Он был молод, мало чего видел в жизни и ничуть не отличался от миллионов других парней в своей стране. Он не очень понимал, что такое микропроцессор, имел смутное представление о структуре правительства и содержании Конституции РСФСР, не разбирался в устройстве двигателя обыкновенного «жигулёнка» и вряд ли сумел завести даже этот примитивный автомобиль без ключа. Тем более не умел вскрывать сейфы, железные двери и не отключил бы сигнализацию, если бы такое вдруг потребовалось. Единственное, чем он владел в совершенстве – это искусством САВАТ…

Ещё пару часов назад, узнав о гибели тренера, учителя и друга Сергея Викторовича, Никита захотел расквасить морду какому-нибудь фраеру, «крутому», фирмачу, или, как их называют сейчас, «новому русскому». «Вроде бы не за что, но если б было за что – убил!» – думал он, ошарашенный трагическим известием, выглядывая среди редких прохожих такую жертву. Напарник по спаррингам, Толя (друг Сергея Викторовича, работающий директором небольшой пиццерии около ДК) подробно рассказал о случившемся. Сам он узнал от коллег Серёги, а им можно верить. Этот сильный удар похлеще нокаута явился для Никиты, до этого бывшего в отличном расположении духа.

«Ты же знаешь, он на ОПэГэшку работал!» – подытожил Толя, подпирая стенку. Да, это верно! Никита догадывался о такой работе тренера, и про себя осуждал это! Но такая проблемка не отталкивала его от учителя – в остальном тот был настоящим мужиком и настоящим человеком. Не имея специального образования, с ростом под метр семьдесят и худощавыми данными, Сергей служил командиром в разведроте в Афганистане, получил ранения в лёгкое и голень, Красную Звезду и полдесятка медалей. После вывода войск устроился работать в школу учителем физкультуры, где его и встретил в восьмом классе Никита.

С тех пор, как Сергей Викторович стал по вечерам вести каратэ, рукопашный бой, САВАТ, парень не вылезал из школьного спортзала. Он был лучшим учеником у бывшего «афганца», так как и до этого занимался восточными единоборствами, но САВАТ – это что-то! Парень буквально влюбился в эту французскую борьбу, бокс на ногах. Имея хорошую пластику и отличную растяжку, Никита не имел себе равных. Но тренер учил не фехтовать, не махать и не прыгать, а бить наверняка, точно, быстро, сильно.

Уже учась на третьем курсе института, Никита продолжал занятия. Приходили и уходили новенькие, частенько бывали старенькие, но всегда присутствовал он, поклонник Сергея Викторовича и САВАТ. Отточенные мгновенные удары, выпады и взмахи, хорошая техника боя и автоматизм действий стали неотъемлемыми атрибутами в тренировочных спаррингах. Учитывая бойцовскую подготовку Никиты, его коронные приёмы ногами, Сергей начал обучать его ударам руками. Он показал основные приёмы и навыки разведчиков, бойцов спецподразделений бывших КГБ и МВД, избранные комбинации ударников спецназа, ОМОНа и просто лучшие варианты уличной драки. Мозг Никиты жадно поглощал информацию, а послушное тело исполняло приказы.

«Ты хороший боец, – говорил Викторович, – тебе не обязательно иметь большие мускулы и огромный торс! Вот таким тычком двух фаланг руки можно сломать переносицу… а внутренней стороной кисти или большим пальцем вырубить противника на три и более минут. А так… легко сбить человека любой комплекции и уложить надолго, только удар должен наноситься именно в кадык, вот этим местечком между большим и указательным пальцами. Так запросто выбить…»

Он показывал, учил, заставлял теребить манекенов и повергать напарников. Казалось, тренер натаскивает Никиту для чего-то особенного, ответственного, страшного…

Потом Никита случайно узнал о новой работе тренера. Оклада преподавателя тому явно не хватало, и он стал подрабатывать… рэкетом! Затем, вдруг, идёт молва, что он состоит в должности начальника охраны и службы безопасности в соседней области, где-то в Серове или Ивделе, в одном АО. Тренировки становятся реже, короче, Сергей Викторович – сдержанней и суше в отношениях с друзьями, Никитой, ссорится и разводится с женой, чаще пропадает в «командировках». А дальше…

…Два часа назад Толя поведал об обстоятельствах гибели Серёги. Его нашли в небольшом грязном озерце севернее Екатеринбурга. Экспертиза установила, что Викторовича сначала ударили железным предметом по затылку и почти одновременно ножом в бок. Многочисленные раны и ссадины, изуродованное тело, говорили о жестокой борьбе с неизвестными. Напоследок выстрелили в сердце и утопили в уральском сточном водоёме. Больше ничего не нашли после «толковища» – ни орудия убийства, ни следов, ни свидетелей. Кому-то он очень насолил, где-то очень перегнул палку!

В тяжких думах и воспоминаниях, в мрачных представлениях о картине убийства тренера, Никита не заметил, как очутился возле входа кафе-бара и соседней танцплощадки, откуда доносился ритмичный дробовой гул ударников. Затуманенным взглядом он окинул рекламную вывеску и направился внутрь, навстречу Судьбе…

В проёме входа возвышался охранник – парень спортивного телосложения, лет на пять старше Никиты, в китайской клетчатой рубашке с закатанными рукавами и «Левайсах». На боку висела специальная короткая телескопическая дубинка с пластиковым шариком на конце. Трёхдневная щетина на скуластом серьёзном лице, видимо, вызывала восторг у посетительниц, но не у Никиты. Он терпеть не мог всякую растительность на физиономии, тем более запущенную.

– Сколько? – тоном нереального завсегдатая спросил Никита, залезая рукой в карман джинсовой сорочки.

– Червонец, – таким же голосом ответил парень, невольно напрягая пресс и вчитываясь в глубокомысленные глаза пришедшего.

Никита ехидно хмыкнул, расплатился и направился в сторону туалета. Там, справив малую нужду, он долго стоял возле раковины с бурлящим водоворотом и шумящим краном, изучал себя в зеркале и придумывал дальнейшие действия. Мысли не утешали его: хотелось вдрызг напиться, наплевав на всякие табу, да подцепить девчонку какую-нибудь, чтоб хоть потанцевать под грохот «культурбит».

Наконец, придя к окончательному решению, Никита выключил кран, вытер о носовой платок ладони (предметами гигиены в общественных местах он избегал пользоваться, да таковых и не нашлось) и развернулся идти, как уткнулся в человека. Парнишка лет восемнадцати, худой от рождения и ещё более тощий в кожаной маломерке с кучей заклёпок, в дерматиновой перчатке на правой руке «а ля хэви метал», где вместо козынков торчат алюминиевые шипы, а запястье стянуто блестящей железной скобой, хрипло пробурчал:

– Земляк, закурим?

– Как? – сморщился в лёгкой иронии Никита.

– Наша «А» есть? – проскрипел парень.

– Нашей «А» нет, и была бы вдруг, да не для тебя, чувачок!

– А… если подумать? – с ноткой возрастающей злости спросил поклонник «хэви метала», сжимая шипованный кулак.

– Братан, я устал! – сказал Никита, не удосуживаясь принять стойку уличного бойца. Он молниеносно выкинул кулак, пробив парню «дыхалку». Тот загнулся и взорвался оглушительным кашлем, а Никита лёгкой, едва заметной подсечкой помог ему опуститься на грязный кафель.

– Наверное, я очень груб и дерзок, но, пожалуйста, не проси у меня больше ничего! Я всё равно не дам, – чётко проговорил он, вспомнив фразы голливудских киногероев.

Затем вальяжной расслабленной походкой он направился к выходу. Около туалета то ли его, то ли своего дружка, поджидали ещё двое. По манере поведения и одежде они ничем не уступали первому.

Никита сразу «загрузил» их, не спеша проходя мимо и тем самым взяв инициативу в свои руки:

– Братва, там вашему другу плохо! Рвёт его.

Ошарашенные наркоманы кинулись внутрь «сортировальни», а Никита подмигнул брюнетке, кого-то ожидающей возле танцзала, и жестом головы показал на кафе-бар. Ответа на мимику не последовало, и он, ничуть не унывая, прошёл в открытые двери «харчевни».

Забегаловка была так себе, обслуживание тоже, а выпивка и хавчик чуть получше. Полутёмный с редкими неоновыми фонариками зал в сто сорок квадратов не отличался новшествами и многообразием мебели и оформления. Такое Никита видел в десятке других ресторанчиков и кафе-баров, разве что помещение разделялось на две части невысокой ступенью. Одна половинка зала ещё состояла из нескольких отдельных кабинок, сделанных из тёмного оргстекла в форме букв «П». Напротив этой «гребёнки» расположилась стойка с засыпающим барменом и разномастной стенкой стеклопосуды, заполненной алкоголем. Освещение этой части кафе-бара было столь интимным из-за нескольких красных бра, что Никита невольно потянулся туда.

Но на ступени, разделяющей фешенебельный холл и простолюдинский зал, его встретил долговязый официант.

– Молодой человек, туда нельзя!

– Ты как тот врач, который не пустил меня в инфекционное отделение к другу! – улыбнулся Никита.

– Может быть, но пройдите лучше вон за тот столик, – голосом запрограммированного Робокопа молвил официант.

– Ладно, кончай указывать, я пришёл отдохнуть, посидеть, подумать, и сам знаю, куда приземлиться! – Никита царским жестом достал из кармана помятую пятидолларовую купюру и сунул в накрахмаленный карман долговязому. Тот уплыл в сторону, жестом приглашая наверх.

Никита занял одну из кабинок, развалившись на массивном мягком стуле. Он окинул взглядом ещё три таких же, полированный пластик столика, японский гобелен с хрусталинкой бра над ним, и стал ждать меню.

– Алка, отнесёшь заказ парнишке в третью, да раскрути его на капусту! У него, по ходу, баксы есть, если не чморик, который вшивую стипендию обменял в валютном, – приказал Хубба девушке в красно-белой униформе официантки. Он внимательно разглядывал Никиту из-за столика и самого бара, не переставая мять в мускулистой руке эспандер. Огромные челюсти местного вышибалы усердно месили жвачку, и в такт жеванию плавал на гладковыбритой левой скуле двухгодичный шрам.

– Ладно, – бойко бросила Алла, радуясь своей мизерной доле с очередного дельца, финалом которого станет шмон этого русого парня в третьей кабинке.

Она шагала к нему с подносом, наполненным не столько кучей жратвы, как заказывают многие здесь, сколько изысканными закусками: икра, балычок, спинка, сервелат и зелень, порция «Наполеона» да минералка. Для студента это очень шикарно, а в том, что он студентик, Алка не сомневалась.

Намеренно чётко завиляв задом, хотя лучше сказать, попкой, так как её пятая точка была изумительна, она подошла к Никите, отметив его изучающий взгляд. Глаза его горели недобрым огнём, но лицо оставалось серьёзным и чем-то озадаченным.

– Ваш заказ, пожалуйста! – ласково произнесла Алла, выставляя еду на столик и грациозно изогнувшись.

– Спасибо, милая! – Никита отложил меню, до этого раскрытое перед ним, и заметил ожидание на симпатичной мордашке официантки. – Чё, оплата щас?

Он вынул из кармана портмоне, которое хотя и выглядело туго набитым, но содержало больше разных записок и визиток, чем денег, и покрутил им в воздухе.

– Не сейчас, потом, – остановила его Алла, двусмысленно подмигнув, – ещё что-нибудь желаете?

Тогда Никита решил идти напролом:

– Я бы ещё одно блюдо заказал… – Никита шепнул что-то французское.

– О, это по спецобслуживанию! – не растерялась официантка, но густо покраснела. – Сейчас мне нельзя, а потом, как закончишь…

– …Когда я закончу, мне уже не надо будет такого блюда, – улыбнулся Никита, принимаясь за трапезу, и добавил, – я шучу. Иди, спроси у своего босса, разрешит он тебе или нет!

Алла ещё гуще покраснела, чего не случалось даже тогда, когда она первый раз делала то, что просил парень. Она фыркнула, но ругательство застряло в горле, развернулась на коротких каблучках и пошла докладывать Хуббе.

Бармен, от зоркого взгляда которого никогда не ускользало ничего подобного, усмехнулся: парень обречён. Ему дадут доужинать, выйти на улицу, а уж там Витяй с Боксёром обуют его, как щенка. Да ещё звездюлей вставят. «А портмонуха у него толстовата… даже чересчур!» – подумал он, почесав на щеке пробивающуюся щетину, не догадываясь, что через какие-то семь-восемь минут будет лежать своим красивым личиком в луже крови и разносортного алкоголя…

…Опрокинув рюмку бренди в рот, Никита сунул туда же веточку петрушки и лепесток балыка, а в следующую секунду заметил в кафе-баре новых посетителей.

Трое вошедших обратили на себя внимание пары десятков глаз. Первые двое парней внушительных размеров, в драповых коротких курточках и «адиковских» штанах, развязно подрулили к вышибале, а третий, в котором Никита узнал знакомого по туалету металлиста, кривлялся и что-то бормотал. Сразу видно: парень только что принял дозу, а теперь приставал к одному из двух верзил, подёргивая того за рукав куртки. Увалень спортивно-рэкетного вида не обращал на Гемороя внимания, а глазами раздевал Алку, принимавшую плату у одного из клиентов. Дружок его, Бык, еле слышно переговаривался с Хуббой, безмятежно раскинувшимся на стуле.

Никита, естественно, не знал ни Хуббу, ни двух других – Быка и Боксёра, мирно обсуждавших что-то, он видел наркомана в «коже» и предчувствовал, что сейчас будет. И, как всегда, мозг тотчас начал анализировать ситуацию. Тело готовилось к схватке – то расслаблялось, то наливалось напряжением и силой. Нужно было чувствовать каждую его часть, точку, клеточку. Глаза шарили в поиске вспомогательных предметов. Короче, организм проводил привычную аутотренинговую подготовку, медитацию, какую обычно делал все прошлые разы.

Никита, заметив крошки на вельветовых джинсах, смахнул их ладонью, окинул оценивающим взглядом туфли – «трайлеры» с глубоким протектором – лёгкие (не под стать чудовищному виду и 44-му размеру), крепкие, удобные.

Интуиция, всегда помогавшая ему, не подвела и здесь. Опознание его наркоманом было отмечено громким вскриком и отборным матом, огласившим помещение забегаловки.

– Бля буду! Это ведь он, – кинул парень своим дружкам и неровной походкой направился в сторону Никиты, – ага, вот ты где, курва, а я тебя в танцзале ищу!

Бык и Боксёр медленно последовали за своей «шохой» с напутствиями:

– Геморой, дай пацану похавать!

– Давай, дрищ, накорми его!

Никита мысленно отметил их высказывания, оценил тревожную ситуацию, и понял, что делать. Все в обоих залах – и гости, и Хубба, невозмутимо восседавший в прежней позе, испуганная Алка и ухмыляющийся бармен, обслуга кафе-бара – все затаили дыхание в ожидании развязки, которая не заставила себя долго ждать.

Геморой приблизился к кабинке своего ненавистного врага, сверля его гневным взглядом, рявкнул что-то вроде: «Сидит, придурок, ест спокойно! Лох гавённый!» В следующий момент он чуть развернулся к товарищам корпусом, как бы дав им возможность созерцать дальнейшее, а рукой, пестрящей наколками, ухватил бутылку минералки и, широко размахнувшись, двинул ею по голове обидчика.

Но всего доля секунды понадобилось Никите, чтобы уклониться, и стеклянное оружие разлетелось вдребезги о высокую спинку стула. ещё секунда – отодвинулся стул, а мощный полуботинок сильно ушиб нападающему колено, затем Никита, руками сделав лёгкий упор в столик, с наклона боковым ударом ногой в голову отправил Гемороя в сокрушительный зрелищный полет. Наркоман мешком рухнул на ближний столик, разметав посуду, закуски и влюблённую парочку, поспешившую мигом убраться подальше. Тело его прокатилось по пластиковому покрытию и, окутанное турецкой скатертью, исчезло за столом.

Молчание длилось буквально полминуты.

– Звиздец тебе! – разорвал тишину Бык и кинулся на стоящего возле своей кабинки Никиту. В его секундном выпаде сквозила давнишняя, но тщательная подготовка самбиста или дзюдоиста, опыт борцовых поединков и недюжинная сила. Вот только зря он решил нанести не свой, не родной, слегка заученный удар ногой, в каратэ называемый «маваши».

Никита стремительным блок-ударом ноги из САВАТ в воздухе опередил соперника, остановил, поразил кость голени и сразу, присев и развернувшись юлой, провёл подсечку. Бык жёстко и тяжело грохнулся на пол, головой стукнувшись о стул.

Его сменил Боксёр, ловко и профессионально из стойки нанося правой крюк, но ещё более ловкий и мгновенный удар «трайлером» в полусогнутую руку выбил её из плечевого сустава, а следующим ударом правой ноги в левое ухо Никита поверг противника в нокаут.

Всё произошло так быстро, что никто не заметил технично выполненных приёмов САВАТ, только глухие удары и громкие падения тел. Опять в заведении повисла гробовая тишина. Даже бармен за стойкой застыл с аудиокассетой в протянутой к музыкальному центру руке. Никита, выдохнув и поправляя рубашку, подошёл к бару.

– Налей, дружок, чего-нибудь! – попросил он, игнорируя бармена взглядом и рассматривая зал с окаменевшими людьми.

Но вот где-то рядом раздалось:

– Земляк, ты чё буянишь?

Поднялся во весь двухметровый рост Хубба и, разведя руки в как бы недоумённом жесте, стал приближаться к парню. Никита, вздрогнув, повернулся лицом к новому нападающему (сомнений в том, что здоровяк сейчас атакует, не было) и уже напрягся в преддверии приёма.

Но тут один из секторов зрачка уловил в стеклянном покрытии массивного миксера нехорошее отражение – нападение сзади, чуть справа. Никита, вскидывая в блоке руку, оглянулся. И одновременно негласный помощник правопорядка за стойкой нанёс удар бутылкой, метясь в затылок парню. Никита захватил сцепом предплечье бармена, но вылетевшая из ослабленной руки бутыль «Довгани» больно шмякнула по шее, упала и расплылась лужей водки и кучей осколков рядом с бессознательным Гемороем.

Рывок – и бармен, до смерти напуганный и бледный, вылез на стойку, короткий прямой – и губы, зубы, челюсть чвякнули и брызнули кровью. Толчок, разворот на сто восемьдесят – и ударом стопы в нос бедняга отправился в грохочущее падение прямо на полки с напитками и хрусталём. Обратный разворот, отскок с блокировкой – и ботинок вышибалы вбился в стойку бара с убийственной силой, но пустой и роковой.

Никита левой голенью тотчас зацепил ударную ногу атакующего, зажим, резкий поворот, и рифлёная подошва «трайлера» попала в шейные позвонки. Хубба глухо ойкнул, отшатнулся и слизняком сполз на пол, рядом с Быком и опрокинутой мебелью.

Зал, встретившись взглядом с «крутым» парнем, врассыпную устремился к выходу. Алка, ахая и причитая, попятилась за служебную дверь, официант тоже куда-то слинял, а из второй кабинки, выпучив глаза, выглядывали двое кавказцев и блондинка в мини.

Никита, избегая дальнейшего, ненужного ему фотографирования, поспешно засеменил к служебному выходу, оттолкнул заохавшую от страха Аллу, пробежал коридор, подсобку и вскоре очутился на свежем воздухе.

«Теперь бы не мешало расслабиться по настоящему, – думал Никита, аршинными шагами меряя тротуар, – камень с души снять!» А сделать это могла лучше всех Татьяна. Поэтому парень и следовал в сторону её дома.

Вообще-то настоящих подружек у него было немало. Ну и, естественно, Татьяна, с которой через полмесяца будет зарегистрирован брак. Её Никита любил. Обожал. Познакомились они в институте, при поступлении. Потом оказалось, что учатся они в одной группе, оба метят в буровики. Значения тогда большого друг другу не придали, потому и сблизились только через пару лет. Никита уже прошёл огонь, воду и медные трубы, гусь был тот ещё, да и Таня испытала до него прелести интима.

Но здесь было что-то необычное, отличное от остальных его похождений. Все подруги, встречи и увлечения отодвинулись на второй план, а главенствующее положение заняла эта невысокая, хрупкая, слегка веснушчатая девушка с огромными зелёными глазищами и светлыми густыми волосами.

Как всё началось, никто не помнит. Первые поцелуи, свидания, гуляния на свежем воздухе. Но, нужно отметить, в постели они оказались не сразу, что для бабника Никиты и испробовавшей вкус первой близости Татьяны явилось неожиданным. Но зато что началось после! Два жаждущих, оголодавших, ненасытных зверёныша мёртвой хваткой вцепились друг друга и овладевали телами с бешеной страстью. И, тем не менее, оставалось место для платонической любви, как бы из приличия, по крайней мере, со стороны Тани.

И вот уже скоро, в ноябре, они должны были обвенчаться – молодые, счастливые, жизнерадостные пятикурсники, выбиравшие для будущей профессии необычную, но по-сибирски настоящую специальность. Зачем Татьяне нужно спецобразование, было непонятно, да и Никита чувствовал, что на Север уже не поедет, бурить и добывать стране нефть и газ тоже не будет. Пока у него есть планы, есть отличный шанс заработать деньги, и есть интерес. И пусть это для всех Тайна, но один Никита знал, что это и есть его Призвание. Страшное, рисковое, может быть, нехорошее, но сейчас именно в нём он видел смысл жизни. И именно этим должен будет заняться он – будущий киллер экстра-класса, Топорков Никита Сергеевич.

Разметав полчаса назад в «харчевне» нескольких кентов, направляясь заниматься сексом, Никита рассуждал о своих намерениях, строил смутные планы, сопоставлял их с ночными сновидениями.

Последние месяцы его обуревало желание стать профессиональным киллером, убийцей по заказу, ликвидатором. Эта сумасшедшая мысль нежданно-негаданно зародилась, постепенно разрослась до масштабов осуществления не во снах, а наяву, и теперь полностью овладела человеческим разумом.

Никита чувствовал, что тело не слушается его, мозг сопротивляется, душа рвётся. Наверное, так люди становятся маньяками, ворами и самоубийцами.

Если раньше молодой мозг впитывал бесконечный Развал, социальные Неурядицы, политический и нравственный Крах, военные перевороты, терроризм, Чечню, обострение криминальной ситуации, беспредел в магазинах, на улицах, в стране – и при этом сочувственные взгляды Запада, – то сейчас, после убийства идеала, кумира, учителя, после очередного столкновения лицом к лицу с «элементами беспредельщины» он не выдержал.

Что он может сделать с этим Миром один – дилетант, простой молодой русский парень? Никита не знал, но то, что он возьмётся за Великую Чистку, это было без сомнений! И чем бы ему ЭТО ни грозило!

С такими мыслями парень очутился возле старой серой «хрущёвки» Татьяны. Теперь, предчувствуя всеми клеточками организма надвигающееся наслаждение, Никита ускорил шаг и улыбнулся, увидев знакомые окна. Воспалённый мозг сразу притих и сдался под мощными сигналами другого, более властного и всемогущего голоса, звучащего из иной части тела.

Она намеренно торопила себя, услыхав звонок; вытерпела его горячий поцелуй, сдержалась, когда в комнате, обнимая, он шепнул: «Милая, я соскучился!», но только он крепко стиснул её в объятиях и жарко дыхнул в ушко, как она взорвалась любовью и ласками. Её проворные пальчики ловко освободили тело от одежды, поцелуи участились, усилились до покусывания, изящные руки, словно ожившие лианы, опутывали плечи, шею, руки и спину. Никита прижал одну руку к её лобку, а другой пощипывал соски маленьких грудей. Татьяна томно вздохнула, затем откинулась на мягкий подлокотник дивана, обеими руками обняв Никиту. Постепенно она придвинулась к любимому и уселась тёплыми ягодицами на его бёдра. Никита уже понял, какую позу она хочет принять для прелюдии, поэтому полностью поддался ей. С жадностью голодного зверя он накинулся на её груди. Великолепные острые сосочки налились кровью, опухли и онемели, но Никита знал, чего они в этот момент хотят. Его пальцы стали тискать и мять эти бугорки Венеры так, что Таня застонала, а потом зарычала, извиваясь всем телом. Сменив руки на губы, язычок, и опять обратно на руки, парень не забывал и про остальное.

Его указательный палец задел её сокровенное место. Никита всё больше возбуждался и воспламенял девушку, хотя видел, что она уже дошла до кондиции. Таня настойчиво пыталась оседлать его, особенно после вампирских поцелуев. И вот, исхитрившись, приподнялась и с криком боли и радости насадила себя на мужскую плоть. Никита ощутил, как по её телу пробежали волны и кожа покрылась россыпью мурашек. Захотелось тут же закончить, но он с трудом сдержал себя, облизнув высохшие губы и переводя дыхание. Несколько секунд оба неподвижно сидели, чувствуя друг друга внутри и снаружи. Казалось, они растворились и смешались.

Но вот они отдохнули и, словно опомнившись, бросились в атаку! Это была долгая жестокая битва! Это была некая бойня! Таня рыдала и кричала, когда он за ягодицы приподнимал её стройное лёгкое тело и с силой опускал обратно, вдавливая в себя. Она блаженно стонала и захлёбываясь дышала, если Никита ёрзал своими бёдрами по круговой, а в это время чуть ли не полностью заглатывал её груди, набивая рот розовой нежной плотью. И, наконец, девчонка буквально завизжала от восторга, как только Никита взорвался. Оба тела забились в судорожной агонии, ногти впились в спины.

Никита стойко переносил боль от недлинных, но остреньких ноготков, бороздивших кожу онемевшего тела. Так не хотелось выходить из соития, поэтому влюблённые долго сидели, тяжело дыша и крепко обнявшись. Их потные стройные фигуры слились и изредка вздрагивали – так накалились. И тут оба повалились на измятое покрывало и позволили себе расслабиться вдоволь. Таня мгновенно заснула, сладко улыбаясь, а Никита, борясь с усталостью, отдался воспоминаниям…

Никите тогда неслыханно повезло. Он работал охранником в крупнейшем нефтяном концерне, в самом главке – колоссальном (по Шуменским меркам) четырнадцатиэтажном красивом здании. Красивом – от обилия зернистого гранита, зеленоватого мрамора, солнцезащитного стекла и суперсовременного дизайна. Идеальные цветочные клумбы и газоны, хорошо ухоженные и пестрящие разнообразием флоры, упрятанные в ровных рядах декоративных кустов скамейки, огромное шикарное крыльцо, манили по вечерам прохожих и любовные парочки. Здесь же частенько по объявлениям шуменских газеток назначали свидания и встречи типа «одинокие». Интерьер и отделка внутренностей этого сооружения изумляли и восхищали не меньше внешнего вида.

Смена Никиты состояла из таких же простых и обыкновенных парней: двух мужиков тридцати лет от роду и его двадцатидвухлетнего сверстника Игоря. Никита был старшим смены, и вся ответственность лежала на нём. Он ничем не выделялся среди напарников – такой же худощавый, стеснительный на вид, но только он знал, что при своих ярко выраженных трицепсах, жилистых ногах и способностях рукопашного бойца, мог быстро и легко завалить любого из них, а то и всех сразу. Но вёл себя Никита так, что никто и не догадывался о его скрытом таланте и мастерстве.

В обязанности постовых дежурных входили контроль за порядком и безопасностью в здании, проверка и пропуск служащих и посетителей по спецдокументам, охрана материальных ценностей главка. После шести вечера в здании, кроме поста, никого не находилось.

Но, несмотря на казалось бы лёгкую обыденную работу, имелись некоторые «проблемы и проблемки». Нелепые требования стоять по стойке «смирно», запрет на курение, на чтение на рабочем месте, вечносуточная «приказная» бессонница и т. д. и т. п… А самое поганое и несносное в этой всемирно-известной «компании» – задержки по выдаче зарплаты на четыре месяца. Свои кровно заработанные полмиллиона Никита и его ребята не могли увидеть в течение трети года. Кроме этого: не успел доложить начальству или показался наутро заспанным, волосы чуть лохматые или не вовремя позвонил в дежурку с докладом – вычитают с зарплаты такие проценты, какие вздумается.

А в это время генеральный директор АО с мировой славой и чистой репутацией строит сыну коттедж, меняет автогардероб, закупает «для служебного пользования» за границей иномарки, вкладывает казённую валюту в иностранные банки и прочее, прочее, прочее.

Обстановка среди обслуживающего персонала стремительно накалялась. Люди роптали, открыто бранились, кое-кто пытался выиграть «моральный ущерб» в народном суде. Смешно! Чересчур выпивший дядя Ваня, водитель автобуса, не выдержал, заорал благим матом, что продаст государственный «мерс», купит гранатомёт и подловит «Генерала» в его шикарной машине. А Генерал – директор концерна Мегафаров Булат Юсупович – в эту минуту преспокойно бултыхался в лучшей сауне города вместе с мэром Шумени, парой своих замов и тремя западными инвесторами.

Тогда-то и затаилась в сердце Никиты злоба на всех «шишек», боссов, партийных и мафиозных главарей.

Потом, мысленно прокручивая варианты всевозможных покушений, пыток, ликвидаций, словом, способы «массовой Чистки» Шумени от теневой власти, Никита случайно узнал об истинном руководстве города. Крестного отца по кличке «Ганс», удравшего в США, сменила новая сильная структура – «ДЕСЯТКА». В эту систему входило десять человек: воровские авторитеты, бывшие партийные руководители, нынешние представители правопорядка, супердельцы теневого бизнеса, загримированные под директоров государственных предприятий и «чистых» АО.

И уже тогда Никита подумал, что человека, предоставившего ему список и сведения о «ДЕСЯТКЕ», нужно убрать. Потому что об этом знал далеко не каждый смертный в Шумени, да и для конспирации ликвидация «канала связи» была необходима.

И тут Никите так повезло!

Накануне предвыборной компании на предмет определения главенствующей стороны в Госдуме, в Шумень приехал со своей программой и пропагандой лидер одной национал-либеральной партии страны, прозванный в народе «брызгослюном». Со своей ораторской речью он решил выступить возле ДК, на асфальтированно-озеленённой площади 50-летия Победы, что напротив высотного главка, где в этот воскресный день дежурила смена Никиты.

Сначала парни из охраны хотели поприсутствовать на этом «зрелище», в толпе сподвижников оппозиционной партии, но это было чревато. В любую минуту могли нагрянуть с проверкой «смотрящий» или ещё кто из службы безопасности. Так и получилось!

За полчаса до выступления «партийной звезды» появилось начальство. Провело быстрый осмотр, инструктаж, отдало беглые распоряжения, и исчезло.

Сказали на прощание, что охрана партбосса связывалась с ними, прощупывала насчёт надёжности и прочности дежурного поста в здании. Мало ли!

Никита оставил парней наблюдать за митингом «лапшеухих» через стеклянный витраж первого этажа, где находился главный вход контрольно-пропускной системы, а сам на шикарном шестнадцатиместном лифте отправился наверх, уверенный в том, что с десятого этажа будет всё видно, как на ладони. Постукивая резиновой дубинкой (единственным средством защиты в СБ) по ладошке, ощущая дополнительные силы и спокойствие, он очутился на нужном этаже.

Выйдя из лифта, Никита внезапно и резко стал парировать в воздухе дубинкой, на миг представив картину нападения на него террористов. Воображаемые «головорезы» после серии ударов, конечно, были повержены, а герой, одёргивая бордовый пиджак и поправляя галстук, направился по длинному коридору. Толстая, с длинным ворсом, ковровая дорожка заглушала шаги, а сумерки коридора и тишина тянули к чему-то приключенческому и таинственному.

«Пожалуй, здесь! Отсюда лучше будет видно всемирно известного «скандалиста», – подумал Никита, доставая из кармана связку запасных ключей, обычно хранящихся на вахте «дежурки» под суровым запретом неприкосновения. Очень уж хотелось поглазеть на человека, обвиняемого народом в гомосексуализме, дебошах, циничных высказываниях и при этом занимающего пост лидера партии.

Привычным отработанным движением Никита отомкнул замок, вошёл в просторное двухкомнатное помещение зама по материально-техническому снабжению, аккуратно и тихо прикрыл за собой дверь. И тут хорошо развитым обонянием охотника почувствовал лёгкое дуновение застоявшегося кабинетного воздуха, еле заметную свежесть.

Внимательный скоротечный осмотр и моментальные выводы насторожили: стопроцентно в смежной комнате приоткрыто окно, как и обитая кожей дверь, девяносто процентов уверенности, что там что-то шебуршит, восемьдесят из ста: в соседнем кабинете кто-то есть. Эта мысль прожгла мозг парня раскалённой спицей, тело сжалось в струну, в ногах неприятно защекотало. Он лихорадочно думал о дальнейших действиях. «Кота сгубило любопытство!» – так примерно гласит английская пословица. И это отчасти верно!

Как рысь перед прыжком, Никита собрался в точку и напрягся перед рискованным броском на неизвестного, чьи шорохи отчётливо раздавались в трёх метрах, разделённых незакрытой дверью. И эти шорохи душераздирающими поскрёбываниями отдавались в голове.

«Сказать «Что вам здесь надо?» или «Руки вверх» – это абсурд! Выждать, что он будет делать – тоже дурацкая идея! Может, сразу выпроводить силой? Пожалуй, этот кадр тут неспроста! Чё ему надо? А-а…»

Ещё одна спица вонзилась в серое вещество: «А может быть, он киллер?! Митинг! Неугодный оратор-агитатор! Высота, окно, маскировка! Снайпер! Под шумок! И наутёк».

«Чёрт!» – Никита прикрыл веки. Кулак невольно до боли сжал дубинку. «Прости меня, Господи!» Короткий мысленный клич. Рывок…

Бутаков был родом из Горно-Алтайска. Школа, институт, работа в «ЛесдревНИИ». Женился, родилась дочь. После пожара и ужасной гибели семьи в сгоревшем доме его, душевно разбитого и отрешённого, «забирают» люди из органов. Дурацкое предложение майора Шулепова, причём не просьбы – приказы. Сухая жёсткая обработка. «Я никогда не стучал, не подчинялся!.. Что? Согласен!.. Я никогда не убивал! Нет. Нне-ет! Согласен, ладно!.. Учиться? Чему? Да, я согласен!»

Так, непонятно почему и зачем, но в результате чьих-то манипуляций, Бутаков Сергей Фёдорович стал агентом КГБ, затем старшим «группы физического воздействия «энного» подотдела управления госбезопасности». «Самостоятельная боевая единица». Упразднение структуры, перемены, переводы, перестраховки. Спецзадания. Ангола, Афганистан, Югославия, Чечня…

Чечня! Господи-и… В Чечне чуток задержался. Нелегко там выжить, сложно обезопасить тылы, много работы!

БСР – боевой самостоятельный расчёт. Приказ – исполнение, заказ – выполнение. «Бондарь» – такой позывной получил Бутаков, оказавшись в списке служащих «энного» подотдела уже ФСБ России. И так значился в секретных приказах с пометкой «Архивных данных не имеем. ОВ». И над буквой «В» – значок герба РСФСР.

А работа была всегда, прямо кипела. А как же?! В стране напряжёнка, «левых» полно, неугодных ещё больше! Чик – и нет цели в окуляре. Чик – исчез кадр ночного прицела. Чик, чик…

…В Чечне выжил, выкарабкался, набрался опыта.

А здесь, на гражданке – «спецзаказ, ОВ». И расслабился, урод!..

«Звиздец моей гнилой душонке!» – успел подумать Бондарь, ощутив резкую боль сломанного ребра и на миг потеряв ориентацию. Натасканный опытный профи мгновение назад учуял волчьим нюхом постороннего за спиной, чуть раньше, чем услышал лёгкий прыжок. Мысли о «Молнии» в рукаве, стремительной и смертельной, как сама смерть, о блоке от нападения, ударе ребром в молодое лицо – последние здравые мысли тут же потухли во взорванной болью голове.

Череп хрустнул, голова запрокинулась, повреждая шейные связки, тело дёрнулось от нового удара дубинкой, но палец, ещё недавно лежащий на спусковом крючке снайперской винтовки, метнулся навстречу противнику.

Хитрый, тренированный приём киллера чуть не лишил Никиту глаза (спасла отличная спортивная и охотничья реакция), палец острым ногтем в кровь разрезал губу. Никита опешил, и это его чуть не сгубило. Профессионалу, даже агонизирующему, не составляет труда отправить на тот свет любого подвернувшегося под руку. Это как последний выпад вроде бы убитой змеи!

Ещё взмах – и молодой организм чуть не остался без ключицы. Следующий удар наотмашь провалился в пустоту, а испуганный уклон в сторону спас парня от будущего медицинского диагноза «смерть в результате потери крови».

На безумие обречённого незнакомца Никита ответил серией известных ему приёмов. Выбитый кадык мгновенно убил Бондаря, а треснувшая височная кость оказалась уже лишним последствием действий озверевшего противника. Всё было кончено!

Никита сидел в офисном кресле, изредка промакивая носовым платком ссадины и массажируя отёкшее предплечье, лоб, пальцы, грудь. Он бросал мимолётные взгляды на тело поверженного бойца, открытый кейс, разбитую пепельницу, оружие, закреплённое в треноге перед полузашторенным окном, на опухшую ударную фалангу руки, снова на труп. Сидел и недоумевал, как решился, выжил, победил. Гадал о последствиях: сначала нужно инсценировать нападение грабителя, борьбу и самооборону.

