Хорошо, если вместе умрём. Не хочу без тебя доживать. Поседевшие стол и кровать,- Даже пыль нас запомнит вдвоём. Берег неба зажёг маяки, А по берегу,- он и она,- Как улитки, бредут старики, И вот-вот их подхватит волна. Что на память тебе подарю? Что имею - давно не моё. Не о смерти с тобой говорю, Но о чём-то важнее её. Если всех растворяет поток, Я с тобой непременно сольюсь. Я боялся, что будет "потом" - А теперь ничего не боюсь.

Он выпимши - она не спавши - Скандалят - их угомонят Соседи, совесть потерявши, Уже в милицию звонят. Менты потопчутся в прихожей, Посмотрят в пол и потолок, - У них всё так же и всё то же… Едва уедет "козелок" - Обнимутся, заплачут оба, Она - Дюймовочка, он жлоб, И будут вновь любить до гроба - И загонять друг друга в гроб.

Если судить по бабкам да по дедам, Так жизнь моя не пройдена на треть; Они не торопились умереть, И я не тороплюсь за ними следом. Теряя счёт волнениям и бедам, Под пулями сгибаясь до земли, Они порой ложились и ползли,- Но выползали к славе и к победам. Мы переждали и взошли как зёрна: У бабки народилась мать моя, А после внучек - это значит я; У бабушки был дом фугаской взорван, Расстреляна, рассеяна семья... Чего же я хандрю, щенок позорный?

…И твои глаза лишили света, Рот забили наглухо землей – Чтобы не потребовал ответа У людей: «За что вы так со мной?..» Не опишут саги о героях Сон чудовищ в роще из крестов, Бездну ямы, где тебя зароют, Плач и фальшь пластмассовых цветов. И тебе не рассказать про это!.. Ты растоптан собственной страной – Чтобы не потребовал ответа У нее: «За что ты так со мной?» Днем суда откроются злодейства – И тебя подымут, как истца: Стань под сенью мантии судейской Одесную Сына и Отца!

“Дядя Коля был тоже чудак: Слишком рано убрался со свету...” Я подумал о нём просто так, Фотографии тех, кого нету, Из родни, кого нету в живых, В деревенском альбоме листая, Элегантно грустя: - Что же вы, Как по саду листва золотая, Улетели - не знаю куда? Растворился и запах домашний, И без вас замерзает вода, И без вас согревается пашня... Две “на память” поблеклых строки, Мертвецов залихватские позы - Скоморохи мои, дураки! Ничего не пошло вам на пользу: Пили водку, любили девиц, По волкам заряжали картечью... Ваши фото похожи на птиц Непонятною музыкой-речью. Вспоминаю вас издалека, ваши руки, размытые лица - Память вечна, земля глубока, Жизнелюбцы и самоубийцы.

В провинциальных страшных городах, Колючими крещенскими ночами (Где фонари горели не всегда, А что горели, рано отключали) — По всей Вселенной делалось темно, И ветхий дом в пространство уносило, И думалось, что смотришь не в окно, А в чью-то незарытую могилу. И только печь пугала мертвецов, И бабушка тесней к огню держалась — Какое бы дремучее лицо На аспидном стекле ни отражалось. Я верю: это было в старину! И в то, что снова повернется детством Большая жизнь: я запросто стряхну Невинную задумчивость младенца, И повторится вечное кино, Где бабушка с седыми волосами И после жизни мы в свое окно Из смерти в жизнь заглядываем сами.

Побежала метла по плевкам, По окуркам да по листве. Вася — гений. Значит, пока Вася дворничает в Москве. В чем он гений? — Не знаю, в чем. Верю: гений — и хорошо. Тускло временем освещен, Сам не знает, зачем пришел. Хоть Тверская и не Бродвей, Даже вовсе в другой степи, — Вася пьет на Тверской портвейн, На Бродвее бы — виски пил. И, шатаясь, под чей-то смех Ковыляет в сырую тьму Бедной дворницкой — прочь от всех, К вдохновению своему... Ну-ка, солнышко, припекай! Ну-ка, дождик, описай сквер! Стой же, гений, с метлой в руках, Или с пивом в тени ларька — А не памятником в Москве!

И берётся Юра Серебряник За свою верижную метлу… Глаз его блестит, как подстаканник, На аршин рассеивая мглу Злого дыма от лесных пожаров, Что клубится над добром и злом, Над земным дурацки-круглым шаром… Юра тоже машет, как веслом! Как скинхед на дизельной пироге, Он плывёт в окутавшем дыму По бычкам и листьям на дороге… Сигаретку Юре моему! В сигаретной синей струйке дыма Видит Юра контуры лица Своего начальника Ефима: - Хорошо работаешь, пацан! - Говорит лицо из струйки дыма И, качаясь, тает до конца, - Так что скоро рядом ни Ефима, Ни его блаженного лица!

