Веют осенние ветры В мрачной дубраве; С шумом на землю валятся Желтые листья. Поле и сад опустели; Сетуют холмы; Пение в рощах умолкло — Скрылися птички. Поздние гуси станицей К югу стремятся, Плавным полетом несяся В горних пределах. Вьются седые туманы В тихой долине; С дымом в деревне мешаясь, К небу восходят. Странник, стоящий на холме, Взором унылым Смотрит на бледную осень, Томно вздыхая. Странник печальный, утешься! Вянет Природа Только на малое время; Все оживится, Все обновится весною; С гордой улыбкой Снова Природа восстанет В брачной одежде. Смертный, ах! вянет навеки! Старец весною Чувствует хладную зиму Ветхия жизни.

Кто для сердца всех страшнее? Кто на свете всех милее? Знаю: милая моя! «Кто же милая твоя?» Я стыжусь; мне, право, больно Странность чувств моих открыть И предметом шуток быть. Сердце в выборе не вольно!.. Что сказать? Она… она… Ах! нимало не важна И талантов за собою Не имеет никаких; Не блистает остротою, И движеньем глаз своих Не умеет изъясняться; Не умеет восхищаться Аполлоновым огнем; Философов не читает И в невежестве своем Всю ученость презирает. Знайте также, что она Не Венера красотою — Так худа, бледна собою, Так эфирна и томна, Что без жалости не можно Бросить взора на нее. Странно!.. я люблю ее! «Что ж такое думать должно? Уверяют старики (В этом деле знатоки), Что любовь любовь рождает, — Сердце нравится любя: Может быть, она пленяет Жаром чувств своих тебя; Может быть, она на свете Не имеет ничего Для души своей в предмете, Кроме сердца твоего? Ах! любовь и страсть такая Есть небесная, святая! Ум блестящий, красота Перед нею суета». Нет!.. К чему теперь скрываться? Лучше искренно признаться Вам, любезные друзья, Что жестокая моя Нежной, страстной не бывала И с любовью на меня Глаз своих не устремляла. Нет в ее душе огня! Тщетно пламенем пылаю — В милом сердце лед, не кровь! Так, как Эхо [5] , иссыхаю — Нет ответа на любовь! Очарован я тобою, Бог, играющий судьбою, Бог коварный – Купидон! Ядовитою стрелою Ты лишил меня покою. Как ужасен твой закон, Мудрых мудрости лишая И ученых кабинет В жалкий Бедлам [6] превращая, Где безумие живет! Счастлив, кто не знает страсти! Счастлив хладный человек, Не любивший весь свой век!.. Я завидую сей части И с Титанией люблю Всем насмешникам в забаву!.. [7] По небесному уставу Днем зеваю, ночь не сплю.

