В конце ноября 2013 года власти Украины внезапно отложили подписание соглашения об ассоциации с Европой, а Киев заявил о намерении воссоздать торгово-экономические отношения с Россией и другими странами — членами СНГ. Такой неожиданный поворот был резко раскритикован украинской оппозицией, долгие годы стремящейся в Европу, а на улицы Киева вышли сторонники евроинтеграции.
Пиррова победа Януковича
[Потребительский зуд бандеровцев бросил страну в пучину хаоса]
Хронологию обострения ситуации начать, пожалуй, стоит с провала вотума недоверия правительству в Верховной раде. Именно он, а точнее — его последствия, стали отправной точкой начала распада Украины. Рада не собрала необходимое, согласно Конституции, число голосов за недоверие украинскому Кабинету министров. Лишь 186 парламентариев при необходимом минимуме в 225 проголосовали так, как того требовала улица, хотя оппозиция, на тот момент ещё контролировавшая Майдан, была убеждена, что вопрос решится в её пользу. Не предрекали ничего хорошего Азарову и политологи, полагавшие, что в нынешней ситуации Верховная рада может действительно отправить его в отставку. Ведь больше половины депутатов Рады, включая даже некоторых членов Партии регионов, забеспокоившихся вдруг о своём политическом будущем в сложившихся условиях, готовы были этот самый вотум недоверия объявить.
Впрочем, некоторые депутаты накануне голосования опасались того, что если Азаров устоит, то это может возыметь нехорошие последствиями для самой Рады, мол, если решение не удовлетворит оппозицию и улицу, Верховная рада как единый представительный законодательный орган работать не будет. Тем более у активистов Майдана уже имелся опыт того, как заходить в Верховную раду и другие государственные учреждения. В принципе же мало кто сомневался, что оппозиция не смирится с поражением, ведь за ней стояли серьёзные силы.
Однако голосование за отставку правительства всё же провалилось, что стало неожиданностью и для самого Николая Азарова, ведь против него готова была голосовать даже анти-майданная, причём куда более радикальная, нежели Партия регионов, Компартия Украины. И в своем ответном слове Николай Азаров даже пообещал серьёзные чистки в своей епархии. Успокоившись на этом, руководство Украины разъехалось по своим делам. Президент Янукович отправился в Китай, устоявший в парламенте Азаров — в Москву, чтобы попытаться восстановить торгово-экономические связи с Российской Федерацией, а вот Майдан остался в Киеве. И это стало главной проблемой не правительства, которое в унитарной Украине не несёт политической ответственности за происходящее, а Януковича, сконцентрировавшего в своих руках всю полноту власти. А вот он-то как раз занял совершенно невнятную позицию, мечась из стороны в сторону. То он с Россией, то он с Европой, то он строго за европейский вектор, то за углубление интеграции с Таможенным союзом. Этим же метанием объяснялась его запредельная мягкость к оппозиции, которая всё равно не оценила извинения перед разогнанными накануне силовиками демонстрантами, как и показательное увольнение начальника киевской милиции. В этих условиях сдать ещё и правительство на заклание протестующим выглядело бы уже совсем из ряда вон. Должен же быть у политика хоть какой-то хребет, как должен быть предел у бесконечных уступок. Тем более что надежды на прощение со стороны оппозиции ни на чём не основаны.
Очевидно было одно — если бы Виктор Янукович не сделал в тот момент всё, чтобы сохранить правительство, то следом за Азаровым бандеровцы вынесли бы уже его самого ещё тогда — на руках, прямо из здания на Банковой улице, и дальше он вполне мог бы повторить судьбу Каддафи или Чаушеску. Учитывая последующие события, вряд ли бы с ним обошлись гуманнее. Но факт в том, что, спасая правительство, Янукович спас себя лично, получив некоторую отсрочку, чтобы собраться с мыслями. Дальнейшее развитие событий зависело от того, будет Янукович продолжать метаться в стремлении угодить всем да ещё соблюсти свои личные интересы либо же займет какую-то одну чёткую и последовательную позицию. В конце концов, так было бы проще всем. Если уж ты собрался в Европу — иди.
Есть люди, которые учатся на своих ошибках и наступают на одни и те же грабли до тех пор, пока не набьют себе шишек и не станут умнее. Всё, что происходило в эти дни на Украине, окончательно выставляло украинскую элиту как группу беспринципных, истеричных людей, которые в угоду конъюнктуре готовы предавать друг друга, перебегая из одного лагеря в другой чуть ли не по несколько раз на дню. Эта так называемая элита реализовывала лишь свои собственные интересы, ибо на интересы общества ей просто было наплевать. Главное — спасти свою шкуру и выйти из ситуации с минимальными потерями. В тот момент Янукович ещё надеялся спасти свою власть, не понимая, что всё, что происходит на Майдане, крайне серьёзно и есть реальная вероятность того, что не только его режим будет смещён, но и ему самому придётся побороться за собственную жизнь.
В случае же если на Украине к власти придут бандеровцы, Россия обязана была вступиться за те 25 миллионов русских, которые останутся на брошенной нами территории под жесточайшим, нечеловеческим бандеровским прессингом. Это будет тяжелая гуманитарная катастрофа для востока страны. России в любом случае нужно принимать экстренные и решительные меры, чтобы предотвратить гуманитарную катастрофу. Понятно, что это будет происходить под улюлюканье европейских стран и явно неодобрительные сентенции со стороны США.
Но если Россия пропустит этот удар, то непосредственно у наших границ, рядом с Белгородской и Ростовской областями, выстроится натовский контингент, а американские военные базы будут в Донецке, Луганске, Херсоне. И тогда уже Россия должна будет готовиться к отражению натовской агрессии, причём в её горячей фазе. Было ясно, что идёт нешуточный бой за Украину, и России легче вмешаться в него сейчас, нежели потом, когда к власти придут откровенные бандеровцы, для которых нет ничего святого, кроме их собственного потребительского зуда, связанного с вхождением в Европу, с возможностью туда уехать самим и увезти свои семьи. На Украину, как водится, им наплевать.
На разрыв: двойная игра украинских элит
[Чтобы стать государством, Украине необходимо выбрать вектор развития]
Незадолго до запланированного подписания в рамках Вильнюсского саммита «Восточного партнёрства» ассоциации Украины с ЕС в ноябре 2013 года тогдашний президент Украины Виктор Янукович обратился к народу. В речи, которую транслировали основные украинские телеканалы, он, вдруг спохватившись, судорожно пытался объяснить причины «временного отказа от подписания соглашения с Евросоюзом». Накачивавший несколько месяцев до этого население Украины призывами воссоединиться с Европой, Янукович вдруг заговорил о том, что Украина хотя уже и определилась относительно подписания соглашения с Европейским союзом, всё же недовольна условиями: «Как только мы выйдем на тот уровень, который нам будет комфортным и когда он будет отвечать нашим интересам, когда мы договоримся на нормальных условиях, тогда будем вести разговор о подписании. Когда это будет? Быстро или не слишком быстро. Время покажет. Я хочу, чтобы это время было как можно скорее», — вещал Янукович. Становилось понятно, что в Вильнюсе ничего подписано не будет. К тому же Янукович заявил, что для перехода украинской экономики на европейские стандарты необходимо не менее 20 миллиардов евро в год, а всего до 2017-го — примерно 160 миллиардов. «Это не вступление Украины в Европейский союз, и Украина не будет приобщена к европейским фондам. Нас там не будет», — вдруг прозрел Янукович. Ему вторил еврокомиссар Штефан Фюле: «Я столкнулся с подсчетами, что для фактического приведения Украины к стандартам ЕС необходимы инвестиции в 20 миллиардов евро». И это не говоря о том, что в случае подписания соглашения об ассоциации и зоне свободной торговли с ЕС у России нет других вариантов, как применять защитные торговые меры против Украины. В то же время экс-президент Польши, член мониторинговой миссии Европарламента на Украине Александр Квасьневский пояснял, что ЕС пытается сформировать некий «экономический пакет для компенсации потерь Украины».
Очевидным в условиях нового кризиса Украины было одно — двойная игра Януковича в который раз свидетельствовала о желании усидеть на двух стульях одновременно, не потеряв связей и выгод от взаимодействия с России и стараясь получить как можно больше задатка у скупой и секвестирующей расходы старушки Европы. Понятно, что такие действия команды Януковича и временно устоявшего правительства Азарова не устраивали никого из внешних игроков и не могли вызвать удовлетворения на внутренней политической арене.
Три стадии государственности
В двуличии первых лиц украинского государства, собственно, с самого начала и заключался казус Украины, которая не представляет из себя однородного пространства ни в политическом, ни в социальном, ни в экономическом, ни в каких других смыслах. По сути, это случайное, искусственное образование, созданное товарищем Сталиным по итогам Великой Отечественной войны, в таком виде может существовать только вместе с Россией как составляющая единого культурно-цивилизационного геополитического пространства. Никак иначе это разнородное образование существовать не может, и в терминах геополитики представляет собой failed state, то есть несостоявшееся государство.
Состоявшимся оно быть не может по той причине, что для того, чтобы государство возникло, население его должно пройти три стадии. Сначала полиэтничное сообщество должно сложиться в народ, взять себе общее самоназвание и с ним войти в историю. Только после этого единый народ, монолитная социальная среда, сообщество, может создать государство. Но Украина всё ещё остаётся полиэтничным пространством. Единый украинский народ пока не сложился. Это проект. Он может сложиться, но пока его нет. Поэтому сегодня рано говорить о полноценном национальном государстве. Эта разнородность на протяжении всей постсоветской истории сказывается и на первых лицах. Они, пытаясь угодить каждому фрагменту, раздавая взаимоисключающие обещания и одним, и другим, придя к власти, начинают метаться, балансировать, пытаться усидеть даже не на двух, а на трёх, четырёх стульях. В итоге всё заканчивается закономерным крахом, новой революцией, новым волнением и приходом следующего лидера, который так же, как и предшественники, обещает одно, но вынужден делать другое.
В этой ситуации России ничего не остаётся, как более активно участвовать во внутренней украинской политике, учитывая социологический закон, согласно которому массы всегда следуют за элитами. И если в результате такого вмешательства Украину возглавит подлинно пророссийский лидер, то он в итоге сможет заново собрать в единое целое всё это разнородное социальное пространство и направить его в то русло, которое и поможет спасти Украину. При этом сохранить её субъектность, идентичность населяющих её народов и суверенитет вместе с Россией, как это было всегда и как это только и может быть. Ради такого результата России действительно стоит вмешаться.
До полного истощения
[Перспективы экономики Украины после подписания ассоциации с ЕС]
В тот самый момент, как Янукович, осознав всю пагубность последствий подписания ассоциации Украины с ЕС, пошёл на попятную, стало понятно, что требования, предъявленные им в качестве условий интеграции с ЕС, европейские чиновники выполнять не собираются. Более того, эксперты прямо заговорили о том, что сотрудничество с Евросоюзом погубит экономику Украины. Тем временем ситуация, сложившаяся в украинской экономике, оставляла желать лучшего — госдолг страны продолжал расти, ВВП падать, а кредитная линия от Международного валютного фонда опаздывать, поскольку для получения финансовой помощи Киеву необходимо выполнить достаточно жесткие требования МВФ, в частности повысить цены на энергию, заморозить пенсии и зарплаты. Янукович заявил, что на такие жертвы он не пойдёт, тем более что Евросоюз готов был дать Киеву лишь один миллиард евро на семь лет, что, как сострил премьер Николай Азаров, при имеющихся экономических проблемах «помощь нищему на паперти». И всё же с упорством, достойным лучшего применения, Янукович с Азаровым продолжали твердить о том, что Украина не отказывается от западной интеграции. При этом вопрос о том, а действительно ли интеграция с Европой спасёт украинскую экономику, повисал в воздухе всякий раз, как ставился.
