Это утро, когда солнце вроде бы и стало всходить где-то там, по ту сторону «купола», но не проясняло обстановку темных улиц Энска, не всем жителям города принесло радости. Несчастья, выпавшие на долю энчан, сыпали как из рога изобилия, только какого-то черного рога, из преисподней.

Семен словно впал в прострацию, неотрывно глядя на чужака, загипнотизированный его раскосыми карими глазами, разрезом и строением более всего подходящими для лиц восточных народностей. Да и одет он был не по местным меркам: то ли халат, то ли древняя хламида, в жизни никогда не видавшая стирального порошка, вся одежда была покрыта пятнами старого жира, чьей-то крови и корками застарелой грязи. На плечах – шкура неизвестного животного. А руки… Руки развернули в сторону застывшего Семена настоящий лук. Не тот, что мама выращивала на даче в огороде, а такой, как у эльфов, орков и древних воинов, боевой, бьющий, вероятно, очень острыми и смертельными стрелами.

Он еще завороженно следил за медленными, как бывает на киносъемках, движениями неизвестно откуда взявшегося чужака, как сорвавшаяся с тетивы стрела теперь уже быстро, даже слишком быстро полетела в его сторону. Семен Середа, сорок восемь лет от роду, инженер-проектировщик секретного Спецметро, казалось, мог даже определить остроту небрежно заточенного кустарным методом наконечника. Хотя при такой скорости выпущенного заряда он вряд ли смог бы даже увернуться от такой штуки. Возле лица колыхнулся воздух, будто от порыва ветерка, но тонкое древко с пестрыми перьями на конце весело пропело в миллиметре от уха зазевавшегося мужичка и с противным звуком вонзилось в обшивку микроавтобуса, из которого Семен только что вылез после туалетных дел.

Наверное, в таких случаях герою положено отшатнуться или испугаться. Середа лишь потерялся, не на шутку струхнув до мелкой дрожи во всех конечностях. Он не был героем вообще. Ни в жизни, ни в бою, ни на бумаге своих очерков и эссе, строчившихся в областную газету и в ящик собственного стола дома. И здесь, сейчас он тоже не ощущал себя персонажем боевика со счастливым концом и бурным повествованием. Он попросту струсил. И рванул под машину. Резко захотелось натянуть на себя одеяло или ветошь, а еще лучше кусок шифера, что лежал в трех метрах поодаль, зарыться в асфальт, оказаться в подземном лабиринте метро, которое он проектировал десять лет назад… А еще лучше проснуться! Потому что все эти дни происходящее на улицах черного города стало похоже на сон… Страшный, долгий, холодный сон. Или на бредовое воспаленное воображение.

Стрелок, раздосадованный нелепым промахом, скрипнул гнилыми, никогда не видевшими даже подобие зубной щетки зубами, снова потянулся за висящим за спиной колчаном и выудил новую оперенную стрелу. Но не тут-то было! Мишень, до этого неподвижным болванчиком торчавшая посреди переулка, внезапно заползла под транспорт и исчезла из поля зрения. Середа ужом заполз между колес, тяжело дыша, спиной прильнул к холодному диску колеса и замер.

Семен вспомнил о женщине, которая час назад приклеилась к нему в подъезде и неотрывно следовала всюду за мужчиной. Пыталась с ним заговорить, привлечь к своей беде, жаловаться и жаться к первому встреченному на улицах мужику. Он все сторонился ее и боялся, что причитания женщины привлекут внимание пришлых. Но никак не мог отделаться от навязчивой испуганной до смерти тетки. И вот сейчас…

Вжикнула новая стрела, противно пропев во тьме жутко-заунывную песню. Семен, уже не раздумывая, рванул наружу с другой стороны микроавтобуса, намереваясь без оглядки бежать, пока убивают незнакомую женщину, пока заняты ею, словно это могло бы обезопасить от надвигающейся опасности его самого, но истошный крик заставил его окаменеть, ватные ноги подкосились, тело непослушно встало в одной позе. Такого подвоха со стороны своего организма в трудную минуту Середа никак не ожидал.

