Прикладная геополитика, евразийская стратегия России: Индия, Иран, Китай, Япония. Европа и Империя

Геополитика — это методология, в основе которой лежит представление о противостоянии морского и сухопутного типов цивилизации и вытекающие из неё принципы сосуществования государств, империй и народов. География и пространство выступают в геополитике в той же роли, что и деньги с производственными отношениями в марксизме и либерализме. Суть геополитики можно свести к формуле: «география — это судьба». Исходя из этого ёмкого, хотя и далеко не полного определения геополитики попытаемся выяснить, какую роль играет геополитика в области национальной безопасности нашей страны, и, в частности, каким образом применим геополитический метод не только при формировании, но — при необходимости — и корректировании концепции национальной безопасности.

Геополитический метод и национальная безопасность

Несколько слов о новом геополитическом курсе

В новейшей — советской, а позднее российской — истории можно условно вычленить четыре периода, характеризуемые различным отношением к геополитике. В сталинский период официальная идеологическая модель сводилась к противостоянию труда и капитала, а национальная безопасность Советского государства номинально строилась на индустриальном и военном укреплении страны победившего социализма как основного плацдарма для грядущей мировой коммунистической революции. Хотя уже при Сталине пафос мировой революции как таковой поутих, переоформившись в чётко выверенную стратегию «имперской» экспансии Советского государства на сопредельные территории. Геополитика как наука тогда только формировалась, и геополитический метод как необходимый элемент при формировании основ государственной безопасности принимался чисто интуитивно, возникал при заключении союзнических договоров и пактов скорее с прагматических позиций, являясь как бы подуровнем основного на тот момент классового подхода к решению всех вопросов. Однако в целом сталинский период, несмотря на всю неточность определений и идеологическую нагрузку, всё-таки можно с уверенностью назвать геополитически выверенным. Геополитическая «суша» в тот момент была тождественна труду, «море» — капиталу, а советская экспансия стремилась к границам евразийского континента.

Второй этап можно условно обозначить как постсталинскую эпоху, перетекающую в позднесоветский брежневизм. В этот период всеобщей идеологической сдачи уже начавших вырождаться советских элит геополитика официально трактовалась не иначе как «политическая концепция, использующая географические данные для обоснования империалистической экспансии». Она официально считалась запрещённой «лженаукой» уже только ввиду того, что «была официальной доктриной немецкого фашизма», о чём нам и сообщает Советский энциклопедический словарь 1979 года издания. Предполагалось, что Советский Союз — не империя, экспансию, нарочито неточно определяемую как «колонизацию», он не осуществляет, а значит, геополитика мирному государству, стоящему на страже социалистических ценностей, не нужна по определению. Это сегодня, после провала в Афганистане и потери Восточной Европы, стало очевидно, что просто так отмахнуться от геополитических факторов в формировании внешнеполитических подходов не удастся. Хотя бы потому, что потенциальные противники России как раз таки весьма активно опираются на геополитику, выстраивая планы своей экспансии, — например, расширения на восток в Европе, дестабилизации и последующего отторжения Кавказа, оккупации стран Средней Азии и т. д.

Следующий период переосмысления подходов к национальной безопасности — период ельцинских реформ. То, что осталось после распада Советского Союза, уже точно не было империей и тем более не претендовало ни на какую экспансию. Но официально признать геополитику как элемент государственной внешнеполитической доктрины, формирующей стержень концепции государственной безопасности, для ельцинского режима означало бы расписаться в осуществлении действий, противоречащих тогдашним геополитическим интересам России, выражавшимся в стремлении к скорейшей сдаче Западу и прекращению суверенного существования. Какая уж тут геополитика с её противопоставлениями суши и моря, цивилизации Востока и цивилизации Запада, если со дня на день Россия и западное сообщество должны были слиться в едином порыве движения к всеобщему капиталистическому счастью и общечеловеческим ценностям. Не сложилось. Запад всё как-то брезгливо морщился, вместо объятий пододвигая НАТО поближе к нашим границам. Основная угроза национальной безопасности России, как тогда казалось прозападным либеральным элитам, находилась внутри самой России. По этому поводу Концепция национальной безопасности, подписанная Ельциным, гласила: «Приоритет в решении задач по предотвращению и парированию угроз национальной безопасности Российской Федерации принадлежит Министерству внутренних дел Российской Федерации, Федеральной службе безопасности Российской Федерации, Министерству Российской Федерации по делам гражданской обороны и чрезвычайным ситуациям». Ответственность за национальную безопасность возлагалась на Министерство внутренних дел. Что же касается стран НАТО и США, то в этом отношении было отмечено: «…стремясь к взаимовыгодному сотрудничеству, Российская Федерация будет продолжать развитие конструктивного партнерства с Соединенными Штатами Америки и Европейским союзом…». Подобное конструктивное партнерство на деле вылилось в слепое соглашательство с Западом везде и во всём, в сдачу наших стратегических плацдармов по всему миру, в потерю контроля над постсоветским пространством и т. д. При этом Запад весьма «конструктивно» заполнял всё оставляемое нами геополитическое пространство, совершенно не стесняясь осуществлять «геополитическую экспансию» по всем направлениям.

С приходом Владимира Путина новое руководство страны, по-новому взявшись за государственную безопасность, вынуждено было столкнуться с тяжелейшими последствиями многолетнего игнорирования дисциплины, взятой на вооружение всеми странами противоположного геополитического лагеря ещё во времена начала «холодной войны». Приняв во внимание пересмотр концепции национальной безопасности, можно по-другому взглянуть на те шаги во внешней политике, которые были предприняты российским руководством за последние годы, вызывая раздражение, граничащее в последнее время с прямыми угрозами, со стороны «западных партнеров». В ныне действующей концепции национальной безопасности, подписанной Путиным ещё в первый год своего президентства, в числе факторов, угрожающих национальной безопасности России, отмечаются:

— стремление отдельных государств и межгосударственных объединений принизить роль существующих механизмов обеспечения международной безопасности, прежде всего ООН и ОБСЕ;

— опасность ослабления политического, экономического и военного влияния России в мире;

— укрепление военно-политических блоков и союзов, прежде всего расширение НАТО на восток, возможность появления в непосредственной близости от российских границ иностранных военных баз и крупных воинских контингентов и т. д.

Впервые в постсталинской России прямо названы имена наших вероятных противников. Одновременно с принятием новой концепции Путин декларирует: «Россия всегда ощущала себя евроазиатской страной». Эпохальное, грандиозное заявление, которое в одночасье полностью поменяло полярность России в мировых геополитических процессах. После этого стало понятным, что мы стали свидетелями полного разворота России от курса безоглядного атлантизма к евразийству, свидетелями поэтапного перехода к логике евразийской интеграции, а признаки геополитических трактовок при принятии государственно-важных решений теперь налицо. Впервые за всю историю России геополитика открыто и ясно была признана неизбежной операционной системой, не обращаться к которой в современных внешнеполитических реалиях стало неразумно, а временами даже преступно.

Именно с этого перехода России на евразийские рельсы развития государственные элиты вынуждены были по-новому переосмыслить политическую историю последнего столетия, ещё раз взглянуть на допущенные ошибки и просчёты, понять, что у нас больше нет права на геополитические заблуждения. Ситуация уже зашла слишком далеко, чтобы продолжать игнорировать геополитику, пытаясь заигрывать с теми или иными стратегическими моделями, раз от раза доказывающими свою несостоятельность. Все, кто отвечает за национальную безопасность нашего государства, наконец-то присягнули геополитике, а евразийская ориентация нашего большого пространства является сегодня геополитической аксиомой, что не оставляет никакой двусмысленности в определении и однозначности будущего курса развития России. Сегодня мы являемся соучастниками мировоззренческого триумфа евразийской геополитики на фоне железной воли руководства нашей страны к его реализации.

(Выступление на конференции «Молодёжь России — шаг в XXI век», организованной Российской Организацией сотрудников правоохранительных органов (РОСПО), 3–7 декабря 2000 г.)

Схватка с «анакондой»

США и Россия — битва за континент

Кодовым названием «Анаконда» был обозначен стратегический план главнокомандующего союзными войсками в североамериканской гражданской войне 1861–1865 гг. генерала Мак-Клеллана. Целью было полное блокирование мятежного Юга с суши и моря и постепенное экономическое и политическое удушение сырьедобывающих южных штатов индустриальным Севером. Оформив эту стратегию в первой крупной войне, США уже больше не отступали от неё. Вскоре американцем Альфредом Мэхеном и англичанином Бэзилом Лидделом Гартом были проведены и соответствующие теоретические разработки.

Каковы же основные принципы стратегии «Анаконда»? Первый и самый главный принцип — это экономическая мотивация, когда военные действия обосновываются непосредственными экономическими интересами страны, а идеология используется только в качестве пропагандистского прикрытия. В этом суть торгового строя, проявившаяся ещё на заре становления американского государства — сначала деньги, потом идеология. Основной же способ стратегических действий для достижения успеха «Анаконды» — это использование экономической блокады, ведь если основная цель — экономические интересы, значит, и средства воздействия выбираются соответствующие.

Второй принцип анаконды — уклонение от решительных столкновений с главными группировками вооружённых сил противника, так как это экономически нецелесообразно, ведёт к материальным потерям, то есть приносит прямой убыток. По этой же причине при реализации данной стратегии основная тяжесть борьбы с вооруженными силами противника по возможности должна быть переложена на союзников.

Третий принцип — достижение победы за счёт разрушения экономики и терроризирования населения государства или коалиции государств противника и, как следствие, стремление к вытеснению из конкурентной борьбы и противника, и его союзников. Вновь и вновь перечитывая основные принципы стратегии «Анаконда», не устаёшь поражаться, насколько актуальными являются описанные в XIX веке подходы для сегодняшней ситуации в мире. В конечном счёте, вся история XIX–XXI столетий отчётливо продемонстрировала первостепенность описанной стратегии в действиях морских держав против континентальных.

История показала, что при благоприятных обстоятельствах, когда реализованы все основные пункты стратегии и неминуемая победа становится очевидной, американцы предпринимают и самостоятельные прямые вторжения на территорию противника. Но наиболее удачным поводом закрепиться на евразийском континенте для США стала Вторая мировая война. В ходе этой войны США первым делом подчинили себе Великобританию. Эта страна, ещё в 20—30-х гг. XX столетия конфликтовавшая со Штатами из-за своих претензий на управление миром, в 1940–1941 гг. оказалась в положении столь затруднительном, что приняла американский протекторат. С тех самых пор Великобритания под прикрытием формулы об «особых отношениях» с США является их политическим и военным вассалом, а по сути, как шутят военные, американским авианосцем у западного побережья Европы.

За первым шагом — подчинением Великобритании и перекладыванием основной тяжести военных столкновений на союзников, Великобританию и СССР, в момент, когда военная победа над нацистской Германией стала очевидной, американцы осуществили прямое военное вторжение в Европу. За ним последовала полная военная оккупация Западной Европы в 1944–1945 гг. Надежды на то, что СССР, истощённый войной, будет вынужден проводить свою политику по указаниям госдепартамента США, как известно, не оправдались. А ведь для этого были все предпосылки — разрушенная экономика, тяжелейшие людские потери, финансовая задолженность и зависимость от американских поставок. Тем не менее, Сталин отверг план Маршалла, совершенно справедливо отозвавшись о нём как о финансовом и экономическом подчинении Европы в дополнение к военной оккупации, и организовал восстановление экономики СССР и Восточной Европы за счёт внутренних ресурсов. Стало ясно, что экспансии США в Европе положен предел. США ответили привычным способом — «Анакондой». Она же чуть позже была названа «холодной войной».

Содержание «холодной войны» строго укладывается в упомянутую выше схему стратегии «Анаконды». В основе лежали экономическая блокада со стороны западных экономик, психологическая война и идеологические диверсии, военные операции на периферии Восточного блока и многое другое. Задачей первого этапа «холодной войны» стал охват Евразии американскими политическими и военными базами и союзами.

Уже в ходе Второй мировой войны началось создание двух линий американских баз. Так называемая «правая рука» НАТО протянулась от Гренландии до Карачи, тогда как «левая рука» представляла собой систему двусторонних военных союзов США от Аляски до Филиппин, включавшую в себя после окончания войны оккупированную Японию, а позже — Южную Корею и Тайвань. По плану, «руки» должны были сомкнуться в Индии, но эта страна своевременно выработала политику «третьего пути». Тогда же началась не афишируемая, но ожесточенная борьба США против Индии, продолжающаяся и в наши дни. Долгие годы «руки» стремились сомкнуться в Индийском океане. Тонкая нить этой смычки проходила через остров Диего Гарсия (Diego Garcia), принадлежащий Великобритании, где расположилась американская военная база. Однако крах СССР неожиданно дал американцам фантастическую возможность — сомкнуть их гораздо выше, в непосредственном «подбрюшье Евразии», на территориях, некогда входивших в зону контроля СССР или сохранявших нейтралитет. Кольцо «Анаконды» практически замкнулось снизу, по суше, оставив непокорную Индию снаружи. Сегодня для окончательной смычки Америке осталось покорить лишь шиитский Иран.

Наличие двух мировых центров силы — СССР и США — определяло положение, при котором никто третий не имел шансов на проведение действительно самостоятельной политики. Тщетны были все попытки в этом направлении со стороны Франции, ЮАР, Ирана — только Индия сумела сбалансировать свои отношения с обеими сверхдержавами путём отказа от какой-либо активности за пределами Индийского субконтинента. Геополитики ещё тогда говорили о том, что никакой двухполюсности мира в 70-80-х гг. уже не существовало. СССР, Китай, Индия не представляли никакой угрозы для позиций США в мире. Штаты были хозяевами положения и делали что хотели, но им было необходимо полностью устранить угрозу своей единоличной гегемонии. И «Анаконда» продолжала действовать.

Несмотря на все изменения и фактическое самоубийство СССР вместе с Восточным блоком, наступление на Евразию продолжилось. Основной формой стратегических действий стала экономическая блокада. А главным инструментом экономической блокады стала так называемая финансовая война, дополненная ещё и блокадой технологической. Широко разрекламированная в своё время экономическая открытость на деле привела к тому, что были ликвидированы механизмы защиты нашей экономики. В результате — чудовищная деформация цен, война республик, областей, районов друг против друга, катастрофическое падение производства начала 90-х. Одним из методов финансовой войны была и гонка вооружений, которая к 80-м гг. довела долю валового национального продукта, уходящую на непроизводительные расходы, до 50 %.

Сегодня главным признаком того, что «Анаконда» продолжает действовать, является то, что США занимает всё освобождающееся из-под контроля России пространство. Сжатие колец «Анаконды» происходит на Западе, где под контроль США, вслед за средним поясом — странами Восточной Европы, перешёл уже ближний пояс санитарного кордона — Прибалтика, Украина, Молдавия, отрезающий Россию от Европы, что является главным пунктом экономического «удушения». Именно союз Европы с её финансами и технологиями и России с её ресурсами является главной потенциальной угрозой единоличной гегемонии Соединенных Штатов. Сжимаются кольца и на южных рубежах континента: активные попытки отторжения Кавказа, «революция роз» и военные базы в Грузии, включение Азербайджана в антироссийский энергетический проект Баку-Тбилиси-Джейхан и антироссийский блок ГУАМ, непрекращающиеся попытки дестабилизации российского Северного Кавказа. Так же стремительно, вслед за Афганистаном, американцы заняли пространство среднеазиатских республик бывшего СССР, разместив там свои военные базы. Кольцо «Анаконды» на Юге практически вплотную приблизилось к нашим границам.

Каковы же следующие рубежи удушения России, которая, очевидно, является главной целью американской стратегии? Несмотря на всю кажущуюся невероятность, следующим плацдармом, который попытаются отторгнуть американцы, станет территория, пролегающая от Дальнего Востока до Восточной Сибири. Недаром в западной геополитической школе это пространство определено отдельным термином — Леналенд (Lenaland), подчеркивающим возможность его геополитического обособления от основной континентальной массы — Хартленда (Heartland). В ответ российская власть активно нащупывает пути для расширения и развития в основном экономических связей с азиатскими странами.

Ещё в начале 2000-х Россия осуществила робкую попытку прорвать кольца «Анаконды», наладив стратегические контакты с теми, с кем это сделать было ещё более-менее возможно, учитывая колоссальное давление США на большинство стран. Собственно, надежда на то, что хотя бы экономическое игнорирование российской экономики со стороны ведущих экономик мира будет скомпенсировано за счёт финансовых и торговых отношений с «изгоями», такими как Северная Корея, тогда ещё неоккупированный Ирак, не сломленная на тот момент Ливия, Иран, Сирия, Венесуэла и т. д., ещё оставалась. Однако Америка в корне задушила эти едва проклюнувшиеся ростки российского геополитического реванша, представлявшего даже в таком зачаточном виде опасность для единоличной гегемонии США в мире. Ливия была поставлена в условия, в которых была вынуждена просто капитулировать, а Каддафи пришлось спешно присягать на лояльность США, что не спасло его от смерти. Ирак разрушен и оккупирован, Хусейн, отказавшийся подчиняться США, повешен. Сирия в хаосе, а Асад на волоске от смещения. Иран под санкциями и в постоянном ожидании агрессии со стороны США. Северная Корея запугана и задушена блокадой. Пророссийский лидер Венесуэллы Уго Чавес «неожиданно» умер при невыясненных обстоятельствах. После такой расправы активно дружить с Россией на геополитических принципах желающих практически не осталось.

Одной из самых серьёзных угроз для «Анаконды» является Китай. Темпы экономического развития Китая сравнимы с темпами «молодых тигров», его ВНП уже превысил американский по абсолютным сопоставимым величинам. Экономическая мощь Китая уже сейчас такова, что он готов включить в свою орбиту «молодых тигров», Монголию, КНДР, Юго-Восточную Азию и даже Японию, что, несомненно, ударит по геополитическому влиянию США в АТР. Особенно важно помнить, что Китай готов к созданию этой системы военным путём, используя в качестве повода присоединение Тайваня. К этому моменту влияние Китая будет таково, что США придётся отступить из Восточной Азии, дабы минимизировать свои потери — горячая война с Китаем явно не укладывается в стратегию «Анаконды». Но такое отступление одновременно будет означать полное крушение нерождённой американской мировой «Империи» и необходимость перехода к строительству национального североамериканского государства. Само китайское державостроительство, с одной стороны, является сугубо региональным, а значит, не угрожает в этом смысле России; с другой стороны, явной и реально ощутимой угрозой со стороны Китая является демографическая экспансия на незаселённые восточные и северные территории России. К тому же по законам геополитики любое стратегическое сближение России с Китаем возможно лишь в ущерб сближению с Японией, явным геополитическим антагонистом Китая в регионе. Однако, учитывая, что Япония в данный момент находится под американской оккупацией, а значит, не свободна в своих действиях, тактическое сближении России с Китаем вполне допустимо.

И Китай, и Россия заинтересованы в сближении перед угрозой растворения в американоцентричном проекте глобального мира, и очевидность этого общего интереса возрастает по мере всё более вероломного и всё более неприкрытого стремления США диктовать свою волю всем, не считаясь при этом ни с экономическими, что первостепенно для Китая, ни тем более с геополитическими, что важно для России, интересами остальных мировых держав. К тому же интеграцию России с Китаем всегда можно прикрыть реальными экономическими интересами — развивающемуся Китаю нужны российские ресурсы, и это осознаётся российским руководством всё яснее; Россия же заинтересована пусть и во вторичном, но всё же опережающем российский технологическом реэкспорте.

Важнейшим аспектом сотрудничества между Китаем и Россией остаётся взаимодействие в области безопасности, и здесь как раз всё идёт более-менее гладко. Включение России в ШОС не как региональной державы, а как лидера собственного военно-стратегического блока ОДКБ является прорывным моментом российско-китайского военного сотрудничества. ШОС укрепляется коллективным членом — военным блоком стран СНГ, Россия же значительно увеличивает свой статус, представляя целую военную коалицию. В любом случае Китай — на сегодня одна из крупнейших региональных держав — пока ещё готов к широкому сотрудничеству с Россией, не боясь при этом оказаться под американским катком. И этим шансом надо пользоваться, даже если ради этого придётся чем-то жертвовать. Как ни крути, китайские и американские аппетиты в отношении России просто не сопоставимы. Китай — это на сегодня единственно возможный, хотя всё ещё в значительной степени потенциальный, удар по «Анаконде».

В нынешнем мире государств, которые продолжают противостоять жёсткому политическому и экономическому давлению США, — единицы. В их числе — в первую очередь Китай, набирающий вес Иран, осторожная Индия и на последнем вздохе — Северная Корея. С Ливией и Ираком США уже расправились, Сирия пока стоит. Тем не менее, ликвидация иракской угрозы обернулась для США значительным возрастанием угрозы со стороны Ирана. Пока от вторжения в Ирак США не выиграли ничего, зато уже понесли колоссальные финансовые потери и обрели комплекс сопутствующих проблем в регионе, объём которых с каждым годом всё возрастает. Робко начинают напоминать о собственной идентичности Евросоюз и Турция. Однако ключевым моментом всей мировой геополитической диспозиции является поведение России. При этом сама Россия заинтересована в реализации самостоятельной антиамериканской геополитической стратегии больше всех остальных. Ведь это Россия — главная цель американской геополитики, и это Россию пытаются удушить кольца «Анаконды», между делом пуская в расход другие государства, суверенитеты, стратегические и экономические интересы народов и целых регионов.

В отношении подлинных интересов США и их союзников уже давно никто не питает никаких иллюзий. «Демократия» и «общечеловеческие ценности» как шелуха облетают при первом залпе ракет «точечного» поражения, выпущенных с самолетов НАТО. «Сегодня мы время от времени сталкиваемся с новыми угрозами, с новыми, на наш взгляд, очень опасными концепциями, такими, например, как вмешательство, исходя из так называемых „гуманитарных соображений“, во внутренние дела других государств. Мы сталкиваемся с такими угрозами как международный терроризм, такими проблемами как религиозный экстремизм и сепаратизм», — заметил как-то Путин в интервью китайской газете «Жэньминь Жибао». Однако прошли годы, но смелости адекватно ответить на запредельную наглость США у России так и не хватило. Можно сколько угодно говорить о том, что «Россия сосредотачивается», решает внутренние проблемы, копит ресурсы, восстанавливает экономику и реализует национальные проекты, однако всё это ровным счётом ничего не будет значить в тот момент, когда наши геополитические позиции в мире будут утрачены необратимо. Время стремительно уходит. США не будут ждать, пока мы разберёмся со своими внутренними проблемами. «Анаконда» действует быстро, жёстко, не считаясь ни с чем.

(Опубликовано в издании «Итоги недели РБК» 21 августа 2000 года, на портале «Политком. ru» 23 февраля 2008 года)

Континент на нашей стороне

Континентальная стратегия победы

Япония — Китай — Россия

Ось Париж — Берлин — Москва

Последний гвоздь в гроб американского мирового могущества

Мы привыкли, особенно в последнее время, во всех своих бедах обвинять Запад. Мы уже даже не задумываемся, чуть что случится — сыплем проклятиями в его адрес. И правильно делаем. Наконец-то иллюзии о том, что «заграница нам поможет», ушли в прошлое. Но Запад Западу рознь. Есть Америка — оплот мирового геополитического зла, прямой источник и заказчик наших основных проблем. А есть старый Запад — Европа, породившая Америку, но теперь, похоже, сама озадаченная вероломством и хамством своего «чада». Но и здесь не всё так однозначно, потому что выясняется, что Европы-то — две.

Первая Европа — американская. Это страны бывшего Восточного блока — наши когда-то «младшие братья», которые, как мы только их отпустили, бросились в объятья к своему новому американскому хозяину. Они думали, что им плохо живётся у нас, в так называемой «тюрьме народов». Что-то не заметно, что им сейчас особенно хорошо. Америке явно не до них. США их приняли в разработку не для того, чтобы заниматься их обустройством и решать их экономические проблемы, а для того, чтобы на скорую руку сколотить из наших бывших восточноевропейских союзников санитарный кордон вокруг России. Своего рода геополитический забор, чтобы Россия не начала вдруг налаживать отношения… со второй Европой. Это Европа континентальная, страны которой и составляют основу Евросоюза. В первую очередь Германия, ну и, конечно, Франция.

Когда американцы только собирались совершить легкую прогулку по Ираку одним парашютно-десантным полком, континентальная Европа уже чуть не довела их до инфаркта, объединившись в антиамериканскую коалицию… с Россией. Именно Париж, Берлин и Москва выступили тогда самыми последовательными и жёсткими противниками вторжения в Ирак. Ось Париж-Берлин-Москва стала для Америки шоком. Ведь если эта геополитическая коалиция сложится, прахом пойдут и остатки ялтинской модели мирового устройства, где после суицида СССР единолично доминируют США, и все их усилия по изоляции России в Азии и недопущению налаживания наших отношений с ЕС. Стоило Путину установить прочные деловые контакты с германским канцлером Шрёдером, как тут же американские шавки в Прибалтике завыли о тяжёлом наследии пакта Молотова— Риббентропа, о том, что Россия так и не покаялась за оккупацию Прибалтики, а сами американцы недовольно заговорили о недопущении нового нарождающегося союза России и Германии. В общем-то, даже испугались. Да так, что заменили ставшего опасным для них Шрёдера на вроде бы безобидную, как им тогда казалось, Ангелу Меркель. Но и она не смогла стать ангелом-хранителем американских интересов в Европе. Пока Америка спешно латала дыры в своём санитарном кордоне, героически совершая «оранжевую революцию» на Украине и храбро атакуя батьку Лукашенко, Путин наладил хорошие отношения и с новым немецким канцлером. А заодно и договорился о строительстве северо-европейского газопровода. Вы нам «оранжевую» Украину, а мы вам газопровод в обход кордона. А руководить газопроводом попросили… Шрёдера. Но и Америка не дремлет: ответный ход — вместо континенталиста Ширака в Париже, нате вам, пожалуйста, очередная американская марионетка Саркози, в ковбойской шляпе и с фотографией Буша под крышкой хронометра. Засомневался? Меняем на ещё более проамериканского Олланда.

Всё, чего не хватает объединенной Европе с её технологическим и промышленным потенциалом для стремительного скачка, для сопоставимой с американцами геополитической субъектности, для того, чтобы стать альтернативным США полюсом, так это стратегического сближения с Россией. А ещё наших ресурсов. Нам же, напротив, недостаёт европейской технологической развитости и европейского политического веса в мировом сообществе. Россия в её нынешнем состоянии, следует признать, много слабее США. Влияние и вес Евросоюза так же до американского не дотягивают. Но при стратегическом сближении России и ЕС Америка будет потеснена.

Не Аль-Кайеда, не мировой терроризм, не Ким Чен Ын с его бомбой — не надо морочить нам голову: Северо-европейский газопровод — вот реальный вызов американскому самоуправству в Европе, это и есть пакт Молотова — Риббентропа XXI века. А ось Париж — Берлин — Москва — это последний гвоздь в гроб американского мирового могущества. И мы его ещё забьём.

(Текст авторской рубрики «Реакция» на православном телеканале СПАС)

Будапешт будет пешкой?

Геополитический кризис Венгрии

Венгрия, бывший наш партнёр по социалистическому лагерю, хоть и открестилась от советского наследия одной из первых, а счастья так и не обрела. Страну эту трясёт и лихорадит всё последнее десятилетие. Хоть и служит она верой и правдой Америке, а жизнь так и не удалась. Ситуация в Венгрии обостряется с завидной регулярностью. В Будапеште то и дело происходят столкновения между полицией и антиправительственно настроенными политическими активистами, в связи с чем в Будапеште раз за разом вводятся повышенные меры безопасности. И не напрасно, ибо наихудшие предчувствия властей регулярно оправдываются. Взять хотя бы очередное празднование годовщины революции 1848 г., которое едва не вылилось в новую революцию — около 200 тысяч венгров вышли на улицы Будапешта с требованием отставки премьер-министра. Сначала это была мирная манифестация, но к вечеру на улицу вышли тысячи противников действующей проамериканской власти. Город заполонили агрессивно настроенные группы, которые шли по разным улицам, сметая всё на своём пути. Митингующие устанавливали баррикады, разбивали окна автомобилей и витрины магазинов, поджигали урны с мусором. Полиции пришлось обратиться к классическому арсеналу для борьбы с массовыми беспорядками, в которых в общей сложности участвовало около 100 тысяч человек.

Представители правящих социалистов тогда посчитали, что ответственность за случившееся ложится на оппозиционную партию «Фидес» — Венгерский гражданский союз. Партия «Фидес» в своё время выросла из Союза молодых демократов, созданного 1988 г. Сейчас эта венгерская партия представляет в основном сельских жителей и слои среднего класса. Но если чуть приподняться над внутриполитическими разборками венгерских оппонентов, становится с очевидностью ясно, что вся эта ситуация — следствие проведения последовательной политики США по демонтажу социалистических, ориентированных в своё время на Советский Союз режимов.

Долгое время правящей партийной структурой в Венгрии были именно социалисты, в силу традиционных симпатий рядовых венгров к России. Поэтому инерционно социалисты продолжали быть популярными и составляли правящую коалицию все эти годы. Однако с самого момента крушения советского лагеря Соединенные Штаты последовательно занимаются демонтажом всех остатков советской системы, ялтинского мира и всех тех режимов, которые раньше были ориентированы на Россию и имели значительную идеологическую социалистическую составляющую. Поэтому венгерские беспорядки не случайны, это элементы последовательного методичного подхода США по удалению оставшихся социалистов от власти в странах Восточной Европы.

Первая серия беспорядков продолжалась вплоть до годовщины восстания студентов 1956 г. Всё началось со скандала, когда в прессу попала пленка, на которой премьер-министр Венгрии признавался, что врал, скрывая подлинную ситуацию в венгерской экономике для того, чтобы выиграть выборы. На записи, попавшей в прессу, были слышны признания в том, что «правительство Венгрии никогда ещё не вело себя так тупо». Последовавшие за этим откровением выборы стали первым серьёзным событием, окрашенным в «оранжевые» цвета: правая венгерская партия «Фидес» получила на треть больше социалистов, которые традиционно пользовались наибольшей популярностью в Венгрии. Но это был лишь первый шаг, за которым последовало продолжение.

Дальше в Венгрии всё развивалось по «оранжевому» сценарию, как это происходило в своё время на той же Украине. Там тоже всё началось с прослушки разговоров Кучмы, а закончилось свержением его режима и непрекращающимся перманентным политически хаосом, который в итоге и привёл Украину к распаду. Та же участь предуготована не только Венгрии, но и всем странам, бросающим вызов гегемонии США. Началось всё с распечатки признаний премьера, потом столкновения, дальше постепенное выдавливание социалистов из политики с помощью толпы цветных активистов, управляемых напрямую из госдепа, при непосредственной поддержке и непрерывных консультациях США. Неспроста лидеры партии «Фидес» признались, что они ожидали активного вмешательства в эту ситуацию Запада и в первую очередь, конечно, США. И они её получили, став правящей партией. Все их действия как раз и были направлены на то, чтобы спровоцировать это вмешательство во внутриполитическую ситуацию в Венгрии, лищив её суверенитета. А это и есть типичный «оранжевый» сценарий, осуществляемый в соответствии с жёсткой политической логикой США по устранению бывших ориентированных на Россию режимов.

И вот уже в апреле 2009 в Венгрии сформировано так называемое антикризисное правительство, так и не ставшее популярным в связи с тем, что проводило проатлантистскую линию на дерусификацию, которая в бывшей советской Венгрии, уже давно отошедшей от опьянения свалившейся ей наголову «свободой», не может быть популярной по определению. В 2010 году парламентом Венгрии избран новый президент страны — представитель «Фидес» Пал Шмитт, а после его ухода в отставку в связи со скандалом в 2012 году новым президентом Венгрии был избран представитель «Фидес» Янош Адер. Получив конституционное большинство, «Фидес» инициировала принятие новой Конституции, которая вступила в действие с 2012 года. Однако основная и фундаментальная причина всех проблем — это всё-таки кризис геополитической ориентации. Если Венгрия выбирает ориентацию на Запад, тогда она, естественно, должна отказаться от социалистических «пережитков». Но отказавшись от них, не обязательно принимать прозападный вектор, на чём настаивает стремительно набирающая популярность политически правая партия Jobbik — «За лучшую Венгрию», ориентирующаяся на Россию и выступающая за вхождение Венгрии в Евразийский союз.

Последовательная же прозападная ориентация означает по умолчанию либерал-демократию, жёсткий рынок, минимум социальных гарантий, что не устраивает массы, обычных граждан, привыкших к социальным элементам экономики за годы советского периода. Если Венгрия хочет сохранить социальные принципы в системе управления государством, значит, она должна однозначно заявить об ориентации на Россию и о сближении с Россией, отвернувшись от Америки. Речь в случае Венгрии идёт именно о кризисе геополитической ориентации, а не просто о внутриполитическом кризисе. Если руководство Венгрии будет ориентироваться на Запад, то ему никогда не сохранить тех социалистических моделей, которые обеспечивали сносный уровень благосостояния. А если правительство не будет пытаться сохранить популярные в народе социалистические принципы и ориентацию на Россию, ему будет трудно удержаться у власти, подвергаясь обструкции со стороны парламента и венгерских правых, также ориентированных на Россию. Круг замкнулся. Какой бы не была идеологическая платформа — правой или левой, геополитическая ориентация на Россию и отказ плясать под дудку США являются главными факторами. Если Венгрия не определится, то Америка сделает своё чёрное дело и внешнеполитическим, дипломатическим давлением просто приведёт к власти непопулярный в народе, зато управляемый марионеточный режим либералов, закрепив де-факто своё прямое управление Венгрией. А мы получим ещё один чисто американский плацдарм в Восточной Европе.

(Опубликовано на мультипортале «KM.ru» 16 марта 2007 г.)

Короли мировой бензоколонки

Инсуляция

Что нам позаимствовать у США в экономике?

