Дьячиха Евпраксия хлопотала возле печи. Она сердилась. Ужин давно уже перестоял, пора бы и спать ложиться, а дьяка Аверки все нет и нет. А для хозяйки, нет ничего хуже, чем ждать кого-то, а он все не идет.

— Не иначе, как угодил в болото! — сказала дьячиха сама себе и от досады бросила в печь целую охапку дров.

Дрова громко зашипели и затрещали так, будто бы там, в печи, кто-то щелкал орехи. По окнам, полу и потолку бегали розовые зайчики. За печкой застрекотал сверчок, комната наполнилась теплом. Стало светло и весело. Большой кот поднялся с лежанки, сначала выгнулся дугой, а потом потянулся, вздохнул и взобрался на колени к дьячихе. Тут он так славно начал мурлыкать, что у дьячихи отлегло от души. Она засмотрелась на огонь, перепрыгивающий с одного полена на другое. Казалось, что кто-то цепляет к поленьям белые, синие, розовые и желтые клочки блестящего и трепещущего шелка. Она положила на стол руки, склонила на них голову, вздохнула разок-другой и задремала.

Ждал дьяка-хозяина и Домовой. Он привык к тому, что дьяк, как и сам Домовой, редко уходил из дому надолго. И еще Домовой любил старого хозяина за веселый нрав и говорливость. Если дьяк и бывал чем-то недоволен, то забавно пел тоненьким, словно у мальчика, голоском: «Трижды, Господи, помилуй!» — по три раза кряду.

«Ишь ты, попискивает, словно комарик!» — усмехался тогда Домовой, тая от удовольствия.

Теперь, он загрустил…

Дьяк Аверка вышел из дому еще на рассвете и отправился в соседнее село на Храм. Давно уж стемнело, во многих домах погасили свет и легли спать, а Аверки все не было и не было…

Домовой забрался на крышу дома и уселся на теплую печную трубу. Оттуда его приятно обдувало легким дымком березовых дров и вкусным запахом ужина. Он осмотрелся, выхватил искру из дымохода, раскурил трубочку и продолжал наблюдать.

— И правда, не провалился ли он, случаем, в болото? — подумал Домовой именно в тот момент, когда внизу, у печи, то же самое проговорила дьячиха Евпраксия.

Он ещё немного посидел на трубе, загасил трубочку, чтобы на соломенную стреху не упала ненароком искра, потом заглянул в трубу, хорошо ли там горит, и начал спускаться с крыши.

Как и всякий уважающий себя Домовой, он долго колебался, стоит ли ему уходить со двора? Все ждал, что вот-вот дьяк скрипнет калиткой. А тем временем заглянул в собачью конуру: не спит ли Бровка? Посмотрел, заперла ли Ведьма хлев с коровами, снял ведро со сруба, чтобы оно не упало в колодец. Домовой чувствовал, как с каждой минутой в сердце его растет тревога за хозяина. Тогда он решил, что о хозяйстве можно не беспокоиться, ведь в доме была рачительная хозяйка, а на дворе — Бровка, и быстро вышел за ворота.

Стояла поздняя осень. Ночь была чернее сажи. Небо затянуло плотным темным сукном, сквозь которое не пробивался свет ни от одной звезды.

Домовой по-деревенски нахлобучил шапку на уши и быстро зашагал навстречу хозяину к большому болоту У дороги…

А в это время дьяк Аверка, на славу повеселившись на Храмовом празднике и слегка на подпитии, вышел из соседнего села и подошел к болоту с другой стороны.

За селом выскочила перед ним из-под ольхи маленькая, словно темный клубочек, луговая Хуха. Она заметила, что дьяк немного под хмельком, и побегала предупредить Потерчат, чтобы те заранее зажгли свои фонарики. Ведь только Потерчата могли показать дьяку Аверке путь в этом опасном месте. Иначе он — пьяненький — мог легко сбиться с дороги, оступиться и увязнуть в болоте.

А дьяк, шатаясь, понемногу продвигался вперед. Он постукивал палкой по твердой, промерзшей дороге, чтобы определить, где начинается болото. От нечего делать и чтобы было веселей, он потихоньку напевал церковные Псалмы:

«Бла-а-ажен му-у-ж, иже не идет на сове-е-т не-че-стивых. Аллилуя, алли…»

Вдруг дьяк умолк, увидев, как перед ним мигнул маленький зеленоватый огонек.

