Учеными разработана установка, позволяющая забирать из поля человека или вливать в него животворящую энергию. Жизнь стала объектом купли-продажи. Появились воры, способные «тянуть» энергию у других и продавать ее. Полицейские-ищейки, способны обнаруживать тягунов. Вик (тягун) сталкивается с Басом, другом детства, ставшим ищейкой, Бас, Софья и ее любовник Залеский, разработчик конденсаторов энергии, — участники операции, цель: поимка Вика и использование его способностей для сбора максимума энергии и ее продажи. Цель достигнута, но Залеский присваивает себе всю энергию…

Окончание. Начало см. в № 10,2014 г

30

Вика привезли в типовую пятиэтажку где-то на северо-западе Фуфайки. Водитель мастерски петлял по улицам, иногда даже выворачивал в предместье, потом вновь возвращался в спальный район. Хотели шпионы (как окрестил про себя помощников полковника тягун) сбить его с толку или проверялись на предмет слежки, Вик не знал. Но самостоятельно он этот дом не нашел бы.

Квартирка оказалась самая обычная. Обстановка убогая, везде пыль. Было заметно, что пользуются ею редко. Но Вик надеялся, что долго ему здесь жить не придется. Его завели в комнату: кровать, платяной шкаф, стол и стул. Все, больше ничего здесь не было, если не считать окна с решеткой. Ажурной такой, вроде декоративной, но даже на вид достаточно прочной.

«Шкаф» повел рукой, располагайся, мол, и направился на выход.

— Эй, — окликнул его в спину Вик, — а если мне что-нибудь понадобится? В туалет, например?

— Стукнешь в дверь, — пробурчал «шкаф».

На этом общение и закончилось.

Впрочем, дальнейшее течение вечера несколько улучшило настроение. Вику позволили помыться под душем. В шкафу оказалось свежее белье, свитер неяркой расцветки и джинсы в фабричной упаковке. Все пришлось впору. В заключение надсмотрщики накормили ужином. Лангет с картошкой, салат, даже стакан легкого светлого вина.

После всех перипетий — бегства под дождем, нервного напряжения и неизвестности, постоянно грозящей еще большими опасностями, — вор слегка расслабился. Да и не ел он в последние дни толком, если не считать достопамятной колбасы, забытой Софьей в холодильнике. Потому сейчас, когда оказался в тепле, в сухой одежде и поел, его неуклонно потянуло в сон. Охранники не возражали — дали пройти в выделенную комнату. Дверь, впрочем, заперли.

Вик упал на кровать и провалился в глубокий сон.

Утро прошло спокойно, словно вор отлеживался где-нибудь в берлоге после успешного дела. Охранник, уже другой, этого Вик вчера не видел, провел в ванную комнату, дал умыться. Затем последовал легкий завтрак из яичницы с кофе. Вик с интересом оглядывался: завтракал он в гостиной. Все та же спартанская обстановка. Молодой человек в неброском костюме подал еду и отошел в угол комнаты.

У дверей расположился второй, в накинутой, но не застегнутой куртке. Из-под полы виднелась кобура. Вчерашнего владельца прибора-поводка вообще не было видно. Поглощая завтрак, Вик сделал легонькую попытку потянуться к тому, кто подавал еду. И ничего не вышло. Не увидел ауры, не почувствовал никаких признаков контакта — черно-белая картинка на картоне, а не живой человек.

Ясно, прибор работает. Он все так же в коконе, но оператор где-то в другом помещении и на глаза не показывается. А по окончании завтрака вошли двое: один коренастый, в пальто, другой, в «дутой» спортивной куртке, — широкоплечий и высокий. За ними шествовал Залеский.

Сопровождающие подошли к Вику ближе, полковник остался у двери.

— Доброе утро, Виктор, — улыбнулся главный шпион. — Надеюсь, вы отдохнули после вчерашних приключений и набрались сил. Сейчас мы с вами совершим небольшую прогулку. Это ваши провожатые, они обеспечат безопасность. Я тоже буду рядом и чуть позже объясню, что от вас потребуется. Да, и напоминаю о благоразумии, это непременное условие нашего сотрудничества.

Ха, безопасность они обеспечивают, зло подумал Вик. Это еще вопрос — кому и от кого нужно оберегаться. Но времени на размышления ему не дали. Высокий подал темную куртку и кепку, конвоиры плотно встали с обеих сторон и повели его на выход. Интересно, ребята знают, что он с них сейчас потихонечку тянет? Один процент, это не много, но все дело в экспозиции — если разгуливать под ручку достаточно долго, то можно потерять несколько лет жизни…

Впрочем, это заботы полковника. И самих конвоиров.

Они спустились во двор. Опять лил холодный дождь, порывами налетал ветер. Листва на деревьях совсем облетела, а ведь всего несколько дней назад она еще сохранялась. Показалось, произошедшие события ускорили приход осени, и почему-то Вик принял это как дурной знак. Хотя и без знаков ничего веселого не предвиделось.

Прямо у подъезда стояла машина с тонированными стеклами. Его впихнули на заднее сиденье, рядом разместились конвоиры. Залеский пошел к другому автомобилю. Все-таки побаивается полковник, понял Вик, не хочет слишком приближаться к тягуну, держит между ним и собой кого-либо из помощников. Пусть минимальный, но тяг идет, и пусть он идет с подчиненных. Так начальнику спокойнее будет. Ну-ну, поиграем в ваши игры, господин полковник…

На сей раз Вику натянули на голову вязаную шапочку— до подбородка. Маршрут он не видел, но петляли долго. Несколько раз останавливались — громыхали металлические ворота, при этом явно двойные. Машина останавливалась, впереди раздавался характерный лязг и скрежет, потом въезд, опять остановка, сзади ворота закрывали, а впереди открывали, и движение возобновлялось.

Но вот езда закончилась, Вика вывели из авто и сняли маску. Он оказался посреди угрюмого, совершенно пустого двора, по периметру которого тянулось трехэтажное мрачное здание с зарешеченными окнами. Давешние сопровождающие молча повели его к входу, больше похожему на проходную. Двери тоже двойные, разделенные тамбурами: лязгающие запоры, вооруженные охранники в серой форме. Высокий предъявлял какие-то документы. Пока группа не оказалась в пустой, совершено без мебели комнате. Решетка на окне стала уже привычным антуражем.

Вик и конвоиры стали в одном углу, а в противоположном углу открылась другая дверь, и вошел Залеский. С ним были еще трое. Тягун сразу узнал висящие у них на плечах портативные конденсаторы, сделанные в виде сумок. Не составляло труда догадаться, что у кого-то на поясе приспособлен «пылесос».

— Ну вот, первая проба пера, Виктор. — Полковник по-прежнему предпочитал держаться под прикрытием подчиненных. — Сейчас мы с вами на территории внутренней тюрьмы службы государственной безопасности. Здесь находятся самые опасные преступники, враги общества. Вина их доказана, приговоры — пожизненное заключение. Указом президента все они должны быть подвергнуты процедуре полного изъятия витакса. Вы зайдете в указанные камеры. Мы снимаем блок. Дальше… вот и посмотрим, как все будет происходить дальше.

— Насколько я знаю, — пересохшим горлом проскрипел Вик, — подобная процедура проводится через клеть и с соблюдением определенных формальностей…

— Здесь особый случай, Сухов. Пусть вас не беспокоит правовая сторона вопроса, все детали согласованы на самом высоком уровне. Когда вопрос стоит о безопасности государства, органы, призванные охранять эту самую безопасность, имеют особые полномочия. Однако оставим дискуссии. В первой камере содержатся трое заключенных. Сколько времени вам понадобится на выполнение задания?

— Не знаю, — подавленно качнул головой вор. — Я не палач и никогда не отмечал время, отведенное жертвам!

— Оставим лирику. — И тон, и вид Залеского не допускали сегодня и тени шутливости или вальяжности. Сгусток воли, собранный в тяжелый каменный кулак. — В баре, насколько я знаю, все происходило почти мгновенно. Но пусть у нас есть самый простой вариант. По окончании акции стукнете в дверь камеры. Вот так. — И полковник отстучал по стене нехитрую мелодию.

Вышли в коридор. Вика подвели к камере под номером три. Один из конвоиров заглянул в глазок, потом отпер замок.

— Напоминаю, Сухов, без глупостей, — прозвучал за спиной голос Залеского. — Ставки очень высоки, если что-нибудь пойдет не так, вы останетесь в этой камере навечно.

В этом сомневаться не приходилось. Помимо конденсаторов Вик успел рассмотреть у помощников еще и автоматы.

Дверь распахнулась. Тягун вошел в камеру.

Их действительно было трое. Два молодых парня и один пожилой мужчина благообразного вида и в очках. Ребята смотрели настороженно, видно, ничего хорошего от появления в камере нового человека не ждали. Пожилой, наоборот, выступил вперед и даже сделал приглашающий жест рукой:

— Проходите, прошу. Вас определили в нашу камеру? Вот свободная шконка, на втором этаже, правда, но не взыщите — другие заняты…

Вик стоял столбом у входа. За свою длинную карьеру вора ему приходилось попадать в изоляторы, но долго он там никогда не задерживался — тягуна можно взять только на горячем. Косвенные улики мало чего стоят, доказать ничего невозможно, и без железных доказательств — а это только акт ви-контролера о несоответствии показателей браслета и сканирующего жезла плюс обследованный потерпевший, — долго без таких доказательств в участке не держат. Да и матерые урки относятся к тягунам с опаской, стараются с ними не увязываться. Никаких «прописок», проверок, провокаций. А тут политические заключенные…

Дед явно профессорской внешности, с интеллигентной речью. Мальчишки могли бы сойти за начинающих боевиков, но только за начинающих. Матерые, поучаствовавшие в эксах, пострелявшие на улицах выглядят совершенно иначе. Взгляд другой, повадка… Вик общался с такими, узнавал их безошибочно.

