Николай Иванович КОРОТЕЕВ

Владимир Дмитриевич УСПЕНСКИЙ

НЕВИДИМЫЙ

СВЕТ

СМЕРТЬ МИЧМАНА

- Ну какой же ты, папа, Конек-Горбунок?! У тебя же хвоста нету! Хвост можно сделать. Из мочалки... Пятилетний Витька взгромоздился на спину отца, стоявшего на четвереньках посреди комнаты, наморщил лобик, подумал и сказал: - У нас мочалки нету. Давай я в третью квартиру к Петровне сбегаю?! Не надо. За уши держись. Помнишь, у Конька-Горбунка уши длинные были. Иванушка за них и держался. - Да-а, попробуй! У тебя уши короткие. - Не беда! - Ты, папка, опять сказку забыл, - с обидой возразил Витька. Ведь в сказке задом наперед сидят. А как же я буду задом наперед сидеть и за твои уши держаться? Верно, - серьезно согласился Иван Иванович, поднимаясь на ноги. - Придется до другого раза игру отложить. - Я скажу маме, чтобы она к твоей пижаме хвост пришила. Ладно? - Идет! Завтра и поиграем. Иван Иванович подошел к зеркалу, пригладил русые, начавшие редеть волосы. На нем была просторная пижама, на ногах - мягкие домашние туфли. Глядя в зеркало на свое лицо - курносое, раскрасневшееся, с резко выделявшимися полосками густых белых бровей, Иван Иванович усмехнулся. "Повозишься с маленьким - сам помолодеешь", - подумал он. Схватив сына в охапку, Иван Иванович сел на диван. Витька, белобрысый и голубоглазый, очень похожий на отца, продолжая шалить, пристроился на отцовском колене: он вообразил себя кавалеристом. Иван Иванович улыбнулся, погладил белокурую головку. Он любил играть с сыном, по его желанию изображал то великана, то лошадь, а один раз даже Муху-Цокотуху. Он даже пищал "по-мушиному", хотя в глубине души сомневался, способна ли муха производить такой звук. Но Витька уверял его, что мухи пищат сколько угодно, что он сам видел большую муху, пищавшую басом, прямо, как папа. Ивану Ивановичу пришлось признать, что Витька осведомлен в этом вопросе лучше его. Резкий телефонный звонок застает отца и сына встать с дивана. Витька снял трубку. - Тебя, папа. Иван Иванович слушал молча, лишь изредка кивал головой, роняя негромко: "Да... Есть! Да", С лица его сбежало оживление, брови нахмурились, резко выделились скулы. Витька притих, забившись в угол дивана. Он уже привык к таким неожиданным звонкам и знал, что от телефона отец отойдет совсем другим человеком, серьезным, строгим. И, наверное, надолго уедет куда-то... Так было и на этот раз. Повесив трубку, отец ушел к себе в комнату и вскоре вернутся одетым в военною форму. Витька тяжело вздохнул: - Надолго, папа? - Вероятно... Тут на столе я оставлю записку. Передашь маме. Иван Иванович вырвал лист из блокнота и написал: "Я уехал. Сходи в кино одна. Билеты в левом ящике. Целую". За окном просигналила машина. Иван Иванович еще раз погладил Витьку по голове и вышел из комнаты...

Через два часа майор КГБ Иван Иванович Сечин был в каюте командира соединения эсминцев капитана 1 ранга Майского. Кроме майора, в каюте находились сам Майский, пожилой невысокий человек с узкими плечами и большой головой, и атлетически сложенный капитан 3 ранга Басов. Майский задумчиво смотрел в иллюминатор на белых чаек, носившихся над водой. Корабль чуть покачивало с борта на борт. В круглом отверстии иллюминатора виднелись то зеленоватая поверхность бухты, то синее небо с редкими кучевыми облаками. В каюте было душно, и капитан 1 ранга расстегнул китель. На его лице, изрытом сетью глубоких морщин, выступили бисеринки пота. Майский считался большим знатоком морского дела. Начав службу на флоте юнгой, он исходил едва ли не все моря и океаны; во время войны корабль, которым он командовал, был удостоен гвардейского звания. Как и многие люди с мягким и добрым характером, Майский старался держаться строго, говорить резко и коротко. "Добро" и "дробь" были его излюбленными словечками. Но офицеры-сослуживцы знали, что он справедливый командир, терпеливый и настойчивый воспитатель. Молодые офицеры старались попасть служить в его соединение, зная, что у Майского есть чему поучиться. Басов сидел, откинувшись в кресле и шевеля толстыми пальцами могучих рук. Он напряженно слушал Сечина. - Наши связисты перехватили радиограмму, - говорил Иван Иванович. Передавала неизвестная станция километрах в ста от нашего берега, в море. Радиограмму удалось расшифровать. Сведения, которые содержатся в ней, могли быть собраны только в нашем порту. Значит, кто-то собрал их здесь и не известным нам путем доставил на чужой корабль... - Сведения касаются нас? - нетерпеливо перебил Басов. - Да. Речь идет о вашем эскадренном миноносце, товарищ капитан третьего ранга. - О "Мятежном"? - О нем. Вот послушайте, - Сечин развернул лист бумаги и прочел: - "На "Мятежный" доставлено новое вооружение. Производится монтаж". - Ах, черт! - вырвалось у Басова. - Извините, товарищ капитан первого ранга! - Лицо Басова побагровело. - Такое дело тут! - Прощаю, - кивнул Майский. - Вы понимаете, Басов, всю серьезность случившегося? Вооружение новое, уникальное. Известно о нем только узкому кругу лиц. - Но как узнали? На корабле не было посторонних людей. Мы стоим на рейде. - Как узнали? На этот вопрос я, к сожалению, ответить не могу, - продолжал Майский. - Послушаем, что скажет нам майор. - Почти ничего, - пряча в карман кителя радиограмму, ответил Сечин. - Пока ясно одно. В базе есть враги, и они знают, что делается на эскадренном миноносце "Мятежный". - На лучшем корабле соединения, - тихо заметил капитан 1 ранга. - Да. Заняться расследованием этого дела поручено мне. - Сечин сделал паузу. - Я прошу вас, товарищ Басов, выделить мне в помощь молодого офицера, знающего корабль и людей. - С удовольствием, - Басов задумался, перебирая в памяти офицеров корабля. - Ага, есть такой. Лейтенант, прекрасный спортсмен. Недавно избран секретарем комсомольской организации подразделения. - Подумайте как следует, - предупредил Майский. - Надо выбрать лучшего. - Этот справится, - уверенно сказал Басов, назвав фамилию. - Знаю, знаю. Кандидатура подходящая, - подтвердил Майский. - Ну, что же! Желаю счастливого плавания, товарищ майор. - Капитан 1 ранга пожал руку Сечина. - Рифов и мелей у вас на пути много, идти придется без карт и компаса. Но я верю в успех. Держите меня в курсе дела и рассчитывайте на любую помощь. До свидания. Вахтенный офицер предложил Сечину доставить его к причалу на катере, но майор попросил шлюпку. Легко спустившись с трапа в покачнувшийся ял, Сечин с удовольствием оглядел раздетых по пояс мускулистых гребцов, кормовое сидение, такое чистое, что даже садиться на него было боязно. "Стеклом драили", - подумал Сечин. Он начинал службу матросом в боцманской команде крейсера, сам когда-то ходил правым загребным на призовой шлюпке и с тех пор сохранил в душе любовь к гребному спорту, старался не пропускать ни одного шлюпочного соревнования. - Пройдите с ветерком, - предложил Сечин старшине шлюпки. Смуглый от загара старшина понимающе улыбнулся. - Навались! - приказал он гребцам. Ял быстро понесся по голубой глади залива. Форштевень его легко резал воду, и она, журча, пробегала вдоль борта. Гребцы, занося весла, равномерно наклонялись вперед и отваливались назад всем корпусом, почти ложась спинами на колени сидевшим сзади. Желтые гладкие, будто полированные весла дружно, единым рывком вылетали из воды, оставляя белые, закипающие бурунчики. - Два-а-а, - протяжно командовал старшина, наклоняясь вперед, пока лопасти весел проходили в воде. - Раз! - резко обрывал он, взмахивая рукой, и лопасти без брызг и без плеска вырывались на поверхность. - Два-а-а... Раз! Над головой, в центре ярко-синего купола стояло раскаленное солнце. По воде прыгали и переламывались на мелких волнах ослепительные блики. Недвижимо стояли на рейде корабли. Впереди раскинулся на холмах большой приморский город, тянулись белые линии домов, тонувших в густой зелени. Сочетание белизны с зеленью придавало порту особую красоту и праздничность. Справа высились закопченные трубы морского завода. А левее, на холме, виднелся обширный парк. Сечин видел даже отдельные строения в нем, желтые, усыпанные песком аллеи - настолько близко подходил парк к воде. Резко и пронзительно кричали чайки. В порту, как пулеметы, стучали пневматические молотки. Большой красивый приморский город жил обычной трудовой жизнью. Казалось, ничто не нарушало ее привычного течения. Но Иван Иванович Сечин, любивший этот утопающий в белых акациях город, сейчас особенно внимательно присматривался к нему. Где-то в городе находился вражеский лазутчик, и Сечину предстояло найти его. Приходилось начинать работу, не имея в руках никаких данных, кроме перехваченной радиограммы, отправленной неизвестным кораблем. Кем были собраны сведения о монтаже уникального вооружения, каким путем доставлены на неизвестный корабль, крейсировавший в море? Ответы на эти вопросы предстояло найти. "Капитан 1 ранга прав, на пути много рифов и мелей", - подумал Сечин. - Шабаш! - скомандовал старшина, и шлюпка впритирку подошла правым бортом к причалу.

- - ...Вскоре майор сидел уже в кабинете своего начальника полковника Радунова. Окна комнаты были открыты, ветерок шевелил белые шторы. На столе бесшумно крутился вентилятор. Радунов, высокий худощавый блондин с вьющимися крупными кольцами волосами, просматривал бумаги, лежавшие в объемистой красной папке. Ему трудно было дать пятьдесят лет, так хорошо и молодо он выглядел. Движения его были быстры и энергичны. - Есть новости, Иван Иванович, - сказал Радунов, откладывая в сторону папку, - и новости серьезные. Два часа назад неожиданно скончался хранитель портового склада мичман Ляликов. Может быть, помните его? - Нет, - признался Сечин. Он всегда удивлялся памяти Радунова, знавшего в лицо чуть ли не всех в городе. - Высокий, пышущий здоровьем человек, и черная борода лопатой, - продолжал полковник. - Ему бы жить да жить. Обстоятельства смерти кажутся мне странными. Дело в том, что на складе Ляликова несколько дней хранились приборы управления того самого вооружения, которое будет испытывать "Мятежный". Случайное ли это совпадение? Как вы думаете, Иван Иванович? - Надо разобраться. - Так вот. Поезжайте в порт и посмотрите на месте. В морг уже выехал наш врач. Держите связь с ним. Обо всем сразу сообщайте мне... Расставшись с Радуновым, Сечин прежде всего решил выяснить обстоятельства смерти мичмана. В порту об этом "несчастном случае", как говорили люди, шло много пересудов. Из разговоров майор узнал, что Ляликов холост, жил один, был человеком жизнерадостным, любил пошутить. - Где это случилось? - поинтересовался, между прочим, Сечин у начальника склада. - В столовой. - Он всегда обедал там? - Не всегда, но очень часто. Жил он здесь близко. Мы обычно вместе ходили. А сегодня я задержался, оборудование принимал. Сечин прошел в столовую. Зал был полон. Только один стол в углу возле окна пустовал. Иван Иванович сразу понял: мичман обедал за этим столом. Майор разговорился с официанткой, обслуживавшей Ляликова. Полная, грузная женщина была бледна и взволнована. Ее большие красные руки дрожали. Рассказывала она торопливо, глотая концы слов. - Ляликов пришел, говорит, дай. Маша, окрошку. Он всегда окрошку на первое брал, - скороговоркой частила она. - Я принесла. Пошла других обслуживать. Потому как клиентов много, все требуют. Потом вижу - он первое съел. Сидит, улыбается и бороду рукой поглаживает. Побежала за вторым, официантка закрыла лицо передником. - Вы не волнуйтесь, - мягко сказал Иван Иванович. - Ну, принесли вы второе, а дальше что? - У него рагу из свинины было, - продолжала она всхлипывая. - А он откинулся на стуле и голову набок. Лицо белое-белое как полотно. У меня поднос из рук выпал... - Сколько времени вы ходили за вторым? - Минуты четыре, от силы - пять. - Кто сидел с ним рядом? - Никого. Один был. Сечин познакомился с врачом столовой. Молодая миловидная девушка с золотистыми волосами, поздоровавшись, села на край стула, заговорила первая, не дожидаясь вопроса. - Я была в это время на кухне. Только что сняла пробу. Качество пищи хорошее. Отравления не могло быть. - Вы совершенно уверены в этом? Девушка поджала нижнюю губу, ответила с обидой: - Правильность моего заключения подтвердил анализ пищи. Вот результаты, протянула она листок. - Я оставлю его у себя, - сказал Сечин, прочитав заключение. - Пожалуйста. - Вы осматривали умершего. Что вы думаете о причине смерти? - С сердцем что-нибудь, наверно... Что - сказать трудно. Майор позвонил в морг, но оттуда ничего нового не передали. Врач сообщил, что вскрытие трупа произведено, а результаты лабораторных исследований будут известны вечером. Сечин внимательно просмотрел личное дело Ляликова, еще раз поговорил с начальником склада, побывал на квартире мичмана. Его внимание привлекли две детали. Удалось выяснить, что мичман - заядлый курильщик, много лет не расстававшийся с трубкой, за неделю до смерти бросил курить. В записной книжке, найденной в кителе Ляликова, оказались адреса и телефоны знакомых, а на последней страничке были записаны какие-то цифры. "П. Г. -1300 П. Г.- 700 П. Г 3000" Ими-то и заинтересовался Сечин. Обычно так люди обозначают сумму денег, взятых у кого-либо или данных взаймы. Сечин постарался выяснить, нет ли среди знакомых или сослуживцев Ляликова человека с такими инициалами. Таких не оказалось. (В оригинале, из-за ветхости и давности книги, отсутствуют 13-14 страницы) капитан-лейтенант Дунаев, отдававший распоряжения старшинам и матросам. - Все в порядке? - спросил его Майский. - Все, - улыбнулся Дунаев усталой, но довольной улыбкой. Радиометристы доложили о том, что прямо по курсу лежит остров Песчаный, сообщили дистанцию. "Мятежный" приближался к району стрельб. Предстояло произвести несколько залпов по этому маленькому пустынному клочку земли. Офицеры-специалисты, собравшиеся на мостике, негромко переговаривались между собой. До слуха Майского долетали отдельные фразы: - Совершенно новая идея... - Главное - простота... - Как ваш секундомер?.. - Трудно не волноваться... Новый шаг вперед. Майский прошелся по мостику. Ему хотелось самому спуститься на палубу, еще раз проверить, все ли готово. Но он сдержал себя. Капитан-лейтенант Дунаев, старшины и матросы сами знали, что от них требуется. Дождь прекратился. Среди низких, быстро бегущих облаков появились просветы. То там, то тут вспыхивали на небе крупные яркие звезды. Тучи закрывали их, но звезды появлялись в другом месте. Усилился ветер. Корабль начало покачивать. "Мятежный" тяжело кренился то на левый, то на правый борт. - Вышли в район стрельб. Разрешите начать испытания? - обратился к Майакому капитан 3 ранга Басов. Добро! - голос Майского дрогнул от сдерживаемого волнения. - Лево руля! - скомандовал капитан 3 ранга, и "Мятежный", накренившись, плавно покатился влево, ложась на боевой курс. Перед капитан-лейтенантов Дунаевым засветились на посту управления приборы. Дунаев отдавал короткие приказания. Офицеры и орудийные номера замерли на своих местах, ожидая последней команды. Потянулись минуты ожидания... Еще мгновение и тишину ночи разорвет залп, первый раз заговорит новое, мощное, никому до сих пор не известное оружие. В переговорной трубе раздался легкий свисток. Басов вынул пробку и наклонился к раструбу. По лицу его скользнуло удивление, брови нахмурились. Есть! Продолжайте слушать! - крикнул он в переговорную трубу и, подойдя к Майскому, что-то негромко сказал. Капитан-лейтенант Дунаев, глядя на секундомер, взялся за рычаг ревуна, но Майский легким движением отвел его руку. - Отставить! Дунаев обернулся в недоумении. - Отставить, - повторил Майский. - Кораблю лечь на обратный курс. Я сам выясню, в чем дело, - добавил он, обращаясь к Басоу.

