Лет четыреста тому назад один грецкий колдун по имени Стагирит написал трактат о душе человеческой. И высказал он в том труде любопытную мысль, что движут нами инстинктусы, со зверями нас роднящие. Желание продолжения рода, страх смерти, жажда власти — вот три пастуха, которые заставляют нас сбиваться в стаи и бороться за место под солнцем с такими же… людьми.
О чем это я? Да о магах же! Не любим мы друг друга, не любим и не доверяем. Хотя, казалось, в одной лодке плывем и негоже ее раскачивать. Ан нет! Инстинктус, ёжкин кот! Добей соперника, потому что всех много, а всего — мало, самому не хватит. А ежели не хватит, то оголодаю, отощаю и помру. И милого дружка хочу самого-самого, а лучше двух… нет, сколько получится, поэтому соперницу изведу-изничтожу. И управлять хочу всеми, самым могучим магом стать, потому как основная власть в руках магов и сосредоточена.
Звери мы, как есть звери.
Вот такие вот невеселые мысли, не иначе вызванные запоздалой жадностью, занимали меня, пока я осторожно, стараясь не шуметь, пробиралась в свою комнату. Видеть никого не хотелось, разговоры разговаривать тем более. Зачем, зачем я ему сразу все деньги отдала? Надо было потянуть, а до времени остаток суммы под проценты в доходное дело вложить. Эх, бестолковка ты, Лутоня, задним умом крепкая. А все почему? Гонор в тебе взыграл, впечатление произвести захотелось, жадного ректора на место поставить? Ну, так радуйся — все исполнила!
До жилого крыла добраться удалось без приключений, теперь следовало проявить осторожность. Обитую золотистыми листочками дверь я миновала вообще чуть не ползком. Потому что благородная мэтресса, за ней обитающая, гостей не жаловала и сторожевые сети раскидывала широко. Эмелина, соседка моя по комнате, помнится, пару седмиц тому чуть всех волос на голове не лишилась, когда прибежала сюда, переполненная праведным гневом. Такая же, переполненная, и удалилась — только скрючившись и в два раза быстрее.
Соленый морской ветер пронесся по коридору. Я замерла.
— Лутеция? — звякнули золотые листочки. — В гости зайдешь?
Все-таки сработали заклинания. Бланка стояла на пороге, гостеприимно распахнув дверь. Темно-синий шелковый халат и распущенные волосы недвусмысленно свидетельствовали о том, что хозяйка до моего прихода отдыхала.
— Если пригласите, — со вздохом ответила я.
Бланке дель Соль я отказать не могла — мэтресса являлась моей университетской наставницей, ну и ко всему должок у меня перед ней был. Год назад (а кажется, что целую вечность) Бланка спасла мою непутевую жизнь, призвав ветер и не дав мне разбиться вдребезги о мраморные плиты Арадского замка.
— Приглашаю.
Комната мэтрессы от наших студенческих келий мало чем отличалась. Разве что рассчитана она была на одну постоялицу, а нам-то по двое приходится ютиться. Ну и побогаче обстановка, конечно. Парчовый балдахин над кроватью, зеркало вполстены и предмет моей зависти — гроздь тоненьких серебряных трубочек на потолочной балке. Ветряные колокольчики называются. Дзинь-дзинь, дин-дон… Себе такие же хочу. Но их вроде только за особые заслуги пользовать разрешают. Интересно, а деньжищи, которые я сегодня на благо родного заведения отвалила, за особую заслугу считаются? Л то мне от собственной щедрости никакого удовольствия.
— Выпьешь? — Бланка заправила за ухо прядку иссиня-черных волос и кивнула, указывая на стол.
— Рановато вроде, — неуверенно ответила я. Вино у мэтрессы всегда было отличное, не чета кислой водичке, которую наливают студентам по праздничным дням. — Да и на учебу мне пора.
Ветреница рассмеялась:
— Если спросят, скажешь, о будущем своем со мной беседовала, как со старшим товарищем. Так что, наливать?
— Нет, спасибо. — Я присела за стол. — О чем вы на самом деле хотели со мной поговорить?
Хозяйка запахнула халат, устроилась напротив меня, спиной к зеркалу, и щедро плеснула из бутыли в свой бокал.
— Ну разумеется, о будущем. Грязнить здешний воздух нелепой ложью было бы недопустимо.
Блестящие черные глаза серьезно уставились на меня. Я отвела взгляд. Отражение в зеркале было бледным и встревоженным. Испуганная мышка, особенно в сравнении с яркой уверенной Бланкой.
— Судя по донесениям из восточной провинции, торговый путь перестал представлять опасность для путешественников, — заговорила Бланка, раскрывая большой шелковый веер.
— Слышала, разбойники, которые там промышляли, пропали все в одночасье, — поддержала я светскую беседу. — Сбежали, видимо, куда-то. А атамана разбойничьего альгва-силы арестовали. Слухи такие ходят…
Я теребила локон у виска, подумывая все-таки угоститься вином. Ряженки-то у почтенной мэтрессы, скорее всего, нет.
— Мужчины часто говорят тебе, что ты красивая? — Вопрос прозвучал неожиданно.
— Не часто, — правдиво ответила я. — Мне мужчины вообще что-то редко говорят. Я, можно сказать, последние шесть лун — ах, простите, месяцев — от мужчин ничего, кроме «дай списать», не слышала. Или вы не о студентах спрашиваете?
Хозяйка комнаты заразительно рассмеялась:
— Не скромничай, дитя мое! Мне одна маленькая птичка начирикала, что у тебя связь с неким молодым человеком из Нижнего города.
— А что, правилами нашего учебного заведения это запрещено? — вздернула я подбородок. Птичка, ага. У меня похожая есть — ветер называется. Таких гадостей иногда начирикает, только держись.
— Нет, что ты! Скорее приветствуется. Ведь жар страсти часто соседствует с вихрем магии. Просто я удивлена, что твои родственники не препятствуют вашему общению.
Я мысленно сосчитала до десяти, вдохнула, выдохнула…
— Мэтресса дель Соль, могу я попросить вас не поминать моих родственников всуе? А если вы имеете в виду кого-нибудь из клана Терра, к примеру, дона Филиппе Алехандро…
Если бы она не остановила меня, пара-тройка крепких словечек подпортили бы воздух Квадрилиума.
— Прекрати! Маленькая кривляка! С чего ты решила, что можешь оскорблять почтенного старца? Ты связана с доном дель Терра узами крови и будь добра проявлять уважение!
Я слегка покраснела и не на шутку обиделась. Если бы не обязательства перед наставницей, я бы ей объяснила, что в советах подобного рода не нуждаюсь.
— Теперь поговорим о ближайшем будущем, — насладившись моим безмолвным возмущением, продолжала наставница. — С тобой хочет поговорить один человек. Почему-то именно с тобой. Постарайся сегодня в первый час тьмы незаметно выбраться из здания. Наш покровитель ждет результатов.
— Мне очень жаль, но на сегодняшний вечер у меня другие планы.
— Ах, я забыла… Завтра экзамен? Позволь мне не поверить, что ты собираешься корпеть над фолиантами.