Кричала все та же тетка, назвавшаяся Марией. Этот вопль ни с каким другим звуком нельзя было перепутать, децибелы низких тонов вперемешку с фальцетом звучали совсем рядом и, казалось, должны были смести напрочь все непотребные действия со стороны пришлых незнакомцев. А их к этому моменту умножилось в несколько раз. Уже с десяток воинов в старинном восточном обличье находилось в районе детской площадки, их мечи и сабли тускло поблескивали, готовые разить и уничтожать противника. Некоторые целились в сторону микроавтобуса из своих луков, прищуривая и без того узкие азиатские глаза. И теперь, глядя в эти от природы узкоглазые рожи, орала не своим голосом пожилая тетка. Она все еще крепко сжимала в руках наполненные продуктами после посещения магазина сумки и от страха увиденного оглашала округу.

Семен только икнул в тот момент, когда несколько стрел пронзили грузное тело тети Маши, постепенно прервав гортанный рев женщины. Внушительные сумки беспомощно вывалились из вмиг ослабевших рук, а сама тетка, словно усталость в один момент сразила ее на полпути, просто присела на пятую точку. Смерть настигла ее, глаза в одночасье остекленели, а из все еще распахнутого рта тоненькой струйкой полилась кровь.

Теперь уже было не просто страшно, а по-настоящему жутко! Середа сломал хрустальное тело, осел на асфальт и прижался спиной к колесу, закрыв воспаленные веки. Это уже был далеко не мужчина-герой, сильный и умный инженер… Возле машины испуганным воробышком сидел обычный трусишка, едва-едва не обмочивший штанишки во время совсем не игрушечной потасовки.

За спиной раздались победные вопли и одобрительные возгласы разгоряченных пролитой кровью воинов. Татаро-монголы сотрясали в воздухе своим допотопным оружием, кровожадно созерцали окрестности в поисках очередной жертвы и все еще не догадывались, что рядом за хлипким укрытием сидит очередная жертва.

Инженеру, продвинутому в компьютерных играх, наверное, проще всего было поверить в происшедшее, да и мозг соглашался в данном случае позитивно воспринять увиденное. Непонятные всполохи сумеречного неба все еще продолжали издали отражаться в оконных стеклах домов, искажаясь причудливым отблеском невиданной доселе аномалии, словно причудливым колпаком вырисовываясь посреди ясного летнего неба. Как мыльный пузырь, только страшнее и красивей в своей непонятности.

Семена словно толкнуло изнутри. Так вот ты какое, искажение пространства, времени и действительности на самом-то деле?! Вот как все по-настоящему выглядит или должно выглядеть! Почти детский восторг внезапно сменил страх заблокированного доселе самосознания умного научника. Забыв о естественном природном инстинкте самосохранения, но не истребив в душе полагающийся в данном случае прилив адреналина, Середа вскочил на ноги, схватил в дрожащие руки банку с вареньем из опрокинутого пакета мертвой тетки и, представляя ее подобием огненного смерча, как неиссякаемый комок энергии, швырнул ту в сторону ненавистного лучника, совсем недавно пытавшегося продырявить инженера с помощью своего примитивного оружия.

И самодельный снаряд метко попал в цель – разрываемый от удара о хрупкий человеческий череп стеклянный сосуд разлетелся на десятки осколков, а поверженный враг кулем свалился наземь.

Победный клич инженера оказался сродни громогласному крику новоиспеченного Тарзана. Все клокотало в душе победившего внутреннюю трусливость, выигравшего кратковременный бой над своими чувствами Семена. Он даже не почувствовал, как в его тело вонзились сразу три стрелы. Душа еще продолжала петь, а тело медленно умирало. Нет, это трус умирал, а Семен Середа продолжал ликовать, улыбаясь радужным переливам красочного «купола» в небе. И тающее сознание не замечало теней людей, бросившихся между ним и кочевниками, не услышало выстрелов, а затем слов, обращенных к нему.

* * *

Треск в эфире. Шипение.

– База? Вызываю базу.

– База на связи. Кто там тужится?

– Это Мирон. И я не тужусь. Семеныч, я наоборот обкакался тут от испуга.

– Давай точнее, Мирон. Связь скачет.

– Вояк нашел. Прижучили нас конкретно…

Треск, провалы связи.

– Мирон? Где ты? Что у вас?

– Все пучком сейчас. Поначалу за попаданцев приняли нас. Разрулили. Водки выпили, зазнакомились уже.

