Руки Павла упали с рычагов управления.

— Все, Витя, — сказал он, — горючего нет ни грамма.

Боковые иллюминаторы, жадно ловившие отблеск фотонного, по все же земного огня, погасли. К стеклам приникла ночь. Она была хозяйкой Пространства, знала это и теперь делала с кораблем, что хотела: взяла его в руки и зажала между ладонями. Далекие неподвижные звезды ей не мешали. Они были отчаянно далеки, чтобы помочь людям. Тьма вошла в остывшие дюзы, встала за переборкой, рядом. Павел и Виктор чувствовали ее, как чувствуешь кожей холод или тепло. Павел закрыл заслонки иллюминаторов.

— До Земли четыре световых года, — сказал он. — Пять, в пересчете на бортовое время. Если будем двигаться с этой скоростью, — кивнул на приборы.

Неторопливо, стараясь быть подчеркнуто спокойным, развернул карту.

— Если полет замедлится, — взглянул на Виктора, — между Землей и нами встанут тысячелетия. Девять шансов из десяти, что это произойдет. Здесь, — указал на цепочку темных пятен, — переменная пылевая туманность. Здесь, — черкнул карандашом по краю карты, — область еще не разведанной гравитации…

Виктор молчал. Один шанс из десяти на спасение — мало. В душе его поднимался протест против бессмысленной гибели. Что им может помочь — случайность? В Пространстве случайность не в счет: как ни много посылала Земля кораблей в звездные экспедиции, они были горсточкой пыли в океане Вселенной, где звезды и те казались пылью, брошенной в темноту.

— Мне будет сорок пять лет, тебе — сорок два, — продолжал Павел и, помолчав, добавил: — В случае благополучного плавания.

Павел говорил слишком много, и это резало слух. Сказать ему, чтобы он замолчал, Виктор не мог: они были равными, капитана на корабле не было. Присвоить права капитана или какое-то старшинство никто бы из них не решился. Но уже то, что Павел подсчитывал годы, надеясь выжить и вернуться па Землю, вызвало у Виктора теплое к нему чувство. А если он говорит больше обычного и волнуется, — ничего. Им только и придется разговаривать друг с другом: в ракете их двое.

— Что же ты молчишь? — спросил Павел.

— А я согласен с тобой, — чуть поспешнее, чем, может быть, следовало, ответил Виктор. — Тебе будет сорок пять, а мне — сорок два…

Они с минуту глядели в глаза друг другу, и каждый понимал, что они оба лгут. За стенами ракеты стояла ночь, и кораблю без горючего до первых маяков Солнечной системы не дотянуть.

Вспомогательная ракета “Л-2”, в просторечии “Лодка”, двое космонавтов с их наигранным оптимизмом — это все, что осталось от звездной экспедиции к Близнецам. Собственно, земных астрономов интересовали не Кастор и не Поллукс, а желтая звездочка между ними спектрального класса G-двойник нашего Солнца. Звезда испытывала возмущения — признак того, что она обладает планетами. Эти планеты и предстояло исследовать Дмитрию Никитичу Карцеву, капитану “Орбели”, и шестнадцати участникам экспедиции.

Планет у звезды оказалось три — два метано-водородных гиганта, больших, чем наш Юпитер, и третья, ближе к звезде, двойная планета типа Земля–Луна. Астрономы тотчас назвали планету Геей, а ее естественный спутник — Луной. Гея оказалась горячей, покрытой лавовыми озерами, гейзерами и дымами. Но уже на планете был океан, зелень по берегам — была жизнь.

С посадкой на Гею не торопились, легли на круговую орбиту. Разведывательные роботы-маяки дали сведения об атмосфере, температуре: в океане сорок три градуса, па побережье — шестьдесят.

— Тепло, но работать можно, — резюмировал Карцев и отдал распоряжение: — Готовиться к спуску!

Одновременно к высадке на Луну готовилась “Л-2”, вспомогательная ракета, она же спасательная, снабженная горючим, кислородом и продовольствием на случай непредвиденных обстоятельств. Прилуниться было поручено бортинженеру Павлу Калинину и геологу, радисту по совместительству, Виктору Ревичу. “Л-2” отошла от “Орбели” за час до его посадки па Гею. Павел и Виктор должны были наблюдать за спуском, отметить координаты посадки и держать с Луны связь с кораблем. Все это они сделали, оставаясь на орбитальном полете вокруг Геи. “Орбели” опустился на берег залива. Со стороны материка и лавовых озер его защищал невысокий хребет. От океана к нему подходила зеленая полоска растительности.

Как только спуск был закончен и биологи — первая группа исследователей — вышли из корабля, Карцев отсигналил “Добро” для самостоятельной экспедиции “Лодки” на Луну. Восемь часов спустя Павел посадил ракету на спутник Ген.

Луна была копией нашей Луны до мельчайших подробностей: трещины, кратеры, навалы камней. Отличалась лишь тем, что быстрее вращалась вокруг оси на встречном движении по отношению к Гее. Радиосвязь между “Орбели” и “Лодкой” возникала каждые пятнадцать часов. Когда же Лупа и Гея поворачивались “спиной” друг к другу, связь обрывалась.

После посадки “Орбели” разговаривал с “Лодкой” шестнадцать минут.