Украина для Европы — чёрная дыра
Если не вдаваться в подробности, ответ на вопрос об ассоциации с ЕС можно сформулировать так — подписание соглашения о зоне свободной торговли с Евросоюзом убьет экономику Украины. Ибо действительная подоплёка этого процесса является исключительно геополитической. И направлена она на отсечение России от Европы путём создания санитарного кордона, зоны нестабильности, которая не давала бы интенсивного развития стратегических экономических отношений РФ и ЕС. Роль Украины в этой геополитической игре — быть зоной нестабильности. А инициаторов этого процесса, коими являются США, как не раз было сказано, совершенно не интересует судьба украинского народа, государства и тем более экономики. Всё, что нужно Вашингтону, — хаос, дестабилизация, политические волнения, социальная напряженность. Эти функции Украина, подписав соглашение о зоне свободной торговли с ЕС, будет выполнять довольно усердно, ибо это американские функции.
Европе же Украина вообще не нужна. Как выражаются европейские чиновники, Украина — это чёрная дыра, туда можно бесконечно вкачивать миллиарды евро, но в силу определённой специфики стран Восточной Европы там совершенно иной, не-европейский, менталитет, взгляд на экономику, на социальное развитие. Потратить, а не эффективно вложить — вот главный принцип. Поэтому денежные вливания в любых объёмах не дадут никакого эффекта. Соответственно, путь у ЕС остаётся только один — принуждать Украину к либерализации экономики, что окончательно убьёт последние социальные гарантии государства в отношении населения, и путём шоковой терапии помещать население Украины в жёсткий рыночный контекст через стресс, смерть слабых, социальный дарвинизм, восстание неимущих; постепенно лечить Украину ядом либерализации, пока она не погибнет окончательно или не интегрируется шоковым образом в семью европейских государств. С учётом менталитета первый вариант развития событий наиболее вероятен.
В это самое время США не забывают о том, что главная функция Украины — быть фрагментом дестабилизационного санитарного кордона, она будет выполнена с любым населением, каким бы менталитетом оно ни обладало. Америка получает Украину в качестве своего геополитического вассала, тем самым не давая России осуществить экономический рывок, загоняя её в Азию, следуя заветам Бжезинского, не устающего повторять, что без Украины Россия будет азиатской державой, а не евразийской. В итоге Украина как несостоявшееся государство вместе с фанатами евроинтеграции становится расходным материалом в американской большой игре.
Расходный материал
Получается так, что люди, вышедшие на митинги в поддержку евроинтеграции, не понимают, чем чревато соглашение об ассоциации с Европой. Но, по мнению господ нового американского мира, массы и не должны что-то понимать, они реагируют на популизм. Сегодня популизм на стороне еврочиновников, которые более грамотно и эффективно осуществляют пиар интеграции Украины в Евросоюз, они находят те самые струнки у населения, на которых можно сыграть против собственной власти, против интеграции с РФ. Массы же должны, как и положено, реагировать на популизм, орать, визжать, выходить на улицы, но решение в любом случае принимает элита. И как элита сыграет внутри Украины, таков и будет результат. Либо Янукович с Азаровым будут действовать неповоротливо, топорно и неуклюже, и тогда их снесут вместе с захваченной администрацией президента, либо элита найдёт способ уравновесить геополитические процессы и при этом на какое-то время продлить агонию возникшего после распада СССР образования, которое принято называть Украиной. Население же и не обязано мыслить стратегически, оно мыслит эмоционально. Отсюда формула западных социологов — «Большинство всегда ошибается».
А что же Виктор Янукович? Он выдвинул еврочиновникам ряд требований для ассоциации с Европой — отмена визового режима, предоставление кредитной поддержки, модернизация газотранспортной системы, наивно полагая, что ЕС пойдёт на уступки. Не понимая, что европейцы совершенно не собираются выполнять условия, поставленные Януковичем, потому как в ситуации продолжающегося экономического кризиса Европа нуждается исключительно в дополнительных рынках сбыта своей продукции, чтобы решить проблему с колоссальной безработицей. Это взгляд меркантильного, циничного европейца, а что там себе думает Янукович, это ЕС совершенно не интересует. Плюс наседают американцы, у которых есть свои более крупные геополитические интересы, связанные с Украиной. Здесь происходит наложение — Европа заинтересована в рынках сбыта, американцы — в санитарном кордоне, а Украина им не нужна, население — расходный материал, мусор, который не нужен Европе. Мало того — европейцы уже подумывают о том, как сбагрить на Украину цыган, которые осточертели всей Европе, а вместе с ними арабов и прочий сброд, понаехавший в ЕС в период эксперимента по мультикультурализму. А для этого как раз не нужен безвизовый режим. Должно быть так — цыган выпускать, никого не впускать.
Ужас и моральный террор
Жители Украины, будь они народом, а не «массами», должны были бы испытывать ужас перед проектом интеграции с ЕС. Потому что это будет означать для них включение Украины в европейскую ассоциацию в качестве подсобного предбанника, который можно использовать по своему усмотрению. Можно сваливать туда ненужный мусор, ядерные отходы, испытывая там неудобные, неэффективные, экологически небезопасные технологии добычи сланцевого газа, проводя социальные эксперименты по либерализации общества, сливая туда весь неликвид, который в Европе никому не нужен. При этом Европа будет нещадно эксплуатировать остатки советского хозяйственно-экономического ресурса, в основном газотранспортные сети и остаточную транспортную инфраструктуру, выжимая аграрную составляющую, запрещая при этом сохранять и развивать собственное аграрное производство.
Евроукраину ждёт эксплуатация по полной программе, до полного истощения, до последней капли крови. Именно так рациональный, рачительный европеец видит Украину, а население под воздействием круглосуточного морального террора со стороны СМИ, поддерживающее евроустремления элит, в данном случае самоубийственно играет на стороне развала Украины как неоднородного пространства и полной её политической маргинализации.
СНГ: евразийская альтернатива
[Без Украины и Грузии. Государство-нация как инструмент фрагментации больших пространств]
Если идти от обратного тех геополитических инициатив, которые реализуют США на пространстве Евразии, то Россия крайне заинтересована в собирании больших пространств и создании крупных геополитических блоков, особенно на базе евразийских инициатив, которые могли бы противостоять американской экспансии на Евразийский континент на всех уровнях. В этой связи одним из наиболее устоявшихся и в этом смысле перспективных инструментов собирания большого постсоветского пространства является созданное на обломках СССР Содружество Независимых Государств. Лишившись марксистской идеологической основы, СНГ до недавнего времени полностью повторяло контуры бывшего СССР, являясь преемником советского государства не с идеологической, но с геополитической точки зрения. Следовательно, для восстановления геополитического потенциала Евразии — как альтернативного полюса — СНГ наиболее перспективно. Отсюда стремление наших геополитических противников — США — развалить СНГ, выдёргивая из его состава государства, перехваченные американцами и переориентированные на Запад. Первыми жертвами глобального Запада уже стали Грузия и Украина, и список дальнейших жертв будет только расти, если Россия не осознает своей геополитической миссии и резко не усилит своё влияние в СНГ, дабы предотвратить его распад и обернуть «крупнейшую геополитическую катастрофу» вспять.
Усиление влияния — расширение формата
Усиление влияния России в СНГ возможно лишь в случае начала «геополитического контрнаступления», для чего ныне неопределённый, несколько аморфный формат СНГ, как ни странно, как раз весьма подходит. СНГ не является надгосударственным образованием и функционирует на добровольной основе, цели его довольно общие и обширные, а значит, начать следует с принятия в СНГ вновь признанных государств — Абхазии, Южной Осетии, в перспективе Приднестровья. Но и на этом не стоит останавливаться. Вполне возможно рассмотреть вопрос о принятии в СНГ таких союзников России, как Венесуэла, Сербия и некоторых других. И почему бы не предложить вступить в СНГ, например, Ирану? По крайней мере этот процесс нужно как минимум инициировать, что уже даст значительные очки России на международной арене. В этом смысле Россия должна действовать так же, как США: интегрировать своих союзников, обеспечивая их безопасность, привлекая экономически, гарантируя территориальную целостность, но вместе с тем раскалывая геополитических оппонентов, также интегрируя ориентированные в пророссийском ключе фрагменты, для чего СНГ имеет идеальный формат. Это серьёзно оживит и само СНГ.
В этом контексте следует обратить внимание на одну цитату, прозвучавшую в эфире радиостанции «Голос Америки» из уст известного американского политолога Збигнева Бжезинского. Бывший помощник президента США по национальной безопасности в администрации Картера, демократ Бжезинский являет своими высказываниями некую квинтэссенцию реалистской американской геополитической мысли. А так как он человек независимый, не обременённый никакими чиновничьими постами, то может говорить свободно. Так вот он свободно заявил буквально следующее: «Россия снова может вернуть себе имперский статус, если Украина и Грузия будут слабыми государствами».
Государство-нация — инструмент западной геополитики
Здесь мы подходим к тому, что Америка видит своё влияние и выстраивание своей стратегии на постсоветском пространстве, оперируя исключительно с понятием государство-нация
На сегодня это важнейшая категория, с помощью которой США устанавливают своё единоличное влияние в мире. Ибо сама Америка — это как раз не государство-нация, а государство-империя. Формат же государства-нации не даёт для нас возможности реинтеграции постсоветского пространства иначе как через наднациональные блоки и образования. Отсюда стремление США вычленить отдельные постсоветские государства-нации из любых объединений с участием России. Именно поэтому целостность и статус как Грузии, так и Украины США рассматривают не иначе как сквозь призму государства-нации — это тот готовый модуль, который легко как включить, если речь идёт о России, так и выключить из любого евразийского наднационального интеграционного образования, если речь идёт об интересах США.
США настаивают на безальтернативности государства-нации и постулируют эту модель именно потому, что в конечном итоге важнейшим шагом является необходимость навязать модель государства-нации для России. Далее Бжезинский говорит о том, что «если Грузия выстоит, а Украина добьётся успеха, у России в долгосрочной перспективе появится больше шансов стать постимперским государством». То есть именно государством-нацией, а не государством-империей и уж тем более не государством-цивилизацией. Таким образом, Бжезинский высказывает основные критерии американской геополитики, которая не предполагает для России ни права вновь стать империей ни тем более государством-цивилизацией. То есть попытка вернуться к традиционным формам государственности для России должна быть исключена, ибо двигаться нужно строго к западной государственной модели.
Стратегия «Анаконда» против России
Но вернёмся к функции Грузии и Украины, направленной на укрепление формата государства-нации для бывших советских республик и вычленение их из всех возможных интеграционных евразийских инициатив. В этой связи следует напомнить один из основных постулатов стратегии «Анаконда»
Он заключается в том, что наступающая сторона должна активно использовать переметнувшихся на её сторону из числа бывших союзников тех, против кого она воюет. То есть Украина и Грузия — это эталонные объекты для включения в модель действия стратегии «Анаконда», направленной на удушение нашего большого пространства. Таким образом, то, что Украина и Грузия являются важнейшими элементами удушения России и наступательной стратегии США в постсоветском пространстве, далеко не случайно.
Учитывая то, что Советский Союз распался именно на несколько государств-наций, а также то, что многие из них (для чего формат государства-нации подходит идеально) уже включены в санитарный кордон кольца «Анаконды», удушающего Россию, нам не остаётся ничего другого, как прорвать это кольцо, используя имеющиеся интеграционные проекты. И СНГ как раз в силу отсутствия ярко выраженного определяющего интеграционного формата очень удобно для этого, так как может включать в свой состав именно национальные государства.
