кто узнал, я или некто другой с кровью Перворожденного?

Дарх задумался. Вернее, прислушался — по его лицу было видно, что он открыт чужим мыслям, и вокруг него витало больше духов, чем обычно. Недолгий божественно-духовой консилиум закончился резолюцией:

— Сделаем специально для тебя.

До сих пор я думала, что наши с Дархом разборки — это наши с Дархом разборки, а другим лишь интересно посмотреть, чем они закончатся, но ситуация приняла иной оборот.

— Дарх, кому, кроме тебя, это нужно? Ты — ясно, ты хочешь одурманить меня какой-то наркотой, и, пока я в отключке, исполнить все свои обещания-угрозы, но остальным-то это зачем? Богов настолько раздражают Перворожденные? И вы искренне уверены, что мои братья ничего не поймут?

Духи взвились над вершиной.

— Уф… — выдохнул Дарх. — Какое… обезоруживающее недоверие.

Я пожала плечами. Хорошо было бы, если недоверие действительно могло обезоружить.

— Ладно, давай по порядку. Во-первых, богов здесь нет. Только духи, причем независимые. Да, я не смогу тебе это доказать, потому что духов ты на самом деле видеть не можешь. Только следы их движения в этой трехмерности. Боги подсматривают, конечно, но не вмешиваются. Даже покровитель не может мной управлять.

Черт, как жаль. А в голосе Дарха — ни одной фальшивой ноты.

— Допустим. Во-вторых?

Он помедлил. Совсем немного, но этого хватило, чтобы полностью изменить манеру всего поведения со мной: облик Дарха за эти пару мгновений утратил признаки высокомерия, взгляд стал прямым, а голос — спокойным. Его спина выпрямилась, плечи опустились.

— Во-вторых, я забираю назад свои угрозы.

Я поаплодировала.

— В актерском мастерстве ты точно бог!

Он прикрыл глаза, признавая мое право не верить — угрозы когда-то были убедительнее нынешних заверений. А затем сказал:

— Я знаю, что не ты меня убила.

Время, остановись… Чтобы унять взбесившееся сердце и не дать вырваться страху. Чтобы успеть перекрасить отчаянье в насмешку.

— Дарх, ты с ума сошел?! Ты сам видел, как я это делала!!!

— …И я знаю, кого ты защищаешь.

Чего мне стоило заморозить лицо в мине снисходительного удивления! Но все усилия пошли прахом, лишь Дарх произнес имя:

— Герман. Влюбленная женщина, тонкие духи сразу тебя распознали.

Никогда раньше в моей голове не было так пусто. Неужели остается единственный выход — убить?..

— Не бойся, ничего я ему не сделаю. Не сейчас. Его охраняют так, что даже десять богов никакого вреда ему причинить не смогут. И сейчас никто не будет ему вредить. Сумасшедших нет.

«Почему?» — застрял в моем горле вопрос.

— Потому что ставят на него. Потому что это человек, способный понять и победить. Сделать невозможное.

Что он говорит? То, что я сама думаю о Германе — чтобы убедить в своих добрых намерениях? А ведь действует! Тому, кто так говорит о Германе, я с разбегу раскрыла бы душу! Но не Дарху.

Однако ему еще осталось, что сказать. В гипнотической тишине высокогорья единственным живым, сильным и значимым прозвучал его голос:

— ЭТО ЧЕЛОВЕК, ЗАТОПИВШИЙ НАШИ С ТОБОЙ КОРАБЛИ.

И вслед за звуком голоса, не дав опомниться, в меня влетели две ярко-резкие мнемотемы: Герман, коротким движением руки, всего лишь нажатием на небольшой черный рычаг посылающий торпеду сначала в «Монт Розу», а потом в подводную лодку Дарха.

И в это невозможно не поверить.

 

VIII

Начав всерьез готовиться к самокопированию, я обнаружила еще одну веселенькую проблему — одежда. В отличие от моего тела, это ресурс истончаемый и невосполняемый. Всегда носить с собой несколько комплектов и сразу, после создания копии, ее одевать? И ходить с чемоданом? А если придется раздвоиться срочно, да прилюдно?

Проблема даже не успела показаться неразрешимой, как что-то (или кто-то) изнутри подсказало мне выход. Одежда должна стать частью тела. Как шерсть у животных.

Помнится, Белый Командор после воскрешения говорил о том, что, если понадобится, я могу отрастить себе хоть крылья, а где крылья, там и мех.

Какой еще мех?! Я буду как обезьяна? А другие варианты есть?

Чешуя. Плавники. Перья. Роговые пластины. Хм, если отпустить воображение, комбинации их цветов, размеров и плотности на теле могут быть потрясающе красивыми и практичными.

Ой, а вот и ответ на вопрос, который как-то недосуг было задать Старшим, но который исподтишка меня беспокоил: почему их зовут по цвету одежды? Теперь ясно, что не одежды. Они вообще не одеты — а зачем? И почему я до сих пор не додумалась до этого?

Потому что до сих пор мне было важно быть похожей на людей. А теперь — нет. Стоп, не думать об этом. Слишком больно.

Лучше подумаю о своем будущем виде. Очень хочется стать чем-то радужным и со стразиками, но неуместно это, пожалуй, в условиях войны. Да и, чтобы никого не шокировать чересчур контрастной переменой, придется остаться в черном.

Ну и ладно. Обрасту короткой черной бархатистой чешуей. Целиком, кроме головы, шеи и пальцев на руках. Так, если мысленно прикинуть это на себя, получается слишком облегающий силуэт, даже по понятиям нынешней моды. Тогда… тогда нужно отрастить складки, прикрывающие нескромности: одну вокруг бедер, другую вокруг груди. Будут изображать мини-юбочку и топик. Ну, как-то так.

— Что обдумываешь? — спросил Дарх.

Я послала ему свой мысленный эскиз. Он замер от неожиданности, а потом метнул мне образ гигантского ножа для чистки рыбы.

