Лос-Анджелес, 1980 год

Он вышел на балкон и облокотился о перила, вдыхая свежий ночной воздух. В квартире своего друга, где Дэн сейчас находился, играла музыка, сливаясь с гулом людских голосов. На день рожденья Роберта Монтгомери собралось немало гостей. Но Дэн немного устал от шума и большого количества людей, и ему захотелось несколько мгновений побыть в тишине, послушать звуки ночного города, подумать.

Темно-синее небо было сплошь усеяно мелкими точками. Это — звезды. Мужчина вспомнил, что говорил ему отец в детстве, когда укладывал спать: "Каждая небесная звездочка — это лампочка, которую Бог зажигает, когда рождается человек. Если звезда гаснет, значит, кто-то умер; гаснет небесная лампочка. Нужно загадать желание, и оно обязательно сбудется. Только желание это должно быть чистым и светлым, как сами звездочки…"

Так уж получилось, что в шесть лет Дэн остался без матери. Он рос одиноким ребенком в роскошном особняке, окруженный сонмом слуг, готовых выполнить любое его желание. Отца он видел редко, поскольку Джефферсона Уайтхорна, сурового, властного человека, интересовала только семейная ювелирная компания "Уайтхорн Интерпрайзис". После смерти жены Джеффа, казалось, перестала волновать собственная семья в лице его единственного сына. Он целиком и полностью сосредоточился на преумножении капитала компании: ездил по всему миру в поисках выгодных контрактов, открывал филиалы по всем штатам. Даже в Дэне он видел только наследника своей корпорации. Вот и получалось, что компания превращалась в огромную много миллиардную корпорацию, известную не только в США, но и в Европе, а единственный сын Джеффа все больше отдалялся от него, все больше страдал от одиночества и… все больше ненавидел своего отца и его компанию.

Дэн был еще слишком маленьким, чтобы полностью осознать все происходящее внутри себя и вокруг. Он не понимал тех чувств, которые испытывал к отцу, не желал понимать отца, который тоже был одиноким. Наверное, в силу именно этих душевных переживаний и подобным образом сложившихся обстоятельств Дэн стал таким, какой он есть. С самого детства он создавал свой собственный мир, в котором не было места миллиардам отца и его многочисленным лицемерным родственникам. Дэна больше всего бесило поведение отца в отношении семьи: Джефф очень высоко ценил родственные связи, выставлял напоказ общественности свое благосостояние и благополучие. Он постоянно устраивал торжественные приемы исключительно для себя, своих братьев и всех дядюшек, тетушек, кузенов и кузин. То, что происходило в душе его единственного ребенка, его не волновало. Уайтхорн-старший искренне считал, что раз у сына есть все самое лучшее, значит, у него все в порядке.

Но у Дэна было не все в порядке. Он рос замкнутым, тихим и одиноким. Казалось, это не смущало его до тех пор, пока он не пошел учиться в колледж. Там он понял, что сильно отличается от других детей. Джефф выбрал для своего сына самый лучший частный колледж, и тем не менее Дэну было там весьма неуютно. Безусловно, все его одноклассники тоже были далеко не бедными, но они почему-то избегали его. Учителя и те благоговейно относились к нему, элементарно боясь иной раз сделать замечание за малейшую провинность. И все же Дэн сумел найти себе пару друзей, с которыми ему было комфортно.

Чем старше становился Дэн, тем больше он конфликтовал с отцом. Они по-прежнему не понимали и не хотели понимать друг друга. Джефф все так же был глубоко убежден, что строит будущее для сына, а сын и слышать не желал об этом будущем. Очередной конфликт вышел у отца и сына, когда Дэн учился последний год в колледже и думал о дальнейшем образовании. Отец настаивал на том, чтобы Дэн поступил в Гарвард на юридический факультет, а он отказывался. Не столько из-за того, что не хотел там учиться, сколько из-за того, что отец не желал прислушаться к его собственному мнению. В тот день они сильно поругались. Джефф до крика отстаивал свое мнение, а Дэн до хрипоты пытался убедить отца, что вполне взрослый и может самостоятельно принимать важные решения. Никто не хотел уступать. В итоге Дэн заявил, что уйдет из дома, а отец встал на пороге и ответил, что Дэн будет жить в его доме до тех пор, пока ему не исполнится 21 год — потом пусть делает, что хочет. Джефф не знал, что своим упрямством Дэн пошел в него. Тайком от отца он подал заявление на поступление в летную академию. Джефф узнал об этом, когда Дэн успешно сдал вступительные экзамены и прошел конкурс. Его выбрали из 20 человек, претендующих на это место. Джефферсон был в ярости!..

Изменить текущие события было уже не в его власти. Сын все больше уходил из-под его контроля. Скрепя сердце Джеффу пришлось смириться с решением Дэна, но он был убежден, что со временем это стремление к противоречиям у Дэна пройдет, что он сам потеряет интерес не только к стычкам с отцом, но и к летной академии. Однако Джефф просчитался. Дэн был будто весь соткан из противоречий по отношению к нему. Что бы Джефф ни предложил сыну, тот все воспринимал в штыки. Так случилось, когда Дэн уже учился на третьем курсе летной академии. Джефф давно уже задумывался о женитьбе сына и даже присмотрел ему невесту — очаровательную дочь английского ювелира, своего партнера по бизнесу, Элизабет Паркер. Молодые люди несколько раз виделись, нравились друг другу, всегда с удовольствием общались. Но о том, чтобы жениться на ней, Дэн не думал никогда, ибо она не вызывала у него никаких чувств, кроме дружеских. А их родители мечтали вместе с браком детей объединить и свои корпорации. От Дэна все это до поры до времени скрывалось. Узнал он о намерениях своего отца случайно от дяди Эдварда, когда тот по рассеянности своей проговорился.

Эта капля переполнила чашу терпения Дэна. Он изо всех сил старался ладить с отцом, поддерживать хоть какое-то подобие семьи. Но это намерение отца пресекло все его попытки. Не дожидаясь окончания обучения в академии и уж тем более не спросив благословения Джеффа, Дэн женился на своей хорошей знакомой — Долорес Гленарван. Их брак стал очередной выходкой Дэна Уайтхорна в его стремлении досадить и отомстить отцу. В довершении всего Дэн после бракосочетания позвонил в редакцию известного журнала и сам предложил журналистам подробное интервью о своей "скоропостижной" женитьбе и фотосессию. В его намерения входило устроить все так, чтобы Джефф узнал о свадьбе сына от третьих лиц, а не от него самого. Замысел Дэна полностью удался. Скандал вышел грандиозный! Джефф метал гром и молнию, срывался на крик, швырялся вещами, орал на прислугу, в то время как на подступах к особняку дежурили жаждущие журналисты. А сын спокойно заявил ему:

— Теперь ты понимаешь, что я чувствовал, когда узнал, что ты хочешь женить меня без моего ведома?

Джефферсон поднял на него сверкающие гневом голубые глаза и процедил сквозь зубы:

— Убирайся вон из моего дома!

— Мне негде жить с женой, — невозмутимо ответил Дэн. — Я, конечно, могу немного пожить у дяди Эдварда или у дяди Ричарда, но их гостеприимство не вечно. Да и что скажут журналисты, когда узнают, что ты выгнал меня из дома всего лишь потому, что я женился по любви?..

В ответ Джефф скрипнул зубами и швырнул на стол договор о купле-продаже квартиры, которую собирался подарить сыну на день рожденья.

— Спасибо, папа, — медленно растягивая слова проговорил Дэн. — Спасибо за все!

