Я всегда ненавидела истории, которые стартуют с похмельного пробуждения главного героя. Ну, помните, в тысяче книг — некто разлепляет глазки, ощущая бяку во рту, тяжесть в голове, и долго со вкусом мусолит единственную мысль: «Это ж надо было так набраться?» А вот сейчас я сама была героиней подобной чуши. Сначала вернулся слух. Тоненький писклявый голосок где-то на периферии сознания тарахтел на абсолютно незнакомом языке. Я удивилась — все мое недолгое пребывание в волшебном мире проходило под эгидой мультилингвальности. То есть я догадывалась, что с малышами пикси я разговариваю вовсе не на своем родном наречии, но никаких трудностей при этом не испытывала. На то этот мир и чародейский, чтоб языковые барьеры преодолевались как по волшебству. Хотя почему «как»?

Несколько раз повторенные «аморе», «реале» и «перке» — позволили мне предположить, что Пак (к тому времени я уже опознала его голос) бегло говорит по-итальянски. За этот вывод зацепилось воспоминание об Адриатике и вольном охотнике по кличке Кнутобой. «Сирена, — сказал зеленый, — ла носта вера…» Я чуть повернула голову, которая, кстати, адски болела в полном соответствии с похмельным каноном. Светало. Косые солнечные лучи расчерчивали пространство под сосновыми лапами. Ветер донес до меня запах гари. Значит, от места ночных событий меня оттащили не очень далеко. Я лежала на розовом каремате, краешек которого трогательно выглядывал сбоку, под головой была свернутая рулоном куртка. Кто-то позаботился обо мне после того, как я позорно отключилась у алтарного камня. Черт! Венец! Где он? Артефакт обнаружился у меня на груди, судорожно сжатый исцарапанными пальцами. Теперь, при хорошем освещении, он напоминал скорее неаккуратно согнутый моток проволоки. Я представила, как замечательно по центру этого неровного кольца будет смотреться зажженная свеча, и поежилась. Хоронить они меня собрались, что ли? Надо срочно все выяснить и расставить точки над «ё». Как гласит народная партизанская мудрость, первым делом надо взять «языка». Вон он — ни о чем не подозревающий будущий военнопленный, сидит на низкой сосновой ветке, держа в руках мутный дымный шар. И про собеседника его адриатического расспросить тоже не забуду. Даром я, что ли, столько фильмов в свое время тематических пересмотрела? Воображение услужливо нарисовало мне захваченное врагами село, захламленную горенку, Пака в рваной телогрейке и меня — в сапогах, галифе и кителе, картинно поигрывающую стеком.

От немедленного воплощения моих бредовых фантазий зеленого спас Ларс. Приближения охотника я не заметила, но ноздри нюхача дрогнули, он резко поднял голову, глядя куда-то вдаль, потом сжал ладони. Шар лопнул, дымное облако мгновенно развеялось.

— Она не приходила в себя! — поднеся руку к тирольской шляпе, отрапортовал Пак. — Хочешь меня сменить?

— Да. — Охотник присел вполоборота ко мне. — Ступай, Бусинке нужна помощь в восстановлении зданий.

— Услуг от громадин она принципиально не принимает?

— Громадины уже сделали, что могли. Теперь дело за пикси. Алтарный камень еще не сбросил излишки магии, так что ее планируется использовать прямо сейчас.

— Интересненько! — Пак захлопал в ладоши. — Тогда я полетел. Оставляю тебя наедине с предметом страсти, о мой скоропостижно влюбленный друг! Надеюсь, ты не воспользуешься моментом и не…

— Пошел вон, — устало прошептал Ларс.

Жужжание тоже может быть обиженным. Зеленый улетел.

Если бы Блондин Моей Мечты сейчас посмотрел в мою сторону, он заметил бы бисеринки слез, сбегающие по щекам. Потому что, черт возьми, мне сейчас было хорошо, именно так — до слез хорошо. Но он уставился в переплетение ветвей, напряженно о чем-то размышляя. А я, максимально скосив глаза, могла любоваться его четким профилем. Так мы и молчали некоторое время, занимаясь каждый своим делом.