В рубке гидроакустиков, куда спустился капитан 1 ранга, было очень тихо. Только по легкому дрожанию палубы можно было понять, что машины эсминца работают и "Мятежный" идет полным ходом. Гидроакустик, чернобровый, лобастый старшина 2 статьи медленно вращал левой рукой небольшой штурвал. Старшина всем телом подался вперед, напряженно вслушиваясь. Майский надел параллельные телефоны. В них раздался легкий шум. Рука акустика застыла на месте, штурвал перестал вращаться, и Майский уловил еле-еле слышный шум винтов. - Лодкам - спросил капитан 1 ранга. - Так точно. Идет в отдалении. - Почему так плохо слышно? - Далеко. И идут очень тихо. Иногда совсем стопорят ход. Снова Майский стал прислушиваться к далекому, едва уловимому шуму. С его губ готово было слететь проклятье, но он сдержался и, сняв наушники, медленно пошел из рубки. На мостик Майский поднялся сумрачным и, обращаясь к капитану 3 ранга Басову, приказал: - Возвращайтесь в базу! Майский знал, что наших подводных лодок в этом районе быть не могло. Значит, лодка была чужая, а испытывать при "свидетелях" новое оружие невозможно. Результатов стрельб с лодки видно не будет - она находилась далеко. Но люди на лодке могли специальными приборами определить скорострельность и силу взрывов. Капитана 1 ранга мучил вопрос: каким путем иностранная разведка могла узнать день и час выхода корабля в море? Ведь из базы то и дело выходят корабли. Но лодка безошибочно разыскала среди них тот, который шел на испытания. Едва эскадренный миноносец встал в бухте на бочку, Майский вызвал в каюту Басова и Дунаева. Капитан 3 ранга Басов с трудом сдерживал свой гнев. Дунаев, полный медлительный человек, смотрел на Майского удивленно и растерянно. Он много сил приложил к тому, чтобы испытания прошли безупречно, изучил схемы, сам следил, как ставят на место каждый прибор, завинчивают каждую гайку. Он уже успел полюбить это новое, доверенное ему оружие, гордился им так, будто сам изобрел его. Дунаев был уверен в успехе, и вдруг такая неудача. - Товарищи офицеры, - сказал Майский. - Лодка, которая ждала нас в море, знала точно, когда выйдет из бухты наш корабль. О дне и часе выхода "Мятежного" в море было известно только четверым. Об этом знал я, вы двое, да майор Сечин. Я никому, кроме вас, не сообщал об этом. Подумайте и вспомните, может быть, прямо или косвенно вы говорили кому-либо о выходе? - Я не говорил, - отозвался Дунаев. - Впрочем... - лицо его покрылось красными пятнами, он достал из кармана платок, вытер испарину. Майский и Басов молча ждали. - Впрочем... Вчера я был дома. Мы живем вдвоем с сестрой, с Наташей... Я сказал, чтобы она собрала белье. Наташа спросила: "В море?" Я по привычке ответил, что уйдем вечером... Но нет, этого, не может быть! Чтобы Наташа?! - Не волнуйтесь, Андрей Пантелеевич, - успокоил его Майский. - Мы знаем, Наташа - хорошая девушка, комсомолка. Но враг хитер. И вы правильно поступили, сообщив нам...

После разговора с офицерами Майский поехал к полковнику Радунову. Ему много раз приходилось встречаться с полковником. Радунов нравился ему своей неторопливостью, вдумчивостью и той особой теплотой, располагающей к себе, которая встречается довольно редко. - Рад видеть вас, Георгий Степанович, - приветствовал Майского Радунов. Я догадываюсь, что привело вас ко мне... Вы прямо с корабля? - Да. - И, конечно, не завтракали? - Не успел, - признался Майский. - Ну, садитесь, - показал на кресло полковник, доставая из шкафа бутылку лимонада и тарелку с бутербродами. - Я тоже еще не ел. Давайте-ка закусим. - Но дело важное, - пробовал возразить капитан 1 ранга. - Я слушаю вас, - сказал полковник, подвигая Майскому тарелку с бутербродами. Капитан 1 ранга рассказал о разговоре с Дунаевым. Слушая его, Радунов записывал что-то в лежавшем перед ним блокноте. - А теперь я хочу посоветоваться с вами, - продолжал Майский. - Что нам делать с подводной лодкой, если она появится еще раз? Заставить ее всплыть, отогнать от наших вод? Радунов ответил не сразу. С минуту он сидел, наклонив голову, будто изучая записи, сделанные в блокноте. - Нет, - сказал он наконец. - Пускай лодка ходит. Не трогайте ее. - Я вас не понимаю. - Сейчас объясню... Мы сделаем другое. Я поговорю с командующим, и, надеюсь, он даст согласие. Капитан-лейтенанту Дунаеву придется выехать в командировку...

В МАТРОССКОМ ПАРКЕ

Густой, тенистый парк, раскинувшийся на холмах у самого берега моря, был гордостью жителей города. За войну парк этот сильно поредел. В дни оккупации фашисты вырубили много деревьев для строительства укреплений. Вернувшиеся в город после освобождения жители и моряки много потрудились над восстановлением парка, посадили деревья, разбили дорожки и клумбы. И парк помолодел, его буйная зелень радовала глаз, манила отдохнуть в тени аллей. Сюда любили ходить жители города, но особенно многолюдно было в парке в дни увольнений с кораблей. На танцевальной площадке играл оркестр, кружились моряки в белых кителях и форменках. За высоким забором летнего кинотеатра смеялись и разговаривали невидимые герои кинокартин. В парке было весело и шумно. Только на дальних темных и узких аллеях, где над головой аркой нависли кроны деревьев, было тихо. Здесь находили себе уединенный приют влюбленные пары, слышался приглушенный говор.

В дальнем углу парка, среди густой зелени, на склоне холма, стоял белый павильон. В нем безраздельно господствовал известный всему городу фотограф Федя Луковоз, молодой человек лет двадцати пяти, подвижной и веселый, влюбленный в свое дело. Снимки у него получались замечательные, и моряки охотно шли к нему фотографироваться. Внешность у Феди была довольно примечательна. Он был высок, тощ, узкоплеч. На тонкой шее покачивалась большая готова с огромной копной каштановых волос, которые Федя чуть-чуть завивал. Одевался он очень элегантно. В летние дни фотограф носил желтые туфли, светлые брюки и голубую тенниску. Головные уборы он презирал. В любое время года его львиная грива оставалась непокрытой. Жил Луковоз тут же в павильоне, в пристройке на втором этаже. На письменном столе в его комнате стояло десятка три отлично выполненных женских фотографий, давших повод считать Федю непревзойденным сердцеедом. И мало кто догадывался, что веселый, разбитной фотограф имеет только одну сердечную привязанность, доставлявшую ему много беспокойства и переживаний. Студентка Педагогического института Наташа Дунаева, девушка с карими лукавыми глазами, частенько наведывалась в павильон. Федя учил ее фотографировать, ходил с ней на танцы, а иногда и в ресторан. Он несколько раз пытался объясниться с Наташей, но смуглая, бойкая на язык девушка всегда сбивала его с толку. - Наташа! - начинал Федя - Ты хочешь поступить в вечернюю школу? - улыбаясь, спрашивала она. - Нет, я хочу... - Поступай, я помогу тебе. Федя обиженно замолкал. Учеба его не интересовала Наташе будто доставляло удовольствие дразнить его. Вот и сегодня: они договорились кататься на лодке, а она привела с собой молодого рослого лейтенанта с сильными, покатыми плечами. - Знакомьтесь. Иван Горегляд, - представила Наташа. - Сослуживец моего брата и мой знакомый. Хочет сфотографироваться. - Очень обрадован, - уныло произнес Луковоз и принялся устанавливать треногу с фотоаппаратом. - Чудесный вид! - сказала Наташа, показывая в сторону моря. - Красиво, - согласился Горегляд. Со склона холма видна была безбрежная, чуть выпуклая голубая гладь моря. В бухту тихо входил пароход. Из-за ограды военного порта виднелись мачты военных кораблей. На фоне голубой воды отчетливо вырисовывались контуры эскадренного миноносца, стоявшего на рейде. - Это "Мятежный", правда? - спросила Наташа. - Да, - неохотно промолвил лейтенант. Пока Луковоз усаживал лейтенанта в кресло, искал удобную позу, заставлял клиента улыбаться и целился в него объективом фотоаппарата, Наташа притащила из комнаты толстый альбом в бархатной обложке. - Посмотрите, Ваня, какие чудеса можно сделать простым фотоаппаратом, - не без гордости сказала она. - Это все Федина работа. - Ничего особенного, - скромно отозвался польщенный Луковоз. В альбоме действительно оказалось много замечательных видов, но больше всего здесь было фотографий Наташи. На пляже, на вершине дерева, в окне трамвая и, наконец, три одинаковые улыбающиеся Наташи стоят рядом, держась за руки. - Здорово! - восхитился Горегляд. - Как это вы умудрились из одной три сделать? - Фотоэффект. Современная фототехника способна свернуть горы, - ответил Федор. На следующей странице оказалась фотография брата Наташи, капитан-лейтенанта Дунаева. Он стоял на берегу моря, скрестив руки на груди, а за его спиной виднелись очертания корабля. По надстройкам, по сильно скошенной назад мачте Горегляд узнал "Мятежного" и нахмурился фотографировать военные корабли было запрещено. - Это я для ее брата. Только две штуки отпечатал, - смутился Луковоз, перехвативший взгляд лейтенанта. - Издалека ведь. Не видно даже, что за корабль. После этого общий разговор не клеился. Горегляд досмотрел альбом и простился, сказав, что придет за карточками дня через два. - Сует нос во все дырки, - сердито сказал Федор, когда лейтенант ушел. - А ты не делай, что не положено, - резонно заметила Наташа. - Слушай, я интересную штуку придумал, - оживился Луковоз. - Садись, садись в кресло. - Опять снимать будешь? - Опять. Знаешь, блеск! В три четверти, подсвет снизу. Волосы светятся, как нимб. Это же люкс! А потом в рембрандтовском стиле. Тонкий луч направлен на глаза, а все лицо в полутьме. Домой Наташа возвращалась под вечер. Шла торопливо, поглядывая на часы. Надо было накормить брата. В другие время он сам подогрел бы себе еду на плитке, но последние дни он был какой-то странный, рассеянный и хмурый, редко показывался дома, забывал про еду. "Что-то случилось на службе", думала Наташа. Андрей Пантелеевич, заслышав шаги сестры, вышел из соседней комнаты. - А-а-а! Стрекоза прилетела! - весело сказал он, и Наташа поняла, что настроение брата улучшилось. - Сейчас ужин подогрею. - Не надо. Я уже ел. Аппетит у меня сегодня зверский, - засмеялся Дунаев. - Ну, а ты где была? Опять с женихом хороводилась? Веселое настроение брата передалось и Наташе. Захотелось подурачиться. Поджав губы, она сказала со вздохом: - Не везет мне, Андрюша. Оба жениха меня не устраивают. - Ишь ты какая! Почему же? - Выйду я замуж и кем же стану? Гореглядихой! Или, еще лучше, Луковозихой! Нет уж, не сменю фамилию! Капитан-лейтенант взглянул на часы. - Я сейчас уезжаю, Наташа. - Надолго? - удивилась та. - Так неожиданно. - Неожиданно, - согласился Дунаев. - Предложили командировку. Поезд через два часа. Собери мне белье, Ната... - усмехнувшись, Андрей Пантелеевич добавил: - А насчет Горегляда ты зря. Дружи с ним, он парень хороший. - Да мне-то что, пускай ходит, - отозвалась девушка, доставая чемодан.

БЕЛЫЕ ТАБЛЕТКИ

Когда человек бросает курить, он любит сосать что-нибудь, чаще всего леденцы. Это помогает преодолеть возникающее по временам острое желание затянуться табачным дымом. Сечин подумал об этом, едва узнал в лаборатории, что смерть мичмана Ляликова наступила в результате действия сильного яда. Майор постарался узнать, чем отбивал Ляликов охоту курить. - Он какие-то белые таблетки глотал, - вспомнил начальник склада. - Да-да, точно. Мятные таблетки. Еще и мне предлагал их. В тот же день помощники Сечина побывали во всех аптеках города и прилегающих районов. Мятных белых таблеток, помогающих преодолеть желание курить не было. "Вероятно, Ляликов брал их у кого-то, - размышлял Сечин. В одной из таких таблеток мог находиться яд. Если так, то человек, приучивший мичмана глотать таблетки, заранее рассчитывал убрать его. Но кто этот человек? Может быть, это тот самый П. Г., который давал Ляликову деньги?" О том, что деньги были даны мичману, майор знал. По его запросу работники КГБ в том районе, где жила мать Ляликова, навели справки по интересующим Сечина вопросам. Выяснилось, что мичман регулярно посылал матери деньги. Совсем недавно мать Ляликова купила новый дом. А перед этим, она, кроме обычного ежемесячного перевода, получила от сына еще три, почти подряд. На квитанциях переводов значились суммы: 1300, 700 и 3000 рублей. Это совпадало с тем, что было записано в книжке, рядом с инициалами "П. Г.". Тщательная проверка ничего не дала. Никто из друзей и знакомых мичмана денег ему не ссужал. От соседки Ляликова по квартире удалось узнать, что недели две назад в его комнате ночевала неизвестная женщина. Пришли они домой вместе, поздно вечером. Женщина не выходила из комнаты. Мичман сам жарил на кухне яичницу, открывал банки с консервами. На другой день Ляликов вынес на кухню пустые бутылки: одну из-под коньяка и две из-под портвейна. - Небось на бульваре подцепил ее, - презрительно говорила хозяйка. Пухленькая такая, щечки толстые. На ногах лакировки. - А раньше Ляликов водил к себе женщин? - поинтересовался майор. Такого не было. Это в последнее время он выпивать стал, пропадал где-то. А потом женщину привел. После этого разговора майор поехал к полковнику Радунову, чтобы посоветоваться с ним. Полковник всегда требовал от своих подчиненных не только перечисления фактов, но и выводов из них. Зная это, Сечин несколько раз проверил гипотезу, сложившуюся в его голове, и только тогда явился в кабинет начальника. Радунов слушал молча, не перебивая. Он сидел вполоборота к Сечину, теребя правой рукой кольца волос. Полковник боролся с этой привычкой, но, когда он был поглощен мыслями, рука его помимо воли поднималась к волосам. - Дело обстоит так, - говорил майор. - Неизвестная встречалась с мичманом. От нее он получал деньги. Ляликов сообщил ей о новом вооружении, об испытаниях на "Мятежном". По-видимому, она заставила его бросить курить, приучила к таблеткам. А когда мичман стал ей ненужен или возникла угроза разоблачения, она дала ему таблетку с ядом. - Это выглядит довольно правдоподобно, - задумчиво ответил Радунов. - Но каким путем она узнала день и час выхода "Мятежного" на испытания? Каким путем было передано сообщение на подводную лодку, следившую за "Мятежным"? - Может быть, об этом удастся узнать через Луковоза. - Вот что, Иван Иванович, - поднялся полковник. - Действуйте осторожно. И не торопитесь с выводами. В нашем деле ошибка стоит дорого.