И спокойно вышел из кабинета. Об дверь кабинета грохнулось что-то тяжелое — отец опять выпускал пар…

После этого скандала Дэн и Джефф не разговаривали целый год. Всякие попытки примирить отца и сына отвергались категорически. Даже Эдвард и Ричард отказывались принять в этом бесконечном споре чью-либо сторону. Дэн жил со своей женой в роскошной квартире на Хайд-стрит, подаренной ему отцом. Продолжалось его обучение в летной академии, началась стажировка в Лос-анджелесском филиале компании "Пан-Американ Эйрлайнз", в отделе грузовых перевозок. Именно в тот период жизни Дэн и познакомился с Робертом Монтгомери, Максвеллом Колфилдом, Бенджамином Спадсом и Клайвом О'Ниллом. А спустя некоторое время — на последнем году обучения и стажировки его начали отмечать как лучшего стажера. Клайв О'Нилл договорился с начальником курса, на котором учился Дэн, чтобы ему предложили работу в "Пан-Американ Эйрлайнз" по окончании обучения.

А в день рожденья Дэна, когда ему исполнилось 22 года, на пороге квартиры на Хайд-стрит появился Джефф с мольбой о прощении. У Дэна и Долорес было небольшое торжество — они пригласили друзей. Дэн — Роберта Монтгомери, Максвелла Колфилда и Бена Спадса, а Долорес — своих подруг, а потому оба немного растерялись, увидев на пороге непрошенного гостя.

Разговор отца и сына после целого года молчания и забвения получился долгим и трудным, даже гости не выдержали и разошлись. Долорес со страхом ждала исхода этой беседы, поскольку искренне считала, что она была виновата в разладе Дэна и его отца. Но все закончилось благополучно — по крайней мере на этот раз. Отец и сын нашли компромисс в своем многолетнем споре, так и не поговорив о главном. Джефф примирился с выбором Дэна — как в отношении жены, так и в отношении карьеры, а Дэн согласился стать членом совета директоров корпорации "Уайтхорн Интерпрайзис". В семье Уайтхорн наконец воцарился мир. Жизнь входила в прежнюю колею. Дэн с успехом окончил летную академию и устроился на работу в компанию "Пан-Американ Эйрлайнз", в отдел грузовых перевозок под руководством Клайва О'Нилла. Он летал в составе экипажа N 14, в который помимо него входили Максвелл Колфилд и Бенджамин Спадс. Как-то сразу получилось, что все трое стали друзьями, но лидером в их компании был Дэн. Карьера Дэна строилась так же успешно, как и обучение. Он быстро перешагивал с одной ступени на другую, пока не добрался до ее вершины. В 28 лет он уже был командиром корабля. На его форменном кителе было четыре нашивки, а это означало, что он имеет право возглавлять и международные рейсы. Друзья не завидовали Дэну, хотя на его месте мечтал оказаться любой летчик. Они просто работали вместе, были не только экипажем корабля, но и хорошо отлаженной командой. Уайтхорн прекрасно ладил и с другими летчиками, и с начальством. Если летчики собирались вместе на какой-либо вечеринке, Дэн как-то незаметно становился центром всеобщего внимания. Его неподражаемое обаяние делало его душой компании. Он всегда был приветлив, вежлив, доброжелателен, искренен со своими друзьями, всегда по необходимости старался им помочь, ничего не прося взамен. За это его любили и уважали. Со стороны все выглядело просто идеально: сын известного ювелирного магната не желает прослыть папенькиным сынком, прожигая жизнь в ночных клубах и казино, а сам зарабатывает себе на жизнь, сам выбирает свой путь. А вот Долорес так не казалось.

Она, конечно, с самого начала понимала, что рано или поздно брак, построенный на одном лишь стремлении отомстить отцу, даст трещину. Удивительно было, как еще они ухитрились прожить восемь лет в мире и согласии. Наверное, потому что оба еще были слишком молоды и не придавали большое значение вещам, на которые следовало обращать внимание. Чем дольше по времени Дэн работал в "Пан-Американ Эйрлайнз", тем больше он влюблялся в свою работу. Жене лишь оставалось терпеливо ждать его возвращения из очередного полета. Она честно старалась понять мужа, даже искала причины их отдаления друг от друга в себе, но потом поняла, что это пустая трата времени. Дело было вовсе не в ней и даже не в Дэне, а в том, что их брак исчерпал себя вместе с конфликтом Дэна со своим отцом. Как только Джефферсон Уайтхорн всерьез принял все решения своего сына, Дэн потерял интерес к своему "непримиримому" браку. Жаль только, что такого не случилось и по отношению к его работе. Но здесь Долорес не имела права упрекать мужа, ведь они оба прекрасно знали, что в основе их семьи никогда не было любви. Поэтому разошлись они спокойно, мирно, без истерик и скандалов. Долорес не требовала от мужа больше, чей ей причиталось, но он, как истинный джентльмен, оставил ей весьма приличную сумму, которой ей с лихвой хватило бы на несколько лет.

Сейчас уже год как Дэн был разведен и снова считался одним из самых завидных женихов. Но отец из страха окончательно потерять сына даже не намекал на то, что хотел бы видеть его женатым. Джефф, можно сказать, пустил все на самотек. Со временем, думал он, Дэн сам придет не только в особняк на Грин-стрит, но и к управлению "Уайтхорн Интерпрайзис". А пока пусть живет, как хочет. Ведь не зря говорят: если хочешь вернуть человека, лучше отпусти его. Так и повелось: Дэн следовал велению своего сердца, а Джефф постепенно возвращал его в семью.

— Вот ты где! — Услышал он женский голос. — А я уже думала, что ты сбежал от меня.

— Ну, куда же я мог сбежать от тебя и Роберта?

— Кто знает, что у тебя на уме?.. — Загадочно улыбнулась Клер Хьюстон, убирая прядь волос с его лба.

Он притянул ее к себе и коснулся губами ее губ.

— Может, поедем домой? — Предложила молодая женщина.

— Нет, не сейчас, — возразил он. — Будет невежливо, если мы, побыв всего пару часов у нашего общего друга, откланяемся. Он подумает, что нам не нравится его общество.

— Звучит, как отговорка, — произнесла Клер, глядя в голубые глаза. — Неужели ты боишься остаться со мной наедине?

— У тебя слишком богатое воображение.

— Вот как! Хорошо же ты меня знаешь!

— Больше, чем ты думаешь.

В словах звучали веселые нотки, но Дэн говорил искренне, и мисс Хьюстон прекрасно это понимала. С того памятного дня их знакомства, а это было почти год назад, она поставила себе цель — выйти за него замуж. Разумеется, она не любила его и не думала, что вообще способна кого-то полюбить. Всю свою жизнь Клер, наверное, только тем и занималась, что мстила мужчинам, встречавшимся на ее пути за себя и за мать, которую в шестнадцать лет изнасиловали какие-то негодяи. Результатом этого насилия стала беременность, но врачи строго-настрого запретили делать аборт… Матери Клер пришлось родить этого ребенка, но она всей душой ненавидела малыша, которого носила. Она еще больше возненавидела девочку, родившуюся очень красивой и крепкой, и тогда стало понятно, что ее минуют все болезни и катастрофы. Клер росла заброшенной, ведь мать практически не обращала на нее никакого внимания — только кормила и одевала ее.