— Как вы видите Гею? — спрашивала Зоя Левчук, коллега и приятельница Виктора.

— Как раскаленную сковородку, опрокинутую па звезды, — ответил Виктор, сидевший у аппарата.

Зоя обиделась на такое сравнение.

— А вы, — отпарировала она, — похожи на клецку, плывущую в молоке.

— Еще посмотрим, — откликнулся Виктор в том же духе, — что интереснее: клецка или ваша сковорода!

Зоя ответила:

— Не хотите ли ушицы из местной рыбы?..

Это были последние слова, принятые космонавтами с “Орбели”. Павел уже облачился в скафандр и толкал Виктора локтем: кончай болтовню.

Виктор отложил наушники и тоже полез в скафандр.

— Зойка приглашает на стерляжью уху, — сказал он. — Наверно, биологи вернулись с уловом.

— И ты уверен, что у них — стерлядь?.. — спросил Павел.

Подъемник опустил их на каменистую почву. Видимо, что-то случилось с клетью или уж так Луна встретила космонавтов, но когда Павел и Виктор оказались внизу, они лежали на полу клети и, кажется, на какое-то время потеряли сознание.

— Ты что? — спросил Виктор, придя в себя.

— А ты?.. Осторожнее, собьешь мне антенну!

— Нас ударило о поверхность!..

— Что-то не в порядке с лебедкой, — предположил Павел.

— По твоей части… — буркнул Виктор. — Пошли!

Скоро они забыли о происшествии — они наткнулись на след посадки межпланетного корабля. Кто-то побывал на Луне раньше их. Об этом свидетельствовал выжженный в грунте круг. В центре его углубления, выщербленные плазмой при посадке и при старте, — обычная картина посадки тяжелого корабля.

— Это да-а… — тянул Виктор. Пораженные, космонавты стояли у края ракетодрома.

— Кажется, экспедиция была здесь вчера. Радиоактивность повышена!

— Кто же здесь был?

— Инопланетный корабль!

— Прилети “Орбели” чуточку раньше…

Космонавты поспешили к ракете передать известие па корабль. Вот поднимется суматоха! В подъемнике Виктор сказал:

— У меня остановились часы.

— У меня тоже, — ответил Павел. — Наверно, стали при падении клети.

Но и в ракете часы стояли — на пульте, в каютах, за исключением атомных, показывавших земное время. Была и другая странность: на шкалах приборов лежал серый налет.

— Посмотри, — обратил внимание Виктор. — Пыль…

Но вес это пустяки по сравнению с тем, что произошло позже: “Орбели” на вызов не отвечал.

Тщетно бился у аппарата Виктор:

— Зоя! Дмитрий Никитич!..

Приемник молчал.

В чем дело? Космонавты вслушивались в гудение аппарата. Ни слова!

Зловещая дымная Гея висела в обзорных экранах.

— Дмитрий Никитич!.. — взывал Виктор.

— Стартуем!.. — предложил Павел.

Они стартовали немедленно. Залива, полоски зелени, близ которой опустился “Орбели”, не было и в помине. Расколов хребты и вырвавшись к морю, на месте приземления корабля сплошным потоком двигалась лава.

…— Ну что ж, Виктор Михайлович, — говорит Павел, — пять лет с глазу на глаз — не осточертеем друг другу? Как у тебя с графиком психологической совместимости?

График у Виктора был хороший. У Павла тоже хороший. Виктор знал неплохо товарища: Павел был энергичен, даже напорист. Добрый юмор, иногда переходивший в иронию, в общем, для Виктора был приемлем. Виктора не пугали пять лет в ракете. А вот Павла они тревожили: ему надо было искать выход для своей энергии и, пожалуй, объект для юмора, нужно было какое-то дело.

— Установим режим, — предложил Виктор. — Физкультминутка, работа, музыка.

— Работа… — с сомнением Павел покачал головой.

— Оранжерею возьмешь? — подсказал Виктор.

— Возьму! — сразу же согласился Павел, смекнув, что с оранжереей можно возиться хоть сотню лет.

— А я начну исследовать лунные минералы. Но это — временно, потом что-нибудь придумаем.

— Придумаем! — Павел отшвырнул карту. — К черту пылевые гуманности!

Виктор заметил его энергичный жест, вздохнул с облегчением. То, что Павел согласился работать в оранжерее, было хорошим признаком: там не соскучишься. Виктор с удовольствием взял бы оранжерею сам.

Потянулось размеренное бортовое бесконечное время. Каждое утро подъем и женский веселый голос:

“Внимание, начинаем утреннюю зарядку. Спокойнее, поднимемся на носки — вдо-ох!..”

В одиннадцать часов — вторая гимнастика.

Каждый месяц меняли пленку. Дни тянулись однообразно, но мириться было все-таки можно.

Лишь однажды событие потрясло экипаж затерявшейся в космосе “Лодки”.

В каюту Виктора без стука ворвался Павел:

— Какой сейчас год, Витя?..

— О чем ты? — не понял Виктор.

— Я спрашиваю, — нетерпеливо перебил Павел, — какой год по земному календарю?

— Две тысячи двести пятнадцатый, — пожал плечами Виктор. — Апрель. На Гее мы были в конце января.