Странные люди — американцы. Последние лет двести ревностно следят за тем, чтобы всё и везде было американским. А нас достают с этим больше всех. То им не нравится, что демократия у нас не американская, а суверенная, то предлагают американский путь развития экономики — лет 50 ничего не делать, копить стабфонд, а потом, когда нефть и газ закончатся, — жить на накопленные деньги. Вот такой вот дружеский совет. А все 90-е американцы советовали нам — «по дружбе» — Поппера, Хайека, дорогие кредиты МВФ в комплекте с его же рецептами по их расходованию, и всеохватную стихию рынка — пользуйтесь, мол, на здоровье. Но мы то теперь наученные… На своих ошибках, и знаем, что ничего действительно хорошего они нам не предлагают, так что пусть всем этим они пользуются сами.

С момента окончания Второй мировой войны выработать эффективную стратегию восстановления разрушенного хозяйства Соединённым Штатам помогла экономическая теория Джона Мейнарда Кейнса. В частности, целиком на кейнсианстве была построена так называемая «рейнско-ниппонская» модель. Благодаря ей не только США, но и послевоенные Германия и Япония добились столь высоких темпов промышленного роста, что это казалось экономическим чудом.

Основой экономического чуда по Кейнсу является теория «экономической инсуляции», построения экономических систем по «островному принципу»; «инсула» по-латински — «остров». Эта теория основывается на принципах, выходящих за рамки классической либеральной школы — того, что американцы предлагают всем остальным, — и признаёт важность таких подходов как «таможенный союз» и протекционизм. Вот это, пожалуй, нам подойдёт. Открываем свои границы для торговли с теми государствами, экономика которых сопоставима с нашей. Ведь прописная экономическая истина гласит: в равных экономических условиях бедный — беднеет, богатый — богатеет. А если экономики примерно равны — богатеем вместе, посредством создания «таможенных союзов» и единой тарифной зоны — своего рода экономического «острова» в бушующем океане мирового рынка. Разбогатели — открыли границы для следующих партнёров, к экономическому уровню которых приблизились. Приняли их в состав «острова» — богатеем дальше, постепенно всё увеличивая пространство равного нам экономического сотрудничества.

Протекционизм Кейнса тоже, пожалуй, позаимствуем у американцев. Закрываем ряд стратегических и наиболее прибыльных для нас отраслей для иностранного присутствия. Концентрируем усилия на наиболее развитых отраслях, увеличивая их прибыльность. Далее полученные оттуда деньги инвестируем в развитие других, чуть менее развитых отраслей. Всё остальное же, не угрожающее подрыву нашего суверенитета, должно быть максимально открыто, особенно слабо экономически и технологически развитые отрасли. Их мы сейчас обеспечить передовыми знаниями не способны. А Запад — способен. Вот и пусть обеспечивает.

Такой «американский» подход к развитию своей экономики нам, пожалуй, действительно стоит у них позаимствовать. Чтобы не расстраивались, что мы игнорируем их стремление нам помочь. Будет у нас действительно «американская» экономика, а не тот неликвид, которую нам постоянно пытаются подсунуть американцы — стихия рынка, Адам Смит и прочая неудобоваримая дребедень. Американская модель кейнсианства и экономическая инсуляция — это то, что нам действительно от них нужно. А демократия у нас и своя есть. Органическая. Другой, спасибо, не надо.

(Текст авторской рубрики «Реакция» на православном телеканале СПАС)

Вызов брошен

Пять принципов имперской доктрины

Возвращение России на внешнеполитическую арену в качестве суверенной, отстаивающей свои интересы державы сегодня не только стало данностью, но и создало в экспертном сообществе некую успокоительную ауру. Раз Россия, по сути, вернула себе статус мирового субъекта и, совершив геополитическую революцию, встала на одну ступень с Соединенными Штатами Америки, то на этом можно и успокоиться. Разделить этот оптимизм довольно сложно хотя бы в силу того, что Соединенные Штаты Америки никуда не делись. Самоуспокоение было бы вполне уместно, если бы весь Североамериканский континент вдруг замер бы, как в детской игре «морская фигура, замри», и там несколько лет ничего бы не происходило, а мы получили бы фору для восстановления своего геополитического могущества. Но Америка существует и продолжает активно реализовывать свои стратегии в отношении России. Мало того, всё более очевидным становится то, что наша внешнеполитическая активность только стимулирует оппонентов на более решительные и даже в каких-то ситуациях более жесткие действия.

Сегодня Россия дергает разъярённого тигра за усы, но есть ли у нас возможность защититься от него, если он вдруг окончательно озвереет — это большой вопрос. Возьмем первый тезис новой российской внешнеполитической доктрины, утверждающий, что «Россия признает первенство основополагающих принципов международного права». Здесь, скорее, просматривается позиция слабого. Апелляция к международному праву сегодня аналогична крикам: караул, милиция! Все видят, как относятся Соединенные Штаты Америки к международному праву и во что ставят международные институты, в первую очередь ООН и Совет Безопасности ООН, к которым мы не устаем взывать, а Америка с таким же успехом не устаёт их игнорировать. Активизация России в ООН скорее заставит США более активно сворачивать деятельность этой организации, чтобы впредь действовать без оглядки на мнение этого атавизма постялтинского мира. Тимоти Гартон Эш в английском издании «Guardian» по этому поводу пишет: «пока мы, представители лагеря либерального миропорядка, думаем о том, как ответить на вызовы со стороны России или Китая, приоритет стоит отдать идее, за которую выступают американские политики и интеллектуалы, а именно, — созданию так называемого Договора демократий. Прежде всего, мы должны рассчитывать, — призывает Эш американское руководство, — на те страны, которые разделяют наши ценности в системе государственного управления». То есть сегодня речь идёт о том, чтобы в дальнейшем Америка получила возможность опираться не на громоздкую устаревшую ООН, а только лишь на либеральные и либерально-демократические, понятые в американском представлении, режимы, чтобы консолидировать их перед лицом возрастающей угрозы со стороны усиливающихся России и Китая. ООН доживает считанные дни, и любая настойчивая апелляция России к этому органу лишь ещё раз подстёгивает необходимость сворачивания этой структуры, которое приближается с каждой нашей попыткой использовать ООН в решении своих вопросов и проблем. Ответом на стремление США создать альтернативу ООН должно стать создание аналогичного американскому центра международного права, только на основе консервативных взглядов. Скажем, Евразийской ассамблеи. Это то, чем мы должны ответить на создание Лиги демократий.

Возьмем второй продвигаемый Россией принцип, который заключается в том, что мир должен быть многополярен. «Однополярность неприемлема», — заявляет российское руководство, добавляя, что «однополярный мир неустойчив и грозит конфликтами». Очень верное замечание, сделанное с опозданием как минимум на два десятилетия. У России была возможность заметить, что мир становится однополярным и позже, сразу же после терактов 11 сентября 2001 года. Но тогда мы вместо декларации собственных интересов открыли Америке доступ в Среднюю Азию и страны СНГ, которые до того момента ещё контролировали. Мы потеряли базы в Камрани и на Кубе… Собственно, мы вполне могли бы, если это было столь необходимым, участвовать в операции в Афганистане вместе, допустим, с китайским или иранским контингентом. Ничего этого Россия тогда не сделала. Мы сдали все позиции, а сейчас сожалеем о том, что мир не многополярен. Здесь стоит привести слова Збигнева Бжезинского, который ещё 28 ноября 2001 года, то есть через две недели после Нью-Йоркских терактов, написал в своей статье «НАТО следует остерегаться России» в Wall Street Journal о том, что «США должны использовать эту ситуацию для достижения своих долгосрочных стратегических планов». И что «в результате Россия должна, — по мнению Бжезинского от 2001 года, — не желать разъединения Америки и Европы; не выстраивать с Китаем отношения стратегического партнерства, направленного против американской гегемонии; не создавать славянского союза с Белоруссией, Украиной и не пытаться подчинить себе недавно обретшие независимость государства постсоветского пространства». То есть планы США были озвучены сразу после терактов — в течение месяца. Наш же ответ Америке созрел только сейчас, когда однополярность, по сути, является данностью. Ответ, данный Россией Грузии на её агрессию — это лишь жалкая заявка на возвращение статуса региональной державы, которая спустя всего лишь шесть лет не смогла повториться на Донбассе. А значит, ни о каком полюсе многополярного мира говорить пока не приходится.

Ответом же США на эту декларации о многополярности, скорее всего, будет усиление грубого давления на Россию, которое мы наблюдали, например, на территории бывшей Украины. Возможно, участятся теракты, ЧП, взрывы и акты социальной и национальной нетерпимости и на территории России, продолжатся катастрофы самолетов, а управляемые конфликты начнут разгораться с новой силой. То есть в ответ Америка начнёт вести активную сетевую войну против России по жёсткому сценарию, раз уж Россия, по сути, бросила вызов гегемонии Соединенных Штатов Америки. Пока что она бросила его только на словах, но вот американцы будут отвечать чисто конкретно и, скорее всего, кроваво, последствия чего очень скоро дадут нам о себе знать.

В свою очередь, ответом России на это ужесточение со стороны США должна стать жёсткая и принудительная мультиполяризация мира, для чего уже сейчас необходимо позаботиться о том, чтобы ядерные военные технологии были как можно скорее в Иране, а оружие и российские военные базы — в Центральной и Южной Америке, причём на постоянной основе. Энергетический отрыв Европы от США должен сейчас интенсивно усиливаться, а России нужно обеспечить энергетическую стабильность ЕС, чтобы он не зависел от американских маршрутов поставок. Россия также вполне может консолидировать арабский мир, потому что он является субъектом, существующим на базе традиций. И, наконец, Россия вполне может перенести свою сетевую войну на территорию США — противоречивого государства, которое держится «на честном слове», а если точнее, то на вере мирового сообщества в американское могущество и непоколебимость доллара. Продолжающийся мировой финансовый кризис может пошатнуть эту веру. И если Россия приложит хотя бы минимальные усилия, для начала просто выключит свет, опустив рубильник в Вашингтоне и в Нью-Йорке, то в США начнётся нарастание хаоса, а сепаратизм станет возможным его следствием.

Ещё одно утверждение — «Россия не хочет конфронтации ни с одной страной» — звучит довольно странно после того, как мы уже вступили в войну, пока что в её холодной фазе. Мы не хотим конфронтации и не собираемся изолироваться, твердит российское руководство. Как будто нас будут спрашивать! Россию будут изолировать принудительно, и довольно интенсивно, закрывая элементы санитарного кордона в Европе и на Юге, придвигая их к нашим границам. На Кавказе это последние элементы, где у нас ещё есть выходы к Ирану через остававшуюся лояльной нам Армению. В этом случае можно работать над тем, чтобы как-то склонить на нашу сторону Азербайджан, получив выход к Ирану, в связи с чем американская деятельность по окучиванию Азербайджана интенсифицируется. Да и в Армении не исключены беспорядки. Нас будут пытаться лишить контактов и нормальных отношений с Беларусью, жёстко ослабляя режим Лукашенко. Своим бездействием мы лишь интенсифицируем и эти процессы. Есть ли нам чем ответить — это большой вопрос. Но американцы будут замыкать санитарный кордон всеми средствами.

Столкнувшись с российским неповиновением, начнёт консолидироваться НАТО, о чём пишет, например, Washington Post. Джим Хоуген прямо заявляет о том, что «Вашингтону необходимо добиться консолидации сил НАТО в Европе». То есть «не пытаться расширять НАТО, а скрепить позицию тех, кто уже в НАТО и является проверенным союзником. Добиться этого можно, — как он считает, — сконцентрировавшись на северном фланге России».

Вместе с тем, приоритетом внешней политики российское руководство считает «защиту жизни и достоинства российских граждан». А как же русскоязычное население ближнего зарубежья, те 25 миллионов русских, которые не являются гражданами России, но проживают за пределами России? О них ни слова, что оставляет лукавую лазейку: мы, мол, говорим о гражданах, а не о русских в целом. А слова о том, что «мы будем защищать интересы нашего предпринимательского сообщества за границей», будут восприняты американцами нарочито однобоко, после чего они, вероятно, попытаются вбить клин между экономическими и политическими элитами России, о чём пишет в редакционной статье издание Christian Science Monitor, США. Речь в ней о том, что «богатая российская элита, видя, как изоляция оказывает негативное влияние на её инвестиции, отходит в сторону от политического руководства страны». То есть это прямая попытка расколоть элиты экономические и политические.

Ну и последнее — интересы России в дружественных ей регионах. «У России, как и у других стран мира, есть регионы, в которых находятся наши привилегированные интересы», — было провозглашено Дмитрием Медведевым в одном из выступлений. Интересна также такая фраза по отношению к нашим «западным партнёрам» в Америке, о которых было сказано, что «у них есть выбор», дружить с нами или нет. Это вообще-то уже похоже на чистое шапкозакидательство. После того, как Россия ушла отовсюду, даже из СНГ, после того, как у нас проблемы существуют даже с Белоруссией, единственной страной, которая декларирует, что хочет с нами дружить, мы бросаем такую фразу: пусть они сами думают, у них-де есть выбор. Ответом США на это станет активизация «цветных революций», которые будут продолжаться. Сетевые войны против России внутри, создание внутренней напряженности плюс попытка замкнуть санитарный кордон — вот что ждёт Россию в ближайшие годы. Всем понятно, что США никогда не признают сильную Россию. И говорить о том, что у них есть выбор — просто смешно. США строят мировую империю — американскую империю. И противостоять ей может только Империя. Другая империя, не американская, а наша Империя. Основные вехи формирования этой Империи продекларированы, обозначены в изложенных выше тезисах, являющихся, по сути, внешнеполитической доктриной новой, возрождающейся, великой России, России как Империи.

Евразийские интеграционные процессы и казус Украины

Несмотря на неспешное развитие интеграционных процессов на постсоветском пространстве, существующие на сегодняшний день интеграционные структуры являются единственной надеждой на восстановление Империи. Именно поэтому даже ленивые официальные саммиты этих структур, с абсолютно скучными повестками дня и протокольными бессодержательными встречами, вызывают неподдельный интерес со стороны наших геополитических оппонентов.

Ведь то, что им давалось в результате тяжелейших усилий, прилагаемых в течение последних десятилетий, восстанавливается легким движением мизинца президентов постсоветских образований на этих самых серых невесёлых встречах в рамках вялотекущих интеграционных процессов практически нежизнеспособных интеграционных структур. И дело здесь даже не в том, что наши действуют более эффективно, чем Запад. Всё как раз наоборот. Просто на нашей стороне неумолимая логика неизбежного имперского развития евразийского большого пространства, века совместной истории наших народов, фундамент наших традиций и культур, — всё то, что практически само, по дуновению ветерка, при воздействии токов малого напряжения, расставляет всё на свои места.

Наша империя

Интеграцию большого пространства теперь не остановить

Для возрождения Империи в её первозданном виде нам необходима лишь капля политической воли, в то время как для её разрушения нашему атлантистскому врагу требуются усилия и воля не одного поколения политиков, шпионов, военных, дипломатов, колоссальное напряжение ума и огромные средства. Именно поэтому даже то, что у большинства наших сограждан вызывает лишь зевоту, у радетелей за Империю порождает волну оптимизма, а у наших врагов — гнев и отчаяние. Описание подобных встреч уже с первых строк наводит сон и скуку, но именно между этих строк таится торжество нашего грядущего имперского триумфа.

За последние полтора десятилетия уже состоялось множество саммитов интеграционных структур постсоветского пространства — СНГ, ЕврАзЭС, ОДКБ, ШОС и т. д. Была принята Концепция дальнейшего развития СНГ, а также Декларация о согласованной миграционной политике. ЕврАзЭС принял пакет документов, необходимых для подписания Таможенного союза между Россией, Белоруссией и Казахстаном, которое в итоге и состоялось. А ОДКБ отметила очередной свой юбилей подписанием более двух десятков документов, в числе которых Меморандум о взаимопонимании между ОДКБ и ШОС.

СНГ изначально являлось «бракоразводной конторой», но, тем не менее, многие из республик постсоветского пространства воспринимали эту организацию как интеграционную попытку восстановить единство распавшегося Совесткого Союза, только уже без обязательного прежде марксизма. И хотя в уставе этой структуры чётко прописаны именно бракоразводные пункты, советская империя никак не уходит из нашей памяти, а её народы не желают мириться с произошедшей геополитической катастрофой. В результате изначально при создании СНГ возникала некая двойственность: одни потирали руки в предвкушении полученной власти и независимости, другие верили в то, что СНГ — это шанс сохранить единое большое пространство бывшего СССР, возможность собраться с силами и в конечном итоге вновь реинтегрироваться. С момента распада СССР по историческим меркам прошло не так много времени, и теперь приходит время торжества тех, кто ратовал за возрождение Империи. Те, кто настойчиво хотел отойти — отошли, как, например, Грузия и Украина. Те же, кто хотел объединяться, подтвердили курс на интеграцию. Некоторое замешательство вызвают периодические демарши Туркмении и Азербайджана, которые пока никак не могут определиться со своей позицией — куда ориентироваться: на Россию или на Запад. Грузия сейчас также переживает не лучшие времена. Сотрудничество с Соединенными Штатами Америки закончилось крахом иллюзий. Наступает тяжёлое отрезвление. То же на Украине, фактически переставшей существовать после бездумного падения в пропасть интеграции с глобальным Западом. Функция таких новоявленных слуг Запада как раз и заключалается в том, чтобы фрондировать по отношению к России, ко всем её инициативам, жертвуя собой ради своих господ.

Что же касается ЕврАзЭС, то здесь изменения являются по сути революционными. В первую очередь, важнейшим шагом за все последние годы стало завершение создания Таможенного союза. Этот процесс длился почти полтора десятка лет, и, как ни странно, именно Россия большую часть времени тормозила развитие этого проекта. Смысл Таможенного союза заключается в том, чтобы максимально открыть границы внутри него, уравнять тарифы, отменить пошлины и тем самым интенсифицировать внутреннюю торговлю. Если брать теоретическую базу этого проекта, то мы увидим, что он основывается на теории «автаркии больших пространств» немецкого экономиста Фридриха Листа. Смысл этой теории заключается в том, что если в равных условиях оказываются бедные и богатые государства, то бедные ещё больше беднеют, а богатые — богатеют. Поэтому вступление бывших советских республик во Всемирную торговую организацию (ВТО) в итоге ещё больше обескровливает их экономики. В то время как равные экономики, коими, по сравнению с западными, являются экономики стран ЕврАзЭС, при объединении своих таможенных пространств богатеют одновременно и в равной степени. Поэтому именно Таможенный союз является наиболее оптимальным вариантом интеграции постсоветского пространства, а не вступление в ВТО по отдельности, как это происходит сейчас.

Что касается ОДКБ, то здесь следует отметить, что эта структура всё больше приобретает формы и задатки реального военного блока, который на фоне ухудшающихся отношений России с Западом может вполне рассматриваться как предварительная стратегическая военная альтернатива со стороны стран постсоветского пространства агрессивному блоку НАТО. Функция ОДКБ важна также в том плане, что до нынешнего момента в ШОС Россия представляла только саму себя. В то время как объединение ОДКБ и ШОС меняют статус России, которая становится главой самостоятельного блока и уже на равных, паритетных условиях может подключаться к военным и стратегическим проектам ШОС. ОДКБ усиливает позиции России в ШОС, особенно в отношениях с Китаем, и, собственно, интегрирует, восстанавливает все те разрушенные военно-стратегические связи, которые были утрачены с распадом Советского Союза. В любом случае, интеграция из пустого, ничего не значащего, формального термина, которым многие годы прикрывались национальные элиты постсоветских государств, обделывая свои внутренние дела, наконец-то обрела реальное содержание и имперскую динамику. Те начинания, которые осуществлены, уже не остановить.

(Комментарий РГРК «Голос России», 11 октября 2007 года)

Без чрезвычайных мер украину не сохранить

Похороны без музычки

Сашко Билый как символ конца украинской государственности

Именно при Януковиче, сделавшем ставку на пополнение семейного бюджета и материальное обеспечение своих близких и друзей, украинская государственность окончательно исчерпала себя. Запаса прочности куска сталинской империи хватило ещё на два с небольшим десятилетия имитации государства. Индустриальная мощь Восточной Украины и аграрные возможности бывшей советской «житницы» работали не на экономику и укрепление государства, но на обогащение кучки олигархов. Идеология отсутствовала, России было не до Украины. Зато Запад активно конструировал идеологические и исторические химеры, терпеливо дожидаясь, когда на их основе сформируется и подрастёт целое поколение, которое потом можно будет бросить в топку антирусской революции. Собственно, русофобия, проистекающая из бандеровского псевдоидеологического суррогата, и стала главной движущей силой окончательного сворачивания российского влияния на Украине через отрицание всего русского. Фигура бандеровца — агрессивного, вооружённого, тиранящего собственное население в угоду поддержанию политического «украинства» стала главным архетипом остывающей постсовесткой государственности Украины. Отныне только сила, толпа, банды, майдан являются источниками реальной власти. Своего рода тотемным зверем бандеровского украинства стал герой евро-майдана, боевик, бандит и извращенец Сашко Билый, прославившийся своими не столь красноречивыми, сколь содержательными выступлениями, распространяемыми в виде роликов на Youtube и сопровождаемыми демонстрацией новых символов власти на пространстве бывшей Украины — автомата Калашникова, пистолета, ножа и милитари-стайла. Отныне Сашко Билый — новый герой поколения восставшей из ада бандеровщины, символ, на который равняется молодёжь не только в Ровно, откуда он родом, но и в Киеве, где подобный типаж всегда характеризовался ёмким, но точнм понятием — рогуль. Сегодня рогуль — это уже не объект насмешек, он вооружён и очень опасен.

Убийство Александра Музычко, в народе известного как Сашко Билый, сразу вскоре после размещения лидеров майдана в правительственном квартале Киева можно расценивать как чёрную метку для всех, кто пришёл к власти на крови и насилии. Это пример того, что будет с не подчинившимися и не покорившимися узурпаторам власти активистами майдана, ставшими топливом нового передела активов умирающей государственности Украины. До поры до времени они, конечно, будут продолжать вести себя самоуверенно, суверенно, не обращая внимания на ту псевдоэлиту, что засела в Раде и правительстве, демонстрируя свою неподчинённость, считая, что народ что-то решает. Первая ласточка — Сашко Билый — уже есть. Остальным остаётся лишь ждать того же самого, расправы, расхода, своего «котла», своего часа расплаты.

Но наивно было бы полагать, что, уронив власть в самые низы, новые «элиты» будут чувствовать себя в безопасности. Теперь власть не только у тех, кто номинально занимает властные кресла, но и у тех, кто силой берёт её с оружием в руках, вдохновляясь жертвами новых «героев», которым, как известно, не только пуля, но и «слава». Поэтому на обратном полюсе нового украинского передела уже есть заявления лидеров «Правого сектора» о том, что они будут мстить за смерть Музычко. Отомстить за смерть Музычко теперь является делом чести для всего «Правого сектора». Ибо, если они не исполнят свою угрозу и в ответ на устранение Сашка Билого не устранят Арсена Аввакова, то их просто перестанут уважать. Нарушится силовой баланс. Их перестанут уважать на майдане, их перестанет уважать народ, в результате чего они просто схлопнутся как политическая сила, которая наполнялась кровью «небесной сотни» и представлялась в качестве серьёзной перспективной политической организации, претендующей на реальную власть. Авваков должен понести наказание, или с «Правым сектором» просто перестанут считаться. Устранение Аввакова и тех, кто причастен к смерти Сашка Билого, является судьбоносным актом для «Правого сектора». Они просто обязаны реализовать собственную угрозу. «Кровь за кровь», или у них не останется даже внутреннего согласия. Кто из нынешних активистов «Правого сектора» будет уважать руководство, которое не исполняет своих обязательств и не держит слово, которое ими же дано? Все знают, в каких отношениях Сашко Билый находился с майдановским главой Министерства внутренних дел. Здесь для «Правого сектора» всё очевидно и прозрачно: понятно, кто заказчик, и понятно, кто должен ответить. И он должен ответить, иначе об этой структуре можно просто забыть. Как говорится, «мы здесь власть».

Сам Музычко, как известно, угрожал не только Аввакову, но и прокуратуре. Он шёл на открытый конфликт с новой так называемой «властью» сознательно. И делал это потому, что знал ее подлинную цену. Знал, с кем он в реальности имеет дело. Ибо для него это были люди, которые ещё недавно стояли с ним плечом к плечу на майдане, призывали к насилию, а значит, по сути, вместе с ним бросали бутылки, вместе с ним формировали отряды боевиков, жгли и стреляли в «Беркут». Это такие же полевые командиры, как и он сам. Именно поэтому он не воспринимал их как государственную власть, какой она и не является на самом деле, а воспринимал их как своих подельников, как таких же братков, как людей, которые имеют такие же основания претендовать на власть, как и он. Просто волею случая их вынесло на гребень революционной волны. Он же по какой-то причине, по какой-то совершенной несправедливости, как он себе это представлял, остался внизу и вынужден был, опять-таки, с автоматом в одной руке и ножом в другой пробиваться к своему бандитскому счастью, к своему влиянию, устанавливая свой авторитет, в поте лица зарабатывая свой бандитский хлеб. В то же самое время, эти люди, такие же, как он, вдруг оказались на вершине формальной власти, что для него казалось абсолютной несправедливостью, так как он знал им подлинную цену. Именно поэтому он так вольно обращался к новой «власти», угрожал им, зная, с кем в действительности имеет дело.

Подлинный же статус представителей нынешней так называемой киевской власти — обычная шпана, уголовники, босота, бандиты, выходцы из полукриминальных структур, самозванцы, выскочки и люди, которые не имеют никаких действительных оснований для того, чтобы называться элитой. Тем более для того, чтобы претендовать на управление столь сложным организмом как государство. Это обычное околополитическое урло, не более того. Такие же музычки, только приодевшиеся, причесавшиеся и ведущие себя чуть более прилично в общественных местах. Ничем другим они от Музычко не отличаются. Разве что воруют по-крупному, а жертвуют уже не сотнями, но тысячами жизней граждан того, что мы привыкли называть Украиной. Дело Музычко не умерло вместе с ним, оно живёт и процветает, только теперь в гораздо больших и кровавых масштабах.

После первого разгона майдана «Беркутом» в феврале 2014 по телевизору только и шли кадры того, как «Беркут» бьёт людей. «Онижедети» кричали из Европы, но именно после этого так и не состоявшегося «разгона» власть так испугалась, что, увидев это, на улицы вышло «детей» в разы больше того, что было с самого начала. Не успели мы и глазом моргнуть, как вот уже человек на телеэкране достаёт автомат, потом нож. Кто-то в ужасе застыл у телевизора. Но для украинского зрителя всё выглядит довольно гармонично. Вчера этот человек стоял за народ на майдане, а сегодня он выступает от имени народа в областном совете и действует именно так, как народ, населяющий Западэнщину, представляет себе справедливость. Не языком молотит, что часто можно было услышать в качестве упрёка в адрес украинских политиков. Не то, что Яценюк, вовремя не схвативший «пулю в лоб», который для бандеровских масс — слишком инфантильный, совершенно чужой человек. Но именно Сашко Билый, свой парень — «конкретный» политик: достал автомат, достал нож, а ну-ка отбери… Сразу видно, что человек работает на народ, решительно, не на словах, а на деле действует во благо «простых украинцев». Такое поведение и отношение к нему весьма показательны для нынешней Украины. Именно этого от него хотели, и он, как интуитивный популист, это и изображал, то есть делал то, что от него ждут массы — обычная братва, жители хуторов, деревенщина, как выражались в СССР, кугуты, рогули, как их называют в Киеве, такие, которые понаехали… Так они видят образ героя в своём украинском телевизоре. Что ж, есть время насмотреться вдоволь.

Мы не купили Украину

Малая отсрочка за большие деньги

На фоне киевского майдана российская власть, окончательно потерявшая влияние на Украину, вновь оказалась в двусмысленном положении. Пересмотреть все заключенные накануне с Януковичем договоренности — это выглядело бы крайне глупо и непоследовательно, выставило бы российскую власть как недальновидную. Ведь Кремль всё же пошёл на уступки Януковичу, который фактически шантажировал Россию своим поворотом на Запад, чем, в конце концов, и раскачал ситуацию. Скидок на газ он таки для себя добился. Правда, как показала история, ценой потери Украины. Но всё же факт остаётся фактом: в последний момент Путин уступил этому шантажу, чем продемонстрировал, что на него тоже можно давить, и что это давление может быть эффективным. И если бы в тот момент, когда Янукович бежал с контейнерами шмотья из Межегорья, Путин под давлением обстоятельств ещё, ко всему прочему, отменил бы свои только что принятые решения, то выставил бы себя ещё и непоследовательным политиком, который слабо анализирует ситуацию, принимая то, что потом сам и отменяет, то есть не способен просчитывать наперед развитие ситуации.

С другой стороны, российский кредит в 15 миллиардов долларов был обещан Украине именно «под Януковича». Под его же гарантии были сделаны и скидки на газ. Понятно, что фактически всё это было сделано для его личного обогащения, поскольку с самого начала было ясно, что вряд ли за всем этим произойдёт снижение цены на газ для рядовых потребителей. Если они столько лет уже платили по сложившимся ценам, так с какого резона правительство начало бы их снижать? Не говоря уже о ценах для промышленных производителей, учитывая, что всей промышленностью на тот момент владели украинские олигархи. Это означало бы просто поделиться с олигархами за российский счёт. То есть изначально было очевидно, что скидка требовалась лишь самому Януковичу, членам его семьи и его близкому окружению. И то, что в случае выпадения Януковича из процесса все договоренности будут обнулены, тоже ни для кого не было секретом. Это понимал и Путин: Яценюк, Кличко или Тягнибок не будут исполнять обязательства Януковича. Чем уж удалось Путину соблазнить Януковича, 15 миллиардами или скидкой, неясно, но тот, по крайней мере, декларативно, остановил процесс движения на Запад, не подписал соглашение об ассоциации с ЕС и на фоне беспорядков в собственной столице начал таки разворачиваться в сторону Евразийского и Таможенного союзов.

В России понимали, что вряд ли Яценюк, приди он к власти, будет продолжать евразийскую интеграцию, памятуя об обязательствах Януковича, а это значит, что уже выделенные средства, а это 3 миллиарда долларов, мы потеряли вместе с Януковичем и вместе с Украиной — это Путин также просчитал. Выбрав курс интеграции на Запад, с чем Янукович пытался играть несколько месяцев до майдана, и что в итоге и привело к беспорядкам, с суверенитетом украинское государство попрощалось окончательно. Всё это, конечно, закончилось катастрофическим провалом и для России. И в этой ситуации, чтобы хоть как-то сохранить своё лицо, Россия не могла не отстоять Крым и Восточную Украину. Российское государство, конечно, понесло финансовые потери, сделав когда-то, ещё в 2004, неудачную ставку на совершенно недееспособного Януковича, поручив всё либеральным политтехнологам. В итоге России ничего не оставалось, как присоеднить Крым, который бы достался Западу — и это тоже следствие слабой украинской политики России все эти годы. Но теперь на повестке дня — Восток и Юг распадающейся Украины. Одно цепляется за другое, и может быть решено только всё вместе, сразу и решительно. А вот с этим проблема…

Конечно, если оценивать ситуацию на Украине стратегически, то снизить цены на газ и вообще пойти навстречу Януковичу нужно было ещё в тот момент, когда он стал президентом Украины. Пророссийскость Янковича нужно было поддерживать всеми силами, так, чтобы он сам в неё поверил. Но, к сожалению, наше руководство зачастую ставит принципы экономической целесообразности выше геополитической значимости, теряя в итоге и в том и в другом. Так было в отношении Белоруссии, так же было всегда и в отношениях с Украиной. Мы сами довели ситуацию до крайней степени напряженности, и сами лишились многого, пока, наконец, не поняли, что с геополитикой не шутят.

Вкачивая 3 миллиарда из 15 объявленных в поддержку режима Януковича, нужно было понимать, что за эти деньги мы не купили Украину. А купили лишь короткую отсрочку для переосмысления подходов к собственному участию в политической жизни на Украине. В то время, как западные страны, не стесняясь, вмешивались во внутриполитическую ситуацию на Украине, Москва почему-то скромно наблюдала за происходящим со стороны. Ещё бы. Ведь для создания пророссийской политической сети нужно время, чтобы впоследствии переформатировать культурное пространство Украины в пророссийское, сформировать проевразийскую ориентацию, способную сохранить целостность Украины как государственного образования. Но время было преступно упущено. Для того, чтобы это сделать, когда гром уже грянул, короткого тайм-аута, купленного всего за какие-то пятнадцать миллиардов долларов, было явно не достаточно. Зато этого времени было достаточно, чтобы осуществить решительные, пусть жёсткие, но предотвращающие большую кровь действия.

Режим Януковича заигрался, считая, что можно баловаться с такими понятиями как геополитические ориентиры. Выторговывая себе более низкие цены на российский газ, чтобы иметь возможность некоего люфта для личного обогащения, Янукович начал откровенно шантажировать Россию ориентацией на Запад. Для этого он самолично разогревал украинское общество, демонстрируя серьёзность намерений по вступлению в клуб европейских государств, показывая решимость подписать соглашение об ассоциации с ЕС, на самом же деле, просто добиваясь банальных личных преференций, которые можно было бы срезать в виде стружки с поставок газа из России в Европу. Именно это детское сознание балующейся украинской элиты привело так и не состоявшееся в течение последних двадцати лет государство к коллапсу и внутреннему хаосу. В глазах американских стратегов, которые видят Украину лишь как зону дестабилизации, это закономерная функция, не дающая возможности стратегической интеграции России и Европы.