Я закусила губу. Всем и так ясно, что для виду ломаюсь. А сама не то что пойду, вприпрыжку побегу поручение выполнять. И вызнаю все, что требуется, и отчет подробный составлю. Права была бабуля: беда с девкой, то есть со мной.
— Мне будет позволено удалиться?
Я встала со стула, не дожидаясь разрешения, и устремилась к выходу.
— А если я пообещаю тебе рассказать нечто о том, что тебя интересует?
— Я лучше сама как-нибудь в книжках умных ответы найду, — ответила я через плечо.
— И много там написано о том, чем мы с тобой вот уже целый год тайно занимаемся? Неужели не хочешь досконально и этом разобраться?
Я замерла. Видя мою заинтересованность, Бланка продолжала:
— Не знаю, что тебе пообещали за содействие, но существуют люди, которые могут предложить больше.
— А вам? — неуверенно спросила я, устремив взгляд на ветряные колокольцы, четыре серебряные трубочки — дзинь-дон… — Клан Виенто, дом ветра сейчас в упадке. Я слышала, вы состоите в ближнем круге, то есть являетесь прямой наследницей гранда.
Бланка хитро улыбнулась и отпила из бокала.
— Откровенность за откровенность, ты мне — я тебе. Что тебе было обещано?
Я пожала плечами и рассказала.
Бланка смеялась, наверное, минуты три. Она схватила с туалетного столика веер, чтоб остудить пылающие щеки.
— Смешная, смешная девчонка! Интересно, из какого источника ты черпаешь свои оригинальные идеи?
Я обиделась и покраснела. Веера у меня при себе не было. Поэтому я просто щелкнула пальцами, призывая ветер. Стало чуть прохладнее, колокольцы беспокойно забренчали.
— Ваша очередь, донья, поведать о своем интересе.
— Если все произойдет так, как было задумано, следующей главой дома ветра станет женщина.
Я хмыкнула.
— И я даже догадываюсь какая. А вот сам дон Виенто не против, что его какая-то загадочная женщина подсиживает?
— Хочешь его об этом спросить? — Наставница отбросила веер и опять взяла бокал.
— Нет, — покачала я головой, припомнив пергаментную тонкую кожу гранда ветра, его подернутые бельмами глаза. Дон Виенто застал еще пробуждение теперешнего Источника, и прошедшие с того времени триста лет для гранда даром не прошли.
— И все же…
— На сегодня достаточно откровений. Твоя роль в этом деле не настолько велика, чтоб обсуждать с тобой стратегию.
Я обиженно засопела; такого щелчка по носу от Бланки дель Соль я не ожидала.
— Ступай! — велела наставница. — Исполняй свое мелкое задание. Вечером у врат тебя будут ждать. Человек с зеленым фонарем. Не перепутаешь?
— На это мне хватит ума, — вежливо поклонилась я. — Прощайте.
— Впрочем, — проговорила ветреница, будто про себя, — если смешная рутенская девчонка дойдет до всего сама, я вполне смогу ей все рассказать.
Я осторожно закрыла дверь, прислушалась, оглянулась — и припустила по коридору. Бежала так, что пятки сверкали, уже нисколько не заботясь о том, чтоб остаться незамеченной. Времени у меня было немного. В комнату свою ворвалась, уже порядком запыхавшись. Быстро убедилась, что соседки моей нет, заперла дверь изнутри и скинула кисейную занавесь с настенного зеркала.
— Могла и не торопиться, — кивнула Иравари из зазеркалья. — Мэтресса твоя сидит тихо, винишко глушит в гордом одиночестве.
— Слыхала, как она меня отбрила?
— А ты еще не привыкла, что ли? Элорийцы все высокомерные, особенно по отношению к вам, пришлым.
— Как думаешь, что она имела в виду? Ну, про смену герцога ветра?
— Да какая нам-то разница? — строго спросила Иравари. — Это их интересы, интересы четырех домов — кто там чем владеет и по какому праву. А наше дело маленькое. Вечером задание исполнишь, награду получишь — и сразу на боковую. А то ты бледненькая у меня что-то.
— Хорошо! — Я без сил опустилась в кресло. — Последи за Бланкой до вечера, ладно? Что-то на сердце неспокойно.
— Чего так? — хохотнула демоница волшебного блюдечка. — Из-за Мануэлюшки? Бланка-то уже про твои связи неподобающие разузнала?
— Мы связь эту особо не скрывали, — махнула я рукой. — Только вопрос времени был, когда о существовании кабальеро все узнают. Стратеги, ёжкин кот!
Все-таки обида на Бланку никуда не делась.
— И ладно, — согласилась Иравари. — Тем более юный кабальеро нам для денег только нужен и был. Ректор-то твой как? Проникся суммой? Я в кабинете появляться не решилась. Мало ли какую защиту там на зеркала поставили.
— А то, — фыркнула я. — Чуть сознания не лишился. Жаль, ты не видела. Глаза чуть не выпали у нашего мэтра Пемьяте. Даже Зигфриду смешно было. А господина Изиидо со счетов списывать не торопись. Он нам еще пригодится.
— Кокетка ты! — хихикнула Иравари.
— Еще какая, — не возражала я. — Слушай, я устала просто зверски. Можно я спать лягу, а ты мне вслух почитаешь? Там немного, страниц двадцать всего…
— Наша новая методика подготовки к экзаменам? — Иравари уже нацепила на нос очки и пробегала глазами невидимые мне строчки. — А нормально учиться мы гак и не начнем?
Я устало опустилась на кровать, одновременно распуская шнуровку платья.
— Что ж поделать, если мне скучно? Когда мечтала, как здесь окажусь, да как вселенские тайны распутывать буду, все здорово было. А оказалось…
— Ладно, ладно, не оправдывайся. Все понимаю. Тем более разбитое сердечко…
— Изгоню, — пригрозила я. — Из всех зеркал повытряхиваю. Я же могу, ты знаешь.
— Знаю, знаю, — примирительно бормотала Иравари. — Ложись уже, неугомонная.
Я поправила подушку и зевнула.
— Спасибо тебе.
— Магическая война на сломе тысячелетий, — монотонно начала читать демоница, — заставившая магов всех четырех стихий объединиться и изолировать Элорию от влияния внешнего мира…
Я уснула почти сразу.
Больше всего во сне я любила переноситься сюда — на желтоватую циновку под навесом. Чтоб просто сидеть, подтянув колени к подбородку, любоваться размытым, будто акварельным пейзажем, легким туманом над поверхностью пруда. И ждать, бесконечно ждать, когда появится тот, кого я здесь когда-то оставила. Ветер покачивал кусты осоки.
— Ш-ш-ш… Ты же любишь его… Любишь и ждешь… С детства, с самой первой встречи. Только его.
Я вытерла рукавом мокрые щеки и кивнула.
— Так скажи ему-у-у…
— Что-то он не стремится со мной разговаривать.
— Откуда ты знаешь? Может, он тоже ждет, может, спугнуть боится? Позови его, сделай первый шаг. Ну!
— Влад, — шепотом сказала я, — услышь меня, пожалуйста.
— Вот и славно, — ответил ветер, — вот и хорошо… В вопросах передачи информации…
Я рывком вынырнула из сна и вскочила с кровати. Иравари в зеркале испуганно заметалась.
