В сигуранце торжествовали. В гестапо тоже. Каждый приписывал себе львиную долю успеха – разведчика Бадаева удалось захватить. Майор Курерару старался убедить себя и других, что деятельность советской разведки в Одессе в основном обезврежена.

Ему особенно хотелось уязвить этим Шиндлера, Ганса Шиндлера – оберштурмбанфюрера из гестапо. Он возомнил о себе бог знает что! Вообразил себя этаким мозговым центром. Шагу не дает шагнуть самостоятельно. Не говорит, а изрекает какие-то прописные истины. Кичливая выскочка!.. «Я прибыл из Берлина… Меня послал рейхсфюрер Гиммлер… Я обязан дать вам отправную идею…» Подумаешь!

Майор Курерару мысленно передразнивал гестаповского подполковника. Он очень ревниво относился к его приезду в Одессу и в душе завидовал ему. Прибыть из Берлина с особым заданием – это не то, что приехать из Бухареста… Зато теперь у Шиндлера поубавится спеси! Бадаевскую организацию все-таки ликвидировала сигуранца. Курерару мог бы обойтись и без немецких советников. Он был уверен в этом. Его больше всего злило, что теперь и подполковник Шиндлер и штандартенфюрер Мейзингер будут рапортовать в Берлин о несуществующих заслугах, станут бахвалиться – под их руководством-де ликвидировано большевистское подполье…

Румынский контрразведчик торжествовал, и все же что-то подсознательно тревожило начальника бюро жюридик. Он не мог разобраться в причинах этой безотчетной тревоги.

Возможно, это ощущение было связано с непонятным провалом той комбинации, которую он задумал, которую долго вынашивал, не посвящая в нее даже немцев, а потом готовил вместе с Аргиром. Операция неожиданно сорвалась в тот момент, когда дело вот-вот должно было закончиться полным успехом.

Действительно! Вскоре после ареста Бадаева сигуранце удалось нащупать еще одну подпольную организацию, но только нащупать. Что она собой представляет, кто в нее входит, установить не удалось. Стало известно, что организация называлась подпольным обкомом комсомола. Предположительно ядро организации составляло до тридцати комсомольцев-подпольщиков. Бойко – Федорович высказал предположение, что с комсомольским подпольем мог быть связан Яков Гордиенко. Но Гордиенко ничего об этом не говорил, хотя Жоржеску дважды его допрашивал, да так, что мальчишка перестал слышать на одно ухо. Тогда Курерару и придумал одну комбинацию. Он рассуждал так: если в Одессе существует подпольный обком комсомола, значит, им должен кто-то руководить, например подпольный Центральный Комитет комсомола Украины. Что, если представить подпольщикам такого «члена ЦК»? Пусть он приедет из Киева. Его случайно арестуют, посадят в тюрьму. Нет, лучше определить его в тюремную больницу. Об этом нужно осторожно пустить слушок в городе. Пускай подпольщики освободят «представителя ЦК», он войдет в руководство подпольем.

Так, собственно, все и было сделано. Курерару выбрал способного агента из белоэмигрантов, который шифровался под № 13—66, дал ему кличку Батышев и поместил в клинику Часовникова под усиленным надзором вооруженной охраны. Вскоре Батышев сам «проболтался», что он представитель ЦК ЛКСМУ, прибывший в Одессу для связи… Подпольщики на это клюнули. С необычной дерзостью они совершили налет на клинику, освободили Батышева и также внезапно исчезли. Побег был осуществлен великолепно. Курерару отметил это – в обкоме комсомола действуют опытные подпольщики. А через неделю Батышева нашли убитым на конспиративной квартире. Непонятно, как могли его расшифровать. Может быть, выследили, когда агент ходил на связь к Аргиру? Едва ли! Здесь кроется что-то другое.

Курерару обуревали всевозможные комбинации, легенды, которые он разрабатывал и составлял для своих агентов. Сейчас он листал материалы допроса радиста Глушкова, которого гестапо удалось завербовать на свою сторону. Материалы переслал ему Шиндлер. Курерару прочитал показания Глушкова. Он написал их сам, подписал каждую страницу. Руководитель следственного бюро считал себя психологом, его интересовали причины, побудившие радиста переметнуться на немецкую сторону.

«Я, Евгений Глушков, сын Никиты и Акулины, православного вероисповедания…» – прочитал Курерару и перевернул страницу.

