Закончилась Троянская война, и самый главный грек по возвращенье мгновенно был зарублен топором в своей купальне. Крови было много: на плиты пола хлынула волна, залив каверны, трещины и щели. Происходило это во втором тысячелетье до: у Зевса (Бога) пылилось по шкафам поменьше дел, чем, скажем так, при нынешней запарке. Но кончилась война, убийство — снова грех, кровь — кровь. Несчастная Электра ушла в себя. Избрав иной удел, (с того ли, что у греков очень жарко), Орест зарезал мать, наделав, ну, прорех своим мечом, длиною в четверть метра, в её роскошном теле. Поделом. Но вышел суд: мечом ли, топором ли прикончил мать, допустим, за отца, — не тот расклад, чтоб раздавать медали, но делать что? Вмешался Аполлон: — Вы мне всё дело чуть не запороли! Кто тут вообще от имени истца? Помялись… и Ореста оправдали.

Пусть не пострел и не везде поспел, и с этим делом у тебя фигово, чтоб уложить красавицу в постель, не посылай вместо себя другого. Едва ли Гюнтер думал чем-нибудь, когда отправил Зигфрида на ложе к милашке Брю (а там — обводы, грудь!). Остался Зи доволен. Брю же — тоже. По паспорту — Брунхильда. Начались проблемы (что, вообще-то, не кончались): Кримхильда с Зигфридом почти что развелись, а Гюнтер и Брунхильда обвенчались. Но всё, что начинается на «ё», согласно заведённому порядку, чревато тем, что чьё-нибудь копьё втыкается герою под лопатку. Резня была важнейшей из утех, ребята не читали разных этик, и эти дружно вырезали тех, те постепенно вырезали этих, как резали б свиней или коров: всё было им не поперёк натуры, а — вдоль. И мы легко увидим кровь, вглядевшись в основание культуры.

Был молод. Ни усов, ни бороды. В покоях пахло морем, а не щами: у моря жил. Боялся ли воды, об этом нам Вильям не сообщает. Но точно не боялся темноты: считал, что это тот же свет, с изнанки. Был прост в общении. Со многими на «ты». В довольно мрачном королевском замке, где чайки сплошь уделали карниз, донжон и стены, башни, скаты кровли, принц не боялся призраков и крыс и совершенно не боялся крови. Хоть и в кошмарной атмосфере рос, он был во лбу семи, примерно, пядей, и не боялся материнских слёз, и называл её супруга дядей. А между прочим, тот убил отца (не своего, а — нашего героя) и непосредственно из брачного венца соорудил корону. Той порою принц размышлял, читал, баклуши бил; впустую кучу времени потратив, Офелию Полоньевну любил, как не любили б сорок тысяч братьев; ещё — театр. Сторонник антреприз, играл и сам. Но наиграл не много. И говорили же: — Побойтесь Бога, принц… Принц отвечал, что не боится Бога.