Когда девочке исполнилось пять лет, она отправила ее в Лондон, в одну из тех школ, в которых очень строгая дисциплина и хорошее образование. Она навещала свою дочь раз в полгода, платила за школу и привозила ей одежду, не замечая, что девочка с каждым ее визитом становится все более и более красивой. Именно в Лондоне Клер и познакомилась с человеком, который на всю жизнь стал ее покровителем, ее другом, ее старшим братом, — Робертом Монтгомери. Американец итальянского происхождения, он тоже учился в английской школе, и, несмотря на то, что обучения мальчиков и девочек там было раздельным, они все-таки ухитрились подружиться. С тех пор они не расставались. Когда Клер исполнилось семнадцать лет, обучение закончилось, и она вернулась домой, озлобленная на мать за долгие годы одиночества, на свою судьбу, которая, казалось, обделила ее простым человеческим счастьем, и на весь мир. В довершение всех бед мать рассказала ей историю ее рождения и заявила, что теперь их ничто не связывает. Так девушка осталась совершенно одна в огромном городе ангелов, который всегда был для нее чужим. Сначала ее жизнь складывалась так плохо, что у нее частенько возникали мысли уехать обратно в Англию, ведь там она хоть что-нибудь да знала. Но у Клер не было денег на поездку за границу, ведь мать дала ей всего тысячу долларов на первое время, сказав, что больше она не получит от нее ни цента. Жизнь откровенно не ладилась. Но вот однажды, к своему великому счастью, она встретила в Лос-Анджелесе Роберта Монтгомери. Оказалось, что он переехал в Лос-Анджелес и уже давно искал свою подругу. Его родители умерли, и он остался совсем один за исключением дяди в Италии. Но он выбрал Лос-Анджелес для своего постоянного места жительства, потому что знал, что там живет Клер. С тех пор они помогали друг другу, насколько это было возможно.

Это благодаря Роберту Клер нашла отличную работу в фирме по организации праздников и торжеств различного рода. Теперь у нее был свой бизнес в этой сфере и отличная квартира в престижном районе Лос-Анджелеса. Это он познакомил ее со своим другом, Дэном Уайтхорном, — сыном известного ювелира Джефферсона Уайтхорна и военным летчиком. В первые дни их знакомства Клер решила, что Дэн станет очередной жертвой возмездия. Ведь к тому времени ей уже исполнилось двадцать два года, она познала множество мужчин, но совсем не знала, что такое любовь. Жизнь сделала ее жестокой, алчной, беспринципной, на все способной и готовой идти по головам ради достижения своей цели. Она стала холодной и расчетливой. Вместе с материнским молоком она всосала ненависть ко всей мужской братии и мстила любому мужчине, встречавшемуся на ее пути. Клер влюбляла в себя всех, и неважно, кто это был — миллионер с положением в обществе или последний из нищих. С Дэном оказалось все по-другому. Он был не такой, как все, и молодая женщина решила остановить свою вендетту на нем. Богатый наследник, самый красивый и самый желанный мужчина в городе… Да, она, бесспорно, утрет нос всем чопорным миллионершам, которые мечтают выдать за него замуж своих дочерей. Дэн был воплощением всего, к чему она стремилась всю жизнь, — богатства, положения в обществе, бесконечного уважения женщин и галантности. И Дэн был единственным, на ее взгляд, мужчиной, который мог дать ей все это. Она ухватилась за него, как за свое единственное спасение. А что касается любви и детей… Любовь приносит одни страдания, а дети, как правило, бывают потом никому не нужны. И она была самым ярким тому подтверждением…

— Лучше давай вернемся к гостям, — осторожно произнесла она.

— Давай, — с радостью согласился Дэн.

Когда они вернулись в гостиную, Дэн поискал глазами своего друга, но его не было видно среди гостей.

— Не пойму, куда исчез Роберт, — недоуменно сказал он.

— Кажется он встречает очередную гостью, — ответила Клер, глядя на входную дверь, где хозяин квартиры приветствовал какую-то молодую женщину. — Боже мой! Да это же Джессика! — Неожиданно воскликнула она. — Вот это сюрприз!.. Извини, я сейчас…

…- Рад тебя видеть, Джес, — говорил Роберт Монтгомери своей собеседнице. — Я надеялся, что ты успеешь приехать к этому дню, и, как видишь, мои надежды оправдались. Когда ты приехала?

— Сегодня утром, поэтому я к тебе не надолго. Эти поездки за рубеж очень утомляют.

— Понимаю…

Их вежливый обмен любезностями был прерван, когда перед Джессикой возникла Клер.

— Привет, подружка! Вот уж не ожидала тебя увидеть.

— Признаться честно, я и сама не ожидала, что вернусь именно сегодня… Кстати, чуть не забыла: у меня для тебя небольшой презент, Боб, — сказала она, протягивая ему красиво упакованную коробку.

— Благодарю… Но я думаю, что тебе уже надоело стоять в дверях. Проходи. Я представлю тебе гостей, которых ты не знаешь…

Дэн разговаривал с одним из своих друзей, когда взгляд его упал на очаровательную молодую женщину, которая беседовала с Клер и Робертом. Он оборвал фразу на полуслове и уставился на гостью так, словно увидел не обыкновенного человека, а богиню, сошедшую с полотен Тициана. Наверное, среди сотен тысяч людей он узнал бы ее потому, что после первой встречи невозможно забыть такую девушку. На вид ей можно было бы дать лет двадцать; она казалась ровесницей Клер. Изящные черты лица были обрамлены чудесными необыкновенного цвета локонами — и не медно-рыжими, и не золотистыми, а нечто среднее между тем и другим. Стройное грациозное тело обтянуто черным бархатным платьем, благодаря которому цвет ее кожи принимал матовый оттенок. Ухоженные руки — на одной их них он заметил золотые браслеты с рубинами. Кстати, колье на шее девушки полностью гармонировало с браслетами, как и сережки в ушах. Волосы были собраны в "ракушку", а по бокам отдельные пряди спокойно спадали на плечи. Она была восхитительна, хотя, что нашел в ней Дэн восхитительного, он и сам, пожалуй, не сказал бы точно. Ведь с таким же успехом любой мужчина мог бы оценить и его подругу на этом вечере. И однако же его взгляд с восхищением и изумлением изучал каждую деталь ее одежды, каждую черточку ее лица, запоминал и впитывал каждое ее движение. Клер, по-прежнему беседовавшая с Бобом и Джессикой, и не подозревала, что в эти мгновения ее собственное величие, так тщательно взращенное в глазах Дэна, меркнет перед неброской, но неотразимой и неповторимой красотой ее подруги…

Почувствовав на себе его взгляд, Джессика обернулась и вопросительно посмотрела на него. Дэн улыбнулся ей одной из своих обезоруживающих улыбок, перед которой не могла устоять ни одна женщина. Улыбка вызвала ответную улыбку, и через мгновение им, еще не знавшим друг друга, показалось, что они знакомы сто лет.

…- Кому ты так улыбаешься? — Спросила мисс Хьюстон у подруги. — Увидела кого-то из друзей?

— Вообще-то, нет, — ответила Джес. — Я его даже не знаю, но он улыбнулся мне, и я ответила ему улыбкой.

— Это становится интересным, — произнес Роберт. — Кажется, ты не зря сюда пришла.

— Ну, что ты! Я пришла на твой праздник, а не строить глазки первому встречному.

— Я бы сказал, одно другому не мешает, — пошутил мужчина. — Зачастую романтические знакомства происходят именно на таких вот вечеринках.

— И все же я советую тебе найти себе спутника, потому что я, например, здесь не одна, — сказала Клер.

— Я многое пропустила, — улыбнулась ее подруга. — Из-за целого года, проведенного в Египте, я пропустила большие события в жизни своих друзей. Ты обязательно должен рассказать мне, что с тобой случилось за этот год, — обратилась она к Роберту.

— Да мне, собственно, и не о чем рассказывать, — отозвался он, пожимая плечами.

Клер тем временем поманила Дэна к себе и шепнула ему на ухо: "Я познакомлю тебя со своей подругой, о которой рассказывала. Помнишь?.."

Джес взглянула на подошедшего мужчину и вспыхнула. Ведь это он улыбался ей.

— Неужели это он? — Спросила она у Клер. А Дэну показалось, что это короткое и простое слово "он" приобрело какой-то значительный и важный оттенок в устах этой необыкновенной девушки.