— Я должен отомстить…

«Эй, товарищи! Это он кому сейчас говорит? Предположительно находящейся без сознания мне?»

Ларс на мгновение запнулся, будто подбирая слова:

— Мне никогда особо не нравились хумановские женщины. Слишком простые, слишком приземленные, слишком алчные…

«Интимные воспоминания, голос с хрипотцой, от которого по моему позвоночнику маршируют орды мурашек. Помолчу я пока, пожалуй…»

Внутренний монолог нисколько не мешал мне вслушиваться в излияния Ларса, потому что оригинальных соображений в голове не появлялось, все свои ехидные мысли я временно перевела в фоновый режим и перестала обращать на них внимание.

— Когда я увидел тебя в клубе, это было как удар молнии. Прямой взгляд — без капельки похоти, без грамма алчности, чистое, как серебро, восхищение. На меня никто никогда так не смотрел, даже мать, даже… Нет, я не хочу сейчас говорить о ней. Я хочу говорить о тебе. Ты так смешно морщила нос, старательно объясняла, приняв меня за бармена, что вообще-то не пьешь, смешно округляла губы, проговаривая букву «о», как будто собиралась задуть свечу. Я пропал моментально, еще до того, как увидел нежную шею, когда ты отбрасывала назад непослушные пряди волос. Прикоснуться к твоей руке как бы случайно было наградой. Мое сердце билось, как кузнечный молот, когда ты торжественно семенила к своей подруге, стараясь не расплескать напиток. Faen! Мне хотелось сразу же забрать тебя к себе и запереть. А потом терпеливо ждать, понемногу открывая свой мир, осторожно, стараясь не спугнуть и не погасить это восхищение во взгляде. Я почти решил, что эту ночь ты проведешь со мной — далеко, в лесу, у маленького озера с изумрудной водой. Я развел бы костер и укутал в плед твои дрожащие плечи. Мы смотрели бы на звезды и говорили… Но Пак! Черт возьми, Пак все разрушил! Он знал, что сирена мне нужна срочно. Только за такую услугу Господин Зимы согласился бы расстаться с ледяным кинжалом. А я так давно ждал этой возможности, так давно хотел мести. О, как же я был разочарован, когда понял, кем ты являешься на самом деле. Я еще мог отступить, даже когда Эмбер…

— Слушай, а она вообще жива? Ты пульс проверял?

Если бы в этом волшебном мире мои потаенные желания могли материализоваться, огромная мухобойка уже оказалась бы в моей дрожащей от ярости руке. Проклятый мелкий пакостник! На самом интересном месте!

— Ты уже всем помог? — как ни в чем не бывало поинтересовался у нюхача охотник. Если он и был разочарован неожиданным возвращением приятеля, то никак этого не продемонстрировал.

— А? Нет, — рассеянно ответил зеленый. — Мама меня выгнала. Сказала, что я не подданный и посему недостоин.

— Тогда сообщи Уруху, что мы можем отправляться. А я разбужу Дашу.

— Ты точно уверен, что она жива?

Судя по легкому движению воздуха, зеленый завис прямо над моим лицом.

— Такие удары по голове, знаешь ли, без последствий не остаются.

— У меня не было другого выхода — она была в трансе.

— Может, у нашей девочки теперь сотрясение этого… как его… головного мозга. Я передачу недавно смотрел познавательную на эту тему. Представляешь, у хумановских самок, оказывается, есть что сотрясать. Ты зрачки ей проверил? У тебя же рука тяжелая…

Ответить охотник не успел, потому что я вскочила с розового каремата.

— Ты? Ударил? Меня?! По голове?!

— Я, пожалуй, к рухам полечу, их предупредить надо, — деловито пропищал Пак и испарился.

— Я все объясню. — Ларс почему-то стал пятиться.

— Обязательно, — кивнула я и бросила в него венец. — Это же никуда не годится — умирать без покаяния.

Охотник пригнулся, проволочный моток пролетел над его левым плечом.

— Я был осторожен.

— На твоей надгробной плите именно так и напишут!

Я бросилась вперед, он отпрыгнул, я повторила попытку. Да уж, Дарья Ивановна, вы еще пробежку в близлежащем кустарнике организуйте. Вы видали, голуба моя, какие у него мышцы? Видали, нечего краснеть. Все вы чудненько рассмотрели, когда на него голого пялились. Так вот, не с вашим сидячим образом жизни с тренированным бойцом в догонялки играть.