Для прорыва кольца «Анаконды», которое продолжает нас удушать, Россия должна использовать именно Содружество Независимых Государств. При этом, находясь в контексте постмодерна, необходимо задействовать для этого сетевые технологии. В СНГ очень хорошо вписываются те элементы, которые «плохо лежат» на Западе и которые при этом ориентируются на нас. Здесь совершенно не нужно привязываться к принципу территориальной близости или территориального единства. Сейчас в формате СНГ может быть реализована стратегия сетевой империи — та же, что взята на вооружение США для строительства своей сетевой империи
По этому же принципу Россия может спокойно включать в это интеграционное образование, в силу его неопределённости, все те элементы, которые продолжают ориентироваться на Россию, даже находясь далеко за пределами нашего прямого стратегического влияния.
Начав с Абхазии и Южной Осетии, включение которых в Содружество Независимых Государств будет являться логическим продолжением процесса, инициированного самой же Россией, следует продолжить выдвижение за свои административные границы. Не нужно стесняться двигаться дальше. Например, американцы совершенно этого не стесняются. При этом они нас ещё и всё время обманывают. Перед тем как мы собственноручно разваливали Советский Союз, они говорили, что постсоветское пространство останется зоной стратегических интересов России, но тут же нас обманули, забрав себе всё, что мы отпустили. Необходимо вернуть всё назад, отвечая на все инициативы, которые идут от оппонентов, Соединённых Штатов Америки, по всему миру.
Рассмотрим вопрос о включении в СНГ такого государства, как Венесуэла. Несмотря на некоторую необычность данного предложения, оно совершенно не является каким-то запредельным и нереальным проектом. Это, став прецедентом, откроет дорогу для вступления в СНГ и другим ориентированным против США странам центральной Америки — Боливии, Кубе, Никарагуа и т. д. Следом надо начать процесс включения в СНГ Сербии. Внутрисербская политика балансирует между Россией и Западом, к тому же у сербов есть обида за отделение и признание Косова, а это увеличивает шансы на включение Сербии в СНГ. На южном направлении необходимо рассмотреть возможности включения в СНГ, например, Ирана. Почему бы нет? Это наш стратегический союзник в регионе. Неопределенность формата СНГ надо использовать в качестве позитивного элемента прорыва санитарного кордона. Всё это автоматически оживит структуру СНГ, вызовет колоссальный интерес у его нынешних участников. Надо начать процесс, компенсирующий выход из СНГ Грузии и Украины.
Расширение геополитического влияния за счёт экономических уступок
Следующим шагом должно стать утверждение того, что СНГ, традиционно находясь под системообразующим патронажем России, обеспечивает решение территориальных проблем тех, кто входит в содружество, а также проблем экономических. В этом заключается цивилизационная миссия России, повышающая её статус до имперского. В свою очередь прагматический интерес стран — участниц СНГ может быть использован Россией, которая, осуществляя геополитическое контрнаступление, расширяет через интеграционные процессы зону своих геополитических интересов, которые гораздо выше и гораздо ценнее любых экономических уступок и послаблений союзникам. Ради этого вполне можно пожертвовать экономическими уступками, в первую очередь ценами на газ и другие углеводороды. Легко можно пожертвовать тарифами и пошлинами, какими-то сырьевыми уступками, чтобы стратегически закрепить основные направления этого геополитического контрнаступления.
Относительно же тех, кто входит в конфронтацию с Россией, вполне можно совершенно симметрично действовать по-американски — провоцировать сепаратизм в этих государствах. И здесь можно спокойно и практично говорить о разделе Украины, раз она выпадает из нашего единого цивилизационного и исторического пространства, ориентируясь на Запад. В этом случае надо отметить, что не вся Украина этого хочет, что признаёт и Бжезинский, замечая, что «если Украина станет членом НАТО, а затем в стране произойдёт раскол, при ограниченной поддержке идеи присоединения к НАТО, то этим расколом воспользуются внешние силы. Все прекрасно знают, о какой стране идёт речь». С геополитической точки зрения у нас не остаётся другого выбора — как только Украина начинает двигаться на Запад, мы начинаем раскалывать Украину, забираем восток и юг, включая новообразованный на этой территории субъект в состав СНГ, Крым — в состав России. А дальше уже оставшаяся часть бывшей Украины, возможно, уже сама определится относительно своей дальнейшей судьбы. Ничего личного, только геополитика.
То же самое касается Грузии. До тех пор пока политические элиты этого государства будут настаивать на том, что Грузия — это государство-нация с его унификационными подходами к входящим в неё этносам, до тех пор пока Грузия будет говорить о вхождении в НАТО, чтобы стать американским плацдармом на Южном Кавказе, у неё будут территориальные проблемы.
В то же время СНГ будет гарантировать, что при вхождении Грузии обратно в любое интеграционное образование — в целом в наше общее стратегическое пространство — этот развал будет остановлен. То же касается Украины: СНГ — это то интеграционное объединение, которое в состоянии обеспечить воссоединение разрозненных территорий в случае прекращения самоубийственного движения на Запад, где этого расползающегося на куски Франкенштейна никто не ждёт. Надо всем обещать решение территориальных проблем, потому что в рамках единого стратегического пространства это более реально, в то время как в формате государства-нации, в который нас загоняют США, это нереально вообще.
Время империй и фактор силы
Таким образом, СНГ здесь становится очень удачным, удобным и интересным инструментом. Вместо нынешнего загнивающего и находящегося в удручающем состоянии, депрессивного, никому не понятного интеграционного проекта оно может обрести новую жизнь. Поэтому обратить внимание здесь следует в первую очередь на потенциальную ценность СНГ. У этого образования есть ещё и ценности, которые мы можем открыть и использовать.
Грядёт время империй — не в старом, привычном понимании, а новых империй, коими уже являются современная Америка и Европейский союз. Чтобы выжить, нам тоже надо стать империей — стратегическим единством, реальным содружеством государств. В этом и заключается главная перспектива развития проекта СНГ на ближайшее время, которым Россия должна непременно воспользоваться.
Однако по факту следует констатировать, что в данный момент на пространстве СНГ всё пущено нами на самотёк, вследствие чего мы уже потеряли Грузию и Украину, чуть не потеряли одного из главных союзников — Белоруссию, не говоря о Молдавии, где проблема Приднестровья абсолютно не решается. Долгое время позиция США, начавших трансляцию легенды о перезагрузке, лишь убаюкивала, успокаивала наше руководство. Их предложения о разоружении были исключительно попыткой усыпить бдительность наших политиков, которые на сегодня не имеют серьёзной интеллектуальной опоры. Однако украинский кризис вернул Россию в реальность. Стало понятно, что в любом случае только сила решает и будет решать в ситуациях, когда мы имеем дело с Западом или США.
Быстрый конец или евразийская альтернатива?
[Концепт Украины — как национального государства — давно устарел]
До того как бандеровская революция в Киеве начала приносить первые плоды, очевидный для многих в России евразийский вектор развития на Украине ставился под сомнение. Происходило это в первую очередь потому, что само евразийство в России многие годы развивалось на уровне небольших интеллектуальных групп, в том числе интеллектуального сообщества евразийцев, созданного философом и геополитиком Александром Дугиным в конце 1980-х годов, которое в течение двух десятилетий сформировало евразийский понятийный аппарат. Но сегодня, после того как очередная революция погрузила бывшую Украину в пучину хаоса и кровавого кошмара, особенно на фоне подписания ассоциации с ЕС, исключительно кабальной и эксплуатационной, евразийский выбор рассматривается уже не так однозначно негативно всё большим количеством жителей этого многострадального пространства от Карпат до Донбасса. Так в чём же преимущества евразийского выбора? Попробуем ещё раз проанализировать ситуацию и обратиться к аргументам в его пользу.
Евразийская гегемония — корректировка фантазий
На сегодняшний день евразийский дискурс приобрёл в России гегемонистский характер, если использовать этот термин в определениях Антонио Грамши. Евразийство стало общим местом как для политических элит, так и для экспертного сообщества. По большому счёту в России можно констатировать полную победу евразийства над либеральным дискурсом. Либералы находятся вне закона, хотя ещё несколько лет назад они правили. Последним «либеральным выхлопом» стало четырёхлетнее президентство местоблюстителя Дмитрия Медведева, сохранявшего трон, чтобы он не остыл, пока Путин занимался какими-то хозяйственными делами — обкатывал жёлтые «Жигули», запускал аистов, тренировал тигров и доставал амфоры. Но либеральный эксперимент закончился ничем, и евразийская идеология заняла своё полноправное место, определяя как внешнеполитические приоритеты, так и направления развития собственной экономики, со ставкой на реинтеграцию постсоветского пространства.
Путин вернулся. И вернулся он в том числе благодаря тому, что декларировал евразийство в качестве государственного мировоззрения, что является историческим прорывом вне зависимости от того, что сам Путин понимает под этим и что он вкладывает в это понятие. Сегодня мы всё чаще сталкиваемся с ситуацией, когда, сознавая перспективность евразийского тренда, многие российские политики и политологи, ухватившись за него в силу слабого уровня собственного образования, начинают процесс фантазирования на тему евразийства. Они не знают, что это, но знают, что это очень модно, весьма перспективно и что за этим будущее. Евразийство принимается на уровне чутья, которое у политиков всё-таки присутствует, они его чувствуют, понимают, что надо что-то сказать, а вот что сказать — с этим, конечно, проблема, поэтому часто начинают говорить всё, что в голову придёт, упражняясь в некоем евразийском экспромте. Для начала каждый из них произносит слово «евразийство», а затем начинает выдавать первые пришедшие в голову ассоциации. Но это хоть что-то. На Украине все последние годы даже этого не происходило. Сегодня каждый нуждается в том, чтобы общими усилиями отточить евразийский понятийный аппарат и навязать его как экспертному, так и политическому сообществу для предотвращения смысловых казусов.
Для начала надо понять, что евразийство — это не только идеология, но и мировоззрение, дающее ответы на весь спектр вопросов — от геополитики до экономики и бытийного уклада. Геополитически оно настаивает на восстановлении субъектности большого евразийского пространства, которое должно стать цивилизационной альтернативой и бросить вызов глобальной доминации США, которые выстраивают систему однополярного несправедливого мира — мира, лишающего совершенно волюнтаристическим образом суверенитета любые национальные государства. Со времён окончания Второй мировой войны мы столкнулись с тем, что суверенное государство как продукт вестфальской системы больше неактуально. Ни одно суверенное государство в сегодняшнем мире не является по факту суверенным. Это отживший концепт, который просто в силу некой инерции, косности и свойственной человечеству консервативности восприятия остаётся ещё доминирующим. Но по факту мы уже решительно вошли в период больших цивилизационных блоков. Человечество уже не в состоянии открутить историю назад, вернуть суверенный статус государств-наций. Всё, отныне с суверенным национальным государством как явлением покончено.
Украина — устаревший проект: малоросский этноцентризм
С момента распада СССР мы наблюдаем на Украине стремление, с опозданием лет на сто, создать суверенное национальное государство. Рассмотрим характеристики суверенного государства-нации, которыми оперирует мировая политология. Первый критерий — это жёсткие административные границы. Границы Украины, как известно, так и не были юридически приведены в порядок, а по факту, если рассматривать инфраструктуру обустройства, границы, особенно на востоке и юге, просто отсутствовали.