— Ты уверен, что год две тысячи двести пятнадцатый?..

— Чего ты хочешь? — спросил Виктор.

— Витька, без всяких шуток, — часы показывают две тысячи двести девятнадцатый год.

— Не может быть!

— Пойдем посмотрим!

Часы показывали две тысячи двести девятнадцатый год. Это были атомные часы, они могли ошибиться за триста лет на одну секунду. Ошибка в четыре года была немыслимой.

— Когда на Луне остановились часы и когда мы их пускали по атомным, ты смотрел год? — спросил Виктор.

— Нет, не смотрел. Не обратил внимания.

Виктор поглядел на товарища. Оба ничего не могли попять.

— Фокус какой-то… — пробормотал Виктор. — И все с часами! Но куда делись четыре года?..

Друзья стояли у безмолвных часов. Обоим было не по себе. Четыре года канули у них за плечами, растворились бесследно.

Событие обсуждали несколько дней, но так и не пришли ни к какому выводу.

Опять занялись повседневкой. Виктор рассказывал, какие на Луне чудные ильмениты: поставить линию автоматов — титановая проблема на Земле была бы разрешена.

— За морем телушка — полушка… — Павел захлопывал “Садоводство” и уходил в оранжерею: у него дозревали персики.

На седьмом месяце полета во время дежурства — дежурили и теперь: сидели у застывшего пульта и думали о своем — Виктор заметил, как стрелка гравитометра дрогнула и пошла по окружности. На экране локатора появилось светлое пятнышко. Виктор смотрел на него, с первого взгляда чувствуя необычное: пятнышко появилось не в той стороне, где его можно было ожидать. Что-то, обладавшее массой и скоростью, догоняло ракету. В этом тоже было необычайное: “Лодка” шла со скоростью пять шестых абсолютной скорости света. То, что обгоняло “Лодку”, имело еще большую скорость.

“Метеорит?.. — подумал Виктор. — Никогда еще метеориты не имели такой скорости. Корабль?.. Но корабль — вообще металл — дает на экране яркий всплеск…”

— Павел!.. — закричал Виктор, слыша, что Павел в камбузе, — дверь в рубку была полуоткрытой.

— А!.. — откликнулся тот, почуяв тревогу в голосе Виктора.

Виктор не отрываясь смотрел на стрелку гравитометра и на экран: за минуту точка заметно переместилась, стрелка гравитометра неудержимо шла по шкале.

— Что ты? — Павел вошел в переднике, с мокрыми по локоть руками, увидел оживший экран, замер на месте. Что-то массивное, быстрое догоняло ракету. — Корабль?.. — спросил Павел.

— Не пойму, Паша! — возбужденный Виктор повернулся к нему. — Такая скорость! И курс… Посмотри, какой курс!

Это, пожалуй, было удивительнее всего. Светлая точка двигалась по диаметру круга — траектория тела совпадала с траекторией “Лодки”!

— “Орбели”! — крикнул Павел. — Значит, все они живы!.. Дай позывные!

Виктор схватился за ключ передатчика:

“Мы здесь! Мы здесь! — начал поспешно передавать. — Дмитрий Никитич. Товарищи!..”

На “Орбели” ракету, наверно, уже заметили, аппаратура там более мощная, на экранах плещется отражение “Лодки”.

“Орбели”! — повторял Виктор. — Мы здесь! Идем параллельным курсом!”

“Орбели” молчал. Точка прошла от края экрана до центра половину пути. “Орбели” не отвечал, будто на корабле все заснули.

“Товарищи!..”

Завыли сигналы предупреждения: гравитация догонявшего предмета смещала “Лодку” с пути.

— Это не “Орбели”! — Павел вцепился в плечо Виктора, понял свою ошибку: “Орбели” ответил бы на призыв. — Не “Орбели”, — повторял Павел, стараясь перекричать звук сирен. — Слышишь?..

“Товарищи!..” — еще раз отсигналил Виктор.

— Это не наши! — настаивал Павел.

— Кто же?..

Павел смотрел на друга, лицо его было бледно.

— Железный метеорит! — сказал он.

Оба теперь наблюдали молча, как точка стремительно шла к центру экрана.

— Он расплющит нас с ходу, — сказал Павел. — Откуда у него такая скорость?

Времени на размышления не было. Не было возможности уклониться от столкновения: камеры двигателей пусты. Замигала оранжевыми огнями контрольная система предупреждения, — вторая после аварийных сирен. “Лодку” распирало от звона и от мигания красных огней.

— Черт! — выругался Павел. — Погибать, так не под кошачий вой! — и выключил аварийную сигнализацию. Наступившая тишина оглушила друзей. Блестящая точка была возле центра экрана.

Павел открыл заслонки иллюминаторов. Включил прожекторы.

Из черной пасти пространства, из глубины на ракету надвигалась смутная масса. Нельзя было понять, что это, но видно было, что масса надвигается слепо и неуклонно. Блеснули холмы, черные трещины.

— Астероид! — крикнул в последнюю минуту Виктор.

— Держись!.. — предупредил Павел.

Серая скалистая глыба приблизилась вплотную к иллюминаторам. Виктор вцепился в подлокотники кресла. Павел, напрягши пальцы, — в спинку. Толчок… еще толчок — друзей бросило на стену рубки. Что-то заскрежетало, и наступила тьма.

