Попытка обозреть в одной статье всю “продукцию”, выданную “на-гора.” нашими писателями-фантастами за два года, обречена на провал. В лучшем случае такая статья свелась бы к обычному перечислению и мало чем отличалась бы от библиографического списка, приведенного в конце. К тому же есть, увы, немало сочинений, для которых самая высокая оценка — это попросту умолчать о них. Другие, наоборот, требуют отдельного и обстоятельного разбора, например роман Геннадия Гора “Изваяние”…
Но даже если не стремиться к необъятности, даже если ограничиться только отдельными изданиями, не затрагивая периодику, а из отдельных изданий выбрать только отдельные произведения, притом, как правило, новые, лишь в нескольких случаях обращаясь к перепечаткам, то все равно наберется достаточно много любопытных, своеобразных книг, над которыми полезно поразмышлять и читателю и критику. Конечно, речь пойдет не только о хороших работах, но и о неудавшихся, без них картина двухлетия была бы несколько односторонней.
Большинство книг, вышедших в 1971–1972 годах, представляет собой сборники повестей и рассказов. Состав сборников обычно весьма неоднороден, рассказы зачастую плохо сочетаются друг с другом, в то время как произведения различных авторов, написанные в одном жанре или на сходные темы, поддаются наиболее интересным сопоставлениям, из которых можно вывеет и некоторую общую картину современного состояния кашей фантастической литературы. Именно такой — условно говоря, тематический — принцип лег в основу статьи. Правда, при этом придется как бы разброшюровать книги и обращаться к одному автору в разных местах.
НАЧНЕМ С САМОГО ТРУДНОГО, но и, по моему мнению, самого нужного из фантастических жанров-с произведении о будущем, но не просто с таких, действие которых происходит в будущем (таких огромное число), а с тех, где нарисована более или менее обширная панорама грядущих дней. Когда-то подобные книги назывались утопиями. Но вряд ли произведения о нашем коммунистическом “завтра” можно называть этим словом (хотя это иногда и делают). Ведь “утопия” означает “нигде”. Дав такое имя своему несуществующему острову, Томас Мор подчеркнул его полную нереальность для своего времени. А мы же не раз были свидетелями, как жизнь обгоняла самые смелые предсказания фантастов. Так будет и впредь, и пет никаких оснований зачислять их но ведомству утопии. Но и кроме того: “утопия” — название очень обязывающее, оно предполагает некую всеобъемлющую картину общества, на что авторы повестей, о которых пойдет речь, и не претендовали.
Тем не менее нам удается составить довольно полное представление о светлом и радостном мире, в котором посчастливилось жить героям повести Евгения Велтистова “Глоток Солнца”. Основным достоинством произведения мне представляется вовсе не традиционный фантастический ход: над Землей появляется серебристое облако, которое захватывает гравилет с пилотом, затем вызывает на планете различные технические и биологические непорядки и в конечном счете оказывается “курьером” далеких разумных существ (к космическим посланцам мы еще вернемся). Гораздо привлекательнее описание обстановки на Земле, вдохновляющей творческой атмосферы, которой дышат все ее обитатели, уважения и любви, с которыми они относятся друг к другу… Все это передано автором не в общих словах, как часто бывает, а через живые человеческие разговоры и поступки. Повесть называется “Глоток Солнца”, и действительно кажется, что у ее молодых героев солнце в крови: такие они энергичные, любознательные, веселые, умные… Да как тут не быть умным, когда новая система обучения позволяет значительно полнее использовать резервы человеческого мозга, нежели в наши дни. “Историки говорят, что раньше только гении знали столько, сколько сейчас обычный человек”, — утверждает один из героев повести.
Из трех главных действующих лиц больше всего удался автору фантазер и заводила Рыж. Рыж совсем еще мальчик, и многое роднит его с сегодняшними 14–15-летними подростками. И дерзость мечтаний, и желание своротить горы, и неуемное любопытство к самым сложным вопросам науки и вообще жизни. Но он и многим отличается от наших современников: он больше для своих лет знает, больше умеет… О ком из теперешних мальчишек можно сказать: Рыж умел так прищуриваться, что видел летящие космические частицы… А гибнет Рыж так же, как порой гибли его вчерашние и сегодняшние сверстники-комсомольцы: желая спасти друга и совсем забыв о себе. И если кто-нибудь из читателей по-хорошему позавидует Рыжу, или программисту Марту Снегову, или его любимой девушке Каричке, если захочет быть похожим на них, автор может считать свою задачу выполненной.
Однако “Глоток Солнца” не сводится к взаимоотношениям Марта, Карички и Рыжа. В конце концов в повести людям удается вступить в контакт с иноземным облаком, но в ходе этого диалога выясняется, что человечеству не по пути с тамошней цивилизацией. Правда, существа с далекой звезды достигли бессмертия, но оно куплено дорогой ценой. Срастив себя с неорганической материей, они, оставаясь разумными, практически перестали быть живыми, чувствующими, переживающими, перестали быть людьми в широком смысле этого слова. Земляне отказываются от такого дара и гневно осуждают тех немногих, правда, ученых, которые из тщеславия поддались соблазну поставить эксперимент, лишающий человека права называться человеком.
Человек должен оставаться человеком, какие бы технические чудеса ни преподнесла ему его собственная наука, какого бы могущества в овладении тайнами природы он ни достиг, оставаться человеком во всей человеческой красоте и мудрости. Такова главная тема многих отечественных повестей и рассказов.
В повести Аскольда Якубовского “Аргус-12”, напечатанной в одноименном сборнике, мы найдем мысли, похожие на те, которые Е.Велистов вложил в главы “Глотка Солнца”, где описывается борьба Марта с профессором Гаргой. “Аргус-12” тоже произведение о том, как строго люди будущего следят за отклонениями от их высоких нравственных норм. Как ни редки такие случаи, они недопустимы. Снова здесь выступает тип талантливого ученого-честолюбца, подобного Гарге, но пошедшему значительно дальше. Штарк хочет подогнать под свой образец целую планету, уничтожив ее уникальную, хотя и враждебную земному человеку природу… Ради этого он доходит даже до преступления, подтолкнув к смерти человека, который мог помешать осуществлению его замыслов. Ради них Штарк тоже готов отказаться от человеческой “формы” и, проделав над собой варварскую операцию, срастить свой мозг с машиной. Тогда его не смог бы настичь человеческий суд. Неудавшаяся попытка Штарка как раз и доказывает нечеловечность подобных помыслов, их несовместимость с человеческой природой. Мне, правда, показалось несколько странным изображение А.Якубовским тех людей, которые вместе со Штарком прилетели осваивать новую планету. Вряд ли в том высокоразвитом обществе, какое описал автор, могли существовать такие инертные, безвольные, может быть даже надо сказать тупые люди.