— Не нравится? — подчеркнуто равнодушно спросила я.

— Нет.

Странно. Вполне прилично и даже красиво — если, конечно, считать, что это одежда.

Всё, пора менять имидж. Наверное, лучше всего дать команду коже, детально представив каждый этап метаморфозы, да и заснуть. Просто заснуть, ведь волноваться больше не о чем.

Сон накрыл меня, словно тяжелое ватное одеяло, мгновенно и неотвратимо, как если бы одеяло это давно молча ходило за мной по пятам и лишь ждало удобного случая, чтобы наброситься. Впрочем, можно попробовать вспомнить, когда я в последний раз спала… Давно.

Разбудило меня прикосновение: Дарх отвернул рукав моей куртки и теперь неодобрительно разглядывал покрывшие кожу мягкие черные чешуйки. Супер!

Я расстегнула куртку, а потом сбросила ее за ненадобностью — получилось! На теле действительно выросли крохотные гибкие пластинки! Тонюсенькая чешуйчатая складка красивой волной спускалась с груди почти до талии, а сзади срасталась со спиной; другая, плотнее и жестче, облегала верхнюю часть бедер и даже слегка переливалась при ходьбе.

— Обалдеть! — в восторге от самой себя прошептала я.

— Надеюсь, это только до окончания войны? — грустно спросил Дарх.

Он все еще выдерживал принятую сегодня манеру держаться: никакой язвительности, никаких скривленных губ, взгляд прямой и открытый. Сколько он так протянет, интересно?

— Конечно, — пообещала я. — Как только все «дикие», до последнего, будут истреблены, я перекрашусь в белый!

Дарх нахмурился и промолчал.

Молча он указал мне на ближайший камень, где вяли под лучами солнца коричнево-зеленые плотные листья размером с блюдце.

— Это жуется и глотается? — спросила я.

— Нет, — вздохнул Дарх. — Это примерно раз в сутки выкуривается. Ты когда-нибудь курила сигары?

— Не довелось.

— Ничего. Это очень просто.

Он взял один листок и скрутил между ладонями в трубочку. Потом внимательно посмотрел на кончик получившейся трубочки, и, когда там зажегся слабенький красный огонек, протянул мне. Я втянула сквозь лист воздух. Немного горьковатого дыма попало в легкие, но больше ничего не произошло. Я вдохнула снова. С новым вдохом дым прошел дальше, и пропитал уже не только легкие, но и ткани вокруг них. Пришлось затянуться снова и снова.

Видевший меня насквозь Дарх удовлетворенно кивнул:

— Теперь можешь отделять фантом.

Как хорошо он сказал! Не раздваиваться, не копироваться, а отделять от себя часть, которая мною уже не будет — будет фантомом с некоторыми признаками меня. Это и помогло представить, что нужно делать дальше.

Итак, от каждой мелкой частички тела отделяется самая мелкая частичка и отлетает на шаг в сторону.

О-о-о! Получилось!

Я вдруг увидела перед собой свою собственную спину и чуть не упала от неожиданности. Фигура передо мной дернулась, дублируя неловкое движение. Ну что ж, теперь самое трудное — охват сознанием фантома. Главное — заставить себя понять, что это тело — тоже мое, опутать и связать его моими инстинктами, привычками, потребностями и… посмотреть, что будет.

Фантом поднял голову, поворачиваясь. У меня ёкнуло сердце. Что ж, пришла пора увидеть себя со стороны.

Я встретилась с самой собой глазами. Да, не с НЕЙ, а с собой! Я поняла эту важную мелочь, потому что не испытала ни страха, ни того странного, иной раз переходящего в обморок, опустошения, в которое погружается вся нервная система организма, сталкиваясь с чем-то впервые.

Это не впервые. Это я.

Отлично. Не пойти ли мне теперь в разные стороны? Больше всего интересно, смогу ли я одновременно видеть в разных направлениях?

Повернувшись спиной к самой себе, я пошла прямо. Работает!!! Я одинаково вижу всё, что перед обеими мной: и обрыв со стадом облаков, пробегающих мимо горы, и цепочку белых каменных плит, ведущую к центру вершины! Я рассматриваю левую руку одной себя и правую — другой!

Так, и на сегодня еще одна проверка: обе ли я способны исцелять?

Из живых тут только Дарх. Не раненый, но и не особенно здоровый. Ну, на безрыбье…

Я подошла к остолбеневшему богу с разных боков, пропустила холодный поток через ладони всех четырех рук и провела ими снизу вверх вдоль его тела. Он судорожно, шумно вдохнул и попятился. Похоже, работает. Я снова провела ладонями по торсу Дарха, теперь вкруговую…

— Девочки, без фанатизма!.. — взмолился он, вывернулся из рук и быстро отошел от меня на несколько шагов.

Гм. Испытания закончены. Фантом, назад!

Отделившиеся частицы вернулись в тело.

Обалдеть.

 

IX

Полевые испытания прошли уже через пару часов. Дарх запротестовал было, поняв, что я не собираюсь отправлять на зов фантом, а мчусь сама, но я, конечно, и слушать его не стала.

Отделить фантом мне пришлось сразу по прибытии, когда, только успев оценить обстановку (ранен в ногу Стас, корабля пришельцев уже след простыл), я услышала сигнал боли от Игоря…

А потом выяснилось интересное явление.

Память. Она оказалась не в состоянии совместить информацию от раздвоенного сознания. Я была уверена в том, что делаю, и прекрасно ориентировалась во всех местах, где была одновременно, но по возвращении фантома уже не могла вспомнить, что делала.

Сначала я решила, что это временный разлад, и нужно только отдохнуть, поэтому тут же легла и заставила себя отключиться, но это не помогло. Проснувшись в плотных объятиях Дарха, я обнаружила все то же белое пятно в памяти.