— Витя!

— Да… — откликнулся Виктор.

— Целы?

— Кажется, целы. — Он отыскивал в темноте клемму аварийного освещения.

— Здорово нас тряхнуло…

Виктор нашел включатель, зажегся неяркий свет.

— Надо посмотреть, что с ракетой, — сказал он.

Они вышли из рубки. Виктор поддерживал на весу левую руку. Над бровью вспухал синяк. Павел прихрамывал. “Здорово… — повторял он, — тряхнула…”

В каютах, в камбузе все было опрокинуто, в машинном зале сорвался с места вентиляторный щит, повредил генератор электроэнергии — к счастью, не сильно. Через четверть часа генератор дал ток. Сеть оказалась неповрежденной, по бокам “Лодки” вспыхнули осветительные прожекторы. Павел и Виктор прильнули к иллюминатору.

Зарывшись в рыхлый откос, “Лодка” лежала, слегка накренившись набок. Виднелись два–три невысоких холма, камин, пыль, близкий, со звездами, горизонт.

— Как где-нибудь ночью на пустыре, — сказал Павел. — А в общем, приехали…

Авария еще не поддавалась осмыслению, но горечь иронии воссоздавала обстановку точно: глыба захватила ракету, несла невесть куда, надежда на возвращение рухнула. Однако отчаяние не овладело людьми. Интерес — вот что чувствовали оба, глядя в иллюминатор: что же это за штука, почему у нее такая скорость? Да еще оба сознавали благополучный исход: глыба догнала их, а не столкнулась с ракетой. Хотя не пожалеют ли они, что избежали мгновенной смерти, ради медленного умирания в плену астероида?.. Вопросы, вопросы, на которые надо было ответить. Но это — потом. Пока интерес брал верх нал тревогами. Направо, налево тянулась ложбина, усеянная камнями. Иллюминатор ограничивал кругозор. Как велик астероид? Из чего состоит?

— Выйдем посмотрим? — предложил Павел.

Они надели скафандры, приготовили фал: как бы ни был велик астероид, сила тяжести на его поверхности будет ничтожна. Другое дело в “Лодке”, где работал искусственный гравитатор… Завыли насосы переходной шлюзовой камеры, медленно затихая, по мере того как воздух отсасывался внутрь корабля. Медленно отодвинулась дверь бортового входа. Павел прикрепил к поясу фал, первым вышел наружу. Виктор втиснул конец фала в пружинный зажим и для большей страховки намотал себе на руку. Но фал не выскочил по инерции вслед за Павлом, как бывает в условиях невесомости, он потянулся, медленно переваливаясь за кромку входа. Павел, ожидавший, что от толчка он взовьется в пространство, тоже, не веря себе, стоял на поверхности астероида.

— Не пойму… — бормотал он. — Что случилось?..

Виктор подергал за фал. Веревка не влетела в кабину, она натянулась и легла у порога. Веревка имела вес.

— Никакого фала не нужно, — сказал Павел снаружи.

Виктор шагнул вслед за ним, ощутил под ногами почву, а в теле — нормальную силу тяжести.

— Может быть, астероид из сверхплотной материн?..

Под ногами щебень и пыль — обыкновенный астероид, каких Виктор и Павел насмотрелись между Марсом и Юпитером, когда еще летали на практику. Пыль, собранная из космического пространства за тысячелетия… И все же не обыкновенная пыль! Она не взвилась из-под ног, не окутала все вокруг, — поэтому астролетчики не любят высаживаться па астероидах. Она лежала как на проселке, по которому ребята школьного возраста ездят на самокатах…

— Витя, — спросил Павел, — ты что-нибудь понимаешь?

— Ничего ровным счетом, — признался Виктор. Все-таки фал они не бросили — веревка тянулась за ними.

Но, честное слово, их не занимала ракета: лежала на грунте — и пусть лежит. Их интересовал астероид — каков он, из чего состоит? Они поднялись на ближайший холм. Дальше лежала еще возвышенность, но, чтобы ее достигнуть, надо было спуститься в лощину. Веревка не кончилась, и друзья решили идти. Павел освещал дорогу — щебень и пыль. Виктор рассеянным светом шарил по склону другого холма. Вдруг Павел остановился.

— Витя! — крикнул он сдавленным голосом и бросил веревку.

Виктор тоже остановился.

— Сюда!.. — Павел светил фонарем, сосредоточив свет у себя под ногами.

На серой поверхности, свежий, только что вдавленный в пыль, отпечатался человеческий след… Павел метнул фонарем влево, вправо: длинные, с заостренными носками, с округлыми каблуками отпечатки убегали в темноту между скалами. Павел нагнулся, протянул руку, словно желая убедиться, действительно след или это ему кажется. Тут же отдернул руку.

— Витя, смотри, Витя, смотри… — повторял он. В голосе звучало сомнение: не бред ли это?

Это не было бредом. Кто-то прошел здесь минут пять или десять тому назад.