Разбросать вещи, бумаги, сдвинуть стол, опрокинуть стулья – не составило труда, что Никита и сделал.

Так. Прикрыть жалюзи окон, сложить и убрать оружие и кейс, обыскать мертвеца, чтобы потом не заметили. Сказано – сделано. Дальше. Надеть на труп маску, которую Никита извлёк из толстого дипломата. Надел. Хорошо, что крови не было на лице! Всё тщательно протереть! Чем? Нашёл! Салфетка обошла окно, мебель, вспомнил про дверь. Захватил кейс, оружие и вещдоки мёртвого сложил в полиэтиленовый пакет с изображением голых девок на мотоцикле, предварительно обтёр туфли, изучил свои следы на ковре в коридоре и кабинете. Кое-что лишнее убрал. Сгонял, запрятал вещдоки на девятом этаже, в потайном месте. Вернулся. ещё раз всё обмозговал. Расковырял замок, обтёр. Инструмент с пожарного стенда бросил в кабинете. По отпечаткам ничего не поймут – их нет. Минимально наследив, проверил работу. Успокоился. Кинулся к выходу, услышав оклики товарищей. Стал звать на помощь.

Окровавленный и измождённый он вывалился в коридор на глаза коллегам, прислонился к стене и сполз.

Игорь и Юрик рванули к нему, округлив зрачки и инстинктивно сжимая дубинки.

Вот таким случайным образом Никите достался целый арсенал боевого снаряжения. В комплект киллера входило спецоружие, о котором парень даже и не слышал. В мягких отсеках кейса покоились девятимиллиметровый, тридцатидвухзарядный «Ингрэм» с отделяемым глушителем и запасной обоймой, «штатовский» специальный пистолет-пулемёт ФМГ – простой, складной, двухкилограммовый смертонос, по одной гранате РГД-5 и Ф-1, два кубика пластиковой взрывчатки (на вид – хозяйственное мыло), три бутылки, судя по напечатанным надписям, яды, шприц, обойма толстых цыганских игл, «жучок», магнитный радиомаяк величиной с пуговицу, аэрозольный баллончик от собак, порошок в спичечном коробке и несколько специальных петард.

Разобранный «винторез» с оптическим прицелом, для вооружения снайперов спецподразделений силовых структур. Две обоймы по десять тяжёлых острых патронов латунного цвета.

С тела убитого также были сняты: газовый пистолет «Кобра», стреляющий автоматический стержень «Молния», патрон-авторучка, зажигалка «Козинок» с секретом, какие-то странные таблетки, подозрительные часы «Командирские».

А, самое главное, в рукаве бедняги Никита обнаружил СПП «Стерлинг Мк-7» с пламезвукогасителем. Это английское шпионское оружие удобно закреплялось на предплечье и снабжалось спусковой кнопкой. Мечта всех киллеров попала в нужные руки! Странным казалось одно: почему мертвец таскал весь этот комплект с собой, когда на «дело» обычно берут одно оружие, ну судя, конечно, по фильмам.

Не придав этому особого значения, Никита присвистнул, мысленно подсчитав цену всему «добру». Но продавать его он и не собирался.

Теперь можно и развернуться!

Молодой убийца тщательно перепрятал всё в комнате Татьяны, зная, что будущая тёща никогда туда не сунется. Кейс вывез за город и выбросил. Точнее сказать, кейс ликвидировался сам, запустив механизм самоуничтожения.

И на месте смертельного спарринга с убийцей, и при переноске в большущем пакете из-под турецкой дублёнки, и в квартире, парень так и не захлопнул дипломат до конца. А здесь, у дороги в лес, он ещё раз осмотрел предмет со всех сторон, и, догадываясь о предназначении пары кнопок под ручкой, надавил крышку до щелчка, широко замахнулся и запустил кейс в кусты придорожной рябины. Через тридцать секунд прозвучал взрыв. Вместе с дымом на холодную землю осела пластмассовая зола когда-то шикарного богатого кейса.

Никита хмыкнул и зашагал к тракту, ловить частников.

Он легко догадался, почему экспертная группа и следователь закрыли дело, ничего не раскопали, не заподозрили. Убийство, и правда, выглядело безупречно случайным и нечаянным. Налицо имелся грабитель, вскрывший окно со двора автостоянки и взломавший замок двери на втором этаже, маска, кабинет с дорогим хламом начальника, сцена драки, следы побоев у обоих, факты, алиби, свидетели. Всё говорило о попытке ограбления и самообороне охранника, действовавшего по уставу местной СБ, ну, и по закону тоже. Эксперты-криминалисты и патологоанатомы доказали, что убийство не умышленное.

Никита при содействии начальника СБ Феденькова избежал неприятностей и даже был премирован на «лимон». Парень симпатизировал Феденькову: исполнительный, крепкий, порядочный работник Службы Безопасности. Ответственный, спокойный, без вредных привычек. Тем более у них был общий хороший знакомый, через которого Никиту и устроили на работу.

Мысль о том, что окно, где всё произошло, выходило на площадь, где выступал лидер оппозиционной партии, и вообще о попытке заказного убийства почему-то напрочь отсутствовала у следователя!

Всё лето Никита тщательно и осторожно готовился к Великой Чистке. На деньги, взятые у мёртвого киллера (а это две тысячи долларов США и полтора миллиона рублей) парень накупил картечных патронов к своей «ТОЗке» двенадцатого калибра, и долгими днями тренировался в лесу, за дачами. Бегал в спортивном костюме по холмам, кувыркался, прыгал, «качал маятник», падал, вскакивал и всё время палил из вертикалки по хитро расставленным мишеням. Стрелял Никита отменно! Сказывалась пятилетняя охотничья выучка любителя уток и рябчиков, школьная грамота со вторым местом в городских соревнованиях по стрельбе из малокалиберной винтовки, грамоты за отличную стрельбу из автомата Калашникова в клубе «Дружба» воинов-афганцев, из пистолета Макарова на военной кафедре университета.

Проводил отработку ударов на макиварах, метание импровизированных гранат, ножей, топоров, самодельных бумерангов и даже «звёздочек», сюрикенов.

Единственными, кто знал о его странных тренировках, были отец и родной брат Денис. Семнадцатилетний паренёк, любивший в жизни только технику и старшего брата, упорно и настойчиво наседал на Никиту с просьбами посмотреть, поучаствовать, поучиться. Но ни он, ни отец Никиты, не догадывались об истинных намерениях занятий. Всё хранилось в строгой тайне.

А Никита усердно и методично стрелял, бил, метал!

Парень приобрёл кучу дешёвой одежды и обуви для одноразовой носки, парики, косметику, необходимые принадлежности для грима, несколько сумок и пакетов различной формы, эластичные бинты, вату, очки, медицинские перчатки, газовые баллончики и ещё всякий хлам, столь необходимый в предстоящей опасной работе. Достал дымовые шашки, петарды, заряды, наручники – всё на «чёрном» рынке. Подделал документы на имя лейтенанта Савина из инженерно-технического отдела управления МВД Шуменской области. Для этого Никита использовал старую красную «корочку» городского клуба воинов запаса и давно найденный братишкой пропуск в УВД области настоящего лейтенанта Савина. На руках был ещё и документ на имя сотрудника ФСБ Колонкова, «прихватизированный» у мёртвого киллера.

Да уж, в мире случайностей и погрешностей эти случайности часто помогали и Никите! Помог ему и покойный Бондарь.

Вскоре пришлось продать музыкальный центр, видеомагнитофон, и, по объявлению в газете, один из трёх дачных участков, после обещаний родителям вложить деньги в банк. На самом деле на вырученную сумму Никита приобрёл лёгкий турецкий кевларовый жилет.

Но ещё очень многого не хватало для успешной реализации своих идей! Нужны детонаторы, радиоуправляемые мины, тротиловые шашки, оружие, техника. На всё необходимы деньги! Где их взять?..

…Никиту как током прошибло. А не ограбить ли банк, или тот же самый, когда-то родной, нефтяной концерн?! Или, вообще, и то, и другое! Риск большой? Дурно попахивает? Чревато?..

– Но попробовать стоит, – подсказывала интуиция.

– Чему быть – тому не миновать! – шептал Никита, сосредоточенно соображая.

– Хорошо-то как! – потягивалась рядом в блаженной истоме Таня. И Никита впивался в её податливые горячие губы.

Грандиозному плану Никиты не удалось осуществиться! Пять суток он до мелочей сочинял и разбирал план ограбления одного из филиалов Шуменского банка «Персей», приготовился, пошёл и…

…Такие случайности становились подозрительными и напрягающими! Такие чудеса мог вытворять только ангел-хранитель Никиты.

В заранее одетой декорации: китайской тёплой рубахе, замшевой куртке, спортивных штанах и дешёвых кроссовках на «липах», в медицинских перчатках, с пакетом в руке и газовой «черёмухой» в другом кулаке, Никита поднимался по ступенькам пятиэтажки, арендованной под офисы и коммерческие фирмы. На втором этаже располагался банк, на третьем турагенство, а первый занимала косметологическая поликлиника, судя по рекламам, лучшая в городе.

Не придав значения пустому заведённому микроавтобусу «Тойота» у входа здания, мигом натянув чёрную маску на голову и подходя к железной двери банка, Никита вдруг услышал злые крики и топот. Он успел сгруппироваться. Дверь распахнулась, и в проёме вырос человек с помповым «винчестером».

Действие зачастую опережает мысль. Короткий удар ногой в пах незнакомцу и взмах предплечьем в рубящем блоке выбил из ослабевших рук ружьё, а скользящий шлепок ладонью по затылку отправил вооружённого грабителя вниз по ступенькам. Всё произошло за три секунды.

Следующего здоровяка со спортивной сумкой в руках Никита сразу отключил сильнейшим ударом локтя в ухо. Толстую сумку парень ловко подхватил на плечо, а третьего типа в короткой кожанке, с самодельным пистолетом встретил мощной струёй нервно-паралитического газа в лицо, закрытое капроновым чулком.

Секундный оценивающий взгляд, затем вместо газового баллончика в руке очутилась военная дымовая шашка. Тело рванулось по боковому коридорчику, перепрыгивая через трёх распластавшихся на полу служащих банка, прочь от холла с окровавленным охранником, разбитой рацией, от бьющегося в припадке бешенства четвёртого грабителя с дубинкой. От опустошённого пункта обмена валюты, испуганных, лежащих банковских работников, корчащегося от боли крепыша с разряженным пистолетом, от лишних глаз и проблем.

Брошенные шашки и свистящий открытым клапаном баллончик слезоточивого газа сделали своё. Чёрный густой дым с примесью резкого противного запаха и газ, душили, выворачивали организм наизнанку. Но не у парня в чёрной маске, специальных линзах в глазах и тампонах в носу, одним движением раскрывшему дверь с табличкой «ведущий экономист» и навсегда исчезнувшему от взбудораженного банка.

Никита, захлопнув дверь и повернув замок на один оборот, кинулся к окну. Сорванные жалюзи, лёгкая решётка и выбитое стекло с элементами сигнализации освободили путь.

Ловко и аккуратно спрыгнув со второго этажа в садик декоративных яблонь, Никита добежал до угла здания, скинул куртку, маску, натянул спортивную кепку, сунул отобранную сумку в огромный цветной пакет и торопливо зашагал по дворам к цели. Целью был спортивный велосипед, пятнадцать минут назад оставленный в тёмном подъезде третьего от банка дома. Двое-трое случайных прохожих, почти не взглянувших на парня и спешащих на работу в этот утренний час (точнее, уже опоздавших), ничего не поняли и не знали.

Ещё через минуту, в то время, когда из банковской пятиэтажки выскакивали грабители-неудачники, а за ними обезумевшие служащие, Никита преспокойно крутил педали велосипеда, руля по знакомым дворам.

И только в двух кварталах от места происшествия оставил двухколёсную технику в случайном подъезде, бросил там же кепку, кроссовки, стянул штаны, под которыми оказались другие, накинул лёгкую тонкую ветровку, компактно сложенную на животе, надел китайские спортивные чешки и, сделав гримасу попроще, не спеша удалился в неизвестном направлении.

Вечером, второй раз пересчитав добычу, составившую пятьдесят две тысячи «баксов» и одиннадцать миллионов «деревянных», Никита разрабатывал план обмена валюты. Это, на его взгляд, сделать было не трудно.

Утром, посетив занятия в университете и прослушав лекции по «наклонному бурению» и «безопасности жизнедеятельности», он пообедал в пиццерии и отправился к автовокзалу. Жертву вычислил с первого раза. Ею оказалась полубичёвка средних лет, поражающая одеянием, грязно-смуглым оттенком кожи и неприятным спиртово-колбасным запашком. Никита, частично загримированный в вокзальном туалете, в единственной закрывающейся кабинке, объясняя суть дела, отвёл женщину в сторону от толпы на перроне.

Загруженная доверчивой, спокойной и заманчивой речью толстоватого парня с широким, как у негров, носом, под впечатлением шуршащих грёз и представлением нетрудного способа обогащения, бомжиха сейчас же согласилась.

В пяти обменных пунктах, так расплодившихся в последний год по городу, женщина, приведя себя заранее по наставлению «нового знакомого» в порядок, заполучила с проданных долларов двести миллионов рублей.

Вечером того же дня она умерла от кровоизлияния в мозг на пятом этаже одного из многочисленных шуменских домов. Скорая помощь, вызванная спустя небольшое время жителями подъезда, увезла мёртвую. А через два этапа проверки и оформления та очутилась в морге, забитом до отказа синими скрюченными трупами. Понятно, что никто и не заметил мизерного укола спецраствора под ноготь, вызвавшего симптомы летального исхода.

И только на следующий день во все законные и полузаконные валютно-обменные пункты города поступили копии номеров американских купюр из ограбленного «Персея». Но было поздно! Ниточка из клубочка стала стремительно разматываться: объявились краденые «баксы» (хотя почему-то в четырёх пунктах!), появились описания смуглой женщины, розыск её вскоре привёл в морг Калининского района. Дело по расследованию зашло в тупик…

Никита почти не ощущал угрызений совести! Он осознал, в какую игру втянулся, прочувствовал все возможные варианты её ведения и последствий. Понял, до чего это может довести.

Но существовала ещё такая штука, как везение! Бывают на свете чудеса, происходят приятные случайности, здорово иногда помогает интуиция. Очень редко, но бывает, что внутренний голос не предаёт!

На этот единственный из миллиона шансов он и надеялся. Тем более стремления его некорыстные и благие, по какому бы пути ни шли. По крайней мере, так считал он.

На две недели Никита освободил голову от коварных планов и дерзких побуждений, занявшись учёбой и подготовкой к свадьбе. Пока хорошие знакомые и купленные специалисты занимались его курсовыми работами и сборкой материалов к дипломной работе, сдачей лабораторных работ и чертежами, парень собирался жениться.

Договорился со столовой в главке, который когда-то охранял, с водителем автобуса – неизменным «дядей» Ваней, оформлением автоэскорта и регистрации, разнёс с Татьяной по всем сорока гостям приглашения, кое-что прикупил для совместной жизни. Короче, приготовился и настроился на «век свободы не видать»!

В середине ноября чудесно и в меру пышно состоялась свадьба. Ну не то, чтобы все ахали и удивлялись, но так, как хотелось молодым. Фотовидеосъёмки навсегда запечатлели пир, гуляния и счастливые лица всех присутствующих в этот знаменательный и яркий для молодожёнов день.

Неделя медового наслаждения растаяла, а затем потянулись серые будни, иногда скрашиваемые семейными приключениями, походами в кино, театр, пиццерию и по гостям. В общем, наступила долгая обыденная пора жизни, о которой много пишут, показывают и говорят.

Перед самым Новым годом в рубрике «Криминальной хроники» местной газеты под заголовком «несчастные случаи» была опубликована заметка о попавшем под троллейбус мужчине сорока лет, работающем в одном ООО. Тротуар носил следы гололёда, а погибший – опьянения. И хотя водитель вечернего рейса пассажирской «электророгатины» божился, что он не виноват, и ссылался на умышленную гибель пешехода, но после недолгих раздумий собственный корреспондент «Шуменских известий» отнёс ЧП именно к рубрике о несчастных случаях.

На деле погиб «канал оповещения» – человек, когда-то сообщивший Никите о «ДЕСЯТКЕ» и её примерной дислокации. Точнее, сбит троллейбусом после толчка в спину у светофора и падения под массивный передок транспорта. Не заметили прохожие и молодого парня в дешёвой «декорационной» дублёнке и с заячьей губой на круглом лице. Никита и сам не помнил в деталях свои действия по ликвидации ненужного свидетеля. Побежав вызывать скорую, он исчез от собирающейся толпы навсегда…

После Рождества Никита приступил к непосредственной подготовке Шуменской Чистки.

Часто меняя облик и «съев» в этом искусстве собаку, приноровившись к постоянному актёрству и конспирации, не забывая о необходимом алиби, он до мелочей изучал и исследовал жизнь почти всех представителей шуменской «ДЕСЯТКИ». Наблюдал, запоминал, мысленно обсасывал все детали. Выспрашивал, вынюхивал, высматривал. Собирал, расставлял, связывал. И думал, думал, соображал. Знаменитая «крыса из нержавеющей стали» задохнулась бы от такой смелости, наглости и решительности! Переплетались фантазия и здравый смысл, путались, расплетались. Кипел иногда мозг. Варианты похищений сыпались искрами, но так же и угасали. Исчезали и заново рождались, ошкуривались, зачищались. Но постепенно план рос, утверждался, креп.

И вместе с ним неотвратимо крепло желание к этой нечеловеческой, грязной, но необходимой обществу работе.

– Всё равно, убрав руководителей и искоренив криминальные структуры, я принесу пользу! – так рассуждал Никита, проводя в слежках день за днём, всё свободное время посвящая правому делу.

– Ничего, и на нашей улице будет праздник! – ухмылялся он сурово, провожая злым взглядом «нового русского», круто маневрирующего на улице на роскошном «вольво».

Канула в века короткая тёплая зима 1995–1996 гг., а вместе с нею госэкзамены в университете, двадцать третий день рождения Никиты и кропотливая подготовка к Чистке. Прошли весёлые праздники, наступили долгожданные весенние деньки, которые парень с нетерпением ждал. Ждали чего-то новенького и остальные семьсот тысяч законных жителей сибирской столицы, затаив дыхание и терпеливо созерцая происходящее. Наматывал третий срок российско-чеченский военный конфликт, волнуя и без того взбудораженные народные массы; бастовали безденежные шахтёры, рисовали мрачные прогнозы золотодобытчики; на новый заход к власти пошли многочисленные разношёрстные партии, набираясь с силами; росла и спадала криминальная обстановка по всей стране, и в Шумени, в частности.

И вроде бы успешно справился со своими обязанностями генерал Владевил, пытаясь контролировать криминогенную ситуацию по всей области. Казалось бы, круто и смело действовали «волкодавы»-оперативники, качали права прокуроры и судьи, в стремлении ужесточить порядок превышали нередко полномочия ОМОН, РУОП, дежурившие по городу там и сям патрули МВД, и даже пытались успевать за ними бдительная ГАИ и «патрули» курсантов ВШМ. Но всё равно крутились чёрные делишки, выполнялись прихоти и нужды бандюг, грабителей, воришек; бесчинствовали рэкет, вымогательство, шантаж, и постепенно узаконивались прочие аферы.

В эти дни возвращался из Екатеринбургской колонии строгого режима оттрубивший положенный срок Бяшенцев Юрий Григорьевич, по кличке «Лысый», а с другой стороны в Шумень въезжал бригадир Зареченской группировки, боевик из ударного отряда партии Ванпилова, чемпион Украины по кикбоксингу в среднем весе, Козик Игорь Геннадьевич, по прозвищу «Тайсон».

Оба не знали друг друга и ни разу не видели, но и тот и другой сыграют немаловажную роль в делах Никиты и шуменской Чистке в целом. И какой роковой окажется эта поездка для каждого из них! Немудрено догадаться, с чего всё начиналось…

…Наступление совершеннолетия Юра Бяшенцев отметил в кругу дружков и пары девочек, подобранных специально для празднования. Выпили как всегда, поржали над обоюдными приколами и похабствами, курили травку, слушали музыку «Коррозии металла». ещё выпили, потом чуть не разодрались Банда и Хлызда из-за первоочерёдности танцевания с блондинкой Инной, размалёванной словно кукла Барби. Дальше началась пьянка, переросшая в оргию.

На старой скрипучей софе Банда, взявший верх над сверстниками, исступлённо «делал» Инну, безмолвную как манекен. В спальне, на кровати родичей, покинувших дом в направлении шоп-тура в ОАЭ, трахал вторую девицу Юрик, не забывая ощущать себя именинником и главой гулянки. На кухне орудовал с попкой своей подружки Тарас, а братья Калиевы кололись вытяжкой сунорэфа и тащились, оккупировав оба кресла румынского гарнитура. Хлызда же просто пил рюмку за рюмкой, доводя организм до состояния невесомости. Дребезжала в динамиках искорёженная музыка.

Кончив до онемения в коленях, Юра бросил равнодушный усталый взгляд на шалаву, скрюченную в позе сломанной берёзы, и, затянув резинку «адидасок», покинул спальню. Сейчас же на его место побежал на «автопилоте» Хлызда, хотя знал, что с потенцией у него не всё в порядке.

Дождавшись финала прелюдии Тараса, Бяшенцев поманил того из кухни пальцем. Молодой парень, годом старше Юры, напился из кувшина кипячёной воды, что-то шепнул подружке, распластавшейся на обеденном столе и ничем не отличавшейся от двух шлюх, приглашённых на вечеринку.

Только он вышел из кухни, Юрик взял его за плечо, зазывая курить. Оба удалились в коридор, заставленный тумбой, холодильником, инструментами, старым велосипедом и связкой штакетника для садового участка. Закурили, отрешённо посасывая «Бонд».

– Ты о чём-то хотел поговорить со мной? – начал Бяшенцев.

– Вообще-то, да, – кивнул Тарас, внутренне собравшись.

– Ну.

– Это… работёнка есть. Для твоих рук и головы. Восемьсот колов за день. Риск есть, но…

– Что нужно делать? – перебил дружка Юра, приобретая деловой тон и загордившись от комплимента. В технике он разбирался классно.

– Надо вскрыть по наводке машину, да отогнать в условленное место, заказчику!

– Значит, угонять тачки?!

Тарас непонятно отчего закашлялся, подставляя собеседнику спину, но так и не дождался хлопков по ней.

– Ну, можно и так сказать.

– А ты, значит, посредником будешь? – с полуусмешкой спросил Бяшенцев.

– Скажем, так!

Юра долго что-то обдумывал, прикидывал, Тарас выжидающе наблюдал за его мимикой в зеркале, висящем напротив. Бяшенцев почти согласился, но в душе что-то сопротивлялось, зудело. Конечно, о деталях работы и оплаты он узнает поточнее, но голосовые связки уже соскочили с места:

– Ладно, я согласен!

– Ну и отлично! – Тарас облегчённо вздохнул, и, чтобы рассеять внимание дружка, снова нарочно закашлялся.

Пообещав на следующий день позвонить Юре, Тарас пропал на целую неделю. Но спустя восемь долгих дней, когда Бяшенцев уже отчаялся заработать хотя бы часть суммы на голубую мечту – «сузуки», раздался звонок.

– Юрик, потерял? Привет! Приезжай сегодня в семь вечера к «Прометею». Я тебя встречу. И это… возьми всё необходимое… ну, ты понял?!

В полседьмого Бяшенцев уже обкуривал в ожидании Тараса театральную афишу у бокового входа в гостиницу. Этот болван появился только в четверть девятого, да не один, а с краснолицым потным альбиносом в «Монтанах» и белоснежной, как башка, ветровке.

– Извини, задержались, – Тарас постоянно оглядывался и не вынимал руку из болоньевой куртки, – это Витёк, будете работать вместе!

И хотя «Витьку» можно было добавлять приставку «дядя», Юрик крепко пожал ему руку. Так состоялось их роковое знакомство…

…В этот же вечер, чуть стемнело, Бяшенцев с новым товарищем отправился на задание. В обязанности напарника входили наводка на автожертву и «шухерство».

Виктор указывал различными жестами на машину (это были, как правило «семёрки», «пятидверные «нивы», «99-е», иногда «восьмёрки» и «ГАЗ-31029»), занимал вахту на «стрёме», а Юра за две-пять минут выполнял свою работу.

В зависимости от типа и марки установленной сигнализации, степени защищённости автомобиля, наличия прохожих и густоты сумерек уходило соответственное количество рабочих секунд. Ловко, будто занимался этим всю жизнь, Юра Бяшенцев вскрывал тачки, заводил их специальными пластинчатыми шпильками и отгонял в заранее намеченное место. Там его ждали Тарас и «заказчик» (последний обычно был подставным лицом, а настоящие заказчики не рисковали и находились в безопасном месте). Происходила мгновенная доплата Тарасу, так как аванс выдавался ранее, и посредник уезжал прятать машину. А Тарас и Юрик садились в личную «шестёрку» первого, делили «бабки» и расставались. Белобрысый Витёк тоже вскоре получал свою долю.

И всё шло «тип-топ», но на восьмой тачке «ГАЗ-24-10» предусмотрительным хозяином была установлена система безопасности и оповещения «Поиск-88». Новейшая по тем временам радиоэлектронная защита дала возможность оперативникам получить сигнал и выследить угонщика. Взяли их на автостоянке ж/д вокзала.

Скрюченный, ослабевший от боли в суставах заломленных рук, Юра Бяшенцев был крайне удивлён и испуган от всего происходящего: неожиданный стремительный силовой захват группы быстрого реагирования, мелькнувший в руке Тараса пистолет, выстрелы, страшные крики ментов, нервное потрясение, внезапная опустошённость в душе… Всё навалилось тяжёлым камнем! Затем допросы, суд, приговор – и невыносимое бремя зоновской жизни…

…Козик же занимался более серьёзным и солидным делом. После нескольких межрайонных и республиканских соревнований по кикбоксингу Игорь победил в финале соперника из Харькова и получил титул чемпиона Украины.

Но дальнейшая жизнь вне тренировок ничуть не радовала его: больная мать хирела на глазах; младшая сеструха забеременела неизвестно от кого, а старшая укатила «лимитой» в Ленинград. Денег на питание не существовало: спасало то, что продавали одну за другой вещи из квартиры, да получал «подъёмные» за спорт Игорь.

Перспективы на будущее рисовались чёрным и завязывались в серый узелок. Поэтому и заставила нужда бросить бедствующую семью и отправиться на заработки в Россию.

Капитально Козик обосновался только в Шумени спустя три года бесплодных поисков «золотого дна». Полумиллионный сибирский газонефтяной центр показался молодому бойцу доходным местечком, особенно шуменская Система. Ну, куда можно податься профессиональному спортсмену в наше время, куда деть свои мышцы и способности? Только сюда, в подобные структуры!

Козик прочно обосновался в бригаде Заречья, пройдя работу телохранителя, гладиатора, номера Первого в ударном звене Зареченской Системы, а затем бригадира всей группировки.

Когда к власти пришли демократы, а коммунисты нехотя оставляли свои насиженные за 70 лет тёплые местечки, в Шумени проездом оказался Ванпилов. Тайные собрания, сговоры, делишки…

Тогда-то «Тайсон», как его прозвали в шуменской мафии, и встретился с Ванпиловым.

Нельзя сказать, что прокоммунистическая с долей неонацизма пропаганда увлекла двадцатишестилетнего бойца, но сотрудником подпольного комитета Козик стал. Негласным. А официально зачислили его номером «XL» (как одёжный!) в отряд боевиков, находящихся на попечении РКП Ванпилова. Самого лидера этой пока нелегальной партии Козик больше не видел, и это было незачем! А необходимую подготовку проходил исправно, обучение убивать не на ринге, а в любом другом месте давалось спортсмену легко, без задоринки. Платили хорошо, хотя финансовых недостатков Тайсон и так не ощущал: Зареченская прибыль ставшей уже родной бригады приносила лакомый кусочек. Остальное шло в «общак».

Просто захотел повоевать, пострелять, поубивать (мало будто умирало в Шумени людей насильственным путём!). Да и подготовка на уровне спецназа в дальнейшем не помешает! А к чему их натаскивали, ясно-понятно: к возможным межпартийным стычкам, переворотам, конфликтам! Как говорят сейчас, к вероятной гражданской войне. Чтоб была за душой РКП сильная мобильная маленькая армия, чтобы поддержать в трудную минуту.

База для обучения и дислоцирования боевиков РКП находилась в строгой секретности и овеяна была страшной тайной. Случайные свидетели умирали, но не всегда якобы в результате несчастного случая. Обслуживающий спецподразделение персонал составляли избранные, перепроверенные и доверенные. Мало, кто знал о базе РКП. Но лучше, если бы никто не знал!..

Эта территория располагалась в Восточной Сибири, у истоков Подкаменной Тунгуски, в трёхстах километрах от посёлка Бурный – самого ближнего населённого пункта. Связь с базой осуществлялась только через «вертушки», зимник и рацию. Другими путями добраться до места равнялось смерти, минимум сумасшествию.

Вот что представилось однажды осенью 93-его охотнику-промысловику Ургену Васину, тунгусу из Северо-Енисейского кочевья, случайно напоровшемуся на спецполигон ванпиловцев.

За ужасающими чёрно-зелёными лапами ельника стало вдруг светлей и просторней. Осиновый колок, сменивший хвойную чащобу, пестрел жёлтым, оранжевым, красным и бледно-зеленоватым колоритом осени. Весело журчал холодный ручей, запакованный незримыми сокровищами золота, вольфрама, платины, граната, магнетита и видимыми окатышами разноцветной яшмы. Вода – жгуче-ледяная, чистейшая, кристально-переливающаяся на мини-порогах, была безжизненной (ни тайменя, ни хариуса), как и открытая взору тунгуса местность.

Казалось, ни души, ни звука, ни запаха.

Да нет, был запах – горелой стружки и тлевших листьев, слышались голоса, урчание мотора, лязг техники, скрипела на ветру сорокаметровая буровая вышка, оборудованная под наблюдательно-сторожевую и снабжённая треногой «ДШК».

На ближнем за вышкой плане, на кое-где нагромождённых валунах, на привозном песке, на буреломе поваленных сосен, в искусственном водоёме, на грузовике, в окопах – везде шла ожесточённая рукопашная схватка. Люди в летнем камуфляже бились с противником в серой униформе.

Почти бесшумно, иногда с матом и воплем, «гасили» они друг друга ногами, руками, головами, использовали подручный инструмент – камни, песок и воду, куски ткани и верёвок. Проигрывали или сдавались только в случае потери сознания или явной физической недееспособности. Как эти озверевшие напарники уживались в свободное время, на отдыхе, в бараках, сказать трудно!

Чуть в стороне, в деревянно-тряпичные манекены, группа боевиков метала предметы, опасные для жизни и здоровья нормального человека, начиная с заточенных монет и иголок до булавок, дротиков и топоров. Одинаково страшно входили в чучела звёздочка и ломик, бумеранг и монтировка, самодельная крестовина и бляха армейского ремня. А рядом, в импровизированном тире, на открытом воздухе пели и визжали стрелы, гарпуны, иглы пружинных устройств, разнокалиберные пули бесшумных автоматов и винтовок.

Дальше, за оврагом с естественно-искусственным полигоном, тренировалось в управлении и вождении техникой другое отделение наёмников. Как в битве под Прохоровкой сходились мотоциклы, багги, «нивы» и УАЗы, ЗИЛки и «УРАЛы», вездеходы и БэТээРы. Взлетали, буксовали, переворачивались, бились друг о друга.

А через час рядом, на соседнем участке, будут грохотать, трещать, стучать и тарахтеть отечественные и диковинные импортные гранаты, взрывчатки, фугасы, огнемёты, автоматные и пистолетные стволы, подствольники, многоствольное и многозарядное оружие, ручные «Иглы», «Бури», «Шквалы», «Шмели», «Радуги», «Пламя», «Смерчи», ПРУ, РГД, «базуки», «витюши» и другие опасные для жизни огнестрельные средства. Свистели, чихали, охали и лупили в белый свет, как в копеечку.

Местность постепенно приобретала унылый и угрюмый вид сцены падения Тунгусского метеорита. Природа вокруг чахла и угасала. Животный мир, не сдохший ранее, поспешно ретировался, избегал мора, но навсегда приобретая вирус фобии.

Урген Васин сглотнул, облизнул высохшим языком онемевшие заскорузлые губы, выдохнул застоявшийся воздух, и, осознав ситуацию, поспешил удалиться в противоположном направлении. Тунгус стал единственным немым свидетелем существования военно-тренировочной базы-полигона боевой части Российской коммунистической партии. Немым, но живым!..

…И сейчас Тайсон возвращался в Шумень с этой базы после очередных учений и повышения квалификации с целью проверки деятельности своей группировки, устранения соседа-конкурента и с мыслью о шикарной сауне «Три медведя» с комфортом во всех отношениях.

Подумалось, правда: почему именно он это должен сделать! «Эдисон» ему пока не мешал, не наглел, даже не был в тягость. Но сходка решила так – значит, будет так. Приговоры Мохнатого не обсуждаются, да и других «авторов» тоже! Москву Козик уважал! О Москве он мечтал! Подумал – и перестал. Скорей бы в баньку! Тёлок!..

…Мимо плыли за окном поезда сибирская дремучая тайга, чёрные освободившиеся от снега поля, деревни и села. Стучали колёса, и жалобно стонала по радио Таня Буланова…

Каким представляется приезжему гостю город Шумень? Кто был когда-нибудь в Сибири, тот знает, как похожи между собой города от Урала до Дальнего Востока. Вытянутая восьмикилометровая жилая зона с нагромождением в большинстве своём безвкусной архитектуры, простых серых микрорайонов – и уймы полузагаженных чадящих промышленных предприятий. Кстати, фраза «Шумень – столица деревень» очень уместна для данного города. Большие и малые полутатарские-полуубогие деревни и села облепили центр, как мухи – известную штуку. Город нефти и газа, рыбы и леса, имел по стране одно из высоких рейтинговых мест по заработной плате на душу населения, одно из низких – по загрязнению атмосферы, и среднее по преступлениям.

К последнему относится всё: количество преступлений, их расследование, результаты. За последние пять лет количество убийств, например, возросло в два с половиной раза, и особую сложность представляли и представляют заказные.

Так, в один из солнечных апрельских понедельников, в Шумени прошла пресс-конференция прокурора Шуменской области. Встреча посвящалась самой злободневной проблеме преступности – заказным убийствам.

Факты не утешали: за пятьдесят лет существования областной прокуратуры нераскрытыми остались 390 убийств. А уже в этом, 1996-году, за три с половиной месяца их около двадцати – ровно одна восьмая от всех зарегистрированных.

И вот сейчас, буквально через три дня, к ним должен присоединиться ещё десяток новых, с исполнителем-дилетантом Топорковым Никитой Сергеевичем и одно с ликвидатором «Тайсоном». Выбор исчезнуть с лица земли пал на «ДЕСЯТКУ» и молодого предпринимателя, «держателя акций» Антипинской группировки и всей Юго-Восточной части Шумени, еврея «Эдисона», по паспорту Онищенко Эдуарда Исаковича.

И «чёрный список» на этом далеко не кончался!

Ровно в десять утра Никита заметил из временного наблюдательного пункта, устроенного около зоомагазина у рынка, постороннего человека, действовавшего против его правил и планов. Около высотного здания с неоновым табло «Шуменский кредит» пару раз «засветился» крепкий бритый под «теннис» парень лет тридцати, в замшевой «ковбойке» и синих джинсах. Третье его появление вызвало у Никиты уже пристальное внимание. Бегающий фотографирующий взгляд, сноровка, жесты и телодвижения – всё говорило о его намерениях.

У Никиты аж холодок пробежал по спине.

Мысль о том, что парень что-то затевает, причём со злым умыслом, совсем не обрадовала Никиту, скорее наоборот!

Но когда он с другой позиции на следующий день опять увидел подозрительного типа, да ещё в десять вечера, после долгих раздумий и ожиданий, то идея набить ему морду напрочь отпала. А дальше всё пошло, завертелось, как в хорошем немом кино!

Парень спортивного телосложения, в котором Никита уже безошибочно узнавал своего «знакомого» и в профиль и анфас, на третий день слежки подогнал к соседнему с «Шуменским кредитом» жилому дому ленинградского проекта старую «волгу». Затем, судя по возне в салоне, установил противоугонные крепления, сигнализацию, проверил несколько раз ключом замок багажника, смазал его.

Ну а последующие события были совсем ошеломляющи!

Опять в десять часов, словно по расписанию, здоровяк неожиданно показался из-за двери «служебного выхода» и «чёрного входа», что всегда является одним и тем же, что-то поковырял в запоре обитой цинком двери и закрыл её снова. При этом парень не забывал шерстить проницательным взглядом окрестности, пристально осматривая случайных редких прохожих и бичей, шастающих по двору.

