В бывшем красном уголке «Фрегата», благодаря неимоверным стараниям Тимофея, состоялось собрание бомжей микрорайона и просто безработных. Естественно, и друзей юности он привлёк к этому делу, и они уже подумывали о своём конкретном участии в проекте Тимофея.

Публика собралась – это надо было видеть! Где киношники, где режиссёры, тратящие нечеловеческие усилия на организацию подобных сцен? Вот, приходите, снимайте! Что ни типаж, то личность, что ни физиономия, то судьба. В дверях вместо дежурной сидела Рыжая, и даже она, повидавшая чуть ли не всё на свете, то удивлённо, то восторженно поводила ушами из стороны в сторону. Тут были все её знакомые, в том числе Верка-«артистка» и Генка-«матрос», давно взявшие негласное шефство над Рыжей. Только Ваньку-«барабанщика» после роковой схватки у мусорного бака вскоре увезли в «психушку».

Вести собрание Тимофей попросил Олега Петровича. Изольда и Мария стояли в сторонке у стены, хотя места ещё были. Они почти с испугом глядели на это сборище людей, брошенных Судьбой и Государством. С испугом, потому что одно дело – увидеть одного или двух у рынка или в подземном переходе, другое – находиться рядом с целой толпой опустившихся во многих смыслах «сограждан».

– Зачем собрали? – крикнул кто-то нетерпеливо.

– Подождёшь, успеешь сдать бутылки! – прикрикнула на него Верка. По сравнению с другими она ещё походила на женщину. Даже губы не забыла покрасить. Её хахаль, Генка, с любопытством оглядывался назад: это ж надо, сколько народу! Человек сорок, наверное. Ну и Тимофей, ну и молоток! Этот – добьётся, чего надо.

– Товарищи! – привычно воззвал Олег Петрович…

– Гусь свинье не товарищ! – крикнул кто-то из сидевших сзади.

– Значит, так, – голос Олега Петровича напружинился, как и он сам. – Вы даёте мне слово, слушаете, а потом говорите сами. Понятно?

– Как не понять! – поддержал Генка, поправляя пятернёй седеющий чуб. Верка с гордостью глянула на приятеля…

– Так вот. В этих подвальных помещениях, в том числе бывшем красном уголке, где вы сидите, – мы с вами должны организовать центр труда и отдыха! Всем желающим найдётся работа по душе…

– А отдыхать – с выпивкой? – игриво встрял тщедушный, небритый мужичонка.

– Этого вам хватает и без нас! – Олег Петрович сел.

Собрание загудело. Бомжи делились впечатлением от услышанного.

– А командирам найдётся дело? Страсть как люблю это! – пробасил здоровый лысый мужик в старой кожаной куртке.

– Всем дело найдётся! – встал Тимофей и чуть подождал, пока утихнут. – Будут две мастерские: столярная и слесарная. Это главное. Ну, а при желании можно и о другом подумать. Важно заполучить сейчас эти площади, ну и, конечно, найти денег на первое время.

– А кассиром буду я! – весело выкрикнула Сонька – «чёрные глаза». Глазищи у нее были и впрямь в пол-лица, и одежда ещё более-менее, но полупьяная улыбка портила всё.

«Порочная баба», – заметил про себя Олег Петрович и поднялся. Тимофей облегчённо вздохнул и присел на покосившийся стул. Он мог говорить только чётко по делу, а перед выкрутасами этих «вольных» людей явно терялся.

– Должности будем распределять, когда решим первые задачи. У кого есть предложения? У вас? – обратился Олег Петрович к вскочившей Соньке.

Всё бы пела, всё бы пела, Всё бы веселилася, Меня выбрали в совет, А свекровь озлилася!

– Давай, Сонька, давай, стерва! – восторженно рявкнул лысый мужик. И, пользуясь секундным замешательством Олега Петровича, Сонька ещё «выкинула коленце»:

Девка шофера любила, Да и он её любил, Через год она родила Грузовой автомобиль!

Олег Петрович глянул на Изольду и Марию, те искренно смеялись, не говоря уже о «вольной братии».

– Хорошо, что сегодня весело. – Олег Петрович выдержал паузу. – У нас насчёт отдыха тоже есть планы, и о них вам расскажет позднее Изольда Горская, наша замечательная артистка.

И тут же восторженный рёв огласил серое, холодное помещение: Изольду в городе знали.

– А пока – кто по главному вопросу хочет сказать?

– Знаем мы таких, запряжёте нас, и поедете! Нашли себе рабов, как же! Да лучше по электричкам ходить, чем опять унижаться! – глядя исподлобья, «пролаял» худой смуглый мужик с мутным взглядом.

– Не пори ерунду! – вскочил Генка. – Это всё Тимофей задумал, а он мужик наш! Правда, Верка?

– Он добра нам хочет! И друзья его – тоже! – Верка не упустила момента высказаться. – Голову на отсечение даю – не обманут!

– Ну, ладно, ну, поверим, – встал лысый. – А знаете, кто претендует на эти площади? – и объявил: – Хабит! И уже, говорят, с властями договорился обо всём!

Стало совсем тихо. Новость эта не предвещала ничего хорошего. В руках «кавказского друга» как-то незаметно, за год-два, оказались все торговые точки микрорайона, кафе, небольшие рестораны, спортзал с сауной… Видели его редко, но слухи об алчности и жестокости расползались как утренний туман…

– Что ж, будем выяснять, что к чему, – взял ситуацию в руки Олег Петрович.

– Только голову прежде не потеряйте! – крикнула Сонька.

– А мы с вами, что, – не сила? – не выдержал Тимофей.

– Как же, сила! У него одной охраны человек двадцать! – возразил Генка и почему-то посмотрел в сторону дверей. Но встретился взглядом с насторожившейся Рыжей.

– Да что мы, овцы, что ли? Или уже не хозяева у себя в доме? – возмутился лысый. – Люди стоящее дело затеяли, для нас с вами, между прочим! А мы – в кусты? Соберём свой оборонный отряд, если надо! Ну как, мужики?

В ответ послышались редкие, не слишком уверенные: «конешно», «да какой разговор…»

Олег Петрович закрыл собрание и попросил остаться наиболее решительных. Но люди почему-то не расходились, и в глубине небольшого зала звенел голос Изольды:

…И жизнь проходит в этой кутерьме, Порой игривой, а порой кошмарной, И вновь совсем не те, не те в тюрьме, А те опять живут себе шикарно. Россия-мама, милая земля, Где наши души брошены на рынок, Я так боюсь, и разве только я, — Что в плен тебя возьмут, и сердце вынут!