* * *

США всегда и во всём придерживаются своей геополитической линии: когда речь идёт об Украине, они воспринимают её не иначе, как элемент санитарного кордона, отгораживающего Европу от России и не дающего возможность сложиться стратегическому российско-европейскому союзу. В этом смысле Украина воспринимается американцами всего лишь как зона нестабильности, как расходный материал американских интересов в Европе и Евразии. Никакого позитивного сценария у США нет, поэтому все, что способствует выведению Украины из зоны стратегического контроля России, с геополитической точки зрения воспринимается американцами позитивно. Всё, что сближает Украину с Россией и способствует объединению интересов евразийского пространства и Европы, воспринимается американцами агрессивно, негативно и подвергается жёсткой критике. И в этом с Соединенными Штатами солидарен весь атлантистский альянс. В Европе их главные союзники — все те, кто присягает на верность США, поэтому они вынуждены осуждать любые действия, в первую очередь российской стороны, направленные на стабилизацию и возвращение какой-либо минимальной субъектности Украины. Те же, кто не разделяет американские подходы в установлении однополярного мира, оказываются на стороне России, а значит, и на стороне стабилизации пространства бывшей Украины.

Ход короля

Реформа власти в Казахстане — пример для России

На сегодняшний день на всем большом постсоветском пространстве Казахстан является главным оплотом и хранителем евразийской идеологии. И хотя современный Казахстан — типичное государство-нация, винить в этом нужно в первую очередь Россию, которая на протяжении всего периода с момента распада СССР и по нынешний день не дала Казахстану ни одного шанса направить наше общее большое пространство на реализацию евразийской идеологии в её наиболее естественном, имперском проявлении. Ни один здравомыслящий правитель современности, а тем более бессменный лидер современного Казахстана, мудрейший и ответственнейший политик Нурсултан Назарбаев, выведший свой народ из смуты 90-х, не будет спорить с тем, что в ситуации, когда США стоят на пороге единоличного управления миром, ни одно государство и ни один народ не смогут сохранить свой суверенитет и независимость. Только вместе, сообща, действуя консолидированно, народы Евразии смогут противостоять вероломному вмешательству Америки в дела наших стран. Перечить этому бесцеремонному гиганту сегодня не может никто, вместо сохранения суверенитета и идентичности бросая в топку американской глобализации свою культуру, традиции, обычаи. Америка — это «Империя», и разговаривать с ней на равных сможет только другая Империя, наша, Евразийская Империя. Казахстан и Россия на сегодня имеют все задатки для того, чтобы сформировать костяк Евразийской Империи. По многим показателям, в частности, по темпам экономического роста, благосостоянию населения, уровню демократии и внутренней свободы Казахстан на сегодня даже опережает Россию, однако базовым элементом любой империи всегда является большое пространство, то пространство, на котором раскинулась срединная земля, сердце будущей Евразийской Империи — Россия. Без этого пространства не будет России, но без России не будет Империи.

Помимо экономики и демократии Казахстан является весьма устойчивым и в плане устройства институтов власти, а также механизмов её передачи и преемственности курса, всего того, что наиболее остро обсуждается сегодня в России. Сама ситуация преемственности курса Назарбаева, ставшего своего рода символом современного процветающего Казахстана, была решена в этой республике наиболее оптимальным образом, с учётом вековых традиций передачи власти, но вместе с тем — не нарушая евразийских демократических моделей, развитых народами постсоветского пространства за последние два десятилетия. Ещё в 2006 году парламент республики Казахстан на совместном заседании палат проголосовал за поправки в Конституцию, представленные президентом Нурсултаном Назарбаевым, после принятия которых казахстанское правительство становилось ответственным перед Мажилисом — нижней палатой, а победившие политические партии получали возможность выдвигать согласованную кандидатуру премьер-министра. За президентом же сохранялся верховный арбитраж, то есть глава государства оставлял за собой решающее слово в ключевые исторические моменты. Что касается самого Нурсултана Назарбаева, то он получил от своего народа право избираться на высший пост неограниченное количество раз. А вот последующий президент будет ограничен пятью годами и не более, чем двумя сроками пребывания у власти. После осуществления данной реформы казахстанская оппозиция заговорила о том, что Назарбаев продлил своё пребывание в звании «отца всех казахов» до скончания своих дней. Однако в российском обществе данный поступок, напротив, вызвал скорее положительный отклик, учитывая, что Россия также периодически оказывается перед проблемой сохранения политической стабильности и преемственности курса.

Во времена распада Советского Союза концентрация власти в руках Назарбаева была действительно в значительной мере оправдана. Существовала необходимость избавить республику от политических интриг и борьбы за власть, что отложило бы начало экономических реформ и усложнило бы выход Казахстана из кризиса. В этом смысле Назарбаев поступил разумно, сконцентрировав всю власть в своих руках. Это дало ему возможность спокойно и успешно провести экономические реформы, стабилизировавшие ситуацию в стране. Другое дело, что сейчас есть некая угроза того, что освобождение поста президента со столь неограниченными полномочиями может привести к появлению казахского лидера, настроенного не совсем позитивно в отношении России. Такая ситуация произошла, например, в Грузии, где неограниченная президентская власть «терпимого» для России Эдуарда Шеварднадзе оказалась в руках Михаила Саакашвили, который совершенно сменил политическую ориентацию, перестав лавировать между Россией и Западом, как его предшественник, вместо этого безоговорочно приняв американскую сторону. В результате интересы Грузии оказались сильно ущемлены. То же самое мы видели на Украине, где после ухода Кучмы началась политическая чехарда, приведшая в итоге к распаду государства. То же в Туркмении, где Ниязов, имевший неограниченные единоличные полномочия, неожиданно умер, и президентская власть оказалась у человека, который как бы «забыл» о России. Запад же вполне удовлетворён, например, тем, что Бердымухаммедов готов рассматривать диверсификацию нефтегазовых маршрутов в его пользу. Словом, Назарбаев весьма разумно обезопасил страну от резких шатаний на случай, если, не дай Бог, с ним что-то случится. Каким будет новый президент после ухода Назарбаева — неизвестно никому.

Осуществив необходимые изменения, Назарбаев начал не спеша подбирать того, кто сможет продолжить его курс. Самой реформой он снизил возможности будущих претендентов на президентское кресло, ведь за «назарбаевские» полномочия они бы сражались со страшной силой, не останавливаясь ни перед чем. В первую очередь при сохранении тех полномочий, что есть у президента Казахстана сейчас, за своего ставленника на этом посту будет биться Америка, и довольно жёстко. Теперь же, после сокращения президентских полномочий для следующих президентов, каждый, кто начнёт борьбу за президентское кресло, должен понимать, что у него таких полномочий уже не будет. Такова воля народа. То есть Назарбаев сделал ход, значительно снизивший накал будущей борьбы за власть. Данный шаг казахстанского президента вызван в том числе и опасением очередной «цветной» революции, оппозиционного «заговора» и тому подобных вещей. Если бы в своё время в Киргизии президент Акаев осуществил подобную реформу, то, возможно, он до сих пор находился бы на посту. Вместо этого последовавшая за его уходом борьба за власть приобрела весьма драматичный характер, а сегодняшняя ситуация в Киргизии висит на волоске, это пороховая бочка, ведь там, куда приходит цветная революция, потом очень долго невозможно наладить нормальную жизнь. И все мы были свидетелями той драмы, что произошла на Украине в 2004 году, когда оранжевая революция сотрясла это государство настолько, что страна, погрузившись в бесконечный передел власти, борьбу кланов и группировок, так и не смогла оправиться, в итоге вообще прекратив своё существование в качестве единого государства.

Осуществленная в Казахстане реформа придала стабильности в отношениях и с Западом, и с Китаем, и с Россией. Появилась возможность строить долгосрочную систему взаимодействий, ориентированную на дальнюю перспективу. Ведь сегодня мы, договариваясь с Казахстаном о строительстве нового газопровода в Европу, знаем, что эти договоренности будут работать и через 10, и через 20 лет. И если даже президентом станет кто-то другой, неприемлемый для нас, то, с учётом разделения полномочий, парламент не даст ему единовременно отменить все договоренности, перечеркнуть все проекты. Не стоит забывать о восточной специфике власти, свойственной во многом и России, когда народ доверяет правителю, и власть не меняется каждые 4, 5, 7 лет. Чередование лидеров, возможно, хорошо для Европы и Америки, где стабильный курс регулируется элитами, сложившимися за столетия, но всегда чревато катаклизмами для нас, потому что евразийские народы любят стабильность и предсказуемость. А если учесть особенность нашей политической культуры, когда каждый следующий лидер меняет курс предыдущего на почти полностью противоположный, становится ясно, что никто в таких переменах не заинтересован.

Впрочем, одно лишь усиление полномочий Назарбаева не гарантирует Казахстану отсутствие внешнеполитических неприятностей. На этом направлении у Астаны есть три проблемы. Во-первых, существуют США и, очевидно, спонсируемая ими политическая оппозиция, которая в Казахстане всё же имеется. Во-вторых, радикальные исламисты, получающие деньги, опять же с подачи Штатов, через Пакистан и арабские страны. Эта угроза чуть менее значима, так как на пути моджахедов сначала встанут Таджикистан, Туркмения, Узбекистан и Киргизия. В-третьих, самое главное — Китай, который с каждым годом наращивает своё присутствие, в первую очередь, в казахстанской экономике, переориентируя приоритеты. Нас же прежде всего интересует Россия, то есть процесс интеграции двух стран во всех уже обозначенных направлениях сотрудничества.

Назарбаев — единственный постсоветский руководитель, за исключением Александра Лукашенко, который с самого момента развала СССР говорит о необходимости интеграции постсоветского пространства. Он был автором озвученного в 1994 г. проекта Евразийского союза, последовательно настаивал на интеграционных проектах. У Ельцина, например, была другая задача, и он ничего не хотел слышать об интеграции. Но Назарбаев продолжал удерживать данную линию. Во многом по его инициативе и при его же активном участии были созданы ЕврАзЭС, ОДКБ, Таможенный союз. Сама Россия долгие годы отталкивала руку дружбы, и становление Казахстана в качестве государства-нации является скорее ответной реакцией на многолетнее нежелание России интегрироваться. Россия сама не могла долгие годы определиться, куда она хочет: на Запад, в Азию или вообще в никуда. Казахстан же развивался поступательно, тем самым, показывая России пример того, что нужно действовать последовательно, двигаясь к воссоединению, которое выгодно всем, кроме наших врагов. Реформой власти в Казахстане Нурсултан Абишевич в очередной раз продемонстрировал миру удивительно дальновидную, самостоятельную и стратегически правильную политику. Немногим республикам бывшего СССР так повезло с руководителем.

Россия только-только оправилась от катастрофических последствий либеральных реформ 1990-х, чего, кстати, благодаря мудрой политике Назарбаева удалось избежать Казахстану, и сегодня, в ситуации, когда созданная Путиным стабильность является такой зыбкой, эксперименты с выборами и «преемниками» являются весьма несвоевременными. Путин, как и Назарбаев, с учётом того, что Казахстан начал стабильно развиваться уже давно, а Россия только сейчас, вполне мог бы себе позволить осуществить реформу государственной власти таким образом, чтобы по модели Назарбаева получить возможность закончить начатое — достроить Империю. Или же её достроит кто-то другой.

(Опубликовано на сайте Института информационных технологий «Накануне. ru» (Екатеринбург) 28 мая 2007 года)

Русские ракеты в белорусских лесах

Достойный ответ американской ПРО в Восточной Европе

Любая территория в геополитике имеет своё предназначение, и у каждой территории есть история, определяющая её геополитическое «содержание». Не является исключением и Белоруссия, которая после распада Советского Союза и оккупации бывших советских территорий Восточной Европы американцами приобрела первостепенное стратегическое значение для безопасности не только России, но и всего евразийского континента. Однако индивидуальные политические амбиции политиков и интересы кланов часто вредят братским народам: предпочтение зачастую отдаётся корыстным интересам. Незавидная судьба постигла те народы, которые предали Россию и переориентировались на Запад, добровольно приняв вассалитет США. С предателями, как известно, новые хозяева никогда особо не церемонятся, пуская их в расход при первом удобном случае. Сегодня «в расход» пошла Восточная Европа — американцы, как обычно, особо никого не спрашивая, размещают там свою ПРО. При этом байки про северокорейскую и иранскую угрозы, которые якобы призвана предотвратить американская ПРО, рассказываются без особого вдохновения, а зачастую с нескрываемой издёвкой. Ведь даже последнему идиоту понятно, что американская ПРО направлена против России. Вопрос состоит лишь в том, как Москва отреагирует на очередной вызов американского могущества.

Москве же в ответ ничего не остается, как поставить ракеты в Белоруссии. Российский посол в Минске как-то ненароком уже проболтался: «В ответ на планы Вашингтона Россия и Белоруссия могут принять решение о создании новых совместных военных объектов, в том числе и ядерных. Конечно, всё это произойдёт при определённом уровне взаимодоверия и интеграции». Вывод из ситуации один: русские ракеты в Белоруссии — очевидный, неизбежный и естественный ответ вероломному американскому военному хамству. Наши ракеты будут охранять общее союзное пространство от вражеского вторжения. И точка!

Так или иначе, российские военные объекты в Белоруссии и так давно функционируют. Например, сверхдлинноволновой радиотехнический центр «Антей» в Вилейке и РЛС «Волга» в Ганцевичах. Появление ракетных баз стало бы серьёзным успехом во внешней политике Москвы. И серьёзным фактором безопасности для Беларуси. Напомним, что в соответствии с договором СНВ-1 вывод российских ракет из Белоруссии начался в 1992 г. и был завершён в середине 1990-х. Мало того, в 1994 году в Минске приняли Конституцию, в соответствии с которой страна обозначала в числе целей своего развития безъядерный статус, что делает особо актуальным прикрытие Белоруссии российским ядерным зонтиком.

Американцы же сначала захотели разместить элементы ПРО в Польше, а в Чехии — радар. В ответ Россия предложила совместное использование Габалинской РЛС в Азербайджане, после чего Америка решила эту «проблему» — Азербайджан отказал России в продлении договора о её эксплуатации. В ответ Россия заявила о пополнении отечественной группировки в Калининградской области, а потом о выходе из Договора об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ). И ведь вышли. Значит, и реализация всех остальных намеченных планов, в том числе размещение ядерного оружия на территории Белоруссии, становится реальной как никогда. Недаром министр обороны России заявил: «Процесс расширения НАТО, планы развертывания ПРО, обострение ситуации на Ближнем Востоке подтверждают необходимость тесной координации наших действий. Как в политической, так и в военной областях».

Белоруссия была и остаётся последовательным и неизменным союзником России на западном направлении. Москва при помощи Минска может подготовить действительно достойный ответ размещению американской ПРО, даже не прибегая к выходу из Договора об уничтожении ракет средней и малой дальности, который на Западе до сих пор называют «краеугольным камнем европейской безопасности». Но если опасность будет нарастать со стороны самого Запада, то можно и выйти. Президент уже дал понять, что Россия не собирается жертвовать своими национальными интересами и может безболезненно развернуть свои ракеты средней дальности в Белоруссии, ведь формально именно РФ является правопреемницей СССР и всё ещё несёт обязательства по договору, а вот Минск уже не попадает под его действие.

Главной же проблемой укрепления военного союза России и Белоруссии до сих пор является слабость политического взаимодействия между двумя государствами. Любые ракетные базы могут быть размещены в Белоруссии только при условии абсолютного стратегического единства и взаимопонимания. Появление ракет при малейших разногласиях невозможно. Белоруссия на сегодня — единственная брешь в атлантистском «санитарном кордоне» вокруг России на западном направлении. Если там появятся ядерные ракеты, то это можно считать материализовавшимся кошмаром США. Ситуация явно свидетельствует о том, что геополитическое сознание руководства РФ начинает просыпаться, а воплощение ракетных планов выгодно и Минску, и Москве. Россия возвращается на старые рубежи, а Белоруссия получает для себя преимущества иного, возможно, экономического характера, решая одновременно вопрос обеспечения собственной безопасности. Для осуществления замысла осталось устранить все имеющиеся взаимные вопросы. В первую очередь — тему с поставками энергоносителей. Коли Кремль действительно хочет поставить ракеты на новом месте, в чём-то должен и уступить Минску. Трудно представить ракетные базы в Белоруссии при наличии острых тем внутри Союзного государства. Пока Союзное государство не начало полноценно функционировать, требования особых преференций со стороны Минска вполне вероятны и даже правомерны. Основным же катализатором завершения создания Союзного государства являются именно единые стратегические интересы, которые подразумевают сближение в главной области — решения вопросов безопасности в столь непредсказуемом, благодаря усилиям США, и нестабильном мире. Важно воссоздать одно геополитическое пространство, без чего мы пропадём поодиночке. В случае завершения строительства Союзного государства Россия становится стратегически неуязвимой, для Белоруссии же нахождение под российским ядерным зонтиком снимает все проблемы безопасности. И здесь многое зависит от исторической ответственности элит, которые должны быть готовы отказаться от частного в пользу общего, исторического. А история свидетельствует лишь о стремлении двух славянских народов к единению. Белоруссия сегодня — это последнее окно в Европу для России. И непонимание данного обстоятельства — это уже не недоразумение, а геополитическое преступление.

В авангарде многополярности

Белоруссия подключилась к Движению неприсоединения и военному сотрудничеству с Китаем

Ещё одним вектором внешней политики Белоруссии может стать военное сотрудничество с Китаем. Об этом не раз заявлял президент Белоруссии Александр Лукашенко. «Наше сотрудничество с Китаем носит стратегический характер, и в этом большая заслуга наших военных и военных Китая», — заметил Александр Лукашенко. Налаживание сотрудничества Белоруссии с Китаем — евразийский жест, с помощью которого Минск пытается продемонстрировать стремление к евразийской интеграции, ведь значительные подвижки в этом направлении произошли в том числе в рамках ШОС. Понятно, что в военном отношении Китай скорее является партнером России, поскольку всё оружие и технологии эта страна импортирует из России, плюс сопоставимиые масштабы и выгодное расположение. Но если говорить о Союзном государстве, то тесное сотрудничество Белоруссии с Китаем вполне естественно.

Развитие белорусско-китайского сотрудничества не прошло даром. Вскоре уже и в главном городе острова свободы Гаване Александр Лукашенко объявил о противодействии гегемонистским устремлениям Вашингтона в современном мире, заявив свою позицию по ключевым международным проблемам и озвучив белорусские инициативы, направленные на укрепление роли Движения неприсоединения в современном мире, на повышение его эффективности.

В эпоху двуполярного мира в Движение неприсоединения входили страны, которые не поддерживали ни западную капиталистическую систему, ни советскую социалистическую. В настоящий момент мы находимся в ситуации однополярного мира, при которой второй полюс — социалистический — самоликвидировался. В этих условиях Движение неприсоединения означает лишь неприсоединение к однополярному, западному миру, что уже не мало. Движение неприсоединения — это отказ поддерживать США в их попытке создать однополюсный мир — жест сам по себе довольно героический, памятуя о судьбе Хуссейна, Каддафи или глядя на сложное положение Асада. По сути, речь идёт об альтернативе американской однополярной доминации. Россия крайне заинтересована в существовании подобной инициативы, потому что сама сегодня выступает против американского доминирования в мире, а значит, нуждается в союзниках. Регулярные демарши российского руководства очень вдохновляют страны, которые не согласны с американской политикой единоличного доминирования. Можно сказать, что Россия разбудила всех несогласных и недовольных американской моделью однополярной глобализации, провозгласив эпоху реального построения блоков, которые составят основу будущего многополярного мира. И Движение неприсоединения здесь — ещё одна опора для реализации данной инициативы.

Таким образом, Александр Григорьевич Лукашенко абсолютно выверенно и дальновидно поддержал этот дерзкий, но очень правильный и своевременный проект. И это вполне объяснимо. Это лишний раз демонстрирует то, что он не обложен таким количеством ограничений и не так зависит от Запада, как многие другие постсоветские государства, а значит, может действовать свободно, принимая суверенные решения. К тому же руки Лукашенко в гораздо большей степени развязаны ещё и потому, что Белоруссия находится под российским стратегическим прикрытием, а это позволяет ему действовать более решительно, подавая пример всем странам постсоветского пространства. Венесуэла, Куба, Россия и Белоруссия открыли эпоху реального формирования многополюсного, альтернативного американскому справедливого мира. И этот шаг можно лишь всячески приветствовать. Подключаясь к Движению неприсоединения, Минск выходит с регионального уровня на уровень мировой политики, реального международного влияния, что укрепляет статус Союзного государства, а значит, выгодно и России.

(Опубликовано на мультипортале «KM.ru» 15 сентября 2006 г.)

Необъективная объективность

Об ответственности СМИ перед обществом

Одной из наиболее болезненных тем для Белоруссии является информационная война, развязанная российскими СМИ ещё во времена либерального разгула в России. Отголоски её продолжают омрачать российско-белорусские отношения до сих пор. Для смягчения последствий этой антибелорусской истерии в Минске регулярно проходит Белорусский медиа-форум, поднимающий тему социальной ответственности средств массовой информации. Представляя себе суть взаимоотношений белорусской власти и российских СМИ, со всеми демаршами и взаимными обвинениями, становится понятным, что именно российские СМИ, в большом количестве присутствовавшие на форуме, в первую очередь должны задумываться об этой ответственности, и не только перед белорусским обществом, но и перед нашим общим, союзным.

Организаторами форума являются Министерство информации Республики Беларусь и Постоянный Комитет Союзного государства при поддержке Белорусского союза журналистов и Евразийской академии телевидения и радио (ЕАТР), и именно чиновники и сотрудники этих ведомств принимают на себя не только организационные, но и воспитательные функции. Белорусская пресса, конечно, тоже присутствует, и даже в значительном количестве, но скорее для обмена опытом, для продолжения воздействия на своих российских коллег на личном уровне.

Собственно, главная претензия белорусской стороны к российской прессе заключается в одном слове — «необъективно». Само понятие объективности яваляется предметом горячих споров медиа-форума, смысл которых сводится к простой мысли: понятно, что журналист даёт обществу информацию, но при этом он ещё имеет возможность интерпретации, и именно она позволяет окрасить любое информационное сообщение в нужный цвет. В итоге, что бы ни сообщала белорусская сторона российским СМИ, всё выворачивается наизнанку и преподносится в ёрническом стиле. «Рост производства налицо», — сообщает белорусская сторона. «Ну да, кому всё это барахло нужно», — отвечает российская пресса. «Государство увеличило социальные гарантии детям и старикам Беларуси» — «За наш счёт, нажились на наших дешёвых нефти и газе», — комментируют российские СМИ. «Создаются структуры союзного государства» — «Ну и что, Лукашенко диктатор и не откажется от власти», — твердят российские газеты и телеканалы. Как с грустью пошутил на этот счёт кто-то из участников, «Минск, конечно, идеально чистый город, но российский журналист обязательно найдёт здесь перевёрнутую урну». Собственно, эта перевёрнутая урна и является тем самым камнем преткновения, годами создающим впечатление о том, что мы не Союзное государство строим, а пытаемся отбиться от поглощения России Беларусью. Как заметил первый вице-президент ЕАТР Валерий Рузин, «Европейский союз начал создаваться в 1957 году в исключительно позитивной атмосфере», и если бы европейские СМИ реагировали на любой шаг построения ЕС как российские, ничего бы не построили до сих пор.

В работу форума обычно встроена Международная специализированная выставка «СМИ в Беларуси», на которой представлены стенды всех печатных СМИ и телеканалов, работающих на территории Республики. Отдельным стендом были представлены СМИ Союзного государства, однако большое количество СМИ ещё не является само по себе позитивным явлением, так как очевидно, что огромный поток информации делает невозможным её усвоение, а следовательно, обесценивает её значение. Количество СМИ растёт, и читатель не знает, что выбрать. Что же касается союзных СМИ, то в отличие от Беларуси российский читатель не то что выбрать не может, но зачастую просто не знает об их существовании. В условиях нынешнего влияния СМИ на общество журналистам нужно более внимательно относиться к тому, что они пишут и какие образы создают, так как результат их деятельности формирует общественное мнение и может иметь далеко идущие последствия для общества.

Проблема недобросовестной и зачастую предвзятой позиции некоторых журналистов, создающих негативный образ Союзного государства, проходит красной нитью всех мероприятий в рамках медиа-форума, и, как считает большинство докладчиков, современные информационные возможности часто используются для преподнесения спорной и вредной информации. Союзное государство переживает непростой период, и, пользуясь этим, «писаки» пытаются нажить себе дешёвую популярность, негативно освещая процессы формирования Союза, «особенно в российских СМИ», но не давая при этом ответа на вопрос «Что делать?». Все докладчики обращаются к представителям СМИ с просьбой «давать человеку объективную информацию и иметь внимательное отношение к каждому произнесённому слову». Отмечается и то, что на российском телевидении практически отсутствуют программы союзной тематики, а телеканал «Беларусь-ТВ» транслируется в России на платной основе. Российская компания «Мостелеком» официально отказала каналу «Беларусь-ТВ» в размещении сигнала, предложив сделать это на платной основе, в то время как ни один российский канал не транслируется в Беларуси платно.

То же касается освещения темы деятельности СНГ: в большинстве материалов о деятельности организации преобладает критическая оценка. «Откуда-то нам подбрасывают сюжетики, в которых доминирует негативная окраска», — высказался один из участников, после чего указал собравшейся прессе на то, что последняя не осуществляет «информирования о целях и принципах существования СНГ». Резонно заметив при этом, что в обществе до сих пор мало кто знает, чем оно занимается и какие цели преследует.

В рамках форума также осуществляется работа тематических секций, например, по таким темам как «Свобода и ответственность. Нравственный выбор и профессиональный долг», «Связь общества и СМИ», «Эффективность СМИ и PR» и «Отдельные последствия развлекательного жанра в СМИ: гламур против аналитики». На секциях участники взывают к необходимости со стороны СМИ «поддерживать строительство белорусско-российского Союзного государства, призванного стать важнейшим фактором равновесия и стабильности на евразийском континенте».

Казалось бы, почему столь понятные и очевидные вещи нужно повторять снова и снова? Неужели в России не понимают, насколько важно для нас всё-таки закончить строительство Союзного государства, создав прецедент не катастрофического разъединения, которое мы переживали последние два десятилетия, а объединения? Представители российских элит и в первую очередь журналисты не устают повторять, что Россия — европейская цивилизация. Но о какой Европе можно будет говорить, если мы упустим возможность и потеряем Беларусь в качестве последнего дружественного стратегического партнёра в Европе?! Стоит реализоваться американским планам по смещению власти в Беларуси путём очередной цветной революции, и ближний санитарный кордон на западном направлении захлопнется, окончательно отрезав Россию от Европы.

Негативная оценка деятельности Союзного государства российскими СМИ является следствием либерального разгула, сформировавшего целую плеяду либеральных журналистов, осадивших все печатные издания и телеканалы. И изгнать их оттуда оказалось не так просто. Ошибается тот, кто считает, что в России власть полностью контролирует СМИ, отвечая тем самым за негатив, льющийся со страниц газет и экранов ТВ. Сегодня российская власть сама сталкивается с последствиями либерального засилья, пытаясь переломить ситуацию в позитивном, государственническом ключе. Параллельно необходимо воспитать целую плеяду нового поколения журналистов, ориентированных в правильном, интеграционном, державном ключе, геополитически подкованных и сформированных на патриотических идеях. Ведь миром правят идеи. Идея евразийской интеграции должна овладеть нашими народами, и здесь роль СМИ исключительна. Но ответственность за это понимание лежит зачастую на самих СМИ.

(Опубликовано в еженедельнике «Литературная газета» № 22–23 (6123) 30 мая 2007 года)

Страна достроенного социализма

К яду глобализации в Белоруссии приучают по капле

Не смотря на весь официоз и большое количество чиновников, уровень душевности всего происходящего в Белоруссии, по крайней мере, доступного для обозрения, всегда превышает уровень подобного рода эмоций в России. Уж слишком серьёзно деформировано российское общество либеральными экспериментами, и в этом плане Белоруссия, видимо, наглядевшись на то, что случилось с Россией после распада Советского союза ещё на заре последовавших за распадом «реформ», как-то невольно притормозила в модерне. Чуть задержавшись в позднем «совке», но при этом сохранив его позитивную морально-нравственную атмосферу, белорусская власть выдавала «блага» глобализации по капле, «в гомеопатических дозах любви», дабы не отравить, но приучить постепенно к тому яду современного мира, что невозможен, но неизбежен.

Касаясь темы Белоруссии, российская пресса обычно хамит. Видимо, поэтому в самой Белоруссии к ней относятся весьма осторожно, а с её представителями обращаются очень обходительно. Конечно, некоторых запрещают и не пускают, но это те, что перешли всякие границы. С остальными же носятся, уделяя много внимания, катают на автобусе, кормят в ресторанах, водят в баню, устраивают концерты, в общем, создают все условия для работы. Международный пресс-семинар «Здравосозидательная политика Беларуси и России: физическое и духовное здоровье наций», прошедший на горнолыжном курорте «Силичи» в 35 километрах от Минска, также не стал в этом смысле исключением. Вообще, не отвлекаясь от темы семинара, следует заметить, что горнолыжный курорт «Силичи» — вполне себе, как сейчас принято говорить, европейское место отдыха. Вот в этот горнолыжный уголок зимы посреди по-весеннему тёплой минщины и привезли российскую прессу. Прямо с поезда — кормить и селить, потом на выставку «Неделя моды на здоровье» в Минск, потом опять кормить, смотреть Национальную библиотеку, встречаться с администрацией Логойского района в центральной логойской больнице. А далее — снова ужин в ресторане с живым оркестром и танцами: не минуты без внимания, и главное, видимо, чтобы российская пресса не голодала.

На выставке — стенды белорусских отраслей, отвечающих за здоровый образ жизни белорусов, начиная от еды и заканчивая дорожно-постовой службой. На открытии — чиновники соответствующих ведомств-организаторов дней здоровья: Министерств информации, здравоохранения, образования, спорта и туризма, а также представители Постоянного Комитета Союзного государства и Минского областного Исполнительного комитета. Всё это множество чиновников, кстати, вынуждено вести здоровый образ жизни, ибо ежегодно лично Александр Лукашенко проводит забег на лыжах протяженностью в два с половиной километра, возглавляя колонну высших белорусских руководителей. По итогам забега выясняется, кто продолжит занимать государственную должность, а кому следует отдохнуть, освободив время для занятия физкультурой.

Логойский район, в котором собственно и располагается горнолыжный курорт «Силичи», является по белорусским меркам образцово-показательным. Особенно центральная больница Логойска, куда и везут российских журналистов встречаться с администрацией района. Глава администрации подробно рассказал про надои молока, состояние бесплатной медицины, о том, сколько времени уделяется физкультуре, и как назначаемые сверху чиновники стараются сделать всё для народа. На вопрос о коррупции ответил: «У нас такого не было, но я знаю в области — если где-то кто-то что-то взял, это есть, то там уже серьёзно в таких случаях занимаются… У нас, слава Богу, такого не было». По интонации и волнению чиновника понятно, что «занимаются» такими случаями действительно серьёзно и явно давно, потому что о коррупции в Белоруссии практически ничего не слышно. Сама больница райцентра Логойск поразила российских журналистов своей чистотой и оснащённостью, после чего все поехали, понятное дело, в ресторан.

Следующий день стал днём напряженной работы в рамках непосредственно семинара, на котором помимо главы Министерства информации, организовавшего мероприятие, присутствовали также и другие высокопоставленные чиновники, выступления которых хоть и были пропитаны неизбежным в таких случаях формализмом, сути всё-таки не теряли. Так, министр спорта объяснил, что такое повышенное внимание теме здоровья в Белоруссии уделяется «в связи с Чернобылем», а «побочным эффектом» этого процесса становится то, что у Белоруссии на десять миллионов человек порядка 60 олимпийских чемпионов. Заместитель Министра здравоохранения призвал «беречь здоровье здоровых», а помощник Президента по вопросам физической культуры подробно рассказал о роли национального олимпийского комитета Республики Беларусь, призвав чиновников «принять практические меры по выполнению президентского Указа № 1 и обеспечить эффективное развитие спортивного движения». Помощник Президента Республики Беларусь по вопросам физкультуры, спорта и туризма поделился с российскими журналистами своими соображениями относительно ситуации с использованием допинга белорусскими спортсменами. «Когда дело касается спорта высших достижений в Республике Беларусь, выясняется, что количество спортивных достижений на душу населения в нашей стране очень высоко, что и вызывает серьёзное подозрение у многих чиновников МОК, связанное с тем, что, по их мнению, без применения допинга это невозможно. Из-за этого нам приходится уделять столько внимания этой проблеме», — пояснил вице-президент Белорусского НОК. Но главное всё же не в этом. Как заявил советник президента Белоруссии, «главное в этой теме — это оградить молодёжь от других видов допинга, вообще не имеющего отношения к спорту».

Вообще, совершенно не случайно на всех проходящих в Белоруссии медиа-форумах и семинарах присутствует большое количество представителей именно региональных российских СМИ. Федеральные СМИ России, а особенно московские, настолько пресытились информацией и вообще всем пресытились, в буквальном и переносном смыслах этого слова, что сподвигнуть их на то, чтобы хоть что-то с интересом выслушать, а потом ещё и написать — довольно сложно. Большинство журналистов федеральных российских СМИ, мягко говоря, довольно иронично относятся к официозным белорусским мероприятиям, да и вообще с неким скепсисом относятся ко всему, что происходит в Белоруссии. Региональные журналисты в этом смысле более отзывчивы. К тому же в регионах России средства массовой информации всё ещё читают, в отличие от Москвы, где на газеты давно уже смотрят как на спам, неизбежный не заказанный информационный мусор. Газеты в Москве либо сразу выбрасываются в корзину, либо в лучшем случае заглядывают на страницу «Спорт», в завершение прочитав анекдот на последней полосе. И если о ситуации со спортом в Белоруссии где-то в России и прочтут, то, видимо, только в регионах. И только если напишут. Ведь вторая проблема, неизбежно преследующая российско-белорусскую тематику — не пишут. Государственные чиновники вынуждены говорить на таком языке, на котором нельзя произнести ничего «лишнего», а значит, как считают журналисты, ничего интересного. Большинство наших сограждан, как в России, так и в Белоруссии, считают, что всё, что освещается в рамках реализации государственных программ — чересчур официозно, скучно и не интересно.

