В моей жизни было не так уж много моментов, когда я пребывала в растерянности, не зная, как лучше поступить. Но сейчас обстоятельства сложились именно так, что обойтись без постороннего совета не представлялось возможным.

А кроме доктора Аттэ пойти мне больше не к кому. После обеда, к которому я практически не притронулась, за что удостоилась пристального внимания главной поварихи - уж не заболела ли я - пошла знакомым путём. Собрала в коробку пирожные, фрукты в молочном шоколаде, два кусочка сладкого пирога и направилась в лазарет.

У двери остановилась, помедлила несколько мгновений. Хочется верить, что после моей глупой выходки мужчина не выставит меня вон. Всё же за его доброту я отплатила откровенной грубостью.

Прикоснулась к металлической ручке кончиками пальцев и тут отпрянула, потому что доктор сам вышел мне на встречу.

В старческих водянистых глазах искрилась лукавая улыбка, как и на обветренных губах:

- Милочка, и долго вы будете стоять на пороге?

Смутилась, чувствуя, как лицо и шею опалило жаром. Подняла вверх руку с коробкой:

- Я... - запнулась, - в общем, вот.

Доктор тут же сдвинул брови и строго поинтересовался:

- Уж не хотите ли вы, дорогая Аделия, чтобы я располнел и перестал пролазить в эти трухлявые двери? М?

Нет, конечно же, ни о чём подобном я не думала, а потому чувствуя, как неловкость испаряется, ответила шутливо:

- Знаете, мне кажется, вам, с вашей идеальной фигурой это вовсе не грозит!

Фраза прозвучала настолько нелепо, будто я не с мужчиной разговаривала, хоть и преклонного возраста, а с какой-нибудь кумушкой, что печётся о своих габаритах, словно о единственно возможном достоинстве. Не удержавшись, сдавленно рассмеялась. Доктор же, стараясь ничем не выдать витающее между нами веселье, произнёс:

- Да? Хм, - задумчиво, - что же, поверю вам на слово.

Он всё же усмехнулся, подмигнул и отступил в сторону:

- Я рад, что вы пришли.

С благодарностью посмотрела на него:

- Я тоже.

Лазарет всё так же сиял чистотой. Запахи гостеприимно распахнули свои объятья, укутывая меня коконом разнообразных оттенков - резких, горьковатых, удушливо-сладких. Но как ни странно, среди этого многообразия я чувствовала себя по-домашнему уютно.

- Как чувствовал - только собирался пить чай! - мужчина привычно хлопнул себя по ногам.

Прежде чем начать разговор, поставила коробку на стол, и смущённо улыбнулась:

- Я бы хотела извиниться...

- Глупости! - перебил меня. - Не стоит даже вспоминать об этом.

Но я продолжила. Мне обязательно хотелось, чтобы этот мужчина понимал меня, и наше тёплое общение ничего не омрачало:

- Стоит. Хочу, чтобы вы знали - я безмерно благодарна вам за доброту, которую вы так щедро дарите мне. И мой поступок выглядел совершенно неуместно. Поэтому я прошу у вас прощения.

Произнесла на одном дыхании.

В ответ он покачал головой, сдвинув белесые брови:

- Я вас прощу, только если пообещаете кое-что.

- Конечно! - согласилась, не задумываясь.

- Хотя бы раз в пару дней приходить ко мне на чай!

Мы рассмеялись, одновременно, рассыпав по комнате перезвон нашего веселья.

А потом пили чай и разговаривали о погоде. О предстоящих холодах, когда с крыш академии будут свисать гигантские сосульки, а сугробы поднимутся выше верхушек деревьев. О колючих ветрах и скрипучих морозах, о слепящем солнце, которое вдруг забудет, для чего предназначены её ласковые лучи. Ещё о предпраздничной суете, что захватит студентов, да и преподавателей в плен и не выпустит до самого окончания Зимней Седмицы.*

- Наверняка, в столице вы никогда и не видели столько снега, - показывая руками размеры предполагаемых сугробов, сокрушался доктор.

Я смеялась в ответ. Нет, конечно, не видела. К празднику в Олате снежинки едва-едва прикрывали серую землю, да и то, совсем ненадолго.

- Вот! Здесь вас ждёт настоящая зима, а не подделка, - казалось, гордость за родные края буквально распирает старика.

Когда осталось последнее пирожное, которое никто из нас не решался взять, Аттэ спросил:

- Как сегодня прошли лекции? Надеюсь, балбесы больше ничего не натворили?