Второй критерий — это гражданин, то есть горожанин, или буржуа, как основная категория социального устройства. Это подразумевает полную атомизацию общества и создание некоего универсального типа гражданина. Следует пояснить, что буржуа — это не господин, если использовать традиционалистские определения, и не воин, но и не представитель низшей касты, не шудра и не чандала. Это ближе к вайшьи, но не созидатель материального мира, борющийся с его несовершенством и энтропией, а трусливый проходимец, сервильный класс, который уклоняется от того, чтобы смотреть смерти в лицо, как это делает господин или воин, но держит себя чуть выше, чем просто раб, шудра, никчёмная личность. Именно эта категория буржуа, определяемая в современной социологии понятием среднего класса, является основной для суверенного, или национального, государства, государства-нации или республики. Сам тип государства-нации — это та модель, которая начала складываться после Французской революции. Если рассматривать пространство бывшей Украины, то о формировании класса атомизированного буржуа и тем более о социальной гомогенности пространства речь не идёт. Напротив, это пространство разнородно, полиэтнично и состоит из коллективных субъектов — общин, этносов, автономий.
Третий критерий — политический договор, определяющий цели национального государства.
Таким образом, мы имеем три аспекта: административные границы, индивидуум, гражданин или буржуа в качестве основной социальной категории и политический, общественный договор, на основе которого это искусственно сформированное общество живёт. Вот что такое республика (государство-нация), национальное государство (политическая нация). К тому же это исключительно политическое явление, которое не имеет отношения к происхождению, к крови. В национальном государстве этнос, который является базовым социальным элементом, характеризуемым наличием общего предка, общего языка и общей системы социального устройства нормативно преодолён. Он должен быть размыт и впоследствии атомизирован.
По сути, национальное государство складывается на основе этноцида — устранения этносов. Этот путь Европа прошла в течение нескольких столетий, за два-три века полностью преодолев этнос как явление. Теперь в европейском национальном государстве происхождение не имеет никакого значения, значение имеет только гражданство вне зависимости от крови: ты можешь быть арабом, негром, китайцем, кем угодно, главное — у тебя есть гражданство, например, Франции, тогда ты француз, часть французской политической нации. Таким образом, основное условие складывания политической нации, на чём в последние два десятилетия на Украине пытались сделать акцент, — это размывание идентичности и создание некой унификационной формы новой буржуазной идентичности, выведение некоего усреднённого социального типа. Все остальные идентичности в рамках нормативного национального государства запрещены.
Теперь переложим эту модель — классическую политологическую схему — на Украину. Что мы видим? Мы видим, что Украина — полиэтничное пространство. В ней соприсутствует довольно большое количество этнических групп, которые имеют собственную этническую идентичность и пытаются её сохранить, настаивают на ней. Что является средой для сохранения этнической идентичности? Ею является естественный вмещающий ландшафт, по определению историка Льва Гумилёва. Вмещающий ландшафт для сохранения этноса — этнической идентичности — это сельская местность, хутор или деревня, село, аграрная среда. Полиэтничность и значительная составляющая аграрной среды — вот те категории, которые мы наблюдаем в сегодняшней Украине.
Если мы берём запад Украины, то именно там преимущественно проживают представители традиционных этносов, малых этнических групп. Главной ценностью для представителя этноса являются его земля, семья, могилы предков, его уклад, бытовая сторона жизни. Отсюда стремление защитить свою землю, то есть некая аграрная местечковость: это мой хутор, тут моя земля, тут пахали мои предки, тут мои родственники, все родственники. Ни москалей, ни немчуру, никого, кто придёт на нашу землю, мы здесь видеть не хотим. Будем жить, как веками жили наши предки. Это этническое сознание, это данность, безоценочно — мы сейчас не пытаемся оценить, хорошо это или плохо, — это просто так есть.
Если попробовать оценить этнический компонент, сопоставить его с теми или иными критериями, то мы обнаружим, что этническая идентичность — это ценность для традиционалистов. С точки зрения традиционалистов, коими, безусловно, являются евразийцы, этносы должны быть сохранены. Как выражался немецкий философ Гердер: «Народы — это мысли Бога». Соответственно, каждый народ для евразийцев, для традиционалистов представляет собой ценность. Каждый этнос, каждая народность, небольшая этническая, субэтническая группа — всё это ценность с точки зрения евразийства. Они ценны, и их идентичность имеет огромное значение. Их консервативная архаика имеет колоссальную ценность для традиционалистов, для евразийцев. А для политической нации — это угроза, выпадение из унификационного норматива. Задача политической нации — растворить и ассимилировать любую этничность, то есть создать некий социальный плавильный котёл, который сначала перемелет всё этническое и культурное многообразие, а потом вычленит из них атомизированных граждан. Никакой коллективной субъектности политическая нация не допускает. Этот тип свойствен городскому населению, гражданину, горожанину, являющему собой продукт индустриальной эпохи.
Когда мы смотрим на карту Украины, то видим, что восток и юг — это пространство пережившее индустриализацию, выработавшее универсальный тип гражданина, горожанина, индустриального позитивиста, рационалиста, видящего будущее лишь в некоем индустриальном или постиндустриальном рывке, в позитивистском скачке. Такой взгляд на развитие жителя востока противоположен воззрениям представителя малоросского этноса западенщины, который видит своё будущее в сохранении собственной этнической идентичности, быта, уклада, языка, традиций — вышиванки, образа жизни, гарно спiвати, протяжно, землю возделывать — в этом основа мировоззрения представителя традиционного этноса. Это просто разное ви́дение.
Модель национального государства, или политической нации, как раз ближе горожанину, потому что он находится в полушаге от неё, но совершенно не близка представителю традиционного этноса. Но что мы видим на Украине: на национализации, то есть на создании унифицированной модели национального государства, настаивают как раз западенщина и представители этнической части Украины. Почему? В центре этого процесса лежит этноцентризм — стремление каждого этноса ставить себя в центр бытия, происходящих вокруг процессов, объяснять действительность сквозь призму своих этнических представлений. Потому что они представляют, что национализация — это создание унификационной модели по их этническим лекалам. В буквальном смысле это то, что они определяют понятием «украинизация». Украинский этноцентризм в политике выливается в искажённое представление о том, что вся Украина, включая восток и юг, должна жить так, как видят это представители малоросских этнических меньшинств. Они настаивают на гегемонии своего мировоззренческого типа, это в принципе свойственно этносам — помещать свой этнос в центр мироздания. Когда они утверждают, что только это правильный образ жизни, то они действительно считают, что так должна жить вся Украина, а лучше — вся Евразия и вообще весь мир. Это, конечно, увлекательный и экстравагантный проект развития человечества, но он не учитывает и не хочет считаться с иными идентичностями, утверждение ценности и равнозначности которых свойственно евразийскому подходу. И тем более эта модель не имеет отношения к созданию политической европейской нации, нивелирующей все идентичности под единый надэтнический стандарт социального устройства, где этнической идентичности в её первозданном виде просто нет места.
Европейское растворение
Представим гипотетически, что Украина вошла в Европу. С чем столкнётся эта часть Украины при вхождении в Европу, преодолевшую период создания национальных государств и создавшую наднациональную структуру — Европейский союз, где растворяются теперь уже не люди, а национальные государства? Даже такая идентичность, как француз или немец, уже размыта. Нет внутренних границ, есть единая европейская биомасса, гражданское население, которое лишено всяческих элементов идентичности, кроме индивидуально-телесных. Последнее, что у них ещё оставалось, последняя зацепка — это принадлежность к политической нации, к тому, что человек мог сказать — да, я не знаю ни своих корней, ни крови, ни обычаев, ни традиций, зато я немец. Вот то, что я немец, — я знаю точно, потому что есть Германия, я говорю на немецком и у меня паспорт гражданина Германии. Всё было более-менее понятно. Или — я француз, наследник французской революции и житель французской республики, которая осуществила геноцид этносов — этноцид, всё перемолола, раздробила и создала некоего получернокожего, полуараба, говорящего на французском гражданина, горожанина с паспортом Франции ради торжества химеры «прав человека». Зато я француз и на этом стою. Но теперь всё. Можно считать, что этого больше нет. То есть номинально это пока есть, но нормативно — нет больше Франции, нет Германии. Есть волевое устремление элит к размытию их в рамках ЕС.
Отмена границ, а чёткая административная граница — это первая из основных категорий определения политической нации — уже стала данностью. Преодолевается национальное гражданство, фактор принадлежности к политической нации. Нормативным остаётся только гражданин ЕС, а не гражданин Франции и не гражданин Германии — это пережиток, на изживание которого ещё нужно время. И вот представьте себе: Украина помещается в это пространство. С чем столкнутся её жители? С жёстким запретом на идентичность, с либеральным катком, размазывающим всё живое под искусственный социальный формат, с бульдозером, который должен проехаться по Украине взад-вперёд, вправо-влево и разровнять всё, что в ней ещё осталось неевропейского (а это практически всё), в единое биологическое пространство. Которое после этого размалывания гусеницами европейского бульдозера должно принять в себя новые европейские ценности. А на сегодня это обязательные гей-парады, родитель-1 и родитель-2 вместо полноценных традиционных браков, усыновление однополыми семьями, клонирование, зачатие в пробирках, рождение ребёнка суррогатными матерями, мутанты, которые на основе генно-модифицированных продуктов выводятся из современного европейского человека, и киборги, которым вживляют искусственные органы, электронные почки, чипы и щупальца вместо рук, если у них вдруг рука отвалилась. Именно эта идентичность должна стать обязательной для перемолотого мясорубкой либерализации населения Украины. Где здесь место для «кум теля пасё, кума лён тре, моё порося, хутор, могилы предков, здесь моя земля, будут пахать тут, моя бабка с дедом лежат, гарно спiвати» — где это? Нигде. Всё. Это попадёт под категорический еврозапрет. Так же как в Европе попадают под запрет хиджабы, традиционные элементы одежды представителей разных народов, нательные кресты — всё это там запрещено. Это всё архаика, пережитки, от которых современный европейский человек, модифицированный биоробот и бесполый киборг, должен избавиться. И вот это всё будет принудительно навязано Украине. Ладно, индустриальная часть юга и востока привычна — утрированно, конечно, — ко всему индустриальному и механическому: встал по гудку на завод, городские джунгли, социальная механика… Реально юго-востоку легче влиться в евроформат, так как значительная часть пути уже пройдена. Но вот западенская этничная архаичная среда будет просто уничтожена. От неё не останется ничего.
Серьёзным историческим прорывом, который приведёт к масштабным последствиям, будет донесение этой мысли до тех, кто сегодня носится с идеей великой украинской нации в составе Европейского союза. ЕС их первыми киборгизирует, размелет в мясорубке, потом превратит в мутантов, в родителя-1 и родителя-2 и раздаст им, в соответствии с ювенальными протоколами, детей, которых будут отбирать у арабов, умирающих от наркотиков в евротрущобах. А их собственных детей предварительно отберут за чрезмерную опеку и раздадут другим родителям — родителю-1 и родителю-2 — трансгендерам из Норвегии, легализовавшей педофилию. Вот к чему сегодня движется западное общество — Евросоюз. Это могло бы показаться мрачной шуткой, постмодернистской иронией, если бы не являлось реальностью, разворачивающейся на наших глазах.
ЕС под тотальным контролем: нулевая субъектность и экономический спад
При всех ужасах социальных и антропологических трансформаций европроекта сам ЕС вдобавок ко всему прочему ещё и полностью лишён какой-либо геополитической субъектности. Последние десятилетия Европа находится под жёстким натовским американским сапогом. Евросоюз, который по приказу из Вашингтона отправляется бомбить Ливию, Сирию, Ирак, что угодно пускает в расход просто по щелчку, сам не определяет ни свою судьбу, ни собственную безопасность: щёлкнул в Вашингтоне пальцами загорелый парень Обама — и итальянские самолёты взлетели, отправившись бомбить Каддафи. Щёлкнул ещё — раз — и самолёты уже летят в другую точку планеты. Что это такое? Суверенный политический субъект? Нет, это половая натовская тряпка, которую американцы подстилают под ноги, когда заходят в Евразию. Вот частью этого замечательного образования станет Украина, реализуя свои мечты о вступлении в Евросоюз, которого, после всех совершённых этим несостоявшимся государством преступлений, никогда не будет.