Я напрягла мысли. Итак: Стас и Володька, успешно расстрелявшие гравитонную установку, но не заметившие пятого «сторожа», потом в голове возникает образ перекошенного от боли лица Игоря… я отделяю фантом… и пустота. До того момента, пока я не вернулась на вершину Дарха и не приняла фантом. Черт. Попробую снова.

Что-то с трудом пробивается, словно сквозь стену… Какой-то промышленный пейзаж: высокие серые стены с узкими проходами между ними, длинные ряды ныряющих в землю и выныривающих из стен труб… И среди них — подозрительно маленькие обломки установки. Почему мало обломков? Потому что Игорь с Юркой и Женькой застали пришельцев за работой и прогнали! Наверное…

Не помню.

Поняв это, я разозлилась на руку Дарха, лежавшую на моем боку и приковавшую меня к земле.

— Я что, бесилась?

— Нет, — после короткой паузы послышался из-за спины голос Дарха.

Чужая рука убралась. Мы оба сели.

— Если хочешь быть готовой к следующему раздвоению, подыши листиками, — сказал Дарх.

Что-то почти непреодолимо заставляло поймать его взгляд, словно это было важно, словно там наконец открылось давно желанное чудо. Но не нужно никаких чудес от Дарха.

Уже пора? Я теряю чувство времени.

Листья лежали там же, где были вчера. Скатав один из них в ладонях, я подожгла конец трубочки кончиком пальца и вдохнула сквозь нее бедный высокогорный воздух.

Глаза пронзила резь. Так случалось раньше, когда нормальным девчонкам полагалось плакать, а мне для этого не хватало сущей ерунды — маленькой детали человеческого организма, по странности не сымитированного инопланетной тканью моего тела.

«Мне плохо», — влетела в мозг отчетливая мысль.

«Почему?!» — испугалась я же. Выход найден, и он работает. Все получается!

«Мне плохо».

И это действительно было так. Прежняя, привычная, хоть постоянно меняющаяся в мелочах, но незыблемая в самой основе реальность ускользала, подергивалась туманом и удалялась, оставляя меня болтаться в невесомости, связывая с Дархом…

А с ним мне плохо. Каким бы он ни становился, как бы не менялся — он был плохим. Я больше не смотрела на него, пытаясь спастись от сближения и не уйти в его мир.

Выбора нет. Отказаться от его услуг я не могу. Только так я сделаю то, что необходимо. Иначе мне будет еще хуже.

 

X

Новый сигнал прорвался ко мне уже не болью, а хрипом отчаянья — чем-то таким удивленным и безнадежным, что я в прыжке автоматически обросла «броней».

Приземляясь на колени, я услышала где-то сзади яростные крики, а перед собой увидела того, кто кричать, конечно, не мог.

…потому что его извивающееся в конвульсии тело было лишено головы.

Странным образом я не подумала в тот момент о двух важных вещах: что это смерть, и что надо оглядеться, ведь вокруг происходит что-то страшное. Я видела только это тело — тело какого-то парня, моего знакомого, а значит, классного, сильного, умного и веселого парня — с льющейся из него кровью и думала: он двигается… значит, живет. И обернулась в поисках головы, уже начиная мечтать, как забуду об этом. Скорее бы закончить и забыть.

Глаза почему-то застлал туман, но я неожиданно быстро нашла голову, схватила ее за волосы, боясь коснуться лица, и, навалившись всем телом на сведенное последней судорогой туловище, прижала ее к перерубленной шее.

ГОСПОДИ, ОСТАНЬСЯ ЗДЕСЬ!!!

Всё, теперь всё будет хорошо — еще никогда никто не умирал у меня на руках, и сейчас этого не случится. Он выживет! Жизнь, пусть ее крошечная часть, задержалась в этом теле, и я не выпущу ее!

— Гляди! — крикнул кто-то.

Я повернулась на крик.

Двое парней — из-за шлемов не разобрать, кто именно — припав на одно колено, целились стволами в туманную даль. Один показывал на меня другому, не упуская цель из виду. До обоих было метров пятнадцать.

С осознанием расстояний туманная пелена спала с глаз, и я увидела, наконец, что мы все — на огромном гладком, словно бетоном залитом, поле, что где-то далеко сквозь сумерки на нас смотрит сотня замерших от ужаса и удивления людей, понявших, на свое счастье, где пролегает граница между жизнью и смертью, и не пытавшихся приблизиться к нам.

— Ася, уходи! — крикнул первый из парней.

Это Сашка.

— Успокойся, — одернул его второй.

Это Серега.

А у меня… Лицу медленно возвращается живой цвет… Кирилл.

— Обязательно успокоюсь, — притворно уверенным, вибрирующим от напряжения тоном ответил Сашка Сереге. — Сниму этих — и сразу успокоюсь.

Этих?

«Этими» были они. Переливающиеся в подернутом сумерками свете клочки прозрачного тумана с синими огоньками в верхней части, которые так легко принять за глаза. Их было трое, до них — метров пятьдесят, за ними — их похожий на зависшую в воздухе огромную каплю дождя космический транспорт. Ой, мама…

Сашка выстрелил — и правильно сделал, потому что иначе очередь стрелять перешла бы «диким». Яркий луч, выпущенный его стволом, попал сначала в одну, а потом, тут же, во вторую синюю точку одного из «диких», и тот изменил форму — стал меньше и жиже, и вдруг вытек на гладкий серый бетон.

Герман понял, как их убить!

Серега выстрелил в следующего.

Третий взметнулся вверх и ушел из-под луча.

Тут ответил корабль — из его блестящего бока вылетела белая вспышка и очень небыстро для смертоносного снаряда полетела к Сашке. Тот легко уклонился, перекатившись через спину, и вспышка ушла в бетон, оставив в нем ямку и радужные разводы.

«Дикие» явно не готовы к этой встрече.

Серега лучом достал последнего, так же методично спалив ему синие точки одну за другой.

Три мокрых места на бетонном покрытии.

А что сразило Кирилла? А, «сторож». Похоже, единственное, что успели сделать «дикие» — это поставить одного «сторожа».