Я глубоко вздохнула, отыскивая правильную интонацию.

— Ларс, подойди ко мне!

В серых глазах охотника что-то мелькнуло, он опустил руки и шагнул вперед.

Сладкий миг мести! Теперь я могу заставить его делать все что угодно — прыгать на одной ножке, кукарекать или…

— Поцелуй ме…

Договорить я не успела. Горячие сухие губы нашли мои, я пискнула и ответила на поцелуй. Черт! Черт! Черт! Как же все извращенно получается! Он же себя не контролирует сейчас, а я использую его, как вещь, как раба. Страшная вы женщина, Дарья Ивановна. Потом, все потом — и распла чусь, и покаюсь, и постриг, если надо, приму. Не до рефлексии сейчас, когда его сильные ладони гладят мою спину, лаская то самое «кошачье» местечко, от прикосновений к которому мне хочется мурчать, запрокинув голову. Все потом.

— Дашка, — мечтательно прошептал Ларс. — Твое колдовство на меня не действует.

— Плевать, — так же тихонько ответила я. — Что?!

— Транс у алтарного камня забрал слишком много колдовских сил.

Я покраснела и резко толкнула охотника в грудь.

— Ты хочешь сказать, что я теперь…

— Ага, немножко не сирена. Скажем, если на минуточку представить, что ты — некий артефакт, вместилище магии…

— Я теперь пуста?

— Угу! — счастливо кивнул Ларс и притянул меня поближе.

— И абсолютно безопасна для мужчин, — не сопротивлялась я.

— Это с какой стороны посмотреть…

Последней моей мыслью перед тем, как я растворилась в его поцелуях, было: «А каремат-то надо поближе к кустам раскладывать, здесь он больше бы пригодился…»

— Кхе-кхе! — требовательно раздалось над головой именно в тот момент, за которым должно было последовать самое интересное. — Кхе, говорю! Пятнадцать раз — кхе!

— Пак, ты мерзавец, — простонала я.

— К тому же ревнивый, — согласился охотник, молниеносно поднимаясь. — Давно подглядываешь?

— Я успел как раз вовремя. — Зеленый скорбно заламывал руки и вообще кривлялся. — Иначе гадкие громадины, по недоразумению считающиеся моими друзьями и соратниками, осквернили бы самое дорогое!

Я скептически хмыкнула, осматривая «самые дорогие кусты» на предмет заброшенного в них венца.

— А что было бы, промедли я хотя бы на минуту, — продолжал Пак, не обращая на меня внимания. — Это же страшно даже представить!

Он замолчал, сосредоточенно прислушиваясь, и продолжал уже другим тоном:

— Ребята, пора бежать.

Охотник подобрался:

— Проблемы?

— Старейшины требуют убить сирену.

— Это еще почему? — Я наконец-то разыскала свой «моток проволоки» и теперь прижимала его к груди.

— Они говорят, что именно ты виновата в том, что венец активировался и устроил пожар.

— В принципе ящерица о чем-то таком упоминала. Только погибать из-за этого я не согласна.

— Мне очень интересны твои глюки, просто до безумия, а старейшинам — твои желания примерно так же, — затарахтел Пак. — Давай, руки в ноги… Ларс, ну скажи ей!

Мы одновременно обернулись. Охотника рядом с нами не было.

— Куда он? — воскликнул зеленый. — Все, не успели!

На поляну, подобно стае саранчи, вылетело племя пикси. Бывший поклонник — Наперсток — грозно раскручивал над головой чайное ситечко. По осыпающимся с оружия голубоватым искоркам я поняла, что на этот раз столовое серебро воинственных малышей заряжено магией под завязку. Я не заметила, кто отдавал приказы, истошный крик «Связать сирену!» звучал, казалось, со всех сторон. А дальше все произошло, как в фильме категории «Б» с минимумом спецэффектов. Облако вонючего зеленоватого дыма наползло из зарослей. Защипало в носу, из глаз брызнули слезы. Я рефлекторно прижала венец к груди. Его так ко мне и примотали — липкими, дурно пахнущими нитями. Когда химическая атака закончилась, я с удивлением обнаружила себя в виде аккуратно спеленатой мумии, крошечными шажочками семенящей в сторону недавнего пожара. Остановиться я не могла, изменить направление движения тоже не получалось.