— Так вот, значит, чему ты меня во сне учить вздумала! — Я подбежала к зеркалу и саданула по нему со всей мочи. — Вместо того чтобы с учебой помочь, в душу мне лезешь?
Демоница, видимо решив, что нападение — лучшая защита, заорала в ответ:
— Потому что в нормальном состоянии ты со мной ничего обсуждать не хочешь! А я тебе добра желаю!
— Не хочу я твоего добра, я покоя хочу!
— Дракона ты своего хочешь! Себе хоть не ври! Университет ей не мил, родственники элорийские не по нраву. Как собака цепная на всех бросаешься. Поэтому на честном слове от учителя к учителю и кочуешь, поэтому и не даются тебе науки.
— Изгоню! — взвизгнула я. — Видеть тебя больше не желаю!
— Только попробуй! — скрестила руки на груди Иравари. — Я тогда твоей бабушке пожалуюсь. Вот потеха будет, когда Яга примчится тебе мозги вправлять.
Я замолчала. Кого-кого, а бабули я боялась. Не посмотрит моя родственница, что я уже взрослая, без пяти минут мэтресса и пять минут как мужняя жена (пусть и понарошку), сразу начнет розги в рассоле вымачивать, еще в дороге. А уж как воочию объявится… За этот год я общалась с бабушкой всего несколько раз, с помощью зеркал. После того как мы с Иравари придумали способ учиться во сне, мои сновидения под завязку стали забиты формулами, датами и рецептами зелий, так что ни на что другое времени не оставалось. Да оно было и к лучшему, лгать или недоговаривать в полудреме получается не особо.
Я пнула табурет и разревелась.
— Ты бы обулась, прежде чем ногами махать, — ядовито пошутила демоница. — Ну не плачь, слезами горю не поможешь. Тебе еще с незнакомцем встреча сегодня предстоит. Что, вот такая зареванная и пойдешь?
— Думаешь, кого-то моя внешность интересует? — шмыгнула я носом.
— Еще как. — Иравари уже поостыла и, видимо, решила не продолжать скандала. — Я с утра по всем университетским зеркалам прошвырнулась. Много интересных бесед подслушала.
Я потянулась к умывальному кувшину, раздумывая, чего мне больше хочется — хлебнуть из него или в лицо водицей плеснуть.
— Красавчика Игоря помнишь?
Я отрицательно качнула головой и стала умываться.
— Как можно однокашников своих по именам не знать? — сокрушалась демоница. — Рыжий такой, с зелеными гляделками, букет тебе на той седмице подносил.
Я перевела взгляд на прикроватный столик, где в вазе печально увядала драконья дюжина пепельных роз.
— Начинаю припоминать. Игорь, говоришь, зовут? Странно. Мне казалось, он из Галлии, а имя какое-то совсем не галлийское.
— Он романин, — усмехнулась Иравари. — Что, сердечко не дрогнуло? Все, все, не буду подшучивать. Слушай! Игорь этот сегодня парням хвастался, что ему выпало с тобой инициацию проводить.
Я покраснела.
— Он же ветреник, как и я, наши медички не рекомендуют… ну, чтоб одной стихии…
Ёжкин кот! Ну чего это я не повзрослею никак! Почему до сих пор подобные разговоры вгоняют меня в краску? Тем более что для магов эти самые дела естественны, на манер еды, питья или сна. Что там Бланка говорила — «огонь страсти питает пламя магии».
— Короче, врет он, вот! — твердо встретила я взгляд своей подруги. — Как сивый мерин.
— И эпистолу с печатью этот мерин копытом начертал?
Я фыркнула:
— Ну, значит — совет им да любовь, с эпистолой этой. Глупости какие! Даже думать об этом не буду! Игорь еще какой-то…
— Как знаешь, — подмигнула мне демоница. — Новости про Влада интересуют?
— Ты его видела?
В Арад мы с Иравари пробиться не могли, как ни старались. Все замковые зеркала были заперты и зияли чернотой. До меня доходили слухи, что у Дарины с Михаем все в порядке, как и у крошечной Ленуты, появившейся на свет погожим осенним днем. Про Дракона тоже много чего говорили. И про то, что поднял черные знамена над Шегешваром, за две луны захватив цитадель, и про то, что ведет переговоры с Лузитанским кронпринцем, требуя выдать ему мачеху, и про то, что отбил нападение Урхана у восточных рубежей своих владений. Мой несостоявшийся муж занимался своими важными делами, а я…
— Не совсем я и не совсем видела. Короче, я лучше покажу.
Зеркало подернулось рябью, поверхность искрила, разбрасывая во все стороны разноцветные солнечные зайчики. Я, затаив дыхание, ждала, что вот-вот мельтешение закончится и я увижу самые синие в мире глаза. Раздались равномерные щелчки, фырканье лошади, раздраженный возглас всадника, мне удалось рассмотреть край серебристого шитья…
— Все! — горделиво сообщила Иравари, появляясь в зеркале. — Ну как тебе?
— Никак, — тряхнула я головой. — Что это было?
— Бусины это были, они, родимые. Помнишь, тебе в храме Трехликого ими косы украшали?
— И что? — Я помнила, но картинка понятней от этого не становилась.
— А то, что некто их все до единой собрал и теперь при себе носит. Ты можешь меня спросить, почему я раньше через них ничего рассмотреть не могла. И я тебе отвечу: они лежали где-то в темном месте — в сундуке или шкатулке. А теперь их этот некто на свет извлек.
— А почему ты решила, что именно Влад?
— Лутоня, — грустно проговорила Иравари, — я прекрасно помню, с какой прической ты отправилась на свою последнюю встречу с Драконом и с какой вернулась. И если ты дашь себе труд самой подумать…
Я кивнула:
— Ну да. Он мне сам говорил, что место тайное, что никто, кроме него, там не бывает.
«Иди сюда, птица-синица. Я на твои косицы уже смотреть не могу…» — будто наяву послышалось мне. И его сильные пальцы в моих волосах, и цокот хрустальных бусин о дощатый настил…
— Чего ты притихла? — окликнула меня демоница. — Радуешься или грустишь?
— Нечему радоваться, — пожала я плечами. — Ну, увижу я Влада, прощения у него попрошу. И за то, что без одежды неизвестно где оставила, и за то, что женила на себе без его ведома…
— Он тебя молниеносно простит, обнимет, поцелует, и будете вы жить долго и счастливо, — умильно закончила за меня Иравари.
— Зато я его не прощу, — вздернула я подбородок. — Своей вины не отрицаю, но и его до самой смерти помнить буду.
— Эк в тебе гордость элорийская бурлит, — покачала головой демоница. — И года не прошло, как из полевого цветка эдакая донья Терра получилась.
Я закусила губу, намереваясь поставить на место нахалку. Иравари же будто к чему-то прислушивалась.
— Твоя соседка с занятий возвращается. Прощай, после договорим. Без меня на встречу с таинственным незнакомцем не иди, вызова твоего ожидать буду.
Я набросила на зеркало кисейную занавесь, отперла входную дверь и завалилась на кровать.