Робинзон, увидя следы на песке, не был так поражен, как Виктор и Павел. Россыпь алмазов, иридиевая жила — такие вещи встречались на астероидах — не удивили бы так и не потрясли космонавтов. Волосы шевелились у них под гермошлемами. Друзья попятились к гребню холма, повернулись в свете прожекторов и побежали к ракете. Это уж чересчур: астероид, благополучное столкновение, нормальная сила тяжести, человеческий след — все это не просто. Это встреча с инопланетной жизнью. Следы человеческие — и… необычные человеческие: здесь прошли не земные люди!.. В космосе отпечатки могут храниться долго, но и в космосе их забивают микрометеориты и засыпает пыль. Эти следы были свежими, неизвестная жизнь существовала на астероиде. Как она попала сюда? Откуда?

В ракете Павел и Виктор старались не смотреть друг другу в глаза. Возвращение было похоже на бегство. Каждый из них старался уверить себя, что это не бегство. Может быть, кто-то посетил астероид? За миллиарды километров отсюда неизвестный корабль сделал посадку на астероиде и потом ушел? Нет, это не объяснение. Всей душой Павел и Виктор чувствовали, что наивные догадки лишь оглупляют их и усиливают растерянность. Люди были здесь, на астероиде, и растерянность землян исходила из неожиданности — никто в космосе не встречался с инопланетной жизнью. Павел и Виктор к встрече тоже не были подготовлены.

А встреча вот она — вдруг.

— Что мы им скажем? — без предисловий спросил Виктор товарища.

— Не знаю, — ответил тот коротко.

— Первый контакт, Павел… — заговорил было Виктор.

— Понимаю, — еще короче ответил Павел и вложил в это слово все: их беспомощность, более ужасную, чем беспомощность потерпевших бедствие в океане, невозможность поделиться с другой цивилизацией знаниями — в ракете не было микрофильмов, кристаллов записи, все на “Орбели”. Павел и Виктор были словно пылинки, поднятые вихрем и заброшенные в Пространство на гибель. Что они могли сказать людям другого мира?

— И все-таки, Павел, встреча произойдет…

Павел не знал, что ответить. Ничего он не знал, как и Виктор. И — какие пустяки совершают люди в немыслимых обстоятельствах, обрушившихся на них внезапно! — Павел предложил:

— Давай побреемся, Витя…

Меньше чем через час они вышли из “Лодки”. Без фала и без оружия — на этом настоял Виктор. У них еще не было уверенности, что встреча с астероидом, вернее, то, что астероид догнал их в пространстве, не является случаем, таких случайностей в космосе не бывает. Но у каждого зарождалась мысль, что цивилизация, с которой они столкнулись, могущественнее земной. Есть возможность, что кто-то обнаружил их в космосе, хотя было неясно — чтобы помочь им или взять в плен. Все же Виктор убедил товарища не брать с собою оружия.

Цепочка следов привела их к возвышенности, втянула в ущелье с отвесными скалами по бокам. Шли молча, один за другим, чтобы не затоптать следов.

Ущелье сузилось еще больше — руками можно было коснуться скал, — привело их в тупик. Павел, шедший за Виктором, спросил:

— Куда мы пришли?

Тот сделал рукой предостерегающий жест. Оба остановились. Луч фонаря шарил по отвесной скале. Павел через плечо тоже направил свет на скалу. В двойном луче космонавты на высоте вытянутой руки увидели металлический треугольник. Следы кончались под ним, словно уходили в скалу. Виктор сделал еще шаг, поднял фонарь к Треугольнику. Металлическая пластинка была вделана в камень. Она напоминала кнопку, каких десятки на любом пульте. Она и была кнопкой, и единственное, что можно было сделать Виктору, стоявшему впереди, — нажать на кнопку. Какой-то миг Виктор колебался. Кнопки бывают разные: для включения света, для взрыва, для запуска космических кораблей… Но след кончался здесь, возле кнопки. Тот, кто пришел сюда, не мог растаять бесследно и не вызвал взрыва астероида. Скорее всего, кнопка откроет вход.

Виктор протянул Павлу руку, тот пожал ее. Сквозь металл и пластик скафандра Виктор пожатия не почувствовал, но понял, что Павел согласен с ним, нажал на треугольник. Обоих качнуло, почва у них под ногами дрогнула, их увлекло в темноту по кругу, точно на карусели, и через секунду перед ними открылся туннель. Движение прекратилось, по инерции их качнуло опять, почти толкнуло в туннель. Тотчас скала повернулась назад. Перед Павлом и Виктором устала стена — тупик туннеля. На стене, теперь уже в свете, наполнявшем туннель, блестел такой же металлический треугольник, как и снаружи. “Выход обеспечен, так же, как вход…” — подумалось космонавтам, каждый тайком вздохнул.

Туннель был неширок, пологим скатом спускался вниз. Освещение не яркое, но ламп или каких-либо других светильников не было. Свет шел отовсюду, казался голубоватым, немного с зеленью, как в весенней лиственной роще. Это на обоих подействовало успокаивающе. Не говоря ни слова друг другу, они пошли по туннелю. Идти пришлось метров двести, пока не уперлись в другую стену, с тем же треугольным металлическим знаком. Теперь они знали, что делать, но не предполагали, что откроется им.