Улыбка тут же сползла с лица. За приятной беседой я успела забыть, о чём именно хотела посоветоваться с мужчиной.

Заметив перемену моего настроения, с досадой покачал головой:

- Так и знал!

Пришлось поспешно ответить:

- Нет, ребята как раз вели себя не плохо, - колкие фразы Мики совсем не в счёт, да и если быть откровенной - подготовленные доклады ребят, особенно от Барри, с лихвой окупали нападки неразумной девицы.

*Зимняя Седмица - прототипом являются Рождественские гуляния. Одна из традиций Северных Земель - всю неделю безудержное веселье с разнообразными играми на свежем морозном воздухе, и полевая кухня - обжигающий ароматный чай, сладости, выпечка.

Не зная, как начать разговор, зашла издалека:

- Доктор Аттэ, я бы хотела попросить у вас совета.

Старик приосанился, блеснув удивлением в почти прозрачных глазах:

- Конечно, чем смогу с удовольствием постараюсь помочь.

Пряча взгляд и комкая в руках подол юбки, пересказала ему наш с Одри разговор. Сейчас он выглядел даже отвратительнее, чем в пустой аудитории, и злость в груди, напоминая костёр, разгоралась всё сильнее.

Как только мой голос стих, растворившись в напряжённой тишине лазарета, мужчина со всей силы ударил ладонями по столу, отчего я подпрыгнула на месте.

- Вот курицы безмозглые! - выплюнул сгоряча. - Да если бы их маменька не ходила у ректора в...

Осёкся, посмотрел на меня. Тяжело вздохнул:

- Нет, вам ни к чему знать такие подробности, - хотя я и без слов поняла, о чём он умолчал. - Скажу только, что сёстры Хрит совершенно незаслуженно занимают свои места.

Что же, чего-то подобного я и ожидала, если быть до конца откровенной. Только проблемы это совсем не решало.

- И что с этим делать? Доктор Аттэ, вы же понимаете - нельзя это просто так оставлять!

Во мне бушевали эмоции - воинственные, жгучие. Я так и не смогла понять - как можно относиться к целительству с такой халатностью? Ведь мы в ответе за чужую жизнь. Один неверный шаг может стоить безумно дорого.

- Оставлять нельзя, - поджав губы, нехотя согласился. - Но я сомневаюсь, что внушение, любого рода, вразумит этих бестолковых девиц!

- И я сомневаюсь, - созналась обречённо. - Я так понимаю, они учились здесь же, в академии?

Старик хмыкнул, и, растянув губы в ядовитой усмешке, бросил:

- Конечно, да ещё и их матушка была заведующей кафедрой целительства.

Вот как. Один факт безрадостнее другого.

- И как давно они преподают?

Доктор отмахнулся:

- Всего года три, наверное, но за это время успели, практически развалить обе кафедры.

Вздохнула. Вспомнились слова Райта о том, что кроме силовиков тут больше ни одно направление не развито. Оказывается, причины для этого весьма серьёзные.

- А ректор?

- А что ректор? - удивился. - У него главное все дыры в преподавательском составе закрыты и ладно.

Набрала полную грудь воздуха и осторожно произнесла:

- Я всё же хочу попробовать с ней поговорить.

Чем, наверняка, навлеку на себя гнев и другие кары. Но так ли это важно, когда на кону такой вопрос?

На этот раз Аттэ долго смотрел на меня, будто пытаясь разглядеть что-то такое, чего раньше не замечал. А потом, грустно покачав головой, отметил:

- Они же тебе потом житья не дадут, - мужчина перестал «выкать».

Усмехнулась - вот если бы наши отношения были хотя бы нейтральными (не говорю уже о дружеских!), то, возможно, это предостережение опечалило бы меня, а так... Что я по сути теряю? Да ничего! Подумаешь, будут тихо ненавидеть меня вдвое больше, тоже мне беда.

- Не важно, - пришёл мой черёд отмахиваться, потому что уверенность в правильно принятом решении крепла с каждым биением сердца. - Мстить и подсыпать чесоточный порошок, надеюсь, они не будут, - тут почему-то коротко рассеялась, представив, как две сестры готовят каверзы. - А неприязнь я как-нибудь переживу.

- Обиженные женщины готовы на многое, - погрозил пальцем доктор, помолчал и добавил: - Но я рад, твоему решению...

Последнюю фразу произнёс едва слышно, устремив взгляд куда-то поверх моей головы. В его глазах мелькнула застаревшая боль - не забытая, горькая и безутешная. И настолько потерянным он мне вдруг показался, что осторожно спросила:

- У вас что-то произошло?