И что, вот это особо опасные преступники?! С вынесенными самыми суровыми приговорами? Что мог совершить такого ужасного это «профессор», явный книгочей и теоретик? А мальчишки — точно ведь с институтской скамьи. Стишки, наверное, сочиняли да на митинги ходили. Может, похулиганили когда, да и то наверняка по-детски…

Но тут все сомнения Вика прервались разом. Будто сняли вдруг смирительную рубашку. Или вернули слепому зрение. А может, так чувствует себя человек, воскресший после клинической смерти. Эти трое в камере, они заиграли красками — розовыми, переливчатыми, текучими. Мир изменился до неузнаваемости — он стучал под дых мягкой лапкой, вызывал дрожь в коленях, сам просился в руки…

И Вик не выдержал — потянулся. Так тянется, наверное, наркоман при виде дозы — неосознанно, но неудержимо. Тронул поле чуть-чуть, самым легким своим движением, но этого оказалось достаточно. Под ложечкой тут же застучало и завибрировало, по позвоночнику резво покатился горячий шар, и сразу же взревела турбина — сейчас раскаленный поток опалит дверь камеры сзади. И даже будто пахнуло паленым.

Но это, конечно, показалось. Зато сокамерники начали валиться вполне реально. Первым упал пожилой мужчина профессорской внешности, не договорив какую-то учтивую фразу. Затем рухнули как подкошенные оба молодых. И все сразу закончилось. Как будто Вика накрыли сверху железным ведром — ни света, ни звуков, ни воздуха.

Впрочем, нет — воздух в легких еще оставался, и он заорал изо всех сил последними глотками этого живительного газа:

— С-сво-ло-чи! Будьте вы прокляты, с-сво-ло-чи…

31

Он построил внутри себя барьер. Отгородил свой разум, чувства, эмоции. Он заставил себя не думать — кто перед ним, что за люди, почему они оказались здесь, в этой тайной зловещей тюрьме. Какие прегрешения привели их в камеры с малюсенькими окошками под потолком, забранными крепкими решетками.

День повторялся за днем. Он завтракал — как автомат, машина, функцией которой является поглощение пищи. Вкуса не чувствовал, но съедал все. Отвечал на вопросы — порой невпопад — и ехал в тюрьму. Сопровождающие все время менялись, но тот «шкаф» в плаще, которого он видел с коробкой, на глаза не попадался. Зато каждый день начинался с Залеского.

— Отлично, Вик, — потирал руки полковник. — У вас определенные успехи! Вы знаете, что можете теперь регулировать зону захвата? Наша аппаратура фиксирует — позавчера вы сняли с двух объектов витакс, приоткрыв амбразуру всего на сорок пять градусов. Браво! Объекты стояли рядом, и вам этого хватило…

Это были те две женщины. Похоже, мать и дочь. Они действительно жались друг к другу, угадав каким-то шестым чувством, что их пришли убивать. Вик запер себя на замок, превратился в бетонную глыбу — шершавую, холодную, неживую. И как только где-то за стеной с него сняли намордник, хватанул жизни этих двух женщин одним резким движением. И тут же забарабанил в дверь.

Да, он знал, что может теперь регулировать поток принимаемого витакса — его объем и интенсивность. Как только ослабляли поводок, он мог тянуть узконаправленным пучком, секторами различной величины, мог выпить донора одним глотком или произвести строго дозированный съем. Все это было новым в ощущениях, навыки нарабатывались быстро, и очень пригодилось бы в воровском ремесле еще недавно, но сейчас от него требовали другого…

— …А вчера! Вчера вы показали нам и вовсе высший пилотаж! Сработать всем полем одновременно, по окружности?! Наши специалисты до сих пор не могут прийти в себя!..

А вот вчера были уголовники. Что ж это за внутренняя тюрьма у господина полковника, или Вику создают специальные условия? Но ошибки быть не могло: оловянные взгляды вприщур, татуировки, гнусавая речь. Притом бакланы, не ученые еще, не то просто так на тягуна не полезли бы. Какой-то молодец — даже не блатной, а так, приблатненный, — тут же направился к Вику танцующей походочкой. Разговор завязать, на вшивость проверить.

С такими он встречался. Знал — тут или нужно уметь разговаривать на их языке, или не стоит говорить совсем. Выбрал второе. Как только почувствовал свободу, представил себя губкой, впитывающей влагу всеми своими порами. Турбина даже не зарычала — засвистела на высокой ноте. Сколько их там было — шесть, семь? Он не считал. Будто отжал комок ветоши и отбросил за ненадобностью.

А потом были еще камеры. Разные. И еще, еще, еще…

И силы заниматься всем этим давало только одно — неожиданное и невероятное открытие. Во время отключения кокона открывался крохотный канал к оператору. Тот, кто держал поводок, кто мог одним движением запечатать его поле и по прихоти своей то дарил, то отнимал способность к тягу, — сам был уязвим. Что за обратная связь срабатывала в данном случае, Вик не знал. Вникать в природу этого явления не было ни сил, ни желания, да и знаний наверняка не хватило бы.

Но из этого следовал один очень важный вывод. Однажды, подобрав выгодную ситуацию, он сможет перехватить поводок. Хоть ненадолго, но стать хозяином собственного намордника. И это был шанс. Призрачный, еще не до конца оформившийся в виде мыслей и планов — но шанс. Осталось только терпеливо дождаться момента его реализации.

И отыграть как по нотам.

Оператор, тот самый «шкаф» в плаще, мелькал рядом с полковником постоянно. Вик был уверен — генератор действует на определенной дистанции. Вряд ли у них есть прибор, блокирующий поле на сколь угодно большом расстоянии. Тогда расклады были бы совершенно иными и схема контактов другая. Нет, коробочка пока способна работать лишь в непосредственной близости от «пробитого». Ну, метров сто или чуть больше. Вот и водят они Вика, как бычка на привязи.

Но в условиях тюрьмы ничего не сделаешь, единственная возможность может появиться лишь при охоте на Грома.

Поэтому через неделю он обратился к Залескому:

— Хватит, полковник. Я не убийца. Больше в ваши камеры я не ходок. Можете меня пристрелить или заморозить поле, но я готов сделать еще только одну акцию. Ту, о которой мы говорили в самом начале.

— Вы не в том положении, Сухов, чтоб диктовать условия, — нахмурился куратор. — Все идет по программе. Очень скоро мы примемся за Грома, это я вам обещаю.

— И я вам обещаю, полковник. — Виктор упрямо смотрел в глаза Залеского. — База Грома будет последним и единственным местом, где вам придется снимать с меня намордник. Заключенных я больше пить не буду.

— Забью в любую камеру, загоню во внутренний двор во время прогулки заключенных — и велю отключить генератор. — Залеский смотрел даже с интересом. — Ты ж себе больше не хозяин, тягун. Процесс пойдет сам по себе. Наберу витакса, сколько нужно, и накину кокон. Как тебе такой расклад?

— Повешусь, вены вскрою, голову об стенку разобью. Что-нибудь да с собой сделаю — не уследите. Но пить больше женщин и пожилых профессоров не буду. Да хоть и уголовников — тоже не буду…

Видно, углядел что-то такое полковник в глазах своего заключенного, тряхнул головой.

— Ненавижу, когда мне пытаются диктовать условия, проговорил с едва сдерживаемым раздражением. — Однако вы неплохо держитесь. Да и время поджимает. Поэтому мы переходим к заключительной фазе операции. Буду с вами откровенен: найти Грома и его базу мы пока не смогли, но из достоверных источников известно, что завтра произойдет встреча. Известны время и место, и то, что это люди Грома. Им нужен витакс. Через свои оперативные каналы я подвел к ним посредника. Тот обещал прислать человека, у которого есть большая доза товара на продажу. Вот такого купца и будут ждать боевики в условленном месте.

— А роль купца сыграю я?

— Вы, Виктор. С совершенно незнакомым человеком они разговаривать не будут. Посредник намекнул, мол, продавец придет известный. С ним и договаривайтесь. Квартира будет под нашим контролем, но кокон отключать не будем. Ваша цель — договориться о продаже двух чемоданов витакса. Поставите лишь одно условие — передам, дескать, товар только из рук в руки Грому. Можете сказать, что доверяете только ему, можете придумать что-то еще. Тут я полагаюсь исключительно на вас, Виктор, но мы должны узнать адрес берлоги. Мол, приеду и привезу — и никак иначе.

— А если эти ребята схватятся за оружие? Там стеснительных нет, а того, что я могу высосать их всех одним махом, они ведь не знают…

— Повторяю, мы будем рядом. Если что — вмешаемся. Но ничего такого произойти не должно. Нужно договориться, найти слова, заключить сделку. Черт возьми, вы ж не первый раз контактируете с боевиками! Две канистры длительного хранения — это не маленький сверток, который можно передать где-нибудь в переходе или на улице. Гром наверняка согласится, чтобы вы привезли товар к нему. Заодно пощупаете обстановку, убедитесь, что Гром в городе.

— А что, есть сомнения?

— С этим… контингентом никогда ничего нельзя знать наверняка. К тому же считайте эту встречу сценической репетицией перед контактом с Громом.

— Зачем это нужно? — насторожился Вик. — Он знает меня лично, мы встречались много раз.

— Вы встречались, чтобы сдать витакс, а не для того, чтобы убить. Поверьте, это совсем разные вещи. Главарь — матерый зверь, чувствует опасность спинным мозгом. Заподозрит что неладное, пристрелит без лишних вопросов. Вы помните свою последнюю встречу с Шестопером? А ведь вы были друзьями. Когда-то…

Доля правды в словах шпиона была. Валерка не рассуждал совершенно, сразу схватился за ствол. Может, Залеский и прав — за прошедшие дни он мог разучиться общаться с людьми на простом человеческом языке. Только через энергетические потоки.

