Суббота. Тимофей с внуком Славкой ходят по местному рынку, закупают на неделю продукты, изредка заглядывая в список, что дала Клавдия.
– Ну, что там ещё осталось? – Тимофей достал из кармана «шпаргалку».
– Дед, бабушка про горошек зелёный говорила! Помнишь?
– Доберёмся и до горошка. Так, значит – котлеты есть, рыба есть, масло тоже…
– Дед, а чё это люди у весов толпятся? А продавца нет!
– Так это же контрольные весы! Кто сомневается – идёт сюда и проверяет…
– На обман, да? Как интересно!.. А что потом?
– Ну, потом идут к продавцу права качать…
– То есть, требуют своё?… Дед, а давай и мы…
– Да ну тебя! Не люблю я это… Ещё потом облают ни за что, ни про что.
– Дед, ну давай проверим!
– Да что это тебя взяло?
– Ну, если… того… Разницу ты мне отдашь, ладно?
– Ах ты, чёрт полосатый! А я-то думаю, чего это он в справедливость ударился? На что деньги-то надо?
– И на кино, и на мороженое, сам знаешь…
– И на курево?
– Нет, что ты! Клянусь, дед!
– Ну, да ладно, дольше спорим. Пока никого нет, – пошли.
Они взвесили масло.
– Значит, дед, на целых сто пятьдесят граммов обманули? Ужас какой! Это сколько же украли у нас?…
– Считай, почти девять рублей.
– Вот это да!.. А такая красавица – продавщица-то…
– Постой, ну-ка, давай рыбу бросим… Вот это да! Целых двести пятьдесят граммов накинула! И как это они умудряются? Что это за весы у них такие?
– А это на сколько тянет?
– Если по тридцать два за килограмм… Давай-ка, сам считай, а пока пошли, – где масло брали, а то откажется…
«Вот ведь, паразиты, – думал на ходу Тимофей. – Знал, что обманывают, но – что с такой наглостью!.. Ведь видно, что не коммерсанты никакие! Откуда у нас лишние деньги?…» – Тимофей невольно завёлся и перед «красавицей» был во всеоружии.
– Ну-ка, дочка, глянь, сколько ты тут навешала? Глянь, нечего глаза-то пялить! Это уж ты вечером глазки строй где-нибудь в ресторане, на деньги наши пенсионные, а сейчас живо расплачивайся, как положено!
– Отдавай наши деньги! – храбро поддакнул Славка. – А то я закричу, что ты всех обманываешь!
«Красавица» швырнула на стол десятку, Славка подхватил её – и в карман.
А Тимофей уже стоял у прилавка с рыбой. Там фокусничал молодой парень. Глядя на заведённого уже Тимофея, он просто отсыпал из кулака несколько «серебрушек».
«Вот тебе и не волнуйся, – будто отвечал жене Тимофей. – Да тут остатки нервов потеряешь! А магазины сейчас – не про нас. Вон, какие наценки! И там, и тут – «кругом шестнадцать»!
– Что же это с народом творится! Друг друга изводим!.. Жулик на жулике сидит и жуликом погоняет! – Тимофей не заметил, как заговорил вслух.
Славка дёрнул его за руку.
– Дед, да не переживай ты! Зря мы перевешивать стали, опять у тебя сердце заболит…
– Ладно, Славка, что там ещё осталось? – Тимофею будто стало легче от таких слов внука.
– А про горошек забыли! И ещё морковь – для Митьки! Бабушка сок будет ему делать.
– Да и ты, я знаю, не прочь…
– А то как же! Я же ещё расту!
– Ага, как что – так уже взрослый, а тут – «расту»! – засмеялся Тимофей.
Они прошли на другую линию торговых рядов, и вдруг услышали женский крик, а вскоре и увидели толпу зевак, а в центре – пожилую, прячущую глаза женщину, над которой возвышалась бой-баба в модном красном пуховике.
– А на вид – вон какая! И не подумаешь! Ах ты, стерва, лимончиком решила побаловаться! А мне он – с неба упал? Да я тут, на рынке этом, – скоро всё здоровье потеряю!.. А она – вон, цапнула, и в сторону подалась!.. Да не на ту напала!.. – разорялась баба-бой, привлекая новых зрителей.