На следующий день после форума состоялись спортивно-массовые народные гуляния с участием Белорусского республиканского союза молодёжи (БРСМ) и приехавших покататься на лыжах туристов. Гуляния проходили с неизбежным в таких случаях выступлением официальных лиц, гречневой кашей в полевых кухнях, перетягиванием каната и выступлением фольклорных артистов. Глядя на всё это, невольно констатируешь: Белоруссия — страна достроенного развитого социализма, социальное государство с белорусской спецификой на фоне сохранённого советского флага, КГБ и райкомов, с рыночными отношениями и законом о свободе печати, строго соблюдаемым и неожиданно чтимым властью. То, что мы бросили, не доделав, предав коммунистические идеалы, в которые перестали верить, и погрузившись в марево рынка и стихию капитализма, в Белоруссии аккуратно подобрали, отряхнули и довели до логического конца. Ощущение от этого двойственное: с одной стороны, это куда более достойно и последовательно. С другой стороны, достроенный социализм в его позднесоветской версии — без традиции, сакральности, Империи, великой идеи, геополитических прорывов и великих свершений в общем экстазе общенародного подъёма — зрелище довольно серое, как и всё, что не содержит вышеперечисленных компонентов. И если Россия пришла к умеренности, государственности и народосберегающему прагматизму через отравление либерал-западничеством, отлежав в реанимации и пройдя реабилитационный период, то Белоруссия подошла к тому же самому более спокойно, без истерик и потрясений, методично, день ото дня, год от года принимая яд «достижений» глобального мира по капле. Именно так должен был закончиться «совок», если бы не распался — административно-командная система с элементами «достижений» западного мира, выраженных в культурных и материальных благах. Довольно печально, если вспомнить о том, что коммунизм изначально есть идея блистательного конца истории, победы конца света над миром материи, всеобщего подъёма, торжества духа, суперкарнавала. Однако у нас ещё, как ни странно, всё впереди.

Глядя друг на друга, русские и белорусы видят своё собственное отражение в не очень ровном зеркале истории раздельного проживания. Те же лица, тот же интерьер, те же эмоции общего разочарования и наигранного оптимизма. Мы так и останемся свидетелями общего конца, если не определим контуры грядущего общего начала — великие контуры новой империи, нашей Империи, мучительно рождающейся в форме российско-белорусского Союзного государства!

Топливные поставки политического давления

США хотят, чтобы Молдавия была враждебна по отношению к России

Российские цены на газ для Молдавии будут неумолимо увеличиваться. Это связано с откровенно антироссийской позицией, которую занимает Молдавия в последние годы, в то время как топливные и особенно газовые поставки давно используются российским руководством как инструмент политического и даже геополитического воздействия. Повышение тарифов на газ — довольно эффективный метод добиваться тех или иных нужных нам решений. Цены на газ начали повышаться, например, для Украины ровно в тот момент, когда там установился «оранжевый» режим. Поэтому очевидно, что враждебный России молдавский режим будет и дальше испытывать затруднения с поставками газа: с каждым их шагом против наших соотечественников, с каждым очередным антироссийским демаршем цены будут увеличиваться, что грозит Молдавии повторением украинского сценария. Российский газ и цены на него, за неимением лучшего — ввиду отсутствия долгосрочной геополитической стратегии и политической воли, и далее будут инструментом давления на молдавский режим.

Однако нам нужно учитывать и то обстоятельство, что у Молдовы находится в заложниках Приднестровье, которое заблокировано этими двумя марионеточными по отношению к США режимами — румынской Молдавией и бандеровской Украиной. Имея контроль над приднестровской болевой точкой, надавливая на неё время от времени, Молдавия пытается выторговывать себе некие преференции у российскго руководства. Вполне возможна ситуация, при которой в определённый момент, когда российская власть поймёт, что вести конструктивный диалог с проамериканским молдавским режимом больше нельзя, поскольку все цивилизованные возможности утрачены, цены взлетят моментально. Вероятно, всё будет не так резко и обвально, но, тем не менее, это неминуемо произойдёт. Ведь все последние годы Россия абсолютно не занималась Молдавией, а те шаги, которые были сделаны, имели такие тяжкие последствия, что лучше бы мы вообще ничего не делали.

Повышение цены на газ, безусловно, поставит любой молдавский режим на грань краха, ведь перебои с топливом неизбежно вызовут социальные волнения, протесты и недовольство населения. В условиях «давления снизу» любой власти очень сложно будет удержаться. Поддержка США, на которую рассчитывает либеральное руководство Молдовы, довольно эфемерна, как и во всех остальных случаях. Соединенным Штатам безразлично состояние населения Молдавии, их волнует лишь то, чтобы Молдавия оставалась враждебной России территорией напряжённости, а режим был управляемым. Какова же социальная ситуация в стране, каков уровень жизни населения — США не волнует. Поэтому они вряд ли будут затруднять себя тем, чтобы как-то выровнять ситуацию, сгладить недовольство, а тем более, не станут оказывать прямую финансовую поддержку. Стало быть, Молдова в любом случае оказывается между молотом и наковальней.

Собственно, цена на газ — это хороший инструмент давления, но его следует использовать только в тех случаях, когда исчерпаны все другие возможности налаживания конструктивного диалога. У нас же всё происходит с точностью до наоборот: сначала используется инструмент газового давления, и уж потом, когда нарыв окончательно загнан вовнутрь, начинается поиск выхода. Быть может, если бы у России не было газа, российская дипломатия и внешняя политика были бы куда более изворотливыми и разумными.

(Опубликовано на сайте политической экспертной сети «Кремль. org» 20 июня 2006 года)

Мы всё вернем назад

Реформа СНГ: похороны или воскрешение?

С момента распада СССР мы не устаём задаваться вопросом — какова же на самом деле роль СНГ на постсоветском пространстве? Конечно, благодаря СНГ, несмотря на все его проблемы, постсоветские государства не расползлись окончательно во все стороны. Нравится это кому-то или не нравится, СНГ выполняет консолидирующую роль на постсоветском пространстве. Также в рамках СНГ бюрократическое общение и контакты пока что осуществляются на русском языке, поэтому СНГ — это ещё и организация, которая способствует сохранению русского языка на постсоветском пространстве. СНГ является площадкой для дискуссий, что также немаловажно. Но самое главное заключается в том, что СНГ с момента своего образования стало полем замороженного влияния России на постсоветском пространстве после распада Советского Союза, тем образованием, которое всё ещё ожидает декларации России о своих стратегических планах и намерениях, в первую очередь интеграционных.

Бывшие республики Советского Союза, хотя формально числятся как независимые государства, всегда были объединены волей России в стратегическое единство. То, что помешало Советскому Союзу сохраниться в 1991 г. — это выродившаяся к тому времени марксистская идеологическая доминанта, от которой все желали избавиться. Более двадцати лет страны СНГ экспериментировали со свободой от марксизма и идеологического давления, забавлялись со своим суверенитетом, но всё же именно СНГ заморозило зону российского влияния, сохранив её от окончательного распада. Единственное, что не даёт сегодня странам СНГ вновь полноценно реинтегрироваться, так это то, что Россия до сих пор не в состоянии определить свои стратегические цели на постсоветском пространстве, не решаясь объявить его зоной своих стратегических интересов. И это в то время, как США объявили зоной своих интересов весь мир.

СНГ ждёт, когда Россия проявит свою геополитическую волю и начнёт процесс восстановления нашего стратегического единства. В этот момент постсоветское пространство оживёт и начнёт динамично развиваться, его можно будет очень быстро реформировать и начать геополитическое контрнаступление дальше, во все стороны континента, ибо за декларациями неизбежно должны следовать действия. Но сегодня от России не звучат даже декларации о намерениях, что формально означает отсутствие российских стратегических интересов на пространстве СНГ и даёт повод американцам, опять-таки формальный, творить там всё, что им вздумается, ведь заявленная зона их стратегических интересов — весь мир.

Будущее у СНГ есть только в том случае, если Россия заявит о своих интересах более масштабно и начнёт действовать именно в этом направлении. Сегодня от разрушительных процессов мы постепенно переходим к созиданию. Страны СНГ ждут от России веского слова и готовы объединиться вокруг неё на определённых условиях — реализации собственных экономических интересов. В самое ближайшее время, с учётом подъёма экономик всех стран, Содружество ожидают очень неплохие времена. Перечисляя основания, на которых могла бы быть осуществлена интеграция, не стоит забывать о самом главном — о геополитическом основании, дающем чёткую мотивацию к интеграции. Мы видим, что на сегодня даже в рамках СНГ сложилось два направления. Одно геополитическое движение связано со стремлением к восстановлению общего пространства с Россией: это ЕврАзЭС, ЕЭП, ОДКБ, Таможенный союз. Другое направление в рамках СНГ — это ГУАМ: блок, геополитически ориентированный на Запад.

Обращает на себя внимание и то, что у всех стран ГУАМ имеются территориальные проблемы: у Грузии — с Абхазией и Южной Осетией, у Молдавии — с Приднестровьем, у Украины проблемы с Юго-Востоком, у Азербайджана — с Карабахом. Очевидно, что Россия в данной ситуации является гарантом территориальной целостности постсоветских стран, которые ориентируются на Россию. Тем же странам, которые геополитически ориентированы на Запад, Россия ничего не гарантирует. И именно у них проблемы. В этой связи у стран СНГ есть самая важная геополитическая мотивация ориентироваться на Россию — стремление в принципе сохраниться. Это и есть главное основание для интеграции с Россией.

Часто приходится слышать о том, что в отношениях с Казахстаном у России всё обстоит очень плачевно. Однако единственный повод так говорить заключается в том, что Казахстан играет все эти годы в одни ворота: они всегда предлагают что-то, а мы это не принимаем, игнорируем либо отказываемся. В момент первого предложения России проекта Евразийского союза со стороны Казахстана у власти в России был Ельцин, задачей которого было создать ликвидационную комиссию и сдаться Западу как можно быстрее, поэтому ему было совсем не до Евразийского союза. Если же мы откликаемся хотя бы на экономические предложения Казахстана, то Казахстан ввязывается в этот процесс — мы входим в единую с ним тарифную зону, начинается процесс интеграции, пускай даже экономической, пусть на принципах прагматизма, но который уже нельзя будет остановить. И в конечном итоге интеграция, начатая как экономическая, перейдёт в политическую плоскость, ведь без политики экономические вопросы у нас не решаются. Уже не говоря о ярко выраженном геополитическом векторе интеграции, который будет абсолютно однозначно ориентирован в евразийском ключе.

Не стоит также мелочиться, указывая на возможность беспрепятственных поставок углеводородов того же Казахстана через территорию России в Европу. Ведь в итоге Казахстан экономически втянется в этот процесс и всё больше будет зависеть от России политически, как это происходит во взаимоотношениях той же Европы с США: ЕС полностью зависит от контроля энергопоставок со стороны США, и вот уже США на этом основании диктуют ЕС политические условия. Россия, конечно же, в этом смысле более моральный субъект. И тем не менее, необходимо ответить на все инициативы Казахстана, сделать встречный шаг, благодаря которому это близкое нам в культурно-цивилизационном смысле государство втянется в интеграцию, будет от нас экономически зависеть за счёт увязки их экономики с нашей, за счёт совместных проектов. Но эта зависимость взаимная. От нас будет зависеть транзит их энергоресурсов в Европу и, как следствие, наполнение их собственного бюджета. С помощью же предоставления Казахстану возможности энергопоставок в Европу Россия выступит ответственным субъектом обеспечения энергетической безопасности ЕС, предоставляющим диверсифицированные варианты поставок — добровольно, открыто, предсказуемо, что снимет излишнюю напряжённость и подозрения сто стороны Европы, что крайне выгодно самой Россиии. Всё это очень заманчивые вещи, на которые надо отвечать, которые надо реализовывать, вместо того чтобы отмалчиваться. Но это — первый шаг.

Ответный ход со стороны Казахстана может быть и был бы, если бы Россия хотя бы декларировала, чего она вообще хочет. Пока что Россия этого не сделала, поэтому Казахстан не знает, чем отвечать. Мы даже толком не можем выговорить то, что хотим интегрироваться, а когда Казахстан предлагает конкретные шаги — Кремль не знает, как реагировать, постоянно откладывая решение этого ключевого для нас вопроса. Конечно, и с Китаем и с Индией, а также с Ираном надо развивать отношения. Тем не менее, следует понимать, что постсоветское пространство — это то пространство, на котором Россия имеет все возможности стать лидером. Не доминировать, подавляя, как поступают США, но предоставляя широкий спектр равных возможностей.

Многие опасаются того, что если мы пустим Китай на постсоветское пространство или, скажем, создадим интеграционное объединение в составе постсоветских государств и Китая, наше лидерство будет оспариваться этим крупным, в первую очередь с экономической точки зрения, внешнеполитическим игроком. Мол, если в интеграционных проектах с участием России будет присутствовать Китай или, например, Индия, мы станем одними из равных, одними из тех, кто претендует на лидерство, но не первыми. Такое мнение присутствует, однако следует учитывать, что сотрудничество с Китаем и Ираном, с одной стороны, придаёт весомости России в интеграционных процессах в рамках СНГ; с другой же стороны, усиливает статус не только самой России, но и других участников интеграционнных процессов перед лицом угрозы американской однополярной глобализации. Скептики предостерегают от того, чтобы входить в более плотное взаимодействие без уверенности, что в этой конкуренции мы способны победить. Однако, с другой стороны, если мы не ввяжемся в эту «драку», мы стагнируем, так и не узнав, способны мы были победить или нет. Пока же мы просто отсиживаемся, не проявляя никакой инициативы, в то время как Китай участвует во всех интеграционных процессах, как с участием, так и без участия России, что грозит нам потерей инициативы.

Россия — стержневое государство Евразии, и от воли России зависит, будет ли Евразия интегрироваться в единое стратегическое пространство на прагматических основаниях, взаимовыгодных для всех народов континента, либо она будет и дальше терять куски, отпадающие в пользу атлантистского влияния США. А это и потеря рынков сбыта, и сокращение вариантов энергетического взаимодействия, и ослабление общей безопасности. От активности или неактивности России будет зависеть, будет ли Евразия интегрироваться и экономически развиваться либо она будет слабеть, дезинтегрироваться и распадаться. В конечном итоге, Евразийская Империя — это и есть наша национальная идея, дающая возможность внутренней мобилизации, пробуждения народов, ведущая к мировому могуществу. СНГ — это лишь полуфабрикат, заготовка, необходимая для начала строительства Империи. Однако здесь невольно встаёт вопрос: как превратить СНГ из «дискуссионного клуба» в организацию, которая принимает реальные решения? Это возможно при единстве целей стран СНГ с Россией. А для этого России необходимо как минимум эти цели обозначить. Пока же инициатива на пространстве СНГ — у США. Если интеграция не состоится, то именно США будут диктовать и нам, и остальным народам Евразии свою волю.

С момента создания СНГ Россия не занималась постсоветским пространством. Вместо этого преобладало мнение о том, что если мы сейчас закрепимся в существующих границах России, то нас оставят в покое, и только так мы выживем, поднимемся, разовьёмся, а там посмотрим. Время показало, что отсутствие наступления означает отступление. Мы не удержимся в существующих границах и будем нести потери до тех пор, пока не начнём как минимум экономическую, политическую либо геополитическую экспансию на постсоветском пространстве. В противном случае геополитические оппоненты будут отрывать куски уже от нас — Северный Кавказ, затем Юг России и так далее: Дальний Восток, Сибирь… Для того, чтобы России сохраниться в существующих границах, необходимо начать контрнаступление на постсоветском пространстве. Но для того, чтобы это имело эффект, мы должны как минимум декларировать — чего мы хотим на постсоветском пространстве добиться. Пока мы безмолствуем, США объясняют странам СНГ, чего они от них хотят, и чего в принципе Америка добиваются во всём мире. Мы же не только не объясняем этого постсоветским странам, мы и сами не знаем, чего мы хотим. Отсюда такая плачевная ситуация.

Есть все предпосылки к тому, что Россия, поняв, что отступать дальше некуда и надо наступать, декларировать свой суверенитет и свои стратегические интересы, начнёт всё-таки заниматься постсоветским пространством всерьёз. И как только этот процесс развернётся, как только Россия начнёт работать в странах СНГ с элитами, с массами такими же сетевыми способами, как работает Запад, создавая и скупая бесчисленные неправительственные организации, подкупая элиты, ангажируя, мотивируя на основе прагматизма, предлагая интересные экономические проекты, ситуация кардинально изменится в нашу пользу. У России есть множество форматов для взаимодействия со странами СНГ — это ЕврАзЭС, ЕЭП, ОДКБ, ШОС, множество форматов для работы с каждой страной СНГ по отдельности, даже со странами ГУАМ — в военно-стратегическом аспекте, как угодно. Если мы начнём этот процесс, предварительно обозначив, чего именно мы хотим от своих партнёров, тогда мы довольно быстро восстановим своё влияние, гораздо быстрее, нежели американцы устанавливали своё влияние на нашем постсоветском пространстве. Мы всё вернем назад и вновь станем великой державой, которая будет на равных с США влиять на мировые процессы.

(Фрагмент «круглого стола» на телеканале «KM.tv» 14 декабря 2006 года)

Возвращение сверхдержавы

Врагам России «заграница» больше не поможет

Использование спецподразделений для пресечения международной террористической деятельности за пределами государства — практика весьма распространённая в современном мире. Самый известный пример — успешная операция по освобождению заложников — связана с Израилем: в 1976 израильский спецназ освободил 80 пассажиров «Эйр-Франс», захваченных в Уганде в городе Энтеббе. Израильское правительство не могло пойти на то, чтобы выполнить предъявленные палестинскими боевиками требования и освободить из тюрем палестинских боевиков. Одновременно на тогдашнего премьер-министра страны Ицхака Рабина оказывала давление группа родственников заложников, которые требовали выполнить все условия террористов, а Франция самоустранилась от участия в освобождении заложников после того, как террористы отпустили всех пассажиров, кроме 80 евреев. В итоге израильскими спецслужбами была проведена спецоперация под кодовым названием «Молния». В прошедшей за тысячи километров от самого Израиля силовой акции участвовали четыре военно-транспортных самолета, броневики и пушки. Израильскому спецназу удалось уничтожить угандийскую охрану аэропорта и ликвидировать террористов, освободив своих соотечественников.

Россия не раз оказывалась в ситуациях, когда жизнь российских граждан зависела от воли абсолютно неподконтрольных нам сил, а использованию силового фактора воздействия препятствовало собственное законодательство. Продолжалось это до тех пор, пока Президент России не получил от Федерального Собрания РФ право использовать для ликвидации террористов за пределами России спецслужбы и армейские подразделения. Принятые меры дают право пресечения международной террористической деятельности и могут осуществляться в соответствии с законодательством РФ. Эта инициатива последовала за личным приказом президента России спецслужбам — найти и уничтожить убийц сотрудников российского посольства в Ираке.

Такие меры как нанесение ударов по террористам за пределами своей территории может позволить себе только великая держава, которая претендует на статус одного из мировых центров силы. Совершенно очевидно, что даже региональный лидер не имеет возможности отстаивать свои интересы за рубежом с использованием военной силы в том случае, если не заручился поддержкой одной из сверхдержав. Россия же довольно последовательно, особенно в направлении реализации интеграционных проектов в Евразии и создания мощных военных блоков, таких как ОДКБ, демонстрирует всему миру, что претендует на возвращение статуса великой державы. Осуществление превентивных ударов за пределами своих границ — безусловная прерогатива крупных геополитических субъектов. Развязав себе руки в преследовании своих врагов за рубежом, Россия чётко обозначает претензии на вновь восстановленный статус сверхдержавы. В ответ же российское руководство слышит лишь напоминания Запада о том, что мы при любых обстоятельствах должны оставаться в своих нынешних границах. Ситуация с освобождением Южной Осетии от грузинских оккупантов, уничтожение очагов агрессии на территории Грузии вообще вызвала шок и истерику в Европе, не говоря уже о Крыме.

Стать великой державой невозможно без осуществления стратегической экспансии и без реализации механизмов влияния на окружающее нас пространство. Вся внешняя политика тех же США ориентирована именно на захват и постановку под свой контроль всё больших территорий далеко за пределами своих границ и на установление там своего безусловного влияния. В нашем же случае речь пока идёт лишь о восстановлении утраченного влияния России на пространстве евразийского континента. Для этого Россия должна чётко обозначить, а в дальнейшем воспринимать это пространство как зону своих прямых стратегических интересов и, безусловно, его контролировать. Как минимум на том основании, что именно Россия отвечает за безопасность Евразии как крупнейшее геополитическое и политическое образование на континенте, обладающее ядерным щитом.

Однако, как известно, великие цели неизбежно требуют жертв, и нам следует быть готовыми к тому, что некоторые страны будут всячески препятствовать нам в осуществлении возвращения нашего былого имперского величия. Те же Соединенные Штаты, которые сегодня как никогда близки к статусу единственного цивилизационного полюса, претендующего на мировое господство, никогда не смирятся с появлением конкурента на мировой арене. США вообще всегда крайне болезненно воспринимали попытки «подвинуть» их на глобальном пространстве. И, конечно, подобная заявка России на мировую субъектность также не останется незамеченной. Даже больше — эта заявка может травмировать руководство США. Неизбежно следует ожидать ответных шагов, в первую очередь, поднятого американскими карликовыми сателлитами, особенно в Восточной Европе, воя о том, что Россия пытается реализовать свои имперские амбиции. Однако, несмотря на всё это, Россия должна последовательно отстаивать данную позицию, иначе малейшее отступление будет воспринято как сдача, за которой последует усиление ответного давления. На сегодня наша страна готова к тому, чтобы отразить любые нападки такого рода, и никакой дешевый «чёрный пиар» и медийное давление, спровоцированное США, не сможет нас остановить. Сделав первый шаг, мы больше не имеем права останавливаться и отступать назад. Россия просто вынуждена теперь быть последовательной, двигаясь к статусу новой Империи.

Применение данной стратегии необходимо начать реализовывать в первую очередь в близкой нам культурно-цивилизационной среде, на постсоветском пространстве. Как мы знаем, международный терроризм — это явление во многом искусственное, которое используется США как инструмент давления на Россию для того, чтобы расширить сферу влияния атлантизма. Для того, чтобы террористические группы действовали максимально эффективно, они должны иметь свои базы на территориях, непосредственно прилегающих к России. Подобные базы и структуры долгие годы находились и в постсоветских странах, в частности, на территории «грузинского государства», которое управляется марионеточными проамериканскими элитами. То же самое касается нынешней Украины, пытающейся создать проблемы России на Донбассе. Международный терроризм — понятие рукотворное, и за всеми его проявлениями сегодня стоят Соединённые Штаты Америки. Россия либо будет противостоять международному терроризму совместно со своими союзниками по ШОС, СНГ, вместе с другими странами Евразии и Латинской Америки, либо перестанет существовать как суверенное большое пространство, дав тем самым завершить начатое Соединёнными Штатами строительство американского мира. Международный терроризм — это серьёзно, но корни его находятся совсем не там, куда указывают западные стратеги. Единственная панацея от международного терроризма — это Империя. А Империя наносит удары туда, куда в состоянии дотянуться.

(Опубликовано на мультипортале «KM.ru» 5 июля 2006 года)

Международный терроризм, Закавказье, Юг России, Чечня, Ингушетия

Понятие «международный терроризм» имеет зачастую весьма избирательное применение. Говоря о нём, каждый подразумевает в основном свои экономические интересы, реже — действительно вопросы безопасности. Что такое американская экономическая блокада или санкции, тоже нет нужды пояснять, разрушение экономик и вытеснение из конкурентной борьбы мы могли наблюдать за последнее время множество раз. Исходя из геополитической логики, а также из экономических интересов можно, наконец, сделать вывод, что для США абсолютным злом, международным террористом, государством-изгоем является любой, кто действует не в интересах США, а наоборот, против них, например, в своих собственных. Исходя из этого несложно сделать вывод относительно того, кто является источником международного терроризма для тех, чьи действия противоречат интересам Запада и США, кто инициирует терроризм и нестабильность, ведение локальных войн, введение экономических блокад, разрушение экономик на территории Евразии.

Что есть «международный терроризм» для России? У Путина уже были некоторые подозрения на этот счёт: «Особая тема — международный терроризм. Он по-прежнему бросает вызов миру и стабильности всех государств, угрожает безопасности и благосостоянию граждан, безопасности конкретных людей. Сегодня образовалась, как мы уже неоднократно говорили об этом, некая дуга нестабильности, которая, на наш взгляд, простирается от Филиппин до Косово. Я бы сказал, что центр этой дуги постепенно смещается в сторону Афганистана, и это чувствуют на себе не только Россия и страны Центральной Азии, но и другие государства мира. Выход здесь может быть только один — расширение международной системы борьбы с терроризмом и повышение её действенности. Важно не делать вида, что этой угрозы не существует. Самое худшее, что можно сделать, — это сделать вид, что этого нет, и платить всё время деньги террористам, откупаться от них. Денег не хватит, потому что их агрессивные аппетиты будут расти», — сказал Путин на пресс-конференции по итогам встречи «Большой восьмерки» на Окинаве. Дуга нестабильности? Точнее сказать — кольцо «Анаконды». В такой ситуации стоит более внимательно приглядеться к действиям «из гуманитарных соображений» и более масштабно оценить последствия тактики «удушения изгоев». Возможно, это те бреши, которые ещё позволят нам осуществить прорыв блокады. Главное, в какой-то момент самим не начать верить в собственные слова о совместной с Западом борьбе с «международным терроризмом». Принятие геополитической логики — не только красивый популистский жест. «Анаконда» — это вызов всей Евразии, а значит, вместе и отвечать. Однако финальная битва пройдёт непосредственно между США и Россией. Битва с «Анакондой» за наш континент. И она уже идёт.

Россия и проблема международного терроризма

Отстаивание своих геополитических интересов — удар по международному терроризму

Главной причиной распространения влияния международного терроризма в мире, как становится всё более понятно, является развитие процессов однополярной глобализации. С одной стороны, терроризм и предлог борьбы с ним является идеальным поводом для вторжения США и НАТО в любое государство мира. С другой, именно терроризм остаётся последним и единственным доступным средством противостояния унификации — правовой, религиозной, цивилизационной, которую несёт с собой однополярная, а по сути американо-центричная глобализация. По мере нарастания жёсткости и безапелляционности, с которыми насаждаются единые поведенческие и мировоззренческие стандарты по отношению к традиционным народам, культурам и религиям, возрастает и ответная реакция, выраженная в агрессивном противодействии процессам цивилизационной нивелировки и грубом вмешательстве в уклад, традиции и обычаи множества народов и культур. Нарастание терроризма, а точнее, агрессивного сопротивления — ответ на американизацию и грубое вмешательство в дела стран и народов со стороны США и их цивилизационных сателлитов.

Таким образом, «террористическое движение» не однородно и далеко не едино. Управление террористическими действиями осуществляется как религиозными, так и политическими и геополитическими центрами влияния. Одним из геополитических центров управления террористической деятельностью по сей день остаются сами США и непосредственно ЦРУ, создавшие и спонсировавшие исламистские религиозные движения в противовес просоветским силам в исламских странах Средней Азии. В одном из интервью бывший советник американского президента Картера Збигнев Бжезинский признался: «Согласно официальной версии, ЦРУ начало поддержку моджахедов в 1980 г., то есть после вступления Советской армии в Афганистан 24 декабря 1979 г. Но в действительности, и это держалось в тайне до последнего времени, всё обстояло иначе: на самом деле первую директиву об оказании тайной помощи противникам просоветского режима в Кабуле президент Картер подписал 3 июля 1979 г.»

Одним из примеров исламистского террористического движения, созданного и спонсированного Америкой, является небезызвестная «Аль-Каида» и организации, с ней связанные, хотя сегодня действия этих исламистских структур во многом вышли из-под контроля своих создателей и представляют скорее террористическую сеть, токи по которой можно пустить как в одном, так и в другом направлении. Тот же самый путь, что и «Аль-Каида», прошло вскормленное американцами «ИГИЛ». То есть активировать эти сети в своих интересах могут как американцы, когда-то их создававшие, так и те, кто выступает сегодня против Америки.

Расцветом деятельности политических центров управления террористической деятельностью являлся период противостояния социалистического и капиталистического блоков. Тогда политический террор в основном базировался на идеологическом противостоянии марксистской и либерально-капиталистической идеологических систем и подпитывался СССР и США соответственно. С распадом СССР значение и роль политического терроризма, особенно в Европе, ушли на второй план, оставив совсем небольшое количество разрозненных и малочисленных групп. Россия стремительно капитулировала, сдавая одну позицию за другой, и необходимость жёсткого давления на неё с помощью террористических сетей на время отпала. Однако сейчас геополитическое противостояние России и Запада вновь набирает обороты, и значение террористических сетей — главного элемента сетевой войны — приобретает новую актуальность.

Спонсорами религиозного «терроризма», не производного со стороны США, многие годы выступали в основном такие исламские государства и образования как Иран, Сирия, Палестина, Афганистан, Пакистан, а до недавних пор Ливия и Ирак. Их мотивацией как раз таки и является противостояние американскому доминированию, противодействие установлению американской версии однополярной глобализации, не учитывающей особенности культурного, религиозного и исторического развития этих государственных образований и этнических групп. То же самое можно сказать и в отношении наших внутренних проблем с терроризмом. К примеру, проблема чеченского сопротивления долгие годы относилась именно к этому типу, а его мотивацией всегда было противостояние локальной цивилизационной унификации со стороны России. Чеченцы отстаивали свою этническую, культурную и религиозную идентичность перед лицом России так же, как это делают мусульмане и различные этнические группы перед лицом США и их унификационных усилий по всему миру. Единственное, что связывает чеченскую террористическую активность в России с международным терроризмом, это интересы США, которые пытались использовать российско-чеченский конфликт в своих целях, то есть для дестабилизации Северного Кавказа с возможным его отторжением от России в дальнейшем. Именно усилиями западных спецслужб под этот конфликт заводились силы и средства международных исламистских группировок, созданных либо контролируемых США.

Нынешнее снижение напряженности в Чечне является неустойчивым и поверхностным. По сути, проблема не решена, но загнана глубоко вовнутрь, а это значит, что рано или поздно этот нарыв опять даст о себе знать. США и западные спецслужбы и дальше будут прикладывать усилия к дестабилизации Северного Кавказа, используя в том числе и силы международных исламистских террористических группировок. Время от времени обострение наблюдается то в Ингушетии, то в Дагестане. Всё чаще в сводках правоохранительных органов фигурирует Кабардино-Балкария. В этой связи единственно верным способом противостояния как внутреннему, так и внешнему — «международному» — терроризму со стороны России является чёткое и недвусмысленное обозначение своих геополитических и стратегических интересов не только на Кавказе, но и на Юге Евразии в целом. Это означает, что всё, что происходит в этой зоне, должно касаться Москвы, так как прямо отражается на национальных интересах и безопасности России. В последние же годы Россия фактически устранилась от всего, что происходит за её непосредственными границами, в том числе в Закавказье и Средней Азии. Естественным следствием такой политики является экспорт дестабилизации с прилегающих территорий на территорию России. Таким образом, отстаивание своих геополитических интересов на Юге Евразии является главным вкладом России в борьбу с международным терроризмом.

Несмотря на некоторое затишье, главным потенциальным источником терроризма в России по-прежнему остается Северный Кавказ — время от времени разгорающаяся Ингушетия, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкессия, Дагестан, а следовательно, главным действенным способом профилактики возникновения терроризма в России должно стать полное, реальное и фундаментальное — стратегическое — решение кавказской проблемы, грозящей перекинуться на соседние регионы. Для этого нужно на корню устранить причины исламистского сопротивления, то есть признать на государственном уровне справедливость требований традиционнных этносов Северного Кавказа по сохранению своей этнической, культурной и религиозной идентичности, а также признание их права на восстановление традиционного социального уклада и следование своим многовековым национальным традициям. Жёсткое подавление этих устремлений всегда будет оставлять ситуацию на Северном Кавказе в тлеющем состоянии. Однако главным условием такого признания должно стать строгое сохранение территориальной целостности России, то есть полный отказ традиционных этносов этого региона, к которым относятся в том числе и казаки, от сепаратистского стремления к государственному суверенитету, от попыток отделения от России, так как именно в этом случае новые суверенные образования автоматически становятся плацдармом для дальнейшей экспансии США вглубь России. И тут же главным инструментом для этой экспансии станут международные исламистские террористические структуры. Исламистская сеть вновь будет действовать против нас.

В связи с этим для полного решения северокавказской проблемы с минимальными издержками рано или поздно необходимо начать процесс придания традиционным этносам не только на Северном Кавказе, но и по всей Росссии юридического статуса. Иными словами, необходимо признать их существование. Для этого необходимо начать процесс перехода внутреннего устройства Российской Федерации от национально-административного деления к территориально-административному, с одновременным приданием традиционнным этносам и народам более высокого статуса, вплоть до юридического. Основой для такого перехода должна стать концепция евразийского федерализма, предусматривающая стратегическое единство многообразия субъектов, в том числе всего многообразия колллективных субъектов — не только народов и этносоов, но также общин, автономий и иных социальных групп. Юридически это может быть закреплено в виде договора между коллективными субъектами России и федеральным центром о разграничении полномочий, причём субъектами этого договора должны быть не территории т. н. «национальных республик», так как это сразу подчеркивает их потенциальный суверенный статус и обозначает контуры раздела России по внутренним, искусственным «национальным» границам, что недопустимо. Субъектами договора должны стать именно коллективные субъекты без привязки к каким либо границам и территориям. Если перенести этот подход на кавказскую действительность, то субъектами является не только весь чеченский этнос, но и составляющие его тейпы — традиционная форма чеченской самоорганизации; но не президент, парламент или какой-либо другой искусственно созданный орган, состав которого изменчив, а значит, непредсказуем. Что касается фигуры главы «национальной республики», то, если говорить о Чечне, он — в любом случае представитель всего лишь одного из тейпов, так как чеченский народ не имеет традиций единоличного управления, а значит, власть одного человека никогда не будет признана всем народом, как и договоры, которые он подпишет. Единоличная светская президентская власть и светская же Конституция для любой «национальной республики», особенно если мы говорим о Северном Кавказе, есть мина замедленного действия, которая разрушит самые благие начинания по устранению предпосылок любой дестабилизации. Признание же традиционных этносов субъектами с закреплением их юридического статуса устранит возможности не только для сепаратизма, но и для всех видов внутрироссийского террора, заказчиками которого всегда являются силы, находящиеся вне России.