– Мирон, по существу давай.

– Военные с нами. Но идти под крыло ополченцев не желают. Сказали, что только союзничать будут. Нужно по секторам город разбить, выработать план…

– …Мирон, ты в эфире. Не забывай. Давай дуй сюда. С Куполом свяжись.

– Не могу с ним связаться. В отключке он. Где командир сейчас?

– В рейде он. К метро ушел. Там, поди, и связи-то нет.

– Метро? Куда именно? Я подрулю туда.

– Собирался на «Заречную». Уже два часа нету.

– Все, заметано. Иду туда, сам доложусь. Покеда, Семеныч!

– Бывай, Мирон. Конец связи.

* * *

Пока Чика со своей группой обследовала окраины Энска в поисках бреши в аномалии, а звено Репея затаривало машину продуктами в мегамаркете, выбив оттуда полдесятка французов, Сашка Стадухин со своей пятеркой пробирался вдоль бетонной стены водокачки. Трупы, которые не убрали волонтеры-санитары из числа бесстрашных горожан, уже смердили, кисля физиономии крадущимся бойцам. «Купол», накрывший город неделю назад, тем не менее не создал духовку в городе, не пропускал тепло солнца, постоянно держа улицы в сумерках и прохладе. А то уже бы давно многочисленные мертвецы от разложения вызвали эпидемию. Люди, собирающиеся кучками, в белых повязках на рукавах, сносили трупы в определенные места и сжигали их. Зрелище не для слабонервных, трагичное, но необходимые меры по санитарии позволяли избегать наихудшего варианта гибели города.

На станции действительно, как и предполагал Купол, оказался противник, взявший в заложники часть работников объекта. Это были даже не заложники, а просто те, кто не пал в первые часы Судного дня от рук появившихся из ниоткуда палачей. Горстка людей успела закрыться в одном из подвалов комплекса, умирая от голода и страха. Чужаки пытались выкорчевать их оттуда, колотили и стреляли в кованые двери, но без толку. Исхудавшие и до смерти напуганные пленники держались на воде из бойлера и беспрестанно молились.

Взявшие водокачку французские солдаты в количестве двух десятков и во главе двух офицеров сумели перекрыть вентиля и задвижки, обесточить кварталы города и организовать продолжительные посиделки с выпивкой и продуктами из местного магазинчика. Поэтому какой-никакой блокпост у врага имелся, но с похмельной атмосферой и нарушенной дисциплиной.

Сашка закусил губу, нахмурил лоб и задумался. Брать своими силами водокачку, разбив в пух и прах отряд пьяных наполеоновцев, требовало тщательного планирования операции. Долго думать и подробно рассчитывать дальнейшие ходы парень не привык. Поэтому решил рискнуть, не докладывая Куполу о ситуации, а сделав приятное для всех. Приятное и быстрое.

– Рыжик, очень аккуратно так заходишь слева, пробираешься вон на ту будку и делаешь положение лежа. Бди внутренний двор в оптику. Лупишь не сразу, а как услышишь нас или поймешь, что настала жопа. Понял?

– Один, что ли?!

– Да. А че, сдрейфил? Первый раз замужем?

– Иди ты. Сбацаю. Ушел. Мамке скажите, если че, что…

– Иди ты! Все, – прервал парня Дух, продолжая рассматривать станцию и прислушиваться к нетрезвому говору противника. – Жбан, ты иди справа. Залезь на тот старый тополь и стань кукушкой.

– Сам ты кукушка, мля!

– Да тихо ты! Громогласный мой. Кукушка – это финский снайпер на дереве. Залезь туда тихо и держи сектор свой под прицелом. Чтобы мы с парнягами без проблем смогли через ворота проникнуть. Не свались только, бугаина.

– Дух, давай лучше я. Этот громила на первом сучке обломится, треску будет на весь Энск, – предложил белобрысый парень с чересчур белым лицом и родинкой на носу.

– Я щас попу на морду натяну тебе, будешь сам трещать сучком потом, – парировал Жбан, показывая кулак.

– Тихо вы! – цыкнул на них Дух. – Юрик, давай ты тогда. Жбан нам на проходной поможет. Все, поменялись местами. Димка, ты сиди в кустах и не суйся никуда. А то перед мамкой потом отвечать за тебя. Сделаем дело, отправлю тебя нарочным. Если связи не будет. Понял?