Тут Глушков описывал историю отряда. Это тоже не представляет интереса. Федорович рассказал куда подробнее… А вот он перечисляет всех, кто жил в катакомбах, даже детей: Медерер Коля тринадцати лет, Барыга Анна двенадцати лет, Варыга Петя шести лет… Это уж от излишнего усердия, хочет выслужиться.

Как о своей заслуге сообщает, что его исключали из партии, ходил в кандидатах, потом восстановили.

«Раза три в катакомбы приходил Петр, командир одесской группы, – доносит Глушков. – Приходил еще какой-то Яша Маленький с братом…»

«Когда ходили за продуктами, была перестрелка. Убили одного румынского солдата. Стрелял Илюхин…»

«Выкладывает все, что знает, но знает мало. Осведомителем быть, конечно, может, но не больше, – сделал для себя вывод начальник следственного бюро жюридик. – Почему за него так держится Шиндлер?»

А вот то, что искал Курерару:

«Сопротивление решил прекратить, – писал Глушков, – по той причине, что потерял надежду на приход Красной Армии в Одессу. Бадаев был у нас главным командиром над всеми группами. Он рвался в бой против военных союзников, то есть против румын и немцев, а именно хотел убивать военных на улицах и совершать акты террора. Бадаев настаивал на своем, рассчитывая, что Красная Армия вернется в Одессу».

Курерару всегда интересовался психологическими мотивами в поведении завербованных агентов. От этих мотивов зависело, на какую работу можно поставить агента. У каждого человека есть своя червоточина, этакая замочная скважина, к которой можно всегда подобрать ключи. Одни тянутся к женщинам, другие – к водке, к беззаботной жизни, другие из чувства страха приходят на службу. Иных каких-то благородных мотивов Курерару не признавал. Он был немало удивлен, столкнувшись с советскими разведчиками. Этих нельзя взять ни страхом пыток, ни обещаниями. Конечно, были и исключения, которыми пользовался Курерару. Тот же Бойко оказался очень быстро в его руках. Достаточно было прикрикнуть, а потом пообещать кое-что. Теперь выслуживается. Что же касается Глушкова, Шиндлер отказался передать его в сигуранцу, прислал только показания радиста. Едва уговорил в гестапо отпустить Глушкова, чтобы он показал катакомбы. Любопытно – зачем Шиндлеру нужен Глушков?..

Курерару вызвал к себе Аргира. Обычно они вместе совещались по поводу разных дел, готовили планы задуманных операций.

– Что делает Харитон? – спросил Курерару.

– Опять поехал в шахты. Ищет документы.

– А Клименко Иван? Ведь это он спрятал портфель Бадаева. Куда?

– Не говорит. Вчера допрашивал его сам – три раза отливали водой. Молчит!

– Ток применяли?

– Сам крутил индуктор… Молчит. Выдавил только одну фразу: «Спрашивайте Глушкова. Этот каин все скажет». А Глушков не знает – спрашивали в гестапо.

– Письменные показания отобрали?

– У Ивана? Да. Фанатик!.. Пишет, что в катакомбах он был самый старый член партии – с гражданской войны. От других показаний отказался.

– Хорошо! Ну, а что мы будем делать с Бойко?

– Как говорили – устроим ему «побег» и пустим по следу Канарейки. Это единственная возможность найти Якова Васина.

– Она согласна поехать к отцу в Балту?

– Еще бы! – воскликнул Аргир и залился своим мелним хихикающим смешком. – Хочет найти отца. Из Балты Бойко поедет в Бандурово и установит связь с бывшими партизанами. Нам останется только доставлять их пачками на Канатную в военно-полевой суд…

– Ну, а что вы скажете по поводу работы господина Шиндлера?

Обергруппенфюрер не выходил из головы Курерару. Но Аргир относился к нему иначе, ценил его опыт и удивительную хватку гестаповца. Тем более что Шиндлер уже предложил Аргиру сотрудничать с немцами. Почему бы нет? Одной разведкой больше, одной меньше… Лишь бы платили деньги.

– Не думаю, – усмехнулся он, – чтобы Шиндлер приехал отдыхать на Черное море. Это не в его правилах. По моим данным, он имеет другие намерения. Это старый, опытный разведчик абвера. Я слышал о нем еще до войны. Он бывал на Балканах. Теперь связан с германским разведотделом, который шифруется литером «АО-3».