ДЕЛО УСЛОЖНЯЕТСЯ

Иван Иванович Сечин сидел с книгой в руках на крайней к морю аллее парка. На нем был просторный серый костюм и мягкая шляпа. Он ничем не отличался от гуляющих в парке. Близился вечер. Солнце висело низко над горизонтом, заливая косыми лучами бухту и пляж, полный народа. Длинные тени деревьев пересекали аллею. Изредка отрываясь от книги, Сечин смотрел по сторонам, ожидая кого-то. Иван Иванович тщательно готовился к операции, которую предстояло провести сегодняшней ночью. Сечин рассчитывал узнать, каким путем поступают на лодку сведения о выходе "Мятежного" в море. Как только эскадренный миноносец вернулся с неудачных испытаний, молодой офицер Иван Горегляд, выделенный Басовым в распоряжение майора, завязал дружбу с сестрой капитан-лейтенанта Дунаева - Наташей. У девушки был только один человек, с кем она могла делиться новостями, кому могла сказать о том, что брат уходит в море. Этим человеком был фотограф Федор Луковоз. Лейтенант Горегляд познакомился с фотографом. Павильон Луковоза стоял в глухом углу парка, на склоне холма, откуда удобно было вести наблюдение за бухтой. Подозрения Сечина особенно окрепли после того, как Горегляд увидел у фотографа снимок "Мятежного". Сегодня ночью "Мятежный" снова должен был выйти в море. Знали об этом только Майский, Басов и Сечин. Капитан-лейтенант Дунаев был отправлен в командировку. Через его сестру Луковоз ничего теперь узнать не мог. За фотопавильоном было установлено наблюдение. Горегляд, отправившийся получить у фотографа свои снимки, должен был между делом сказать, что на эсминце, дескать, неладно с машинами, и, может быть, корабль станет на ремонт. Вся эта подготовка исключала возможность передачи врагу сведений о выходе "Мятежного". Исключала, если это делал Луковоз. Из-за поворота показался лейтенант Горегляд, и Сечин залюбовался ладной, подтянутой фигурой молодого офицера. "Занимается боксом и плаванием, вспомнил Иван Иванович, - это ведь он завоевал второе место на флотских соревнованиях". Лейтенант и майор, разговаривая о пустяках, дошли до "Победы", стоявшей у входа в парк. Сечин сел за руль, предложил коротко: - Рассказывайте. - И рассказывать-то нечего, - пожал плечами Горегляд. - У Луковоза полно клиентов. Меня встретил холодно. Спрашивал о Наташе - она второй день не приходит. Поговорили минут пять. Потом переснял меня. - Почему? - Снимки испортил. Жаловался, что иногда по ночам напряжение падает, работать трудно. Ругается, говорит, что на подстанции шум устроит, жаловаться будет. Хочет сам пойти линию проверить. - Интересно, - отозвался Иван Иванович, подумав, что надо выяснить, что это такое. Высадив лейтенанта в порту, Сечин отправился домой поужинать, а в 23 часа приехал на приемный радиоцентр. "Мятежный" еще не вышел в море, а уже несколько контрольных радиостанций прослушивали эфир, ждали, не прозвучит ли в нем радиограмма. Если бы неизвестная рация появилась в эфире, ее тотчас запеленговали бы. На карте Сечина появился бы красный кружочек в том месте, где скрестились бы линии пеленгов. Иван Иванович занял кресло в комнате дежурного, развернул свежий номер "Огонька". Оставалось только ждать. На вахте сидели опытные радисты, задание было известно им, а читать лишний раз наставления - только мешать людям, занятым делом. В комнату вошел дежурный старший лейтенант. На вопросительный взгляд Сечина он ответил: - Пока ничего. Да вы не беспокойтесь, в моей смене слухачи отменные. Если появится чужак, сразу схватят. Во втором часу ночи Сечин позвонил старшему группы наблюдения за павильоном капитану Долгоносову, спросил о новостях. - Объект не спит. Свет горит в лаборатории и в его комнате наверху. Из дома не выходил, - доложил капитан. - Одна странность, Иван Иванович. Приблизительно час назад в комнатах Луковоза мерк свет. Вроде бы напряжение падало. - Продолжайте наблюдать, - приказал Сечин и повесил трубку. "Почему померк свет? - размышлял он. - Час назад... Как раз в то время, когда "Мятежный" вышел из бухты. Может, Луковоз дает сигналы огнем? Но если Долгоносов едва заметил это, то на расстоянии и не разглядишь. Тут что-то не так..." Шифровальщик принес радиограмму, адресованную Сечину. Командир "Мятежного" сообщал, что при подходе к району стрельб в нейтральных водах опять появилась подводная лодка. Испытания снова отменены. Эскадренный миноносец возвращается в базу. Сечин пытался разобраться во всем происшедшем. Дело усложнялось. Предположение о том, что Луковоз узнает время выхода корабля через Наташу Дунаеву, отпадало. Но фотограф вел себя странно. Почему именно во время выхода "Мятежного" в море в его доме меркнет свет? Значит, падает напряжение; значит, как раз в это время кому-то нужно много электроэнергии. А зачем? Может быть, тут какая-нибудь хитрость? Во всяком случае кто-то снова узнал о выходе "Мятежного" и сообщил об этом на лодку. Это мог сделать Луковоз, могла сделать женщина с инициалами П. Г. - Плохо, старший лейтенант, - сердито сказал Сечин дежурному. - Прохлопали чужака ваши отменные слухачи. - Этого не может быть, - твердо ответил дежурный. - К сожалению, это так. И самое обидное - передатчик работал где-то поблизости. Щеки старшего лейтенанта побагровели. - Нет, - повторил он, - не может быть. На сто километров вокруг не работал ни один чужой передатчик. - Вы в этом убеждены? - Уверенность старшего лейтенанта нравилась майору. За долгие годы работы он привык, что иногда дело оборачивается самым неожиданным образом. Может быть, лодка получила сведения без помощи радио. Но как? Есть ли связь между тем, что падает напряжение в доме Луковоза, и выходом эскадренного миноносца? Пока перед Иваном Ивановичем стояли только вопросы, и на каждый из них надо было найти ответ. - Значит, убеждены? - повторил он. - Абсолютно. Еще раз подтверждаю - во время моей вахты чужой работы в эфире не было. - Хорошо. Сечин вел машину по темным, уснувшим улицам города и рассуждал сам с собой: "Задержать Луковоза нельзя. Нет доказательств. Надо в целом ворохе случайностей, как в спутанном клубке ниток, найти конец - случай, который по неумолимым законам логики потащит за собой цепь событий".

ПОРВАННЫЙ ЧУЛОК

На следующий день Иван Иванович проснулся рано и сразу же поехал на работу. Спал он мало, но усталости не чувствовал. Утренний воздух, наполненный ароматом цветов, бодрил и освежал. Солнце не успело еще высушить росу, алмазные капли блестели на траве, на листьях деревьев. Сечин поднялся на второй этаж, вошел в свою комнату. Несмотря на ранний час, здесь уже находился старший группы наблюдения капитан Долгоносов. Легкий белый пиджак Долгоносова висел на спинке стула, а сам капитан, склонившись над столом, водил карандашом по листу бумаги. Долгоносов был еще молод, но Сечин относился к нему с уважением. Капитан мог работать без отдыха несколько суток. Сухой, худощавый, с крепкой железной мускулатурой, он, казалось, не знал усталости. Лицо у Долгоносова скуластое, смуглое, глаза черные, блестящие. Узкие упрямые губы открывают при улыбке ровные, иссиня-белые зубы. Капитан прекрасно танцевал, умел пошутить. На вечерах многие девушки заглядывались на него. Иван Иванович особенно ценил умение Долгоносова перевоплощаться в любую роль. Человек с задатками артиста, капитан в случае необходимости мог стать веселым почтальоном или ворчливым стариком, галантным официантом или крикливым торговцем мороженым. - Чем заняты спозаранку, капитан? - поздоровавшись, спросил Сечин. - Изучаю план фотопавильона, товарищ майор, - ответил Долгоносов. - Вот здесь, - показал он карандашом, - комната Луковоза. Тут - лаборатория. - А где находился фотограф, когда мерк свет? - В лаборатории. - Это точно? - Абсолютно. - Так, - Сечин прошелся по комнате. - Значит, если свет мерк по вине Луковоза, то прибор, потребляющий электроэнергию, находился в лаборатории. - По коридору первая дверь направо, - отозвался Долгоносов. - Я думаю, нам придется побывать там? - Обязательно. Разговор их был прерван телефонным звонком. Дежурный сообщил, что Сечина хочет видеть женщина. Иван Иванович не ждал посетителей. Несколько удивленный, он сам спустился в вестибюль. Узнав в женщине соседку мичмана Ляликова, он провел ее в кабинет. - Пошла я на рынок, луку купить, - говорила женщина, нервно теребя концы легкого зеленого платка. - И ее встретила. - Кого? - Ну, ту самую, что у Ляликова нашего ночевала. - Не ошиблись вы? - Еще чего! Я ее в любой толпе узнаю. - Когда это было? - Да вот, десять минут назад. Пока до вас добежала. Рынок-то близко. - Женщина там? - В очереди стоит. - С вами пойдет наш товарищ. Покажете ему. А вам - спасибо... Вскоре капитан Долгоносов вместе с женщиной подошел к рынку. Второпях капитан не надел даже пиджак. В легкой голубой тенниске и белых брюках он выглядел, как самый обычный базарный покупатель. За те минуты, пока они шли к рынку, капитан не мог выработать план действия и решил поступать так, как подскажут обстоятельства. Рынок кишел людьми. Крупные глянцево-красные помидоры лежали на лотках; блестела чешуя рыбы, там и тут высились горы арбузов. Над головами людей плыл многоголосый шум. Соседка Ляликова издали показала Долгоносову женщину и о сошла в сторону. Капитан подошел поближе. Женщина покупала мясо, прикидывая на руке то один, то другой кусок. На вид ей можно было дать лет тридцать. На ее полном лице выделялись густые, черные брови. Черные, как воронье крыло, волосы были собраны на затылке тяжелым жгутом. В руках у нее голубая сетка-"авоська" и дамская сумочка. Женщина, улыбаясь, о чем-то спорила с продавцом, молодым парнем. Потом она взяла два куска мяса, расплатилась и пошла в овощной ряд. Держась поодаль, Долгоносов переходил вслед за женщиной от одного лотка к другому. Иногда люди оттесняли его в сторону, и один раз он чуть не потерял даму из вида. "Надо познакомиться с ней, иначе смешается с толпой", - решил капитан. Женщина остановилась возле арбузов, кучей сложенных на земле. Долгоносов стал рядом, нагнулся, выбирая кавун покрупнее. - Этот, пожалуй, - нерешительно сказала женщина, указывая на арбуз. - Нет, нет, не берите! Это же незрелый! - вмешался Долгоносов. - Разве? - женщина обернулась и, взглянув на Долгоносова, кокетливо улыбнулась. Ее черные брови взметнулись, полные, подкрашенные губы сложились сердечком. - Зеленый кавун, - подтвердил Долгоносов. - Вы разбираетесь в этом? - Агроном, - отрекомендовался Долгоносов. - О! Тогда я попрошу - помогите мне. - Вам? С величайшим удовольствием. Вот этот, - протянул ей Долгоносов огромный арбуз. - Отменный кавун. Муж доволен будет. - Я незамужем, - женщина засмеялась игриво, подрагивая бровями. - Я взяла бы арбуз, но не донести мне. - А далеко? Дапеко. К старому порту. - Нам почти по пути. - Серьезно? Тогда я возьму. Женщина заплатила за арбуз. Долгоносов взял себе другой, поменьше, и они, разговаривая, направились к выходу. - Какой вы милый, - щебетала женщина. - Но ведь жена будет ругать вас за задержку. Ушли и пропали. - Я тоже одинокий человек. - Ах, вот как! Тогда совсем хорошо. "Пойду с ней, - думал, между тем, Долгоносов. - Кажется, все складывается чудесное." - Вы давно в этом городе? - произнесла женщина. - Так точно. Давно, - рассеянно ответил капитан, занятый своими мыслями. - Вы местный? - Нет. Я из Сибири. - Вот оно что! А глаза у вас южные, горячие.

- Вам нравятся такие? - Очень! Женщина искоса, пристально посмотрела на него изучающим взглядом. - Вам не тяжело? Такой большой арбуз! - Нет, не беспокойтесь. Они были уже недалеко от выхода, когда женщина вдруг охнула и остановилась. - Что с вами? - Чулок! Чулок порвала! - всплеснула она руками. Ржавый гвоздь, торчавший из стенки ларька не только порвал чулок, но и оцарапал ногу женщине. На белой коже выступили капельки крови. - Что же делать! Как я поеду! - со слезами в голосе воскликнула она, глядя на распустившийся от колена до щиколотки капрон. Ехать в таком виде через весь город было действительно невозможно. - Возьмем машину? - предложил Долгоносов. - Машину? Нет, нет! Трата денег. Да и до остановки идти стыдно. - Она подумала, наморщив лоб, попросила извиняюще: - Подержите, пожалуйста, сетку и сумочку. Я чулки сниму, - кивнула женщина в сторону туалета. Извините. Первое знакомство, и такая неудача. Женщина, прихрамывая, отошла. Долгоносов остался у ларька, прислонившись спиной к шершавым доскам...

Иван Иванович с нетерпением ожидал возвращения Долгоносова. Прошло уже больше часа, а капитан не появлялся. Сотрудники, дежурившие возле базара, сообщали, что Долгоносов еще не вышел с рынка. Сечин не торопился делать какие-либо выводы. Может быть, соседка Ляликова ошиблась. Надо было дождаться капитана. Наконец, Долгоносов вошел в комнату. По его лицу Иван Иванович сразу понял, что дело кончилось неудачно Но несмотря на это, он не мог, глядя на капитана, сдержать улыбку. Долгоносов был нагружен покупками. Обеими руками он прижимал к груди по арбузу, на левой руке висела сетка, набитая мясом, луком и помидорами. На правой руке болталась дамская сумочка с никелированной застежкой. - Что произошло, капитан? - Она ушла. Виноват в этом я, товарищ майор! - сказал Долгоносов, сваливая арбузы на стол. - Садитесь и говорите все подробно, - предложил Сечин. Капитан рассказал обо всем, что произошло на рынке, о том, как женщина порвала чулок. - Она ушла. Я ждал пять, десять минут. Не появляется... Не мог же я идти туда! Увидев лейтенанта Новикова, присланного вами, я приказал ему обойти со стороны улицы. Оказалось, что в заборе выломана доска. За двадцать минут женщина могла уехать на другой конец города... Еще раз повторяю - в этом моя вина. - Речь сейчас не о том. - Иван Иванович открыл дамскую сумочку В ней лежали пять рублей и две монеты по 15 копеек. Больше ничего в сумочке не было. - Речь сейчас не о том, - повторил майор. - Все случайности предусмотреть трудно. Тем более, когда имеешь дело с опытным, хитрым противником. А в том, что она опытна - я убежден. Теперь мы знаем, кто такая "П. Г.", знаем, что она в городе. Надо искать ее. Сделать это будет трудно, гак как она поняла, что ее ищут. - Вы думаете, она останется в городе после этого случая? - спросил капитан. - Думаю, что так, - усмехнулся Иван Иванович. - Ведь испытания на "Мятежном" еще не проведены. - Не могу сообразить, чем я выдал себя! - покачал головой Долгоносов.-Все шло так гладко. Сечин не ответил. "Надо разматывать сразу два клубка - и с Ляликовым и с Луковозом, - решил он, глядя в раскрытое окно. - Рано или поздно эти нити переплетутся". - Так вот, капитан, - поднялся Иван Иванович. - Вы знаете эту женщину в лицо. Сегодня же проверьте все гостиницы. Установите наблюдение за улицами, прилегающими к старому порту. И еще. Может быть, посте этой встречи гражданка решит сменить квартиру. Проследите, кто будет выписываться из домовых книг в ближайшее время. - Я сейчас же займусь этим. - Вещи отнесите в лабораторию, на исследование... Который арбуз ваш? - Вот этот, поменьше. - Давайте-ка расправимся с ним, - продолжал Сечин, ловко рассекая арбуз ножом. - А кавун вы действительно выбрали чудесный. Долгоносов огорченно махнул рукой.