Тайсон, понятно, не знал, что за ним с самого начала подготовки к операции следит другой коршун. Так сказать, коллега! А «коршун» – молодой начинающий истребитель зла Топорков пока не знал о парне шестнадцати лет, якобы торгующем за его спиной эротическими газетками, брошюрками с кроссвордами и анекдотами. О пацане, которого Тайсон поставил наблюдателем, и которого после дела никто больше не увидит. Не знал Никита и будущей жертвы человека в ковбойке, но о предстоящем заказном убийстве догадывался. Это внесло некоторую сумятицу в заготовки, но внезапно созревший план привёл его в изумление.

«Только бы всё получилось!» – думал Никита, рассматривая шуменскую эротическую газетку «Магазин любви», лежащую среди прочих печатных изданий между ним и юным продавцом, через плечо покупателя поглядывающего в заданном направлении…

А за неделю до этого Никита завербовал Лысого!..

Произошла встреча совершенно случайно, но так кстати. Прибывший из мест заключения Бяшенцев Юра через пару суток снова вляпался в плохую историю. Можно ли сказать, что ему повезло? Лучше б он попал в руки милиции, чем в роковые объятия Никиты! Парень, вставший на путь жёсткой и грубой системы чистки родного города от «нечистот», выцепил Лысого у «Привоза».

Место торговли промышленными и автомобильными товарами славилось частыми махинациями, «мухлёвщиной» и угонами машин. Правда, в последние два месяца там насчёт воровства автомобилей было спокойно, пока своё слово не решил внести Бяшенцев. Тачка ему стала необходима для поисков бывшего напарника Витька, которому сгоряча можно переломать кое-что, снять белый скальп, вспомнить утраченную молодость. Хотя, если разобраться, альбинос не виноват в той ситуации, когда так оплошал Юрик.

Считая, что навыки и опыт в угонах он не растерял, Бяшенцев отправился на дело. Зоновскую «командировку» в нём выдавали только «нулевая» причёска и некоторые жесты.

Никита временно «торговал» семечками у входа на рынок плечом к плечу с разноликим контингентом торгашей и продавцов. Чрезмерное потребление семечек внутрь совсем не мешало рентгеновскому осмотру автостоянки.

Пару раз в поле зрения попали мелкие «шошки» – ребятишки, снимающие колпаки и дворники, раз – наркоманы в состоянии купли-продажи, один карманник.

Второй день слежки подходил к концу, и тут подфартило. Лысый долго и мучительно медленно обхаживал всю автодивизию, чтобы особо не привлекать внимания, и проследив за отчаливанием хозяина «тройки», решился сразу.

Трудно сказать, что в это время управляло им! Но что бы это ни было: месть, чесотка в руках по «делу», или предвкушение наживы, это его и погубило!

Застукал Никита его в самый неподходящий для угонщика момент: секунды через три после того, как Бяшенцев уселся на водительское кресло и руки автоматически закопошились в блоке зажигания, его осветила яркая вспышка, затем, прямо в лицо, ещё одна.

А дальше – хуже! Дверь распахнулась, «Кодак» исчез из руки незнакомца, а резкий тычок кистью в висок затмил зрение. Как стало вдруг больно, мог сказать только Бяшенцев, приходя в себя уже около автомобиля. Это привидение, этот крутой тип в тренерке и «адиковской» кепочке выворачивал пальцы и запястье его руки, с необъятной всепоглощающей злостью шептал в ухо нехорошие слова и также ненавистно делал указания ему, Лысому.

Юрик понял одно: его, как щенка застукали, взяли, засвидетельствовали на плёнке, унизили, опозорили, растёрли в порошок. А ещё и шантажировали! И не вслепую, а с уликами, прямо, со всеми потрохами. И здесь Юрик сдался, обмяк, повиновался. Что был он «шохой» и петухом на зоне, то и остался им. Больше в лагерь Бяшенцев не хотел!

Ни под каким предлогом! Ни за что!

Одной встречи, одного короткого ужасного разговора Бяшенцеву хватило надолго, хотя ему не раз приходилось видеться со своим «инквизитором», Шуриком, как назвался тот. Были ещё разговоры, указы, приказы, советы, разборки. И постепенно Лысый понял, что парень ведёт игру один, самостоятельно. Но живо, мощно, страшно! И Лысому стало боязно за это нечаянное «знакомство», за свою жизнь. Но это потом, позже! А сейчас…

…Сейчас, не имея за душой ничего: ни денег, ни злополучных фоток, ни малейших шансов на схватку и выигрыш, но ощущая за спиной тревожный взгляд и могущественное присутствие, Бяшенцев тихо и скромно существовал и исполнял запросы «Шурика».

А «Шурику» – Никите – теперь как нельзя кстати нужна была помощь, левая сила, пешка в его опасных манипуляциях. И она нашлась в его распоряжении!

Брусок рьяно выполнял свои обязанности, свою работу. Тайсон пообещал повысить его в бригадном звании и надбавить, соответственно, оклад. Паренёк, морально потерявший семью ещё в десятилетнем возрасте, плюнул на родичей-алкоголиков и ушёл из общаги. Сейчас он был «мужик», крутой поцик, «кент» в кругах знакомых и друзей. Кличку «Брусок» ему дали за фигуру, напоминающую параллелепипед, но он не обижался. В звене, да и сейчас в бригаде, у всех были клички. Даже у бригадира под стать: боксёрская, такая крутая, ломовая кликуха.

А тут возьми да сам Тайсон взял его в дело! Не в обычные рутинные провороты, делишки, операции, а дал клёвую, ответственную работёнку. Да ещё сказал, что на это задание годится только он, Брусок. Ну и ну!

Правда, наехали тут на него раз какие-то шпингалеты, наверное, зелёные. Так, левые. Пристали, чё, мол, порнуху продаёт, маленький ещё, а сами-то всего на год старше его. Пошарахались, отвалили. Только ходят, отвлекают от наблюдения. За тачкой Тайсон поручил смотреть в оба. Важная машина. Сказал, если кто вертеться рядом с «волгой» будет, или лазить в неё, и вообще что подозрительное, сообщить по запасному одноразовому каналу связи.

Номер телефона лежал в кармане (после звонка этот номер ни для кого не существовал), спица и кастет тоже в пиджаке. Да и испугаться их особо, этих двух лохов, Брусок не успел. Две минуты, и те исчезли. И юный автоматический взгляд опять скользнул по автообъекту, стоящему во дворе, через улицу, в ста метрах. Всё по-прежнему, тихо, спокойно. Хорошо! Да и газетки иногда берут…

…А Юрик Бяшенцев успел за две минуты проверить багажник, отключив «сигналку», и убраться восвояси. Звонок, доклад на переменную дежурную точку, одобрение «Шурика» и выслушивание следующих приказаний.

В пасмурный морозный, далеко не весенний девятнадцатый апрельский день, за час до обеда в бюджетных организациях, в центральный вход института «СибНИИГНИ» с несколькими рулонами обоев в руках вошёл крепкий невысокий молодой человек в длинном кожаном плаще и драповой кепке. На привычный, заученный до автоматизма, чуть рассеянный вопрос вахтёра-пенсионера «А вы… куда? А… пропуск?» Игорь Козик натужно-актёрским голосом, выглядывая из-за поленницы бумаги на плече, сообщил, что это материал в кабинет технолога, и даже назвал фамилию. А так как на следующую неделю в кабинете намечался ремонт перед праздниками, то дедуля-охранник согласно закивал вслед парню.

С окна пятого этажа института холл акционерного общества открытого типа «Мемфис», находящегося в здании «Шуменского кредита», просматривался великолепно. Зал, выложенный мрамором и уральским малахитом, благоухающий ароматом домашних роз, финиковой пальмы и цветущего пиона, освещался мягкими желтоватыми торшерами и бра. Мирно и убаюкивающе журчал в центре искусственный родничок. Окна четвёртого этажа с сигнализацией и полуопущенными жалюзи, чуть прикрытые лёгкой тюлью, сверкали блестящими в любую погоду золотисто-антрацитовыми рамами.

В 11.40. двери конференц-зала раскрылись, выпуская на пятиминутный перерыв хозяев и гостей.

11.45. В окуляре оптического прицела доморощенной, но работоспособной снайперской винтовки Мосина 1930 года выпуска очутились кудрявые волосы Эдисона, разговаривающего по радиотелефону с подчинёнными. Телохранитель показал пальцем на окно и недозакрытые жалюзи. Эдуард Исаакович повернулся. Лицо исказилось недовольной гримасой.

11.45. Голова Эдисона разлетелась на кусочки, как лопнувший воздушный шарик, забрызгав собеседников и холл кровавыми красками.

11.48. Охрана коммерческо-финансового здания и телохранители некоторых боссов безуспешно пытались взломать стальную вестибюльную дверь, вызвать неработающий лифт, вырваться наружу.

Козик покинул институт через окно второго этажа, выходящее во дворы жилого квартала, предварительно осыпав путь бегства специальным антисобачьим составом. Сарай-пристройка со строительным инвентарём и пустыми водочными коробками, сбросив двуногую ношу, через минуту вспыхнула пионерским походным костром. Так чётко и безукоризненно сработало ранее заложенное зажигательное устройство.

11.50. Тайсон, не привлекая ничьё внимание, кроме острого взгляда Никиты и зорких глаз Бруска, быстрыми ловкими движениями спрятал спортивную сумку с уложенной в неё СВМ в багажник «ГАЗ-24», посмотрел на часы и исчез торопливым шагом за соседней пятиэтажкой.

Тотчас завёлся другой механизм.

Никита с крыльца подъезда этого дома сделал знак рукой, и Лысый подошёл к Бруску, перекрыв телом линию обзора. Какая-то несвязная «косая» болтовня. Драгоценная минута. По профессиональному наставлению Бяшенцева Никита (как всегда в своей работе, загримированный), этакий «Заячья губа», без труда отомкнул багажник «волги» с отключённой на время сигналкой, забрал сумку и покинул двор.

Отстал с «пьяными» наездами от Бруска и Юра Бяшенцев.

12.00. Городской платный «Икарус», набитый пассажирами, отъехал, увозя Никиту. Автобус обогнал «жигулёнок» частника с трезвым угрюмым Юриком.

А ровно через минуту предохранительный клапан газового баллона у стоящего между институтом и «Шуменским кредитом» «ЗИЛка» сорвало, и местность окутали сорок литров пропана.

Вслед за этим по заранее сделанным телефонным звонкам двор заполонили «скорая», «пожарная», «газовая служба», и УАЗик ППС, прибывшие каждые по своему делу. А вместе с ними все имеющиеся следы преступления замесили, затоптали, уничтожили ноги озлобленных охранников, выскочивших наконец-то из здания и окруживших его, и зевак, крутившихся рядом.

Спецопергруппа милиции приехала слишком поздно!..

На следующий день, в субботу, Никита, заимев красную «копейку» от Лысого и отпустив его в двухдневный отпуск без содержания, поехал на первое настоящее дело.

Торгово-закупочная база «Мебико» находилась в секторе частных домов и обшарпанных серых «хрущёвок». По разработанному плану Никита оставил тачку во дворе старой пятиэтажки, возле склада стеклянной тары, поправил парик, передохнул, «заячьей губой» стараясь не шевелить, чтоб не отклеилась прозрачная лента. Скрытно «проковылял» на четвёртый этаж, расставил малярные инструменты: валик на длинной ручке, скребки, мастерки, щётки, банку с краской (старой, как дерьмо мамонта), развёл для удобства рукавами рабочей спецовки, осмотрелся, приноровился. Выглянул в грязное, с разводами, окно подъезда, сноровисто достал и скрепил обе части СВМ, проверил затяжку глушителя. Прислушался. Спецствол в широком манжете заляпанной краской брезентовки крепко сидел в зажимах на предплечье. Баллончик с сероводородом оттягивал левый карман. Тонкие резиновые перчатки неприятно липли к коже рук. «Надо посыпать их тальком в другой раз», – подумал Никита и сунул ствол винтовки в отколотое ранее полотно оконного стекла.

Выбирал жертву долго, целился тщательно. Винтовка была массивная, неудобная, но мощная. Уж какая была!

За улицей и стоящими на ней тремя иномарками начинался забор – аккуратный, прочный, симпатичный. Стена окружала базу с несколькими постройками, автопогрузчиками и несколькими крутыми тачками. Между ними сновали люди «больших полномочий», «крупного бизнеса», бывшие лагерные паханы и урки. Но по их виду нельзя было сказать, что они когда-то сидели. Ожиревшие, разодетые в пух и прах, чистенькие, ароматизированные, гордые.

Внешняя охрана сходки созерцала действительность улицы слева и справа, да поглядывала на окна «хрущёвки», стоящей напротив, в сорока метрах. Но никто не приметил окно с периферии, по диагонали от ворот на базу. А ведь до него всего метров шестьдесят.

В этот солнечный, но холодноватый день множество прохожих маячило взад и вперёд: в основном за покупками, по делам, просто где-нибудь развеяться.

Халявная работа убаюкивала охранников, рассеивала бдительность, поднадоела. Давно уже никто не посягал на души их подопечных (и хозяев в одном лице). Чертыхались, сплёвывали. Но не всегда это помогает!..

…Первым отвалился на водительское сиденье человек в шляпе и очках, потеряв полбашки в салоне «вольво-920». В машине он был один, выстрел сухо чихнул на фоне громыхающего маршрутного автобуса, поэтому никто ничего не заметил.

Следующим пал бритоголовый здоровяк с блестящей на чёрной водолазке толстой золотой цепью. Его отшвырнуло к перилам головного склада товаров с пробитой грудью.

Третьим трупом оказался объект из списка Дубков. Пуля разворотила ему живот, а вторую Никита не пожалел и рискнул всадить в агонизирующее тело. Кровь бедняги моментом смешалась с весенней грязью.

Спохватившийся толстяк, стоящий рядом, растерялся, присел, но и его брюхо взорвалось брызгами плоти и сорочки.

Когда обойма опустела, винтовка в три секунды очутилась в сумке. Кажется, никто не заметил источника огня, но Никита всё равно спешил. Через минуту он толкнул окно второго этажа (как сутки назад Тайсон), услышал шипение брошенного баллончика на ступеньках вверху, раскрыл ставни и прыгнул на склад, затем на крышу машины и через тридцать секунд покинул окраину двора. Что происходило за углом, его ничуть не интересовало.

«Жигуль» домчался к парку имени Губкина, опустел и спустя пять минут вспыхнул синим пламенем. Дотла сгорели вместе с тачкой спецовка, обувь и штаны маляра.

Через час винтовка без отпечатков каких-либо пальчиков очутилась в багажнике «волги» Игоря Козика, одиноко стоящей во дворе «Шуменского кредита». Опять не сработала ещё отключённая сигнализация, легко спружинила крышка, ничего не усёк Брусок, так как мешал остановившийся по «технической неисправности» троллейбус. Сигналка по инструкции Бяшенцева Юры снова включилась, но автомобиль уже никто не тревожил. Пока не тревожил…

…Вечером того же дня Никита по одному интересному телефончику фирмы «Тамерлан» связался с её секретарём.

– Напрягитесь и слушайте внимательно! Я случайно заметил человека с винтовкой. Кажется, в твоего босса стреляли? Короче. Я проследил за ним, за этим киллером, потому что как раз проезжал мимо. Спросишь у мужиков с ворот, видели ли они белую «тойоту». Это был я. Убийца был на чёрной «ГАЗ-24». Я выследил его, ты слышишь меня?

– Да-да, говорите, говорите! – напряжённо раздалось в трубке дежурного секретаря-референта.

– Я знаю, где эта тачка сейчас. Парень сунул сумку в багажник. Там, наверное, оружие! Подробнее расскажу позже, детали гонорара обговорим тогда же…

– Постой, мужик! Не клади трубку, я позову…

– …И ещё, прошу, не ищите меня, не засекайте… я насмотрелся детективов по горло. Терпеть их не могу! До связи.

Никита нажал рычаг. Хмыкнул, представив себя на месте секретаря. Вышел из автомата и направился на переговорный пункт, на ходу отлепляя от горла звукоимитаторы. Теперь «крестные» взбесятся, отомстят обидчику. И сделают всё, чтобы располагать полной информацией. Ладно, посмотрим!

В заполненном до предела отделении международных переговоров Никита с час ожидал своей очереди. Наконец дали связь с Няганью.

– Наталья Михайловна? Здравствуйте!

– Здравствуйте, – без тени радости молвила хорошая Никитина подруга и однокурсница, – а кто это говорит?

– Это неважно, – сказал в трубку парень грубоватым тугим голосом сорокалетнего мужчины так громко, что чуть не отпали от горла звукоимитаторы, – на ваше имя почтовым переводом придёт скоро определённая сумма денег. Пожалуйста, получите их, но никому не говорите об этом. Ровно одну треть возьмите себе. Это подарок, без возврата! Остальное положите под проценты в банк. Любые проценты. Тоже на ваше имя. Не пугайтесь. Я когда-нибудь всё объясню. Скажу только, что это один ваш хороший знакомый. И прошу, никому об этом! До свидания!

– Мужчина, подождите, – затараторила Наташка, но в трубке раздались гудки.

«Так. Теперь к братику за подмогой!» – с такой мыслью Никита отправился по главной улице домой к родителям.

Родных Никита уважал и любил. Они дали ему всё: рождение, воспитание, образование, любовь, интерес к книгам, жизни, страсть к путешествиям. Они вырастили его, одели, обули, выпустили в свет. Дали добро на самостоятельную безбедную жизнь. Помогали и, Никита знал, будут помогать всегда. На их любовь и нежность он отвечал тем же. И так же дорог ему был родной брат Денис.

Парню только стукнуло восемнадцать, а мастер был на все руки. В отца. Батя работал в местном аэропорту, с детства пройдя многие технические работы: от кузнеца и комбайнёра в тёплой кубанской станице до начальника и командира эскадрильи больших «ТУшек».

Мать имела скромную должность инженера НИИ по почвам Шуменской области и получала, в отличие от отца, такую же скромную зарплату, только с опозданием в три месяца. Милая, добрая мама! Её образ Никита видел даже с закрытыми глазами, её голос он не мог спутать ни с каким другим голосом в мире, её тёплые нежные руки парень смог бы различить на ощупь. И целовать, целовать их до бесконечности!

Как всегда, родители встретили сына тепло и ласково. Накормили, расспрашивали об учёбе, делах, семейной жизни. Интересовались, нет ли проблем с деньгами. Как здоровье его, Тани, тёщи, тестя. В общем, обычные дежурные вопросы, какие задают матери и отцы детям.

Потом под предлогом поболтать Никита с братом уединились в спальне, где когда-то жили и спали вместе восемнадцать лет. Обменялись вопросами и ответами интимного характера – мол, как там у тебя с Мариной (подружка Дениса), а мы с Таней так-то. Затем Никита перешёл к главному: о деньгах, о деле. Конечно, он не посвящал родного человека в свои планы и работу, а подвёл так, что брат и не догадался о его мыслях. Просто затаилось у него подозрение, что не чисто всё это, но всегда несерьёзный, взбалмошный Никита шутливо развеял серенькие мыслишки.

Утром, в понедельник, когда жена ушла на преддипломную консультацию, Никита, сделав зарядку и шестьдесят отжиманий, плотно позавтракав, отправился к телефонной будке, хотя ближайшая исправная находилась рядом с домом. Но ведь лишние следы оставлять нельзя!

Только прощёлкал набранный номер, на том конце провода трубка уже витала в воздухе.

– Да, – резко бабахнуло в динамике.

– Это ваш новый знакомый, – шепнул в телефонную трубку Никита, – час оплаты настаёт.

– Говори, мать твою! – еле сдержал себя, чтоб не закричать, собеседник. – Пожалуйста, мужик, земляк, дорогой, говори, кто, где, говори всё!

– И сколько?!

– Говори, ядрёна корень!

– Значит так, – начал Никита, держа под наблюдением двор и секундную стрелку «Омеги», – ещё раз повторяю: 70 миллионов вы переводите на имя…

Он подробно указал адрес, инициалы и сроки оплаты.

– И ещё! – добавил он, следя за временем. – Дамочку не вздумайте нагреть или выкинуть какой-нибудь финт. Угрожать, да ещё ВАМ, я не смею, но могут быть неприятности. Тем более я взял с вас слово. Хоть вы и воры, и в «законе», но я, как честный гражданин, верю вам! Мне тоже верьте: не подведу. Честно говоря, здесь мне подфартило крупно, не всякому такое удаётся… Как я его… круто! Только поймите меня правильно: я боюсь! Связался, конечно… Опасно! Ладно, рискну на свою голову, хотя вы мне пообещали безопасность?!

Последние слова Никита нарочно «играл». Нужно было показать тюфяка, лоховатого парнишку, действительно случайного свидетеля. Показать чувства страха и риска. И это ему, по-видимому, удалось.

– Ждите звонка сразу после перевода, по своему телефону, возле отделения связи номер 26. Ну как, договорились? До свидания!

– А это… мужик?!

Никита повесил трубку и быстро засеменил вдоль дома. Через шесть минут к будке подкатила «девяносто девятая», и из неё выскочили трое верзил в коротких «кожах». Злые и недовольные, они порыскали вокруг, сели, и также быстро, как появились, умчали по улице.

Утром следующего дня нежданно-негаданно ударили позднеапрельские морозы, что не удивительно для Сибири и её коренных жителей. Шуменцы, не дождавшись вскрывшихся на деревьях почек и перехода на летнюю форму одежды, безрадостные сновали по городу в куртках, плащах и шапках всевозможной масти. Особенно рябили в глазах турецкие длинные плащи и чёрные «ушастые» кепки-штамповки той же Турции и Польши. Застывшие на этот раз лужи уже не манили любителей покататься на льду. Шумень ждала тёплого Первомая, предстоящих июньских выборов президента, и новостей из Чечни.

Вести из последней будоражили сердца каждого второго шуменца, хотя от Сибири она очень далеко.

Слухи и сообщения опережали действительность. Федеральные войска потерпели фиаско: где-то в ущелье чеченцы накрыли целую колонну российских мотострелков. Убит (всё-таки) Джохар Дудаев – лидер боевиков и всей чеченской оппозиции. Убит при артобстреле… Нет, при авианалёте… Да нет, скорее всего коллегой Никиты – снайпером, или умерщвлён ультразвуковым сигналом по телефону. Черт его знает! Ладно…

…Застрелен его заместитель, преемник Зандармибов.

Белоруссия воссоединилась с Россией! Как? Опять!..

«Поднимать страну будем с края… С какого? С Хабаровского!» – заявил президент РФ.

В Омске покушение на Михаила Сергеевича (как же, помнится «по России мчится тройка…»). Что? Не покушение?! Да так, выскочил из толпы один мужичок, вмазал Михаилу Сергеевичу с правой. Так его даже не судили, героя!

Лидер либералов обвенчался (это накануне-то выборов!) пышно и богато. С кем? А… это он отметил серебряную свадьбу с супругой!

Сюганов, главный всех коммунистов, выехал в Германию на переговоры с Бундесвером. Зачем? Опять, что ли, 22 июня настаёт?!

Что, опять Чечня? Разоружение?! Конец войне! Сдача в плен? Приказ целым сёлам и районам. Крутые запросы! Ну и что, сдают? Пока нет. Ну, ничего, приползут!

Убит посол России в Гватемале, идут дружественные встречи президентов РФ и Китая, рост доллара приостановился.

А здесь, в Шумени, своё: областной чемпионат по бодибилдингу, субботники, новый прокурор, заказное (якобы) убийство авторитета Дубкова (остальные – его телохранитель, адвокат и зам не в счёт), умышленное устранение предпринимателя Онищенко, взятие банды Мухтарова, свои проблемы и радости.

В 11.00 в отделение связи Ленинского района номер 26 вошли четверо молодых людей из девяти подъехавших к зданию. Все крепкие, высокие, суровые, раскрасневшиеся от торопливой исполнительности, забот и восьмиградусного мороза.

Служащая почты, женщина лет тридцати семи, автоматически подняла голову на скрип двери. Коллеги-смежницы тоже бросили короткие невидящие взгляды на вошедших, как и полдесятка посетителей. Ребята с короткими стрижками, заметными под кепи, оккупировали стойку и взгромоздили на неё кейс-атташе. Раскрыли, сверля взглядами служащих почты и её клиентов. Женщина, стоявшая рядом, ближе всех, ахнула, заметив набитый денежными купюрами дипломат, и поспешила отойти подальше.

По подсказкам «крутых» ребят женская рука за перегородкой кривым дрожащим почерком заполняла бланк перевода.

Через десять минут семьдесят миллионов рублей перекочевали в государственную утробу.

Звонка по радиотелефону парни ждали недолго, но, надо отметить, нервничали они порядком. Народ сновал туда-сюда, время шло, а негодование нарастало. Но вот запиликала в руке одного из них трубка итальянского производства с длинной антенной. Верзила включился в приём.

– Заждались, ребята?! – попытался зло пошутить Денис Топорков из далёкого от почты таксофона.

– Говори… – прорычал от переполняющих бритую голову чувств здоровяк, прижав телефон к уху сильней, чем надо.

– Нужная вам тачка стоит у дома номер 53 по Ленина, во дворе «Шуменского кредита». ГАЗ-24. Замкнута, на сигналке, по-моему. В ней сумка. Интересующий вас объект появится со дня на день, может, уже сейчас. Не знаю этого. За тачкой присматривает паренёк лет шестнадцати, у дороги. Он продаёт газеты. Всё. Остальное на ваше усмотрение. Всё чисто и честно, клянусь!

В трубке раздались гудки. Денис спокойно прошествовал до остановки и через две минуты уехал на городском автобусе, затолкнув в карман платок, через который вёл монолог, и перчатки, которыми держал телефон. Такое простое, таинственное, интересное задание выполнено. Два «лимона» на музыкальный центр лежали дома в ящике. «Вот это братик!» – с восхищением думал Денис, качаясь в салоне автобуса.

А команда покойного Дубкова мчала отрабатывать потраченные деньги и возмещать злость.

Никита долго сидел в гостях у подружки, уже не волнуясь за проведённую операцию. Он весело щебетал с Иринкой, не смея взглянуть в окно на отделение связи и детально вспоминая проверочной звонок на почту. «Бабки» пошли к Наташке!» – подумал он, и от души рассмеялся над плосковатой шуткой симпатичной девчонки.

В последний вторник апреля умер второй из Шуменской «ДЕСЯТКИ». Мягков Олег – из гильдии «новых русских», тридцатичетырёхлетний предприниматель, бизнесмен широкого размаха (авто Шуменского района и смежных районов области). Был убит Никитой весенним тёплым вечером в ресторане «Тура» – новом «газпромовском» заведении, расположенном на девятом и десятом этажах одноимённой гостиницы.

Парень знал на девяносто процентов, что Мягков пойдёт «отлить». На его телохранителей внимания можно не обращать: перекаченные, туповатые, заметно нерасторопные ребята, которые наверняка и стрелять толком не умели с дрожащих от штанг рук. Но в их объятия попадаться не хотелось! При подготовке Никиту видела только официантка ресторана. Но и она умерла от «острого отравления желудочно-кишечного тракта» через час после взрыва, прямо перед оторопевшей экспертной группой. Как известно из детективного кино-литературного жанра – свидетелей не оставляют! Поэтому, несмотря на маскировку и грим, Никита пошёл на это: смерть крашеной блондинки была быстрой.

Из заложенных во все писсуары зарядов сработал один, в контакт спецдетонатора которого поступила моча жертвы. И здесь Никита с особым почтением вспомнил «запасы» покойного киллера Бондаря.

Мягков сразу по прибытию в ресторан (что случилось вопреки плану убийцы) со свитой отправился в туалет. «Шкафы» из мяса и плоти привычно прочесали зал, уборную, раздевалку, бар и помещение кухни и проследили за суетящимися официантами, накрывающими Мягкову столик. Двое без тени смущения последовали за хозяином в туалет. Там преспокойная жертва «истребителя» Топоркова автоматическим движением раскрыла ширинку светлых брюк, высунула своё «хозяйство» и включила спазм, вызывающий поток жидкости мочевого пузыря. Чиркнул в нише писсуара электроразрядом детонатор, и внезапная вспышка взрыва запечатлела расслабленное самодовольное выражение лица Олега Мягкова.

Ударная волна, разрывая человеческую плоть, отбросила тело бедняги к кабинкам с унитазами, а обоих охранников, стоявших поодаль, раскидала по кафельным стенам. Но на фоне возможной смерти их нетяжёлые ушибы выглядели пустяком. А вот их шефу не повезло!..

…Этим же вечером, часов в десять, Никита с женой и братом укатил на дачу к родителям. На завтра-послезавтра открывалась охота… но уже на водоплавающих!

Козика сгубила жадность и тупость. Неизвестно только, всё вместе или по отдельности.

Правда, он удосужился выждать определённое время, пока не уляжется розыск, работа на месте преступления экспертов-криминалистов, первые волнения. А затем решился!

Винтовка ему нужна была позарез: такую «оленебойку», крупнокалиберную пушку, не везде найдёшь, тем паче не замеченную и ранее не наследившую, да и в дальнейшем, Козик чувствовал, она ему пригодится.

Об убийстве Эдисона в газетах даже не упоминали. Скорее всего, пока, а вот неслыханный расстрел Дубкова и его окружения взбудоражил всё «теневое» и воровское население Шумени. Озадачило он и Тайсона, но только на время. Чуть позже это его погубило.

Теряясь и маскируясь среди немногочисленных в этом году первомайских демонстрантов, шествующих по главной улице Шумени к центру города, Козик неожиданно для Бруска оказался рядом, вынырнув из толпы прохожих. Паренёк не растерялся и задорно отрапортовал «боссу». Ну и, конечно, молодой зелёный умишко сумел зафиксировать и доложить о пьяных парнях, пару раз пристававших к нему во время операции. Брусок был рад скорому освобождению от нудной скучной работёнки. Тайсон выслушал «шестёрку», что-то минут десять пообмозговал, и вдруг решительно направился к тачке.

«Волга» сиротливо стояла у заборчика «Шуменского кредита» и примыкающего к нему гаража с «запорожцем». Козик попетлял по двору дома номер 53, просвечивая внимательным взглядом каждый кустик и подъезд, каждого прохожего и все видимые окна домов. Затем, оттянув ошейник водолазки и чертыхнувшись в адрес палящего солнца, смело подошёл к машине.

Ребята покойного Дубкова, бравшие с поличным Тайсона, не знали крутого нрава бывшего чемпиона Украины и его пружинного состояния. И к тому же раньше не ощущали ни мастерства сильного кикбоксёра, ни злости, которая проявлялась в его мастерстве.

Схвативших его за предплечье двух здоровяков Козик от внезапности и страха легко раскидал в стороны. Налетающего верзилу с дубинкой встретил фронтальным проникающим ногой в солнечное сплетение. Парень, задыхаясь, рухнул на бордюр. Отправляя в нокаут следующего, Тайсон получил дубинкой по рёбрам. Одно из них хрустнуло, а удар наотмашь запястьем мускулистой руки отомстил обидчику сполна, сломав переносицу.

Сомнений в том, что Козик по кличке «Тайсон» – истинный убийца Дубкова и его свиты – не осталось у нападающих. Как и у поста внешнего наблюдения ФСБ города, засевшего в полуржавом металлическом гараже…

Встретив очередной удар ноги плечом, Козик молниеносно ответил выпадом кулака в коротком прямом. Как и предполагалось, два передних золотых зуба у парня в шёлковой рубашке вылетели с треском. Ещё блок, удар. И тут дубинка последнего, долговязого, обрушилась на коротко остриженный затылок Тайсона.

Группа захвата, прибывшая к третьей минуте драки, взяла без труда двух нокаутированных, а третьего, с разбитым носом, догнали только на соседней улице. Мёртвого Козика, распластавшегося на асфальте возле «волги», не тронули до приезда «скорой медэкспертной». А зарезанного минуту назад Бруска с кровоточащей раной в области печени обнаружили через полчаса между двумя ларьками.

Четвёртого из нападавших на Тайсона, жилистого долговязого парня, единственного располагающего какой-либо информацией об отстреле Дубкова, анонимном звонке и операции против Козика, так и не разыскали ни оперативники, ни «топтуны» из группы внешнего наблюдения. Его найдут только пять месяцев спустя, полуразложившегося, изуродованного до неузнаваемости, в кустарнике у старицы, на пятьдесят пятом километре Курганского тракта.

Тонюсенькая ниточка, положившая было путь к истинному зачинщику всего этого, оборвалась прямо в руках правоохранительных органов.

А Чистка продолжилась!..

Никита, не подозревающий о только что обрубленном хвосте, о том, что НП оперативники установили буквально через два часа после последнего посещения им злополучной «волги» и совсем случайно, по гипотезе одного из заумных «волкодавов» на очередной «оперативке», жизнерадостный и спокойный, как танк, брёл по лесу в сопровождении оруженосцев.

Охота! Это слово вызывает азарт, прилив крови, сил, внезапное рвение прочь, за город, в леса и на озёра.

«Охото на охоту!» – поговаривал частенько Никита, провожая очередной будничный день. И так уже пятый год.

Эту страсть к нему привил отец. Причём сам он не был охотником и даже не любителем, а вот книжек, брошюр, карт и сведений об этом промысле предоставил сыну много. И Никита повёлся! Вступил в клуб охотников и рыболовов, сдал примитивные экзамены, получил охотничий билет, разрешение. Зачистил ещё раз свою «ТОЗку-вертикалку», подаренную отцом на день рождения, и отправился на первую в жизни охоту.

С тех пор прошли годы, а вместе с ними бесчисленное количество расстрелянных патронов, сбитых «мигов», как называл уток парень, чесался намозоленный от спускового крючка указательный палец.

Сейчас с ним пошли Денис, прихвативший батину «МЦ» двадцатого калибра, Татьяна, и подружка брата, Марина, одногруппница Дениса по мединституту, рослая, умная девчонка, не знающая косметики и моды.

Тихо крались по сосновому бору к озеру Травникуль, расположенному в километре от дачи родителей.

Но, как известно, женщина на охоте – хуже не придумаешь! Поэтому поход не удался. Вернулись без каких-либо результатов. Правильно! Озера замёрзшие (по метеопрогнозам синоптиков, весна в Сибири запоздалая), уток мало, девчонки хоть и старались не шуметь, но хруст в лесу стоял невообразимый. Напоследок постреляли по мишени в форме тетеревиного чучела, распотрошили его. Посмеялись.

На утро решили идти вдвоём.

После шашлыков, пива и баньки всех разморило, и спали непробудным сном. В шесть утра из-под одеяла вылезла рука и хлопнула по дребезжавшему будильнику. Спустя четверть часа Никита одевался, расталкивая братишку.

Шли неслышно. Быстро светало, заливая округу голубоватым туманчиком. Кукарекала вдалеке горластая птица, где-то стучал на срубе спозаранок работяга. Лаяли псы, разминая глотки, да бахали на соседнем озере двенадцатикалиберные «гаубицы».

Шли, тихонько подшучивая друг над другом и иногда размышляя о чём-то своём. Не брякали закреплённые ружья, не стучали в патронташах снаряжённые гильзы, не трещали под ногами ветки, не скрипели высокие сапоги. Шли тихо, но шустро.

Для интереса, вечный приколист и шутник Никита изготовленные кустарным методом патроны все подписал. Надписи и названия смешили, поднимали охотничий дух, развлекали: «Смерть оккупантам», «За Хуана Карлоса», «С новым годом», «За Сталинград», «Ядерная боеголовка», и так далее.

А продуктивным и успешным оказался «В помощь Лаосу». Внезапно взлетевшего селезня Никита завалил, как мастер спорта по стендовой стрельбе летящую тарелку. Птичка оказалась на удивление жирной и огромной. Больше за утро ни одного не подбили – «мигов» встретилось мало!

Обратно возвращались в десять утра, намотав километров пять по лесному массиву и покрытым лужами полям. Болтался на поясе селезень, переливаясь зеленовато-фиолетовой головкой и смущая красным пятном у крыла. Брёл, спотыкаясь, уставший, огорчённый собственной неудачей Денис, бросая завистливые взгляды на добычу брата. Тяжело сопели, преодолевая глубокие рытвины и засасывающую грязь бездорожья.

На опушке смешанного перелеска присели на кочку отдохнуть, полюбоваться природой, на которую поначалу из-за охоты особо не обращали внимания.

Вдалеке, за кромкой поля, на фоне бело-голубого полотна необъятного небосвода, чернел голый лес. Ослепительным блеском отражалось в мутных лужах солнце. Шумели и жутковато скрипели за спиной деревья, шелестел тонкими хрупкими ветками осиновый подрост, надрывалась в кронах ворона, защищая гнездо от трещавших, как немецкие автоматы, сорок.

Где-то очень далеко изредка стреляли, визжала циркулярка, лаяли, грохотали сбрасываемыми с машины цинковыми листами. Звуки перемешивались и гулким эхом разносились по местности. Ныл в небе грузовой «ИЛ», внося вклад в общую звуковую гамму.

Никита перебирал сухую травинку в руках, согнувшись и нависая над грязными коленями. Сколько раз мать говорила, что выкинет старые джинсы с рюкзаковой лямкой вместо ремня, но до сих пор не сделала, дорожа любой вещью сына.