— Свят, свят, свят! — вскрикнул дьяк Аверка, останавливаясь и протирая глаза. — А не хватил ли я лишнего? Может, допился до «зеленого змия»? Недаром же у меня перед глазами зеленые огоньки прыгают!..

Тем временем зажегся другой огонек, потом — третий, четвертый, десятый, двадцатый… Это Потерчата зажигали свои фонарики и бежали вдоль дороги, чтобы указать дьяку путь домой. Потерчатки были крошечные, совсем голенькие, с большими блестящими глазами и торчащими синими чубчиками на головках. Бежали они резво, но их маленькие кривые ножки позволяли им делать только небольшие шажки, и потому они продвигались вперед очень медленно. А дьяку казалось, что огоньки эти тихо плывут над болотом и колышутся, как лампадка в церкви, задетая головой. Еще он видел, как огоньки то подпрыгивают вверх, то опускаются вниз. Это происходило из-за того, что Потерчата бежали не по ровной дороге, а по болотной топи, перепрыгивая с кочки на кочку.

У дьяка от этого зрелища хмель как рукой сняло.

По коже побежал мороз, а за шиворот будто насыпали холодной дроби. Волосы, хотя и было на его блестящей лысине всего одиннадцать волосинок, встали дыбом, из-за чего шапка съехала набок.

— Да это ж завлекает меня нечистая сила! — подумал перепуганный дьяк, и так решил бы на его месте всякий, столкнувшись с чем-то странным и непонятным.

Покачнувшись, дьяк подобрал полы своего длинного кафтана и, неизвестно зачем, кинулся вправо от дороги. Потерчата сразу увидели, что он сбился с пути. Испугавшись, что Аверка увязнет в болоте, а им не под силу вытянуть его оттуда, они все вместе двинулись к нему и преградили ему путь.

Дьяк Аверка совершенно ошалел. Не помня себя от страха, он метнулся теперь уже влево. И, сделав несколько шагов, вскочил на кочку. Кочка качнулась под ним, но не слишком, потому что по краям была слегка подмерзшей. Тут он уже и сам заметил, что угодил в трясину. В ужасе он застыл на кочке и затаил дыхание. Потерчата подумали, что он решает, как ему выбраться, и снова побежали на дорогу. А дьяк смотрел на огоньки и думал:

— Погибает моя душа! Приближается конец!..

Он начал истово молиться и дрожащей рукой крестить невидимую силу, манившую его к себе.

Потерчата не знали, что им теперь делать. Минута проходила за минутой, а дьяк все стоял, как столб, не двигаясь с места. Потерчата возвратились к нему, встали кругом и начали хором петь. Их пение напоминало шелест сухого камыша. Но это не камыш шелестел, это пели ребята-Потерчата:

Тут они снова начали продвигаться вдоль болота, освещая ему дорогу.

Но дьяк ничего не понял. Он все стоял и дрожал, как осиновый лист. Потом ущипнул себя за нос, чтобы убедиться, что не спит и не грезит.

— Ой, ой! — громко вскрикнул он, потому что ущипнул себя довольно-таки сильно.

Когда же он заметил, что огоньки отдаляются, то немного успокоился.

— Нет уж!.. Не обманешь меня, бесовское наваждение! — сказал он сам себе. — Дудки! Я — особа духовного звания, в алтаре бываю, в церкви я — свой человек!.. Да, в такую темень, конечно, лучше бы дома сидеть, чем блуждать, подобно лунатику, или торчать посреди болота, словно черт. Не зря в Святом Писании сказано, что «блажен муж, иже не идет на совет…»

И, не закончив свою мысль, он потихонечку слез с кочки и осторожно двинулся вправо. Но теперь, блуждая в темноте из стороны в сторону, он окончательно потерял нужное направление и пошел прямиком в болото. Тут под его ногой чавкнула грязь, и он полетел вверх тормашками в ледяную воду. Шапка с него слетела, а гарусовый шарф сполз с шеи. Дьяк стал барахтаться, но длинные полы ватного кафтана, намокнув, сделались тяжелыми, облепили ноги и не давали выбраться из глубокой топи.