СЛЕД НА ВОДЕ

Георгий Степанович Майский привычно распахнул окно и с удовольствием вдохнул вечерний прохладный воздух. Окно выходило на набережную. В комнату долетали мерные, тяжелые удары прибоя. На улице, под окном, прогуливались люди, слышались голоса. Перед домом рос старый каштан, и если бы Георгий Степанович не подрезал его ветви, они давно пробились бы в комнату через оконный проем. Вечерело. На буксирах и катерах, сновавших по бухте, зажглись ходовые огни. Раздались звонкие, чистые удары рынды - вахтенные на кораблях отбивали склянки. Из-за горизонта выплыл и повис над морем остроконечный серп луны. Майский задернул занавеску, сел за стол и открыл папку с рукописью. Второй год он работал над книгой воспоминаний о моряках-героях Великой Отечественной войны. Когда работа шла удачно, она радовала Георгия Степановича, но иногда дело двигалось туго, и Майский сердился на себя. Работа над рукописью отрывала его от моря. Раньше капитан 1 ранга всю неделю находился на кораблях соединения, часто ходил в походы и только воскресенье проводил с семьей. А последнее время он взял за правило каждый вечер приходить домой, закрываться на три часа - с девяти до двенадцати в своем кабинете и писать. В море он выходил теперь только в случае необходимости. Рукопись продвигалась вперед медленно. Мысли Георгия Степановича были заняты другим - неудачей с "Мятежным". Время шло, враг оставался неразоблаченным, Майский тяготился этим, стал нервничать. У Георгия Степановича была одна давнишняя привычка, которой он никогда не изменял. Он любил свежий воздух, не мог работать и спать при закрытых окнах. Зимой в его кабинете всегда была открыта форточка. А в его каюте на флагманском эскадренном миноносце был такой холод, что офицеры, приходившие с докладами, поеживались. Привыкший к корабельной жизни, Майский и дома установил такие же, как на корабле, порядки. Приборка в доме производилась три раза в день. Утром, перед уходом на корабль, Георгий Степанович закрывал окно, запирал дверь и отдавал ключ жене. Он не любил, чтобы дети возились и играли в кабинете. Майский взял ручку и вывел на чистом листе бумаги название новой главы, но в это время в прихожей раздался звонок. "Гости, что ли? Не дадут поработать спокойно", - сердито подумал он. В соседней комнате послышались шаги жены, хлопнула входная дверь. Георгий Степанович ожидал увидеть кого-либо из своих многочисленных друзей и удивился, когда в комнату вошел майор Сечин. - Извините, что беспокою в поздний час. Дело срочное, - сказал он. - Пожалуйста, проходите. Сечин сел рядом с Майским, попросил разрешения курить. - Ну, что, не удалось обнаружить рацию? - поинтересовался Георгий Степанович. - Нет... Знаете, я даже начал сомневаться в ее существовании. Право! - Но как на лодке узнают о нашем выходе? - Ума не приложу. Чужие передатчики не запеленгованы, - отозвался Сечин, прикуривая папиросу. Лицо у него было серое, усталое. "Спит мало", - подумал Майский. - Загадок много, и одна сложнее другой, - продолжал майор. - А сегодня прибавилась еще одна. Полковник Радунов посоветовал обратиться к вам. Может, вы поможете разгадать ее. - Если смогу - с удовольствием. - "Мятежный" снялся вчера в двадцать три тридцать? - Да. - А за полчаса до выхода корабля произошло вот что. Над морем летел наш самолет. Ночь, как вы помните, была темной, собиралась гроза. Было душно. И вот в нескольких милях от берега летчики увидели необычную картину. В сторону бухты двигалась светящаяся полоса, потом она побежала параллельно берегу. Казалось, по морю идет судно, оставляя за собой светящийся след. На самолете был радиолокатор. Но сколько ни старались летчики, они ничего на экране не видели. Вернее, видели рыбачьи шхуны, теплоход, выходивший из бухты. Но в том месте, где быстро двигалась светящаяся полоса, море было пустынно. - Интересно. Очень любопытно! - подался вперед Майский. - А дальше что? - Дальше было так. Светящийся след прошел несколько миль вдоль берега, повернул обратно, приблизился к теплоходу и исчез. Утром летчики рассказали об этом нам. Вот и все. - Странно, - покачал головой капитан 1 ранга. - А не ошиблись летчики? - Нет. Один мог бы и ошибиться. Но их было трое, и все утверждают, что видели своими глазами. Вот еще одно непонятное явление, и как раз в ту ночь, когда "Мятежный" вышел на повторные испытания. - Светящийся след, светящийся след, - задумчиво повторял Георгий Степанович, вертя в руках карандаш. - Оч-чень интересно. Погодите-ка, батенька. Я сейчас. - Майский поднялся, подошел к застекленному книжному шкафу и начал просматривать корешки книг. - Ага, вот она! - сказал капитан 1 ранга.- Чудесная вещь! Майский принялся перелистывать страницы. - Есть, нашел! - удовлетворенно воскликнул он. - Вот это касается нас с вами, - говорил он, пробегая глазами по строкам. - Да, это, пожалуй и, отгадка - Объясните. - Сейчас... Вам, майор, приходилось видеть вспышки света в море темными ночами? - Да. Особенно, когда ночью стоишь на корме корабля. В струе воды от винтов появляются светящиеся шары. - Вот, вот. Это свечение вызывается различными организмами. Способностью светиться обладают многие животные, обитающие и в верхних и в глубинных слоях моря. Светятся некоторые виды медуз, черви, ракообразные. Свечение выдает рыбакам косяки рыб и стаи дельфинов. - Об этом я слышал. Но след? - К этому я и веду речь, майор. В военном деле свечение имеет тоже большое значение. Оно может демаскировать ночью корабли. Вот здесь сказано, что еще адмирал Степан Осипович Макаров обратил на это внимание в 1877 году, во время торпедной атаки на корабли турецкого флота в Батумской бухте. И действительно, попробуйте остаться незаметным, когда быстроходный катер оставляет за собой светящийся след. - Вы думаете, там был катер? - встрепенулся Сечин.- Но почему радиолокация не обнаружила его? - Нет, не катер. Подводная лодка! - уверенно сказал Майский. - Неужели? - Да. Шла она под перископом, будоража воду и оставляя след. Заметить ее на экране радиолокатора было невозможно. Она находилась под водой. А перископ слишком мал, да, кроме того, его то и дело закрывали волны. Вполне понятно, почему экран локатора был чист. Я даже скажу вам больше. Чтобы не обнаружили гидроакустики, лодка приблизилась к берегу следом за шхунами, в кильватерной струе. Обратно лодка ушла вслед за теплоходом. Осторожность не излишняя... - Капитан 1 ранга умолк и развел руками. Непонятно мне только одно. - Что именно? - Зачем лодке понадобилось рисковать, подходить близко к берегу и всплывать на перископную глубину. Ведь ночью перископ не мог помочь им. Ничего не было видно. - А что можно предположить? - поинтересовался Сечин. - Предположить? Только одно: на лодке находились круглые дураки. Но этого не может быть... Нет, батенька, тут я зам не помощник. Да и вообще трудно узнать это, не поговорив с людьми, бывшими на лодке. - Что же, - поднялся Сечин, - я думаю, что нам еще доведется потолковать с кем-нибудь из этой компании... "Зачем подводная лодка подходила к нашему берегу?" - этот вопрос не давал Ивану Ивановичу покоя. Пытаясь найти ответ, Сечин решил побывать на том месте, где проходила лодка. Ранним утром следующего дня майор, захватив сильный бинокль и карту с курсом движения лодки, отправился в порт. Солнце еще не взошло, но звезды на посветлевшем небе уже утратили свой блеск. В порту было тихо. На пустынных палубах кораблей виднелись одинокие фигурки вахтенных у трапов - матросов с винтовками в руках. Возле причала покачивался на воде легкий белый глиссер. Рулевой с сонным, измятым лицом возился у двигателя. Иван Иванович поместился на мягком кожаном сиденье. Мотор чихнул несколько раз, недовольно фыркнул, будто сердился на раннее пробуждение. Глиссер задним ходом отошел от причала. Небо на востоке быстро светлело. Наконец лучи солнца позолотили вершины холмов, широким потоком хлынули на рейд. На воде появились невидимые до этого фиолетовые пятна мазута. Глиссер двигался медленно, обходя застывшие на рейде корабли. Иван Иванович не торопил рулевого. Он с удовольствием наблюдал давно знакомую ему картину утреннего подъема на кораблях. Вот на палубе тральщика, мимо которого они проходили, появился матрос с ярко начищенным горном в руках. Он сладко зевнул, потянулся. Рассыльный с повязкой на рукаве сказал что-то горнисту, и оба засмеялись. Много лет назад Иван Иванович вот так же, как и эти матросы, не раз стоял на пустынной палубе, встречая восход солнца. Много лет прошло с тех пор, многое пришлось пережить, но от тех юношеских лет в душе Ивана Ивановича остались теплые, волнующие воспоминания. Тишину летнего утра разорвали вдруг резкие, стремительные звуки горнов, и, вторя им, перекликаясь с ними, соловьиными трелями рассыпались боцманские дудки. - Вставать! Койки вязать! - долетела до слуха Сечина команда. - Койки вязать! - прозвучало с другой стороны, будто эхо катилось над бухтой. Иван Иванович вздохнул и тронул рукой плечо рулевого. Глиссер миновал волнолом и стремительной птицей понесся в море. Однообразно, на низкой ноте гудел двигатель. За осевшей кормой пенился высокий клокочущий бурун. Вздыбившийся нос судна разбивал катившиеся навстречу волны, в лицо летели соленые брызги.

Лучи солнца, падая сбоку, слепили глаза. Море, зеленое возле глиссера, казалось вдали синим. У горизонта синева сгущалась до черноты. Навстречу дул тугой, прохладный ветер. Лицо рулевого разрумянилось, повеселело. Когда глиссер достиг того места, где прошлой ночью двигалась лодка, Сечин приказал рулевому замедлить ход и идти параллельно берегу. Ивану Ивановичу было ясно, что лодка подходила не для того, чтобы получить с берега радиограмму. Она могла сделать это и на большом расстоянии от берега. Да и неизвестный передатчик в эфире не появлялся. Может быть, лодка принимала световые сигналы? Но и это предположение отпадало. Хотя в доме Луковоза и мерк свет, но напряжение падало так мало, что даже вблизи трудно было заметить это. Других световых сигналов не было - во всяком случае их никто не видел ни на берегу, ни с моря. Иван Иванович поднялся на ноги, разглядывая в бинокль панораму города. Только одна его часть была видна с этого места, та часть, которая примыкала к парку. Центр города и порт были скрыты высоким мысом. Усиленные стеклами бинокля глаза Сечина видели здание фотопавильона, приютившееся на склоне холма в конце парка. "Самое удобное место давать сигналы - склон холма, - размышлял Иван Иванович. - Сомнений быть не может. Лодка двигалась с таким расчетом, чтобы между ней и холмом не было никаких преград. Лодка шла под перископом... Световых сигналов не было... А если так - может быть, лодка получала какие-то сигналы, неразличимые простым глазом?" - Обратно! - приказал Сечин рулевому. Глиссер повернул к берегу. В голове Ивана Ивановича одна за другой проносились мысли. И постепенно в нем крепла уверенность, что на лодку поступали какие-то невидимые сигналы. Вероятней всего, давал эти сигналы Луковоз. Когда глиссер подошел к берегу, у Сечина созрело твердое решение: надо задержать Луковоза на месте преступления в то время, когда он работает каким-то еще неизвестным майору прибором.

ПУСТОЙ ДОМ

Вечером дождь рано разогнал из парка гуляющих. К полуночи, когда в парк пришел Сечин, там было уже пусто. Ветер раскачивал электрические фонари, причудливые тени от деревьев и кустов двигались по аллеям. Накрапывал дождь, тихо и таинственно шелестела листва. Возле фотопавильона было темно. Место здесь было глухое. Свет, падающий из закрытого окна второго этажа, где жил Луковоз, ложился на куст акации, освещал мокрые, глянцево-зеленые листья. Через окно виднелась на стене тень взлохмаченной головы фотографа. Луковоз сидел за столом. Потом он встал, вышел в соседнюю комнату. Майор Сечин и капитан Долгоносов стояли в кустах, надвинув на головы капюшоны дождевиков. Этой ночью "Мятежный" снова уходил в море к острову Песчаный. Радисты контрольных станций опять внимательно прослушивали эфир. Сечин решил сам наблюдать за Луковозом и, если удастся, поймать его на месте преступления. Фотограф не возвращался в освещенную комнату, и это тревожило Ивана Ивановича. - Где он? - шепотом спросил майор у Долгоносова. - В лаборатории, - тихо ответил капитан, указав рукой на красный свет, чуть пробивавшийся из окна в нижнем этаже. Сечин взглянул на часы. "Мятежный" должен был уже сняться с якоря. Дождь усиливался, однообразно шумела листва, но ухо уже привыкло к этому шороху и почти не замечало его. Сечин не спускал глаз с окна. Вдруг свет в окне померк. Электрическая лампочка горела чуть ли не вполнакала. Иван Иванович потер глаза. Может быть, ему показалось, и от утомления зрение подводит его. Но словно в подтверждение лампочка на мгновенье вспыхнула и снова померкла. Сомнении быть не могло. - За мной! - тихо приказал Сечин и пошел вперед, осторожно раздвигая руками кусты. За ним последовал Долгоносов и два лейтенанта из его группы. Майор надавил входную дверь плечом - она была заперта. Иван Иванович громко постучал. Никто не ответил. Тогда ударом ноги Сечин выбил тонкую, дощатую дверь. Первым в павильон вбежал Долгоносов, хорошо знавший расположение комнат. Держа в правой руке пистолет, а в левой невключенный фонарик, Сечин шел следом. Со второго этажа падал вдоль лестницы узкий пучок тусклого света. В комнате стояли треноги с фотоаппаратами, несколько "юпитеров", на столе лежали готовые карточки. Долгоносов и Сечин подошли к лаборатории. Иван Иванович включил фонарик, рванул на себя дверь, шагнул через порог и остановился в недоумении. Небольшая квадратная комнатка была пуста. На столе горела красная лампа, заливая стены кровавым светом. В пепельнице лежало несколько окурков. Майор ощупал их. Один был еще теплый, человек курил совсем недавно.