Корабль несколько раз качнулся. Что они задумали? Чем сейчас выстрелят?

От борта отделилось и сразу стало быстро приземляться несколько клочков тумана. Из каждого теперь торчало по белой закругленной болванке, напоминавшей «сторожа», и это дало понять — начинается новый этап боя.

— Стреляй! — гаркнул Серега.

В этот же миг воздух расчертил десяток лучей, и один из них неожиданно чиркнул по моей «броне». Я почувствовала легкое жжение, которое быстро прошло. «Броня» держит. Хуже, чем все, что ей пришлось держать до сих пор, но держит. Чтобы она защищала и Кирилла, надо снять ее, а потом надеть снова… Нет, во время боя не снимается. Надо об этом подумать, потому что так неудобно. Должна быть возможность накрывать других…

Луч «диких» задел ногу Сашки, другой — плечо Сереги, однако бешенная перестрелка закончилась в нашу пользу — очень скоро (вот это реакция!) воздух очистился, а на бетоне обозначилось еще шесть или семь серебристых лужиц, от которых, шурша, откатывались белые болванки.

Корабль снова закачался. Потом он словно содрал вуаль с окружающего пространства — втянул в себя принесенный со своей планеты отравляющий газ — и быстро пошел вверх, в небо.

Стало теплее и светлее. Теперь стало хорошо видно длинное стеклянное здание с огромными латинскими буквами на крыше и стоящие величественными рядами разноцветные самолеты. Аэропорт… Похоже, это наш, родной, мир.

Сашка, жутко хромая, помчался подбирать оставленное «дикими» оружие, а Серега, убрав ствол в поясную кобуру и зажав здоровой рукой рану, повернулся ко мне.

— Терпимо? — быстро спросила я.

— Да, — ответил он и снял шлем. — Кирюха как? Можно его сейчас в машину?

Из стеклянного здания осторожно вышел человек в бронежилете и шлеме. Надо уходить. Очень быстро. Кирилл пока живет за счет моей энергии — я видела, что еще не сросся позвонок и не все концы разрезанных волокон нашли свои места. Крови в сосудах еще слишком мало. Сердце бьется, потому что я заставляю его сжиматься. Но надо быстро уходить.

— Подгони ее сюда, — попросила я.

Серега поднял из кровавой лужи шлем Кирилла и побежал к машине.

Сашка пытался собрать своей курткой, как половой тряпкой, то, что осталось от одного из «диких», и меня удивило, что гордость за выигранный бой не ударила ему в голову и не перекрыла способность соображать. А я раньше думала, что самодовольство — его слабое место — неискоренимо…

Резко подлетела и остановилась рядом машина.

Из здания аэропорта выскочил уже целый отряд крепких мужчин в бронежилетах и масках, да с автоматами наперевес.

Прямо передо мной плавно поднялась вверх боковая часть корпуса.

Мужчины в бронежилетах бежали к нам.

Сашка прыгнул в кабину, высунулся в салон и протянул ко мне руки. Я обхватила покрепче Кирилла и, не выпуская из рук, положила на дно машины. Сашка подтянул его вглубь салона.

Что-то непонятное и сбивчивое заорали динамики. Парни с автоматами неслись, очертя голову, и я уже рисковала быть схваченной за ногу, но успела вползти в салон. Стенка опустилась. Машина рванула по взлетной полосе прочь.

— Сквозняк закончился, — сказал Серега. — Летим до следующего портала.

Я подумала о том, что могла бы быстрее доставить Кирилла в безопасное место, но промолчала. Мне нравилось лететь в машине.

Сашка вдруг начал сдержанно фыркать.

— Ты чего? — взглянув на него, подавил улыбку Серега.

Гордость таки перла из обоих, и — против природы не пойдешь — это было понятно. Они на самом деле идеально провели бой и сделали больше, чем можно было ждать.

— Ась… — начал Сашка, и заметно было, что продолжить он просто стесняется. Но он продолжил: — А если бы головы снесло, допустим, двоим сразу… э… ты бы стала разбираться, где чья?!

Серега прыснул и заржал.

— Нет, — язвительно ответила я. — Извини, не до того.

А в общем, он прав — это было бы смешно. Если бы не.

Тут меня ужалила вспышка далекой боли, и я отправила к ней фантом…

Провал в памяти.

 

XI

Нашлась я глубокой ночью, позади дома, в котором быстро узнала убежище Тима со товарищи. Где Кирилл?! Кого выручал фантом? Что я здесь сделала? С кем и что говорила?!

— Ася?

Из-за угла вышел Коля.

— Идем! Тебе плохо?

Так. Похоже, он знает, как я здесь оказалась. Коля — с «Тайны», а где еще, как не на «Тайне», быть Кириллу? Логично предположить, что Серега привез нас именно туда. Значит, все последнее время более полная версия меня провела на «Тайне», а теперь мы с Колей зачем-то явились сюда. Я знаю, зачем? Я собиралась возвращаться на подводную лодку? Ох…

— Голова закружилась, — соврала я Коле. И не выдержала: — С Кириллом все в порядке?

Коля, естественно, безмерно удивился и ответил неуверенно:

— Не знаю. Когда мы с тобой уходили, было в порядке, он сам дышал, а за пять минут со мной никто не связывался. Ты думаешь, что-то может случиться? А что?.. Там Герман…

Ну вот, я его напугала. Если я буду регулярно демонстрировать такие «странности», все решат, что я чокнулась. Это вдобавок к тому, что и так ненормальная.

— Нет, Коль, не думаю. Просто нашло что-то.

Он услышал облегчение в моем голосе и успокоился.

— Идем, Тим тебя ждет.

В крошечном домишке царило оживление, и мы застыли на крыльце, услышав:

— …а она ему отвечает, что не будет разбираться, где чья голова! Представляешь, Стас, свою голову с моим всем остальным?..

— Лучше умру. Ты же волосатый, как обезьяна.

