Идеальное создание

роман

автор:

ссылка на страницу автора: http://www.proza.ru/2015/02/25/2277

Часть I.

Глава 1.

Огромный особняк Хиллзов, старый и величественный, точно средневековый замок, в пасмурную погоду выглядел на редкость мрачно. Свинцовые тучи, застывшие сегодня над его кровлей, готовы были в любой момент разразиться потоком липких белых хлопьев, а небо висело так низко, что казалось, еще немного и каминная труба сможет его проткнуть, и уж тогда снегом точно засыплет всю округу.

      Но, несмотря на скверную погоду на улице, внутри сегодня царило настоящее веселье.

Огромная бальная зала была заполнена танцующими парами, столы ломились от угощений, роскошные туалеты и изысканные драгоценности ослепляли своим блеском, а оркестр играл старинные английские песни.

Хозяин дома, Питер Хиллз вместе со своей супругой Элеонорой, встречал гостей у  входа в бальную комнату. На Элеоноре блистали фамильные изумруды, необыкновенно идущие к ее зеленым глазам,  платье цвета темного золота спадало до самого пола, а веселая улыбка не сходила с лица весь вечер. Питер, любуясь женой, был сегодня особенно счастлив.

Бал был в разгаре, когда колокольчик над входной дверью в очередной раз весело зазвонил, возвещая о прибытии нового гостя. На этот раз им оказался мэр их города, Оливер Кингстон, сопровождавший на бал свою единственную дочь Розу.

Оливер Кингстон и Питер Хиллз были старинными друзьями. Семейство Хиллзов, проживавшее тут с незапамятных времен, стало для этого городка таким же символом, как церковь Святой Бригитты или старая рыночная площадь, и поэтому мэр всегда считался с мнением Питера и не принимал без его одобрения никаких действий касательно городского благоустройства.

А когда Оливер овдовел, то Элеонора Хиллз взяла на себя все обязанности покойной супруги мэра по организации городских балов, пасхальный спектаклей и ежегодных благотворительных ярмарок.

 Роза, оставив отца болтать со старым приятелем, сразу упорхнула в центр бальной комнаты. Элеонора между тем окинула взглядом залу в надежде увидеть своего младшего сына Дона среди танцующих пар, но он стоял в углу залы, оживленно болтая со старыми приятелями.

После того, как их Роджер, их старший сын, решил оставить родовое гнездо ради успешной карьеры и не менее успешной женитьбы в Лондоне, все надежды и чаяния родителей, связанные с продолжением семейных традиций, целиком были возложены на Дона. Опасаясь, что во время учебы в колледже Дон, как и его старший брат, увлечется столичной жизнью настолько, что навсегда решит сменить свежий воздух  и зеленые луга на каменную мостовую и городской шум, Элеонора неизменно посылала ему полные мольбы и уговоров письма по окончании курса вернуться домой. И хоть Дон отвечал ей в каждом письме, что вовсе не собирается оставаться в столице и проводил дома все каникулы, тревога в сердце Элеонор не утихала. На сегодняшний рождественский бал ею были приглашены самые знатные семьи со всей округи, в которых было немало хорошеньких девушек на выданье, и Элеонора питала тайную надежду, что одной из них удастся пленить сегодня сердце ее младшего сына, и уж тогда он окончательно забудет о прелестях столичной жизни. Однако к неудовольствию матушки, Дон за сегодняшний вечер еще ни разу не танцевал, предпочитая не замечать обращенные на него со всех сторон томные женские взгляды.  Вечер близился к концу, и Элеонор совсем было потеряла надежду, как вдруг увидела, что ее сын приглашает на танец Розу Кингстон.

Роза слыла первой красавицей если уж не в графстве, то точно в их городке. В отличие от других девушек на сегодняшнем вечере, она не была окружена подругами или сестрами. Вокруг нее собралась свита поклонников, которым, казалось, кроме нее больше ни до кого  здесь и дела нет.

В этот вечер она была особенно хороша в своем синем платье, крой которого идеально подчеркивал все достоинства ее фигурки, а цвет необыкновенно шел к ее черным локонам.  В меру глубокое декольте открывало взору восторженных обожателей белоснежные округлые плечи, под нежным кружевом угадывалась  упругая грудь, а пышная юбка выгодно подчеркивала идеально тонкую талию. Она весело смеялась, поворачивая свою хорошенькую головку то к одному воздыхателю, то к другому. При каждом ее движении серьги с россыпью сапфиров бросали на лицо яркие блики, от чего глаза казались еще более синими, а кожа походила на тончайший фарфор, подобный тому, в котором сегодня подавали угощения на стол.  Хорошенькое личико с розовыми щечками, юное и неиспорченное еще пороками, присущими многим  красавицам, было озарено неизменной улыбкой, а маленький аккуратный рот приоткрывался, когда она весело хохотала, услышав очередную остроту развлекавших ее кавалеров.

Дон болтал с одним из давних приятелей, когда вдруг услышал этот дивный серебряный смех, разносящийся по комнате. Обернувшись, он заметил Розу, которую знал с самого детства, но сейчас, казалось, увидел впервые.

Поборов внезапное волнение, начавшееся вдруг в груди Дона, точно ураган, неожиданно налетевший неведомо откуда, он уверено пробрался через толпу обожателей. Прервав одного из юношей, рассказывавшего как раз уморительный анекдот, приключившийся с ним на днях, он пригласил Розу на танец. И хотя у мисс Кингстон все танцы, разумеется, были расписаны еще с месяц назад, она охотно согласилась.

Они закружились в свете ярких  огней,  блеске елочных игрушек, шелка и драгоценностей.

Дон был прекрасно сложен,  отлично танцевал, на нем был надет сшитый по последней столичной моде костюм, светлые волосы солнечными прядями спадали на плечи, а небесно-голубые глаза искрились от счастья.

Роза же в свою очередь ничуть не уступала своему кавалеру в танце. Другие гости невольно залюбовались этой прекрасной парой.

Больше всех была, разумеется, довольна Элеонора. Лучшей партии она и вообразить не могла. Глядя на то, с каким обожанием ее сын смотрит на свою партнершу, она уже строила планы относительно скорейшей свадьбы.

Все праздники Дон и Роза провели вместе. Их пару видели на балах и многочисленных приемах, в театре, на праздничной рождественской ярмарке и на катке. Роза, и без того слывшая первой красавицей, за эти пару дней еще больше расцвела и приобрела магическую  привлекательность и особую женственную нежность, которая свойственна только влюбленной девушке. Зимняя стужа украсила  ее фарфоровые щеки кукольным румянцем, а модные шубки и вечерние туалеты делали ее природную красоту слепяще яркой и неотразимой, как делает неотразимым драгоценный камень хорошая огранка искусного ювелира. Где бы они с Доном не появились,  все взгляды, наполненные в равной степени  завистью и восхищением, были прикованы к ним. Слухи о скорой свадьбе молниеносно расползлись по городку, разбив множеств сердец.

По прошествии двух недель праздники кончились, и Дону нужно было возвращаться в Лондон. За день до своего отъезда он сделался вдруг  задумчивым и молчаливым. Горничная видела, что накануне в его комнате всю ночь горел свет. Утром он бродил по дому, бесцельно точно фамильное привидение, а к вечеру сообщил родителям, что желается поговорить с Розой  и потому проведет вечер у нее. Прихватив с собой небольшую коробку, он вышел из дому, когда на дворе уже начали сгущаться зимние сумерки, дети шумной толпой возвращались с катка, а в домах зажигались камины и подавался ужин на стол.

Предыдущий вечер он так же провел у нее в гостях. Они вдвоем сидели у огня в зале.  Роза была облачена в простое домашнее платье, что казалось немного непривычным после ее многочисленных ярких нарядов и слепящих драгоценностей. Она была необыкновенно молчалива и задумчива, вглядываясь в огонь. Дон поинтересовался, в чем же причина такого ее настроения, на что был получен ответ: «Вы скоро уедете….в этом все дело». И она посмотрела на него таким взглядом огромным темно-синих глаз, что он в ту же минуту он принял окончательное решение.

Родители не могли дождаться его возвращения, а вместе с ним и прекрасных новостей. Элеонора уже планировала прием по случаю помолвки, а ее муж, удобно устроившись в кресле, предавался воспоминаниям об их собственной свадьбе. Их старший сын выбрал себе жену в столице, и пока им так и не довелось с ней познакомиться. «Хорошо хоть свадьбу младшего мы отметим как подобает, как заведено у нашего семейства» - не без удовольствия размышлял Питер Хиллз.

Однако Дон,  вернувшийся домой менее часа спустя, был мрачнее тучи. Элеонора и Питер встревоженно переглянулись. Стало ясно, что всем их радужным надеждам пришел конец.  Крайне опечаленные и встревоженные, они, тем не менее, не стали предпринимать попыток разузнать, в чем дело, оставив все выяснения до утра.

Но утром Дон встал, когда все в доме еще спали, и никому не сказав ни слова, отбыл в Лондон. Он оставил родителям письмо, в котором сообщил, что вынужден немедленно вернуться к учебе и просил извинить его скоропостижный отъезд. О его несостоявшейся помолвке в письме не было не единого слова.

Новость о том, что Дон сватался к Розе Кингстон и получил отказ, на следующее утро разлетелась  по всему городу.

Все пребывали в недоумении, гадая, что же могло послужить причиной для размолвки в этом, казалось бы, уже решенном деле. Слухи, один нелепее другого, расползались по городу точно эпидемия чумы. Вечером в пивной у старой ратуши только об этом и говорили, строя самые различные догадки.

Возможно, эта тайна так навсегда бы и осталась тайной, известной только бывшим влюбленным, если б Роза обладала чуть большей скромностью и деликатность. Но ей, выросшей без матери и воспитанной простодушным немного наивным отцом, потакавшим любому ее капризу,  и французской гувернанткой, отличавшейся не слишком строгими правилами, некому было привить подобных женских качеств. Поэтому на следующий день она все без утайки рассказала своей портнихе, а та естественно позаботилась, что б к вечеру об этом узнал весь городок.

Дон Хиллз должен был прийти к ней вечером накануне своего отъезда, что бы проститься. Роза надеялась, что сегодня он наконец-то попросит ее руки. Она ждала этого уже две недели, и по правде говоря, ее терпение было на исходе.  Она даже упросила отца остаться вечером дома, пожертвовав субботней игрой в покер, на случай, если потребуется его отцовское благословение.

Нарядившись в простое домашнее платье и убрав волосы, она села у огня с книгой и стала ждать. Дон пришел немного раньше, чем они условились. Он был необыкновенно возбужден и вместе с тем смущен. Разговор никак не клеился, так что Роза даже невольно начала раздражаться. В конце концов, Дон протянул ей нарядную нежно-лиловую коробку, украшенную серебряной лентой.

Ловкие руки девушки тут же развязали нарядный бантик. Ожидая увидеть в коробочке украшение по случаю помолвки, Роза чуть не вскрикнула, когда сняла крышку, так сильно было ее разочарование.

На  подушечке из нежной розовой ткани, точно Белоснежка в хрустальном гробу,  лежала кукла, являющая собой точную копию Розы. Синие глаза были широко распахнуты, длинные ресницы бросали в свете огня лдлинные тени на розовые щеки, а кокетливые черные локоны спадали до самой талии. Кукла была одета в темно-синее платье, очень похожее на то, что было на Розе в день, когда они впервые танцевали вместе.

Роза застыла в изумлении, не в силах произнести ни слова. Она молча рассматривала свою миниатюрную копию, которая на удивление точно повторяла ее аккуратный нос, разрез глаз и нежные губы. Это было куда больше, чем просто игрушка. Ничего подобного она раньше не видела. В другой ситуации она бы восхитилась таким лестным портретом, но сегодня она ожидала совсем другого, и поэтому ее охватила смесь досады и разочарования. Не зная, что сказать, она молча хлопала длинными ресницами, глядя то на куклу, то на пылавший в камине огонь. Дон истолковал ее затянувшееся молчание в свою пользу.  Слова, до этого момента не желавшие складываться в цельные выразительные предложения, вдруг полились рекой.

Он рассказал Розе, что никогда не интересовался юридическими науками, как никогда не хотел быть продолжателем семейной традиции. Однако вняв просьбам обоих родителей, и в сущности сам не зная, чем  желал бы заниматься, он все-таки отправился учиться в университет, надеясь, что страсть к юриспруденции в нем рано или поздно проснется. Он проводил дни на лекциях, а вечера коротал за книгами, но так и не смог вызвать в себе ни малейшего интереса к этому вопросу. Большинство его приятелей были увлечены пирушками и студенческими проказами гораздо больше, чем учебой, но Дона  и это не привлекало.  Ему хватило года, чтобы понять, что юридические науки не его конек. Проведя столько времени за изучением неинтересных ему книг, он мечтал найти наконец занятие по душе.

С ним на курсе учился молодой человек, чрезвычайно одаренный и целеустремленный. Уже ко второму году обучения преподаватели общались с ним наравне, проча большое будущее. Сам же он мало с кем разговаривал, предпочитая не тратить время на пустые развлечения и студенческие пирушки. К тому же он был беден и потому вынужден был помимо учебы заниматься постоянным поиском заработка. Именно эта целеустремленность так приглянулась Дону. Ему так хотелось иметь друга, который твердо стоит на ногах и знает, чего хочет от жизни, что он постарался сблизиться с талантливым юношей и как ни странно, его притязания на дружбу не были безоговорочно отвергнуты. Неизвестно, чем Дон так приглянулся своему новому приятелю, но некоторое время они были просто не разлей вода. Прошлой зимой его друг сильно заболел, настолько, что врач посоветовал  до весны не вставать с постели. И Дон исправно навещал его на квартире в одном из самых бедных и самых мрачных районов Лондона, где с наступлением сумерек небезопасно было выходить на улицу.

Его приятель снимал комнату у пожилой семейной пары. Своих детей у них не было, потому то они оба так прониклись к молодому человеку. Хозяйка заходила к нему по нескольку раз в день, принося еду и чай. Дон сразу же с ней познакомился, и она показалась ему на редкость приятной женщиной, чем-то походившей на его собственную мать.

С ее мужем он встретился лишь через две недели. Этот почтенный пожилой мужчина в вязанном жителе и крупных старомодный очках в массивной оправе был похож на сказочника с обложки книги, которую Дон так любил в детстве. Когда же они познакомились ближе, Дон узнал, что мужчина обладает не менее редкой профессией кукольника. Его игрушки продавались в нескольких крупных магазинах города, а кроме того, он делал кукол для Королевского театра, что сделало его довольно известным. Он не без удовольствия показал Дону свою мастерскую, и Дону там на удивление понравилось. Запах краски, различные ткани и материалы, маленькие лица, ручки и ножки, крохотные башмачки и искусственные локоны.

Навещая приятеля, Дон стал все чаще заглядывать в мастерскую, а однажды не удержался и вызвался помочь. Работа затянула его настолько, что он просидел за ней почти до полуночи. С тех пор он приходил к старику каждый день, официально приобретя статус ученика.  Старик, видя увлеченность Дона, раскрыл ему все секреты своего мастерства, и уже скоро Дон начал делать игрушки сам.

К весне он овладел новой профессией настолько, что старик переложил на него часть своих заказов.

Впервые в жизни он нашел дело, которым хотел заниматься, которому готов был отдаться полностью. Учебу он посещал исправно, но она больше не занимала его мыслей. Он решил ничего не говорить родителям до тех пор, пока не добьется в своем деле окончательного успеха. Он мечтал открыть свой магазин игрушек. Делать особенные ни на что не похожие куклы, которые в точности бы повторяла внешность своих будущих владельцев. В Лондоне он даже добился того, что ему начали поступать заказы, и за год он скопил некоторую сумму собственных заработанных денег. Через год же он хотел бы вернуться сюда, в свой город, и открыть здесь магазинчик.

Дон говорил необыкновенно воодушевленно, так что даже казалось, он на пару минут забыл о Розе. Она слушала его молча, отказываясь верить в реальность происходящего. И если поначалу ей казалось, что этот рассказ не больше, чем дурная шутка и что при помощи женских хитростей и уловок она сможет легко переубедить своего жениха, то чем больше она его слушала, тем больше понимала, что он одержим. Огонь плясал в камине свой безумный дикий языческий танец, и в глазах Дона теперь горел такой же дьявольский огонь. Он стоял над ее креслом, и его темная фигура вдруг показалась ей пугающей, а его синие глаза казались  теперь налитыми кровью. Когда он, наконец, договорил, то,  как она и рассчитывала с самого начала, предложил ей стать его женой. Но теперь Розу испугали эти слова. Собрав всю свою решимость, она холодно ответила, что не готова пока к вступлению в брак. Она была зла, раздражена, напугана, разочарована и убита. Все ее двухнедельные мечты рухнули, ее избранник, ее идеальный сказочный принц оказался едва ли не безумным. Ей хотелось оскорбить его, высмеять, кинуть ему в лицо его чертову куклу, но она побоялась. Дон все понял. Посмотрев на прощание в казавшиеся теперь ледяными глаза, которые  еще несколько минут назад смотрели на него с любовью, он молча вышел. Как только дверь за ним захлопнулась, его подарок полетел в камин. И глядя на то, как огонь с удовольствием и счастливым треском пожирает свою жертву, как слезает с кукольного лица нежный румянец и превращаются в пепел черные локоны,  Роза невольно ощутила себя такой же жертвой. Она рыдала так громко, что сбежались все слуги в доме.  В тот вечер она твердо пообещала себе никогда больше не влюбляться.

Новость о том, что младший сын Хиллзов решил стать кукольником, обсуждалась теперь едва ли не чаще, чем погода. Когда слухи дошли до его родителей, то Питер Хиллз наотрез отказался верить в подобные небылицы. Он написал сыну длинное письмо, в котором требовал объяснений, но ответа так и не получил.

Спустя месяц из университета пришло короткое письмо, в котором сообщалось, что Дон перешел на медицинский факультет.

Проучившись там полгода  и познакомившись с неким Питером Винсдером, который к тому времени уже заканчивал свое обучение, он получил от него предложение отправиться в Индию. Питера взяли на борт торгового судна в качестве врача, к тому же он не прочь был изучить различные виды тропических лихорадок, одним словом, ему нужен был ассистент, друг и помощник в этом далеком плавании. Поразмыслив, Дон согласился.

За год они совершили несколько рейсов до Индии и провели там пару месяцев, за которые Дон немало преуспел в медицине. Он внимательно и дотошно изучал строение человеческого тела, уделяя особое внимание не болезням, а свойствам различных его частей. Его интересовали книги с описанием формы черепа, рисунками человеческого скелета, а так же описание свойств волос и кожи. Питер догадывался, что за таким явным интересом кроется что-то другое, и что медицина является лишь средством для достижения одному Дону известной цели. Впрочем, из Дона вышел отличный друг и незаменимый помощник, поэтому Питер не докучал ему лишними вопросами и никогда не интересовался, что Дон делает в своей каюте в часы, свободные от работы.

Когда их корабль в очередной раз причалил к погруженному в утренний туман берегу,  и приятели обрели возможность немного отдохнуть, Дон получил письмо от своего отца, которое уже как несколько недель ждало его дома. В письме говорилось, что его матушка серьезно больна и требовалось незамедлительно приехать, что Дон и сделал. Попрощаться с ней он так и не успел - она умерла за сутки до его приезда. Опечаленный ее  ранней кончиной, он решил на некоторое время остаться дома. Его отец сделался угрюмым и молчаливым, слонялся по дому точно тень и почти ни с кем не говорил. Он до того был погружен в свои мрачные думы, что забывал вовремя выдавать жалованье прислуге. Дон же, несведущий в подобных делах, предпочел выдать расчет всем, кроме их дворецкого, верой и правдой служившего им еще с тех времен, когда Дон был совсем маленьким, и его жены, бывшей у них кухаркой. В доме, некогда полном гостей и веселья, теперь поселилась гнетущая тишина.

Воздух с полей веял прохладой, возвещая о скором приходе осени.

Вечера становились все более холодными и унылыми, дни серыми и промозглыми, полными тоски и одиночества.  Дону пора было уезжать, но гнетущая атмосфера дома погружала его в такую тоску и меланхолию, что он не в силах был предпринять свой отъезд.

Дни он, как правило, проводил за книгами, а с наступлением сумерек выходил немного пройтись по опустевшим улицам. Ему не хотелось встречать знакомых, благодаря Розе, ославившей его на весь город едва ли не сумасшедшим. Надо сказать, сама она к тому времени уже сделала отличную партию, блестяще выйдя замуж за сына крупного банкира и перебралась жить в Лондон, что было куда лучше, чем оставаться законодательницей провинциальной моды. Проходя вечерами мимо ее  дома, Дон невольно вспоминал то время, когда был так счастлив.

В одну из таких вечерних прогулок он забрел на самую окраину их городка, туда, где заканчивались ряды уютных сельских домиков и начинался огромный зеленый луг. Посередине луга рос большой дуб, настолько старый, что еще его дед рассказывал ему, как в молодости заснул под этим дубом, а проснулся на пирушке фейри. Вспомнив этот рассказ, Дон улыбнулся. Теперь, в свете молодого месяца, дуб казался прочным и монументальным, точно сделанным из камня. Казалось, что ни одно поколение еще сменится, а он все так же будет стоять, огромный и могущественный,  точно Колизей, напоминая о давно минувших днях.

Дон все еще рассматривал дуб, когда его внимание отвлек скрип калитки. Он обернулся и заметил в конце улицы хрупкую фигурку в темном плаще, выскользнувшую во тьму из дома, окруженного высоким забором. Он присмотрелся внимательно и разглядел девушку, хрупкую и бледную, точно призрак. Ее волосы выбились из-под капюшона, и теперь прохладный ветерок трепал их во все стороны. Подойдя ближе, Дон узнал Шейлу Грин, дочь булочника. В детстве они вместе посещали воскресную школу. Он окликнул ее и спросил, что она тут делает, и получил в ответ, что она навещает миссис Миллз. Эта своенравная дамочка, за которой водилась дурная слава ведьмы, спровадила на тот свет двух мужей, и очень удачно выдав замуж всех своих дочек, теперь жила одна. Иногда к ней вечером захаживали молодые девицы, прося помощи приворожить того или иного юношу, и говорят, она никому не отказывала, как и сама не отказывалась от щедрой платы за свое ремесло. Однако это были не больше чем слухи, жертвой которых Дон и сам в последнее время стал. Шейла объяснила ему, что пожилая женщина приболела, и она приходила ее проведать и занести бедной старушке свежей выпечки.

Пока она говорила, Дон внимательно рассматривал ее белое лицо, впалые щеки с болезненной бледностью, аккуратный острый нос и тонкие губы. Она вся была до того тонкой и хрупкой, что казалось еще мгновение и она растает в вечерней дымке.  Дон вызвался ее проводить, а уже через месяц они скромно обвенчались в старой церкви святой Бриггиты. Его отец не разделял сделанного выбора, хотя особо и не препятствовал этому браку.  Он прожил немногим дольше своей супруги, и спустя  короткий срок, оставил своих взрослых сыновей без отцовской опеки. И так как наследство целиком отошло старшему сыну, младший вынужден был свить свое семейное гнездышко.

Для строительства дома они выбрали местечко на окраине.

Дон на некоторое время оставил молодую жену в одиночестве, уехав в Лондон на поиски архитектора. Он вернулся с чертежами на руках и строителями в придачу.  Дома, подобные тому, что он хотел построить,  часто попадались в пригороде Лондона, но здесь об  архитектурном стиле, вошедшем в историю как викторианский, в то время и слыхом никто не слыхивал.

 И не успели стихнуть сплетни про женитьбу Дона на этой странной бледной девице без роду и племени, которая, по всей видимости, не без помощи старухи Миллз, решила завладеть капиталом Хиллзов, как начавшееся строительство вызвало новую волну пересудов.

Никогда еще местным жителям, привыкшим к добротным каменным домам с живой изгородью, ухоженным садом и неизменной геранью на окнах не доводилось видеть подобных архитектурных построек.

Тут и впрямь было на что посмотреть. Вместо живой изгороди Дон пожелал сделать невысокий заборчик с низкой калиточкой, за которой начиналась вымощенная дорожка, ведущая прямо к массивным деревянным ступеням крыльца. Крыльцо же представляло собой арку с острой крышей и двумя узкими резными колоннами.

Такими же острыми были все окна в доме и крытая синей черепицей крыша. Дом имел два этажа, а кроме того, слева возвышалось некое подобие башенки, что придавало постройке определенное сходство с замком.

Первый этаж целиком занимали гостиная с огромным камином и добротной массивной мебелью и просторная светлая кухня, которую Шейла тут же заполнила различной утварью.

На второй этаж вела широкая дубовая лестница. Она была выкрашена в коричневый цвет в тон мебели в гостиной, и сразу обращала на себя внимание своей чопорностью и благородством, словно требуя беспрекословного уважения к этому дому и его обитателям.

На втором этаже Дон сделал несколько спален, детскую и пару комнат для гостей. Каждая комната здесь была совершенно не похожа на другую. Ни Дон ни его жена не стали экономить на мебели, тканях и обивке, превратив второй этаж своего нового жилища в настоящее чудо эклектики с множеством рюшечек, вензелей, завитушек и оборок.

В подвале же Дон разместил мастерскую.

Прошел год, и строительство маленького синего домика с дощатыми стенами было закончено.

Местные жители теперь стали чаще заглядывать на эту тихую улочку, чтобы посмотреть на это архитектурное чудо.

Синий домик в свою очередь приветливо глазел на них своими острыми арочными окнами. Шейла разбила у дома клумбы и засадила их розами, от которых шел дивный аромат, смешивающийся с вечерней свежестью.

Когда дом был достроен, рядом с ним возникла еще одна постройка,  небольшая, прямоугольная, с невысокой крышей,  внешний вид которой ничем не выдавал ее  возможного назначения. Дон выкрасил ее в ореховый цвет и заказал дверь с золотой ручкой и колокольчиком.

После этого молодую чету почти не было видно. И если Шейла утром и вечером еще показывалась в своем саду, то Дон на полгода застрял в своем подвале.

Горожане поговаривали всякое. Будто бы Дон страдает психическим расстройством и потому не выходит из дома вовсе, или что у него развилась болезнь, из-за которой он не может бывать на солнце и выходит из дома только по ночам.

Версии строились самые разнообразные, пока в один прекрасный день над ореховой постройкой не возникла деревянная табличка, на которой простым шрифтом было выжжено: «Магазин игрушек Дона Хиллза». До пристройки точно до Изумрудного города вела вымощенная серыми камнями дорожка. Первыми вывеску заметили живущие по соседству мальчишки, но без взрослых они не решились войти внутрь. К обеду несколько горожан, правда все же не выдержали и отправились посмотреть, что за магазин открылся у них на окраине. Среди них был и владелец ювелирного магазина  с главной улицы, ворчавший себе под нос, что только неопытный торговец мог открыть лавку на окраине, куда нечасто кто заходит, да к тому же магазин игрушек. Однако, когда он распахнул деревянную, пахнущую свежей краской дверь и оказался внутри, то притих в изумлении.

Вдоль выкрашенной в теплый золотисто-красный  цвет стены вытянулись ряды деревянных полок, отгороженных от посетителей дубовым прилавком, на котором курсировал маленький черный паровозик, до того похожий на настоящий, что захватывало дух.  Он пыхтел и выпускал пар, деловито направляясь по своей железной дороге мимо миниатюрных  деревьев, небольшого озера с настоящей водой, проходил по мосту и затем сразу попадал в темный тоннель, выбравшись откуда и проехав мимо лугов с пятнистыми коровами,  прибывал на станцию, где ему приветливо махали маленькие человечки.

За прилавком же, на верхней полке, как на парад королевской гвардии, выстроились игрушечные солдаты. Их фигурки точь-в-точь повторяли сложение человеческого тела, на лицах застыло самое разнообразное выражение. В наборе из десяти солдатиков каждый имел свой характер. Здесь был суровый старый солдат с темными пышными усами, по-видимому, повидавший немало битв на своем веку, и неопытный юнец с еще по-детски восторженным выражением лица,  судя по всему недавно поступивший на службу. Лицо третьего солдата не выражало практически ничего-на нем застыло досадливо-разочарованное выражение. Четвертый  с рыжими усами и завитым чубом, похоже, был главным кутилой и повесой в этой компании-за ухом у него был заткнут цветок, который, вполне возможно, кинула ему дама из окна, под которым он проходил к себе в казарму. Пятый был полноват и неряшлив, из кармана его торчала колода карт, красноречиво намекая на его главную слабость. Другие пять стояли во втором ряду, и ювелир  не имел возможности как следует их рассмотреть. Но первых пяти ему вполне хватило, что бы оценить  тонкую работу.

Рядом с солдатами стояла новенькая пушка с блестящими черными ядрами.

Вторая полка была занята плюшевыми игрушками. Медведи с симпатичными мордочками и нарядными клетчатыми бантиками сидели по соседству с пасхальными кроликами, лисы в мягких рыжих шубках смотрели на покупателей хитрым взглядом карих глаз, а щенки в голубых ошейниках до того походили на настоящих, что их прямо таки хотелось немедленно взять руки.

На третьей обосновался игрушечный  домик, являвший собой точную копию синего домика Дона. Все детали, включая каминную трубу,  занавески, цветы на окнах, крохотный почтовый ящик и даже замочную скважину, были выполнены с особой тщательностью, которую ювелир так же оценил по достоинству.  Рядом с домиком разместились фигурки разных сказочных созданий: эльфы и феи с крохотными прозрачными крылышками, ведьма в лиловой  шляпе перемешивала свое варево в черном котелке, покрытом древними символами, крохотный голубой единорог, сделанный из стекла, смотрел на посетителей робко и задумчиво, прекрасная русалка с золотистыми волосами свешивала свой зеленовато-серебряный хвост с обломка потерпевшего крушение корабля.

Но особого внимания заслуживала четвертая полка. Она находилась как раз перед глазами покупателей, потому было легче всего рассмотреть ее содержимое. На ней были расставлены куклы. С румяными щеками, льняными локонами, каштановыми кудрями, черными как ночь косами, зелеными как изумруды, синими как океан  и карими как спелые вишни глазами. Больше всего ювелира поразило, что даже черты лица, формы глаз, носа и губ у каждой были свои. Наряды тоже отличались-на одной было простенькое рабочее платьице, точно она собиралась идти доить корову, другая же блистала в шелках темно-розового цвета. Третья, у которой волосы были собраны в тугой пучок на макушке, была одета в строгое платье учительницы их местной школы. Присмотревшись внимательно, ювелир ахнул. Да это и была учительница их начальной школы, ее черты лица, ее волосы. Он стал внимательно рассматривать кукол. Дойдя до худой  куклы с рыжеватыми кудрями, облаченной в зеленое роскошное платье, он узнал свою дочь.  Именно в этом наряде она год назад блистала на рождественском балу.

Следом за ювелиром в магазинчик заглядывали и другие посетители. Реакция их мало чем отличалась. Они застывали в изумлении, рассматривая все это великолепие.  Некоторые теряли дар речи, узнав своих знакомых или даже родственниц. Никто не мог объяснить, как Дон добился подобного сходства.

Уже к вечеру первого дня почти все игрушки были распроданы. Ювелир, разумеется, выкупил фигурку своей дочери.

Остальные посетители тоже нашли игрушки по своему вкусу. К закрытию полки опустели. Плюшевые мишки, хитрые лисы, бравые солдатики-все было раскуплено за один день. В следующий раз магазин Дона открылся только через неделю, и надо сказать, к открытию выстроилась приличная очередь.

Больше никто не считал его чудаком, не осуждал его брак равно как и его дом.

Глава 2.

С тех пор минуло больше двадцати лет. Двадцать счастливых лет, которые Дон с Шейлой провели в своем синем домике, не были омрачены не только ни единой ссорой, но даже и самой незначительной и пустячной размолвкой.

Слава о мастерстве Дона к тому времени разлетелась далеко за пределы их графства, достигнув даже королевского двора, откуда ему за все эти годы поступило немало заказов с просьбой изготовить кукол для  известных  государственных лиц и их отпрысков. И хотя Дон как и любой член семейства Хиллзов,  всегда играл важную роль в жизни города, теперь, благодаря своему таланту и той известности, которую  принес здешним местам, он поистине  стал его неотъемлемым символом и своего рода местной достопримечательностью. Если б его родители были бы живы,  они  бы чрезвычайно гордились своим младшим сыном, потому как никто из их рода за добрую сотню лет  не сделал для города так много и не пользовался таким безграничным уважением со стороны жителей, как Дон Хиллз.

Стоит так же отметить, что помимо известности его ремесло принесло ему и немалый доход, такой, что он уже давно бы мог переехать в дом несравненно больший, чем тот, в котором он продолжал жить, нанять дюжину отлично вышколенных слуг, открыть магазин где-нибудь на центральной улице в столице и наладить масштабное производство своих игрушек, обзаведясь станками и рабочими. Его имя было до того известно, что пусть бы даже его игрушки сделались вдруг значительно хуже, этого никто бы не заметил, и от покупателей все равно  бы не было отбоя. Их одинаково сильно желали заполучить как маленькие дети, так и заядлые коллекционеры. Однако Дон пренебрегал всеми этими блестящими возможностями, по-прежнему исполняя все заказы сам и отправляя посылки в нежно-лиловых коробках в разные уголки Англии.

