Как только Асхат Францевна Янке, недавний врач партизанского отряда, выбралась из катакомб и вернулась в уютненькую, чистенькую, будто вылизанную квартирку своих родителей, как только брезгливо сбросила пропахшую смрадной гнилью одежду и, вымывшись, облачилась в пышный розовый пеньюар, она облегченно вздохнула и воскликнула:

— Боже мой, теперь это все в прошлом!

Но прошлого еще не было. Были катакомбы, в катакомбах люди, с которыми она прожила долгие месяцы, а среди них человек, которого Асхат задалась спасти любой ценой.

В городе Асхат Францевна немедленно развила кипучую деятельность. Уже на другое утро она сидела у своего дальнего родственника Вольке, который при новой власти, оказывается, стал каким-то начальством. Работал он в «Фольксдейче-миттельштелле» — обществе заграничных немцев, в учреждении с длинным-предлинным названием в двадцать четыре буквы. Асхат не стала таиться, рассказала все про катакомбы, про мужа, просила совета, помощи.

Вольке тщательно расспросил, где живет сейчас Асхат, как ее можно найти в городе, и пообещал завтра же поговорить с нужным человеком. Он расспрашивал Асхат так подробно, будто опасался, что она передумает и больше не придет. Но Янке пришла. В следующую встречу Вольке сказал, что виделся с начальником «Фольксдейче-миттельштелле» оберштурмфюрером Гансом Гербихом. Теперь все будет зависеть от них самих — от Асхат и ее мужа. Пусть он сначала придет сюда, познакомится, а потом Вольке сведет его с господином оберштурмфюрером.

Как только радист Глушков вышел из катакомб, об этом немедленно стало известно в гестапо. Едва Асхат встретила супруга, она сказала ему:

— Милый, я, кажется, все сделала… Мы сможем уехать в Германию, но для этого тебе нужно вести себя очень умно. Дядя сказал: если ты добровольно явишься в гестапо, тебе сохранят жизнь и нам разрешат поехать в Мекленбург. Там живет моя тетка, ты сможешь принять немецкое подданство.

Асхат повела Глушкова на квартиру господина Вольке. На улице перед домом стоял «оппель-капитан» с германским военным номером. Вольке поздоровался с новым родственником и сразу начал торопить супругов — надо спешить к Гербиху.

Было воскресенье, и Ганс Гербих отдыхал дома. Он жил на Большом Фонтане рядом с рыбачьим поселком на берегу моря, куда Глушков возил оружие для партизанской базы. Вот мост через овраг, вот дорога, уходящая влево, а вон там, за каменным забором, домик Ксении Булавиной… Глушков отвернулся, предателя покоробило от воспоминаний.

«Оппель-капитан» проскользнул по шоссе дальше и остановился. День был необыкновенно жаркий, но Ганс Гербих, преуспевающий эсэсовец, встретил приехавших в полной форме — в начищенных сапогах, в бриджах и суконном френче с повязкой-свастикой на рукаве. Работал он в группе подполковника Шиндлера, которая именовалась «Тотенкопфгруппен» — «Мертвая голова».

Разговаривали в кабинете, куда горничная принесла кофе в маленьких баварских чашках. Гербих подтвердил — господин Глушков может рассчитывать на благосклонность и снисходительность германских властей в ответ на его откровенность и некоторые услуги. Гербих поинтересовался, верно ли, что радист располагает шифром для связи с Москвой.

Потом пошли купаться на море, радист долго не раздевался, стесняясь своего белого тела, которое казалось особенно белым и дряблым в сравнении с упитанным, бронзовым торсом оберштурмфюрера Гербиха. Предательство состоялось. Радист Глушков еще не мог осознать перемен, которые произошли с ним меньше чем за двое суток. Вчера утром он был в катакомбах среди партизан, а сегодня пьет кофе на даче оберштурмфюрера…

В понедельник Глушков уже сидел перед Гансом Шиндлером в гестапо на Пушкинской улице. Фашист разговаривал с ним как будто доверительно, однако не оставлял своего надменного и пренебрежительного тона. Он просто ни во что не ставил сидевшего перед ним длинноволосого, пепельно-бледного человека с испуганными глазами. Этот испуг Шиндлер подметил сразу и действовал наверняка. Он сказал радисту, в чем будет теперь заключаться его работа, — будто бы брал человека на службу, о которой давным-давно все договорено. Прежде всего нужно восстановить связь с Москвой. Диктовать текст будет он сам — Ганс Шиндлер. Шифр передать немедленно. После того как Глушков выполнит задание, он сможет уехать с женой в Германию.

