В июле неожиданно дали отпуск, и Пашка поехал в Крым к Сереге, своему давнему другу-однокурснику. Он уже отдыхал у него однажды, и – ну что тут говорить – Крым есть Крым. Спасибо вам, Господь и родной профсоюз, за такое блаженство. За возможность походить вдоль берега моря, собирая камушки. За счастье рухнуть на песок, раскинув руки, и лежать, пока не почувствуешь, как земля под тобой кружится, медленно и печально. Это никакими словами не описать.

В прошлый приезд Пашка познакомился с Серегиными родителями. Дядя Ваня ему показался сразу. Спокойный, очень интеллигентный мужик. Всю жизнь проработал начальником какого-то стройтреста, а на пенсии решил пожить у моря.

Жена его, тетя Надя, Пашке не очень понравилась. Она тоже раньше работала на высоких должностях. Это сразу видно, замашки у обоих остались начальственные. Только дядя Ваня мужик тихий, основательный и очень чистоплотный – чтобы в неглаженных брюках в магазин пошел – и речи быть не может. Пока не нагладит, ботинки не начистит, хоть пожар – с места не тронется. А тетя Надя на него только покрикивает, голос грубый, сильный. У нее вообще манера перебивать, слушать не умеет совсем. А уж над мужем – только дай покомандовать, хлестко так оборвать, унизить при всех, словно он в вечном подчинении и долгах у нее.

Серега в дела родительские не лез, только посмеивался:

– Ну не любит мать его! Сама как-то призналась. И ничего страшного – всю жизнь так жили. Главное – что? Что меня родили и вырастили!

Серега жил от родителей отдельно, в шикарной трехкомнатной квартире. Пашке он выделил комнату с видом на далекие горы. Ту же комнату, что и три года назад, в прошлый приезд.

– Давай, кидай свои вещички, и сядем. Жена придет в пять, дети в санатории – у нас с этим легко! Я без содержания до понедельника взял, так что посидим, пока никто не мешает, песни попоем, как бывало, а – отрядный запевала? А на море уже завтра поедешь. Согласен?

Мы расположились в большой комнате. Серега достал знаменитую крымскую мадеру, помидоры – розовые, крупные, похожие на сердце. «Свои, со своего огорода», – похвастался.

– Ну, с приездом, дружище! Рад тебя видеть!

Потом благодарно рассматривал московские подарки. Было видно, что он искренне рад встрече. Утренняя прохлада быстро сменялась крымской жарой, а в комнате гулял легкий ветерок.

Рыжая кошка прыгнула Сереге на колени, мигом свернулась клубочком и заурчала под его руками. Ухоженная, довольная, счастливая.

– Во, а к тебе ни в жизнь не пойдет! – засмеялся Серега. – Хозяина только признает, как собака, да, Стешка?

Кошка крякнула подтверждая, а Серега вдруг разом погрустнел.

– Давай батю моего помянем…

Дядя Ваня умер зимой от рака. А за год до этого скоропостижно скончалась его жена, тетя Надя. Просто смотрела вечером телевизор, ахнула, повалилась – и всё, обширный инфаркт.

– Хочешь, съедим сейчас на кладбище? Это минут сорок всего займет, рядом.

Общественный транспорт в Крыму ходит, как часы, Москве такое и не снилось. Автобус подвез нас к самым воротам небольшого кладбища. Такого маленького, что Пашка подумал: «Ну и правильно, в таком райском месте только жить, умирать тут просто нелогично!»

Остановились у могилы тети Нади. Помянули. Потом Серега повел Пашку к другому ряду.

– Слушай, а почему они не рядом, не вместе?

– Присядем. Я тут скамеечку сделал. Все путем.

Дядя Ваня смотрел с портрета спокойно и даже как-то счастливо.

– Почему не вместе? – переспросил Серега, доставая очередную бутылку. – Так отец захотел. «Только не с ней рядом» – это были его последние слова. Они ведь под конец совсем плохо с матерью жили, даже не разговаривали друг с другом. Да ты садись, садись! Торопиться некуда, если хочешь, всё тебе расскажу…

Когда мать умерла, отец ходил потерянный, молчаливый. Мы его каждый день навещали, супруга помогала с огородом. А однажды он вдруг появился у нас с бутылкой. Ну, думаю, серьезный разговор. Мать-то его гоняла с этим делом, на дух спиртного не переносила. И точно. Говорит: «Пришел, дети, посоветоваться с вами. Встретил хорошую женщину, хотим вместе жить. Вы не против? Одному мне очень тяжело…»

А мне, Паш, после маминых похорон супруга сразу сказала: «Смотри, он еще найдет себе кого-нибудь – и дом потом ей достанется!» Как в воду глядела. Словом, ни о чем мы тогда с отцом не договорились. Я ему все наши сомнения как на духу выложил, без обид. Он только посмеялся. У Нины, говорит, дом в Керчи не хуже, ей наш не нужен. Смотри ты, прямо любовь на старости лет! Бессребреница нашлась! Отцу семьдесят, а она лет на десять, наверное, моложе его.

В общем – приехала она. Вроде как на смотрины, с сумкой одной и кошкой. Да так и осталась. Полгода прожила, пока отец не заболел. А когда он слег, тут уж я вмешался. Пришел и прямо с порога ей сказал, что сами справимся, а ей лучше бы вернуться к себе. Нинка мигом собрала свою сумку и пошла на автовокзал. Ничего не сказала, даже не глянула меня, плакала только молча. Ну да бог с ней, я ведь даже не знаю, как ее по отчеству – Нинка и Нинка. Отец за эти полгода ни разу у нас не появился и к себе не приглашал. Хотя по телефону голос был счастливый: «Первый раз за всю жизнь мужчиной себя почувствовал, это так прекрасно, сынок». Гляди-ка, молодожён! Кто их, стариков, поймет, что у них на уме? Так ведь, Паш?..

– Слушай, – продолжил он, помолчав. – А хочешь, сходим в дом? Ты же был в тот раз? Я там пристройку сделал – так классно получилось. Теперь у нас, можно сказать, два дома. Я туда каждый вечер хожу, а то и ночевать остаюсь – иначе растащат всё. Да и огород, сам понимаешь…

Мы снова сели на автобус и поехали в бывший родительский дом. Там, действительно, всё было прибрано и ухожено. Сели на лавочке под обвитом виноградом навесом, который сделал еще Сережин отец. На солнце нестерпимо палило. Под навесом было нормально. Вкусно пахло крымской лавандой.

– Градусов под сорок, наверное, сегодня, – сказал Серега. – Повезло тебе с погодой, Паша, у нас ведь не всегда так в июле бывает.

Из-за угла, со стороны летней кухни, вдруг вышла рыжая кошка. Она шла к нам и дико, голодно кричала.

– Господи, Сережа! Она что, за нами все это время ходила?

– Да это ж не наша Стешка, ты чо! Это ж Нинкина кошка!

Он поднял с земли камешек побольше, замахнулся:

– Кыш отсюда! А ну, пошла вон, сволочь!