— Зато зимой не мерзну. А ты маленький.

— Маленьких больше любят.

Раздался дружный хохот.

— Нечего возразить, да, Вик?

Стаса много любят?! Нет, это нормально, конечно — он милый, но они как-то странно об этом говорят. А кто его любит?!

Коля поспешно толкнул дверь.

Битком набившаяся в избушку компания весело повернулась к нам.

— Аська, привет! — проорало сразу несколько голосов, и это, почему-то, было очень приятно. Кто-то радостно добавил: — Ась, я прямо сегодня подпишу все свои конечности, ты смотри, в случае чего, ладно?

Как дети.

— Ты зачем меня звал, Тим? Поглумиться?

Тим стоял передо мной, улыбаясь и заслоняя широкими плечами половину комнаты.

— Прости, Ась. Ты словно комок нервов. Пойми: у двух обормотов истерика от стресса, а все остальные не видели, как это было, и все им хиханьки.

— У нас тоже истерика от стресса! — возмутился Виктор. — Знаешь, как обидно — все Сашке с Серегой досталось!

— Представляю, как будет обидно Кирюхе, когда ему все расскажут… — тихо сказал Тим.

Обидно — это узнать, что несколько часов провела с Германом, но совершенно этого не помнить… Ой, что со мной? Он затопил мой бриг, я его ненавижу… Надеюсь, я не выцарапала ему глаза.

— Что за фигня? — растерянно пробормотал кто-то.

Все обернулись, и я увидела Рустама, сидевшего за столом и недоверчиво глядевшего в компьютер.

— Это Валерка с Данькой, — объяснил он. — Только что вернулись. Пишут, что попали в реальную засаду… Даньку подстрелили… С ними была Ася…

Парни снова повернулись ко мне, с удивлением и зарождающимся восторгом ожидая моего комментария.

— Сейчас будет видео, — сообщил Рустам.

Тим смотрел уже без улыбки. Потом сделал шаг к столу, и я увидела, наконец, то, ради чего он меня вызвал.

В углу, на стыке двух покрытых домоткаными одеялами лавок, под полочкой для образов сидел Денис.

— Дэн? — так же, как я, не веря собственным глазам, воскликнул Коля.

Денис слегка улыбнулся и кивнул.

У меня перехватило дыхание. Кто это?! Бездушный зомби? Некто незнакомый, считающий меня врагом? В любом случае, это не тот человек, с которым меня столько связывало…

— Может, где-то временная аномалия? — предположил Рустам.

— Что с Даней? — спросил Тим.

Рустам пожал плечом.

— Пишут, тяжело был ранен. Пишут, Ася вовремя появилась, но сразу ушла, как доехали.

Денис смотрел на меня, а я боялась его взгляда. Я боялась слов, которые он вот-вот произнесет.

— Ась, что с ним было? — с профессиональным интересом спросил Тим.

Я повернулась и быстро вышла из домика, а через два шага по влажной от росы траве прыгнула к Дарху.

При моем появлении Дарх, нервно расхаживавший по площадке у самого обрыва, резко обернулся и опустил руки. На его лице отразилось расслабление, как будто сию секунду распались сжимавшие тело оковы или решилось что-то важное. Он беспокоился обо мне? О том, как действует его наркотик или о том, что я больше не вернусь, поскольку отменена угроза?

Вдруг, увидев что-то у меня за спиной, он резко наклонился в сторону и послал мне через плечо белый огненный шарик. Что, уже и это может?!

Я обернулась и остолбенела.

Там, где я мгновение назад ступила на гору, в полуприседе застыл, уклоняясь от молнии, Денис.

Мне пришлось изрядно помотать головой, оценивая настрой то одного, то другого, но в итоге я лишь поняла, что не закончились еще на сегодня события, способные меня удивить до невозможности.

Дарх смотрел на Дениса с необъяснимой враждебностью, как лесной зверь, на размеченную территорию которого забрел соплеменник; разноцветные глаза Дениса излучали восторг. Он разглядывал Дарха, как очарованный, он смотрел так, словно увидел нечто потрясающее, огромное, невероятное и прекрасное… словно видел в нем что-то, чего не видела я.

Дарх развел руки, медленно поворачивая ладони, как в ту ночь на Острове, когда пытался снова убить Сасика. И точно: между каменными плитами загудел, ища дорогу, ветер.

Мощный поток воздуха развернул меня и отнес на несколько шагов дальше, бережно усадив в мягкую травку, и тут же понесся на Дениса, уже с воем, уже безжалостный.

Денис исчез.

Но не успела я испугаться, как он возник снова — на самом гребне одной из белых плит, и уже не просто восторгался глазами, а счастливо смеялся, словно победил в каком-то труднейшем состязании.

Дарх снова махнул руками, и ветер сбил Дениса с ног. Он кувырнулся и плавно опустился на землю, а потом, почувствовав приближение нового порыва, взлетел.

Дарх взлетел тоже.

Движения его рук были теперь резкими, почти невидимыми, и замысловатыми. Ветер носился над вершиной так, что попавшее в него случайное облако разодрало в клочья. Денис исчезал, появлялся вновь в другом месте, и я видела, что у Дарха ладони чешутся запустить в него новую молнию, но он, видимо, еще не мог позволить себе такой роскоши.

Денис вдруг поймал воздушную струю в горсть и с размаху метнул обратно, в Дарха, за секунду превратив ее в десяток ледяных клинков. Не ожидавший такого Дарх получил несколько глубоких касательных царапин на левой руке и потерял позицию, по инерции уйдя вниз и подставляя правый бок…

Я легла на спину, подложив под голову скрещенные руки.

Пока боги дерутся, Перворожденный может отдохнуть.

 

XII

Поединок закончился объявлением перемирия, инициатором чего выступил Денис, хотя, при желании, он вполне мог бы укокошить Дарха. Резко прекратив атаки, он остановился, назвал его братом и извинился за вторжение.