– Угу, – кивнул пацанчик, забираясь в куст рябины.

Через пять минут все крались к боевым позициям, выставив стволы вперед и вглядываясь в сумерки. Французы до того расслабились, что даже не обращали внимания на прикрытые ворота, подпертые сгоревшим «жигуленком». Сами вповалку спали во дворе, в кабинетах, в коридорах, таскали за руки молодую девчонку, изнасилованную уже на третий раз по кругу. Один офицер дремал в углу на кресле бывшего директора станции, другой что-то усердно писал карандашом на листке бумаги. Вероятно, письмо своим давно почившим родителям в Гавре. Свет горел только на крыльце здания и на фонаре углового столба. Огонь из бочки мало освещал площадку перед двухэтажным зданием.

Первым пал сонный часовой возле запертой изнутри пленниками двери в подвал. Жбан раскроил ему череп булавой, трофеем от кочевников.

Пьяное бормотание другого солдата прекратил Дух ударом ножа в шею, а затем ногой в голову. Стали пробираться дальше.

– Баня, че он там охранял, этот солдафон? – спросил шепотом Сашка, полуобернувшись к одному из друзей.

– Какой из них?

– Тот, которого верзила наш оприходовал.

– Подвал какой-то. А че?

– Через плечо. Там, наверное, заложники ютятся. Нужно сразу их освободить.

– Давай я.

– Топай. Только смотри сам, чтобы они с перепугу тебя на шишку не насадили! – предупредил Дух, мягко оттолкнув парня в сторону. – Жбан, пошли дальше. Стрелять только в крайнем случае.

– Да знаю я. Че, фильмов не смотрел?!

– Еп… киношник!

Пока боец по прозвищу Баня терся возле кованой двери в подвал, шепча в щель, что он свой, Дух с товарищем миновали коридор первого этажа. И тут женщина, корчившаяся у плинтуса, завидев земляков-освободителей, закричала. Ее зов о помощи скорее походил на вопль, утробный рев. Но офицер в углу очнулся и, увидев чужие силуэты, заорал тревожную команду на языке, неподвластном разуму русских парней. И вдобавок еще и выстрелил из пистоля. Пуля весом в двадцать с лишним граммов и калибром в семнадцать миллиметров разворотила грудь повернувшегося на крик Жбана. Здоровяка отбросило на ползающую девку, а Дух немного растерялся, дергая автомат. Офицер-наполеоновец с палашом в руке и с боевым кличем нормандцев кинулся в атаку, но споткнулся и, может быть, этим дал фору врагу. Трясущейся рукой Сашка передернул затвор МП-38/40 и нажал спусковой. Не целясь, чуть прищурившись, сгорбившись и икая. Он, конечно, убивал врага на улицах родного города, но не в такой безумной и неожиданной ситуации. Француз пал, сраженный очередью, но вместо него в проеме вырос другой офицер. С карандашом в левой и со шпагой в правой руке. Тот не споткнулся, а сразу бросился на противника. Из кабинета выскочил солдат в высоком кивере, с перетянутой позолоченными шевронами грудью, со штыком на пехотном ружье, нацеленным прямо в лицо Сашки.

Дух отпрянул, растерявшись, в кого сначала стрелять, но палец уже нещадно жал спусковой крючок. Штык воткнулся в стену, оцарапав плечо парня, враг завалился рядом со Жбаном, но вот шпага офицера достигла цели. И только машинально подставленный локоть Сашки спас ему жизнь – острие клинка больно вонзилось в кость. Произошло секундное замешательство. Крик боли, вопль злости, выстрелы, шорохи.

Последний заряд Дух выпустил уже в бегущего солдата. И скорчился на полу возле первой ступеньки лестничного марша. Стало дико страшно и больно. Ситуация, в которой оказался командир звена, просто выбила его из колеи и заставила осознать всю соль происходящего кошмара. Без патронов, не успевая перезарядить оружие, раненый, заваленный телами врага, он валялся на грязном кафеле водокачки ночью и ничем не мог продлить свое существование.