Значительным произведением представляется мне роман И.Давыдова “Я вернусь через 1000 лет”. Правда, при чтении этого романа не раз возникает желание поспорить с автором. Но куда хуже, когда и спорить не о чем.
Время действия отнесено в отдаленное будущее. Автор не слишком подробно описал структуру того общества, которое, по его мнению, будет существовать на Земле, но и немногих примет, разбросанных по страницам, достаточно, чтобы составить себе ясное представление о нем. На Земле царит всеобщее братство людей; этнически национальности еще сохранились, но перегородки между ними почти стерлись, даже последняя из перегородок, языковая, и та начинает рушиться. На Земле давно нет убийств и, видимо, вообще преступности, сильно развиты наука и опять-таки система образования, даже школьники делают открытия…
И если в целом “та” Земля мало похожа па нашу, то основной стержень книги вызывает прямые ассоциации с сегодняшним днем. К далекой Рите отправляются отряды молодых людей осваивать эту чудесную, похожую на Землю планету, а заодно и помочь побыстрее цивилизоваться местным племенам, находящимся на низкой ступени развития.
Сразу возникает вопрос: а вправе ли земляне вмешиваться в чужую жизнь, если обитатели планеты не могут самостоятельно решать свои судьбы? Этот вопрос не впервые ставится в фантастической литературе. И. Давыдов отвечает: да, вправе. Но эта непростая проблема решена у него не путем убедительных философских доводов, а путем голосования. Большинство землян высказываются за помощь. Книге не помешало бы в этом пункте быть более доказательной.
Но так или иначе, поднимаются отряды молодежи. Они никогда не вернутся на Землю — путь до Риты слишком далек. Тем не менее добровольцев слишком много, идет жесткий отбор, полетят только лучшие из лучших.
Подготовка отобранных кандидатов к полету, обучение в специальных лагерях, где ребят, например, учат вялить лес или стрелять — занятия давным-давно никому не нужные на Земле, — все это описано живо и увлекательно. Но главное внимание — вполне правомерно — автор уделяет моральным сторонам, которые с неизбежностью возникают в предложенной ситуации. Переселенцы должны навсегда расстаться с родными и даже с любимыми, если те не выдержали отбора. Любимая девушка главного героя книги Александра Тарасова совершает подвиг самоотречения: она притворяется, что разлюбила парня, чтобы тому было легче ехать без нее. Что ж, может быть, во всем этом есть своя суровая необходимость. А вот с тем, что происходит далее, вряд ли можно согласиться с автором. Юношей и девушек смешивают в лагере в равных количествах, и каждому предлагают выбрать себе половину. Возьмут на Риту только семейные пары. Сделано это для того, чтобы уменьшить число личных трагедий, как считают руководители экспедиции. Но есть в этом что-то насильственное, да и число семейных драм от подобных мер не уменьшается. А когда кто-нибудь гибнет, что неизбежно на чужой, необжитой планете, оставшийся в живых член семьи попадает в безнадежное положение.
В строительстве новой жизни на Рите мы узнаем черти большой комсомольской стройки нашего времени, хотя там действует такая техника, какая нам пока и не снилась.
Однако самое интересное начинается тогда, когда автор подходит к главному — к взаимоотношениям с аборигенами. Он обостряет конфликт: обитатели планеты встречают землян неприкрытой враждой и при малейшей возможности убивают земных женщин. С большим трудом удается выяснить причину этой враждебности, но никак не удается убедить племена, что земляне пришли к ним как друзья. А люди, увлеченные “новосельем”, сначала лишь пассивно обороняются с помощью электромагнитной защиты. Понадобилось несколько нелепых, ненужных смертей, чтобы они осознали серьезность положения. И только тогда первые добровольцы, смертельно рискуя, безоружными пошли в “народ”, чтобы сжиться с племенами и исподволь подружить его с посланцами Земли.
Кстати, подобные ситуации вовсе не такая уж отвлеченная фантастика, они сплошь да рядом возникали и возникают во многих странах нашей многонаселенной Земли, например в джунглях Амазонки. Разница лишь в том, что эти столкновения оканчиваются, как правило, трагически для отсталых народностей, потому что “цивилизаторы”, само собой разумеется, лишены той коммунистической сознательности, какой обладают герои И.Давыдова. Так что фантастика, говорящая о далеком будущем, оказывается в гуще современных проблем…
Роман армянского писателя Карэна Симоняна стоит несколько особняком среди крупных произведений о будущем. Существует такой фантастический прием, особенно часто используемый зама иными авторами: люди расселились по всей Галактике, но тысячам планет и даже начинают забывать, что их праматерью была Земля. Ход этот дает богатые возможности, ибо возникает бесчисленное количество парадоксальных, резко отличающихся от земного, и все-таки человеческих обществ. Конечно, подобные планеты — чистейшая условность, это всего лишь модели, на которых проигрываются различные земные ситуации. Весьма часто они используются в сатирических целях, ведя свою родословную от свифтовской Лапуты.
Вот о двух таких планетах и пишет К.Симонян. Одна из них — Виланк, планета развлечений, планета гостиниц, ресторанов, баров, игорных домов… Больше, собственно говоря, мы почти ничего о ней и не узнаем, хотя в романе разворачивается довольно запутанный детективный сюжет, в котором принимают участие заглавный герой, его друг Нестор, очаровательный следователь Линда Ло, девушка Урсула, которая подозревается в убийстве, а затем совершает самоубийство и т.д. Все эти люди — не люди будущего; по образу мыслей, по профессиям, по жанру разговора эго люди XX, а то и XIX века. Невозможно себе представить, чтобы в VII тысячелетия существовали полицейские инспекторы и аптекари, развешивающие на весах какие-то порошки…
Лишь во второй части начинаешь понимать, для чего понадобился автору этот галактический маскарад. На другой планете под мрачным названием Лета обитатели нашли способ изготовлять неотличимые копии. Двойники эти работают или представительствуют в то время, когда их “оригиналы” развлекаются. И постепенно исполнительные, но бездушные двойники вытеснили людей, стали хозяевами планеты. Люди деградируют, возникает даже движение протеста, несколько напоминающее современных хиппи: юноши и девушки отказываются от благ цивилизации и уходят в горы, в пещеры, к кострам, чтобы дать начало новому, здоровому поколению.