- Наверх, - коротко бросил Сечин и первый, прыгая через две ступеньки, побежал по лестнице. Наверху тоже было пусто. В комнате, где жил Луковоз, валялась на смятой кровати раскрытая книга, на спинке стула висели подтяжки от брюк. Они обшарили весь дом - Луковоза не было. Окно в первом этаже, выходившее на огород позади павильона, оказалось открытым. С подоконника падали на пол капли воды. - Прошляпили! - стиснув зубы, выдавил Сечин. - Он бежал, и бежал только что! - Перед нашим приходом, - уточнил Долгоносов. В огороде, на мягкой земле грядок отчетливо видны были следы, начинавшиеся от окна. Сечин и Долгоносов пошли по следам, ведущим вверх по склону холма. Дождь с каждой минутой усиливался и перешел в настоящий ливень. Скоро прибыл вызванный проводник с ищейкой. Сечин провел его к окну, из которого выпрыгнул Луковоз. Собака долго фыркала принюхиваясь. - Пойдет? - взволнованно спросил майор проводника. - Пойдет, - ответил тот и скомандовал собаке: - Поиск! Овчарка натянула повод. Иван Иванович обрадовался. Он шел позади солдата, пристально вглядываясь в темноту, готовый каждую минуту к схватке. Прошли огород, перелезли через изгородь, вошли в кусты терновника, росшего на склоне горы. Здесь под густыми зарослями след сохранился лучше, и ищейка потянула сильнее. Сечин слышал ее нетерпеливое пофыркивание. Но идти стало труднее, колючие ветви цеплялись за дождевик, а иногда сучья, отогнутые проводником, больно хлестали по лицу, оставляя царапины. Иван Иванович защищался, отводя руками ветви, но не отставал от проводника. Следы пошли, очевидно, очень свежие: собака стала рваться с поводка, рыча и повизгивая. Сечин уже не обращал внимания на удары ветвей, почти бежал за проводником и неожиданно, натолкнулся на его спину. - Что случилось? - Тропу размыло, - ответил тот. След вывел собаку к скалистой крутой тропинке, по которой с шумом катился дождевой поток. Ищейка пыталась несколько раз пойти против течения, но ее смывало вниз. По обочинам пройти было невозможно. Скалы образовали в этом месте узкий проход, который тянулся ввысь по склону. - А, черт, - сквозь зубы проговорил Сечин. - Да, положеньице, - отозвался проводник. Ровно шумел в кустарнике крупный дождь. Сердито журчал поток на размытой тропе. Овчарка стояла, уткнувшись носом в колени проводника. - Ну-ну, Казбек, ты же не виноват, - сказал тот, обращаясь к собаке. - Товарищ майор, а что, если вызвать наряд и парк оцепить? Не уйдет! - Пока будем оцеплять, час пройдет. А преступник на месте сидеть не станет. Да и парк за горой в лес переходит. Попробуй оцепи. Надо возвращаться. Раздосадованный неудачей Сечин послал сотрудников в порт и на железнодорожную станцию с приказом арестовать Луковоза, если он появится. Оповещены были пограничные посты. Майор связался по телефону с дежурным по радиоцентру. Работу чужой станции опять не вдалось обнаружить. Обыск в павильоне ничего не дал. Радиостанции не было. Оставалось только предположить, что Луковоз унес рацию с собой, заметив, что за домом следят. Иван Иванович не спал всю ночь, ожидая, что вот-вот поступят известия о фотографе. Обычно во время работы Сечин старайся не думать о жене, о Витьке. Воспоминания о семье путали мысли, мешали сосредоточиться на одном. Но сегодня, вопреки привычке, думы его все время возвращались к семье. Днем ему звонила жена, сказала, что заболел Витя, что у него высокая температура. Жена ни о чем не просила его, но он знал - нервная и впечатлительная, она очень волнуется одна у постели больного сына. Волновался и сам Иван Иванович. "Высокая температура... Может быть, надо принять срочные меры, - тревожно думал он. - Съездить домой?.. Нет! Могут поступить сведения о Луковозе... Позвонить?.. Растревожу и ее и себя. Не о том, не о том надо думать... Все ли сделано, чтобы замкнуть кольцо вокруг Луковоза, чтобы не выпустить его из города?" Под утро Сечин задремал, сидя в кресле и опустив голову на бумаги, лежавшие на столе.

СИГНАЛ "ВЕДИ"

С моря бесконечной чередой катились небольшие волны, с плеском бились о стальной борт корабля. Солнце клонилось к горизонту. На окнах прибрежных домов вспыхнули ослепительные зайчики. Капитан 1 ранга Майский неторопливо поднялся на мостик, посмотрел на часы. - Пора! - сказал он Басову. По кораблю разнеслись звонкие, резкие удары колоколов громкого боя, залились, засвиристели боцманские дудки. - По местам стоять, с якоря сниматься! - донеслись до слуха Майского слова команды. "Мятежный" медленно двинулся с места. Заколебалась вода, качнулся в ней отраженный силуэт эскадренного миноносца. На полубаке медленно вращался шпиль, выбиравший якорную цепь, натянутую до отказа и уползавшую в клюз. - На клюзе пятьдесят метров! - докладывал на мостик боцман.- На клюзе сорок пять! "Ну и глотка у боцмана. По всей бухте слышно!" - усмехнулся Майский. - Панер! Встал якорь! - донеслось до полубака и тотчас раздалась команда Басова. - Флаг перенести, шары на стоп! Над водой, весь в иле, показался якорь. С него стекали черные струйки грязной воды. Возле носа "Мятежного" расплылось мутное пятно. Боцмана с двух сторон направили на якорь шланги. Тугие, светлые струи воды ударили в лапы якоря, в массивное веретено; смывая с них ил - полетели тысячи брызг. Над полубаком возникла маленькая, но яркая радуга. - Удачный поход будет! - пошутил Майский. - Пора бы уж... Ходим, ходим, а все без пользы. Только горючее жжем, отозвался Басов. Эскадренный миноносец развернулся и направился к выходу из бухты. Едва он миновал боновые ворота, как солнце скрылось за вершиной холма, вода из синей сразу сделалась черной, все потемнело вокруг. Корабль увеличил ход, форштевень легко вспарывал воду. Длинные "усы" потянулись от носа, расширяясь к корме... Все было так же, как и во время двух предыдущих выходов. Едва "Мятежный" приблизился к острову Песчаный, гидроакустик доложил, что слышит шум неизвестной подводной лодки. Как и раньше, лодка держалась в почтительном отдалении от эсминца, в нейтральных водах. На этот раз Майский и Басов восприняли сообщение акустика довольно спокойно. Великан Басов, казавшийся неуклюжим в огромном плаще, чуть заметно улыбнулся, глядя на капитана 1 ранга. Но Майский будто не заметил этой улыбки. Только в глазах его мелькнул лукавый огонек. - Действуйте по плану, - сказал он Басову. Всю ночь эсминец ходил в районе острова. Несколько раз играли учебно-боевую тревогу, производили учебную постановку паравана. Капитан 3 ранга был доволен - выход в море не пропал даром. Едва над морем забрезжил рассвет, акустик сообщил, что шумов лодки больше не слышно.

- Добро, - равнодушно ответил Басов. Неизвестная лодка, казалось, перестала интересовать его. Ночью шел дождь, а под утро погода изменилась. Небо очистилось от туч. Над водой стлался легкий туман. Ветерок относил его к берегу. У края горизонта показалось солнце, слепящие лучи ударили в глаза, по воде запрыгали золотистые блики. "Мятежный" шел полным ходом, возвращаясь в базу. За кормой высоко дыбился белый, пенящийся бурун. Слева чернел берег, а справа расстилалась зеленоватая гладь моря. До входа в бухту оставалось несколько миль. Обходя мелкое место, где виднелись сети и несколько рыбачьих шхун, стоявших на якорях, эсминец отвернул мористее. - Товарищ капитан третьего ранга! - тревожно крикнул вдруг матрос-сигнальщик. - На шхуне подняли сигнал! - Разбирайте! Матрос, прижав к глазам бинокль, подался вперед. Все смотрели в ту сторону, куда указал сигнальщик. Кабельтовых в пяти от эскадренного миноносца покачивалась большая шхуна, затянутая дымкой тумана, ползущего к берегу. - Сигнал "веди"! - выкрикнул матрос. Басов вздрогнул, шагнул к машинному телеграфу и рывком перевел стрелки на "самый малый". - Лево на борт! - крикнул он рулевому. - Держать на шхуну! Сигнальщики, лучше смотреть! "Мятежный" медленно приблизился к шхуне. С борта ее на палубу корабля ловко прыгнул рыбак в широкополой зюйдвестке и высоких резиновых сапогах. - Что случилось? - спросил капитан 1 ранга Майский, спустившийся на шкафут. Черноусый, немолодой рыбак с коричневым, продубленным морем и ветром лицом заговорил неторопливо, с мягким южным акцентом. - Мабуть мина, товарищ капитан первого ранга. - Где? - Зараз расскажу. Вышел я на палубу посмотреть, как корабль ваш идет. Больно уж красиво со стороны. Вдруг вижу - в воде блеснуло что-то. Вроде бы шар. И как раз на вашем курсе. Думаю - мина, крышка кораблю будет. Кричу капитану: "Митрич! Давай сигнал: "Ваш курс ведет к опасности"! Ну тот и поднял флаг "веди". - В каком месте видели мину? - Чи мина, чи не мина, не знаю. А шар этот вон там был, - показал рыбак и добавил подумав: - Кабы мина, так плавала бы. А то показалась и скрылась. - Спасибо, товарищ, - поблагодарил Майский. - Служу Советскому Союзу! - четко, по-военному ответил рыбак. Эскадренный миноносец, поставив трал, медленно двигался к тому месту, где рыбак видел странный предмет. Море было пустынно. Мелкие волны серебрились на поверхности воды. "Может, показалось рыбаку!" - подумал Майский, но тотчас отогнал эту мысль. Если есть подозрения, надо проверить. - Это не мина, - твердо сказал Басов. - Если мина сорвется с минрепа и всплывет, ее потом силком не потопишь. Майский молча кивнул. Корабль проходил то место, которое указал рыбак. Трал был пуст. - Правый борт, курсовой тридцать. Слышу непонятный звук, - доложил акустик и, помедлив, добавил: - Звук слабый. Майский прильнул к выносному репродуктору, но ничего не услышал. Звук, вероятно, был так слаб, что только опытное ухо старшины - классного специалиста могло уловить его. - Звук затихает, но очень медленно, - продолжал акустик. - Будто дельфин плывет. Или... - старшина запнулся. - Что или? - Или человек... под водой. "След на воде... этот звук? Что предпринять?" - пронеслось в голове Майского. - Подготовить двух лучших легких водолазов. Быстро! - приказал он Басову. Лейтенант Горегляд и один из матросов - лучшие пловцы корабля, много раз тренировавшиеся в спуске под воду, быстро разделись и с помощью боцмана надели снаряжение легкого водолаза. Пока они готовились к погружению, корабль подошел к тому месту, где из глубины раздавался непонятный звук. Иван Горегляд и матрос, оба плечистые и загорелые, стояли на шкафуте, возле спущенного за борт трапа. Водолазы скрылись в темно-зеленой глубине. Белые пузырьки цепочкой тянулись оттуда к поверхности. Пузырьки удалялись от борта корабля, и вскоре их уже невозможно было разглядеть среди солнечных бликов на мелких волнах. На эскадренном миноносце прекратилось всякое движение, офицеры и матросы замерли на своих местах, напряженно оглядывая поверхность моря. Тишину нарушал только крик чаек, носившихся над кораблем. - Шлюпку на во ту! - приказал Басов. Капитан 1 ранга Майский быстро спустился по трапу в шлюпку. - Отваливай, - скомандовал он. Гребцы налегли на весла. Майский перегнулся через борт, силясь разглядеть, что происходит в глубине. Место здесь было мелкое, метров пятнадцать - двадцать. Сквозь светлую воду, пронизанную лучами солнца, можно было видеть дно, темные заросли водорослей, белые, расплывчатые пятна камней Вода колебалась, и очертания камней меняли форму.

И вдруг Майский увидел в воде темный силуэт, похожий на гигантскую лягушку. Силуэт плыл в сторону от корабля. Капитан 1 ранга, не поднимая головы, указал рукой командиру шлюпки направление. Ял двигался теперь прямо над "лягушкой". Горегляда и матроса не было видно. Прошло несколько минут, прежде чем голова лейтенанта появилась метрах в тридцати от шлюпки. С яла замахали руками. Горегляд, а за ним и макрос подплыли к шлюпке и снова нырнули. По воде пошли круги, вода колебалась, и теперь Майскому трудно было разобрать, что происходит в глубине. Оттуда поднимались к поверхности цепочки пузырей. Вода забурлила недалеко от яла, видно было, что близко от поверхности происходит борьба. - Весла на воду! - крикнул капитан 1 ранга. - Оба табань! За кормой яла над водой появилась рука в уродливой резиновой перчатке, похожая на огромную лягушачью лапу с тонкими зелеными перепонками до половины пальцев. "Ласты для плавания!" - сообразил Майский. Рука сделала несколько судорожных жестов и скрылась. В том месте, где только что была она, возник какой-то горб, высунулась спина, потом голова в маске. Огромные, блестевшие на солнце очки делали ее похожей на голову какого-то фантастического животного. На поверхность вынырнул матрос-водолаз, потом Горегляд. Шлюпка подошла близко к ним. Сквозь воду видна была мускулистая, со вздувшимися бицепсами рука Горегляда, сжимавшая запястье неизвестного пловца. Старшина шлюпки и один из гребцов втащили неизвестного в ял. На ногах пловца оказались такие же ласты, как и на руках. Тело его посинело и покрылось мурашками от долгого пребывания в воде. Плоский резиновый мешок плотно прилегал к спине. Матрос и Горегляд забрались в шлюпку. При виде их пловец, сидевший на рыбинах, испуганно втянул голову в плечи. Горегляд снял маску и, отдуваясь, сказал, кивнув на неизвестного: - Сопротивлялся!.. За горло схватил. Пришлось стукнуть его разок. Майский улыбнулся, глядя на возбужденное, радостное лицо Горегляда и, повернувшись к командиру шлюпки, приказал: - Пошли к кораблю!