Аттэ тряхнул головой, преувеличенно бодро отмахнувшись:

- Полно вам, милочка, забивать мысли глупостями, - пододвинул ко мне коробку с последним оставшимся пирожным и шутливо произнёс: - Если вам вдруг понадобиться убежище, после разговора с профессором, то смело приходите ко мне.

***

Как только вышла из лазарета, не желая зря терять время, направилась в общий преподавательский кабинет, где не появлялась с того самого дня, когда профессор Диам передала мне бразды правления. Честно признаться, я бы и дальше избегала этого злачного места - не очень-то приятно чувствовать на себе колючие, равнодушные и масляные взгляды одновременно, но сейчас у меня не осталось выбора.

Последняя лекция закончилась, и академия вздохнула спокойнее, избавившись от шумных неугомонных студентов. Кажется, даже запотевшие окна тихо звенели, радуясь временной передышке.

Каждый шаг эхом разносился по коридору, отталкиваясь от стен и замирая где-то вдалеке, то ли опережая меня, то ли нетерпеливо подгоняя. Чем ближе подходила к кабинету, тем оглушительнее грохотало сердце, и дыхание вдруг стало тяжёлым, как будто простуженным.

Нет, решимость никуда не испарилась, сворачивать с намеченного пути я и не думала, вот только страх всё равно колючими лапами поглаживал по спине. Пространство вокруг вздрагивало вместе со мной, подпрыгивало, смазывая предметы и смешивая краски.

Впереди показалась дверь, которая распахнулась и навстречу мне вышла... профессор Хрит. Именно та из сестёр, которая нужна мне. Несмотря на колоссальное сходство, доктор подсказал одну маленькую деталь - у Тианы, декана кафедры целительства, оправа очков золотистая, в то время как у её сестры - Нианы, - она чёрная. Близняшки вовсе не желали иметь даже такое различие, но ректор настоял. Иначе путались все - и преподаватели, и студенты.

Коротко выдохнув, поспешила подойти к ней, пока девушка не ушла:

- Профессор Хрит? - дрогнувшим голосом окликнула её, но тут же взяла себя в руки - не к чему ей видеть моё волнение.

- Да? - холодно отозвалась, окинув меня брезгливым взглядом.

- Тиана? - всё же уточнила.

- Да! - ещё более раздражённо.

- Я бы хотела поговорить, уделите мне несколько минут?

Было видно, что девушка с удовольствием бы отказала мне, притом бросила бы какую-нибудь ядовитую фразу, но любопытство, загоревшееся в бледно-голубых глазах, пересилило:

- Пару минут, - отмахнулась небрежно и выжидающе замерла.

- Извините за прямоту, но у вас несколько устаревшая информация по теме сращивания костей.

Кажется, даже едва ощутимый ветерок, что гулял по коридорам, замер, так же как и моё дыхание.

Профессор Хрит же смотрела на меня округлившимися глазами, настолько огромными, что они стали явно больше оправы очков.

От волнения кончики пальцев пронзало иголками, и сердце отчаянно выстукивала рваный ритм. А девушка всё молчала, беззвучно открывая и закрывая рот. На бледных щеках то тут, то там стали появляться ярко-красные пятна, удивление во взгляде сменилось яростью.

- Что?! - наконец вымолвила с шипением, захлебнувшись воздухом.

Стушевалась, но, тем не менее, спокойно пояснила, стараясь донести свою мысль и не скатиться при этом до ответного шипения:

- Профессор Хрит, уже много лет упразднена практика по заживлению таких повреждений в состоянии транса. Это опасно для...

Девушка взметнула руку вверх, перебивая меня:

- Да как вы смеете, говорить мне об этом?!

Теперь пришёл мой черёд давиться воздухом. Что значит: как я смею? Смею, и молчать не намерена. Каждый маг дорожит своей силой, а без неё - это всё равно, что потерять зрение или слух. Опустошения, апатия - и это только вершина айсберга.

- Вы не понимаете, - предприняла ещё одну попытку объяснить. Должна же она знать степень ответственности, что лежит на её плечах? Несмотря на разваленную кафедру, и халатное отношение, эта тема достойна пристального изучения.

- Нет, это ты не понимаешь, - забыв об элементарной вежливости, девушка сделала шаг вперёд, сократив расстояние между нами до минимального. - Тебя вышвырнули из столичной академии и прислали к нам преподавать общий курс. Об-щий, - повторила по слогам, - а не целительство! Вот и не лезь, куда тебя не просят!