Кому - в унылом карауле влачить служилую тоску, и ждать, когда родная пуля перебежит через реку: закроет очи, поцелует, повалит и прижмёт к траве - и запоёт, и заворкует в пробитой настежь голове. Веди усталого солдата в замысловатые края, где ни тоски, ни автомата, ни потной сбруи бытия.

Город сине-серый, Как бушлат мента. От осенних скверов - Та же тошнота. Но ларьки пивные И церквей шатры - Светят, как иные, Высшие миры. Мне туда не надо: Я не дожил дня. Время листопада, Мрака и огня! Огоньки и листья Катятся во тьму... Неуч я молиться: Трудно одному - Или духу мало? Верить в Божий свет - Тьма его объяла? Или - нет.

Хорошо бы в родимом колхозе... Хорошо, кабы если бы не Опрокинутый трактор в навозе С трактористом, утопшим в говне. В беспробудном селе и суровом, Где собаки не спят на цепи,- Хорошо, если дети здоровы, Хорошо, чтобы отчим не пил. Хорошо... А иначе как птице На скалистом пустом берегу: Не спастись, не найти покормиться, Но легко умереть на снегу. Никакие не “вечные своды” - Там суглинок да камень тяжёл, Да дремучая темень природы, Из которой однажды пришёл.

Ветеран ВОВ Н. Потапов - Он за Родину в танке горел, И в бараках Освенцима прел, И у наших пошёл по этапу - В общем, много чего посмотрел... Изработался и постарел - И его позабыли, как тапок За диваном; всё как у людей: Светлый праздник 9-е мая, И единственный орден надраен... С килограммом говяжьих костей, Кривулями московских окраин Он бредёт как та-ра-рам хозяин Необъятной та-та-та своей.

Перед культом богов и героев Неприлично считаться в живых; Не гордиться своим геморроем, За отсутствием ран ножевых, Пулевых - и подобных отверстий, Почитаемых всюду людьми, Приходящими порознь и вместе Порыдать над гнилыми костьми Незнакомцев и единородцев, Убежавших от брачных сетей, Притаившихся в виде уродцев И пугающих этим детей, Что дразнили облезлую кошку,- А она напрягала крестец И скребла по могилке ладошкой: - Глубоко ли закопан мертвец?

Миллионы одиночеств: Чья-то кухня, свет и чай. Ветер!ветер! к ночи, к ночи Зыбку плача раскачай! Буду плакать и качаться, Таять в мире, убывать... Никого не достучаться. Никому не открывать.

Рыба-Нюхтя плыла по озёрной реке, Рыба-Нюхтя плыла по реке; И несла Рыба-Нюхтя в прозрачной руке Мышь в пустом узелке… И запутались мысли в моём дураке, Пали силы в силке, - И не держит дурак ни перста на курке, Ни червя на крючке: Рыба-Нюхтя резвится в башке-в дураке И совсем вдалеке.

Над бабаевским вокзалом далеко тепловозов маневровых голоса семафоры темнотой заволокло и натружены бессонные глаза машинистов что увидят через миг этот город умещается в окне вот и я к стеклянной наледи приник отражаясь в темноте как в глубине темноты не переплыть не зачерпнуть у нее ни островов ни берегов слишком многие пускались в этот путь следом не было ни всплеска ни кругов и не знали темнота или вода их следы одолевала на Земле отражение пребудет навсегда замерзать-мерцать-оттаивать в стекле

Я стал прозрачней и грустней: Пустое зеркало не врёт. Я начал думать по весне: Когда же осени черёд. Ходить-бродить незнамо где, Ногами листья ворошить, Прощаться с миром каждый день И лишь с деревьями дружить. Деревья нищие, как я - Но перебьёмся, ничего! Такая славная семья: Они не любят никого. Они живут безвестный век, Качают лапами внучат, И терпят дождь, жару и снег, Живут - и боль свою молчат.

Для чего ты, маленький, хотел Подсмотреть, на цыпочки привстав, Озарённый танец смертных тел В жизни, что загадочно-проста?

Заблудившийся в своей судьбе, Оглянись на мир, что посетил,- И признай в неведомом себе Пыль от пыли золотых светил...

Есть любовь, пока душа в цвету И сырой прохладой не сквозит - И стоишь в луче,как на мосту, Высоко и высшего вблизи.

- Может быть, недолго греть лучу? Может быть, возьмут и отсекут?.. Лишь произнесу - и замолчу, И свалюсь под тяжестью секунд...

Он поставлен в околотке чучелом на огород красной харей хриплой глоткой лигуировать народ он стоит неотрезвлённый с позапрошлого утра и как будто свет зеленый подавать ему пора и давно да он всё медлит озирается совой и вращает оком медным по и против часовой пешеходы чуть не в драку надувается скандал мент зелёную собаку на проезжей увидал ни с помойки ни с забора посторонним не видна на него из светофора злобно лаяла она трали-вали жили-были воет скорая вдали пешеходы позвонили санитары увезли.