Агрессия Дарха погасла — он понял, что, если уйдет Денис, с ним уйду я, а он по какой-то причине не хотел этого. По этой же самой причине листьев на камне сохло ровно столько, сколько нужно для одного раза, и унести с собой, реши я оставить Дарха, мне было бы нечего.

Денис, все еще счастливый, уселся рядом со мной на траву, а Дарх устроился поодаль, давая понять, что он может слышать наш разговор, но не интересуется им.

— Ты нашел душу?

На секунду Денис замер, будто не ожидал от меня этого вопроса, да еще заданного так прямо и грубо, и не знал, насколько серьезно я спрашивала.

— Да, — опустив глаза и вздохнув, ответил он. — Оказалось, я очень надежно ее вложил.

В его ответе меня, на самом деле, волновало все, и не только слова, а больше — интонация и мельчайшая мимика, которые показали бы, насколько знаком мне этот человек. Или уже не человек.

Он посмотрел исподлобья, чуть скривив кончики губ в виноватой улыбке.

— Куда? — утихомиривая радостно ухнувшее сердце, спросила я.

Перед ответом он снова потупился. Это было непривычно для Дениса, но именно это и доказывало окончательно, что он вернулся — никто, кроме него, не смог бы измениться именно так.

— В свои песни.

Дарх навострил уши. Я тоже.

Он вложил душу в песни. Затасканная фраза. Странно.

— Помнишь, — получив мое внимание, как долгожданный подарок, продолжил Денис, — я рассказывал, что мои фонограммы крутила за свои некая группа? Так вот, они написали мне, когда я был больнице — им было нужно, чтобы я спел живьем на концерте. Они втиснулись в программу концерта, думая, что проскочат с записью голоса, как обычно, но оказалось, что там эта возможность технически отрезана. Знаешь, в то время я был в таком состоянии, что не мог ни с кем спорить. Не апатия, а придушенная злоба… чувствовал себя слабым, но испытывал жесточайшую потребность как-то действовать. И я согласился.

Сощурив глаза, он посмотрел на занимавшийся закат, и было ясно, что он до сих пор еще не пережил того, что с ним случилось.

— Стою на сцене, пою. Даже не думаю о том, что пою. Много раз это пел, поэтому голос работает автоматически. Людей не вижу, никого. Но вдруг начинаю чувствовать, как люди — все, и в зале, и на сцене, и за сценой, вливают в меня силу. Они так слушали песню, что самих себя забыли, они целиком были в ней. Они уже знали ее и любили, и даже то, что я пою механически, их не сбило — они слышали ее так, как я пел до смерти. Когда это до меня дошло, я вспомнил, как ее написал. Какой смысл был в ее словах, в ритме, в паузах… И то, что я тогда, в прошедшей жизни, чувствовал, стало ко мне возвращаться. И я понял, каким мне нравится быть: что думать, что чувствовать, как поступать — я нашел свою душу! Я пел, а люди отдавали все больше и больше. Они не контролировали тот поток, свои жизненные силы, которые вливали в меня, и чем дальше, тем яснее было, что я не в состоянии вместить столько. Но во мне проснулся интерес — вмещу или нет? И что случится, когда переполнюсь?

И тут меня буквально расперло изнутри. Я действительно переполнился, и то, чем накачали меня люди, вдруг вспыхнуло… Я вспыхнул. Понимаешь, я не чувствовал своего тела. Хуже того, я увидел весь зал сверху, из-под самой крыши. Это меня напугало. Я подумал, что опять умираю, и очень сильно захотел остаться жить. Я захотел домой. Знаешь… в следующий миг я оказался дома. В своем теле, в доме родителей, на своей кровати! За тысячи километров от того места, где был миг назад! Я подумал, что, если не умер, то сошел с ума.

Дома никого не было. Я прошел по квартире — там все было, как раньше. Только в Ленкиной комнате новые обои. Но и часа не прошло, как я стал видеть все вокруг по-другому, гораздо больше всего — как нашим с тобой «фильтрующим» зрением, но не напрягая глаза — наоборот! С того момента мне приходится напрягать глаза, чтобы видеть нормально. Я из дома могу видеть то, что происходит далеко от него. Я начал взлетать и замораживать предметы, слышать звуки, которых раньше не различал, я заставлял людей делать, то, что мне нужно одним только желанием… Я думал — еще полчаса назад я это думал! — что галлюцинирую, что подхватил какую-то особо злостную форму помешательства, что надо научиться настолько контролировать себя, чтобы никто этого не заметил. И я научился. И вдруг… Ведь он такой же?

Пока говорил, Денис постоянно поглядывал на Дарха.

Дарх сжал кулаками виски. Он испытывал чистую, концентрированную, наисильнейшую зависть — то, что было для него заветной и несбывшейся мечтой, Денис получил просто так, не прося и не ожидая, не готовясь и не надеясь. Ни от кого не завися.

Всё сходится. Его человеческое тело изменено. Кровь Перворожденных — протокровь — начала изменять его еще четырнадцать лет назад, и он умер в человеческом теле, и был воскрешен с заменой большей части тканей организма на иные, из другого, нечеловеческого вещества. Душа его всегда была огромной настолько, что никакие грехи не могли ослабить ее мощного излучения.

— ТЫ СТАЛ БОГОМ, — с трудом произнесла я.

А внутри — пустота. Я не предвидела такого. Как и сам Денис, это было слишком.

Он смотрел на меня долго, стараясь понять. Он тоже не мог предположить такого объяснения свои странностям. И, кажется, это было совсем не то, чем он хотел бы их объяснить. Наверное, он опять меня возненавидит.

— А это лечится? — вдруг жалобно спросил он.

Дарх возмущено поднял голову.

— Боюсь, что нет…

— Это не болезнь! — воскликнул Дарх. — Это величайшая милость мудрейших из богов, это лучшее, что может произойти с человеком! Об этом молят, это видят в самых смелых мечтах, это единственное, ради чего стоит жить в дурацкой человеческой шкуре!