Слова хлестали, словно пощёчины - яростно, не жалея сил. И мне было действительно больно это слышать, настолько, что с трудом сглотнула тягучий ком, пытаясь сдержать рвущийся из груди стон. Сжала кулаки, впиваясь ногтями в нежную кожу - сейчас не время думать о себе.

- Моё назначение и ваша халатность, что может привести к потере магической силы у пациентов после лечения, совершенно разные вещи, не находите?

Кто бы только знал, как тяжело держать маску безразличия и делать вид, что меня её намёки совсем не задевают.

Секундное замешательство, повисшее молчание.

- И ты думаешь, я обязана слушать тебя? - Тиана за мгновение успокоилась, поменяв тактику. - Какую-то сопливую девчонку?

Так всё дело в возрасте?

Пока придумывала достойный ответ, она, вздёрнув нос, развернулась, собираясь уйти. Не думая о последствиях, схватила её за запястье:

- Вы же обучаете целителей, неужели не понимаете...

- Вот именно, - вновь не дала договорить. - Их обучаю я, а не ты, - холодно усмехнулась, посмотрела на мою руку, так что я отдёрнула ладонь. - Когда студентов вверят тебе, вот тогда будешь делать, всё что вздумается.

И ушла. Просто ушла. А я смотрела на удаляющуюся фигуру и не могла понять, что именно сейчас произошло. Точнее, что произошло, осознавала, и даже более того - этого и ожидала, но... В глубине души надеялась, что ошибаюсь. Вот только пресловутая надежда разбилась вдребезги.

Как такое возможно? Это же... Это искалеченные жизни! Это вина, что бременем ляжет на плечи тех целителей, что выйдут из стен этой академии!

Чувствуя, что ноги дрожат, прислонилась к стене, а после вовсе опустилась на пол, пряча пылающее лицо в ладонях. Чудовищно, невыносимо, больно, в конце концов!

Может быть, нужно было как-то иначе начать разговор? Возможно, тогда бы она послушала? Ведь дело не в моей ущемлённой гордости, не в обиде за отповедь, а в том, что я так и не донесла до неё суть.

Что мне теперь делать? Бежать за ней? Бессмысленно. Пойти к ректору? Боюсь, от этого станет только хуже.

В преподавательской послышались уверенные шаги - тяжёлые, громкие, будто кто-то намеренно хотел оповестить о своём присутствии. Испуганно оглянувшись, вскочила на ноги, пытаясь отряхнуть и одновременно расправить подол юбки. Вовремя - дверь открылась, и в коридор вышел Винсент.

Внимательный холодный взгляд скользнул по моему лицу, полыхнув почти ощутимым разочарованием.

- Светлого дня, профессор, - первой поприветствовала его. Голос звучал глухо, надломлено и жалко. Настолько жалко, что отвернулась, скривившись.

«Он слышал разговор с Тианой?» - догадка неприятно царапнула изнутри.

Поджала губы, ожидая чего угодно, только не прозвучавших слов:

- Ты задолжала мне обед и смешную историю, помнишь?

Судорожный вздох сдержать не вышло, как не вышло и беззаботно улыбнуться, да и фразы прозвучали ломко, словно треск льда:

- Я сегодня уже обедала.

Мужчина не растерялся:

- Думаю, это не помеха для смешной истории?

Нет, конечно же, но настроение для развлечений совершенно не подходит. Хотела отказаться, да только он опередил, приглашающе подставив руку:

- Прогуляемся?

Вынужденно кивнула, хотя на самом деле идти никуда не хотелось. Протянула дрогнувшую ладонь, почти прикоснувшись кончиками пальцев к его рукаву, и тут же отдёрнула. Боюсь, если кто-то увидит нас, слухов и сплетен не избежать.

- Давай... те лучше так? - пробормотала тихо, пряча взгляд.

Сделала шаг, вскинула голову и спросила прямо:

- Ты слышал?

Напускное веселье испарилось - брови сошлись на переносице, скулы напряглись, чётко обрисовывая овал лица. Лукавить он не стал:

- Да.

Я ждала, что ещё он скажет, но профессор молчал.

Прошла немного вперёд, сама не понимая, почему это молчание так больно ранит, наравне с ядовитыми фразами Тианы.

- Тоже считаешь, что лезу не в своё дело?

- Не считаю, - нервно повёл плечами. - Но и не одобряю твой поступок.

Первые слова отозвались неожиданным теплом, а окончание фразы обожгло горечью.