Он спускался в свой подвал, где у него находилась мастерская, каждое утро после раннего завтрака и принимался за работу. На его столе аккуратными стопочками были сложены присланные ему письма с заказами, описаниями, портретами, просьбами и пожеланиями.

 «Мистер Дон, высылаю вам портрет моей младшей сестренки-она здесь чудо как хороша. Не могли бы вы сделать куклу, похожую на нее и непременно в лиловом платье с оборками»,

«Дорогой Дон. Мои родители обещали мне, если я перестану грубить старшей сестре и пугать по вечерам нашу горничную, у которой от меня сделался нервический припадок, выписать набор солдатиков из вашего магазина. Нельзя ли что б мой набор оказался лучше того,  что вы сделали на прошлое Рождество для моего кузена напыщенного болвана Тима, который и в войне то ничего не понимает».

«Дорогой Дон. Моя  семья всегда была бедна. Когда я была маленькой, у меня не было ни единой куклы, а я всегда мечтала о кукле с золотыми локонами и лицом точно как у ангелочка. Теперь мои финансовые дела значительно улучшились - я счастливая обладательница приличного ежемесячного дохода, и если бы вы смогли исполнить мою мечту, то я бы не поскупилась на щедрую оплату».

«Дорогой Дон, я знаю, что великий волшебник и все можете. Нет ли у вас  коньков для плюшевых  медвежат? Мой медвежонок ужасно хочет научиться кататься на коньках».

Дон перечитывал некоторые письма по несколько раз, делая пометки на полях, а затем открывал свою толстую рабочую тетрадь, в которую записывал имя и адрес, а так же все пожелания заказчика, после чего брал альбом и карандаш и принимался за эскиз.

Подобно художнику, пишущему портреты,  он максимально точно старался соблюсти сходство с оригиналом и не упускал из внимания ни одной, даже самой на первый взгляд незначительной детали.

Он так же  крайне серьезно относился ко всем пожеланиям своих просителей, будь они написаны строгим взрослым почерком или представлены  в виде неряшливых детских каракуль и с равным усердием выполнял работу как для знатных людей, так и для самых обыкновенных.

Его увлечение медициной во многом помогло ему, привив дотошность и внимательность, с которой врач осматривает пациента, стремясь выявить истинную причину недуга. Проводя дни в подвале, не видя солнца и не ощущая дыхание весеннего ветра, он выводил эскизы и чертежи будущих игрушек, рисовал наброски и обозначал размеры. Его отросшие золотистые, не лишенные, правда, первых седых прядей, волосы, падали на  сосредоточенное лицо, когда он делал пометки  в рабочем альбоме, склонившись над массивным старым столом.

За все долгие годы кропотливой работы он мог бы поручиться в одном - ни одна его кукла не была выполнена  второпях, или недостаточно точно, или скопирована с другой подобной. Ни одна его кукла не имела двойника. В каждую игрушку он вложил душу…не свою. Он овладел одному ему известным искусством - легко заглядывал своим просителям в душу, тщательно вникая в любые тонкости и детали, а затем вкладывал ту часть их души, которую смог разглядеть, в игрушечные глаза и щеки. Все это время, каждый день он кропотливо и целеустремленно искал, исследовал, старался понять всю глубину человеческой природы и отразить ее как можно точнее. С каждой новой игрушкой ему удавалось все большее сходство. Как говорила его младшая дочь, двенадцатилетняя Китти: «все кончится тем, что они просто оживут».

Дон по-прежнему крайне редко бывал на людях. Он вовсе не пренебрегал здешним обществом, не находил его излишне скучным или провинциальным, но при этом уделял ему времени не больше,  чем  обязывали приличия, светский этикет и занимаемое им здесь положение

Казалось, ему было просто жаль тратить драгоценное время на все, что отвлекало его от работы.

Жители часто задавались вопросом: почему бы Дону не взять себе учеников, не переложить на них часть заказов, самому между тем наслаждаться праздностью. Он преуспел так, что мог бы больше ничего не делать, живя на свое более чем достаточное состояние. Его непостижимое усердие и трудолюбие ремесленника оставались для многих загадкой. Он работал как бедняк, знавший, что если урожай на его поле не вызреет, то зимой он будет голодать. Он тратил все время и силы, точно сапожник, вынужденный содержать семерых маленьких детей.

Дети Дона давно привыкли к тому, что их отец постоянно занят и потому без крайней необходимости никогда не отвлекали его от дел.

Старшему сыну, Тому, названному в честь дедушки Дона, к тому времени минуло двадцать два года.  Он получил прекрасное образование и теперь работал в одном из столичных банков. Том был честолюбив равно как и трудолюбив, и сочетание этих двух качеств позволяло ему добиваться всего самому, не прибегая к помощи именитого отца.  Впрочем, он унаследовал  его   фанатичное трудолюбие равно как и статную фигуру. От матери же ему достались вдумчивые серые глаза в обрамлении пушистых черных ресниц. Они могли бы вскружить голову не одной девице, если б только их взгляд был не таким отстраненным и сосредоточенным на чем-то куда более важном. Однако Том был все же не настолько предан своему делу как Дон, и ему, тем не менее, была свойственна некоторая мягкость, не присущая ни Дону ни Шейле. Дон говорил, что характером он пошел в своего деда, который, несмотря на  высокий пост, все же превыше всего чтил уютное кресло у камина и сытный ужин в обществе своей обожаемой жены.

А что домладшенькой Китти, то ей было всего лишь двенадцать, и как любил говаривать Дон: «это лучшая кукла, которую я создал».

Ни внешне, ни по характеру Китти не походила ни на отца, ни на мать. Ей не досталось ни аристократичных черт лица Дона, ни утонченных Шейлы, ни ослепительно голубых и ни призрачно-серых глаз, ни пепельно-русых или золотистых волос, ни хрупкой фигурки, ни высокого роста.  Она была похожа на свою бабушку. Волосы цвета потемневшей меди зимой и янтарного меда летом, белая как молоко кожа, маленький аккуратный рот и зеленые глаза, похожие на изумруды  в оправе из темного золота. Китти едва ли соответствовала стандартным идеалам красоты, но стоило ей появиться где-нибудь, она неизбежно притягивала к себе внимание.

Не  будучи  слишком общительной, за  все это время она обзавелась только одним настоящим другом, хотя желающих дружить с дочерью кукольника ясное дело было немало. Вместе с тем вряд ли ее можно было упрекнуть  в недружелюбности или отсутствии хороших манер и надлежащего воспитания. Не стремясь быть  отличницей в школе, она, тем не менее, одинаково успешно справлялась со всеми предметами, будь то география или арифметика. Ее нельзя было назвать живой или слишком подвижной, так же как и нельзя было сказать, что она задумчива, молчалива или  мечтательна.  В ней не было присущего детям нетерпения и  неуемного любопытства. Она не слишком увлекалась куклами или нарядами подобно другим девочкам ее возраста, однако ее платья всегда ей шли, а волосы были убраны в опрятную прическу.

У нее не было даже  любимого щенка или котенка. Она была со всеми приветлива, но ни к кому не привязывалась. Лет до десяти ее характер и склонности вообще никак не проявлялись. Родители и учителя были не на шутку обеспокоены этим. Ее интересовало в равной степени все, но не настолько, что бы увлечь, вызвать привязанность или желание разобраться в данном предмете более детально. Вместе с тем она ничего не бросала из того, что было ей начато, будь то занятия музыкой или новая книга. Вы могли бы провести с ней достаточно долгое время и так и не найти ни единого слова, способного описать ее хоть как-нибудь.

Не добрая и не злая, не красавица и не дурнушка, не глупая и не талантливая. Ее нельзя было назвать даже равнодушной, потому что она никогда не оставалась безучастной к чужому горю. Единственной чертой ее характера, которую можно было отметить сразу, и которая была так несвойственна детям, было ее поразительное спокойствие.  И именно эта ее черта пленяла настолько, что люди готовы были подолгу говорить с ней или просто находиться рядом точно под гипнозом, хотя впоследствии, в сущности, так и не могли объяснить, что именно так привлекло их в этой девчушке.

Что же касается Шейлы, то она, несмотря на рождение двух детей, осталась все такой же тонкой и хрупкой, лицо ее почти совсем не изменилось, словно суровый дровосек, оставляющий морщины на лицах, не пожелал занести над ней свой суровый топор. Она  любила показываться на людях едва ли не меньше, чем ее муж. Старательно избегая всех возложенных на жен членов совета обязанностей, она вежливо, но твердо отказывалась от любых попыток вовлечь ее в общественную жизнь, будь то организация благотворительной ярмарки с выпечкой, пасхального спектакля в воскресной школе или посещение кружка рукоделия по воскресеньям.

Так же как и дети, она никогда не спрашивала мужа о причинах, вынуждающих его дни напролет проводить за работой.  За годы совместной жизни она ни разу не задала ему не единого вопроса касательно его увлечения.  Она чувствовала, что ее муж все время что-то ищет, стремится постигнуть тайну, занимавшую большую часть его мыслей. Он искал это всегда, сколько она его помнила.  Как безумный ученый, строящий вечный двигатель или алхимик, тратящий время на то, что бы превратить медь в золото, он проводил дни, вечера, а нередко и ночи в своем подвале, что-то чертя, рассматривая, подбирая и исследуя.

Шейла была единственной, кто видел его за работой. В те дни, когда он не выходил из подвала к обеду, она бесшумной тенью проскальзывала в его мастерскую, что бы оставить на столе кофе и пару сдобных булочек и немедленно уйти. Дон  до того был увлечен, что иногда не замечал ее минутного присутствия. Его лицо было сосредоточенным, губы что-то негромко шептали, глаза горели в возбуждении, содержащим, правда, примесь досады.

Иногда она позволяла себе взглянуть поверх плеча мужа на его работу. Чаще всего ей удавалось застать его в тот момент, когда он занимался прорисовкой лица игрушки или приделывал шарнирные руки-ноги к туловищу. Однако иногда он лишь сосредоточенно и очень быстро что-то писал, точно только что сделав важнейшее открытие. Так торопится записать в свой блокнот поэт, которому пришла на ум удачная строчка или химик, после  проведенного эксперимента.

Иногда же он наоборот читал вдумчиво и внимательно, поправляя свои очки в тяжелой оправе и  делая пометки на полях писем с заказами.

Шейла так же видела, что даже когда он читает трогательные детские письма, на его лица не выражается ни толики умиления, лишь та же  серьезная сосредоточенность, с которой он читал  медицинский справочник. Прибираясь на его рабочем столе, она старалась быть невидимой, точно призрак,  но иногда ей удавалось заглянуть в его записи. Циничный тон его пометок пробуждал в ней ужас. И однажды она поняла, что он так увлечено ищет .Он научился создавать идеальные формы лица, глаза, ресницы. Но ему нужно было больше - он хотел из дерева и ткани создать точную копию человеческой души. Шейла помнила, как двадцать лет назад, когда они только что поженились, он так же кропотливо исследовал различные справочники по медицине, стремясь придать своим игрушкам максимальное сходство с живыми людьми. Теперь он подобно Франкенштейну  решил пойти еще дальше.

Нельзя сказать, что Шейлу это пугало.  Она всегда уважал то, как ее муж был увлечен своей работой.  Она никогда не говорила с ним об этом, но всегда понимала, видела, как он постоянно что-то ищет, пытается разгадать загадку, одному ему известную.

Она никогда не обижалась на него за то, что он уделяет ей немного времени. Иногда ей даже казалось, что он женился на ней ни потому что действительно полюбил, а лишь увидел в ней достойную союзницу, которая помогла бы осуществить его мечту. Однако позже Дон не раз доказывал ей свою любовь и преданность, и все ее дурные сомнения на этот счет были развеяны. Проведя с ним рядом двадцать лет, она не только до сих пор любила своего мужа, но и по-прежнему была влюблена в него ничуть не меньше, чем в день их свадьбы.

Однажды вечером Дон вышел из мастерской в необыкновенном возбуждении, что для него, человека весьма сдержанного и редко выказывающего любые проявления эмоций, было поистине необычно, и никак не смогло ускользнуть от внимания его супруги. Стараясь ничем не выказать своего любопытства, она, тем не менее, украдкой рассматривала мужа. Что-то в нем вдруг переменилось. Исчезло его обычное спокойствие и сосредоточенность, уступив место лихорадочному блеску в глазах и судорожному нетерпению. В тот вечер он вышел из мастерской к ужину чуть раньше обычного, что немало удивило Шейлу, ведь, как правило, Дон проводил за работой все свое время и старался выходить точно в семь. Однако сейчас он появился на пороге кухни без четверти, наспех схватил несколько булочек и снова исчез в своем подвале. Ночь он провел там же, так и не появившись ни  к ужину, ни к завтраку следующего утра. Он поднялся только к полудню, когда солнце уже во всю светило на чистом прозрачном небе, что бы выпить крепкого кофе, так как ночь провел за работой. Шейла не стала его расспрашивать, однако как только он допил кофе, то сам рассказал ей о том, что произошло.

- Я наконец-то сделал ее, свою идеальную куклу. Наконец-то понял, как добиться нужного результата. Шейли, она похожа на тебя. Точь-в-точь как в тот вечер, когда я встретил тебя тогда в конце улицы у старого дуба. Я закончу ее через неделю, и это станет лучшим подарком нашей Китти к ее тринадцатому дню рождения. Может хоть этим я смогу немного удивить нашу маленькую снежную королеву.

Он поднял жену на руки, покружил немного и снова пропал в своей мастерской. Следующие несколько дней он не выходил оттуда ни к обеду, ни к ужину, ни даже на ночь. У Шейлы в душе нарастала тревога. Дурное предчувствие не давало ей покоя, в то время как Дон напротив был совершенно безмятежен.

Она приносила ему в мастерскую еду, но он всякий раз не давал ей спуститься вниз, встречая ее на лестнице и забирая поднос.

Он выглядел необычайно вдохновленным. Шейле казалось, что последний раз она помнит его совсем еще юным, в тот месяц, когда они только что поженились. Если бы она не знала наверняка, что последнюю неделю он провел в своем подвале в абсолютном одиночестве, она бы подумала, что ее муж всерьез увлекся другой женщиной. Ей вдруг стало неловко за то, что она испытывает такие подозрения, ведь ее супруг наконец-то за долгое время был абсолютно счастлив, получив ту последнюю необходимую составляющую, которую ему не могли дать ни дети, ни она сама. В последующие дни она старалась ничем не отвлечь и не побеспокоить своего мужа.

Она оставляла ему на столе обед, а сама занималась домашними делами или шла в сад к своим  чудесным благоухающим розам. Розы были ее страстью. Ни такой серьезной, как куклы у Дона, но тем не менее, в ее саду имелось немало редких сортов. Идеально подстриженные кустики занимали две клумбы у дома, произрастая вдоль дорожки, ведущий от калитки до крыльца. Нежные чайные, трепетно-белые, дьявольски красные, осыпанные брильянтами  росы, они манили к себе и источали прекрасный аромат, добавляя свою ноту во флакон утренней свежести.

Вернувшись, она  обнаруживала на столе лишь пустые тарелки. За все долгие годы совместной жизни Дон и Шейла никогда не расставались на срок больший, чем пара дней, и теперь Шейла физически ощущала, как соскучилась по мужу. Ей не терпелось побыстрее его увидеть, а заодно и посмотреть - какие же перемены произошли с ним за эти несколько дней.

На следующее утро она затеяла его любимый пирог, в надежде, что аппетитный запах отвлечет Дона от работы. Но не успела она замесить тесто, как он появился на пороге кухни, слегка похудевший, немного помолодевший, со счастливой улыбкой на лице. Он объяснил, что, наконец-то, закончил работу и счастливый и довольный, закружил жену по кухне.

Вечер они провели вместе у камина, причем Дон постоянно ее целовал, точно они только что поженились.

Она попросила показать ей эту новую игрушку, но он лишь улыбнулся в ответ, сказав, что это сюрприз для их Китти-котенка, который он преподнесет ей завтра.

- Дон, а ты уверен, что она не выросла из игрушек, пусть даже из таких?

Может, лучше купим ей изумрудные серьги или подвеску?

- Как захочешь, дорогая! Завтра утром я покажу ей свой подарок, а уж потом отправимся на нашу центральную улицу, и вы вдвоем выберете все, что пожелаете. А когда вернемся, мы закатим грандиозную пирушку с мясным пирогом и фруктовым мороженым. Но все-таки жаль, что ты ее не увидишь до завтра. Она ну просто вылитая ты. Даже куклы мадам Тюссо, этой величайшей искусницы, музей которой я неоднократно посещал, не сравнятся с этой копией тебя. Вчера, когда я заканчивал все мелкие детали, мне даже показалось, что она немного улыбается.

Странное беспокойство вдруг кольнуло Шейлу. Она постаралась не придать этому никакого значения, но какой-то легкий противный холодок вдруг пробежался по ее спине. Однако она лишь отмахнулась, радуясь тому, какой сегодня выдался прекрасный вечер.

Завтрашний день обещал быть не менее приятным, но к тому же еще и несколько хлопотным, поэтому сегодня не мешало бы как следует выспаться.

Перед тем как лечь спать, она еще раз спустилась вниз проверить, заперта ли входная дверь и потушен ли огонь  в камине. Когда она проходила мимо двери, ведущей в подвал, ее вдруг обдал легкий сквозняк. Ей показалось, что дверь  приоткрыта, и за ней кто-то есть. Постояв несколько минут, вслушиваясь в тишину, она все же списала все это на усталость последних дней  и разгулявшееся воображение. Тем не менее, ее посетила вдруг странная мысль: а что если ненадолго спуститься вниз и все-таки тайком взглянуть на то, что создал ее муж. Однако стоило ей об этом подумать, ее желудок точно скрутило, а голова слегка закружилась. Постояв еще с минуту у лестницы, она все же решила не спускаться в мастерскую, откуда дул такой прохладный ветер,  дабы не разболеться к утру, и отправилась спать.

Китти проснулась  от слепящего солнечного света, который все-таки пробивался в комнату, несмотря на плотно задернутые на ночь шторы. Она думала было еще немного поспать, но вдруг вспомнила, что у нее сегодня день рождения. Эта мысль тут же заставила ее окончательно проснуться и сделаться серьезной.

Она не очень-то любила дни рождения. Ей совершенно не нравилась вся эта праздничная суета вокруг нее. Кроме того, она довольно искренне не понимала, зачем собственно отмечают эти дни рождения. Как-то, когда она была совсем еще маленькой, у ее лучшего друга Тедди умерла собака. Это был самый добрый, милый и славный пес из всех, каких она только видела. Он всегда сопровождал их по дороге в школу, на речку или на каток. Ей было до слез жаль беднягу. Когда она спросила родителей Тедди, отчего он умер, то получила ответ, что псу было уже много лет, и что он умер от старости.

Китти никогда раньше  не видела смерти, но после этого случая  в ней поселился страх. Конечно, ее считали очень спокойным ребенком. Она никогда не боялась темноты, одиночества, злых духов и ночных кошмаров. Родителям не приходилось подолгу укладывать ее спать или оставлять в комнате на ночь горящую лампу. Но все же в глубине души где-то в совсем юном возрасте в нее закрался страх перед смертью, которая неизменно подкрадывалась с  каждым годом все ближе и ближе. Почему то она вдруг именно сегодня представила себе смерть довольно отчетливо, все до мельчайших подробностей: цвет, запах, ощущение. Смерть перестала быть для нее пугающей неизвестностью, темной и холодной. Теперь она вдруг увидела ее уродливое черное лицо, впалые глазницы и ледяную улыбку.

Подобные мрачные мысли были весьма некстати этим прекрасным солнечным утром. К тому же Китти никак не могла понять, как и откуда они вдруг закрались ей в голову, поэтому  постаралась как можно быстрее их отогнать. Она встала, умылась, заплела себе две аккуратные тугие косички, выбрала красивое зеленое платье, которое ей сшили еще полгода назад, и спустилась вниз по широкой массивной лестнице.

В гостиной, где часто царил легкий полумрак, сегодня все шторы были подняты, и яркий солнечный свет заливал комнату. В воздухе витали утренние ароматы только что сваренного кофе и свежих сливок, к которым примешивался доносящийся с улицы запах  свежести.

Дон и Шейла как обычно в это время сидели за столом, правда, одеты были чуть более нарядно, чем в другие дни. Шейла надела нежно-лиловое платье с изящным кружевным воротничком и собрала волосы, что делала нечасто, а Дон сменил свою рабочую одежду, в которой трудился в мастерской, на отлично сидящий выходной костюм. Китти сразу бросилось в глаза, что  в это утро он выглядел необыкновенно счастливым и возбужденным. Его лицо удивительно изменилось. Оно как будто помолодел за эту ночь.

Шейла же казалась  слегка растерянной, но, впрочем, тоже улыбалась.

Китти вошла в гостиную почти бесшумно, заняла свое обычное место за столом и налила себе кофе, точно это утро ничем не отличалось от других.

Родители тотчас встали со своих мест. Шейла чмокнула дочь в макушку, а Дон обнял за плечи.

- С днем рождения, принцесса!

- Я приготовил тебе подарок, милая! Он ждет тебя в подвале.  Мне прямо не терпится, что б ты его увидела. Ну а потом мы отправимся по магазинам и купим тебе все, что ты пожелаешь. А уж вечером отметим твой тринадцатый день рождения как полагается. Пригласим твоего дружка Тедди и устроим настоящий пир. Ты не поверишь, как я сегодня счастлив. Твой день рождения принес мне настоящую удачу. Я наконец-то смог воплотить свою мечту. Я сделал точную копию твоей матери в молодости. Тебе же интересно узнать, какой она была?

Китти вежливо улыбнулась. Ей нравились игрушки, которые делал ее отец, но она так к ним привыкла, что они давно перестали ее удивлять.

- Идемте скорее в подвал, я просто обязан вам это сейчас показать.

Оставив недопитый кофе на столе, Китти вместе с матерью отправилась вслед за Доном.

Он шел  спереди, а они медленно и торжественно шествовали за ним, вдруг заразившись его энтузиазмом, предвкушая и в самом деле увидеть что-то необычное и по-настоящему красивое. Спустившись по лестнице, они оказались в мастерской. Дон направился к самому дальнему углу, куда почти не попадал дневной свет, и им ничего не оставалось, как последовать за ним.

- Итак, дорогие мои, я наконец-то готов вам показать то, ради чего трудился всю жизнь, то, ради чего так отвратительно мало уделял времени вам и то, что теперь стало венцом всех моих творений.

Он сдернул темную занавеску, которая, подобно ширме, скрывала этот угол от остального подвала и взглядам матери и дочери предстала фигурка юной хрупкой девушки, ростом и сложением и правда походящая на Шейлу.

Лицо ее было скрыто темно-лиловой накидкой, из-под которой выбивалась пара светло-каштановых прядей.

Всегда спокойной Китти вдруг завладело такое нетерпение, что она в доли секунды оказалась рядом с новой игрушкой и почти одновременно с отцом сорвала с нее капюшон.

В ту же секунду подвал огласил истошный крик. Так кричат те, кто и вправду увидел нечто чудовищное, те, столкнувшись  лицом к лицу  со своим самым большим страхом.

- Дон, немедленно выкини эту гадость из дома!

Сквозь свой собственный крик Китти слышала, как ее мать кричит на отца впервые за все совместно прожитые годы, и от этого ей становилось еще страшнее.

Под капюшоном оказалась хорошенькая головка куклы в обрамлении чудных каштановых локонов. Но вот лица у нее не было. Вместо него была огромная черная дыра,  бездна, раскинувшаяся точно врата ада и готовая утащить с собой любого, кто осмелится подойти ближе. От нее веяло таким леденящим холодом, что казалось, можно было замерзнуть. Чем больше Китти смотрела в это пустое черное лицо, тем больше в ней откуда-то из самого живота поднимался неконтролируемый животных страх. Именно так она и представляла себе смерть и именно здесь и сейчас столкнулась к ней лицом к лицу.

Глава 3

Молодой человек в изящном и сшитом по последней моде сером с  отливом  костюме вышел из поезда и на минуту остановился, поставив чемодан не перрон.  Обстоятельства, вынудившие его так поспешно приехать из Лондона, были ему до конца не ясны. К тому же письмо, заставшее беднягу врасплох и мало что проясняющее, пришло совсем некстати. Как раз, когда дело с Белз уже шло к помолвке. Еще только вчера вечером он стоял с ней на балконе в ее доме, держал ее хорошенькую ручку в своей руке, любовался ее туго накрученными локонами и, наконец, сделал ей предложение. Ее пухленькие губки чуть дрогнули, и конечно же, она сказала «да». Родителям было решено объявить о помолвке следующим же вечером. Домой юноша только лишь не летел , переполняемый счастьем и  восторгом. Он получил все, что желал: хорошее место в банке ,повышение по службе, а теперь еще и это-любовь Беллы. Когда он год назад впервые увидел ее, удивительно хорошенькую, миниатюрную дочь владельца банка, в котором работал, то не мог и подумать, что такое счастье ему улыбнется. Даже если бы она ответила взаимностью,  ее отец все равно бы вряд ли дал согласие на брак своей дочери со служащим.  Но он не терял надежды. Весь год он посвятил только работе, и это принесло свои плоды. Отец Белз его заметил и явно выделил из общей толпы молодых служащих.  Прошло всего лишь полгода, а его уже приглашали к себе на званые обеды весьма влиятельные люди.  Он приложил все усилия, работал день и ночь, и счастье ему улыбнулось. Совсем недавно он помог отцу Белз, мистеру Балкону провернуть неплохую сделку, после чего был вызван к нему в кабинет: «Клянусь, юноша, вы далеко пойдете!». И поздравив его, он сообщил о повышении. И вот теперь у него появилась надежда, что свадьба все же состоится. За последнее время он так часто бывал у них дома, что ее отец уже должен был все понять, и если он до сих пор его не выгнал, значит, это можно было рассматривать как добрый знак.

И вот все решилось - Изабелла сказала ему «да». Прекрасная, милая, юная, хрупкая Белла согласилась выйти за него. Он не знал в точности, насколько и почему полюбил ее, но ему льстил тот факт, что он женится на дочери известного лондонского банкира. Он женился не ради денег или положения в обществе, нет. Тем более, что  благодаря отцу у него было достаточно средств, а их родословной многие могли бы позавидовать, однако юноша предпочел пока не распространяться о своем происхождении, потому как хотел получить все своим трудом.  Но, тем не менее, он понимал, что именно благодаря его чувствам к Белле он столького добился. И он был благодарен ей за это. Она все это время была его целью, его ангелом-хранителем, указывающим путь и направляющим. Она была как символ счастья, благополучия.  И в этом было много больше, чем просто любовь, ведь любовь, скрепленная финансовыми расчетами, иногда оказывается значительно крепче и долговечней пылких романтических чувств, не подкрепленным ничем, кроме клятв и обещаний.

И вот вчера когда вошел домой, счастливый и окрыленный, то слуга передал ему письмо, пришедшее днем.  Увидев адрес, юноша испытал почему-то неприятное волнение, и легкий холодок прошелся по телу. Обычно он всегда был рад письмам, приходящим из дому, но  матушка писала ему раз в две недели, а последнее письмо он получил пару дней назад. Немного нервно выкрыв конверт, он прочел следующее:

«Том (а вы наверное уже догадались, что молодой человек, о котором идет речь, никто иной как сын Дона и Шелли), с твоим отцом происходит нечто странное. Мы с Кити опасаемся за его душевное здоровье. Он целыми днями не выходит из своей мастерской. Он создал нечто какое, что полностью подчинило его себе, и практически перестал с нами разговаривать. В его подвале поселился сам дьявол. Мы не можем больше оставаться в одном доме с этим созданием и немедля переезжаем в пансионат отца Питера. Милый Том, прошу тебя приехать, как только сможешь. Мама».

Том перечитывал письмо не один раз, не в силах ничего понять.

И вот сегодня, вместо того, что бы объявить родителям Беллз об их скорой помолвке, он, отправив невесте короткую, полную нежности записочку, в которой известил ее о непредвиденныхобстоятельствах, отбыл домой первым же утренним поездом. Нельзя сказать, что Том был плохим сыном, но за время пребывания в Лондоне он несколько отвык от своей семьи и  был сильно раздосадован, что его помолвка так некстати отложилась. Он посчитал это дурным знаком, к тому же абсолютно недопустимо было заставлять Беллу ждать. Но все-таки сыновий долг обязал его приехать. Том надеялся, что ничего страшного не произошло и что, скорее всего, у матери просто разыгралось воображение. Более того, он был почти уверен, что конфликт уже исчерпан и что все семейство встретит его с радостью. И он заодно сообщит о предстоящей помолвке.

Поэтому он с вокзала решил сразу ехать домой, минуя дом пастора.

Том остановил экипаж за несколько улиц до своего дома и решил немного пройтись пешком по улицам, где прошло его детство. Последний раз он приезжал на Рождество, и с тех пор тут мало что изменилось. Аккуратные маленькие приветливые домишки с небольшими заборчиками и заботливо выращенными клумбами окружали его с двух сторон. В конце улицы он заметил небольшой магазинчик, которого не смог припомнить до этого.  Название «Лунный свет» показалось ему интересным, и он решил заглянуть внутрь. Приветливый колокольчик над дверью нежным переливом возвестил о его приходе и продавец, пожилой мужчина в вязаном жилете, поправив тяжелые очки в роговой оправе, пристально уставился на Тома. Магазинчик оказался ювелирной лавкой. Небольшая комната со стенами, отделанными синим бархатом, витрина напротив входа, синий в мелкую полоску диванчик в углу, круглое зеркало в оправе «под серебро». Владелец, очевидно, намеревался создать интерьер чарующий и загадочный, что, однако, не вполне ему удалось. Но вместе с тем магазинчик был довольно мил и уютен. Подойдя ближе, Том стал рассматривать содержимое витрины. Изящные серебряные украшения с рубинами, сапфирами, топазами произвели на него впечатление.

Молодой человек, вы выбираете что-то себе или ищете подарок?- осведомился продавец, по-прежнему с интересом разглядывая Тома.

Том на секунду задумался.

-Видите ли, я ищу подарок для моей невесты. Ничего особенного. Может, вы сможете мне помочь?

-Как ваша невеста выглядит?

-Ну, у нее синие глаза, светлые локоны,- Том просиял при одном лишь упоминании о Белле.

-Хм. Синие глаза говорите… Ей определенно подойдут сапфиры. И знаете-нам недавно как раз поступила чудесная подвеска с индийским сапфиром-думаю ей понравится-очень тонкая работа.

И продавец с видимой гордостью извлек с витрины и правда чудесный кулон-прозрачное, почти призрачное, стекло было окутано тонкими ажурными серебряными нитями, изображающими розы, сплетающимися в нежный узор. Сверху же был вделан небольшой бархатно-синий камень.

Том невольно залюбовался вещицей. Даже в Лондоне не часто встретишь подобную тонкую работу. Он представил себе, как Белла откроет коробочку с подарком, как обрадуется, увидев подвеску, как он сам застегнет бархатную ленточку на ее нежной тонкой шее, как сапфир засияет поверх шелка ее платья, как его блики будут отражаться в ее синих глазах.

И расплатившись с продавцом, он покинул магазин в прекрасном расположении духа.

Спустя еще полчаса он уже стоял у ограды своего дома. Синяя калиточка оказалась незапертой, и Том без труда попал вовнутрь.  И тут во второй раз какое-то тревожное чувство, такое же, как и тогда, когда он только хотел открыть письмо, посетило его, и неприятный холодок опять прошелся по коже. Тропинка, ведущая к дому, была покрыта мусором, листьями и опавшими лепестками роз.  Клумбы были в запустении, повсюду росла трава, а розы, которые видимо никто не трудился поливать, выглядели пожухшими и неухоженными. Том толкнул входную дверь, и она на удивление оказалась открытой. Он зашел вовнутрь, и дом поразил его неприятной тишиной.

Он прошел в гостиную, заглянул на кухню-дом выглядел пустым, запущенным и молчаливым.

Скатерть на обеденном столе посерела от накопившейся на ней пыли, в центре стоял завядший букет, полки буфета так же были покрыты пылью.

Тому стало не по себе.

Он не стал подниматься на второй этаж, а сразу пошел в мастерскую к отцу. Спустившись по добротной дубовой лестнице, Том  оказался в подвале. С этим подвалом у него была связана куча воспоминаний, которые неожиданно на него нахлынули. Он вспомнил, как совсем маленьким мальчишкой всегда мечтал побывать у отца в мастерской, как они с приятелем часами просиживали на этой лестнице, гадая, что происходит за этой дверью и при помощи какого волшебства получаются новые солдатики и паровозики. А чуть позже Том даже немного помогал отцу  в его ремесле.

