Города, как и люди, долго хранят память о прошлом…
Через много лет после войны я приехал в Одессу и вновь, как в далекие годы, сразу поддался обаянию этого южного приморского города. Одесса выглядела такой же, как и прежде, — оживленной, жизнерадостной, немного лиричной и очень зеленой. Платаны с фисташково-желтой корой, на которой будто застыли, окаменели зеленые солнечные блики, малахитовые акации с темной листвой и кривыми шипами-шпорами стали еще мощнее, тенистее, раскидистее. Еще бы, ведь прошло двадцать с лишним лет!
Я часами бродил по городу и уже не находил следов войны. Я ходил по улицам и пытался представить себе город таким, каким он был двадцать лет назад, в дни фашистской оккупации, — затаившимся и неприютным, с чужим говором и чужими порядками, с ночной стрельбой на улицах, с повешенными на балконах. Я пытался представить себе Одессу — сражающуюся в подполье, суровую, непокоренную и героическую…
Вот здесь, на улице Бебеля, в массивном сером доме, была румынская сигуранца, за углом, на Пушкинской, фашистское гестапо. На улице Ярославского, против чайной или трактира какого-то хозяйчика Георгиу Несмеяну, застрелили двух арестованных подпольщиков «при попытке к бегству». Я знаю их фамилии… И в сердце поднимается глухая, тоскливая боль. Каково же было людям, пережившим все это?!
Вот улица Энгельса, бывшая Маразлиевская, громадное многоэтажное здание, утопающее в зелени соседнего парка. Широкий, красивый подъезд, сияющие на солнце просторные окна… Но я видел фотографию того же здания, взорванного советскими патриотами через несколько дней после того, как фашисты пришли в Одессу. Под развалинами здания погибло полтораста гитлеровских солдат и офицеров, два генерала.
Воспоминания о минувшем, поиски участников событий привели меня на Пересыпь, в городской промышленный район, расположенный близ дамбы Хаджибейского лимана. Перед приходом врага патриоты взорвали дамбу, и воды лимана хлынули в низменную часть города, навстречу фашистам… А дальше — Одесские катакомбы, лабиринт подземных галерей, переходов, раскинувшихся на десятки, сотни километров под городом и его окрестностями. Здесь тоже шла героическая борьба. Перед тем как поехать в Одессу, я долго работал в архиве, читал, изучал документы, собранные в объемистые папки с надписью: «Операция «Форт». И на каждой из них, на каждом томе архивного дела стояли слова: «Хранить вечно!»
Страницу за страницей я перелистывал дело «Операция «Форт», посвященное подпольной борьбе в Одессе, — оно больше двадцати лет пролежало в архиве. Но как глубоко волновали минувшие события, изложенные в старых документах! По многу раз я перечитывал страницы, и передо мной возникали образы людей высокого долга, раскрывались их судьбы. Для меня эти люди становились живыми, я слышал их голоса, следил за их делами, был с ними рядом, жил с ними в сырых катакомбах, выходил с ними на боевые задания… И я задумался над символической надписью, призывающей потомков вечно хранить память о героях, которые, даже умирая, не должны были называть своих настоящих имен.
«Хранить вечно!»
Вот листок, вырванный из блокнота. Короткая, торопливая запись карандашом. Видно, у радиста, принимавшего шифрованную радиограмму, не было времени перепечатать ее на машинке. В записке всего несколько строк:
«Кир передал 20 июля 1941 года в 19 часов 45 минут: «Прибыли благополучно, если не считать бомбежки по дороге в Одессу. Ехали одиннадцать суток, немедленно приступили к работе… Подробное сообщение направляю фельдсвязью. Передайте жене, что здоров, пусть не тревожится. На радиосвязь будем выходить в условленное время на той же волне. Подтвердите получение. Кир».
Рядом с запиской — подробное донесение Кира. Судя по штампу, оно прибыло только в августе. На отдельном лоскутке бумаги подколота справка:
«Доставлено с опозданием. Фельдъегерь попал в авиационную катастрофу, был тяжело ранен. Самолет сбит истребителем противника. Пакет не поврежден, печати в сохранности. Почта в руках посторонних не находилась».
Значит, военная тайна была сохранена. О том, какой ценой удалось это сделать, скупо говорил крохотный листок, подколотый к донесению. О сбереженной тайне напоминали и маслянистые, оранжевые пятна, тускло проступающие на листках бумаги, — следы сургучных печатей. И еще следы крови, засохшей на конверте.
Таинственный чекист-разведчик, руководитель одесского подполья, скрывавшийся под именем древнего властителя Кира, сообщал Центру о своих планах, о подборе людей, с которыми ему предстояло работать, указывал адреса явочных и конспиративных квартир, расположение тайников — почтовых ящиков. Несколько страниц занимала сложная система паролей, условных сигналов, знаков.