СВИДАНИЕ СОСТОЯЛОСЬ

Человек курил папиросу за папиросой. Едва кончалась одна, он машинально брал со стола другую. Он говорил безостановочно, делая краткие паузы лишь тогда, когда затягивался дымом. Радунов и Сечин не перебивали его. В углу кабинета за маленьким столиком стенографист, не разгибая спины, записывал показания. - Пока хватит, - прервал Радунов. - Идите, Свистунов, подумайте. Вечером я вызову вас. Человек, будто натолкнувшись с разбегу на преграду, осекся и удивленно посмотрел на полковника. - Но я не рассказал, что было раньше... - Расскажите вечером. В кабинет вошел конвоир. Свистунов поднялся. Он был широк в кости, кривоног. На выпуклых надбровных дугах - густые кустистые брови. Глаза серые, а в них - страх и растерянность. Возле двери Свистунов остановился, сказал, просительно глядя на Радунова: - Мне трудно без курева. - Вам дадут. - Большое спасибо. Черная, обитая клеенкой дверь бесшумно захлопнулась. - Сведения он дал ценные, - удовлетворенно сказал Радунов, садясь в кресло. - Давайте подведем итог, Иван Иванович. - Вы верите ему? - спросил Сечин. - Представьте, да. Мне приходилось встречаться с людьми подобного сорта. Главное в их характере - трусость. В сорок четвертом году попал в плен. Потом был вывезен в Южную Америку. Не выдержал голода, издевательств. Хотел сохранить жизнь - стал предателем. Потом разведывательная школа. Его долго проверяли, готовили, запугивали. Послали к нам. И сразу же неудача. Упал духом. А в газетах читал - кто раскаивается, тому сохраняют жизнь. Вот и заговорил. Впрочем, у нас будет время проверить его показания... - А ведь Майский оказался прав, - заметил Сечин. - Светящийся след на воде - действительно след подводной лодки. - Да, - продолжал Радунов, приглаживая вьющиеся волосы. - Неделю назад Свистунов был доставлен на лодку. Почти каждый день лодка получала сообщения с берега. - Но не по радио Свистунов утверждает, что за неделю была только одна радиограмма. Резидент в городе и лодка пользуются каким-то новым средством связи. - Вот-вот, - кивнул полковник. - Это подтверждает ваше предположение о невидимых лучах... Этим вопросом займитесь вы лично. - Понятно. - Теперь дальше. Надев легководолазный костюм и ласты, Свистунов среди ночи покинул лодку. Утром он должен был сбросить в море снаряжение, выбраться на берег и смешаться с купающимися. В шестнадцать часов в парке у него свидание с человеком по кличке "Скат". Кто он - Свистунов не знает, никогда не встречался с ним. Что обнаружено в мешке Свистунова, Иван Иванович? - В резиновом мешке - летний костюм, двадцать тысяч денег, пистолет. И самое интересное - белые таблетки. - Таблетки? Исследовали их? - Да. В пяти таблетках яд. Такой, каким отравлен был мичман Ляликов. Полковник возбужденно потер руки. - Вы понимаете, майор. Это еще одно звено в цепи. Значит, между женщиной с инициалами "П. Г." и "Скатом" есть связь Это мы узнаем сегодня. Свидание связного и "Ската" должно состояться. На свидание пойдете вы, Иван Иванович. - Есть! - поднялся майор. - Сидите. "Скат" будет ждать вас с шестнадцати до семнадцати часов на третьей от входа в парк скамейке. На левой руке - клетчатый плащ. В руках - книга о вкусной и здоровой пище. Та самая, за которой охотятся женщины. Пароль: "Моя жена мечтает о такой книге. Не можете ли достать?" Вам должны ответить "Это трудно. Но я могу попробовать". - Какова моя задача, товарищ полковник? - Постарайтесь войти в доверие к резиденту, познакомиться с сообщниками. Действуйте по обстоятельствам. Сечин направился было к двери, но Радунов остановил его. - Иван Иванович, приказ с объявлением благодарности рыбаку, лейтенанту Горегляду и матросу готов? - Так точно. - Скажите, чтобы принести мне на подпись. - Есть. - Знаете, в чем наша сила, майор? - сказал полковник, подходя к Сечину и кладя руку на его плечо. - Вы о чем? - не понял майор. - О людях. О наших советских людях. Если врагу и удается порой скрыться от работников органов Госбезопасности, то от глаз народа скрыться невозможно. Рано или поздно врага обнаружат... Еще вот что, - Радунов нахмурился, утром у меня была Наташа Дунаева. - Вы вызывали ее? - живо спросил майор. - Нет, пришла сама. Расстроена. Глаза опухли. Она любит Луковоза и убеждала меня, что фотограф не виноват... У вас ничего нового нет, Иван Иванович? - Исчез бесследно... - Да, - задумчиво продолжал Радунов. - В день исчезновения он сдал документы в вечернюю школу. Решился-таки... Я ничего не мог сказать Дунаевой... Ну ладно, Иван Иванович, я не задерживаю вас. Ни пуха вам, ни пера... На всякий случай в парке будет находиться оперативная группа. Сечин пожал руку полковника и вышел из кабинета. Время перевалило уже за полдень, до свидания со "Скатом" оставалось несколько часов. Иван Иванович пообедал и оделся в костюм, который был обнаружен в резиновом мешке Свистунова. Пиджак и брюки пришлись ему впору. Ровно в шестнадцать часов Сечин вошел в парк. День был душный, солнце палило немилосердно. На аллеях почти не было гуляющих, только кое-где на скамейках в тени дремали истомленные жарой люди. Несколько малышей возились в песке, делали "мороженое". Сечин не чувствовал жары, хотя на лице его выступили капли пота. Нервы были напряжены. Близилась развязка запутанного и трудного дела. Вот и третья от входа скамейка. Скосив глаза, Иван Иванович медленно прошел мимо. На скамейке сидел полный, лысый мужчина. "Не тот", - решил Иван Иванович. Рядом с мужчиной сидела женщина лет тридцати с ярко подкрашенными губами. На ней было легкое сиреневое платье. На руке клетчатый плащ. На ногах лакированные туфли. Женщина не поднимала головы от толстой книги. "Она! Та самая, что ночевала у мичмана Ляликова, пронеслось в голове Сечина. - Это и есть "Скат"? При прикосновении бьет электрическим током, - усмехнулся он. - Ну, посмотрим..." Сечин вразвалку подошел к скамейке, сел рядом с женщиной. Та подняла на него голубые, водянистые глаза, быстро осмотрела его с головы до ног и снова уткнулась в книгу. Ветерок шевелил ее тонкие светлые волосы. "А ведь соседка Ляликова и Долгоносов говорили, что женщина - брюнетка, волосы как воронье крыло, - вспомнил Сечин. Эта мысль на минуту смутила его. - Но она могла и перекраситься. Остальные приметы совпадают. Надо действовать". Ивану Ивановичу был хорошо виден цветной рисунок на странице книги бутылка пива, а рядом сосиски с зеленым горошком. - Моя жена мечтает о такой книге, - сказал Иван Иванович, заглядывая через плечо женщины и ощущая густой аромат дорогих духов. - Не можете ли достать? Сечину показалось, что на лице женщины промелькнул испуг. Он ожидал, что она ответит паролем, но та вдруг встала и сказала резко: - Не дадут отдохнуть! Нигде покоя нет! Безобразие... - и пошла, не оборачиваясь, прочь. - Нехорошо, гражданин. Зачем пристаете, - сердито произнес полный мужчина. "Что делать? Идти за ней? - лихорадочно соображал Сечин. - Нельзя... Спугну. Но почему она ушла? Может, Свистунов переврал пароль?"

Женщина быстро удалялась, ее сиреневое платье мелькало уже в конце аллеи. "В чем ошибка? Кто виноват - я или Свистунов?" - думал Иван Иванович, глядя ей вслед. ...Женщина вышла из парка на пляж, оттуда - на улицу. На остановке автобуса толпилась небольшая очередь. Возле такси прямо на тротуаре сидел рябой шофер в замасленном комбинезоне и ел грушу. Женщина оглянулась позади никого не было. Секунду поколебавшись, она быстро подошла к шоферу. - Такси свободно? - Садитесь, - неохотно отозвался тот. Женщина легко вскочила в "Победу", захлопнула дверцу. - Вам куда? - Покровский переулок. - Эх, жизнь! - неведомо почему вздохнул шофер. Он выбросил на тротуар огрызок и тронул машину. "Победа", шурша шинами, понеслась по гладкому, недавно политому водой асфальту. Женщина то и дело оборачивалась, смотрела назад. Дорога была пустынна. Минут двадцать они ехали молча, сворачивая из улицы в улицу. - Послушайте, - сказала, наконец, женщина. - Вы можете отвезти меня за город? - Смотря куда? - В поселок Южный, на станцию. В шесть вечера приезжает моя тетка. Надо успеть встретить. - Инспектор может задержать... А у меня детей трое... Полсотни набросите? - Хорошо, полсотни. Только, чтобы успеть к поезду. - Будьте спокойны! - повеселел шофер. В Покровском переулке женщина попросила остановить машину возле двухэтажного дома со старой, обвалившейся во многих местах штукатуркой. - Подождите, я сейчас. Возьму чемоданчик. - Идите, - отозвался шофер, доставая из кармана новую грушу. Едва женщина скрылась в подъезде, шофер нажал кнопку, вделанную ниже счетчика. Лицо его оставалось равнодушным. Он поднес к лицу грушу, будто рассматривая ее, сказал негромко: - Докладывает лейтенант Новиков. Объект вышел в переулке Покровского, дом пять... Берет вещи. Едем в Южный на станцию, к московскому поезду. В машине послышался легкий треск, потом раздался голос Радунова: - Везите. Остановитесь возле памятника. Поняли меня? - Есть, возле памятника. Шофер снова нажал кнопку и, отвалившись на сиденье, принялся грызть грушу. Когда женщина вышла из дома, шофер с трудом узнал ее. На ней был белый пыльник и белые босоножки. На голове - широкая соломенная шляпа. Она стерла краску с губ, напудрилась и выглядела гораздо старше. Перехватив взгляд шофера, женщина сказала усмехнувшись: - Тетя не любит, когда я крашусь. Улыбаясь, она забралась в машину, подожгла на колени небольшой желтый чемоданчик. - Теперь все зависит от вас. Успеем к поезду - я в долгу не останусь. - Не сомневайтесь! "Победа" с места взяла большую скорость. Миновали несколько улиц, выехали на широкую дорогу за городом. Машина шла быстро. Навстречу летели телеграфные столбы, дорожные знаки. Справа и слева тянулись сады и поля, изредка среди зеленой стены деревьев мелькали белые домики. Женщина то и дело поглядывала на часы. Было начало шестого. - Сколько стоит поезд? - спросила она. - Десять минут. - Торопитесь! - Гоню! На въезде в поселок шофер свернул с дороги в переулок. Машина запрыгала на ухабах. Все ближе и ближе раздавались гудки паровозов. Женщина открыла сумочку, попудрила нос, вытащила деньги и стиснула их в кулаке. Впереди показался высокий серый обелиск. - Высажу у памятника, - сказал шофер. - Тут рядом... - Хорошо! Машина, резко затормозив, остановилась. Женщина сунула шоферу смятые бумажки. - Сто. Хватит? - Вполне, - улыбнулся тот. Женщина вышла из машины и пошла по тротуару к вокзалу. Шофер развернлл "Победу" и поехал обратно В вокзале, около касс, стояли несколько человек. На скамейках сидели ожидающие. Двое парней в широких спортивных брюках склонились над шахматной доской. - На московский, - сказала женщина, протянув в окошко деньги. - Только мягкий. - Давайте. Она взяла билет и, не торопясь, вышла на перрон. Платформа была почти пуста. Несколько носильщиков курили в стороне. Прошел дежурный по станции в красной фуражке. Женщина села. Лицо ее было спокойно, чуть заметная презрительная улыбка играла на губах. За спиной послышались шаги. Женщина оглянулась. Возле нее стояли двое мужчин в серых костюмах. - Встать! - тихо, но властно сказал один из них. - Пойдемте с нами. - Зачем? Куда? - Не шумите. Глядя со стороны, можно было подумать, что люди прогуливаются по перрону. Двое мужчин шли неторопливо, вежливо поддерживая под руки женщину в белом пыльнике. Высокий мужчина, весело улыбаясь, рассказывал что-то. На площади перед вокзалом их ждала легковая машина. Женщина забралась на заднее сидение и вздрогнула. Рядом с ней оказался тот самый человек, что подходил к ней в парке. - Ну вот, наше свидание состоялось! - улыбнулся он.

ДОПРОС

- Вы утверждаете, что ваше имя Полина Григорьевна Зайцева? - Да - Женщина недоумевающе пожала плечами. - Мой паспорт у вас. И вообще я не понимаю, что все это значит. Я буду жаловаться... Третий день меня держат в заключении. Полковник Радунов, сдерживая улыбку, выложил на стол продуктовую сетку и дамскою сумочку с никелированной застежкой. - Это не ваши вещи? - Не мои. Надо не иметь вкуса, чтобы покупать такие сумочки. - Так, так! - Радунов достал из палки бумагу. - Значит, вы Зайцева? - Конечно. - Удивительное сходство, - продолжал полковник, протягивая женщине фотоснимок. - Посмотрите, не вы ли это? Правда, снимок сделан двенадцать лет назад. Тогда вы выглядели моложе. Фотография найдена в архивах гитлеровской разведки. Узнаете? Женщина опустила голову, пряча паза. - Полина Григорьевна Вербер, - сказал Радунов, сделав ударение на последнем слове. -Вербер. Дочь русского белоэмигранта, родилась в Гамбурге в 1924 году. В 1944 году окончила разведывательную школу гестапо. Оставлена для работы на территории Советского Союза. После войны перешла на службу к новым хозяевам... Рассказывать дальше? - Не надо. - Женщина подняла голову и посмотрела в лицо полковника. Можете не утруждать себя. Я - Вербер. - Вы отравили мичмана Ляликова? Женщина качнула головой, собираясь ответить отрицательно. Радунов опередил ее. Достав из желтого чемоданчика пригоршню таблеток, он спросил резко: - Ваши? - Да. - Через Ляликова вы узнали о новом оружии для "Мятежного"? - Да. Он был болтлив, - усмехнулась женщина, - и он любил меня. Единственный мужчина, предлагавший мне вступить в законный брак. - Вы узнавали от него о приходе новых кораблей? - Это было нетрудно. Ляликов помог мне узнать много важного. Мой шеф был доволен. - Какие это сведения? - Долго перечислять. Мичман знал расположение складов, технические данные о кораблях. - Куда Ляликов тратил деньги? - Какие? - Пять тысяч, что вы дали ему? - Ах эти! Хотел купить дом для нас где-то в деревне. - Почему отравили его? - Показалось, подозревает меня. - Отучили его курить? - Не люблю мужчин, от которых пахнет дымом. - Почему вы ушли из парка? Разве пароль был неверный? Женщина бегло посмотрела в сторону Сечина, ответила насмешливо: - Грубая работа. У связного должны были быть одеты тапочки. А у вашего сотрудника оказались туфли. К тому же поношенные. Связной не потащит такие из за моря... - Женщина сделала паузу. - Давайте, гражданин полковник, говорить серьезно. - Пожалуйста. - Я понимаю, что попалась, и знаю, что ждет меня. Впрочем, к этому я готовилась. Рано или поздно это все равно случилось бы. Я предлагаю вам выгодный ход. Вы гарантируете мне свободу. Я уезжаю за границу и обязуюсь больше не работать против Советского Союза... Радунов спокойно слушал, поглаживая рукой волосы. Сечин, возмущенный наглостью Вербер, побагровел от негодования. - Так вот. За это я сообщу вам многое. Очень многое. Иначе вы не добьетесь от меня ни слова... Вы не пожалеете, отпустив меня. - Глупости, - спокойно ответил Радунов. - Забудьте об этом. Вас будут судить. Полное признание может смягчить меру наказания. Это все, что могу вам сказать. Женщина плотно сжала губы и отвернулась. - С кем связаны вы здесь, в городе? Женщина молчала. - Увести, - распорядился полковник. - Какая наглость! - возмущенно сказал Сечин, когда Вербер вышла из кабинета. - Заговорит, - улыбнулся Радунов. - Это не первый случай. Коммерческий подход к делу - чувствуется заграничное воспитание... Ну, что нового у вас, Иван Иванович? Докладывайте. Подходила ли лодка'? - Да. Сегодня, под утро. Но оставалась в нейтральных водах. Напряжение на линии, идущей в парк, падало в это время. Электростанция тут ни при чем, я узнавал. Передатчики в это время работали только наши, зарегистрированные. Остаются неизвестными два вопроса: как узнает резидент сведения и с помощью чего передает их. - Неизвестен и сам резидент, - напомнил Радунов. - Вербер заговорит не сразу. - Разрешите мне, товарищ полковник, проверить, не пользуется ли резидент инфракрасными лучами. Радунов задумался, постукивая по столу пальцами. - Ну, что же! - Полковник прошелся по кабинету. - Займитесь этим сегодня ночью. - Нужно, чтобы "Мятежный" находился в море. - Я позабочусь об этом. В кабинет вошел дежурный офицер. - Вас хочет видеть капитан первого ранга Майский, - доложил он. - Майский? Он здесь? - Да. - Просите, просите его. Радунов поднялся навстречу капитану 1 ранга, крепко пожал его руку. - Как раз кстати, Георгий Степанович. Мы только что вспоминали вас. Нужно, чтобы "Мятежный" сегодня вышел в море. - И я по этому поводу. Ругаться с вами хочу, - сердито ответил Майский. Сколько же времени эта проклятая лодка будет ходить возле наших берегов? Не пора ли покончить с ней. Обидно просто, ей-богу. Она разгуливает, а мы сидим сложа руки. - Не хотите ли чаю? - спросил Радунов улыбнувшись. - Грузинский чай и заварен крепко, по-флотски. - Помолчав, полковник продолжал серьезно. - А с лодкой придется подождать. Всему свое время. Пускай пока ходит на здоровье... Так что, пьем чай? - Давайте, - согласился Майский, расстегивая ворот кителя... От Радунова Сечин сразу направился в библиотеку, помещавшуюся на первом этаже здания. Библиотекарша, пожилая женщина, встретила его с улыбкой: - Что вас сегодня будет интересовать, Иван Иванович? Опять электростанции? - Нет. С электростанциями разобрался. Меня теперь интересует невидимый свет. - А... Вот недавно получили книгу об ультрафиолетовых лучах. - Не подойдет. Мне нужно об инфракрасных. - Так это тепловые... - Вот, вот о них. Женщина скрылась за стеллажами, и через четверть часа перед Иваном Ивановичем лежала стопка книг. - Выносить нельзя, - предупредила библиотекарша, когда Сечин взял книги со стойки. Иван Иванович прошел в читальню. Здесь был столик, за которым он любил работать: крайний справа, у окна. По привычке, укоренившейся с годами, всякое дело начинать с трудного, он взял из стопки самую толстую книгу "Техника ночного видения". Через пять минут Сечин был настолько увлечен развернувшейся перед ним картиной использования инфракрасных лучей, что забыл обо всем на свете. Иван Иванович, не отрываясь, перелистывал страницу за страницей. Ему и раньше приходилось слышать об этом новом средстве связи, но изучением его он не занимался. Дела, которые он вел, не соприкасались с этой областью, а свободного времени не оставалось. Теперь, увлекшись новым, интересным открытием техники, Иван Иванович читал не отрываясь. Сечин вышел из библиотеки взволнованный, с покрасневшими от напряженной работы глазами. Перед тем как направиться в порт, он прошелся по городу, вспоминая прочитанное. Инфракрасные лучи - это тепло... Обычное тепло солнца, костра, печки. Любой предмет, горящий или нагретый, испускает инфракрасные лучи. Человек чувствует тепло на расстоянии; если холодно - садится ближе к печке, если жарко - подальше. Тепло - это свет, но свет, который человек не видит. Нагретые кирпичи печки или батареи центрального отопления не светятся. Угли, покрытые пеплом, не различишь в темноте, но их тепло греет. Но далеко ли распространяются лучи тепла? Судя по солнцу, на миллионы километров. Даже на миллиарды километров: астрономы научились улавливать тепло, идущее от звезд. Значит, если какой-либо предмет нагреть до нескольких сотен или даже тысяч градусов, то чувствительный к инфракрасным лучам прибор будет способен различить этот предмет в кромешной тьме. Так ученые пришли к выводу, что тепло, как и видимый свет, можно различить ночью. Они стали создавать одно устройство за другим и, наконец, сконструировали такой прибор, который улавливал тепловые лучи на довольно далеком расстоянии. Такое устройство назвали теплопеленгатором. Но как видеть ночью те предметы, которые не излучают тепла? Ученые ответили и на этот вопрос. Попробуйте направить солнечного "зайчика" на холодную вещь, она нагреется. Выходит тепло, инфракрасные лучи отражаются. Тепло отражают любые холодные предметы: айсберги, броня кораблей и самолетов. К прибору, улавливающему тепловые лучи, присоединился и прожектор, в который вместо лампочки поставили мощный источник тепла, закрытый особым фильтром, пропускающим только инфракрасные лучи. Если невидимый луч такого прожектора направить ночью на танк, то на экране приемного устройства видно будет четкое изображение бронированной машины... Резкие сигналы автомашины прервали размышления Сечина. Ветер с моря освежил его. "Инфракрасные лучи - еще одна версия, - подумал он. - Как-то все обернется теперь. Посмотрим, повлияло ли на ход дела исчезновение Луковоза".