- Нужно было молчать? Так? Это же преступление! - если в разговоре с девушкой я сдерживалась, то рядом с Винсентом все запреты и ограничения канули в лету. Хотелось размашисто жестикулировать и кричать - о несправедливости, о глупости, об ответственности, которую несут преподаватели. И это всё не пустой звук. А гордость... Ею можно и поступиться.

- Нужно было рассказать мне, - остановил грозящуюся сорваться с места лавину.

Возмущение испарилось, исчезло, будто туман под натиском солнечных лучей.

- Зачем? - растерянность захлестнула волной, мешая вникнуть и понять то, что он сказал.

- Я что-нибудь придумал бы.

Прозвучало так... Искренне? Да, именно.

- И что же?

Я действительно хотела знать, что бы он такого придумал и как бы преподнёс информацию для девушки, чтобы она не вздумала отгрызаться и на него. Хотя, о чём это я? Конечно, не стала бы. Винсент вовсе не зелёная выпускница столичной академии, а мужчина... Очень привлекательный мужчина, в которого влюблена одна из сестёр. Возможно, именно Тиана.

- Не важно, - отмахнулся профессор. - Пойдём, покажу кое-что.

Идти не хотелось. Совсем. Но вновь возражения оставила при себе. Почему? Всему виной любопытство.

Мы шли в тишине, только были слышны шаги, его - размашистые, громкие, и мои - лёгкие, почти неразличимые в раскатистом гуле, что эхом отталкивался от пола, стен и потолка.

Поднявшись на третий этаж, остановились у двери, за которой скрывался узкий коридор и лестница, что вела на крышу.

А пройдя с десяток ступеней, оказались в оранжерее. Где обилие зелени, запахов и влажной духоты на несколько мгновений лишили речи. Настоящие зелёные лепестки, и ни грамма белого. Невероятно!

- Ректор тоже довольно долго привыкал к нашей северной природе, - Винсент обвел рукой большие и маленькие горшки, с вытянутыми и стелящимися стеблями. Подошёл к одному из них, рассматривая растения, будто что-то неведомое.

- Красота! - выдохнула, наконец, справившись с удивлением.

Хмыкнул, признаваясь:

- Согласен, но для меня привычнее те, что за окном.

- Вы здесь выросли, - переводя взгляд с одного цветка на другой, узнавая сорта, и знакомясь заново с теми, которые видела только на картинках в справочниках или засушенными в гербарии, что хранился в лаборатории зельеваренья.

В душе клубилась ядовитая обида и горечь, но главенствующая роль принадлежала любопытству и восхищению. А ещё ностальгии - светлой, незамутнённой горестями и проблемами.

- Да, - откликнулся тихо. - Откуда ты родом?

- Рэмот, - не задумываясь, ответила, и пояснила: - Это небольшой городок на юге.

Перед глазами распростёрлась картина: залитая солнцем зеркальная гладь воды - яркая, слепящая, но при этом завораживающая. И пушистые клумбы, что заполонили разнообразные цветы. Бабушка любила, когда с рассветом в окна дома вместе со свежим бризом врывался ароматный шлейф запахов.

Приехав поступать в академию, я долго привыкала к дождливой осени и необходимости кутаться в плащи и полушубки.

- Скучаешь? - задумалась так, что не заметила, как мужчина подошёл совсем близко.

Пожала плечами, чувствуя неловкость:

- Сейчас уже нет, я давно там не была.

И желания не возникало - ни к чему это, только ворошить прошлое, вскрывая зажившие раны.

- Оранжерея всегда открыта, ты можешь приходить сюда, когда захочешь, - профессор стоял на расстоянии вытянутой руки, поймав мой взгляд и не желая отпускать.

Почему в его глазах растаяла пугающая меня холодность? И почему в них мелькает... сожаление?

- Да, кхм, - спрятала руки за спину, - спасибо.

- Я подумаю, как можно повлиять на Тиану, - слова прозвучали серьёзно, искренне, и я ему поверила.

И ещё поняла, что зря полезла с нравоучениями к девушке. Когда же я повзрослею и перестану бросаться в бой без должной подготовки?

***

На первый этаж мы спустились вместе, затем Винсент ушёл, сославшись на дела. Вернувшись в аудиторию, забрала журнал, конспект с сеткой занятий и тесты.

По пути в преподавательский корпус шла, чувствуя лишь отголоски неприятный эмоций. Но и они меркли, когда вспоминала тёплый взгляд, без привычной насмешки и превосходства. Оказывается, Райт умеет быть добрым и обходительным.

А в комнате вернулась к работе. И чем больше листов я проверяла, тем мрачнее становилась - знания ребят были даже не на нулевом уровне, а в глубоком минусе.