Однако сейчас что-то изменилось здесь. Что-то пропало. Запах…..Так как Донн часть игрушек делал из дерева, то в мастерской всегда стоял запах свежих  досок и опилок. Теперь же Том этого запаха не чувствовал. Он подошел к верстаку, за которым Донн обычно работал. Инструменты были аккуратно сложены в углу, сам верстак был чисто убран - никаких следов опилок, никаких следов работы. Том выглядел озадаченным. Он прошел немного вглубь. На полочках были аккуратно расставлены недоделанные игрушки, парики для кукол, баночки с красками, деревянные заготовки, куски ткани. Он внимательно рассматривал все, пытаясь понять, что еще изменилось. Он дошел до конца комнаты, как вдруг почувствовал какое-то легкое едва уловимое дуновение ветра, как будто что-то проскользнуло за его спиной. Входная дверь немного скрипнула. Том быстро обернулся-никого не было. Однако его взгляд упал на то, что стояло в противоположном углу комнаты.  В темноте в самом углу был силуэт, ростом с человека, закрытый зеленой материей. Том почувствовал необъяснимое волнение. Он подошел ближе, аккуратно снял ткань и ахнул…. Перед ним стояла Белла… Не сама Белла конечно нет, но ее точная копия. Те же льняные локоны, те же глаза цвета сумеречного неба, те же аккуратные губы, нежные щеки… Сходство было настолько поразительным, что Том онемел.

Несколько минут он стоял неподвижно, не веря своим глазам. Но как такое возможно….Ведь его отец никогда не видел Беллу, даже портрета ее Том ему никогда не показывал. Как же он смог создать настолько точную копию. По-прежнему не зная, что и думать, Том аккуратно потрогал куклу. Внимательно осмотрел ее волосы, ресницы, пытаясь понять, из чего они сделаны. Ничего подобного его отец никогда до этого не делал. Ничего подобного Том никогда не видел. Он стоял как завороженный, не переставая любоваться идеальным цветом лица, нежной кожей,  струящимисяволосами…

Потом ему пришла в голову мысль. Он открыл коробочку с подвеской и надел ее на куклу. Отступил немного, залюбовавшись. Восхитительно. В глазах у куклы вдруг вспыхнул огонек. Тому даже показалось, что она ему улыбается.  Он так и стоял, не в силах избавится от наваждения, когда неожиданно  услышал тяжелые шаги на лестнице. Он резко повернулся  – за спиной стоял Донн.

Глава 4

Они пили чай в гостиной и разговаривали. Том рассказал ему о своей помолвке и об успехах на службе. Донн рассказал о том, что случилось дома.

-Видишь ли, Том, у твоей матери случилось нервическое расстройство. Она утверждает, что кукла, которую ты видел в подвале, едва ли не демон, укравший мою душу. Да, я и правда в последние месяцы очень много времени проводил за работой, почти не выходил из подвала, но ты же видел результат. Это лучшая кукла, из всех, что я сделал, а я сделал их немало. Внешне она ничем не отличается от живого человека. Я шел к этому всю жизнь, перепробовал самые различные материалы, и наконец-то нашел точное сочетание. Я был по-настоящему счастлив, когда у  меня наконец-то получилось, но твоя мама попросила выкинуть ее немедленно, и я признаться, не знаю, почему. Она утверждает, что я одержим, и убедила в этом Китти и отца Питера. Он даже приезжал ко мне, но я был настолько рассержен, что не впустил его в дом.  Том, ты же видел ее, разве похоже это создание на демона?

При одном лишь упоминании о кукле, Тома охватило внезапное волнение.

-Нет, конечно же, нет, - честно ответил он отцу, - это и впрямь лучшая из созданных тобой когда-либо игрушек.

Оба на минуту замолчали. Тому стало досадно, что все вышло именно так. С одной стороны ему очень хотелось, что бымама быстрее поправилась. Сдругой,  было жаль, что он отложил помолвку и примчался сюда.

 Поразмыслив немного, он пришел к выводу, что ничего страшного не произошло, и родители непременно помирятся, как только его мать немного успокоится.

Отправляясь ко сну, он решил  завтра же как проснется отправиться в больницу Св. Бригиты, а оттуда сразу на станцию, что бы уехать в Лондон утренним поездом.

На следующий день Том вышел из дома с чемоданом, с которым и приехал, и отправился в центральную часть города.

Церковь Святой Бригитты, куда направлялся младший Хиллз, являла собой главную городскую достопримечательность.Построенная еще в шестнадцатом веке как часть женского монастыря, она возвышалась с левой стороны от старой рыночной площади, отбрасывая на последнюю длинные мрачные тени и образуя вкупе с расположенным аккуратно напротив зданием городской ратуши центральную городскую площадь.

Довершал этот ансамбль неброский фонтан, изображавший двух крупных карпов, выплевывающих в небо струи воды.

Слева от церковной стены начинался высокий каменный забор, отделяющий площадь от построек старого женского монастыря,  здание которого теперь служило городской больницей.

С площади в больницу можно было попасть, лишь войдя сначала в церковь, что Том и сделал.

Он отворил массивную с резьбой дверь и попал внутрь. Солнечный свет, проскользнувший вслед за ним через дверной проем, на несколько секунд окрасил каменные полы в мягкий золотой цвет.

Внутри царила тишина, нарушаемая лишь размеренным голосом священника. Том застал конец утренней службы. Отец Питер, которого Том помнил с раннего детства, заметил его у  входа. Он кивнул ему, а затем вернулся к молитве.

Том присел на последнюю скамейку от входа. В ожидании, пока отец Питер освободится, он принялся осматривать витражи.

Будучи подростком,  он ходил в эту церковь каждую неделю, и потому прекрасно помнил мельчайшие детали каждого из этих вытянутых заостренных сверху витражных окон. На первом была изображена сама Бригитта, милая и кроткая, с нежным румянцем на лице, юная немного озорная улыбка никак не вязалась со строгостью ее монашеского одеяния.

На другом окне был выложен традиционный кельтский крест, символ слияния дикого язычества и смиренного христианства.

Два оставшихся окна украшали фигуры святых, выложенные синими и рубиново-красными стеклами.

Скромный алтарь, ряды строгих черных скамеек, будка для исповеди. Здесь ничего не изменилось с тех самых пор, когда Том был еще школьником.

День был будним, поэтому прихожан было немного. Как только служба была окончена, Том подошел к святому отцу.

Отец Питер заметно похудел и поседел с тех самых пор, когда Том видел его в последний раз. Он выглядел встревоженным, а глаза смотрели воспалено, точно ему было больно от солнечного света.

-Том, прости меня за дурные вести-я вынужден сразу перейти к делу. Давай спустимся в сад.

Церковный сад, большой и уютный, куда они попали, выйдя через боковую дверь и спустившись по старым, уже полуразрушенным от времени ступеням,  утром был пуст. Лилии,неизменные спутницыпохоронной церемонии, пестрые нежные ирисы, очаровательно скромные незабудки,  благоухающие розы стройными рядами росли здесь на аккуратных клумбах, заботливо опекаемые здешними немногочисленными послушницами.

По бокам от центральной тропинки находились усыпальницы церковных служителей. Надгробия где-то с обычными выточенными из камня крестами, где-то более поздние-датированные восемнадцатым веком, со склонившимися ликами ангелов, поражали своей монументальностью и красотой. В саду царили свежесть и умиротворение раннего утра.

Отец Патрик отозвал Тома на одну из боковых дорожек, ведущих в сторону больничных корпусов.

-Том, мне правда не хочется огорчать тебя, но твоя матушка очень плоха. Ты уже был у себя дома?

-Да. Я приехал вчера в обед и уже виделся с отцом, и он уже успел мне рассказать, что произошло в мое отсутствие.

-Это ужасно, Том. Злой дух полностью поглотил твоего отца. А у твоей матушки не хватило сил противостоять столько сильному сопернику, как дьявол. Я ездил к вам домой, пытался поговорить с Доном, но он прогнал меня. Я взывал к его разуму, но он даже не захотел меня выслушать.Я боюсь, что он одержим, и что теперь я уже не в силах что-либо поделать.

Том выглядел озадаченным.

-Отец, простите меня, но  был вчера дома, разговаривал с ним, он выглядит вполне здоровым.

-Да, да. Он уверен, что он здоров, но Том, ты же понимаешь, что все это значит…

Его душа больна, а он не желает просить покаяния и помощи.

-Да что собственно произошло? –не выдержал Том, задав вопрос немного грубее, чем следовало.

-Все дело в том, что твой отец именует куклой. Это зло, которое поселилось у вас в подвале.

-Та, кукла, с человека ростом, которая похожа на живую девушку?

-Ты уже видел ее, Том?

-Да, видел. И она по истине прекрасна. Она-лучшее из всего, что моему отцу удавалось за все время создать.

Лицо святого отца перекосила гримаса.

- Боже, Том. В ней и таится зло. Это она довела твою мать до тяжелой болезни и сделала твоего отца одержимым. Ты же знаешь, что он прекратил работу над остальными игрушками? Знаешь, что он ни разу не навестил твою мать и не поинтересовался как дела у Китти?

-Да, знаю. Но он объяснил мне оба этих факта. Он очень устал после того, как сделал куклу на день рождения Китти. Поэтому пока решил сделать перерыв в работе. А то, что он не навещал мать значит лишь то, что он боится сейчас ее нервировать. Ждет, пока она немного успокоится, а возможно и выздоровеет, только и всего.

Отец Питер неодобрительно посмотрел на Тома.

-Том, я опасаюсь и за тебя тоже. Тебе необходимо прийти завтра на службу, причаститься и исповедоваться. Неизвестно какое влияние это создание может оказать или уже на тебя оказало.

-Святой отец, к сожалению, я не смогу, так как должен сегодня же покинуть город и вернуться в Лондон-дела не терпят отлагательства.

Отец Питер остановился и с еще большим подозрением стал смотреть на Тома.

-Неужели ты не останешься до тех пор, пока твоя мать не поправится? Неужели не попытаешься спасти своего отца?

-Простите сэр, -теперь Том заговорил тоном, которым он обычно отказывал банковским должникам в отсрочке в оплате долга, но думаю, в этом нет необходимости. Я говорил с отцом сегодня-он пребывает вполне в добром здравии, а что касается матушки, то я уверен - у нее просто нервическое расстройство, которое в скором времени пройдет. Меня же в Лондоне ждут неотложные дела. Я сожалею.

Он увидел, как лицо святого отца вдруг сморщилось, что-то похожее на страх мелькнуло в его выцветших серых глазах.

-Том, я вынужден спросить тебя, сколько времени ты провел с этой куклой? Ваш отец сказал вам, как и из чего она сделана??

-Увы нет, святой отец. Я просто похвалил его работу и спросил, как ему удалось такое поразительное сходство. Он лишь сказал, что провел много времени, придумываю из чего сделать волосы и кожу, что б добиться такого эффекта, как он делал глазницы из специального стекла, которое заказал в Париже, как вручную приклеивал каждую ресничку.  Как изобрел новый шарнирный механизм, что б ее руки и ноги двигались как у живого человека. Это лучшая его работа. Это больше чем просто кукла. Это произведение искусства, и я уверен,что если он и войдет в историю, то именно благодаря таким игрушкам.

- Том, мальчик мой, ты пугаешь меня.

-Святой отец, вы сами-то ее видели,- уже с нескрываемым раздражением воскликнул Том.

-К сожалению, твой отец не пустил меня даже на порог, - холодным сдержанным тоном напомнил отец Питер.

-Если бы видели, то поняли, что ничего страшного в ней нет. А теперь, если вы не возражаете, я бы хотел увидеть мать и сестру,  потому как через два часа я должен быть на вокзале.

-Вы совершаете огромную ошибку, молодой человек, - грустно сказал святой отец,-а я, к сожалению, никак не могу вас остановить. Ваша семья в опасности, а вы даже не делаете попытки ее спасти. Однако идемте, я провожу вас квашей матушке-может, увидев ее состояние, вы перемените свое решение….

Они пошли по вымощенной желтым гравием дорожке к пансиону, который  с одной стороны примыкал к церковному двору, а с другой к городской больнице. Отец Патрик оставил Тома у небольшого фонтанчика, в котором плескались золотые рыбки, а по бокам стояли массивные кованые скамейки, и ушел за Шейлой.

Оставшись в одиночестве, Том задумался обо всем, что только что услышал. Где то в глубине души он понимал, что святой отец прав и  следовало бы задержаться ненадолго, но он так же понимал, что не может рисковать их с Беллз помолвкой, что ставки слишком высоки. «В любом случае я могу вернуться сразу после», -размышлял он.

На несколько секунд мысли его остановились, он лишь смотрел, как беззаботно снуют в небольшом фонтанчике рыбки, как уже достаточно распалившееся утреннее солнце играет с их золотистой чешуей,  как они оставляют рябь на воде, как легкие волны ударяются о каменные стенки фонтана. Он немного расслабился, на него снизошло умиротворение этого поистине волшебного места.

-Том, мальчик мой, милый, как я рада тебе.

Том резко вскочил и то, что он увидел, его неприятно поразило. Перед ним стояла его мать, сильно похудевшая и постаревшая за последние две недели. Скромное коричневое платье с высоким воротом свободно болталось на ней. Каштановые волосы, обычно легко струившиеся по плечам, были стянуты в тугой пучок на голове. Лицо было высушенное, черты заостренные, кожа выглядела серой, как после длительной изнуряющей болезни.

Том нежно обнял и прижал ее к себе, исполненный  жалостью к этой любимой, болезненно  хрупкой женщине.

-Давай присядем, Том, - она направилась к одной из скамеек, находящихся в этом садике еще бог знает с каких времен.

-Как ты, мамочка? - он старался говорить нежно и вкрадчиво.

-Том, мне намного лучше. Здесь хорошее место, и все так добры ко мне. Мы с отцом Питером считаем, что у нас еще есть шансы спасти твоего отца.

Том неловко замолчал.

- Как тебя тут лечат?

- Ох, здесь кроме меня и Китти никого и нет-ты же знаешь, наши жители все отличаются отменным здоровьем. Я встаю рано и обычно посещаю утреннюю службу, затем помогаю отцу Питеру и матушкам ухаживать за церковным садом. Китти ходит в школу, а когда возвращается, то мы идем гулять или  на службу.

-То есть ты хочешь сказать, что тебя никто не лечит? Что ты не показывалась врачам и не принимаешь никаких пилюль???

Том был рассержен.

-Том, милый, я не больна. Я просто не могу оставаться в нашем доме и не могу позволить, что бы Китти там осталась, не хочу подвергать ее опасности. Она и так очень сильно напугана. А у нас в доме мы в опасности и что еще хуже-наши души там в опасности. Я молюсь тут день и ночь о твоем отце, молюсь, что бы зло отпустило его.

Том был вне себя:

-Мама, милая, что ты говоришь.  Тебе необходимо в хорошую больницу. Давай я поговорю с отцом, и мы отправим тебя в хороший частный пансион на некоторое время.

Шелли испугалась. Ее глаза расширились.

-Том, что он наговорил тебе про меня?

-Ничего, мама. Я и сам все вижу. Тебе нужна помощь. Ты больна.

-Том, ты был в доме, ты видел ЕЕ???? Это порождение тьмы, безликое. Ты видел ее черную дыру вместо лица, видел????

Том тяжело вздохнул.

-Мама, я видел ее и ее лицо я тоже видел. Там нет никакой черный дыры, обычное кукольное лицо, сделанное чуть более детально, чем все, что он делал до того.

Шелли встала, закрыла рот руками:

-Господи, Том. Ты говоришь прямо как он. Господи, она и в тебе уже пустила корни…

-Мама, да пойми, что тебе нужна помощь, а не молитвы и разговоры о спасении души. Я готов отвезти тебя к хорошим врачам, пожалуйста. У нашего отца сохранились связи в медицинских кругах, уверен, он сможет без труда сможет найти  лучших  специалистов.

-Том, уезжай отсюда немедленно, уезжай пока она не захватила тебя окончательно. Я прекрасно о себе позабочусь. Святой отец и матушки обо мне позаботятся. Мы вместе попробуем спасти твоего отца и тебя тоже. Я буду молиться день и ночь. Бог милостив, и я знаю, он услышит меня. Том….

Из серых  блестящих глаз упала пара крупных капель.

Том не знал как себя вести, когда женщина плачет. Тем более, когда перед ним его собственная мать. Тем более, когда она можно сказать не в себе. Его разрывало множество разных противоречивых чувств: жалость, досада, страх, волнение. Вся атмосфера этого утра и этого сада вдруг показалась ему какой-то тяжелой и давящей. Он  вдруг почувствовал в воздухе запах горя и безнадежности этого места, физически ощутил как все молитвы, произносимые в этой церкви да и в примыкающей к церкви богадельне (теперь ему хотелось назвать пансионат именно этим немного оскорбительным словом), все эти просьбы о спасении души, помиловании, все эти стоны и мольбы несчастных никуда не уходят-они оседают здесь же –витают в воздухе и давят на тех, кто сюда приходит, тяжким грузом.

Ему было жаль его собственную мать, но в то же время он явно почувствовал непонятно откуда взявшееся отчуждение, желание как можно быстрее уйти отсюда, а лучше уехать. Он стоял молча, не зная, что сказать, когда Шейла вдруг взглянула на него очень внимательно. Ему показалось, что она отчетливо поняла все, что творится у него в душе. Она смотрела на него пристально, точно пыталась прожечь его взглядом своих серых глаз. Ему стало даже немного не по себе. Они молчали. Она силилась в нем что-то рассмотреть. Он ждал, когда истечет положенное время для визита вежливости. Теперь он даже не хотел сообщать о  своей помолвке. Он кинул невольный взгляд на часы на своем запястье. Оставалось еще полтора часа.

-Тебе пора, Том?

-Да, я должен уехать, у меня неотложные дела в Лондоне.

Он старался избегать ее тяжелого сверлящего взгляда. Однако в какой-то момент все-таки поднял  глаза и то, что он там увидел, повергло его в шок. Глубокое отчаяние, лицо, искаженное  горем. «Господи, да что же происходит», - думал Том, -«я всего лишь приехал навестить больную мать, а теперь вынужден уехать, так как служба не терпит отлагательств. Так в чем же дело. Что ее так тревожит и обижает».

Он сделал над собой усилие, а затем нежно обнял ее: «Все будет хорошо, я уверен, все будет хорошо. Нашу семью ничто не разрушит»

Он обнимал ее и ничего не чувствовал. Когда он посмотрел на ее лицо, увидел, что она отстранилась и смотрит куда-то вдаль.

-Уже ничего нельзя исправить, Том. Я все понимаю. Ты считаешь меня безумной.  Я прошу только об одном, только об одном, Том. Пожалуйста, присмотри за Китти. Не дай ей как и мне остаться в этой богадельне, не позволяй ей уйти в монастырь после моей смерти. Пусть она выйдет замуж, пусть хотя бы она будет счастлива.

Том уставился на нее. Самое ужасное, что он  понимал – она говорит правду. Ей, молодой, красивой, цветущей, любящей и любимой женщине и правда осталось немного. Он вдруг тоже это почувствовал. И вот уже в третий раз за все время все тот же неприятный холодок прошелся по телу, разрушив всю теплоту и нежность этого утра.

«Все будет хорошо», -только что и мог повторять он. Он пытался убедить в этом ее, себя.. «Да а что собственно плохо», - размышлял он, -«Я уеду, объявлю о своей помолвке отцу Беллы, потом вернусь, мы вместе с отцом заберем Китти домой, а маму отправим в хорошую частную клинику под  Лондоном. Там отличные врачи и они быстро поставят ее на ноги. Надо просто подождать»

- А где Китти, мам? - осведомился он.

-Она еще в школе, Том. Я прошу-не бросай ее.

-Я привез ей подарок. Я хотел бы ее увидеть.

-Она не скоро придет. Обычно после школы она идет гулять с Теддом.

Том улыбнулся. Старина Тедд. Лучший друг детства его сестрички, милый пухлый паренек в коротеньких всегда разорванных штанишках и синей курточке. Он улыбнулся, вспомнив, как Тедди впервые пришел к ним в лавку с  родителями в возрасте 6 лет что бы выбрать себе подарок на день рождения. Он хотел железную дорогу, но когда увидел на полке большого толстого плюшевого медведя в таких же, как и у него коротких штанишках, сразу передумал. Он обнял медведя и больше его не выпускал до тех пор, пока родители не отдали чек. Он даже не позволил его упаковать. Тогда то они с Китти и подружились. И с тех пор были неразлучны. Китти и ее друг-медвежонок, как часто, шутя, называли его домашние, что часто очень сердило Китти. Она не терпела, когда ее друга обижали даже в шутку.

-Передай ей от меня пожалуйста- он протянул красивый голубой пакетик, перевязанный синей ленточкой, -ее любимые, -улыбнулся он. В пакетике лежали привезенные из Лондона фиалки в сахаре-он успел их купить, пока ждал поезда - знал как сестренка их обожает.

-Мне пора, мам. Передай привет старине Тедди и обними за меня Китти. Я соскучился по ней. Все будет хорошо. Я вернусь через неделю-обещаю тебе, милая.

С этими словами он обнял мать и покинул этот приют смиренных и  отчаявшихся душ.

Когда он садился в поезд, его терзали различные мысли по поводу произошедшего в их семье, однако уже к середине дороги они развеялись и сменились веселыми и радостными: о Белле, предстоящей помолвке и новой жизни в Лондоне. Спустя 2 часа пути он и думать забыл обо всем плохом. Все ему казалось теперь простым и легкоразрешимым. Он отправился в буфет и выпил там бокал отличного шампанского. Уже завтра он увидит любимую. Уже на этой неделе решится их судьба. Он открыл коробочку с кулоном, который вез для невесты, еще раз полюбовался, и, пребывая в радужных мечтах, даже не заметил, как поезд достиг Лондона. Все переживания были позади, освободив место для будущего счастья. Безумный, живой, суетливый и подвижный Лондон встретил Тома, и Том как никогда был рад возвращению.

Глава 5

Том крутился  перед зеркалом, тщательно поправляя галстук. Так как прислуги у него еще не было, с фраком пришлось справляться самому. Мадам Вивьен уверила его вчера в магазине, что фрак сидит идеально, однако Том все равно переживал. Он не пожалел денег на щегольской костюм, который и правда безупречно сидел на его идеальной молодой фигуре, подчеркивая все ее достоинства.  Черная торжественная ткань необыкновенно шла Тому, придавая зрелости и солидности.  Отличный крой говорил о том, что костюм сшит в хорошем ателье по последней моде.  У него оставался добрый час до выхода, и он ужасно нервничал.  В конце концов, он спустился на первый этаж дома, где снимал квартиру и постучался в дверь своей наемщицы мадам Золе. Сердобольная старушка всегда относилась к Тому хорошо и в первое время всячески опекала и поддерживала  его в этом чужом, казавшимся ему огромным, городе.  Мадам Золе  была у себя. Она вязала, сидя в огромном плетеном кресле, а у ее ног играл с клубком очаровательный серый с белыми лапками котенок.

-Входи, мой мальчик, - радостно воскликнула она.

Здравствуйте, мадам Золе. Как ваша спина сегодня?- осведомился Том. Причем осведомился не из вежливости-мадам Золе страдала ревматизмом, и ему искренне было жаль старушку.

-Уже намного лучше. Спасибо за совет моей тетушке Мерри-я теперь всегда на ночь делаю травяной компресс, что она посоветовала. Однако оставим мои старушечьи разговоры для моих соседушек-расскажи лучше как твоя помолвка. Я слышала, сегодня в доме Балконов устраивается званый вечер в твою честь.

-Ах, мадам. Вы не представляете себе, как я счастлив и как я обожаю Беллу. Год назад я и не мечтал о подобном.

Старушка поправила очки:

-Ты хороший юноша, Том. Твоей невесте повезло. Я слышала, что она у тебя красавица. Вы уже решили, когда состоится свадьба?

-Боюсь что только через год, мадам Золе. Она хочет все тщательно подготовить и спланировать, говорит, что это будет самый счастливый день в ее жизни. В моей, честно говоря тоже.  За год мне предстоит найти съемную квартиру побольше. Однако знали бы вы мадам, как тяжело мне будет с вами расставаться.

-Мне самой будет очень не хватать тебя, Том. Но я смею питать надежду что ты хоть изредка будешь навещать занудную надоедливую старушку вместе с молодой супругой.

Том нежно улыбнулся:

-Уверяю вас, это будет первый визит, который мы нанесем в Лондоне сразу после венчания. Я хотел бы вас спросить-как вы находите мой фрак. Сегодня состоится официальная помолвка, и я очень хочу, что бы Белле не пришлось за меня краснеть.

-Ты выглядишь чудесно, мальчик мой.  О лучшем женихе и мечтать нельзя. Если б я была молода, то влюбилась бы в тебя без памяти.

И они оба от души расхохотались.

Как вы уже догадались, Том сегодня отправлялся в дом Изабеллы на торжественный прием в их с Белз честь по случаю их помолвки.  Сегодня там должны были собраться все влиятельные и известные личности в городе. Поговаривали даже, что сам мэр, находящийся в отъезде, прислал Белле букет нежных белых роз утром.

Сама же помолвка состоялась неделю назад. Как только Том приехал в Лондон, он ненадолго заскочил домой, где его застало письмо от Изабеллы, и помчался на службу. Белла была заметно опечалена тем, что Тому пришлось уехать-ей не терпелось  уладить все дела с родителями. Она выражала надежду, что все семейные неприятности Тома скоро разрешаться, и что уже на это неделе они объявят ее родителям о помолвке.

По пути на службу Том заглянул в цветочную лавку и заказал для Беллы простой но очаровательный букет незабудок, приложил к нему записочку, что непременно заедет вечером и помчался на службу, где его ждал трудный но приятны рабочий день со множеством дел, с которыми надо сказать Том всегда успешно справлялся.

Он был так увлечен распутыванием одной кредитной истории, что даже не пошел на обед и опомнился только, когда часы в холле банка пробили шесть. Он как раз успел составить блестящий отчет по этому поводу, разобрать все бумаги, накопившиеся за пару лет, подшить их в массивную папку и вынести свой вердикт насчет продления кредита семейной паре, замешанной в финансовых махинациях. Еще до отъезда он, используя давнее знакомство с приятелем по институту с юридического факультета, навел справки в суде относительно этого семейства и не забыл упомянуть в отчете и это тоже. Последнее, разумеется, неофициально-просто приложил записочку для отца Беллы. Он бы мог поработать еще, но должен был ехать домой, чтобы переодеться и явиться к невесте в надлежащем виде. Когда он спешил по лестнице, то столкнулся с отцом Изабеллы- мистером Сэмом Балконом. Тот неспешно шествовал по лестнице в своем дорогом пальто, держа в одной руке шляпу, а другой опираясь на трость.

-Ах здравствуйте, здравствуйте, молодой человек! Как продвигаются наши дела?

-Я как раз закончил отчет по поводу того запутанного дела, которое попало ко мне месяц назад. Я уже отнес отчет вашему секретарю-можете ознакомится с ним завтра или сегодня, если желаете. Я так же изложил в отдельном письме   свои мысли на этот счет.

-Любопытно почитать, молодой человек. Уж  что-что, а голова у вас работает отменно. Мне всегда интересно наблюдать за вашей работой. Пожалуй, я сейчас же ознакомлюсь с вашим отчетом. Вы спешите?

Том немного смутился.

-Вовсе нет, если хотите, я поднимусь с вами, можно разобрать это дело вместе.

Мистер Балкон ухмыльнулся:

-Подозреваю, молодой человек, что этот вечер вы с большим удовольствием провели бы с одной очаровательной синеглазой юной леди, которая признаться в последнее время только о вас и говорит.   А уж кому как не мне не знать, как она иногда бывает капризна, если пренебречь ее желаниями. Так что я отпускаю вас с условием, что мы непременно встретимся вечером у меня дома за тихим семейным ужином.

Том просиял. Все складывалось как нельзя лучше. Он быстро заскочил домой, переоделся, купил по пути отличный букет на этот раз в одном из самых дорогих салонов и помчался к Белле.  Она сама встретила его на лестнице, не дожидаясь дворецкого. На этот раз чудесные локоны были собраны на затылке и подколоты бархатным цветком- по последней моде, разумеется. Простое, но изящное белое платье делало ее едва ли не привлекательнее, чем все вечерние туалеты Лондона.

-Том, милый, я так соскучилась. Как твои дела? Надеюсь, все домашние конфликты разрешились?

- Да, Белз, все в порядке, - Тому было  неприятно врать, но был ли у него другой выход, - мама немного приболела, но сейчас ей значительно лучше. Когда я приехал, она уже  почти поправилась, да и врач сказал, что все позади-просто нервы. Одним словом, все хорошо.

-Вот и славно, - Белла просияла, - ты сказал ей о нашей помолвке, Том?

-Ну конечно же, - он улыбнулся немного неловко, стараясь ничем не выдать ложь.

- И как она отреагировала? - спросила Белла, изображая волнение, но между тем прекрасно понимая, как может отреагировать любая женщина на сообщение, что ее сын женится на одной из самых красивейших и богатейших девиц страны.

-Милая, ну конечно же она за нас счастлива. Я так ей тебя расписал-ей не терпится с тобой познакомится.  И моей сестренке Китти тоже. Про отца и говорить нечего-он будет сражен твоей красотой. Тем более ты так похожа на…

Тут Том осекся. Он вспомнил про подвал, про куклу с локонами Беллы и про то, какой эффект произвела она на его мать и сестру, и сердце его сжалось. «Пожалуй, им не стоит приезжать на свадьбу», - мелькнуло у него в голове.

-Похожа на кого, Том?-Белла внимательно смотрела на него все это время.

-Мммм, похожа на первую раннюю луну на майском небе, на букет незабудок и на самый драгоценный камень на свете, - тут он хитро улыбнулся и извлек коробочку с подвеской, -

Это тебе, любимая.

-Ах, боже, что там? Том, право не стоило,-она захлопала в ладоши от восторга.

-Ничего особенного, просто открой.

Она распахнула коробочку и завижжала:

-Том, оно прелестно. Где ты только такое отыскал. Я прекрасно знаю все ювелирные магазинчики в этом городе, и ни в одном из них нет такой прелести. Все просто умрут от зависти. Обожаю тебя.

С этими словами она кинулась ему на шею.

- И цветы просто прелесть. Проходи наконец, что мы стоим в прихожей.  Я велю немедленно накрывать на стол-отец уже дома.

И одарив Тома поцелуем в щеку, она убежала на кухню давать указания, а Том последовал в гостиную, немного робея по правда сказать-он все же предпочел бы, что бы его туда проводили.

В гостиной его ждали мистер и миссис Балконы.

-О, Том, я прочитал твой отчет и вынужден похвалить тебя за блестяще проделанную работу. Кроме того, данные, полученные тобой в суде, в корне меняют суть дела и по правде говоря, теперь я думаю, что не стоит доверять этим людям.

-Я право того же мнения, сэр, -учтиво ответил Том.

-А где же эта юная леди, оставила гостя одного на пороге-где только ее манеры, - притворно нахмурилась миссис Балкон.

-Она торопилась распорядится, что бы быстрее подали ужин, миссис Балкон, -тот час же вступился за невесту Том.

-Ах Том, вы избалуете ее. Уж я то знаю свою дочь-она может очаровать любого, но иногда бывает просто несносна. Однако, идемте в зал-нас ожидает сегодня отменный ужин. Ничего особенного, но, милый – она обращалась к мужу, - помнишь тебе так понравилась форель на званом обеде по случаю помолвки нашей крестницы Вирджинии-так вот, ее матушка наконец то прислала сегодня утром мне рецепт, которым с ней в свою очередь поделилась ее тетка из Америки-там сейчас очень модно это блюдо. Я отдала рецепт нашей милой Аннет-а ты же знаешь-она творит чудеса. Уверена, у нее получится не хуже, чем у этих американцев.

Аннет-кухарка Балконов, и правда была кудесницей. Ей удавалось все от запеченной свинины и тыквенного пирога, до изумительных бисквитных пирожных и ягодного льда, который обожали молодые девицы, посещающие знаменитые приемы Балконов. Она провела с ее хозяевами уже почти 20 лет, и чета Балконов скорее бы согласилась сменить страну проживания, чем свою верную кухарку Аннет.

Сегодня на так называемый скромный ужин кроме запеченной в сливочном соусе форели были поданы так же спаржа, говяжье отбивные, жареный картофель, холодный овощной суп и яблочный пирог с мороженным на десерт.

Сэм Балкон приказал открыть бутылочку отменного вина из его погреба и предложил тост:

-Как все здесь собравшиеся уже наверное догадались, сегодняшний семейный ужин посвящен некому событию, которое нам сейчас предстоит обсудить. Дело в том, что мы с мисс Балкон уже давно заметили, что вы, Том, частый и желанный гость в нашем доме. Так же от нашего внимания не ускользнуло и то, что вы питаете особую привязанность к нашей дочери Изабелле, которая в свою очередь отвечает вам взаимностью. И так как она не сочла нужным ничего от нас скрывать, то мы с мисс Балкон уже в курсе вашей помолвки. Не скрою, молодой человек, что руки Беллы добивались многие влиятельные молодые и не очень молодые люди,  но пусть меня назовут непрактичным несмотря на многолетний опыт работы с финансами, в плане брака и семьи я всегда полагал что надо опираться на истинные чувства. Кроме того я нахожу вас, Том, на редкость сообразительным молодым человеком, и убежден что вы сделаете блестящую карьеру. Ваш сегодняшний отчет окончательно убедил меня в этом. Поэтому я с легким сердцем вверяю вам судьбу моей дочери и не имею ничего против вашего брака. Уверен, что ваши родители так же против.