— Да, он, — улыбнулась женщина.

— Дэн Уайтхорн, — представился Дэн, не желая дожидаться, пока Клер познакомит их. — А вы…

— Джессика Бичем. Но друзья называют меня просто Джес.

— Надеюсь стать одним из ваших друзей, мисс Бичем.

— Взаимно, мистер Уайтхорн…

Этот обыкновенный обмен любезностями необыкновенно взбесил Клер. Она просто кипела от гнева внутри, но внешне казалась абсолютно спокойной и такой же радушной, как Роберт или Дэн. Ей сразу показалось, что ее наивная и по-своему очаровательная подружка привлекла Дэна, но некоторое время она еще сомневалась. И все-таки однажды перехватив восхищенный взгляд своего спутника, все поняла и не на шутку испугалась, что, возможно скоро лучшая подруга займет ее место рядом с Дэном и в его сердце. А она не хотела терять ни свою единственную подругу, ни мужчину, к которому привязалась больше, чем ко всем остальным вместе взятым. Именно поэтому весь оставшийся вечер она исподтишка наблюдала за этими двумя, и как только они случайно оказывались вдвоем, тоже как бы случайно оказывалась возле них. К тому же она использовала все свои возможности, чтобы увести Дэна домой или в любое другое место — лишь бы оно было подальше от Джессики. От Дэна, в свою очередь, не укрылось то, как она отчаянно старается держать его на расстоянии от подруги, и в конце концов он позволил ей себя увести с вечеринки.

Всю дорогу до дома мужчина молчал, погруженный в какие-то свои мысли. Клер постаралась втянуть его в разговор, но ее попытки не увенчались успехом. Он продолжал упорно молчать, словно наказывая ее за этот вынужденный уход. Бежали томительные минуты гнетущей тишины, и только мягкий гул машины навязчиво врезался в сознание пассажиров. Все же она не выдержала и раздраженно проговорила:

— Знаешь, дорогой, у меня такое ощущение, что я еду домой в полном одиночестве и что у меня появилась странная привычка разговаривать с самой собой.

— Но ведь это не так, — возразил Дэн, продолжая сосредоточенно смотреть на дорогу, блестевшую от света фар.

— И больше ты ничего мне не скажешь?

— А что ты хочешь от меня услышать?

— Что ты любишь меня, что не мог дождаться, пока мы уйдем от Роберта.

— Ты же знаешь, что это неправда, а лгать я не люблю и не умею.

— Ты слишком честный. Когда-нибудь твоя откровенность тебя погубит.

— Не вижу в честности ничего губительного.

— Почему ты всегда со мной споришь?

— Сейчас я не спорю, а разговариваю.

— Хорошие же у тебя разговоры.

— Послушай, Клер, ты сама втянула меня в эту беседу, так что не пытайся сделать меня виновным в твоем плохом настроении. А тебе я скажу вот что: когда-нибудь твоя ревность тебя погубит.

— А причем здесь моя ревность? — Клер ошарашено уставилась на Дэна, думая о том, откуда он мог так легко разгадать причину, по которой они уехали с торжества.

— При том, дорогая, что именно из-за нее мы уехали от Боба. Признайся, ты ведь хотела увести меня подальше от мисс Бичем. Так или нет?

Некоторое время молодая женщина обиженно молчала, размышляя над тем, почему Дэну всегда так легко удается прочитать ее мысли и предугадать ход ее действий в отношении его, затем она все же не хотя ответила:

— Да, из-за нее. Я не хотела, чтобы она увивалась возле тебя, как пчела возле банки меда.

Негромкий смех заставил ее снова посмотреть на него.

— Ну, и наивная же ты, дорогая. И совсем плохо знаешь свою подругу. Такая женщина, как мисс Бичем, никогда не стала бы, как ты говоришь, увиваться за мужчиной. Она не твоего поля ягода.

Клер вспыхнула, но не стала затевать ссору. Ей не хотелось терять Дэна, особенно теперь, когда на горизонте появилась Джессика. Тем более ей не хотелось, чтобы он сравнивал их. Поэтому, собрав всю свою злость и обиду в кулак, она невинно улыбнулась и произнесла:

— Ты прав, мы с ней очень разные. Наверно, именно поэтому мы так сдружились.

Она мысленно похвалила себя, заметив удивленный взгляд Дэна.

— Ладно, пошли домой, — негромко сказал он, когда машина въехала в гараж и, мягко урча, остановилась.

Прощаясь с ней на лестничной площадке, Уайтхорн не испытывал ничего, кроме чувства огромного облегчения от того, что этот длинный вечер наконец-то закончился. Женщина довольно прозрачно намекала ему, что будет не против, если он пригласит ее к себе, но Дэну хотелось провести остаток ночи в одиночестве… Позже, лежа в постели и вспоминая все события прошедшего дня, а особенно знакомство с очаровательной мисс Бичем, он внезапно понял, что его отношения с Клер исчерпали себя, и им пора расстаться. Понял он также и то, что Клер не отпустит его так просто, особенно теперь. Поговори он с ней об этом месяцем раньше, возможно, они расстались бы мирно. Но не может же женщина быть такой холодной и расчетливой, должны же у нее быть какие-то чувства, которые дали бы ей понять, что все кончено, что их отношения стали самым настоящим фарсом. Клер упорна и упрямо идет к своей цели, пусть и обходными путями. Ведь освободить проход к кратчайшему пути может только он, Дэн, а он этого делать не собирается. Что-то подсказывало ему, что если он позволит ей женить его на себе, то от этого станет хуже им обоим…

Мысли цеплялись одна за другую, и через минуту он уже размышлял над тем, какие разные Клер и Джессика. Он абсолютно не представлял себе, как может спокойная и уравновешенная, нежная и ласковая, добрая и понимающая Джессика Бичем терпеть такую вспыльчивую, порой даже жестокую в словесных поединках женщину, как Клер Хьюстон. Они слишком разные, эти две подруги, которых природа наделила неповторимой красотой. Но и красота эта была различима так же, как различаются небо и земля. Джес была красива, словно богиня Венера на полотнах Тициана. В ее красоте было столько жизни, столько яркости и теплоты, что ему тоже захотелось жить полной жизнью, захотелось очнуться от долгого сна, в котором он, неизвестно по каким причинам находился столько времени. Клер обладала красотой великолепного алмаза, которому не хватает лишь одного — столь же великолепной оправы. Алмаз красив и неповторим в своем роде, но хотя он и рожден природой, он холоден, как и все другие камни, не способен воспринимать человеческое тепло и излучать его.

И Дэн пришел к выводу, что не может быть подходящей оправой для этого камня, поскольку в нем самом горит и пылает жизнь, а любой металл безжизненный. Вот если бы судьба позволила ему стать спутником Джессики — это было бы другое дело. Но Клер не позволит. Она будет мешать им, преследовать их, строить козни и интриги и, в конце концов, добьется своего.

Мысли перелистывались, как страницы перелистываются в книге. Мозг его устал работать в этом направлении, но когда сознание уже скатывалось в темный тоннель сна, он вдруг подумал: "Почему я вдруг так размечтался? Я же совсем не знаю Джессику. Может быть, она такая же, как и ее подруга: холодная и расчетливая, как все женщины… И так же разбивает сердца…"

Он не знал, почему сразу же решил, что эти две женщины очень разные, но ему хотелось верить, что это так.

"Время покажет, — пронеслось в его погружено

м в приятную дремоту мозгу, — прав ли я был…"

На следующий день к нему зашел Роберт, бодрый и свежий, несмотря на проведенную без сна ночь. Монтгомери был хорошим другом, и Дэн, зная его девять лет, доверял ему, как никому больше. Они познакомились на официальном приеме Клайва О'Нилла, начальника Дэна. В то время Боб уже работал на него — был заместителем мистера О'Нилла, начальника отдела грузовых перевозок в "Пан-Американ Эйрлайнз". Их дружба завязалась как-то незаметно, но длилась уже достаточно долгое время, чтобы они доверяли друг другу все тайны своих душ, чтобы они знали друг друга как братья. Дэн очень ценил эту дружбу и знал, что такого друга, как Роберт, у него больше может и не быть.