— Я уверен в успехе, — проникновенно проговорил Залеский. — Вы справитесь, мы приведем в действие наш план, а по окончании акции я выполню все свои обязательства. Софья тоже ждет этого, помните об этом, Вик.

На следующее утро высокий вывел его к обыкновенному автомобилю — потрепанный бежевый седан, никаких тонированных стекол. За рулем сидел невзрачный мужичок в поношенной куртке. На Вика он глянул лишь мельком.

— Садитесь, Виктор, — напутствовал высокий. — Водитель привезет и укажет дом. Третий подъезд, пятый этаж, квартира сорок четыре. Три звонка: два коротких и один длинный. Спросят, мол, кого надо? Ответите — привет от Ермолая Крюка. Скажут, не знаем такого. Тогда добавите, что Ермолай от Субботы. Запомнили? Повторите.

— Ох, и хитры же ваши шпионские игры, — вздохнул Вик, но пароли и отзывы повторил.

— Когда закончите в квартире, спускайтесь вниз. Идите через двор, вас будет ждать машина. И ни пуха…

— Идите вы все к черту! — с чувством ответил Вик..

Высокий только усмехнулся.

Доехали быстро. Машина тормознула в том же районе Фуфайки, перед обычной пятиэтажкой, очень похожей на ту, где его содержали. Будто и не уезжал никуда. Перед домом неухоженный двор: заброшенная детская песочница, ряд гаражей напротив дома. Между ними что-то вроде аллеи со скамейками. Летом здесь, наверное, мамочки катают коляски с младенцами, а на лавках сидят пенсионерки, перемывая косточки всем: от президента страны до Люськи-шалавы из первого подъезда. Но в это холодное и сырое время года двор был пуст. Все пространство густо заросло кустами, сейчас голыми и неприветливыми.

И как всегда, срывался мелкий и холодный дождь. Нудный, надоевший, хоть осень еще была только в первой своей половине, делавший настроение совсем уж слякотным.

Въезд во двор был один, остальную территорию огораживал бетонный забор, неизвестно кем и для чего выстроенный. Машина, на которой привезли Вика, остановилась у въезда.

— Вам туда, — показал рукой на дом водитель.

Вик выбрался из салона, поежился под холодным ветром. Поднял воротник куртки. Машина тут же сдала задним ходом, развернулась и нырнула куда-то в боковую улочку. Вокруг никого не было видно — ни друзей, ни врагов. Казалось, пожелай сейчас Вик, и он мог бы отправиться куда угодно. Но впечатление обманывало — холодная тупость под ложечкой, та особая пустота внутри, к которой он начал уже привыкать в последнее время, были верными признаками, что он в коконе.

Никто не собирался его отпускать. И оператор с энергетическим поводком где-то рядом, и сам Залеский тоже. А там и группа поддержки, если что вдруг пойдет не так. Полковник обещал присмотр, и так наверняка все и обстоит. Знать бы еще, где они прячутся. Особенно поводырь.

Он прошел до нужного подъезда, нашел квартиру сорок четыре с облупившейся дверью.

Ha условный звонок дверь приоткрылась.

Показался здоровенный молодой детина, до глаз заросший щетиной. Хмуро оглядел Вика, выслушал пароль и назвал отзыв. Кивнул головой — заходи, мол, и, когда Вик сделал шаг, ловко перехватил его за плечо, крутанул лицом к стене и прижал намертво. Одновременно ударом ноги захлопнул дверь. Сноровисто обшарил.

— Извиняй, — прогудел ломким баском, — но береженого бог бережет. Проходи в комнату.

В комнате за столом сидели двое: тихо разговаривали, курили, на стрле стояли бутылки с пивом. Здоровяк прошел и примостился третьим. На гостя вроде и не обратили внимания. Лицом к входу сидел мужчина средних лет, но с ранней сединой и с морщинистым костистым лицом. Его Вик не знал. Здоровяк оказался боком к Вику, он тут же приложился к бутылке с пивом. Третий сидел спиной, сгорбившись над столом.

А ведь тут наверняка все пишется и фиксируется, соображал Вик. Он должен сейчас разыграть торг, убедить Неукротимых, что ему можно доверять и что у него есть товар. Много-много товара. И одновременно условиться о встрече с Громом, потому что боевик с внешностью байкера и пристрастием читать умные книги нужен ему, Вику, просто до зарезу.

Полковник помянул, что покупатели Вика знают, мол, чужого они близко к себе не подпустят. Но ни одной знакомой физиономии что-то пока не наблюдается, и что — импровизировать? Рассказывать, как он встречался с главарем, как познакомился? Подобная откровенность, вообще говоря, у этих ребят не в чести, последствия могут быть самые неожиданные. Виктор еще мешкал у порога, размышляя, как лучше начать разговор, когда третий неожиданно повернулся.

— Ну что ты, вор, топчешься, как школьник, сбежавший в бордель с уроков? — сказал он и хрипло рассмеялся. — Заходи, здесь все свои. Потолкуем…

Это был Мрачный, правая рука Грома. Самый верный и проверенный его помощник.

32

Вик прошел к столу, занял свободный четвертый стул. Теперь они сидели кружком, как старые добрые товарищи, собравшиеся попить пивка. Морщинистый смотрел на Вика в упор, будто надеялся прочесть его мысли. Молодой хлебал пиво.

— Вот уж не ожидал тебя здесь встретить, тягун, — продолжал Мрачный. — Ты ж всегда был честным вором, с барыгами не связывался. Ну, разве что сдавал им добычу, так то совсем другое дело. А теперь что — перешел на перепродажу?

— Времена меняются, — натужно улыбнулся Вик. — Подвернулась возможность срубить хорошие денежки, надо воспользоваться…

Он пытался просчитать варианты. Где-то рядом должны находиться Залеский со «шкафом». В соседней квартире, например. Не отпустит полковник тягуна далеко — а вдруг аппаратура на дальнем расстоянии даст сбой? И на самотек дело не пустит. Он прикинул — на площадке было три двери. В одну вошел он, другая дверь осталась сзади, и третья — справа. За одной Залеский с оператором, за другой — охрана? Кто где? Или они все вместе в одной из квартир?

— Мрачный, а ты этого хлопца хорошо знаешь? — неожиданно встрял морщинистый. — Что-то глазки у него бегают. Не подстава ли?

Молодой тут же отставил бутылку и насторожился.

— Успокойся, Никола, за этого паренька я ручаюсь. Не первый день витакс у него беру. Правда, раньше он сам таскал каштаны из огня, а теперь вот перекрасился. Но мы товар вначале проверим.

— Перекрасился или ссучился? — опять встрял Никола.

— Если ссучился — удавим, — спокойно заявил Мрачный. — Говори, Вик.

— Вот с тобой, Мрачный, говорить я буду, — принял решение Вик. — Эти двое, если помощники твои, пусть помалкивают в тряпочку. Потому что если и связывался я когда с вашим братом боевиком, так только с Громом. Ему — верю. А ты — его человек, потому и тебе верю.

Никола с молодым переглянулись, но промолчали.

— Куш — две канистры по пятьсот лет, — продолжал Вик. — Сдаю оптом, потому цену немножко сброшу. Но торговаться буду только с Громом. И канистры отдам только ему.

— Знатный куш, слов нет, — задумался Мрачный. — Только непонятка выходит. Когда ты свою добычу нам сбрасывал, тут все ясно было. А теперь — откуда дровишки? Тягуну, чтоб столько натаскать, нужно несколько лет без сна и отдыха бегать.

— У Царева одолжил, — хохотнул Вик. — Он на своих митингах теперь всем раздает — кому сколько нужно…

— Я ж говорю, Мрачный, — просипел Никола, — ряженого к нам прислали. Вместо дела шутки шутит. Порезать его на ремни, чтоб шутил меньше, а витакс забрать!

Молодой набычился, но в разговор пока не вступал. А вот Мрачный напрягся. Слишком свежи были в памяти события на площади Свершений, а помощник главаря, несмотря на свой простоватый вид, обладал завидной сообразительностью. Упоминание митинга вызвало у него правильные ассоциации: боевик даже как бы невзначай огляделся — не слушает ли кто посторонний беседу?

Однако тут же взял себя в руки, уставился на Вика.

— Ладно, бог с тобой, вор. Нам твои секреты без надобности. Уговоримся так — назначаем место. Ты привозишь товар, мы — деньги. Совершаем честный обмен и разбегаемся.

— Нет, так не пойдет, — упрямо покрутил головой Вик и пристально посмотрел в глаза собеседника. — Мне нужен Гром. Витакс отдам только ему.

— Гром прийти не может, — отрубил Мрачный. — Занят сейчас сильно.

— Тогда я сам ко двору подвезу, — не унимался тягун. — Мне нейтральная территория не светит. Вон, у тебя помощники какие. Такие и правда в тихом месте на ремни порежут, а чемоданы заберут. Гром — другое дело, это гарантия. Его имя среди Неукротимых все знают. И честность его в расчетах тоже хорошо известна.

— А я тебе не гарантия? — встрепенулся Мрачный. — Ты меня сколько знаешь — я тебя подводил? Сейчас времена смутные. Безопасники лютуют, скоро отстреливать нас начнут, как бешеных псов. Давай сделаем, как я говорю, — назначим время, место, чтоб осмотреться можно было, подготовиться. И пересечемся еще разок, окончательно все обговорим…

— Да че кота за яйца тягать, — прорезался вдруг ломким баском молодой. — Гром ясно сказал — надо витакса добыть. Значит — добудем. Этого сейчас в мешок и на Змеиный остров. Там сразу сговорчивым станет, когда Никола его на ремни распускать начнет!