От полноты чувств Том не сразу сообразил, что ответить. Однако этого и не потребовалось. Миссис Балкон присоединилась к поздравлениям, пожелав дочери счастья, а Тому терпения. После чего все пожелания были скреплены звоном бокалов. Остаток вечера был посвящен обсуждению того, как лучше организовать помолвку, когда устроить званый ужин, кого пригласить и наконец-когда отметить свадьбу. Том уехал домой уже за полночь, однако на следующее утро появился на работе раньше других и сразу принялся за дела. И вот прошла неделя, прекрасная замечательная неделя, в течении которой он каждый день бывал у Балконов, пил с ними чай, слушал как Белла поет и играет на пианино, стоял с ней на балконе, писал стихи в ее альбом, любовался ее нежным взглядом и был абсолютно счастлив. Из дома никаких известий больше не приходило, и Том успокоился окончательно. Он решил, что нет надобности спешить и решил нанести визит домой уже после официальной помолвки.

И вот наконец долгожданный вечер настал. Том одним из первых приехал в освещенный сегодня всеми огнями особняк Балконов. Однако у въезда он заметил пару экипажей, один из которых принадлежал кузине Беллы, той самой Вирджинии, а два других ее престарелой тетушке Одель Оливер и ее сыну, знаменитому на весь Лондон франту и сердцееду мистеру Питеру Оливеру. На этот раз дверь перед Томом распахнул дворецкий.

Он принял его шляпу и трость, и Том, бросив на себя последний оценивающий взгляд в зеркало, устремился по лестнице вверх. В зале уже находились все немногочисленные родственники Балконов. Тетушка Одель разместилась в самом центре залы напротив входа так, чтобы видеть всех прибывающих гостей.  На ней был надет чепец из тонкого голландского кружева и нежное, цвета чайной розы, платье. Она слегка потряхивала своей старушечьей головкой в  ожидании, пока пребудет все высшее общество. Ее сын Питер являл собой сегодня, впрочем, как и в любой другой день,   образец вкуса и элегантности, облаченный в отличнейший фрак, он стоял у спинки кресла своей матушки с озорным и насмешливым выражением лица. Этот вечер сулил ему много новых женских сердец, ибо, как известно, в подружках у Беллы всегда были самые красивые, знатные и богатые девицы этой части Англии. Увидев Тома, он отошел от своей матушки и крепко пожал ему руку.  К чести Питера надо отметить что он, будучи наследником огромного состояния своей матери, никогда не отличался высокомерием или чванливостью. И хотя ему не надо было, как Тому работать с утра до ночи, что бы обеспечить себе достойное будущее, он с уважением относился ко всем, не взирая на положение в обществе и состояние. Забегая вперед, следует отметить что он, покоривший сотни женских сердец во всей Англии и еще около полусотни в Европе и даже пару десятков в Америке, довольно рано женился на симпатичной, но скромной дочери обычного служащего средней руки. Они завели троих детей и прожили довольно счастливую совместную жизнь на удивление всем, кто считал, что из парня не выйдет толку. Правда его брак вызвал кучу негодования и обсуждений в свете, ибо множество девиц мечтали оказаться на месте его невесты, поэтому семья переехала жить в загородное поместье, где Питер очень неплохо справлялся с хозяйством и устраивал для тамошнего провинциального общества очень уютные и милые балы и вечера.

Однако вернемся к приему. Родители Беллы сегодня светились счастьем. Сэм Балкон прекрасно смотрелся во фраке, ибо несмотря на возраст смог сохранить довольно статную фигуру. Его жена была в темном бархатном платье, которое впрочем более уместно было бы надеть в театр. Ее довольно внушительные бриллианты играли всеми цветами радуги, бросая отблески на ее здоровые налитые щеки. Высокая прическа открывала тонкую длинную шею, а изящные браслеты подчеркивали красивые запястья.

Самой же Беллы и ее кузины Вирджинии пока еще не было.

-Заканчивают последние приготовления наверху, -весело подмигнул Тому мистер Балкон.

Затем на лестнице послышался легкий приглушенный девичий смех и шуршание платьев, и в зале появились Вирджиния в прелестном бледно-розовой платье, перевязанном широкой атласной лестницей под грудью и Изабелла.

Все, кто был в этот момент в зале, замерли, уставившись на нее. Она не стала сегодня собирать волосы в высокую прическу и накручивать пряди, что бы они спадали завитушками. Наоборот-она оставила волосы несобранными так, чтобы они струились по плечам подобно лунному водопаду, делая ее похожей на полуночного эльфа. Она выбрала платье из полупрозрачной темно-серой ткани, которая придавала ей призрачный неземной вид. Ее глаза, всегда поражающие своей синевой, сегодня сияли синими и серыми переливами,  на молочно-белой шее сиял подаренный Томом ажурный кулон, блеск которого довершал картину. Эта была совсем не та Белла, веселая, легкомысленная красавица, которую они привыкли видеть каждый день. Что-то совсем иное появилось в ней, в одночасье наполнило ее красоту внутренним  содержанием. Она смущенно улыбнулась, хлопнув длинными густыми ресницами. Ее родители ахнули-даже они не ожидали такого и разглядывали свою дочь как будто видели в первый раз. Что касается Тома, то он даже не знал как подойти к этой призрачной красавице. Первый от шока оправился Питер. Он направился к лестнице и подал Белле руку:

-Мисс, вы сегодня так прекрасны, что даже луна, царящая на этом небосклоне с сотворения мира, готова сегодня уступить вам свое месте.

Белла лишь нежно улыбнулась и взяла кузена под руку.

Том опомнился и в свою очередь помог спустится Вирджинии, которая к тому времени уже была в положении. Ее муж находился с дипломатической миссией в Бельгии, посему она прибыла сегодня одна.

Чета Балконов все еще не переставала удивляться наряду своей дочери, когда стали собираться гости.

Первым прибыл мистер Гудвин, компаньон Балкона,  с женой и двумя дочерями, ровесницами Беллы.

Далее Герцог Баварский с семейством.

Затем уже последовали полковник Филлип со своей матушкой, известный адвокат Томас Фарел с кузиной и еще с полсотни других именитых завсегдатаев театров, баллов, приемов и светских вечеров.  И все разумеется не переставали удивляться внешнему виду Изабеллы. Юноши, среди которых была изрядная часть воздыхателей невесты Тома, смотрели на нее с восторгом и восхищением, девицы одновременно с удивлением  и завистью. Некоторые перешептывались по поводу партии:

-А что собственно из себя представляет этот Том? Обычный клерк?

-Отчего же, я слышала его отец хоть и с чудинкой, но довольно состоятельный. К тому же у него неплохая родословная.

Сам же Том не сводил глаз с невесты. За весь вечер они почти ни обмолвились и словом. И дело было не только в том, что оба были заняты бесконечными беседами и принятием поздравлений, а Белла кроме того была еще и окружена свитой подруг. Дело был в том, что Том не знал как подойди к этой античной богине, спустившейся сегодня с лестнице. Он любовался на нее издали весь вечер, но должен был признать, что это не совсем его Белла. Когда настало время танцев, то первый танец, разумеется, был за ними. Под общие аплодисменты они закружили по зале, и впервые с начала вечера Том успокоился и почувствовал уверенность.

Что касается закусок, то Аннет сегодня была великолепна. Крошечные французские канапе, свежие фрукты, различные пирожные, щербет, сливочное мороженое, чудесные трюфели, несколько видов сыров, холодная говядина, пунш и отменное шампанское. Без сомнения, это был лучший прием года.

Вокруг Беллы толпилась куча поклонниц. Девицы трогали легкую ткань ее платья, рассматривали украшения, любовались необычной прической. Ни один модный туалет не произвел бы такого фурора и не сделал бы ее королевой вечера. На фоне нее другие девушки выглядели чересчур вычурными. Особенно выделялась Эмилия Белл, дочь лондонского золотого магната. В своих огромных изумрудных сережках, громоздкой прическе и слишком откровенном платье, обнажающим худые плечи она выглядела несуразно.

Однако Питер быстро выделил ее из толпы других девиц.

Небрежный шагом он направился к ней, что-то прошептал, нежно склонившись над ее ухом, и вот они уже кружили в вальсе.

Как только танец закончился, Питер налил два стакана пушна-для себя и Эмилии и уже было собирался их отнести, как по пути его перехватила Изабелла:

-Питер, прекрати немедленно, - прошептала она.

-В чем дело, моя юная королева, -Питер отвесил шутливый поклон, - только прикажите, и я сделаю все что угодно.

-Немедленно отстань от Эмилии, тебе мало того, сколько сердец ты уже разбил?

-Ах, милая сестренка, мне кажется, она совсем не хочет, что бы я от нее отстал. Кроме того, тебе ли говорить об этом, после того как ты разбила мое сердце, объявив о помолвке с другим, да еще при этом выглядишь так, что сама Венера подходит

лишь тебе в служанки.

-Прекрати, - не выдержала  и улыбнулась Белла.

Питер шутил. С самого детства их связывала нежная дружба, и между ними никогда не было никаких других чувств.

-Но скажи, неужели тебе не жаль всех этих бедных девушек, головы которым ты морочишь?

-Милая, мне жаль было бы, если б головы им морочил кто-либо другой, так как последствия были бы куда как хуже, - галантно улыбнулся Питер, - а теперь прости-моя дама не может больше ждать.

И он упорхнул, изящно огибая танцующие и прогуливающиеся пары.

Это был один из любимейших трюков Питера. Он пару раз проделывал его на балах, где собирались самые красивые и знатные девицы. Смысл был в следующем: среди всех первых чопорных красавиц он выбирал девушку явно непривлекательной, а иногда и отталкивающей внешности и начинал ухаживать именно за ней, что конечно  вызывало искреннее изумление всех остальных. С начала вечера девушки, как правило, силились найти какое-то объяснение этому странному факту, затем следовала волна возмущения и бурное обсуждение всех недостатков более успешной соперницы, как то:

-Да вы только гляньте, у нее же нос картошкой, что он только в ней нашел.

- У нее самые короткие ноги в графстве.

 - Это платье с оборочками ужасно ее полнит

-Таких кошмарных манер нет ни у кого

И так далее и тому подобное.

Однако к концу вечера, когда Питер буквально не отходил от новой пассии, реплики сменялись другими. Все силились отыскать причину, по которой девица произвела такое впечатление:

- Безусловно, в ней что-то есть. Посмотрите, какой интересный пепельный оттенок волос

-Она неплохо двигается, знаете ли;

- Я училась с ней в одном пансионе-у нее прекрасный французский.

И  таким образом к вечеру буквально все были очарованы той, которая еще вчера вызывала в лучшем случае жалость.  Питер же, довольный своей проделкой, уезжал домой в приподнятом настроении. Лишь изредка он посылал своим пассиям букет белых роз утром. Особым успехом этот  трюк пользовался, когда на балу имелась какая-нибудь титулованная всеми признанная красавица, авторитет которой сразу падал после того, как ей предпочли рябую толстушку, которая к тому же хромала на одну ногу и почти не могла танцевать.

Только один раз проделка Питера не удалась. Он как то гостил у своего университетского приятеля в графстве ***, и тамошнее общество было от него просто в восторге. Родители приятеля закатили бал по случаю приезда такого гостя, ибо для их глуши это было довольно значимым событием. И чего и следовало ожидать-туда при полном параде явились все местные девицы на выданье, разумеется, с тетушками и матушками.  Питера со всех сторон залы атаковали томные взгляды, смущенные смешки, ахи и вздохи. Спустя час, когда начались танцы, он прошествовал через весь зал и выбрал самую тучную и некрасивую девушку к тому же в отвратительном коричневом платье.

Он сделал легкий поклон и попросил оказать ему честь и вальсировать с ним. Однако тучная девица и взглядом не повела. Он не произвел на нее ровным счетом никакого впечатления:

-Простите, но вынуждена вам отказать. Я все танцы сегодня обещала своему кузену. Ему всего 16, и это его первый бал, - ответ был не слишком вежливым, но Питер его принял. Он откланялся, сказав, что безмерно завидует этому везучему молодому человеку.

Как он позже признал за игрой в карты и бокалом бренди в компании своего приятеля, его отца и пары других джентльменов: «Она меня настолько огорошила, что клянусь вам-весь она хоть на пару фунтов меньше, я бы не думая женился бы на это девице».

Это признание было встречено взрывом общего хохота.

Но увы бедняга Эмилия уже успела влюбиться по уши и готова была куда угодно следовать за своим прекрасным принцем.

Том и Белла впервые за весь вечер остались наконец одни. Они вышли на балкон, где пару минут просто вдыхали всю прелесть летней ночи. Том нежно кормил ее мороженный, Белла улыбалась.

-Ты совсем другая сегодня, ты похожа на античную богиню.

- Всему виной твой кулон, -мягко улыбнулась Белла,  -он настолько необычен, что захотелось вдруг стать такой же естественной, нежной, легкой воздушной. Мне даже на секунду жаль его снять. Ах милый, спасибо тебе огромное. Я так счастлива сегодня.

-Я тоже счастлив, любимая. Как только я впервые увидел тебя, то сразу и навсегда был сражен твоей красотой, но дело в том, что я не ждал взаимности и уж никак не думал, что твои родители дадут согласие на этот брак.

-Я как раз хотела поговорить с тобой об этом, Том. Ты так много сделал для нашего будущего, ты работал день и ночь, в то время как я лишь выбирала себе новые шляпки да веселилась на балах. И сегодня я наконец поняла, сколько ты ради меня сделал, Том.

Том немного смутился.

-Мне всегда нравилось работать с твоим отцом, Белз. Я очень ценю и уважаю его. К тому же вы все были так добры ко мне с самого начала. И ты несправедлива к себе-ты очень помогала мне все это время своей любовью, поддержкой. Это придавало мне силы работать день и ночь, что бы быть тебя достойным.

-Том, я так счастлива что мы наконец вместе и что между нами нет никаких препятствий. Ты знаешь, у приятельницы моей кузины Вирджинии Адель –ты должно быть видел ее сегодня- она подходила к нам в лиловом платье со своей матушкой, у которой так много павлиньих перьев в прическе что и право-она сама стала походить на павлина. Так вот-бедняжка Адель влюблена в священника в их приходе, а ее чопорный отец, один из крупнейших юристов в восточной Англии, ясное дело, никогда не одобрит этот брак. Несчастная так страдает. Кроме того, ее прочат в мужья до одного то другого, и рано или поздно она будет вынуждена все таки дать согласие. Все это так грустно.

Том нежно поцеловал любимую в лом, и через секунду она уже забыла обо всех чужих любовных историях, полностью погрузившись  в свою.

В этот вечер Том вернулся домой счастливым и умиротворенным. Вся его влюбленность в Беллу как то вдруг разом оборвалась, уступив место другому серьезному и осмысленному чувству. Он вдруг увидел в ней не только предмет обожания, но и достойную спутницу и союзницу. Теперь, лежа в своей кровати, уже на рассвете, он еще раз в деталях вспоминал весь этот чудесный вечер, и с каждым разом все больше убеждался, насколько он абсолютно и всецело счастлив. Он решил, что завтра утром непременно напишет письмо матушке, извинится за скоропостижный отъезд и расскажет во всех подробностях и помолвке. Разумеется, скорее всего, они уже обо всем узнают из завтрашних газет, которые Тому кстати говоря и самому не терпелось прочесть, но все же он беспокоился.

Спать ему оставалось не более пары часов, и хотя завтра был выходной день, он решил, что непременно должен утром отравиться на службу, пару часов поработать в тишине, а затем заняться поисками будущей новой квартиры. У него уже была пара вариантов неплохих  квартир в самом центре, и он хотел посоветоваться с Изабеллой на этот счет.

С этими мыслями он довольно быстро заснул, однако на рассвете его разбудило нечто странное. Холодный ветерок открыл форточку в его комнате и обдувал его, отчего Тому стало вдруг жутко холодно. Кроме того, какой-то внутренний холод и дрожь вдруг наполнили его. Не в силах ничего с этим сделать, он отправился на кухню, выпил отличного горячего кофе, который приготовил сам, дабы никого не тревожить, и отправился на службу.

Выйдя из подъезда, он увидел нависшее над ним серое небо, до того тяжелое и гнетущее, что ему стало еще больше не по себе. Холодок, так часто посещавший его в эти две недели, в это утро стал его постоянным спутником.

Он дошел до своей конторы, и как и планировал, поработал пару часов, однако мысли не лезли в голову, противная тяжесть сдавливала обручем все его тело, и он решил немного пройтись.

На улице уже было довольно многолюдно, люди сновали по своим делам-в магазинчики, бакалейные лавки, церковь, рынок. Город кипел. Однако Тому по-прежнему было холодно и одиноко, словно  и не было вчера никакой помолвки, никакого бала в его честь.  Он встряхнул головой, вспомнил вдруг, что хотел вчера купить  утренние газеты и прочитать про их с Беллз помолвкой, наверное, в другое время его бы позабавила мысль-узнает ли его газетчик, но в это утро все ему казалось на редкость серым и мрачным. Он дошел до угла улицы, ожидая встретить там мальчишку, торгующего газетами, и не ошибся.

Паренек в разорванной курточке, коротких штанишках и поношенных ботинках выкрикивал, размахивая газетой:

-Несчастье в семье Балконов. Чудовищное несчастье в семье известного банкира.

«Несчастье…почему же несчастье», -мелькнуло в голове у Тома.

Он подбежал к пареньку и быстро выхватил газету, сунув ему монетку.

То, что он увидел на первой полосе, за пару секунд перечеркнуло всю его дальнейшую жизнь, раз и навсегда  превратив молодого, красивого, умного и удачливого юношу в беспомощное безжизненное  создание.

Сообщение гласило: «Сегодня утром единственная дочь известного банкира Сэмуэля Балкона и его жены Онории Балкон, Изабелла, была найдена мертвой в своей спальне. Причиной смерти стал кулон, надетый на ее шее. По всей видимости, неудачно  спутавшись во сне,  он сработал как удавка»

Дальше Том читать не смог. Серо-синие небо цвета глаз Беллы, тяжелые тучи, холод внутри…Том лишился чувств.

Часть II

Глава 1

На дворе стояла глубокая осень. Урожай на полях давно был собран, и местные жители пораньше закрывались в своих уютных домиках, собирались в кругу семьи у огня, занимались рукоделием или читали своим детям книги, прислушиваясь к завыванию ветра за окном. С наступлением сумерек редко кто выглядывал на улицу. В густой вязкой темноте гулким протяжным эхом звучалальдистаяпоступьСамайна.

В один  из таких промозглых мрачных осенних вечеров  на пороге монастыря святой Бригитты возник странного вида господин.  Высокий  и статный, одет он был во все черное, его одеяние хоть и не было последним криком моды, однако отлично на нем сидело, несмотря на то, что полы одежды были заляпаны комьями липкой осенней грязи. Ворот его пальто был поднят так высоко, что лица было почти не рассмотреть. А полы шляпы надежно скрывали от посторонних льдистый взгляд холодных серых глаз.  Он попросил побеседовать с Катериной Хиллз, представившись ее близким родственником.  Матушка Луиза, с сомнением отнеслась к его словам и призвала на помощь отца Питера.

Они провели около четверти часа, беседуя за закрытыми дверьми, как показалось матушке на слегка повышенных тонах. Наконец, отец Питер попросил позвать Китти. Спустя десять минут полусонная Китти появилась на пороге обеденной залы, где ее ждали святой отец и странный посетитель.

-Китти, дитя мое, за тобой приехал твой брат, и он настаивает, что бы ты вернулась домой. Конечно же, окончательное решение остается за тобой, однако я считаю, что тебе лучше остаться здесь, под присмотром матушек настоятельниц и посвятить свою жизнь служению отцу нашему небесному.

  Китти внимательно посмотрела на черного незнакомца и ахнула-перед ней и впрямь стоял ее брат, от которого уже два года не было никаких вестей, после того ужасного утра, когда его невесту нашли мертвой. Лишь изредка до них доходили слухи, что его видят в Лондоне в самых омерзительных кабаках и притонах в окружении сомнительных и дурных людей. Два долгих года он не давал о себе знать, и вот возник здесь, на пороге и твердо намерен забрать ее домой. Без лишних раздумий Кити поспешила к себе поскорее собрать вещи. По правде говоря, жизнь в монастыре святой Бригитты была для нее далеко не сахар, и она  рада была уехать отсюда.

В сгущающихся сумерках они с братом в полном молчании шли по вечерним безлюдным улицам, мимо захлопнутых на ночь ставень и калиток, хлюпая по ноябрьской грязи. Китти тащила свой тяжелый чемодан, который Том не удосужился у нее забрать. За весь путь они и словом между собой не обмолвились. Когда они, наконец, свернули на свою улочку, и луна, на секунду выскользнувшая из густых темных облаков, осветила силуэт их дома - сердце у Китти защемило-таким темным и заброшенным выглядел их некогда приветливый уютный домик.

Покосившаяся калиточка печально скрипнула и пустила их во внутрь. Дорожка, ведущая к дому, была покрыта опавшими листьями, которые никто не убирал. Вдоль нее сиротливо торчали разросшиеся и неухоженные голые ветки розовых кустарников, захватившие уже почти все свободное место во дворике. Том толкнул облупившуюся синюю дверь, и они вошли в дом.

Их встретил запах сырости и затхлости. Кроме того, в доме царил жуткий холод-камин никто не топил. Китти внимательно рассматривала посеревшую мебель, пыльный обеденный стол, а затем пошла наверх. Видно было, что возвращения двух своих блудных детей Дон никак не ждал.

Она прошествовала по тяжелой дубовой лестнице, волоча за собой свой чемодан с немногочисленными нарядами, и первым делом, когда поднялась, открыла массивную ближайшую к лестнице дверь. Отсыревшая дверь поддалась не сразу. Она зашла в спальню своих родителей, внимательно осмотрелась: влажные покрывала на кровати, влажные створки шкафа, мутное зеркало-здесь никто не был за последние два года. Затем она отворила старый дубовый шкаф-отец сам его сделал, что бы матушке было, где хранить наряды, коих у нее было не так уж много, по правде говоря. Все платья Шелли, тусклые и безжизненные, висели в шкафу как и раньше. Китти стала внимательно их рассматривать. В детстве, когда она видела маму в одном из этих ее нарядов, ей всегда казалось, что на свете нет женщины красивее. А теперь эти старые платья висели в шкафу, точно были погребены в склепе. Они давно уже успели выйти из моды. Китти провела рукой по материи одного из них и вдруг уловила слабый аромат маминых духов. В тот же момент все воспоминания детства нахлынули на нее, и она сжала нежную ткань в кулачек, стараясь сдержать надвигающиеся слезы. Запах, нежный, сладковатый, смешанный с запахом ванили и муки,  вырвал из ее памяти счастливые картины: раннее утро, мама достает  из печи свежие булочки, или бисквиты, или ребятишки после школы бегут за леденцами к ним в лавку, или мама сама берет корзинку и несет выпечку соседке. А вот они с Тедди весело болтают на кухне, а она подливает им в чашки горячего шоколаду и выкладывает на тарелочку пирожные  с корицей.

Мамочка.

 Минуя следующие двери, она прямёхонько направлялась в свою старую комнату. Здесь дверь так же была закрыта, и так же как следует подергав ее, Китти попала вовнутрь. Здесь все было именно так, как она и оставила два года назад: кроватка с балдахином, кукольный домик, зеркальце, увитое розами, стены, расписанные картинами сказочного леса, маленький детский шкаф с резными дверками. Китти подошла к зеркалу и внимательно на себя посмотрела.  Ох как сильно изменилось ее лицо за эти два года. Она выросла, черты лица стали более заостренными, больше похожими на мамины, кожа побелела, розовый задорный румянец угас на впалых щеках. Только яркие изумрудные глазки в обрамлении длинных густых ресниц остались прежними. Малышки Китти с кукольными локонами больше не было. Она повернулась, прошлась по комнате, еще раз посмотрела на резные дверцы шкафчика, на игрушечную кроватку, на домик, а затем вышла, громко хлопнув дверью, точно  старалась раз и навсегда закрыть дверь в свое детство. Грохот эхом прокатился по пустому сырому коридору второго этажа.

-Здравствуй, милый дом. Я вернулась.

Ужин этим вечером Хиллзы провели в полнейшем молчании. Кити, приученная в монастыре выполнять всю работу по кухне, сама развела огонь в камине, сама приготовила недурную картофельную запеканку и накрыла на стол.

В тусклом свете огня, который бросал причудливые блики на темные сырые стены, танцевал извилистыми тенями какой-то нервный  танец  и подсвечивал желтовато-красным цветом лица  ее отца и брата, она старалась рассмотреть, какие отметины оставило на ее родных время и горе, так внезапно свалившееся на их  семейство.

В полумраке трудно было разглядеть черты лица, однако Кити, стараясь не подавать виду, время от времени поднимала взгляд от тарелки и поочередно кидала короткие но пристальные взгляды на отца и брата.

 Дон на первый взгляд, казалось, совсем не изменился. Однако, всматриваясь более внимательно, Кити заметила несколько глубоких морщин около губ и под глазами, которые пришли на смену его прежней задорной улыбке. Он заметно похудел и высох. В волосах же серебряными нитями начала плести свой узор седина.

Что до Тома, то трудно было узнать в этом незнакомце ее когда-то нежного и любящего брата. Он сидел прямо, смотрел только перед собой. Его ледяной серый взгляд, бесцветный как талая вода и блестящий как сталь, казалось, не выражал ничего. Он не был худым, но черты его лица сильно заострились, губы стали казаться уже, глаза выцвели. Он был бы красив даже таким, если бы нечто не выпило из него все жизненные соки. Он даже не был похож на злодея или дурного человека. Его лицо абсолютно ничего не выражало.

Зябко подернув плечами, Кити посильнее закуталась в свою теплую шаль. Когда эта молчаливая, подобная монастырской, трапеза наконец подошла к концу, Китти удалилась к себе наверх. Она поселилась в маминой комнате, и никто ей в этом не возразил.

На следующее утро Китти проснулась оттого, что солнечный лучик нежно щекотал ее  щеку. Перевернувшись на другой бок, Китти сладко потянулась. Она была дома. Неважно, какой ценой ей далось возвращение домой, неважно, что ей тут еще предстоит пережить, главное-она чувствовала себя здесь на удивление спокойно. По правде говоря, жизнь Китти в монастыре была совсем не сахар.

Присев на кровати и вглядываясь сквозь прозрачные занавески в солнечное  утреннее небо, Китти наконец то смогла собраться с мыслями и спокойно подумать о том, что же она пережила за этих долгих два года.

Она помнила свой тринадцатый день рождения так отчетливо, будто он был вчера. И ужас, пережитый тогда, и по сей день оживал в самых красочных воспоминаниях, стоило только об этом подумать. В то утро она впервые видела, как ее родители ругались. Шейла требовала выкинуть дьявольскую куклу. Дон молча выслушал ее тираду и ушел к себе в  подвал. Спустя пару дней он перебрался туда ночевать. Кити же перешла спать в комнату родителей. По ночам в детской ее одолевали нестерпимые кошмары, липкие, страшные. Ей снилась черная мгла, всепоглощающая бездна, и в этом образе неизвестности сама смерть представала перед ней. Один и тот же сон она видела каждую ночь. Кукла без лица шла за ней. Она убегала так быстро как могла, но кукла всегда догоняла ее и пыталась повернуть к себе. Тогда она во сне зажмуривалась, потому что больше всего боялась еще раз заглянуть ей в лицо.  «Кити, посмотри на меня». От этих слов она вскакивала посреди ночи и больше уже не могла уснуть.  Всех кукол она закинула подальше в шкаф.

 В один прекрасный день Шейла не выдержала. Дождавшись, когда Дон выйдет на улицу, она спустилась в подвал, сказав, что выкинет это дьявольское отродье из их дома сама. Кити осталась стоять на лестнице. Она хотела ее остановить. Что-то страшное могло произойти - она это чувствовала.  Дверь в подвал захлопнулась за Шейли. Дальше она ощутила, как леденящий холод ползет из подвала по лестнице вверх. От этого холода ее руки и ноги закоченели. Она стояла неподвижно, вслушиваясь в зловещую тишину, идущую из подвала. Эта застывшая тишина была намного страшнее самых жалобных и леденящих душу криков о помощи. Прошло пару минут, и дверь, ведущая в подвал, отворилась. Ее мама вышла уставшая и утомленная. Ее лицо было настолько белым, что казалось, будто из нее выпили всю кровь. ОнаСтрудом поднявшись наверх, она молча прилегла на кровать.

 Вечером того же дня ее состояние ухудшилось. Она совсем ослабла. Собрав остатки сил, они с мамой взяли необходимые  вещи и отправились под покровительство святой Бригитты.

 Китти поежилась. Слишком мрачное воспоминание для такого утра. Она тогда не взяла с собой ни одной из своих любимых кукол.

Первое время жить в монастыре было не так уж плохо, хотя и странно было не иметь своего дома. Ее мама помогала отцу Питеру в саду, а Китти ходила в школу, а по выходным выполняла мелкие поручения, которые давала ей матушка-настоятельница. Первоначально никто из их общих знакомых не предал значения переезду Китти и ее матери из дома. Китти всем говорила, что мама больна и будет лучше, если она будет под присмотром врачей, а что до нее, то Китти так без нее скучает, что решила не оставлять ее одну.

В холодных сводах  старого монастыря время  текло так медленно и размеренно, словно огонь жизнь и вовсе не проходил через эти толстые каменные стены, отдавая всю свою радость без остатка людям снаружи.

Почти сразу же после переезда Шелли написала Тому-ждала что он приедет и сможет повлиять на отца. Но когда он приехал, ей стало еще хуже. Кити так и не узнала, что в тот день произошло между ними, но после его приезда здоровье ее матушки стало стремительно ухудшаться.

 Их местный врач терялся в догадках. Шейли была абсолютно здорова, ни одна из известных ему болезней не терзала ее тело, однако между тем она просто таяла на глазах, а он ничего не мог поделать. Сама Шейла ничего не говорила о причинах своего недуга. Однако Кити прекрасно понимала, в чем дело. Кукла…она что-то сделала с ее мамой. Выпила жизненную силу. Сломала ее. Черное лицо несло в себе смерть, дыра, готовая затащить в себя любое живое существо. Бездна, вытягивающая  жизнь. Кити бессильно наблюдала за тем, как ее мама становится слабее и чахнет с каждым днем.

Когда выпал первый снег, Щейла уже с трудом могла ходить и почти не выходила на улицу.

Кити смотрела, как жизнь покидает ее в этих тусклых темных сводах. Она пыталась бороться, но ничего не помогало. Ее мать, всегда такая энергичная, всегда готовая поддержать любого члена их семейства, сама вдруг превратилась в безжизненную тряпичную куклу. Она почти не разговаривала с Кити в последние пару месяцев. В основном общалась исключительно с отцом Питером. Они перешептывались очень тихо, так, что Кити не могла разобрать слов. Она сама почти не выходила из маминой комнаты. Она настояла на том, что бы самой готовить маме завтрак и самой разводить огонь в ее камине. После школы она теперь немедленно бежала домой, что бы провести с мамой больше времени. Она делала уроки рядом с ней, пока та спала, периодически в страхе прислушиваясь к едва уловимому дыханию,  а вечером читала ей вслух, устроившись в старом кресле у камина.

Зима между тем окончательно вступила в свои права. Улицы были полны снега, ледяной ветер завывал в трубах, дети после школы спешили домой за санками и коньками, их веселые звонкие голоса доносились с улицы до самых сумерек.

Приближалось Рождество.

В Рождественский сочельник в церкви шла служба, на которую Кити наотрез отказалась идти, несмотря на приказания матушек настоятельниц и самого святого отца. Она сказала, что хочет остаться  в комнате с мамой. Когда все ушли, Кити зажгла на подоконнике свечи, принесла с кухни пару кусочков рождественского пирога, бокал вина и тарелку с закусками. В вязанный носочек, который она повесила у камина, она положила подарок-аметистовый браслетик, который неделю назад купила в лавке. Она помогла маме дойти до кресла у камина, а сама устроилась рядом, на коврике. Это Рождество они провели вдвоем у огня. Снизу доносились Рождественские песнопения, в окно их комнатки заглядывали ясные зимние звезды, поленья в печи дружелюбно потрескивали, и Шейла впервые за долгое время улыбалась.

Она открыла подарок, сделанный дочерью, и на мгновение ее улыбка стала грустной:

«Бедная моя девочка, мне даже подарить тебе нечего…»

Кити ничего не ответила, лишь покрепче ее обняла.

Это был их последний счастливый вечер вместе. После этого Шейле становилось все хуже и хуже.

Отец Питер постоянно молился, но и его молитвы так и не были услышаны.

В один из холодных январских дней, когда стужа бушевала за окном, Кити прибежала после школы, и как обычно, первым делом направилась к маме, но застала там лишь пустую убранную кровать. Она истошно завизжала тогда… следующие несколько дней превратились для нее в сущий кошмар. Когда через три дня все закончилось, и место на городском кладбище пополнилось еще одной свежей плитой, Кити стала немного приходить в себя.

Отец не давал о себе знать и так и не пришел забрать ее. Теперь она полностью перешла на попечительство отца Питера. Ее жизнь превратилась в череду бессмысленных тусклых дней. Рано утром и после школы она приходила на могилу матушки и довольно долго сидела там, уперев пухлые кулачки в розовые щеки. Она перестала плакать, но боль утраты и тяжесть одиночества оставили на ее прекрасном еще детском личике свои первые уродливые отметины. Так прошел первый год ее жизни при женском монастыре. С наступлением второго отец Питер стал все чаще и чаще предлагать ей постричься в монахини.