Ну а дальше самый главный козырь — экономический. «Европа же богатая, и сейчас она нам даст денег, а мы их дико потратим на свои нужды, купим горилки, сала и выпьем, и съедим за здоровье брюссельского президента», имя которого никто в мире никогда не помнит. Вот так украинские этнонационалисты представляют своё вхождение в Европу. А в ответ на опасения, что Европа потребует соблюдения своих стандартов и регламентов, отвечают, что «мы потом им кукиш жирный покажем, скажем им — у нас тут своё порося, могилы родных и хутор у леса. И пошли вон отсюда». Однако практика последних десятилетий показывает обратное. Для Европы это действительно серьёзно. А это значит, что приедет евро-бульдозер и снесёт весь этот хутор, сравняет с землёй могилы предков и построит аккуратный такой «Макдоналдс». Вместо горилки им будет кока-кола, вместо сала — бигмак, а вместо могил — добыча сланцевого газа. Всё это и так есть и кажется приятным европейским дополнением к привычному укладу, пока не становится единственно возможным и тотальным.
Люди, которые всерьёз говорят о движении Украины в Европу, либо представляют Европу совершенно иначе, чем есть на самом деле, либо это просто агрессивные фанатики, агентура, причём даже не европейская, потому что многие европейцы уже сами стонут от всего происходящего, а американская. Показательным в этом смысле является один эпизод, рассказанный философом и идеологом Александром Дугиным, который, совершая небольшое турне и выступая перед европейскими интеллектуалами, учёными, во Франции и Италии высказал идею о том, что европейцам необходимо создать концепт европейской Европы, свободной от американской оккупации. Они же, глядя на Дугина, с грустью в глазах ответили: «Александр Гельевич, это всё понятно, европейская Европа, евроконтинентальный дискурс, а когда, простите, можно ждать уже русские танки, которые приедут в Европу и наведут здесь порядок, и наконец-то придут нормальные казаки с нагайками и разгонят всю эту однополую американскую нечисть? То ли дело раньше были комсомольцы советские с высокой моралью. Когда уже, скажите, дорогой Дугин, ждать русских танков?» По словам Дугина, он просто опешил от такой постановки вопроса в Европе, где права человека и западные ценности, как давно казалось, окончательно победили: «Ну, понимаете, надо сначала сформировать интеллектуальное пространство, подготовить…» — «Всё это ясно, вы не юлите, а скажите точно — когда уже ждать танков? Долго нам ещё всё это терпеть?» То есть в Европе сейчас совершенно чудовищная картина. И вот туда жителей большого русского мира, волею судеб оказавшихся на пространстве бывшей Украины, приглашают сегодня украинские этнонационалисты.
Европы для Украины не существует
Уже из самой геополитической логики следует, что альтернативой западному, европейскому вектору развития Украины является евразийство и ориентация на Россию, а не на США. Евразийский концепт, евразийское геополитическое пространство, Евразийская империя, а здесь империю нужно понимать как технический термин, как его использовал Карл Шмитт, европейский юрист и социолог, — это стратегическое единство всего многообразия, которое входит в её состав, — культурного, цивилизационного, языкового, этнического и религиозного. Вот всё это многообразие объединяется единым стратегическим пространством, и центральная, федеральная имперская администрация отвечает в таком объединении только за вопросы внешней безопасности, международных отношений и эмиссионных финансовых процессов. Всё остальное, включая быт, уклад, социальное устройство, языки и прочее, спускается на уровень самих людей.
Люди живут в империи так, как хотят, в соответствии со своими традициями, обычаями, языками. Федеральная, центральная имперская администрация вмешивается только тогда, когда начинается внутренний конфликт или когда какой-то этнос или народ пытается выделиться из состава империи. Вот это недопустимо категорически, создание административных границ и попытки выделиться из цельного пространства запрещены. Всё остальное остаётся на уровне самих народов.
Это именно тот формат, который предлагает евразийская альтернатива представителям западных украинских этносов и традиционного уклада. И только в этом формате всё, что у них есть сегодня, всё, что они считают своим достоянием, — а евразийство, как уже было сказано, поддерживает всё это и считает ценностью, — только в евразийском имперском формате всё оно сохранится. И только в формате Евразийской империи все народы и этносы получат равный доступ ко всем возможностям и к общему могуществу этого большого пространства, включая экономические перспективы. Евразийский выбор является содержательной альтернативой загибающейся и разваливающейся на глазах, в экономическом смысле в том числе, Европе, которая вплотную подошла ко второму циклу кризиса. Европейское экономическое чудо весьма подкошено никак не заканчивающимися глобальными американскими экспериментами. Часто посещающий Европу Дугин своими глазами видел, как вскоре после начала кризиса 2008 года по виду профессор в приличном костюме и галстуке, идя по тротуару, подобрал с земли кусок хлеба, который клевали голуби, и положил в карман.
Богатая Европа — это то, на что в первую очередь ссылаются украинские националисты, приводя аргументы в пользу евроинтеграции, как на место, где их будут содержать и кормить и откуда стоит ждать безудержного роста украинского благосостояния. Но именно Европа — это то пространство, которое на наших глазах переживает полный нравственный крах, социальное разложение и серьёзные экономические проблемы. Греция стала только началом, а вслед за ней Испания, Португалия и многие другие государства балансируют на грани банкротства. И это не говоря о странах Восточной Европы, жителей которых высокомерные европейские чиновники вообще за людей не считают.
Но есть альтернатива — Евразийский союз. Европе в экономическом смысле тоже конец. Это оккупированное, лишённое идентичности, геополитически несубъектное пространство со слабой экономикой, с разваливающейся финансовой системой — весьма сомнительная перспектива, привлекающая сегодня лишь западенцев и украинских националистов, витающих в собственных иллюзиях. Ведь той Европы, которую они себе представляют и куда так стремятся, больше не существует. А той Европы, которая примет и обустроит Украину, никогда и не существовало.
Великая Украина в составе Евразийской империи
[Последний шанс за минуту до Евромайдана]
Несмотря на то что в России Януковича долгое время считали евразийским политиком, декларации и намерения, которые озвучивались Виктором Фёдоровичем накануне «подписания» ассоциации с ЕС в Вильнюсе, выглядели довольно угрожающе. В то же самое время премьер-министр Николай Азаров говорил о том, что Украина готова подписать такое же соглашение и с Евразийским союзом. Любые доводы со стороны России о том, что это невозможно, нарочито игнорировались, в чём, очевидно, в Киеве видели некий элемент игры. Становилось понятно, что Янукович и Азаров играют в геополитику, интригуют, балансируют на грани. Опасная игра — констатировали многие, но что с них взять — начинающие руководители государства, незрелые, недостаточно опытные, по сравнению с тем же Путиным. Им казалось, что это весело: заявить Евросоюзу о готовности с ним ассоциироваться. Потом пообещать то же самое России. Потом, в последний момент, одно отменить, другое отложить. А потом посмотрим, что получится, мол, там видно будет. Доигрались. Народ Украины, да и России им в конечном итоге судья. Результаты всех этих геополитических экспериментов и политических игр налицо.
Понять образ России
За последние двадцать с небольшим лет на Украине, не без участия западных специалистов, был создан привлекательный образ Европы, куда и стремилась Украина многие годы. А вот какова альтернатива европейскому выбору? А точнее — что представляет собой Россия, каков её цивилизационный образ? Вот фундаментальный вопрос современности. Им задаются не только на Украине. Большинство жителей самой России последние лет двадцать также ищут ответ.
Некоторые намётки ответа на этот вопрос дал президент Владимир Владимирович Путин в своей валдайской речи.
Сама валдайская речь по своему содержанию — это, по сути, прочтение программы партии «Евразия» 2002 года, которую мы создавали когда-то с Александром Дугиным и его последователями-евразийцами. По сути, Путин признал все основные парадигмальные тезисы этой программы в качестве абсолютных, незыблемых постулатов для себя и озвучил их публично. Для этого он собрал на форуме «Валдай» всех главных американских шпионов, которых удалось найти в России. Вместе с ними он пригласил Караганова, Злобина, Лукьянова. Позвал всех инициаторов и постоянных участников валдайского форума, а это, следует заметить, либеральная площадка, где либералы обкатывали свои рецепты по ослаблению российской государственности и интеграции её в западное сообщество стран в формате американской однополярной глобализации. Многие годы они подыскивали способ, как бы такую неудобную, большую, громоздкую Россию загнать в сообщество уютных, компактных западных государств. Сначала они пытались её запихать в Евросоюз, но поняли, что Россия туда не входит по габаритам. Тогда они предложили её разделить и кусками туда запихивать, но Путин отказался фасовать Россию кусками. И тогда они решили её интегрировать в глобальное западное сообщество, масштабы которого раскинулись сегодня на часть Евразийского континента. Интегрировать путём поглощения, когда сам глобальный Запад наползает на Россию, пытаясь затянуть её под свой мондиалистский покров.
И вот Путин, собрав всех этих американских шпионов, дипломатов, агентов влияния, их пособников и прочих либералов и врагов России, активно работающих над разрушением нашей государственности, прочёл им мастер-класс по современной российской идентичности. Конечно, никакого образа у России, что очевидно, последние двадцать лет не было, и именно этим она пугала — своей непредсказуемостью и неопределённостью. То есть всякое государство, народ или цивилизация, которым Россия предлагала сближаться, интегрироваться, задавались вопросом — а куда мы будем дальше двигаться вместе? Вот мы интегрируемся — и что? На это в ответ они слышали какое-то невразумительное бурчание, гул, мелькало лицо Абрамовича, потом вспышка Потанина, кряхтел Зюганов, шумел Жириновский, потом все олигархи выглядывали, что-то каждый своё бубнили, и в общем — никто ничего внятного за двадцать лет от России не услышал. Путин же лишь загадочно улыбался, глядя на весь этот симуляционный паноптикум.
Иными словами, у России не было идеологии. Путин на «Валдае» объяснил это так: мы настолько устали от идеологии советской, что не могли даже слышать слово «идеология», поэтому решили взять 20-летний тайм-аут и в таком подвешенном состоянии неопределённости просуществовали всё это время. В это самое время, так как Россия ничего не предлагала, все её бывшие союзники и страны постсоветского пространства обратили свои взоры на Запад, который как раз предлагал внятную, последовательную и довольно привлекательную, за неимением лучшего, программу. Запад говорил так: во-первых — права человека, затем свободный рынок и ещё плюс такая вот чёткая, понятная, ясно артикулированная модель глобального западного общества со всем набором неких евростандартов и правил потребления и комфорта в комплекте. В принципе эта программа кажется довольно последовательной. Она выверена с геополитической точки зрения и даёт ясные представления о том, что предлагается, хотя на самом деле европейцы часто темнят, недоговаривают. На Украине с этим уже столкнулись воочию и ещё столкнутся неоднократно, особенно после подписания ассоциации с ЕС.