Эмелина явилась в шлейфе густого цветочного аромата. Темный шелк платья оттеняли кружевной чепец и стихийная руна, приколотая в виде броши у самого ворота. Моя соседка, как и я, была ветреницей и так же, как и я, звезд с неба не хватала.
— Ты уже здесь? — звонко вопросила она, осторожно огибая зеркало. — Невероятно!
В ответ я пробурчала нечто невразумительное и отвернулась к стене. Мое демонстративное нежелание общаться принято во внимание не было.
— Я пока сюда шла, много интересного узнала. Хочешь, расскажу?
Я медленно считала про себя с закрытыми глазами.
— Во-первых, я видела Игоря, и он…
— Ложь! — не выдержала я и села на кровати. — Что бы он там тебе ни поведал, все это измышления.
Эмелина сняла чепец и тряхнула рыжеватыми волосами.
— Вынуждена тебя разочаровать, моя дорогая подруга, но то, что я узнала от этого достойного во всех отношениях юноши, слишком похоже на правду. Он как раз держал путь из кабинета нашего ректора. Так что я узнала новость первой.
— Давай уж, не томи, — недовольно пробурчала я, разыскивая на полу свои туфли.
— Тебя не допускают к завтрашнему экзамену! — триумфально провозгласила она.
Интересно, чем я ей насолить успела, что она меня так ненавидит? Вроде нормально жили, без скандалов и склок.
— Причина? — Мои губы дрожали, и я закусила их, чтобы не заплакать.
— Причина, моя дорогая, в твоей несостоявшейся инициации. Один из элементов завтрашнего экзамена должен будет потребовать от адептов стихий всех сил, а ты на это пока, увы, не способна, — ядовито продолжала девушка. — Но Игорь, я уверена, поможет тебе справиться с этой бедой.
Я мотнула головой:
— Глупости! Помню, год назад тебе запретили проходить инициацию с ветреником, а доводом послужило то, что вас призвала одна и та же стихия…
Ёжкин кот! Я неожиданно прозрела. Вот она, причина ее нелюбви! Игорь этот, дракон его задери! Они же дружили первое время. Эмелина два дня тогда в подушку проревела. Потом смирилась и, если я ничего не путаю, перенесла свою нежную страсть на некоего огневика. — Так для особых магов и правила особые, — съязвила соседка. — У вас, аристократов, свои обычаи. Не правда ли, донья Терра?
А вот это она зря. У меня даже подушечки пальцев закололо от едва сдерживаемой злости.
— Ну, раз ты так говоришь, — пожала я плечами, — тогда пусть будет Игорь. Какая, в сущности, разница, кто поможет увеличить мой магический потенциал?
— Наверное, твой дедушка заплатит ему немалые деньги за помощь?
Эмелина в стремлении меня уязвить выглядела откровенно жалкой.
— Фи! — закатила я глаза в притворном возмущении. — Недостойно сводить беседу о великих таинствах инициации к меркантильным сплетням. Стыдитесь, донья Гутьеррес!
А про себя подумала, что со старого хрыча станется мне жизнь подпортить. А не отыскать ли мне этого рыжего романина да выяснить, какого лешего он задумал, по чьему наущению? И ежели за мзду какую, пусть делится, супостат. Эх, жаль, времени нет.
Я схватила с кровати свою мантилью и направилась к двери.
— Куда? — всхлипнула соседка.
— К экзамену завтрашнему готовиться, твое общество, знаешь ли, наукам не способствует.
И, оставив Эмелину в тягостных раздумьях о формах моей подготовки, я пошла в библиотеку.
По дороге обдумывая произошедший разговор, я успела проникнуться сочувствием к своей соседке и решить, что все-таки я не мешок денег, чтобы всем нравиться, и, если я не хочу никого никогда обидеть, мне лучше в подвале запереться и носа наружу не казать. Мантилью на голове я закрепила не глядя, просто воткнула гребень в прическу, поближе к затылку, и расправила на плечах тонкое кружево.
В библиотеке никого не было. Впрочем, как я и предполагала. Университетская читальня, несмотря на свой высокий статус, богатством книг не отличалась. То есть не так — книг было много; их золоченые и посеребренные корешки весело подмигивали с полок, но, по сути, добрую половину из них составляли куртуазные романы авторства нашего августейшего величества Карлоса Первого. Я как-то из интереса взяла парочку полистать на сон грядущий. Но на первом же пассаже неприлично заржала и захлопнула труд, чтоб не загреметь в кутузку за неуважение к августейшей особе. Потому что элорийский повелитель… как бы это помягче выразиться… Ну, я бы чтение его трактатов ввела в перечень наказаний для душегубцев, сразу после дыбы, но перед сожжением. Думаю, после эдаких нововведений преступность в славной Элории немедленно сошла бы на нет.
У меня при себе был крошечный шарик магического огонька — подарок Зигфрида, но активировать его я не спешила. Тайное дело было не для чужих глаз. Пахло пылью и немного мышами. Высоко над головой, у косых потолочных сводов, клубились тени, о происхождении которых задумываться не хотелось.
Осторожно прикрыв за собой дверь и пару раз моргнув, чтобы привыкнуть к темноте, я юркнула за стеллажи. Поворот, другой, третий. Слева посветлело, значит, я пробралась к окошку. Но этот выход был не для меня. Слишком он очевидный, а оттого слишком охраняемый. Я выглянула наружу. Россыпь крупных звезд переливалась в ночном небе. На привратной башенке угадывался силуэт стражника. Я отвернулась от окна, отсчитала двадцать шагов, опустилась на корточки и нащупала на полу дверцу потайного лаза. Здание Квадрилиума за свою многовековую историю пережило не один штурм, так что разных потайных штуковин здесь было в избытке. О некоторых строгое университетское начальство было осведомлено, но о многих оно даже не догадывалось. Этот ход был мой, личный, отысканный умелицей Иравари методом сравнения десятка разных планов.
Я набрала в грудь побольше воздуха и юркнула вниз. Скатилась по гладкой доске на целый этаж, потом спустилась по узенькой винтовой лестнице. Глаза начало пощипывать от запаха нечистот. Сточная груба пролегала поблизости. Я зажала рот и нос ладонью и припустила изо всех сил.
На поверхность я выбралась уже за пределами университета. Отряхнула подол платья, поправила волосы и чинно отправилась на условленную встречу, подходя к воротам с внешней стороны. На привратном пятачке клубилась тьма, да такая, что даже мое ночное зрение пасовало. Видимо, некто, не желающий быть замеченным, активировал заклинание невидимости. Я застыла, не желая идти в эту чернильную темноту.
— Донья Лутеция? — неуверенно вопросил приятный баритон.
Я утвердительно чихнула. В двух шагах от меня разгорался желтоватый огонек потайного фонаря.
— Я должен завязать вам глаза, — с опаской приблизился ко мне невысокий господин в широкополой шляпе. — И пообещайте, что вы не будете считать повороты или пытаться снять повязку.
Я пожала плечами. Неужели этот мужичок думает, что, если я захочу узнать, куда он меня ведет, обещание меня остановит?
— Вы боитесь?
— Кабальеро неверно расценивает мою нерешительность, — протянула я. — Мне неведом страх.