Не ест корова одуванчики - Предпочитает клевера, Аристократка. Вон и мальчики - Подпаски. С раннего утра Опохмеляются - стаканами! Утробно воют и рычат,- Они уже неделю пьяные, И стали вроде лешачат... Спасибо, видели и слышали, Что не скудеет край родной! Я прочь отправился и вышел На кладбище. Над головой Ворона пасть свою раззявила: Мол, тоже выпью, как займу,- За то, как сельские хозяева Ушли безропотно во тьму, Как честно прожили-закончили Свою бесхитростную “жись”... Дин-дин - по лесу колокольчики - Ага, коровы разбрелись!

Птичка Божия узнает Много разного всего. А вернётся - не узнает Даже дома своего. Где летала, где бывала? Надышалась дымом зла - И до времени устала... Видит - пепел и зола, Нет земли - назвать своею. Ночь. Бездомный скрип телег. Звёзды корчатся над нею... Будет старость, будет снег - И вглядится не мигая В наползающую тьму,- Всё ещё не постигая Смерти вечную тюрьму. Только время ковыляет Без заботы и труда. - Птичка Божия не знает? Замолчите! ерунда.

Что вы, струны, что вы, струны, Не поёте для свиней? Где Бояны и Перуны, И дела минувших дней? Во саду ли, в огороде? Все, смеясь и колобродя, По могилкам разбрелись. Только мы бряцаем миру: Ты - дурак, да я - дурак, Как ни строим спьяну лиру - Получается никак! Вот допьём свои бутылки, И, ненужный бросив труд, Заберёмся под могилки - И тогда нас позовут!

Вот ты разбежишься из окна... (Разбежишься, дура и лохушка!) И успеть подумаешь: - Весна! Вспомнишь маму: - Спички не игрушка! Вспомнишь и забудешь пёстрый сброд, Добрых дядей с потными руками, Телевизор - музыку - народ - Облака - и там, за облаками, Кинешь дураков и подлецов, Кинешь детства радужные цацки... А весна? - Летит тебе в лицо, И, балдея, лыбится дурацки.

Обнимая в ночи нелюбимых своих - вспоминаем любимых своих: далеко за морями огней городских мы оставили их. И теперь не учи меня жить по уму - лучше мне навсегда одному. Но, позволь, напоследок тебя обниму - перед тем как во тьму.

Много одинаковых красавиц, Много одинаковых красавцев,- Что идут, асфальта не касаясь, Ниже их достоинства касаться Жизни неразбавленно-реальной, И не отдаваться жизни даром - Но идти с улыбкою журнальной По весенним глянцевым бульварам,- Над чужой бедой неутолимой, Высоко над смертною угрозой, И нести безликим-нелюбимым Тоже одинаковые розы. Повезло иметь глаза пустые Цвета бледного спитого чая - И прожить как птицы и святые, Не касаясь зла, не замечая.

Медленно перетекает в память Жизнь - и станет памятью совсем, И ложится в чемодан с клопами Под сакральной цифрой 37. ...Ползали на джипах злые твари, И не замечали нас двоих: Мы сидели на Тверском бульваре С ангелом, отставшим от своих. Вместе пропивали его крылья. Это было...самый первый год Путин вёл в долину изобилья Свой немногочисленный народ. ...Свет над зеленеющим поэтом, Роскошь ни о чём не вспоминать - Время прорастёт всему ответом, Время даст другие семена.

Больше мы не посидим За бутылками портвейна - (Ты пускаешь синий дым, Я молчу благоговейно), Не прочтём стихи свои, Ты да я, поочерёдно... Глупо жить как соловьи, Как поэты - старомодно. Будь стряпуха и жена, Будет муж и будет дача,- Гонит ветер времена, И глаза от ветра плачут, И мутятся, как стекло. Оставайся за чертою: То, что было и прошло - Чем не время золотое?

Когда героев не останется, Когда последние уйдут - Наверно, так же дворник-пьяница Дорожки выметет в саду; Подышит на ладони медные, Ещё покурит-подождёт, Окинет местность оком медленным - И кучи листьев подожжёт. Они займутся жёлтым пламенем И будут пламенем цвести - Кому теперь идти под знаменем? Куда под знаменем идти? Земля бездетная валяется, Стоит единственный живой Дурак с метлой - и ухмыляется Героем третьей мировой!

Перед культом богов и героев Неприлично считаться в живых; Не гордиться своим геморроем, За отсутствием ран ножевых, Пулевых - и подобных отверстий, Почитаемых всюду людьми, Приходящими порознь и вместе Порыдать над гнилыми костьми Незнакомцев и единородцев, Убежавших от брачных сетей, Притаившихся в виде уродцев И пугающих этим детей, Что дразнили облезлую кошку,- А она напрягала крестец И скребла по могилке ладошкой: - Глубоко ли закопан мертвец?