Самое интересное, что и сама Россия с момента распада СССР двигалась вообще в либеральном западническом направлении, к строгой геополитической капитуляции, во внешней политике в фарватере США, в последние годы лишь замедляя скорость движения, но не меняя общего курса. Замедление движения на Запад началось с приходом Путина, который тоже поначалу долго разминался, присматривался. Сперва он пытался заигрывать с Америкой, особенно в 2001 году, после терактов 11 сентября в Нью-Йорке. Потом понял, что это лишь ещё приблизило страны НАТО к нашим границам, после того как нас уже раз обманули с Восточной Европой и странами Варшавского договора в момент распада СССР. В итоге Запад придвинулся вплотную к постсоветским границам России. Дальше Путин понял, что Америка не шутит, что это серьёзно, что везде, куда пришли американские базы, они так и остаются, не собираясь уходить. Что Киргизия всякий раз, когда заявляет о том, что собирается вышвырнуть американские базы со своей территории, тут же погружается в пучину «цветной» революции с неизбежным гвоздём программы — сменой президента. Сначала там поменяли Акаева на Бакиева, потом Бакиева на Отумбаеву, потом Отумбаеву на Атынбаева, и сейчас вот Атынбаев говорит, что, мол, «НАТО, гоу хоум!». Вот посмотрим, долго ли он после этого продержится. Хотя, заметив частую смену лидеров в Киргизии, Путин решил прикрыть того, кто есть.
Но если сама Россия двигалась на Запад, то по большому счёту что оставалось её бывшим партнерам по Советскому Союзу? Правильно, тоже двигаться на Запад — больше-то и некуда, — только более быстрыми темпами, потому что маленьким компактным государствам СНГ, конечно, проще интегрироваться в глобальный Запад, чем большой неповоротливой России. И они воспользовались этим моментом, начав очень пронырливо пробираться в Евросоюз, заявляя попутно о своём стремлении в НАТО, — а куда ещё, если даже Россия в какой-то момент просилась в НАТО вопреки здравому смыслу! Логика понятна: раз Россия движется туда, то почему нам нельзя? Раз Россия движется в ВТО, то почему нам не вступать в ВТО, тем более, удивительно, нас берут! Встав на краю последнего предела, перед чертой, которую уже нельзя переступать, иначе мы лишимся суверенитета, что Путин ясно осознал в какой-то момент — он остановил движение России на Запад и замер. А что дальше?
Шаг назад, два шага вперёд
Но тут закончились два первых срока президентства Путина. В 2007 году он остановился, огляделся, собрал вещи, взял кимоно, попрощался, но… далеко не ушёл. Отдал всё Медведеву, а сам расположился неподалёку и стал наблюдать. Медведев, став вместо Путина, предложил — а давайте мы сейчас ещё более эффективно, чем Путин, будем двигаться на Запад. «Путин двигался медленно, а я сейчас быстро», — и туда сломя голову кинулся. Но так как его ещё всерьёз не воспринимали — видимо, не привыкли, — то несильно-то он и продвинулся, в основном где-то в Интернете, в соцсетях. В России четыре года правления — не срок, и вот уже возвращается Путин и говорит — так, всё понятно с этим западным проектом (особенно насмотревшись со стороны на Медведева, на то, что он делал). Вот в этот момент Путин окончательно решил — всё. С Западом — закончено! Особенно глядя на то, что происходит на арабском Ближнем Востоке, а также на то, к чему приводит инсталляция модели западной американской демократии в той или иной стране. Глядя на Ливию, Сирию, Путин реконструировал события вперёд и решил, что нет, пожалуй, нам западная демократия не подходит. И на этом опять остановился. Россия же снова повисла в некой неопределённости.
Вплоть до валдайской речи невозможно было сказать, чего хочет Россия. Конечно, Путин, возвращаясь, написал статью о евразийской интеграции. Но помимо этого он выпустил ещё семь статей. Какая статья является базовой и парадигмальной, а какая второстепенной — сказать очень сложно, они все очень разнокалиберные, написаны разными группами авторов, в них использован разный понятийный аппарат, заложены разные парадигмальные основы, часто взаимоисключающие. Как только ты начинаешь поиск Путина, тебе тут же предлагаются восемь вариантов оного, а не один. Поэтому человеку очень сложно найти Путина в российском обществе. Для этого он должен прочитать восемь статей (а это невозможно, по-моему, сделать обычному человеку), проанализировать, сопоставить их терминологическое многообразие, уловить настрой всех тех разных интеллектуальных групп, которые их готовили, а потом как-то выбрать, то ли аналитически, то ли интуитивно, то ли основываясь на симпатии — что всё-таки больше соответствует Путину. Поэтому у нас было восемь Путиных, до тех пор пока Путин не вышел на «Валдае» и не заявил: «Я — евразиец». «Вот это да!» — сказали американские шпионы, пакуя чемоданы. «И консерватор». «Ой», — только и смог произнести «американский шпион» устаревшей модели Злобин и протёр очки.
Это было, конечно, громом среди ясного неба. Путин, если тезисно дать квинтэссенцию его валдайской речи, сказал о том, что Россия будет продолжать евразийскую интеграцию. А в чём заключается суть евразийской интеграции по Путину? В том, что всё культурное, этническое, конфессиональное многообразие большой России сохраняется. Многоцветье народов — чисто евразийский тезис — цветущая сложность Евразии. При этом он сослался на именитых евразийцев, на труды главных основоположников евразийской идеи, которые писали о стратегическом единстве многообразия, то есть о государстве-империи, каковое и представляет собой Россия. Из этого следует, что всякий, кто будет присоединяться к Евразийскому союзу Путина, сохранит всё этническое, культурное, цивилизационное, языковое, конфессиональное многообразие и при этом не лишится суверенитета, потому как грядущая Евразийская империя — это империя царств.
Украина не в формате: кривые огурцы — это приговор
Всё это в первую очередь касается Украины, потому что Украина — полиэтничное пространство, несмотря на то что небольшой сегмент украинского политического сообщества настаивает на том, что Украина — это «единая, монолитная политическая нация украинцев». Даже при самом поверхностном анализе видно, что это далеко не так, или пока не так, или совсем не так, или вообще так быть не может. Но тем не менее всё этническое, культурное многообразие Украины, как и других государств СНГ, будет сохранено в таком виде, в котором пожелает это государство. Ибо Евразийский союз, в отличие от Евросоюза, не претендует на социальную унификацию, на цивилизационную унификацию. Именно Европейский союз всякого нового члена загоняет в жёсткие рамки своей социальной цивилизационной матрицы. Требует от всякого, кто вошёл в ЕС, принять эти рамки, а это в первую очередь социальная унификация, это атомизация, это приведение каждого атомизированного члена Европейского союза, гражданина к европейскому унификационному гражданскому стандарту. В этом смысл западного подхода, западного общества, что оно регламентирует всё, вплоть до бытовых вопросов, вплоть до того, какого размера должны быть огурцы. Кривые огурцы в Евросоюзе запрещены, кривая картошка тоже. Картошка должна быть абсолютно ровной, идеальной шарообразной формы, без изъянов. Так и представляется, как еврочиновники указывают, как должны быть расставлены сковородки у вас на кухне, какие полки для этого использовать, когда выгуливать собаку (в Евросоюзе собаку нельзя выгуливать ночью — это нарушает её права). Ответственность предусмотрена также за спаивание аквариумных рыбок, и прочее, и прочее.
Логос западной рациональности доходит в нашем представлении порой до абсурда. Но для западного человека всё так и должно быть, должен быть порядок, всё должно быть параллельно-перпендикулярно, ровно, вышколено, отложено по нивелиру, отстроено по шаблону. Так они строят Евросоюз. А вот всякие неаккуратные страны, такие как Румыния, Венгрия, Болгария, страны бывшего советского блока, когда попадают в Евросоюз, просто в шоке от такого прессинга. Потому как к ним тут же заявляется еврочиновник с утюгом, с мастерком, с отвесом и уровнем и начинает там все равнять: «Что это у вас за сельское хозяйство? Это не сельское хозяйство, а помойка, — говорит еврочиновник и закрывает сельское хозяйство. — А это что у вас за фабрика? Это ещё советское наследие тоталитарного сталинского режима. Закрываем, не в стандарте». В итоге новые члены ЕС понимают, что у них больше нет ничего, кроме кредитных и долговых обязательств.
Что сегодня происходит, например, в Прибалтике, которая одной из первых с радостью бросилась в пучину евроинтеграции? Разруха и бесконечные долги. А тайком от европейцев производимые шпроты и рижский бальзам покупают только в России ностальгирующие по советской роскоши пенсионеры. К тому же у еврокомиссара любой человек из бывшего постсоветского пространства, вообще социалистического лагеря, вызывает такое омерзение, пренебрежение и брезгливость, что он просто не может его видеть, испытывая физиологическое отвращение. Вот мы приняли вас, Венгрию или Румынию, а вот у вас тут сплошные цыгане. Всех цыган надо быстро собрать, переодеть в европейские костюмы, а перед этим надо их помыть, постричь, надо вытащить у них серьги и кольца из ушей. Детей у них надо забрать, потому что цыгане воспитывают детей в цыганской традиции, а должны воспитываться в европейской.
Ювенальная юстиция приходит, забирает детей, в отношении взрослых — сегрегация, отделили, запретили передвижение, ибо тут у вас Европа, а не гуляй поле, где хочу, там и кочую.
Так видят европейцы наши такие вот дикие, совершенно варварские для них страны, которые они под жёстким давлением из Вашингтона вынуждены принимать в Евросоюз. Потому что Вашингтон торопится оторвать их от России побыстрее — это в их геополитических интересах. Создать буферную зону, отделяющую европейский заповедник от территории безграничного варварства бескрайней России, с её обязательными медведями на улицах, играющими на балалайках, атомными реакторами и автоматами Калашникова, с которыми непременно играют дети в песочницах, выпив предварительно водки. Американцы же стремятся расширить зону санитарного кордона вокруг России, чтобы окончательно закрыть вопрос какого-либо взаимодействия с Европой, даже экономического, не говоря уже о стратегическом, иначе это конец американской монополии на распоряжение Европой. Поэтому-то США и давят на Евросоюз: быстрее принимайте этих оборванцев к себе. А Евросоюз с такой вот своей европейской брезгливостью поднимает их двумя пальцами, с омерзением осматривает и говорит: ну, что это мы приняли? Ещё и Украину надо принять? Этих мы вообще никак не отмоем, не выстроим, никогда не заставим выращивать прямые огурцы. Куда нам ещё Украину с её кривой картошкой, отвратительным жирным салом, токсичной, мерзко выглядящей горилкой и нищим голодным населением? Сюда, в наш европейский стерильный мир? Ну вы что, американцы, в своём уме?
Естественно, что европейцы не потерпят всего того, чем всегда так гордятся на Украине. Есть специальные европейские стандарты, которые Украина, подписав ассоциацию с ЕС, обязуется принять. Именно для того, чтобы соответствовать европейскому восприятию. И эти стандарты жёстко регламентируются. В два года должны быть приняты промышленные стандарты, о чём непрерывно предупреждал Сергей Глазьев.
Евразийский союз — в стандарте многообразия
Зато всего вышеперечисленного бытового безумия, совершенно точно, не будет в Евразийском союзе. Потому что Россия многообразна, полиэтнична и привести её к единому стандарту невозможно. Не говоря уже о столь неоднородном пространстве СНГ. Естественно, речь не идёт о русификации. Так же, как речь, естественно, не идёт о лишении суверенитета. Евразийский союз — это наднациональное образование суверенных государств. По сути, речь идёт о конфедерации в её классическом определении. Вот основные параметры Евразийского союза.