(Опубликовано в экспертной сети Kreml.org 20 апреля 2004 г.)

Больше нет фигур

Ваххабиты — на выход!

В Чечне будут жёстко пресекаться любые проявления религиозного экстремизма

После завершения амнистии Рамзан Кадыров выступил со знаковым заявлением. По его мнению, «Чеченская Республика находится на передовой линии борьбы с международным терроризмом». Кадыров выступил за то, чтобы максимально жёстко и своевременно пресекать любые проявления религиозного экстремизма. В своём заявлении он также сказал буквально следующее: «Любое течение, которое противоречит традиционному исламу, распространённому в Чеченской Республике, нужно пресекать в зачаточном состоянии, чтобы оно не окрепло. Те, кто распространяют его, это шайтаны, и их место под землей». Сказав эти слова, чеченский лидер поставил жирную точку в попытках создания западного плацдарма на территории Чечни для последующей экспансии вглубь Российской Федерации.

Известно, что чеченский народ испокон веков исповедует суннитский ислам суфийского толка. И так как долгие годы в советский период ислам был под запретом, этим воспользовались западные исламистские секты, которые попытались распространить своё влияние на российский Северный Кавказ сразу же после того, как запрет на религию был устранён, заполнив пустующую нишу.

Ваххабизм как учение был основан Мухаммедом ибн Абд-ал-Ваххабом в XVIII в., как ни странно, при содействии английских спецслужб, в первую очередь для того, чтобы нарушить единую идентичность мусульман, сделав их объектом манипулирования со стороны Запада. То, что ваххабизм — антизападное направление религиозной исламской мысли, это миф. Он ориентирован антизападно только в тот момент, когда это выгодно самому Западу, в том числе американцам, для того, чтобы стать поводом для их очередной внешнеполитической авантюры. Многие обращают внимание на то, насколько выгодны оказались события 11 сентября 2001 года для США. Они были использованы как предлог для расширения сферы своего геополитического влияния на бывшие советские центральноазиатские республики, для вторжения в Афганистан и Ирак с последующим контролем над всем Ближним Востоком и его нефтяными ресурсами.

Как известно, ваххабизм отрицает систему адатов — тех традиций, которые возникают среди исламских народов под воздействием среды, в которой они находятся. Это делается для того, чтобы нарушить связь народов с наследием предков, их традициями и верованиями. В той же Чечне традиционно существовала система социального сдерживания, основанная на законе «око за око». Ваххабизм подрывает эту систему, что превращает мусульманское общество в совокупность атомизированных индивидуумов, которыми легко манипулировать в своих целях. Именно проникновение ваххабизма на территорию Чечни предвосхитило «горячую фазу» отторжения этого региона от России. Это нетрадиционное еретическое течение ислама представляет собой идеологию, которая позволяет превратить народ в объект внешней, в первую очередь западной манипуляции. Поэтому, объявляя войну этой «идеологической заразе», Кадыров тем самым закрывает тему внешней экспансии Запада на российский Северный Кавказ. Следующим его шагом должно стать восстановление традиции, которая была разрушены ваххабизмом — тейповой организации чеченского общества.

Заявление Кадырова о том, что республика является «передовой линией» борьбы с международным терроризмом, — не преувеличение, потому что исламские экстремисты во всём мире нуждаются в моральной подпитке. Каждая победа международного терроризма вдохновляет еретическое исламистское течение по всему миру. И, соответственно, каждый локальный проигрыш и неудача дополнительно деморализуют террористов. Вот почему стремительная потеря позиций и влияния террористов в Чечне морально разлагает всё созданное Западом экстремистское движение.

Рамзану Кадырову на волне той политики, которую начал проводить ещё его отец, удалось вовремя подхватить лидерскую харизму. Поэтому, с одной стороны, его как бы «вынесло» на вершину власти в Чечне, а с другой — Рамзан как человек верующий не может просто эксплуатировать в личных интересах те полномочия, которые он сейчас имеет. Напротив, своими поступками он пытается доказать, что он является не формальным, а подлинным лидером своего народа.

(Опубликовано на мультипортале «KM.ru» 15 ноября 2006 г.)

Естественный лидер народа нохчи

Тейпово-тукхумная система демократии

Вскоре после завершения второй военной кампании в Чечне тогдашний президент республики Ахмад-Хаджи Кадыров говорил о неминуемом «вызове мирного времени», подразумевая, что завершение горячей фазы конфликта ещё не означает наступления мира, а является лишь началом мирного развития общества. Чем ответить на прекращение войны, какие модели развития общества предложить? — в этом и заключается вызов. Неверный ответ на него легко может столкнуть народ в новую бойню, возможно, внутреннюю, ещё более страшную. Чеченский народ является по сути одним из немногих народов России, сохранившим свои обычаи в первозданном виде. Конечно, годы советского атеизма наложили свой отпечаток, и многие чеченцы считают себя светскими «современными» людьми, оторвавшись от корней и перемешавшись в атомизированных обществах больших городов. Однако большинство чеченцев всё же продолжают хранить наследие предков.

Значительным фактором, всегда толкавшим Чечню к конфликту с Центром, было желание жить в соответствии со своей традицией, со своими законами, которые складывались столетиями. Эта тенденция наблюдалась и в советское время. Ещё в 1939 году Чечню бомбила военная авиация, чтобы в очередной раз загнать её тогда уже в формат советского государства и выровнять под общую гребёнку. Что произошло в 1990-х? Чеченцам, традиционному народу, который столетиями боролся за сохранение своей идентичности, предложили принять Конституцию Российской Федерации, которая и для остальной-то России не Бог весть как подходит. Подобные попытки навязать чеченскому народу светский усреднённый образ жизни по каким-то непонятным законам всегда толкали его на конфликт с государством.

Безусловно, когда всё уже горело, когда шла война, нужно было какими-то пожарными методами этот конфликт погасить, хоть как-то стабилизировать раздираемое внутренними противоречиями общество. В результате были введены общепринятые в современном мире модели западной демократии — парламент, президент, Конституция. Однако чеченцы всё ещё остаются традиционным народом, а все эти модели, по большому счёту, являются продуктами десакрализованного, выродившегося Запада, бездуховного и аморального.

Сейчас конфликт погашен, и мы видим, что история выявила и выдвинула на первый план реального лидера послевоенной Чечни, вынужденно выстроенной по светским лекалам, — это Рамзан Кадыров, который, по сути, является естественным, а не директивно назначенным «сверху» предводителем своего народа. До того момента, как Рамзану Кадырову исполнилось тридцать лет, и он по Конституции приобрёл право выдвигаться в президенты, мы наблюдали интересную ситуацию: всё это время он не осуществлял никаких формальных действий для своего продвижения на высший пост в республике. Напротив, всеми своими действиями он демонстрировал, что не хочет быть формальным лидером, а желает быть лидером реальным, естественным, и эти устремления он так же, как его отец Ахмад Кадыров, не уставал доказывать своими делами.

Чеченское общество построено по тейповому принципу. Каждый чеченец знает, к какому тейпу он принадлежит. Тейповая система сохраняется столетиями, она пронесена сквозь советский период полного выжигания всякой традиции и сохранилась по сей день, пережив две войны в новейшей истории. Это как раз та модель, которая и является ответом на вызов мирного времени, о чем говорил Ахмад-хаджи Кадыров.

Как чеченский народ испокон веков сохранял социальный баланс и социальную стабильность? В Чечне всегда существовал фактор коллективной ответственности, который сдерживал от совершения преступлений, и фактор, естественно, лидерства, который упорядочивал социальное устройство. Глава вара — чеченского клана, участвовал в обще собрании своего тейпа, на котором выдвигался лучший на роль лидера тейпа. Далее на сходе лидеров тейпов избирался глава тукхума, а из глав тукхумов избирался лидер народа, самый авторитетный и уважаемый человек, с которым советовались главы всех тейпов по самым важным и судьбоносным вопросам. Именно советовались, ибо он не правил в привычном для нас понимании, но влиял на принятие решений.

Рамзан Кадыров по всем признакам стремится быть именно таким лидером, конахом, лучшим из лучших своего народа, а не продавленным из Москвы формальным главой республики, навязанным посредством процедуры президентских выборов, не имеющих для традиционных чеченцев никакого реального значения. Как правильно однажды заметил советник президента России Асламбек Ахмедович Аслаханов, из тысячи чеченцев тысяча считает себя лидерами. В Чечне единоличное правление никогда не принималось и всегда заканчивалось насильственным смещением. Чеченцы — это народ, который представлен своими общинами, это традиция коллективного правления. К этому и должен стремиться Рамзан Кадыров, пройдя через вынужденное светское замирение, начатое его покойным отцом, через возрождение подлинной чеченской традиции и, в конечном итоге, придя к восстановлению тейпово-тукхумной системы — подлинной, традиционной чеченской демократии, дающей народу мир и внутреннюю гармонию, а также естественного, всеми признаваемого и уважаемого лидера. И как знать, может быть, этот опыт станет, в конце концов, положительным примером и для остальных народов России, поводом вспомнить и возродить свои традиции, как это делают чеченцы, древний народ нохчи.

(Подготовлено на основе выступления в газете «Известия» 7 ноября 2006 года, опубликовано в газете «Столица плюс», г. Грозный)

Цена традции

Удержать вооружённый народ

Тридцатилетия Рамзана Кадырова, лишь исполнявшего до этого момента функции главы республики кто с ужасом, кто с нетерпением, но ждали многие. С одной стороны, у Чечни на тот момент уже и так был формальный лидер — Алу Алханов, управляемый светский человек, полностью подконтрольный федеральному центру, генерал, орденоносец. Была ли у него власть?

С другой стороны, в Чечне был ограниченный конституцией в связи с недостаточным возрастом неформальный лидер — Рамзан Кадыров, предводитель народа, вождь для многотысячного отряда «кадыровцев» — вооруженных людей, являющихся компромиссом, неким переходным явлением между сепаратистами в горах, убивающими федералов, и самими федералами. Была ли у него власть?

Ясно, что в Чечне на тот момент присутствовал явный дисбаланс между реальной властью, влиянием Кадырова-младшего и его номинальным статусом. Тридцатилетие — та формальность, которая открыла Рамзану дорогу к президентству, и именно это вызывало смешанные чувства: а как же лояльный и управляемый Алханов? А с другой стороны: как же управлять вооруженным народом?

По общему мнению московских журналистов, прибывших на юбилей, Рамзан Кадыров пользуется бешеной популярностью, его поддерживает 90 % населения. На балансе между номинальным президентом Алхановым и неформальным лидером Кадыровым Кремль долгое время сдерживал обоих. При этом Кадыров-младший всегда презрительно отзывался о политиках и чиновниках: «Сам я хитрить так и не научился. Иначе я стану политиком, а не Рамзаном Кадыровым. А хитрить… У нас есть тысячи таких политиков. Я не хочу». Тридцатилетие дало возможность Кадырову претендовать на пост президента республики, однако, на тот момент ещё лишь премьер, он отметил юбилей неожиданным заявлением об отсутствии у него подобных амбиций.

Президентство Кадырова-младшего и проблемы недостаточного возраста были главной темой все предшествующие годы, как в самой Чечне, так и среди российских политологов. Разгадка здесь настолько же проста, насколько и не всегда понятна светскому сознанию. Чеченцы — всё ещё традиционный этнос, за что и страдали всегда, отстаивая своё право на идентичность. Любой чеченец, даже ребенок, знает, что основа чеченского традиционного уклада — кровнородственная община, а система социального сдерживания — это древний закон коллективной ответственности, основанный на принципе «око за око», согласно которому за любое деяние отвечает не только тот, кто его совершил, но и весь его кровнородственный клан — вар, объединяющий родственников до седьмого колена. В этой правовой системе каждый, совершающий преступление, знает, что если не найдут его самого — найдут его отца, брата, другого родственника и накажут вместо него, справедливо и соразмерно совершённому деянию: око за око, кровь за кровь, свободный за свободного, раб за раба. В отличие от римского права, почему-то ставшего сегодня единственно верным во всём мире, где будь ты хоть самым кровавым Бен Ладеном, взорвавшим и убившим тысячи людей, а всё равно больше пожизненного не получишь.

Здесь стоит вспомнить, что и русский царь, восходя на престол, давал клятву, относящую ответственность за его деяния на весь его род до седьмого колена. Коллективная ответственность являлась нормой у многих традиционных народов и племен как высшая норма социальной стабильности, в том числе и у славянских племён, однако сохранилась по сей день практически только у чеченцев или нохчи — как они сами себя называют. Вековые попытки сделать из нохчи светский народ, выжечь огнём и мечом их традиционные нормы разрушили систему кровно-родственных связей, а следовательно, и коллективной ответственности, разбалансировав замкнутую сакральную систему традиционного этноса.

Теперь вооруженный чеченец сдерживается либо Уголовным кодексом — знаем мы, чего стоит Уголовный кодекс РФ в Чечне, либо своим предводителем. В традиционной системе предводителем рода — вара — является старейшина. Предводителем образования из девяти родов — тейпа — является самый достойный, избранный на совете старейшин. Представителем девяти тейпов — тукхума — самый достойный, избранный на совете самых достойных предводителей тейпов. Такова модель традиционной чеченской демократии. Но демократии не в её нынешнем, отчуждённом, западном понимании, а демократии органической, где народ сам соучаствует в своей судьбе. Именно так в условиях органической демократии выявляется предводитель традиционного народа.

Рамзан Кадыров взлетел на вершину власти во многом не по своей воле и не благодаря своим личным заслугам, а скорее вследствие заслуг своего отца. Он стал предводителем традиционного вооруженного народа как бы экстерном. Можно сказать, что в чём-то он повторил судьбу Путина. Тот тоже оказался на вершине власти целой империи столь стремительно, что доказывать своё соответствие этому посту ему пришлось постфактум.

То, что делает Рамзан — это попытка продемонстрировать своему народу, что он представляет его интересы по праву, имея для этого способности, волю и понимание его судьбы и традиций. Рамзан знает — нохчи никогда не принимали и не примут кого-то, навязанного извне, поэтому у «не своего» в Чечне нет шансов. Чеченцы всегда сражались и умирали за свой традиционный уклад. Поэтому у чужеродного понятия «президент» в Чечне тоже незавидная судьба.

Ну и самое главное — нохчи никогда не откажутся от своего традиционного уклада, за который пролили столько крови и отдали столько жизней. Поэтому у любого «конституционного» светского порядка, навязанного извне и настаивающего на своей правоте, всегда будет противник — вооруженный чеченский народ. Кадыров, как и Путин, движется сверху вниз, от формы к содержанию, от формализма к традиции. Рамзан не хочет быть просто номинальным президентом. Несмотря на своё избрание и «электоральную» поддержку, он стремится быть конахом — лучшим из естественных лидеров своего народа, и он это доказывает делами. Следующий шаг — восстановление традиционной тейпово-тукхумной модели, чему служат регулярные съезды народа Чечни, его тейпов, возврат к исконному названию — нохчи, восстановление советов старейшин и традиционного права, основанного на коллективной ответственности. Не сделав этих шагов, опираясь лишь на силовой фактор и поддержку федерального центра, Рамзан не удержится. Не удержит вооруженный народ, который в противном случае вновь окажется в горах. Никто не удержится. Чечня не удержится в составе России, если не удержится естественный лидер, лишившись поддержки своего традиционного народа. Именно поэтому Рамзан понимает, чего стоит традиция. Традиция — наше решение. Без этого у России не будет Чечни. Но не будет и самой России.

(Опубликовано на православно-аналитическом сайте «Правая. ru» 13 октября 2006 года)

Безоговорочная поддержка Кремля

Решающий фактор чеченской политики

В своё время ныне покойный первый президент Чечни, советский генерал Джохар Дудаев, признавался, что если бы также ныне покойный первый президент России, советский партаппаратчик Борис Ельцин, встретился бы с ним с глазу на глаз, то войны удалось бы избежать. По мнению Дудаева, все существовавшие противоречия можно было снять простым разговором тогдашнего кремлевского хозяина и лидера народа, недовольного своим «несуществующим» положением. Ведь де-юре никаких чеченцев в России нет, хотя де-факто они есть. Вместе с тем, авторитет Кремля, веками управлявшего нашим общим большим пространством, всегда был и остаётся решающим фактором во многих спорных вопросах как вовне, так и внутри России. Такова специфика нашего уклада, и не учитывать её не получится.

Потерпевший моральное унижение Кремль, вынужденный под воздействием внешних сил заключить позорное для России хасавюртское соглашение, после второй чеченской кампании принял на вооружение обратную крайность, поставив светскую «гражданскую» модель общественного устройства в центр процессов восстановления послевоенной Чечни. Отныне все традиционные модели социального устройства чеченского общества юридически не рассматриваются. Вместо этого в политическом лексиконе Чечни тотально доминирует светская «республика», её «президент», позже глава, что более естественно, и чеченский «парламент» — все атрибуты классического государства-нации, модель построения которого не подходит для России в целом, не говоря уже о формах социальной организации составляющих её традиционных народов. Кремль просто продавил именно президентско-парламентскую модель политического устройства Чечни, проведя выборы президента и подчинив его напрямую федеральной властной вертикали, не обращая внимания на нюансы и местную специфику. И здесь, что вполне понятно, всё проходит не так гладко, как бы хотелось. Если выборы первого президента послевоенной Чечни Ахмада Кадырова проходили в условиях, по сути, законов переходного периода, то общий фон второй послевоенной президентской кампании, прошедшей после трагической гибели Ахмад-хаджи, отличался отсутствием веры внутри Чечни в реальное улучшение ситуации и ещё большей раздробленностью общества по сравнению с ситуацией горячей фазы конфликта.

С одной стороны, поддержка кандидата Кремля Алу Алханова была обозначена, с другой — не получила должного развития. С большей или меньшей уверенностью можно было говорить лишь о поддержке Алханова со стороны силовых структур внутри Чечни, а также со стороны силовиков в стане федеральных сил. Да и к тому же, как уже было сказано, в Чечне в принципе отсутствуют традиции единоличного правления. Система социальной саморегуляции чеченцев основана на элементах т. н. тейповой демократии, то есть своего рода «многополярной» системы власти. Поддержать же кого-то персонально в качестве единственного лидера чеченцы могут лишь в том случае, если примут эту фигуру как представителя некой внешней по отношению к чеченскому этносу сверхсилы: федерального центра, ставленника Кремля; как своего рода третейского судью, разрешающего спорные ситуации, опираясь на авторитет представившей его сверхсилы. По этой причине какой-либо реальной властью или авторитетом в Чечне всегда будет обладать лишь та фигура, которая однозначно и безоговорочно поддерживается федеральным центром. Соответственно, шанс быть поддержанным большинством всегда имеет лишь тот, кто открыто и уверенно заявляет об опоре на поддержку Кремля. Такой фигурой был Ахмад Кадыров, то же можно сказать и о сменившем Алу Алханова Рамзане Кадырове. Алханова же с самого начала воспринимали как переходную фигуру, чем и можно объяснить отсутствие однозначной поддержки Кремля. А если её нет, то нет и поддержки абсолютного большинства, так как в таком случае лидер всегда будет представлять либо интересы лишь одного из тейпов (чеченских родов) и не будет признан остальными, либо одной из группировок внутри Чечни, что ещё менее весомо. Такова специфика не только Чечни, но и всего Северного Кавказа. Таким образом, фактор безоговорочной поддержки федеральным центром является в Чечне решающим для любой политической силы. И если стабильность при Ахмаде Кадырове обеспечивалась принятием его фигуры основной массой населения Чечни в качестве представителя сверхсилы — федерального центра, то в случае Алханова ни о какой стабильности, особенно внутри чеченских элит, речи и не шло.

Затеяв унификацию Чечни по образу и подобию типовых российских регионов, продавив светскую модель устройства и заявив об установлении типовой властной вертикали, Кремль был просто вынужден продемонстрировать, что эта система установлена и работает, что механизм выборов действует, а значит, ситуация в целом под контролем. Ведь если бы по каким-то причинам вторые президентские выборы в Чечне не состоялись или были бы сорваны, федеральному центру пришлось бы признать крах выбранной в 1999 г. стратегии на приведение Чечни в соответствие со стандартами остальных российских регионов. Принципиально же важным является именно то, как Москва будет развивать Чечню в стратегической перспективе: либо продолжит процесс создания и укрепления властной вертикали с последующей попыткой унифицировать модель социального устройства под типовой российский регион, либо всё-таки перейдёт к содержательному варианту разрешения ситуации, учитывающему весь комплекс возможных подходов. Первое грозит в случае малейшего ослабления федерального центра или сокращения потока финансовых вливаний очередным ожесточённым сопротивлением этим процессам, в первую очередь со стороны горной части Чечни. Второе подразумевает сбалансированность религиозных, этнических, культурных, традиционных, а не только силовых факторов, что более устойчиво в долгосрочной перспективе.

(Опубликовано в экспертной сети Kreml.org 5 августа 2004 г.)

В Чечне всё спокойно

Баланс между традицией и Кремлём: интерфейс Рамзана Кадырова

Фигура Ахмада Кадырова, первого президента послевоенной Чечни, была ключевым элементом кремлевского плана урегулирования. Всю свою поддержку, административный ресурс и финансовые потоки Москва замкнула именно на нём, сконцентрировав в руках Ахмад-Хаджи всю полноту власти. Это было «пожарной» мерой для снятия огромного числа противоречий в чеченском обществе, накопившихся к моменту окончания горячей фазы.

Устранение Ахмада Кадырова стало ударом по всей кремлевской системе и, соответственно, поставило на грань срыва всё, что было сделано для поддержания мира и снятия внутричеченских противоречий — на это и рассчитывали заказчики теракта. После трагической гибели Ахмада Кадырова у Кремля было множество вариантов развития ситуаций, но выбран был, в духе всего путинского правления, именно вариант сохранения статус-кво, продления курса Кадырова без него самого. Основным вариантом сохранения такой преемственности стало президентство сына Ахмад-Хаджи — Рамзана Кадырова. Однако к моменту гибели отца он не достиг ещё 30-летнего возраста, что накладывало на него ограничение только что принятой на референдуме новой чеченской Конституцией. Нарушение её также не рассматривалось, т. к. сразу же сформировало бы соответствующее пренебрежительное отношение со стороны чеченского общества к этому «новшеству». Поэтому в период между Кадыровым-старшим и Кадыровым-младшим и был реализован вариант «временного» президентства Алу Алханова, ставшего своего рода местоблюстителем до момента достижения Рамзаном президентского возраста. Одновременно с этим срок до президентства стал периодом своего рода «тренинга» для Кадырова-младшего, ускоренными управленческими курсами власти, в результате которых он поэтапно освоил функции первого вице-премьера, а затем и премьера республики. Всё это время деяния Рамзана Кадырова находились под пристальным вниманием как федерального центра, так и чеченского общества. Периодически тестировалась степень готовности молодого чеченского лидера занять место президента.

Вступая в должность премьер-министра республики, Кадыров-младший пообещал жителям Чечни, что если в течение трёх месяцев с момента начала его полномочий не произойдёт положительных изменений, он честно уйдёт в отставку. Такая категоричная постановка вполне характерна как для Чечни в целом, так и для самого Рамзана Кадырова. Дело в том, что Рамзан — это политик, который полностью принадлежит той традиционно чеченской среде, из которой он вышел. Он родился и вырос в Чечне, миновав как светские московские тусовки современных городских чеченцев, так и коридоры и аудитории западных университетов. По этой причине Рамзан ясно чувствует дух и уклад чеченского народа. Это далеко не случайная фигура и не варяг, заброшенный извне. Он понимает, что чеченское общество всё ещё придерживается традиционного уклада. Это понимал и его отец, будучи ещё верховным муфтием Чечни. И заявляя об уходе в случае, если народ не поддержит его действий, Рамзан демонстрировал вполне осмысленный принципиальный подход и очень хорошее понимание чаяний и настроений простых людей. Такая категоричность продемонстрировала и то, что Кадыров с самого начала был уверен в своих силах. С другой стороны, даже уйдя с поста премьер-министра Чечни, он в любом случае остался бы ярким харизматическим лидером, находясь во главе крупнейшего чеченского тейпа. И эту специфику традиционного устройства чеченского общества нельзя игнорировать. Нельзя не учитывать, что если бы при полной поддержке со стороны населения центр как-то попытался бы вмешаться в процесс и оттеснить Кадырова от власти, это могло бы дестабилизировать ситуацию. А Москве совершенно ни к чему «на ровном месте» наживать себе такого оппонента, который все эти годы полностью лоялен Кремлю. Безусловно, нельзя говорить о том, что он может перейти в ряды сторонников чеченского сепаратизма, но и нельзя полностью отбрасывать возможности, что при неблагоприятном раскладе Кадыров-младший сможет сформировать альтернативный центр силы в Чечне, что Москве абсолютно ни к чему. Это особенно опасно, учитывая близкие связи Рамзана Ахматовича с некоторыми одиозными фигурами из «бывших» кремлёвских обитателей ещё ельцинского разлива, активно работающих на слив Путина и раскачивание ситуации в России.

Переход же Рамзана Кадырова в статус главы Чеченской Республики проходил предельно корректно и деликатно, ведь Кадыров никогда не ставил вопрос ребром, а лишь указывал на существующие в чеченском обществе настроения. Попытка же «лобового столкновения» с Москвой могла бы окончиться для него крайне неблагоприятно. Куда более уместна такая мягкая сила в стиле современного политического пиара. Амбиции Рамзана Кадырова совершенно обосновано растут на фоне его личных успехов. Он постепенно вошёл во вкус власти, а накопленный опыт сделал его мудрее как политика. В профессиональном смысле он реально вырос, пройдя на премьерской должности ускоренный курс по подготовке к президентству. С другой стороны, и в премьерском, и в президентском статусе Кадыров-младший, как и его отец, всегда придерживался своих принципов и учитывал традиционный уклад чеченского общества. Ведь чеченцы испокон веков вели общинный образ жизни, традиционно не признавая единоначалия. Это общество, построенное на консенсусе между кланами. И оно склонно к племенной форме правления, при которой все ключевые решения принимаются совещательным органом в формате органической демократии — прямого соучастия народа в своей истории. В этой связи вряд ли Кадыров будет так уж хвататься за единоличную власть, понимая менталитет чеченского общества.

Высокая оценка жителями Чечни деятельности Рамзана Кадырова обусловлена, во-первых, и это самое главное, реальным улучшением ситуации в Чечне, которое хорошо заметно. Хотя, конечно, кроме профессионального менеджмента администрации Кадырова, большую роль в этом улучшении сыграла как финансовая, так и политическая поддержка со стороны федерального центра. Была проведена колоссальная работа по стабилизации ситуации в республике — как экономической, так и социальной. И в этом смысле Кадыров выполнил роль «смотрящего» от Москвы. Он следит за справедливым и созидательным распределением тех финансовых ресурсов, которые поступают в Чечню все последние годы, выступая как доверенное лицо Кремля. Поэтому он лично заинтересован в том, чтобы процессы экономической и политической стабилизации проходили успешно, чтобы уровень коррупции и краж был минимальным. От этого зависит его статус и дальнейшая политическая судьба, поэтому-то он лично заинтересован в успехе. Весь период нахождения у власти рейтинг Кадырова в Чечне неизменно высок. Кроме того, растёт и укрепляется доверие к нему со стороны Кремля. Это те факторы, которые заставляли Рамзана полностью выкладываться и контролировать злоупотребления со стороны чиновников, работающих в его администрации. Наконец, нельзя забывать, что Рамзан Кадыров использует и традиционные способы контроля за ситуацией. Результатом становится то, что политические элиты Чечни в основном консолидированы вокруг его фигуры. Также всегда было известно и о влиянии Рамзана на бывших боевиков. Не секрет, что многие сотрудники МВД Чечни в своё время были участниками незаконнных бандформирований, которые затем сложили оружие. То есть у Кадырова есть серьёзный ресурс для переговоров и с теми, кто пытается с оржием в руках отстоять свою точку зрения.

Рамзану Кадырову удалось добиться стабилизации в военно-политической сфере жизни региона. И в этом отношении Чечня является сегодня чуть ли не образцовым субъектом Федерации. Именно в этом контексте следует понимать и его инициативы о проведении спецопераций в прилегающих к Чечне республиках — Ингушетии, Дагестане, Кабардино-Балкарии и т. д. Действительно, большая часть боевиков скрываются уже не в Чечне, где им отрезаны все пути к отступлению, а в прилегающих к Чечне регионах, используемых сейчас как перевалочные базы для оставшихся бандгрупп. Кроме того, налаживание мирной жизни является важнейшим фактором для боевиков. У всех у них есть семьи, родственники и кланы на территории Чечни. В ситуации, когда жизнь налаживается, им «есть что терять». Видя то, что идея борьбы с федеральным центром становится всё менее популярной среди населения региона, бывшие участники незаконных вооруженных формирований тоже принимают решение вернуться к мирной жизни.

Рамзан Кадыров, говоря на компьютерном сленге, выполняет функции «интерфейса» — взаимодействия между федеральным центром и чеченским обществом. Безусловно, личный вклад Рамзана Кадырова в восстановление чеченской экономики значителен. Однако не следует забывать и о тех колоссальных инвестициях в Чечню, которые осуществляет Москва.

(Опубликовано на мультипортале «KM.ru» 7 июня 2006 года и 16 июня 2006 года)

Чеченский порядок

Внутренняя свобода при сохранении единства

Окончание контртеррористической операции в Чечне ознаменовалось созданием на базе антитеррористического центра двух батальонов внутренних войск, укомплектованных из числа жителей республики. Военнослужащие этих батальонов будут проходить службу по контракту. В основном это сотрудники антитеррористического центра МВД Чечни, которые дислоцируются в Чечне на постоянной основе. Вслед за этим Владимир Путин подписал указ, который предписывал Министерству обороны РФ и МВД «представить в установленном порядке предложения по реорганизации Объединенной группировки, предусмотрев возможность поэтапного вывода подразделений Внутренних войск МВД и Вооруженных сил Российской Федерации, дислоцированных в Чеченской Республике на временной основе». Таким образом Путин обозначил основной вектор дальнейшего развития ситуации в Чеченской Республике, который подразумевает окончательную демилитаризацию этого в прошлом мятежного региона России и переход к обеспечению безопасности и правопорядка в нём силами республиканского МВД.

Безусловно, такой традиционный народ как чеченцы должен сам поддерживать социально-политическую стабильность в республике. То есть за отношениями внутри народа должны следить сами представители народа. Речь здесь идёт о самоорганизации — народ всегда сам устанавливает идеальную и гармоничную систему внутреннего порядка своего устройства. Именно это, а не размещенные для собдюдения порядка имперские войска, что возможно лишь в условиях усобицы или иного рода конфликтов, является наилучшей гарантией того, что люди, проживающие в данном регионе страны, останутся в рамках единого с остальной Россией пространства.

Традиционно в Чечне всегда существовали отряды самообороны, то, что в политологии обычно определяется понятием народная милиция. И только в советское время милиция приобрела собственно полицейские функции. На самом деле милиция — это организация народа для самообороны и поддержания правопорядка изнутри. Естественно, что традиционная саморегуляция наиболее эффективна и наименее затратна. Для русского Кавказа в целом функции милиции традиционно выполняло казачество — вооружённый народ, способный сохранить порядок, опираясь не столько на силу, что естественно, сколько на сложившиеся в той или иной местности традиции.

Другое дело, что Чечня является пограничным для России регионом, который может испытывать неблагоприятное дестабилизирующее воздействие со стороны внешних сил. Поэтому главное условие, которое должно быть соблюдено при выводе федеральных сил — это пребывание в составе России. При этом можно допустить максимальную внутреннюю социальную свободу для чеченцев. На федеральные же силы должна быть возложена охрана внешних границ. В этой связи следует развести функции местных правоохранительных органов и федеральных сил, которые должны продолжать охранять внешние границы Чечни, являющиеся в первую очередь границами российского государства. Задача же всех силовиков — следить за поддержанием целостности Федерации в этом регионе, пресекая попытки внешних вторжений и дестабилизирующего влияния. Функции же сохранения внутреннего порядка и разрешения локальных конфликтов в самой Чечне должны быть отданы на откуп силам чеченского правопорядка. Это, кстати, должно предусматривать большую гибкость в плане использования законодательства, что, безусловно, не может не учитывать местную специфику — обычаи, элементы коллективной ответственности, сложившиеся столетиями механизмы урегулирования внутренних конфликтов. Это не значит, что федеральное законодательство должно полностью игнорироваться, — тот, кто мыслит себя неотъемлемой частью Федерации, должен иметь возможность в любой момент опереться на её законы. Но реальность такова, что помимо федерального права должно допускаться использование обычного, т. е. основанного на обычаях права для тех, кто мыслит себя гармоничной частью своего народа. Такое наложение непривычно для европеизированного сознания, но вполне допустимо для имперского образования, которым, по факту остаётся Россия. Империя — это стратегическое единство многообразия, а значит, признаваться должно не только номинальное многообразие народов и этносов, но и многообразие их традиционных социальных укладов, без чего живой народ превращается в набитое соломой искусственное чучело.