СТАРЫЙ БЛИНДАЖ

Днем с моря дул пятибалльный ветер, и хотя к вечеру он стих, поверхность воды все еще бугрилась волнами. Едва наступила темнота, Сечин на катере вышел в море. Катер бросало из стороны в сторону, волны гулко бились о борта. Издалека доносились глухие, размеренные удары прибоя. Катер долго болтался возле маяка, прилепившегося на конце мола. Майор ждал, когда из бухты выйдет "Мятежный". В рубке возле приборов сидел оператор старшина 1 статьи, молчаливый сверхсрочник с черными, коротко подстриженными усиками Старшина считался замечательным специалистом. Он отлично изучил и безукоризненно пользовался новой сложной техникой ночного видения - электронно-оптическими приборами, теплопеленгаторами. В эту ночь старшина думал блеснуть своими знаниями перед майором, который, как говорили, пришел познакомиться с новой аппаратурой. Но когда катер отошел от мола и двинулся вдоль берега, майор, войдя в рубку, сказал уверенно и спокойно: - Работать будем теплопеленгатором. Включайте. - Есть, - ответил старшина, поняв, что объяснений офицеру не потребуется. Сечин по переговорной трубе спросил командира: - Сколько до берега? - Три мили. - Отойдем дальше. Сильней загудели моторы. Катер, набирая ход, направился в открытое море. Сечин стоял за спиной оператора. Пальцы старшины ловко бегали по ручкам настройки. Мягко светились красные и зеленые сигнальные лампочки. Постепенно глаза Ивана Ивановича привыкли к темноте рубки, и он увидел слабо светящийся экран. Посредине его все отчетливей проступала широкая полоса ярко-зеленого цвета. Она была туманной, расплывчатой. В глубине полосы светились точки, продолговатые, слабо очерченные квадраты - здания заводов и жилых кварталов. Они, нагревшись за день, излучали тепло. Дальше, за зданиями, в глубине полосы виднелись смутные очертания холмов. Раздался звонок телефона. - Вас, товарищ майор, - сказал старшина. Сечин взял трубку. - Да! До берега десять миль? Ложитесь в дрейф. Майор взглянул на часы. Светящиеся зеленоватые стрелки показывали ноль часов двадцать пять минут. "Через пять минут "Мятежный" выйдет из бухты", - подумал Иван Иванович и сказал старшине: - Наблюдайте внимательней за берегом. - Есть! Какой поиск, товарищ майор? - Следить за мигающими сигналами. - Ясно! Глядя на экран, Сечин с гордостью думал о том, как быстро шагает вперед техника. Атомная энергия, ракетные двигатели, телевизионные передачи, инфракрасные лучи. Что еще десять лет назад казалось далекой мечтой, стало явью. И сколько пользы могут принести человечеству все эти новые достижения! Когда после долгих раздумий и сопоставлений отдельных фактов Иван Иванович пришел к мысли, что резидент может пользоваться для связи инфракрасными лучами, он постарался поглубже познакомиться с этим новым изобретением и узнал много интересного. Ученые создали совершенные приборы для ночного видения. Иван Иванович особенно заинтересовался электронно-оптическим прибором. С помощью этого прибора можно получить ночью изображение в несколько раз более яркое, нежели сам объект наблюдения. Устроен прибор совсем не сложно. Основа его - стеклянная трубка с двумя электродами, фотокатодом, на который падают лучи, электронной линзой, преломляющей поток электронов, и анодом экраном, на котором электронное изображение становится видимым. Электронно-оптический прибор связан с инфракрасным прожектором. Прожектор освещает невидимым тепловым лучом наблюдаемый предмет. Отразившись от предмета, лучи идут обратно и попадают в объектив приемника. С помощью прожектора можно передавать невидимые сигналы на довольно большое расстояние. Сечин полагал, что резидент пользуется таким прожектором. Чтобы проверить свое предположение, Иван Иванович решил воспользоваться другим прибором - теплопеленгатором, который лишь фиксирует инфракрасные излучения... В рубке снова раздался телефонный звонок. Радист катера сообщил, что "Мятежный" направился к острову Песчаный. Едва Сечин успел повесить трубку, как старшина, не сводивший глаз с экрана, воскликнул: - Есть! Новое излучение! Смотрите! Экран был похож на кусок звездного неба в телескопе. Среди "звезд" вспыхивала и гасла новая святящаяся точка. Она была ярче других, но очень мала, не больше булавочной головки. - Вижу! Включите электронно-оптический прибор, определите место! приказал Сечин. Рядом с первым экраном засветился второй. Оператор несколько раз щелкнул переключателем, и на экране возникли знакомые очертания матросского парка и высокого холма. На самой вершине холма мигал зеленый огонек - точка, тире, тире. - Открытым текстом дает, подлец, - сквозь зубы выругался старшина. "Пятый в море". Вот подлец!.. - К причалу! - скомандовал Иван Иванович, поднявшись на мостик. Катер развернулся и пошел к берегу. Волны, набегая сзади, били в корму, будто подгоняли корабль, спешивший в бухту. На восточной стороне небо побледнело, близился рассвет. Сечин развернул морскую карту, испещренную мелкими цифрами, показывающими глубину. Стараясь лучше уяснить обстановку, он карандашом пометил место, где был катер. "Мятежный", выйдя из бухты, шел параллельно берегу. Катер находился мористее его. А где-то дальше, в нейтральных водах, держалась таинственная подводная лодка, принимавшая сигналы резидента. - Скорее! - поторопил майор командира катера. На пирсе Сечина ожидали капитан Долгоносов и лейтенант Новиков, молодой человек с изрытым оспой лицом. Машина быстро доставила их в парк. Осторожно пробираясь среди кустов, офицеры пошли по склону холма, миновали фотопавильон, окна которого были наглухо закрыты деревянными ставнями. Двигаясь вдоль столбов электрической линии, Сечин и его спутники поднялись на вершину холма. Солнце еще не взошло, но сумерки уже поредели. С моря надвигалась, относимая ветром, легкая дымка тумана. Было прохладно. Вершина холма выглядела уныло. На каменистой почве кустарник не рос, только кое-где торчала побуревшая от солнца трава. Люди редко заходили сюда. Даже вездесущие мальчишки не любили бывать здесь. Когда-то, года через два после войны, на этом месте подорвались на фашистской мине двое детей. Саперы тщательно обследовали холм, уничтожили еще несколько мин. Но с тех пор желающих погулять здесь находилось мало. Офицеры медленно шли по вершине, осматривая каждый камень, каждую расщелину. - Зря ищем, - заметил лейтенант Новиков. - Кто сюда пойдет? Место открытое со всех сторон, издалека видно. - В том-то и дело, что издалека, - отозвался Сечин, показывая рукой в сторону моря. - Смотрите, какой вид открывается. Капитан Долгоносов, спустившийся чуть ниже, в заросли кустарника, вдруг остановился. Сечин и Новиков поспешили к нему. Долгоносов молча указал рукой. В гуще колючего шиповника лежал большой белый камень. - Что? - выдохнул Иван Иванович. - Листья! Сечин вгляделся внимательней. Вокруг камня - прошлогодняя увядшая листва. Сверху, чтобы ветер не сдул ее, она придавлена была комьями земли. Долгоносов нагнулся и разгреб листву. Камень, прикрывая какое-то отверстие, неплотно прилегал к краям расщелины. Долгоносов с трудом отодвинул камень в сторону. Офицеры спустились вниз, освещая путь электрическими фонариками. Они очутились в глубокой яме, стены которой были обиты потемневшими от времени досками. Над головой виднелись бревна. "Блиндаж! - догадался Сечин. - Старый фашистский блиндаж". В яме было холодно и сыро, пахло плесенью. В углу валялась куча тряпок. Возле стены, противоположной входу, стоял какой-то странный предмет. По внешнему виду он напоминал обыкновенный прожектор, только вместо стекла у него была мембрана из темного металла. - И это все? - удивленно спросил Долгоносов. - Да! - весело отозвался Иван Иванович. - Работу этого инфракрасного прожектора я наблюдал полтора часа назад. - Такой несложный прибор, а сколько он доставил нам неприятностей! - Враг часто пользуется простыми, но верными средствами. Это вы запомните на будущее, капитан. - Но откуда он брал ток? - А вот! - Сечин указал на шнур, тянувшийся от прожектора. Конец шнура исчезал в длинной бамбуковой палке с медным крючком на конце. - Резидент вешал эту палку на электрическую линию возле столба. Вот почему падало напряжение и мерк свет в фотопавильоне. - Ого! Здесь и рация, - крикнул Долгоносов, раскидавший тряпки в углу. Под тряпками оказались небольшая переносная радиостанция и несколько сухих батарей. - Настоящий центр связи, - сказал капитан. - Только хозяина нет. - Хозяин придет! - уверенно ответил Иван Иванович. Он протянул руку, пробуя, крепко ли держатся доски на стене. Одна из досок возле прожектора легко отделилась, открыв узкую щель. Луч солнца ворвался в темную яму, осветил усталые, но довольные лица офицеров. - Я так и думал. Здесь должна быть амбразура! - произнес Сечин. - А день-то какой будет, а, товарищи! Море чистое-чистое. На небе ни облачка. - Теварищ майор! - раздался тревожный голос лейтенанта Новикова. - Здесь земля свежая, копали недавно. В дальнем углу блиндажа чуть заметно возвышался над полом небольшой холмик. Долгоносов и Новиков, опустившись на колени, принялись осторожно разгребать землю руками. Чем больше углублялась яма, тем сильнее чувствовался в блиндаже тяжелый, неприятный запах. - Здесь труп, товарищ майор! - тихо проговорил Новиков. Сечин наклонился над ямой. В ней виднелась голова, густые, смешанные с землей волосы. Офицеры разгребли землю с лица, и Иван Иванович едва не вскрикнул от удивления. В яме лежал Федор Луковоз. На лбу фотографа зияла глубокая рана с неровными, рваными краями.

ЗАСАДА

Едва над городом сгустились синие сумерки, Сечин и Долгоносов отправились в парк. Неторопливо, будто прогуливаясь, они прошли по многолюдным аллеям, свернули на тропинку. Миновав фотопавильон, офицеры молча переглянулись. О многом напомнило им это темное здание. На окраине парка в кустах акаций их поджидал лейтенант Новиков. Впереди тянулся склон холма, покрытый редкой растительностью. Двигаться дальше надо было осторожно. Если враг заметит движение на холме, то вряд ли он отважится снова появиться здесь. - Вы уверены, что он приходит ночью? - тихо спросил Долгоносов. - Как же иначе? При свете подниматься сюда рискованно. Увидят. Кроме того, сначала резидент должен узнать о выходе "Мятежного". - Но ведь сегодня корабль не покинет базу. - Поэтому-то мы и идем в засаду сегодня, а не завтра. Офицеры тихо приблизились к блиндажу. Иван Иванович тщательно осмотрел камень. Он лежал так, как его оставили утром. Значит, резидент не приходил. Спустившись вместе с Долгоносовым в подземелье, Сечин снова ощутил затхлый запах плесени и тошнотворный сладковатый - трупа. Хотя тело Луковоза убрали, запах еще не улетучился. Несколько минут над головами слышались шаги Новикова, маскировавшего вход, потом все стихло. Сечин и Долгоносов остались в кромешной темноте. Они слышали только дыхание друг друга. Офицеры сидели, прислонясь спинами к стене, чувствуя локоть друг друга. Время будто остановилось для них. Иван Иванович почти физически ощущал глухую, давящую уши тишину. Неожиданно Сечин услышал едва уловимый ритмичный звук и, не понимая, что это, легонько толкнул Долгоносова. Со стены отвалился кусок земли, с тихим шорохом посыпался песок. Ритмичный звук исчез, потом послышался снова. Казалось, где-то падают капли воды. Иван Иванович напряг слух. Проходила минута за минутой, а звук не исчезал, становился четче. "Часы!" - мелькнула мысль. Сечин улыбнулся и поднял руку. Маятник часов стучал так громко, будто на руке Ивана Ивановича находились по меньшей мере стенные ходики с гирями. "Ну и тишина здесь", - подумал майор. Ивану Ивановичу хотелось курить, и он позавидовал некурящему Долгонссову. Сечин старался не думать о папиросах: шпион мог почувствовать запах дыма и догадаться о засаде. Сидеть было неудобно, отекали то ноги, то руки. Майор поднимался с места, стараясь не шуметь, делал гимнастические упражнения, чтобы разогнать застоявшуюся кровь. Капитан Долгоносов не двигался, будто окаменел. Наконец забрезжил рассвет. В углу блиндажа, где находилась амбразура, появилось серое пятнышко, величиной с трехкопеечную монету. - Утро, - склонившись к уху Долгоносова, сказал Сечин. Тот кивнул, достал термос и налил в кружку горячее кофе. - Пейте, товарищ майор. Днем время шло быстрей. По очереди офицеры вздремнули. У Ивана Ивановича побаливала голова от затхлого воздуха, ломило суставы. Он восхищался выдержкой Долгоносова. Капитан сидел почти не двигаясь, обхватив руками колени. Слыша его розное дыхание, можно было подумать, что Долгоносов спит. Но Иван Иванович чувствовал, как реагирует капитан на малейший шорох. Он в любую секунду готов был вскочить на ноги. Долго молчавший капитан неожиданно повернулся к майору и сказал негромко: - Вот мы часто говорим: ненависть к врагу... Мне это чувство хорошо знакомо. Но сейчас у меня к этому чувству примешивается еще свое, глубоко личное... Это трудно передать словами... Я, гражданин своей страны, вынужден здесь, у себя дома, прятаться, хорониться... Это необходимо, и я готов делать все, что нужно... Но сейчас я ненавижу врага вдвое сильней. - Я понимаю вас, капитан, - отозвался Сечин. - В открытом бою, лицом к лицу драться легче. А разведчику, кроме других качеств, нужна еще выдержка. Очень нужна... У вас она есть. Светлое пятнышко в углу блиндажа постепенно тускнело. Над землей опускался вечер. Где-то там, на поверхности, горела заря. "Мятежный", судя по времени, готовился к выходу в море. Сечина удивляла настойчивость, с которой иностранная разведка следит за эскадренным миноносцем. Видимо, сведения о новом вооружении были кому-то очень нужны. Иван Иванович обнаружил вдруг, что думает с закрытыми глазами. Это никуда не годилось. Так можно уснуть. Он поднялся и принялся с силой махать руками. Хозяина блиндажа ждали после полуночи, но шаги над головой послышались гораздо раньше. Офицеры вытащили пистолеты, проверили, не попал ли песок, земля; спустили предохранители. Зашелестела разгребаемая листва, чуть скрипнул отодвигаемый камень. Что-то треснуло, и в тишине звук этот показался таким громким, что Иван Иванович вздрогнул. В том месте, где был камень, блеснули звезды. От свежего ночного воздуха, ворвавшегося в блиндаж, у Сечина на мгновение закружилась голова.