- Пойми, дитя мое, - говорил он, - на твою семью обрушилось чудовищное зло, с которым одной тебе  не справится. Я молю бога о том, что бы демон, поглощающий твоего отца, не добрался и до твоей юной чистой души. Я не знаю, чем ты заслужила все это, но пойми -ты должна молиться вместе со мной, и тогда господь помилует тебя.

Эти доводы хоть и были весьма убедительными, однако никак не действовали на юную Китти. Дело было в том, что еще в возрасте шести лет она, стоя под старым дубом, пообещала своему другу детства Тедди выйти за него замуж и остаться с ним, пока смерть не разлучит их. Эльфы тогда стали свидетелями их первого детского поцелуя, а затем Тедди вырезал своим  перочинным ножиком  на дубовой коре сердце и их инициалы. С тех пор прошло много лет, однако мнения своего Китти не переменила, она по-прежнему была влюблена в друга своего детства, они каждый день вместе гуляли после школы, разумеется, к большому неодобрению матушек настоятельниц.

-Ты теперь юная леди, Китти, и мы в ответе за тебя перед твоей покойной матушкой. Поэтому чем быстрее ты примешь постриг, тем будет лучше. Это избавит тебя от ненужных соблазнов.

Разумеется, никакого пострига Китти принимать не  собиралась, как и откровенничать с отцом Питером на тему своих сердечных привязанностей. Кроме того, за все эти два года Тедди оставался единственным по-настоящему близким для нее человеком.

Он был чуть старше и теперь, в возрасте восемнадцати лет, отбыл в Дублин на медицинские курсы, твердо решив посвятить всю свою жизнь медицине. Однако каждую неделю от него приходили нежные и трогательные письма, единственное, что согревало Китти в те полные скорби, печали и одиночества дни.

Решив, что хватит предаваться грустным воспоминаниям, Кити принялась за работу.

 Мамины старые платья она  отвесила в сторону, а рядом разместила свои. Вымыла полы и затопила  камин. В комнате стало тепло и уютно.

Перебирая ящики, она нашла мамину шкатулку с украшениями, которую для верности убрала к себе под подушку.

Дон перебрался жить в мастерскую, где и провел все три года. Игрушек он больше не делал. Он занялся мебелью-чинил старую, мастерил новую. Их домик, некогда ломившийся от ребятишек, теперь стоял пустой и угрюмый. Лишь пару раз в неделю к ним заглядывал приказчик из магазинчика мебели-подкидывал Донну работу на недельку. Прислуги они никакой не наняли, поэтому Китти управлялась по дому сама.

С  отцом она впервые заговорила лишь спустя неделю после своего возвращения домой. До этого они за обедом и скудным ужином хранили полнейшее молчание. Том обычно сидел, уставившись перед собой. Его серые глаза стали холодными и безжизненными. Его острый колючий взгляд трудно было вынести. На лица навсегда было запечатлено жестоко-хладнокровное выражение, которое почти никогда не менялось. Он не проявлял к сестре ни малейшего интереса и ни разу ни словом не обмолвился о том, где он провел эти два года-но было ясно одно-он почти ничем не похож был на того доброго юного парня, каким все его помнили.  Возможно если б не обещание, данное матери, он бы так и оставил Китти на попечении пастора Патрика.

Что до Дона, то, хотя и поговаривали, будто он пьет, он не пил. Он так же сидел в своей мастерской день и ночь, и одному Богу было известно, что он там делает. Он выходил из подвальчика два раза в день-к обеду и ужину. Пару раз на неделе он прогуливался по своим рабочим делам. Том, кажется, не имел постоянной работы. Иногда он уходил рано утром и пропадал до вечера, а иногда и несколько дней кряду, и никто не знал да и не хотел знать, где он проводит время. Правда, со времен выяснилось, что изредка он дает юридические консультации жителям, осмелившимся его потревожить, касательно вопросов наследования и раздела имущества, а так же выплат кредиторам.

В целом же от их семейства теперь старались держаться подальше. Поговаривали, будто Донн сошел с ума на почве пьянства, а Том никак не может пережить утрату невесты. К тому же соседи не оставили без внимания слухи о чудовищной репутации Тома, полученные за последние несколько лет.

Однако на деле все было несколько иначе. Дон,  как уже упоминалось, совсем не пил, ибо теперь, когда ему случалось зайти в местный паб что бы пропустить стаканчик виски, остальные посетители начинали перешептываться и поглядывать в его сторону, никто при этом не решался с ним заговорить. За год ему это порядком надоело, поэтому он совсем перестал посещать местные заведения. Что до Тома, то внешне он никак не проявлял никаких признаков безумия или помешательства.

Обычно члены семейства Хиллзов не разговаривали между собой. Каждый как будто пребывал в своем внутреннем мирке. Том за обедом смотрел прямо перед собой пристальным леденящим взглядом, точно находился в постоянном холодном оцепенении подобно Каю в замке Снежной Королевы. Дон просто был молчалив и спокоен. От него не исходило ни злобы ни агрессии, ни ненависти-ничего. Равнодушие и спокойствие, которому позавидовала любая каменная глыба из старнны викингов. Что до Китти, то она быстро привыкла к этой застывшей атмосфере, царящей у них дома. Она на удивление комфортно себя в ней ощущала. Ей больше никто не указывал, что делать. Матушки настоятельницы не стояли над душой, никто не требовал соблюдения никаких норм, правил и приличий. К ним никто не заходил, и у Китти не было подруг, однако и это ее нисколечко не тяготило.  Ей, например, в отличие от остальных девиц в их городке, совершенно не надо было беспокоиться о своих манерах и нарядах. Она могла не общаться с соседями и не ездить на баллы. Конечно, юные девушки, как правило, только об этом и мечтают, но Китти не интересовали ни баллы, ни женихи, ни наряды. Все, чего ей хотелось-это поскорее выйти замуж за Тедди и уехать отсюда.

 Каждый день она шла на луг к их дубу, гуляла там одна, мечтая о совместном счастливом будущем. А когда солнце садилось, она возвращалась в свой синий ледяной дом. Холод, казалось, поселился здесь, несмотря огонь в камине.  Это холод был страшнее, чем зимняя стужа. Он  жил внутри обитателей дома, сделав их такими же застывшими и оцепенелыми как ледяные океанические глыбы. Подобно тому, как веселый ручей застывает на зиму, и жизнь теплица в нем только под толстым слоем льда, так и в обитателях этого дома жизнь застыла где-то глубоко внутри, под толстым слоем равнодушия, безразличия и безмолвия.

Глава 2

Спустя неделю после переезда Китти окончательно завладела домашним хозяйством, прибралась на кухне, привела в порядок гостиную. Ни Том, ни Дон не сказали ей ни слова, хотя в глазах Донна проскользнуло нечто, похожее на одобрение. Первый же их разговор случился спустя две недели после возвращения Китти, в воскресное утро, когда она спускалась по лестнице в строгом черном платье и черной шляпке, с Библией в руках, собираясь на воскресную службу. Дон как раз собирался в свой подвальчик, и уставился на Китти так, точно видел ее в первый раз.

-Моя дочь собирается идти слушать речи безумного святого отца? Того самого, который свел в могилу ее матушку, а ее саму чуть было не отдал в богадельню до конца дней?

Китти замерла на лестнице.

-Но ведь он был добр ко мне и приютил меня.

-Добр? Да этот старый болван явился ко мне домой, уверяя, что во мне сидит сатана, и добрый час нес тут несусветную  чушь, пока я не пригрозил спустить его с лестницы. Вот что милая-пока ты живешь здесь, избавь меня от всяких упоминаний об этом несносном болване. Он принес предостаточно несчастий нашей семье.

Сравнение отца Питера со старым болваном вызвало у Кити легкую улыбку. Китти немного подумала и поднялась обратно наверх. Уже спустя четверть часа она на кухне драила кастрюли, начисто откинув идею пойти в церковь. Ей даже понравилась мысль, что она перестанет посещать последнее многолюдное место в этом городе, куда она могла пойти, тем самым окончательно отгородиться от всего внешнего мира.

Так все члены семьи Хиллзов стали последователями единственной религии-религии молчания.

Через два месяца на рождественские праздники Тедди приехал погостить к родилям. Они гуляли по лугу, взявшись за руки, и он пришел в ужас, узнав, что она уже несколько недель не посещает церковь.

-Но милая, так же нельзя-ты католичка.

-Ах, милый Тедди, ты не знаешь что это такое -жить в монастыре, видеть этих служителей Бога каждый день. Они, знаешь ли, вовсе не такие святые, если провести с ними хотя бы пару недель к ряду, никуда не отлучаясь. И отец Питер был категорически против нашей помолвки-они там все настаивали, что бы я приняла постриг. Но  милый Тедди, разве могу я это сделать, когда у меня есть ты? Да к тому же отец категорически против того, что бы я посещала церковь, и в чем-то я согласна с ним.

Тедди промолчал. Он не одобрил этого, но не стал спорить с любимой. Слишком мало и редко они виделись, слишком он по ней скучал.

-Но один раз тебе все-таки придется посетить церковь, милая. Во время нашего венчания разумеется.

Китти нежно улыбнулась:

-Знал бы ты, как я жду этого дня.

 Так Китти провела первый месяц в родительском доме.

За все это время о зловещей кукле равно как и о событиях двухлетней давности никто из обитателей дома ни разу не упомянул. Китти даже не знала, где может находиться в данный момент эта дьявольская игрушка, хотя интуитивно она чувствовала-кукла никуда не делась, она стоит все там же в подвале, накрытая синим куском бархатной ткани. В подвал же девушка за все это время так и не решилась спуститься. Она совершила несколько неудачных попыток, но каждый раз, как только она подходила к лестнице, ведущей в мастерскую, ее словно обдавало легким но в то же время весьма прохладным ветерком, а затем по всему телу шел довольно противный озноб, на смену которому приходило ледяное чувство, имя которому было страх.

 Несмотря на то, сколько прошло времени, Китти помнила тот день целиком, до мельчайших подробностей. Помнила, как проснулась с надеждой, как пошла в подвал вместе с родителями, помнила, ее тело как и сейчас будто сковало холодом, когда она шла вниз по лестнице. А потом…. потом ее отец скинул покрывало, и оковы ужаса надежно заключили  ее в  свои объятья.

Огромная черная дыра, зловещая мгла, пустота, подобная смерти, неизвестность. Именно это и пугало больше всего. Перед ней стояло ничто, не имевшее имени, но имевшее форму, бывшее живым, но лишенное души. Китти испытала страх, подобный тому, который люди именуют страхом смерти. И так  как и большинство людей, ее пугал не сам по себе факт смерти, а чувство неизвестности и пустоты, следующее за ней. И тогда она впервые увидела перед собой все воплощение животного страха человечества-чудовищного и липкого страха смерти. Черна бездна без начала и конца.

Она помнила, как закричала, впервые в жизни закричала, не в силах сделать еще что-то. Ее мать, бледная от ужаса, тем не менее, оказалась куда более мужественной, чем она сама. Китти так и стояла, зажмурившись, посреди отцовской мастерской, пока родители выясняли отношения. А потом… потом они с мамой оказались в приюте Св. Бригитты.

Все время, что они жили там, они с мамой  старались не упоминать про увиденное в подвале. Единственное о чем они неустанно говорили, было безумие Дона и возможность его спасти. Ее мать стала вдруг необыкновенно набожной и практически все свободное время проводила в церкви у образа св. Бригитты или помогая матушкам-настоятельницам.

Китти было тяжело на это смотреть. Она видела, как ее мать слабеет, как ее некогда спокойный, но твердый характер вдруг надломился, столкнувшись с чем-то неведомым и очень очень сильным. Сама Китти чувствовала, что нужно что-то делать. Вернуться домой, бороться, сжечь эту чертову куклу. Но у ее матери больше не было сил, а сама она была еще слишком мала, что бы взять на себя такую ответственность.

Теперь же, когда она вновь оказалась дома, пришла в себя после сиротской жизни в монастыре, она твердо знала одно. Помимо счастливого брака с Тедди было нечто куда более важное, то, чего она так ждала все эти долгие два года в монастыре, о чем не говорила ни одной живой душе, но думала почти постоянно. Она знала наверняка, что внезапная и быстротечная болезнь ее матушки не была случайной. И хотя она никак не могла доказать это, но она была уверена в одном-то, что живет в подвале ее дома, кукла с прекрасными локонами и чудовищной маской смерти виновна в гибели ее матушки. Китти пообещала себе-что бы не случилось, какой бы чудовищной силой не обладал этот полуживой манекен, находящийся в ее доме, пусть даже сам сатана и все его падшие ангелы приложили свои усилия, что бы создать его, она отомстит, она уничтожит ее.

Она никогда не обсуждала эту тему с Тедди, никогда не рассказывала ему о чудовищной кукле, она не спрашивала про нее у Дона или у Тома, с которым за все время едва ли перекинулась парой фраз. Она решила действовать сама, прекрасно понимая, что союзников в ее семье ей не найти. И хотя она не знала наверняка, но интуитивно догадывалась, что и Дон и Том проводят не просто так кучу времени в их подвальчике. Стала ли эта кукла для них своего рода объектом поклонения, соорудили ли он ей алтарь, на который возлагают дары в виде своей свободы, счастья и одиночества, этого она не знала. Ей нужно было все продумать, понять, с чем она столкнулась, ей нужен был план.

Первое время она просто наблюдала за отцом и братом. Они почти не говорили между собой, при ней по крайней мере, но было видно, что между ними существует какое-то особое духовное родство, порожденное видимо общим секретом. После ужина они вместе часто уходили в подвал и ночевали оба тоже там. Именно там, внизу, и крылся по всей видимости ключ к загадке, погубившей их семью. Китти это прекрасно понимала и просто ждала нужного момента.

Выбрав день, когда  Дон ушел на работу забрать новые заказы из лавки, а Тома не было с самого утра, Китти все же решила наведаться в подвал. Захлопнув входную дверь так, что бы слышать, когда ее будут открывать снаружи, Китти направилась к лестнице. Времени у нее было совсем немного, потому она решила действовать очень быстро. Она почти бежала по ступенькам вниз, отчасти потому что на самом деле торопилась, отчасти,что бы не позволить страху успеть завладеть ей. Однако на середине лестницы дверь в мастерскую Дона, которая была закрыта, вдруг бесшумно отворилась, и Китти ощутила внезапное дуновение легкого ветерка, от которого ее юбка немного всколыхнулась. На секунду девушка замерла в нерешительности, и этой секунды было достаточно, что бы липкие щупальцы ужаса дотянулись до нее из-за прикрытой двери. В ту же секунду Китти стал сковывать необъяснимый страх, тело ее стало обмякать, сердце бешено колотилось. Она чуть было не села тут же на ступеньках, однако секундное наваждение прошло, и отступать эта хрупкая, но отважная девушка не собиралась. Резко поднявшись, она быстро стала спускаться дальше, и так как ноги отказывались ей повиноваться, она оступилась на последних ступеньках и полетев вниз,  взрезалась в дверь, ведущую в мастерскую. В последнюю секунду успев захватить дверную ручку, чтобы не упасть, Китти ввалилась внутрь тускло освещенного подвального помещения. Оглядевшись по сторонам, она попыталась сосредоточиться. В подвале все было ровно так же, как все тринадцать счастливых лет до того рокового дня. И хотя больше в нем не было игрушек, но верстак, письменный стол и стеллажи с инструментами не поменяли своего месторасположения.

К сожалению, времени на воспоминания у нее почти не было, поэтому она пошла сразу в глубь подвала, туда, где почти что ровно два года назад она впервые заглянула в глаза своему страху.

Манекен, закрытый куском ткани, она увидела почти сразу. Он так и стоял здесь точь-в-точь как в ее злополучный тринадцатый день рождения. Темный силуэт четко выделялся в дальнем углу комнаты. Сердце у Китти колотилось с какой-то сверхъествественной скоростью, туловище почти онемело, так что она почти не могла сдвинуться с места. Все детские воспоминания того ужасного видения трехлетней давности, которые она так старательно пыталась блокировать все эти годы, вдруг резко ожили и запестрели яркими красками. Вот ее отец улыбается счастливой улыбкой, вот сдергивает покрывало….а дальше тьма, черная бездна, дыра без начала и конца. Вспомнив это, Китти снова как и тогда захотелось визжать. Она попыталась было уйти, но ноги перестали ей подчиняться. Она стояла в полутемном подвале и молча смотрела на темный силуэт, от ужаса не в силах даже пошевелиться. Так прошло несколько секунд, которые ей показались мучительно долгими. А затем…затем она увидела что покрывало слегка шевельнулось. В эту секунду Китти охватила настоящая паника. Она попыталась было бежать, но споткнулась о корзинку, стоящую за ее спиной. Вдруг в подвале поднялся ветерок, сначала легкий, почти неуловимый. Китти почувствовала на щеках призрачное дуновение. Потом он стал сильнее. Входная дверь заходила ходуном, бумажки на письменном столе Донна-по видимому мебельные эскизы, слегка зашелестели. Затем Китти почувствовала как расплетаются ее волосы, как от прохладного сквозняка пряди, аккуратно зачесанные утром назад, теперь упали на плечи. Этот ветерок немного отвлек ее, и она, пытаясь выяснить его природу, оглядывалась вокруг, наблюдая за происходящим. Ее прическа совсем растрепалась, проекты Дона сдуло на пол.  Очередной резкий поток холодного воздуха неожиданно чуть было не сдвинул ее с места. От изумления Китти даже перестала бояться. Она никак не могла понять, откуда в подвале мог взяться такой сильный ветер.

Оглядываясь по сторонам, она даже на несколько секунд забыла о манекене, стоящем в углу. А когда она повернулась к нему снова, было уже поздно. Зеленая ткань медленно сползала с дьявольской куклы, пока наконец не упала на пол. В следующую секунду Кити визжала так истошно как только могла. Кукла была ровно такой же, как она ее и помнила. Черная зияющая дыра, пустота вместо лица. Однако в этой пустоте что-то происходило. Тьма внутри была живой. Кити старалась отвернуться, но все ее тело онемело так, что она не могла даже просто закрыть глаза. Внутри этой черноты носились какие-то тени, что-то двигалось и рвалось наружу, что-то изнутри смотрело на Кити, отчего у бедняжки сжалось сердце. Она пыталась пошевелиться, пыталась ползти к лестнице, но тщетно-она не могла пошевелить ни одной из конечностей. Кукла между тем отделилась от стены и направилась в ее  сторону….

Спустя четверть часа Том нашел свою сестру в подвале. Она верещала и выла, как зверь, загнанный в капкан, вцепившись ногтями в щеки, словно пыталась содрать с себя кожу. Создавалось впечатление, что она увидела нечто такое, что готова была сама выцарапать себе глаза, лишь бы не видеть этого снова.

Том молча отнес ее наверх и положил в ее комнате. Спустя час истерика стихла, сменившись сильным жаром. К вечеру был вызван врач, который, осмотрев девушку,  выписал пару порошков, сказал, что такое странное состояние может быть вызвано тяжелым нервным потрясением, рекомендовал больной полнейший покой, обеспокоенный таким жаром, предложил забрать девушку в больницу. Однако Дон наотрез отказался и  не слишком вежливо выставил лекаря вон.  Выписанное лекарство не помогало-Китти с каждым часом становилось все хуже. Она таяла на глазах. Не на шутку перепуганный Дон обратился за помощью к миссис Миллз. Добрая старушка, за которой однако водилась дурная слава ведьмы, не взирая на странности семейства Хиллзов, все таки пришла навестить Кити. Увидев бедняжку в таком состоянии, она с необычайной для пожилой женщины прыткостью сбежала по лестнице, и спустя час вернулась с горячим снадобьем. Это дало результат-лихорадка прошла, и Кити наконец впервые за несколько дней смогла спокойно заснуть. Однако когда она проснулась на следующее утро, то едва могла пошевелиться - настолько она ослабла за эти пару дней.

Она провела в постели два долгих зимних месяца, когда вьюга завывала за окном, а ветер стучался в закрытые ставни,  под бдительным присмотром миссис Милли и молчаливым тяжелым взглядом Дона. Дон еще больше похудел и помрачнел, видимо чувствуя свою вину. Казалось, что Китти умерла так же, как умирает природа в начале зимы. Она лежала почти неподвижно, кожа на ее лице сделалась практически прозрачной, под впалыми глазницами просматривались нежно-голубые узоры вен, неприкрытые одеялом ключицы торчали наружу, черты лица заострились настолько, что было страшно – казалось, под нежной белой кожей уже совсем ничего нет кроме костей. Она едва шевелилась, а когда раз в пару дней ее тонкие веки трепетали и размыкались подобно крыльям бабочки, то она окидывала окружавших ее мутным взором, а затем снова проваливалась в объятья своего затянувшегося зимнего сна.

К весне ей все же стало заметно лучше. Когда первые лучи мартовского солнца подарили замерзшей земле нежную теплоту, и снежная крепость, вдруг рухнула под натиском ранней весны, Китти открыла глаза. И внимательно посмотрела на миссис Миллз. А затем и на Донна. Она ничего не сказала, но все же некоторое время провела без сна. А через неделю она уже сидела на кровати, любуясь тем, как солнечный зайчик скачет по ее покрывалу.

Она смогла выйти из своей комнаты, когда первая поросль молодой травы прорезалась сквозь очнувшуюся ото сна землю, а когда в полях начался посев, она самостоятельно дошла до своего любимого дуба.

 Отвары пожилой дамы сделали свое дело - Кити поправилась. И хотя кожа ее по-прежнему имела землистый цвет, но щеки покрылись робкими веснушками;  зеленые глаза выглядели тусклыми, однако весна смогла зажечь в них яркий огонек новой жизни. Было очевидно, что она выздоровела, а все остальное было лишь вопросом времени. За одним исключением…Кити перестала разговаривать. Она не произнесла ни слова с тех пор, как ее нашли в подвале. Она не говорила ничего даже когда бредила в лихорадке. Она хранила молчание, и это еще больше пугало Донна.

Глава 3

Прошло еще пару недель, Кити уже нормально ела, занималась хозяйством, однако все так же хранила молчание. Она не реагировала на вопросы Донна и в основном безучастно смотрела перед собой. Донн пытался выяснить у миссис Миллз, что бы это могло быть, но старушка лишь загадочно молчала. Однажды правда, спустя пару недель, она ответила: Тебе хорошо известно, что ЭТО может быть.

После этого Донн стал побаиваться своей соседушки и с куда как меньшей охотой пускал ее к себе в дом. Когда же она шла к Кити в комнату, то он старался находиться под дверью, что бы услышать все, что они могут друг другу говорить. Однако Кити молчала. Донн уже не знал что и думать: хранит ли она молчание только потому, что не желает с ним больше говорить или же в самом деле ее постигло потрясение такой силы, что она лишилась дара речи навсегда.

Подождав еще пару недель Донн не выдержал и написал письмо своему старому университетскому приятелю, с которым они вместе провели годы лихой юности. Его друг  мистер Питер Винсдор теперь был известным на весь Лондон ученым. Будучи хирургом изначально и посвятя  этому занятию пятнадцать лет, теперь он вел курс лекций по медицине в Кембридже.

После того, как их совместные путешествия с Доном подошли к концу, Питер еще провел некоторое время в Индии. Вернувшись, он ненадолго остался в Лондоне, влюбился в одну хорошенькую дамочку, которая и расколотила его сердце в дребезги, и разочарованный и влюбленный  он снова уехал, на этот раз в Африку и на более длительный срок. Возможно, он так бы и провел всю свою жизнь путешествуя и работая врачом на корабле, но в один из тех редких визитов, когда он ненадолго возвращался в Лондон повидать родных,  на одном из званых семейных обедов, которые давали его многочисленные родственники, он познакомился с БеннетомСтафордом, известнейшим английским хирургом того времени. Именитого врача очень воодушевил пыл и тяга к знаниям юноши, и он предложил ему место ассистента у себя на кафедре. Там Питер и  провел следующие пятнадцать лет, полностью погруженный в исследовательскую практику, выведение новых теорий, а так же ассистируя своему мудрому наставнику.

С Доном  их связывала нежная дружба, которая крепилась на том, что оба молодых человека тогда были одержимы работой. В студенческие годы Донн придумывал игрушки и казалось сутками напролет был готов проводить время за этим занятием. Питер не выходил из своей лаборатории. Но в отличие от Донна Питер так и не женился. После полученного в молодости разочарования он так и не решился вновь влюбиться. К тому же он был убежден, что обладает недостаточно привлекательной (что было отчасти правдой) внешностью. Невысокий, с невыразительным лицом, полноватый и немного смешной коротышка мог вызвать симпатию и заверения в бесконечной дружбе, но вот что касалось любви… Однако это нисколько не тяготило Питера, он всегда пребывал в отличнейшем расположении духа, его дом часто был полон гостей, он обожал посещать театры и оперу  и конечно же сохранил свое пристрастие к путешествиям. Кроме того, он славился своим добрым нравом и стремлением помочь всем и каждому. Раз в неделю, в воскресенье, он весь день принимал больных у себя дома совершенно бесплатно. Иногда его советы были единственной надеждой бедняков. В Лондоне светское общество снисходительно относилось к его странностям, однако прощало ему их за блестящее чувство юмора и живой ум, позволяющий порой спасти любой, даже безнадежно скучный вечер.

Питер хорошо знал Тома-тот часто захаживал к нему в гости, когда жил в Лондоне. Он так же отлично знал Шейлу, и безмерно сочувствовал Донну, когда узнал о его утрате. И конечно же, он помнил милую чудную малышку Китти. Узнав про приключившееся с ней несчастье, но решил вмешаться незамедлительно.

Дело в том, что помимо хирургии и путешествий, у Питера была еще одна страсть-психиатрия. Помимо того, что он преподавал студентам курс хирургии, он так же посвящал изрядное количество времени изучению трудов по психическим заболеваниям и расстройствам. Он довольно часто посещал Лондонскую клинику для душевно больных, изучал истории болезни и наблюдал за особо интересными пациентами. Потому-то он и решил, что его знания могут помочь бедняжке Китти. Изучив несколько трудов по части потери голоса на почве нервических расстройств и поговорив с коллегами, он наметил себе некий план действий. Засев было за письмо, в котором он намеревался подробно расписать все возможные симптомы и способы лечения в каждом случае, он, однако, передумал в последний момент и  решил поступить по-другому.

Глава 4

Вечером, в конце сентября, когда солнце довольно рано исчезало на западе, предрекая тем самым скорый приход новой зимы, семейство Хиллзов проводили молчаливую трапезу у себя в гостиной. Китти сидела в середине стола, уставившись прямо перед собой, закутанная в теплую шаль. Теперь она всегда во время семейного ужина смотрела только перед собой, сквозь своих домашних. Напротив нее обычно сидел Донн, погруженный в свои раздумья. Он время от времени пристально смотрел на свою дочь, но она не отвечала на его взгляды. Том же сидел по обыкновению во главе стола, и казалось, в мыслях был далеко далеко отсюда.

За окном в тот вечер лил жуткий дождь. Затемненная гостиная периодически вспыхивала от ярких грозовых лучей за окном. Вода заливалась в печные трубы, попадая на горящий огонь в очаге. Казалось, все небесные хляби решили в этот вечер пролиться на землю. В доме  было особенно сыро, холодно и неуютно.  Китти подала к ужину нагретого вина с пряностями по старому рецепту их семьи, и они в полнейшем молчании распивали его вместе с домашним пирогом, когда их ежевечернюю мрачную трапезу прервал стук в дверь.

Домашние искренне удивились этому факту, ведь к ним и днем никто не жаловал. Дон решил посмотреть, кто этот странный незнакомец, решившийся постучать к ним поздним вечером, к тому же в такое ненастье.

-Кто там? – окрикнул он незваного гостя.

-Дон, старина, открой мне дверь. Неужто ты не рад видеть своего старинного приятеля.

-Черт бы тебя побрал, - вдруг воскликнул Донн, - стариннаПитер. Какие черти принесли тебя на ночь глядя по такой дороге из самого Лондона, ты ли это-мой старый друг.

И с этими словами Донн распахнул дверь и заключил старинного друга в объятья.

Когда с приветствиями было покончено, а Китти с надлежащей хозяйке дома заботой подала позднему гостю бокал отличного вина и остатки скромного ужина, то Дон решился все же задать вопрос:

-Милый, дорогой мой друг, но что же привело тебя из оживленного Лондона в такую глушь да еще по такой погоде?

-Видишь ли, Донн. Твое письмо побудило меня отложить на некоторое время все мои дела и незамедлительно отправиться к тебе. Я мог бы помочь, учитывая мою богатую практику в подобных делах.

Дон кашлянул. Питер понял, что не стоит так открыто говорить при Китти о целях своего визита. Остаток вечера Донн со своим старинным другом неуемно болтали, вспоминая счастливые деньки беззаботной юности.  Что до остальных, сидящих за столом, то Том, которому по всей видимости были крайне неприятны визитеры из Лондона, старался избегать беседы, а Китти все так же безразлично  смотрела перед собой.

Болтая с Донном, Питер старался незаметно наблюдать за ней. У него пока не было никаких конкретных догадок на счет того, что могло произойти с этим юным созданием, однако он рассчитывал что его знания в области психиатрии помогут ему разрешить эту задачу.

Китти почти никак не реагировала на гостя, за исключением того, что подала ему ужин. Однако когда Донн на минуту отвернулся поправить полено в камине, она вдруг бросила на гостя такой взгляд, полный мольбы о помощи, что он даже немного растерялся-не почудилось ли ему. Китти вдруг посмотрела пристально ему  в глаза, в их зеленых радужках летало яркое золотисто-алое пламя. Затем она поспешно отвернулась и поспешила придать своему лицу прежнее отсутствующее выражение.

Когда ужин был окончен, Том накинул свой плащ и вышел из дома, ничего не сказав.

-Не обращай внимания, Питер. Том иногда посещает наш местный театр. У нас тут есть своя знаменитость-Эвелина-рыжая чертовка с французскими манерами. Дьявол как хороша. Останешься у меня хоть на пару дней, и мы непременно сходим на ее представление.

Китти подкинула еще дров в камин, принесла еще бутыль домашнего вина и ушла к себе наверх.

Дон с Питером же еще некоторое время от души поболтали о пустяках и старых знакомых, а затем разговор вернулся к цели визита Питера.

-Дон, я осмотрел ее, посмотрел как она ведет себя, и могу сказать-ничего подобного раньше мне видеть не приходилось. Я видел много дешевно-больных, буйных и спокойных-разных, но это… Ты уверен, что не имеешь даже представления о том, что послужило причиной такого странного поведения?

-К сожалению, ни малейшего.. Том нашел ее днем в мастерской на полу, она билась в истерике.

Питер на секунду задумался.

-Скажи, в твоей мастерской есть что-то такое, что могло бы так напугать ее?

Донн быстро отвел взгляд в сторону.

-Едва ли. Там лишь инструменты да краски.

-Может ты все же позволишь и мне взглянуть? Может я как опытный врач увижу то, чего не видишь ты?

Донн на секунду замялся.

-Видишь ли, там сейчас очень сыро из-за дождя, пол может быть мокрым. Давай сделаем это завтра при дневном свете. Ты верно устал с дороги, я постелю тебе в гостевой комнате наверху.

-Я думаю попробовать приметь к Китти гипноз-задумчиво ответил Питер, словно и не слышал его последних слов, - возможно, она вспомнит все, что видела в тот ужасный день, а когда мы поймем причину, то сможем докопаться до сути и понять, какое необходимо назначить лечение. Возможно, мне придется забрать ее в Лондон для длительной терапии.

Донн вдруг занервничал.

-Я против гипноза. Боюсь, это может значительно ухудьшить ее состояние. Идем же, я постелю тебе наверху. Утро вечера мудренее. И огромное спасибо тебе, дружище, что приехал поддержать меня.

С этими словами подвыпившие приятель обнялись и, слегка покачиваясь, направились по лестнице наверх.

Когда спустя четверть часа Питер, развесив свое промокшее платье на камине, что бы просушить, переоблачился в ночное одеяние и решил было отойти ко сну, когда его прервал легкий стук в дверь.

И поскольку горничной у Хиллзов не было, Питеррешил что это Донн то-то решил ему сказать и немедленно распахнул дверь, после чего буквально отшатнулся назад. Перед ним в темном коридоре со свечей в руках и в белой в пол ночной рубахе стояла бледная как полотно Китти.

Заметив испуг на его лице, она быстро приложила палец к губам, жестом призывая его хранить молчание. Затем она проскользнула в его комнату и бесшумно затворила за собой дверь.

«Тише, молю вас», - прошептала она. Если отец нас услышит, то будет катастрофа.

-Господи, Китти, ты разговариваешь-только и смог выдохнуть Питер.

Ах это, - безразлично ответила Китти, - да, я не больна, как считает мой отец-из-за чего как я понимаю он вас и позвал, и я действительно не теряла дара речи.

-Так зачем же…зачем же вы мучаете его своим молчанием? – недоумевал доктор.

 - Мистер Питер, у нас в доме происходят чудовищные вещи. Не знаю-поверите ли вы мне, если я расскажу вам все…

-Китти, не волнуйтесь, я выслушаю вас, - замялся на секунду Питер.