— Каких мудрейших богов? — растерянно спросил Денис.

Дарх поперхнулся собственными словами. Этого и он не мог понять — если не по воле старшего и опытного, без его наставлений и поддержки, то КАК?

— У тебя нет покровителя, — удивленно произнес он. — Тебе некому верить. Тебе никто не поможет.

И его тон, непередаваемо значительный, рассказал многое о том, как неуютно и страшно молодым богам в многоратно выросшем мире.

Но это были именно те слова, которые для Дениса прозвучали, как вызов.

— Покровитель — это кто? — уже иначе, без единого признака слабости, спросил он.

— Тот, кто изменил и воскресил, — устало ответил Дарх.

Денис задумался, а потом расхохотался:

— Так ведь это ты!

— Ну знаешь… — хотя такой вывод напрашивался, сразу открестилась я.

— О-о-о! — простонал Дарх, и я узнала его прежнего, исходящего едкой злобой. — Перворожденные! Ты явилась на Землю, чтобы подчинить ее себе?! Вот так, легко, играючи, изменить порядок, складывавшийся тысячелетиями?! Только бог может стать покровителем — ведь это же ясно и естественно. Так не должно быть — трехмерный помыкает богом?!

— Что? — спросили мы с Денисом в один голос.

— То! — рявкнул Дарх. — Покровитель — это опора, это стержень, это наставник. Только подчиняясь ему, молодой бог обретет силу и свое место.

Туманная отповедь опять погрузила Дениса в раздумье.

— Знаешь, это многое объясняет, — наконец, медленно произнес он. — Первое, что пришло мне на ум, когда я загорелся — это что нужно найти тебя. И потом потребность увидеть тебя меня не покидала. И сейчас, с тобой, мне впервые спокойно.

— Ты у меня дома! — угрожающе напомнил Дарх.

— И не собираюсь задерживаться, — заверил Денис. — Ты вроде тоже не держишься за штаны своего покровителя? Но мне только нужно, чтобы ОНА меня куда-нибудь направила.

Почему-то это признание после всего прочего не шокировало и не озаботило. Куда послать Дениса, я поняла сразу. К Салдаху. Не откажется ведь он хоть немного просветить Дениса по поводу их божественных дел? Может, и откажется… Но попробовать стоит.

— Давай, я тебя отведу, — предложила я.

Мы поднялись на ноги. Я взяла его за руку, чтобы отправиться в полярную башню, но услышала окрик Дарха:

— Ася!

Я обернулась и увидела, что он снова с усилием меняется: расслабляет мышцы лица и распрямляет спину — чтобы не быть мне противным.

— Скоро закончится действие… возвращайся быстрее.

 

XIII

— Почему ты с ним? — спросил Денис.

Хозяина башни не было дома. Я решила, что подожду немного, и, если не дождусь, все равно оставлю Дениса тут — он найдет и чем заняться, и как убедить Салдаха раскрыть секреты новому богу.

…Денис — бог. Обалдеть. И это не лечится.

— У него есть кое-что, что мне сейчас нужно.

Денис хмыкнул, оглядываясь. Даже если спрошу, что он видит, и получу ответ — не получу ничего. После общения с Салдахом мы с ним окажемся еще дальше друг от друга, чем были эти последние полгода. Мы уже не похожи… Грустно? Нет. Главное, что он жив. И не ищет больше свою душу.

— Думаю, у него всегда будет оказываться то, что тебе нужно.

— Брось, — ответила я. — Дарх хочет моей смерти.

Все-таки грустно. Я ведь, странное дело, надеялась, что он вернется таким, как прежде, а этой надежды теперь нет.

— Он в тебя влюблен по самое некуда. Делай с ним, что хочешь, хоть на куски режь — он будет только рад, лишь бы ты была с ним, лишь бы думала о нем.

— Он притворяется. Втирается в доверие. Он ненавидит меня за свою преждевременную смерть и отомстит, когда наступит удобное время.

— Не спорь со мной. В любви я всегда разбирался лучше. Если надоест — скажи.

— И что ты сделаешь?

— Если не хочешь, чтобы я его убил…

— Конечно, нет. Я его уже убила один раз.

— Плохо убила. Ладно, придумаю что-нибудь.

«Плохо убила»! Слышал бы это Салдах.

Слышал. Он появился ниоткуда и кивком поздоровался со мной. Он в этот раз показался мне больше. Его серебристые волосы сливались с мантией, под которой невозможно было различить очертания тела. Он окинул меня внимательным взглядом, будто искал что-то.

— Салдах, прости за вторжение, — начала я, помня ответ Дарха на появление Дениса и не понимая, как он относится к незваному гостю.

— Ты можешь приходить в любое время, — как прежде, ласково ответил он.

Я поспешила представить:

— Это Денис. Он нечаянно стал богом.

Салдах удивился и пристально посмотрел на Дениса. Тот замер.

— Да, — в раздумье констатировал Салдах. — Давно такого не случалось.

— Он не первый?

Салдах пожал плечами — сверху вниз по мантии прокатились серебристые волны.

— Первые были давно и давно ушли. Они создали тех, кто создал нас. А он первый для своей ветви.

— Ты объяснишь ему, что к чему, какие у вас порядки?

Салдах коснулся пальцем виска и снова изучающе воззрился на Дениса.

— Гм, да я тебя знаю. Знал, когда ты был человеком. Были боги, которые хотели тебя создать, но что-то им мешало… Ах, да! Никто из них не был тебя достоин, и ты бы им не подчинился. Порядки… порядки нужны тебе, чтобы их нарушать. Нет, звездочка, твоего друга учить — только портить.

— Я дурак? — робко уточнил Денис.

— Нет, — улыбнулся Салдах. — Ты первый, а для первых нет правил.

Потом вздохнул — новая волна прошла по ткани мантии.

— У нас есть общее дело — поиски врага. Я предлагаю тебе заняться им вместе со мной, и, возможно, ты узнаешь при этом что-то полезное.