У входа в подземелье на фоне неба вырисовывался темный силуэт. Человек постоял несколько минут, будто прислушиваясь. Потом он решительно прыгнул в блиндаж. Офицеры разом включили фонари, осветили искаженное ужасом лицо. - Руки вверх! - крикнул Сечин, бросаясь вперед. Человек метнулся в сторону, гулко, оглушительно грянул выстрел. Пуля взвизгнула над ухом Сечияа. Майор всем телом навалился на шпиона, выворачивая ему руки. Сверху в блиндаж прыгнул лейтенант Новиков. - Пустите! Сдаюсь! - прохрипел шпион.

ОЧНАЯ СТАВКА

- Вы и сегодня намерены молчать. Вербер? - спросил Радунов, тая в уголках губ усмешку. - Конечно. Я предложила вам условия. Теперь дело ваше. - Как вы узнавали о выходе "Мятежного" в море? Вербер молча пожала плечами. - Введите! - повернулся полковник к лейтенанту Новикову. В кабинет вошел грузный черноволосый мужчина в помятом и грязном костюме. - Вы не знакомы? Вербер быстро оглянулась. Водянистые голубые глаза ее часто-часто замигали, от щек отхлынула кровь. - Все! - махнул рукой полковник. Черноволосого мужчину увели. - Ваш коллега, Вербер, Сидор Загоруйко, грузчик из порта. Он же Мустафа Керим-оглы, резидент иностранной разведки... Вы намерены молчать? - Спрашивайте, - махнув рукой, вяло отозвалась Вербер. - Повторяю вопрос. Как вы узнавали о выходе "Мятежного" в море? - Очень просто. На этом корабле каждый раз ходил капитан 1 ранга Майский. А он имеет привычку спать дока с открытым окном. Окно закрыто на ночь значит его нет. Я следила за этим. А Загоруйко собирал сведения в порту. Он знал, когда грузят на "Мятежный" продукты, топливо. У Загоруйко есть приятель на водолее. Вечером мы сопоставляли факты и почти никогда не ошибались. - В какие часы лодка подходит к нашим водам? - Когда нужно. Даем по радио короткий сигнал. - Потом - инфракрасный прожектор? - Да. На лодке, рядом с перископом, смонтирован принимающий аппарат. Лодка могла принимать сигналы на перископной глубине. К сожалению, на дальнее расстояние передавать прожектором невозможно. - Вы работали вдвоем? - Да. - Когда придет человек для связи? - Через два дня. Но он не придет. Он будет ждать сигнала. - Не беспокойтесь, Вербер, прожектор продолжает работать, - усмехнулся Радунов. - Мустафа Керим-оглы оказался разговорчивым. - Мне все равно... Я знала, что он за человек. После этой операции я все равно отделалась бы от него. - После какой операции? - Как только стали бы известны данные о новом оружии на "Мятежном". - Зря надеялись! - Радунов переглянулся с Сечиным, и оба улыбнулись. Испытание нового оружия уже проведено на другом корабле. - А "Мятежный"? - в голосе Вербер звучало удивление. - С тех пор, как была обнаружена лодка, эсминец ходил в море специально для того, чтобы ввести вас в заблуждение. Надо же было дать вам работу. И лодку мы не трогали только ради этого. - Значит, ловушка? - Просто хитрый ход. И вы попались на эту приманку. - Хитрый ход, - повторила Вербер, ломая тонкие белые пальцы. - Я подозревала... С того дня, как на рынке ко мне подошел молодой человек... Он назвался агрономом, а сам говорил "так точно", и выправка у него была военная... Тогда я подумала, что за мной следят... И долго, слишком долго не производилась стрельба на эсминце... Я очень устала, гражданин полковник. Разрешите мне отдохнуть. - Идите. Вам принесут бумагу и чернила. Изложите вашу биографию. С подробностями. Вспомните все явки, шифры, имена, факты. Вербер, устало опустив плечи, пошла к двери. Радунов и Сечин остались вдвоем. - Вы читали показания Керим-оглы? - спросил полковник. - Читал. - Поняли, в чем наша ошибка? - Понял. Вначале мы принялись разматывать не тот клубок. - Верно. - Радунов неторопливо ходил по мягкому ковру. -У нас были две исходные точки - Луковоз и убийство Ляликова. И мы пошли по наиболее легкому пути, хотя Луковоза мы только подозревали, а в деле Ляликова преступление было налицо. - Жаль Луковоза, - вздохнул Сечин. - Такая трагическая смерть! - Между прочим, фотограф ведь давно собирался пройти по электрической линии. Помните, он говорил об этом лейтенанту Горегляду? - Помню. - В ту ночь, когда вы были у павильона, свет померк снова. Луковоз вылез из окна - окно-то к линии выходит - и пошел на холм. Возле одного из столбов он увидел бамбуковую палку. Провод привел его в блиндаж. Керим-оглы неожиданно ударил его лопатой... Вы сообщили Наташе Дунаевой, что Луковоз погиб от руки врага? - Сообщил. - А ведь она молодец, Иван Иванович. Верила, что ее любимый - честный человек. Под окнами на улице засигналила машина. Радунов спрятал в сейф бумаги, надел фуражку. - Ну, что же, Иван Иванович, поедем на "Мятежный". Узнаем у капитан-лейтенанта Дунаева, как прошли испытания. Он вчера вернулся из командировки. Посоветуемся с моряками, как лучше провести последнюю операцию.

ПОСЛЕДНЯЯ ОПЕРАЦИЯ

Мыс оканчивался крутой осыпью. Радунов, Сечин и Долгоносов стояли на самом краю обрыва. Снизу доносился плеск волн. Слева мерцали вдали огни города, и отраженные огоньки прыгали на дегтярно-черной воде. - Пора, - сказал полковник, посмотрев на часы. - Ну, Иван Иванович, ни пуха ни пера, как говорится. Желаю удачи! Пожав руку Радунова, Сечин и Долгоносов спустились вниз по крутой деревянной лесенке. Навстречу им из темноты выдвинулись двое. - Все готово? - спросил майор. - Так точно. Ваш тузик здесь. - По местам! Сечин и Долгоносов сели в маленькую двухвесельную лодку. Буксирный канат, закрепленный на носу тузика, натянулся, и лодка плавно отошла от берега. Было так темно, что Иван Иванович с трудом различал силуэты двух шестивесельных ялов, идущих впереди, один из которых и буксировал тузик. Шлюпки двигались бесшумно, ни плеска весел, ни скрипа уключин. Недаром моряки готовились к этому походу весь день. Иван Иванович опустил руку в теплую воду, и она с легким журчанием заструилась между пальцев. По сопротивлению воды Сечин понял, что тузик движется быстро. План ночной операции был разработан до малейших деталей, но Иван Иванович еще и еще раз перебирал в памяти: не упущено ли что-либо. Вчера из старого блиндажа на подводную лодку от имени Керим-оглы было передано сообщение о том, что задание выполнено. Ночью лодка должна была подойти к условленному месту, чтобы принять на борт двух человек. Точка всплытия лодки находилась в пределах наших территориальных вод. Операцию решено было провести на шлюпках, чтобы вражеские гидроакустики не уловили шума винтов кораблей, а радиолокация противника не обнаружила их. Важно было попасть на лодку хотя бы двум человекам... - Главное люк, - шепотом сказал Сечин. - Не дать закрыть люк. Слышите, капитан. - Да. Я знаю. Долгоносов улыбался. Хорошее настроение не покидало его с той минуты, когда Радунов разрешил ему идти на ответственное задание вместе с Сечиньм. Капитан тяжело переживал свою неудачу с женщиной на рынке. Ему хотелось загладить свою ошибку. Понимая его состояние, Иван Иванович сам попросил полковника послать на задание именно Долгоносова. Майор вытащил руку из воды и насухо вытер ее носовым платком. Капитан перегнулся было через борт, но Сечин остановил его. - Не мочите руки. Будете грести - сразу мозоли натрете. Тузик все сильней покачивался на встречных волнах, и по этой качке Иван Иванович понял, что они отошли от берега довольно далеко. Обернувшись, он не увидел уже огней города. Только одинокий огонек маяка мигал в стороне мыса. Казалось, огонек висит в воздухе. "Жалко, нету туч", - подумал Иван Иванович, оглядывая небо, похожее на черный бархатный полог, усыпанный бесчисленными золотыми блестками звезд. Путешествие на буксире продолжалось долго. Наконец шлюпка, идущая впереди, замедлила ход и остановилась. Тузик очутился рядом с ее кормой. К Сечину наклонился лейтенант Горегляд, командовавший ялом, протянул микротелефонную трубку. - Вас вызывает капитан первого ранга, товарищ майор. Сечин прижал к уху теплую трубку. - Слушаю. - Иван Иванович, "приятель" ведет себя хорошо, - послышался веселый голос Майского. - Он очень аккуратен и делает все, как обещал нам. Сечин усмехнулся. Он ясно представлял себе, что делается сейчас на "Мятежном", стоявшем у выхода из бухты. Майский и Радунов находятся в боевой рубке, акустик то и дело докладывает им о курсе подводной лодки и дистанцию до нее. Если "приятель" действительно аккуратен, то до момента всплытия осталось всего десять минут. Радиометристы сообщат Майскому о появлении лодки на поверхности. Майор не спускал глаз со светящейся стрелки часов. Осталось шесть, пять, четыре минуты... В трубке снова раздался голос Майского. - Все, - произнес он, и на этот раз голос его звучал очень серьезно. Горегляд уже успел отвязать буксирный конец. Сечин руками оттолкнулся от шершавого борта шлюпки, и тузик, подгоняемый веслами Долгоносова, быстро заскользил по темной воде. Иван Иванович переводил взгляд с прыгающей стрелки компаса на часы. "Пора!" - решил он, доставая из кармана электрический фонарь. "Раз, два, три", - считал Сечин, нажимая на кнопку. Три проблеска - так говорили на допросе Свистунов и Мустафа Керим-оглы. С замиранием сердца ждал Иван Иванович ответных сигналов. Он смотрел вдаль, а тусклый, едва заметный синий огонек мелькнул дважды совсем рядом. Майор нажал кнопку еще раз и положил фонарь на дно тузика. Напрягая зрение, он увидел впереди длинную черную массу, возвышавшуюся над водой. Казалось, огромное морское чудовище появилось перед ним. - Кто идет? Человек спросил по-русски, но с сильным акцентом. - У нас нет флага, - ответил Сечин установленный пароль. Прямо перед собой он увидел рубку лодки, стойки лееров, толстую колонку перископа. На мостике стояли двое: один в шляпе, другой в военной фуражке. "Тот, что в шляпе, знает связного в лицо!" - сообразил Сечин. Тузик ударился носом в железный борт. Долгоносов легко, одним прыжком вскочил на палубу. К Ивану Ивановичу склонился человек в шляпе, сказал сердито: - Не мешкайте. Давайте руку! Сечин почувствовал в своей ладони тонкие, горячие пальцы и вдруг, откинувшись назад всем телом, дернул руку на себя. Человек охнул и полетел в воду. Майор не удержался в покачнувшемся тузике, свалился на дно. На мостике лодки раздался выстрел. Офицер упал, а Долгоносов исчез в открытом люке. С трех сторон вспыхнули огни прожекторов. Сильные, голубоватые лучи рассекли темноту и уперлись в лодку. Карабкаясь на мостик, Сечин краем глаза увидел несколько шлюпок, вырвавшихся из темноты. Одна из них уже подошла к лодке. В воде барахтался человек. Очутившись на мостике, Сечин бросился к люку. Внутри лодки, гулко, как в пустой бочке, раздавались выстрелы. Кто-то оттолкнул майора в сторону. Горегляд и человек пять матросов с молниеносной быстротой, скользя руками по поручням вертикального трапа, исчезли в провале люка. Иван Иванович последовал за ними. Сверху на голову ему съехал еще кто-то, сбил фуражку. В нос ударил тяжелый, спертый воздух. Тускло горели электрические лампочки, блестели ручки, стекла приборов. Возле самого трапа неподвижно лежал лицом вниз человек в чужой форме. В носовой части глухо прозвучали еще два выстрела. Слышались крики, команды. Сверху в люк продолжали один за другим скатываться матросы с пистолетами в руках. Они исчезали в соседних отсеках. "Кажется, конец!", - весело подумал Иван Иванович.

Минут через двадцать Сечин поднялся на мостик. Следом за ним с помощью матросов выбрался капитан Долгоносов. Плечо его во время короткой схватки было пробито пулей. Ему уже наложили повязку. Наверху было светло, как днем. Уже не три, а пять прожекторов, скрещиваясь лучами, освещали лодку. Несколько морских охотников стояли поблизости. Команда лодки под конвоем наших матросов грузилась в шлюпки. Возле борта покачивалась на воде серая шляпа. На мостике лодки под охраной моряков стоял человек в гражданском костюме. С одежды его скатывались на палубу капли воды. Он вертел головой, стараясь отвернуть лицо от слепящих лучей. - Удивительное дело, товарищ майор, - сказал Долгоносов, улыбаясь и морщась от боли. - Вы заметили, что все преступники не могут переносить яркого света? - Нормальное явление, капитан. Хищнику нужна ночь. Это закон природы, отозвался Сечин. - Смотрите, это же "Мятежный" подходит?! К лодке малым ходом приближался длинный стройный корабль со скошенной назад мачтой. На эскадренном миноносце спускали шлюпку, она висела на талях, почти касаясь воды. Иван Иванович увидел Радунова и Майского, стоявших возле борта. На мостике корабля высилась богатырская фигура капитана 3 ранга Басова. Командир "Мятежного" кричал что-то в мегафон и приветливо махал Сечину рукой.