В первых донесениях Кира было много неясного и непонятного. Вот он пишет о каких-то будничных делах: на улице Тираспольской в парикмахерскую назначен новый заведующий, на окнах парикмахерской будут висеть тюлевые занавески розового цвета. На подоконнике — шляпа фетровая или соломенная, в зависимости от сезона. Окно — крайнее справа… Потом выясняется — новый заведующий парикмахерской, хозяин конспиративной квартиры, приступает к своим обязанностям.
Другую явку подготовили на бывшей Нежинской улице, в слесарной мастерской по ремонту примусов, керосинок, электрических утюгов. Потом химическая чистка, овощная палатка, харчевня на базаре, сапожная мастерская, их адреса, пароли, клички подпольщиков…
Через несколько страниц становится известной настоящая фамилия чекиста-разведчика, посланного из Москвы руководить подпольем в Одессе. Это бывший комсомолец Владимир Александрович Молодцов, тридцатилетний капитан государственной безопасности, коммунист, человек с обычной биографией: родился в Сасове Рязанской области, работал чернорабочим, был подручным слесаря, забойщиком на стройке метро в Москве, учился на рабфаке, окончил специальную школу чекистов…
Так вот кто этот таинственный разведчик с именем древнего полководца! В подполье у него была другая фамилия — Бадаев, Павел Бадаев, чекист из Москвы, прибывший по спецзаданию в Одессу.
Но тайны раскрываются постепенно. В одном из донесений внимание привлекла непонятная фраза. Кир писал:
«Самсон работает параллельно и самостоятельно».
Кто такой Самсон? Кто этот человек с именем библейского героя? Ответ пришел позже — под этим именем работал Николай Гласов, тоже посланный из Москвы на подпольную работу в Одессу. Значит, кроме Кира, в Одессе действовали и другие разведывательные группы…
Были здесь и еще непонятные, короткие фразы, за которыми, вероятно, скрывалось что-то очень важное. Кир передавал в Москву, как обычно, шифрованной радиограммой:
«Параллельный центр и молчащая сеть разворачиваются по плану».
Долго, очень долго, эта фраза оставалась загадкой.
В октябре, перед самой оккупацией Одессы, московский радист записал:
«Киру передано распоряжение Григория: на него возлагается общее руководство группой Самсона и параллельным центром».
А кто такой Григорий, кто скрывался под именем человека, руководившего разведчиками из Москвы?
За три дня до того, как фашистские войска заняли Одессу, Кир сообщал в Москву:
«Кир передал 13 октября 1941 года в 22 часа 20 минут. Партизанский отряд располагается в катакомбах близ села Нерубайское, в шести километрах от главного входа. Я с группой вхожу в отряд. Подземные лабиринты минируем. Доставка оружия и продовольствия закончена. Телефонная связь с постами охраны и наблюдения установлена.
Самсон располагается со своими людьми в катакомбах района Дальник. Главный вход Дальницких катакомб в шлифовальном цехе зеркальной фабрики.
Для работы в городе сформирована молодежная группа. Во главе поставлен комсомолец Яков Гордиенко. Ему шестнадцать лет, смелый и энергичный парень».
На другой день Кир прислал новое донесение:
«Эвакуация города нашими войсками закончена. Уходят последние морские транспорты с войсками. Сеть зашифрована, все на своих местах. Просим позаботиться о наших семьях. Лично Григорию прошу передать следующее: его задание принято и подготовлено. Людьми, техникой обеспечено. Примем все меры к выполнению. Будем действовать двумя самостоятельными группами. Об исполнении сообщу немедленно».
Центр поручал группе Владимира Молодцова осуществить первые диверсионные акты в оккупированной Одессе.
Фашистские войска вступили в покинутый город. В Одессу они вошли лишь во второй половине дня, не зная, что город уже два дня как оставлен его защитниками. И только в глубоком подполье остались несгибаемые, самоотверженные люди, вступившие в тяжелую и неравную борьбу с оккупантами.
Войска фашистов входили в город, когда через разрушенную взрывом дамбу Хаджибейского лимана в низменную часть Пересыпи хлынули потоки воды. Вода затопила улицы, дороги, преградила путь наступающим колоннам противника, и долгое время здесь нельзя было ни пройти, ни проехать. А через неделю ночную Одессу потряс взрыв страшной силы — на улице Энгельса взлетело на воздух здание, в котором разместилась фашистская военная комендатура.
Чекист Владимир Молодцов сообщил Григорию о выполнении задания, первого задания в оккупированной Одессе. Борьба началась…