Вот-вот набухшие почки берёз выпустят в свет своих питомцев, проклюнулась первая травка, радуя взгляд сочной зелёной плотью, зажелтели мать-и-мачеха и вербные серёжки. Душа стонала, сердце разрывалось от тёплых воспоминаний о прошлом, о походах и путешествиях, экскурсиях и отдыхе на природе. Канули в лета и многочисленные поездки на море, на курорты страны, и весёлые компанейские рыбалки, и сборы кровавой брусники, сладкой земляники, пузатых симпатичных боровичков. Растворилось в земной суете детство, минула бесшабашная юность, потекла в мирской суматохе напряжённая деловая жизнь молодого парня. Горели, буквально чесались руки, постанывало отчего-то сердце, гудели покрытые накипью непонятной злости нервишки. Но разум оставался кристально чистым и по-детски невинным.

– Пошли? – прервал хаотичные мысли брата Денис, закончив обдирать с берёзы берёсту. – Есть хочется!

– Давай, – вздохнул, поднимаясь, Никита и поправил за плечом родную двустволку. – Нас ещё ждёт работёнка.

– Какая? – спросил младший, но вопрос рассеялся в безответной пустоте, будто ни к кому и не был обращён.

Никита бодро шагал по лесной тропинке, петлявшей меж деревьев и тающей в бескрайних полях. Он о чём-то сосредоточенно думал.

Не отставал от старшего брата и Денис, стараясь ступать ровно след в след…

В субботу Никита с Татьяной собрались сходить в кинотеатр, но планы неожиданно изменились.

Жена уже завивала волосы, а Никита брился в ванной, втягивая носом душистый аромат «Палмолив», как вдруг затренькал звонок. Дверь открыла тёща, прытко проскользнув первой.

Как обычно по воскресным дням, на пороге стоял Вадим. Парень, любивший в жизни больше всего культуризм и шоколадные печенюшки, был лучшим другом Никиты Топоркова. Конечно, это звучит смешно и даже, может, глупо, но это так. Вместе учились в школе и институте, гуляли, занимались спортом (хоть и разным, но в одних местах), отмечали совместно праздники, если это происходило вне дома, не раз выручали друг друга.

Да и сейчас жили рядышком. Вадим дружил с девчонкой на пять лет младше его – симпатичной шустрой Ольгой. Жили вместе, да и любили вроде бы: он её, она… его! Но друг часто жаловался Никите на её вредный капризный нрав.

И вот теперь Вадим предстал перед Никитой испуганным, взволнованным и злым. Весь его вид и лицо в красных пятнах говорили о том, что он быстро бегал последние два часа, плакал и, судя по пене на обветренных губах, долго и выразительно с кем-то разговаривал.

– Что случилось? – встретил его Никита, недобритый и полураздетый, резко меняясь в лице.

– Никита… Ольгу изнасиловали… чуть не убили! – Вадим сжался в комок, уже не сдерживая слезы и глубоко вздыхая. – Ублюдки, суки… я ведь их рвать буду… я их…

– …Бля! – вырвалось у Никиты, язык которого никогда не знал брани. Он встал, как вкопанный, опустив от ужасной вести руки и сжав челюсти.

– Никита, что такое? – подошла сзади к мужу Таня, расправляя неподатливый локон и внимательно наблюдая за реакцией обоих друзей.

– Ничего… милая, я потом скажу… иди, посиди в комнате!

– Но…

– Ступай! – повысив голос, сказал строго парень, подтолкнув любимую.

Только она неохотно исчезла за дверью спальни, Никита обратился к сверхугрюмому другу.

– Так. Я сейчас оденусь, ты подожди… Потом к тебе, там поговорим, и всё расскажешь подробнее…

– … Там Ольга!

– Тем более идём к вам! Всё, жди, – бросил Никита и ринулся в спальню.

Наспех объяснив жене причину отлучки, сноровисто одевшись легко, не по погоде, и чмокнув в носик милую, он удалился вместе с другом.

Общаговская комната ветхой пятиэтажки, девяносто процентов жителей которой составляли люди кавказской национальности и рабочие средней технической специальности, встретила вошедших унылой траурной атмосферой. Ещё больше её усугубляли замусоренный палас, раскиданные там и сям вещи и обувь, неприятный мясной запах и урёванная до посинения Ольга, облачённая в ситцевый грязный халатик. Сразу бросилась в глаза её полуобнажённая грудь с огромным околососковым пятном, потрясывающаяся от каждого движения. Но Никита заставил себя контролировать взгляд.

– Оля, успокойся! Не закатывай истерику… Держи себя в руках! – скороговоркой выпалил Никита с ходу, скинув туфли и подсаживаясь на неубранную с утра кровать рядом с девушкой. Вадим обессиленной тушей рухнул на стул, потупив взгляд.

– Как же держи, когда суки эти…

– … Спокойно, я сказал! – тряхнул Никита еле сдерживающую себя от психопатства подружку. – Я не понял, их было несколько, что ли?!

– Да! – крикнула бедняжка, умываясь слезами и растворённой в них тушью.

– По порядку рассказывай, подробно, до мелочей! А ты, – парень обратился к помертвевшему Вадиму, – сиди и запоминай хорошенько, чтоб потом повторять не пришлось. Наверное, с налёту ничего и не усёк?!

Дождавшись, когда друг примет более-менее заинтересованный вид, Никита ещё раз встряхнул Ольгу.

Через полчаса мученических расспросов, пыток и дознаваний картина изнасилования стала ясна, обдумана и обсуждена до состояния грубых набросков плана последующих действий.

Главный виновник уже не имел никаких шансов на дальнейшую здоровую жизнь, но был известен. Им оказался кавказец Асхат, который когда-то жил в этой общаге и, по слухам, работал на центральном рынке. Он не принимал прямого участия в изнасиловании, но кадр был из той компании. Другие четверо лиц «кавказской национальности» (хотя нет, среди них тусовался один русский) все являлись явными насильниками.

До полуночи ПДД, как называл Никита сокращённо любой намеченный план дальнейших действий, созрел. Почуявшая неладное Таня долго не давала уснуть мужу, ворочаясь под тонким одеялом и нашёптывая занудные вопросы. Никита только сухо отнекивался да неровно дышал, обсасывая в уме элементы предстоящей операции. Заснули поэтому только в два часа ночи.

Коренастый, загорелый, как баранина на шампуре, горбоносый, как и все его предки, мужчина стоял у маленького зарешечённого окна и молча улыбался. Обнажённое по пояс волосатое тело играло мышцами. Зачёсанные назад смоляные волосы омрачала седая прядь. Мускулистые, по-борцовски развитые руки он сложил на груди и задумчиво смотрел через светлые портьеры на город. Смотрел и тихо смеялся, вспоминая вчерашнюю попойку, бесчинствующие выходки на улице, молодую девчонку, подвернувшуюся под горячий пыл компании, групповое траханье её в тёмном коридоре недостроенной школы. Чего только не испытает настоящий мужчина, мужчина с гор! Ему надо попробовать всё! И он не боится ничего!

Стоял и сверкал в ехидной ухмылке золотыми фиксами – этакий горный орёл на вершине Казбека.

Сзади скрипнула дверь, желваки стоящего у окна вздулись.

– Ашот, там девочки русские прибыли. Что надо сделать? – режущим слух говором разнеслось по большой комнате двухэтажного коттеджа из красного кирпича, возвышающегося почти в центре города.

– Гони их, Чабан! – распорядился твёрдым голосом мужчина, названный Ашотом, но вдруг спохватился. – Хотя нет… Эй, Чабан! Веди их сюда – говорить будем!

Ашот поправил пояс спортивных штанов, сделал в воздухе неопределённый жест неизвестному, присел на буковый журнальный столик и закурил «Бонд». Он ждал девочек с двусмысленным выражением лица, на миг вспомнив опять вчерашнюю изнасилованную красотку. Вспомнил и забыл!

По деревянным ступенькам звонко цокали женские каблучки…

Центральный рынок воскресным днём в Шумени – всемирный день Потопа. Кого и чего здесь только нет! И опять же, посмотришь на национальность местных представителей торговли и ужаснёшься: Шумень – это столица какой-нибудь кавказской республики. Одни хачики, куда ни глянь! Здесь и так называемые беженцы из Чечено-Ингушетии, Дагестана, Карабаха и Абхазии, Таджикистана и Узбекистана; торгаши, прибывшие с караванами фруктов и овощей; наёмные рабочие-строители, подрабатывающие по выходным на базарах. Среди этого сброда – целые гильдии аборигенов из далёкого Китая: тихие, пришибленные, дешёвые, как и их продукция.

А сколько кругом бичей и бомжей?! Снующих по рынку, сбившихся грязными вонючими кучками на каждом углу, раболепски преданно заглядывающих в рот хачикам, готовых лизать зад этим новоявленным, уживающимся как пырей, «иностранцам» ближнего Зарубежья. Противно смотреть, как неприятный оборванец явно русского происхождения бежит с коробкой бананов за молодым ещё «мужчиной, воином, бизнесменом», ловит все его слова, исполняет все его желания за «штуку», «червонец», за пачку «Примы» или тот же банан.

Кричат, свистят, болтают на все лады, стучат, гудят, ржут – и весь этот гомон, гвалт наполняет атмосферу главных улиц города, прилегающий парк, соседние учреждения и здания. А запах фруктов, овощей, цветов распространяется ароматным облаком на всю округу. И люди, люди, кругом люди и машины! Один на рынок, чтобы купить апельсинчик, другой оттуда, боясь остаться без кошелька, третий внутрь за алыми помидорами, четвёртый не решается сунуться на базар, не зная, где оставить автомобиль (хочется опять потом его увидеть!). Туда спокойный и добрый за розами, обратно нервный и злой, часто расстроенный. Суматоха, хаос!

– Подстраховывай! – шепнул Никита Вадиму, строча беглым, но тренированно-отсеивающим, как у профессиональных телохранителей, взором по толпе людей. А сам, состроив покупательско-озабоченную мину, перебирая пальцами ног в старых, потрёпанных кроссовках, поплыл в море тел.

По заранее указанному Ольгой ориентиру Никита не спеша причалил к лавке с обувью. Продавал её невысокий тощий карачаевец, отчаянно жестикулирующий руками и призывающий купить туфли иностранного производства. Это и был Асхат, один из насильников!

Никита, непринуждённо выбирая лучшие туфли, на миг представил, что сейчас творится в душе Вадима, до хруста в суставах сжимающего кулаки. Но парень знал, что подводить Никиту и нарушить ход операции нельзя, поэтому терпел и с трудом сдерживал себя, чтоб не кинуться и не оторвать этому чурке голову сразу.

– Вот эти ничего туфельки! – громко сказал Никита, притаптывая в выбранных «саламандрах» с рифлёной подошвой (старые кроссовки стояли рядом).

– Бери, дарагой, хороший туфэль! – распинался оживлённый продавец, сделав дежурную улыбку на коричневом лице, утыканном мутными глазками.

– Беру, – откликнулся Никита, но уже в серьёзном строгом тоне, впялившись злым взглядом в хачика.

– Чэтырэста! – проинформировал Асхат, но встретил огненно-жгучий ненавидящий взор русского парня.

– Ну вот, ты и нашёлся, горный орёл! – тихо проговорил Никита, но Асхат услышал каждое слово нежданного карателя.

Его лицо приобрело синеватый оттенок, белки глаз покрылись густой паутиной красных жилок, ноги задрожали.

– Что, чурбан, очко трясётся?!

Никита резко метнулся через прилавок к Асхату и схватил его за лацкан пиджака. Тот что-то быстро-быстро залепетал на своём наречии, пытаясь отбиться от присосавшегося русского, но парень сильно дёрнул захват и вытащил упрямого хачика из лавки. Но не успел сделать и первой попытки распорядиться его судьбой, как со всех сторон послышались полупонятные реплики, угрозы, приказы, а к нему двинулось несколько человек явно без добрых намерений. Ещё бы: какой-то молодой наглец с огромным носом и шрамом на скуле (искусственными, конечно) прямо в центре кавказской братии имеет смелость начинать разборки с их земляком и товарищем! Это неслыханно! И они были правы! Но уж слишком привыкли «чёрные» к такому мировоззрению, чересчур долго и свободно чувствовали они себя хозяевами рынка!..

– Вот что я тебе скажу, цхенвале! – ответил Никита на очередную фразу недовольного кавказца, подрулившего к нему в числе первых. – Не лезь не в свои дела!

– А?

– Не мешай, понял?!

– Какой плохой зэмляк!.. – начал тот.

– … Шакаль тэбэ зэмляк, дарагой! – передразнил Никита хачика и дёрнул было Асхата, чтоб свалить с рынка, но не тут-то было.

Житель гор схватил парня за тренерку, что-то лопоча на своём наречии, другие примкнули к нему. Никита собрался ответить. И в эту секунду появился Вадим, да ещё как заявил о себе!

Коротко развернув кавказца, он сильно, так что деформировался сустав безымянного пальца, влепил кулак в его челюсть. Бедняга рухнул на лоток с семечками, создав ужасный кавардак.

Пока Вадим совершал очередной двойной удар локтем и предплечьем другому желающему подраться, Никита потерял на секунду бдительность, за что тут же поплатился. Асхат, трепыхавшийся в зажиме стальных рук, больно ударил парня в пах и саданул растопыренными пальцами в глаза, затем бросился наутёк, падая и спотыкаясь среди товарных рядов и десятков людей.

Секунда прихода в сознание, секунда на оценку ситуации, а ещё через одну Никита кинулся в погоню, грубо оттолкнув пару «защитников».

Вадим в это время, получив пару ударов, озверевший, метал подвернувшиеся тела в стороны, громко матерился и орал, уже не рассчитывая сил. Последний козырь его безопасности и победы лежал в кармане – переданное ему Никитой удостоверение сотрудника Федеральной Службы Безопасности Колонкова, изъятое у покойного Бондаря. Случайно или нет, но надо отметить: неизвестный Колонков был очень похож на Вадима, у которого и фамилия тоже начиналась на «КОЛ». Поэтому Никита на время и отдал «корочки» другу.

– Это сопротивление органам! – громко сообщил Вадим в последнюю минуту побоища и раскрыл красное удостоверение ФСБ. – Изнасилование, укрывательство, пособничество и другое. А ну, пошли все на…, суки грёбаные!

И страшная «книжечка», и страшный крепкий парень, и резкая обстановка возымели своё: толпа отхлынула, попятилась, заредела.

– Всем оставаться на местах, ничего не трогать! – крикнул парень, пряча во внутренний карман фальшивое удостоверение и устремляясь в сторону убежавших.

Никита догнал Асхата у закрытого рынка, благодаря ловким юрким движениям и короткому пути через одёжные лавки и ремонтируемую лестницу торгового павильона. Пара ударов кулаком – и молодой кавказец повалился на асфальт, постанывая и причитая.

И тут же за него опять заступились!

– Почему они все тебя защищают? – подумал вслух Никита, без всяких переговоров и замешательства выбивая первого из заступников. Кавказец в кожаной куртке, с широким кольцом на пальце, аж подлетел и, теряя сознание, ломая конечности, рухнул мешком в ящики с фруктами.

Другой, седой и кучерявый, с еле заметным брюшком, последовал за земляком. Его Никита поверг «вертушкой», ступнёй в лицо.

Третий хачик получил ногой в солнечное сплетение и зарылся в сетках с луком.

Ещё один выпрыгнул в прыжке каратэ, но стремительный Никита опередил его и встретил боковым, ребром ноги в живот. Связка ударов закончилась рубящим нокаутирующим.

– Говори, ублюдок, где остальные твои… Лучше говори, дорогой! – сказал Никита в ухо судорожно дёргающегося Асхата, помогая тому приподняться. Видно в свалке тому досталось!

– Говори, сука! – заорал парень в ответ на бессвязную нерусскую речь, грубо шлёпая по щекам.

– Чэлюскинцэв 30, крясный коттедж… Ашот, Гасан, Володя и Чабан… – пролепетал изнывающий от страха Асхат, тупо поглядывая на Никиту.

Но вдруг по его расширившимся зрачкам Топорков в доли секунды догадался об угрозе сзади и сделал выпад вправо. Ящик с размаху, зацепив плечо парня, разбился о голову Асхата, отчего тот чуть не отдал кранты, заверещав от боли, Никита ответил боковым проникающим с разворота. Нападавший кулём ушуршал в лотки с апельсинами и яблоками.

Ещё двое выросли перед парнем. Но тут подоспел Вадим, тыча в лицо зевак «корочками», отпихнул одного из угрожавших ему газовым баллончиком хачиков и крикнул что-то другу.

И тут Никита заметил метнувшегося прочь Асхата. «Живучий, собака» – подумал парень, устремляясь за ним и поскользнувшись на разбросанных в драке бананах. Он ловко сгруппировался, отделавшись небольшим ушибом плеча (задетого ящиком!), вскочил и продолжил преследование, но заметил, что расстояние между ним и трусливым торговцем резко увеличилось.

Сзади Вадим остался наводить марафет, а Никита очутился с внешней стороны рынка, окружённой синими коммерческими ларьками.

Зорким охотничьим взглядом он нашёл поверх голов массы людей нужную, быстро удаляющуюся в сторону остановки спину. Затем увидел, как обезумевший Асхат, чувствуя неожиданную свободу, ринулся через дорогу для маршрутных автобусов. Прямо под колеса начавшего торможение «Икаруса».

Услышав скрип колёс, сигнал клаксона и визг женщин возле проезжей части, Никита сразу обо всём догадался. Имитируя спокойного обычного прохожего, остановив выскочившего прямо на него Вадима, он медленно направился в противоположную от места происшествия сторону. Друг, недоумевая, последовал за ним. Так они и шли, размеренно шагая по тротуару и потирая ушибленные места.

Асхату повезло, если так можно выразиться! Повезло, что остался жив. Повезло, что автобус уже тормозил перед остановкой, что попал не под колёса, а под передок, сбивший его. Но какой ценой! Сотрясение мозга, переломы черепа, ключицы и предплечья, два треснувших ребра и куча ушибов. Инвалидность на всю оставшуюся жизнь!..

Около семи вечера, когда солнце засело за крышами двухэтажных домов и кронами серых тополей, в стоящей на улице Челюскинцев у дома номер 51 (что напротив дома 30) «восьмёрке» оживилась возня. Двигатель завёлся, но не с первого раза. Тонированное боковое стекло водителя опустилось, и в глубине машины показалось трудно узнаваемое, хорошо загримированное лицо Топоркова.

Затем оконный проём затмила чёрно-зелёная прямоугольная коробка с двумя отверстиями на торце, напоминающими сопла космической ракеты. Это была РРПУ «Оса», принятая на вооружение морских десантно-диверсионных отрядов спецназначения в прошлом году. Ещё такие штуки появились в Чечне, но только, что странно, у боевиков Саманова.

Два часа наблюдения за коттеджем с цифрой на табличке «30» не пропали напрасно: на втором этаже кирпичного замка были замечены айзер, какая-то шалава, затем задёргивал шторы балконной двери ещё один хачик – это Никита видел в окуляр «УБН-40», которое часто использовал при слежке за представителями «ДЕСЯТКИ».

Рыжая грудастая «соска» делала Ашоту минет, отчего тот утробно мычал и грубо сжимал ей голову. Это было любимое занятие бригадира Геймуратовской группировки.

Рядом, на кушетке, покрытой махровым одеялом, пыхтели и голосили Гасан с худенькой беленькой Людочкой. Последняя усердно скакала на чёрном толстоватом хачике, изредка поправляя в себе его член, норовивший выскочить наружу. Гасан жадно, торопливо и больно мял ей маленькие, но аккуратные груди с торчащими, готовыми проткнуть ладони сосками.

В дальнем конце зала, на массивном плюшевом диване, за скрывающей от остальных членов компании спинкой орудовали друг с другом Чабан и русский парень Володя Чмагин, двадцати восьми лет от роду. Зрелище было противным и ужасным, но кое-кому это доставляло неописуемое удовольствие.

За дверью подслушивал «охи» и «ахи» водитель «мерса-280», автомобиля Ашота. Онанировать ему не хотелось, участвовать он не мог, поэтому молча глотал в пересохшем горле слюну…

…Залп из обоих стволов «Осы» оставил над улицей только тоненькие дымовые полоски. Мощные фугасные ракетные заряды разорвали помещение с развлекающейся компашкой, выплеснули через окна и двери коттеджа огненные тучи, куски плоти и обломки мебели. Страшное жгучее облако моментально рассеялось, оставив дом полыхать, как целиком зажжённый спичечный коробок.

Захлопнулась дверца, предусмотрительно открытая для отдачи залпа и звука, и машина с тонировано-зеркальными стёклами, набирая скорость, помчалась по улице.

Трещал огонь, валил удушливый дым, застилая соседние коттеджи, да кричали редкие в фешенебельном районе простые смертные горожане, ставшие очевидцами очередных разборок.

Месть свершилась!..

…Их осталось только трое: Никита, Олег и Маринка. От отдельного сводного отряда партизан!

Чернел сумеречный лес, гнулась к земле от ветра сухая осока, перешёптывались недовольно пожелтевшие листья березнячка напротив. Где-то за чащей трещал МГ, бабахнула граната, и эхо взрыва гулом пронеслось по всему массиву.

Беззвучно и смело сквозь деревья и кусты шли немцы, и от безмолвной надвигающейся опасности становилось ещё страшнее.

Вскоре стали заметны свастика и знаки различия на тёмно-серых шинелях, видны черные отверстия стволов их автоматов, неверно называемых в народе «шмайсерами».

– Готовы? – спросил Никита, грея дыханием руку.

– Готов, – ответил Олег, припадая к прикладу «ручника Дегтяря».

– Да! – отозвалась пышная румяная Мариночка, поводя ППШ.

– Ну и я тоже… готовность номер один, – вздохнул Топорков и, прицелившись, нажал спусковой крючок.

Его длинную очередь из пулемёта подхватил шквал огня друзей. Немцы повалились на землю, энергично выискивая укрытия, но таковых было мало: чистый молодой сосняк. Десяток фрицев сразу выбыл из списка живых. Другие корчились от боли, третьи вжимались трусливо в хвою. От бывалой храбрости не осталось и следа. Ещё бы немного – и фашисты отступили, но…

…Никита проснулся. Показалось ему или нет, он не мог сказать. В последние смутные доли секунды сновидения парень отчётливо различил глухой шлепок между ним и Олегом немецкой противопехотной гранаты. Затем крик друга и медленно-медленно разрывающаяся оболочка с толстой деревянной ручкой. Так медленно, что видны были разделяемые неведомой силой металлические осколки, несущиеся в разные стороны. И всё!

Никита перестал ёрзать в кровати и попытался снова уснуть, но вдруг подумал: а стоит ли. Наверняка сон кончается не самым лучшим образом. Что было делать? Никита нашёл выход: стал ласкать и нежить любимую женщину. Татьяна потянулась, вздохнула от неожиданного удовольствия и крепче прижалась к мужу.

Когда через пятнадцать минут Никита почувствовал на своих пальцах тёплую влагу возбуждённой спозаранок милой супруги, та и вовсе потеряла сонливость. Мягкие тонкие руки обвили мужа и извивались по его телу лианами, губы сами находили неприкосновенные места, возбуждая эрогенные зоны. Никита неожиданно сморщился.

– Ой, извини, Никит! Больно? – шепнула Таня, слегка ощупывая синюшную ссадину на его плече.

– Да так, чуть-чуть.

– Милый, хороший мой! Мой мальчик! – ворковала девушка, поглаживая миниатюрной ладошкой мужское тело.

Размеренно тикали настенные часы с позолоченной стрелкой (другая была серебряной, а третья в виде хрусталинки), пошумела с минуту ТЭЦ, выпуская какие-то пары по утрам и шипящим эхом оглашая пол-Шумени, по комнате с зашторенными окнами разносился аромат бордовых роз, подаренных жене на небольшой семейный праздничек – полугодие совместной жизни.

– Кстати, ты не рассказал ещё, дорогуша, где ты взял эти туфли! – заявила Татьяна увлечённому эротической игрой мужу.

– Там уже нет! – были единственные слова Никиты заведённой девушке, балдевшей от ласк.

– О-о, где мой Малыш?! – спросила она игриво, и, нащупав торчащий монументом мужской орган, защебетала ангельским голоском. – Вот он, мой Мальчик, мой Малыш, такой хорошенький! Какой он стал!

Через мгновения Никита вошёл в любимую. Осторожно, чуть раздразнивая разгорячённую жену, глубоко и легко. Вот это была любовь! Вот это был секс! Вот это гонки!..

За праздники, посвящённые Дню Победы, длившиеся целых три дня, Никита снова вплотную занялся Чисткой города, сделав много полезных приготовлений. Повторил и набросал схему наблюдений за третьей жертвой, подстраховался, проанализировал. Попутно вышел на готовящуюся сделку с привлечением крупной суммы денег, причём аферу затевал один из членов «чёрного списка». Но подробнее и доскональней Никита решил расследовать это чуть позже: время и обстоятельства позволяли.

Посетил старого знакомого Агеича. Старик имел первую группу инвалидности, и неотъемлемой частью его тела стала кресло-каталка с механическим ручным приводом, придуманным самим хозяином. И вообще, Агеич был мастер на все руки. Всегда в доме всё делал сам, и широта его познаний и творений поражала. И секретные запоры дверей, и сигнализация окон, и механические приводы сантехузлов и кранов, и многое другое – всё в доме создал он своими золотыми, крепкими, как балки, руками. Когда-то Агеич и Никита ездили на рыбалку (тогда ещё жив был дед). Агеич и дед Никиты дружили много лет, пока их не разлучила смерть второго.

Теперь парень редко приходил к седовласому сухому старичку, мирно похрапывающему в кресле на колёсах, очень редко. И за это Топоркову было стыдно.

Вот и в этот раз Никита, закупив провизии и «Беломора», побывал у добродушного знакомого. После долгих нудноватых разговоров Никита перешёл к главному, за чем и явился:

– Агеич, дорогой, мне штучку одну надо сделать. Ты бы не помог?

– А что надо, сынок? Всё сделаю, что захочешь! – отозвался бодро и заинтересованно старичок.

– Я могу набросать рисуночек… что я, в принципе, уже и сделал. Вот, – парень развернул листок бумаги и стал объяснять деду детали, при этом внимательно следя за ним исподлобья, – в таком вот корпусе нужно разместить стальную иглу, ну, спицу там, стрелу арбалетную. Короче… чтоб пневматика была и стреляло хорошо, сильно… можно недалеко…

– … Зачем тебе, Никита, это? – старик поднял брови, продолжая с любопытством разглядывать схему.

– Да знаешь… Помнишь я стрелял из твоего арбалета, мы ещё спорили насчёт его неудобства и тяжести? Так вот, я хочу свой такой же иметь! Пострелять там, жену поучить… ну…

– … Так я тебе дам свой, – перебил Агеич парня, искоса взглянув на него, – зачем такой-то делать?!

– Ну, понимаешь, надо… очень! – засмущался растерянный Никита, поводя плечами и скрывая лживые глаза.

Старик долго и пристально всматривался в парня, затем как-то холодно, уже чужим взором, уставился на схематичные наброски. Никита чувствовал: в светлой седой голове гудит рой мыслей, с губ деда готов сорваться вопрос, и не один, поэтому поспешил закруглиться:

– Ну ладно, Агеич, я пойду… Не надо тогда…

– … Оставь! – хлопнул ладонью по листочку с рисунком старик, опередив руку парня. – Хорошо, сынок, я сделаю это!

– Агеич…

– Иди, ты же к матери торопился. Ступай, а за этим, – Агеич неожиданно улыбнулся, – придёшь после праздников. И не волнуйся, никто об этом не будет знать! Я же вижу, о чём ты хочешь сказать! Не бойся, сынок, иди.

– Спасибо, дед! С праздником тебя ещё раз! Пока, – пожал Никита мозолистую жёлтую руку старика и, прихватив пустую сумку, удалился.

– А ведь у меня, старого пердуна, никого, кроме этого парня, и нет! – прошептал Агеич и крепко задумался.

Обратно Никита ехал в автобусе, крепко сжав поручень и кося заинтересованным взглядом на девушку с опасным разрезом на юбке. Он смутно представлял завтрашнюю операцию, сосредоточивая всё внимание на этой куколке. Он не был Мэлом Гибсоном или Томом Крузом – простой, среднего роста (в наше время 180 – уже средний рост!), весёлый парень с добрым приветливым взглядом. Очень ненасытный и любвеобильный!

Никита хотел всё и всех – от бабочки, порхающей в знойном воздухе, до Клаудии Шиффер, смотрящей на него с плаката в автобусе. Здесь, в толпе, никто не догадывался о его желаниях. А между тем автобус мог взорваться от переполнявшей его страсти!

…Его сумасшедший, сверлящий, раздевающий донага взор встретился с другим. Зелёные глаза. Глаза женщины. И что это была за женщина! Ей было (Никита узнал гораздо позже) 42, но выглядела она на 30. Стройная, божественно красивая, с большими прекрасными глазами и чувственным ртом. Чистое почти без грима лицо, русые волосы, аккуратно заколотые наверху; дорогой французский костюм, изумительно подчёркивающий все линии тела, и… обручальное кольцо на безымянном пальчике. «Окольцована!» – сказал парень себе и заметно расстроился, хотя понимал, что ему ничего не светит в отношении этой дамы.

Вот только её взгляд… Он привораживал, испепелял, убивал на месте! В нем было столько желания, что Никита невольно или намеренно «прилип» к ней. «Если она сейчас выйдет, я умру. Нет, я пойду за ней… просто пойду. Только понаблюдаю, и всё».

Автобус остановился, и она не спеша (даже, показалось, нехотя) вышла. Никита за ней. Они пересекли пару улиц. Она ни разу не обернулась. Во всех её движениях – поправляла ли причёску, меняла ли руку с сумочкой – сквозила сексуальность. Желание любить и быть любимой.

Так незаметно они очутились в подъезде престижного дома – «свечки», где раньше, по слухам, жил мэр. В лифт Никита зашёл с ней. У него заколотилось сердце – так близко она стояла. Спокойно и непринуждённо смотрела парню прямо в глаза, а он не мог найти себе места, переминаясь с ноги на ногу. Затем её взгляд упал на его особый джинсовый карман, оттопыренный, лопающийся по швам, и она чуть заметно улыбнулась.

– Боже! Куда я лезу?! Куда подевался мой стыд?! Всё! – сказал Никита себе. – Сейчас выхожу, спускаюсь вниз, и…

– Мартини будешь? – неожиданно спросила она.

– Что-о? – парень чуть не поперхнулся глотком воздуха.

– Есть хочешь? – женщина лукаво облизнула верхнюю губку, и этот жест Никита повторил по инерции.

– Я хочу… но не есть, – выдавил его пересохший от волнения рот. Она улыбнулась ещё раз. Лифт замер. Они вышли и упёрлись в обитую кожей дверь. Она отперла, парень ошалело брёл за ней.

– Мужа нет, а мне нужна помощь… Твоя помощь! – произнесла богиня, сбрасывая туфли и опасно наклонившись.

– Я всё сделаю! – вырвалось у Никиты, и он почувствовал, что краснеет (это у него-то, покорителя девичьих сердец!). Когда он стаскивал с неё юбку, она резко остановила его:

– Подожди, малыш!

Никита понял, что сделал какую-то ошибку, ответил извиняющимся жестом, но гримаса, скорее, получилась удивлённой.

– Что бы ты ни делал со мной… я останусь в бюстгальтере.

– Хорошо.

Парень принялся старательно и нежно целовать её тело, все уголки её бархатистой кожи, приятно источавшей аромат «Пуассона». В сторону полетели юбка, блузка, колготки и ажурные розовые трусики. Он задыхался, умирал, но пересилил стремление жадно наброситься на неё и быстро овладеть. Он должен быть лучше, сильнее, сексуальнее!

Как она и просила, Никита не стал избавляться от лифчика, так удобно сидевшего на безупречных грудях. Её покачивающийся перед глазами парня бюст словно излучал магнетизм. Он видел только их: великолепные груди и сосочки, протыкающие невесомую розовую ткань. В ход пошли его пальцы, ладони, его драгоценный «дружок». Он водил им по кружевам лифа, тыкал горячей трубкой в подмышки, теребил язычком губы и мочки ушей. Потом резко переворачивал её на живот (отчего она начинала бурно стонать) и целовал безупречно чистую попку. О, как она сладко вздыхала и ахала! Её тело вибрировало от желания, которое словно вырывалось наружу.

Но Никите так и не суждено было овладеть ею! Как только он принялся за одну восхитительную процедуру (а именно: пальцем одной руки начал теребить напрягшийся клитор, а пальчик другой утопил в горячей влажной щели) – она, яростно извиваясь и крича от восторга, кончила. И тут же бессильно повалилась на бок, распластавшись на мокрой от пота простыне. А он, неудовлетворённый, последовал за ней.

– Не знаю, чем ты мне понравился, но то, что это произошло – факт, – скороговоркой произнесла она.

– Тебе было хорошо, – то ли сказал парень утвердительно, то ли спросил.

– Классно! Это было удивительно! Как тебе только удалось – ума не приложу!

Последние слова она прошептала, задумчиво глядя на измятое покрывало. А Никите хотелось глотнуть холодной воды и свежего воздуха. Он встал, почему-то смущаясь собственной наготы, и поспешно вышел на балкон. Но стоило ступить босыми ногами на прохладный кафель и набрать в лёгкие вечерней свежести, как сзади послышался строгий окрик:

– На балкон не выходи!

Никита быстро нагнулся, заметив в окне напротив колыхнувшуюся штору. И тут же её руки потянули его за плечо в комнату, а губы недовольно зашипели:

– Ты что, спятил? Я же сказала: не выглядывать!

– Но почему?!

– Слушай, давай вопросы потом! – нетерпеливо бросила она, за руку подтаскивая парня к кровати.

– А, понятно! – обрадовался он, предполагая, что сейчас начнётся настоящий спортивный секс – такой, каким любил заниматься ОН. Но его попытки обнять её к успеху не привели.

– Послушай, мой милый мальчик, – начал принимать его мозговой центр поток информации, – ты сделал не очень хорошо, оказавшись у меня в квартире! Тебе не следовало идти за мной, быть у НАС здесь, трогать меня… И вообще не нужно было выходить и маячить на балконе! Но раз ты это сделал, знай!..

Она на мгновение прислушалась, перестав одеваться (надо заметить, в порядок она привела себя профессионально быстро). И, не дав парню времени опомниться, продолжила:

– Ты не догадываешься, кто я?

– Н-нет, – промямлил Никита, чувствуя холодок на спине.

– Директор банка, – и она назвала, какого (как раз в этом банке на его имя был открыт счёт).

– Тебе ни о чём не говорит эта фамилия? – спросила она, ткнув ему в глаза визиткой.

И рядом с именем Никита прочитал: «Первый заместитель Председателя Городской Думы»… Потом глаза вылезли из орбит, а то, что она сказала дальше, и вовсе могло выбить из колеи гражданина Шумени Топоркова Никиту Сергеевича. Но никак не суперохотника, чистильщика и «крутого» парня Никиту.

– Кроме того, он – десятка. Надеюсь, ты знаешь, что это такое?! Я не хочу, чтобы меня потом нашли где-нибудь на свалке, в полиэтиленовом грязном мешке!

Теперь Никита окончательно понял, в какую передрягу попал. Но как-то спокойно и скептически улыбнулся, предчувствуя азартную игру, новые внеплановые приключения.

Проигнорировав его взгляд, уже у самой двери, она так же торопливо, но властно сказала ещё «пару ласковых»:

– Если тебе не повезёт сейчас, при выходе из подъезда, напоследок приведут ко мне. Я скажу, что ты преследовал меня и изнасиловал. Понял?

– Сука! – произнёс парень и спокойно вышел за дверь.

Незаметно он выбрался из её дома, и на троллейбусе, со многими страховочными пересадками, вернулся домой. Ни к матери, ни к Вадиму с Ольгой ехать не хотелось. В башке начал зреть новый ПДД…

…Сплошной кавардак мыслей был нарушен вечером следующего дня.

На улице моросил дождик, зябко ёжились на ветках за окном лохматые воробьи, бегали по телу мурашки (отопление отключили), да причитала по радио Люба Успенская в душераздирающих завываниях о неудавшейся любви. Жена в другой комнате трещала на швейной машинке, тестя положили в больницу с аппендицитом, тёща ушла к свекрови.

Киллер Бондарь в здании концерна, Бяшенцев по кличке «Лысый», спецдетонаторы в пластиковой взрывчатке ресторана «Тура», возможные следы на рынке, уничтоженная РРПУ «Оса», когда-то приобретённая у Рафика с «чёрных рук» за баксы банка «Персей» – всё пронеслось перед взором захандрившего Никиты, вяло переминавшего пальцами ткань шторы. Раздался звонок…

…Тёща, зарёванная до полуобморочного состояния, сообщила о смерти зятя. Мужа её второй дочери (Татьяниной родной сестры) звали Сергей, он был заядлым рыбаком, что его и погубило. Он утонул в одной из Шуменских сибирских рек.

Позже стали известны подробности его гибели: нелепые до безумия, страшные, горькие. Эта ужасная весть сильно повлияла на тёщу, Таню, чёрным вихрем прошлась по сердцу Никиты. Сергея он хорошо знал, и был в тёплых дружеских отношениях с ним, и тут такое горе!..

…Утром парень поехал на базар, чтобы прикупить фруктов да посетить тестя. Его угрюмый вид никого не удивлял в автобусе: народ сам грустил и грузился кто чем, но, в основном, погодой. Заморозки с утра никого не радовали, а дачников вообще злили. Да ещё град, лужи, грязь!