Мысли эти, как видим, уже нам знакомы, мысли правильные и благородные — о подлинно человеческом в человеке, о недопустимости преступных экспериментов над человеческой природой, — по затиснуты эти мысли в неоправданно усложненную и чрезмерно многословную форму.
Никто не требует, чтобы авторские идеи высказывались в таком непосредственном виде, как, например, в книге Е.Велтистова, но К.Симоняну пока не удалось найти то единство содержания и формы, которое позволило бы говорить о художественной удаче. Его маленькие рассказы, объединенные с “Аптекарем” в книге “Фантастика”, производят более приятное впечатление.
Прежде чем заговорить еще об одной повести, где автор рассматривает общие пути развития человечества или цивилизаций, позвольте сделать лирическое отступление.
Есть такая известная игра — детские кубики. На каждой стороне кубика наклеен кусочек картинки. Если сложить из них одно изображение, то все последующие можно получить простым переворачиванием целых рядов. Повернул — и новая картинка, еще повернул — еще одна…
Это немудреная модель той игры, в которую очень любят играть некоторые наши научные фантасты. На гранях кубиков пишутся обожаемые ими “научные” термины, как-то: нуль-транспортировка, четырехмерное пространство, бластер (он же лайтинг), силовая экранировка и т.д. Можно писать и целые фразы. Например: “Оставив за собой фиолетовую вспышку, огромный сверхзвуковой лайнер ушел в четырехмерное пространство…”, или: “Тяжелый бластер бил его по ногам”, или “Андрей! — отчаянно крикнул Чарли, срывая шлем непослушными руками. — Андрей!..” (Во избежание недоразумений, я хочу предупредить, что никого не цитирую.) Словом, принцип понятен, и все эти термины, фразы и прочие фрагменты картинок давно известны. Картинки могут быть любыми: путешествия на машине времени, встречи со своими двойниками, нападение злых пришельцев на Землю…
Работа по созданию новых произведений по этому методу сводится к простому переворачиванию одних и тех же кубиков. Меньше всего я собираюсь подозревать авторов в прямом и сознательном заимствовании. Картинки каждый раз получаются всё новые и новые. К тому же фантазия авторов может разнообразить произведения некоторыми художественными находками. К примеру, трансзвездный лайнер в одном произведении называется “Варшава”, а в другом — “Юрий Гагарин”…
Пример такой “кубичной” литературы мы находим в повести Дмитрия Сергеева “Завещание каменного века” (одноименный сборник). Чего в ней только пет! И оживление замерзшего трупа; и цивилизация на иной планете, которая сама себя загнала в тупик слишком большим благополучием; и разумная машина, жаждущая власти и взбунтовавшаяся против своих создателей; и еще многое, многое другое. Даже по этому краткому перечню каждый любитель фантастики без труда вспомнит множество книг, где все это уже было, было, было… Сюжетная путаница, калейдоскоп невероятных приключений мешают разглядеть персонажей повести, даже главный герой — рассказчик совершенно безлик; можно подумать, что на всех героев надели те самые гипномаски, которые были модны у обитателей планеты Земетра, дабы всем быть одинаково и неразличимо красивыми…
ОТ ПРОИЗВЕДЕНИЙ, В КОТОРЫХ идет речь о глобальных проблемах, захватывающих целые планеты, целые звездные системы, а то и целые галактики, перейдем к более скромным по своим масштабам рассказам и повестям. Постоянная тема фантастов — космические путешествия. Настоящими произведениями литературы эти рассказы становятся тогда, когда внимание авторов сосредоточивается не столько на звездолетах, сколько па водителях звездолетов; пусть о методике входа в какое-нибудь там “гиперпространство” будет сказано мельком, по зато подробно о цели полета, о мужестве люден, его совершающих. Ведь полеты к далеким мирам всегда будут подвигом.
Возьмем рассказ Кир.Булычева “Я вас первым обнаружил!” (сборник “Чудеса в Гусляре”). Звездолет “Спартак” пять лет летел к чужой звезде и долетел и геройски выполнил свою задачу, двенадцать человек из восемнадцати улетевших остались в живых. А на Земле благодаря относительности времени прошел век. И еще век пройдет, пока они смогут добраться до дому. И вот на последней из посещенных планет они обнаруживают записку, из которой узнают о том, что люди уже успели побывать здесь и в тот же год вернуться на Землю. За время, пока “Спартак” находился в полете, наука сумела открыть принципиально новые способы покорения пространства. Жертвы, принесенные экипажем “Спартака”, оказались напрасными. С грустным чувством разочарования ложится экипаж на обратный курс; ведь на Земле, как они считают, их никто не помнит, не ждет, и кому они там нужны через двести лет (и такие мотивы встречались в фантастике, вспомним хотя бы “Возвращение на Землю” Ст.Лема)? Кир.Булычев никак не описывает переживания, которые охватили экипаж “Спартака”, когда в корабельных динамиках они услышали звонкий голос: “Спартак”, “Спартак”, вы меня слышите? “Спартак”, я вас первым обнаружил! “Спартак”, начинайте торможение… “Спартак”, я — патрульный корабль “Олимпия”, я — патрульный корабль “Олимпия”. Дежурю в вашем секторе. Мы вас разыскиваем двадцать лет!.. Я вас первым обнаружил. Мне удивительно повезло…” Автор словно молчит вместе с экипажем, у которого перехватило горло от волнения. Но такое молчание красноречивее слов.
Почти аналогичную ситуацию мы находим в рассказе Владимира Михайлова “Ручей на Япете” (одноименный сборник). Тоже возвращается из космоса очень древний корабль, и тоже земляне готовят звездопроходцам торжественную встречу. Но этот рассказ совершенно не похож на предыдущий. Он направлен против самовлюбленного телерепортера, посланного для встречи космонавтов. Думая главным образом о собственных успехах, он ухитрился не понять, что вот эти-то измученные, оборванные люди и есть подлинные герои. В его представлении герои должны быть другими. Это хлесткий рассказ, противопоставивший истинное душевное богатство душевной пустоте и никчемности.
Проверка — чего на самом деле стоит человек, когда он попадает в необычные и сложные положения, — вообще одна из любимых тем рижского фантаста. В другом его сборнике, озаглавленном “Исток”, мы находим рассказ “Свисток, которого не слышишь”. Он так повернул характеры, что к концу рассказа выяснилось: самым стойким, перенесшим все испытания, оказался вовсе не тот космонавт, который своим показным оптимизмом даже обманывал друга, “поддерживая” в нем веру. Лог с самого начала был уверен, что им не вернуться, и настроил себя на это, он лгал Силину, чтобы они могли выполнить свой долг, а когда долг был выполнен и притворяться стало незачем, он сразу сломался. Он умер потому, что был уверен в неизбежности гибели. А вот Силин выжил и другие выжили, потому что боролись до последнего.