Пальцы посыльного дрожали, когда он затягивал на моем затылке тугой узел повязки.
— Вы позволите взять вас под руку? — уточнила я, сделав пробный шаг и чудом не растянувшись на мостовой.
Он крепко обхватил мой локоть:
— Пройдемте, донья.
Шли мы минут десять. Поворотов я не считала, только слушала всякий вздор, который шептал мой приятель ветер. Потомболтун резко исчез, из чего я заключила, что меня проводят вратами одного из городских храмов. Я давно замечала, что близость Источника поглощает стихию без остатка. Скрежет ключа в замке, скрип двери. Под ногами уже не брусчатка мостовой, а деревянный настил. Затем каблуки туфелек увязли в мягком ворсе ковра, и провожатый выпустил мою руку. В абсолютной тишине мне слышалось дыхание нескольких человек и громкий стук моего сердца.
— Развяжите ей глаза, — скомандовал чуть гнусавый мужской голос.
Я тряхнула головой и зажмурилась от яркого света. Мужчина был в маске, одной из тех, длинноносых, в которые состоятельные горожане любят насыпать благовония либо защитные порошки, призванные помешать заразе, передающейся по воздуху, добраться до них.
— Можешь быть свободен, Джузеппе. — Легкий кивок в сторону проводника. — Я позову тебя, когда ты будешь нужен.
Мы остались в комнате вдвоем — я и незнакомец в маске, но я готова была поклясться, что за шелковой ширмой скрывается, по меньшей мере, еще один человек. Его тяжелое прерывистое дыхание не могло мне померещиться.
Я слегка прищурилась, пытаясь рассмотреть нити силы. Ничего! Я нащупала брошь. Обычно прикосновение к ветреной руне позволяло сосредоточиться. Снова неудача.
— Донья Лутеция хочет призвать ветер? — Глаза в прорезях маски, цвет которых я не могла угадать, были серьезны. — Пустое… Эти покои надежно защищены от стихий.
Сама донья в этот момент напряженно раздумывала, какого лешего она вообще ввязалась в авантюру, предложенную Бланкой. И еще у доньи поджилки тряслись от подступающего ужаса, но этот самый ужас она никому не собиралась демонстрировать. Завитушки на резных дубовых шпалерах могли с легкостью скрывать не одну дюжину смотровых глазков.
— Как говорят у меня на родине, попытка не пытка, — доверчиво сообщила я незнакомцу и, чинно расправив складки форменного платья, опустилась на предложенный стул. — А также на моей далекой родине матушки учат своих дочерей не разговаривать с незнакомцами.
Села я неудачно — на мантилью, тонкая ткань натянулась, гребень вцепился в волосы. Надеюсь, набежавшие от боли слезы послужили достойным завершающим штрихом портрета скромной сиротки.
Собеседник громко сопел, разглядывая меня со вниманием.
— Кому я обязана невыразимой приятностью общения? — Прозрачный намек граничил с дерзостью.
Кем бы ни был этот сопун, его положение в обществе явно было выше моего. Но мандражировать сейчас не время. Насколько я изучила элорийские порядки, дерзость мне простить могут, трусость — никогда. Яркий свет казался уже не таким резким. Мне удалось заметить, что из-под маски собеседника ему на грудь сбегает длинная черная борода колечками, а пальцы рук обильно украшены перстнями. Среди плоских, граненых, выпуклых камней я заметила несколько амулетов. Значит, передо мной не стихийник, а адепт какого-то иного вида магии.
— Можете звать меня маркиз, — наконец гнусаво проговорил собеседник.
Он поднялся из-за стола и подошел к камину. Я оценила богатырское телосложение нового знакомого, как и отсутствие шпаги у него на поясе.
Раздался негромкий щелчок; раздавленный маркизом огненный шарик поджег дрова. Пламя высоко взметнулось, облизывая поленья, и сразу опало, становясь ровным и домашним. Я потянула носом воздух. Пахло хорошо — кедровой смолой и немножко сандалом. Видимо, среди заготовленного дровяного шалашика чья-то заботливая рука положила пару-тройку драгоценных щепок.
— Мне рекомендовали вас, донья, как очень разумную девушку.
Я кивнула, не отрывая взгляда от ширмы. Шелковая ткань трепетала. Казалось, еще чуточку, и из-за нее появится чей-то любопытный нос.
— А мне вас как человека, располагающего нужными мне сведениями, — поддержала я беседу.
— Причем рекомендовал человек, на чье мнение я привык полагаться.
— Внимаю вам, сударь, — поддержала я беседу. — Продолжайте. С нетерпением ожидаю оглашения имени рекомендовавшей меня особы.
— К сожалению, в данный момент я не смогу удовлетворить ваше любопытство. Могу лишь сообщить, что особа сия наблюдала за вами с должным вниманием.
— Тогда я, в свою очередь, осмелюсь предположить — разумеется, с соблюдением строжайшей тайны… Имя ее начинается на Бланка, а заканчивается на дель Соль? Что ж, первая загадка разгадана, перейдем ко второй. Вам нужна магичка для какого-нибудь не совсем законного обряда? И меня вам рекомендовали как девицу умом не обремененную, зато с лихвой одаренную любопытством?
За ширмой явственно фыркнули. Я вздрогнула и, чтоб два рана не вставать, выдернула из-под себя злосчастную мантилью. Жить сразу стало легче. Маркиз застыл, сверля меня недобрым взглядом. Глаза у него были светлыми, серыми или голубыми, и сейчас выпученными от сдерживаемого гнева.
— От обряда мне, к сожалению, придется отказаться, любезный дон. До меня доходили слухи, что большинство этих действ носят оттенок несколько срамной, то есть никак мне не подходящий. Может быть, мы с вами лучше отбросим этот древний способ ведения дел «баш на баш» и я просто заплачу вам деньгами? Назовете сумму?
Стихийницам в Элории, конечно, позволено не в пример больше, чем простым дамам, но ходила я по тонкому льду. Если маркизу не удастся обуздать гнев, он мне двумя пальцами шею свернет. И никакой ветер не поможет, никакая Иравари… Может, зря я его дразню? Может, как-то осторожнее предложения нужно было излагать? Собеседник взял себя в руки довольно быстро.
— Вы являетесь прямой наследницей главы дома земли.
Это был не вопрос, а утверждение, поэтому я решила лишний раз не суетиться.
— Аристократическое происхождение позволяет вам вращаться в высшем свете столицы.
Я расслабила плечи.
— К сожалению, вторая линия моего… гм… происхождения закрывает передо мной многие двери.
— О вашей скромности меня тоже предупредили, — после паузы сообщил маркиз. — Донья Ягг, это ваше качество нам придется отбросить.
— Каким образом?
— Просто не принимать в расчет. Нам необходимо, чтобы вы как можно быстрее были представлены ко двору.
Вот этого я совсем не ожидала.
— Даже если на минуту предположить такую возможность…
— Вы помиритесь с дедом, и он с гордостью введет вас в общество.
— Ни за что! — вздернула я подбородок.
— Немедленно. Каким образом произойдет ваше примирение, меня мало волнует. Вы познакомитесь с нужными людьми, очаруете короля…
— Королю нашему сто лет в обед. — Незаметно для себя я перешла на простоватый мохнатовский говорок. — И прелести юных дев его волнуют меньше всего.