Голова опять раскалывалась от чехарды серых мыслишек и смутных раздумий.

На пути парня выросли две фигуры у вездехода «форд», заслонившего весь тротуар. Молодые навороченные ребята в лакированных американских туфлях, с сумками-визитницами подмышками, одинаково остриженные и розовощёкие, открыто красовались возле своей тачки, оживлённо беседуя о каких-то правах. Прохожие, бурча под нос, обходили «танк» и молодцев плотного телосложения, с трудом пролезая между «Фордом» и огромной полузамёрзшей лужей. Парковка здесь, судя по знаку, была запрещена.

И поэтому люди ворчали за глаза на «молодых новых сопляков». «И нету на них управы!», и «всё-то им можно!».

Но не мог терпеть Никита! Не мог спокойно пройти мимо!

– Земляки, чё это вы тут развалились?! Людям ходить негде, а они свой паровоз тут приспособили! – начал он, дополняя фразу жестами и внутренне приготовившись к ответному ходу.

– Слышь? Ты ох. л?! Вали отсюда, придурок, чтоб духу твоего не было здесь! – откликнулся один из них.

– Земляки, – Никита проигнорировал выпад парня в клетчатом пиджаке, – а чё это вы все бритые одинаково, как эти… однояйцевые из пробирки?!

– Бля! – оба типа вздрогнули от нахальства, наезда, неожиданности и от всего прочего. Они стали разворачиваться к незнакомому наглецу корпусами своих мышце-мясистых тел, вертя головами в поисках возможных других врагов, недоумевая и злясь.

Но Никита больше не церемонился с ними. Он чуть-чуть присел, оттолкнулся от асфальта, высоко подпрыгнул, развернулся в воздухе и нанёс ближнему стоящему сокрушительный удар стопой ноги в область ключицы. Этот отлетел тюфяком к машине, стукнулся спиной и шлёпнулся бомбой в лужу. Прямо как в кино про Ван Дама! В ходе драки, конечно, так не попрыгаешь, а в начале – легко, главное, первому нанести удар-финт.

Второй, его приятель, по инерции проследил за падающим телом, обернулся и получил три сильных удара в пресс, ухо и в лицо подъёмом ноги, после чего распластался возле «форда», глухо постанывая и корчась от невыносимой боли.

Старушка, пацанчик и молодая девчонка, видевшие это, разинули рты. Никита поправил куртку, воротник рубашки и, мигнув зрителям, зашагал дальше.

Спустя минуту следом заторопились удивлённые прохожие с еле скрытым на лице триумфом.

Около тачки с большущими противотуманками на крыше загибались и матерились вслух двое «солидных крутых» парней, обляпанных кровью и грязью.

Ей-богу – как в кино!..

Прошло два дня. И две беспокойные ночи. Ему снились киллеры-преследователи, бритоголовые ребята. Снились его похороны и почему-то на местном древнем Текутьевском кладбище, расположенном чуть ли не в центре города.

Планы опять временно изменились. Но чтобы не терять жизнь впустую, Никита вплотную занимался учёбой. Репетиторы, консультанты, наёмные рабочие «умы» сделали своё. Диплом был готов! Толстая, аккуратная, отливающая голубизной финской бумаги пачка с разного рода чертежами, схемами, рисунками и даже фотографиями буровых вышек и всевозможных вспомогательных механизмов лежала перед Топорковым. Рядом покоились ватманы формата А1, украшенные замысловатыми, но понятными парню чертежами. Оставалось посетить несколько рецензионных семинаров, обговорить кое-какие общеорганизационные и финансово-инвестиционные вопросы и сдать в июне дипломную работу, защитив её, конечно, на «отлично».

У Татьяны тоже дела шли неплохо, она укладывалась в срок, как и её подружки.

Не спал и страдал бессонницей Никита из-за одного. Точнее сказать, из-за одной!..

…Примерещилось ночью ему, будто он снова с ней, его роковой леди, с этой Суперженщиной (хотя и стервой!). Они занимаются любовью, а телохранители её опекуна, окружив постель, хохочут и тычут финками в его голый зад. Но ему почему-то не страшно, кровь бурлит в жилах, он двигается и продолжает обладать этим восхитительным телом…

Мозг сдался, плоть затрепетала, страх исчез, а затмившее его желание сделало своё: его полфутовый Мальчик-с-Пальчик указал направление. Как запрограммированный робот-маньяк, Никита пошёл к своей цели, может даже к своей судьбе.

Заметив около подъезда «министерского» дома «тойоту» с двухметровым жлобом за рулём, парень поначалу призадумался, но тут же вспомнил один трюк, про который прочитал в рубрике «Происшествия».

Скоро хитрый приём был совершён. Никита выловил паренька лет одиннадцати, на которого фраза: «Братан, хочешь заработать десятку?» произвела большое впечатление. Он спокойно воспринял задание и чётко выполнил его. Пацанчик подошёл к «тойоте» со стороны водителя, спросил у верзилы время, а затем, плюнув в лицо, бросился наутёк. И когда униженный и оскорблённый здоровяк умчался вслед за шустрым пареньком, Никита незамеченным вошёл в подъезд. Шифр двери он знал.

Она открыла на третий звонок и буквально обомлела.

– Ты?! – воскликнула она, пытаясь захлопнуть дверь.

– А ты хотела увидеть кого-то другого? – Никита насильно шагнул вовнутрь. – Извини, я ещё жив!

– Опасно играешь! – она сменила тон на более спокойный.

– И ты тоже!

Терять ему было нечего, поэтому он смело приступил к тому, за чем явился, мельком заметив, что сегодня она ничуть не хуже, чем была тогда. Шёлковое кимоно безупречно сидело на её теле. У Никиты всё заныло от сладострастного предчувствия.

Он кинулся на неё с яростью дикого кота.

Она не пыталась сопротивляться и звать на помощь – только вскрикивала и потихоньку постанывала, когда он срывал одежду с обоих, мял, вертел, крутил её, кусая и облизывая, впиваясь поцелуями и вминая женское тело в постель. Стремительно и грубо Никита вошёл в неё. Она вцепилась в его плечи, дёрнулась и затряслась от судорожных волн, пробегавших по её телу.

О, что это была за гонка! Он многократно переворачивал её, менял позы и делал своё. Их бёдра бились и шлёпались друг о друга, её прелестные груди метались перед его глазами, он рычал, но продолжал битву!

Никита обрызгал её всю с ног до головы, а затем размазал семя по накалившейся розовой коже. Оба умирали от жажды, и оба безумно устали.

– Интересно мне, девушка (комплимент сорокалетней даме!), а почему это вы на автобусах катаетесь?

– Таких, как ты, цепляла. Сейчас днём с огнём не сыскать настоящих парниш, – она томно заворочалась в простынях и подушках.

И тут он, без тени смущения, потеряв остаток страха, взял со столика визитку и стал набирать телефонный номер.

– Что ты делаешь?! – она испуганно вскочила.

– Молчи, – шепнул Никита ей и уже в трубку «Панасоника», – Григорий Яковлевич? Узнавайте, кто это! А я вам скажу только одно: она у вас очень сладкая дама! Очень!

Вот и всё. Парень окинул отрешённым взглядом «девушку» и положил трубку на место.

– Что… что ты наделал?! – она, по-прежнему обнажённая, тяжело задышала, пытаясь сориентироваться и взять себя в руки.

– Бывай! – сказал Никита и пошёл прочь.

И уже на лестничной площадке она догнала его и бросила вслед:

– Мы ещё встретимся, жеребец!!!

Пора развлечений прошла. Наступали крутые деньки с наикрутейшей работёнкой. Скромно и не очень приветливо светило майское солнышко, так же угрюмо, как про него поёт в своей песне Казаченко. Всё так же текли привычные, для кого-то серые, для кого-то пёстрые, будни.

В среду умер Рафик Сондыков. Никита его убрал, как лишнего свидетеля «нечестных сделок». Убрал просто, без угрызения совести и с тенью застенчивости.

Договорился по телефону заранее. Назначили «стрелку». Собрались. Рафик подумал, что русский парень приехал его убивать! Поэтому был не один и не только с телохранителями, но и с двумя подстраховывающими боевиками на «стрёме». Но это его не спасло, естественно! В народе говорят: «В наше время, если кого хочешь убрать – уберёшь запросто! А то и безнаказанно». Так и получилось.

Никита заказал партию спецснаряжения лично Сондыкову, развалившись напротив него в офисном кресле и попивая из бокала пепси.

– Только, дорогой, мне нужна полная конспирация! Я тебе верю, и верь мне ты… Орлов своих понаставил вокруг, будто испугался меня, мелкую рыбёшку! Как же можно заключать договор, если одна сторона другой не доверяет?! Не понимаю, Раф, – сообщил парень, сделав простяцкий добродушный вид с примесью глупого недопонимания.

– Да что ты, родной Саша! – воскликнул Сондыков, делая неправильное ударение и поправляя манжет полосатой сорочки. – Сам ведь знаешь: доверь, но проверь! Не обижайся, Саша, ты ведь у меня один из главных заказчиков! Зачем недоверие?!

Сондыков сделал почти неуловимый жест, отменяя тревожное наблюдение, и тот, кому был предназначен сигнал, это понял. Понял жест и Никита, про себя усмехнувшись над собеседником. А вслух рассмеялся над какой-то шуткой Рафика. Но смеялся сжато, в меру, так как могли расползтись шрам на скуле, да фальшивый подбородок с ямкой. Смеялся над лживой сделкой, над удачно протекающей операцией, над своими туфлями большего размера, чем носил вне «работы», смеялся от щекотавших нос газов пепси, смеялся над вновь появившимся азартом игры со смертью.

– А ещё, Саша, ты не видел, что выкинули недавно с ребятами Геймурата?! Ты знаешь…

– … Рафик, дорогой, нужно ехать, оформлять кое-какие платёжки, – прервал собеседника Никита, вставая, – извини! А насчёт заказа ты постарайся, нужно побыстрее!

– Хорошо, Саша, хорошо! Всё будет… будет в срок.

– А насчёт Геймуровцев поговорим потом, при встрече двадцатого. О’кей?

Оба попрощались, Никита последний раз взглянул на свой бокал, обтёртый украдкой полой рубашки, на Рафика Сондыкова, и исчез за дверью.

Довольный предстоящий сделкой и удачным исходом встречи, Сондыков повернулся к столику, почесал подмышкой и сделал два шага к телефону. Но дверь приоткрылась, и показались голова и рука Никиты-«Саши» с капиллярной ручкой.

– Извини, Рафик, я кое-что забыл!

Сондыков, не ожидавший такого поворота событий, расслабленный товарищеской встречей с покупателем, заметил и ощутил всё: молодого парня, авторучку-спецпатрон «Молнию», щелчок, резкую ужасную боль от смертельного заряда и звук хлопнувшей двери. Потом умер.

Охранника в холле Никита застрелил из одноразового ТТ, а другого, в красном пиджаке и бежевых туфлях, убил двумя ударами ребра руки в кадык и по сонной артерии. Двух боевиков в «ниссане», отдыхающих после отбоя, расстрелял из того же ТТ самопальной китайской сборки.

На улице посвежело к ночи, поэтому парень заправил рубаху в штаны, поднял воротник и, переплетя руки на груди, зашагал на соседнюю тихую улочку, к синей «таврии», утром угнанной Бяшенцевым из пригородного посёлка Мелиораторов. «Ниссан» с жуткими пассажирами и брошенным опустошённым пистолетом одиноко стоял возле двухэтажного офиса АО «Гром», навеяв тревогу и страх на оперативников и понятых через какие-то десять минут.

Судным днём авторитета Калининской группировки Крестов и Сараев, Моисеева Игоря Витальевича, 1951 года рождения, стала суббота. Кстати, его любимый день недели. По выходным Моисеев любил покушать, попариться в сауне и быть любимым. С сексом у Моисеева было не всё в порядке по причине сильных стрессов и нервотрёпок в молодости, поэтому женщинам над ним приходилось работать, и трудиться капитально. И, наверное, поэтому он считал субботу бабьей работой!

Не одну неделю, несколько тягостно ожидаемых суббот, пас Никита свою жертву. И «сделал» её!

Моисеев не имел врагов. По крайней мере, так думал он. Но враги есть у всех! Таковой нашёлся и у него.

После сытного ужина в ресторане «Меркурий», в одном из лучших шуменских заведений, не запятнанном беззаконием, он по привычке стал ковыряться в зубах. И надо же такому случиться, что зубочистки, покупаемые рестораном в киосках по два целковых и выставляемые в набор салфеток, соли, перца и цветов на каждый столик, оказались пропитаны сильным ядом. Причём не простым, а из группы контактных (животно-растительного происхождения).

Произошло жизнеопасное взаимодействие смертельного состава и кровоточащих дёсен щербатого рта. Смерть Моисеева наступила не сразу, сначала помучив его в сильных конвульсиях и параличе. Но и за эти семь минут страданий он ни разу не задумался о возможном убийце или о спасении своей жизни.

Зубочистка была «оформлена» за три часа до появления в ресторане Моисеева. И сделать это не составило труда: загримированный Топорков под видом обслуги быстро и незаметно навыдавливал из шприца во все напёрсточки с палочками Бондарьский яд. И ещё осталось.

– Какого хрена ты надевал мои шмотки?! – возмутился парень с девичьим лицом в раздевалке для персонала ресторана, разведя тонкими белыми руками в стороны.

– Извини, братан, перепутал! – ответил ему Никита, приближаясь к неожиданно появившемуся официанту в штатском и одновременно прислушиваясь.

Молодого парнишку нашли через девяносто пять минут после прибытия медэкспертизы и группы быстрого реагирования в шкафчике раздевалки. У него на теле имелись сильные ушибы и был проломлен череп. А на когда-то красивом лице, запечатлевшем боль и страх, запеклась бурая кровь.

Теперь-то третья смерть представителя высшей иерархии взбудоражила уголовную среду Шумени не на шутку. Полетели депеши, собирались «толковища» и намечались «стрелки», посыпались угрозы – только непонятно кому и для чего. Прокуратуру заполонили жалобы, начальников УВД – предупреждения, а подневольных ментов в невысоких званиях и мелких чинов, причастных к расследованиям убийств – приказы и пинки в зад. Машина следствия снова завелась, и с новой силой, но вхолостую. Не хватало деталей, не было цели и следов маршрута. Поэтому механизм только стоял и гудел, как потревоженный улей.

Но теперь-то Никите, как никогда, приходилось торопиться, пока не смекнут, в чём дело, оставшиеся члены списка. Пока не дадут дёру и не примут настоящих реальных мер. И машина Чистки двинулась! По хорошо продуманному спецрейсу. Под управлением профессионала, уже не дилетанта!..

Каримов Марат Усманович многого добился к своим сорока трём годам. Башкир закончил родной Уфимский нефтяной техникум, пару лет поработал помбуром в Надыме, год потусовался в лаборатории ЦБПО Управления капитального ремонта газовых скважин в Новом Уренгое, пока не очутился в «госмафии». Подобрал его Мехматов – генеральный директор «Уренгойгаза». Поставил куда ему надо. Буровое предприятие возглавляли татарские делавары, а русские и хохлы – «летники» делали только чёрную работу. И полез Каримов наверх. И подобрался очень высоко, к пьедесталу короля газа Рэма Ивановича.

И сейчас управлял башкирским кланом в Сибири – концерном «Шуменьойлсервис». Крупные суммы от различных махинаций и как будто официальных сделок с совместными предприятиями тонюсеньким каналом куда-то уходили из Шуменской области, и даже из страны, и никто не вправе был пресечь это.

И тут нате, появился каратель-инкогнито!

Никита Топорков решился ликвидировать эту роскошь, этого «десятника», накинувшего узды власти и правления на родной парню город. И наплевать хотел Топорков на то, что жертва и палач одной специальности, так сказать, коллеги по распределению.

Не прислушался Каримов к беспределу в городе, не догадался о начавшейся Чистке, не принял соответствующих мер личной безопасности: «затормозил» нефтяной князёк. Вот он, роковой скептицизм!

Никита всё тщательно (как всегда!) продумал и приступил к операции.

Так непринуждённо и без подозрений Топорков предложил однокурсникам компанией сходить в пиццерию. Те, естественно, согласились. Но, понятно, за свой счёт! Собрались. Потопали.

Никита ВСЁ рассчитал, чёртов везун!

Получилось так, что Каримов с телохранителями, двумя иностранными специалистами и переводчицей очутился между зданием АО «Шуменьойлсервис», пиццерией и мебельным магазином, а мимо, в этом же направлении, шествовали ребята-буровики, шумно гомоня и хохоча. Здесь же, возле трёх тачек-иномарок, толковали шесть-семь парней в спортивных костюмах, полушёпотом высказывая друг другу мнения о вчерашней сделке по цветным металлам. Сновали прохожие.

Рядом с джипом Каримова, возле которого суетился с автополотенцем его личный водитель внушительных размеров, приткнулась «нива» с двумя мужчинами в туристических рыбацких костюмах (совершенно случайные люди), обсуждающими место и время следующей встречи. В общем, местечко оживлённое.

Коренастый охранник Марата Усмановича, облачённый в вечерний серый костюм, под пиджаком которого угадывались пистолет и рация, напряжённым строгим взором окинул приближающуюся толпу молодых весёлых студентов, затаренных папками, тубусами и пакетами с черновиками, машинально дёрнулся в прикрытие шефа от их взглядов, но затем увидел кучку «крутых» ребят. Мозг подозрительно и неприятно закипел, внимание рассеялось, переключаясь с одних на других, с прохожих на рыбаков-любителей, с окон на ближайший долгожданный подъезд. И ещё успел подумать, как не хватает ему сегодня страхующих напарников…

…Пневматический металлический механизм Агеича, выполненный позавчера в виде зонтика без материи, не подвёл. Замаскированный в чертёжном тубусе, он глухо щёлкнул. Хлопок совпал с грохотом брошенной на асфальт баночки из-под «кока-колы». Тридцатисантиметровая стальная стрела, напоминающая средневековую арбалетную, смачно и глубоко вошла в рыхлое маленькое тело Каримова, спрятанное под английским сукном в мелкую клеточку и американскую сорочку бежевого цвета. Туго и прочно застряла в грудной клетке, чуть слева от галстука.

Марат Усманович слегка дрогнул, повернулся вокруг оси, закатив глаза, сморщился и без звука повалился на бордюр тротуара, ударившись затылком о камень.

И сразу кругом всё изменилось. Закричали истошно женщины, заорал что-то бессвязное телохранитель, мечась из стороны в сторону и к мёртвому шефу, запричитали что-то на финском иностранцы. Компания Никиты остолбенела на месте, затем кто-то вслух высказал идею, что лучше «делать ноги» (Топорков мысленно похвалил товарища) и толпу студентов как ветром сдуло. Причём бежали в разные стороны, и больше в этот день не увиделись. Никита с другом поспешил к остановке.

Рыбаки, разглядев сцену, газанули и были таковы. Их мимолётным взглядом проводил водитель Каримова, и только затем кинулся к хозяину.

«Крутые», опомнившись и заметив устремившегося к ним охранника с бледным, испуганно-озадаченным лицом, попрыгали, словно по команде, в машины, и погнали долой. Телохранитель Каримова запомнил номер последней тачки, схватил дрожащими руками рацию.

Прохожие не собирались в зрители, а поспешили убраться восвояси, и только пенсионер с лысиной, в очках с толстыми линзами, да двое пацанчиков лет четырнадцати на велосипедах заинтересованно пялились на труп.

АО «Шуменьойлсервис» остался без президента.

В воскресенье Никита с Таней ездили на дачу к родителям. Из-за дождя приехали рано, искупались под душем, поели и занялись своими делами. Жена клеила в альбоме фотографии, старательно вырезая уголки, а Никита, уминая кукурузные палочки, смотрел по «телеку» выступление лидера либералов. Тот представлял известную всем программу своей партии, обильно потея и утирая с мясистого двойного подбородка слюну. Завтра будет выступать Евринский, потом Грынцалов, после него президент РФ.

«Вот черти! – думал Топорков, разглядывая фигуру на экране. – Кто чем горазд! Этот хочет все криминальные структуры одним махом, да ещё каким несерьёзным, смешным. Усилить границы?! Ха! Никого не впускать, не выпускать! Во даёт! Устранить одним махом коррумпированные структуры?! Резвый, друг! Не зря его тогда убрать хотели! И охота что-то у НИХ пропала… А этот, коммунист, тоже хорош. Думает, на одних пенсионерах и комсомоле выедет!.. Грынцалов – этот вообще может не надеяться. Миллиардер, бизнесмен, фармацевт-фарцовщик. Три виллы… Деревню снести, чтоб парк разбить!!! Опухший в телевизоре, как с глубокого похмелья. А идеи-то!? Бредовые! Чикнуть, что ли, его? С удовольствием! Может, ещё доведётся… О-о, как они надоели! Выборы. Да что, непонятно что ли, кто станет во главе страны! Нынешний и встанет. Остальным не дадут пролезть, даже разговору нет… Женщину надо! Хозяйку! Пусть и с долей матриархата, но с хозяйством всё будет о’кей! Только бабы толковой там нет…»

– Тань, пошли в кино?! – неожиданно для себя и жены сказал Никита.

– В кинооо???!

– А что?

– Так ведь дождь!

– И? Не хочется, что ли? – грустно спросил парень, облизывая сладкие пальцы.

– С тобой хоть в Китай пешком и в любую погоду, милый! – обняла Татьяна мужа и крепко прижалась к нему щекой.

Через сорок минут они уже шагали в кинотеатр «Космос», ютясь под большим мужским зонтом и с трудом преодолевая лужи. Атмосфера над городом приняла свинцовый оттенок, клубились редкие желтоватые тучи, просачиваясь сквозь сплошную сумеречную пелену серого до черноты небосвода. Живность в городе припухла и притихла в ожидании стихии, в предчувствии чего-то ужасного. Казалось, всё вокруг – деревья, люди, дома, машины, тротуары – напряглось, пригнулось, замерло. И тут громыхнуло!

Никита с женой успели примкнуть к нише первой попавшейся лоджии и сжаться в комок, как по округе пронёсся шквал ветра. Буквально ураган обрушился на улицы и площади города. Всё, что плохо держалось и имело лёгкий вес, тут же взлетело и устремилось в одном направлении.

И когда первый «девятый» вал миновал, как только город чуть вздохнул и взбодрился, ударило сверху, казалось, прямо над головами. Сверкнуло, грохнуло. Блеснуло раз, бабахнуло опять. На землю обрушился сильнейший ливень. Конечно, не такой, как муссоны в тропиках, но для жителей Сибири очень ощутимый! Запахло озоном и свежестью. Пыль, мусор и грязь – важные атрибуты – Шумени тут же прибило. Недавние лужи разлились половодьем и росли на глазах изумлённых жителей. Выжившие от шквального ветра резные липкие перворождённые листочки на тополях затрепетали от обильного потока с угрюмого неба.

Снова над городом взорвалось. Парень выждал молнию, озарившую цветом электродной сварки здания, и начал считать. Оказалось семь секунд. Умножил, прикинул в уме. Получилось, что эпицентр стихии от супругов в двух километрах к югу. Никита сообщил свои доводы Татьяне, и та съёжилась.

Переждали критический момент, снова раскрыли зонтик и поспешили к кирпичной коробке кинотеатра, пристроенной к управлению «Гипроводхоза».

А на улице сильно лил дождь, пузырясь в бескрайних мутных лужах и ручьях…

…В этот час Геймурат Мирзанов – руководитель, глава кавказской группировки, пятый в списке «ДЕСЯТКИ», сосредоточенно следил за каплями, стекающими по стеклу. Стёкла в широких окнах ТОО «Камардан» были специальными, стены толстенными, двери надёжными, охрана за ними – отлично обученной и сильной, а сам истинный «горец» и «мужчина» Мирзанов видел много быстрых рек, страшных селей, жутких встрясок и стихийных бед. Но не от этого дрожал он и потирал озябшие кисти рук, не этого боялся «сибирский цхенвале-батоно».

В душе всё вертелось, томилось и ныло. Отчего? Почему? Этого не мог сказать и сам Геймурат. Как-то неудачно и подозрительно неуместно складывались дела. Отношения с другими ЧЛЕНАМИ города, которых заметно поубавилось в результате действий киллера «Икс», ухудшились и стали до предела натянутыми. Каждый Представитель Правления города подозревал и пытался пока ещё негласно обвинить другого. Четверых уже нет, и кто знает, не будет ли он, Мирзанов, пятым! А тут ещё касса должна прибыть, крупные «бабки» с Северного Кавказа, которые нуждаются в «отмывке», обороте. Да ещё Ашота и Гасана накрыли. Совсем накрыли. Всевышний молчит. Неизвестные остаются неизвестными. «Подпол» тоже не может ничего сделать. Хорош! Называется, «мент»! Руководство ГУВД… Баран он шелудивый, а не «мент»! Если уляжется всё, нужно будет собрать «планёрку», обсудить его существование. Только бы всё утряслось! Только бы отчалил этот умник-смельчак! Кто ж его?.. Чей это ствол?!

Мысли прервал писк селектора. Геймурат переключился на радиотелефон и взял чёрный футляр с антенной.

– Слушаю.

– Хозяин, бурдюк на подходе, звонили с Урала, говорить во сколько? – пыхтели в динамике.

– Подожди секунду, – Мирзанов проделал какие-то манипуляции с секретным тумблером на радиопередатчике, – говори!

– Завтра, двадцатого, в 12.10, микроавтобус «фольксваген» тёмно-синего цвета, номер 004. Водитель и трое в серых костюмах. Машина сопровождения «ГАЗ-31029», бежевая, с дымчатыми стёклами, номер 777. В ней трое. Прибудут на пункт номер 2, ответят, затем к указанному месту… Хозяин, точка не изменилась?

– М-м-м, н-нет, – вслух задумался Мирзанов, но что-то прикинул в уме и решил подстраховаться, – изменилась, слышишь, Кнот, изменилась точка?! Пусть прибывают к пункту номер 3. Как понял, Кнот?

– Вас понял, Хозяин! Без вопросов, – на том конце связи сделали быструю запись в органайзере, – Условия встречи те же?

– Да.

– А люди Фараона?

– Я сам с ним свяжусь.

– Хозяин, ничего, что там рядом студенты?

– Я уже сказал, Кнот!

– Вас понял, Хозяин! Конец связи?

– Конец.

Мирзанов отключил связь по всем линиям и задумался над последним своим словом. Пискнул динамик, и загорелась красная лампочка на спецглушащем прямую связь селекторе. Мирзанов задумался крепко, подперев голову волосатой, в перстнях рукой. Всё ли он делал, как нужно?!

…Пропищал и приёмник Никиты на поясе, похожий на пейджер, мелькнул в темноте красным светлячком и автоматически включился.

– Спасибо, дядя! – подумал парень про покойного Бондаря, а вслух добавил, обращаясь к Татьяне. – Не отвлекайся. И не подслушивай!

– Ха! – скривилась жена в ухмылке недоумения, и Никита чётко увидел на её хорошеньком лице, чуть освещаемом голубоватым отражением с экрана кинозала, ротик и белые острые зубки, переминавшие жевательную резинку.

После лёгкого свиста в микродинамике раздались слова. Через две минуты весь разговор Мирзанова с подчинённым Кнотом прочно улёгся в молодой бесшабашной голове. Никита выждал минуту и убрал приёмник.

Удобно развалившись в кресле, он мельком окинул взглядом полупустой зал кинотеатра и опять с интересом стал смотреть фильм.

А на улице тем временем поливало и гремело, хотя надо заметить, с меньшей силой. Не всё в мире вечно!

Утром, в 10.35, синий до черноты «фольксваген» и «волга» светлого цвета въехали в город. Отметившись по установленному ранее договору на пункте номер 2, у диспетчера газовой заправки, сверив свои сведения со связным и получив новый адрес пункта назначения, группа сопровождения немало удивилась такому перевороту. Но если это сообщение их только насторожило, то маршрут и задание нисколько не изменились. Только чуть-чуть покрутиться по городу и подстраховаться на случай «хвоста». В том, что караван ждали, новоприбывшие не сомневались. Но ждал их ещё и враг!

– Алло, это милиция? Да? Это говорит прохожий Семёнов… Тут возле университета ШГУ толпа собралась, бьют кого-то, целая кодла бритых ребят с палками. Что? Да, около Госуниверситета. Скорее, а то… – Никита, загримированный под белобрысого усатого круглолицего мужика неопределённого возраста и роста (последний как-то постоянно и странно менялся), с «заячьей губой» под светлыми усиками, с дерматиновой сумкой через плечо, вышел из телефонной будки и сел в «москвич».

Отъехав метров двести, он набрал по радиотелефону, экспроприированному у «нового русского» из угнанной сегодня рано утром «тойоты» «дежурку» ОМОНа, номер которой узнал по справочнику.

– Это ОМОН? – спросил парень изменённым голосом. – Здесь возле Государственного университета, на Республике 35, в «Форде» красного цвета около церкви трое парней… очень подозрительных! У одного я заметил оружие под курткой. Они кого-то поджидают! Я вас встречу. Я в свитере и чёрных штанах, с полиэтиленовым пакетом. Жду.

Так. Теперь за дело! Срочно. Без оглядки!

Никита поразминал кисти рук, облачённые в тонкие резиновые перчатки цвета своей кожи, поправил ствол под джинсовой курточкой на предплечье левой руки, вздохнул и, поставив часовой механизм взрывпакета под водительским сиденьем на 12.30, направил «москвич» в сторону университета.

Караван с инкассой прибыл вовремя, передача кейса под усиленной охраной обеих сторон произошла удачно. Доверенный человек Мирзанова отрапортовал, расписался, и «гости» удалились, всё сделав по плану и зная «геймуратовцев» в лицо. Сомнений в том, что здесь что-то не так, не возникло, потому что ЗДЕСЬ и так всё было «на мази».

Пока груз несли по этажам и коридорам Хозяину, в дверях и помещении холла «Промстройсервиса» образовалось столпотворение. Вызванные ранее Никитой журналисты, корреспонденты, курьеры из престижных редакций Шумени рвались наверх. Сообщение об убийстве пятого крёстного отца мафиозной структуры города сорвало их всех и привело сюда. Толпа репортёров встретила группу из «конвоя», спускавшуюся сверху. Эта же толпа до крайности озадачила боевиков Подпола в «форде», наружную охрану Геймурата, и вскоре новость достигла и кабинета на третьем этаже АО, где собрались Мирзанов, его референт, связной Кнот и трое телохранителей.

– В чём дело? Какого дьявола… Сейчас же разберитесь! Где Фараон? – метался возле широкого полированного орехового стола Мирзанов.

– Будет сделано!

– Шакалы!

Кнот и один из охранников кинулись вниз, прояснить и улаживать тревогу.

– Вы двое встаньте за дверью! Никого не пускать, сообщать всё мне, – приказал телохранителям Геймурат и обратился к референту, – ты зашторь окна, опусти жалюзи, свяжись с Подполом.

– Слушаюсь, Хозяин!

Мирзанов на время остался один, лихорадочно соображая. Что-то защемило сердце, и он поспешил успокоиться, присев на край стола и оттягивая галстук. Лоб почему-то покрылся испариной. Почему? Стало страшно, как никогда! Так плохо не было даже когда молодой Мирзанов впервые убил человека. Порезал на ремни. «Собаку, а не человека!» – утешал себя впоследствии он, но страх и отвращение засели в душе навсегда.

Боевиков Подпола в «форде» возле церкви взял ОМОН, причём брали грубо, смело, быстро. Люди Фараона – бригадира ударной спецгруппы силовиков Мирзанова – отвлеклись, заметив это. Фараон, оставшись один, растерялся и метнулся было к выходу, но неведомой силой его отшвырнуло к стене. В дверном проёме очутился Никита с «Молнией» в кулаке. Бросил взгляд на агонизирующего бригадира боевиков, посмотрел в окно на университет и здание «Промстройсервиса», и, раздавив каблуком радиотелефон Фараона, исчез.

Растерянные и озлобленные силовики Фараона, вернувшись назад, обнаружили труп шефа и «наложили» в штаны.

Прорвавшиеся сквозь вестибюльную «вахту» репортёры и зеваки были остановлены Кнотом и двумя верзилами в чёрных пиджаках. Одного, из газеты «Скандалы», ловко юркнувшего мимо оцепления, повалили ударом дубинки.

Сразу же толпа заголосила, завопила, щёлкая фотоаппаратами, диктофонами и тряся видеокамерами. Подоспевший патруль милиции впустую пытался успокоить дотошных репортёров и вхолостую махал дубинками. С ними прибыл и Никита, тыча фальшивой карточкой журналиста «Вестей» и фотокамерой в лица присутствующих.

На главную улицу Шумени, к зданию номер 35 прибывали люди: зеваки, милицейские наряды, люди Подпола и ОМОН, группы поддержки курьеров из редакции. Даже примчались две «скорые».

Никита в горячке потерял «Кодак», но выхватил газовый баллончик. Поправив в носу тампоны, он приблизился вплотную к ревущему от ярости Кноту, растолкал тела наседавших газетчиков и, сжав кулак, сильно всадил его в «дыхалку» хачика. Тот сразу обмяк, повалился и тотчас был затоптан до полусмерти репортёрами. Ещё одному охраннику с грубо отточенными чертами лица Никита прыснул «черёмухой», и оборона была прорвана.

Репортёры, а вслед за ними сотрудники ППС и охрана холла устремились по коридорам и кабинетам в разные стороны. Никита же один знал, куда бежать.

Он и ещё один репортёр преодолели два этажа и штук семь поворотов и очутились перед двумя личными телохранителями Мирзанова. Те выхватили оружие, а репортёр из местных «Известий» успел запечатлеть их на плёнку фотоаппарата.

Неосторожные обезумевшие охранники бросились на них. Хачик атлетического телосложения двинул газетчика пистолетом по уху и стал топтать фотокамеру. Затем повернулся на странный сухой хлопок за спиной и увидел оседающего на пол напарника с красной дырой в груди. Кавказец широко раскрыл глаза, направляя пистолет на Никиту, но парень уже ждал его.

Глухо щёлкнул «Стерлинг Мк-7», и телохранитель с рваной раной на мощной шее упал рядом.

Никита с трофейным ПММ подбежал к коричневой резной двери офиса, потрогал ручку – не поддалась, отошёл и расстрелял замок, скрытый в толстом дереве. Сильно ударил ногой, и дверь с не успевшими сработать секретными зажимами распахнулась, разбросав щепки выломанного замка.

Никита низко пригнулся у порога и заглянул в офис. Над ним затрещала от попавших пуль дверь, а источник выстрелов тут же был устранён. В пылу парень чуть не пристрелил и Мирзанова, ютившегося за столом.

Топорков, топая как слон, ворвался в помещение, тюкнув по лбу референта с разряженным «Вальтером» в руке, и от души вмазал кулаком Мирзанову. Кавказец рухнул, ломая аудиовидеоаппаратуру, запричитал что-то о выкупе, спасении, стал молиться, обнимать и целовать парню ноги.

– Где капуста? – твёрдо спросил Никита.

– Дорогой, хороший, уважаемый! Дам, всё отдам! – Мирзанов полез во внутренний карман.

– Сука! – Никита пнул Геймурата полуботинком в лицо и, кажется, сломал челюсть. – Не эти копейки! Кассу давай, слышишь? Кассу, ублюдок!

Специальные имитаторы во рту Топоркова искажали голос до неузнаваемости, придавал ему басовитый тон портового амбала.

– Меня… меня убьют за это, – шепелявил разбитым ртом Мирзанов, ползая по захламлённому канцелярскими принадлежностями полу, – прибьют, как собаку!

– Тебе и так, собака, не жить! – поправил Никита.

С минуты на минуту могли прибыть свидетели или охрана, поэтому парень схватил Геймурата за волосы и потащил в соседнюю комнату.

– Да, да, здесь, здесь! – затараторил вопивший от боли и страха Мирзанов.

Никита приволок его в смежный зал, сейчас же закрыл дверь на запор, задвинул итальянским комодом, вынул из сумки моток тонкой капроново-резиновой прочной альпинистско-пожарной верёвки.

– Не вешай меня, дорогой! Не убивай!.. – орал как можно громче Мирзанов. – Бери, там он, за дверцей. Бери!

– Шакал грёбаный!

Топорков достал кейс, встряхнул, внимательно следя за взглядом кавказского босса, вынул и развернул компактно сложенную спортивную сумку. Затем добавкой ещё двух ударов по жирному телу Мирзанова добился ключа от кейса.

– Слушай меня хорошо, Да-ра-гой! – приказал парень всхлипывающему хачику и с простодушным спокойным видом пересыпал пачки «зелёных» в спортивную сумку. – Сейчас я уйду, а тебе даю один шанс выжить! Какой, увидишь. Передай своим, что вами занялся настоящий чистильщик! И что их ждёт такая же участь, как и предыдущих четырёх «десятников». И не дай бог, что-то будешь каркать ментам! Найду, прибью, как собаку! Понял?

– Да-да… да! – тоскливые глаза кавказца стали разгораться. – А я? А меня?! Ты не шутишь, дорогой?!

– Я уже сказал! И слушай, батоно, я тебе не дорогой!