Конечно так, – ты прав, мой друг! Цвет счастья скоро увядает, И юность наша есть тот луг, Где сей красавец расцветает. Тогда в эфире мы живем И нектар сладостный пием Из полной олимпийской чаши; Но жизни алая весна Есть миг – увы! пройдет она, И с нею мысли, чувства наши Лишатся свежести своей. Что прежде душу веселило, К себе с улыбкою манило, Немило, скучно будет ей. Надежды и мечты златые, Как птички, быстро улетят, И тени хладные, густые Над нами солнце затемнят, — Тогда, подобно Иксиону, Не милую свою Юнону, Но дым увидим пред собой! [8] И я, о друг мой, наслаждался Своею красною весной; И я мечтами обольщался — Любил с горячностью людей, Как нежных братий и друзей; Желал добра им всей душею; Готов был кровию моею Пожертвовать для счастья их И в самых горестях своих Надеждой сладкой веселился Небесполезно жить для них — Мой дух сей мыслию гордился! Источник радостей и благ Открыть в чувствительных душах; Пленить их истиной святою, Ее нетленной красотою; Орудием небесным быть И в памяти потомства жить Казалось мне всего славнее, Всего прекраснее, милее! Я жребий свой благословлял, Любуясь прелестью награды, — И тихий свет моей лампады С звездою утра угасал. Златое дневное светило Примером, образцом мне было… Почто, почто, мой друг, не век Обманом счастлив человек? Но время, опыт разрушают Воздушный замок юных лет; Красы волшебства исчезают… Теперь иной я вижу свет, — И вижу ясно, что с Платоном Республик нам не учредить, С Питтаком, Фалесом, Зеноном Сердец жестоких не смягчить. Ах! зло под солнцем бесконечно, И люди будут – люди вечно. Когда несчастных Данаид [9] Сосуд наполнится водою, Тогда, чудесною судьбою, Наш шар приимет лучший вид: Сатурн на землю возвратится И тигра с агнцем помирит; Богатый с бедным подружится И слабый сильного простит. Дотоле истина опасна, Одним скучна, другим ужасна; Никто не хочет ей внимать, И часто яд тому есть плата, Кто гласом мудрого Сократа Дерзает буйству угрожать. Гордец не любит наставленья, Глупец не терпит просвещенья — Итак, лампаду угасим, Желая доброй ночи им. Но что же нам, о друг любезный, Осталось делать в жизни сей, Когда не можем быть полезны, Не можем пременить людей? Оплакать бедных смертных долю И мрачный свет предать на волю Судьбы и рока: пусть они, Сим миром правя искони, И впредь творят что им угодно! А мы, любя дышать свободно, Себе построим тихий кров За мрачной сению лесов, Куда бы злые и невежды Вовек дороги не нашли И где б, без страха и надежды, Мы в мире жить с собой могли, Гнушаться издали пороком И ясным, терпеливым оком Взирать на тучи, вихрь сует, От грома, бури укрываясь И в чистом сердце наслаждаясь Мерцанием вечерних лет, Остатком теплых дней осенних. Хотя уж нет цветов весенних У нас на лицах, на устах И юный огнь погас в глазах; Хотя красавицы престали Меня любезным называть (Зефиры с нами отыграли!), Но мы не должны унывать: Живем по общему закону!.. Отелло в старости своей Пленил младую Дездемону [10] И вкрался тихо в сердце к ней Любезных муз прелестным даром. Он с нежным, трогательным жаром В картинах ей изображал, Как случай в жизни им играл; Как он за дальними морями, Необозримыми степями, Между ревущих, пенных рек, Среди лесов густых, дремучих, Песков горящих и сыпучих, Где люди не бывали ввек, Бесстрашно в юности скитался, Со львами, тиграми сражался, Терпел жестокий зной и хлад, Терпел усталость, жажду, глад. Она внимала, удивлялась; Брала участие во всем; В опасность вместе с ним вдавалась И в нежном пламени своем, С блестящею в очах слезою, Сказала: я люблю тебя! И мы, любезный друг, с тобою Найдем подругу для себя, Подругу с милою душею, Она приятностью своею Украсит запад наших дней. Беседа опытных людей, Их басни, повести и были (Нас лета сказкам научили!) Ее внимание займут, Ее любовь приобретут. Любовь и дружба – вот чем можно Себя под солнцем утешать! Искать блаженства нам не должно, Но должно – менее страдать; И кто любил, кто был любимым, Был другом нежным, другом чтимым, Тот в мире сем недаром жил, Недаром землю бременил. Пусть громы небо потрясают, Злодеи слабых угнетают, Безумцы хвалят разум свой! Мой друг! не мы тому виной. Мы слабых здесь не угнетали И всем ума, добра желали: У нас не черные сердца! И так без трепета и страха Нам можно ожидать конца И лечь во гроб, жилище праха. Завеса вечности страшна Убийцам, кровью обагренным, Слезами бедных орошенным. В ком дух и совесть без пятна, Тот с тихим чувствием встречает Златую Фебову стрелу [11] И ангел мира освещает Пред ним густую смерти мглу. Там, там, за синим океаном, Вдали, в мерцании багряном, Он зрит… но мы еще не зрим.

Страсть нежных, кротких душ, судьбою угнетенных. Несчастных счастие и сладость огорченных! О Меланхолия! ты им милее всех Искусственных забав и ветреных утех. Сравнится ль что нибудь с твоею красотою, С твоей улыбкою и с тихою слезою? Ты первый скорби врач, ты первый сердца друг: Тебе оно свои печали поверяет; Но, утешаясь, их еще не забывает. Когда, освободясь от ига тяжких мук, Несчастный отдохнет в душе своей унылой, С любовию ему ты руку подаешь И лучше радости, для горестных немилой, Ласкаешься к нему и в грудь отраду льешь С печальной кротостью и с видом умиленья. О Меланхолия! нежнейший перелив От скорби и тоски к утехам наслажденья! Веселья нет еще, и нет уже мученья; Отчаянье прошло… Но слезы осушив, Ты радостно на свет взглянуть еще не смеешь И матери своей, печали, вид имеешь. Бежишь, скрываешься от блеска и людей, И сумерки тебе милее ясных дней. Безмолвие любя, ты слушаешь унылый Шум листьев, горных вод, шум ветров и морей. Тебе приятен лес, тебе пустыни милы; В уединении ты более с собой. Природа мрачная твой нежный взор пленяет: Она как будто бы печалится с тобой. Когда светило дня на небе угасает, В задумчивости ты взираешь на него. Не шумныя весны любезная веселость, Не лета пышного роскошный блеск и зрелость Для грусти твоея приятнее всего, Но осень бледная, когда, изнемогая И томною рукой венок свой обрывая, Она кончины ждет. Пусть веселится свет И счастье грубое в рассеянии новом Старается найти: тебе в нем нужды нет; Ты счастлива мечтой, одною мыслью – словом! Там музыка гремит, в огнях пылает дом; Блистают красотой, алмазами, умом: Там пиршество… но ты не видишь, не внимаешь И голову свою на руку опускаешь; Веселие твое – задумавшись, молчать И на прошедшее взор нежный обращать.

После бури и волненья, Всех опасностей пути, Мореходцам нет сомненья В пристань мирную войти. Пусть она и неизвестна! Пусть ее на карте нет! Мысль, надежда им прелестна Там избавиться от бед. Если ж взором открывают На брегу друзей, родных, О блаженство ! – восклицают И летят в объятья их. Жизнь! ты море и волненье! Смерть! ты пристань и покой! Будет там соединенье Разлученных здесь волной. Вижу, вижу… вы маните Нас к таинственным брегам!.. Тени милые! храните Место подле вас друзьям!

Мы видим счастья тень в мечтах земного света; Есть счастье где-нибудь: нет тени без предмета.