В Чечне же более чем где-либо сохранились сильные и развитые формы внутреннего социального сдерживания. Собственно говоря, конфликты здесь всегда возникали из-за того, что Россия пыталась игнорировать право чеченцев жить по своим традиционным законам. Россия как бы навязывала чеченцам неприсущий им государственный строй. Из самой истории взаимоотношений с Чечнёй стоит сделать вывод о необходимости поиска формулы сосуществования, которая позволила бы сохранять стратегическое единство чеченского народа в составе России и при этом предусматривала максимальную внутреннюю свободу. Нет ничего предосудительного в том, что народ будет решать свои внутренние вопросы естественным путём при сохранении внешнего единства с Федерацией. И в этом вопросе России не следует уподобляться североамериканским Соединённым Штатам в их попытке стать «плавильным котлом народов», нивелирующим все этнические и культурные особенности и отличия.

(Опубликовано на мультипортале «KM.ru» 9 августа 2006 г.)

Угроза Грозного

Восстановление Чечни начинается с восстановления традиции

Чеченская республика больше не является проблемным регионом. Теперь это субъект России, который стоит на пути созидания — так считает Рамзан Кадыров, и это, по его мнению, «поворотный момент в новейшей истории России и Северного Кавказа. Мы будем продолжать положительные процессы в Чечне». Народ Чечни, безусловно, заслуживает достойной жизни. В нём накопился огромный потенциал позитивной энергии. Такой же потенциал по своему содержанию был у советских людей после Великой Отечественной войны. И чеченскому народу надо лишь помочь его реализовать. А это предполагает выделение значительных финансовых средств на восстановление разрушенного в ходе контртеррористической операции жилья и всей инфраструктуры республики.

Главная же проблема, с которой приходится сталкиваться в России, — нецелевое расходование средств или, проще говоря, коррупция. Если не осуществлять должного контроля за тем, чтобы крупные федеральные трансферы расходовались по назначению, то значительная часть этих средств тут же оседает в карманах чиновников различного уровня. В результате происходит расслоение общества на богатых и бедных, что пагубно сказывается на дальнейшем развитии республики. Как следствие, коррупция вызывает социальную напряжённость и приводит к криминализации общества, провоцируя возникновение правового нигилизма.

Не вызывает вопроса то, что Чечне нужны крупные капиталовложения в развитие народного хозяйства и основных фондов. Однако нужно ещё и должным образом организовать действенную систему контроля для максимально эффективного их использования. Деньги должны доходить до каждого конкретного человека и проекта. А чиновники, пойманные на воровстве — караться по всей строгости законов переходного периода, ибо их преступления, с учётом вероятных последствий, могут вновь привести ситуацию к состоянию напряженности, а значит, являются преступлениями против человечности, против народов и их права на мир, т. е. кара должна быть самой жестокой. Иначе коррупцию не искоренить.

С другой стороны, идея восстановления города Грозного в стилистике современного мегаполиса оказалась не самой удачной. Чеченцы представляют собой традиционный народ. Натуральное хозяйство и общинный образ жизни на земле своих предков являются базовой составляющей чеченской национальной самоидентификации, чего никак нельзя сказать о жизни людей в городах, которая атомизирует и разделяет людей, воспитывая в них культ индивидуализма, отчужденности, светскости, буржуазности, следствием чего всегда становится вырождение и деградация народа. Это не очень хорошо и для остальных народов, а для чеченцев, максимально сохранивших свою архаическую форму изначального общественного устройства, это и вовсе губительно.

Попытка заставить чеченцев оторваться от своих корней, сделать их представителями виртуальной категории «советские люди», предпринятая Центром во времена СССР, окончилась полным провалом, плоды которого мы и пожинали в начале 1990-х. Поэтому акцент в восстановлении Чечни надо делать не на Грозном, куда сейчас идёт львиная доля средств, а на восстановлении инфраструктуры небольших населённых пунктов в сельской местности и на экономическую реабилитацию сельского хозяйства в Чечне. Как известно, до этих небольших населённых пунктов деньги и внимание руководства республики доходят в куда меньшей степени. Ставший же региональным Вавилоном Грозный, как и свойственно мегаполисам, продолжает высасывать население небольших населённых пунктов, перемалывая их в мясорубке «гражданского общества», превращая представителей сакрального народа в десакрализованную биомассу.

Советский город Грозный даже на предыдущем этапе представлял собой противоестественное образование для чеченцев. Изначально появившись как форпост русского имперского влияния на Свеверном Кавказе ещё в XIX веке, он воспринимался чеченцами вполне гармонично — как форпост Империи, обеспечивающей общую региональную безопасность. Но в ситуации, когда Россия добровольно превратилась из Империи в жалкое государство-нацию, форпосты имперского влияния потеряли всякую легитимность. К тому же Грозный начиная с позднесоветского периода и по нынешний день является рассадником светского бездуховного образа жизни, что вообще свойственно большим городам, и представляет угрозу для любого традиционного народа.

Никто не спорит: оставлять его в разрушенном виде тоже было нельзя — в Грозном многие десятилетия расположены административные учреждения республики. Однако не стоило всё же восстанавливать Грозный как главный мегаполис Чечни. Акцент надо было сделать на сельскую местность, на те населённые пункты, где живут простые люди, носители традиции первых предков, хранители древней суфийской традиции. Пока что Грозный превращается в своего рода гетто для оторвавшихся от своих корней заблудших представителей народа, в центр торговли, раз без неё невозможно обойтись, в место расположения гражданской администрации. Но для гармоничного развития Грозный должен вновь стать символом восстановления грядущей Империи, где традиционные народы будут иметь высшую ценность. Для этого Грозный вновь, как и прежде, должен стать русским городом, — базой большого народа, реализующего геополитические устремления Империи, цивилизационный бросок в Закавказье и дальше на Юг, к тёплым морям, для восстановления глобальной безопасности.

(Опубликовано на мультипортале «KM.ru» 3 августа 2006 г.)

Одно пространство — две системы

Права народов как база для снятия напряженности

Чечня является особым пространством России, на котором, несмотря на десятилетия атеизма и искусственно привнесённой светскости, всё же в значительной степени сохранились очаги традиции в своём изначальном, практически нетронутом состоянии, содержащие подлинные чеченские архетипы. И именно желание сохранить свою традицию, жить по своим исконным законам всегда двигало чеченский народ по пути сопротивления общероссийской унификации и «огражданивания» по общему шаблону. Несомненно, это стремление многие годы использовалось геополитическими оппонентами России для борьбы с её государственностью, и здесь чеченцы и их стремлением к сохранению идентичности использовались «втемную». Однако и с той, и с другой стороны всегда стояла когорта политиков, которые уж точно знали, чего хотят и для чего разыгрывают эту кровавую драму. Такой политический цинизм годами можно было наблюдать как с российской, так и с чеченской стороны, не говоря уже о Западе. Но век политика недолог, а вот взаимная обида народов, переплетение судеб, вражда и горе будут утихать не так быстро, как бы хотелось. Именно судьба народов, веками живших бок о бок на этой земле, и должна в первую очередь становиться объектом наиболее пристального внимания для снятия глубинных противоречий, остающихся по сей день и, к сожалению, становящихся вновь и вновь причиной взаимного недоверия и конфликтов русских и чеченцев.

Для разрешения противоречий, ставших последствиями двух последних войн в Чечне, необходимо исходить из того, что именно интересы наших народов являются первоочередной ценностью. А следовательно, основными субъектами любых договоров и отношений, призванных снять противоречия, должны являться не политики и не государственные чиновники (а в Чечне, по большому счету, и нет ни полноценной государственной, ни политической системы), а народы Чечни и России. Как это происходило несколько столетий назад между русскими — терскими казаками — и чеченцами, так должно происходить и сейчас. Алгоритм взаимного урегулирования устанавливался годами и был доведён до совершенства.

Между нашими народами, живущими по соседству на одной земле, нет и не должно быть противоречий, так как их появление всегда используется нашим общим врагом — Западом. Противоречия возникают тогда, когда в эти взаимотношения вмешиваются политические, экономические, корпоративные и тому подобные интересы различных групп, политиков и сторонних государств. В связи с этим любая создаваемая структура для урегулирования российско-чеченских отношений должна представлять собой не политическую модель, а скорее общественную, основывающуюся на общих интересах. На данный момент общей и для чеченцев, и для русских, и для других народов Евразии является угроза однополярной глобализации, выраженная в стирании, унификации, уничтожении этнических, культурных и религиозных особенностей самобытных евразийских народов. Вот от логики общего врага и нужно переходить к логике общих интересов, и уже на этой платформе строить мир между нашими народами.

Исходя из первоочередности интересов наших народов перед всеми остальными интересами, за основу наших отношений логично брать евразийскую теорию прав народов, согласно которой всякий этнос и народ имеет право на культурную суверенность, на сохранение своей духовной идентичности, своей веры, своего языка. От этого мы, русские, никогда не отказывались и не откажемся. Свой язык, культуру, свою веру мы будем отстаивать всегда, что бы ни происходило. Но вот по этой же причине нелепо требовать от чеченцев, чтобы они отказались от своего традиционного образа жизни, от своей родоплеменной системы, по которой жили их предки, от своих обычаев и веры, выжигаемых десятилетиями позитивизма и прогрессизма. Насаждение чуждых для чеченцев законов и образа жизни нарушает права этого народа. То же самое сегодня осуществляют силы однополярного глобализма, насаждая повсюду, зачастую с помощью оружия и прямого насилия, свои ценности и образ жизни. Такую однополярную глобализацию мы осуждаем: народу, сохранившемуся в истории, негоже следовать этой негативной тенденции, ломая свой традиционный образ жизни. Если чеченцам насаждаются какие-то иные законы, которые они не воспринимают, они имеют право сражаться за то, чтобы жить так, как жили их предки. Так же русские веками сражались за возможность жить по законам и обычаям своих предков, соблюдать свои обычаи и использовать свой язык.

Для русских справедливо исходить из того, что нужно признавать право чеченского народа, наравне с правом русского или любых других народов России, на своё самоопределение. Но не в качестве суверенного государства-нации, что является пережитком вестфальской системы, а как традиционного народа. Мы же взамен вправе ожидать от чеченцев встречных уступок, поэтому, в свою очередь, чеченцы должны учитывать интересы России, которые заключаются в том, что большое евразийское пространство России должно быть сохранено. Целостность Россииесть незыблемая ценность, оплаченная миллионами жизней и обоснованная вековой историей русской государственности. Учитывая это, чеченцы должны отказаться от идеи о построении суверенного чеченского государства, а также от требований признать это государство субъектом международного правового поля. Одно это стремление ставит под угрозу стратегическую целостность России-Евразии, создаёт на Кавказе плацдарм антироссийских сил. В этом отношении существует знаковое высказывание Владимира Путина: «Не важен статус Чечни, важно, чтобы она не была плацдармом для антироссийских сил». Вот в таком признании взаимных интересов двух народов и заключаются нормальные российско-чеченские отношения. Формула мира для решения любых российско-чеченских противоречий должна звучать так: одно пространство — две системы. То есть мы должны признать ту общественную систему, которую отстаивает чеченский народ, а они, в свою очередь, должны признать неделимость единого пространства России-Евразии.

Если мы хотим интегрировать Чечню в ценностное пространство России, то мы должны признать существующую ныне неоднородность чеченского народа, при которой северную, равнинную Чечню населяет более или менее светское, урбанизированное население, ориентированное на Россию, а южную, горную Чечню, населяют те представители народа нохчи, кто в своей основной массе придерживается традиций своих первых отцов, отстаивает свою веру и обычаи. Эти горные чеченцы и составляли всегда основу отрядов сопротивления, «именем Аллаха» ведущих ожесточённые бои с федеральными силами, отстаивая свои ценности, свой традиционный образ жизни. Естественно, что и подходы к этим двум различным сегментам чеченского общества должны быть разными. Для двух типов чеченского общества должна быть предусмотрена возможность интеграции разных скоростей. Северная часть, светская, интегрируется с Россией-Евразией, естественно, быстрее, и там стоит продолжать линию на стабилизацию по образцу типового российского региона, которая реализуется сейчас. Но совершенно особый подход должен быть применён к южной, горной части Чечни. Там нужно пойти на предоставление некой культурной автономии, на создание своего рода национально-теократического образования, дающего право этим горным чеченцам жить по своим традиционным законам.

Если чеченцы южной, горной Чечни, настаивают на том, что они должны сохранить свой вековой традиционный уклад, и продолжают отстаивать своё право жить по законам первых предков с оружием в руках, то почему бы нам с этим не согласиться, если это не будет противоречить сохранению целостности России? Ведь народам России тоже неплохо было бы восстановить свой вековой традиционный уклад. Исходя из этого, внутричеченскую проблему предлагается решать по формуле «один народ — две системы».

Естественно, что контакты должны быть налажены и между духовными лидерами народов России и Чечни, ведь высшим органом власти у чеченцев является совет старейшин, который разрешает любые вопросы именем Аллаха, опираясь на адаты — чеченские традиционные законы. Старейшины и духовные лидеры являются неоспоримыми авторитетами для чеченского народа, Священное Писаниеесть основной и единственный закон. Если мы хотим говорить на одном языке, понятном и чеченцам и русским, на языке общего пространства и общей судьбы, а не на языке пушек и автоматов, мы должны признать это, принять за основу наши Священные Писания — Библию и Коран и, основываясь на общих для нас всех принципах, вместе идти к миру и согласию. Ибо у нас общая история, общая судьба и общее будущее в рамках нашей общей Империи.

(Подготовлено на основе выступления на Совете безопасности Клуба Военного института иностранных языков (ВИИЯ) по теме «Пути разрешения чеченской проблемы», апрель 2002 года)

Новая площадка войны

Ингушетия: требуется ответный сетевой сценарий

После того как сетевая операция США против России в Чечне была подморожена ценой колоссальных усилий Кремля и огромных жертв со стороны российского общества, новым объектом пристального внимания Запада стала вторая часть бывшей Чечено-Ингушской ССР, а именно — населённая, как и Чечня, вайнахами (по сути, кровными братьями нохчи) Ингушетия. И дело здесь совершенно не в этнических пристрастиях западных стратегов, просто Ингушетия с точки зрения геополитики Кавказа занимает почти то же стратегическое положение, что и Чечня. Разница лишь в различии граничных условий и в предпосылках формирования сетевого кода следующей фазы сетевой войны на Северном Кавказе. В принципе, Ингушетия по совокупности параметров имеет все шансы стать «второй» Чечней в плане ведения сетевой войны. Надо лишь грамотно подготовить и разогреть ситуацию.

Открытие подготовки Ингушетии к сетевой войне началось с так называемого «ингушского рейда» смешанной группы террористов летом 2004 г., сопровождавшегося захватом зданий силовых ведомств, на чём мы ещё остановимся подробнее чуть позже. К концу лета 2007 года ситуация начала разогреваться более интенсивно, причём теперь уже на уровне разжигания общественного недовольства властями республики. Для начала в станице Орджоникидзевская были убиты трое цыган, затем в Назрани были убиты главврач станции переливания крови и милиционер. Вскоре в Карабулаке расстреляли семью русской учительницы. Чуть ранее в станице Орджоникидзевская было совершено жестокое убийство ещё одной учительницы и её детей, а через два дня после убийства, во время их похорон, на кладбище прогремел взрыв, из-за чего пострадали 11 человек. Казалось бы, совершенно разрозненные эпизоды, вполне свойственные для любого региона — везде убивают. Однако не везде убивают так бессмысленно, ни за что. Частота и жестокость совершенных деяний вызывает страх, панику и напряжённость в обществе. В таком состоянии люди начинают винить кого попало, требовать расправы над подвернувшимися под злую руку, изливать агрессию на первых встречных, соседей, друзей, политических оппонентов, что провоцирует новые конфликты. Начинается цепная реакция ненависти, и, если власти в этой ситуации теряются, общая напряжённость и истерия имеют все шансы выплеснуться и за пределы республики, на соседние регионы, на другие этносы. В данном случае речь идёт о «сетевом» эффекте дестабилизации, когда ненависть и неприязнь «прокачиваются по сети», от родственника к родственнику, от соседа к соседу, от ингуша к осетину, разрастаются в геометрической прогрессии, и далее лавину вражды и неприязни остановить всё труднее. Регион становится проблемным, конфликтным, горячим и в конечном итоге неуправляемым.

Власти в последнее время всё же стали догадываться о том, что что-то здесь принципиально «не так». Однако о выявлении вражеских сетей пока речи не идёт. Всё ограничивается предположениями в духе того, что сделал сразу после серии убийств тогдашний полпред президента в ЮФО Дмитрий Козак, заявив, что «убийства в Ингушетии носят политический характер». Описывая ситуацию в Ингушетии, Козак констатировал, что «мы фактически живём в ситуации контртеррористической операции». По его мнению, «нас пытаются таким образом склонить к определённым решениям». Подобные заявления являются по сути констатацией успешности втягивания Ингушетии в сетевую войну. Признание этого и есть первый результат успешного начала реализации операции на базе эффектов — технологического подхода, реализуемого в рамках ведения сетевых войн. Сетевая операция начата. «Определённым» решением может стать беспорядочный ответный террор властей в отношении кого попало, что в какой-то момент привело к недовольству населения и росту социальных протестов, лишь усугубивших и так непростую ситуацию. Но можно ответить осмысленной сетевой стратегией.

Всё более очевидным становится жёсткий сценарий, который планирует реализовать Запад в отношении России. Нынешняя российская политическая элита доказала свою способность мобилизоваться и предотвратить любые возможные тенденции, связанные с попытками осуществления «цветной революции», попытками сменить власть в России путём «оранжевого» переворота. Но это совершенно не значит, что американские технологи откажутся от попыток реализовать подобный сценарий для ослабления и разрушения российской государственности. Западным стратегам и нашим геополитическим противникам стало очевидно, что с помощью бархатного сценария, подобного оранжевой революции на Украине в 2004, в Грузии, Киргизии и других странах СНГ, в России сместить власть не получится. Поэтому и идут в ход всё более жёсткие методы. И очевидно, что наиболее эффективным из них, вслед за «оранжевыми» революциями, является разжигание межэтнической розни, внутреннего гражданского конфликта по типу того, что развернулся на Юго-Востоке бывшей Украины после кровавого евромайдана, когда брат идёт на брата, а граждане одного государства убивают друг друга.

Россия — это полиэтничное государство-империя, в основе которого — большой русский народ. Основной болевой точкой, против которой властью ещё не выработан иммунитет, как раз являются межэтнические конфликты. И попытки реализовать эту стратегию налицо. Серия убийств в Ингушетии последовала сразу за провокационным роликом с отрезанием головы, растиражированным в Интернете, за взрывом поезда Москва — Санкт-Петербург, за публичными заявлениями «яблочника» Митрохина о том, что якобы это осетинские власти провоцируют убийства ингушей, и другими подобными нарочитыми действиями. Всё это — убийства, провокации, агрессивные призывы и попытки разжечь межэтнический конфликт представителями «пятой колонны» — есть не что иное, как фазы сетевой войны.

Чем дальше, тем усилия, прилагаемые к тому, чтобы максимально обострить замороженные межэтнические конфликты, в первую очередь на территории ЮФО, будут носить всё более системный, последовательный характер. Именно в ситуации дестабилизации воспользоваться рычагами давления на власть, которая, по мнению западных стратегов, должна растеряться, опустить руки и впасть в панику, становится гораздо проще. А затем под этим предлогом, «под шумок», попытаться сместить существующий режим.

Основная цель сетевой операции — это общественное мнение. Западу необходимо сформировать общественное мнение населения России таким образом, чтобы у него начало возникать стойкое ощущение: российская власть не контролирует ситуацию. Не исключено, что в будущем Запад дойдёт до прямых ударов по территории России. Нельзя себя тешить иллюзией, что Америка не сделает этот шаг. Однако прямые удары — это стадия завершающая. Пока что реализуется именно сетевая подготовка главного удара — формирование нужного сетевого кода.

Для выхода из сложившейся ситуации, конечно же, необходимо применять стандартные методы: пресекать откровенно подрывную деятельность различных деструктивных структур, партий и СМИ, работающих на нашего атлантистского врага, более пристально приглядываться к неправительственным организациям, которые сегодня действуют в ЮФО, к действиям либералов и «правозащитников». Мы всё время пытаемся церемониться, заигрывать, как-то их уговаривать, но времени на это уже попросту нет. Пора действовать максимально жёстко и быстро. Необходимо разработать принципы российской этносоциологической политики в новых условиях, в обстоятельствах мобилизации, усиления роли государства, усиления власти. Межэтнической политикой в России уже давно никто не занимается, вследствие чего она пришла в полный упадок. Этнологические, межрелигиозные, межкультурные вопросы надо поставить на государственный уровень контроля. Этносоциологическая стратегия упорядочивания сложного, многоукладного социального пространства российского государства-империи должна быть разработана в кратчайшие сроки. Однако главным и ключевым элементом реакции на агрессию Запада в адрес России является выработка ответного сетевого сценария. Без этого все усилия тщетны.

(Опубликовано на мультипортале «KM.ru» 13 сентября 2007 г.)

Шумливая имитация

Ингушетию дестабилизируют извне

Серия убийств в Ингушетии, а также покушение на президента Юнус-бека Евкурова, как и следовало ожидать, вызвали массовые волнения в республике. В центре Назрани то и дело вспыхивали несанкционированные митинги. Протестующие требовали выявить лиц, причастных к похищениям, захлестнувшим республику на фоне участившихся убийств. В частности, одной из причин волнений стало похищение братьев Аушевых. И хотя власти Ингушетии заявили, что считавшиеся похищенными в Чечне двое жителей Ингушетии нашлись, это не успокоило разгоряченных митингующих. Сайт «Ингушетия. ру», которым чуть позже заинтересовалась прокуратура, разместил сообщение о том, что неизвестные вооруженные лица в масках открыли огонь поверх голов митингующих, на что протестующие ответили камнями. Разогнать митинг призвали омоновцев, но в рядах ингушского ОМОНа и Внутренних войск МВД произошёл раскол. Часть бойцов отказалась выполнять приказ о разгоне мирного митинга. На место митинга приезжал даже министр внутренних дел Ингушетии Муса Медов, который выслушал требования митингующих о немедленном расследовании похищений. Однако участники акции попытались избить министра, и ему пришлось покинуть место беспорядков.

Интересно, что незадолго до указанных событий Ингушетию посетил либерал-правозащитник, ныне председатель партии «Яблоко» Сергей Митрохин. Комментируя на встрече с местными жителями проблему возвращения ингушских беженцев в Пригородный район Северной Осетии, Митрохин возмутился, что за последние годы там пропали тридцать ингушей. Десять из них нашли, в том числе одного мёртвым. Там же Митрохин призвал людей выйти на борьбу с властями региона, обвинив руководство Северной Осетии в похищениях. Позже «яблочник» в Москве дал пресс-конференцию, где уже в присутствии множества СМИ повторил этот призыв.

Своими заявлениями Митрохин и «Яблоко» по сути подготовили общественное мнение к росту количества выступлений против действующей власти. Складывается впечатление, что вся эта ситуация была спланирована заранее, но её реализация была чуть отложена. Ведь если бы резкое обострение ситуации в зоне не так давно затихшего осетино-ингушского конфликта возникло сразу после заявлений Митрохина, вся ситуация имела бы очевидный налёт инструментальности. Любой следователь рассмотрел бы в этих действиях попытку дестабилизировать ситуацию в тревожном регионе, причём с использованием самой болезненной для России темы — межэтнических отношений. Запуск операции, дабы отвести подозрение от её организаторов, был сдвинут на более поздний срок.

Во всём происходящем можно усмотреть очевидный геополитический характер действий наших оппонентов — США и их агентуры — на территории России. И яблочник Митрохин, и либералы в целом, вся западная агентурная сетьиспользуется американцами как инструмент дестабилизации внутри России. Конфликт, связанный с так называемым «похищением» людей — всего лишь первая стадия очередной фазы сетевой войны против России, о которой американцы предупредили устами либералов. Не хотите, мол, мирной, холодной «оранжевой» революции — получите горячую, кровавую, с жертвами.

Также можно предположить, что само «похищение» людей — всего лишь имитация. Не отрицал этого и Дмитрий Козак. Но имитация не для простого накала обстановки. Противники России метят здесь дальше. Спустя столько лет после установления стабильности в осетино-ингушских отношениях, в течение которых все конфликтные ситуации решались на уровне осетинских и ингушских общин, вдруг, ни с того ни с сего, возникло такое обострение. Казалось, что для проведения диалога вновь нет никаких возможностей. Ситуация накалялась с каждым днём, а все только разводили руками.

В Ингушетии, где США оперируют неправительственными организациями и фондами, реализация стратегии сетевых войн просматривается со всей очевидностью. А одна из подобных структур многие годы базируется прямо в Москве. И не где-нибудь, а в Российской академии наук — группа академика Валерия Тишкова занимается исследованием нынешних территорий ЮФО для того, чтобы, якобы, определить наиболее опасные точки межэтнических столкновений. Это делалается, как говорит сам Тишков, для научных целей. Но, похоже, именно эти точки возможных межэтнических конфликтов в дальнейшем как раз и будут разыгрываться западными стратегами для дестабилизации ситуации региона в целом, ибо финансируется эта «научная» деятельность западными фондами. Ингушетия остаётся наиболее болезненным для России регионом, и ясно, что по мере активизации американских сценариев ситуация там и впредь будет накаляться. Всё, что делают США, используя свои сети, создаваемые годами, они делают для того, чтобы привести к коллапсу сложившуюся политическую систему власти в России, путём дестабилизации наиболее острых и чувствительных регионов привести нынешние российские элиты в состояние потери контроля.

Для России целостность её большого пространства является ценностью номер один. Именно с сохранения территориальной целостности начал Путин, когда пришёл к власти. И вот кто-то делает всё для того, чтобы дестабилизировать ситуацию, разжечь регион, продемонстрировать, что путинская модель и то, что он ставил в основу своего восьмилетнего управления, — несостоятельны. Сладкий сон Госдепа США — взять под контроль наше ядерное вооружение и обеспечить физическое присутствие западного военного контингента на территории России. В этой связи не стоит исключать и возможность превентивных неядерных ударов по России. Особенно учитывая новую концепцию Госдепартамента США, которая гласит, что для предотвращения террористических вылазок, устранения террористических бандформирований, в целях безопасности США Америка имеет право наносить превентивные удары по территориям суверенных государств. Любое же обострение ситуации на Кавказе даёт им формальные основания утверждать, что в России вновь завелись террористы, что и является главным поводом для нанесения превентивных ударов.

По плану Соединенных Штатов, уже первый удар должен стать шоком для России, деморализовать власть и общество, вывести из рабочего состояния силы ПВО. Американцы хотят именно деморализации, они идут к этому из года в год, всю ближе подступая к нашим границам. Вся их стратегия, реализуемая на наших глазах, свидетельствует о попытке взять под полный контроль всё мировое пространство. Но без ослабления и расчленения России сделать это невозможно. Америка готовится к большой войне. Сейчас они делают тестовые шаги, пока что лёгкие укусы, тычут палкой в спящего медведя, испытывая его терпение: в Ингушетии, в Южной Осетии, у границ России на Востоке бывшей Украины — проснётся, не проснётся? Для того чтобы завершить миссию планетарного господства, американцам необходимо устранить Россию с политической карты мира раз и навсегда — как своего главного геополитического конкурента.

(Опубликовано на мультипортале «KM.ru» 20 сентября 2007 г.)

Иингушский «рейд»

Классический пример сетевого удара

Одним из ярких примеров, ставших подтверждением того, что на территории Северного Кавказа действуют именно исламистские сети, а не разрозненные группы боевиков, стал в своё время эпизод с нападением на здания силовых ведомств в Ингушетии. Базовым элементом сетевой войны является информационный эффект любого совершённого действия. Тогда нападавшие чётко продемонстрировали приверженность именно этому подходу. Нападение достигло пика эффективности с точки зрения информационного воздействия в условиях информационного общества. Это и было главной целью данных террористических действий. Захват зданий и военных объектов в этой связи даже не так важен, поскольку не имеет тактического смысла. Что с ними потом делать? Удерживать до полного уничтожения подтянувшимися федеральными силами, всегда заведомо превосходящими любую, даже самую крупную бандгруппу? Таким образом, главная цель — информационное освещение и, как следствие, дестабилизация ситуации в регионе — тогда была отработана полностью.

Ещё один признак «сети», который продемонстрировали нападавшие, — это их экстерриториальность: сопротивление федеральному центру не ограничено рамками Чечни. Мобильность — возможность быстро собраться и так же быстро раствориться среди мирного населения — есть признак именно «сети», что даёт возможность осуществления подобных акций в любых географических точках — Дагестане, Ингушетии, осетинском Беслане, Москве… Нападение на Ингушетию подтвердило, что проблема исламистского сетевого терроризма не локализована на территории Чечни, что, в свою очередь, всегда оставляет открытой возможность расползания зоны дестабилизации по всему Северному Кавказу. Нападавшие продемонстрировали свою интернациональность, что дало возможность говорить о практически неограниченном человеческом ресурсе сил сопротивления.

При этом любые карательные операции и «зачистки» по итогам таких рейдов обычно приводят к обратному эффекту, так как невольно затрагивают и непричастных к событиям людей, а это всегда грозит втягиванием в конфликт новых участников. В данном случае заказчики операции явно пытались втянуть в конфликт ещё и ингушей, ранее всегда лояльных или по крайней мере нейтральных, что должно было увеличить базу сопротивления. А отсюда недалеко и до перехода конфликта от территориального к межэтническому, что также на руку заказчикам, ведь железного способа профилактики такого типа конфликтов не существует, за исключением полного геноцида народов, в них участвующих.

Ещё одной задачей ингушского рейда была необходимость продемонстрировать готовность боевиков продолжать сопротивление вне зависимости от его длительности, усталости сторон, а также вне зависимости от объёма и качества сил и средств, задействованных со стороны федерального центра. Всё это должно было убедить Москву в тщетности всех приложенных ранее усилий, что, в свою очередь, должно было сделать российскую власть более «сговорчивой» в плане своих геополитических претензий на Кавказ и постсоветское пространство в целом. Таким образом, локальная, казалось бы, операция, становится эффективным средством для геополитического давления на Россию со стороны Запада, пытающегося «умерить» наши возрождающиеся геополитические амбиции.

Из произошедшего в Ингушетии, однако, всё же следует сделать и критические выводы — о неэффективности использования методов одного лишь прямого силового воздействия при решении сложных ситуаций на Северном Кавказе. Очевидно, что данная проблема также не решается обычными, «простыми», стандартными, общепринятыми на других российских территориях средствами. Всё это демонстрирует несостоятельность прямого продолжения властной вертикали федерального центра в Чечне. Здесь необходимо реализовывать более тонкие и основанные на традиции формы контроля и управления. Ситуация на Северном Кавказе, с учётом того, что Кавказ является зоной стратегических интересов не только России, но и многих других государств региона, а также США, активно участвующих в битве за Кавказ, требует более сложных с содержательной точки зрения решений, учитывающих все стороны проблемы — религиозную, этническую, культурную, традиционную, а не только силовые факторы. Весь комплекс таких подходов и их сбалансированность содержится в так называемом евразийском варианте решения проблемы, предусматривающем сочетание национальных интересов России с одной стороны и интересов народов Северного Кавказа, участвующих в конфликте, — с другой. Ставка же лишь на сочетание силового воздействия и политтехнологий, без учёта содержательной стороны, всегда будет приводить к заведомому проигрышу.

(Опубликовано в экспертной сети Kreml.org1 июля 2004 г.)

Последний выхлоп «оранжевого» сценария

Америка внаглую заинтересовалась будущим Ингушетии

То, что Ингушетия стала объектом пристального внимания со стороны США после того, как ситуация в Чечне перешла под полный контроль Кремля, подтверждается с завидной регулярностью. В конце 2007 года известный американский неправительственный «Джеймстаунский фонд» провёл в Вашингтоне семинар на тему… «Будущее Ингушетии». В качестве главного докладчика на это «научное» мероприятие, что неудивительно, был приглашен бывший масхадовский эмиссар Майрбек Вачагаев. «Ингушетия, где наблюдается резкий всплеск насилия, стала одним из наиболее неспокойных регионов Северного Кавказа», — указывается в анонсе семинара. То есть организаторы не скрывают, что первая стадия сетевой операции в Ингушетии реализована. В качестве подтверждения американские «ученые» напоминили, что в Ингушетии ранены и убиты «десятки федеральных военнослужащих и сотрудников местной милиции». А утверждение организаторов семинара о том, что «сепаратисты, возможно, рассматривают сейчас Ингушетию в качестве главного фронта в своей войне с Москвой» следует понимать так: «Ингушетия сейчас — главный фронт сетевой войны США против России». Вся американская откровенность кроется в пассаже американского научно-разведывательного истеблишмента о том, что Ингушетия является регионом, который «стратегически и тактически важен для США».

Данный семинар стал очередной вехой запущенного сетевого сценария по дестабилизации региона с целью дальнейшей реализации «оранжевых» процессов в России, которые должны были начаться с Кавказа. Долгое время о «цветных» сценариях на Кавказе говорила лишь патриотическая общественность. В частности, Международное Евразийское движение и Евразийский союз молодежи уделяли большое внимание Ингушетии, где проводники западной «либеральной» идеологии, такие как лидер «Яблока» Митрохин или руководитель «Сети раннего предупреждения конфликтов» Валерий Тишков, долгое время пытались накалять ситуацию с одной стороны и «предупреждать» об этом с другой. Всё это происходило до тех пор, пока эти сценарии не стали достоянием общественности. Одним из факторов, вскрывших сетевой характер действий Запада на Кавказе, стало именно разоблачение так называемой «сети раннего предупреждения конфликтов EAWARN», созданной академиком Тишковым, которая занималась по сути сбором данных о возможных межэтнических конфликтах на Кавказе. После всех этих громких разоблачений то, что делается сегодня врагами России в этом регионе, является последним выхлопом «оранжевого» сценария. Но в то же самое время это означает открытие новой, более жёсткой фазы сетевой войны. Угроза дестабилизации Кавказа, по большому счёту, не снята, ситуация там довольно зыбкая. Мы знаем, что для социального взрыва задействовано множество сетевых технологий, способных вывести регион из-под контроля Федерального центра и сделать его управляемым извне.

