Выйду я на реченьку, Погляжу на быструю — Унеси мое ты горе, Быстра реченька, с собой. Нет! унесть с собой не можешь Лютой горести моей, Разве грусть мою умножишь, Разве пищу дашь ты ей. За струей струя катится По склоненью твоему, Мысль за мыслью так стремится Все к предмету одному. Ноет сердце, завывает, Страсть мучительну тая. Кем страдаю, тот не знает, Терпит что душа моя. Чем же злую грусть рассею, Сердце успокою чем? Не хочу и не умею В сердце быть властна моем. Милый мой им обладает; Взгляд его – мой весь закон. Томный дух пусть век страдает, Лишь бы мил всегда был он. Лучше век в тоске пребуду, Чем его мне позабыть. Ах! коль милого забуду, Кем же стану, кем же жить? Каждое души движенье — Жертва другу моему. Сердца каждое биенье Посвящаю я ему. Ты, кого не называю, А в душе всегда ношу! Ты, кем вижу, кем пылаю, Кем я мышлю и дышу! Не почувствуй ты досады, Как дойдет мой стон к тебе, Я за страсть не жду награды, Злой покорствуя судьбе. Если ж то найдешь возможным, Силу чувств моих измерь! И приветствием, хоть ложным, Ад души моей умерь!

Лето целое жужжала Стрекоза, не знав забот; А зима когда настала, Так и нечего взять в рот. Нет в запасе, нет ни крошки, Нет ни червячка, ни мошки. Что ж? К соседу муравью Вздумала идти с прошеньем. Рассказав напасть свою, Так, как должно, с умиленьем Просит, чтоб взаймы ей дал Чем до лета прокормиться. Совестью притом божится, Что и рост, и капитал Возвратит она не дале, Как лишь августа в начале. Туго муравей ссужал: Скупость в нем порок природный. «А как в поле хлеб стоял, Что ж ты делала?» – сказал Он заемщице голодной. «Днем и ночью, без души, Пела все я цело лето». – «Пела! весело и это. Ну поди ж теперь пляши».