В настоящее время уже никого не приходится убеждать, что в СССР диссидентов часто признавали душевнобольными. В бывшем СССР открыто на эту тему стали говорить после того, как делегация психиатров США представила (1989 г.) Государственному департаменту США и Комиссии по безопасности и сотрудничеству в Европе доклад по оценке перемен в советской психиатрии. В этом докладе американские психиатры пытались объективно оценить диагноз, обоснованность проводимого лечения, а также полноту защиты юридических прав группы политических диссидентов, направленных на принудительное лечение в психиатрические больницы.
Помещение этих людей в психиатрические больницы и содержание их там привлекло внимание многих западных наблюдателей, обеспокоенных вопросами соблюдения прав человека. Психиатры американской делегации провели переосвидетельствование 27 пациентов, 15 из которых оставались в стационаре, а 12 уже были выписаны. Клиническая диагностика проводилась по американским (DSM-III-R) или по международным (ISD-10, проект) критериям. Среди 12 пациентов, выписанных из больниц к приезду американских психиатров и находящихся на учете в психоневрологических диспансерах, только у 3 отмечались слабо выраженные симптомы, которые в западных странах не повлекли бы за собой госпитализации, а у 9 не было найдено признаков какого-либо прошлого либо текущего заболевания. При обследовании 15 пациентов, находящихся на стационарном лечении, диагнозы американских и советских психиатров совпали лишь в 9 случаях. Обзор всех 27 случаев продемонстрировал высокую частоту диагноза «шизофрения». Из 27 пациентов 24 были направлены с этим диагнозом на принудительное лечение, однако при совместном осмотре американскими и советскими психиатрами он был подтвержден только у 10 пациентов. С точки зрения американской группы, проблема гипердиагностики давала о себе знать не только при диагностировании шизофрении, но и при установлении диагноза других состояний (шизофрения в стадии ремиссии, психопатия). Некоторые из симптомов, включенные в советские диагностические критерии вялотекущей шизофрении и других заболеваний, по американским и международным диагностическим стандартам неприемлемы для диагностирования указанной психопатологии. Так, например, к болезненным проявлениям относили «идеи реформаторства, повышенное чувство собственного достоинства, повышенную самооценку» и т. д. По мнению американских психиатров, отсутствие четких диагностических критериев и широкий диапазон диагностических концепций способствовали злоупотреблению психиатрией в политических целях.
В 1991 г. в рамках М3 Украины (С.Ф. Глузман, Г.И. Головаха, Н.В. Панина) был проведен опрос 568 врачей различных психиатрических служб. Только 50 % опрошенных считали возможным публиковать материалы о злоупотреблении психиатрией, рассматривая это как условие ее оздоровления. При этом каждый четвертый не желал обнародования случаев жестокости и беззакония, а каждый десятый предпочитал видеть врагов психиатрии в тех, кто сообщает о фактах содержания в психиатрических больницах здоровых людей.
В настоящее время проблема заключается не только в том, чтобы осудить прошлые злоупотребления психиатрией в политических целях, способствующие усилению вполне понятной осторожности и даже страха перед психиатрией, характерного и для современного общества. Значительно важнее обсудить вопрос о том, возможно ли повторение подобного, какие факторы привели к столь плачевной дегуманизации одного из сложнейших направлений медицинской практики.
Вовсе необязательно, чтобы человек вступал в борьбу с «могущественным государством». Достаточно конфликта с должностным лицом или даже с близким родственником, — и вот в чьей-то голове возникает решение расправиться с неугодным при помощи психиатрии. Ведь это так просто — оговорить человека, объясняя его необычное поведение с позиции «кривой логики», обвинить в странностях. Легче всего в неправильной диагностике и установлении диагноза обвинить тоталитарную систему, воспитавшую в психиатрах, как и в иных членах общества, беспринципность, конформизм, страх и т. д. Но любая политическая система состоит из отдельных индивидуумов, одни из которых отдают жизнь за принципы тоталитарного коммунизма, а другие тихо либо громко не соглашаются с этими принципами. В одно и то же время по разные стороны баррикад стояли Г.В. Морозов, Д.Р. Лунц и пострадавшие от произвола системы Петр Григоренко, Жорес Медведев, Владимир Буковский, Наталья Горбаневская и другие.