В отчаянии он начал молиться, ведь был человеком богобоязненным, но, почувствовав, что его еще сильнее затягивает в трясину, закричал что есть мочи:

— Помогите! Спасите, кто в Бога верует! Тону в болоте, как фараон-Гонитель!..

Крик этот услышал Домовой. Еще издали он увидел, как в том направлении побежали Потерчата с фонариками, и сразу понял, что случилось. Словно козел, поскакал он по кочкам. Подскочил к застрявшему в болоте дьяку, обернулся старой вербой и протянул ему прямо в руки толстый сук. Дьяк Аверка ухватился обеими руками за этот сук и начал вылезать из топи. Тем временем Домовой помахал другой веткой Потерчатам, чтобы те поскорее погасили свои огоньки, которых дьяк так испугался.

Полегоньку подталкивая своего хозяина, Домовой вывел его на сухое место. Тут он поставил дьяка лицом к дороге, вытащил из болота шапку, незаметно привязал ее к шарфу и прошептал на ухо так, чтобы дьяк подумал, что он сам так решил:

— Теперь, Аверка, иди прямо и ничего не бойся.

Почувствовав под собой твердую почву, мокрый, промерзший дьяк, позабыв о шапке, изо всех сил бросился бежать домой. Вскоре впереди на дороге он увидел три тополя у околицы села. А дальше — белую колокольню своей церкви, рядом с которой стояла его хата.

Дьяк облегченно вздохнул. Он только побаивался того, как встретит его дьячиха Евпраксия, — пришедшего так поздно и с головы до ног выпачканного в грязи. Он вытащил из кармана мокрый красный платок и стер со лба холодный пот. Потом понюхал табаку, чихнул, даже искры из глаз посыпались, и подошел к своей калитке. Домовой проскочил вперед и открыл ему ворота. Потом помог их плотно закрыть, а дьяка пропустил в дом впереди себя. Тут он снова затворил за хозяином дверь, потому что сам дьяк был сильно взволнован всем происшедшим и забыл это сделать.

Домовой также радовался, что он вовремя отправился спасать хозяина, ведь в том небольшом болотце не было ни Водяного, ни Русалок, а маленькие Потерчата не смогли бы сами помочь дьяку. Но когда дьяк Аверка встал у печи на свету, Домовой не смог удержаться от хохота. А смех его звучал так, будто скрипит мебель.

И было от чего посмеяться! Дьяк был весь в черной болотной тине, грязь размазалась по лицу, сам он был похож на мокрую курицу, а к кончику носа прилип ком грязи…

Хохот Домового разбудил дьячиху. Она моргнула раз, другой и подскочила, словно ошпаренная.

— Матерь Божья Почаевская! Что за наваждение такое?! — всплеснула она руками. — Аминь, аминь! Рассыпься!..

— Да не кричи ты так громко, старуха! — ласковым голосом проговорил дьяк. — Это — не привидение, это — я, живой и невредимый раб Божий, дьячок Аверкий! — и он искоса посмотрел, нет ли в руках у дьячихи метлы, ведь хорошо знал, что набедокурил.

И действительно! В тот же миг она наклонилась к шестку и схватила веник.

— Ах, ты ж такой-сякой, бродяга, пьяница! Вот я тебе покажу «раба Божьего»! Посмотрим, будешь ли ты теперь «невредимым»! — закричала она.

— Угомонись, Евпраксия! — придержал ее дьяк. — Не гневись, не карай, дай слово вымолвить… Водила меня нечистая сила, хотела в болоте утопить!..

Но дьячиха не дала ему закончить.

— Сам ты — нечистая сила! А водила тебя по болоту водка, безбожник!..

«Ну и умная женщина моя хозяйка!» — подумал Домовой.

Но жаль ему было и доброго дьяка, и он незаметно выдернул из рук дьячихи веник. Потом еще раз громко засмеялся и прыгнул на теплую лежанку к толстому коту.

А дьяк Аверка, умывшись и переодевшись, еще долго рассказывал дьячихе Евпраксии, как его манила зелеными огоньками нечистая сила, как хотела утопить в болоте, да испугалась его истовых молитв…