— Значит, вы найдете, чем его увлечь, и…
Собеседник запнулся, будто в последний раз что-то прикидывая. Я, в свою очередь, подавившись возражениями, навострила ушки.
Маркиз, заметив перемену моего настроения, не спешил. Он неторопливо проследовал за ширму и появился оттуда, неся в руке некий продолговатый предмет, в первое мгновение принятый мною за зеркало.
— Вот, полюбопытствуйте.
Я взглянула. Это был небольшой портрет, всего с ладонь величиной, выполненный масляной краской в тщательной манере элорийских живописцев.
— Вы узнаете изображенных здесь людей?
У меня закружилась голова, к глазам подступили слезы. Мужчина стоял за спиной хорошенькой дамы, приобняв ее за выглядывающее из пенных кружев плечико. Его черные как смоль волосы были небрежно отброшены за спину, ее — золотисто-медовые — забраны в высокую церемониальную прическу.
— Как видите, у меня есть что предложить вам взамен на наши услуги.
Я вытерла глаза тыльной стороной ладони.
— Картину?
— Информацию. Как только вы доставите мне «Мать четырех ветров», я сообщу вам, где находятся ваши родители.
Я сжала виски, в которых постукивали молоточки.
— Мои родители в фамильном склепе семейства Терра. Благородный дон Филиппе Алехандро, отказавший им в помощи при жизни, позволил поместить их тела туда.
Моя рука скользнула к затылку, освобождая гребень.
— Склеп? Восхитительная нелепица! Когда вы помиритесь с дедом, не премините посетить эту юдоль скорби. Думаю, вас там ждет немало открытий.
Я поднялась:
— Мне нужно о многом подумать. Я сообщу вам свое решение позднее.
Маркиз не возражал.
— Человек с потайным фонарем будет ждать у врат каждую ночь.
Я присела в поклоне, вежливо склонив голову.
— Обещаю не затягивать своих раздумий. Позволено ли мне будет напоследок кое о чем спросить?
— Конечно, драгоценная донья Ягг, вопрошайте.
— Кто находится у вас за этой ширмой?
Длинный нос маски качнулся в указанную сторону.
— Здесь?!
Маркиз весело рассмеялся и потянул на себя раму. Ширма отодвинулась. За ней обнаружился блестящий лаком комод и плетеная корзина с подстилкой, на которой с видом грецкого императора возлежала лохматая псина.
— Это Парус, — пояснил хозяин. — Он слишком стар, чтоб стоя приветствовать гостей, и слишком дорог мне, чтоб я мог выгнать его на улицу. Парус, попрощайся с доньей Ягг, она уже покидает нас.
Тяжело дышащий пес вяло тявкнул. Я покраснела. Маркиз вежливо сопроводил меня к двери, кликнул слугу, того самого Джузеппе.
— Буду ждать вашего решения, восхитительная донья. А пока позвольте передать вашему покровителю… эту вот безделицу.
Продолговатый сверток перекочевал из рук хозяина в мои.
— В конце концов, не зря же вы проделали этот путь. Надеюсь, никто из посторонних в подробности нашей беседы посвящен не будет?
«Чего это он под конец беседы так развеселился?» — подумала я, отвечая вслух нечто приличествующее случаю.
— Донья забыла свою мантилью? — спросил провожатый, надевая на меня повязку.
— Она мне давно не нравилась, — легко ответила я и пожала плечами. — В этом сезоне в моде другая длина.
К вопросам моего гардероба мы больше не возвращались. Джузеппе торжественно и молча сопроводил меня к вратам университета и, не прощаясь, растворился в ночных тенях.
Выбравшись из хитросплетений тайных ходов, я уверенно направилась в мужское крыло. Правда, по дороге пришлось отвлечься и оставить продолговатый сверток у двери с золоченым орнаментом. Без подробного отчета Бланка перетолчется, а вот без искомого предмета — вряд ли. Интересно, что же мы такое с ней по крупицам собираем? Амулет? Может, ту самую «Мать четырех ветров»? Вот бы посмотреть на пего хоть одним глазком! Мысли были ясными и четкими. О своем аристократическом происхождении я потом подумать успею. И про родителей — тоже, и про амулеты с артефактами. А вот завтрашний экзамен — вещь неотвратимая и близкая. О нем озаботиться придется уже сейчас.
Два ряда одинаковых дверей ввели меня в недолгий ступор. Где же он живет, романин рыжий, самой медичкой Матильдой мне в супруги на одну ночь предназначенный? Здравую мысль ходить из комнаты в комнату в поисках суженого-ряженого я отмела быстро. А если испугаю кого из студентов, если стражу кликнут? Позора же не оберешься. Я прикоснулась к брошке, вызвав легкий порыв ветра. Ну, давай, родимый, ты же свою стихию чуешь! Ветреников среди сильного пола у нас раз-два и обчелся. Вот именно что два: Игорь этот и еще один, в очках все ходит. Как его там? Данила? Вавила? Ёжкин кот! Что ж я никак своих однокашников по именам не запомню? Права, ох права Иравари! Ветер подтолкнул меня к заветной двери, из-под которой пробивался лучик света. Значит, не спят еще касатики? Мне же лучше.
Я ввалилась в помещение без стука, прерывая чинную полуночную трапезу, раздула ноздри, принюхиваясь к густым винным парам, и соколиным взором осмотрела диспозицию.
— Ты! — Мой указующий перст был грозен. — Зовут как?
— Д-д… Дементий, — постукивая зубами о край чарки, ответил тот. — Дементий Стихоплет.
— И чего, стихи пишешь? — начала остывать я.
Ветреник слегка покраснел, но утвердительно кивнул.
— Потом почитаешь. А сейчас оставь нас.
До сего момента молчавший Игорь открыл было рот.
— Ненадолго, — предвосхитила я возражения. — На половинку часика всего. Дело молодое, понимать должен.
Дементий иронично хмыкнул, но удалился, прихватив с собой какой-то манускрипт. Я перевела взгляд на Игоря.
— Ты, наконец, решилась? — широко улыбнулся тот, раскрывая объятия. — Ну, так иди же ко мне!
— Лечу! — ответила я на улыбку и резко заехала ему кулаком в ухо.
Удачно получилось, что парень еще сидел, а то пришлось бы подпрыгивать и удар получился бы скользящий. А так романин сомлел, завалившись на подушку, а я, вытащив из-под кровати его сундучок, а из порядком уже растрепавшейся прически серебряную шпильку, принялась орудовать ею в аккуратной прорези замка.
— Уж тогда сразу лучше ключи на трупе поискать, — саркастично посоветовала из зеркала Иравари. — Чего уж мелочиться? Разбой полумер не терпит.
— Какой труп? Типун тебе на язык, — сдула я с мокрого лица прядь волос. — И никакой это не разбой. Я интересы свои блюду. Или мне теперь всякого воздыхателя с эпистолами на дуэль вызывать прикажешь?
Демоница, на словах мои действия порицающая, следила за ними с азартным любопытством.