– Ты для меня очень ДОРОГОЙ!

Никита понял, что тот имел в виду, затем принялся за исполнение последних пунктов своего ПДД.

Он прочно закрепил верёвку на батарее, сверился по часам на правой руке и торопливо заметался по комнате, хотя все его действия носили логический характер и были чётко продуманными.

Закрутив на проволоке и усиках на дверной ручке гранату Ф-1, он такую же вручил, только без чеки, Мирзанову. Тот от удивления и страха выпучил глаза, сглатывая спазмы в горле. Потом парень защёлкнул патрон-зажим тросика у себя на специальном скалолазном ремне, застёгнутом на поясе, продел руку в лямки спортивной сумки так, что получился заплечный рюкзак и прислушался, ковыряясь с дерматиновой сумкой.

За дверью явно кто-то был! Рукоятка турецкого замка стала медленно проворачиваться, но застопорилась. Усики «лимонки» натянулись.

– Стойте, стойте, шакалы! – закричал Мирзанов, вцепившись обеими руками в свою гранату.

– Проси, проси их, а то разнесут тебя и глазом не моргнут! – сказал Никита и осторожно выглянул в окно.

Внизу, на автостоянке «Промстройсервиса», возле «девяносто девятой» топтались двое долговязых ребят-кавказцев, поглядывающих то на окна офиса, то в направлении угла здания, за которым галдели, шумели и разбирались с помощью громкоговорителей.

Никита опять посмотрел на часы, освободил щеколды окна и снова заметил попытки охранников открыть дверь.

Мирзанов закричал на них, уминая в побелевших кулаках Ф-1.

Никита приготовил пистолет и стал ждать.

Ждать пришлось ровно семь секунд.

На улице, с фасада АО, оглушительно громыхнуло. «Москвич» полыхнул неестественным пламенем. На взрыв со всех сторон и даже из здания устремились люди. Один охранник-боевик побежал с автостоянки посмотреть, в чём дело. Остался ещё один.

– Ладно! – шепнул Никита и быстро прицелился.

Двумя выстрелами он убрал долговязого и повернулся к Мирзанову:

– Извини, Да-ра-гой! Придётся тебя… чуть покалечить.

И с этими страшными для кавказского босса словами Топорков прострелил ему оба плеча.

В следующую секунду он зажёг запал, торчащий из дерматиновой сумки, кинул в неё же одноразовую зажигалку, развернулся и прыгнул в окно.

Специальный трос плавно спустил на специальном креплении человека вниз. Он ловко отстегнулся и побежал вдоль автомобилей к воротам стоянки.

Наверху вой Мирзанова перекрыл фугасный мини-взрыв пирозаряда в сумке, уничтожив следы грабителя-киллера, затем густо задымила шашка, а вскоре раздался более сильный взрыв гранаты Ф-1, подвязанной на двери.

Никита прошёл под сваями сторожки, перелез через невысокий заборчик из сетки в крупную клетку и сел в белую «тойоту». Через минуту его уже не было видно.

Но через минуту за ним, набирая скорость, помчалась «девяносто девятая» с двумя хачиками.

А за этими, в свою очередь, вырулила из переулка «волга».

Тут же беззвучно за бежевой «ГАЗ-31029» приткнулась «шестёрка» цвета «сафари».

Так, по случайному стечению обстоятельств, за молодым смельчаком-инкогнито в порядке очереди выстроились люди Хозяина – боевики Мирзанова Геймурата, силовики-«гости», доставившие инкассу в кейсе с четырьмястами тысячами долларов, а также два «волкодава» из РУОП.

Караванчик!

Интересно получилось дальше. Никита через два квартала заметил «хвост», в «девяносто девятой» обнаружили слежку за собой – только «волга», а те, как ни странно, соответственно, застукали «шоху».

Так и ехали, раскидывая мозгами и автоматически крутя баранки.

И хорошо ещё, что РУОПовцы не знали про Никитину тачку, держа в поле зрения «волгу» гостей с Кавказа и догадываясь о цели их преследования по мелькавшей на прямых длинных улицах «девяносто девятой».

Плутать по городу долго было опасно, и делать бессмысленные зигзаги становилось подозрительным. Это поняли все члены авторалли, поэтому каждый член каравана начал хаотично обдумывать план дальнейших действий. Легче всех было первому, то есть Топоркову. Парень, любивший и умевший быстро соображать, фантазировать, гладко заминать неприятные ситуации и чистым выходить из любого положения, и тут не опростофилился. Он уже понял, куда надо ехать.

Гилевская роща слыла в Шумени местом постоянного проведения разных праздников и увеселений. Будь то международный или народный, религиозный или юбилейный местный праздник, здесь всегда собиралась куча народа, работали аттракционы, гуляли, ели, пили. Короче, в Гилевской роще горожане могли спокойно и хорошо отдохнуть.

Готовились к празднику и шуменские пограничники. Строили ограждения, танцплощадку, столб «сувениров», столы и скамейки, разрабатывали программу, ну и попивали попутно водочку, вспоминая службу, границу, былые времена.

Всем известно, что рынки 28 мая и 2 августа закрыты, пусты. А почему? Потому что кавказцы боятся погранцов и десантуру. Ну не вяжется у них! Не складываются отношения. Вражда. С Афгана, с Таджикистана, с Чечни. Лютая ненависть. Особенно когда бравые ребята чуть поддатые! Хуже не бывает! Вот и пустуют базары два раза в год. Вымирают. Поэтому и не контачат кавказцы с ребятами ВДВ и ПВ.

Почему и гнал Никита «тойоту» к Гилевской роще, так как по радио слышал, что там сейчас кипит работа, готовятся к своему дню наши бравые погранцы.

Юра Бяшенцев по кличке «Лысый» обедал. И не как-нибудь, не где-нибудь, а в ресторане «Сапфир», славившийся по городу лучшими сортами вин, самыми вкусными цыплятами в чесноке и красной гвоздике «по-армянски», и хорошим выбором девочек фирмы «Лолита».

И отдыхал он там на свои нечестно заработанные деньги – те, что вручил ему сегодня рано утром Шурик за последние три тачки. Многого Лысому не требовалось: бутылку, хавчик, да тёлку. И обязательно чтоб в кружевах, кружевах была. Это отклонение в сексуальном плане у него появилось на зоне. Что называется это фетишизмом, он слышать не слыхивал, а быстрее кончить в бабёнку да стырить у неё часть одежды или элемент туалета – вот это счастье!

И сейчас, сидя за столиком с двумя «лимонами» в кармане, уминая цыплёнка и запивая его большими глотками терпкого «Бургундского», Бяшенцев играл в переглядки с толстенькой девахой, у которой под прозрачной блузкой и юбочкой до полных колен просматривался розовый кружевной комплект нижнего белья.

Юра аж сглотнул сытой слюной, но взгляд оставался голодным.

«Вот если бы я смог стащить лифон этот с такими бретельками!» – думал Бяшенцев, разжёвывая кусок белого мяса, сунутого в кетчуп. Жирные губы ходуном ходили, переминая пищу. Щёки тоже отдавали сальным блеском. По лбу заскользила капелька пота, остановившись в брови.

Деваха с кем-то переглянулась и отчалила от стойки бара. Чересчур сильно совершая колебательные движения массивными бёдрами и принимая такую осанку, отчего груди стали вообще двумя дынями, она направилась в сторону Юры Бяшенцева.

Лысый чуть не поперхнулся.

Потеряв всякую бдительность и рассеяв весь опыт жульничества, через которые он прошёл и которым обладал сам, парень отдался в пока ещё невидимые, но ощутимые объятия толстушки.

– Мужики, – обратился Никита к ребятам, что-то весело обсуждающим на опушке рощи, – тут проблемы! Вон в той тачке двое хачиков. Они у меня спрашивали, что за х…та здесь намечается. Я сказал им про День пограничников, а они ржут, говорят, на хрена вам это надо, спрашивают, а кто вам разрешит всё это! Короче, чурки крутые! Наезжают!

– Ладно… поглядим, – сказал один из парней, по пояс обнажённый, пока остальные крыли кавказцев матом, – я им дам «наезд»! Я им устрою «на хрена»! Чуркистан грёбаный!

– Может, ментов позвать? – намеренно сглупил Никита.

– Ты чё, сдурел, брателло! Какие менты? Без них солнце светит! – рявкнул другой – худощавый парень лет двадцати семи, с большим шрамом на спине.

Топорков обратил внимание, с какой злостью и презрением смотрит вся компания на двух хачиков, переминающихся с ноги на ногу возле «девяносто девятой».

«Волга», в которой тоже, как и боевики Мирзанова, размышляли о дальнейших действиях по устранению парня в джинсовом костюме и солнцезащитных очках, взятию инкассы и пресечению деятельности людей Мирзанова, приткнулась около заборчика с вывеской «Костры не разжигать. Зона отдыха». Пассажиры её недоумевали, куда подевалась «шестёрка», не видимая на горизонте. Мысли путались, мозги раскалялись, а руки чесались сотворить что-то нехорошее.

А оперативники-профессионалы РУОП Коломейцев Саша и Виктор Клюсов, вызвав по рации ещё парочку доверенных в расследование дел специалистов, тихо крались со стороны рощи к обеим машинам. На «тойоту» Топоркова они наплевать хотели, потому как ничего не знали о присутствии здесь самой важной и опасной персоны.

Не располагали они и информацией о том, что в «тойоте» уже заложена взрывчатка, что её «хозяин» тусуется среди погранцов с двумя миллиардами «грязной капусты», а настоящий хозяин, коммерсант Чумакин, льёт горькие слёзы, и не без причины: в тайнике под задним сиденьем у него спрятаны три «штуки» баксов, пять «лимонов» отечественными и пистолет «парабеллум», далеко не газовый ствол.

И правильно терзается, предчувствие его не обманывает: «тойота», доставшаяся ему дорогой ценой, скоро взлетит на воздух. И не останется от неё ничего, чтобы могло пригодиться. Совет таким неудачникам: ставьте на свои авто сигналки и противоугонки посолиднее, не скупясь на дороговизну.

Дальше события развивались, как в третьесортном детективном фильме лучшей пятёрки хит-парада.

Группа бывших пограничников, переполненных ненавистью к «чёрным», двинулась в сторону «девяносто девятой» с оторопевшими силовиками Мирзанова. «Гости» с Кавказа, до сих пор скрытые от глаз человеческих в «ГАЗ-31029», предвидя итог предстоящей сходки и заметив Топоркова, удаляющегося в конец огромной поляны, наконец-то решились. Один, плохо скрывая под курткой МикроУзи-девятимиллиметровый, компактный, воронёный, спустился с холма, заросшего мать-и-мачехой и подорожником, и потопал по краю рощи, огибая берёзы и осины, нисколько не стесняясь своего присутствия ЗДЕСЬ.

Другой, развернув «волгу», поехал в объезд зоны отдыха, чтобы встретить парня в джинсовом костюме на той стороне.

Коломейцев, подхватив клеща, правда неэнцефалитного, крался из чащи рощи к опушке, выслеживая хачика в короткой кожаной куртке, и раздумывая, как его брать: силой или прикинуться разгневанным лесником. Вообще, чувство юмора никогда не покидало «волкодава» в любых ситуациях. Даже в «свалке» с группировкой Тютюхина девять месяцев назад, когда он, Саша Коломейцев, обессиленный страшной раной в боку и беготней за жлобом Дуремаром, бригадиром Тютюхинской банды, заставил преступника тащить себя на спине до ближайшего поста ГАИ пешком. А это полтора километра по пересечённой местности, с постоянными потерями сознания и ощущением физического преимущества бандита перед ним, РУОПовцем.

И вот, провалявшись в больнице МВД четыре долгих месяца, спустя долгие недели слежки и бумагомарательства, Коломейцев вышел на Мирзанова и Тютюхинских кавказцев, получил разрешение на «самостоятельное расследование и пресечение бандогруппировки». И находился теперь здесь, в Гилевской роще, на окраине города.

Другой, его друг и коллега Клюсов Виктор, маневрируя на «шохе» среди многочисленных колдобин и рытвин, подъезжал к «волге».

– Братан, закурить не найдётся?

Никита остановился возле рекламного щита «Аудиовидеоаппаратура фирмы «Самсунг» и двух погранцов, загорающих под далеко не палящим солнцем. Находящегося за огромадным плакатом, заборчиком, и насыпным валом боевика-Тютюхинца парень ещё не видел, и это не шло ему в заслугу.

– Нет, ребята, не курю! – ответил он одному, в тельняшке и с короткой стрижкой.

– Я так и знал! – констатировал факт другой, с покрытым угревой сыпью лицом.

И, видимо, хотел сказать ещё что-то, может и не совсем пристойное и добросердечное, но его прервали выстрелы на том конце поляны, откуда притопал Никита.

Оба хачика из охраны Хозяина, сблизившись с толпой решительно и злобно настроенных ребят в камуфляжной форме, не сбавляя темпа ходьбы, без слов, достали ПМ и ТТ, и прежде чем ближний из погранцов начал издалека свою речь, пальнули с обоих стволов над их головами. Не потерявшие боевой выучки и чувства самосохранения бывшие воины вмиг полегли в траву и жёлтые одуванчики, приняв пластунские позы и готовые в любую секунду броситься на врага.

Теперь кавказцы, не задерживаясь ни на мгновенье, озираясь, побежали в сторону Топоркова, провожаемые волчьими взглядами обескураженных ребят.

Никита, оценив ситуацию, попрощался с пограничниками и пересёк забор через калитку.

И здесь его увидел боевик, сидящий за рулём «волги». До цели было каких-то десять метров. Хачик, вырывая из-за пазухи ПМ, начал открывать дверцу и снимать оружие с предохранителя.

В этот миг его озадачил своим появлением Виктор Клюсов, поравнявшись с «волгой» преступников. Через доли секунды на силовика Тютюхина уже смотрело дуло точно такого же ствола, какой был зажат в руке хачика.

Клюсова, начавшего формальный сухой монолог об аресте и законных требованиях, нечаянно-негаданно отвлёк Топорков, появившись из-за холма с сумкой на плече. Кавказцу этого и хватило! Он пальнул в оперативника раз, другой и, бросив гневный взгляд на Никиту, исчезающего за плакатом рекламы, отправляя пулю за пулей в лобовое и боковое стекло «шестёрки», нажал на педаль газа, выруливая на таран.

Более мощный и удобно стоявший на возвышении «ГАЗ-31029» с громким металлическим скрежетом ударил крылом в правый бок «шестёрки». Та, заваливаясь в канаву с болотиной, задела ногу спасающегося Клюсова.

Оперативник, сморщившись от боли в лодыжке, покатился по отлогому спуску вниз, параллельно кувыркающейся служебной машине.

А боевик в «волге», задумав расстрелять «волкодава» как мишень, заметил в зеркало заднего обзора приближающиеся к нему две машины РУОПовцев. В том, что это менты, кавказец не успел засомневаться: он просто сильно утопил педаль газа ногой и с рёвом перегруженного движка рванул по насыпи вперёд. Сейчас ему было не до парня в джинсовом костюме с кассой на плечах.

Через одиннадцать секунд за «волгой», громыхая на ямах, промчались «семёрка» и «нива» с РУОПовцами в кевларах.

Подкравшись как можно ближе к боевику Тютюхина, который с немым удивлением созерцал события на том конце поля, Коломейцев весь сжался, как кобра перед атакой. Но обстоятельства чуть-чуть изменились…

…Люди Мирзанова после наблюдения за схваткой в районе рекламного щита и бегством парня с кассой попытались достать его огнём пистолетов, но приём не удался. И тут они заметили одного из своих преследователей, крадущегося по опушке рощи в их сторону. Кавказский пыл и спецтренировки подхлестнули к действиям: хачики навели стволы на цель в кожаной курточке и открыли огонь на поражение.

Пули, визжа в воздухе и щёлкая по шершавым белым стволам толстых берёз, не миновали и пригнувшегося бандита. Тупорылая желтолицая стерва-пуля пробила ему лёгкое, а другая разорвала плоть на бедре.

Мишень утонула в траве и папоротниках. Оба кавказца торопливо перезаряжали оружие, но, подняв головы, застыли в изумлении: на месте поверженного ими «тютюхинца», на ширине огромных плеч в положении «целься» стоял ещё один.

Бандиты успели понять, что светловолосый крепкий, застывший, как монумент, парень со славянскими чертами лица совсем не из группировки Тютюхина, и даже более того, не из криминально-уголовной среды. А затем раздались выстрелы.

Один из хачиков, взмахнув длинными ручищами, отлетел назад, чтобы больше никогда не встать. А другого оперативник-«волкодав» поразил профессионально метко в ногу и правую руку. Ну и, естественно, пока преступник не очухался, РУОПовец оказался в мгновении ока рядом и вырубил того нисходящим прямым в бровь.

Так окончилась эпопея на Гилевской поляне, о которой в сводках скажут так: «В понедельник в ходе оперативно-розыскных мероприятий в районе деревни Гилево сотрудниками РУОП и ГАИ Шумени было пресечено столкновение двух криминальных группировок. В завязавшейся короткой перестрелке трое преступников кавказской национальности убито, четвёртый захвачен и помещён в СИЗО. Среди личного состава группы задержания потерь не имеется. Ведётся расследование».

Только существовал небольшой постскриптум к этой сводке.

Во-первых, четвёртого, тяжело раненного боевика-охранника Мирзанова определили пока в санмедотделение СИЗО ГУВД.

Во-вторых, не нашли зачинщика всей этой суматохи Топоркова Никиту Сергеевича, 1972 года рождения, прямого виновника всех жертв, попавших в сводки УВД и РУОП города Шумени за обеденные часы 20 мая. Видимо, пока не нашли!

В-третьих, боевик Тютюхина, удиравший на автомобиле «ГАЗ-31029» бежевого цвета, не погиб в ходе перестрелки, а сам покончил с собой в автокатастрофе. Конечно, не намеренно – так глуп и так пуглив он не был. Просто нечаянно угодил на повороте шоссе в обочину, несколько раз перевернулся, разметая плоть и мозги вокруг себя, и окончил жизнь возле маленького стога прошлогодней чернеющей соломы.

В-четвёртых, сотрудник РУОПа Клюсов Виктор отделался не только испугом. В больницу его положили с травмой плеча и переломом кости в области лодыжки.

Перестрелка остановила неизгладимое впечатление у бывших пограничников, сотрудников ГАИ поразила виртуозность вождения автомобиля покойным бандитом из Тютюхинской группировки. Сам Тютюхин, позволив отложить свой арест до лучших времён, был несказанно опозорен, оскорблён и озлоблен пропавшей валютой, потерей своих людей и подвохом со стороны «товарищеской бригады». И только немедленные разборки и, скорее всего, кровь, могли решить исход дела. Так, как нужно было Тютюхину, возглавляющему отряд чеченских боевиков и содержащему контингент иностранных наёмников. Так, как нужно было «отцам» в столице: Мохнатому, на время заменившему Япончика, Балагану, воссевшему на престол «кавказского канала» и Червонцу, управляющему финансами в «зоне конфликта» и снабжением провизией зоны боевых действий.

О Никите Тютюхин, конечно, не знал: некому было рассказать, а вот место, где лежал после операции Мирзанов, ему стало известно спустя двое суток. Теперь за дело принимались профи, какими только мог располагать «чёрный квадрат» Тютюхин-Мохнатый-Балаган-Червонец. Эти же специалисты должны были во что бы то ни стало разыскать пропавшую кассу и парня в джинсовом костюме.

Тем временем джинсовый костюм уже перестал существовать в мире одежды и пустился по ветру в виде размельчённого пепла. Как и сумки, обувь, перчатки, как и корочки курьера газеты «Вести». Остались целыми в этом бренном бытие лишь сам человек, украденные наинаглейшим способом доллары, да ствол британского «Стерлинга Мк-7».

Да отправились к праотцам шестеро преступников из группировки Мирзанова, устранённые лично Топорковым, а через семь минут после схватки Коломейцева с хачиками, перед самым прибытием «оперативки» исчезли с лица земли «тойота» с возможными следами Никиты и припрятанной приличной суммой денег владельца иномарки.

А Мирзанов Геймурат покорно возлежал на больничной койке во второй городской и мысленно зализывал огнестрельные и осколочные раны. И хоть находился он в лучшей палате лучшей в городе больницы под присмотром лучших врачей и медсестёр, под охраной преданных ребят и неусыпным наблюдением «топтунов» ФСБ и дозора РУОП, но существовать живым ему приходилось всё труднее и труднее.

И, кажется, он сам это понимал, поэтому уже по истечении трёх суток лечения и молчания стал всерьёз подумывать о том, чтобы заговорить. Но мешала ему в этом не только что вправленная челюсть, а интуиция быть порешённым. Независимо, кем! Если он доверится ментам, Тютюхин всё равно его достанет со своими головорезами! Но если уйти от РУОПа, хотя бы попытаться… А если к Подполу обратиться?! Нет, ему-то Мирзанов сейчас не доверял, как никому. Хотя… За хорошие «бабки», можно маму родную купить, не то что Подпола! Вот, шайтан! Кавказский мозг всё крутил да крутил, вертел да лепил, всё цедил и цедил, но на ум ничего не шло, пока выход из положения сам не нашёлся.

В четверг Никита посетил тренировки Сани Боровкова, с которым когда-то занимался у своего учителя единоборств Сергея Викторовича. Парень имел категорию бойца тяжёлого веса и коричневый пояс по кекусинкаю. Вот уже год он с успехом вёл занятия каратэ у юношей шестнадцати-двадцати лет, разбив их по возрастным и весовым категориям. Тренировались они в арендованном зале мединститута, там Никита с удивлением обнаружил брата.

Денис исступлённо молотил грушу ногами. «Маваши», «йоко-гери», «май-гери» и «ура-маваши» давались ему с трудом, так как он забросил растягивание паховых мышц, хотя сдвиги были и в лучшую сторону. А вот руками, как и сам Никита, владел в совершенстве.

Радости от встречи были полные штаны. Около часа длились разговоры, рассказы о себе, новости, а как только перешли к политике и предстоящим выборам, Никита сморщился и предложил заняться делом. «Дело» – это начавшиеся бесконечные разминки, отработка ударов на грушах, макиварах и «лапах»; многоразовые отжимания от холодного деревянного пола на «кентусе» (ударные косточки рук), на тыльной стороне кисти, на рёбрах ладоней, на пальцах и их фалангах; это бег с наматыванием кругов по залу; лёгкие спарринги с ребятами, Саней, Денисом; ОФП с качанием мышц живота и подтягиванием на перекладине, игрой с гантелями и борьбой на матах.

Так пролетели все три часа тренировки и ещё час после неё. В теле вновь играл задор и бойцовский азарт, бурлила молодая кровь и «чесались» кулаки. Именно в такие минуты возникала нехорошая мысль пойти наехать на первых попавшихся «новых» или посетить фирму какую-нибудь, где обитают «крутые», ввязаться в любую потасовку где-то в баре или ресторане, как тогда, в кафе-баре «Мэри».

После тренировки, немного отдохнув и успокоившись, братья Топорковы медленно прогуливались по улице, ведущей к дому родителей. Никита купил пивка, и теперь они безжалостно уничтожали ароматную жидкость. Болтали о новинках аудиотехники, ценах на видеоаппаратуру, машинах и их отсутствии у каждого.

– Ничего, Денис, когда-нибудь у нас будут тачки, да такие, что и не снились! – вслух рассуждал старший, глядя в пустоту.

– Ага! Где же только денег взять столько? Один джип сейчас «баксов» семьдесят, – портил всю «малину» младший, запивая из банки пиво.

– Накопим. Заработаем. Найдём! – ответил Никита, подсчитывая в уме, на сколько и на какие тачки у него хватило бы валюты из кавказской кассы.

В таких мечтаниях и видимых расстройствах они дошли и до дома родителей. Состоялся роскошный, как всегда, ужин, а затем Никита отправился домой, к жене, в тёплую кроватку.

После долгих и страстных скачек и стонов (таких, чтобы не услышали через две двери в другой комнате!) Таня уснула. Последние её слова при бодрствовании были: «Никит, поговори со мной!» Затем она впала в спячку.

Никита улыбнулся, обнаружив это, и потянулся. В комнате стояла тишина, окутанная чёрной мглой. Безмолвие нарушали только ревущие на улице коты, да изредка проезжавшие по дороге за домом машины. Везде витал аромат нарциссов, сорванных тёщей на даче. Мирно, чуть убаюкивающе тикали настенные часы, да плавали в чистой после душа голове нечистые мысли.

Арсенал оружия, имеющийся под рукой, более чем хорош. «Капуста» тоже имелась – на год хватит! Зато шикарно! Жена любимая рядом, оба здоровы, всё пока хорошо! Почему «пока»? Всё о’кей! Но нет, это «пока» застряло в душе тяжким грузом. Своей интуиции и рефлексам парень доверял всегда. Свой внутренний голос выслушивал до конца. А тут что-то не так!

Да нет, всё идёт по плану, всё складывается как нельзя удачно. Впереди Никиты на шаг всегда скользит ореол чуда, случай, везение. Но почему так покалывает в груди? Может, мышцу заело какую? Или после тренировки?! Нет, не то! Не там. Что-то другое…

…Может, что-то натворил, где-то наследил, в чём-то проштрафился? Что, где, в чём?!

В понедельник? Да вроде нет! Никита не раз всё прокручивал в уме, до и после операции. Мирзанов, если не погиб, должен по-любому находиться в клинике в тяжёлом состоянии. Ну, может, сейчас ему получше, но это и входило, в принципе, в планы Топоркова. Кому надо, тот его и уберёт! А ментам чурка ничего не скажет! Он их боится, как и меня, как и своих собратьев-земляков!

Чёрт! Где же подвох? Что меня тревожит? Где источник? Предыдущие ликвидации прошли вообще чисто! Может, с самого начала прокрутить плёнку?

И тут на сердце загудело сильней. Бешено заколотилось в груди, застучало в висках.

Так. Начнём с покойного киллера в «главке».

Защемило в яичках. Появилась слабость в ногах.

Нет, это не от тренировок!

Киллер на этаже. Вырубил. Подменил. Дальше что?

Дипломат, оружие, спецсредства. Вопросы? Нет вопросов!

Так, снова. Киллер в здании концерна… Убийца? Да! Заказной? Да! Заказной!!! Ну конечно: это он, Никита, самодур-одиночка! А там был стопроцентный заказ! Как раз лидер либералов выступал с агитпрограммой…

Заказной киллер. Профи. Спец. Заказной!!!

И тут парень сначала удивился своим редким припадкам тупости и свойствам «торможения», а уж потом у него волосы встали дыбом от взорвавшейся в голове догадки.

Заказ! Его наняли! Его послали!

Это значит, его контролировали!

Политиками кто у нас занимается? Кому стал чужд по горло элдэпээровец?!

Никита вскочил с кровати, задыхаясь от страшного домысла, и чуть не разбудил жену.

Спецслужбы!!!

– Япона маха! – вырвалось вслух у парня.

Немного оправившись от сумасшедших новостей, которые сам же выпустил в свет, Топорков утирал со лба пот и размышлял дальше.

Прошёл почти… нет, уже ровно год. Что же получается?! Если это была Безопасность или «контрразведка», то что?.. Они его знают!

– Бляха муха-а! – на сей раз выкинул вполголоса Никита, схватив голову руками, чтобы не лопнула.

Меня же пасут!!! Меня знают, как облупленного! Сволочи! Вот я… Это я сволочь последняя! Экстра-киллер хренов! Болван!

Но если следят уже год!.. Как это?! Почему мне ещё не капут? Я ещё жив?! Как так-то?!

Чё-то я не всосал, братцы-кролики!

Ну-ка, начнём с первых аккордов. Здраво и спокойно. Спо-кой-но!

Его наняли… или это их человек уже давно! Убрать опасного конкурента-политика. Понятно, чей это намёк! Ясно-понятно, кто изначальное звено! Ладно. Дальше. Контролировали. Пасли, естественно. А как же! Это не два пальца…

Я его грохнул. В подробности не будем вдаваться! Сделал всё, как задержание грабителя и самозащита. Вышел сухим. Прикарманил арсенальчик. Они, конечно, узнали всё! ВСЁ! Они проследили, они вынюхали, всю подноготную изучили! Теперь Никита их пешка. Но пешка чьей игры?

Понятно, чьей! Никита вёл свою игру. Самоучка-чистильщик. Но под колпаком!

Он встал и осторожно выглянул за штору. На первый взгляд никого. На второй – тоже. Так если им очень надо, могут и через инфракрасный или какой-нибудь сквозьстенный прибор виденья… Эко загнул! Таких и нет, кстати!

Парень уселся в кресло и опять задумался.

Получалось очень интересно: он уничтожает игриво преступников и врагов Отчизны, коррупционеров и расхитителей, в общем, всякую ожиревшую нечисть, а его не арестуют, не разоблачают, не судят. Так что же это за расклад такой?!

Выходит, ОН им НУЖЕН!

Видимо, оно так и было. Значит, ОНИ заинтересованы в его работе: в устранении «ДЕСЯТКИ», в Чистке Шумени.

Так. Дальше. Они его пасут, но так, что он их ДАЖЕ и не видит! Не чувствует. Профи высокого класса. Так и есть.

Он убирает, изощряясь в своих выходках, а они понукают!

Он ликвидировал целую кучу людей, даже чем-то причастных к Чистке, а ОНИ молчат, украдкой наблюдают.

Он хитро и ловко путает следы, заметает их, исчезает чуть ли не от самого себя, а ОНИ всё время с ним! Спецы, что и говорить! Хотя…

…А с чего он решил, что ОНИ всегда за ним следят? Какого чёрта! Может, его давно потеряли. Дундук!! Как же потеряли, если знают, наверняка, где он живёт, куда ходит в свободное время и где учится!

Ощущение загнанного волка до крайности угнетало Никиту, но не менее радостное чувство своего преимущества и полезности своей «работы», показа перед НИМИ своих необычайных способностей затмевало первое.

ОН ИМ НУЖЕН!!!

Это твёрдо усвоил парень, застыв в кресле в позе сфинкса.

– Так всё-таки, под чью дудку я пляшу?! – думал Топорков, закатив глаза в медитации.

И он решил, что ему делать, чтобы ответить на этот вопрос.

Он незаметно для себя, как-то машинально, перешёл к обсуждению ПДД. И ядром этого плана была необходимая встреча с кем-нибудь из ИХ Конторы, пусть это простой «топтун», какой-то спец, или «важняк». Каким бы образом это ни произошло! Если, конечно, это не окажется в итоге смертельным.

Никита подавил в себе желание снова подойти к окну, так как неожиданная бессонница могла насторожить возможных наблюдателей. И он, взбудораженный своими предположениями, лёг в кровать. «Завтра нужно тщательно обыскать квартиру на предмет «жучка» или «клопа»! Начнём с этого, что ли!» – прикинул в уме парень и закрыл глаза.

Но выспаться ему в эту ночь так и не удалось…

Мирзанов Геймурат пока не знал, что умрёт через час, поэтому преспокойно и сладко спал, устав от волнений и тяжких дум. На завтра, в субботу, он решился переговорить с Подполом и попросить помощи, а главное, защиты у «ДЕСЯТКИ». И пусть от неё осталось почти половина целых и невредимых, она была могущественна и всевластна.

Мирзанов два года не видел снов, но надежды не терял. Высоко вздымаясь над шикарной кроватью-койкой, он ритмично похрапывал, и этот звук чётко фиксировался «клопом», установленным в палате, находя приёмник эха в «волге» РУОПа, а мини-камера, встроенная в дверную ручку, передавала изображение и звук в «мицубиси» ФСБ области. Микроавтобус одиноко ютился на площади возле горбольницы, а его пассажиры внимательно следили за экраном монитора, приготовив на всякий случай рацию.

Спецы Тютюхина, благополучно миновав на «скорой» пост Мирзановских охранников, въехали прямо в приёмную больницы. Уладив все формальности с оформлением больного, якобы попавшего в автокатастрофу и пройдя наверх, они настроились по команде старшего: «Готовность номер один!»

Правда, водителю «скорой» и ещё одному «медбрату» пришлось остаться внизу, но это был запасной вариант.

Поэтому они равнодушно, как ни в чём не бывало, созерцали полусонные постные мины медперсонала приёмной, двух дежурных на проходной и двух боевиков Мирзанова, одетых для приличия в белые халаты.

А дежурный «врач», «медсестра» и «раненый» на каталке после лифта целеустремлённо последовали на этаж жертвы.

– Внимание, на этаже «персоны»! – доложил по рации старший дозора РУОП.

– Сигнал «Бизон»! Сигнал «Бизон»! – затараторил в динамик номер третий – наблюдатель ФСБ.

Сразу где-то в движение привёлся механизм готовности, подстраховки и силового перехвата.

– Э, вы куда? – спросил здоровяк в белом халате, сделав неопределённый жест свободной рукой, держа другую в глубоком кармане на боку.

– Больного ожидаете? – вопросом на вопрос ответил старший группы Тютюхина, даже не останавливаясь.

– Товарищ, а вы кто такой? – последовал встречный вопрос, слетевший с уст молодой симпатичной «медсестры» с папками в руках. Только острые желваки на её щеках да холодный твёрдый взгляд путал похотливые мысли любого, кто бы её встретил.

Момента, пока хачик-верзила смутился, хватило с избытком. «Раненый» выпростал из-под простыни руку, в которой оказался «Парабеллум» с набалдашником глушителя.

Четыре сухих хлопка разнеслось по коридору: основной, контрольный, основной, контрольный.

Два трупа распластались по полу, покрываясь красным цветом. «Раненый» вскочил с каталки и стремительно помчался вглубь коридора, «врач» взял на прицел «узи» лифт, а «медсестра», бросив папки и выхватывая бесшумный пистолет ТОЗ-111с, свободно и доступно оказалась в фешенебельной палате.

Мирзанов, видно, что-то почувствовал во сне и тяжело заворочался, засунув волосатую руку под подушку, где покоился «вальтер».

Но хладнокровная «медсестра» быстро подняла оружие и без эмоций всадила четыре пули в тело больного, а затем пятую, метко, в висок Мирзанова.

Перезаряжать пистолет ей пришлось очень и очень спешно, так как на лестнице и у лифта раздался оглушительный треск из оружия различных систем.

«Врача» устранили сразу, не успели раскрыться дверцы грузоподъёмного устройства.

«Раненого» по-настоящему ранили в ногу, голову и грудь, и силовики спецгруппы РУОП тут же скрутили обмякшее тело в захвате.

«Медсестра» навскидку поразила в голову одного и ранила в шею другого бойца опергруппы, заранее предположив наличие у них бронежилетов. Затем очередь из АКСУ навсегда покончила с ней…

…Улеглись ругань и потасовки между РУОПовцами и людьми ФСБ, уладили неувязочку в больнице «важняки» двух Контор, отдали трофеи и материалы на расследование, и предали земле кое-какие трупы. И всё.

Но крутая встряска ещё долго не успокаивалась!..

В субботу, после долгих муторных поисков и душевных переживаний Никита нашёл-таки проклятого «жучка».

И сразу всё становилось на свои места! И значит, эти ублюдки влезали в чужую квартиру, слышали все вздохи и ахи, пуки и чихи, записывали ВСЁ, о чём говорилось в этих стенах.

И это означало, что ОНИ существовали! Вот, уроды!

Никита стоял около батареи, смотрел в щель, куда не могла пролезть человеческая рука, на микрофончик величиной с пуговку серого цвета, и рассуждал.

Трогать его нельзя! Он точно сильно чувствительный. Стопудово! Теперь, когда картина почти нарисована, можно искать и художника. Нужно! Не попросить об этом в «жучок», а именно самому найти и обставить, как в «козла». Обезвредить. Выпытать. О, так если я ещё и в плен возьму этого «ангела», то мне лишь дополнительный плюсик в зачётку! И «десятников» устранять надо! Обязательно. Виду не подавать, что я докопался до истины, что остановился, сдрейфил. И ни в коем случае не прокалываться! Не проштрафиться и не залететь! Теперь возникает необходимость дополнительной безопасности, страховки и конспирации. Теперь новая тактика! Меж двух огней! За двумя зайцами! Под колпаком.

Ломакин Фёдор работал в Службе Безопасности четвёртый год, и сразу по линии «ведения наблюдения». Как только развалился Комитет и отдел, занимающийся «слежкой», тут же образовалась новая отдельная Система, где подотделом в обязательном порядке значился и тот, в котором работал Ломакин. Специалист узкого профиля, исполнитель чётко определённых задач, он быстро набрался опыта и уже выдвигался на ступень выше по служебной лестнице. Но тогда сложились плохие обстоятельства в личной жизни Фёдора, и он на время остановил мысль о повышении.

Теперь, уже около года, он выполнял ответственное поручение Конторы – вёл в тройке с Черёмухой и Филином наблюдение за БСР, киллером экстра-класса, чистильщиком-самоучкой по прозвищу «Истребитель» Топорковым Никитой Сергеевичем.

Вся Контора поражалась смелости и ловкости парня, хитрости и осторожности, хладнокровию и уникальным способностям. Его САВАТ, снайперская стрельба, непринуждённость и спокойствие в поступках, природные естественные навыки охотника и бойца, молодость и неизвестно откуда взявшийся профессионализм, вызывали восторг, удивление и восхищение у всех членов седьмого подотдела УФСБ РФ. И то, что парень стал первым лицом (хотя ещё неофициальным) и предметом разговоров среди «верхушки» спецслужб страны, говорило о многом.