Психиатрия — область медицины, наиболее уязвимая с социальной точки зрения и потому основное внимание психиатры должны уделять защите своей независимости, не позволять государству, превращая их в инструмент политического или социального давления, нарушать тем самым права человека.
Использование психиатрического диагноза в политических целях — прямое следствие присущей любым тоталитарным обществам установки на обесценивание человека как личности, имеющей право на чувство собственного достоинства, право на индивидуальные психологические за-коны собственной жизни и право быть автором ее развивающихся сюжетов.
Деиндивидуализированный существующим политическим режимом или любой идеологией человек становится легко управляемым объектом, который готов к выполнению любых приказов, к любым «Долой!» и «Да здравствует!». Превращение человеческой индивидуальности в социально одобряемый марионеточный стандарт очень удобно для формирования иллюзорных представлений и убеждений, которые, нередко становясь искренними заблуждениями людей, поддерживают разномастные культовые режимы.
Неудивительно, что в условиях государственного вето на проявление индивидуального начала (мнения, взглядов) любое отступление от политически санкционированного стандарта в поведении и словах человека могло расцениваться и расценивалось как отклонение от некой социально одобряемой психической нормы. Индивидуальность человека как таковая, его психологическая уникальность и любая психологизация вообще постепенно становились лишними, просто неуместными, а потом и опасными.
Прошло немало времени, и индивидуальную психологию стали как бы открывать заново. Вместе с тем «психологизация» все еще сохраняет свою «скомпрометированную» репутацию. Можно сказать, что она реабилитирована лишь частично. В психиатрии, например, мнение психолога часто снисходительно признают, но при этом воспринимают как малокомпетентное мнение параспециалиста.
К использованию психологических методов в психиатрической диагностике (в СССР, а потом — в странах СНГ) стали прибегать не так давно. К психологии как науке у многих психиатров до сих пор еще не сформировано объективное (или сохраняется скептическое, даже дилетантско-скептическое) отношение. Скептики и скептики-дилетанты, например, инкриминируют психологии чрезвычайную субъективность, которая, по их мнению, и определяет невысокий статус психологии в диагностической и психотерапевтической практике, а, скажем, в судебно-психиатрической экспертизе позволяет ей рассчитывать всего лишь на статус искусства и ремесла.
Однако такие скептики упускают из виду, что у психологии и психиатрии одна общая область познания врачевания — психика человека, его душа. Они также упускают из виду и то, что в познании души человека еще надо суметь подняться до уровня искусства и искусного ремесла. Кроме того, искусство часто опережает науку, подсказывая ей гипотезы исследований, интуитивно постигая и принимая во внимание тонкие нюансы душевных проявлений. Не будь этого, человек лишился бы права на свое индивидуальное своеобразие и долго ждал бы, пока какая-то его особенность (скорее всего, нетипичная, нестандартная и проблемная) не будет подтверждена в статистически достоверной выборке. И это — в лучшем случае. В худшем же человеку трудно надеяться, что его индивидуальное своеобразие признают действительным и даже адекватным.
О роли и месте психиатрии и психологии в психодиагностике индивидуального своеобразия личностно-поведенческих особенностей говорить можно долго, можно даже поспорить о приоритетах. Разногласия по этим вопросам, особенно по тем, которые тесно связаны с проблемой диагностических стандартов психиатрических оценок нестандартного поведения и мышления (стандартизация нестандартного?!), напоминают печально известный период, когда инакомыслие диссидентов считалось в психиатрии психической патологией.