В рассказе “Исток” такую же пару составляют капитан и штурман, хотя дело и обходится без трагедий. Просто Штурман верит в планету, а капитан нет, он всегда и всего боится и оказывается в проигрыше.
В рассказе Ольги Ларионовой “Обвинение” (сборник “Остров мужества”) тоже подвергаются анализу моральные качества людей будущего. Это рассказ-притча.
Темиряне, среди которых ведет научную работу экипаж земного звездолета, странно устроены. Они могут жить только рядом друг с другом, согретые волнами дружбы и сочувствия ближнего. Член племени, оказавшийся в одиночестве, погибает, “замерзает”, как они говорят. В этой фантастической гиперболе ленинградская писательница символизировала спайку, солидарность, чувство общности, сознание и твоей собственной нужности для остальных.
Из-за непростительного “холодного любопытства” одного из членов экипажа умирает мальчик-темирянин, которого он попытался было увезти на свой звездолет. Презрением и гневом окружают Грога товарищи, и неожиданно обнаружилось, что он тоже “замерз” в своей каюте. “Человек не может жить, если все кругом думают о нем плохо”, — тихо проговорил Феврие, и никто из нас не посмел возразить, что это правило справедливо только для жителей Темиры…”
РАЗ УЖ МЫ ЗАГОВОРИЛИ о разумных существах с иных планет, то разговор надо продолжить. Не менее часто, чем с Земли, уходят звездолеты в Глубокий Космос, и у нас на планете ежегодно приземляются десятки, а то и сотнн межзвездных кораблей с самыми разноформатными пришельцами (в книгах, разумеется, лишь в книгах). Такое упорное возвращение фантастов к одной и той же посылке понять нетрудно: встреча с пришельцами или (что то же самое) с представителями древних земных цивилизаций может таить в себе богатые сюжетные и идейные неожиданности. Но может и не таить. Все зависит от того, сумеет ли писатель реализовать эти возможности или опять-таки примется переворачивать кубики… Есть немало рассказов и повестей, авторы которых полагают, что само по себе описание встречи с посланцами иных миров такое интереснейшее событие, что больше ничего от него, автора, и не требуется. Так, например, в рассказе Михаила Грешнова “Гарсон” (сборник “Лицо фараона”) к геологу, одиноко коротающему время у костра, приходит в гости робот, посланный со звезды Дельта Кита, для сбора информации о земном шаре и его обитателях. За недолгий срок, который робот провел на нем, никому, кроме Володи, не открывшись, он собрал исчерпывающую информацию, а также разобрался во всех земных проблемах и неурядицах. Скромно, в глухой горной котловине произошел знаменитый фантастический Контакт, Встреча Разумов. Встретились два представителя двух цивилизаций, мило поговорили — как, мол, там у вас дела идут? — а затем робот улетел восвояси.
Зачем, спрашивается, он прилетал, если, конечно, исходить не из интересов дельтакитян, а из интересов земных читателей? Вряд ли путь, избранный пашей страной, нуждается в одобрении роботов с иных звездных систем. Это выглядит смешно и наивно.
Когда автор брался за рассказ, у него был наготове сюжетный ход, оставалось только втиснуть его в любую конкретную обстановку. Но, к сожалению, сюжетный ход — это еще не замысел.
Примерно то же самое можно сказать и о рассказе А.Колпакова “Пришельцы из Гондваны” (сборник “Нетленный луч”). На этот раз гости (правда, не космические) оказались не столь любезными, как робот из предыдущего произведения, а наоборот, ужасно агрессивными. Вместо задушевного разговора героям пришлось вступить в отчаянную схватку. Вступили. Справились. И самуры ушли в океан, “унося с собой неразгаданную тайну”, а именно: какую цель преследовал автор, создавая этот рассказ.
У повести Владимира Владко “Фиолетовая гибель” иные недостатки (в скобках замечу, что если бы фантастам раздали анкету с вопросом “Ваш любимый цвет?”, то они все бы написали “фиолетовый”. Должно быть, он им кажется более загадочным, чем остальные цвета).
В повести мысль бесспорно есть. Она — в разных характерах трех молодых американцев, нашедших в диком ущелье метеорит с плесенью, распространяющей вокруг себя смертоносное излучение.
Но образы этих молодых людей — романтического Джеймса, мечтающего стать ученым, прирожденного дельца Фреда и уравновешенного страхового агента Клайда — оказались схематичными. Подобные типажи, но в значительно лучшем исполнении, хороню знакомы нам по произведениям зарубежных Фантастов (точно такая же сюжетная посылка лежит, например, в основе романа М.Крайтона “Штамм “Андромеда”). Когда писатель выбирает традиционный (не хочется говорить — избитый) ход, от него как минимум требуется оригинальность общей идеи.
Есть немало произведений, которые демонстрируют, как один и тот же сюжетный ход может послужить основой для свежих, написанных на высоком художественном уровне произведений.
Например, черный шар из рассказа Вадима Шефнера “Круглая тайна” (сборник “Девушка у обрыва”) вполне схож по своему предназначению с роботом Гарсоном из рассказа М.Грешнова. Он тоже прибыл на Землю исследовать земную обстановку. Но для В.Шефнера посланец высокоразвитой цивилизации не самоцель, а лишь повод. Автор повествует о том, как в обывателе просыпаются человеческие черты. Незадачливый журналист, отправившийся писать очерк о ночном стороже, который вернул найденную им крупную сумму денег, и сам не устоявший перед подобным же соблазном; его сосед по квартире, главное занятие которого — заглядывать в чужие окна; школьный приятель героя — все это взятые из жизни, хотя и сатирически заостренные образы. Менее удалась писателю девушка — Леонковалла-Таня. Словом, мы имеем дело с рассказом, написанным по всем законам реалистической прозы, а введенная в него фантастическая нота обостряет, гиперболизирует, делает особенно заметными как положительные, так и отрицательные черты в характерах героев. Так же надо подходить и к повести В.Шефнера “Дворец на троих”, напечатанной в том же сборнике.