«Цветные» технологии предыдущего поколения, которые пытались реализовать в России такие структуры как «Джеймстаунский фонд», уже несколько устарели в силу того, что российская власть научилась им противостоять. Но в целом сетевая стратегия дестабилизации Кавказа продолжает представлять угрозу, и здесь нужно понимать, что Запад и США не остановятся на достигнутом. Они будут стремительно совершенствовать модели отторжения отдельных территорий и целых регионов от России и дальше, с использованием, что в условиях сложного социального устройства наиболее действенно, межэтнических конфликтов. К этому надо быть готовыми. Сетевые стратегии нужно понимать и принимать против них соответствующие меры, в первую очередь по реализации встречных сетевых стратегий. Ведь против России ведётся война. Сетевая.

(Опубликовано на мультипортале «KM.ru» 22 ноября 2007 г.)

Око за око

Грузия ответила за вторжение по законам гор

Грузия стала головной болью России сразу после «революции роз», даже раньше, чем Украина с её «оранжевым» бархатным переворотом декабря 2004, но позже, чем постсоветское пространство в целом. С другой стороны, у «грузинской темы» есть и плюсы: «революция роз» дала старт волне цветных революций на постсоветском пространстве, заставив Кремль мобилизоваться и начать искать противоядие. Ну и, что закономерно, присягнув Америке, новая грузинская элита смело бросилась кусаться и лаять на бывшего хозяина, сделавшего из Грузии жемчужину СССР, а проще говоря, взрастив самую богатую республику, цветущую благополучием начиная со сталинского «золотого века» и заканчивая поздним «совком».

В советский период Грузия была обласкана Москвой как никакая другая республика. Отсюда, видимо, и хамство, и предательство, и ressentiment, обратной стороной которых стало то, что на нынешнюю Грузию без слез смотреть нельзя. Былое процветание в рамках Советской империи сменили руины проамериканского лизоблюдства грузинских элит, в грязи и нищете своего народа прижавшихся к американскому сапогу, лишь слегка прикрывшись стеклянными фасадами «демократии», отстроенной турецкими сезонными рабочими.

И вот результат американского патроната не замедлил себя ждать: первым серьёзным обострением российско-грузинских отношений времён правления Саакашвили стали события, более известные как «дело о грузинских казино», когда антигрузинская кампания захлестнула столицу России. Тогда в первый раз в постсоветской истории были приостановлены дипломатические отношения и авиасообщение между Россией и Грузией. Причиной всего тогда стало задержание шестерых российских миротворцев грузинскими военными. Ситуация накалилась до предела: «Провокационные действия Грузии достигли кульминационной точки» — именно так описывали происходящее официальные российские власти, даже не подозревая, как отношения действительно накалятся в самом недалёком будующем. Ещё бы, шестеро российских офицеров были задержаны и посажены в тюрьму, один российский миротворец был избит напавшим на нашу колонну грузинским спецназом. А после заявлений Сергея Иванова, бывшего на тот момент министром обороны, о том, что «Грузия является бандитским государством», и эвакуации российского посольства, российские элиты всерьёз заговорили о сроках начала войны между Россией и Грузией.

Всё произошедшее заставило тогда задуматься над тем, что если Саакашвили — американская марионетка, ради размещения которой у власти США совершили в Грузии «революцию роз», так открыто провоцирует войну, то ясно, что этой войны хотят США. Американцам нужен был reality check — сверка теоретических стратегических выкладок с реальностью. Необходимо было уточнить: либо Америка продолжает строить однополярный мир, либо в мире действительно появился ещё один полюс в лице России, объявившей о своей суверенности. Смысл теста таков: если действительно суверенная, то ответит на вызов Грузии, если не ответит — продолжаем спокойно строить однополярный мир, не обращая внимание на пустые понты. Сначала миротворцы — есть реакция; казино, воздушное сообщение, дипломаты… Но ещё не война. Попробуем надавить пожёстче.

Цхинвальское вторжение 8 августа — это и был тот самый американский reality check. Понятно, что самому горячему заводиле, главному грузинскому националисту с армянской фамилией (Саак — армянский корень) всегда отводилась лишь роль Моськи, чьей задачей было зацепить Россию так, чтобы она совершила резкие и необдуманные шаги. Дестабилизация Кавказа сама по себе — одна из промежуточных целей. Самого его, конечно, мало беспокоило, что было бы с Грузией и её так и не сформировавшейся суверенной государственностью, двинься, например, русские танки реально на Тбилиси. А вот грузинский народ, брошенный в топку очередной кровавой бани на Кавказе, — его мнение вряд ли кто-то вообще учитывал. Война между Россией и Грузией изначально была главной миссией Саакашвили и главной целью США. И именно её неудачная реализация стала причиной того, что США решили убрать нерадивого исполнителя, заменив его, своего же ставленника, на более решительную и технологичную марионетку. Поняв это, Саакашвили, дабы доказать свою состоятельность, нужность и важность, вынужден был начать самоубийственную войну с Россией, дабы выполнить американское задание, потеряв всё.

Однако вернёмся к событиям с похищением шести российских миротворцев, вызвавшим зачистки грузинских казино в Москве. Эмоции уже тогда подсказывали: а что, мы хуже Израиля, разбомбившего половину Ливана ради двух своих военных? Да мы сейчас за сутки, «одним парашютно-десантным полком»… Однако разум успокаивал — нет, где-то мы это уже проходили. Ведь если подумать — раз США так хотели этой войны, а государство это — никакой нам не друг и не «старший товарищ», значит, хотя бы исходя из логики «назло бабке уши отморожу», вестись на столь явную провокацию нам всё же тогда не следовало. Дали бы затрещину зарвавшемуся шкету, а из-за угла друзья-амбалы бы нарисовались: «Ты чего маленьких обижаешь?». Реальные проблемы возникли бы у нас не с Грузией, а с США. Ввязаться в войну тогда, ради шести миротворцев, означало бы принять американский сценарий, дестабилизировать весь Кавказ, пустить прахом экономику и в очередной раз насладиться эффективностью американских стратегов. И всё это — при не столь значительной аргументации. Шесть миротворцев не оправдали бы вторжение в Грузию, которое было бы неизбежным. А вот две тысячи мирных жителей Цхинвала — оправдали, как это ни прискорбно, и вторжение в Грузию, и полное уничтожение грузинских армии и флота. И здесь уж точно наша совесть чиста — не мы развязали эту войну. Мы ответили на вызов — жестокий, кровавый. Ответили вынужденно и соразмерно.

Однако и тогда мы не могли бросить своих военных, да ещё после Ливана, хотя и понимали, что это провокация к войне. Статус гражданина России, и так невысокий за её пределами, вообще упал бы ниже плинтуса, а о наших военных стали бы просто вытирать ноги везде, где только можно. Ведь если нищая, разваливающаяся на части Грузия может себе позволить, остальные просто вынуждены будут…

Конечно, дипломатия — сильная штука, которая в итоге и сыграла решающую роль в освобождении наших военных, напомнив бравым грузинам о прагматизме и объяснив по ходу, где Америка, а где мы. А если бы не сработала? Всё же более эффектным и красивым был бы тогда несколько другой сценарий. Ведь так и подмывало отправить на освобождение русских офицеров кого-то вроде чеченского батальона спецназа «Восток», а ещё лучше — возмущённый грузинским беспределом отряд «кадыровцев». Что-то такое, как бы за нас, ну и как бы из местных, чтобы потом можно было делать изумленное лицо, «вот, мол, шалопаи» — вполне в духе американских сетевых стратегий. Те вроде тоже прямого приказа Саакашвили не отдавали, дабы потом не нести ответственность за геноцид мирных осетин.

Ну, действительно, гордо и эффектно — вооруженные до зубов «кадыровцы» с колоссальным военным опытом стоят двух грузинских армий. Пусть даже в американской экипировке. Один раз чеченцы уже преподали «бравой» грузинской армии «курс молодого бойца» в Абхазии. И потом хоть какое-то развлечение, не всё же время молодым, трезвым, энергичным, вооруженным чеченским войнам маяться от безделья в Грозном да недобитых «шайтанов» по горам гонять. А тут — действительно серьёзное дело для серьёзных мужчин. Хотя цели были пусть и благородны, но детали исполнения — туманны. Не штурмом же тюрьму, в которой томились российские миротворцы, было брать. И вот тут нам как никогда пригождается обычное право, чеченский традиционный закон равноценного возмездия «око за око», «жизнь за жизнь», «свободный за свободного», «раб за раба»: дело же всё-таки на Кавказе происходит. Кадыровцы — это «наши», грузинские военные — «ихние», американские. За шестерых «наших» надо было захватить в заложники шестеро «ихних». И одного отделать хорошенько на обратном пути. Всё это, может быть, было бы смешно, если бы не было так грустно.

Нас обложили со всех сторон, иначе не скажешь. Действовать по нормам международного права и юридического прецедента — значит, зачастую начинать боевые действия, как тогда, в ситуации с Грузией, за шестерых своих военнослужащих… Могли бы не понять, неравноценно. Как не поняли и морально осудили Израиль, вторгшийся в Ливан ради двоих своих военнослужащих. А вот шестеро грузинских заложников за шестерых российских миротворцев — это равноценно. Разгром и уничтожение грузинской армии за разгром Цхинвала и уничтожение двух тысяч мирных жителей — это равноценно. Свободный за свободного. И чеченский спецназ в итоге всё-таки показал себя в Грузии. Бравая американская экипировка с грузинской начинкой разбегалась в разные стороны, едва завидев «кадыровцев» на горизонте. Ибо знают, здесь неотмщёнными они не останутся, эти, в отличие даже от обычных российских миротворцев, церемониться не станут. Кто там расстреливал мирных жителей в их домах и добивал спящих детей в их постелях?

Саакашвили, лишившись власти и преследуемый везде, в том числе у себя на родине, должен теперь бежать и прятаться всю оставшуюся жизнь. Беги и прячься — в Тбилиси, в Америке, под землёй, беги и прячься, прячь жену и детей, ибо цхинвальским кровавым вторжением Саакашвили не просто нарушил международное право. Он нажил себе сотни кровников, которые найдут его везде, где бы он ни спрятался, куда бы ни убежал. Не его, так его родственников. И отомстят. По законам гор. Традиция всегда, во все века и смутные времена была нашим спасением, традиционные нормы и право могут и сейчас в сложных ситуациях становиться для нас выходом. И не стоит «завывать» о «дикости» и «варварстве». В ответ на это покойный Бен Ладен мог бы многое рассказать об американской целесообразности и «цивилизованных» методах достижения глобального господства, где стратегическая цель оправдывает тактические средства. А раз так, значит, традиция — это наше решение. Око за око.

(Опубликовано в газете «Русский Курьер» № 39 (571) от 2 октября 2006 года)

Сепаратизм — цена сотрудничества с америкой

Территориальные проблемы ГУАМ — следствие трений с Россией

Президент грузии Михаил Саакашвили пришёл к власти как будто бы специально для того, чтобы мелко гадить России, провоцируя большого соседа в угоду американскому хозяину. Ведь известная поговорка гласит: что для русского хорошо, то для Америки… плохо, а для Саакашвили — смерть. Вот, например, интеграция постсоветского пространства для русского — это хорошо. Для Америки — соответственно поговорке, а что же делать Саакашвили? Стоит России назначить саммит СНГ где-нибудь в Минске, а Саакашвили уже загодя готовится его как-нибудь испортить, разогревается, выступает накануне с обличительной речью в адрес РФ в Страсбурге. А что ему остаётся делать, когда всё просто валится из рук? «Наехал» на руководство России — получил экономическую блокаду. Взялся ловить российских шпионов, выслал шестерых военных — взамен получил целый самолет своих бандитов из Москвы, да мало того — ещё и Запад им оказался не доволен. Обещал присоединить Абхазию и Южную Осетию обратно к Грузии, грядущий Новый год встретить в Цхинвале обещал, но тоже не заладилось, лишился армии, флота и последней надежды на сохранение целостности страны. Вместо блицкрига получил полную независимость Южной Осетии и Абхазии без шансов даже к диалогу.

Если исходить из чистого прагматизма, без истерики и попыток понравиться американцам любой ценой, то Россия для Грузии — всё! Запад ждал результатов: обострения и его финального аккорда — войны с Россией. Пылающий Кавказ — мечта американских стратегов. И всё равно сменили на другого. Америка всегда обманывает и кидает своих марионеток — эту аксиому на собственной шкуре испытал уже не один ставленник США. Ещё совсем недавно любимчик Госдепа в одночасье становится неугодным в силу, как кажется заокеанским хозяевам, своей неэффективности; проигравший войну и с позором бежавший, Миша больше не нужен дяде Сэму.

В то же время американцы жаждут крови, которая спровоцирует наконец-таки развал СНГ. Саакашвили в какой-то момент понял, что его пускают в расход, однако ослушаться не смел. В итоге Грузия всё-таки вышла из СНГ, потеряв последнее. Больше надеяться не на что, никто не поддержит, США — кинули, друзья отвернулись, из благотворительного клуба СНГ — сами вышли. Никогда в своей истории Грузия ещё не переживала такой катастрофы и унижения: такова цена сотрудничества с Америкой.

США же воспринимают Грузию лишь как потенциальный плацдарм для дальнейшего продвижения вглубь евразийского континента, для наступления на Россию. Хотя во время «революции роз» будущему президенту Саакашвили обещалось многое. Однако время показало, что Америка, демонстрируя чисто колониальный подход, не готова реально вкладываться ни в одну из стран постсоветского пространства, где произошли цветные революции, и заниматься их проблемами. Несколько лет понадобилось Саакашвили, чтобы осознать, что кроме падения личной популярности, снижения рейтинга, серьёзных экономических проблем внутри самой Грузии, недовольства собственных элит, а также проблем с сохранением собственной власти ничего от сотрудничества с США ни он, ни Грузия не получили. В итоге ему не светит даже рабочая виза в США, не говоря уже о гражданстве. Отработанный материал.

Да, Россию интересует большое пространство, восстановление экономических и стратегических связей на пространстве бывшего СССР. Но именно Россия является гарантом территориальной целостности стран СНГ, а все те постсоветские государства, у которых с Россией конфликтная ситуация, имеют территориальные проблемы. Это и Приднестровье у Молдавии, и Крым с Новороссией у распадающейся Украины, карабахская проблема Азербайджана и Южная Осетия с Абхазией у Грузии — то есть весь нынешний ГУАМ, «огрызаясь» на Россию по заказу США, имеет за это сложности с территориями. Ставка на США не даёт ровным счётом ничего, а обострение отношений с Россией в угоду Америке всегда приносит лишь массу проблем. Вообще, Россия, когда хотя бы минимально действует в отношении постсоветского пространства, всегда достигает нужного результата. И лишь наше полное бездействие на протяжении последних двух десятилетий привело к катастрофическому ухудшению отношений со странами СНГ. Любые малейшие действия улучшают ситуацию и возвращают нас на исходные позиции, приводят к позитивному результату — и для нас, и для наших партнеров.

Конечно, некоторые представители грузинской элиты правы, тут не поспоришь — Южная Осетия действительно была в составе Грузии, почти весь советский период. Это так. А Грузия — и с этим уже точно не поспоришь — всегда была в составе России: сама попросилась, а потом в составе СССР. И здесь всё довольно недвусмысленно. После 8-го августа Южная Осетия уже никогда не вернётся в Грузию. И Абхазия не вернётся. Пока Грузия устремлена на Запад, вслед за Южной Осетией и Абхазией из неё выйдут Аджария, Менгрелия, армяне Джавахетии, азербайджанцы Кахетии и ещё десяток этносов, стоящих перед угрозой стирания идентичности грузинским национализмом. Ориентируясь на США, Грузия будет распадаться и дальше, от неё, по модели Южной Осетии и Абхазии, будут отваливаться куски, которые будут приниматься в СНГ, до тех пор, пока вся Грузия, пусть не сразу целиком, а фрагментами, вновь не окажется в поле евразийской интеграции. Ничего личного, только геополитика. Но пока на этом пространстве хозяйничает Америка, не будет больше никакой Грузии. Только Россия может быть гарантом существования Грузии. Так было всегда. И так будет.

(Опубликовано на мультипортале «KM.ru» 27 ноября 2006 г.)

«Я тебя породил, я тебя и…»

Исламисты как орудие манипуляции судьбами народов

Многие помнят, как Красная мечеть в Исламабаде стала ареной насилия в результате теракта, произошедшего рядом с ней: террорист-смертник приблизился к группе полицейских и привёл в действие закреплённое на нём взрывное устройство. Этот теракт последовал сразу за беспорядками на религиозной почве, которые незадолго до этого прошли в пакистанской столице. Правительство Пакистана тогда отвергло возможность антитеррористической операции сил США на пакистанской территории, заявив, что самостоятельно способно справиться с угрозой террористической организации «Аль-Каида». И правильно сделало, ибо там, куда приходит Америка, терроризм расцветает буйным цветом и искоренить его становится практически невозможно.

Различного рода экстремисты, которые разжигают межэтнические и межконфессиональные конфликты, с подачи США активно действуют и на территории России. Для Кавказа, в частности, наиболее актуальна тема ваххабитского экстремизма, приверженцы которого покушаются на суверенитет России и спокойствие нашего общества. Однако последние воюют не только против России, но, похоже, против всего мира. Излишне напоминать, что ещё совсем недавно активизацию ваххабитов мы переживали и в нашей стране. Что же такое исламистский экстремизм, с помощью которого США лишают суверенитета одно государство за другим? И что наиболее пагубно: угроза ислама или угроза самому исламу?

Происходившее в Исламабаде напоминает нам и Беслан и Норд-Ост одновременно. И там и там искренних людей, традиционных мусульман, просто использовали «втёмную» наши геополитические оппоненты. США всячески пытаются ослабить Россию, дестабилизировать ситуацию в нашей стране. Для этого они подспудно используют тех, кто стремится к восстановлению своей традиционной идентичности, как, например, чеченцы в России. В «Норд-Ост» они пришли, считая, что так смогут отстоять своё право жить по своим традиционным законам, но, сами того не подозревая, сыграли на руку нашему геополитическому оппоненту — США, стремящемуся устранить Россию с мировой арены. Так же используют и мусульман в других частях мира. Этих людей подстрекают к тому, что ради своей идентичности они должны взяться за оружие и начать убивать. В этом и заключаются общие моменты происходившего и в Беслане, и в «Норд-Осте», и в Исламобаде.

И тогдашний президент Пакистана Первез Мушарраф, и Абдула Гази, возглавивший вооружённое восстание в исламабадской Красной Мечети с захватом заложников, — в своё время оба они использовались американцами для противостояния Советскому Союзу, для оказания вооруженного сопротивления советским войскам в Афганистане и на территориях, прилегающих к Афганистану. Их мотивировали тем, что они борются за возрождение ислама, противником которого, как и любой другой религии, выставлялся атеистический Советский Союз. С развалом СССР их очевидный враг был устранён. Вот здесь и вскрылась эта уловка: они-то думали, что боролись за свою традицию, но оказались просто марионетками в руках Вашингтона, которому нет дела ни до ислама, ни до этих народов и стран. Поняв это, бывшие американские союзники взялись реально восстанавливать основы исламского традиционного общества, то, за что, собственно, и боролись с СССР. И если Первез Мушарраф с самого начала понимал, что является расходным материалом американской политики и идёт на поводу у руководства США, то вот сторонники Абдулы Гази, которые защищали мечеть, как раз думали, что борются за ислам, за традицию. Но когда они увидели, что Мушарраф и его заокеанские друзья и не думали о восстановлении традиции в Пакистане, о восстановлении шариатских порядков, вот тогда-то и начались противоречия чистых марионеток — Мушаррафа и его правительства — и тех, кто реально боролся и борется за традиционные исламские ценности. И те, и другие в итоге являются управляемыми из Вашингтона силами, т. к. американские стратеги всегда играют двумя руками, по обе стороны шахматной доски. Всё это — прямая аналогия того, что происходило у нас в Чечне — ельцинский режим и чеченские боевики против российской государственности, или же в Афганистане, где после ухода советских войск моджахеды раскололись на талибов и Северный альянс, схлестнувшись друг с другом на радость ЦРУ.

В целом, помимо американцев, распространению экстремизма фоновым образом способствует отсутствие просветительской работы профессионалов, теологов от ислама. Ведь люди, которые знают, что такое ислам, достаточно просвещённые и образованные, никогда не станут жертвами исламистских вербовщиков, играющих на стремлении каждого к поиску смыслов и идентичности. Основные проблемы исходят от непросвещенности людей, стремящихся к исповеданию той или иной веры, но не обладающих достаточным количеством знаний в этой области. Это не обязательно ислам, могут быть и воинственные православные неофиты, и воинственные католики, протестанты. У ислама в этом смысле своеобразные традиции, связанные с кровной местью кавказского адата или же шариатскими принципами борьбы с неверными.

В итоге сегодня мы имеем дело со стереотипом, исходя из которого ислам необоснованно называют экстремистской религией. Но ведь это на самом деле не так. В этом смысле очень важно разделять традиционный ислам, то есть ислам, который изначально исповедовался некоторыми народами, и ту версию ислама, которая искусственно создана и привнесена Западом. В частности, ваххабизм, распространение которого было инициировано Англией в XVIII веке, триста лет назад, для того чтобы посеять смуту среди мусульманских народов. Этот экстремистский ислам, ваххабистский — искаженный, исковерканный, нетрадиционный, сегодня является геополитическим инструментарием Запада, используемым для воздействия на евразийский континент и традиционные народы, его населяющие. Здесь нельзя разделять геополитику и теологию. Безусловно, традиционные проповедники уступают по своим медийным возможностям, по своему информационному и политическому влиянию тем, кто искусственно, с помощью западной информационной машины насаждает экстремистский ислам народам. Они оказываются жертвами такого информационного прессинга, который осуществляется Западом ради своих интересов. Поэтому при оценке тех или иных действий со стороны исламских групп или общин очень важно разделять традиционный ислам и нетрадиционный исламизм. Сразу же определять, к какой из версий ислама они принадлежат, и лишь после этого давать оценки.

Ваххабизм — это политизированное псевдоисламское учение, созданное англичанами три столетия назад при помощи Мухамеда Абдуль аль-Ваххаба, проповедника, который был накачан инструкциями тогдашнего аналога английских спецслужб. С этой теорией он пошёл в исламские страны, где стал её проповедовать. Это довольно привлекательная версия ислама, хотя бы тем, что она проста и доступна для понимания, без лишних сложностей, погружения в истоки и теологическую онтологию. Это не Коран какой он есть, а толкования Корана в том виде, в каком его приятно видеть Западу, и чему легко следовать простым мусульманам, отошедшим от традиции под давлением современности. Это упрощенная версия ислама, выхолощенная и поверхностная, которая очень легко приживается, впитывается массами, при этом нарочито ложно определяемая как «фундаментализм».

Исламизм намеренно искажает некоторые категории ислама, такие как джихад или «дом войны», что для исламиста означает ситуацию, когда он чувствует себя на территории противника как партизан на оккупированной территории. Это как раз и есть примитивный подход к исламу: если вокруг тебя неверные — убей их, и тогда попадёшь в рай. Традиционный ислам всё понимает гораздо глубже и сложнее. Таких простых формул там нет. Это и усложняет его постижение, в то время как ваххабистский «фундаментализм» более доступен и понятен.

В своё время германский философ Гердер сказал замечательную фразу: «Народы — это мысли Бога, и каждая из них прекрасна и величественна». Всё же почему к исламу прилепился этот странный ярлык, и кто главный инициатор установления этой в корне противоречивой связи «ислам — экстремизм»? Ведь очень многие мусульмане придерживаются совсем других, миролюбивых взглядов. Всё дело в том, что в какой-то момент ислам стал геополитическим инструментарием США. Тогда-то он и стал использоваться в строго подрывных целях, а мусульмане с запудренными головами, постигшие эти простые, незатейливые формулировки ваххабизма, усвоили, что попасть в рай можно, всего лишь убив неверного. Так это или не так — они разобраться не пытаются, кого именно определяет неверным Коран — тоже.

Именно поэтому, когда ислам стал инструментарием геополитики для войны с СССР (это пик военизации, экстримизации ислама), тогда и появилось огромное количество мусульманских сект. Сначала их возникновение провоцировалось и финансировалось ЦРУ, потом они стали военизироваться, разрастаться. В итоге возникла своего рода самоиндукция процесса, одни секты начали порождать другие. Одни сражались с неверными ради традиции, другие — будучи подстрекаемыми западными разведками, на базе ваххабитской версии ислама — ради власти и денег. Но когда геополитический противник США — СССР — был повержен, в том числе с помощью исламистских сект, тут-то и стало очевидно, что «неверными» являются сами США. Причём секты, которых к тому моменту стало довольно много, больше не видели американских денег, не ощущали прямой связи с ЦРУ, не осознавали своей прямой инструментальности. Для них США стал таким же «большим шайтаном», как и поверженный Советский Союз. В итоге они естественно и логично направили своё оружие и свои усилия уже против самих Соединенных Штатов, а те, в свою очередь, всё ещё пытаются удержать их в рамках своих интересов. В том числе сохранить исламский экстремизм там, где это выгодно США, там, где им выгодно накалять и дестабилизировать обстановку, то есть на территории Евразии, на территории стран евразийского континента, которые не находятся под прямым контролем США. Те же структуры, которые выступают против США и Запада в целом, стали демонизироваться Западом, представляться как экстремистские и вредные — отсюда связка «ислам-экстремизм», хотя сами американцы в выгодных для них ситуациях используют тот же самый исламистский «экстремизм» в своих интересах и даже не морщатся.

В итоге всех этих опасных экспериментов Запада возник реальный исламистский экстремистский интернационал, который теперь угрожает самому Западу в не меньшей степени, чем его геополитическим противникам. В этой ситуации многие пытаются разобраться — кто же сегодня стоит за исламистским интернационалом. Есть стихийный исламский экстремистский интернационал, который существует сам по себе: это искренние люди, которые усвоили простые формулы и борются с неверными, с самим Западом прежде всего; а есть те, кто пытается направлять их. Безусловно, частично за этим стоит Госдеп США, который через свою резидентуру управляет этими группами. Крупные управляются, мелкие болтаются как придётся. Здесь часто происходят сбои, то взорвут кого-то не того и не там, то выступят против прямых американских ставленников, как в Пакистане. Исламизм всё более явно обретает собственную субъектность, принимая действительно угрожающие формы, одним из примеров чего является нарождающееся так называемое Исламское государство, армия которого по разным сведениям насчитывает от 30 до 200 тысяч человек, и это уже весьма серьёзно.

Интересную роль в становлении исламистского интернационала сыграла фигура Усамы Бен Ладена. С самого начала это был американский масс-медийный образ, который, как Микки Маус или Черепашка-ниндзя, использовался в те моменты, когда происходило затишье в интересующем США регионе. Если ситуация стабилизировалась, хотя по мнению американских стратегов она не должна стабилизироваться, в ход шёл Бен Ладен. Когда у США было недостаточно аргументов для того, чтобы осуществить вторжение в тот или иной регион, выделялось финансирование американской мультимедийной сети «Аль-Каида». Тут же появлялась картинка Микки Мауса Бен Ладена, который делал очередное жуткое заявление, обосновывающее для США вторжение в суверенную страну, выделение конгрессом очередного транша и т. д. Для этого заранее, в голливудском павильоне, было нарезано огромное количество кадров с Бен Ладеном, которые по необходимости монтировались нужным образом. В нужный момент появляется очередное обращение, и американцы снова говорят: ну вот, видите — опять! Бен Ладен активизировался, воскрес, обострился, опять продолжает нам угрожать! Сейчас мы разбомбим ещё кого-нибудь, может, и в него попадём… Именно поэтому за уничтожение Бен Ладена, в тот момент, когда это понадобилось Обаме для поднятия вконец упавшего рейтинга, отвечало не подразделение «котиков», потерявшее на этом вертолёт с «бойцами», а Голливуд.

(Выступление на радиостанции «Русская служба новостей» 17 июля 2007 года)

Внутренняя политика, региональное устройство и диктатура

К началу третьего срока Путина политическая жизнь в России совсем замерла.

Кремль устранил не только условия для этого, но и поводы. В стране не осталось ничего, что могло бы заставить людей выйти на улицы, уличная политика была обескровлена. Эпизодические всплески уличной активности были приурочены к так называемой монетизации льгот, которая мобилизовала активных пенсионеров, к итогам парламентских выборов 2011, приведших квозникновению «Болотной» и «Сахарова», а также к «маршу миллионов» с их беспорядками 6 мая 2012 и попытками прорыва к Кремлю на деньги «Сколково».

Всё это дало повод тем, кому были нужны массы на улицах для использования в решении своих конкретных политических задач — любых, от пиара до требований отставки правительства и смещения президента. Сами массы угрозу для власти не представляют. Угрозу представляют те, кто умеет подстегнуть, развить и использовать народные выступления в своих целях. В любом случае заказчик всего этого один — Запад. И действует он обычно двумя руками — как со стороны либерального блока в руководстве страны, косвенно финансирующего оппозицию, так и со стороны оппозиции, использующей их деяния в борьбе с самой властью.

Россия — мишень глобальной атаки

Сетевая война принимает формы информационного воздействия на власть

Всё то время, пока длится президентство Владимира Путина, Запад пытался поставить под сомнение его ключевые завоевания на этом посту: удаление олигархов с площадки принятия государственных решений, создание в лице «Единой России» политически предсказуемой для него силы, законодательно формирующей политическое преобразование России в рамках путинского курса, предотвращение распада страны. Цепочка событий последних лет, разворачивающихся вокруг России и, на первый взгляд, не связанных между собой, заставляет задаваться вопросом: уж не куётся ли она, звено за звеном, руками одного таинственного «кузнеца»? Ведь всё множество абсолютно разнородных фактов, как один, умело и больно бьет по глобальному имиджу России. Больше того — все эти годы бьют непосредственно по людям, на которых в своей деятельности опирается Владимир Путин. По наиболее ярким и эффективным представителям его команды.

Взять хотя бы перманентную тему, связанную с деятельностью кабинета министров и его неспособностью сдержать инфляцию. Слухи о грядущей в связи с этим отставке очередного премьера и угрозе политической нестабильности преследовали работу правительства все годы. Что же в наибольшей степени оказало воздействие на инфляционные процессы? Оказывается, продукты питания первой необходимости: соль, сахар, мясо. Всем памятен возникший из ниоткуда взрывной рост цен на соль, экономических причин которому попросту не существовало, очень похожий на срежиссированую панику. Не говоря уже о последствиях западных санкций. Этакие «оранжевые» технологии управления массами, но не на политическом, а на продовольственном рынке. По данным МЭРТ, весомый вклад в рост инфляции внесли и возросшие цены на сахар.

В этом же ряду оказался необъяснимый с экономической точки зрения запрет властей Аргентины (а эта страна — едва ли не главный полигон для «экспериментов» МВФ, полностью подконтрольного Госдепартаменту США) на экспорт говядины в Россию. Причём квоты по поставкам в Европу были сохранены в прежнем объёме. В итоге — рост цен на мясо и продукты мясопереработки в России на уровне 25 %. А ведь именно рост цен на продукты постоянно становится той самой ложкой дёгтя для нынешней власти. По сути, единственная претензия, которая наиболее часто звучит в адрес правительства со стороны населения, — продукты подорожали.

Не прекращаются нападки и на ближайшего соратника Путина Сергея Иванова, начавшиеся ещё с трагического и совершенно безобразного случая с рядовым Сычёвым, который был подхвачен СМИ. Тогда масс-медиа больше говорили не о трагедии парня и даже не о плачевном состоянии дел в армии на том момент, а о персональной неэффективности самого Иванова, что продолжается по сей день. Тогда это привело к тому, что антирейтинг армии как государственного института, согласно социологическим опросам, перевалил за 70 %, а в публичном поле появились совершенно откровенные воззвания бойкотировать призыв. Мол, плохая у нас армия, лучше пусть никакой не будет. Вопрос: кому это нужно?

Партия «Единая Россия» — здесь удары наносятся регулярно. Сначала сын тогдашнего лица партии Бориса Грызлова замелькал на обложке бульварных изданий рядом с порноактрисой Леной Берковой. Потом его фотография вообще оказалась на обложке порнокассеты, «политически оттеняя» силиконовые прелести порнодивы. В голос запели о его недостойном «моральном облике» — мол, неразборчив в связях, «тусуется» на неправильных сайтах. «Парень неплохой, с кем не бывает», — снисходительно объясняли некоторые СМИ, словно не понимая, против кого в действительности ведётся игра. Словно не понимая, что главные цели заказчиков «сальной акции» — апеллировать к отцовским чувствам четвертого человека в стране, вывести его из себя, деморализовать и в конечном счёте — морально ущемить. И это сработало. Кто сейчас помнит, какую должность занимает и занимает ли вообще что-то Борис Грызлов?

Затем нечто подобное попытались сотворить с главой «Единой России» в Чечне Рамзаном Кадыровым, чьё имя начало мелькать в СМИ в связи с так называемым «банным скандалом». Надо ли объяснять щекотливость всего, что связано с этим регионом? Тем более мусульманским. Имя заказчика компромата в лице Бориса Березовского вскоре выяснилось, и всё стало понятно, но осадок остался.

То же с бизнесом. Фальшивое интервью с несуществующим VIP-бюллетенем бизнесмена Олега Дерипаски, растиражированное в украинском Интернете, в котором бизнесмен якобы говорит, что Путин — «топ-менеджер» олигархов, которые теперь стройными рядами двигаются в Украину, чтобы скупить там местных политиков оптом и в розницу, а затем всё отнять у народа и поделить между собой. Надо ли говорить о том, какие реакции вызывали подобные вбросы, и как они настраивали население этого и так на глазах слабеющего государства в отношении России? Последствия таких усилий налицо.