-Ах, оставьте эти реплики для ваших пациентов, я совершенно здорова. Мистер Питер, я вынуждена вас спросить-вы верите в сверхъестественное?

-Китти, милая, разумеется нет-ведь я же ученый. Я видел сотни людей, которые якобы общались с призраками или говорили с умершими, но разве это не свидетельствует лишь об их помешательстве. Я общался с многими из них, все их болезни я мог бы классифицировать и описать, а в некоторых случаях даже излечить. Но к чему вам это-я вижу вы совершенно здоровы, к тому же обладаете довольно изрядной силой воли-не каждая выдержит 3 месяца молчать, обманывая собственного отца.

На секунду лицо Китти утратило непроницаемое выражение-что-то шевельнулось в глубине ее искрящихся глаз:

-Послушайте, я пришла к вам за помощью. Я постучалась среди ночи в комнату к мужчине только лишь потому, что меня вынудили на то крайние обстоятельства.

-Какие же? – Питер нахмурился.

-Вы не поверите мне….Никто не поверит…Может тололько наш священник. Но что он может. Он видит дьявола даже в мыши, укравшей церковный хлеб.

Она замолчала, глядя на то, как огонь весело пляшет в камине.

-Давайте сделаем вот что. Я подслушала ваш разговор насчет гипноза и как я поняла-это затея моему отцу не по душе. Мои познания в гипнозе не слишком то сильны, однако если это средство действительно помогает выяснить всю правду о случившихся событиях, то я готова рискнуть.

-Вы хотите, что бы я подверг вас гипнозу?

-ДА, и немедленно. Только так я смогу вам рассказать о том, что происходит в этом доме, и что еще более важно-боюсь только так вы мне и поверите-грустно сказала она.

-Китти, милая, не лучше ли дождаться утра в самом деле?

-Утра? Тогда чего ж ради, скажите я на милость, я шла бы к вам среди ночи, если б могла дождаться утра. Вот увидите-мой отец хоть внешне и не будет против и ничего не скажет, но всячески попытается помешать этому сеансу.

Питер на пару минут задумался. Взгляд его пал на часы на каминной полке. Профессиональное любопытство взяло верх.

-Ну хорошо, не будем терять времени, рассвет не так уж и далек. Садитесь в это кресло у огня и устраивайтесбпоудобнее. Постарайтесь успокоится и выкинуть из головы абсолютно любые мысли-это очень важно.

Питер порылся в своем кожаном путевом чемоданчике, извлек оттуда маленький блестящий маятник и начал медленно раскачивать его перед лицом Китти.

-Смотрите за светящейся точкой, вы полностью расслаблены, постарайтесь вспомнить тот день, когда…..

   Китти очнулась. Она совершенно не помнила всего, что с ней происходило. Осмотревшись, она увидела, что огонь все так же трещит в камине, часы показывают без четверти двух, а господин Питер сидит за столом рядом и делает какие-то пометки в своем блокноте.

-Ну? Теперь то вы мне верите? – Китти пристально посмотрела на него своими изумрудными глазами, в полуночном свете казавшимися даже хищными.

-Китти, я не знаю, что и думать. То, что вы рассказали, признаться, повергло меня в некоторое смятение. Я наотрез отказываюсь верить в мистическую природу происходящего, однако и не могу найти никаких логических объяснений. Вы, значит, утверждаете, что в подвале вашего дома находится некий предмет, который вы называете куклой, который не может двигаться, однако какая та сила в нем заставляет людей умирать. Более того, вы говорите, что вместо лица у нее темная дыра, в то время как другие видят в ней лишь красивое кукольное личико.

-Не все, - голос Китти слегка дрогнул, - мама тоже видела в ней черную дыру.

-хм…Это очень странно. Я много путешествовал и многое повидал, но такое… Я бывал в Африке и видел кукол Вуду и идолов, которым поклоняются племена. Считается, что они могут наслать смерть или сделать из человека зомби, но такое…Я не могу даже вообразить себе, даже если и так, зачем? По вашему утверждению, кукла, находящаяся за сотни миль от Лондона, каким то образом причастна к гибели невесты вашего брата. Но  как? И даже если и допустить некую долю правды в этом изначально безумном предположении, то для чего ей это.

-У меня есть некие догадки на этот счет. Правда они не подкреплены никакими более менее значимыми фактами и скорее основываются лишь на моей интуиции, но тем не менее, я могу поделиться с вами этими измышлениями.

Питер все с большим интересом смотрел на свою странную пациентку.

-Если вам не трудно конечно.

Китти слегка фыркнула.

-Видите ли….Когда мой отец мастерил эту куклу, он говори, что она будет похожа на мою маму. Он сделал ее по маминому образу и подобию. И в итоге мама умерла, -произнося это, голос Китти дрогнул, однако она продолжала.

-Затем Том увидел ее там же, в подвале. Он сказал что она один в один похожа на его невесту. И что же-его невеста после этого не прожила и пары дней.

-То есть вы считаете, что если мужчина посмотрит на эту куклу и увидит в ней свою возлюбленную, то она умрет.

-Я понимаю, это звучит странно, но именно так я и думаю.

-Китти, мне надо серьезно поразмыслить над всем, что я сегодня узнал. Если даже часть того, что вы говорите, может оказаться правдой, то мы можем стоять на пороге великого научного открытия. Я просто обязан взглянуть на нее. Я упрошу Донна, и мы повезем ее в Лондон для тщательных исследований.

 - Питер, отец и близко не подпустит вас к подвалу. Они с Томом никому не разрешат на нее смотреть.

-Но почему же? Ведь я его друг, а это всего лишь одна из его работ.

Взгляд Китти вдруг стал очень грустным.

-Этого я не знаю. Знаю только что он не позволит вам на нее взглянуть. Да и я не позволю вам к ней подойти.  Я видела что она сделала с моей мамой. Она опасна. Ее нельзя исследовать, на нее нельзя смотреть, ее надо просто уничтожить.

-Китти, что же мне может сделать просто обычный манекен. Кроме того, у меня нет возлюбленной, а следовательно мне нечего опасаться потерять кого-то. Но если эта кукла и правда что-то из себя представляет, то мы можем стоять на пороге величайшего научного открытия современности.

Когда он это говорил, его глаза ярко блеснули.

-Я обдумаю до утра все, что сегодня узнал, а наутро попробую поговорить с Донном.

-Делайте как знаете. Но только…я не так уж хорошо вас знаю, не считая сегодняшнего вечера, я видела вас всего лишь пару раз в жизни, но тем не менее вы кажетесь мне очень хорошим человеком, и я не хочу, что бы что-то с вами случилось. Пожалуйста, не смотрите на нее. Ваше любопытство может очень дорого стоить.

-Хорошо. Я обдумаю все хорошенько и ручаюсь вам, что не буду ничего предпринимать без вашего на то согласия.

Китти против воли улыбнулась.

-Спасибо вам. Мне пора-отец имеет привычку рано просыпаться. Если он меня здесьс вами застанет-будет катастрофа. Спокойно ночи.

И она выпорхнула в темный коридор.

Питер же никак не мог уснуть. Он тщательно перечитал все, что записал со слов Китти. Взвесил все факты. Под гипнозом она не могла врать-исключено. На сумасшедшую она тоже не похожа. А это значит лишь одно-кукла действительно может существовать.

Будучи человеком сугубо прагматичным, Питер признаться не верил даже в Бога, однако у него появилась на некоторая идея насчет этих загадочных обстоятельств.

А ведь вполне может статься, что эта кукла является неким сильным  поглотителем энергии. Настолько сильным, что втягивает в себя лучи света, образуя черную дыру.

За книгами, размышлениями и построениями гипотез он не заметил, как за окном стало светлеть. ОН все же собрался лечь спать, однако что-то не давало ему покоя. К тому же, несмотря на хорошо растопленный камин, ему было неприятно холодно.

«А если я хоть на пару минут спущусь взглянуть на нее. Возможно, я даже не разбужу Донна»

Эта мысль привела его в необычайное возбуждение, и он понял, что больше ждать не может. Стараясь не шуметь дверью и двигаться по корридору в утренних сумерках как можно более бесшумно, он достиг лестницы, ведущей на первый этаж.

Дом еще спал, в предрассветном полумраке виднелись очертания мебелировки, за окнами все было еще иссине-серым. Аккуратно держа огарок свечи, Дон открыл дверь, ведущую на лестницу в подвал.

Холод, очень неприятный, вдруг закрался под полы его халата. Однако он продолжал идти дальше, не взирая на этот утренний озноб.

Он спустился в подвал, бесшумно распахнул входную дверь, и тихонечко, стараясь не шуметь, прошел мимо спящего на небольшом диванчике Донна. Он внимательно оглядел комнату. Ее он заметил сразу. Темный силуэт в углу под синей тканью. Питер вдруг занервничал, сам не понимая от чего. Он поставил подсвечник на пол, медленно подошел к кукле и очень аккуратно снял ткань. То, что он увидел, буквально ошарашило его. Действительно, Питер повидал многое на своей хирургической кафедре, и его едва ли можно было просто так вывести из равновесия, однако то, что он увидел, порядком пошатнуло его веру в науку и признаться очень смутило этого видавшего виды ученого.

Он едва смог ровно держать свечу, которую решил поднести ближе к объекту исследования, потому что руки его вдруг принялись так дрожать, словно он оказался на северном полюсе в одном лишь осеннем пальто. Он все ближе и ближе подносил свечу к лицу куклы, рассматривал и так и сяк, старался как можно глубже заглянуть внутрь этой темной бесконечности. Вдруг за спиной он услышал крик. Крик было трудно назвать даже человеческим. От неожиданности он выронил из рук свечу, она упала и вспыхнула на полу небольшим тлеющим огоньком на прохладном ветерке…

-Что ты здесь делаешь?????-

Это был Дон. Его лицо было перекошено от ярости. Теплые карие глаза стали вдруг черными. Черными как лицо этой проклятой куклы…..

Глава 5

Гром все сильнее распалялся, дождь лупил по оконному стеклу точно канонада вражеских войск. Вода низвергалась в неба Ниагарским водопадом, и несладко  в этот вечер было тому, кто не успел подлатать свою крышу до наступления осени.

Мер города мистер Локвуд сидел у окна и перечитывал утреннюю газету. Странное происшествие случилось сегодня на рассвете в его городе, где отродясь и не было никаких происшествий, а уж тем более такого неслыханного. И еще больше его повергло в шок то, кто его совершил. Откинувшись в своем теплом кресле, мэр поудобнее закутался в плед и закурил трубку. Его размышления прервала его супруга, вошедшая с подносом, на котором дымился свежезаваренный чай и отличные бисквиты.

-Ах дорогая, ты же знаешь, я сейчас совершенно не расположен к еде, после всего того, что сегодня произошло. Это же просто ужасно… Представляешь, как упадет моя репутация  мэра. И я не говорю уже о панике среди горожан, да и о самом чудовищном преступлении. И кто же стал жертвой – светила британской медицины, прекрасный человек и известный ученый. И кто стал хладнокровным убийцей-мой старый приятель, бывший ухажер моей дочери. И где все это произошло-в моем тихом спокойном городишке. Где отродясь ничего не происходило.

С подноса незаметно исчез один бисквит.

-И что же дальше, продолжал мэр с набитым ртом, - как прикажешь мне, милая моя Магда, себя вести во всей этой ситуации. Вздернуть Дона на виселице, устроить публичную казнь перед стенами монастыря на глазах его дочери и радостной толпы. Ну положим, семейство Хиллзов действительно в последний год ведет себя странно. Но убийство…Мог ли Донн его совершить. Или может быть это лишь несчастный случай.

Второй бисквит исчез с подноса.

Ах знала бы ты Магда, - мэр всплеснул пухленькими ручками, - как бы мне хотелось разрешить все это мирно без судов и кровопролития.

Его жалостливый монолог прервал звон колокольчика у входной двери.

-Кого это принесло в такую погоду да еще на ночь глядя, -засуетилась Магда, - тут и так дел невпроворот. Уж не связано ли и это с утренним происшествием.

-Кто бы это не был, мой долг как мэра принять и выслушать его.  Я все таки отвечаю за порядок в этом городе.

И мэр съел еще один бисквит и запил его приличным глотком чая.

-Магда, иди узнай кто это.

Магда, худая,  прыткая женщина с очень длинным носом и не менее длинным языком, поспешила по лестнице, стараясь опередить служанку, пока та радушно не распахнула перед незнакомцем дверь.

Однако ей не удалось этого сделать. Когда она достигла последней ступени, перед ней уже стояла Катерина ХИллз собственной персоной, мокрая, в старой накидке и трясущаяся как листик на холодном осеннем ветру.

-Что вам угодно, - спросила Магда, поджав губы. «Принесла же нелегкая», -подумала она про себя, «ведь она из этой чокнутой семейки.»

-Мне нужно немедленно поговорить с мэром. Как можно быстрее.

Китти вся тряслась.

-Видите ли, он сейчас немного занят…

Вдруг Магда внимательно всмотрелась в лицо этой юной девушки и осеклась.

Буквально за одни сутки ожившая после тяжелой болезни Китти снова превратилась в тень. Ее накидка висела на ней, и казалось что под черной тканью тела нет вовсе. Она была похожа напризрака, решившего навестить под вечер своих убийц.

-Видите ли, моему отцу грозить смертная казнь, а  знаю, что он никого не убивал. Мне просто необходимо поговорить с мэром до утра.

-Ну хорошо, хорошо, идемте.

Сабрина,- прикрикнула она на служанку, - принесите нашей гостье сухое платье и горячего чаю.

Они обе поспешно поднялись по широкой лестнице.

Мистер Локвуд, - Китти посмотрела на него взглядом, полным мольбы и отчаяния.

-Китти. Ты же вся промокла. Проходи к огню.

 Как и большинство горожан, мэр знал Китти с самого детства еще хорошенькой маленькой девчушкой  и потому был расположен к ней весьма благосклонно.

Китти присела на краешек кресла напротив мэра.

-Как вы знаете, моего отца обвиняют в убийстве. Однако я знаю, он ничего не совершал.

-Вот как, - оживился мэр, - Вы были там? Что же произошло на самом деле? Это был несчастный случай?

Мэр вдруг обрел призрачную надежду, что сейчас все легко разрешиться и казнить никого не придется.

-Нет, мистера Питера действительно убили, но это был не мой отец.

-Кто же тогда? Китти, скажите и мы сию же секунду схватим этого негодяя.

От волнения мэр подавился очередным пирожным и даже слегка закашлялся.

-Мэр Локвуд, я боюсь вы мне не поверите.

-Дитя мое, я знаю вас с детства. Вы не способны солгать.  Да и кому если не вам мне поверить. Конечно же, я понимаю, что вашему отцу грозит….наказание… но уверен, даже ради этого вы бы не стали перекладывать его вину на другого человека, если бы тот ничего не совершал.

-Да в том то и дело, -Китти посмотрела на мэра пристально, - это не человек сделал.

-Вот как? – мэр от неожиданности даже подскочил в кресле, - а кто же? Какое-то дикое животное забрело в ваш дом? Вы же живете на самой окраине.

Мэр подкидывал варианты ответов, в надежде, что хоть один окажется похожим на правду, и все это дело побыстрее закончится.

-И не животное. Мой отец…ну вы знаете, он делает куклы. Так вот-он смастерил нечтнопохожее на куклу. И оно, как оказалось, может двигаться, ходить и даже убивать.

Китти сама сейчас была похожа на восковую куклу из музея мадам Тюссо. Пламя освещало ее желтую кожу, и казалось-сядь она чуть ближе к огню, он ее расплавит.

-То есть вы, Китти, утверждаете, что друга вашего отца знаменитого хирурга мистера Питера убила кукла?

-Я понимаю, это звучит дико, но это именно так.

Китти говорила абсолютно спокойно.

Мэр вдруг с интересом уставился на нее и даже перестал жевать.

 - И как же это произошло?

-Она толкнула мистера Питера, он упал и ударился  о столик.

-Вы это видели лично?

- Да, -Китти кивнула. –Видела. Я слышала как мистер Питер спускался в подвал и пошла за ним следом. Он подошел к кукле, а она его оттолкнула. Мой отец спал, и проснулся от грохота.

- И что же было дальше?

-Дальше мой отец пытался помочь мистеру Питеру, но все было бесполезно-он был уже мертв.

-Так вы говорите, эта кукла обладает такой силой, что может толкнуть человека так, что б он упал и умер?

-Такой и даже большей. Ей даже не обязательно до вас дотрагиваться.

Китти отвела взгляд в сторону окна.

Мэр сделал глоток чаю и долил себе еще сливок.

-Все, что вы рассказали, безусловно, очень интересно. Скажите - я мог бы на нее взглянуть?

 Китти лишь молча кивнула, все еще не сводя взгляд с темного окна.

-А что если я возьму с собой нашего доблестного офицера полиции?

Китти так же безучастно-равнодушно кивнула, и точно загипнотизированная, не сводила с окна взгляд.

Потом она внезапно очнулась.

-Если вы хотите на нее взглянуть, то лучше поехать прямо сейчас. Я затем и пришла к вам. Видите ли, у нас очень мало времени. Моя семья в последнее время имеет не очень хорошую репутацию, и горожане старались нас по возможности избегать. А теперь, когда мой отец подозревается в убийстве, боюсь что если вы в ближайшее время не примете мер, то у мэрии соберется толпа, требующая его повесить.

Мэр вдруг решительно вскочил, и несмотря на недопитый чай, недоеденные бисквиты и

ливень за окном, позвал прислугу и приказал срочно закладывать лошадей и подать ему накидку и шляпу.

Он собрался довольно быстро. Видимо, им двигало любопытство и даже азарт.

В мыслях он видел заголовки завтрашних газет: мэр города восстановил справедливость и помешал казнить невинно осужденного.

Он сообщил жене, что скоро вернется, и к ее великому неудовольствию, они вдвоем с Китти устремились к ее синему домику на окраине города. Дождь стучал по крыше экипажа. Китти по-прежнему оставалась в мокром платье, ведь до дома мэра она добиралась пешком в одной тонкой накидке. Но она не замечала холода.

Когда они наконец по размытой дороге добрались до места, дождь немного поутих, хотя небо по-прежнему было застлано огромными черно-лиловыми тучами. Синий домик выглядел пустым, промокшим под стать своей хозяке и  зловещим в этом дождливом полумраке.

Они вошли в дверь. Китти взяла с полки лампу и зажгла огонь.

-Идемте. Она в подвале. Там то все и произошло.

Она шла первая, освещая лестницу.

Отворив дверь, они спустились в мастерскую Донна. Мэр с интересом осмотрелся.

Ему доводилось бывать в магазинчике Донна, но здесь он никогда не был.

-Вон, тот манекен в углу под тканью,

Китти махнула рукой в направлении стены.

Мэр взял у нее фонарь и с интересом подошел к манекену. Кукла все так же была завешена тканью, словно ночью с ней ничего и не происходило.

Он скинул ткань и охнул. На несколько мгновений он просто потерял дар речи.

-Она просто прекрасна. Какая точная копия.….

Китти пристально посмотрела на мэра и заметила, что несмотря на свой возраст, н вдруг смущен точно влюбленный подросток.

-Точная копия кого?-спросила она. При всем уважении к супруге и признании всех ее благодеелей и неоценимой пользы, которую она принесла городу , Магду Локвуд едва ли можно было назвать прекрасной.

-Нуууэээ-девушки. Просто она выглядит как живая девушка, -вдруг замялся и засмущался мэр. Потом отступил пару шагов назад, не переставая выражать свое восхищение:

 - Удивительно, как Донну только удалось сделать такое чудо? Сколько же он потратил времени. Она как живая. Какая прекрасная кожа, какие шикарные рыжие локоны. Она едва ли не лучше оригинала.

-Вы сказали, рыжие? – с интересом уточнила Китти, которая все это время с холодной  и скептической улыбкой стояла за его спиной.

-Огненно-рыжие как летний закат. А ее глаза зелены и так же мерцают как рождественская елка. Послушайте, Китти, я мог бы забрать ее себе, раз вам она так не по душе?

-Я вас уверяю, от нее одни неприятности, но если вы настаиваете….

-Да, я пошлю за ней завтра. Хотя нет.. боже…где же я буду ее хранить. Магда не должна ее видеть, -мэр густо покраснел.

-Но я придумаю что-нибудь, обязательно придумаю.

Он продолжал рассматривать куклу.

-Между прочим, как вы думаете, сколько бы Донн за нее попросил, если б я захотел ее купить?

-Мистер ЛОквуд, если вы ничего не сделаете в отношении моего отца, то думаю уже завтра к вечеру сможете забрать ее бесплатно, потому как ему, болтающемуся на виселице, она будет уже ни к чему.

Китти смотрела на него с грустной усмешкой.

-Господи, я так залюбовался, что совсем забыл про это. А знаешь что Китти-я сейчас же поеду к офицеру, и мы обо всем договоримся с ним. Я не верю, что человек, создавший такую красоту, способен на преступление. Я не знаю, что произошло тут, но уверен, что даже если и Донн-виновник этого, то это вышло не специально. Поэтому  я предлагаю отпустить вашего отца. Я найду способ как то все утрясти. В конце концов человек, который способен создать такое произведение искусства, просто обязан быть наделен божьей искоркой, и  я не думаю что наш всевышний отец наделил бы такой искоркой убийцу. Вы молодец, Китти, что привели меня сюда и заставили взглянуть на это чудо. Признаться, теперь я понимаю, как вы тонко придумали эту историю с куклой-убийцей.

Вы заинтриговали меня настолько, что я примчался сюда и увидел этот шедевр, который и убедил меня одним только своим видом, что Донн ни в чем не виновен. Вы спасли своего отца от смерти и меня от принятия ложного решения. Я должен немедленно поехать к офицеру и объяснить ему, в чем дело, пока еще не слишком поздно, есть шанс застать его в участке. Я обещаю вам, Китти, к утру ваш отец будет дома. Мне надо ехать. Боги, до чего же она хороша, -проговорил он, поднимаясь по лестнице и продолжая оглядываться.

Все то время, пока мэр Локвудо говорил и рассматривал куклу, Китти старательно избегала на нее смотреть. Она стояла рядом, отвернувшись к противоположной стене, сохраняя ледяное спокойствие и лишь при словах «вы тонко придумали историю с куклой», она грустно улыбнулась.

Закрыв за мэром дверь, она пулей кинулась к подвалу и приставила к двери небольшую тумбочку, на которую затем поставила пару фарфоровых ваз.

После этого она вернулась на кухню, прихватило большой нож, поднялась к себе в комнату, забаррикадировала дверь тумбой и парой стульев, после чего смогла наконец спокойно развести огонь, согреться и прийти в себя.

События этого дня до сих пор мелькали перед ней чудовищным калейдоскопом.

Рассматривая, как танцует огонь, вороша поленья кочергой, она в мельчайших деталях вспоминала весь прошедший день.

Примерно в 4 утра она вышла от мистера Питера, который пообещал ей ничего не предпринимать до тех пор, пока они не переговорят утром. Она вернулась к себе и легла спать. Когда уже вполне рассвело, она проснулась от яростного стука в дверь. Кто-то молотил по ней кулаком. Китти спустилась посмотреть, что случилось.  Оказалось, это Том вернулся домой. Он был сильно пьян. Хуже того- он вернулся в сопровождении их городского полицейского. Раньше Том никогда себе такого не позволял. Вечером накануне он действительно отправился в местный театр посмотреть на Эвелину, а после спектакля пытался проникнуть за кулисы, откуда был выставлен нелюбезным руководителем труппы. Том учинил скандал. После этого он продолжил вечер в кабаке, где вел себя самым скверным образом. В результате владелец трактира  вынужден был призвать на помощь полицию, и Тома с позором выдворили вон. Их местный офицер полиции был довольно молод, всего лишь лет на пять старше самого Тома, поэтому он не стал забирать его в участок или читать ему нотаций, а просто решил проводить его до дома и уложить спать, что бы Том сегодня уж точно не натворил никаких дел. Подвыпивший Том никак не мог открыть дверь своим ключом, поэтому принялся стучать со всей силы, в надежде что кто-нибудь з домашних его услышит. И действительно-через пару минут полусонная Китти распахнула перед ним дверь. Шеф полиции слегка смутился при виде молодой красивой девушки, одетой в легкий ночной халат. Что бы хоть как-то скрыть свое смущение и извиниться за столь ранний визит, он предложил сам проводить Тома до кровати и уложить его спать. Китти не стала возражать. Она лишь кивнула в сторону лестницы и объяснила что Том обычно спит в подвале на диванчике у входа. Офицер вместе с Томом отправились вниз. Китти осталась ждать наверху-подвал был последним местом в доме, куда бы она хотела пойти. Она до сих пор до конца не оправилась от последнего посещения, поэтому даже когда ей случалось пройти мимо лестницы, ведущей в подвал, она всегда ускоряла шаг.

Поэтому она осталась ждать офицера у лестницы, в глубине души надеясь, что он не станет осматриваться и не наткнется там на чудовищный манекен. Однако он наткнулся там на нечто куда более ужасное. В подвале его ждал труп Питера и Донн, безразлично смотрящий перед собой. Послышался шум, переполох, какая-то возня. Они поднялись спустя минут двадцать, офицер вел Донна, заломав ему руки за спину, а следом по лестнице шествовал Том, едва волоча ноги и с трудом понимая, в чем дело.

-Простите, мисс, но в вашем подвале я обнаружил труп и должен арестовать убийцу. Через четверть часа здесь будут мои помощники, что бы осмотреть место преступления.

Прошу вас впустить их и не трогать ничего в подвале.

Китти бросила испуганный взгляд наДонна, но он на это ничего не ответил, просто стоял, опустив голову.

-Офицер, прошу вас, на забирайте его, это не он сделал, я могу все объяснить.

-Сожалею, юная миссис Хиллз, но он во всем уже сознался, так что  будьте добры-впустите моих помощников, когда они придут и не входите пока в подвал-вам не стоит видеть того, что там сейчас происходит.

Когда входная дверь за ними захлопнулась, Китти прижалась к ней с другой стороны  и медленно сползла вниз. У нее внутри все упало. Ее отец-убийца? Его повесят? У нее нет мамы, теперь не будет и отца. Она не могла поверить в то, что происходит.

-Том, Том, очнись, нашему отцу грозит смертная казнь! – она попыталась растолкать брата, который упал на диван и заснул в таком положении.

Она металась по своей гостиной в поисках выхода.

Через несколько минут в дверь и правда постучали по поручению шерифа. Не будь Китти в таком состоянии, она бы сильно удивилась такой скорости. Но все объяснялось достаточно просто-в их городе никогда не происходило никаких преступлений, и полицейские, как правило, просиживали без работы.

Они попросили отойти ее от двери и отправились исследовать подвал. Китти сидела на лестнице наверху и смотрела,  как вытащили тело Питера. Затем ей долго задавали всякие вопросы про ее отца, их гостя, ее семью и тому подобное.

Когда они ушли, Китти погрузилась в оцепенение. Необходимо было что-то придумать. «Нужно обратиться к мэру» - мелькнуло у нее в голове, - «он вполне может ей поверить». Ей нужно было как-то объяснить ему ситуацию. В раздумьях она поднялась к себе в комнату.  Время близилось к обеду. Серые тучи, которые все утро собирались за окном, разразились сильнейшим ливнем. Без сил она повалилась на кровать. В последнее время кошмары ей почти не снились. Кукла без лица оставила ее после того, как она перестала заглядывать к ней в подвал. Китти понимала, что надо идти в участок, к мэру, пытаться что-то сделать, но пережитое потрясение и бессонная ночь дали  о себе знать-Китти провалилась в глубокий сон. Сначала ей ничего не снилось, но потом все вокруг зарябило, и она оказалась в своем подвале. Вокруг было очень холодно, как зимой на улице в канун Рождества. Она забко передернула плечами.

«Китти», - она услышала шепоток за спиной, «Китти, повернись, я жду тебя тут».

Какой знакомый голос. Она повернулась и сразу увидела черную бездну. Китти побежала. Но во сне бежать было трудно, движения были замедленными, она проваливалась куда-то вниз, ступени оказались вязкими и плавились под ее шагами.

«Китти, посмотри на меня. Твой отец не виновен».

 Китти вцепилась в перила.

-Он никого не трогал. Это сделала я. Освободи его. Верни его обратно.

Китти остановилась на самом верху лестницы. Она повернулась и посмотрела в эту черную бездну. Впервые она посмотрела в нее без страха.

-Как я его верну?

Ей непривычно было разговаривать с чем-то, у кого нет лица, нет рта и глаз.

-Приведи ко мне мэра Локвуда. Сделай так, что б он посмотрел на меня. Дальше я разберусь сама. Китти, ты поняла меня?

Китти лишь кивнула и отправилась дальше. На удивление, ей вдруг стало легко подниматься наверх-она буквально взлетела по лестнице к себе в комнату. И проснулась…

В комнате было достаточно темно, за окном лил ливень. У двери она уловила какое-то движение. Она повернулась -подол темно-зеленого платья исчез за закрывающейся дверью. Что это - приходил кто-то из соседей? Сквозняк? Ей почудилось? Или….

Она вскочила с кровати и кинулась к лестнице, ведущей вниз. В самом низу лестницы она увидела хорошо знакомый силуэт, который проскользнул к подвалу. Китти чуть было не упала в обморок. Чертова кукла умеет ходить. Все это время она разгуливала по их дому.

Она может ходить, говорить, она может убивать. Что она там говорила про мэра. Надо привести его сюда. Это как-то спасет ее отца?

Китти кинула взгляд на часы. Было 7 часов вечера. До дома мэра ей идти где-то с полчаса. За окном дождь лил, не переставая. Она схватила свой старый плащ и пулей вылетела из дому.

Теперь же, прокручивая в голове события прошедшего дня, она удивилась, насколько все получилось легко.  Теперь ее страшило лишь одно-кукла умела ходить.  С этим надо было что-то делать.

С этими мыслями утомленная Китти уснула.

События следующих дней оказались уже не столь трагичны. Донна и впрямь отпустили к неудовольствию горожан. Однако все разрешилось куда проще, чем ожидала Китти. Разъяренная толпа не собралась под их домом, местные жители не жаждали учинить расправы или вздернуть Донна на единственном дубе, растущем неподалеку. Донн попросту возвратился домой на следующее утро, уставший и постаревший за эти сутки. Этим же утром Китти поспешила отправиться  на центральную улицу и заказала там отличную дубовую дверь, попросив пристроить  к ней так же огромный замок. Дверь она поставила в подвале. Она заплатила мастеру так, что б он бросил все остальные заказы и в тот же день пришел к ней с отличной новой готовой дверью. Когда он с грохотом ее приколачивал, Китти готова было поклясться, что с обратной стороны она слышала такие же яростные гулкие удары в дверь. Она повесила огромный замок, единственный ключ от которого забрала себе и сказала Донну, что больше никто из их семейства не спустится в подвал. Донн не стал возражать и переехал в  одну из комнат на первой этаже. Когда он услышал, что его дочь снова разговаривает, его лицо немного просветлело.

  Донн снова принялся за производство мебели, правда, теперь он уходил работать на весь день. Том снова пропал, и от него не было никаких вестей. Китти немного успокоилась. Кошмары ее больше не посещали. За все это время она почти не писала Тедди, и бедняжка видимо там с ума сходил. От него приходили письма почти каждую неделю. Его родители и друзья, по всей видимости, писали ему, что Китти заболела, что в семействе Хиллзов творится неладное, и он в каждом письме заваливал ее вопросами касательно ее семейства. Когда она заболела, он собирался приехать,   тетушка Миллз сообразила написать ему ответ от имени Китти, что все хорошо и ему незачем волноваться попусту. Когда Китти немного оправилась, она сама написала ему длинное нежное письмо, в котором уверяла, что все в порядке. И Китти при нем старалась ни чем не выдать О странностях их семейства она старалась не распространяться, хотя Тедди часто спрашивал ее об этом. До него доходили слухи, что Донн ведет себя довольно странно, и он часто предлагал Китти приехать и забрать ее немедленно в Ирландию, не дожидаться, пока он кончит свой курс изучения медицины. Однако Китти  всякий раз его успокаивала и отвечала, что готова ждать сколько нужно.

В начале декабря выпал первый снег. Китти выглянула на улицу и увидела, что все огромное поле у дома покрыто белоснежным искрящимся хлопьями и походит на торт со взбитыми сливками, а домики напротив так были разукрашены снегом, точно пряники, покрытые глазурью. Она улыбнулась-скоро Рождество, а это значит-Тедди скоро приедет погостить.

-Только бы до этого времени до него не дошли все эти ужасные слухи о моем отце, - подумала Китти, - хотя как же-быстрее снег превратиться в сладкую вату.

Она достала лист бумаги, такой же белый, как  падающие снежинки и решила написать Тедди в надежде, что письмо еще застанет его в Дублине. Когда она заканчивала первую строку, в дверь постучали. Китти спустилась вниз и распахнула дверь, даже не спросив, кто там. На пороге стоял Тедди, порядком повзрослевший, немного похудевший, с бакенбардами, в теплом коричневом пальто и серой шляпе, придававший ему вид довольно солидный. В руках он держал огромный чемодан, и Китти поняла, что он примчался к ней прямо с поезда.

-Китти, милая моя, я приехал тебя забрать. Я узнал обо всем что тут случилось и сразу приехал. Боже, ты такая худая. Что тут произошло? Что с твоим отцом?