Они очутились в небольшой камере, тоже залитой голубовато-зеленым светом. В камере не было ничего, но даже сквозь ткань скафандров они почувствовали ток воздуха. Их обдувало невидимым вихрем, счищая с одежды пыль. Внезапно степа перед ними раздвинулась, молчаливо предлагая войти в круглый огромный зал. Павел и Виктор вошли. Две лестницы уходили из зала: одна — по правую руку от космонавтов — вниз, другая — по левую руку — вверх. Зал был пуст, если не считать в центре легкого полупрозрачного облака. Оно висело в полуметре над полом, собранное в сгусток, похожий на сплюснутый шар. На его поверхности и в глубине происходило движение: неясные и нечеткие линии складывались в геометрические фигуры, в странные очертания, иногда черно-белые, иногда цветные, словно узоры в калейдоскопе.

Павел и Виктор подошли ближе. Облако ожило: они увидели себя, точно в зеркале, стоящими возле шара. Потом они увидели и другое: ракету, лежащую в пыли, между невысоких холмов, открытый люк, космонавта, выходящего из люка с фонарем и с фалом, закрепленным на поясе. Они увидели себя над следом в лощине и как торопливо возвращались к ракете. Узнали себя в рубке, у пульта, следящими за светящейся точкой на радарном экране. Павел увидел, как он работает в оранжерее, Виктор — за корабельным журналом… Потом пошли формулы, переплетение линий, встала кают-компания “Орбели”.

Капитан Дмитрий Никитич поднял голову и, кажется, глядя в зрачки Павлу и Виктору, сказал:

— Ну что ж, друзья, очевидно, Калинин и Ревич погибли. Объявляю старт…

Павел и Виктор отшатнулись от шара.

Поднимаясь минуту спустя по лестнице, космонавты молчали. Они не были разговорчивы в этой экскурсии, но после реплики капитана, особенно тона, каким она была сказана, было от чего потерять дар речи. Вопросы, которые вихрем поднялись в голове, каждый пытался отогнать прочь: надо было глядеть по сторонам — неизвестно, что еще предстояло встретить.

Ступени подняли их в галерею. Одна сторона ее была сплошь стеклянная, на другой узкими нишами па ровном расстоянии были двери. Ни Павел, ни Виктор не решились бы открыть ни одну из них — внимание их было занято другой стороной. За стеклом, на возвышениях из голубовато-синего камня стояли прозрачные, может быть хрустальные, капсулы. В каждой из них на весу, не касаясь ложа, покоились люди. Они не были мертвыми — они спали. Павлу и Виктору они показались великанами — были здесь мужчины и женщины. Если бы не их больше чем двухметровый рост, Павел и Виктор приняли бы их за землян. Они были белокожие, белолицые, тех же пропорции, что и земляне, только выше, значительно выше ростом. II еще они были прекрасны, совершенны до последней черты. Был ли эго изгиб бровей, линия губ — все говорило о том, что природа немало потрудилась, создавая этих людей.

Космонавты медленно шли вдоль хрустальной стены. Они насчитали семнадцать капсул. Восемнадцатая была пустой.

Зато дверь напротив — единственная из восемнадцати дверей противоположной стены — была освещена изнутри. Матовый четырехугольник ее, вытянутый до потолка, светлел, тогда как другие четырехугольники были темными. Виктор, шедший впереди Павла, остановился, взглянул на товарища. Тот кивнул головой. Виктор нажал на дверь. Дверь подалась, исчезла в стене. Перед космонавтами открылась комната очень больших размеров. У стены, противоположной открывшейся двери, стоял, вернее, висел, потому что ножек не было видно, веерообразный стол, несколько приборов стояли на нем, поблескивали металлом. У стен — невысокие диваны без спинок. Никакой другой мебели космонавты в комнате не заметили, да и саму комнату, диваны они видели боковым зрением. За столом, в неполный оборот к ним, сидел человек-гигант, метров двух с половиной ростом, — олимпийский Зевс, только без бороды и без эгиды. Он спокойно глядел па Павла и Виктора, на лице его не было ни интереса, ни удивления, глядел, и все.

Павел и Виктор тоже глядели на Олимпийца, не решаясь войти.

— Олла арито са иф… — произнес Олимпиец.

Тотчас слова его были переведены на русский язык Кто сделал перевод, осталось неясным: может быть, один из приборов, стоявших на столе, может быть, стены комнаты. Олимпиец сказал:

— Не надо ничего объяснять. Я знаю о вас все.

Друзья ожидали чего угодно, только не этих слов. Никто не ответил гиганту. Павел и Виктор продолжали стоять.

— Войдите и сядьте, — сказал Олимпиец.

Павел и Виктор вошли. Тотчас от стены отделилась скамья, услужливо подкатила к ним. Павел и Виктор сели, молча переглянулись.

— Можете снять гермошлемы.

Космонавты подняли смотровые пластины. Олимпиец не так же сидел в полуоборот к ним. Лицо его, освещенное ровным голубоватым светом, было старше лиц. виденных космонавтами в капсулах. “Капитан корабля”. — решили они. Человек был мужествен, сложен могуче, с широким лбом, мягко очерченными губами. Портило лицо равнодушие, с каким он смотрел на пришельцев, будто это была не встреча в космосе, которой земляне ни разу не знали, а просто в гости к нему зашли знакомые, оторвали его от дела, и он не знает, что им сказать, они сами должны догадаться, что пришли не вовремя, и, наверно, было бы лучше, если бы не приходили совсем. Это сковывало землян. Надо было о чем-то говорить, спрашивать, а язык не поворачивался. Не такой им представлялась встреча с братом по разуму.