Владимир Путин наконец-то ясно сказал о том, что Россия должна быть суверенной. Он на это намекал, он к этому клонил, он шёл к этому многие годы. Но сейчас он это ясно озвучил. Россия будет суверенной, цельной, большой. Он сказал, что мы боялись идеологии, а теперь не боимся и давайте начнём об этом говорить. Также он сказал, что однополярный мир — несправедлив, что для автора этих строк, да и для всех, кто осуществляет геополитическую экспертизу происходящих в мире событий, является самым главным. И именно так он сказал: «…мы видим попытки тем или иным способом реанимировать однополярную унифицированную модель мира, размыть институт международного права и национального суверенитета. Такому однополярному, унифицированному миру не нужны суверенные государства, ему нужны вассалы. В историческом смысле это отказ от своего лица, от данного Богом, природой многообразия мира»
Путин подчеркнул, что однополярный мир несправедлив и в принципе не может быть справедливым. А справедливым может быть мир многополярный, в котором существует несколько, а не один цивилизационный полюс. И эти несколько полюсов на основе консенсуса должны принимать решения о судьбах человечества в целом, а не в одном месте одним субъектом, тем более уверенным в своей исключительности.
Учитывая значительное количество парадигмальных патриотических идеологических тезисов, есть смысл взять за основу описания нынешней России именно эту путинскую валдайскую речь. Она даёт ответы на все основные вопросы. Начиная с экономической интеграции на основе создания Таможенного и Евразийского союзов. Суть их в том, что в соответствии с теорией автаркии больших пространств Фридриха Листа именно в таких больших пространствах, какое представляет из себя ореол государств, входивших в состав СССР, или ранее Российская империя, может осуществляться интеграция с максимальным экономическим ростом. Смысл её в том, что когда близкие по уровню развития экономики объединяются, это приводит к взаимному росту. Когда же разные по размеру экономики оказываются в одинаковых условиях, то богатая экономика ещё больше богатеет, бедная ещё больше беднеет.
Поэтому страны постсоветского пространства, вошедшие в ВТО, конечно, обрекают себя на нищету и полное финансовое обескровливание, в то время как в рамках Евразийского союза реализуется модель автаркии больших пространств, в основе которой лежит принцип Таможенного союза. Это даёт возможность близким экономикам совместно, на основе экономической самоиндукции, расти. Полюс ко всему этому — многополярный мир; Россия суверенна и распадаться не будет; евразийская интеграция близких по культурно-цивилизационному типу государств с сохранением внутренних укладов и суверенитетов; отсутствие регламентации бытовой стороны; приведение всего к единому стратегическому вектору большого евразийского пространства — это то, чего ждали сторонники возрождения России по всему миру два с лишним десятилетия. В этом основные признаки нынешней России. Но возникли они не двадцать лет назад, когда распадался СССР, и не десять, когда пришёл Путин, и не пять — при Медведеве, а возникли и окончательно закреплены в валдайской речи Путина, положившей основу новой идеологии России.
Сохранить или развалить? Геополитическая логика и три школы
Ещё в 2008 году в моей первой книге, которая называлась «Накануне империи. Прикладная геополитика и сетевые войны» и была запрещена на Украине комиссией по морали вместе с фильмом Квентина Тарантино «Хостел-2», присутствовали довольно острые, резкие заявления насчёт Украины. Она писалась в момент правления Ющенко, и один из тезисов, из-за которого, собственно, её и запретили, заключался в том, что если Россия теряет Украину в сложившемся на тот момент «оранжевом» потоке её движения на Запад, то хотя бы половину Украины Россия должна забрать. А именно юго-восточную Украину и Крым, территории, населённые преимущественно русскими. Этот тезис, конечно, бросает вызов украинской государственности, суверенитету, цельности и т. д. Но хочу напомнить, что это было написано именно в период «оранжевой» вакханалии, когда Ющенко просто визжал, зверел и настаивал на том, что Украина срочно должна вступить в НАТО и в Евросоюз и вообще стать 51-м штатом США. Только бы не с москалями, только бы не с русскими. В этой ситуации, конечно, да, если мы теряем Украину, то половина по праву должна принадлежать России. Там живут наши люди — русские люди. Конечно, этот тезис на грани, но ровно до того момента, пока Украина сохраняет нейтралитет. Понятно, что он провокационный, довольно резкий, но когда Украина смотрит на Запад, это обусловлено обстоятельствами, а комиссия запрещает подобные книги. А дальше запрещают въезд на Украину. Потом, правда, разрешили, когда пришёл Янукович, и тезис о неизбежности распада Украины на время был снят. Такая позиция обусловлена геополитической логикой, внешнеполитическим реализмом и вопросами безопасности.
Чуть позже была книга, вышедшая в издательстве «Яуза», — «Главная военная тайна США. Сетевые войны». Она была посвящена сетевым стратегиям, в частности американской военной сетевой стратегии подчинения территорий, в основном евразийского пространства, своему влиянию без использования обычных вооружений. Сетевые войны — это новейшая доктрина захвата геополитического пространства с помощью гуманитарных технологий, путём навязывания своего культурно-цивилизационного кода.
Который, в свою очередь, навязывается посредством активных действий со стороны западных некоммерческих, неправительственных организаций, реализующих гуманитарные программы на американские деньги. Суть их работы в том, чтобы перекодировать общество на западный манер, чтобы оно уже естественным образом воспринимало Запад как близкий себе в культурно-цивилизационном смысле субъект, а Россию как далёкую и совершенно чуждую, дикую, варварскую, грязную, агрессивную, неевропейскую. Вот с помощью таких технологий Запад многие пространства либо подготовил к «цветным» революциям, которые потом там осуществил, либо просто вошёл туда без единого выстрела, взяв их под свой контроль. Описанию этих технологий была посвящена вторая книга, предостерегающая, в том числе Украину, от произошедших чуть позже событий, реализованных в американских интересах. В ней была затронута тема евразийского сетевого ответа на атлантистскую сетевую экспансию, реализуемую, в частности, американскими реалистами, не обращающими внимания на идеологические нюансы ради достижения интересов США. Отсюда готовность опираться на любые силы, будь то нацисты в Киеве или исламистские радикалы по всему арабскому миру.
В качестве противодействия американскому реализму наша внешняя политика и действия нашего МИДа до сих пор по инерции разворачиваются в том формате, который был заложен в советский период, но в сильно сглаженном либеральной эпохой виде. Хотя в основе лежит некая сталинская парадигма. Наш МИД до сих пор является сталинистским, что следует воспринимать крайне позитивно. Именно этот сталинизм российского МИДа сохраняет его минимальную субъектность. Благодаря ей наш МИД всё ещё консервативный, державно-онтологический, недвижимый и незыблемый. Даже Козырев ничего не смог сделать с нашим сталинистским МИДом, который просто отторг его как чужеродный элемент. Наш МИД саботировал ельцинскую политику капитуляции перед Западом. Благодаря во многом нашему МИДу мы отстояли Россию, её суверенитет и целостность, а не развалились и не интегрировались в глобальный Запад; и до сих пор МИД является неким консервативным модулем, мощным геополитическим субъектом внутри нашей государственности, который сдерживает любые либеральные удары, от кого бы они ни исходили.
Достаточно вспомнить встречу в 2007 году президента Дмитрия Медведева с сотрудниками российского МИДа в 2010 году, где он изложил основные приоритеты своей внешней политики
На этой встрече он заявил, что приоритетом номер один для России во внешней политике является западное направление. Данный тезис был встречен суровым молчанием сотрудников МИДа. Второй приоритет, по Медведеву, — это страны, дружественные России по всему миру, а в третью очередь — это страны СНГ и постсоветского пространства.
Дальше под абсолютно гробовое молчание он покинул трибуну, и больше о нём там никто не вспоминал. То есть наш МИД, конечно, фундаментальный, державный и отстаивает суверенитет России, её целостность как может, отбивая либеральные нападки тех или иных политиков и имея при этом ограниченные политические возможности, находясь в полной зависимости от Администрации президента. Но вместе с тем МИД России всё ещё по остаточному принципу базируется на марксистской внешнеполитической парадигме, которая в нынешних условиях уже несколько неадекватна тому, что происходит в мире. Потому как американцы реализуют сегодня две классические позитивистские модели, две школы в теории международных отношений – реалистскую и либеральную
Третья школа — марксистская — существовала только тогда, когда советский блок контролировал половину мира. Но и тогда она не была марксистской в чистом виде, а скорее марксистско-сталинистской, что несколько отличается от чистого марксизма.
Российская внешняя политика — выбор парадигмы
Американские консерваторы как раз реалисты. И вот в чём заключаются основные принципы реалистской школы: главное — интересы США, а идеология не имеет значения. Реалисты так подходят к ситуации. Вот есть, например, арабские нефтяные королевства, которые являются союзниками США в регионе: что американцы говорят, то они и делают. Поэтому с точки зрения реализма совершенно неважно, какой внутри этих королевств идеологический режим. Там, у себя, они могут вешать, пытать, рубить руки, выкалывать глаза, эксплуатировать женщин, всячески нарушать права человека, что угодно — реалиста это не интересует. Главное, что они работают на американские интересы в регионе. В этом суть реалистского подхода. Реалист никогда не ввяжется в войну, если он не видит реального эффекта от этой войны, конкретной прибыли, прироста. И наоборот — ввяжется в войну, если видит реальную добычу, трофеи, например нефтяные месторождения. Он подсчитывает расходы и доходы, сводит дебет с кредитом, считает затраты на войну, прибыль от продажи нефти и, если прибыль больше — затраты меньше, начинает войну. Если прибыль меньше — затраты больше, то не начинает. Это реалистская школа.
Вторая школа, которая конкурирует с реализмом в американской внешней политике, — это либеральная школа. Эти две школы постоянно балансируют — подходы реалистские и либеральные. Либералов, напротив, в первую очередь интересует, соответствует ли режим или ситуация в целом либеральным принципам. Их главный тезис заключается в том, что демократии друг с другом не воюют
Соответственно, если в каком-то государстве демократический режим, то это нормальное государство и оно по праву входит в стратегический блок глобального Запада, становится союзником вне зависимости от того, где оно находится, приносит ли оно реальную пользу Америке или нет, маленькое это государство или большое, экономически развитое или нет. Главное, чтобы оно было либеральным. На этом принципе базируется либеральная школа. Она совершает один либеральный переворот за другим, тем самым включая одно за другим государство в свой стратегический блок, создавая, как утверждают либералы, безопасный однополярный мир. Когда все государства станут «демократическими», то есть либеральными, то есть демократическими в американском понимании, тогда мир наступит во всем мире и не надо будет воевать. Тогда закончится история, потому что не будет нелиберальных, недемократических стран, все будут либеральными. Тогда будет доминировать глобальный Запад, некий глобальный однополярный мир, и Америка будет им управлять. А человечество будет представлять собой одно сплошное либеральное, демократическое, гражданское общество американского образца.
Эти школы соперничают друг с другом, и когда сменяются президенты — демократ и республиканец — один реализует преимущественно одну школу, другой — другую. Буш-младший был реалистом, зато Обама — либерал, как и Клинтон, который тоже был сторонником либеральной школы, потому при нём везде должны были быть либеральные демократические режимы, в том числе в России. Вот так попеременно они то начинают войну, то останавливают, то продолжают, реализуя свои интересы, то осуществляют либеральные «цветные» революции.
Марксистская школа исходит из того, что общество делится на два класса — класс труда и класс капитала. Поэтому марксизм смотрит сквозь границы национальных государств, он на них не обращает внимания, а направляет свои внешнеполитические приоритеты только туда, где есть марксисты. В советский период это было всякое пространство, близкое советскому блоку, которое, соответственно, интегрируется, поддерживается, развивается. Но советская доктрина учитывала границы, а значит, не была марксистской в чистом виде, отсюда промежуточный марксистско-сталинистский тип. Где доминируют капитал, буржуазный режим, там готовится смена режима — марксистская революция. После того как там победит труд, это пространство также входит в марксистское поле. Таким образом, пролетарии всех стран, в конце концов, соединятся, подавив постепенно везде буржуазные и капиталистические режимы. Такая была марксистская школа — критическая, конфликтная, конфронтационная, но сегодня она не отвечает больше ничему.