— Ты не болтай лишнего, а лучше совсем молчи, — звучало у самого уха. — Они знают, что голосом ты сейчас колдовать не можешь, но ведь могут и рот для надежности зашить.

Я, вывернув шею, скосила глаза. Пак никуда от меня не делся. Из паутинного кома, прикрепленного к моему правому плечу, торчала знакомая тулья тирольской шляпки.

— Ты хоть дышать там можешь? — прошептала я тихонько.

— Только дышать и могу. Думаю, непосредственно перед казнью нас все-таки отлепят.

— А казнить у вас как принято? Через повешение?

— А я знаю? Прецедентов не было еще.

— Значит, зеленый, мы сейчас пишем историю.

— Твой провинциальный оптимизм меня раздражает.

— Тебе-то в любом случае ничего не грозит.

— Я не был бы так в этом уверен. Неизвестно, до чего додумаются эти выжившие из ума развалины.

— Старейшины? Слушай, а куда все бойцы подевались?

— На лобном месте нас ждут. Перед ними задача стояла — паутинные чары активировать. И убедиться, что ты в них влипла.

— Понятно! А то странно получается: поймали, связали и исчезли, как по команде. Я даже заметить не успела куда.

— Все, замолчи уже, мы почти пришли. Или это у тебя нервное?

— Сам дурак, — оригинально огрызнулась я.

Пепелище, оно же пожарище, встретило меня торжественным молчанием. Вокруг провала, в котором, как я знала, все так же стоял остывающий алтарный камень, столпилось все племя крылатых малышей. Оружие сверкало в лучах утреннего солнца. Бусинка, уже успевшая нацепить свои алые доспехи, ждала меня. За спиной воительницы вяло переминались с ноги на ногу три бледные тени. Мне пришлось прищуриться, чтобы тщательно их рассмотреть. Жрецы, старейшины. Их крылья, будто траченные молью, были полупрозрачными и ветхими, поднять своих владельцев в воздух они уже не могли.

— Моли, траченные молью, — хмыкнула я тихонько и, ощутив резкую боль, замолчала. Кажется, мелкий пакостник цапнул меня за плечо.

Самое обидное, что схватиться за пострадавшее место я не могла, также не могла почесать нос или убрать с лица растрепавшиеся волосы. Черт! А ведь всего полчаса назад мой неожиданный роман, роман всей жизни, можно сказать, был так близок к апогею. Я была желанна, я была красива, я была счастлива. И что теперь? Нелепый фарс с участием крохотулечных старушек. То, что все трое старейшин были дамами, сомнений во мне не вызывало. Пак что-то там рассказывал про матриархат, к тому же бабушки выглядят немного иначе дедушек, даже несмотря на седую клочковатую растительность, украшающую подбородок средней, или абсолютно безволосую голову левой. Чтобы не путаться, про себя я назвала лысую первой молью, средней присвоила второй номер, ну а оставшаяся, опустившая подбородок на грудь и, кажется, задремавшая, осталась безымянной.

— В ее вине мы уверены, — прошамкала моль номер один, поводя бельмами глаз. — Но обычай требует от нас выслушать преступницу, чтоб, когда мы попадем на другую сторону, в вихрь душ, никто не смог упрекнуть нас в том, что мы попрали обычай.

— Лучше сразу все сделать хорошо, чтобы потом возвращаться и доделывать не пришлось, — хмыкнула я про себя.

— Что можешь сказать в свое оправдание, сирена?

— Многое. Во-первых, я ни в чем не виновата. А во вторых… Пусть кто-нибудь почешет мне спину.

Хлипкая попытка разрядить обстановку с треском провалилась. Народ встретил мою тираду недоуменным молчанием. Бусинка даже покрутила пальчиком у виска.

— Ты все сказала? — Моль номер один, кажется, тоже сомневалась в моей адекватности.