— Ну, хорошо, благородный поединок нам не подходит. Кстати, тогда не понятно, зачем кавалер Изиидо оплатил твои занятия у двух учителей фехтования.
— Чтобы было, — кряхтя, пояснила я. Механизм, кажется, стал поддаваться. — Как говорит одна моя родственница, «знания за спиной не носить» и «все в жизни пригодится». Кстати, не твоя ли была здравая мысль — конкурентов для тренировок нанять?
Шпилька провернулась, замок щелкнул, я отбросила крышку сундучка. На пол вывалился ничем теперь не сдерживаемый ворох чулочных подвязок: простецкие веревочные, атласные, шелковые, расшитые бисером и стеклярусом. Ни одной пары я среди них не заметила. Но гораздо больше меня поразило то, что обнаружилось на самом дне сундучка. А была там ночная сорочка тонкого льна, с руной ветра у ворота и безобразной дырищей на груди, прямо напротив сердца. Когда я эту сорочку две седмицы тому назад потеряла, она была целехонькая и даже свежевыстиранная. Как сейчас помню длинные рукава, прощально помахивающие мне с веревок сушильного дворика, где я ее, бедняжку, оставила.
— Ничего себе тайник! — присвистнула Иравари. — Давай приводи в чувство охламона, я сама допрос вести буду.
— Не смеши, — остановила я подругу. — Не стоит сейчас раскрываться. За вызов демона Тонкого мира меня никто по головке не погладит.
— Да любой из ваших студентов, да и магов тоже, спит и видит, как кого-нибудь из нас вызвать!
— Все равно — не поощряется, — качнула головой я. — Знаешь, как дальше все раскрутится? Сначала Игорь проговорится кому-нибудь по хмельному делу. Потом ко мне этот «кто-нибудь» явится, чтоб я тебя на время ему одолжила. А потом некто третий или даже обиженный отказом второй донесут на меня ректору…
— У ректора свой демон есть! — не желала успокаиваться Иравари.
— И кто-нибудь, кроме тебя и теперь меня, об этом знает? — Подруга тяжело дышала, не желая соглашаться с моими доводами. — Мэтр Пеньяте очень-очень заинтересуется нашими с тобой делами, отсутствием кровавых приношений и другими… аспектами.
Мне самой понравилось, с какой легкостью я ввернула в разговор мудреное слово.
— Я передумала, — качнула Иравари высокой прической. Последнее время демоница для встреч со мной облачалась по последней элорийской моде, поэтому сегодня щеголяла в черной мантилье. — Бери все это барахло и отправляйся к ректору. Надо призвать к ответу рыжего развратника.
Тем временем сам развратник хрипло застонал. Иравари исчезла. Я повернулась к постели.
— Как вы это объясните, господин Стрэмэтурару?
Продолжать обвинительную речь я не могла, до крайности удивленная уже тем, что в моей памяти отыскалось заковыристое прозвище студента. Надо будет Иравари похвастаться.
Изумрудно-зеленые глаза смотрели на меня с дурашливой укоризной.
— А у тебя рука-то тяжелая.
— Никто не жаловался, — ответила я, уже после удивившись, что разговор рыжий соблазнитель начал на романском. — Повторить?
— Не стоит. Я и так сделаю для тебя все, что ты захочешь.
— Многообещающее начало… — Говорить на давно, казалось, позабытом языке было приятно, я ведь когда-то считала его родным. Только на нем, мягко перекатывая горловое «р», можно было произнести «дракон» так, что сердце сладко замирало…
— Повтори, я не расслышал, — оторвал меня от грез Игорь.
— Дракон тебя подери, говорю, — надулась я. — Если ты мне немедленно не объяснишь содержимое своего сундука, жалоба отправится прямиком в кабинет ректора.
— А кому ты весточку оставила, что сюда идешь? — нисколько не испугавшись, спросил рыжий. — Стихоплета можешь в расчет не брать, он сделает все, что я ему велю.
— Ну что ты как маленький? — Я прикоснулась к ветреной руне, и из-под моих пальцев рванулась бледная птица, вроде тех галок, которые рисуют на полях рукописей нерадивые студенты. — У тебя ровно три минуты, потом я уже не успею ее отозвать.
Игорь колебался недолго. Расширенными от ужаса глазами он провожал плавные пируэты моей галки, кружащей у потолка.
— Что это такое?
— Я первая спросила.
— Ответ за ответ?
— Не в том ты положении, чтобы торговаться. — Но в голосе парня мне послышалось такое азартное любопытство, что устоять перед ним было невозможно. — Про портал последней надежды слыхал?
— Это такой артефакт специальный, — подбадриваемый моим благосклонным кивком, начал Игорь. — Он открывает портал в Квадрилиум только для одного мага и в самом крайнем случае.
— Когда маг при смерти, — подтвердила я.
— Ты хочешь сказать, что твоя птица и есть этот портал?
— Нет, еще нет. Портал последней надежды — артефакт штучный, в производстве сложный и долгий. И одаривают им только самых-самых…
Туманная галка попыталась просочиться в неплотно прикрытое окно, и я развеяла ее щелчком пальцев. Игоря я не боялась, в отличие от незапланированного визита в мужское крыло ректора или отряда ночной стражи. К тому же продемонстрировать собеседнику свое доверие — шаг далеко не лишний. Теперь ветреник знает, что я не беззащитна, и должен мой щедрый жест оценить.
Игорь улыбнулся:
— Я все равно ничего не понял.
— У каждого из нас, студентов, есть руна стихии. Это не просто символ, не просто украшение — это основа того, что со временем превратится в портал последней надежды. И уже сейчас наши руны кое-что могут: помочь рассмотреть нити силы, призвать стихию… ну, или поднять тревогу.
— Как предусмотрительно, — хмыкнул парень. — Значит, одарить или не одарить нас возможностью сохранить жизнь, решать будут после, но готовятся к этому уже сейчас.
— Это очень сложное колдовство, для него придется смешать лечебную магию, личную силу объекта, стихии.
— Нас этому будут скоро учить?
— Думаю, никогда, — пожала я плечами. — Даже если мы с тобой будем знать, что да как, применить свои знания на практике не сможем. На месте наших преподавателей я бы гоже лишних телодвижений не делала.
— А если…
— Хватит пустой болтовни, — прикрикнула я на ветреника. — Немедленно отвечай, что у тебя за коллекция под кроватью обнаружилась?
Зеленые глаза воровато блеснули. Я демонстративно погладила брошь. Ниточка ветра, которую я использовала для создания тревожной птицы, была последней. Больше их в комнате не наблюдалось. Но Игорь этого, кажется, не заметил. Судя по красноватому следу на переносице парня, для этой волшбы ему нужны специальные магические очки. Помнится, когда я с Зигфридом познакомилась, он такие стекляшки повсюду за собой таскал. Теперь-то вырос мой огневик, заматерел, одним пальцем нити силы скручивать может. Л через что ему для этого пришлось пройти, даже думать не хочется.
Игорь отчаянно покраснел.
— Я стрегони, — наконец произнес парень. — Знаешь, что это такое? Ай, к чему спрашивать, конечно, знаешь. Ты же из наших, из горных. Я как тебя заприметил, сразу решил — славная девчонка, боевая. Я, может, всю жизнь такую искал — простую, без фанаберий. Я же ухаживал за тобой по-хорошему — цветы там, мадригалы…
— Цветы помню, — согласилась я: — А виршей не было.