А может быть, Павел и Виктор ошибались? Может, Олимпиец в совершенстве владел чувствами, не выдает своего любопытства? Может быть, эти люди какой-то гранью отличаются от землян, к ним нельзя подходить с обычной земною меркой? Но тогда почему все обитатели корабля, кроме одного, спят? Почему этот не вышел навстречу землянам? Что за странный разговор начал он, будто знает о них все? Как он может все знать?..

Олимпиец словно угадал мысли землян.

— Все о вас и об экспедиции “Орбели” рассказал Мозг, — произнес он. — Вы видели его в круглом зале.

— Но… как мог капитан Карцев сказать о нас такие слова? — спросил Виктор

— Капитан жив, — сказал Олимпиец. — Экспедиция не погибла.

Это было удивительнее слов капитана, услышанных от туманного шара. У Павла и Виктора захватило дыхание.

— Мы совершаем учебный рейс, — продолжал Олимпиец. — далеко ушли на край Галактики. Из-за этого нарушилась координация времени. Надо было уравнять разницу — переместить градиент. Вы попали в зону перемещения. Когда спускались в подъемнике на Луне, вы потеряли сознание. Это был миг. Он переместил вас в будущее на четыре года…

— Значит, посадка корабля на Луне!.. — воскликнул Виктор, вспомнив космодром на спутнике Ген.

— “Орбели” искал вас, — пояснил Олимпиец.

— Где он теперь?

— Мы догоняем его, корабль прямо по курсу.

Разговор налаживался, космонавты почувствовали себя свободнее.

— Как вы узнали о нас? — спросил Павел.

— Мозг знает все. Он обнаружил вас на Луне.

— А как произошло это… перемещение?

— Все случилось по нашей вине. Перемещение производил Ило — третий по галерее. С этой работой он сталкивается впервые: все они, — Олимпиец кивнул головой на дверь, — практиканты, готовятся к галактическим навигациям. За экспериментом он не заметил предупреждения Мозга. Я исправляю его ошибку.

— Вы спасли мне?

— Это наш долг.

— Мы благодарим вас! — горячо сказал Виктор.

— Из-за этого мы отклонились от курса и от работы.

Кажется, это прозвучало укором. Видимо, люди неизвестной планеты не умели скрывать истину от других.

Наступила пауза. Чем она становилась дольше, тем неприятнее казалась землянам.

— Это ваш межзвездный корабль? — спросил Виктор первое, что пришло в голову. Вопрос был детским, но перед Олимпийцем земляне чувствовали себя растерянными и маленькими.

— Да, — ответил на вопрос Олимпиец. — Когда мы летим в неизвестную область, мы заключаем корабль в астероид, чтобы предохранить его от столкновений с метеоритами.

— На наших кораблях мы пользуемся радарами, — сказал Виктор.

— Мозг знает устройство ваших космических кораблей…

Олимпиец чисто человеческим жестом поднес руку ко рту и почти открыто пересилил себя, скрывая зевок. Одновременно Павел и Виктор почувствовали ответы на вопросы, которые еще не были ими высказаны, но уже зародились в мозгу. Это была безмолвная беседа с Олимпийцем, обмен мыслями в целях экономии времени, и такой разговор удивил их, как все на этом удивительном корабле. “Да, это я, — говорил Олимпиец, — догнал вашу “Лодку”, чтобы приблизить ее скорость к скорости света и помочь вам догнать “Орбели”. Я выходил, посадил ракету на астероид, мои следы вы увидели в лощине. Вы должны были прийти сюда и пришли. Я рассказал вам все о вашей судьбе и “Орбели”. Что же вам еще надо?”

— Вы хотели бы побывать на Земле? — спросил Павел, нарушая безмолвный монолог Олимпийца.

— Нет, — четко произнес тот, и лицо его осталось неподвижным.

— Почему?

— У нас свой маршрут.

— Хотя бы из интереса! — настаивал Павел.

— Какого интереса? — спросил Олимпиец. — Цивилизации, таких, как ваша, только на известном нам участке Пространства… — Он секунду помедлил, словно ожидая чего-то, — пятьдесят восемь тысяч, — сказал он, несомненно получив ответ откуда-то, может от Мозга.

— Этот участок велик? — спросил Виктор.

— Четыре миллиарда ваших световых лет.

— Вам известен наш световой год?..

— Все, что вы знаете, видели, пережили, — последовал ответ, — проанализировано и записано Мозгом…

Беседа мельчала, все сводилось в пей к одному знаменателю. Павел и Виктор чувствовали себя дошкольниками перед профессором. Что-то рождало в них недовольство: то ли громадность всего и неспособность попять, что они видят па корабле, то ли преклонение Олимпийца перед Мозгом — машины, ими самими созданной. Земляне понимали гуманность этих людей, по не могли попять отсутствия у них интереса к Земле Как-то само собой получилось, что их ничтожество до чрезвычайности было обнажено Олимпийцем. Или он не понимал этого пли не считал нужным прикрыть свое величие и снизойти к землянам. Он был внимателен, но он был холоден, и это землянам не правилось… Вдруг недовольство рождалось и у него? Это было возможно по психологическому закону подобия чувств разных по характеру собеседников.