Испугавшись, что все разбирательство сведется к этому единственному формальному вопросу и ответу, я затарахтела:

— Ну поймите же вы, я не знала, что артефакт моего народа хранится у вас. Кто мог подумать, что венец сработает так неожиданно!

— Незнание закона не освобождает от ответственности, — вдруг проснулась безымянная моль.

Остальные обернулись к коллеге, но дальнейших откровений не последовало. Старушка сладко зевнула, продемонстрировав младенческие голые десны, и опять захрапела.

— Значит, я требую законного разбирательства! — Убедившись, что старейшина действительно заснула, а не умерла, твердо заявила я. — Требую адвоката!

— Не забудь еще напомнить о праве на один телефонный звонок, — пискнул Пак.

— Будешь вмешиваться, — тебя защитником и назначу.

— А я не откажусь.

— Да кто тебе свою жизнь доверит? Ты же трепло, обернуться не успеем, как вдвоем в вашем мифическом вихре душ окажемся.

— А не нужно было предлагать! Все, я завелся, линию защиты выстроил, теперь меня не удержать!

Препираться с мелким пакостником можно было бесконечно, тем более что я почему-то решила, что, пока мы говорим, ничего страшного случиться не может. Я ведь уже поняла, как планировалось казнить сирену.

Купол муравейника был у самой границы леса, чуть левее дымящейся ямы. Небольшой отряд пикси медленно двигался от него в мою сторону, рассыпая узкую дорожку светлого порошка. Судя по тому, как послушно крупные рыжие насекомые следовали за отрядом, сыпучее вещество было сахаром. Да, точно! Один из малышей тайком облизнул руку и закатил глаза от удовольствия. Я, по-жирафьи вытянув шею, дотянулась губами к плечу. Черт! Липкие нити тоже были сладкими. Значит, через несколько минут их авангард приблизится ко мне, и…

— Я хочу говорить в защиту леди Сирин!

А о Ларсе я как раз забыла. После поцелуев на поляне он переместился для меня в разряд приятных, но не очень реальных воспоминаний. Теперь охранник, собранный и серьезный, стоял от меня по правую руку.

— Обычаем это не запрещается, — решили моли. — Начинай!

— Все здесь присутствующие хорошо помнят время сразу после войны…

Неожиданное вступление вызвало в толпе гомон.

— Ну хорошо, — согласился охотник. — Многие из вас дети мирного времени, младое племя, не знающее нужды, не боящееся преследований разгневанных альвов Дома Зимы или слуг Янтарной Леди…

Слушатели внимали благосклонно. Я бы и сама пополнила их ряды, голос блондина завораживал, но именно в это мгновение мой воспаленный мозг выдал неожиданный план спасения.

— Пак, — тихонечко шепнула я в пространство.

— Ну, — недовольно отозвался малыш.

— Ты путы грызть не пробовал?

— Это негигиенично.

— А ты попробуй.

— Даже не заставляй меня. Я не пограничная собака, а ты не талантливый кинолог-любитель, которого взяли в плен сомалийские пираты. — Забористый коктейль из всех просмотренных любознательным пикси сериалов прервался чавканьем.

Через минуту я почувствовала, что маленький нюхач сместился ниже, еще через две — смогла пошевелить затекшими кистями рук. Муравьи все приближались, их рыжие спинки на фоне зеленой травы смотрелись даже нарядно. Как там называется боязнь муравьев? Точно! Мирмекофобия!

Жаркая речь Ларса к тому времени уже подошла к концу, и начались дебаты. Охотник, сидящий на корточках в центре поляны, в ярких красках описывал мою доброту, красоту и невинность. Бусинка посматривала в его сторону с сочувствием, но старейшины были непреклонны.

— Ну, Дашка, — писклявый шепот Пака за спиной был еле слышен, — пора прощаться. Спасибо за все, не поминай лихом и все такое…

— Меня освобождать ты не собираешься? — беспомощно дернулась я.

— Нет, — честно ответил зеленый. — Вы, громадины, сами уж как-нибудь со всем разберетесь. А я существо нежное, хрупкое, ранимое. К тому же на тебе еще слишком много паутинных чар, а в меня больше ни кусочка не поместится.