Когда-то поэты Ходили попарно... Встречали рассветы За стойкою барной; Зимой на извозчиках Кутались в бурки, В метели полнощного Петербурга... Мы здесь уже были. С тобой уже пили. И крейсеры плыли, И церквы звонили - Кого-то венчали или хоронили. Мы были поэты. Младенцы, эстеты... И впредь оставаясь уже без ответа, Меня окликает знакомое: - Где ты?- Бессильное эхо нездешнего света.

За тобой и за мною придут: Я уже напрягаюсь и жду. Наверху вычисляют маршрут, И звезда вызывает звезду: - Не бросай меня. Слышишь? Ответь! Но широк пустоты мавзолей И высок одиночества мост; Но теряются звёзды в траве, Но теряются травы корнями в земле, А Земля затерялась меж звёзд.

Это чьи-нибудь семнадцать лет: Вечный город мой и мост висячий, Небо и крадущийся рассвет... И никто еще не накосячил В жизни! и безвинны на миру. - Повторите небо! повторите! - Это я трагически ору, Задремавший в кинозале зритель. Но не повторяют ни черта. А меня швейцары разбудили: В зале гробовая темнота, Фонари и дождь на Пиккадилли.

Время гниёт в старых часах. Нет ни минуты на ерунду. Мне - исчезать, тебе - исчезать, Повремени - и я обожду. Надо забыть про земное гнильё, Чем-то заняться на целую жизнь. Мается маятник, колокол бьёт, За паутиною стрелка дрожит. - Если разбиты твои корабли Там, на зубастых камнях, на мелях... - Значит, я шагом пойду до земли! - Если когда-нибудь будет земля. Колокол, колокол! бьёт ни по ком! Всех утонувших разбудит на дне. По морю, по морю - только пешком! - Как маловеры пройдут по воде?

Дождь, и синие фонари, Словно мыльные пузыри, Тихо тают, пока ты спишь… Наигрался ими малыш, Или взрослый уже давно? И другое видит кино,- Про меня, или про кого… И не смыслит в нём ничего: Как любил тебя? Потерял? И в безвремении застрял, И брожу меж вас мертвецом С улыбающимся лицом.

Все я любил, и Она – необычная, Родина милая И горемычная. Тихо ли, людно ли – Все нам досталося. С кротостью любим мы То, что осталося: Радость ли, горе ли… Нам, или мимо ли? С жизнью поспорили Неповторимо мы! Все повидали мы, Где ни поплавали!.. Дальние дали мы Кровью расплавили. Небо морозное, Промельки снежные… Жизнь наша – грозная, Смерть наша – нежная! Надо ли злата нам? Ветер ли свищет ли? В платье залатанном, Исконно нищие! Светом озарено Самое черное, Счастьем одарена Русь подзаборная!

Мыши веруют в Кота, Молятся Капкану,- Кладовая их пуста, Аще тараканы Убежали с глаз долой От такой облавы, И кладёт хозяин злой По углам отраву... Незаметно по ночам Сходятся под печкой, Поклоняясь и шепча, Молятся без свечки,- Чтобы этот грозный Кот, Кот, на Печке Сущий, Пощадил бы их живот, Дал сухарь насущный.

Прозрачны мраморные воды, Реки извив – Текут задумчивые воды, Не изменив Того, что было; и что будет, Не взяв из сна: Приходят и уходят люди, А жизнь одна – Мы перейдем из этих сует На новый старт, И души Бог перетасует Колодой карт.

Звёзды ждали, что ветр ночной Разметает снега в полях, Молча слушали хруст стальной - Так, вращаясь, скрипит Земля. Я, как камень, озяб к утру От бессмертья в твоей степи. Степь закончится - я умру: Это должен ты уступить! Я напрасно тебя кричал - Ты придуман самим собой. Окровавленных стрел колчан Ты рассыпал моей судьбой! Лишь забрезжит по краю смерть - Изнемогут ветра свистеть, На оси сотрясётся твердь От дробящихся там костей. Я хотел побежать бегом - Копья белые в грудь вошли! Заколдованный снег кругом... Несмолкаемый скрип Земли.

Я твою землю проходил плугом, Я пробирался в твою ночь - вором: Мы коротаем вечность друг с другом, Сейчас мне двадцать, через день - сорок: Взведён не медлящий боёк - время, Ты затаился и прицел движешь, Ты - бережлив и не даёшь премий, Я - шаг за шагом становлюсь ближе К берлогам тех, кто не имут сраму... Ты остаёшься - свежевать славу, А мне утеха: я не весь - в яму, И нам с тобой в одной воде плавать.