…- Я не перестаю тебе удивляться, — начал Уайтхорн, когда они уселись в гостиной с чашками кофе в руках. — После такого праздника я бы проснулся с головной болью и целый день чувствовал бы себя разбитым, как будто по мне целую ночь молотили кувалдой. Как тебе удается выглядеть свежим?

— Очень просто, — улыбнулся Боб. — Я практически не пью спиртного, а если и пью, то ни в коем случае не смешиваю никакие напитки.

— Я тоже стараюсь придерживаться этого принципа, но не всегда получается. И как видишь, результат налицо.

— Ты неплохо выглядишь.

— Поверю тебе на слово.

— Когда у тебя вылет?

— Завтра утром я лечу в Бостон… Даже не верится, что после сорока дней отпуска я снова сяду за штурвал своего самолета, снова увижу белые облака, снова звезды станут ближе.

— Опять ты завел свою старую песенку! Неужели ты не можешь говорить о чем-нибудь другом?

— Нет, потому что только небо стоит того, чтобы любить его, ведь оно единственное и неповторимое, вечное, как сама душа.

— Ты говоришь о небе, как о женщине, хотя женщины больше заслуживают нашего внимания, чем небо.

— Ты так считаешь? А я в этом не уверен. Они все одинаковы, все до единой, и в этом правиле нет исключения.

— Это все потому, что на твоем пути попалась такая женщина, как Клер. Поверь мне, не все такие. Взять, к примеру, твою бывшую жену. Я не настолько хорошо ее знал, но мне всегда казалось, что она добрая, мягкая, чистосердечная женщина. Скорее всего, ваш брак не сложился, потому что ты не любил ее. Ты очень страстный человек, а она покладиста, ей нужен был покой и уют домашнего очага.

— Но ведь и мне это было нужно, — возразил Дэн. — Нужно и сейчас, а Клер не может дать мне этого.

— Видимо, не смогла дать и Долорес.

— Сейчас я уже не знаю, почему у нас ничего не вышло. Мы были слишком юными и неопытными. И вообще, весь этот брак был лишь попыткой отомстить отцу за то, что он хотел женить меня без моего ведома.

— Причем у обоих остались не самые лучшие впечатления об этом. Тогда вы напоминали мне детей, которые решили поиграть в игру, поначалу казавшуюся им интересной, но оба хотели быть главными, а потому у них ничего не вышло.

— Что ж, может быть и так. Все это уже в прошлом. Теперь я стал старше, умнее и выберу себе женщину, которой не будут нужны мои деньги, а буду нужен я сам. И женюсь я на той, которую полюблю больше собственной жизни.

— Выходит, что Клер ты не любишь?

— Не люблю. Поначалу она привлекала меня, мне казалось, что мы отлично поладим, но когда я понял, что она собой представляет, мне стало досадно и противно.

— Не понимаю, почему вы не расстанетесь, — задумчиво проговорил Роберт.

— Я не люблю быть один. Я всегда говорил и буду говорить, что одиночество — самое страшное, что может со мной случиться. И ты прекрасно знаешь, почему.

Мужчины замолчали на некоторое время, а Дэн погрузился в неприятные воспоминания детства. Ему было шесть лет, когда умерла Мелани Уайтхорн, его мать, первая и единственная жена Джефферсона Уайтхорна. В тот роковой день отца не было ни дома, ни в городе, ни даже в стране. "Уайтхорн Интерпрайзис" находилась в самом расцвете, и Джефф уехал в Европу, чтобы наладить контакты с поставщиками. Мелани была очень тяжело больна и уже несколько месяцев лежала в постели. Врачи говорили, что она может умереть в любой момент — сегодня, завтра, через неделю, через месяц, через год. У Джеффа не было возможности часами сидеть возле ее постели, как это делал маленький Дэн. Он нанял медсестру-сиделку и спокойно занимался своими делами. Смерть Мелани походила на спокойный сон, и в первые мгновения мальчик даже не понял, что произошло. Просто рука матери, гладившая его по волосам, вдруг безжизненно повисла. Но когда до него дошло, что матери не стало, он испытал такой страх, какой не дай бог испытать маленькому ребенку. Те часы, что Ден провел с момента смерти матери в ожидании приезда отца стали для него сущим кошмаром, который он не забудет даже на своем смертном одре. Ден так и не смог простить отцу его отсутствие в тот день и свое бесприютное одиночество.

— Знаю, — наконец, отзвался Роберт. — И твои отношения с Близ — твое дело, но мне кажется, что она не очень-то подходит для роли твоей наперсницы. Я еще раз повторяю, ты — человек чувства, а она холодна, как лед, и слишком жестока. Порой я сам не могу понять, что движет ею, хоть и знаю ее бог весть как давно.

— А где ты познакомился с мисс Бичем?

— С Джессикой меня познакомила Близ, и с первого взгляда меня поразило то, какие они разные и как крепко дружат.

— Правда? — Ден вскинул на друга глаза, и Роберт без труда заметил в них удивление.

— Да. Джес — полная противоположность Близ. Иногда она напоминает мне тебя.

— Вот как! И чем же?

— Я столько раз слышал от нее слова, которые говорил недавно ты: "Я выйду замуж за того человека, которого полюблю больше собственной жизни".

— Я словно эхо слышу, — улыбнулся Ден.

— Вот именно. Вчера я украдкой наблюдал за тобой, Джессикой и Близ и сделал несколько довольно-таки интересных выводов.

— И каких же, если не секрет?

— Во-первых, тебе очень понравилась Джессика…

— Ты прав. И я тоже понял, что Близ и Джессика очень разные.

— Во-вторых, ты тоже заинтересовал Джессику.

— Ты в этом уверен? — С надежой спросил Ден.

— Более чем. Я заметил, как вы смотрели друг на друга. Обычно такие взгляды не пропадают напрасно.

— Ну, не знаю, — проговорил Ден, тщетно стараясь скрыть самодовольную улыбку.

— Все ты прекрасно знаешь, — улыбнулся Боб. — Вот только тебе не совсем понравится мой третий вывод.

— Какой?

— Близ будет очень возражать против вашей взаимной симпатии друг к другу, а тем более против твоей дружбы с Джессикой.

— Раз уж ты такой откровенный сегодня, то я тоже буду откровенным, — сказал Ден. — Мне плевать на возмущение Близ. Мне уже давно нет до нее никакого дела.

— Может, тогда скажешь, что тебе нет дела и до того, что у Джессики есть мужчина? — Поинтересовался Роберт, без труда заметив, что самодовольство на лице Дена сменилось разочарованием.

— Тогда я сказал бы, что пусть все идет своим чередом, — не растерялся Ден.

— Но ты еще не знаешь, кто он.

— Кто?

-

Просто рука матери, гладившая его по волосам, вдруг безжизненно повисла. Но когда до него дошло, что матери не стало, он испытал такой страх, какой не дай бог испытать маленькому ребенку. Те часы, что Дэн провел с момента смерти матери в ожидании приезда отца стали для него сущим кошмаром, который он не забудет даже на своем смертном одре. Дэн так и не смог простить отцу его отсутствие в тот день и свое бесприютное одиночество.

— Знаю, — наконец, отозвался Роберт. — И твои отношения с Клер — твое дело, но мне кажется, что она не очень-то подходит для роли твоей наперсницы. Я еще раз повторяю, ты — человек чувства, а она холодна, как лед, и слишком жестока. Порой я сам не могу понять, что движет ею, хоть и знаю ее бог весть как давно.