Женщина и хотела, да не могла выбиться из круга обступивших, и только всё ниже склоняла голову, будто ещё надеясь скрыться от позора.
– Постой, постой… – Тимофей рванулся сквозь толпу, оставив удивлённого Славку. – Вера Ильинична?
Женщина подняла глаза, и вдруг слезы градом хлынули из них.
Тимофей схватил её за руку, вытащил из толпы, уже расходившейся. Славка шёл за ними следом и думал про себя, что ещё ничего не понимает в этой жизни…
…– Раздевайтесь, Вера Ильинична, будьте как дома. Клава, принимай гостью! Это моя первая учительница!.. А ты, Славка, помоги бабушке сумки разгрузить!
– Да что вы, Тимофей, не беспокойтесь, да и мне домой надо, к мужу больному…
– Нет, нет! Правда, обед ещё не скоро будет, а чайком мы с Вами побалуемся – вон, в той маленькой комнате. – И крикнул в сторону кухни: – Клава, сделай нам бутерброды! На улице-то прохладно, аппетит сам по себе приходит!
Клавдия – невысокая, крепкая, с короткой стрижкой женщина – кивнула всем сразу, на миг выглянув из «кастрюльного» царства, и поспешила выполнить просьбу мужа.
Через несколько минут они сидели вдвоём, пили чай, и Тимофей слушал Веру Ильиничну.
– Муж мой, Виктор, – после операции… Так, ничего страшного, не беспокойтесь, но настрадался вдоволь, во всех смыслах. Больницы сейчас, которые для нас, бедных, – сами знаете, что такое. Хотя и лекарства, и многое другое, – всё за деньги. А на пенсии наши не разбежишься… Врач сказал, – витаминов надо побольше, чтоб окреп Виктор хоть немного… А у меня десять рублей осталось от пенсии, а жить ещё неделю, – и то, если вовремя выдадут, – Вера Ильинична не выдержала и заплакала снова.
Тимофей закрыл поплотнее дверь, помог успокоиться гостье, хотя впору было и самому разреветься. Тайком принял таблетку, помолчал… «Такая» встреча и во сне не могла бы привидеться.
– Вера Ильинична, мы со Славкой проводим Вас, – уж коли спешите. А сейчас возьмите немного… – Тимофей протянул три десятки.
– Нет, нет, что вы! Такие же пенсионеры, так же маетесь! Ни в коем случае!..
– Ну, нас всё-таки не двое, сыновья пока, слава Богу, работают, не оставляют нас без заботы. Так что не сравнивайте и, пожалуйста, возьмите деньги. А то не отпущу к Виктору, – улыбнулся бывший ученик и довольный, что уговорил, открыл дверь.
– Славка, пошли, проводим Веру Ильиничну! Узнаешь, где она живёт! Будет минутка лишняя – забежишь, послушаешь, как дед твой учился, и вообще… Вера Ильинична – наш человек! Ты понял?
– Да что я, дурак, что ли?
– Вот и я так же думаю… Клава, мы быстро, и уж потом в полном твоём распоряжении будем!
– Как же, знаю я вас!.. А вы, Вера Ильинична, заходите в любое время, я почти всегда дома. Договорились?
Вера Ильинична впервые за последние месяцы улыбнулась и, боясь снова расплакаться, уже от благодарности, – только кивнула в знак согласия головой.
… До вечера Тимофей ещё по инерции держался бодро, а после ужина, когда остался один в комнате, сам с собой, – почувствовал, как горячая волна боли, негодования, отчаяния стиснула его всего… Едва успел проглотить спасительную таблетку, открыл окно, усилием воли вздохнул, проглотил ещё одну, – и только после этого в груди что-то отпустило, и страшная слабость разлилась по телу. В глазах всё ещё стояла толпа зевак, а в центре – Вера Ильинична, первая учительница, чей образ всю жизнь для него, ранее безбожного, – находился где-то на уровне Богоматери…