В первый миг Вику показалось, что Мрачный сейчас убьет пацана — одним ударом, он такое умел. Но уже в следующий миг почувствовал, как вместо зияющей пустоты под ложечкой появляется теплый живой шар, начинается легкое покалывание в пальцах рук и опасйо разогревается крестец.

Место прозвучало. Змеиный остров, довольно обширный кусок суши напротив пристани с остатками заброшенного судоремонтного завода. Никакого регулярного сообщения с островом не было, но добраться туда на катере или даже на лодке не составляло труда. Вот, значит, где теперь обосновался Гром.

Место прозвучало, и эти трое сразу стали не нужны Залескому. Более того — опасны, и полковник тут же снял кокон. На раскрутку максимального тяга обычно требовалось несколько минут, но Вик кое-чему научился в последние дни.

С истошным криком «Все на пол!» он одним махом запрыгнул на стол — со звоном посыпались бутылки и стаканы. Молодой остолбенел — как сидел, так и остался сидеть, а Никола ринулся через стол к Вику, норовя ухватить за ноги. Но Мрачный успел его перехватить, заключил в мощный захват поперек тела, как в дружеские объятия, и потащил на себя. Оба повалились в грохоте разлетающихся стульев и принялись бороться на полу, натужно кряхтя и матерясь.

А тягун замер посреди стола на слегка согнутых ногах и с растопыренными руками. Сейчас весь он превратился в восприимчивую антенну, в тончайшую мембрану, откликающуюся на малейшее колебание поля. В чуткий нос охотничьей собаки — потоки! откуда струятся потоки витакса?!

И уловил. Молодой боевик розовой переливающейся глыбой цепенел чуть правее, а прямо перед глазами, за стеной с выцветшими обоями в мелкий цветочек билась мощная волна чужой энергии. Подмога, понял Вик, группа поддержки, готовая вмешаться, если возникнет необходимость. Слева, из квартиры напротив, тянулся слабый сдвоенный сигнал. Один обычный, только как бы слегка приглушенный, а второй — самый необходимый сейчас, самый важный для Вика — сигнал от оператора! Это было похоже на эхо: далекое, едва слышное-эхо в горах, когда и не можешь сказать наверное — то ли слышишь ты его, то ли тебе это только мерещится. Но ошибиться было нельзя, и оставалось только довериться своему опыту тягуна, безоглядно отдать себя на волю интуиции, наития, тех неосознанных порывов, которые уже не раз спасали ему жизнь.

Все остальные, кто был в комнате, чувствовались ярко, но отстраненно. Сейчас Вик знал каким-то необъяснимым образом, иррациональным каким-то знанием — он может не тянуть с них ни капли.

Поток от «шкафа» — или кто там сегодня сидел у прибора! — представлялся тонкой, но прочной веревкой с торчащим хвостиком. Тягун живо вообразил, как он ухватывает этот хвостик и тащит что есть сил. А потом еще наматывает для верности веревочку на кулак. Когда появилось легкое сопротивление, дернул рывком — почувствовал, как что-то оторвалось в чужом теле, за преградой из нескольких стен кирпичной кладки. Оторвалось навсегда, с полным угасанием жизни…

Но нельзя было терять время. Широким загребающим движением, открыв сектор градусов на сто двадцать, он втянул витакс из-за стены напротив. Турбина в позвоночнике взревела, из копчика полыхнуло, а в соседней квартире стало невыносимо пусто. Ничего живого. Голые стены.

— Мрачный! — крикнул он, спрыгивая со стола. — Хватит бодаться! Поднимай своих ребят, надо попасть в квартиру напротив! Срочно!

Вик чувствовал, как в солнечном сплетении раскручивается могучая сила неуправляемого тяга. С этим неодолимым властным позывом он еще только-только учился договариваться. Турбину нужно срочно выключать, или — еще немного — и засвистит отовсюду; и с Мрачного, и с его помощников, и с жильцов дома, если таковые имеются в соседних квартирах. Нужно было срочно заполучить генератор!

Мрачный с Николой наконец расцепились, отдуваясь и позыркивая друг на друга недобрыми взглядами. Вышел из ступора молодой. Они вывалились на лестничную площадку. Было тихо, только запаленное дыхание мужчин заполняло тревожным нетерпением пыльную тишину.

Вик указал нужную дверь:

— Ломай!

К счастью, тут оказалась не модная броня, а обычная филенка. Молодой бычок вынес ее одним ударом плеча. В комнате на диване полулежал человек — тот самый уже знакомый здоровяке темном плаще. Шляпа скатилась на пол и лежала рядом раздавленным блином. Мертвые руки сжимали прибор.

Вик рванул коробку — несколько окошечек с какими-то указателями. Кнопки, клавиши, светодиоды. Зеленый помигивает, под ним значок волны. Рядом такой же значок, но волна перечеркнута. И кнопка. Должна быть эта, другой не видно. Нажал. Прибор коротко пискнул, зеленый сигнал погас, а рядом вспыхнул красный. И тут же утих пожар в позвоночнике, под ложечкой образовалась уже знакомая пустота, которой тягун был сейчас несказанно рад.

Все. Вик обессиленно опустился на диван рядом с трупом оператора. Вокруг сгрудились боевики.

— И что теперь? — выразил общее мнение Мрачный.

Да, и что теперь, подумал Вик? Залеского-то здесь не оказалось. Превозмогая слабость в коленях, он встал и прошелся по комнате. В углу нашел портативный конденсатор, сделанный в виде ранца и с подключенным «пылесосом». Значит, такой поворот событий полковник тоже предвидел и предусмотрительно поставил емкость для витакса. Не пропадать же добру. Посмотрел индикатор — конденсатор был заполнен под завязку. Очевидно, сюда утекли жизни бойцов прикрытия — молодых, здоровых ребят. Что ж — на войне, как на войне.

— Мрачный, иди сюда. Тут для тебя трофей, — позвал он.

Пока боевики охали и цокали языками у невиданной раньше емкости, Вик прошел на кухню. Обнаружил крошечную кладовку, а в ней замаскированный второй выход из квартиры. Вот как ушел Залеский. Наверное, оператор пытался что-то сделать, как-то бороться за свою жизнь, но полковник сразу сообразил, что все пошло не по плану и удрал. Даже прибор не забрал: только почувствовал опасность — тут же и ушел.

А проблемы остались. Сейчас по боевой тревоге будут подняты бог весть какие силы. Или не будут? Что-то уж больно похожа комбинация Залеского не на продуманную многоходовую комбинацию, а на экспромт, затеянный на свой страх и риск. Неужели нельзя было подвести Вика к Грому тоньше? Даже он, непрофессионал, смог бы придумать пару вариантов с более надежным исходом. Найти связи… Или для безопасника главное витакс? Хочет набить себе карман, одновременно выполняя задание по ликвидации опасной террористической группировки? Недаром же во время «периода подготовки» его помощники все время таскали с собой конденсаторы…

Но Грома в любом случае нужно со Змеиного острова вытаскивать — место ведь теперь засвечено. И, наконец, еще одно — Софья. Где она? И кто она для Залеского — заложница или все же помощница? Дополнительный повод держать его в узде. Все это предстоит выяснить.

— Мрачный, — окликнул он боевика. — На площадке еще одна квартира. Откроете?

Морщинистый Никола только усмехнулся. Видно, замки для него не представляли проблемы. Достал связку диковинно изогнутых железок, побренчал недолго, и дверь распахнулась.

В квартире лежали вповалку восемь мертвых спецназовцев с оружием и в полной экипировке. Ни автоматы, ни броня, ни сферы им не помогли. Но знаков различия на камуфлированных комбинезонах не было. Ни эмблемы, ни звездочки — ничего.

— Ну, ты даешь… — проняло даже Мрачного. Молодой побледнел от такого обилия мертвой плоти, но держался стойко. Никола принялся деловито собирать оружие.

— А теперь, ребята, нам осталось самое трудное, — пробормотал Вик. — Выбраться из всего этого дерьма и попытаться спасти Грома.

33

Боевики надели нагрузки спецназовцев, вооружились автоматами и окончательно стали теми, кем и были, — головорезами из лихой банды. С оружием умели обращаться все, это чувствовалось. Вика заставили надеть бронежилет и сферу. Так надежнее — от шальной пули никакое тягаче-ство не спасет.

Пока экипировались, Мрачный пытливо глянул на Вика и спросил:

— Это ты их всех положил, что ли?

— Я. Я ж тягун, ты не забыл? — Вик попытался обойти скользкий вопрос. Но Мрачный не повелся.

— Что тягун — знаю. И что таскал ты по двадцать-тридцать единиц, тоже знаю. От такого съема нормальный человек даже не чихнет, а тут трупов навалом. Или это машинка у тебя такая хитрая? — указал он на прибор в руках Вика.

— И машинка тоже, — согласился вор. — Но не только. Не забивай себе голову лишним, Мрачный. Ты ж понял уже, что все это была западня. За Громом охотятся. Гоном руководит полковник Залеский. Знакомая фамилия?

— Знакомая? — усмехнулся Мрачный. — Очень даже знакомая! Только бывший полковник, Вик, бывший. Погнали этого героя из «ге-бе» за дискредитацию. Уже почти год, как наш бравый безопасник на вольных хлебах. Сколотил банду из бывших сотрудников и промышляет сбором витакса. Покойнички в комнате — это ведь его люди. До недавнего времени и с Громом контактировал, пытался сделки проворачивать, да уж больно темные. Гром с ним знаться отказался, а теперь, значит, Залеский решил воевать? Под себя Неукротимых подмять вздумал? Ладно, будет ему война…

— Информация точная? — не поверил Вик. — Он же меня во внутреннюю тюрьму безопасности возил…

— Это он может. И в тюрьму, и настоящий спецназ подключить. Связи у бывшего полковника будь здоров. А может, играет и нашим, и вашим. С него станется…

— В любом случае, он был Здесь, но среди мертвых я его не вижу. И название Змеиного острова прозвучало. — Вик глянул на бычка, тот понурился. — У тебя связь с островом есть? Предупредить Грома можешь?