— А где ты познакомился с мисс Бичем?

— С Джессикой меня познакомила Клер, и с первого взгляда меня поразило то, какие они разные и как крепко дружат.

— Правда? — Дэн вскинул на друга глаза, и Роберт без труда заметил в них удивление.

— Да. Джес — полная противоположность Клер. Иногда она напоминает мне тебя.

— Вот как! И чем же?

— Я столько раз слышал от нее слова, которые говорил недавно ты.

— Мне кажется, будто она — частичка моей души, утерянная мной когда-то и вот теперь найденная, — улыбнулся Дэн.

— Вот именно. Вчера я украдкой наблюдал за тобой, Джессикой и Клер и сделал несколько довольно-таки интересных выводов.

— И каких же, если не секрет?

— Во-первых, тебе очень понравилась Джессика…

— Ты прав. И я тоже понял, что Клер и Джессика очень разные.

— Во-вторых, ты тоже заинтересовал Джессику.

— Ты в этом уверен? — С надеждой спросил Дэн.

— Более чем. Я заметил, как вы смотрели друг на друга. Обычно такие взгляды не пропадают напрасно.

— Ну, не знаю, — проговорил Дэн, тщетно стараясь скрыть самодовольную улыбку.

— Все ты прекрасно знаешь, — улыбнулся Боб. — Вот только тебе не совсем понравится мой третий вывод.

— Какой?

— Клер будет очень возражать против вашей взаимной симпатии друг к другу, а тем более против твоей дружбы с Джессикой.

— Раз уж ты такой откровенный сегодня, то я тоже буду откровенным, — сказал Дэн. — Мне плевать на возмущение Клер. Мне уже давно нет до нее никакого дела.

— Может, тогда скажешь, что тебе нет дела и до того, что у Джессики есть мужчина? — Поинтересовался Роберт, без труда заметив, что самодовольство на лице Дэна сменилось разочарованием.

— Тогда я сказал бы, что пусть все идет своим чередом, — не растерялся Дэн.

— Но ты еще не знаешь, кто он.

— Кто?

— Твой напарник, Максвелл Колфилд.

— Черт возьми! — Выругался Дэн. — Мне, как всегда, везет.

— Да ты, похоже, неисправим! — Заметил Роберт.

И мужчины весело рассмеялись.

Девятнадцать часов спустя Дэн Уайтхорн снова чувствовал себя неотделимой частью неба, сидя за штурвалом своего самолета, державшего курс на Бостон. Рядом сидели Максвелл Колфилд, сосредоточенно глядя в безоблачную даль, и Бенджамин Спадс, а в соседнем отсеке находился секретный груз, который им нужно было вовремя, без сбоев, доставить в место назначения.

— О чем ты думаешь? — Спросил Дэн у Макса, потому что тишина, в которой они находились уже больше часа, угнетала его.

— О своей девушке, — ответил Макс, улыбаясь. — Она недавно вернулась из Египта. Почти год прожила там.

"Джессика, — подумал Дэн. — Я тоже о ней думаю. Ее образ не дает мне покоя уже двое суток. И я не могу избавится от мысли, что она так не похожа на Клер. Я хочу быть рядом с ней, хочу узнать ее ближе, хочу, чтобы она позволила мне любоваться ею, хочу, чтобы во всем мире для нее существовал только я один. Она не может быть с Максом. Просто не может". А вслух произнес:

— Ого! И как у тебя хватило терпения ждать столько времени?

А сам подумал: "Она заслуживает того, чтобы ее ждали всю жизнь. И я бы ждал ее, если бы она позволила".

— Во-первых, я ее люблю, а во-вторых, я ездил к ней, когда был в отпуске. Мы замечательно провели это время.

Ироническая улыбка скользнула по лицу Дэна. Он не понимал, как можно говорить о любви к такой женщине, как Джессика, совершенно спокойно, как это делает Макс. Как можно вообще говорить о любви таким тоном, будто речь идет о погоде?! Роберт был прав: женщины заслуживают гораздо большего внимания, чем небо; особенно такие, как Джессика. С недавних пор небо и его необъятные просторы совершенно перестало его интересовать. Он всей душой рвался на землю. Еще ни одной женщине не удавалось так привязать его к земле. Он всегда был свободным, как птица. Его ни привлекало общество даже первой жены, не говоря уже о том, что Клер была далека от этого. А вот Джессике это удалось. Честное слово, удалось! И Дэн не удержался — задал вопрос, который вертелся у него на языке с самого начала полета:

— А она любит тебя? Прости за вопрос.

— Конечно.

Макс ведет себя так самоуверенно, словно любовь этой женщины является для него само собой разумеющейся. А что если однажды она скажет ему, что любит другого?

— Ну, тогда я рад за вас обоих, — скрепя сердце произнес мужчина.

— А о чем думаешь ты?

"Если бы ты знал, что я постоянно думаю о твоей женщине…" — Мелькнуло в голове Дэна. Но он спокойно ответил:

— Сложный вопрос. Иногда я думаю о Клер, иногда о Роберте, часто — о своем не сложившемся браке. Пытаюсь понять, почему у меня ничего не вышло с Долорес. Но больше — о том, что меня ждет.

— Почему так пессимистично?

— Не знаю, Макс. Потому что в последнее время мне очень одиноко. Хочется любить и быть любимым.

— А разве вы с Клер не любите друг друга?

— Нет.

— Я не понимаю, — удивленно начал его собеседник, — почему тогда…

— Деньги, — спокойно произнес Уайтхорн, и руки его сжали штурвал еще крепче. — Клер слишком корыстна. Ей не знакомы никакие чувства, кроме стремления добиться высокого положения в обществе, и для этой цели она выбрала меня… — Он помолчал немного и добавил: — Вот почему я стал летчиком. Небо закаляет человека, делает его настоящим мужчиной. Я никогда не хотел быть папочкиным сынком, который транжирит деньги своего отца в ночных клубах и казино. Мой отец хотел, чтобы я с самого начала вошел в совет директоров нашей фирмы. Я выполнил его волю, но с условием, что буду посещать только экстренные совещания. Знаешь, какая судьба была бы мне уготована, если бы я подчинялся всем приказам моего отца? Лет десять, а то и больше, я корпел бы над документами, протирая брюки в офисе и дожидаясь, пока папа передаст мне бразды правления. Потом женился бы на жеманной дочке какого-нибудь богатого папаши и вырастил бы сына, который тоже пошел бы по моим стопам… Такой жизни хотел для меня мой отец. Но я этого избежал, потому что я этого не хочу.

— Чего же ты ждешь от жизни? Чего ты хочешь?

— Хочу жить, как самый обычный человек: просыпаться утром в обычной квартире, собираться на любимую работу, водить в кафе свою девушку, а не в шикарные рестораны, воздух которых насквозь пропитан высокомерием и лицемерием. Хочу общаться с нормальными людьми, а не с высокопарными идиотами, которые целыми днями только и говорят, что о гольфе, хорошей погоде и своей пресловутой известности.

— Поэтому ты и стал жить отдельно?

— Да. Но и здесь, на другом конце города, в квартире небоскреба, далекой от особняка на Грин-стрит, меня преследуют деньги отца. Порой мне хочется стать последним из нищих, хотя бы на несколько дней, — лишь бы отдохнуть от всего этого.

— Странный ты человек, — произнес Колфилд, мельком глядя на него. — Обычно люди стремятся к богатству, а ты хочешь сбежать от него.

— Если бы я был самым обыкновенным человеком, я бы тоже стремился к богатству… как Клер.

— Искал бы богатенькую невесту?