Поэтому Ломакин, Сазонова (Черёмуха) и Карпов (Филин) не раз слышали «сверху», что отвечают за Истребителя головой.

Но вся троица «топтунов» из группы «ведения наблюдения» могла определённо ответить, что «объект» стопроцентно не подозревает о слежке и не догадывается о «колпаке». И в этом они ошибались уже два дня.

В функции обязанностей Ломакина и Сазоновой входили постоянное наблюдение; круглосуточная слежка за Истребителем и связь с Филином. Если от первых двух требовались только глубокая конспирация и отличная маскировка, то от Филина – сверхвысокое мастерство и умение скрываться, следить и страховать «объект». Карпов, в отличие от напарников, следовал за Никитой и на операциях по ликвидации членов «ДЕСЯТКИ».

Но об этом позже! А Ломакин, установив спецаппаратуру в доме напротив, в откупленной у какой-то семейки квартире, днём и ночью созерцал бытие «объекта» и его семьи. Кроме этого пас его и на учёбе, и на тренировках, и в доме у родителей и у друга. Для этого у него имелись все суперсовременные средства наблюдения. И если для Никиты «УБН-40» и «УДН-15» были устройствами сверхсекретности и сверхсовершенства, то у Ломакина эти приборы значились по рейтингу пригодности на последних местах.

Черёмуха держала Истребителя «при себе» в остальных многолюдных местах: на улице, в общественных пунктах и так далее.

Филин – только на операциях и в «деле».

Упускали они Никиту не один раз: частично на базаре, в передряге с чурками; в «деле» по выручке кассы; на ж/д переезде и в автобусах; в сексуальном преследовании супруги чиновника, и других случаях. И за это получали нагоняи от начальства. Но никогда не теряли «объект» из виду надолго. Цепочка рвалась и снова замыкалась. Истребитель почти всегда был под неусыпным надзором невидимых «ангелов».

И ещё. Не знали ребята из «слежки», где парень прячет кассу, часть арсенала, какими ещё спецсредствами обладает помимо «оружейки» покойного Бондаря, и какие планы у него сейчас. В голову Никиты «жучками» и видеокамерами влезть они не могли.

В воскресенье, с утра сделав зарядку с обязательными атрибутами: девяносто отжиманий и растяжка, Никита плотно и сытно позавтракал, и два часа посвятил кипе машинописных листов. Дипломную работу, прежде чем защищать в июне, нужно хорошенько изучить, разобраться с чертежами, подготовить тезисы.

Затем по расписанию значился «разговор» с наблюдателем из спецслужбы, обед, звонок Лысому и очередное задание, контрольная слежка за жертвой номер шесть из «чёрного списка», звонок в редакцию, поимка бездомного кота, и «дело». Причём под словом «дело» подразумевалась двойная работёнка: ликвидация бывшего боксёра, нынешнего босса всех спортобществ, комитетов и клубов области, Тихомирова, и «гашение» профи, который, вероятно, существует и следит за Никитой на операциях.

Вскоре план начал претворяться в жизнь.

Дома никого, кроме парня и его жены, не было (тесть и тёща укатили на дачу). Никита «посветился» в голом виде в спальне, что в обязательном порядке зафиксировал Ломакин, затем повалился на диван к просыпающейся Татьяне, которая имела привычку по выходным спать до двенадцати.

– Ласточка, подай мне водички! – попросил парень любимую, повышая голос для «жучка».

Девушка медленно встала, и её полуобнажённую фигуру в этот момент увидел не только муж. Налила с кувшина воды, подала мужу и улеглась обратно, обвив шею милого руками.

– Таня, не задавай, пожалуйста, вопросов, лежи, отдыхай, меня не зови… я сам приду! – еле-еле внятно шепнул ей в ухо Никита и, пройдя бочком на кухню, на сантиметр аккуратно отодвинул портьеру.

Минут пять он в «УБН» разглядывал соседний дом, улавливая каждую деталь, каждый шорох и движение. Устройство ближнего наблюдения, увеличивая размеры объекта наблюдения в сорок раз, поймало чуть заметное изменение цвета и тона белой тюли на четвёртом этаже, почти напротив окон Никиты по восходящей траектории. Парень отпустил клавишу, и с тихим писком автоматически настроилась резкость. И в следующую секунду он заметил того, кого искал.

Также осторожно прокравшись обратно, к Татьяне, он под вопросительным взором жены долго размышлял о дальнейших его поступках, которые должны быть ещё и логически верными и правильными.

– Послушай меня, девочка! – начал вдруг Никита щекотать ухо любимой губами, прерываясь на то, чтобы погромче произнести стоны блаженства и ахи ложного кайфа. – Я тебе объясню всё позже, милая! А теперь сделай всё так, как я скажу. Я сейчас украдкой вылезу через окно родителей и на время отлучусь… Ты лежи, цыплёнок, и не вставай… Изредка делай вот так… как я сейчас, и ничего больше не говори! Хорошо?

– А что случилось? – притянула ухо мужа к себе девушка.

– Потом. Всё потом!

– Я боюсь! – и это было правдой, судя по её увеличенным зрачкам.

– Ничего страшного! Я обязательно всё тебе расскажу потом… И я тебя люблю, солнышко!

Они поцеловались. Затем Никита, прихватив шорты и футболку, исчез в коридоре.

Окно тестя и тёщи выходило на задний двор. В том, что на этой стороне нет никаких НП, парень не сомневался: зачем ИМ тратить силы, время и материалы, чтобы наблюдать комнату родителей, в которой зять никогда не бывает.

Никита натянул в коридоре китайские тапочки, носимые только на тренировках, и через три минуты бесшумно и оперативно покинул квартиру.

Его любимые «трайлеры» остались стоять в прихожей вместе с замаскированным в них миниатюрном радиомаяком, реагировавшим на колебания полуботинок при ходьбе и передающим чёткий сигнал на микромонитор в кармане Ломакина.

Худощавый черноволосый молодой мужчина в светлой безрукавке и спортивных штанах застыл возле треноги со сложным оптическим прибором. Длинными и тонкими, как у музыкантов, пальцами он постоянно манипулировал. То крутил окуляры и щёлкал кнопками настройки чёткости на всех устройствах, расставленных на специально собранном высоком столике, то передвигал аппараты, то туда-сюда таскал радиопеленгаторы и другие датчики.

В комнате на четвёртом этаже, где находился он, больше никого не было, за исключением любимого попугая мужчины, которого тоже звали Федя. Птичка восседала на кольце в клетке и не отличалась разговорчивостью. Как и все в конторе.

Ничто не нарушало покой, даже не тикали часы, так как изначально были сделаны электронными. И вдруг в квартире раздался звонок. Ломакин чуть не поседел от разорвавшего тишину треньканья. И машинально направился к двери…

…Девочка лет восьми выполнила всё, как советовал ей «дяденька», стоящий рядом, под прикрытием стены с электрощитком. Никита всучил ей горсть шоколадок и жвачек и пристроился рядом.

– Дядя Миша, это я, Катя! – ответила на запрос Ломакина девчушка.

– А-а, Катя! – откликнулся тот изнутри и стал открывать запоры.

Ломакин перед этим пристально разглядел в тайванский «глазок» с обзором в 150° девочку и лестничную площадку. Затем, сделав вывод, что лучше открыть маленькой гостье дверь, показать себя и сказать, что он – племянник дяди Миши (бывшего хозяина квартиры) – это лучше, чем вызвать подозрение у незнакомки чужим голосом и неприветливостью, Фёдор Ломакин снял с предохранителя «стечкин» и, спрятав руку с оружием за бедро, отворил тяжёлую дверь.

Он не успел заметить выстрела электрошокового прибора, только увидел в падении затмившего проход человека в шортах, закрывающего телом траекторию спокойного и доверчивого взгляда девочки. Потом стало темно.

Когда он очнулся, часы показывали 14.25. Руки по всей длине были опутаны и стянуты ремнями и бельевой верёвкой. Ноги замотаны скотчем, а на голенях ещё и спущены штаны, скрывая липкие ленты от постороннего взгляда. В поле зрения появился «объект» – сам Истребитель, рассматривающий красное служебное удостоверение эфэсбэшника.

– Слушай меня хорошо, Ломакин, – решительно и строго взял слово Никита, – пытать, допрашивать и церемониться с тобой я не буду! Если ты выдаёшь мне какую-нибудь мало-мальски пригодную и интересную информацию, остаёшься жить, если молчишь и тянешь время – спокойно и безболезненно умираешь! Это я тебе обещаю, Фёдор Васильевич! Я сказал!

Ломакин и теперь, как и его начальство, по достоинству оценил Топоркова. Он сразу понял всё! И в словах жестокого в деле Истребителя не сомневался, и верил его обещаниям.

Как глупо, как!..

– Жду десять секунд! – оборвал его мысли Никита.

И по полной боеготовности, холодному настроению, по тому, как торопился и как был настойчив «объект», Ломакин понял одно: надо говорить. Не всё, но что-то.

– Вопросы! – глухо простонал он, пытаясь пошевелить онемевшими пальцами, скованными скотчем.

Истребитель не обрадовался и не вздрогнул от удивления, хотя то, что спец ФСБ сразу раскалывается, ошарашило бы любого.

Парень присел на корточки рядом с Ломакиным, и тот обратил внимание, какие жилистые и поджарые у «объекта» ноги, покрытые густым волосяным покровом.

– У меня пока два вопроса! Первый – какая Контора ведёт меня? Второй – сколько вас «топтунов» всего, задействованных в моем «деле», и где сейчас тот, что страхует меня на операции?

– Особый отдел ФСБ России. Это первый ответ! Здесь, в Шумени, НАС трое, четвёртый, командировочный, бывает наездами и контролирует «работу». Это Ревизор! Третий из нас – профи высокого класса, пасёт тебя на «охоте». Где он сейчас и чем занимается – никто не знает. Его кличка «Филин». Он сам, когда надо, связывается с нами. Черёмуха – специалистка экстра-класса. Ведёт двойное наблюдение. И мы не топтуны, мы – другие! Всё – это второе!

– А ты молодец! Здраво мыслишь, мужик! – улыбнулся Никита и выпрямился. – Сейчас я уйду. Потерпишь без обеда, может и без ужина. Рот я залеплю тебе, тренируй нос. И не надо самодеятельности! Если не убил сейчас, значит, жить будешь! Ты мне ещё нужен, Ломакин!

Закончив словесную тираду, Никита ещё раз осмотрел комнату, заклеил лентой Ломакину рот с появившейся щетиной и перетащил не тяжёлое тело в ванну, которую заранее тщательно осмотрел на предмет острых вещей и пригодности к заточению человека. Под голову бедняги парень подложил маленькую подушку с софы и уложил спеца на неё лицом. В таком неудобном положении он и оставил Ломакина одного, подперев дверь ванной комодом из спальни с упором в противоположную стену.

Закрыв дверь на ключ, он не спеша последовал на улицу, ещё раз поблагодарив девочку, гулявшую на свежем воздухе с подружкой.

«Теперь можно и пообедать!» – вслух подумал парень, и в обход направился к своему дому.

В просторный кабинет заместителя начальника РУ ФСБ Пуминова вошёл человек в сером костюме от «Версаче», с чёрным, как смоль, кейсом, в лакированных туфлях, в очках с золотой оправой и с дежурной улыбкой на лице. В помещении сразу запахло дорогим одеколоном и чем-то специфическим.

– Здравия желаю! – были первые слова.

– Приветствую тебя, дорогой! – отозвался Пуминов, вставая с распростёртыми объятиями навстречу гостю.

Мужчины поцеловались, как два друга-кавказца, нежно похлопывая ладонями по спинам.

Сели. Появилась бутылочка коньяка. Воздух дополнился ароматом алкоголя. Пошли разговоры о жизни, работе с «низкой» зарплатой, семейных делах. Фальшь сквозила в прямой речи каждого. Так, в пустой болтовне, пролетела четверть часа. Наконец настало время деловой беседы.

– Леонид Анатольевич, я здесь по ДЕЛУ! – выразительно выделил последнее слово приезжий.

– Весь во внимании! – вздохнул, потирая переносицу, Пуминов и уставился на коллегу из Москвы.

– Я ещё в столице получил задание, а затем в Красноярск прислали ещё одну депешу о ваших заказных. Теперь у меня приказ сверху. Что здесь такое, дорогой?! Кто здесь орудует? Почему и кто ликвидирует «ДЕСЯТКУ»?

– О-ох, Георгий Алексеевич, честно говоря, дело дохлое! Дерьмецом отдаёт…

– … Точнее, Леонид Анатольевич! – перебил Протонов, Ревизор Сибирского региона, майор ФСБ России.

– Личность его не установлена, приметы и описания весьма противоречивые и скупые. Вот, посмотрите сами! – Пуминов взял в руки листочек, и Протонов заметил, что по важности эта «бумажка» сейчас на первом месте среди дел ФСБ области. – Рост 175–185, возраст неопределённый, лет 20–27, лицо круглое, с дефектом верхней губы. Волосы… волосы неопределённого цвета, так как пользуется, вероятно, париками и гримом. Плотного телосложения, размер обуви 43–45. Отпечатков не имеется. Вещдоки несущественные и, как правило, уничтоженные. И ещё: в совершенстве владеет искусством восточных единоборств. Вот и всё! Больше ничего нам о киллере неизвестно! Проверяли по картотекам, каналы в группировках – ничего! Пустышка! Невидимка! Спец высокого класса.

– Да-а, немного, немного! – задумчиво произнёс Георгий Алексеевич, глядя куда-то сквозь «важняка» Шуменской ФСБ.

– Как в воду канул! – продолжил Пуминов, массируя пальцами голову. – Мне уже с Москвы и от шефа нагоняи замучили. Да за ним не один труп. Пятерых только авторитетов убрал! А сколько ещё свидетелей, охранников и тому подобное. Вон примерный список, на столе. Целая прорва! И это ещё не конец!

– Хорошо! – так же отрешённо промямлил Протонов, поглаживая тщательно выбритую утром кожу лица.

– Ничего хорошего, – заявил Пуминов, бросив недовольный взгляд на коллегу, – совсем ничего! Вам в первопрестольной может и «за здорово живётся», а здесь кавардак сплошной!

– Не горячись, дорогой Леонид Анатольевич! Может, это и на руку?!

Протонов многозначительно улыбнулся и так же двусмысленно посмотрел на Пуминова. У того челюсть отвисла и глаза поблекли. Оба внимательно и вместе с тем пожирающе сверлили друг друга взглядами. Но один сжигал, а другой оборонялся спокойным наивным взором.

– Знаешь, Георгий, это не шутки! Это даже не новая секретная операция Москвы, когда «работа» оставляет после себя штабеля покойников, и где узнаёшь о ней чуть ли не из газет! Или здесь что-то ведётся?

– Понятия не имею! – ответил майор полковнику таким тоном, будто ему осточертел разговор. – Неужели, если бы меня проинформировали о таковой, я не дал бы тебе знать?! Я сам иногда в таком неведении, что представляю себя примитивным шахматным конём, делающим ход только буквой «Г».

– Успокойся, дорогой Георгий Алексеевич! Не заводись. Мы же офицеры элитной службы! – сказал Пуминов, но про себя отметил, почему это так задело Ревизора.

«Что-то здесь не чисто!» – подумал каждый из них.

Ещё чуть-чуть и можно было заметить над обоими собеседниками облака пара от кипящих аналитических умов, продумывающих какие-то хитрые или коварные комбинации.

Но может быть, это только казалось!?

Часом позже Протонов, путешествуя по конспиративным квартирам и «каналам связи», посетил Черёмуху. Получив кое-какие сведения и новости последних двух недель, и не сумев соблазнить в который раз Сазонову на «постель», майор отправился на «хату» Ломакина. Вся аппаратура слежения и связи находилась там, поэтому только Домовой мог вывести Протонова на Истребителя. Как действует Истребитель, импровизирует ли парень в ходе операций, так ли невидим его след, как стонет Пуминов?

На эти и другие вопросы могли ответить только Ломакин и Карпов. Последний филином сторожил свою «мышку». И хотя «мышка» была с острыми зубками и чересчур толстой, пуленепробиваемой шкуркой, но Филин тоже многого стоил со своими суперэкстранеординарными способностями!

Минут тридцать назад, до прихода Протонова на конспиративную квартиру к Сазоновой, Домовой ей звонил по телефону, соблюдая все условности и секретность. Передал, что «объект» на месте, возможно, скоро отчалит. Черёмуха сообщила о том, что прибыл Ревизор с контрольной проверкой. Чисто по-дружески предупредила! Сама узнала от доверенного лица в Управлении.

Теперь майор двигался на Севастопольскую, к Ломакину.

Ох, как кстати явился этот звонок и намёк Черёмухи для Никиты!

Парень, как только поел, опять последовал своей интуиции и снова отправился на квартиру «наблюдения». «Как же я возьму Филина, если его не будет рядом? Его должен предупредить Ломакин, а если этого не произойдёт, то как Филин узнает о готовящемся очередном покушении?» – эта вопросительная мысль током долбанула Топоркова за обедом.

Жена, недовольная молчанием и отнекиванием от её приставаний, обиделась на мужа и ничего не сказала перед его уходом, только фыркнула вслед.

Он отворил дверь и бегло осмотрелся. Всё было спокойно. Затем прошёл к ванной, отодвинул комод и увидел Ломакина.

– О-о, братец, да ты тут совсем одичал! – воскликнул Никита, рассматривая пленного. – Очень, очень плохо! Зачем так делать, дорогой?

– Вот сука! – пробурчал Ломакин, дёрнувшись всем корпусом и застонав от боли в суставах.

Топорков ехидно улыбнулся, нагнулся и с размаху ткнул кулаком в солнечное сплетение Ломакину. Тот на несколько секунд отключился.

Парень с упрёком поглядел на результаты попытки бегства «наблюдателя»: скрюченное тело на полу ванной комнаты, порванная в области рта липкая плёнка, надгрызенный на коленях скотч. И орудием освобождения являлся водопроводный гусак, нависающий над раковиной. А жертвой – сломанный зуб.

Никита вздохнул. «Надо же, проморгал кран-то!» – подумал он, представив на миг, как Ломакин скачет скрученный по ванне и тычет склеенным ртом в носик трубки крана. От тонких коричневатых губ осталось месиво плоти и крови.

– Вот урод! – сказал парень, почувствовав, что Ломакин очнулся, но притворяется. – Слушай меня дальше, козёл! Ты меня обманул дважды! Наврал насчёт связи с Филином и попытался бежать. Третьей шутки я не прощу! Так. Теперь по делу. Сейчас ты связываешься с этой… как её… Черёмухой, вызываешь сюда, а затем наводишь меня на третьего… на Филина! И не сморозь какой-нибудь глупости! А чтоб ты не дал никаких опознавательных сигналов или тревоги, я напишу, что говорить. Понял?

– Да, – промямлил Ломакин, закрыв глаза.

Вскоре он говорил в телефонную трубку аппарата, стоящего на журнальном столике, которую Никита дал ему в ванную на длинном проводе. Сказал всё, как велел парень. И услышал новость.

– Скоро сюда прибудет Ревизор – это четвёртый, курьер. Что будем делать, Истребитель?

Никита вздрогнул, услышав свою новую кличку, использующуюся в кругах ФСБ. Он быстро соображал, что ему… им сейчас делать.

Ломакин пристально следил за мимикой Топоркова.

– Надо уходить! – встрял он в ход мысли парня.

– Знаю сам! – рявкнул тот в ответ.

Пять минут пролетели, как ветер.

– Мне нужно за ним проследить. Как я могу это сделать?

– Надо подумать…

– …Думай, чёрт побери! Это и в твоих интересах, – перебил Никита пленного, опершись о вешалку с полотенцами.

– Так за ним уследить невозможно – он спец почище НАС! А вот, разве что, установить как-то радиобуй на него!? Не знаю…

– … Как это можно сделать?

Ломакин пошевельнулся, сморщившись непонятно от чего. Никита запарился от скользких вариантов, отпадающих сами собой. И вдруг одна мысль ему показалась светлой.

– Слушай! Ни ты, ни я не можем здесь оставаться, поэтому никто не может зацепить маяк за его одежду. Значит, это бы мог сделать кто-то другой!? У меня есть на примете человек. Он всё исполнит, как надо. А что, у вас на руках нет какой-нибудь радиопыли, или смазки, оставляющей радиослед на приёмнике?

– О такой не слышал! – ответил Ломакин, не подав виду, что располагает подобной. И хранится раствор в настоящей квартире.

– Ладно! – прошептал парень, о чём-то лихорадочно размышляя. – Ладно, теперь уходим отсюда.

Далее он сначала убрал следы и вещдоки, прибрался в ванной, скрепил руки Ломакина сзади наручниками (тоже трофейными, как и радиобуй в форме шарика на мини-иголке), предварительно распутав пленного. Потом под наблюдением Истребителя Ломакин оставил записку в двери, для чего опять приходилось освобождать руки. Ну не всё шло гладко! Что поделаешь?

Лифт унёс обоих вниз. Один внимательно контролировал другого, а тот почти смирился с мыслью о полной капитуляции. «Всё равно засветился, что уж теперь артачиться!» – думал Ломакин, чувствуя за спиной страшного человека.

На первом этаже этого же дома жил друг и однокурсник Никиты – весёлый приблатнённый парень Володя Неприенков. Молодая жена лежала в больнице на сохранении, а муж коротал время в запоях и гулянках. Временно Володя не работал, за неимением подходящего «дельца», поэтому в деньгах нуждался, как желудок в еде.

На предложение друга согласился без промедления, выслушал план и получил аванс – триста «баксов». Попытался, правда, узнать, что за дела у Топоркова, если он платит «зелёными» и просит зацепить за мужика подозрительную штучку. Но однокурсник избежал ответа и поторопил Володю.

Протонов дошёл до нужной улицы пешком, проплутав по кварталам из-за ошибки в автобусе. Сел он в одном районе, а маршрут изменился из-за ремонта главных дорог, поэтому очутился совсем в другом месте.

Короче, усталый и злой, он после некоторых проверок на предмет «хвоста», шагнул в темень подъезда. За ним в лифт ввалились парень с девушкой. Один был навеселе и от него разило водкой, а другая с вызывающим видом, без тени смущения, поправляла колготки.

– Дядя, пойдём с нами? – вдруг предложил парень, положив руку на плечи Протонова и дыша перегаром. – Людка хочет с двумя, а я один, и то… уже готовый!

Майор поспешно высвободился из объятий незнакомца, но тут ему на щёку легла влажная рука шалавы:

– Я тебя хочу-у! – проговорила она, вытянув губы трубочкой.

– Убери руку! – строго сказал Ревизор и Резидент Сибирского региона, майор ФСБ Протонов, и уже тоном распутного в молодости мужчины добавил. – Как-нибудь в другой раз.

– Ладно, мужик, не расстраивайся, тебе тоже достанется! – сказал весело Володя Неприенков и протянул руку для рукопожатия. – Приходи, если что! Мы здесь, на восьмом тусуемся. Комната…

– … Хорошо, хорошо, ребята! С женой разведусь, обязательно примчусь! – встрял Протонов и вышел на четвёртом.

Подвыпившая парочка отправилась выше.

В квартире никого не было, а записка гласила, что Домовой отсутствует и следит за «объектом». Конечно, это было написано по-другому, со слов Истребителя, но рукой Ломакина. И никаких подозрений: всё чисто.

Протонов, взглянув на часы, потянул воздух носом. Вокруг него образовалась сфера запаха алкоголя и травки. Он сморщился и, открыв кейс, достал бутылёк и набрал в ладошку одеколона. Пошлёпав по щекам, лбу и шее рукой, он чуть не затронул минирадиомаяк, прикреплённый Володей Неприенковым за воротником пиджака. Затем закрыл дипломат и зашагал по лестнице вниз, избегая лифта с вонью перегара.

С этих пор его и повёл Никита Топорков.

Правда, сначала прискакал на четвёртый этаж, подгоняя Ломакина в спину, потратил десять минут на то, чтобы снова упечь того в ванну, но наручники не снял, замотав их шнуром и скотчем. Выдернул водопроводный «гусак», закрыл комодом ванную комнату, отключил телефон и был таков.

В кармане тихо попискивал приёмник, одновременно служащий и подслушивающим устройством, называемым в Системе «клопом».

Теперь Ревизор мог вывести Истребителя на неуловимого Филина и, может, ещё куда поинтересней. «Главное, не сплоховать!» – с этим выводом Никита направился в центр города.

Карпов Сергей Николаевич, по прозвищу «Филин», сейчас, как и всегда, находился в полной боеготовности. Стрелковое оружие, бинокль, нож, набор камуфляжа и грима, «клопы» и видеокамера размером с патрон от автомата Калашникова были в сборе. Специальные кроссовки на мягкой подошве, очки-«хамелеоны» и средства защиты покоились на тумбочке возле койки. Два тюбика и баночка со съедобной мультикалорийной пастой, какой пользуются космонавты, лежали в кармане рядом с зажигалкой-взрывчаткой и фальшивым паспортом на имя сотрудника РУОП Лоскутова.

Агент ФСБ России «Филин» и бывший прапор отряда спецназа «Вымпел», в одном лице, брился. Осторожно устраняя двухдневную щетину, Карпов мысленно устранял членов «ДЕСЯТКИ». Но не так, как это делал «объект», а как можно было сработать по-другому, в ситуациях крайней опасности. Представлял, как убирает тех мафиози, которые ожидают свой черёд. Пытался догадаться, каким образом это совершит Истребитель. Фантазировал, гадал и улыбался. А ведь парень действует на свой страх и риск, идёт напролом, и удача сопутствует ему. Какое-то чудо оберегает его! Или не чудо?!

Но как простой, обыкновенный «ваня», дилетант, совершенно не смыслящий в военном, техническом и вообще ни в каких делах, мог ещё существовать?! «Совок», не прошедший азов спецподготовки, не видавший десятой доли того, что испытал и перенёс сам Карпов за свои тридцать два года! Молодой зелёный «юнец» волей случая правил судьбами нескольких десятков людей, много старших и опытнейших, чем он сам, начиная с главарей криминальных структур и заканчивая спецсилами, задействованными в операции «Сибирский феномен».

Но Карпов ценил и даже гордился парнем, отдавая дань его молодости, силе и интуиции, смекалке и осторожности. Каждый раз, когда Филин созерцал с потайного места «работу» Истребителя, возникало чувство восхищения и… облегчения. Да-да, именно глубокого облегчения за успешное проведение очередной операции. Филину ничуть не хотелось запечатлеть смерть Топоркова Никиты.

Редко кто-то когда-нибудь нравился Карпову, но этот парень стал симпатичен ему. Опять нахлынула мысль о своём профотряде, созданном для борьбы с организованной преступностью, с коррупцией и бандитизмом, для войны с чеченской оппозицией. Со своими мерами и условиями. Со своими задачами и приказами. Жёсткими, как сама действительность. Ведь хотелось создать такую группу. И, наверное, Топорков был бы в ней вторым после него, Карпова. Филин и Истребитель. Гроза криминалу!

Филин опять улыбнулся и тут же порезался. Бритва оставила кровавый след на морщинке возле рта. Ерунда!

Теперь Филин ждал. Ждал пять минут, полчаса, полдня.

Терпеливо ждал сигнала от Домового. Когда и куда направляется Истребитель. Если в кино с женой, или в институт – это плохо! Это работа Домового и Черёмухи. Но если в расположение одного из оставшихся в живых членов «ДЕСЯТКИ», то хорошо – это стало бы за ним, Филином! Снова слежка в смертельно опасном исполнении, подстраховка, импровизация на острие бритвы, ликвидация и наблюдение. Истребитель и Филин. Парень и зрелый «дядя». «Дух» и «старик». Да нет, «духом» его уже не назовёшь! Спец. Профи. БСР. Ну что ж, впереди ещё половина работы. Посмотрим! Поглядим, как ты будешь вести себя при обнаружении!? А ведь он ведомый! И только в этом его прокол! Зверь на примете. Волкодав на выгуле! С поводком.

Филин ждал. До чесотки в руках. До нытья в ногах. До скрежета в зубах ожидал звонка. И он раздался. Грохотом, разрывающим перепонки в ушах. Взрывом, подкинувшим Филина с койки…

Пока Ревизор Сибирского региона стоял в очереди за чашечкой кофе и двумя булочками с повидлом, утоляя голодные просьбы желудка, Никита набрал в автомате номер редакции «Шуменская правда».

– Алле, – сказал парень в трубку голосом Левитана благодаря звукоимитаторам в гландах рта, – это редакция?

– Да, – ответили в приёмной «Шуменской правды».

– Девушка, запишите, пожалуйста, адрес! – Топорков продиктовал название улицы, номер дома, квартиры, инициалы хозяина и его почтовое отделение, взятые наобум из справочника. – Теперь примите информацию: сегодня вечером будет устранён шестой представитель «ДЕСЯТКИ». Я знаю, вам очень нужны какие-либо сведения об этом, поэтому передайте своему редактору или собственным корреспондентам, чтобы на этот адрес перечислили пять миллионов рублей. В наше трудное время у редакции, вероятно, нет финансов, поэтому я прошу не пять тысяч долларов, а всего пять… пять миллионов рублей! Вы меня слышите, девушка?

– Да-да… да! – промямлила ошарашенная секретарь-референт, торопливо и криво записывая монолог неизвестного.

– Как только переведёте сумму на данный адрес, получите более подробную информацию! И прошу вас, не говорите об этом больше никому! Если мы увидим подозрительные детали… и не дай бог, милицию или там… РУОП, контакта не будет, а вы девушка, будете седьмой жертвой этой «войны». Зафиксируйте это обязательно, милая! Итак, деньги в течение двух дней на адрес, а я вам – сведения и детали покушения на седьмого главаря мафии.

– Мужчина, а как вас зовут? – не растерялась секретарь.

– Истребитель! А для вас отдельно… познакомимся позже, – сказал Никита, попрощался и повесил трубку.

– Такси! – крикнул он подъезжавшему к гастроному автомобилю с оранжевой крышей и кубиками на борту.

– Пятнадцать, – молвил таксист-верзила, повернувшись к подсевшему парню в лёгком сером батнике.

– Какие, в задницу, пятнадцать?! – возмутился Никита, бросая на шофёра недоумённый взгляд. – Делай, что я говорю, и получишь эту сумму в «баксах»!

Водитель хмыкнул, переключил скорость и газанул.

– Тише, дядя, тише! – пробурчал Топорков, надевая солнцезащитные очки. – Езжай вон туда.

– Понял! – отозвался угрюмо таксист, но в душе у него уже царил праздник.

Ревизор привёл приёмник радиосигнала в район УВД области, а вместе с ним и Никиту. Таксист, получив положенные пятнадцать «зелёных», укатил восвояси. Где-то недалеко прогудела сигналка автоэкипажа ГАИ, спешащего домой. Марево, стоящее над городом, расползалось и хирело. Солнце поспешно скрывалось за новостройками микрорайонов, а здесь, возле площади бывшего обкома, рядом со зданием УВД, царило безмолвие, прохлада, покой. Гигантские тополя, посаженные ещё во времена бесчинств НКВД, сразу после массовых расстрелов лжекулаков и середняков, своими кронами закрыли пол-улицы, набросив на дома спасительные тени. Ленин, сжимая в кулаке кепку, устремил свой архиважный и архиглубокий взор в сторону обладминистрации и Госдумы.

И вот в этом районе, в пятидесяти метрах от скопища ментов, находилась конспиративная квартира Филина. Смело! Хитро!

Никита сидел на подоконнике третьего этажа, плотно прижав к уху динамики, и разглядывал грязные заплёванные, изрисованные стены с переломанной батареей отопления.

В соседнем подъезде, на пятом, в однокомнатной квартире, шла сухая деловая беседа двух сотрудников ФСБ. Топорков слушал внимательно, затаив дыхание и приоткрыв рот. От посторонних звуков вокруг он с трудом отключился: теперь какофония мяуканья, скрипа, внутриквартирных споров и дверных хлопков отошла назад. Настрой на нужную волну был очень важен для парня, ведь разговор в чёрной пуговке над мочкой левого уха шёл о нём, об Истребителе.

Поднимающийся по лестнице пожилой мужчина с газетами в руке и продовольственной сумкой через плечо без интереса посмотрел на парня, прильнувшего к оконному стеклу.

Никита жадно поглощал информацию, и только стук сердца отвлекал его мысли.

– Первое, что я хотел узнать, и узнал – дополнительные новости о ходе операции, но из твоих уст! Теперь второе, – Ревизор надолго замолчал, шурша какими-то листками бумаги, – скоро выборы президента! Ситуация в стране спокойная, а вот в столице делов полно, и прежде всего в нашей Системе. Есть подозрение, что готовится «парад» коммунистов! Хотя эта информация ещё не проверена, но «соседи» начали акцию прикрытия. Наши тоже задействованы. Я уверен, Сергей, ты свой человек, и на тебя можно положиться! Поэтому я хотел бы видеть тебя в моих рядах, что бы ни случилось. Вот что: мне известно, что президент будет заменять «верхушку» нашей Системы, убирать всех руководителей, подчищать Службу. Не знаю, как с нашей операцией, которая под контролем самого генерала, но дело передадут явно в чужие руки. Парсукова отстранят, это однозначно! Улавливаешь?

– Вероятно, нас «свернут»?! – раздался голос Филина.

– Вполне возможно. Мало того, могут пустить по ветру, как в 91-ом Контору. Нового президента не будет – это тоже достоверно! КПРФ – единственный соперник, но им пролезть не дадут. Зато будет Чистка! Глубокая. Мгновенная. Намёк на то, что Системой будет руководить военный человек из «первого эшелона», но в наших делах бездарь и дилетант. Последнее звено разрывающейся цепи будет уничтожение Истребителя!

– Но, Георгий Алексеевич, это же…

– … У тебя есть НЗ? – перебил Карпова майор.

– НЗ? Есть на примете лежбище.

– Канал?

– Односторонний, сухой.

– Понятно! – долгая тишина в динамике. – Раз так, теперь третье. У меня тоже канал, через наши подследственные лица. Мне сегодня… сейчас, нужна твоя помощь, Сергей!

– Я слушаю, Георгий Алексеевич.

– Моих собеседников сегодня нужно держать на прицеле. Всех, кто будет рядом. Обострение ситуации – огонь на поражение, а затем уход на эту квартиру. Запасной вариант – у Черёмухи. Если я делаю вот такой знак… складывайся и берись за прежнюю работу. И знай, Истребитель должен быть наш, в любом случае!

– Я понял. Один вопрос! Кто эти лица, ваш НЗ?

– Люди Дубкова. Всё, вопрос исчерпан! – опять шуршание бумаги. – Это тебе на питание. Две такими и пять этих. Без отчёта. Я верю тебе, Сергей!

– Служу! – тихо сказал Филин, и оба, Протонов и Топорков, так и не допоняли значение этого слова.

– Кстати, немаловажно! Когда готовится ликвидация Тихомирова? – шаги и голос Ревизора.

– Предположительно сегодня. Девяносто из ста – по пути из «Антея», – отозвался Филин.

– Во дают! – усмехнулся про себя Никита, но волосы на голове от такого известия зашевелились.

– Какого «Антея»?

– Клуб у них для качания, – пояснил Филин, – Тихомиров в элитном зале бодибилдинга бывает по вечерам.

– Так, а вдруг там… как-то под штангой? Он же изобретатель тот ещё!

– Нет, там ОН не бывал. Ликвидация, вероятно, по дороге.

– Ясно!

Ревизор и агент-силовик обменялись фразами о времени и месте встречи сегодня с людьми Дубкова. Затем попрощались. Хлопнула дверь квартиры. Радиомаяк двинулся вниз.

Никита выждал минуту и решил убрать и отключить микрофон, но неожиданно произнесённые слова в динамике ошарашили его:

– Прощай, Истребитель! На одном везении долго не живут!

Пока Карпов Сергей по прозвищу «Филин» готовился к скорому «дельцу» по прикрытию Ревизора, в то время, как ребята из областного ФСБ штудировали запись монолога сериального киллера в блокноте секретаря редакции «Шуменская правда», подключались к телефону референта и обкладывали со всех сторон квартиру названного адресата, Никита карабкался по крыше пассажирского лифта.

Радиомаяк и самого Протонова он оставил пока в покое, в переговорном устройстве грузового лифта в доме Тихомирова установил маленький баллончик с двумя клапанами на торце и спецдетонатором на одном из них. Теперь такой же укреплял в полости радиотелефона смежного лифта, на котором домой всегда поднимался шестой член «ДЕСЯТКИ» Тихомиров.

Потратив на последние приготовления ещё с полчаса, устранив все следы предстоящего покушения, Топорков покинул девятиэтажку.

Следующим этапом его сегодняшней деятельности был звонок Лысому. Разыскивая на улице телефонную будку, Никита мерил огромными шагами тротуары города. Он крепко задумался, отчего перестал заглядываться на милых девушек, проходящих мимо с очаровательными мордашками и обалденными ножками.