Друзья оказались где-то, но не рядом, а вмиг отрезвевшие разъяренные французы бежали к нему со всех ног, громко топая каблуками тяжелых сапог и остервенело бранясь. Сейчас он окажется насаженным на штыки, как мясо на шампур, и никто никогда больше его не увидит живым. Его сожгут так же, как те трупы.

Дух застонал, извернулся и достал пистолет. Травматическое, но все же оружие ближнего боя. И начал стрелять.

Одного врага он поверг, влепив порцию резины в лицо, а вот тяжеловооруженный кирасир в латах вообще не воспринял двух пуль, последних в обойме пистолета парня. С победоносным кличем он замахнулся слегка кривой полусаблей, чтобы раздвоить череп молодого бойца.

И тут выстрел дублетом в спину опрокинул наполеоновца снопом картечи. Стрелял Баня, освободивший пленников и подоспевший к командиру на помощь.

– Баня-я… блин-н… Ты во… вовремя. Звездец! – промычал Дух, пытаясь подняться.

Но только он успел встать и выдохнуть, как топот по коридору вдруг завершился, а глаза друга широко раскрылись, будто ему горячий уголь за шиворот кинули. Баня осел и с горькой физиономией упал на пол. Из спины торчал штык, его продолжением являлся ствол ружья, а далее – руки солдата.

И Сашка понял, что судьба теперь-то уж точно повернулась к нему задом…

* * *

Кочевников, убивших незнакомую тетку с продуктами и ранивших мужичка в старом задрыпанном костюме, мы покрошили быстро. Несколько выстрелов – полдюжины трупов. Двое смотались прочь, юркнув в темень подворотни.

– Дизель, они на твоей совести! – бросил я через плечо Антохе, фильтровавшему двор в поисках беглецов. – Спрячутся, потом в спину всадят стрелу грязную, мало не покажется. Твой же сектор был! Какого хрена проворонил их?

– Сорри, командир, профукал, признаюсь! – виновато промямлил друг, перезаряжая «Иж». – Че с мужиком? Нам так-то некогда с ранеными вошкаться.

– А я бы с тобой, как ты выразился, вошкался, – пояснил я, бросив укоризненный взгляд на Дизеля, присел возле тела мужика и обратился уже к Кисе, орудующей над ним: – Будет жить?

– Должен выкарабкаться. Но нам, правда, некогда тут хирургией заниматься. Врач серьезный нужен. На базу таранить его далеко. Что делаем, Купол? – твердо и почти строго промолвила девушка, вынув последнюю стрелу из плеча стонущего Семена Середы.

– Мужик, ты кто? Можешь говорить? Какого черта ты делаешь посреди улицы и без оружия? Хата далеко твоя?

Раненый открыл глаза и разлепил сухие губы с кровавой коркой:

– Семен я… Середа… Инженер-метростроитель. Местный… Помогите, братцы! Не бросайте… Я вытяну… Я жить хочу. Как… как глупо все…

– Метростроитель?! – Я обернулся к Дизелю, тот вопросительно смотрел на меня. Взгляд Кисы тоже был полон недоумения. – Знаешь Спецметро? Подробно?

– Я проектировал его… Все знаю. Объект секретный в южной части… но… блин, как больно-то! Но я проведу, если…

– Я понял тебя, понял. Молчи, береги силы, Семен.

Лица боевых товарищей ничего хорошего не говорили, Паровоз вообще развел руками. Решение нужно было принимать мне, причем очень быстро – времени до рассвета оставалось мало, а в соседнем дворе раздались выстрелы.

– Паровоз, бери его на руки, в машину неси. Только очень нежно неси. Киса, прикрой. Останься с ним там, бинтуй всем, что есть. Не жалей, еще достанем. Аптек много, простыней по квартирам тоже. От заражения умереть сейчас не сможет, а вот потеря крови не сулит ничего хорошего. Дизель, мы с тобой разведаем двор вон того дома. Че-то пальба мне не нравится эта!

– А чего?

– Современное стрелковое, не слышишь, что ли? Свои кто-то палят. Городские. Вдруг помощь нужна? – сказал я суетливому Антохе.

– В кого палят? Других не слыхать чего-то.

– Верно подметил. Могут и «чмори» оказаться. Пошли, дружище, выясним. Паровоз, нежнее, я сказал. Мужику и так не повезло. Нашпиговали как ежика, блин. Пошли, Антон.