Китти не слушала его вопросов. Только теперь она поняла, как давно они не виделись и как сильно она успела по нему соскучится.

С громким визгом  она кинулась ему на шею.

-Входи же быстрее. Я согрею чаю и угощу тебя пирогом. Тедди, милый, как же я скучала. Подожди пару минут здесь.

Она оставила его в гостиной, а сама почти бегом помчалась по лестнице наверх в свою комнату.

Она взглянула на себя в зеркало и ужаснулась. Волосы были незавиты и висели тусклыми прямыми локонами, старое видавшее виды платье, в котором она обычно занималась домашними делами, еще больше подчеркивало ее болезненную худобу. Сменив платье на более нарядное, она собрала  волосы в высокую прическу, пощипала немного щеки, что б придать лицу нежный румянец и надушилась (духи были ее единственной роскошью).

Затем она спустилась вниз, где ее ждал  взволнованныйТэдди.

Тем вечером Донн вернулся совсем поздно, поэтому они с Тедди были вдвоем до самых сумерек. Китти забралась к нему на коленки, и так и просидела там несколько часов подряд.

 - Я наслышан обо всем, что происходит у вас в дома. Китти, милая, давай я заберу тебя сегодня же. Мои родители не будут против. Мы обвенчаемся завтра, а после Рождества вместе уедем в Дублин. Тебе нельзя оставаться в этом доме.

Китти притихла на его руках и, задумавшись, уткнулась своим маленьким аккуратным носиком в его розовую пухлую щеку.

Ей и правда хотелось уехать отсюда, сбежать с любимым из этого молчаливого, застывшего дома в веселую и полную жизни Ирландию, петь и плясать там до упаду и больше уж никогда не видеть никаких кошмаров.

-Тедди, я готова с тобой уехать хоть сейчас в одном только этом платье, - она широко улыбнулась.

-Я не был еще дома сегодня-сразу примчался к себе. Мои родители, я уверен, завтра устроят праздничный ужин по случаю моего прибытия. Уверен, они захотят, что б ты пришла к нам. Давай объявим о нашей помолвке завтра же?

Китти улыбнулась. Она вспомнила про родителей Тедди, таких же милых как он сам. Она тоже была уверена, что несмотря на все дурные слухи про ее семейство, матушка Тэдди с радостью примет ее у себя дома.

Тедди ушел, когда за окнами совсем стемнело.

«Надеюсь, его родные простят мне, что я  так задержала его у себя дома», - размышляла Китти, расчесывая перед зеркалом волосы. – «Завтра званый ужин, а мне и надеть то на него нечего. Завтра немедленно надо отправиться за новым платьем».

Завершив свой вечерний туалет, она извлекла из-под подушки мамину шкатулку с украшениями. У Шелли их было не так уж и много, и почти все они были подарены Доном или его друзьями за долгие годы совместной жизни. Маленький замочек щелкнул под ее руками, и мельхиоровая шкатулка, покрытая узорами из роз (Шелли во всем хранила верность этому капризному цветку) распахнулась точно пещера Алладина, обнажая свои позабытые всеми сокровища.

На лиловом бархате лежали  аккуратные сережки из бирюзы, оправленные нежным серебром (подарок мистера **** на свадьбу Донна и Шелли, привезенный им из далекой Индии), витиеватое кольцо с крупным гранатом, ажурный браслет в виде маленьких цветочков с крошечными изумрудиками внутри каждого, который так хорошо сидел на тонком запястье своей хозяйки и конечно же рубин-крупный прямоугольный рубин, обрамленный золотом высшей пробы – казалось в его тонких розовато-красных гранях ярким бурлящим  пламенем кипит жизнь. Жизнь, которой так не хватало его прежней владелице. Шелли очень редко надевала это украшение, на его фоне ее болезненная бледность казалась еще более заметной. Китти внимательно всмотрелась в манящую гладкую поверхность камня. В детстве ей казалось, что там, за гранями, есть другой мир, зазеркалье, в котором тоже кипит жизни, там, в рубиновом мире живет какой-то народец, который так же отмечает Рождество, чистит рубиновый снег, по вечерам зажигает яркий огонь в камине и дарит друг другу подарки. Как завороженная, рассматривала она яркий камень. «Хоть ты и камень, но ты живее любого существа в этом застывшем доме», - со вздохом сказала она, убирая украшение на место.  Кроме того, в глубине шкатулки Китти нашла маленькие золотые сережки, в форме искусно выделанных бабочек. «Премилые», - улыбнулась она.

А приподняв лиловую обивку, она заметила небольшую выемку на дне шкатулки. Опустив туда пальчик, Китти извлекла старинное  потемневшее от времени кольцо. Кольцо было довольно простым, без камней и особой огранки, но для Китти оно было ценнее самых крупных бриллиантов. Это было обручальное колечко ее бабушки. Она улыбнулась, рассматривая старомодное колечко.

«Тебя то я и надену на свое венчание», - улыбнулась Китти. Затем она закрыла шкатулку, убрала ее подальше под подушку и счастливая заснула.

Следующее утро выдалось солнечным и морозным. Китти встала раньше обычного.  Наскоро приготовив завтрак дляДонна, она надела одно из своих выходных платьев и поспешила из дома. Открыв дверь, она тут же провалилась в сугроб, так как снег около их домика несколько дней уже никто не чистил, а перед рождеством его выпало предостаточно. Подобрав подол своей теплой накидки, она пробралась к воротам, а оттуда вышла на их маленькую улочку, где уже с самого утра соседские мальчишки кидались друг в друга снежками. Ей тоже досталось в этой перепалке. Когда она проходила мимо, маленький ледяной комочек угодил ей точно в щеку, и рассыпавшись, тут же начал таять, протекая за воротник. Впрочем, Китти не осталась в долгу, и быстро слепив довольно плотный шарик, она  метко попала им в соседского сорванца.  Мальчишки, хохоча, припустили от нее по улице, а она лишь поправила капюшон и отправилась дальше, пытаясь придать лицу серьезное и строгое выражение.

Спустя полчаса она оказалась на главной улице их городка. Главный и единственный салон женских платьев располагался здесь же-в самом центре, неподалеку от магазина сладостей и их главной местной достопримечательности-городского театра.

Разумеется, здесь с самого утра уже было полно народу-первые модницы города готовились к рождественским балам и светским приемам. Под изящной лиловой вывеской, на которой был изображен стройный женский силуэт и тонкими витьеватыми буквами было выведено «Салон женского платья мадам Лили», уже стояло несколько карет, а за стеклянной дверью то и дело мелькали фигурки, несущие в примерочные комнаты образцы тканей, журналы и выкройки. Несмотря на ранний час, жизнь в салоне бурлила.

Китти аккуратно толкнула стеклянную дверь и скользнула внутрь под звон серебряного колокольчика, возвестившего о ее приходе. Разговоры в салоне неожиданно смолкли. Мадам Лили, одетая в свое удобное рабочее черное платье, такая же худая и изящная как и лиловые буквы на ее вывеске, показалась из примерочной, держа в руке журнал и сантиметр.

-Ааааа, Катерина Хиллз, входи, входи. Я скоро освобожусь.

Китти кивнула и присела на большой пуф у стены. Перед ней на столике лежала кипа журналов с выкройками и модными в этом сезоне парижскими платьями и шляпками. Китти было не так уж интересно, однако, что бы скоротать время, она пролистала один журнальчик.

Вышколенная помошница мадам Лили, одна из таких же худых и обладавших безупречным вкусом девушек, как и сама владелица салона, принесла Китти чашку горячего шоколада, и Китти благодарно ей улыбнулась.

Из примерочных комнат выпорхнули две девицы лет двадцати не больше. Китти видела их раньше, но не смогла припомнить фамилий. Весело хохоча, они потащили к карете несколько огромных круглых коробок, перевязанных лиловыми лентами.

Мадам Лили, с видом человека, довольного своим трудом, вышла из примерочной.

-Входи, Китти. Уже присмотрела что-нибудь себе?

-Да. Если не возражаете-вот это платье-простое. Я бы хотела его из зеленого сукна.

Мадам Лили внимательно посмотрела выкройку.

-Ну кого сейчас удивишь зеленым сукном? Нам привезли золотую парчу. Темное золото подойдет к твоим волосам и зеленым глазам. Доверься мадам Лили. Идем со мной.

И эта строгая худая женщина увлекла Китти за собой в примерочную.

 Надо сказать, мадам Лили обладала редким талантом портнихи и отменным вкусом. Будучи двадцатилетней девушкой, она отправилась во Францию изучать мастерство портнихи и добилась в этом деле редких успехов. Она настолько хорошо разбиралась в фасонах, выкройках, цветах и последних модах, что случалось такое, что в их небольшом провинциальном городке девицы были одеты лучше столичных модниц.

Закончив свое обучение, мадам, однако не пожелала остаться в Париже, хотя там ей сулили хорошее место, а вернулась к себе домой и открыла свой собственный салон, который пользовался огромным успехом. Стеклянная дверь приводила первых модниц города в неистовое возбуждение. Каждое утро, ровно в 9 худая изящная рука хозяйки вешала на двери табличку "открыто" и девушки со всех концов города стремились к ней.

Девушки, работавшие в ее салоне, подобно монахиням, носили черное и исполняли все, что им скажет хозяйка, и подобно богиням, обладали безупречной фигурой, а кроме того из под их рук выходили чудесные вышивки и  как  искуссные волшебницы, они превращали нежные куски мерцающих тканей в изящные платья, способные украсить любую. Словно волшебными палочками орудовали они своими иглами, колдуя над очередным нарядом.

Мадам Лили, ласковая с покупателями, однако прекрасно знала к себе цену, так что горожанам приходлось выкладывать за ее наряды кругленькие суммы.  Но разве мог устроять самый скупой отец перед мольбами своей любимой шеснадцатилетней дочери купить ей красивое платье на бал, разве могла честолюбивая мать позволить, что б ее чадо было одето на вечере хуже соседских девушек, разве не являлось красивое платье удачным вложением капитала, сулившем счастливый и выгодный брак. Потому то местные жители и не скупились оплачивать услуги мадам Лили, получая взамен круглые коробки с лиловыми лентами и востроженныевизги своих дочерей.

Когда дверь в примерочную затворилась, мадам Лили, достала из ящика стола огромную книгу и полистав, раскрыла ее на последних страницах, там, где шли фамилии горожан, начинавшиеся на "Х". Здесь, в этой огромной старой книге, хранились, записанные аккуратным строгим калиграфическим почерком ее владелицы, все обмеры, с педантичной точностью сделанные в этой комнате. Здесь вы могли бы найти точные данные о размерах талии всех городских девиц, а так же их матерей. Если бы нашелся такой исследователь, который захотел бы проследить судьбы девушек по тому, как меняются с возрастом размеры их платьев, он бы нашел в этой книге немало полезного и занимательного материала. Вот скажем Роза Хиллинг, шедшая рядом с Китти в этой сравнимой с церковной книге моды. Из записей было видно, что в 12 лет ей сшили первое красивое взрослое платье. В тот год ее отец как раз преуспел в делах, и их семейство впервые пригласили на ежегодный родителбским бал к меру. По этому случаю ему пришлось раскошелиться на платья для своих домашних. А вот и запись о ее формах в пятнадцать лет-довольно плотная девица. В восемнадцать она похудела-и конечно же, было от чего. Она была без памяти влюблена в первого красавца их городка- адвоката Фридмана, который только что вернулся после курса языков в колледже. Дабы очаровать его, она попросила сшить ей нежно-лиловое платье.  К сожалению, ее любовь тогда так и осталась безответной, однако через два года судьба оказалась к ней милостива, и она выскочила замуж за Филлипа Бейкера, теперешнего владельца их булочной. Нетрудно догадаться, что ее брак и рождение затем трех чудных девочек,а так же приживание в одном доме с пекарем, заметным образом отразилось на ее талии. Следующим шло семейство Хиллзов. Мадам Лили водила тонким изящным пальцем по нужной строчке.

-Давай-ка посмотрим, милая, как изменилась твоя талия-ты так давно не была у меня. Я помню, как шила свадебное платье твоей матушке. И тебе не следует пренебрегать красивой одеждой-женщина должна оставаться красивой всегда, даже на смертном одре.

Мадам Лили сама безукоризннено следовала этому правилу. Ее высокая прическая была сделана идеально, так что волосок прилегал к волоску. Черное платье с белым воротничком делало ее похожей на воспитательницу женского пансиона. Из украшений она носила только обручальное кольцо с большим черным агатом. Даже пуговицы на ее платье были черными и незаметными. Девушки из ее салона отдевались так же, дабы не отвлекать покупателей от их собственных новых нарядов. Однако стоило мадам сменить вывеску на "Закрыто" и отправиться с мужем в теарт, и вы могли увидеть ее в таких туалетах, что любая королева лопнула б от зависти.

Пока мадам тщательным образом производила замеры, Китти рассматривала себя в огромном зеркале. За последний год она не очень то уделяла внимание своей внешности, и теперь ей стало не по себе от того, как она выглядит. От искрящихся зеленых глаз не осталось и следа-они выцвели, стали тусклыми и блеклыми, точно старое платье. На нежном лице появились первые морщинки. А ей всего то семнадцать лет. Она взглянула на свои руки, потрескавшиеся от ежедневной работы по дому. На худое тело, лишенное всяких форм и округлостей. Китти готова была расплакаться от того, как она подурнела.

Мадам Лили, хоть и не подала виду, казалось тоже заметила преображение.

-Ты такая же худышка, как и твоя матушка. Посмотрим, что с этим можно сделать. Тебе нужно пышное платье.

Мадам Лили углубилась в изучение выкроек. Китти заглянула в журнал через ее плечо. Не то что б ей было интересно, но она рада была не смотреться больше в зеркало при таком хорошем ярком освещении, показывающим все ее недостатки. Спустя час все обмерки были сняты, ткань и фасон выбраны, и Китти уже собиралась уходить, как входная дверь распахнулась и в салон вошла супруга мера со служанкой. С тем пор как они виделись в последний раз, прошел примерно месяц. И весь этот месяц Китти постоянно мучали угрызения совести относительно того, что ради своего отца она подвергла супругу мера почти что верной смерти. Если ее теория была верна, то она вот-вот должна была умереть. Однако, когда Китти увидела ее, то не поверила своим глазам. Пожилая сварливая женщина, которую Китти знала с детства, и  всегда помнила в невзрачных серых платьях и старомодном чепце и которая, казалось, никогда и не была молодой, вдруг совершенно изменилась. Ее карие глаза неожиданно оказались яркими и блестящими, точно две спелые вишенки. Губы вдруг кокетливо сложились на строгом лице. Кожа разгладилась, точно она отведала молодильных яблок из сада Идун. Перемены были просто удивительными.

-Лили, доброе утро, милая. Я приехала к тебе за новым платьем для нашего традиционного бала. Хочу знать, что сейчас в моде, какие ткани сейчас носят, какие фасоны. Осталась еще целая неделя, но я знаю, как у тебя, душенька, много работы, поэтому решила поторопиться.

Ее улыбка так и сияла, подобно снегу, выпавшему в это утро.

-Я заезжала утром в «Лунный свет» и приобрела отличное колье и серьги. Мне нужно платье в тон.

Она щебетала как молодая птичка ранним утром, и Китти никак не могла понять-в чем кроется такая перемена. Она поймала себя на мысли, что уже минуту не мигая пристально смотрит на жену мера, что попросту неприлично. Не в силах отвести взгляд, она боком направилась к входной двери, и тут то ее и заметили.

-Китти, милая, доброе утро! Как я давно тебя не видела. Как здоровье твоего отца? Я так рада, что все разрешилось и вся эта неприятная история наконец то закончилась. Надеюсь увидеть вас обоих на нашем рождественском приеме. Я пришлю вам приглашение. Надеюсь, вы окажете мне такую честь-побывать у нас.

-Разумеется, - только и смогла вымолвить Китти.

Она вышла из салона, недоумевая, что же могло произойти. Что превратило нелюдимую необщительную высокомерную женщину в пышущую здоровьем и красотой даму, которая к тому же наудивление приветлива с дочерью городского  убийцы. Признаться, все это время Китти страшно мучили угрызения совести. Она считала, что ее теория относительно жертв куклы верна, и что жене мера остаются считанные недели до того, как умереть. Но однако же, та никак не походила на умирающую. Более того, она наоборот расцвела.

«Неужели я ошиблась», -размышляла Китти по пути домой.

«неужто вся моя теория оказалось ошибкой, и чертова кукла не виновна ни в чьих смертях. Что там мер говорил про рыжие локоны-да черт его знает, может у его жены когда-то и были рыжие локоны. Кто их видел под ее вечными чепцами. Может она и была когда-то ослепительно красива-сегодня я уж этому не удивлюсь»

Надо сказать, у Китти с души свалился огромный груз. Ей  вдруг стало легко легко.

«Значит кукла никого не убивала, значит она вовсе и не опасна. Значит, мое больное воображение и расшатанные нервы дали о себе знать. Возможно, она вызывает какие-то видения, но видимо все же смерти, связанные с ней, ни что иное как дурное стечение обстоятельств».

Размышляя подобным образом, Китти направилась в булочную. Она знала, что их соседка миссис Милли обожает свежую выпечку и особенно пряники, но она редко ходила в центральную часть города.  Китти так хотелось хоть чем-то отплатить пожилой женщине за ее доброту, что она зашла в булочную, что бы выбрать самый красивый праздничный пряник. В булочной народу было предостаточно. Ребятня, прижав носы прямо к прилавку, рассматривала пряничных человечков. Дамы закупали свежий хлеб и выпечку к столу. Китти направилась в ту часть лавки, где были выставлены корзинки с выпечкой. Осмотревшись, она выбрала большой пухлый пряник в виде рождественского колокольчика.

Она уже расплатилась и собиралась выйти из лавки, когда дверь распахнуласьи в нее вошли две почтенные  дамы, по возрасту ровесницы стоящей за прилавком мисс Сноустоун.  Китти узнала в одной из них жену главного офицера полиции их города.

-Милли, ты слышала новость! Уже весь город знает! Наша оперная дива найдена утром мертвой у себя дома.

-Рыжеволосая Ребекка. Не может быть! – хозяйка оторвала свой взгляд от пакета, в который заворачивала выпечку.

-Да, да. Она самая. Никто не знает что с ней случилось. Поговаривают, будто она была отравлена или отравилась сама.

-Какой ужас, - мисс Милли взмахнула пухленькими ручками.

-Я сейчас сделаю нам кофе,и вы в подробностях мне расскажете, что же произошло, - защебетала она.

-Ах, наш маленький спокойный городок стал буквально кишеть смертями и убийствами. Неужели бедняжку отравили?

-Вполне может быть, - приглушенно сказала одна из дам. И я и не удивлюсь этому. Всем известно, что эта интригантка соблазнила многих достойных мужей нашего города. Все знают, какие приемы она закатывала в своем салоне. Поговаривают, даже сам мер не устроял перед ее чарами. Я видела по пути сюда его жену, так вот что я вам скажу-она расцвела как шиповник в мае. И готова биться об заклад, многие другие почтенные  женщины нашего города воспрянут духом, узнав, что эта рыжая вертихвостка наконец-то оставила в покое их мужей.

Они продолжили обсуждать эту новость, но Китти уже их не слушала. Она выбежала на улицу с горящими щеками. От прекрасного утреннего настроения не осталось и следа.

«Том, бедный Том» - вертелось к нее в голове. Она бежала домой так быстро, что ее накидка развивалась за спиной как крылья.

«Он же был влюблен в эту актрисочку. Конечно, совсем не так, как в Беллу. И вряд ли она отвечала ему взаимностью, но все же потерять  и эту девушку после того, что произошло с его невестой, станет для него ударом. И такая загадочная смерть. Неужели ее и правду могла отравить какие-нибудь ревнивая женушка. Жена мера…о нет, она бы точно не смогла этого сделать». Китти еще раз вспомнила свою утреннюю встречу с ней. Да она просто светилась от счастье. Неужто и правду была рада исчезновению соперницы.. А мер? Этот ленивый увалень, который до смерти боялся любого скандала и старался не покидать дома даже при легком ветерке, ссылаясь на то, что это может навредить его здоровью. Разве мог он приударить за молоденькой актрисой, да еще и ездить к ней на ночные свидания. Абсурд. Хотя…

Тут Китти приостановилась. Она вдруг вспомнила как с появлением Де Лисс их местный театр ожил, как мер выделил городские средства на его ремонт, как выписал им отличного режиссера, как теперь выясняется, вовсе не от большой любви к искусству. Выходит, все это правда. Выходит, у них был роман, который длился все эти годы, с тех самых пор, как совсем юнная красавица перебралась в их город.

«Боже мой», - ахнула Китти. –«Так вот кого видел мер там, в подвале. Вовсе не свою жену. Молодую, рыжеволосую, ослепительно красивую…»

Китти вскрикнула. Ее затошнило. Она вдруг осознала, что кто бы и каким способом не убил де Лис на самом деле, по-настоящему виновен другой человек. Она сама. Она погубила ее, молодую, красивую талантливую. Погубила что бы спасти своего полубезумного отца, который прикончил в подвале собственного друга.

«Бедная девушка, бедный мой брат, какой ужас, что же я наделала».

Она мчалась домой, не разбирая дороги. Ей казалось, что какое-то новое зло уже нависло над ней, требуя расплаты за содеянное. Ее интуиция подсказывала, что еще немного и она опоздает. Как будто от этих секунд зависела ее судьба.

Она еле открыла калиточку из-за навалившего снега. И ахнула, заметив у входа свежие следы. Дойдя до крыльца, она увидела, что замок, повешенный ей перед уходом, сорван, и дверь в их дом открыта настежь.

-Том, - закричала она, заходя вовнутрь.

-Том, это ты? Ответь пожалуйста.

Она вошла в гостиную, и первое, что ей бросилось в глаза, была груда щепок, разбросанных по всей комнате. Догадавшись в чем дело, Китти помчалась к подвалу. Так и есть-дверь была выбита. Замок сорван. Рядом валялся топорик, которым Китти обычно разделывала мясо. Охнув, она без сил упала на диван. В подвал бы она не спустилась теперь ни за что на свете.

-Китти, милая, где ты была?

Она повернулась и увидела Тедди, выходящего из кухни. Что произошло?

-Тедди, ты здесь….

-Давно. Я давно здесь. Я зашел к тебе еще утром, сказать что завтра вечером родители хотели бы видеть тебя на нашем семейном ужине. Однако когда я пришел, то дома никого не было, а на двери висел замок. Тогда я решил прийти позже. Но когда я пришел во второй раз, то калитка была распахнута настежь, а замок на входной двери сорван. Я испугался что на тебя напали и вошел в дом. Ты стояла здесь, в центре комнаты, только платье на тебе было другое. И волосы были по-другому причесаны. А потом ты ушла в подвал. Я стал тебя звать, но ты не отвечала. Потом я услышал грохот на кухне и направился туда. Задняя дверь там была открыта. Кажется, это был твой брат. Я видел его силуэт. А потом ты вошла. Но как ты так быстро вышла из дома и снова вошла?

Китти побелела. Она просто не знала что сказать. Он видел не ее…. Китти ничего ему не рассказывала о кукле. Нет, конечно, он бы не посчитал ее безумной и поверил бы ей, но это был Тедди, такой милый, такой доверчивый, добрый, готовый ради нее сделать все, что угодно, готовый защитить ее от чего угодно. Ей так не хотелось, учитывая все предшествующие события, волновать его еще больше. Она и теперь не хотела ничего говорить. Осознав, что молчит слишком долго, она попыталась что-то ответить, но голос предательски дрогнул.

-О Китти, милая. Твой брат напугал тебя, да? Ты бежала от него? Ты хотела спрятаться в подвале?  Я слышал, что он совсем обезумел. А еще эта смерть Лили. Весь город сегодня только об этом и судачит. Говорят, многие молодые юноши всерьез считали, что она выйдет за них. Бедняга Том. Не представляю, каково ему сейчас. Не знаю, что бы я делал, если б с тобой что-нибудь…

Тедди неловко замялся.

-Не волнуйся, ты меня не потеряешь. Со мной никогда ничего плохого не случится, пока ты рядом, пока ты меня любишь, пока я тебя нужна. Со мной никогда ничего не случится- , повторила она громко, повернув голову в сторону подвала.

-Давай забудем об этом ужасном инциденте. Том, видимо пришел забрать свои вещи. Он жил в подвале этот год. Скорее всего, он уже покинул город. Но ничего. Отец вернется вечером и починит дверь. А теперь расскажи мне про ужин.

Китти старалась беззатобно щебетать, стремясь ничем не выдать того ужаса, который испытывала. Она даже старалась не думать о том, что произошло. Тедди видел куклу. Что хуже того, он как и все влюбленные мужчины, видел в ней свою возлюбленную, то есть ее, Китти. А если ее догадки на этот счет верны, то если она срочно ничего не предпримет, то жить ей осталось не больше месяца…

Глава 6.

Холод сковывал все ее тело, а в кромешной темноте нельзя было ничего рассмотреть.

-Китти, Китти, милая.

Какой знакомый голос..

-Мама, мамочка, но ты же…

-Китти, милая, не соглашайся с ней, что бы она не говорила. Беги.

А дальше свет зажегся. Тусклый свет. Китти сразу же узнала это место. Ну конечно же-их подвал.  Леденящий холод, такой, как если бы она без одежды вышла бы на мороз.  Сверху от лестницы шел легкий приглушенный свет. Китти слегка успокоилась.

«Что происходит, как я сюда попала»

- Зашла ко мне в гости, - услышала она сзади.

Резко обернувшись, она увидела все тот же накрытый манекен в углу. Только на этот раз ткань была темно-голубого цвета. Под легкими порывами ветра, свободно гуляющими по всему подвалу как и тогда, в первый раз, голубая накидка слегка шевелилась, красивые волны в мягком свете струились от стены к полу. Китти застыла, точно загипнотизированная глядя на это зрелище.

-Ты была права, Китти милая. Ты очень умная. Ты верно догадалась. Мужчины, которые видят во мне своих возлюбленных, умирают.

Голос, шедший из-под покрывала, был таким холодным и надтреснутым, что казалось, будто это ледяная глыба, умевшая говорить, вдруг решила поделиться с ней своими мыслями.

- И ты должна умереть, милая. Ничего не поделаешь-таковы правила. Но знаешь-ради тебя я их нарушу.  В конце концов, без тебя не было бы игры. Я твой подарок, Китти. А ты мой. И тебе от меня не сбежать. Видишь ли, я так ценю нашу дружбу, что сегодня облачилась в этот роскошный наряд, дабы прикрыть свое лицо, в котором все видят красоту, и лишь одна ты видишь уродство смерти. Видишь, до какой степени я ценю твое общество. Я знаю, что стоит мне скинуть эту мантию, как ты бросишься наутек, как делаешь всякий раз. Согласись, было мерзко закрыть меня в этом грязном подвале. Благо, твой очаровательный брат спас меня. Ну так вернемся к делу.

Китти чувствовала, что силы ее покидают. Физически ощущала, что сейчас упадет. Не от страха, не от переживаний, а от того, что какая-то вполне ощутимая сила высасывала из нее жизнь, всю до капли.

-Так вот, милая. Ты ищешь способ выжить. Сохранить свою жизнь, так сказать. Да, такой способ есть. Я могу оставить тебя жить. Но есть одно маленькое условие. Что бы выжить, ты должна убить того, кого больше всего любишь. Убей своего любимого и останешься жива сама. Твоя мать знала что умрет, но не пошла на это. Невеста твоего брата, эта глупышка Белла, испугалась до смерти, но все же предпочла умереть. И даже эта рыжая вертихвостка…кто бы мог подумать, что она и вправду больше жизни дорожит этим старым тюфяком, набитым деньгами и властью. Ну так слушай. Ты же не такая глупая, как они. Я поняла это в тот день, когда ты привела ко мне мера, что бы только спасти своего отца. Ты решила принести мне в жертву эту старую каргу, и надо сказать, твой план почти сработал. Однако, дело не в этом. Давай заключим эту сделку. Я получаю твоего розовощекого медвежонка, а взамен тебя больше никогда не будут мучать кошмары. Идет?

Синяя ткань слетела на ледяной пол. Черная пустота выглянула и направилась к Китти. Девушка с визгом устремилась к лестнице.

И как часто бывало в ее кошмарах, лестница подобно болотной топи, расплывалась под ногами, не давая ей возможности бежать. Она из последних сил уцепилась за последнюю ступеньку, когда почувствовала, что ее схватили за ногу.

Она истошно визжала, стараясь не оглядываться назад.

-Посмотри на меня, Китти. Мы могли бы стать подругами. Отдай мне его, Китти.

Дальше раздался звук, похожий на треск, с которым колется лед. Звукраспространялся по подвалу, эхом рикошетил от стен. Китти не сразу догадалась, что это. Это было смех. Ее смех. Мерзкий, противный леденящий скрежет.

Она проснулась от собственного визга.

Раннее солнечное утро уже вступило в права. Китти проспала сегодня. В комнате, которую она жарко натопила перед сном, было по-прежнему тепло, но ее кровать была покрыта инеем, а она сама замерзла так, что казалось, уже почти превратилась в ледышку.

Но сейчас ее это не так уж и заботило. Хуже было, что теперь то она знала секрет. Теперь то она точно знала, что произошло в подвале в тот день, когда ее мать навсегда решила покинуть этот дом. Она прекрасно понимала, какую цену ей придется отдать, что бы остаться. Она вспомнила весь свой сон до мельчайших подробностей. Мама, Белла, Лис- никто не пошел на сделку. Все выбрали смерть. А  отдать Тедди-нет, это было даже пострашнее смерти. Но должен же быть способ… Ее мама боролась. Она вошла в подвал, разъяренная как тигр и вернулась сломленной и побежденной. Теперь Китти знала фокус. Ни у кого не хватит духу просто так взять и уничтожить эту дьявольскую игрушку. Никто не сможет подойти к ней, глядя в эту черную бездну. Можно без страха смотреть самой смерти в лицо, но смотреть в лицо страху смерти невозможно. То чувство животной паники, какое испытывает всякий зверь, попавшийся в капкан, она испытывала всякий раз, подходя к подвалу. Страх парализует ее, она не сможет ничего сделать, так же как и ее мать не смогла.

Бледная и уставшая, без сил она спустилась вниз. Огонь на кухне сегодня никак не хотел разводиться. Непослушные спички загорались и тут же гасли под ее ледяными пальцами.  Китти  чувствовала сильное головокружение, кухня плыла перед глазами. Она упала. Стараясь не потерять сознание, уцепилась за горячую каминную решетку. Это сработало. Боль от ожога привела ее в чувство. Приложив обожжённую руку к холодному оконнному стеклу, покрытому инеем, она не мигая смотрела на то, как ее рука оставляет след на стекле. Обоженным пальцем она вывела на белом стекле букву Т. Затем нарисовала вокруг нее сердце. Потом слегка  подышала, так что окно стало в этом месте оттаивать. Глядя на то, как на стекле пропадает растаявшая буква «Т», она уткнулась лбом в стекло, и слезы вдруг поструились по лицу крупными каплями. Она плакала от страха, от одиночества, от бессилия и злости. Забившись в угол кухни, за камин, она прижалась к теплой каменной кладке  и проревела где-то с час, уткнувшись в колени. Когда она успокоилась, был уже полдень. Точно тяжелобольной или дряхлый старик, который вынужден экономить силы, что бы выпросить  у смерти еще один лишний час, она едва шевеля ногами, направилась к себе  в комнату. Нужно было собраться на ужин к Тедди. Китти достала платье и кинула его на спинку кресла. Она подошла к зеркалу  и застыла, рассматривая себя теперешнюю. Еще вчера, в салоне, она видела в зеркале измученную и исхудавшую девушку, которую постоянный страх и горе превратили в восемнадцатилетнюю старуху. Теперь же не было и того. Даже морщины теперь трудон было рассмотреть на ее побледневшей за ночь коже. Теперь Китти больше походила на свой собственный призрак.

«Я еще не умерла, а уже чувствую себя мертвой», - пронеслось у нее в голове.

Она вдруг, подобно герою романа Бальзака, стала экономить свою жизнь как кусок щагреневой кожи. Плавно причесала волосы,  заколола их гребнем. Выбор украшений немного оживил ее, что свойственно пожалуй любой женщине. Драгоценные камни в золотой оправе если и не лечат болезни, то уж по крайней мере в значительной мере облегчают их.

Густо накрасив лицо, дабы скрыть свою бледность, Китти спустилась вниз, где ее уже поджидал любимый. Они шли по заснеженным маленьким улочкам мимо светящихся окошек, украшенных свечами и дверей с рождественскими венками. Китти радовалась морозу, который придал ее немного бодрости. Она любовалась тем, как кружатся крупные теплые снежинки на фоне фиолетовых сумерек и серого зимнего неба.

Они подошли к дому Тедди, уютному каменному строению в духе старой доброй Англии. Его мама, улыбчивая румяная женщина, распахнула дверь, в фартуке, еще по-видимому занятая последними приготовлениями.  Приветливо улыбнувшись сыну, она обняла и поцеловала Китти в лоб.

-Входите, дорогие мои. Мы уже заждались.

Отец Тедди и младший брат, такой же пухленьким медвежонок, каким когда то был ее возлюбленный, увидев Китти, смутился и убежал на кухню.