— Уже сделано, — усмехнулся Мрачный. И когда только успел? Пока он искал второй выход, что ли? А Мрачный смешки отбросил: — Гром приказал любым способом выбираться на Змеиный. Там у нас такие катакомбы — что «ге-бе», что Залеский с бандой век искать будут. Лучше объясни, каким боком ты во всей этой истории оказался?

— Это другой вопрос. Как-нибудь расскажу, только сейчас времени нет. Но если б не я, были бы вы уже во внутренней тюрьме управления госбезопасности. Да и сейчас еще все мы можем туда угодить, если будем сидеть и ждать, когда бойцы Залеского подтянутся.

— Что-то не то с тобой, тягун, — покачал головой боевик. — Не знал бы тебя раньше, грохнул бы от греха. Но Гром сказал привести тебя к нему. Так тому и быть. Только помни, я за тобой присматриваю.

Знал бы ты, подумал Вик, за кем приглядывать решился, бежал бы, наверное, без оглядки. Но вслух сказал:

— Можете еще конденсатор прихватить, — и указал на рюкзак.

— И прихватим, — согласился Мрачный. — Столб, — он кивнул на молодого, — парень здоровый. Ему это не в тягость.

Осмотр двора явной опасности не выявил. Все те же голые кусты, мокнущие под дождем, понурые гаражи с проржавевшими воротами и огромная лужа в забытой детской песочнице. Грибок покосился, и выглядело все это донельзя уныло.

— Нужно выбираться, — сказал Никола. — Столб оставил машину за домом, но с другой стороны. Если по двору, то обходить придется…

— Можно поверху, — предложил Столб. — На чердак — и до последнего подъезда. Так быстрее будет и скрытно.

— Вперед, — решился Мрачный.

Дверь на чердак оказалась заперта, но Никола вновь подтвердил свою высокую квалификацию домушника. Пыльное пространство под крышей они проскочили быстро, но вот люк в последний подъезд преподнес неприятный сюрприз. Он был не просто заперт — это для Николы семечки, — он был заварен наглухо.

— На крышу, — указал Столб в сторону прикрытого пожарного выхода. — Там по «пожарке» спустимся!

Выскочили на крышу — плоскую и добротную; как всегда строили на Фуфайке. Подошли к поребрику, где начинались дуги пожарной лестницы…

И тут началось.

Во двор с воем ворвался черный фургон. Проскочил вдоль дома и с визгом затормозил как раз под «пожаркой», на которую нацелились беглецы. Дверцы распахнулись, из салона посыпались бойцы в броне и сферах, с автоматами наизготовку. С ходу ринулись в подъезд, через считанные минуты будут здесь, на крыше…

Следом за первым фургоном въехал второй. Спецназовцы окружали дом, перекрывали выходы со двора, отрезали все пути к отступлению. Никола зло сплюнул:

— Дождались!..

И будто ответом его плевку в низком сером небе раздался вой и рокот вертолетного винта. Легкая обтекаемая машина вынырнула из-за крыш ближних домов неожиданно, будто находилась там с самого начала. Зависла над крышей. На одиночном пилоне грозно щерился пулемет Гатлинга. Следом откатилась дверца, из кабины высунулся снайпер с винтовкой, пошарил стволом по сбившимся в кучу людям.

И тут ожил мегафон: «Бросить оружие! Стать шеренгой, руки вверх! Не двигаться, не шевелиться! В противном случае открываю огонь на поражение! У вас нет шансов!..»

Из пожарного выхода на крышу уже выскакивали спецназовцы, окружали по дуге, разбегаясь так, чтобы при стрельбе не задеть своих, брали беглецов в клещи.

— Бросайте оружие! — сдавленно просипел Вик товарищам, хотя за воем вертолетного винта его вряд ли мог слышать кто-то из посторонних. — Выполняйте их требования…

— А может, повоюем?! — ощерился Мрачный. — Помирать, так с музыкой…

— Рано помирать, камрад, — все так же придушенно ответил Вик. — Ты тех, в комнате, помнишь?

— Ну, смотри, тягун, если что, я тебя голыми руками удавлю. — И скомандовал Николе и Столбу: — Бросили пукалки! Делаем, что говорят!

Вертолет еще немного поболтался в воздухе, а потом мягко сел на крышу, не останавливая винта. Из чрева вертушки выскочил человек в штатском костюме, неторопливой походкой направился к беззащитной четверке.

Боевики, выполнив команду, смотрели на приближающегося человека. То, что произойдет дальше, каждый представлял себе по-своему, но никто не ждал ничего хорошего.

— Из вас кто-нибудь вертолетом управлять умеет? — тихо пробубнил Вик. Из-за воя ротора и нервного напряжения вначале его никто не услышал. Или не понял. И лишь через несколько томительных секунд Столб промямлил:

— Я трактор водить учился. Только научиться не успел, выгнали…

— Ну, тогда слушай мою команду, — сквозь зубы процедил Вик. — Как вскину руки — падайте сзади меня. Всем понятно — сзади меня!

И нажал кнопку на приборе. Ту, что расположилась под изображением волны.

— Советую прекратить сопротивление, господа… — начал «костюм», не доходя с десяток метров. Шел он расслабленной походкой, чувствовал себя хозяином положения. — Вы окружены, мы можем уничтожить вас одним ударом. Но-остались некоторые вопросы и еще есть возможность договориться…

Этот вальяжный господин стал номером первым. Организм уже почувствовал свободу от поводка: солнечное сплетение, ладони, позвоночник — все пело, вздрагивало в радостном предвкушении, зудело от нетерпения. «Наверное, я стал своеобразным наркоманом, — мельком подумал Вик, — не могу уже без этого». Но лишние мысли пришлось отбросить.

Направленным узким хватом он снял витакс с приблизившегося противника. Снял ровно столько, чтоб тот не грохнулся сразу, оставался еще какое-то время на ногах. Он и остался: Вик видел бледность, залившую лицо, выступивший пот. Заготовленная фраза застряла у господина в глотке, но он продолжал двигаться, словно манекен, заводная кукла, у которой еще не кончился завод. И спецназовцы пока не видели опасности. Лишь бы не начали палить раньше времени!

Вик переключил все внимание на кабину вертолета. Пилот, которого нужно сохранить живым во что бы то ни стало, и снайпер. Этого наоборот — валить сразу и надежно. Тягун сосредоточился: мир д ля него сейчас превратился в одни сплошные потоки витакса. Затухающий ручеек парламентера, стена огненно-багровых всполохов над напряженными спецназовцами. И в кабине: один поток — жесткий и горячий, как луч лазерного прицела, а второй — аморфный, плывущий.

Сомнений не осталось — как и в случае с оператором, поток которого представился натянутой нитью, Вик ухватился за «лазерный» луч. Рванул, и витакс вылился весь и сразу, как будто только и ждал этого момента. Запекло под ложечкой, отчетливо рыкнула турбина, Вик расслабил кисть, затряс ею — не дай бог зацепить летчика!

Но турбина уже набирала обороты. Как голодный хищник, она требовала пищи. Как чудовищный молох, жаждала эфемерной, трепещущей субстанции витакс, от которой зависят человеческие жизни. И Вик раскинул руки!

Послушно попадали сзади сообщники. Только там, за спиной, остался узкий, закрытый для забора участок поля. Все остальное пространство превратилось в жадную распахнутую пасть, готовую всасывать в себя жизненные соки людей. Но пилот! — ни на миг не забывал Вик о пилоте, без которого все теряло смысл!

Взмах правой рукой — и все те бойцы, что были справа, угодили в петлю экстренного забора! Взмах левой — охват группы, расположившейся слева. Вик работал сейчас, на два раздельных сектора! Никогда еще не приходилось ему делать что-то подобное, и никто не мог гарантировать успех… Да какие гарантии! — тут самого бы не разорвало пополам! Такие игры с полем не проделывал никто и никогда…

Но думать было некогда. Сомневаться было некогда. Бояться было некогда.

Вик сжал кулаки, рванул руки на себя, еще и помог тягу глубоким — аж всхлипнул! — вдохом. Он был похож на вдохновенного дирижера, управлявшего невидимым оркестром, но играл тот оркестр симфонию смерти и разрушения.

Турбина взревела. Под ложечкой встал не мягкий комок — повис раскаленный булыжник! В области крестца пекло неимоверно, но слева и справа начали падать фигуры в броне. Ничком и навзничь. На бок, неловко подогнув ноги. Запрокинув голову, свернувшись калачиком.

С глухим стуком выпускали мертвые руки оружие на мокрый бетон крыши.

И когда где-то глубоко внутри — он и сам не смог бы сказать точно, где — судорожно вздрогнуло, ухнуло, застонало почти жалобно — выключил прибор. Потому что знал — за этим пределом идет уже полный разнос. Он станет дырой в пространстве, куда птицами полетят то ли людские жизни, то ли души…

34

Вик обернулся. Боевики лежали ничком, накрыв головы ладонями, как под артобстрелом.

— Подъем! — просипел вор своей новой команде. — К вертушке, быстро!

Жизнь боевика из крайне левого крыла Неукротимых полна опасностей и непредвиденных ситуаций, поэтому люди здесь собрались сплошь опытные, с хорошей реакцией. Они рванули с низкого старта, подхватывая на ходу оружие и не задавая лишних вопросов.