В уже упомянутой книге О.Ларионовой напечатан рассказ “Планета, которая ничего не может дать”. Он стоит ближе к привычной фантастике, чем повести В.Шефнера. Рассказ пронизан гордостью за нашу Землю, за людей, какими бы несовершенными они ни казались. Двадцать Седьмая (разведчики Логитании различались по номерам) решает остаться на Гее (читай: на Земле), потому что, в отличие от многих равнодушных ко всему логнтан, она была девушкой с чуткой душой, с любящим сердцем и ей стало не по пути с окостенелой кастовой системой ее родной Логитании, подавляющей в человеке волю и стремления. И это решение Двадцать Седьмой оказало влияние и на ее родную Логитанию. Скульптура Двадцать Седьмой, скульптура прекрасной Галатеи, высеченная геитянским Пигмалионом, стала символом борьбы за свободу, знаменем тех молодых сил, которые выступили за обновление Логитании. Так появляется еще одна, дополнительная черта в произведении — о силе искусства.
Все это — серьезные произведения, но тот же сюжет может быть отлично разыгран и в юмористическом ключе, что и сделал Кир.Булычев в цикле рассказов “Пришельцы в Гусляре”, составляющем основу сборника “Чудеса в Гусляре”. Кир.Булычев писатель, в рассказах которого добро непременно и решительно торжествует над злом, он неспособен долго причинять неприятности героям, которых любит. Для цикла да и вообще для писателя особенно характерен рассказ “Поступили в продажу золотые рыбки”.
Самые нелепые задания дают обитатели Великого Гусляра чудесным говорящим созданьицам, каждое нз которых в полном соответствии со сказочной традицией выполняет три желания человека, поймавшего золотую рыбку или — в данном случае — купившего ее в зоомагазине. Кто-то, например, “сообразил” заменить воду в водопроводе на водку, и пришлось одной хорошей женщине потратить целое желание, чтобы вновь наладить нормальное водоснабжение городка. Хотя автор впрямую и не говорит об этом, но из названия цикла и из других рассказов нам сразу становится ясно, что это никакие не рыбки, а всемогущие пришельцы, решившие… А что решившие? Позабавиться?
И действительно, поначалу кажется, что замысел автора сводится к насмешкам, впрочем довольно добродушным, над корыстностью, жадностью, легкомыслием. Но финал резко меняет тональность всего произведения. Третье, последнее желание почти у всех обладателей рыбок без какого-либо сговора оказалось одинаковым: они отдали его несчастному калеке, который потерял руку на пожаре. Единодушие чуть, впрочем, не привело к тяжелым последствиям, ибо у пария сразу выросло двадцать рук — одна слева, а остальные справа, на месте отсутствующей. Быть бы Эрику таким страшилищем, но сто автор никогда не обидит невиноватого человека, он сохранит в запасе еще одно, неиспользованное желание, чтобы вернуть Эрику нормальный вид. И смешно и трогательно — как раз в духе большинства рассказов Кир. Булычева.
Не буду останавливаться на других рассказах цикла, читатели несомненно получат удовольствие от них. “Пришельцы в Гусляре” — большая удача в области юмористической фантастики, пока еще, к сожалению, довольно редкой у нас.
По общему настроению к сборнику Кир.Булычева близок сборник томского фантаста Виктора Колупаева “Случится же с человеком такое!..” Основные герои его рассказов — это милые, скромные и самоотверженные люди. Ключом к сборнику может служить рассказ “Настройщик роялей”. Этот волшебник-настройщик так знал свое дело, что настроенные им инструменты начинали звучать не только в соответствии с пожеланием своих хозяев; тот, кто садился за фортепиано, излизал в музыке и свою сокровенную сущность.
И в лучших своих рассказах В. Колупаев умеет настроится на тот верный тон, который сразу располагает читателя к автору. Это относится к таким, например, рассказам, как “Газетный киоск” или “Зачем жил человек?”. Сюда же можно причислить и совсем не фантастическую повесть, давшую заглавие сборнику. Она чем-то напоминает повести В.Шефнера.
К этому лирическому направлению можно отнести и рассказ Д.Биленкина “Человек, который присутствовал” из сборника “Ночь контрабандой”. “Человек, который присутствовал” — это тот же настройщик роялей, “катализатор психических процессов”, чье присутствие зажигает в людях творческий огонь, придаст им вдохновение. И, зная об этом своем даре, Федяшкин старается присутствовать там, где он нужнее всего, где он может быть полезным. Как и настройщик роялей, он ничего не просит за свои хлопоты, незаметно исчезая в подходящий момент. Самая большая радость для таких людей — быть нужным для других.
Как видите, начав эту часть с пришельцев, мы ушли от них к самым обычным земным профессиям. Здесь уж пришельцы совсем ни при чем. Рассказы говорят о том, как много вокруг нас прекрасных людей, чье существование облегчает и украшает жизнь окружающим, и как порой незаслуженно мы проходим мимо них, потому что обычно они — люди скромные.
А как же все-таки быть с пришельцами? Бог с ними! Люди, надо думать, в конце концов, а пожалуй, что и обязательно, справятся со своими проблемами и без помощи извне.
ПРОИЗВЕДЕНИЯ, О КОТОРЫX сейчас пойдет речь, имеют большее право называться научной фантастикой, чем предыдущие. Но и самая-самая “разнаучная” ничего не стоит без человека.
Эксперименты над человеком, над человеческим мозгом, над человеческой психологией продолжают оставаться в центре внимания писателей. Отметим в этом ряду рассказ Ильи Варшавского “Сюжет для романа” (сборник “Тревожных симптомов нет”). Нелегкое дело — описать переживания человека, который должен был умереть от инфаркта легких, но остался жить, потому что его мозг пересадили другому кандидату в морг, у которого голова была размозжена в результате несчастного случая. Чужое тело тоже начинает заявлять свои права, проявлять своп привычки. Беляевская ситуация выглядит в этом рассказе вполне современно.
А вообще опыты на человеке, особенно на его мозге, влекут за собой массу проблем не только медицинских, но и этических, к разрешению которых, пожалуй, никто еще и не знает, как подступиться. Не надо даже обращаться к фантастике, достаточно вспомнить, какая буря началась в печати, когда в мире начались широкие опыты по пересадке сердца.
Вероятно, единственно правильная позиция, которую можно запять в этом вопросе, — заявить, что неизвестно к чему приводящие эксперименты над человеком преступны (если речь не идет о спасении человеческой жизни и другого выхода нет). Эсэсовские врачи, которые уродовали заключенных в концлагерях, тоже считали, что действуют в интересах науки.
В этом плане мне представляется удачей рассказ А.Якубовского “Мефисто” (сборник “Аргус-12”). Мозг умирающего ребенка, своего сына, один профессор пересадил в тело большого кальмара и пользуется разумным животным в своих эгоистических целях. Разумеется, имея такого “разведчика” па дне моря, можно открыть 1115 новых видов абиссальной фауны. “Самое важное, в конце концов, знание”, — успокаивает себя учений отец. Но он ошибается: знания без морали могут приводить к самым тяжелым и бесчеловечным последствиям, чему мир уже не раз был свидетелем.
