Вечером дождь рано разогнал из парка гуляющих. К полуночи, когда в парк пришел Сечин, там было уже пусто. Ветер раскачивал электрические фонари, причудливые тени от деревьев и кустов двигались по аллеям. Накрапывал дождь, тихо и таинственно шелестела листва.

Возле фотопавильона было темно. Место здесь было глухое. Свет, падающий из закрытого окна второго этажа, где жил Луковоз, ложился на куст акации, освещал мокрые, глянцево-зеленые листья. Через окно виднелась на стене тень взлохмаченной головы фотографа. Луковоз сидел за столом. Потом он встал, вышел в соседнюю комнату.

Майор Сечин и капитан Долгоносов стояли в кустах, надвинув на головы капюшоны дождевиков. Этой ночью «Мятежный» снова уходил в море к острову Песчаный. Радисты контрольных станций опять внимательно прослушивали эфир. Сечин решил сам наблюдать за Луковозом и, если удастся, поймать его на месте преступления.

Фотограф не возвращался в освещенную комнату, и это тревожило Ивана Ивановича.

— Где он? — шепотом спросил майор у Долгоносова.

— В лаборатории, — тихо ответил капитан, указав рукой на красный свет, чуть пробивавшийся из окна в нижнем этаже.

Сечин взглянул на часы. «Мятежный» должен был уже сняться с якоря.

Дождь усиливался, однообразно шумела листва, но ухо уже привыкло к этому шороху и почти не замечало его. Сечин не спускал глаз с окна.

Вдруг свет в окне померк. Электрическая лампочка горела чуть ли не вполнакала. Иван Иванович потер глаза. Может быть, ему показалось, и от утомления зрение подводит его. Но словно в подтверждение лампочка на мгновенье вспыхнула и снова померкла. Сомнении быть не могло.

— За мной! — тихо приказал Сечин и пошел вперед, осторожно раздвигая руками кусты. За ним последовал Долгоносов и два лейтенанта из его группы.

Майор надавил входную дверь плечом — она была заперта. Иван Иванович громко постучал. Никто не ответил. Тогда ударом ноги Сечин выбил тонкую, дощатую дверь. Первым в павильон вбежал Долгоносов, хорошо знавший расположение комнат. Держа в правой руке пистолет, а в левой — невключенный фонарик, Сечин шел следом.

Со второго этажа падал вдоль лестницы узкий пучок тусклого света. В комнате стояли треноги с фотоаппаратами, несколько «юпитеров», на столе лежали готовые карточки. Долгоносов и Сечин подошли к лаборатории. Иван Иванович включил фонарик, рванул на себя дверь, шагнул через порог и остановился в недоумении. Небольшая квадратная комнатка была пуста. На столе горела красная лампа, заливая стены кровавым светом. В пепельнице лежало несколько окурков. Майор ощупал их. Один был еще теплый, человек курил совсем недавно.

— Наверх, — коротко бросил Сечин и первый, прыгая через две ступеньки, побежал по лестнице. Наверху тоже было пусто. В комнате, где жил Луковоз, валялась на смятой кровати раскрытая книга, на спинке стула висели подтяжки от брюк.

Они обшарили весь дом — Луковоза не было. Окно в первом этаже, выходившее на огород позади павильона, оказалось открытым. С подоконника падали на пол капли воды.

— Прошляпили! — стиснув зубы, выдавил Сечин. — Он бежал, и бежал только что!

— Перед нашим приходом, — уточнил Долгоносов.

В огороде, на мягкой земле грядок отчетливо видны были следы, начинавшиеся от окна. Сечин и Долгоносов пошли по следам, ведущим вверх по склону холма. Дождь с каждой минутой усиливался и перешел в настоящий ливень.

Скоро прибыл вызванный проводник с ищейкой. Сечин провел его к окну, из которого выпрыгнул Луковоз. Собака долго фыркала принюхиваясь.

— Пойдет? — взволнованно спросил майор проводника.

— Пойдет, — ответил тот и скомандовал собаке: — Поиск!

Овчарка натянула повод. Иван Иванович обрадовался. Он шел позади солдата, пристально вглядываясь в темноту, готовый каждую минуту к схватке. Прошли огород, перелезли через изгородь, вошли в кусты терновника, росшего на склоне горы. Здесь под густыми зарослями след сохранился лучше, и ищейка потянула сильнее. Сечин слышал ее нетерпеливое пофыркивание. Но идти стало труднее, колючие ветви цеплялись за дождевик, а иногда сучья, отогнутые проводником, больно хлестали по лицу, оставляя царапины. Иван Иванович защищался, отводя руками ветви, но не отставал от проводника.

Следы пошли, очевидно, очень свежие: собака стала рваться с поводка, рыча и повизгивая. Сечин уже не обращал внимания на удары ветвей, почти бежал за проводником и неожиданно, натолкнулся на его спину.

— Что случилось?

— Тропу размыло, — ответил тот.

След вывел собаку к скалистой крутой тропинке, по которой с шумом катился дождевой поток. Ищейка пыталась несколько раз пойти против течения, но ее смывало вниз. По обочинам пройти было невозможно. Скалы образовали в этом месте узкий проход, который тянулся ввысь по склону.

— А, черт, — сквозь зубы проговорил Сечин.

— Да, положеньице, — отозвался проводник. Ровно шумел в кустарнике крупный дождь. Сердито журчал поток на размытой тропе. Овчарка стояла, уткнувшись носом в колени проводника.

— Ну-ну, Казбек, ты же не виноват, — сказал тот, обращаясь к собаке.

— Товарищ майор, а что, если вызвать наряд и парк оцепить? Не уйдет!

— Пока будем оцеплять, час пройдет. А преступник на месте сидеть не станет. Да и парк за горой в лес переходит. Попробуй оцепи. Надо возвращаться.

Раздосадованный неудачей Сечин послал сотрудников в порт и на железнодорожную станцию с приказом арестовать Луковоза, если он появится. Оповещены были пограничные посты.

Майор связался по телефону с дежурным по радиоцентру. Работу чужой станции опять не вдалось обнаружить. Обыск в павильоне ничего не дал. Радиостанции не было. Оставалось только предположить, что Луковоз унес рацию с собой, заметив, что за домом следят.

Иван Иванович не спал всю ночь, ожидая, что вот-вот поступят известия о фотографе. Обычно во время работы Сечин старайся не думать о жене, о Витьке. Воспоминания о семье путали мысли, мешали сосредоточиться на одном. Но сегодня, вопреки привычке, думы его все время возвращались к семье. Днем ему звонила жена, сказала, что заболел Витя, что у него высокая температура. Жена ни о чем не просила его, но он знал — нервная и впечатлительная, она очень волнуется одна у постели больного сына. Волновался и сам Иван Иванович. «Высокая температура… Может быть, надо принять срочные меры, — тревожно думал он. — Съездить домой?… Нет! Могут поступить сведения о Луковозе… Позвонить?… Растревожу и ее и себя. Не о том, не о том надо думать… Все ли сделано, чтобы замкнуть кольцо вокруг Луковоза, чтобы не выпустить его из города?»

Под утро Сечин задремал, сидя в кресле и опустив голову на бумаги, лежавшие на столе.