Пилот, вцепившийся в штурвал, был жив, но напуган до полусмерти. Он ошалело круглил глаза на демонов, уложивших в мановение ока и без единого выстрела подразделение спецназа, и, как лошадь, тряс головой. Слова до него не доходили, пока Никола не сунул ему под нос ствол и не сказал каким-то особым голосом:

— Если сейчас не поднимешь в воздух свою птичку, я тебя самого превращу в воробушка!

То ли оружие подействовало, то ли тон, которым была сказана фраза, но летун будто проснулся. Ротор взвыл на тон выше, набирая обороты, и в следующую секунду вертолет оторвался от крыши злосчастной пятиэтажки. Снизу не раздалось ни единого выстрела. Судя по всему, подразделения, блокировавшие подступы к дому, посчитали операцию благополучно завершенной. Ни пальбы, ни драки, ни попыток бегства. Значит, командир выполнил задачу и сейчас, скорее всего, последует отбой тревоги.

Вертушка беспрепятственно поднялась в небо, заложила крутой вираж и, повинуясь указаниям Мрачного, пошла курсом на реку. Внизу замелькали улочки Фуфайки со снующими автомобилями и прохожими на тротуарах. Слева проплыл и скрылся из вида игрушечно-красочный Центральный район, а впереди уже показалась свинцовая гладь Змейки.

— Над пристанью не летай, — напутствовал пилота Мрачный. — Подойди к острову со стороны реки. Там у воды площадка есть, сядешь.

Все прошло благополучно. Вертушка приземлилась недалеко от уреза воды, команда покинула кабину. Мрачный показал пилоту жестом — лети, мол, не задерживаем. Тот не заставил себя упрашивать, через минуту гул двигателя удалялся за реку.

— Может, не стоило его отпускать? — с сомнением проговорил Никола.

— Ерунда, — отмахнулся Мрачный. — Птичка арендованная, летун не при делах. Использовали втемную. Ну, спросят его, куда он нас отвез? Ну, покажет он место — и что? Здесь можно найти сотню мест для посадки, толку-то. А лишний грех я себе на душу не возьму. И тебе не позволю.

Они направились в глубь острова, туда, где виднелись останки судоремонтного завода. Вик глазел по сторонам: доки, краны, какие-то громоздкие Механизмы, предназначения которых он не знал. Кое-где высились потрепанные судовые корпуса без надстроек, казавшиеся чудовищными дохлыми рыбами, выброшенными на берег. Все вокруг было ветхим, проржавевшим, давно пришедшим в негодность. Мелкий белый песок, сейчас серый от влаги, замел пути узкоколеек. Мерзость запустения и разрухи.

Однако Мрачный уверенно вел между полуразрушенных построек и ржавых остовов, ориентируясь по каким-то своим, только ему ведомым приметам. Время от времени он подавал особые знаки рукой, и Вик понял, что путешествие их не остается незамеченным. Где-то между развалин доков и гор строительного мусора были устроены секреты с часовыми, и при необходимости незнающий человек вряд ли прошел бы здесь и треть того пути, что преодолели они.

Внезапно Мрачный остановился у невзрачного приземистого строения, не отличавшегося видом от многих других, налепленных здесь впритык, и толкнул скрипучую дверь. Открылся вход в подземелье — металлическая, тоже основательно проржавевшая лестница. Справа, из темноты, тут же показались ружейные стволы, но Мрачный буркнул что-то, и стволы исчезли.

Спускаться пришлось довольно глубоко, потом потянулся горизонтальный бетонный коридор, освещенный редкими фонарями. Было холодно и сыро, но дозоров больше не наблюдалось. Наконец в неприметной нише показалась еще одна дверь. Мрачный набрал код на пульте (пульт выглядел совершенно новеньким, в отличие от всего того, что попадалось на глаза ранее) и с усилием распахнул тяжелую бронированную створку.

— Вот мы и на месте, — удовлетворенно выдохнул он.

Здесь располагался вполне жилой бункер: калорифер создавал приятное сухое тепло, имелась мебель в виде стола со стульями и продавленного дивана. Под потолком горела яркая лампа. В углу особняком стояло кресло, в котором восседал Гром.

Вид главаря Неукротимых с последней их встречи не изменился: все та же грива нечесаных волос, перетянутая тонким ремешком, и байкерский наряд, и неизменная сигара в руке. Только похудел Гром, и взгляд стал настороженным, как у человека, готового немедленно выхватить оружие.

— Ну, заходи, — с легким сомнением проговорил он. — Давно не виделись. С чем явился?

Вик тяжело плюхнулся на стул, перевел дух. Гром встретил его теми же словами, что и тогда, в избушке. Сколько всякого случилось с тех пор, а фраза и интонация остались прежними. Может, это знак и удастся еще вернуть жизнь в прежнюю колею?

— Вик у нас теперь супертягун, — сказал за Вика Мрачный. — Валит людей пачками, даже машинкой какой-то хитрой обзавелся…

Никола со Столбом прошли к дивану. Столб освободился наконец от конденсатора, который таскал все это время на плечах, и поставил его в углу. Мрачный расположился на стуле, напротив Вика. Помощники Грома пытливо смотрели на вора.

— Позовите Опера, — спокойно произнес главарь. — Без него я разговоров о тягачестве не веду.

Усевшийся было Столб дисциплинированно вскочил и покинул бункер через другую дверь в углу, которую Вик сразу не заметил. Не прошло и минуты, как явился главный специалист по витаксу. Подсел к столу, с любопытством уставился на Вика. Вик без слов выложил на стол генератор.

— О, — обрадовался Опер, — блокиратор поля! Интересная игрушка. Но у нас такие тоже есть. Зачем он тебе, Вик?

— Я знаю ему лишь одно применение, — тихо проговорил тягун. — И сейчас эта штука для меня как намордник для бешеного пса.

Он рассказал им все. Как рассказал бы близким друзьям, потому что во всем мире не осталось других людей, готовых выслушать исповедь пробитого тягуна. Зато нашлось бы множество охотников либо пристрелить его на месте, либо запрячь вновь на сбор витакса. Как запрягают вола тащить непосильный груз.

Дымил сигарой Гром. Кивал и время от времени бормотал что-то себе под нос Опер. Сумрачно, но сочувственно смотрел на Вика Мрачный.

На столе мирно помигивал красным сигналом прибор. Тем самым, что расположен под значком перечеркнутой волны.

— И что думаешь делать дальше? — спросил Гром, когда тягун умолк.

— Не знаю, — честно признался тот. — Точнее, знаю две вещи. Первое, я должен посчитаться с Залеским. Второе, нужно вызволить Софью. А потом…

— Первое поддерживаю, — откликнулся Гром. — Этого подонка нужно просто утопить в собственном дерьме. И тут я тебе помощник. По поводу второго — сомневаюсь. Девочка сама влезла во все это. Подставила тебя, смерть Баса на ее совести. Заслужила ли она помощи и прощения — не знаю. Но и решать не мне. И, наконец, насчет «потом»… Опер, что скажешь?

— Ты можешь не знать, Вик, но технология блокировки поля не такая уж новая штука. — Опер поудобнее уселся на стуле. — Феномен кокона известен давно, другое дело, что ему пока не могут найти достойного применения. К легальным носителям он неприменим, эти люди имеют право сдавать витакс и получать подпитку в ви-пунктах. Конституциональное право! К тягунам?.. Была идея вооружить похожими машинками ви-контролеров, но когда ее применять? Тягуна надо вначале поймать и доказать, что он тянул. Остаются только «пробитые». Но явление это столь редкое и столь легко ликвидируется в клети, что ради нескольких случаев пробоев поля нет смысла выпускать большое количество таких блокираторов. Вот и существует прибор в виде нескольких моделей…

— Что ты сказал?.. — пораженно прошептал Вик. — Легко ликвидируется в клети?!

— Да. Это у вас, в среде тягунов, усердно поддерживается миф об опасности «пробитого». И работа эта ведется, прежде всего, ви-контролем и «ге-бе». Им выгодно, чтобы вы шарахались друг от друга. Не верили, даже убивали. Вы и так-то сугубые индивидуалы, работаете строго в одиночку. А вот еще сказочка об опасности пробоя, чтоб погорячее было. Вашим противникам выгодна всеобщая подозрительность и вражда. Не хватало еще, чтобы тягуны объединились в собственную федерацию и профсоюз! — хохотнул он.

Вик потрясенно молчал. Он уже поставил на себе крест, прикидывал, как бы поэффектней хлопнуть на прощание дверью, а тут… Легко ликвидируется в клети!

Впрочем, поражены объяснениями специалиста были все. Мрачный слушал, открыв рот. Никола со Столбом сидели тихо, как мыши, не пропуская ни одного слова. Только Гром невозмутимо пыхтел сигарой. Возможно, он все-таки читал труды по теории биополя.

— И ты можешь это сейчас сделать? — подался Вик к Оперу. — Ну, закрыть прореху?

— Да без проблем, — улыбнулся специалист. — Если, конечно, шеф не будет возражать… — покосился он в сторону Грома.

— Не будет, — пыхнул дымом тот. — Шеф возражать не будет.

— Только вот тягуном ты уже быть не сможешь. Это единственная правда из того, что наплел тебе Залеский, — закончил мысль Опер. — Тут уж так: клеть поле залатает, утечку снимет, но и восприимчивость заблокирует наглухо. Спонтанную восприимчивость, ту, которая позволяет тебе тянуть. Влить витакс через ту же клеть по обычной методике — пожалуйста! Это вполне возможно. Но вот тянуть… нет, уже нельзя.

И тут блокиратор ожил. Незаметный до сей поры индикатор — красный, в левом верхнем углу прибора — тревожно замигал. Все отпрянули, только Опер рассмеялся:

— Аккумулятор садится. Это ж портативная модель. Так что решай быстрее…

— Да уже решил все!.. — вскинулся Вик.