– Вдвоем против «чморей»?! Че, круто, еп! – пробурчал друг и потопал вслед за мной.

«Чмори». Слухи об этих безбашенных отморозках распространились по городу со скоростью пули. И ведь самое неприятное было то, что эти твари вышли из горожан, а не являлись попаданцами. Они убивали, грабили и насиловали похлеще пришлых иноземцев. Сколоченная каким-то хитроумным жителем Энска банда наводила шороху на горожан и даже на беснующихся чужаков. Не брали пленных, не пытали, не разбирались, кто перед ними, попаданцы или земляки. Жестокие циничные убийцы в черных с прорезями масках, экипировке цвета серого хаки и с огнестрельным оружием, в основном захваченным у ВОХРа и полиции Энска.

Найти их и покончить с группировкой для Купола и его друзей стало делом принципа. Хотя в рядах самообороны и ходил шепоток – люди откровенно побаивались своих смышленых соотечественников.

– Это ОНИ! – вырвалось у Дизеля, когда в его наблюдаемом секторе с темного двора высыпали трое крестоносцев и дали деру в соседний проулок.

Я сразу понял, что он имеет в виду, и перестал красться вдоль ряда автомобилей, мертвыми металлическими телами усеявших всю правую сторону дороги. Замер так, что услышал стук своего сердца. Руки предательски вспотели, спину холодил страх. «Мало нас. Ой, как мало для встречи с «чморями»!»

Преследователь удирающих рыцарей не торопился выглядывать наружу из-за угла жилого дома, только ствол автомата тускло блеснул. Я поднял «Ягуар», прицелился.

– Выходи, падла! – шепнули губы еле внятно.

«Чморя» спугнул Дизель, начавший пальбу в другую цель с полста метров от меня. «Неужели он не видит стрелка сбоку?» Я ждал появления мишени, но и боялся за друга, который мог схлопотать пулю раньше врага. Благо Антоху прикрывал небольшой детский домик на площадке во дворе. А передвинуться правее я не мог – мешали машина и свет фонаря.

Противник, как назло, не спешил подставляться под огонь, водил стволом и не выдавал себя до поры до времени. И я не выдержал. Точнее, заметил спину Дизеля, отшатнувшегося и перезаряжавшего свое оружие. Пришлось открыть огонь мне.

Картечь перебила запястье и кисть врага, державшего автомат. Вопль боли огласил округу, чужак показался весь, согнутый и дергающийся. Я дал второй залп, приятно млея от ощущения отдачи и попадания в цель. Испуганный Антоха развернулся, в секунду оценил ситуацию и добил противника, хорошо видимого со своей позиции. Потом показал жестом «спс» и продолжил постреливать в сторону главного подъезда дома.

Дозарядив оружие, я короткими перебежками миновал сектор, прижался к холодному кирпичу стены. Сверху шелестела крона яблони, с балкона свисала веревка. Странно, кому понадобилось со второго этажа ретироваться по веревке вниз, когда спрыгнуть делов-то?! Поразмышлять дальше не пришлось – враг открыл ураганный огонь по Антохе, грозя зацепить его, но сначала в щепки разнести укрытие. А если у них еще и гранаты окажутся, то вообще хана будет!

Машина под одним из окон дома пригодилась как нельзя кстати. Я ловко забрался на кроссовер с пробитыми колесами, прикладом разбил стекло, оказавшееся без решеток, забыв про то, что в упор могу схлопотать свинцовый заряд защищавшего свой кров хозяина. Вынес окно и запрыгнул внутрь, нелепо запутавшись в тюле и шторах, а также снеся огромный цветок в напольном горшке. Короче, в комнату я ввалился, как слон в посудную лавку. И тут же получил сковородой по башке. Благо шлем спас! Мягко (как показалось мне) оттолкнул обидчика, вскочил и, одергивая с головы занавеску, вскинул оружие. Упавшая на диван девочка при ближнем рассмотрении оказалась вполне смазливой девушкой лет двадцати, с круглыми от ужаса глазами, испуганным лицом и железным настроем расквасить мне морду.

– Привет! Я Купол… то есть Олег. Отряд городской самообороны. А ты кто?

– Оксана. Э-э… отряд домашней самообороны, – легко парировала девушка, все же не опуская орудия защиты.