— С-скотина, — с чувством сообщила я Ахтымелу и заорала в голос, ощутив на голени первый жгучий муравьиный укус.

Одновременно запахло жженым сахаром. Принюхиваться времени не было, я сучила ногами, топча подбирающихся насекомых, и одновременно пыталась сбросить с груди ставший вдруг очень горячим венец. Черт! Черт! Черт! Все равно что выталкивать грелку из-под пуховой перины. Черт!

— И последнее: со смертью сирены сдерживающие заклинания падут, и алтарный камень снова будет пылать, — разливался соловьем охотник, заметив мои телодвижения.

— А ты, Хитрый Лис, не сможешь унести этот венец подальше от наших земель, сразу после казни? — задала осторожный вопрос лысая бабка.

— Нет.

— Наша благодарность будет очень… вещественной.

— Сомневаюсь, что вы сможете заплатить мне больше, чем Господин Зимы за живую и здоровую сирену. К тому же припомните, кто стоял во главе Третьего Дома. Неужели вы рискнете будущим своего вида, неужели не найдете в законах лазейку, которая позволит нам без потерь покинуть ваши гостеприимные земли?

Две бодрствующие моли переглянулись.

— Нам нужно подумать, — наконец изрекла одна из старейшин. — Окончательное решение вам сообщит Бусинка.

Все три старушки медленно растворились в воздухе. Предводительница пикси низко поклонилась месту, с которого они исчезли, и обернулась к Ларсу.

— Скажи своей подопечной, чтоб успокоилась. В этом году был не очень большой прирост боевых муравьев, а она уже три десятка жизнеспособных особей ножищами затоптала.

— Если вы сейчас же эту биомассу от меня не уберете, я плашмя на них свалюсь, — кровожадно пригрозила я. — Устрою муравьиный геноцид, так и знайте!

Бусинка кивнула Ларсу, и охотник подскочил ко мне. Пока я зачем-то вспоминала вариации афоризма про Магомета и гору, он рывком выдернул меня из липкого кокона и на руках отнес в сторону. Паутина упала на землю и моментально была облеплена муравьями. Их авангард уже устремился обратно к муравейнику, сжимая в жвалах кусочки лакомства.

— А рухов ты куда отправил? — спросила я охотника.

— В засаде ждут. Если бы старейшины не согласились уладить дело миром, мы бы начали войну.

— А сразу начать драку тебе религия не позволяет?

— Не хочу ни с кем здесь портить отношений без крайней необходимости, — серьезно ответил охотник, проигнорировав подколку. — Все мои тропы начинаются отсюда.

— И сколько нам теперь ждать эпохального решения вздорных старушонок?

— Недолго. Алтарный камень действительно раскалился, и они захотят выгнать нас отсюда побыстрее. Сейчас старейшины, скорее всего, раздумывают над формулировками — у пикси очень сложная система законов. Пак с тобой был?

— Он сбежал, сказал, слишком молод, чтобы гибнуть во цвете лет.

— По дороге вернется, ему особо деваться некуда.

Мы стояли рядом, очень близко друг к другу. Охотник бросал внимательные взгляды через мое плечо.

— Венец с тобой? — вдруг спросил он.

— Ой! — Я обернулась.

Зеленоватая зловонная лужица пузырилась вокруг артефакта.

— Придумай, куда излишек магии деть, — жалобно попросила я. — Прорицать разные гадости мне что-то совсем не хочется.

Ларс кивнул:

— Я поговорю с Бусинкой.

Охотник отошел, оставив меня одну. Я присела на траву и вытянула ноги. Порхающие над поляной пикси навевали дрему. Раздумывая над тем, чего я хочу больше — есть или спать, я рассеянно улыбалась. Взгляд расфокусировался, зелень окружающего леса приобрела объем, и на несколько минут мне удалось увидеть как бы второй слой реальности. Как будто я нашла зашифрованный ключ в головоломке или обнаружила там недостающую деталь. В этой другой реальности землю укрывал слой снега, огромная сосна у края поляны была повалена, через ее ствол перебиралась гибкая фигура в черном облегающем одеянии. Я ахнула, встретив взгляд изумрудно-зеленых глаз Руби. Фея поднесла к сомкнутым губам палец и покачала головой. Я подобрала ноги, готовясь вскочить… и моргнула. Зимний морок исчез. Живая и здоровая сосна возвышалась над своими товарками, поблескивая смолистой корой в лучах солнца.