— Шифр передадите оберштурмфюреру Гербиху здесь, в соседней комнате. Там же напишите свои показания. Идите! — Шиндлер погрузился в чтение какой-то бумаги и даже не поднял головы, когда выходил Глушков.

Но это было наигранное безразличие. Как только радист вышел, Шиндлер позвонил.

— Игра начинается, — сказал он, — держу пари, что через месяц я одурачу русских. Они сами выдадут свою сеть…

Шиндлер, особый уполномоченный управления имперской безопасности, нюхом опытного контрразведчика понимал, что, арестовав Бадаева, он еще не ликвидировал большевистского подполья в Трансистрии.

…Итак, восьмого августа 1942 года после длительного перерыва одесская подпольная станция снова появилась в эфире.

В деле «Операция «Форт» есть магнитофонная пленка и расшифровка — стенографическая запись радиосеанса.

«Я двенадцать… Я двенадцать… Как вы меня слышите?.. Перехожу на прием».

«Двенадцать… Двенадцать… Слышу вас слабо… Могу принимать. Перехожу на прием».

«Садятся аккумуляторы… К следующему сеансу надеюсь подзарядить… Принимайте донесение. Я вас хорошо слышу. Хорошо слышу».

Прошло еще несколько дней, и снова заговорила радиостанция подпольной Одессы.

«Блокада шахт ослаблена, — говорилось в шифрованном донесении. — Появилась возможность выходить в эфир. Восстанавливаем связь с городом. По последним данным Кир жив, ожидает подтверждения приговора из Бухареста.

Радист-дублер Неизвестный… (дальше непонятно)… нужна замена. Сообщите возможности…»

К расшифрованной радиограмме приложена справка узла связи:

«В продолжение всего сеанса происходило затухание слышимости корреспондента. Конец его передачи не принят. В Одессу переданы срочные указания: «Сообщите, если можно, обстановку в городе. Как работает отряд в катакомбах? Чем можно помочь Киру? Григорий».

Прием не подтвержден по причине отсутствия хорошей слышимости».

В тот же день из предосторожности Григорий распорядился проверить «почерк» одесского радиста. Эксперт-радиотехник подтвердил: «Совершенно уверен в работе того же радиста».

На передатчике работал катакомбист Евгений Глушков…

Четырнадцатого августа из разведывательного управления черноморского флота поступила справка, сохраненная в деле:

«Разведуправление черноморского флота сообщает: 11.8.42 г. осуществлен радиоперехват. Работала румынская радиостанция. Министр внутренних дел Балатеску передал неизвестному адресату, что с восьмого августа в Одессе вновь отмечена работа советской радиостанции».

Казалось бы, сомнений не было — подтверждал это радиоперехват. Связь с Одессой восстановилась, и снова товарищ Григорий день за днем держит под наблюдением работу катакомбистов, требует от радистов Центра немедленно доставлять ему все, что поступает от корреспондента № 12 — так шифруется подпольная радиостанция в Одессе.

В конце августа из катакомб передали:

«Радист-дублер Иван Неизвестный ранен при неудачной попытке установить связь с Центром. Нужна замена. Сообщите возможности, ощущаем недостаток в средствах. Желательно иметь марки или золото».

В ответ Григорий запрашивает Одессу, где лучше сбросить радиста, и получает ответ:

«В районе между Усатовом и Нерубайском. Здесь глухой район и парашютисты смогут быстро укрыться в катакомбах».

Наступил октябрь. Из Одессы поступают все более тревожные донесения. Их подписывает Бойко, руководитель городской подпольной организации.

«Положение группы критическое, — передают из Одессы. — Отсутствие денег и продовольствия вынудило направить из катакомб в Савранские леса часть наших людей. Сам я тяжело болен туберкулезом. Кир и его связистки расстреляны. Мое здоровье ухудшается. Прошу назначить моим заместителем радиста Евгения Глушкова».

Следующую радиограмму подписал уже Глушков. Он радировал:

«14 октября во время облавы руководитель группы арестован. Пытаемся установить с ним связь. Нужны средства для его выкупа. Прошу указать возможность получить средства у доверенных лиц в Одессе».

Ответ из Центра передали через несколько дней: в деле «Операция «Форт» сохранилась запись:

«Радисту Глушкову передано: о вашем тяжелом положении знаем. Сообщите, нельзя ли от вас послать к нам через фронт делегата для установления личной связи и восстановления работы вашей группы».

Следующая радиограмма от Глушкова:

«В связи с напряженной обстановкой в городе вынужден сменить квартиру. Это рискованно для рации. Вследствие разгрома отряда прошу связать меня с другими подпольщиками».