– Ксюх, ты это… черпалку-то опусти. Как-то неуютно мне.

– Ты не из этих? Точно? – спросила настороженная хозяйка квартиры.

– Не-а. А кого, этих?

– Бандюганы бродят по улицам. Где-то здесь осели, видать, гнездо у них недалеко. Постоянно вижу, – девушка опустила сковороду, – ты из армии спасения?

– Типа того. Не бойся, не трону. Я в разведке здесь, с тыла зайти, в спину им ударить. У меня боец там отражает их огонь. Помочь нужно, – я зачем-то начал пояснять ей подробности своего плана, – пропустишь?

– Давай. Только без выкрутасов, Олежа! Махом сварганю из твоей милой мордашки блин. – Оксана посторонилась, пропуская меня мимо. Симпатичная маечка с тонкими бретельками, слегка видная грудь, острые пуговки сосков под голубой тканью. Хотя, возможно, цвет в темноте комнаты мог оказаться и другим.

– Ну, да-а, из моей милой мордашки блин вкусный получится. Спасибо, моя хорошая! Я быстро и потом на чай заскочу, только мне без сахара и с разбавлялкой. Не люблю горячий.

– Ишь ты! – она открыто удивилась, усмехнулась и пошла следом за мной. – Чай можно пообещать, а что впущу обратно – не могу в этом заверить, Олежа.

– Дык… Я тогда снова в окошко влезу. Делов-то!

Снаружи здания вновь послышались выстрелы. Дизель уже явно оборонялся, а не нападал. И ему срочно нужна была помощь.

– Ксан, я ведь вернусь, рано или поздно. Ты милая. По чесноку.

– А вот всех гадов во дворе истребишь, конфет в ларьке возьмешь, тогда жду в гости. На чай без сахара!

– О как! Лады. Я ради этого весь город изведу от врага, не только твой двор, – воодушевился я, паря как на крыльях по коридору квартиры и подмигивая во тьме девушке.

– Иди-иди, Рембо!

Показалось, что сейчас на прощание чмокнемся в губки, но, видать, это почудилось только мне. Она же лукаво стрельнула красивыми глазами, кокетливо заправила локон за ухо и затворила за мной дверь. На все замки, а судя по долгому лязгу, на все сто двадцать замков.

– Хороша Ксюшка, съем я эту плюшку! – шепнул я и снова превратился в сгусток звериного и опасного.

Обстановка снаружи, по всей видимости, сложилась уже не в пользу Дизеля. Парень еле успевал перезаряжать две боевые единицы, «Иж» и автомат, с последней гранатой уже распрощался. И, похоже, материл пропавшего командира.

Я появился очень даже кстати, действительно зайдя с тыла противника. Выстрел, и один из врагов распластался ничком в подъезде, второй и третий залпом снесли стрелка на выходе, еще сноп картечи поверг того, что подбирался с моей стороны к Антохе. Два трупа, валявшихся в сломанных позах до моего прихода, наглядно говорили о заслугах друга.

Не успел он громко порадоваться успешному завершению боя над «чморями», как на лестничном марше мы услышали топот и бряцание оружия.

– Туда, живо!

Хитрым маневром мы с другом зажали последнего «чморя», подстрелив его на третьем этаже. Парень в черной маске еще корчился, зажимая фонтанчик крови в боку, как сверху показался еще один. Но я не смог выстрелить в него, потому что незнакомец пальнул в агонизирующего «чморя» со словами «Сдохни, тварь!», а при ближнем рассмотрении оказался очень даже знакомым.

– Ловелас?! Алик, ты, что ли?

– Купол? Вот встреча, блин! Не ожидал тебя увидеть здесь, – Ливадный стал перезаряжать ружье, бледность на его лице выдавала крайнюю степень волнения, – спасибо, что покрошил этих ублюдков. Закупорили меня здесь, не выйти, не соскочить с балкона. Думал, навечно останусь тут.

– А ты что здесь делаешь? Прикид нехилый у тебя, – поинтересовался я, краем глаза поглядывая через окно подъезда на двор.