Возникает вопрос — а какая школа исповедуется в России? Мы реалисты или мы либералы? Глядя на Путина, на его стремление к суверенитету, понимаешь, что мы точно не либералы.
Но декларации остались прежними — Россия не отвергла тезис о том, что является частью глобального мира, не отменила примат международного права над национальным, не сменила либеральную конституцию. Всё это у нас осталось с тех времён, когда либеральная внешняя политика реализовывалась при Ельцине Козыревым. Сейчас отчасти Путиным реализуется реалистская политика. При Медведеве опять немножко либеральная, потом вновь немножко реалистская, проводимая с помощью главного инструмента — сталинистского МИДа, унаследовавшего остатки марксистской парадигмы.
Американские демократы против неамериканских демократий
Демократия — явление довольно сложное. По крайней мере куда более сложное, чем её представляют американцы. Если взять, например, демократию евразийскую, то получается народовластие, основанное на теории самоуправления. На основе этих принципов может быть возведена новая евразийская идеологии, из которой вполне может проистекать своя собственная, постпозитивистская, с учётом изменившихся реалий, внешнеполитическая школа. Пока же Россия — это Путин, потому что всё делается только им, в одиночку. Он сам анализирует, сам принимает решения и сам их реализует. Это удобно в экстренной ситуации, требующей ручного управления. Но такая система неустойчива, ибо для существования государства в истории нужна система. Система — это элиты, действующие в рамках парадигмы, вытекающей из идеологии как производной от идеи
Без широкого идеологического воздействия устойчивые, самовоспроизводящиеся элиты сложиться не могут.
На первый взгляд, поднимая вопрос о демократии, мы входим в некий диссонанс: с одной стороны, поминая США, мы говорим о демократии как о чём-то негативном, что навязывается американцами с помощью бомбардировок, оккупации и лишения суверенитета. С другой стороны, демократия — это народовластие, то есть оптимальная модель социального устройства для евразийского пространства народов. В ответ на это французский философ Ален де Бенуа выдвинул и отстоял такой тезис, что демократия является следствием исторического опыта того или иного общества
По де Бенуа, существует как минимум три типа демократии для разных типов общества. Это демократия свободы, демократия равенства и демократия братства
Демократия свободы — это как раз та самая либеральная демократия, с которой везде лезут американцы. Демократия равенства — это общество, основанное на принципе социального равенства — от каждого по способности, каждому по потребностям — и выстроенное по модели Советов. Таким обществом была Германская Демократическая Республика или является до сих пор Корейская Народно-Демократическая Республика. Этой же демократической моделью, демократией равенства был весь советский блок. В Советском Союзе через систему советов как раз и было реализовано народовластие. Но есть ещё демократия братства — это демократия крови, демократия этническая, на основе которой базируется социальное устройство традиционных этносов. Типичный пример — северокавказские народы, чеченцы, в целом вайнахи, у которых в основе лежит тейпово-тухумная модель. Согласно этому принципу лучший из лучших выдвигается из своего рода на совет тейпа, объединяющего род, имеющие общего предка. Совет тейпа выдвигает лучшего представителя на совет тухумов, где выбирается лучший представитель — лидер народа, который не правит, как в государстве, а судит, являясь самым просвещенным и образованным в плане религии, социального устройства и традиционного уклада. В системе «демократии братства» — первый не правит, но судит — это принципиальное отличие демократии крови.
Таким образом, существует как минимум три разных типа демократии. А если мы возьмём вообще традиционный уклад — племена, традиционные общества в составе империи, то в такой среде возникает картина некоего многообразия демократий. К слову, Путин в своей валдайской речи сказал, что у каждого народа своя традиция демократии и не надо нам навязывать либеральную американскую модель. Потому что это есть следствие исключительно опыта западных стран, европейского общества, и чуть позже созданного отцами-основателями нового типа общества — Нового Света, который был заселён отщепенцами из Старого Света. Для нового типа западного общества они взяли самую выхолощенную, полностью очищенную от традиции, от консервативной морали, от европейской культуры модель демократии и там её установили. И вот сейчас с этой низкопробной демократией плебеев США лезут во все государства мира.
Для нас же демократия — это народовластие. Народовластие — как суть евразийской модели, как некий синтез демократии равенства с элементами демократии братства. Основное же отличие евразийской демократии народовластия от либеральной демократии Запада в том, что социальным субъектом в ней является не индивид, не атомизированная личность, не атомизированный гражданин, вокруг которого вращается вселенная, а коллективный субъект — автономия, община, этнос, народ. То есть традиционная форма социального устройства.
Евразийская субъектность более укрупненная, нежели атомизированная европейская и западная в целом. Если же реализовывать именно европейскую модель демократии, то мы неизбежно приходим к этноциду, то есть к перемешиванию этносов в едином плавильном котле гражданского общества, к гражданской политической нации, на чём как раз и настаивают сторонники Украины как национального государства, Украины как политической нации. В этом случае необходимо избавиться от этнизма, от многообразия, прийти к однообразию. Парадокс в том, что на модели государства-нации для Украины настаивают как раз представители этнических меньшинств Западенщины, которые видят украинскую нацию сквозь этническую оптику. При этом пытаясь подогнать не только всё этническое многообразие пространства Украины, но и её русское большинство под свою этническую модель, то есть, по сути, как бы расщепить русский народ на этнические составляющие, переформатировав их после этого под этнические особенности запада Украины. Идея столь чудовищного и нелепого социально-этнического эксперимента могла родиться, пожалуй, только в головах «украинских националистов». Или привнесена извне теми, кто желает разрушения и дестабилизации этого пространства. Главный их посыл таков — вот наша модель, свойственная этническому ландшафту Галичины, хорошая, единственно правильная, поэтому её надо распространить на всех. А то, что она не соответствует культурному, историческому наследию и традиции существования других народов, в частности татар, гуцул, русинов и т. д., это их не волнует.
Национализм — это всегда насилие и этноцид, когда одна этническая модель берётся за основу как унификационная, а остальные интегрируются в неё. При этом этносы пропускаются через сито этой унификационной модели, и представитель традиционного, коллективного субъекта становится атомизированным гражданином. И если до этого он опирался на свою общину, то в национальном государстве он оказывается один и опирается на полицейские силы. Если что-то ему угрожает, он звонит в полицию, а в традиционном обществе он поддерживается своей семьёй, своим кровнородственным кланом, народом, своей средой, культурой, землей и т. д. Этнонационализм — это попытка создать политическую нацию путём навязывания социальной модели одного из этносов всем остальным и, по сути, означает этноцид со стороны одного этноса всех остальных.
Гражданское общество — это отрыв человека от почвы, от традиции, вычленение его из естественной среды коллективных субъектов и помещение в среду атомизированных субъектов. Это западная модель демократии. Это опыт небольшого пятачка земли. В Европе так развивались народы. Этносы сливались в большие народы, народы создавали империи, империи распадались на национальные государства, в которых гражданин, горожанин стал главным субъектом. В огромном евразийском пространстве коллективный субъект является главным носителем всего. Гражданское общество убивает всё этническое, а для Украины это будет означать уничтожение её сути — собственно уничтожение Украины как культурно-цивилизационного явления, этнического в своей основе.
Жить в Евразийской империи: идея или смерть!
Что человека заставляет встать и идти, действовать, активно проявлять свою позицию? Это две вещи — деньги и идея, это два основных мотиватора. В России всегда главным движущим мотиватором была идея. Западный мир говорит о том, что только деньги: когда есть деньги — есть всё, есть активность — и всё будет. Когда деньги забираем, всё останавливается. Так Запад управляет миром: дал денег — активно всё функционирует, забрал — остановилось.
В России идеократическая среда, русские — это цивилизация идеи. Русские движимы идеей. Деньгами русского человека всерьёз мотивировать нельзя, особенно молодого. Когда русскому начинаешь платить деньги, он перестает работать. Деньги же есть — зачем работать? По большому счёту, русский человек не любит деньги так, как их любит человек Запада. Ради денег русский не готов на всё. Это там человек может сделать ради денег всё, что угодно, переступить через святое, так как, кроме денег, на Западе нет ничего святого, есть лишь цена вопроса.
Мотивация деньгами в России работает с большим количеством осечек. Она может работать, но ограниченно, пока нашему человеку и так нравится то, чем он занимается. Поэтому русское государство на деньгах не построишь.
А на чём построишь? На идее. А идеи нет. В результате мы и наблюдаем разложение русского общества. Вот что русский человек делает, когда нечего делать? Он квасит. Взял стакан, налил, выпил, ещё налил, выпил, подумал, сел, погрузился в мысли и так постепенно в землю, в почву и ушёл. А что может разбудить русского человека? Великая идея. Ему нужен проект русского масштаба. Строительство или воссоздание континентальной империи — это проект русского масштаба. В него будут вовлечены все с полным энтузиазмом. Каждый, кто сейчас со стаканом сидит, размышляет, бросит стакан и будет знать, что он полезен общему делу, что он работает на великий проект. Только великий проект, масштабный, континентальный, трансконтинентальный, космический, может русского человека вдохновить, мобилизовать и никакими деньгами такой мобилизации не добиться. Пока у нас не будет идеи существования государства, которая сегодня отсутствует, русский народ не пробудить.
Мы часто повторяем: Россия должна быть суверенной! Путин говорит, что Россия — это ценность. А зачем Россия? Дальше в ответ мы слышим про комфорт, про то чтобы благосостояние граждан обеспечить, высокий уровень потребления, чтобы совершенствовать сферу услуг. Но это же либеральный суррогат. Русский человек тут же отворачивается и перестаёт слушать. Ну не могут комфорт и повышение благосостояния мотивировать русского человека, а тем более мобилизовать его на великие свершения. Комфорт — это стакан, и вот — я наливаю. Вот это комфорт, говорит русский человек и выпивает. Зачем для этого государство? Для доступного жилья, медицины, здравоохранения и образования? «Путин, ты, наверное, шутишь», — говорит он, попадая мимо стакана. Явно государство не для этого, ибо даже человек с минимальным уровнем комфорта и то понимает, что русское государство, тысячелетнее, с великой историей, кровью и миллионными жизней, отстаивало свой суверенитет… Ну явно не для комфорта. И явно не для благосостояния граждан. Поэтому здесь Путин загоняет себя в концептуальный тупик, он указывает на правильные, совершенно необходимые идеологические предпосылки, но делает из них совершенно неправильный либеральный вывод, который всё перечёркивает.
Путин должен сосредоточиться. Россия сосредотачивается, и Путин тоже. Он наконец-то должен понять, что только идея, идеология, сверхмотивация заставят народ проснуться, отряхнуться, встать. Но когда русский народ встанет, вот тут мало никому не покажется. Когда встаёт русский народ, Запад трясёт, он уходит под воду в ужасе, как Атлантида, потому что вставший в полный рост русский народ с тысячелетней историей, построивший и собственноручно разрушивший огромные империи, контролировавший половину мира, — это вам не шутка. Но поднять русский народ может только идея, достойная его масштаба. Пока этой идеи не будет, русский народ будет спать, всё глубже и глубже погружаясь обратно, в мать сыру землю. Большой русский народ, охватывающий собой весь русский мир, соответствует масштабам строительства континентальной Евразийской империи, гармоничной и неотъемлемой частью которой и будет Украина. Или её не будет вообще. Только идея империи заставит русского человека воспрянуть, а Запад содрогнуться.