— А может, это?.. — неожиданно навалился на стол Мрачный. — Может, повременим? — И обернулся к Грому: — Шеф, ты б видел, как этот парень спецназовцев валил! Любо-дорого! Это ж оружие невиданной силы! Вик, будем содержать тебя в лучших условиях. Опер за этим приборчиком проследит, чтоб работал как часы. Подзарядит там, сделает, что нужно, и… В виде разовых акций, а?! Ну, хотя бы против наиболее опасных представителей тоталитарного витакс-режима!

Все молчали. И смотрели на Вика. Он буквально чувствовал физически, как перспектива обладания таким оружием кружит голову — Мрачному, Николе, Столбу. Даже Оперу!

Только Гром невозмутимо курил сигару.

— Как тебе такое предложение, вор? — спросил он так, будто речь шла о покупке новых туфель.

А Вик вспомнил автобусную остановку. Девчонок, падающих под дождем. Бар. Камеру с женщинами. Валерку Безменова по прозвищу Шестопер. Будь оно все проклято! Ведь мечтал же он стать художником, и быть может, еще станет им?..

— Клеть, — тихо и внятно сказал он.

— Так хоть на время! — застонал Мрачный. — С Залеским разобраться! Черные Бессмертные голову поднимают, говорят, собирают свои эскадроны. Если их сейчас не прижать, потом лиха хватим! Хотя бы самое горячее погасить, а потом уже!..

— Клеть, — без тени сомнения повторил Вик.

— Эх! — махнул в сердцах рукой Мрачный. — Такое бывает раз в сто лет, а вы…

— Отставить, Мрачный, — закрыл обсуждения Гром. — Человек сделал выбор, и я его уважаю. И человека, и выбор. Не каждый согласится быть постоянным проходом в преисподнюю. Я бы, например, не согласился. Опер, готовь аппаратуру…

— Да она у меня всегда готова, — улыбнулся специалист, похожий более на недоучившегося студента.

— Но ты расплатишься со мной витаксом, вор, — повернулся главарь к Вику.

— С удовольствием, — откликнулся тот. — Я даже знаю, где его взять.

35

В тот жуткий, незабываемый вечер Софья чуть не умерла. От страха, разочарования, обиды. Нет, больше всего, наверное, все-таки от страха.

Как все изменилось в один миг!

Залеский, это конопатое ничтожество — ведь только и умел, что жрать ветчину, каждый раз запинаясь при слове «хамон»! — вдруг стал совсем другим человеком. Жестким, как подметка, и опасным, как нож в рукаве. И голос стал другим, и фигура. Даже нос-пипка на широкой ряшке побелел, и от этого стало почему-то совсем жутко. Хотя казалось бы, куда уж больше…

А когда схватил он ее за плечи и поставил перед Виком! Думала — все, смерть пришла! У Витьки глаза такие были — с такими глазами убивают. Она знала. А этот подонок орал — что, высушишь нашу подружку, как осенний листочек?! Бедный, желтый листочек, что летит по воле холодного ветра, нигде не находя себе пристанища. Лишь хрустнет под каблуком равнодушного прохожего, спешащего по своим делам.

Но Витька не смог. Он никогда бы не смог ее убить. И его скрутили. Нет, как крутили ему руки, она не видела. Может, и не было такого, просто пошатнулся Вик, когда ворвался в комнату тот бугай со своим приборчиком. Качнулся, еле на ногах устоял. Значит, все-таки скрутили…

А руки — это ей. Грубо, сильно, так, что лопатки чуть не вывернулись. Эти мрачные отвратительные типы — засунули в ванную комнату, лучшего ничего придумать не смогли. Один — длинный, с рябым лицом, стоял рядом, взглядом раздевал. Еще бы чуть-чуть, и под юбку бы полез. Она уже нашарила сзади на полочке флакон с шампунем. Массивный, стеклянный. Попробовал бы, вмиг по головенке своей похотливой схлопотал — мало б не показалось…

В комнате бубнили: говорил в основном. Залеский, но иногда и Витькин голос прорывался. О чем говорят, не разобрать, и от этого снова стало жутко и пусто на душе. Захотелось немедленно, вот прямо сейчас оказаться где-нибудь далеко-далеко. Например, под теми растрепанными ветром пальмами. И чтоб рядом были Вик и Бас. Живые и невредимые…

Потом все ушли. И этот рябой, и Вика увели — все протопали через коридор. Заглянул только Залеский, усмехнулся:

— Поживешь пока здесь. Это ж твое любимое гнездышко, не так ли? И заруби на своем хорошеньком носике — никаких звонков, встреч, квартиру вообще не покидать вплоть до дальнейших моих распоряжений. Сидеть тихо, как мышь. И тогда, может быть, останешься живой. А будешь меня слушаться, станешь, быть может, еще и богатой. Чтоб скучно тебе не было да чтоб глупостей не наделала ненароком, оставляю Эдика. Нормальный парень. Только хвостом перед ним поменьше верти, не провоцируй…

С тем и ушел.

Софья выбралась в комнату. Комната стала чужой, холодной, и пахло в ней чужими людьми, а вот беда была ее собственной. Она прошла к бару — конька не было. Вообще ничего не было: ни конька, ни будущего, ни надежды.

— На вот, — протянул флягу Эдик, коренастый тип в полупальто.

Она приложилась к горлышку — какое-то ужасное пойло, но крепкое, и скоро стало все равно. Мир покачнулся и поплыл, и, чтоб удержаться в этом неверном, зыбком мире, она рухнула на диван — единственный островок обманчивой стабильности во всей этой дикой истории.

Прошло пять тягучих, одуряющих дней. Бесконечно тянулся шестой. Эдик, несмотря на бандитскую внешность, оказался действительно приличным молодым человеком. С разговорами не приставал, вообще не приставал. Сидел в кресле у окна, листал толстые спортивные журналы и бюллетени скачек. Звонил несколько раз на тотализатор, это Софья заметила, но интереса к женщине не проявлял.

Еду им приносили из ресторана, Эдик вежливо спрашивал, чего бы ей хотелось поесть. Софья вначале капризничала, делала немыслимые заказы. Потом надоело, отмахивалась — закажи, мол, что-нибудь на свой вкус. По ее же просьбе приносили коньяк. В первые дни пила сама, пила много, к вечеру становилась совершенно пьяной и падала лицом в подушку.

Охранник смотрел на все это равнодушно. Однако скоро пить одной стало невмоготу, и Софья пригласила Эдуарда. Тот вначале отнекивался: он, мол, на работе, нельзя. Но Софья уговорила. Не родился еще мужчина, которого она не смогла бы уговорить. За рюмкой коньяка поболтали «за жизнь». Не слишком откровенно, но это ведь только на первый раз. Потом отношения стали более простыми, человечными, что ли, как-то само собой наладилось общение. А еще чуть позже Софья стала ловить на себе уже совсем другие его взгляды.

Ох, уж природу таких вот взглядов она чувствовала позвоночником! А что, хоть какое-то разнообразие в тоскливых тюремных буднях…

Залеский не появлялся, но люди от него приходили. И приходили не пустыми: вначале объявились те три чемодана, что наполнили Вик с Басом. Потом канистры стали прибывать с небывалой скоростью — по две-три в день. На вчерашний вечер в углу комнаты выстроились в ряд десять канистр. Пять тысяч лет витакса!

Это был уже не стартовый капитал, это был прямой билет в мир бессмертных. И Софья заказала ужин. На двоих. С хорошим сухим вином и свечами.

— Мы пять дней живем бок о бок, Эдик. Давай хоть раз поужинаем по-человечески.

Эдик кивнул. Эдик улыбнулся — давай поужинаем, это так невинно…

Обстановку Софья создала почти интимную. Именно «почти» — поспешишь, людей насмешишь. Оделась так, что кое-чего еще не видно, но фантазию уже будоражит. Она всегда это умела — подвести к самой грани и… — не так скоро, дорогой, дай мне чуть-чуть времени… Под вино и легкие закуски пошел легкий, чуть хмельной разговор. И улучила момент — спросила про планы, виды на жизнь, надежды и мечты. А после аккуратно и ненавязчиво перешла к десяти заветным чемоданам.

— Ты представь себе, Эд, — так она стала называть его с начала ужина, — какое будущее можно построить на этой куче денег! Мир распахнется перед тобой! Вот скажи, просто интересно, сколько тебе нужно времени, чтоб заработать столько денег на службе у Залеского? И как бы ты их потратил?

Эд смеялся, корчил задумчивые рожицы, пытался что-то высчитывать, не забывая заглядывать в декольте. Все в шутку, конечно же. Софья не мешала: ни смеяться, ни заглядывать. Софья тоже перечисляла, куда бы она вложила такой капитал, и тоже шутила. И только потом с горечью добавила:

— А ведь там большая часть витакса — моя. Да-да, не удивляйся, Эдик. Моя была идея, да и исполнение тоже. И люди были мои. А теперь этот прохвост приберет все к своим рукам. Хорошо, если кинет какие-нибудь крохи… А то вовсе пристукнет. Зачем ему рядом женщина, которая сделала его богатым? Живое напоминание…

Эдик оказался мальчиком сообразительным, сразу понял, что шутки кончились.

— Нам не уйти с таким куском, Соня, — так стал он называть ее после второго бокала вина. — У Залеского длинные руки: достанет и заберет чемоданы вместе с нашими головами.

— Еще вчера я думала так же. А позавчера и помыслить не могла ни о чем подобном. Но сегодня… У Залеского сейчас очень трудные времена, ему бы самому ноги унести.

— И откуда информация? — насмешливо спросил Эдик. — Ты ж тут в полной изоляции.