“Надо кончать разговор”, — подумали Виктор и Павел.

Олимпиец охотно откликнулся на их мысль.

— Вы пойдете тем же путем, — сказал он, — через зал и через туннель.

Виктор и Павел поднялись. Диван так же беззвучно отошел к стене.

— Через час. — напутствовал Олимпиец, — “Лодка” уйдет к Юрбели”. Астероид уже в поле его радара.

Космонавты медлили. Неужели так и придется расстаться? Олимпиец неподвижно сидел на стуле.

— А если… — изменившимся голосом спросил Павел. — Мы что-нибудь сделаем не так?

— Вы, — ответил Олимпиец, — просто ничего не сможете сделать.

Он улыбнулся — первый раз за весь разговор. Лучше, если бы он не улыбался совсем. В его улыбке было столько иронии, снисходительности, что земляне похолодели.

Павел с треском захлопнул шлем. Виктор, чувствуя, что у него дрожат руки, тоже опустил стекло. Они вышли за дверь, которая сейчас же закрылась за ними. Медленно прошли вдоль саркофагов. На какое-то мгновение Виктор почувствовал неприязнь к сине-зеленому свету, к хрустальным капсулам. “Спокойнее…” — сказал он себе. Они спустились по лестнице. Возле шара остановились. Павел увидел Пространство, мчавшийся среди звезд “Орбели”. Корабль поднимал антенны. Это делалось тогда, когда приемники настраивались на Землю, корабль входил в пределы Солнечной системы. Виктор увидел пейзаж: голубовато-зеленое солнце заливало долину, расположенную среди пологих холмов, теплым, словно осязаемым светом. Спокойно лилась река. На берегу возвышались два-три строения, гигантскими ступенями устремленные к небу. Чем-то они напоминали зиккураты древних вавилонян. Ослепительной молнией резали воздух несколько металлических треугольников — картина показывала движение. Людей не было видно, но Виктор решил, что это мир Олимпийца — чистый, благоустроенный мир. Виктору хотелось увидеть больше, но перед землянами уже раздвигались двери шлюзовой камеры.

— Вот и все, Витя! — сказал Павел, когда они очутились в ракете. — Побывали в аристократическом доме!

Виктор молчал.

— Видел, каким он получился, контакт? — продолжал Павел. — В благородном семействе не удосужились приготовить людям хотя бы плохонький сувенир!

— Это ты зря, — возразил Виктор. — “Орбели”, наше спасение…

— Я не об этом! — отмахнулся Павел. — Сердечности — вот чего хотелось от встречи. А они — технократы. Выдумали Мозг и спят себе на боку… Взялись делать маневр вручную — вот тебе результат: выбросили нас на четыре года из жизни. Да еще недовольны — пришлось с нами возиться, как с галчатами, выпавшими из гнезда. И даже не взглянули на нас!

— Перестань, Павел. У каждой цивилизации свой характер. Окажись ты среди приматов раннего Плейстоцена, считался бы ты с их желаниями!..

— Фу!.. — фыркнул Павел. — Чувствую себя, как букашка под микроскопом. Этот Мозг… Наша цивилизация тоже техническая. Но придумать такое и ничему на свете не удивляться… уволь! Человеку на их планете — каюк!

— Чего ты злишься? — спросил Виктор.

Нервное потрясение, которое пережили друзья в этой встреча, на каждом из них отразилось своеобразно. Виктор глубоко переживал неудачу контакта и неспособность понять увиденную краем глаза цивилизацию. В самом деле, чем объяснить безразличие Олимпийца к Земле и к землянам?.. Павел, в противоположность Виктору, выражал свои чувства бурно, не считаясь с тем, прав он пли не прав. Скорее всего, он был не прав, но сдерживать себя не хотел.

— Инерция — понимаешь? — говорил он. — Они живут по инерции. Потеряли интерес ко всему. Пятьдесят восемь тысяч цивилизаций… Да они не ставят их ни в грош! Глаза и мозги застлала им техника. Не нравится мне такая компания, будь они хотя бы трехметрового роста!

В это время ракета дрогнула, зашуршал под обшивкой гравий. Павел и Виктор бросились к иллюминаторам. Ракета скользнула вперед над поверхностью астероида. Неизвестная сила бросила ее как из пращи. На миг в свете прожекторов мелькнули холмы. На одном, отблескивая скафандром, стояла фигура гиганта. Он поднял руку, прощаясь с землянами.

— Видишь? — толкнул товарища Виктор. — И иди ты со своими рассуждениями подальше. Они — люди. Оставались людьми с момента, когда заметили собственную ошибку и до этой минуты, когда провожают нас.

Астероид исчез. Друзья замолчали. Каждый переживал встречу по-своему. И по-разному. Но оба не вышли из рубки управления, сидели перед приборами. Тишина решала их спор. Арбитром была надежда.

Но вот вспыхнуло табло приемной системы радио. Тихо, потом усиливаясь, запела морзянка. Виктор потянулся к ручкам настройки, улыбнулся товарищу.

— “Орбели” заметил нас…