Значит, хотят убрать! Судя по всему, это на руку Ревизору. Моя смерть нужна ему и… Кому-то ещё! Кому? При чём тут люди Дубкова? Почему НЗ? Каналы ухода? А насчёт президента?! Новый руководитель ФСБ! Круто. Как, кстати, я узнал об этом! А встреча с «подследственными»? Какими? Зачем? Как люди Дубкова могут быть подследственными?! Я же с ними полностью расквитался. Не надо мне их сейчас. Совсем не надо! И так дел полно. Так. Взять «винторез». Снаряжение. Полное. При лишнем слове убирать майора. А Филин? Его надо вычислить первым. Он не помешает. Не должен.

Кота поймать надо. И поговорить с женой на тему вечера. И Ломакина навестить. Обязательно! Пусть звонок сделает этой… Черёмухе, что всё о’кей. Накормить бы его?! А то сдохнет, не ровен час! Он ещё нужен… А нужен ли?!

Никита заметил очередной таксофон. Уже третий по счёту. Исправный и рабочий! Какое счастье!

– Юрик? Это я, Саша! Надоел я тебе, наверное?! Нет? Ну, слушай. Сегодня мне нужны колёса. Где-то в половине седьмого. Оставь за десять минут до этого времени на Немцова, возле магазина «Нива», там такой скверик есть. И сваливай. А в 22.20, вечером, мне нужен велосипед. Желательно спортивный или «урал». Короче, мощный! Поставишь точно в это время на Луначарского, дом 51, первый подъезд. Первый. Увидишь по табличкам. Ровно в 22.20. Понял, Юра?

– Да-да, – откликнулся Бяшенцев на другом конце провода.

– Капусту получишь завтра вечером на прежнем месте, где в последний раз.

– Круто! Спасибо, шеф!

– Давай, дуй за дело! Только чтоб всё тип-топ. Не мельтеши по городу. Ну, не мне тебя учить! До завтра.

Никита положил трубку на рычаг. Вздохнул глубоко и облегчённо, словно вынырнул из-под воды после двух минут задержки дыхания. Теперь домой, за сумкой.

Топорков и не знал, что в этот момент по другому телефону звонит людям Тихомирова майор ФСБ Протонов.

– Здорово, ребятки! Как живёте! – начал Ревизор, постоянно оглядываясь по сторонам.

– Вам кого, дядя? – ответил бас в трубке.

– Мне Тихомирова Богдана Тарасовича. Можно его услышать сейчас?

– Нет.

– Что, вот так и всё?! – ехидно улыбнулся Протонов.

«Клоп» фиксировал голос Ревизора и даже отдельные фразы из телефона. Но не передавал. Слишком велико было расстояние.

– А что ещё? – там тоже явно гримасничали.

– Денежки, пожалуйста, привезите, ребятки! Пятьдесят «лимонов». Немцова 75. Двор детсада номер 32. «жигули». Я буду один. В 18.50 вечером. И не опаздывать.

– Ты охренел, мужик! Ну-ка приезжай к нам на…

– Не торопись, маленький! – прервал дежурного секретаря «крёстного» майор. – Послушай старшего. Денежки в обмен на очень интересную информацию. Это касается твоего босса.

– Анатольича?

– Бери выше, не мелочись! Богдана Тарасовича, дурачок! Тихомирова. Мне сказать по буквам?

– Не надо!

– Слушай, секретарша моя, – засмеялся Ревизор, – если Тихомиров узнает, что ты сюсюкался и дурачился, когда тебя предупреждали насчёт твоего шефа и продолжительности его жизни, то ты точно его не переживёшь!

– Я слушаю. Говорите! – громко отозвалась трубка телефона.

– А я уже сказал, пингвин ты мой сибирский! Немцова 75, в 18.50. Дворик садика. Пятьдесят всего-то! Бывай, и не опаздывай. И не дай бог Вам переусердствовать!

Майор повесил трубку. Так же вздохнул, как Истребитель пару минут назад. Огляделся и направился покупать квас к желтевшей неподалёку бочке.

Отдел РУ ФСБ по Шумени, занимающийся контролем над «ДЕСЯТКОЙ», и его руководитель Пуминов не на шутку всполошились. Анонимный звонок в редакцию крупнейшей в области газеты обескуражил их. Пришлось взять под наблюдение редактора и секретаря-референта, квартиру объявленного адресата, подключиться к нескольким телефонам. Задействовали около двадцати человек. Пятерых «подследственных» потеряли, и шестого могли прохлопать запросто. Поэтому и суетились. До красного каления.

Шевелилось и РУОП, хотя это и не в его компетенции. Если разобраться, конечно.

Блудного кота Никита поймал без труда, но и без удовольствия. Может, это был домашний кот, но гулял он минимум сутки – грязный, взъерошенный, голодный. Никита специально его не стал сейчас кормить, а запрятал в спортивную сумку.

Времени оставалось мало. Он по-быстрому поужинал дома, взял колбасы для своего помощника, собрал необходимые вещи, запихал всё в сумку с котом. Потом написал записку жене: «Лапочка, я покушал. Буду поздно, ты не жди меня, спи. Не волнуйся. У меня важные дела. Целую. Люблю».

Выходя из дома, машинально стрельнул взглядом по окну на четвёртом этаже общаги напротив, а затем по двору. В дальнем конце шагала Татьяна в джинсовой потёртой юбочке, белой лёгкой блузке и с белой сумочкой через плечо. «У меня два миллиарда с лишним, а я не могу купить жене то, что хочется?» – подумал Никита и юркнул обратно в подъезд. В сумке предательски шевелился и корябался чёрный с белыми лапами городской зверёныш.

Парень спрятался у почтовых ящиков и замер.

Татьяна прошла к квартире. Открыла дверь и затворила её за собой. Никита прошмыгнул на улицу и засеменил к общежитию.

Покормив немного Ломакина, как квартирную собачку, чуть ли не с рук, Топорков заставил его позвонить Черёмухе.

– Всё в порядке. Из дома объект не выходил. Делает диплом. Об изменении доложу немедленно. Дом, – сказал Ломакин напарнице и отключил связь.

– Теперь в кроватку. Немедленно! Бай-бай, – подтолкнул наполовину перевязанного Домового Топорков.

Ломакин не артачился. И не помышлял ни о чём плохом. Всё самое плохое миновало! Он нужен Истребителю. Зачем? Непонятно. Но нужен. Больше, чем Черёмуха. Чем Филин и Ревизор. А может, для Филина и Ревизора?! Так или иначе – Домовой был спокоен, хоть и находился в неудобстве. Он уверял своё второе «я» в пользу Истребителя. И не боялся только поэтому.

Так думал и Никита Топорков. До поры, до времени…

…Быть на месте предполагаемого «толковища» нужно заранее, первым, скрытно. Так Никита и сделал. Так и получилось. Если хочешь, чтоб всё ладилось. Чтоб победил!

Облюбовав сначала чердак детсада, как самое неудобное место и не очень выгодную позицию для стрелка-наблюдателя, парень задумался. Что получалось? Филин – спец, поэтому какое местечко выберет он, Топорков не знал. Где засядет эфэсбэшник-профи? В очень угодной и удобной позиции, или как он, Никита, на плохом, неподходящем почти по всем параметрам чердаке?

Никита ещё раз обмозговал детали и осмотрел окрестности в «УБН-40». Наверное, здесь! Ошибиться нельзя. Здесь, точно! Рискну.

Он перебрался на крышу парикмахерской, засев за буквой «К», величиной с человека, в железном исполнении. Улёгся. Приготовился. Одни голуби видят его с карниза соседней пятиэтажки. Топорков собрал и привёл в боевую готовность «винторез» покойного Бондаря, «стечкин» и звуко-шумовую шашку.

Подходы сзади предусмотрительным Истребителем были замкнуты. Кругом железо и шифер. Пристёгнутый к парапету канат с фиксатором. Только сбросить – и можно прыгать в бездну с пятого этажа. Страшновато.

Никита залез рукой, облачённой в тончайшую резиновую перчатку, в птичий помёт. Скривился и обтёрся о другой рукав. Пригнулся, хотя его не было видно не то, что с земли, даже с соседних крыш. И всё-таки на чердаке детсада было безопаснее! А здесь хорошо, просторно, на линии стрельбы. Правда, далековато и грязновато, но… в пределах досягаемости «винтореза» и чистоплотности его настоящего хозяина. Работаем!

Филин опоздал всего на тридцать минут, но потерял в конспирации много больше очков. Его уже пас Истребитель. И, как по волшебной интуиции Топоркова, Карпов очутился на чердаке детсада. И тоже долго изучал местность в окуляры спецустройства, пока не успокоился и не убедился в правильности выбранного места. Прибрался, подстраховался, залёг.

Прибыли на место ещё за сорок минут и спецы Тихомировской службы безопасности. Один залёг со стволом СВД возле окна, в комнате завхоза школы номер 23, на втором этаже. Другой с «вепрем» на крыше девятиэтажки, поодаль, вне видимости букв «С», «К» и последних двух от слова «ПАРИКМАХЕРСКАЯ». Но Топорков заметил его, когда тот неосторожно промелькнул вдоль антенны-тарелки.

Нашпигованная снайперами и боевиками Тихомирова улица замерла в ожидании. Люди спортмафиози, такие же накаченные и жилистые, как и их хозяин, торчали на всех углах.

– О-о как! – удивился Ревизор, выруливая на угнанных полчаса назад синих «жигулях» по пустырю возле детсада и школы. – И это из-за пятидесяти «лимонов»? Нормально!

Его ждали. Джип «чероки», «мазда», «шестёрка». И, конечно, куча здоровенных крутых парней. Тихомиров, понятно, избежал встречи, опасаясь за свою жизнь не меньше, чем майор ФСБ РФ Протонов, у которого в кармане лежал авиабилет на утренний рейс в Москву.

– Приехал! – буркнул громила в «адидасах».

– Ну, дядя, что скажешь, как представишься? – вышел из кучки детин самый громадный, держа в руке свёрнутый чёрный пакет явно с огнестрельным содержимым.

– Ты что, парень, боишься, что ли? Я добрый, не страшный, простой, как сухостой! Пошто пистоль приготовил? – высказался Протонов, потирая нос и щёку под дурачка.

– Ой, не кривляйся! Говори, – остановился амбал перед майором.

– Не торопись, парень. Денежки?

Оба стояли так, чтобы не заслонять линии огня напряжённых стрелков. Оба спокойны и в тоже время на взводе. Сверлили друг друга нехорошими взглядами под масками дружелюбия.

– Вот так сразу? Даже…

– … Да!

– Послушай, мне не нравится, когда обрывают на полуслове…

– … Покажи «капусту», – прямо обратился к «качку» майор.

И атлет словно обмяк, на время потеряв узды правления «толковищем». Глаза его забегали, заблестели. Кулак сжался.

– Хорошо!

Верзила махнул рукой – принесли пакет. Открыли. Показали. Пачки жёлтеньких купюр манили.

– Дай пощупать! – обратился Ревизор к парню в «адидасах».

– Чё, тёлка, что ли?!

– Не выёживайся! Давай мигом! – Протонов протянул руку, в рукаве пиджака которой покоилась «Молния».

– Ха, – хмыкнул тот, но пакет отдал.

Бегло и по-банковски профессионально осмотрев деньги, Ревизор, щуря глаза, начал говорить. Пакет с миллионами он не вернул.

– Сегодня вечером на Тихомирова будет покушение. По дороге из «Антея». Киллером выступит молодой парень. Как – не знаю, но без огнестрельного оружия. А там думайте сами! Всё.

Амбал в спортивном костюме напрягся, играя желваками. На солнце блеснула золотая коронка. Он облизнул сухие губы и язвительно спросил:

– А какие доказательства?

– Их нет. Но есть кое-что другое. Смотри сам.

Протонов наклонился чуть-чуть вбок и ткнул пальцем в цветок одуванчика, сородичей которого на пустыре было великое множество.

Филин пожал плечами, сглотнул и нажал спусковой крючок.

Цветок снесло фонтанчиком земли. Звука выстрела слышно не было из-за глушителя. Только Никита и двое беседующих на пустыре людей заметили сбитый цветок.

«Круто!» – подумал Топорков, не отрывая взгляда от оптиприцела.

Верзила не на шутку испугался, но рассматривать дома и закоулки не стал – это было бы смешно.

– Идём дальше, – продолжил Ревизор, – я не пытаюсь запугать вас. Это мой человек. Страховка, знаешь ли! Настоящие аргументы здесь, в этом кармане. Я тебе дам…

Никита напрягся, слушая «клопа». Ладонь на цевье винтовки запотела. Он увидел, как майор отдаёт боевику Тихомирова паспорт. Чей?

– … Паспорт киллера!!!

– Ого, ничего себе! – воскликнул здоровяк.

– Ёлы-палы! – нахмурился Никита. Ему вдруг показалось, что это его паспорт. Но он в окуляр заметил фото Филина.

– Сегодня я смог достать его обманным путём. Он ещё не знает об этом. Спасёте вы шефа своего или нет, в любом случае обещайте, что не полезете сворой по этому адресу и не спугнёте Филина!

– Кого?

– Его кличка «Филин»!

– Он что, сидел?

– Нет. Я хотел сказать, позывной! Так как насчёт обещания?

– Что ты хотел?! Клятву? Смешно же!

– Ладно. Сегодня на хате вы его не застанете – он будет готовиться к ликвидации. Завтра утром – пожалуйста! Он ваш!

– Карпов Сергей Михайлович, – прочитал вслух боевик, – прописка наша, шуменская?

– Смотри сам, – подсказал Ревизор.

Пока амбал листал странички паспорта, Никита в оптический прицел глядел на Филина, точнее, на отверстие его ствола.

«Да-а, дела-а! – размышлял парень. – Интересно получается!»

Но и это было не всё!

– Теперь, если что, мой адрес! – Протонов показал свой паспорт. Не Георгий Алексеевич, а Фёдор Андреич Ломакин значился в корочках этот человек. А фото Протонова хорошо разглядел.

– Ломакин Федя? Интересно! А это что тут? Прописка. Ага! Угу! Та-ак, – запоминал здоровяк.

Протонов всё делал так, чтобы Филин теперь не видел амбала. Но динамик в ухе Топоркова ловил всё и передавал запись на микродатчик, арендованный у Домового. Жаль, не было с собой фотокамеры!

– Сейчас мы сделаем кое-какие уточнения, проверочку, так сказать! Ничего? – спросил громила, помяв пакет с содержимым.

– Валяйте!

Искоса поглядывая на окна и крыши зданий, будто пытаясь найти сверкнувший ствол незнакомого снайпера, увалень в спортивном костюме подошёл к толпе сподвижников.

– Бидон, ты вроде спец в этих делах, посмотри! – он протянул одному из типов паспорта и тут же обратился к другому. – Ты, Гоша, позвони, узнай, проживают ли такие по этим хатам. И запомни адреса и телефончики.

Через три минуты здоровяк по имени Гоша доложил, что Ломакин – есть такой. Номер телефона прилагается. Звякнули туда – тихо. Бидон утвердительно кивнул. Главный из них повернулся к Протонову и отдал паспорта.

– В порядке. Извини, мужик, точность – вежливость королей! Получай свои бабки, забирай своего «подстрахуя» и расходимся.

– Что так круто, дружище? – скривился в недоумении майор, засовывая паспорта во внутренний карман и зажимая подмышкой пакет с деньгами.

– А я ВАС не очень уважаю! Ты ведь из «органов»?

– Не совсем, если честно!

– Молодец, прямо отвечаешь, не увиливаешь! Ну, да ладно, простим друг другу наши профессии, и… Кстати, ты не подскажешь мне насчёт Коломейцева? Саши, кажется?

– А что? – переспросил Ревизор у амбала.

– Да так, есть один лох, нашему товарищу наступил на ногу! Коломейцев, РУОПовец, мент!

– Не знаю таких! – отрешённо сказал Протонов и сделал прощальный жест.

– Пускай так! – пробасил тип и с издёвкой помахал ручкой.

Так и разошлись. Один поехал в сторону главной улицы города, другие, переговариваясь, расселись по машинам и, газанув, укатили восвояси. Снялись с мест мафиозные «топтуны», убрался Филин на оценку «отлично». Так же тихо свернулся Никита Топорков по прозвищу «Истребитель». Сел в «жигули» и умчался в центр.

Мимо мелькали автомобили различных моделей и стран, розовые, бронзовые и беленькие ножки плывущих по тротуарам красоток, ларьки с разноцветными от изобилия товара витринами, лотки с фруктами и мороженым. Где-то ругались и целовались, били и ласкали, отдыхали и вкалывали до посинения, несмотря на вечернее время. Кто-то ворочал, а кем-то манипулировали. Сновали цыгане и таджики, бегали брокеры, кумекали дилеры, маялись бомжи и бичи в подворотнях и возле магазинов. Стоял невидимый, но странно ощутимый хаос. Жизнь шла своим чередом!

Кое-кто ехал совершать естественный отбор, сокращать бытие, замедлять темп существования…

…Топорков первым делом позвонил в Шуменское РУОП, попросил связать его с Коломейцевым. Не удалось – того не было на месте. Затем рванул было к Ломакину, но вовремя затормозил. Куда гнать-то? Зачем торопиться? Поспешишь, как говорится, людей насмешишь! Нет, здесь нужно иначе. Пойдём-ка мы другим путём!

Так. Само собой созревает! Не говорю Филину, не намекаю Ломакину. Филин – это я, Ломакин – Протонов. Здорово! Чудесно! Ревизор собирает «бабки» (на отечественную тачку вполне хватит), закладывает, нет, даже заочно убивает напарников – спецов своей же Системы, и… Наверняка отсюда свалит! Может уже сейчас?! Профи тот ещё! Да и лис!..

…Так, а я? Ревизора нельзя оставлять, нельзя отпускать! Зачем это? Система держит меня, а я возьму сам её за глотку! Отключу провода. Подмету. Значит, что? Филин! Ломакин! Черёмуха! Ревизор!!! Да ещё и Тихомиров! Вот работёнка! Усложнил – выполняй. Но сначала Коломейцев! Именно сейчас.

– Коломейцев? Александр?.. Неважно, кто говорит. Я хочу предупредить тебя, земляк, что тучка надвигается, солнышко уж не блестит, и ласточка с весною, наверное, больше не прилетит!.. Нет, я не сумасшедший!.. Послушай, не клади… Послушай меня, Шурик! О тебе знают, думают, плохо думают. Придут в гости. Встречай. Вероятно, люди Мирзанова или чеченские гастролёры. Помнишь по недавнему делу? Так что думай и ты! Ещё увидимся. Бывай!

Никита прервал голос «волкодава» нажатием рычага телефона-автомата и сорвался с места. Теперь следующий пункт.

К месту проведения операции Никита прибыл вместе с нарядом РУОП, только с разных сторон. Никого не стесняя и не привлекая внимания чем-то подозрительным или броским, Топорков в обход, с подстраховкой, проник в ремонтируемое учреждение «Главагроснаба» и, стараясь оставлять как можно меньше следов от китайских «одноразовых» чешек и обрезиненных рук, занял облюбованное давно местечко.

Здесь царил мрак. Изуродованные дрелью и обойным клеем стены бледно-зелёного цвета отражали бесформенными пятнами свет соседней девятиэтажки. Огромные окна с ощутимой нехваткой стёкол плохо пропускали этот свет из-за осевшей на них пыли, извести и нагара от сварки. Паркетный пол вообще казался безобразным: замусоренный, загаженный и залитый в углах какой-то вонючей смолой. Тонкая фанерная дверь закрывалась, но не запиралась на замок за неимением такового. Вся мебель и утварь помещения, где засел парень со спортивной сумкой, покоились в более чистых коридорах. Остальные комнаты учреждения почти все носили отпечаток реставрации, но тоже были не заперты.

Через удачно отломанный кусок оконного стекла Никита осторожно рассматривал улицу и дворы. Нужный ему дом находился метрах в ста пятидесяти от него, и надо отметить, для снайпера данное место стало бы непригодным. Густые кроны тополей и застройка двора Тихомировского дома разными гаражами, детской площадкой и оградой спортплощадки, возвышающейся на два с половиной метра над землёй, на девяносто восемь процентов закрывали окно первого этажа лестничного вестибюля. Но оставшиеся два процента могли пригодиться хорошему стрелку благодаря обломанной детьми ветке дерева и ветру, постоянно двигающему зелёную листву. Частенько, на короткое время, нужное окно оголялось для взора, но тут же снова траекторию наблюдения засоряло.

Да и отличным снайпером Никита себя не считал, к тому же устранить шестого «десятника» ему хотелось другим, более изощрённым и оригинальным способом. Короче, смутно, но лестницу, а главное, двери обоих лифтов, ему было видно. А остальное – ерунда!

Рядом с сараем для инструмента и орудий труда приютилась старая «тойота» с двумя РУОПовцами, строго контролирующими весь двор. Их Топоркову не было видно.

Через пятнадцать минут подъехал «ГАЗ-24» с тремя фээсбэшниками местного Управления. И пусть ФСБ и РУОП никак не могли договориться и разрешить права и обязанности на киллера-инкогнито, устраняющего их «подопечных», но действовать они умели. Каждая «контора» вела своё расследование, каждая получала новую, хоть и скупую, информацию, поэтому после анонимного звонка не поленилась выделить на двое суток по посту наружного наблюдения каждому из оставшихся пятерых членов «ДЕСЯТКИ». Так как не располагали сведениями и не знали ответа на вопрос: «Кто будет на этот раз?» Вот и страховались.

«ГАЗ-24» синего цвета встал возле чугунной ограды спортивной площадки, около двух припаркованных случайных машин.

В 11.10 примчалась усиленная охрана Тихомирова. На трёх тачках. Трое в дом, двое у подъезда, четверо рассосались по двору и прилегающим площадкам. Проверка. «Многовато вас, ребята!» – подумал Никита, отпрянув от окна вглубь комнаты. Мусор под ногами предательски хрустел, ворочался в сумке кот, да тикали на руке часы «Ориент». Новые! Старые часы подарил племяннику Тани.

Топорков раскрыл сумку, и из неё стрелой выскочил кот, пригнувшись и озираясь. Деваться отсюда ему было некуда. Он нужен здесь! Очень нужен! На, поешь колбаски.

Парень достал ПП «Ингрэм», сложил, прикрутил устройство ведения бесшумного огня, попросту «глушитель», и взвесил в руке. Прелесть! Девятимиллиметровый, не тяжёлый, достаточно короткий и скорострельный. Тридцать два патрона и обойма в сумке. С такой штукой воевать можно!

Извлёк «УБН-40», микрорадиопередатчик с жёлтой кнопочкой, баночку с токсичным порошком. Посыпал у двери, пол в центре комнаты, у окна. Немного на чешки. Убрал в сумку, уже опустошённую. Подвигал челюстями. Грим держится. Пошевелил пальцами рук, ног. Сжался, расслабился, напрягся, вдохнув в лёгкие побольше воздуха, опять расслабился. Прислушался. Филин должен быть здесь. Ну что ж, Черныш, ликвидируем и того, и другого, потом третьего, а затем и четвёртого. А потом ещё четверых. А что? Запросто! Ну-ка, что там творится?

Охранники Тихомирова прочесали местность, закоулки, подъезды, согласовывая свои действия по радиотелефонам. Сгоняли туда-обратно на пассажирском лифте, проверили грузовой, лестницу. Выгнали двух бичей, почти вежливо попросили молодую парочку удалиться в другое место.

Обшарили всё вокруг, от крыши до подвала, от улицы до улицы.

Подкатили к «тойоте» и «волге». Познакомились. Отвалили. Но под наблюдением оставили. Они их, а те – этих. С зарегистрированными через Подпола пистолетами за поясами, с радиотелефонами в одной руке и полевыми биноклями в другой заняли места, зорко процеживая суровыми взглядами ближние и дальние окна и крыши.

Никита ждал. Десять, пятнадцать, двадцать минут. Прошло полчаса. Приехали.

Так. Две минуты до лифта есть. Но Филина не слышно. Странно! Хотя чего странного?! Профи. Может, резко рвануть к двери, выскочить и расстрелять? Нет, подстрахуется.

Ну, давай, Черныш, жду!

Никита замер, уставившись на кота, не только умявшего пищу, но и помывшегося и обошедшего с проверкой все углы помещения. Теперь он сидел и смотрел в сторону входа, навострив ушки. Тихо. Для человеческого уха, но не для животного. Крысы? Да нет, их здесь травили подряд два раза. Стоп. Осторожно.

Парень снял с предохранителя «Ингрэм». Кот полуобернулся на щелчок, уши повернулись к Топоркову. Нет, это не звуки с улицы! Там слишком тихо. Пять секунд, десять, тринадцать, наверное. Никита неотрывно смотрел на животное, направив ствол на фанерную дверь. Время выходит. ещё секунд сорок и надо приступать к Тихомирову. Момент…

…Замочная скважина изменилась. Человек бы сейчас этого не увидел. Кот почувствовал, услышал…

Уши-локаторы крутнулись на невидимый звук, шорох. Мордашка уставилась. Спина резко прогнулась, шерсть вздыбилась.

Никита нажал спусковой. Глухая, почти монотонная очередь прошила дверь местах в пятнадцати на уровне ног и тела. Кот забился в угол, угодив в лужу смолы. Никита бросился ко входу в комнату, раскрыл простроченную дверь настежь. Филин корчился в страшной агонии, тело выгибалось от боли, но без стона и злобы. Только удивление и жуткое расстройство. И боль.

Топорков нагнулся, схватил эфэсбэшника за шиворот, оттащил на два метра по коридору рывками, откинул ногой небольшую спортивную сумку Филина, кинулся обратно и прильнул к окну.

Видимо, на входе в подъезд произошла какая-то заминка – Тихомирова в поле зрения не наблюдалось, а у дверей кружились вороньём телохранители и размахивали руками. Босс споткнулся между косяками и лестницей. Грохнулся, да так, что занятые работой внешней безопасности охранники не успели среагировать и поддержать падающего шефа! Брякнулся качок. Рухнул спортсмен. Шмякнулся плечом о ступеньку шуменский Шварценеггер. Подняли. Отряхнули. Поправили. Извинились, дрожа коленками. Злой босс направился дальше. Но боялся. Не столько чувствовал боль, сколько страх. И он прекрасно знал, что никакие телохранители ему не помогут! Если, конечно, что-то случится! Быстрее бы до квартиры добраться!

Никита этого ничего не видел. Он пристально всматривался в очертания лифтов, лестницы и площадки первого этажа. И совершенно отключился от остального: мяуканья кота, тихих стонов Филина, шумящих и чересчур подвижных тополей, внимательных взглядов двух охранников с биноклями, прочёсывающих всю округу через линзы.

Шелохнулась в ладони маленькая серая коробочка, палец лёг на жёлтую кнопочку. Дыхание замедлилось.

Один здоровяк в короткой «коже» бросился по лестнице наверх, другой туда отправился на пассажирском лифте, а Тихомиров, что-то обдумывая, вдруг вызвал грузовой, и тот понёс его и ещё одного верзилу в драповом зелёном пиджаке на нужный этаж. Страховался кролик.

И только тогда Истребитель нажал кнопку.

И сразу после этого лопнул клапан баллончика, закреплённого за решёткой переговорного устройства с лифтёром, сорвало его, и внутрь устремился мощной струёй смертельный газ.

Десять секунд Тихомиров и охранник бились в судорогах, метались, как птицы в клетке, корчились. Рвало носоглотку, лёгкие выворачивало наизнанку. Сопли и пот вперемешку с блевотиной обляпали обоих с головы до ног. Затихли.

Лифт раскрылся, выпуская страшное облако на лестничную площадку. Один громила успел понять всё и шарахнулся в сторону. Другой, наоборот, к умирающему шефу.

И влип. Вдохнул и скопытился. Но много позже, в больнице.

Никита выпустил кота, который не заставил себя долго ждать и метнулся прочь. Затем сунул радиопередатчик в карман, «УБН-40» в другой, рванулся к сумке, включил ликвидатор и поспешил к Филину. Высушенные губы с кровавой пеной в уголках рта заклеил липкой лентой, руки в запястьях также, мини-автомат, гранату и прочий оружейный хлам сунул в свой заплечный рюкзачок, где уже лежал «Ингрэм», «стечкин» и вспомогательные принадлежности. Подобрал сумку, снял с Филина то, что успел увидеть и нащупать.

Карпов почти не подавал признаков жизни, но лёгкий итальянский защитный жилет весом 1800 граммов сделал много: часть самых опасных пуль впилось в него. Насквозь. Но потеряли свою силу. Застряли, под кожей, как дробь в шкуре волка. Беглый осмотр в пять секунд показал раны плеча, ключицы, обеих рук, ноги и височной части головы.

– Так, ладно! – буркнул Никита и схватил Филина за ворот. – Будем уходить, служивый!

Он быстро и грубо потащил раненого по коридору, усыпанному кое-где битым стеклом и мусором извести, бумаги, гвоздей и штукатурки. Потом по лестнице, по крутым ступенькам, через пороги и темноту, грозящую железными штырями.

Когда Никита выволок тело эфэсбэшника на свежий воздух, то позволил себе пятнадцать секунд отдохнуть и обдумать следующие действия своего плана.

На город опустилась ночная свежесть. И вместе с нею сумерки. Здесь, во дворе «Главагроснаба», на бывшей автостоянке, стояла мертвенная тишина и висела на многие десятки метров вокруг тьма. «Выколи глаз». Пахло то ли черёмухой, то ли магнолиями, хотя откуда им тут взяться. На той стороне учреждения стали слышны голоса, а мелькание фонариков и автомобильных фар отражалось на близстоящих тополях.

– Сейчас здесь будет заваруха! – вслух молвил Топорков, схватил Филина и потащил в условленное с Лысым место.

Велосипед стоял возле батареи отопления, среди колясок и коробок с мусором. Подъезд освещался.

Мысли иголками пронзили мозг. Что делать? «Велик» сейчас мало подходил для такси! Проклятый Филин – надо бы тебе сдохнуть сразу! Но нет, ты нужен сейчас именно такой!

Топорков выкатил «урал» на крыльцо, подтащил тело раненого и попытался взвалить его на беседку.

Около дома Тихомирова истошно кричали, пиликала сигналка противоугонки чьей-то тачки, гудели клаксонами «жигули».

С третьего раза взмокший от усердия и спешки парень посадил Филина на велосипед, встал рядом, побежал, разгоняя его по тёмной неровной тропинке, асфальтированной лет десять назад пьяным водителем катка. Раз – и ловко запрыгнул на багажник, примыкающий к беседке сзади. Надо согласиться, ехать более чем неудобно. Спереди грудь и лицо подпирала спина вялого Филина, осевшего на руль «урала», задница Никиты елозила по острым железякам, руки еле-еле дотягивались до рукояток руля. Ноги, проваливаясь и попадая в колёса, с трудом крутили педали. Конечности же Филина вовсе мешались и бились о каркас велосипеда.

Но они ехали! Удалялись от злополучного и опасного района.

Маршрут Топорков выбрал тоже заранее, как и всё, что придумал для ликвидации Тихомирова. Тёмным заковыристым переулком, отделяющим какие-то сараи и гаражи от «хрущёвок» трущобного квартала, парень рулил минуты три, и попал на бетонную дорожку, спускающуюся с горы к речке Вонючке. Так ласково называли горожане приток Туры, ну а последнюю знают многие в Сибири.

Вниз мчались, как на крыльях. Крики, гудки и рёв сигналок остались давно позади. Теперь стояла мрачная и неприветливая чёрная тишина. Темнота – залог успеха! Так часто любил повторять Никита Топорков. Так думал он и сейчас.

Так как в гору колесить он уже не мог, то пришлось бросить велосипед в кустах. Недалеко обозначился пункт ГАИ. Там сейчас тормозили весь автотранспорт, следующий мимо них. Шухер сейчас поднимается невообразимый! Теперь куда? Ведь его вывозить надо поскорее! Мешок дерьма!

Никита со злостью пнул лежащего около ног Филина. Тот замычал. Где-то парень слышал, что в таких ситуациях нельзя давать пострадавшему терять сознание. В других источниках переворачивали это мнение и советовали вырубить потерпевшего на время. Никита снова саданул стопой Филина в бок. Сдался ты мне, мудила! Больно?!

Парень огляделся. И сразу заметил лодку в маленькой городской речушке.

Через пять минут продирания сквозь кустарник и ветки ивняка они очутились на грязном топком берегу Вонючки, рядом с лодкой. Старая посудина оказалась дырявой, без вёсел и с отломанным верхом правого борта, но спастись на ней было можно.

В половине двенадцатого беглые мирно покачивались в облезлой лодчонке на тёмной поверхности реки Туры. «Крейсер», как назвал Никита предмет их спасения, медленно плыл по течению в сторону моста, строго соблюдая правостороннее движение. С берега их заметить было невозможно из-за мглы и высоких деревьев по склону реки. Что касаемо моста – Топоркову наплевать: там лодка никого не интересовала. Барж и буксиров не наблюдалось. А потому лодка преспокойно неслась полмили в час по краю Туры. Только Никита по пояс находился в воде, держась за корму руками, частенько надавливая корпусом на борт «крейсера», чтоб другой не зачерпнул. Филин изредка ворочался на грязном дне лодки, наполовину скрывшись в воде. Дыра в днище делала своё!

К четверти первого причалили к двум связанным пустым бочкам. Скинув консервную банку с засохшими червями в реку, обдирая одежду и кожу, ежеминутно отдыхая, выбрались на сухое скрытное место.

В начале второго ночи Никита доставил Филина к квартире Черёмухи. На такси, затем снова вкруговую на тачке частника, там опять поймали «извозчика», до места пешком, как два собутыльника. Всю дорогу от реки от них разило дешёвым креплёным вином, купленным Топорковым в первом попавшемся ларьке. Для конспирации и дезинформации, если что!

Скинули лишнюю одежду, засыпали следы антисобачьим порошком из рюкзака парня, и явились к Сазоновой полуголыми и полумокрыми. Та чуть концы не отдала, завидев напарника-невидимку в объятиях «объекта»!

Естественно, Никита всё время держал Черёмуху под прицелом «Ингрэма», бросив Филина и несколько фраз эфэсбэшнице. Карпова, потерявшего много крови, раздели и сунули в ванну, включив холодный душ. Затем разлепили ему руки, рот, обмыли, обтёрли и перебинтовали, сделав укол. И прежде чем тот уснул или почти умер, он успел перекинуться несколькими фразами со своим вредителем и спасителем.

– Тебя и тебя прошу об одном, дорогие мои! – обратился Топорков к сотрудникам ФСБ, сидящим в ванной. – Вас подставили и начнут убирать. Меня, вероятно, тоже. Всё записано на плёнке, если можно назвать так спецпроволоку! Сами разберётесь. Короче, чтоб никаких выкрутасов, спасения девять-один-один и побегов! Вы теперь мои большие должники, оба! Да ещё и Ломакин в придачу! Твоей хаты, Черёмуха, не знают! Пока. А вот Карпову и Ломакину уже нельзя быть «дома»! Теперь ваш командир и Ревизор я, понятно?..

– Подожди, Истребитель! А кто нас это… того? – откинув чёлку русых волос, Черёмуха сморщила лоб.

Только тут парень разглядел женщину получше. Светлые крашеные волосы, стянутые сзади в пучок; приятное чистое личико, хоть и заспанное, тонкая талия гимнастки, стройные жилистые ноги, и при всём этом маленькие, с кулачок, груди. Даже меньше, чем у Татьяны.

Топорков отогнал мысль о любимой и желание по отношению к Черёмухе.

– Ваш Ревизор!

– Протонов? Майор?! – воскликнула Сазонова.

– Вот он сука! – промямлил Филин и сжал губы от накатившей волны тупой боли в перевязанной голове.

– Так как же теперь… что же сейчас нам… Серёжа?! – Черёмуха изогнулась и скривилась в недоумении.

– Замолчи! – рявкнул Филин и выдохнул: – Истребитель, тебе информация! Сможешь ты или нет – твои проблемы…

– … И ваши тоже! Говори, – добавил Никита, уперев спину в стенку коридора.

– Этот ублюдок сегодня улетает в Москву с докладом о ревизионной проверке и исходе контрольной работы… у него билет на утренний рейс.

– Сейчас час пятьдесят пять! – взглянул Никита на свои часы.

– Всё! Дальше решай сам. Ты же умный парень!

Филин опять застонал. Лекарство начало действовать. Черёмуха вскочила, но напарник успел сказать:

– За нас не волнуйся! Без выкрутасов. Если что, Воровского 248, комната 116. Мы там… мы будем тебя ждать! Верь нам! И я надеюсь на тебя, Истребитель!

– Будь спок, служивый, обернусь вмиг! – сказал парень и кинулся к телефону.

Через справочное он узнал всё, что хотел. Рейс на Москву стоял на 7.45. Через четыре часа ему нужно быть в самолёте. Никита взъерошил рукой волосы и задумался.

– Истребитель… Никита! – крикнула Сазонова из ванной.

Топорков рванул туда. Филин отключился, а Черёмуха тихо плакала, пытаясь улыбнуться вошедшему парню.

– Ты ведь не кинешь нас?! Ты ведь поможешь?! Он так и сказал напоследок: «Он поможет!» Никита, что же это…

– … Я вернусь, красивая моя, обязательно вернусь! – Никита наклонился, нежно поцеловал Черёмуху в губы (иначе бы он не выдержал!) и устремился к выходу.

До самолёта оставалось ровно двести сорок минут…