Много ли он размышляет над тем, что должно чувствовать это несчастное существо — получеловек, полукальмар? Настроения Мефисто постепенно изменяются: от отчаяния (“Возьми меня к себе, мне страшно”) он переходит к ненависти, постепенно в нем исчезает человеческая мораль, по остается человеческое сознание. Разумный зверь (если головоногое можно назвать зверем) — что может быть страшнее? От такого спасения нет. Мефисто начинает убивать н в итоге убивает собственного отца. Да полно, отец ли он ему? Может быть, эта кара заслужена?
Человеческий мозг, попавший в кальмарье обличье, мы находим и в другой повести, в “Океанавтах” Сергея Павлова. Но различие разительное. Если у А.Якубовского в этот фантастический ход вложен серьезный нравственный смысл, то у С.Павлова не вложено ничего. Случился вот такой любопытный факт, и точка. Надо еще учесть, что мозг, перебравшийся в кальмара, — это мозг любимой девушки главного героя, который расследует таинственное происшествие на глубоководной станции, где и встречается лицом к лицу со своей Лоттой. Можно себе представить ту сложнейшую гамму чувств, тот ужас, которые должны охватить и его и ее при встрече! Но ничего ужасного не происходит. Человек и кальмар весело сотрудничаю! друг с другом как ни в чем не бывало. Повесть переполнена чехардой совершенно невероятных приключений и совпадений. А вот обстановку па батискафе автор выписал детально и зримо, видно, он хорошо знал, о чем писал.
К сожалению, и А.Якубовский идет сходным путем в другой своей повести, “Прозрачник”, почему-то здесь не задумываясь над тем, к каким моральным потрясениям должна приводить кардинальная перестройка человеческого организма. Правда, автор облегчил свое положение тем, что его герои имеет возможность в любой момент вернуться в нормальное человеческое состояние. Следовательно, только от сто доброй поли зависит, заниматься ли научными изысканиями в образе Прозрачника или жениться на любимой девушке. Надеюсь, никто не сомневается, что он выбрал науку.
А что бы переживал Сигурд, если бы у пего не было возможности вернуться? Впрочем, как я уже сказал, именно этот вариант использовал писатель в рассказе “Мефисто”, пожалуй, самом сильном в его сборнике “Аргус-12”.
ЕЩЕ ОДНА “ВЕЧНАЯ” ТЕМА фантастики — машина времени. Не проходит года — да что там года, месяца! — чтобы кто-нибудь где-нибудь не отправился на прогулку в прошлое или будущее. К сожалению, пассажиров, которых бы не следовало подпускать к таким ответственным командировкам, намного больше, чем хотелось бы. У скольких авторов машина времени давно уже превратилась в одну из граней все тех же вездесущих кубиков!
Начнем, однако, с хорошего произведения. К таким бы я отнес повесть Севера Гансовского “Винсент Ван-Гог” (сборник “Идет человек”). Повесть привлекает прежде всего совершенно профессиональным знанием предмета, о котором взялся писать автор, — в данном случае речь идет о жизни и творчестве великого французского художника. Кстати сказать, о том, что С.Гансовский любит и знает живопись, можно было судить и по другим, более ранним его работам. Пожалуй, по этому рассказу не хуже, чем по “обыкновенным” биографическим описаниям, читатель представит себе трагическую судьбу художника, смысл его творений. Но плюс к этому еще добавляется фантастическая фигура жулика, который пытается подзаработать, тайком переправляя полотна из прошлого в будущее. Ничего, правда, из этих махинаций не получается, но неоднократное общение с великим художником выправляет нравственные сдвиги в его душе.
В лирическом, не совсем обычном для него тоне разрабатывает тему временных скачков и В.Михайлов в повести “День, вечер, ночь, утро” (сборник “Исток”). Космонавт, вернувшийся на родную планету через пятьсот лет по земному счету, перемещается на машине времени назад и приходит к своей девушке через несколько часов после своего отлета, правда, ненадолго, но В.Михайлов тоже добрый автор, он находит способ, как Киру тоже переселить в будущее, к любимому человеку.
А вот пример противоположный. Сказав много хороших слов о сборнике В.Колупаева, я, к сожалению, не могу распространить эти оценки и на его повесть “Качели Отшельника” (сборник “Фантастика–72”).
Группа космических исследователей, отлучившись па несколько дней с научной станции на отдаленной планете (разумеется, со следами древней цивилизации), при возвращении обнаруживает, что там произошли странные вещи. Их товарищи куда-то исчезли, от некоторых остались скелеты, всюду запустение и разрушение. Перед нами распространенное начало множества научно-фантастических произведений. Произошло что-то непонятное… Ситуация дает возможность показать поведение разных людей, оказавшихся в критических обстоятельствах, внезапно лишившихся своих близких, друзей… Но возможность еще надо превратить в действительность.
Загадка объясняется довольно просто: оказывается, начальник станции организовал эксперимент по управлению временем. Эксперимент вышел из-под контроля, вследствие чего время на разных широтах Отшельника потекло по-разному. На экваторе уже прошло много сотен лет, а на полюсах все осталось по-прежнему. Тут, правда, возникает несколько чисто сюжетных неувязок: как, а главное, почему могло так случиться, что улетевшие на несколько дней со станции люди ничего не знали о готовящемся эксперименте? Два предположения: либо это была необдуманная, скоропалительная авантюра, либо от них это почему-то скрывали. Но почему, зачем? Никаких объяснений мы не получили. Понадобилось автору, чтобы они ничего не знали, вот они ничего и не знают. Или: на станции, где прошли века, осталась в “живых” одна девушка, которая, как и прилетевшие космонавты, не понимает, что произошло. Как же так? А она-то в каком же времени жила. Вопросы можно продолжать, но не в них дело. Вот прочли мы повесть. Давайте в очередной раз задумаемся, зачем она написана. Что хотел сказать автор читателю, претендуя на его время и внимание?