Экипировка Ливадного реально вызывала завидки: чистая новенькая «горка», натовские скандинавские берцы, АК-103 за спиной, под завязку набитая БК разгрузка, «Сайга-20» в руках. Хорошо где-то отоварился. Дизель кивнул Ловеласу в знак приветствия и встал в охранение этажом ниже. Ему порядком чиркнуло на улице пулей плечо, и сейчас парень пытался оказать себе медицинскую помощь.

– Я как обычно… По бабам. Сам же знаешь, какая у меня страсть! – Глаза Алика бегали, хитрая физиономия сменила испуганный фейс.

– Ну, мы все любим девчонок, но не в это же время, когда город тонет в крови, задыхается от пришлых!

– Как пафосно, е-мое! Война войной, а обед и телки по расписанию, – Алик криво улыбнулся, но вид его говорил о том, что он спешит и переживает за что-то, – ну… ты это… бывай, дружбан. Почешу дальше, пока очередных фраеров не подвалило.

– Ты не слышал про «чморей», где они прячутся? Говорят, где-то в этом секторе, – спросил я, пропуская его мимо себя.

– Не-а. Мне по барабану, кто такие, где кантуются. Я сам по себе, вольный стрелок, мля!

Алик подмигнул и скрылся в сумерках подъезда. Снизу донеслось его прощальное «Покеда, партизаны!». У меня осталось чувство, что я натворил страшных дел или заколол бабушку своего друга, а теперь пытался скрыть следы. На душе стало тяжко, на языке горько, в висках застучало. Все бы ничего, но бабушка явилась вдруг в реальности. Сверху, тихо шоркая и громко причитая, показалась старушка из квартиры на пятом этаже. Из ее сумбурной словесной околесицы я с ужасом понял, что только что подъезд покинул один из бандитов, наводящих страх на местный район.

Ловелас!

От этой мысли у меня чуть мозг не взорвался. Я попытался успокоить старушку, выпытать у нее приметы бандита. И, судя по описанию, этот Алик только что «положил» всю семью этажом выше, изнасиловав с элементами изуверства дочь главы семьи. Я бросился наверх, в квартире с распахнутой дверью нашел лужи крови, обрызганные ею же стены, четыре трупа, включая ребенка и девушку лет восемнадцати. Когда-то очень симпатичную девчонку. Ее обнаженный вид и поза подсказали о насильственных действиях убийцы. На всех телах в основном виднелись резано-колотые раны, но обнаружились и пулевые, рваные. Рядом валялись гильзы от…

– Дизель! – крикнул я в лестничный пролет.

Друг быстро взлетел по ступенькам, скривился при виде ужасной картины и, не обращая внимания на увещевания бабушки, вопросительно посмотрел на меня.

– Ловелас.

– Уверен? Не может быть! – удивился Антон, сжимая кулаки.

– Все сводится к одному. Его почерк, его гильзы, да и присутствие его здесь не случайно. Быстро наружу. Может, недалеко ушел.

Мы помчались вниз, во дворе кроме трупов и разгорающегося домика на детской площадке не наблюдалось ни души. Ясно-понятно, что изувер ушел, буквально сбежал, унося ноги от вездесущего и проницательного командира самообороны Энска. Каковым я и считал себя.

– Знаешь что, вдвоем сейчас мы вряд ли найдем этого гандона, а вот на заметку взять стоит, – сказал я, осматривая местность в прицел, – это же надо так… Стоял рядом и целку строил из себя, типа свой в доску и по бабам ходит ночами. А он, оказывается, свое хобби с мирного времени перетащил в настоящее, стал маньяком и хладнокровным палачом. Сука!

– Купол, мне вообще кажется, что он их предводитель, – пробубнил Дизель.

– Чей?

– «Чморей» этих. Командир их.

– Почему ты так считаешь?

– Ну… среди трупов не увидел приверженца высшей иерархии, а Ловелас был экипирован лучше всех. Да и хитрее всех оказался. Своего завалил для проформы. Хитер, сволочь! Он мне и раньше не нравился, козел, а сейчас я понял, что все к одному. Что он способен на такие деяния, врал, волновался.

– Что ж ты раньше-то свои доводы мне не высказал, взяв на мушку фраера этого? – с укором сказал я, тряхнув оружием.

Антоха что-то заворчал, но я уже зна́ком показал ему сваливать. Потому что за углом дома послышались сигнальный гудок знакомого «Хаммера» и выстрел «Сайги».