Денис кивнул.

— А тебе пора, звездочка. О своем друге больше не волнуйся.

Он словно добавил «никогда», но я поторопилась решить, что мне показалось.

 

XIV

— Охрана аэропорта и местная полиция обыскали людей и поотбирали записывающие устройства, но не все, — голос Тима немного хрипел, а изображение слегка рябило — значит, по лесу, что пролегал между первой базой и берегом, гулял дождь. — В итоге у нас новый рекорд по количеству просмотров в нтернете. Официальных комментариев, естественно, нет, хотя кто-то пытается представить случившееся как съемки фильма.

— Не самая глупая попытка, — заметил Герман.

— Да кто сейчас снимает фильмы на аэродромах? — с досадой отмахнулся Тим. — Вторую неделю стоит шум, и я представляю, какие догадки строит мировая общественность.

— Верные? — улыбнулся Герман. Ну, что можно подумать, глядя на стычку призрачных существ, вылезших из летающей тарелки, с гуманоидами, прибывшими на фантастической машине и палившими из лучевого оружия?

Тим не разделял германовского фатализма. Он считал, что возникла проблема, и с ней надо хоть попытаться справиться.

— Нам могут помешать.

— Как?

— Тупо как-нибудь. Вдруг они решили, что «дикие» явились с миром, а мы бессовестно препятствуем контакту? Такое мнение тоже есть. Вот подстрелят нас свои же…

— Это если заметят и успеют. «Дикие» редко строят порталы в людных местах. Брюс задает вопросы — вот где проблема. Он спросил, не следует ли обратиться за помощью.

— К кому?

— Это пока не уточнил.

Тут вклинилась передача с третьей базы. Новая картинка возникла четкой, и программа завесила ею весь экран монитора, уменьшив и втиснув Тима в левый верхний угол.

— Герман… Мы ничего не могли сделать…

С монитора смотрело бледное, даже с белыми губами, лицо Виктора.

— Ася вошла в корабль «диких».

Испуганные глаза уставились в камеру, не мигая.

— Покажи запись, — попросил Герман.

Притихшая команда пыталась различить в его голосе хоть что-то, хоть какие-то признаки интонации, но он стал механическим — просто голос, и всё.

Монитор уже показывал вместо лица Виктора степную даль с зависшей над жухлой травой расплющенной каплей инопланетного корабля.

Между видеокамерой машины и кораблем встали, согнув правые руки, державшие готовое выстрелить оружие, четыре темных силуэта. Из корабля вылетело столько же белых точек-«сторожей», и сразу после этого унылый пейзаж оживили вспышки и светящиеся линии, а силуэты задвигались, отскакивая, приседая, перекатываясь, стреляя, сбивая мечущихся в воздухе «сторожей».

И вот один из силуэтов упал на спину, зажимая рукой бедро, из которого брызнула кровь. Две секунды — рядом с упавшим возник еще один силуэт, женский, опустился на одно колено и протянул руку к раненой ноге упавшего, но тот уже поднимался сам. Рана оказалась неглубокой. Еще две секунды — выстрелы прекратились. «Сторожа» уже не летали, а гладчайший корпус корабля запереливался, будто колеблясь между вариантами дальнейших действий.

Ася медленно пошла к кораблю. Раненый удержал ее, взяв за локоть, и она ненадолго остановилась, не сводя глаз с корабля. Потом ее силуэт перестал быть темным — он засветился нежным голубым светом, и она стала быстро подниматься в воздух, двигаясь к кораблю…

Подлетев к месту, из которого вышли «сторожа», Ася, как в воду, вошла в ртутно-призрачный корпус.

Корабль взмыл в небо и исчез, оставив четыре мужских силуэта стоять посреди степи неподвижными изваяниями.

Герман увеличил изображение и дважды просмотрел запись с момента появления Аси.

— Герман, — вдруг дернулся Тим в своем крошечном окошке в углу экрана. — На вторую базу вернулись Тигор, они говорят, Ася с ними — там Димке руку срезало. А? Ушла? Только что ушла, минуту назад. Ничего о корабле не говорила?

— Да что она бы сказала? — тихо возмутился Артем за спиной у Германа. — Это же все одновременно было. Три вычисленных места после первого, засеченного «компасом». Скоро еще наши вернутся, Коля с Серегой, Славой и Никитой.

— Опять временная аномалия? — предположил Тим.

Только этого не хватало. Объяснения таким выкрутасам не было.

— Нет никаких временных аномалий, — твердо сказал Герман.

— А что есть? — угрюмо спросил Виктор, снова занимавший весь экран.

У него не было ни сомнений, ни надежды — он видел все собственными глазами.

— Это ты получил ранение?

Виктор кивнул.

— Ты рассмотрел Асю?

— Конечно.

— Ее левую руку видел?

Виктор удивился и наморщил лоб.

— Постой… Да, она левую руку ко мне протянула.

— У нее на пальце было кольцо?

— Что? — еще сильнее удивился Виктор.

— Кольцо, — терпеливо повторил Герман, — вернее, крупный ограненный камень, светло-коричневый.

Виктор морщился, вспоминая.

— Нет… Не помню такого.

Герман, ждавший ответа, как приговора, с глубоким вдохом откинулся на спинку кресла.

— Всё, спокойно, это не та.

— Что?! — не понял Тим, и с десяток пар пораженных глаз остановились на Германе.

— В смысле, не основная, — ответил, еще сильнее запутав, он.

— Что?! — с ударением вновь спросил Тим.

Герман промолчал.

Ему стыдно было вспоминать, как он вздрогнул, когда, рассмотрев в прошлый раз запястье Аси, понял, что ее черный чешуйчатый рукав — вовсе не рукав… Тогда, доставив «тяжелого» Кирилла, она подкинула ему занимательную задачку, и сейчас он нашел однозначное решение.

— Короче, всё нормально, — не найдя слов, чтобы сформулировать это решение, закончил он.