— Были. Только я их сперва Стихоплету показал, он меня на смех поднял. «В своем ли ты уме, студент Стрэмэтурару? — говорит. — Это же не просто ваша романская бродяжка в Квадрилиум учиться пожаловала, это самого дона дель Терра внучка».
Глупые мальчишки! Внучка я бабушкина и ничья больше. И знали бы вы, какая могущественная ведьма моя бабуля, в штаны бы наложили от ужаса.
— Стрегони — это романские ведьмы? — перевела я разговор.
Игорь кивнул.
— Меня мама и тетка кое-чему научили. Вот и решил тебя приворожить, раз по-хорошему ты не хотела. Тельная рубаха, птичье перо, кровь, песок…
— Погоди, — начала злиться я, подозревая подвох, — стрегони ведьмы, не ведьмаки. Ваша богиня, не помню ее прозвания, вообще мужской род не жалует. По женской линии у вас сила передается.
— Я не знаю, почему так получилось! — чуть не плакал парень. — И никто не знает. Может, пошутила она, может, не нашла в том поколении никого достойней? Меня девчонки еще в детстве насмешками извели. Думаешь, мне приятно было с ними на шабаши летать? Да если я тебе сейчас…
— Ничего не хочу про ваши обряды знать! — прикрикнула я в ответ. — Дело ваше тайное, не для моих ушей.
— И то правда, — согласился он. — Прости, если что не так. Хотел приворожить, не получилось. Рубаху свою забирай.
— Ты от меня так просто не отделаешься, — зашипела я. — Подвязки чулочные — это, стало быть, памятки славных побед?
— От твоих тесемок я бы тоже не отказался.
Игорь наглел прямо на глазах. А ведь недаром Иравари его красавчиком назвала.
— Держи карман шире! К слову, о карманах…
Я протянула вперед раскрытую ладонь.
— Эпистолу отдай.
— Ни за что. Я еще и ректору на тебя нажалуюсь, что ночью ко мне ворвалась.
— А я тогда ему рубаху покромсанную предъявлю и твою коллекцию любовную присовокуплю!
— А ректор в ведовство не верит, потому что магии суть одна — стихийная, а все остальное — дикарское невежество и поклонение глиняным болванам.
У меня от злости в глазах потемнело. Потому что учиться надо было прилежнее, донья Ягг, занятиями не манкировать. Вот тогда бы вас этот рыжий недоросль цитатками-то не отбрил, вы бы тогда знали, что ему, похабнику, ответить.
Я медленно досчитала до десяти и твердо встретила хитрый взгляд ветреника.
— В отличие от высокого начальства, я в дикарскую волшбу верю. И если ты мне эпистолу не отдашь, наговорю тебе на нос три… нет, четыре чирья. За землю, огонь, воду и связующий их ветер. Посмотрим тогда, с какой быстротой твоя чулочная коллекция пополняться будет.
Ему очень не хотелось верить, но я легко натянула на себя первую пришедшую на ум личину. Перед пергаментно-бледным Игорем сидела теперь древняя морщинистая старуха, с длинным крючковатым носом и торчащими вперед желтыми клыками.
— Бумагу! — прошамкала я. — Быстро!
Романин нагнал меня уже в коридоре, когда я величественно шествовала вдаль, в одной руке держа свою рубаху, а в другой — злополучную эпистолу.
— Лутеция, подожди!
Я крутнулась на каблуках.
— Господин Стрэмэтурару, ваша настойчивость начинает мне докучать!
«Эх, жаль, руки заняты, — подумалось отстраненно. — Эффектный жест с поисками у пояса воображаемой шпаги пришелся бы сейчас очень кстати».
— Лутоня…
Я удивленно наблюдала за его дрожащими губами.
— Отложи экзамен. Я сделаю для тебя все, что ты захочешь. Присягну под любой ложью, которую ты собираешься преподнести ректору. Только не нужно рисковать. Время терпит, в следующем году…
У меня защемило сердце.
— Не кручинься, добрый молодец, со всеми бедами справимся.
Игорь грустно улыбнулся:
— Хорошо. Раз ты так решила, так тому и быть. Только пообещай мне, что на башню пойдешь без пары.
— Это еще почему? — Я и про башню-то слышала сейчас впервые.
— Потому что твой партнер выпьет весь твой ветер.
В словах молодого человека был смысл. Ветер, связующий и мятежный, мог питать любую другую стихию. И не всегда для этого требовалось согласие адепта.
— Спасибо за совет, — кивнула я. — Тебе тоже удачи, Игорь.
Он вздрогнул, услышав свое имя, и долго глядел мне вслед.
А потом я, наконец, добрела до своей комнаты.
— Умаялась? — приветствовала меня зазеркальная Иравари. — Да уж, нелегкий денек был. Твоя соседка усвистала магические способности увеличивать, так что ночевать вряд ли заявится.
— Мне все равно. — Я кулем свалилась на кровать поверх стеганого одеяла. — Мне бы еще завтрашний день как-то пережить, а дальше полегче будет.
— Ну-ну, — неопределенно то ли возразила, то ли согласилась подруга. — А маркиз не простой орешек оказался.
— А Игорь вообще ведьма… — почти засыпая, поддержала я беседу. — Что? Тебе удалось что-то выведать?
— А ты когда мантилью свою в чужом доме забывала, никаких коварных планов при этом не строила?
Я улыбнулась. Мантилья, конечно, была ни при чем, все дело было в гребне, которым она крепилась в прическе. Полированные серебряные вставки в этом украшении запросто могли служить вместо крошечных зеркал, а где зеркала, там моя подруга — демонесса Тонкого мира, девушка с зеркальным именем Иравари, не имела себе равных.
— Ну и кто он, — зевнув в ладошку, тряхнула я головой, — маркиз наш?
— Шпион. И на чистую воду его вывести непросто будет.
— Ты лицо его видела?
— Да.
— Тогда не вижу препятствий. И выведем, и заведем, и, если резво обернемся, еще и выгоду кое-какую от этого получим.
— Маленькая разбойница, — беззлобно ругнулась Иравари. — Ты себе остров надумала купить?
— Ага, Элорию, — поддержала я старую шутку и сменила тему: — А «Мать четырех ветров», которую маркиз заполучить хочет, это что?
Демоница с треском развернула веер.
— Я не успела изучить вопрос досконально, дай мне еще пару часов. Спокойной ночи.
Я так широко зевнула, что чудом не вывернула челюсть.
— Сладких снов… Думаешь, то, что он про моих родителей намекал…
— Лутоня, некоторые люди очень хорошо представляют себе струны, на которых можно сыграть: страсть, любовь, ненависть, пропавшие родственники — все идет в ход.
— А мне почему-то кажется…
Моя фраза повисла в пустоте. Иравари молниеносно исчезла, первой услышав скрип двери. В комнату серой тенью проскользнула Эмелина. И чтоб не стать благодарной слушательницей изложения запутанных сердечных дел доньи Гутьеррес, я притворилась спящей.