Может быть, автор хотел воспеть неодолимую поступь научно-технического прогресса и мощь человеческого разумам Вот, мол, каких успехов добилось человечество, даже течение времени изменять теперь может. Но для утверждения этой не слишком новой и чисто технической мысли не требовалось писать длинную повесть, к тому же она рассказывает не столько о победах человеческого разума, сколько о временных поражениях на пути к овладению тайнами природы. Но тогда будет более верным такое предположение: автор хотел сказать, что наука, прогресс требуют жертв, они неизбежны (хотя эта неизбежность как раз в повести и не обоснована), но, несмотря на эти жертвы, человечество все равно идет вперед. Что ж, пусть так. Опять-таки сама ситуация позволяет создать остродраматическое произведение. Она, и именно с экспериментом, вышедшим из-под контроля, была подробно исследована в повести Стругацких “Далекая Радуга”. Речь не о том, что это какой-то совершенный образец, в ней есть натяжки, неубедительные решения, по катастрофа на Радуге показана через восприятие живых и разных людей. За них можно волноваться, радоваться, огорчаться, с ними можно спорить или соглашаться, то есть в произведении есть тот необходимый человеческий материал, который и делает литературу литературой. В “Качелях Отшельника” нам как раз этого-то и не хватает. Мы не можем сочувствовать девушке, которая много лет живет одна в окружении враждебной природы, потому что для нас остается закрытым ее внутренний мир. Нельзя же сочувствовать имени, написанному на бумаге. Мы не можем вникнуть в переживания другой девушки, которая входит а комнату и видит за столом скелеты своих только что оставленных товарищей. Разумеется, нас информируют о том, что она потрясена, но между сообщением о потрясении до изображения самого потрясения — “дистанция огромного размера”.
Этим-то литература из кубиков отличается от первичной литературы. Она только называет, обозначает предметы и состояния, по большей части давно известные. Конечно, автор может сказать, что точно такого эксперимента с управлением временем никто не описывал. Может быть, точно такого и не описывал. Сути дела это не меняет. Не наполненная оригинальным человеческим, социальным, политическим содержанием, фантастика всегда будет оставаться лишь пустой игрой ума. Если же автор это понимает и стремится к такому наполнению, то, значит, ему просто не всегда хватает мастерства, чтобы осуществить свои намерения.
Я думаю, что с В.Колупаевым так и произошло. Уж больно резко “Качели Отшельника” отличаются от некоторых его других произведений. В сборнике “Случится же с человеком такое!..” есть прелестный рассказ “Девочка”, в котором та же тема временных сдвигов использована совсем по-иному: нежно, поэтично, убедительно.
И НАКОНЕЦ ХОЧЕТСЯ УПОМЯНУТЬ еще о нескольких новинках, которые ни под одну рубрику не подходят.
Юрий Дружков сам определил жанр своего произведения — “фантастическая поэма”. Не совсем ясно, что это должно означать, но ладно, поэма так поэма. Видимо, Ю.Дружков задумывал спою книгу как художественно-политическое произведение о всемогуществе нынешней науки, о ее месте в пашем сложном мире, о роли и ответственности современного ученого. Видимо, автор хотел вывести в книге привлекательный образ энтузиаста, молодого талантливого исследователя — “физика из ящика”, весьма популярного героя сегодняшнего дня.
На деле же образ Магнитолога получился совсем не привлекательным, и прежде всего потому, что мы очень часто отказываемся понимать, какие пружины толкают героя для свершения тех или иных поступков.
Автор совершает весьма распространенный и нашей научной фантастике просчет: выдвинув некоторое фантастическое допущение, писатели не в состоянии продумать, проанализировать последствия, которые вытекают из собственного допущения. И вместо естественной логики событий начинается авторский произвол, который разрушает характеры и подрывает всякую веру в героя, в книгу, в добрые намерения ее создателя…
Магнитолог изобретает “плакатор”, аппарат, который “видит” и “слышит” любую точку нашей планеты, для которого не существует ни преград, ни стен. Захотел, например, он, находясь в командировке, посмотреть, как чувствует себя его больная мать, и посмотрел. Мать, естественно, об этом ничего не знает, и нет уверенности, что она желает, чтобы сын подглядывал за ней именно в данный момент. Герой нигде всерьез не задумывается над возможными сферами применения его аппарата. Неясно, зачем он его изобретал. Просто так, наткнулся на интересное свойство магнитных линий, что ли?
Действительно, не для разгадывания же загадок истории прибор предназначен, чем более что его свойство заглядывать, кроме комнат нынешних обитателей Земли, еще и в прошлое, открывается позже. Но каждому мало-мальски мыслящему человеку понятно, что такой прибор в современном расколотом мире будет прежде всего использован как глобальное оружие разведки, что государство, обладающее им, получает решающее преимущество перед своим потенциальным или действительным противником, что любая служба безопасности не пожалеет ничего, чтобы заполучить этот аппарат. Такое изобретение, если уж оно, к несчастью, сделано, должно охраняться гораздо надежнее, чем, например, секрет ядерной бомбы, ибо для создания бомбы надо еще воздвигнуть гигантский промышленный комплекс, плакатор же — это, судя по описаниям, всего лишь схема на транзисторах, умещающаяся в маленьком чемоданчике, устройство, которое может спаять любой радиолюбитель.
А ведь автор мог поставить в книге интересную проблему что делать с таким вот открытием, от которого вреда больше, чем пользы. К сожалению, научно-технический прогресс ставит человека и перед таким выбором. Проблема эта затрагивается некоторыми фантастами; например, Д.Биленкиным в рассказе “Запрет” (сборник “Ночь контрабандой”), и все они в один голос говорят: запретить, спрятать, уничтожить, задержать даже ценой чести, ценой жизни. “Есть тайны природы, к которым человек не может прикасаться, пока не достиг определенной нравственной высоты”, — справедливо говорится в одном научно-фантастическом фильме.
А наш Магнитолог ездит со своим чемоданчиком по стране, совершает путешествие в Антарктиду и в довершение всего попадает, правда по воле урагана, в Америку. В конце концов и гениальный изобретатель может быть политическим недорослем и попросту не ахти каким умным человеком. Но как остальные-то допускают все это?
Советский ученый, везущий сверхсекретную аппаратуру, попадает на территорию чужого государства. Что сделает нормальный человек на его месте? Немедленно уничтожит прибор и всякие записи о нем. Даже если секретные службы не подозревают о приборе, то ведь не исключена любая случайность- автомобильная авария, обыск, провокация, болезнь, что угодно.
А что делает наш герой? Прямо противоположное. Он не только не уничтожает свой чемоданчик, но еще и едет с ним на коленях нелегально в Лахому, город, где произошло убийство Президента. Чем же все-таки объясняется чудовищное легкомыслие Магнитолога? Повесть называется “Прости меня…”, но простить героя никак нельзя, все его поведение — это постоянное угождение научному эгоизму. Может быть, выведен и такой, резко отрицательный персонаж, по этому предположению противоречит первая часть повести, где перед памп проде бы вполне нормальный советский парень. Вот и не сведены концы с концами, пот и рассыпался характер вдребезги, и повесть как художественное произведение не состоялась.