Ответ Григория:

«Вам надлежит укрыть рацию в надежном месте, приобрести документы для проезда к линии фронта, разведать место и перейти к нам для получения инструкций, средств и материалов. Продумайте и обеспечьте вашу обратную высадку самолетом».

Радист Глушков:

«Следствие по делу нашего руководителя продолжается. Мне перейти фронт не представляется возможным. Предлагаю направить Ивана Борисова. Он член партии, я живу у него на квартире. Человек надежный, числится коммерсантом. Закупает продукты по селам и легче может получить пропуск на выезд. Укажите место перехода фронта. Обстановка требует посылки радиста-дублера. Мое положение крайне ненадежно».

Глушкову передали указание Центра:

«С посылкой делегатом Борисова согласен. Готовьте его отправку. Тщательно проверьте Борисова. Обеспечьте надежными документами для железнодорожного проезда. Направьте его в Брянские леса к партизанам для связи с нашим представителем. По готовности Борисову будут даны указания, как найти нашего человека».

Глушков сообщил:

«Иван Борисов выезжает на поиски родственников в Брянский уезд. Для оформления пропуска прошу срочно сообщить название населенного пункта, куда должен прибыть Борисов. Пропуск будет готов через три-четыре дня. До какой станции выписывать билет».

А время все идет и идет… Был на исходе 1942 год. В конце декабря Глушкову передали распоряжение:

«Делегата направить в Брянские леса в район Смолижа. Предупредите его о соблюдении предосторожности при переходе… Ему надлежит найти командира партизанского отряда и через него встретиться с Саввиным. Сказать, что прибыл от Черноморца. Основной пароль передадим дополнительно.

Делегат должен передать Саввину все имеющиеся сведения, выполнять все его распоряжения. День выезда сообщите».

В следующей радиограмме Центра Глушкову передали маршрут следования для делегата Борисова: Почеп, Трубчевск, там перейти Десну и направиться в селение Смолиж. И вот, наконец, пришла шифровка: Борисов выехал пятого января.

Казалось бы, все становилось на свои места. Связь с Одессой наладилась, делегат выехал, работа подпольщиков сомнений не вызывает, и вдруг как разорвавшаяся бомба — шифровка товарища Григория представителю управления госбезопасности в штаб партизанского движения:

«Нами ведется игра с фашистской разведкой в городе Одессе, которая подставляет нам своего человека от имени радиста Глушкова. Делаем вид, будто верим, что Глушков является теперь руководителем подполья в Одессе. Иван Борисов выехал к вам на базу пятого января. Вам необходимо предупредить командиров партизанских отрядов беспрепятственно пропустить Борисова на базу. Получите от него полный доклад о состоянии работы и общей обстановке в Одессе. После отчета Борисов поедет обратно. Примите меры, чтобы он не мог получить истинной информации о положении на базе и в партизанских отрядах. Надо создать обстановку, исключающую малейшую возможность подозрений с его стороны. Снабдите Борисова оккупационными марками и, если попросит, дайте оружие и взрывчатку».

Но Борисов почему-то не приехал на место встречи в Брянских лесах.

Игра продолжалась. Григорий запросил радиста Глушкова:

«Борисов не прибыл. Беспокоимся. Сообщите, с какими документами он выехал».

Глушков откликнулся немедленно:

«Борисов имеет все документы: румынское удостоверение личности вместо паспорта, разрешение на право закупки продовольствия, разрешение румынских властей на поездку в Смолиж. В надежности и находчивости Борисова не сомневаюсь. Для удобства связи прошу сообщить мне позывные Саввина, чтобы мог с ним связаться непосредственно».

В следующей шифровке он передал:

«В связи с длительным отсутствием Борисова, с возможностью его ареста прошу срочно сменить позывные, время передач, длину волны».

На шифрограмме рукой Григория написана резолюция:

«Ответ несколько задержать».

И вот последняя радиограмма Глушкова:

«Борисов возвратился в Одессу. Был только в Трубчевске. Дальше пройти не мог. Борисова две недели держали под арестом. Связь с Центром через делегата невозможна. Прошу организовать помощь деньгами, оружием, а главное — руководством».

Григорий распорядился:

«Игру прекратить, продолжать ее не имеет смысла».

Центр несколько месяцев отвлекал внимание противника, а тем временем восстанавливал нарушенные связи с одесским подпольем.

Вскоре в Одессе заговорила другая станция, которая до самого освобождения города поддерживала связь борющейся Одессы с Центром. Пока шла игра, на самолетах сбросили двух радисток-парашютисток, установили связь с подпольем. Радиостанцию развернули на Перекопской улице в оккупированном городе.