— Нет. Работал бы, сколачивая капитал, как мой отец. Прежде чем "Уайтхорн Интерпрайзис" приобрела известность, он двадцать лет работал на одного владельца алмазных приисков. А потом, разбогатев, выкупил у него его дело и открыл ювелирную фабрику. Здесь папа проявил потрясающую твердость духа и несгибаемую волю. Сколько раз у него бывали ситуации, в которых другой бы на его месте не выдержал бы и сдался. А отец не сдавался, потому что четко видел перед собой свою цель. За это я им бесконечно горжусь. Но я не хочу стать таким, как мой отец — сделать бизнес ценой собственной семьи, — закончил Дэн.. — Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. Разговоры о деньгах наводят на меня тоску. Я предостаточно наслушался их в доме своего отца.

— Я не против. Кстати, нам осталась ровно половина пути, — заметил Колфилд, глядя на часы, встроенные в панель управления.

— Значит, скоро прилетим в Бостон. А там три дня — и домой.

— Удивительно, что ты так рвешься домой.

— Все имеет свой предел, — сказал Дэн. — Даже мое стремление к свободе…

Бостон, 1980

Три дня, проведенные в Бостоне, оказались для Дэна слишком тоскливыми. Он и сам не мог понять, почему он так тосковал по Лос-Анджелесу, по своей холостяцкой квартире. Но было еще что-то, чему он не находил объяснения. Чувство какого-то непонятного тоскливого ожидания владело всем его существом и не давало ему покоя. Раньше такого не было. Раньше он с удовольствием надолго оставался в разных городах, и когда приходило время возвращаться домой, появлялось ощущение разочарования. Ведь дома его опять ждало одно и то же — бесконечная, неистребимая рутина — светские визиты, ужины в особняке, разговоры с чуждыми ему людьми ни о чем. А он этого терпеть не мог и всей душой рвался подальше от Лос-Анджелеса. Теперь все было как раз наоборот, что удивляло его до глубины души. В то время ему казалось, что так проявлялось его стремление работать, полностью отдаваясь небу и самолетам. Сейчас Уайтхорн отчетливо осознавал, что не жажда работы управляла им (хотя и это тоже присутствовало), а одиночество. Напряженное одиночество, которое он все время бессознательно заглушал работой. В этот раз, как бы он ни старался, его голос звучал все громче и громче — так что ему порой хотелось заткнуть уши руками и крепко зажмуриться, как он делал это, когда был ребенком. И что самое необъяснимое, — голос этот был таким отчетливым, словно это был живой человек, живое творение искусства природы, воплощенное в прекрасном женском образе, который еще смутно, неясно, но уже вырисовывался среди других образов.

В трехкомнатном номере отеля, в котором поселились летчики, Дэн чувствовал себя запертым в четырех стенах. Но и на улицах города он не мог до конца ощутить свободу. Городской шум и суета, казалось, душили его, снова загоняя в гостиничный номер. И там он слонялся из угла в угол, чем изводил Бена и Макса. В конце концов, Бен не выдержал:

— Долго ты еще будешь ходить из угла в угол? Ты нарезаешь круги, как на стадионе. Может, тогда пойдешь и сделаешь пару пробежек? Это лучше, чем изводить меня здесь. И вообще, что с тобой происходит? — Спросил он уже более мягко.

Дэн остановился посередине комнаты и внезапно понял, что причина его раздражения и навязчивой тоски отчасти кроется в Максе, отчасти — в том, что он встречается с женщиной, которая ему очень нравится. Но он не мог пока признаться в этом никому, не рискуя потерять хорошие отношения со своими друзьями, а потому сказал:

— Если бы я знал, Бен… Но вся беда в том, что я не знаю, что со мной происходит.

— Не понимаю.

— Все дело в том, что раньше я легко подбирал название все чувствам и ощущениям, которые испытывал, а сейчас, — увы, — он пожал плечами, — не могу. Поэтому и бегаю из угла в угол.

— Ох, Дэн! — Вздохнул Спадс. — Ну, и трудный же ты человек.

— Таким я родился, да таким я, наверное, и умру.

— Весьма оптимистично звучит.

— Извини. Не хотел портить тебе настроение.

— Да ладно! Все равно оно у меня неважное. Я скучаю без Мейбэлл.

Вот она — разгадка, которую он так долго искал! Все они скучают по своим девушкам. Но проблема в том, что Дэн и Макс скучали по одной и той же девушке — по Джессике Бичем. Джессика! Ну, конечно! Он тоже скучает по ней, по ее негромкому смеху, по ее прекрасным глазам, по ее очаровательным улыбкам, которые принадлежат не ему. И что же ему с этим делать? Как продержаться эти три дня рядом с человеком, который постоянно говорит о ней? Нет, это выше его сил! Скорее бы уже закончилась эта нестерпимо долгая поездка!

— А знаешь, — сказал вдруг Дэн. — Пожалуй, ты прав.

— В чем?

— Пойду сделаю пробежку, а то я что-то совсем раскис и потерял форму. Не хочешь пробежаться со мной?

— Нет, — покачал головой Бен. — Я останусь здесь. Мейбэлл обещала позвонить сегодня. Буду ждать ее звонка.

— Ладно, — отозвался Дэн, — как хочешь.

И он пошел переодеваться.

Лос-Анджелес, 1980

Джессика Бичем была очень красивой женщиной, но воспринимала она свою красоту не как дар природы, а как нечто, данное ей в тягость или в наказание. Это была поистине ошеломляющая красота, которая никого не оставляла равнодушным. В восемнадцать парни и зрелые мужчины не давали ей покоя, приставая к ней по поводу и без повода. Они ходили за ней по пятам в кафе, супермаркетах, кинотеатрах. Хорошо, что круг их доступа был относительно ограничен, поскольку отец ее, известный художник-модельер, Рональд Бичем, был давним другом Джефферсона Уайтхорна и вращался в высшем обществе, постепенно приобщая к этим кругам и свою единственную дочь. Мужчины здесь были вежливыми, галантными и обаятельно красноречивыми. Но только на людях. Едва они выходили за порог дома или ресторана, где проходил светский раут, они становились обычными плейбоями и бабниками, которые не пропускали ни одной юбки. И юная Джессика, как ни старалась, не могла избежать их ухаживаний. Да и отец поощрял их, надеясь таким образом, что она подцепит какого-нибудь богатого сыночка и составит хорошую партию вкупе с приданным, которое он даст. Ее первым мужчиной оказался женатый человек, очень влиятельный и очень известный в политических кругах. Когда его жена узнала об их связи, разразился крупный скандал. Рональд, чтобы загладить вину перед дочерью и перед обществом, отправил ее от греха подальше — на побережье Испании. Там она училась искусству дизайна, создала свою первую коллекцию, которую публика приняла на ура и через два года вернулась домой, чтобы сообщить отцу о предстоящем замужестве. Ее женихом был красавец-манекенщик, охотник за наследством. Влиятельный папа навел о нем справки и положил конец их отношениям, строго-настрого запретив дочери в течение ближайших пяти лет посещать Испанию. Джессика крупно поругалась с отцом, но осталась в Лос-Анджелесе. Ей было двадцать лет.

Она работала в "Афродите" — фирме, которую создал отец, и полагала, что любовь теперь для нее стала табу. Мужчинам нужно было только ее тело и деньги ее отца. То, что происходило в ее душе, не волновало никого. Однако через год она отправилась в рабочую поездку в Египет, где познакомилась с американским летчиком, Максвеллом Колфилдом. Он был не похож ни на одного из мужчин, с которыми сводила ее жизнь. Оказалось, что он тоже живет в Лос-Анджелесе. Два месяца, проведенные в Александрии, были похожи на сказку. Они гуляли, загорали на пляже, купались, совершали маленькие прогулки на катере, он дарил ей цветы, подарки, писал стихи, играл на гитаре. Это было больше похоже на первую любовь, чем на отношения зрелых мужчины и женщины. А потом они вместе вернулись домой. Джессика познакомила его со своими родителями, Максвелл представил ее своим, и с молчаливого одобрения обоих сторон они стали встречаться.