Рассказ Георгия Гуревича “Опрятность ума” (сборник “Месторождение времени”) построен на знакомом фантастическом приеме: проникновением в чужие мысли. И тем не менее рассказ читается, во-первых, потому, что удался образ главной героини — Юлии, а во-вторых, потому, что автора заботят опять-таки не технические подробности, а человеческие реакция. Девушка получает в наследство от умершего отца, который был крупным ученым, прибор, позволяющий читать или, если хотите, слышать, понимать, что думает в данный момент собеседник. Юлия активно пользуется прибором, ей приходится столкнуться с “изнанкой” человеческих мыслей, а среди них попадается много пошлого и некрасивого. Однако девушка оказалась достаточно умной, чтобы отделить постоянное от наносного и, несмотря па многие разочарования, не потерять веры в людей. Юлия остается такой же хорошей, славной советской девушкой, какой она и была до того, как к пей в руки попал “викентор”. Однако есть в рассказе два момента, которые вызывают желание не согласиться с автором.
Первое замечание общего характера. Если уж Юлия такая положительная, то что должна была бы сделать девушка, попади ей в руки такое открытие? Конечно, в первую очередь подумать о том, какую пользу людям оно может принести, и скорее всего отправиться в Академию наук. Кроме того, она, как человек умный н начитанный, не могла не подумать и о той опасности, которую таит в себе этот приборчик, если он попадет в руки людей недоброй воли. Правда, такая мысль мелькнула в ее голове, но так, вскользь, как неглавная. Разочаровавшись в женихе своей подруги, Юлия даже решает уничтожить “викентора”, но и в этот момент ее не одолели сомнения: является ли изобретение отца такой уж ее личной собственностью, над которой она вольна чинить суд и расправу?
Второе замечание касается одной строчки. Последней. Идя на свидание с юношей, полюбившим ее, Юлия долго терзается, включать или не включать аппарат, проверять ли истинные намерения своего кавалера или пет, довериться парню, к которому и она неравнодушна, так сказать, без проверки? В конце концов, пишет автор, “Юлия включила аппарат”. Если это не опечатка, то, по-моему, зря она это сделала. Это не в ее характере, это переводит Юлию в совершенно иной психологический тип: подозрительных, ревнивых женщин, которые шпионят за своими избранниками.
Мне кажется интересным сравнить рассказ Г.Гуревнча с напечатанным еще до революции рассказом некоего А.Зарина под названием “Дар сатаны” (вообще-то подобных сюжетов встречается много, совсем недавно была опубликована, например, повесть З.Юрьева “Звук чужих мыслей”). Я выбрал пример для сравнения, потому что герои близки по возрасту, а следовательно, и по свежести восприятия мира. В рассказе А.Зарина подобную возможность получает молодом человек, скромный, добродушный и к тому же поэт. Получает чисто сказочным путем, и “сделан” этот “прибор” не из транзисторов, а из… слюны дьявола. Но цели введения фантастического хода вполне аналогичны в обоих рассказах. В отличие от нашей современницы, заринский молодой человек разочаровывается во всем: в друзьях, в невесте, во всех встречных людях, которые без исключения оказываются мелкими, подлыми карьеристами… И если Юлия колебалась, не утопить ли ей “викентор” в колодце, то герой “Дара сатаны” со злости выбрасывает свое снадобье в форточку, чтобы автор мог закончить рассказ циничной сценой: “В это время под окошком проходили молодые люди, только что вступающие в жизнь. Они возвращались с товарищеской пирушки и продолжали с жаром говорить об идеалах, о торжестве правды, о готовности пострадать за нее; давали жаркие обеты всю жизнь посвятить добру и служению ближнему, — и вдруг, приостановившись при свете фонаря, взглянули в глаза друг другу и… громко расхохотались”.
Я думаю, что Юлии следовало бы выключить свой аппарат перед свиданием с Кешей, чтобы быть выше того героя, видимо, далекого от передовых кругов и поэтому приходящего к мысли, что в людях совсем нет ничего святого и искреннего.
А ведь и вообще литература — это тоже “заглядывание в чужие головы”, так что столь заманчивый прием — сорвать уж окончательно все маски с человека, даже те, которые он носит несознательно, — будет постоянно привлекать к себе писателей.
В ином повороте тему “проверки на правду” мы находим в повести Льва Успенского “Эн-два-о плюс икс дважды” (сборник “Тайна всех тайн”). Обращение к фантастике такого известного литератора, как Л.Успенский, конечно, не может не привлечь внимания. В повести прекрасно выписаны обычаи, быт дореволюционного студенчества и тогдашняя жизнь; мы узнаём здесь руку “Записок старого петербуржца”. А что касается собственно фантастики — изобретение такого газа, под воздействием которого люди начинают говорить только правду, — то и здесь многим писателям стоит поучиться, как придавать чисто техническим придумкам острый нравственный смысл, заставлять их “работать” на большую, глубокую идею. Право же, сцена в университетской аудитории, где под влиянием этого газа начинает откровенничать профессор-ретроград, может считаться в этом отношении образцовой.
Вторая повесть Л.Успенского, “Шальмугровое яблоко” (сборник “Фантастика–72”), стоит несколько особняком. Это довольно редкий вид фантастики “сегодняшнего дня”, в которой нет пи пришельцев, ни роботов, ни телепатии, а только лишь загадочные, необычайные происшествия. В повести соседствуют бытовые зарисовки с полупародией, а может быть, и с полной пародиен на приключенческие романы. Увлекательность и веселость — не последние достоинства “Шальмугрового яблока”.
Скромнейший и тишайший бухгалтер заштатной артели “Ленэмальер-Цветэмаль” вдруг обнаруживает, что в его жизни был такой период (о котором он ничего не помнит), когда он путешествовал по экзотическому острову Калифорния, сражался с дикими зверями и подосланными убийцами и был мужем — этот благонамеренный семьянин! — прекрасной “солнцеподобной” принцессы. Контраст, как видим, максимальным: чуть ли не киплинговский землепроходец и рядовой бухгалтер (почему-то именно эта профессия выбрана литературой для олицетворения обыденности и размеренности существования).
Что же хотел сказать автор, соединяя, так сказать, под одной “крышей” две столь противоположные личности. Может быть, то, что человек еще плохо знает сам себя, что в неожиданных обстоятельствах в нем могут просыпаться такие душевные и физические силы и склонности, о которых он и сам не подозревает? И, конечно, в этой повести есть протест против будничности, скуки, намек на то, что каждый человек может прожить свою жизнь интересней и насыщенней…