— В изоляции, — согласилась Софья, — но не в такой уж полной. Это ведь мое гнездышко, я сама его обустраивала. Кое-что предусмотрела…

— Ты хочешь сказать?.. — поразился собеседник.

— Да, — кивнула Софья, — маленькая щелочка во внешний мир у меня осталась.

Она блефовала. Нещадно врала, рассчитывая лишь на свое обаяние и фактор внезапности. Еще — на умение убеждать мужчин.

— Да! Да, Эд! — Она кинулась к нему, обвила шею руками, выдохнула жарко и сладко, прямо в лицо: — Я знаю, что говорю! У нас совсем мало времени, но если сейчас — прямо сейчас! — мы прихватим эти чемоданчики и скроемся, никто нас не найдет! У меня есть документы. Мы сможем покинуть страну. Ты представляешь, как мы заживем — только ты и я!

— У меня здесь мать… — пролепетал охранник.

— К черту! У меня здесь прошла вся жизнь, и что из того? Когда-то нужно принимать решения — такие, которые меняют судьбу! Твою маму мы сможем забрать позже, это не проблема. Ну?! Ну же — решайся! У тебя есть машина?..

— У меня есть машина, Сони, — послышался от двери насмешливый знакомый голос.

Они отпрянули друг от друга, будто школьники, застигнутые строгим учителем за чем-то постыдным. В дверях стоял Залеский.

— Даже фургон, — продолжал полковник, входя в комнату. У двери остались стоять истуканами двое крепких ребят в беретах. — Десять конденсаторов длительного хранения не такой маленький груз, тут нужен транспорт посолиднее. А вы неплохо проводите время, ребята. Вино, хорошие закуски. И планы! — конечно, грандиозные планы от госпожи Станкевич! Эдик, ты проникся?

На охранника было жалко смотреть.

— К сожалению, у меня совершенно нет времени. — Залеский стал серьезным. — Мальчики, начинайте носить конденсаторы в машину.

«Береты» опрометью бросились выполнять приказание, а командир повернулся к Эдуарду:

— Ты только что предал меня, парень. По себе знаю, эта стерва умеет уговаривать, но ты меня предал. А что делают с предателями?

Эдик съеживался на глазах, будто из него разом выпускали весь витакс вместе с воздухом.

— Ладно, не трясись, пока я тебя убивать не буду, — закончил Залеский. — Послужи пока. Когда погрузим конденсаторы, уберешь этих двоих. Быстро и тихо. И сядешь за руль. Может, еще заслужишь место рядом со мной. Преданностью! — он поднял палец вверх, — только преданностью!

Охранник быстро-быстро закивал головой, начал сползать со стула, а полковник уже смотрел на Софью:

— И все-таки ты ехидна, Сони! Никогда нельзя ни положиться на тебя, ни оставить без присмотра. Стоит отвернуться, и раз! — у собственных губ обнаруживаешь бокал с отравленным коньяком! Или что вы там сегодня пьете…

Софья смотрела на Залеского с ненавистью. Страха не было, паники не было, ничего уже не было. Только ненависть.

— Такой ты мне нравишься даже больше, девочка, — хмыкнул то ли безопасник, то ли бандит. — Но вот тебя я, пожалуй, с собой не возьму. Сыт я твоими выкрутасами по горло. Вокруг полно красивых женщин, и все они покупаются за деньги или витакс. Дело лишь в цене…

— Позвольте с вами не согласиться, господин Залеский, — вдруг раздалось от дверей.

Все обернулись одним движением: спутанные, давно не чесаные волосы, стянутые ремешком, грубоватое, но по-своему красивое лицо с резкими чертами, клепаная «косуха» и ботинки с высокими берцами.

— На мой взгляд, каждая человеческая жизнь не имеет цены. Если не брать в расчет витакс, конечно…

— Гром! — взвизгнул Залеский. — Нет! Тебя сейчас не должно быть здесь!

— Почему? — удивился главарь Неукротимых. — Потому что спецназ штурмует Змеиный остров? С применением авиации и тяжелой техники. Да, сейчас там все объято пламенем. И я, стало быть, должен гореть вместе с развалинами судоремонтного завода?

— Ты должен гореть в аду! — вырвалось у Залеского. — Ты уже пару часов как должен валяться дохлый в компании своих головорезов!

Словно в ответ на его слова за спиной Грома появились здоровенный молодец, по глаза заросший щетиной, и жилистый мужик с мрачным лицом. Эдик, словно проснувшись, дернулся, и тут же грохнул выстрел. Охранника отбросило на сервант, тело медленно сползло, оставляя на полировке темный след.

— Со Змеиного есть много путей отхода, — философски проговорил Гром. — И не только по воде. Но мы здесь по другой причине.

Он чуть отодвинулся, и в комнату вошел Вик.

В Софье все дрогнуло — Вик! живой! все тот же смелый, честный, благородный Вик!

Залеский изменился в лице. Слова, готовые сорваться у него с языка, застряли в глотке. Все, что он смог, — выставить перед собой руку с растопыренной пятерней.

Но Виктор шел к врагу размеренной походкой человека, прибывшего для свершения определенной миссии.

Приблизился.

Между ними остался один шаг.

— Вы знаете, Залеский, с какого объекта происходит отток витакса в первую очередь? — спросил Вик. — А если контакт с объектом будет максимально плотным? Например, вот таким?

И он резким движением схватил врага за горло и сжал.

Залеский захрипел, вцепился пальцами в руку Сухова, но ни оторвать ее от себя, ни вывернуться сил у него не было.

— Вот и все, Залеский, — проговорил Вик. — Вспомни напоследок Себастьяна Лагеря. Да и других тоже — а их было много — вспомни.

Свинцовая бледность залила лицо полковника, губы посинели. Он захрипел совсем уже страшно, ноги дернулись и подогнулись. Вик отпустил руку, и тело рухнуло на паркет с грохотом, словно сбросили вязанку дров для камина.

— Эй, как это ты его Вик?! — подал голос Гром. — Ты ж у нас теперь не по части тяга. Или снова всех нас обманул, вор?

— Да уж какой тут тяг. — Вик склонился над телом, пощупал пульс. — Готов. Сам сдулся. Видно, сердце у негодяя было ни к черту. Не выдержало, так сказать, грандиозности планов. Да и смог бы тянуть — с него бы не стал. Мусор один…

Софья не верила ни своим ушам, ни своим глазам. Вик уже не тянет витакс, но убивает Залеского одним прикосновением? В комнате, всего в метре, стоит легендарный Гром? Что за чертовщина здесь происходит?

Виктор будто услышал ее мысли:

— Да, Соня, я больше не тягун.

Спросила с испугом:

— А кто ты?

— Не знаю, — честно признался Вик.

— Вот, кстати, — вступил в беседу Гром, — пора бы тебе, Вик, определяться. Войсковая операция на Змеином уже, наверное, окончена. Сейчас там разберутся, что штурмовали голые камни, и начнут поиски. Нас будут искать — есть за что, но и тебе шлейф трупов не простят. То, что многое свершилось по незнанию или по принуждению, вряд ли зачтется.

— А ты куда, Гром? — спросил Вик.

— Мы уходим на другой берег Змейки. В городе сейчас будет слишком опасно. Поставим новую базу, нарастим мышцы. И вернемся, все начнем заново. Нас, знаешь ли, совершенно не устраивает нынешнее распределение витакса. А что до тебя… Ты мог бы высосать нас всех, как леденец, По приказу Залеского. Но не сделал этого. Да и раньше я кое-что о тебе слышал, среди блатных тоже иногда люди встречаются. Однажды я тебе уже предлагал присоединиться, так что предложение остается в силе.

— Но я ж не тяну больше… — грустно усмехнулся Вик.

— Зато опыт какой! — хохотнул Гром. — Оперу давно нужен помощник в его изысканиях в области витакса.

— Опять же разобраться надо, как «пылесос» с конденсатором реагирует? — встрял неизвестно откуда вынырнувший Опер. — И как эта система воздействует на тягунов? Все твои беды, Вик, начались с этого. Вот и покумекаем…

— В крайнем случае, будешь рисовать для нас листовки, — продолжил с улыбкой Гром. — Шутка. Дел в этом мире для нас с тобой найдется с избытком, брат. Итак, заканчиваю дискуссию. Витакс, неправедно нажитый преступником Залеским, я объявляю конфискованным в пользу фракции Неукротимых. Решать судьбу Софьи Станкевич не имею права, да и не хочу этого делать. И нам пора. Тут еще прибрать нужно, — показал он в сторону мертвых тел. — И внизу двое холодных.

Вик повернулся к Софье.

Вик шагнул к Софье:

— Пойдем со мной, — сказал он. И посмотрел — совсем не так, как когда-то на речке. И не так, как смотрел, когда миловались они в гнездышке.

«Пойдем, я не смогу без тебя!» — крикнули его глаза.

А Софья глаза опустила.

Ах, мой славный, мой честный, смелый и благородный Вик. Какой лес, какая база? Что мне там делать — стирать белье твоим новым товарищам? И самое главное: разве можно из вашего подполья попасть в мир бессмертных?

Молчание повисло между ними глухое, как пыльный занавес на сцене всеми забытого театра. И нерушимое, как окончательный приговор.

— Пошли, брат, — хлопнул Вика по плечу Гром. — Боюсь, эта дама не горит желанием разделить твою судьбу. Бог ей судья. Пошли.

— Прощай, — проронил Вик и развернулся к двери.

И уже на выходе не выдержал, обернулся, прежде чем навсегда покинуть эту квартиру: Софья, сидящая на диване, как птица со сломанными крыльями, и Гром с усмешкой сыплет к ее ногам горсть жетонов на витакс:

— Это вам, сударыня, на первое время. Чтобы с голоду не помереть…