— Опять видения? — сочувственно пискнули мне в ухо, и на плечо мягко приземлился Пак.

— С предателями не разговариваю, — отогнала я пикси щелчком.

Зеленый кубарем покатился на землю.

— Ты поплатишься, — сообщил он мне, отряхиваясь. — Когда нужда в тебе отпадет, Господин Зимы отдаст тебя мне. Ты станешь моей рабыней, хуманская полукровка, и я смогу лакомиться твоей кровью столько, сколько захочу.

От Пака вдруг повело такой первобытной злобой, что я невольно испугалась.

— Даша, все в порядке? Ты дрожишь. — Ларс подошел, как всегда, незаметно.

— Холодно, — пролепетала я и улыбнулась охотнику, принимая его куртку. — Спасибо…

Мне очень хотелось нажаловаться Ларсу, но я не успела. Пронзительный звук «иерихонского» свистка заставил всех замереть. Бусинка готовилась поведать решение старейшин. Я, проявляя уважение, поднялась с травы. Пак взобрался на ближайшую ветку.

Предводительница зависла над провалом, быстро взмахивая крылышками. Трубочка пергамента в ее руках щелкнула и размоталась в длинное узкое полотно.

— Племя серединных пикси снимает с леди Сирин все обвинения, — торжественно начала Бусинка.

Ларс, стоящий рядом со мной, удовлетворенно кивнул.

— И смиренно просит прощения за допущенную ошибку… в качестве компенсации… нижайшая просьба…

Избирательная глухота в данном случае объяснялась просто. Охотник взял меня за руку. Наверное, искорки от его пальцев проникали через мою кровь прямо в мозг, блокируя зоны, отвечающие за слух. Я смотрела на красиво очерченные губы Блондина Моей Мечты. Губы шевелились.

— Даша-а-а! Ты понимаешь, что я тебе говорю?

— А? Что? — Я выдернула руку. Слух чудесным образом вернулся.

— Пикси надеются, что ты как можно быстрее избавишь их племя от опасного артефакта, забрав его с собой.

Я кивнула:

— С удовольствием!

— Тем самым ты берешь на себя обязательства, которые до войны возлагались на представителей Третьего Дома.

— А это что?

— Сейчас это не важно. Бусинка хочет, чтобы ты выбрала одного из ее подданных в качестве компенсации.

— Зачем?

— Так требует обычай, — подмигнул мне охотник. — Либо ты станешь сейчас полноправной рабовладелицей, либо разбирательство затянется на неопределенное время.

Я бросила скорбный взгляд по сторонам, заметила свой венец в облаке пара, ошпаренных рыжих муравьев, осторожно огибающих артефакт…

— Я хочу Пака, — наконец сказала я, повернувшись к Бусинке.

— Это невозможно, — ответила она. — Мой… гм… сын не является моим подданным.

Сам предмет торга сидел на своей ветке ни жив ни мертв.

— Значит, вы сейчас примете его обратно в племя, а потом торжественно передадите мне в качестве компенсации.

— Но старейшины…

— Ну не будем же мы беспокоить почтенных женщин из-за сущей ерунды? — подмигнула я Бусинке.

— Нам придется воспользоваться для этого всей доступной магией.

— Ее как раз слишком много здесь накопилось.

— Я не хочу! — орал мелкий пакостник, пытаясь выскользнуть из тугих волосяных петель. — Не буду! Освободите меня!

— Кого тут твое желание интересует? — широко улыбалась Бусинка, руководя загонщиками. — Это же не навсегда, на тридцать три года всего, потом домой сможешь вернуться, ремесло какое-нибудь освоишь, женишься на хорошей девушке…

— Не-э-эт!

Будущий подданный с перекошенным от страдания лицом скрылся в провале.

— Спасибо тебе, — шепнула Бусинка мне на ухо и полетела следом за сыном.

Леди Сирин Энского уезда, будущая рабовладелица Дарья Кузнецова осталась на поляне.