Тедди весело улыбнулся.

-Я привез ему на Рождество целую железную дорогу. Он весь год о ней мечтал.

Китти улыбнулась, но внутри у нее все сжалось. ОН вдруг вспомнила, как ее отец делал такие же железные дороги. Как маленькие парозовики с разноцветными вагончиками кружили по его магазинчику. Тогда и в голову никому не могло придти, что игрушки придется заказывать из Лондона.

В зале появился отец Тедди. Крепко пожав Киттину руку, он уселся на свое обычное место главы семейства в начале стола. Его жена вернулась с кухни с огромным подносом, на котором покоилось отличное жаркое, и примостив его на столе, села рядом с мужем.

Братишка Тедди устроился около, а Тедди и Китти сели рядом напротив.

Они зажгли свечи и прочли вечернюю молитву. По комнате плыл невыносимо вкусный запах зажаренного мяса, тыквенного пирога, яблочного сидора, запеченного картофеля и других лакомств, на приготовления которых матушка Тедди потратила судя по всему, весь день.

Душистое вино заструилось по бокалам, и Тедди произнес первый тост. Он объявил, что намерен жениться сразу же после Рождества,и это сообщение было встречено веселым звоном хрусталя. Дальше застольная беседа переключилась на обсуждение венчания, списка гостей и меню праздничного стола. Потом матушка Тедди вспомнила, как они пятнадцать лет назад в этот же самый день зашли в магазин игрушек Донна и как Тедди выбрал там своего медвежонка. Она весело хохотала, вспоминая, как он не желал выпускать медведя из рук. Отец к ней присоединился, припомнив еще пару шуток из детства их старшего сына, и веселый смех уже не стихал в комнате до самого позднего вечера. Родители Тедда ушли спать пораньше, оставив молодых людей вдвоем в гостинной у камина. Китти так старалась хохотать весь вечер, что боялась разреветься. Милые добрые люди. Другие, завидя ее на улице, улыбались ей, спрашивали о ее здоровье, делали вид, что их отношение к ней не переменилось, но под этими улыбками Китти видела любопытство напополам с жалостью. Родители Тедди же встеритили ее искренне. Им не надо было улыбаться или делать вид или натужно смеяться. Они не заметили как она подурнела, не придали значения тому, что она, чей смех всегда звучал в их доме громче всего остального, сегодня непривычно молчалива, не задали ни единого вопроса про ее семью.

«Не знаю, кого отец Патрик почитает как святых, но если и есть на свете святые люди, то они живут в этом доме».

Китти подошла к елке, стоящей в углу комнаты, еще до конца не украшенной, и вдохнула запах свежей хвои. Тедди стоял рядом и смотрел на танцующий в камине огонь.

Китти не хотелось подходить к огню-она боялась что его яркий свет выдаст ее почти театральный гримм.

-Мне кажется уже пора домой, хотя будь моя воля-я бы осталась тут навсегда.

-Так останься. Хочешь-повенчаемся хоть завтра же. Китти, милая, я не хочу отпускать тебя в этот дом. У меня дурное чувство. Я видел плохой сон. Останься здесь до свадьбы, прошу тебя.

Она улыбнулась, и это улыбка была самой грустной, но и самой искренней за вечер.

-Со мной ничего не случится, медвежонок, обещаю.

-Послушай меня, - Тедди стал серьезным, - меня так тревожат все эти смерти в нашем городе. И ты так худа и бледна. Я боюсь сам не знаю чего. Боюсь потерять тебя накануне свадьбы. Я не смогу жить без тебя. Если что-то с тобой случиться, то я умру. Или стану как твой брат. Я не смогу пережить этого. Я чувствую что что-то не так, но не знаю как объяснить это. Какое то зло в воздухе рядом с нами.

Он замолчал. Китти тоже молчала.

Она опустила голову вниз, так что б волосы полностью скрыли ее лицо. Отблески камина игриво подсвечивали ее вечерний туалет.

-Ты меня не потеряешь, медвежонок. И ничего не случиться. Мы поженимся и уедем вместе. Обещаю. Никакое зло не посмеет тебя тронуть, пока я рядом.

Она обняла его за шею и поцеловала так крепко, что у обоих перехватило дыхание.

Потом они шли по пустым заботливо укрытым снегом на ночь улицам. Тедди проводил ее до дверей.

Она чмокнула его на прощание, но он мялся на пороге и неспешил уходить.

-Не знаю почему, но я вдруг понял, что должен тебе кое-что сказать. Я знаю, ты что-то скрываешь от меня, и знаю-у вас дома что-то происходит.  Китти милая, я хочу что б ты знала – я готов ради тебя пожертвовать чем угодно, готов все ради тебя отдать, готов даже умереть за тебя. Да, мне лучше будет умереть, чем жить без тебя. Я хочу, что б ты это знала. Пообещай, что будешь себя беречь.

-Обещаю-только и смогла шепнуть она.

Как только она оказалась в своей комнате, она упала на кровать, сотрясаясь от рыданий. Сколько ей осталось…неделя..месяц. Она знала, что тяжело будет умереть добровольно, но смирилась. А вот с тем, что она сделает любимому больно, она смириться не смогла.

Она очнулась посреди ночи от гнетущей тишины. Не было слышно ни единогоиз привычных ей звуков. В коридоре не скрипели под кошачьими лапами старые половицы, настенные часы не отбивали своего привычного размеренного ритма, и что хуже всего - даже дыхания своего она не услышала. Сначала ей показалось, что она уже мертва. Что смерть раскинула над ней свое белое снежное покрывало, под которое не проникают никакие звуки и  из-под которого ей уже не выбраться. Через окно падал яркий лунный свет. Камин давно остыл, но комната еще хранила остатки вечернего тепла. Сжавшись под одеялом, Китти принялась вспоминать все события минувшего вечера: ужин с родителями Тедди, их последний разговор. Что с ним будет, когда меня не станет. Неужели он, молодой, талантливый и подающий надежды врач превратиться в такое же замкнутое озлобленное создание как мой отец или брат. Ведь если кукла и сохранит ему жизнь, то лишь затем, что б выпить ее всю до капли медленно и постепенно. Она вот уже год видела, как на ее глазах ее отец и брат стремительно старели. Жизненные силы словно покидали их, наполняя тело взамен лишь холодом и равнодушием. А что же тогда будет с Тедди, с его семьей, с его надеждами. Разве сможет он, несмотря на весь свой природный оптимизм, пережить такой удар судьбы.

Китти окончательно проснулась и  села на кровати. Впервые за все время, прошедшее с того ужасного дня рождения, ее панический страх отступил.

Любовь придала ей силы. Вдруг она отчетливо поняла, что не хочет видеть Тедди таким же раздавленным как ее отец или брат или даже она сама. В свои восемнадцать лет она превратилась почти в старуху, каждый день съедаемую страхами: страхом смерти, страхом потерять оставшуюся семью, страхом перед надвигающимся на нее безумием.

Жизнь, казалось, неизбежно покидала всех, кто оставался в этом доме или имел хоть какое-то отношение к их семье. Но Тедди…ее милый возлюбленный не заслуживал такой участи. Она собралась умереть, что б сохранить ему жизнь, но сейчас впервые задумалась-что это будет за жизнь. Нет, она не имеет права так с ним поступить. Должен же быть какой-то выход.

Она сидела, обхватив колени руками, слегла раскачиваясь на своей кровати. Кто бы мог ей помочь. Отец Питер, миссис Миллз, кто был бы достаточно силен, что бы противостоять подобному злу.

Необходимо хотя бы посоветоваться с ними. Сегодня же, как только настанет утро и Дон уйдет из дому, она позовет к себе отца Питера и спросит у него совета. Она обязано спасти Тедди и обязана спасти себя.

С этими мыслями Китти и заснула.

Уром она проснулась намного позже, чем обычно. Привычная слабость, так часто посещавшая ее в эти дни, вдруг пропала. И хоть ее отражение в зеркале по-прежнему на ее взгляд являло собой жуткое зрелище, все же внутренне она была совершенно спокойна. Она спустилась вниз и приготовила Дону простой вкусный завтрак, не забыв сварить кофе.

Дождавшись, когда дверь за ним захлопнется, она торопливо стала убирать со стола.

Сейчас как раз должна была закончиться утренняя служба, а после нее можно было бы переговорить со священником. И хотя Китти в глубине души знала, что вряд ли найдет помощь у отца Питера, так же, как и знала, что он посоветует ей уйти в монастырь и там день и ночь молить о спасении своих близких, тем не менее, все же решила навестить его. Она была готова выслушать все упреки, потому уже как год не была в церкви, да и в остальном казалась не слишком прилежной христианкой. «Если бы только он мог помочь, если бы хоть что-то могло мне помочь. Хоть какая-нибудь сила. Пожалуйста» . Это была какая-то странная молитва неизвестному божеству, хоть кому-то, способному ее услышать. Она подождала еще пару минут, но ничего не произошло.

Домыв посуду, она окинула взглядом кухню.

Утро сегодня выдалось необычайно морозным, поэтому она решила подбросить еще пару поленьев в топку. Потухший было очаг разгорелся с новой силой, и Китти присела рядом, выставив руки перед огнем. Она вдруг залюбовалась его диким красивым танцем, невольно завидуя той жизненной силе, которая бурлила внутри. Зимой, среди снега и мороза, где даже солнце казалось остывшим и замерзшим, огонь был единственным источником и продолжением жизни до весны. Сама не зная, что делает, Китти вдруг наклонилась к огню близко близко, так что б не опалить волосы и зашептала: огонь, милый, разгорись сильнее, дай мне силу, дай мне жизнь, забери и сожги все старое, помоги мне дожить до весны. Она кинула еще пару поленьев, и они занялись настолько быстро, что языки пламени буквально выскакивали из гудящего очага. Ее лицо обдало жаром, кровь прилила к щекам. Стало жарко. Впервые за год холод ее покинул. И впервые ей в голову закралась мысль, пока еще робкая и нерешительная, не имевшая явных форм и очертаний, промелькнувшая точно виденье. И пока она пыталась предать этой мысли хоть какой-то реальный образ, она вдруг услышала шаги на лестнице, ведущей в подвал.

Китти замерла. Ошибки быть не могло. Секунду спустя на пороге появилась ОНА. Быстро и бесшумно она двигалась по направлению к Китти, точно парила по воздуху.

- Что это ты тут задумала, милая? Решила сжечь меня как ведьму?

Ее ледяной голос был похож на змеиное шипение.

Китти смотрела на нее, но впервые не чувствовала ничего. Она готова была ринуться        в бой со всей отвагой обреченного на смерть гладиатора. В ее хрупкой девичьей душе вдруг разгорелся огонь неведомой силы. И когда кукла подошла к ней совсем близко, она выхватила из огня крупную головешку и ударила ее по лицу. Искры подлетели до потолка. Кукольные волосы мгновенно захватил огонь. Раздался истошный визг. Она вцепилась Китти в руки так, что почти расцарапала их до крови.

Кое-как вырвавшись, Китти устремилась вверх по лестнице. Все было точь-в-точь как в ее сне, только лестница теперь не проваливалась под ее ногами, а в душе у Китти не было и толики страха. Она бежала так быстро, как только могла. Обернувшись, она увидела, что ее преследовательница полыхает как факел. Добравшись до второго этажа, Китти устремилась в свою комнату. Ей хватило нескольких секунд, что бы сообразить, что делать дальше. Она выдернула из входной двери ключ (Китти в последнее время на ночь закрывалась в своей спальне изнутри)  выхватила из-под подушки шкатулку с украшениями и убрала ее в карман передника, когда дверь резко распахнулась,и на пороге возникло живое воплощение всех ее кошмаров. Волосы выгорели полностью, верх платья и руки так же были черными, а пышный подол полыхал пламенем  сине-зеленого  цвета. На лицо Китти старалась не смотреть. Кукла двинулась к ней, и девушка отступила в угол комнаты. Дождавшись, пока та подойдет совсем близко, Китти оттолкнула ее так сильно, как только могла, и перемахнув через кровать, устремилась к выходу. Однако кукла оказалась на редкость быстрой.

В одно мгновение она очутилась рядом и ухватила Китти одной рукой за шею, а второй за растрепавшиеся волосы. Запаниковав, Китти билась из последних сил, когда ее взгляд упал на кочергу. Это придало ей сил, и чудом вырвавшись, она ухватилась за чугунную ручку как за последнюю надежду на спасение. Она ударила изо всех сил и пулей бросилась к двери, слыша за спиной гулкий звук, с которым кукольное тело упало на дощатый пол. Захлопнув за собой дверь, Китти быстро заперла ее на ключ.  На лестнице бушевал огонь, и ей пришлось бежать вниз, чтобы не задохнуться от дыма. Весь первый этаж был  охвачен пламенем. Из ее спальни доносились чудовищные крики. Это был конец.

Она выбежала из горящего дома в чем была. В  тонком платье она, тем не менее, практически не чувствовала холода. Из окон валил черный дым, вокруг уже начали собираться взволнованные соседи, а еще через несколько минут сюда стянулась добрая половина города. Она стояла чуть в стороне от толпы, и казалось за общим гулом голосов, ее даже никто не замечал. На ее глазах горел ее дом. Огонь пожирал синие стены и маленькое крылечко и шторы на окнах. Она всматривалась в огонь с равнодушным оцепенением. В этом доме по сути не осталось никаких принадлежащих ей вещей, не считая пары старых платьев. Там внутри горели все ее страхи, фобии и кошмары. Видимо такую цену ей пришлось заплатить за то, чтобы выжить.

Она услышала, как кто-то в толпе громко зовет ее по имени. Обернувшись, она увидела Тедди, которыйбежал по направлению к дому. Сообразив, что он может кинуться в огонь ее спасать, а там уже чего доброго, спасет не ее, оначто было мочи закричала: я здесь.

Он тут же подбежал к ней, раскрасневшийся, запыхавшийся и неизменно милый. Накинув на нее пальто, он прижал ее к себе. Вокруг нее стали собираться горожане, пытаясь выяснить, что здесь случилось.

В объятьях любимого Китти постепенно успокоилась. Ей хотелось побыстрее оказаться в доме, у огня и с чашкой теплого чая. Все проблемы теперь казались пустыми и незначительными.  А через пару дней, когда она оправится, они с Тедди поженятся и уедут отсюда. У Донна есть неплохое состояние, это она знала. Он вполне сможет купить себе дом или нанять квартиру, если пожелает. И наконец-то, сможет жить спокойно, а они с Тедди будут его навещать. Возможно даже, со временем он снова начнет делать свои знаменитые игрушки.

Китти оглядела толпу в поисках отца, но его нигде не было видно, что показалось ей очень странным, ведь здесь собрались почти все. Она даже видела карету мэра.

Вдруг она увидела его высокую худую фигурку, стремительно пересекавшую занесенные снегом клумбы. Обезумевший, он бежал к дому. Никто не успел его остановить. Он ворвался в горящее здание  как раз, когда балка над крыльцом рухнула точно за его спиной. Китти завизжала. Его силуэт скрылся в огне и потом пару раз мелькнул в окнах.

Не в силах больше смотреть на это, она закрыла лицо руками и уткнулась в теплый свитер Тедди.

Глава 7

Родители Тедди предложили пока пожить у них, но Китти отказалась, перебравшись до свадьбы к миссис Миллз. Старушка ее с радостью приютила. Несколько дней полиция разбиралась в причинах пожара, разбирала завалы, но тело Донна так и не было найдено. Старший офицер (тот самый, с которым Китти уже имела дело) на этот раз не донимал ее никакими вопросами. Формальности не без помощи влиятельных людей города были быстро улажены, Китти была признана единственной наследницей, так как от Тома не было никаких вестей, и таким образом стала обладательницей немалого приданного. Довольно быстро оправившись после случившегося, она готовилась к свадьбе, и хотя церемония планировалась скромной, все же заказала себе свадебное платье.

Проснувшись дома у миссис Миллз спустя три дня после трагедии, она спустилась вниз, где ее ожидало письмо от супруги мэра Локвуда с просьбой нанести им визит. И поскольку Китти нетерпелосьпобыстрее уладить все формальности, она отправилась в особняк мэра сразу после завтрака.

Миссис Локвуд встретила ее за чашкой чая, одетая в простое домашнее платье. Она выглядела очень свежей и отдохнувшей. Тепло поздоровавшись, она предложила Китти сесть.

-Дитя мое, -начал она, - я знаю, какими тяжелыми для тебя выдались последние пару лет, ты потеряла почти всех родных, а твой брат изменился настолько, что вряд ли в силах взять на себя заботу о тебе. Поэтому я искренне рада, что ты выходишь замуж за такого замечательного молодого человека как Тедди. Я знаю, что вы планировал отметить свадьбу довольно скромно, тем более учитывая все произошедшее. Но, тем не менее, твоя семья, Китти, всегда играла важную роль в нашем городе, а твоего отца можно считать одним из самых значимых горожан со времен его основания. Мы планируем сделать на месте вашего дома мемориал, а возможно и установить памятник в центре. И поскольку теперь ты совсем одна, я бы хотела предложить тебе взять на себя  организацию твоей свадьбы.

Китти постаралась сдержать улыбку, подумав, что бы сказала по этому поводу ее мама, всегда избегавшая работы этих организаторских комитетов, возглавляемых женушкой мэра и ее подруг. Что до Китти, ей было все равно, лишь бы побыстрее убраться отсюда. И если уж напоследок они хотят почествовать ее как единственно оставшегося члена именитого семейства, то на здоровье.

Возвращаясь обратно, Китти поразилась, насколько переменилось к ней отношение горожан. Все только и спрашивали, как она. «Как будто не вы всего лишь неделю назад избегали меня как прокаженную и замолкали, стоило мне только войти».

Живя у миссис Миллз, она прекрасно себя чувствовала. Кошмары, мучившие ее столь долгое время, наконец, отступили.

Кошмары, мучившие ее столько долгое время, наконец, отступили.

Она не очень переживала по поводу гибели своего отца, так как какое-то внутреннее чутье подсказывало ее, что Дон выжил. Правда, она не знала, удалось ли ему спасти то, за чем он так отчаянно бросился в огонь, но она твердо знала, что ее отец не погиб.

Не стремясь никому, кроме миссис Миллз, рассказывать о своих домыслах на этот счет, она спокойно принимала от всех соболезнования, выслушивая, каким прекрасным человеком был ее отец при жизни.

По прошествии месяца, они с Тедди скромно обвенчались в церкви Св. Бригитты. На церемонии не было никого, кроме их самих и отца Питера. Китти хотела было позвать старушкуМиллз, но та сказала, что не войдет в их церковь ни за какие коврижки.

После венчания они прямиком отправились в дом мера, где миссис Локвуд устроила поистине королевский прием.

На следующее утро они должны были отправиться в Дублин. Китти решила провести эту последнюю перед отправлением ночь в дома старухи Миллз, и Тедди не стал ее отговаривать. Поскольку ее немногочисленные вещи были собраны заранее, она, вернувшись домой, сняла свадебное платье и немедленно заснула.

Ей снился старинный дуб с танцующими вокруг эльфами и песнями, ее дедушка с бабушкой, которых она видела только на портретах, смеющийся Тедди, совсем еще маленький, в разорванных штанишках и заношенной синей курточке. Таких милых и ярких снов Китти давно не видела. Потом ей снилось их  с Тедди свадебное путешествие.

 Сначала она увидела огромный белый корабль, блестящую воду и лазурное небо, потом палубу с матросами, как они ей представлялись, когда она читала детские книжки.

Затем ей снилась уютная отделанная дубом каюта, куда они с Тедди спустились вместе с чемоданами. Потом они пили шампанское. Потом Тедди решил ей что-то показать на корабле. Он поманил ее за собой, и она пошла вслед за ним по узкому коридору. Он шел впереди и даже не держал ее за руку, что было крайне странно. Неожиданно быстро они дошли до конца коридора, и он, толкнув дверь, исчез в темноте. Китти, испугавшись, последовала за ним. Ее охватил знакомый холод. Она вдруг узнала эту лестницу, ведущую в мастерскую ее отца. Прекрасно помня, что за этим последует, она принялась отчаянно звать Тедди. Потом ей пришло в голову, что это всего лишь сон, и она стала отчаянно карабкаться по лестнице вверх, но лестница все не кончалась, ступеньки вдруг проваливались под ее весом, ноги становились ватными.

- Китти, посмотри на меня, посмотри, что ты со мной сделала.

Китти закричала. Кошмар повторился снова. Из последних сил она карабкалась по лестнице, отчаянно пытаясь проснуться.

На этот раз кукла не гналась за ней, как обычно было в ее снах. Она возникла наверху лестницы. Китти увидела обгоревший подол платья, затем черные руки, подняла голову выше и заметила, что каштановых волос больше нет.

- Посмотри, что ты со мной сделала, милая. Ты изуродовала меня. Ты испортила все то, что твой отец создавал столько лет.  У меня больше нет милого личика, Китти, и все благодаря тебе. Ты всегда видела в моем лице лишь черную уродливую дыру, и теперь мое лицо и правда почернело от копоти. У меня больше нет лица, Китти. И чудесных локонов нет. И твой отец до конца не сможет меня починить. Но теперь я знаю, чье лицо я хочу себе забрать, чье лицо я попрошу его для меня сделать. Посмотри на меня, Китти.

Китти изо всех сил постаралась отвернуться.

- Ты все так же не желаешь на меня взглянуть, Китти. Хорошо, я уйду. Ты выиграла, милая. Я не ждала от тебя такого. Ты оказалась смелой девочкой. Забирай обратно все, что заслужила.

В ту же секунду в глаза Китти ударил яркий солнечный свет. Сначала она обрадовалась, ощутив на коже приятное тепло, но затем почувствовала, как пылают щеки и на лице появляются волдыри. Она завизжала и проснулась.

В комнате было довольно светло. Все еще не придя в себя после очередного кошмара, она вдруг заметила, что ее лицо до сих пор горит как в огне. Вскрикнув, она подбежала к зеркалу.

То, что она там увидела, повергло ее шок. У нее на глазах ее кожа менялась, морщинки исчезали, цвет лица выравнивался, становясь как раньше молочно-белым, седых волос больше не было, вместо этого на плечи спадали  яркие  золотисто-медные локоны. Китти вернулась. Ее красота, молодость, жизненная сила снова были с ней. От счастья она закружилась по комнате. Кошмар был позади.

Часть III.

Глава 1.

Веселая, шумная и полная жизненных сил Ирландия идеально подошла для Китти. За год, проведенный здесь, она полностью поправила свое здоровье, что подтверждали не только все коллеги ее мужа, но и здоровый румянец на ее молочно-белых щеках. Тэдди закончил учебу и остался на кафедре работать ассистентом у своего профессора. Китти занималась дома хозяйством. Выходные они проводили с друзьями Тедди, которых Китти сразу же полюбила. О своей старой жизни она почти не вспоминала. Она даже не потрудилась навести справки о Томе. Единственными, с кем она до сих пор поддерживала связь, были родители Тедди да старушка Миллз.

Похорошевшая и поправившаяся Китти стала здесь всеобщей любимицей. Ее открытый характер пришелся по душе местным жителям, и потому ее вместе с Тедди приглашала на все балы и званые обеды, а ее веселый звонкий смех очаровывал всех без исключения.

Она сшила себе множество отличных туалетов и накупила драгоценностей, щедро используя свое наследство. Они с Тедди планировали остаться здесь насовсем, купить домик и обзавестись, наконец, детьми, когда профессору, другу и наставнику Тедди вдруг пришло письмо из Лондона. В письме к нему, как к прекрасному специалисту, обращались с просьбой немедленно приехать в Лондон, потому как местные врачи там столкнулись со вспышкой неизвестной эпидемии, жертвами которой становились в основном молодые девушки и женщины. Болезнь протекала без малейших симптомов, пациентки вдруг без видимых причин начинали вянуть на глазах, после чего умирали. Вскрытия так же не давали ровным счетом никаких результатов. Все газеты только об этом и сообщали, ругая медиков на чем свет стоит. Жертвами становились и девушки из родовитых семейств и самые обычные. И хотя поначалу медики не желали видеть связи между фактами смертей, а газетчикам было строго настрого велено молчать, после смерти дочери одной влиятельной особы накануне ее свадьбы, а так же лавины многочисленных слухов, которая обрушилась на город, обрастая все новыми зачастую выдуманными подробностями, скрывать эти факты дальше стало уже невозможно.

В Лондон были привлечены лучшие мировые специалисты и светила, но они ничего не могли поделать.

Профессор засобирался тот час же, пожелав, что б и Тедди поехал с ним, так как это сулило бесценный опыт и безграничные знакомства в медицинских кругах.

Тедди и сам был не прочь поехать, но ему не хотел бросать жену одну на продолжительное время. Поэтому он не медля сообщил ей новости.

- Конечно же, я еду с тобой. Я хочу повидать твоих родителей, да и миссис Миллз тоже. Я по ним всем ужасно соскучилась.

- Китти, милая, это очень опасно. В Лондоне бушует никому не известная эпидемия, жертвами которой становятся как раз девушки твоего возраста, а ты хочешь, что б я взял тебя с собой. Это безумие.

-Безумие-это остаться здесь одной.  Насколько я поняла, эпидемия пока распространилась только на Лондон, из чего следует, что мне нельзя ехать именно туда. Но что мне мешает доехать с тобой до Лондона и отправиться навестить родных, в то время, пока ты будешь занят работой.

Тедди нахмурился. В словах его жены, безусловно, был смысл, но его смущало, что ей снова придется оказаться в городе, где она столько всего пережила. Он опасался, что это отразится на здоровье Китти, о чем ей не замедлил ей сказать.

Китти лишь улыбнулась, услышав про опасения мужа. Она уверила его, что не собирается больше встречаться с призраками прошлого и даже не пойдет на ту улицу, где жила раньше.

- Я нанесу лишь пару визитов вежливости, а уж дальше не буду высовывать носа из дома твоих родителей. А ты сможешь остаться в Лондоне столько, сколько понадобится. Вдруг именно ты найдешь лекарство от этого недуга и станешь знаменитым на всю страну.

И чмокнув мужа, она отправилась собирать вещи, потому что отъезд был намечен на завтрашнее утро.

Глава 2

Сколько Китти не убеждала мужа разрешить ей хоть пару часиков провести в Лондоне, он был не преклонен. Китти впервые за все эти годы видела, что б Тедди не потакал ее желаниям.  Она пыталась убедить его, что в спешке даже не купила подарков его родителям, но он  разрешил ей заехать в пару магазинов только при условии, что она будет перемещаться по городу в закрытом экипаже и не станет слишком долго задерживаться ни в одном оживленном месте. Радуясь хотя бы этой поблажке, Китти ускользнула от Тедди и его профессора на вокзале, опасаясь, что муж может передумать. Они условились встретиться здесь же, на вокзальной площади, спустя два часа, что б он смог посадить ее на поезд до их родного города. Решив, что пары часов ей вполне хватит, Китти устремилась на поиски подарков в центральную часть города. В Лондоне до этого она была лишь один раз, когда они с мужем отправлялись в Ирландию.

Тогда они провели в столице пару дней своего медового месяца. Китти впервые увидела такое количество самых разнообразных людей на улицах. Немного мрачный, Лондон ей тем не менее, очень понравился. Хотя с другой стороны, после всего пережитого кошмара ей бы понравилось любое место, лишь бы оно было подальше от собственного дома.

Потому-то, вопреки данному мужу обещанию, Китти отпустила экипаж и решила пройтись пешком по городу, будучи уверенной, что поправила свое здоровье настолько, что ей не страшна теперь никакая эпидемия.

Она шла по улице, битком набитой народом, мимо нее сновали мальчишки с газетами, женщины  с цветами, слегка моросил дождик, хлопали двери трактиров и магазинчиков. Китти даже не знала названия улицы, на которой находилась,  но ей настолько здесь нравилось, что она шла не торопясь, сливаясь с людским потоком. Разглядывая витрины, она не смогла пройти мимо нескольких уютных лавок и таким образом купила в подарок отцу Тедди отличный табак, матери  - прекрасное тонкое кружево и хорошенький чепец для миссис Миллз. Когда с покупками было покончено, она  решила, что пора приниматься за поиски экипажа, который должен был доставить ее на вокзал, но тут ее внимание привлекла длиннющая очередь, выстроившаяся к главному входу в большое серое здание, издали здорово походящее на музей.

Заинтересовавшись, Китти решила подойти ближе и узнать, что происходит внутри.

Заняв место в конце, она обратилась к стоящей перед ней молодой паре:

-Простите, вы не подскажете, что здесь происходит? – вежливо поинтересовалась она.

Девушка окинула Китти с головы до ног придирчивым взглядом, а молодой человек напротив любезно вызвался объяснить:

-Видите ли, здесь проходит выставка игрушек некого кукольника Дона Хиллза. Возможно, вы слышали о таком. Год назад он погиб при весьма странных обстоятельствах, оставив после себя коллекцию кукол, похожих на которые не сыскать во всем мире. Выставка открылась месяц  назад, и от желающих до сих пор отбоя нет. Уж на выходных сюда точно не попасть. В газете писали, что ее устроитель пожелал остаться неизвестным, а главным экспонатом здесь является уникальная кукла, способная изменять внешность в зависимости от того, кто на нее смотрит. Этот феномен исследуют лучшие ученые королевства, но пока так и не могут его объяснить. Мы с женой сегодня, во что бы то ни стало, решили увидеть это своими глазами.

Сердце у Китти замерло. Шок был настолько сильным, что она пару мгновений была даже не в состоянии ответить.  Целый год она не желала ничего слышать о своей семье, она ни разу не предприняла попыток разыскать своего брата. Она хотела навсегда избавиться от своего прошлого и мучивших ее кошмаров, и вот теперь, вдали от родного города, ее прошлое неожиданно ее настигло. Теперь ей стали ясны причины эпидемии среди молодых девушек. Своему мужу она так и не рассказала про историю с куклой,  чтобы не волновать его лишний раз, но теперь придется это сделать.В голове роились сотни вопросов, из которых первым был: кто же этот таинственный незнакомец, устроивший выставку  - ее чудом выживший отец или ее в который раз пропавший брат.

Вопреки ожиданиям, очередь двигалась довольно быстро, и вскоре Китти оказалась у окошечка, где продавались входные билеты.

Очутившись внутри, Китти выяснила, что выставка проходит в одном из залов огромной картинной галереи. Переходя из комнаты в комнату и рассматривая картины, она, несмотря на указатели, от волнения никак не могла найти нужную.

Рассеяно озираясь, она шла мимо красочных пейзажей и парадных портретов, когда боковым зрением наконец-то увидела ее в одной из соседних комнат.

Кукла стояла в самом центре на возвышениипод стеклом.  Китти сразу узнала знакомую фигурку. Только платье теперь было не зеленым, а из нежно-лиловой струящейся ткани, а длинные волосы спадали по спине, отливая при таком освещении медью. Вокруг толпились люди, стараясь рассмотреть игрушку со всех сторон.

Женщины удивленно ахали, а их кавалеры все как один утверждали, что кукла являет собой точную копию их спутниц. Китти со всех сторон слышала восхищенные возгласы:

-Это поразительно!

-Такое просто невозможно!

-Дон Хиллз - гений!

-Как ему такое удалось!

-Я слышал, он продал душу дьяволу за этот секрет!

-Кто-нибудь знает, как она устроена?

Какая-то дама из толпы рассказала, что, дескать, куклу собираются отдать ученым для исследований, если удастся выяснить, при помощи чего получился такой эффект, то возможно, фабрики игрушек запустят этих кукол в производство - это было в сегодняшней газете.

У Китти внутри все похолодело. Она думала, что уже получила сегодня удар от судьбы, но услышанное ей показало, что дела обстоят намного хуже. А что если ее отец на самом деле жив и с удовольствием поделится своим секретом, и тогда эти игрушки заполонят весь мир, высасывая из обладателей жизнь. А если даже и нет, то вдруг ученым  и впрямь удастся выяснить, каким образом эта красивая кукла выпивает из своих обладателей жизненные соки, взамен лишь показывая им их точный портрет. Но вряд ли и[остановят последствия, ведь это может принести огромную прибыль.

Китти перемещалась по залу, подходя все ближе. Теперь она видела ее сбоку. Волосы, как и раньше, закрывали лицо. Она уже приготовилась увидеть черную дыру, приготовилась снова заглянуть смерти в глаза. Теперь она не испытывала страха, твердо понимая одно-чертову куклу необходимо уничтожить. Однажды ей это почти удалось. Но как быть теперь, когда она в музее под охраной  и среди такого количества людей.

Она договорилась с Тедди встретиться на вокзале час назад. Наверняка, он жутко волнуется. И сейчас она уже точно ничего не сможет изменить. Она вернется к мужу, расскажет ему все, что ей известно, и вместе они найдут решение. Вместе они ее остановят. Очередь чуть продвинулась вперед, и Китти, наконец, смогла взглянуть в лицо куклы. На секунду она зажмурилась, готовясь снова увидеть кошмар из своих снов, но когда открыла глаза, то увидела лишь внимательно смотрящие на нее зеленые глаза, аккуратный нос, маленькие губы, молочно-белую кожу и рыжеватые локоны. Память воспроизвела отрывок из сна, что она видела год назад «я знаю, чье лицо я попрошу его для меня сделать». И она попросила. Сходство получилось идеальное. Теперь у нее было лицо Китти.