– Вы, кажется, слишком высокого мнения о господине Шиндлере? – скрывая иронию, спросил майор Курерару.

Но Аргир понял этот подтекст – кажется, майор не особо расположен к немцу. Он стал осторожнее говорить о Шиндлере. Курерару тоже подумал: «Что-то Аргир слишком уж восторженно рассуждает о Шиндлере… Подозрительно. Может продать».

Оба работника сигуранцы продолжали разговор, не высказывая своего отношения к оберштурмбанфюреру Шиндлеру.

– Что же вам известно о планах господина Шиндлера?

– Немцы затевают большую игру с русской разведкой. В их руках оказался шифр и радист Глушков из группы Бадаева.

«Так вот зачем Шиндлеру нужен радист! Может быть, и нам удастся присоединиться к игре», – подумал Курерару.

Курерару никак не хотел отставать от Шиндлера, но главное, ради чего он вызвал своего помощника, Курерару приберег к концу разговора. Аргир уже поднялся с кресла, когда начальник следственного бюро повернул ключ сейфа, открыл тяжелую дверцу и достал папку, хранившуюся вместе с особо секретными бумагами. «Здесь-то я утру нос выскочке Шиндлеру!» – тайно торжествовал Курерару.

– Познакомьтесь с этими документами и скажите свое мнение, – сказал он.

Это было дело Ивана Гаркуши за № 14484 с препроводительным письмом военного прокурора Кирилла Солтана подполковнику Пержу. Прокурор предлагал незамедлительно принять меры по существу полученной информации.

Подполковник Пержу лично принял кое-какие меры для расследования показаний катакомбиста Гаркуши. В деле имелась совершенно секретная записка, написанная им от руки командиру саперного батальона. Текст не доверялся даже машинистке.

«Строго конфиденциально, – предупреждалось в записке. – Написано в одном экземпляре. После прочтения возвратить отправителю.

Командиру 85 саперного батальона.

Из дела № 14484 следует, что в одесских катакомбах находится советская воинская часть, которая, будучи застигнута событиями, укрылась в катакомбах, где, возможно, находится и в настоящее время.

Лично я установил, что советская морская дивизия со своим штабом в полном войсковом составе находилась 16—17 октября 1941 года в районе Аркадии, а 18 октября сразу исчезла из нашего поля зрения, причем не было отмечено приближения советских транспортных кораблей, на которые могла бы погрузиться эта дивизия.

Следовательно, вполне вероятно, что показания Гаркуши Ивана, наилучшего знатока катакомб, находящегося теперь в заключении в центральной тюрьме, соответствуют действительности. Вероятно, в одесских катакомбах находятся советские войска, обосновавшиеся там, как это явствует из показаний арестованного Гаркуши.

Для проверки расположения советских войск в катакомбах вам надлежит явиться в центральную тюрьму, забрать арестованного старика Гаркушу и использовать его для обнаружения упомянутых в его показаниях военных частей русских.

Гаркуша будет оставлен в вашем батальоне под вашу личную ответственность, и вы употребите все средства, чтобы обнаружить советскую воинскую часть или любую террористическую организацию в катакомбах.

Обо всем обнаруженном будете сообщать нам, а когда минет в нем надобность, арестованного Гаркушу сдадите в тюрьму. Но если в результате его показаний вам удастся найти упомянутые войска или террористов, он должен быть освобожден от преследования и выпущен на свободу».

Когда Аргир дочитал до конца, Курерару сказал:

– Вот этим-то делом вам и придется заняться, господин Аргир. В генеральный штаб обо всем сообщено. Вы представляете себе, что может произойти, если советский морской десант, высаженный под Одессой, поддержат войска, вышедшие из катакомб…

Расследование «дела Гаркуши» продолжалось долго. Советских войск в катакомбах не обнаружили, но партизанские группы появлялись. В саперном батальоне что-то напутали и Гаркушу освободили. Потом долго искали, а он тихо жил в своем Нерубайском, полагая, что все неприятности для него уже кончились. Старого шахтера снова арестовали, судили вместе с последней группой бадаевцев и приговорили к пожизненной каторге, но вскоре расстреляли на Стрельбищном поле. Так не раз бывало в судах королевской Румынии. Прокурор и агенты сигуранцы не могли простить старому Гаркуше «шутку», которую сыграл он с румынской разведкой.