Шло время, и "Афродита" все теснее сотрудничала с "Уайтхорн Интерпрайзис". Бесконечные совместные приемы устраивались то с одной, то с другой стороны. Джессика не участвовала в них, поскольку была всецело поглощена работой и любовью. Она даже не замечала, что Максвелла принимали все менее радушно в их доме. Зато он это замечал и не понимал причину этой странной перемены. Джессика шутливо отмахивалась от этого, не говоря Максу, что родители постепенно стараются склонить ее к браку с наследником Джефферсона Уайтхорна. И они продолжали встречаться. Ей было в то время двадцать два года. Все было более или менее прекрасно. До тех пор пока она не познакомилась с Дэном Уайтхорном на вечеринке у Роберта, своего давнего друга. Она и подумать не могла, что он и есть тот самый Дэн Уайтхорн, за которого ее так усердно хотели просватать.

После той памятной вечеринки она без конца сравнивала Максвелла и Дэна, и сама не зная, почему, все больше тянулась к Дэну. Он был для нее загадкой, тайной, которую она не могла разгадать. Было в нем что-то опасно притягательное, завораживающее и околдовывающее. В Дэне было нечто, отличавшее его от всех мужчин в мире, даже от Максвелла Колфилда. Он был единственным и неповторимым, как его бездонные голубые глаза. В них она утонула еще в тот вечер и с трудом выбралась, узнав, что он встречается с ее лучшей подругой. С таким мужчиной она хотела бы провести всю жизнь и не пожалела бы ни об одной минуте. Прекрасен, как бог, неповторим, как Вселенная и недоступен, как звезда на вечернем небосклоне. Что ж, так, кажется, было всегда: жизнь сводила ее с мужчинами, которые не подходили ей, по мнению ее родителей или по другим, не менее веским причинам. Однако она думала о нем, ни на минуту не забывая, с какой нежной страстью смотрел он на нее в их первую встречу. Потом они встречались, конечно, но всегда с ними были люди — как правило, Клер, Максвелл, Роберт и непременно еще кто-нибудь.

Джессика глубоко вздохнула и снова принялась за работу, набрасывая один эскиз за другим. Рука ее легко скользила по бумаге, повинуясь потоку мыслей и вдохновения. Она сидела в своей комнате за рабочим столом. Время летело незаметно за работой. А ей предстояло еще так много сделать.

Легкий стук в дверь на мгновение отвлек ее внимание, и, приподняв голову, молодая женщина негромко произнесла:

— Войдите.

— Я не помешаю? — Спросила Элвира Бичем, ее мать, входя в комнату с подносом в руках.

— Конечно, нет, — отозвалась Джессика. — Заходи.

— Я принесла тебе чай и печенья, которые испекла сама. Составишь мне компанию?

— С удовольствием, — улыбнулась она, вставая из-за стола и потягиваясь. — Только зачем ты сама занималась выпечкой, если это вполне могла сделать Анжелина?

— Ты же знаешь, что я никому не доверяю в этом отношении, даже ей, хоть она и работает у нас уже пять лет. Тем более, что пока отца нет, мне нужно чем-то занять себя.

— Не знаешь, когда он вернется?

— Обещал, что в пятницу на следующей неделе, но ты же знаешь, что у него всегда меняются планы.

— Да, конечно! — Вздохнула Джессика. — Что бы между нами ни происходило, но я всегда скучаю по нему, когда он уезжает надолго.

Элвира разлила чай и протянула чашку дочери.

— Я здесь подумала кое о чем, — осторожно начала она.

— Да?.. — Вопросительно произнесла ее дочь, отпивая чай и откусывая кусочек печенья.

— Мне кажется, что в последнее время с тобой что-то происходит. Ты поссорилась с Максвеллом?

— Нет. А почему ты спрашиваешь?

— Мне показалось, что вы расстались, и поэтому ты такая удрученная.

— Мы не расстались. Он улетел в Бостон на три дня, но скоро вернется. Я только что разговаривала с ним по телефону.

— Максвелл сделал тебе предложение? — Вдруг спросила мать.

— Нет. Мы пока даже не думали о свадьбе.

— Ты знаешь, я не сторонница быстрых свадеб, но если люди не женятся в течение двух лет, это тоже говорит о многом.

Джессика начала понимать, куда клонит мать, и постепенно в ней росло раздражение. Усилием воли она подавила его и ответила вопросом на ее слова:

— И о чем это, по-твоему, говорит?

— О том, что Максвелл не из тех, кто женится.

— Мама, если бы все женились каждый раз, как влюблялись, представляешь, сколько свадеб и разводов было бы во всем мире?

— Он тебе не подходит.

— И с каких пор ты это поняла? Или вы вдвоем с папой поняли это?

— Джессика, пожалуйста, хоть раз послушай своих родителей…

— А вы хоть раз прислушайтесь к тому, чего хочу я. С тех пор как мне исполнилось восемнадцать, вы решали, с кем мне быть, а с кем не быть. Вы одобряли и не одобряли моих мужчин. Вы никогда не позволяли мне самой учиться на своих ошибках. Вы не позволяли мне жить нормальной жизнью, встречаться с нормальными людьми. Даже мои друзья вам не нравятся. Ну, что, скажи мне, такого в Роберте или Клер? Что такого во мне самой, что вы опекаете меня, точно я драгоценный музейный экспонат?

— На счет Роберта… — ответила Элвира, — мы с отцом ничего не имеем против. А вот что касается мисс Хьюстон, то я уже много раз говорила тебе, что ты еще поплачешь из-за нее. Она не такая, за какую себя выдает. А Максвелл тебя не любит той настоящей любовью. И никогда не полюбит. Так же, как никогда на тебе не женится.

— Мама, я же сказала, что не хочу пока ни за кого замуж. С меня хватит и того, что у меня есть. И перестаньте уговаривать меня выйти замуж за сына мистера Уайтхорна! Этого вы от меня никогда не добьетесь!

— Джессика, дорогая, — произнесла миссис Бичем, — послушай меня хотя бы не как мать, а как свою подругу. Ведь мы с отцом желаем тебе только добра. А Максвелл совсем не тот мужчина, который тебе нужен. Неужели ты не признаешься в этом даже самой себе?

— Иногда мне кажется, что в нем чего-то не хватает из того, что мне хотелось бы видеть в своем спутнике, — устало ответила молодая женщина. — Но, в принципе, нет ничего страшного в том, что он меня чем-то не устраивает. Ведь и у меня тоже есть недостатки.

— Хорошо, но скажи мне, возникала ли у тебя хоть когда-нибудь мысль о том, что он — твой единственный мужчина, который создан только для тебя?

Женщина посмотрела на мать раздраженно, думая, что она опять будет говорить о перспективе брака с сыном Джеффа Уайтхорна, но лицо матери было добрым и спокойным. Словно она сейчас действительно была не матерью, а самой близкой подружкой, которой можно доверить все. И раздражение ее исчезло, потому что вопрос матери застал ее врасплох. Она всерьез задумалась о том, что никогда не испытывала такого чувства рядом с Максом, а должна была бы. Ведь она и вправду с самой первой встречи должна была понять, что он принадлежит только ей, что он живет в этом мире только для нее. Тем не менее прошло уже два года, и за это время она ни разу не подумала о том, что могла бы отдать за него жизнь. Не удивительно ли?

— Я, право, не знаю, мама, — растерянно ответила Джес. — Я никогда об этом не задумывалась.

— Над этим не задумываются, родная, — спокойно сказала Элвира. — Это знают с самой первой встречи.