В результате вырисовывается занимательная картина. Столкновение политических интересов России и Запада на «оранжевой» Украине с её бесконечными выборами — вспомним здесь же украинскую блокаду Приднестровья, явно осуществлённую в пику России, скандал с объектами Черноморского флота и т. д. Недовольство определенных сил претензиями России на роль ведущего игрока на глобальном энергорынке, их растущее раздражение по поводу возрождающейся военной мощи России, стабилизации обстановки в Чечне, самостоятельной экономической политики. С этой точки зрения предположение о том, что против нашей страны ведётся массированная кампания, срежиссированная в единой политтехнологической «кузнице», выглядят теперь уже как некая констатация. И это — наверняка не конец.

Сетевая война не имеет ни начала, ни конца, а ведётся постоянно. Поэтому и дальше на ключевых представителей политической и деловой элиты России будут выливаться тонны медийных помоев. Что это будет: прослушки несуществующих разговоров с одиозными оппозиционерами, уголовные скандалы, «горячее» видео с людьми, похожими на известных личностей? Очевидно, что антироссийские игроки пытаются поставить под сомнение ключевые завоевания Путина на посту Президента РФ. Ведь именно успехи Путина — платформа для возрождения России в статусе мировой сверхдержавы, претендующей не на приставной стул в клубе развитых стран, а на место ключевого игрока в глобальной политике и экономике. Сетевая война против России активно ведётся, и один из её элементов — медийное давление на власть и Путина лично. Чтобы искусственно загнать его в тень.

Вычистить либералов отовсюду

Эффективность экономики не может быть достигнута путём подрыва патерналистских устоев

Давно установлено, что появление на улицах недовольных или несогласных, будь то пенсионеры, креаклы или белоленточники, — это, по сути, стихийный ответ на действия либералов в правительстве и окружении Путина, которые, своими действиями провоцируя массовые выступления, становятся врагами президента, попросту раздражая население. Отсутствие социальных волнений все последние годы при сохранении рыночной направленности экономики страны было главным достижением Путина. Отмена льгот, фальсификация выборов и продолжение либерального курса правительством — всё это в совокупности серьёзно подорвало доверие к нему. Все предыдущие достижения, как правило, разом забываются, в то время как активность не только пятой, но и шестой колонны — т. н. друзей Путина, исповедующих те же западнические взгляды, что и его враги, — дестабилизировала социальную ситуацию, дала повод оппозиции и противникам президента развить и использовать недовольство населения, крайней точкой которого стали требования ухода самого Путина.

Расклад сил сторонников ещё большей либерализации курса страны и сторонников реализации ещё более патриотической модели развития явно не в пользу последних, ибо первые обладают реальными рычагами власти, в то время как вторые находятся на периферии остывающих политических и общественных процессов в стране. Первые и во власти, и в оппозиции, вторые — между ними. Поэтому наивно полагать, что гипотетическая смена нынешнего режима Путина приведёт к укреплению страны и установлению национально ориентированной власти. Враги Путина — это либералы в правительстве и его окружении, поэтому любая грядущая революция может быть только либеральной, то есть «оранжевой», цветной, прозападной, белоленточной, а смена курса — это, как следствие, только утрата суверенитета и распад страны. Всё это и является целью активности «шестой колонны», инспирированной врагами государства. Правительство, а конкретнее, его либеральный блок, волей-неволей создали проблемы президенту и государству в целом.

Именно отказ государства от выполнения своих «родительских обязанностей» по отношению к своему народу, который ещё и не получает за это больших свобод, и является причиной недовольства, всегда переходящего в гнев и раздражение. Это уже не то строгое, но заботливое государство, к которому мы привыкли за столетия. Сквозь дымку либеральных реформ в лице власти нам чудится звериный оскал капитализма, который может вызывать у нашего населения только протест, «бессмысленный и беспощадный». Эффективность экономики не может быть достигнута путём подрыва патерналистских устоев.

Чем больше население будет понимать, что либеральные реформы — это не шутка, тем больше оно будет «звереть» и выходить из-под контроля. И вот тут-то все увидят, что власть уже не так сильна, как хочет казаться. Наша власть, в том числе и нынешняя, держится на вере масс в то, что власть сильна, и в то, что она действительно «наша». А «наша» не может быть либеральной. Никаких либеральных реформ у нас не будет. Или власти не будет. Любой протест нашего спокойного, дисциплинированного населения, даже не очень массовый, должен быть сигналом для правительства, что что-то не так, должен сформировать у власти чёткий и однозначный подход, заключающийся в том, что реформы, если они и нужны, никогда не должны быть основаны на западных подходах, иначе грош им цена. Надо вычистить либералов отовсюду, навсегда. И продолжить реформы в интересах государства, а не кучки либералов и олигархов.

Регионы ждут опричнину

Подозрительный субъект

Укрупнение регионов Российской Федерации

В России продолжается процесс модернизации системы государственно-территориального устройства. После создания Пермского, а затем и Камчатского края, Читинская область и Агинский Бурятский автономный округ (АБАО) обратились к президенту с предложением об объединении двух субъектов Федерации в Забайкальский край. Аналогичный «объединительный» референдум был проведен в Усть-Ордынском Бурятском автономном округе и Иркутской области. «Разношёрстная» Федерация начала 1990-х с самым большим количеством субъектов в мире должна постепенно двигаться в сторону более стройной и упорядоченной имперской модели евразийского федерализма.

С точки зрения продвижения к модели имперского регионального устройства процесс укрупнения субъектов РФ в целом оправдан уже хотя бы по той причине, что нынешние границы субъектов Федерации России были прочерчены большевиками ещё при Ленине и во многом определялись случайным образом, без учёта презираемых большевиками этнических, конфессиональных и культурных особенностей. Основной задачей создания «республик» было продемонстрировать, как «самоопределяются политические нации» на пространстве бывшей Империи, после чего в них случаются пролетарские революции и они входят в состав СССР. Этот алгоритм должен был продемонстрировать европейским государствам, как надо действовать.

То, что вновь образованные путём «самоопределения» республики не были и не могли стать полноценными государствами-нациями, большевиков не интересовало. Они подавали пример Европе, которая их интересовала куда больше. Всё же созданное на территории бывшей романовской империи многообразие государств жёстко удерживалось в рамках советской империи коммунистической партией, стоявшей над законом. А это значит, что в Советской России все эти «государственные» субъекты имели формальный характер.

Советское административное деление представляло собой модель наднационального объединения государств-наций европейского типа, где население не имеет этнических различий, атомизировано и относительно однородно в социальном смысле. Такой тип административного деления существует в США, где границы между штатами зачастую абсолютно прямые, то есть проведены случайным образом, по линейке, без учёта расселения этнических и конфессиональных групп, которых там нормативно и нет. Всё должно быть перемешано в «плавильном котле» до состояния «биомассы».

В отличие от США, на евразийском пространстве сохранились компактно проживающие народы и этносы, которые населяют относительно обособленные этнические, культурные и конфессиональные пространства. Однако это совершенно не значит, что они должны быть помещены в какие-то административные границы, так как на практике это невозможно. Народ или этнос — это, с точки зрения этносоциологии, живой организм, поэтому он живёт там, где хочет, свободно перемещаясь, разрастаясь и дробясь, а значит, и поместить его в жёсткие рамки не представляется возможным. Нынешние границы так называемых «национальных республик» совершенно не соответствуют границам проживания титульных народов или этносов. Скажем, в Якутии собственно этнические якуты компактно проживают лишь на небольшой части республики, которая сама по себе по масштабам территории может «дать фору» почти всем европейским государствам вместе взятым.

Что касается Башкирии и Татарстана, то здесь «этнический ландшафт» территориально крайне неоднороден. А в некоторых «национальных республиках» так называемые «титульные народы» вообще составляют меньшинство населения, как, допустим, в Адыгее. Решением этой сложной ситуации должно стать придание статуса субъекта Федерации автономиям, этносам и народам, но без привязки к жёстким административным границам. Чтобы «исправить» нынешние границы субъектов РФ, необходимо предварительно провести их укрупнение. И уже внутри этих административных субъектов Федерации следует обозначать те этнические, культурные или иные автономии, которые будут проживать там, где им удобно, придав им юридической субъектности и не загоняя их в рамки каких-то жёстких границ, соблюсти которые нет никакой возможности.

Таким образом, если исходить из имперской концепции евразийского федерализма, субъектом Империи становится этнос, религиозная группа, община, автономия, народ, а не территория, очерченная границами. Территориальная же субъектность в этом случае максимально укрупнена. Например, в границах нынешних федеральных округов. Также территориальная субъектность остаётся за мегаполисами и крупными городами, где население атомизировано и относительно однородно, — но такие «нездоровые» анклавы в Большой России рано или поздно подлежат расселению, упорядочиванию по профессиональному, социальному, этническому, религиозному и другим признакам. Ибо традиция, корни, общинность для наших народов всегда остаются основным приоритетом, в отличие от атомизированного, оторванного от корней и традиций человека Запада, так называемого «гражданина». Мегаполис — чужеродный нарыв на теле России, противоестественный и безобразный. Подлинный же субъект евразийской идентичности — этнос, община, а значит, и реформировать федеральное устройство страны надо исходя из этого принципа: от «национальных образований», через укрупнение, к имперскому стратегическому единству органических субъектов — народов, этносов, автономий и общин.

У нас так не принято

«Бей хачей!» — это лозунг Запада, американских агентов и беглых олигархов

Первая мысль, которая приходит в голову, глядя на события, подобные тем, что произошли в московском Бирюлёво, на драку в Вольске между кавказцами и русскими, а до этого в Кондопоге: «Достали!». Действительно достали — своим несдержанным поведением, своими манерами… Ну, не принято у нас вызывающе громко смеяться, перекрикиваться через улицу, во всеуслышанье разговаривать по телефону в общественном транспорте, да ещё демонстративно не на русском, презрительно поглядывая на представителей «не своего народа», сидеть на корточках посреди тротуара и отпускать колкости в адрес проходящих девушек у нас также не принято. Достали своей вездесущностью и изворотливостью. Русский человек, да, не всегда практичен, не всегда готов обманывать, лезть и толкаться локтями. Но это ещё не повод играть на этом, нарочито обворовывая, наглея и ухмыляясь. Если у нас на что-то вежливо закрывают глаза, это ещё не значит, что это можно… Русское гостеприимство — не такое эмоциональное и показное, как на Кавказе. Русские вообще больше думают, созерцают, чем кричат и позируют. Позерство — не наша черта…

Вторая мысль, приходящая в голову после Бирюлёво, Вольска и Кондопоги — а им кто-нибудь об этом говорил? Их предупреждали об особенностях быта русской глубинки, финно-угорской глубинки, коей является карельская Кондопога, Саратовской глубинки, любой другой глубинки, будь-то даже спальный район на окраине Москвы? Они вообще в курсе, что так у нас не принято? Вопрос. Если каждый приезжающий в США проходит реабилитационные курсы поведения в американском обществе, то о российских городах такого не скажешь. Нет у нас никакой стратегии в области интеграции представителей традиционных этносов, оторвавшихся от своих корней, в городскую среду. Вообще нет. Видимо, не до этого было нашей власти, пока крали, пилили, откатывали. А сейчас вдруг резко стало до этого… Они-то, понятное дело, понаехали. Но они уже понаехали. А что? Кто-то не пускал, кто-то что-то делал, регулировал, что-то объяснял? Гром уже грянул, пора креститься.

Лозунг «Бей хачей!» сегодня очень популярен. Вся эта сфера — вообще чистый популизм. А если задуматься чуть глубже — может ли он сегодня быть идеологией, скажем, власти? Боже упаси! Ведь только крикни — и начнут бить, стихийно, повсеместно, неуправляемо. Ни одна власть, даже самая отмороженная, такого не захочет. Стране этого не нужно. А нужно тем, кто хочет хаоса и распада страны, — беглым олигархам, и всем, кто сегодня поддерживает западный курс на дестабилизацию нынешней политической системы. «Бей хачей!» — сегодня это лозунг Запада, американских агентов, деструктивных атлантистских сетей, всех, кто спит и видит Россию ослабленной и разделённой. И ведь бьют. Показательно, красиво, подконтрольно. А кто контролирует? Вот это ещё один вопрос…

«Есть силы, которые используют бытовые преступления для разжигания межэтнической розни. Это недопустимо», — сказал как-то тогдашний спикер Госдумы, давний соратник Путина и бывший министр внутренних дел Борис Грызлов. С этим согласился и глава чеченской диаспоры в Кондопоге, который заявил: «Это была обычная драка. Позже националистически настроенные люди подогрели обстановку». Однако «обычная драка» не привлекает такого пристального внимания ни со стороны СМИ, ни со стороны органов власти, ни со стороны общественных или политических организаций. Интересно, что лидер так называемого Движения против нелегальной иммиграции по фамилии Поткин оказался в Кондопоге быстрее, чем глава республики Карелия, в которой и находится Кондопога. У нас в России что, больше нигде не дерутся? У нас даже убивают каждый день на криминальной почве, однако только конфликты на межэтнической основе достигают такого медиа-эффекта, потому что это именно то, что ослабляет и разрушает нашу государственность. Ибо в действительности, когда речь идёт о межэтнической розни, бытовые моменты теряют всякое значение.

Сохранение суверенитета России стало главным содержанием политики Путина. Соответственно, главной угрозой на сегодня является десуверенизация России, которая осуществляется посредством ведения против России сетевой войны. Сетевая война — это стратегия, разработанная Пентагоном и отторгающая территории без использования обычных вооружений. Объектами ведения сетевой войны являются неправительственные организации, фонды, НКО, политические партии, идеологические группы, нацистские группировки и т. д. Само гражданское общество является идеальным полем для ведения сетевой войны. Таким образом, угроза, идущая от либеральных антироссийских структур, пополнилась ещё националистическими движениями и группировками, исповедующими так называемый «малый национализм», отторгающий и переводящих в развряд врагов всех, кто не соответствует их локальному представлению о том, кто «свой», а кто «чужой». И эта конвергенция либералов и националистов куда более серьёзна в плане угроз государствености, чем все иные формы политической оппозиции действующей власти. При всей кажущейся симуляционности их деятельности, именно эти силы становятся в конечном итоге главной угрозой сохранению суверенитета России — как важнейшая составляющая сетевой войны Америки против России, ведущейся с помощью сетевых структур несистемной оппозиции, а также либеральными идеологическими группами, находящимися внутри власти и зачастую формирующими повестку дня российских элит. Тот, кто контролирует сегодня националистов, может смело требовать повышенных преференций, а то… кавказцев в русских городах никто не контролирует. Поэтому контролировать националистов должно государство и прокремлевские общественные структуры. Или хотите неуправляемых межэтнических конфликтов по всей стране?

«Многонациональный» народ России

Средство против нелегальной иммиграции

«Многонациональный народ России и миллионы наших соотечественников за рубежом объединяет так называемый русский мир», — так приветствовал Владимир Путин Второй всемирный конгресс соотечественников, проживающих за рубежом. Основной темой стало добровольное переселение наших соотечественников из-за рубежа в Россию. Много внимания на конгрессе было уделено развитию российского культурного пространства, русского языка, русскоязычных СМИ. А в ближайшие годы наша страна готова принять из-за рубежа около 300 тысяч соотечественников, пожелавших вернуться. На их благоустройство из федерального бюджета выделены средства. Двенадцать областей уже готовы принять соотечественников. Вообще, русская диаспора — одна из самых больших в мире и насчитывает около 30 миллионов человек.

Так кто там «вопил», что Путин выселяет нелегальных иммигрантов обратно в Грузию, Таджикистан, Узбекистан, Азербайджан, и скоро, мол, у нас работать будет некому? Одних — нелегальных, выселяет, других — своих, легальных — заселяет. Кого не выселяет — легализует. Вот Путин говорит: «Мы будем бороться с нелегальной трудовой иммиграцией. Но в то же время будем упрощать процедуры легализации тех, кто живёт и работает на территории России». Это приглашение и тем русским, кто живёт в ближайших к нам постсоветских государствах, например, в Прибалтике, и тем, кто хочит влиться в русский мир, став русским, приняв русскую идентичность, язык, культуру.

Федеральная миграционная служба наконец-то взялась за решение имиграционой проблемы в Москве путём проведения операции «Незаконный мигрант» на рынках Москвы. Ловят нарушителей миграционного режима из Узбекистана, Таджикистана, Азербайджана и ряда других государств ближнего зарубежья, изымают множество поддельных разрешений на работу в Москве и после некоторого неформального общения с работодателями… отпускают. Мол, воспитательный эффект достигнут, и то хорошо.

Что действительно хорошо, так это то, что наше государство наконец-то озаботилось решением этой насущной проблемы. Озаботилось, как сумело. Хорошо хотя бы то, что решение этой проблемы не отдано полностью на откуп самозваным общественным организациям. Проблемой нелегальной иммиграции должно заниматься только государство. Ибо речь идёт не только об элементарном наведении порядка в этой сфере, но и о стабильности сосуществования народов в большой, многонациональной, а по сути мультиэтнической стране. А если этим занимаются полулегальные общественные структуры, как правило, вся кампания заканчивается разжиганием межэтнической розни и показательным битьём кавказцев на рынках. Своим же включением в этот стихийный процесс государство как бы предупреждает нарастание напряжённости в сфере межэтнических отношений. И то хорошо. Ибо нелегальная иммиграция и всё, что с ней связано, является исключительно компетенцией государства.

Перед Россией стоит задача имперского масштаба. Люди покидают одни места традиционного проживания и переезжают на заработки в другие в результате дисбаланса в экономическом развитии разных территорий. Это ситуация абсолютно ненормальная, потому что для гармоничного существования человек должен находиться в естественной для него этнической, языковой и культурной среде. Переезд в иной культурный контекст является психологической травмой как для него самого, так и тех людей, в принимающее общество которых он «встраивается». Рецепт разрешения этой неудовлетворительной ситуации существует уже давно. Ещё в XIX веке немецкий экономист Фридрих Лист разработал теорию «автаркии больших пространств» или, как её ещё называют, «таможенного союза». Эта концепция предполагает, что примерно равные по своему экономическому развитию страны в случае создания таможенного союза и налаживания беспошлинной торговли могут полностью сравнять свои экономики.

Речь идёт о той мере, к использованию которой уже давно и настойчиво призывает президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, выступая за развитие именно такого таможенного союза. В рамках ЕврАзЭС он начал реализовываться, а сегодня его создание завершается в формате Евразийского союза, продвигаемого Владимиром Путиным. Решение этой задачи носит поистине имперский масштаб. А дальнейшее создание таможенного союза с Арменией, Узбекистаном, Таджикистаном и Азербайджаном позволит уравновесить экономическую ситуацию в этих республиках и вывести их экономики приблизительно на один уровень с Россией, что позволит снизить миграционное давление на РФ со стороны этих стран. Вот почему российское руководство предпринимает большие усилия для того, чтобы интеграционные проекты в Евразии начали работать во всей полноте.

Ещё одна проблема, якобы оправдывающая трудовую миграцию в Россию, — это нехватка рабочих рук. Однако эта нехватка чувствуется не повсеместно, а только в мегаполисах, коими являются Москва и, в некоторой степени, Петербург. Москва — это вообще миграционный «пылесос» в полупустой России, стране, где плотность населения за Уралом составляет два человека на квадратный километр, а на Дальнем Востоке — один человек на ту же единицу площади. Понятно, что наличие мегаполисов — это абсолютно нездоровая ситуация для страны, в которой имеются колоссальные незаселённые пространства. В других же населённых пунктах страны, напротив, остро стоит проблема безработицы. Поэтому здесь стратегическую важность обретает стремление власти уделять больше внимания решению инфраструктурных проектов — завершению строительства автомагистрали на Дальний Восток, развитию инфраструктуры БАМа, повсеместному проведению оптоволоконных средств связи, чтобы связать воедино разнородное и неравномерное в экономическом отношении пространство России, то есть осуществить помимо внешней ещё и внутреннюю интеграцию.

Человек — существо консервативное, особенно наш, евразийский человек. Гармонично и комфортно существовать он может только в своей естественной среде, среди своих соплеменников, своего этноса, своей культуры, носителей своего языка. Отрываясь от своего естественного пространства, своего мира, представитель традиционного народа испытывает дискомфорт. Он начинает вести себя напряжённо, порой агрессивно, доставляя массу неудобств и себе, и окружающим — представителям чужеродного для него культурного пространства. На социальную интеграцию уходят годы, а многие вообще так и не могут полностью адаптироваться в чужой среде. Это страшная травма — утрата корней. Именно поэтому азербайджанцу приятнее жить среди азербайджанцев, а таджику — среди таджиков. Понятно, что не от хорошей жизни уезжают, но это проблема — наша общая, имперская, и решается она путём интеграции соседских народов в единое стратегическое пространство, в Таможенный союз, — уж коли наводить порядок, то везде, и в миграционном законодательстве, и в интеграционных процессах. Вот и Путин говорит, мол, «мы прекрасно с вами понимаем: подавляющее большинство русских и представителей других коренных народов России оказались за рубежом не по своей воле. Будем делать всё для того, чтобы помочь тем, кто хочет, вернуться на Родину».

Поможем всем миром, поможем всем, кто хочет вернуться на Родину: грузинам — в Грузию, узбекам — в Узбекистан, русским, татарам, чеченцам, другим нашим традиционным народам — в Россию. Ведь это великое благо — жить в своём мире, хранить и передавать своим детям традиции своего народа, жить там, где жили твои предки, где даже воздух пропитан обычаями твоего народа, где просыпается память крови.

А ещё Путин сказал: «Мы действительно едины, и никакие границы и преграды не помешают этому единству. У нас есть только одна общая цель — сделать это единство ещё более крепким». Таджики, узбеки, азербайджанцы, русские — вспомните, где ваша Родина? И если кто-то ещё не дома — возвращайтесь поскорее. Вас ждут…

Неуютный русский мир

Востребованность Русского проекта в России

Однажды к обозревателю русской версии журнала «Newsweek» Айдару Бурибаеву в московском метро подошли люди и страшно избили. «Свои избиения они предварили вопросом, знаю ли я, что Россия — для русских, и почему я еду в этом вагоне?» — заявил журналист в эфире программы Александра Любимова на радиостанции «Сити-FM». Многие тогда задались вопросом — в чём заключается Русский проект? И как быть тем, кто оказался за пределами этого проекта, попытался нащупать, есть ли в этом проекте что-то, что может объединить людей в России?

Русская тема — совершенно позитивное явление, и русский мир, о котором говорит Путин, — это крайне важная для России вещь. А Путин говорит, что народы, проживающие в России, должны привыкать к русскому миру, с его культурой и традициями. Но здесь очень важно разобраться с понятиями.

При Ельцине наш народ приучали к тому, что мы должны забыть о своей самоидентификации, мы должны раствориться в глобальном мире, поэтому сейчас русская тема очень болезненна. Русские действительно очень сильно морально ущемлены и страдают от того, что о них давно забыли во всём мире. Жажда имперского реванша живёт в наших головах. Другое дело, что наши так называемые «националисты» копируют многие вещи с Запада, и этот расовый подход скопирован с той же Великобритании, где скинхэды избивали арабов, отнимающих у них рабочие места, именно по признаку происхождения.

Проблем с ощущением некоторой ущемлённости нет у людей, которые помнят о своей идентичности, но те люди, которые растворились в сегодняшнем обывательском обществе, — у них реально присутствует кризис русской самоидентификации. На люмпен-уровне это воспринимается очень болезненно и агрессивно. И здесь важно понять, как не возбудить в людях, которые не нашли себя в современном русском обществе, эту болезненность, чтобы дискуссия об идентичности не повлекла за собой выход за рамки, где начинаются избиения за инаковость. В нашей стране, где уживается множество этносов и разных культур, этот вопрос становится очень важным. Но как только начинается разговор о сущности русских, то часто тут же начинают звучать такие вещи, как Россия без Кавказа, без Татарии, без Башкирии…

Русский проект — это, для начала, форма дискуссии. Как заявил политолог Андрей Татаринов в той же программе, «национализм сейчас абсолютно извращён. Нужно понимать, что национализм — это прекрасное, нормальное чувство, это любовь к своей Родине, а не расовые теории середины прошлого века». На эту идею многие откликаются, потому что она яркая, под эти знамена многие могут прийти, но есть и обратная сторона её неправильного понимания — насилие в обществе, межэтнические конфликты, за которые несёт ответственность не та или иная партия или движение, а вся страна. Поэтому Русский проект должен начинаться с формирования дефиниций, с разъяснения терминов.

Русским проектом должно заниматься именно государство, начиная с создания научного понятийного аппарата в академических кругах, разрабатываемого на основе этносоциологии, и заканчивая урегулированием межэтнических конфликтов, которые тоже — дело государства. Очень правильно, что Русским проектом не занимаются «уличные» организации и движения, потому что их методы — негосударственные: отлавливать на улице или в метро кавказцев или представителей народов стран СНГ и разбираться с ними на весьма низком уровне собственных представлений. Они не решают проблему, но лишь разогревают её, ставя под угрозу целостность страны. С другой стороны, за декларацией Русского проекта не должна стоять исключительно электоральная конъюнктура, это всегда настораживает, ибо здесь нет глубокого погружения в тему.

Политика — это способ взять власть, чтобы реализовывать свои идеи. Все партии борются за голоса, это нормально. Но что пытаются делать либералы или этнонационалисты? Они пытаются разделить Россию на удобно усвояемые кусочки, которые потом легко можно будет растащить. В итоге становится очевидно, что наш главный враг — США — пытается руками националистов развалить Россию.

Последние два десятка лет действительно напрямую никто с официальных трибун не заявлял о том, что русские должны забыть о том, что они русские. Это было сделано настолько профессионально и подспудно, что воспринималось как что-то само собой разумеющееся. Но сейчас, когда возникает вопрос: «Кто сказал? Когда?», выясняется — никто, никогда, это было сделано подспудно и очень красиво.

Довольно часто звучащий вопрос — в чём различие между национализмом и патриотизмом? Есть понятие «государство-нация», то есть государство и граждане, входящие в это государство, в целом — «нация», понятие исключительно политическое. А есть понятия «этнос» и «народ» — явления органические. Собственно, патриотизм в России — это любовь к своему государству; на Западе это называется национализм, то есть любовь к своему государству-нации. А у нас не государство-нация, но государство-империя, населённое этносами и народами. Поэтому наша любовь к своему государству есть патриотизм, а любовь к своему государству-нации на Западе, в Европе есть национализм. Хотя понятие патриотизм там тоже используется, и там оно тождественно понятию национализм.

Понятие русской культуры, если углубляться в корень её происхождения, неразделимо с понятием православия. Но православие более фундаментально, а культура более поверхностна. Есть и башкирский мир, и татарский, и они в основных своих параметрах созвучны с русским миром. Поэтому они принимают русский мир как свой, поэтому мы не только соседи, но родственники, а татары — это составляющая часть русских, сложившаяся на основе этногенеза тюрок — татар, финно-угров и восточных славян. Мы должны вспомнить о том, что русские — это полиэтничный народ, культурно-цивилизационный тип, выстраивавшийся столетиями на базовых ценностях православия, что существуют русские традиции, бороды, песни, система взаимоотношений, и это есть фундаментальные, базовые составляющие русского мира, русской культуры и русской цивилизации. Надо не забывать, что русский — это не космополит безродный и не мусульманин, а православный человек со своими корнями, и дальше он вспоминает своих предков, свои обычаи. А татары, безусловно, вспоминают свои. И мы очень уважаем татар, их культуру с их традициями. Они находятся в едином стратегическом пространстве с нами, это наша общая территория с татарами, с башкирами и с якутами, которые хранят свою традицию, а мы, русские, храним свою, не растворяемся, как биомасса, не смешиваемся в плавильном котле, а помним и храним свою идентичность — культуру, язык и традиции. Это главная составляющая русского вопроса, мы должны вспомнить, что мы русские, и понять, что кроется под этим определением.

Если же мы только граждане и больше ничего, тогда мы добровольно отказываемся от всех своих традиций и от православия, чтобы не мешать другим, а татары должны отказаться от своих. А если не отказываемся — значит имперское, единое стратегическое пространство. Тогда мы говорим уже об Империи, а Империя — это единое стратегическое пространство многих народов, которые её составляют. Суть России — это Империя. США тоже строит «Империю». Но американская морская «Империя» подавляет народы, а наша сухопутная Империя — это традиционно то стратегическое образование, которое всем народам даёт равные права.

Довольно часто проблемы возникают именно из-за путаницы понятий, смешивания «этноса», «народа» и «государства-нации», которые у нас в советский период были обозначены общим понятием — «национальность», а дальше всё начинает валиться в одну кучу. На уровне пропаганды уже всё спутано. Как только мы начинаем обсуждать конкретную ситуацию, из-за этой терминологической неопределённости всё только усугубляется.

Вот есть Айдар Бурибаев, который является этническим казахом, но при этом гражданином государства Российская Федерация, и он говорит, что он казах — это идентичность, принадлежность к народу; но он является гражданином государства-нации Российская Федерация — это не идентичность. Гражданство — политическая категория. Он говорит: «Не надо меня называть русским, так как я казах, и не надо меня называть казахстанцем, гражданином Казахстана, так как я россиянин — гражданин России». А вот русский в Казахстане, он — казахстанец по гражданству, а не казах по происхождению.

(Подготовлено на основе фрагмента ток-шоу Александра Любимова на московском информационном радио «Сити-FM» от 16 февраля 2007)

Легитимность плюс легальность

Путин мог бы основать монархическую династию

Незадолго до президентских выборов ЦИК РФ принял решение о невозможности проведения референдума о третьем подряд сроке Владимира Путина в должности президента. Вообще, к концу второго путинского срока сложилась достаточно любопытная ситуация: у Путина была легитимность на продолжение своего правления, полученная им от народа, но ему не хватило легальности — законодательного обоснования для того, чтобы можно было оформить это положение юридически. Отсюда — эксперимент с «преемником».

При выстроенной в последние годы «вертикали власти» и централизации полномочий «стоимость» власти колоссально возросла. А соответственно, вырос и политический риск для общества в том случае, если на вершине «вертикали» появляется фигура более слабая, чем её предшественник, или менее предсказуемая в плане реализуемого курса. В какой-то момент в России сложилась такая ситуация, когда ярких политических лидеров, которых по популярности можно было приравнять к Владимиру Путину, просто не стало. Механическая замена Путина другим — это далеко не гарантия сохранения заданного курса. В этом случае альтернатива такова: либо преемник, начинающий всё «с нуля», либо продолжение правления Путина в той или иной форме до максимально возможного предела. Именно поэтому, при всей своей сложившейся политической субъектности, Путин не мог не вернуться. I’ll be back. И дальше — вновь Путин, новый срок, вопрос только — как и в каком качестве?

Легитимность Путина зашкаливает. Остаётся каким-то образом обеспечить легальность его максимально возможного правления. И здесь существует масса вариантов. Даже если попытка законодательно оформить право президента на бесконечное переизбрание через референдум юридически не состоится, то по крайней мере даст возможность понять — если Путин продолжится, никто против не будет, наоборот, все только «за». В результате всех экспериментов с «продлением Путина» в общественном сознании закрепилась мысль о том, что максимальное правление Путина — это то, что можно и даже нужно обсуждать. Фактически речь идёт о подкреплении существующей легитимности Путина и её переводе в плоскость легальности. Дальше уже на новом этапе можно подбирать конкретный вариант реализации этой идеи.

Вполне возможно перемещение Владимира Путина на позиции главы Союзного государства России-Беларуси. Или его появление в качестве президента Евразийского союза или иного интеграционного объединения, как вариант — с включением в него Абхазии и Южной Осетии. А учитывая, что большинство жителей пока ещё непризнанного Приднестровья на референдуме поддержали такую идею, да ещё плюс косовский прецедент самоопределения, открывающий возможность многим фрагментам русского мира для воссоединения с Россией, — эта идея вполне технически осуществима. Дмитрий Медведев при этом может вновь стать президентом России ещё на один срок, а то и более. Нечто подобное в своё время было реализовано в Югославском союзном государстве, когда у Сербии и Черногории, всё ещё входивших в состав Югославии, был союзный президент, у Сербии свой, отдельный, а у Черногории свой. Почему бы России не воспроизвести подобную модель?! Это сохранит президентский пост и за Александром Лукашенко, и за другими президентами. В конце концов, в составе РФ довольно долго существовали регионы со своими президентами во главе. Существует и множество других конфигураций Союзного государства.

Препятствие к реализации этого варианта заключается лишь в том, что Владимир Путин старается принимать во внимание мнение международного сообщества. И он ни в коем случае не желает предстать перед миром в качестве авторитарного правителя, который узурпирует власть. Вряд ли он хотел встать на одну ступеньку с тем же Лукашенко, как его оценивает Запад, или с Ким Чен Ыном. Путин считает, что заботится об имидже России в глазах международного сообщества. И именно для последнего Путину и нужно было продемонстрировать, что инициатива о его возвращении во власть идёт снизу — от парламентов субъектов Федерации и простых людей. Владимир Владимирович так много раз повторил мысль о том, что не собирается идти на третий срок, что в конечном итоге и сам в неё поверил, и таки даже не пошёл, устроив чехарду с Медведевым. Однако после событий на Украине беспокоиться об имидже в глазах сообщества западных стран больше не стоит. В рейтинге «плохих парней», составляемом в Вашингтоне, Путин теперь на первом месте с большим отрывом по очкам от всех остальных конкурентов, поэтому плевать можно на Запад и поступать так, как удобно государству, населению, во имя суверенитета.

Сегодня всё чаще в общественном сознании начинает снова оживать вопрос о возвращении страны к монархической форме правления. И чем дальше, тем больше эта идея получает поддержку не только в широких слоях населения, но и в среде элит. Потому что для России это вполне органичная форма правления. Россия всегда была монократическим государством, и по сути даже советские генсеки были монархами. Касаясь монархической темы, нелишне было бы вспомнить небезызвестный текст координатора «Единой России» Абдул Хаким Султыгова, в котором он предложил придать действующему президенту «особый статус». И хотя данный текст и является частной позицией пусть и крупного политического функционера, ситуация сложилась так, что Путин действительно имеет огромную легитимность от народа на продолжение тех действий и тех реформ, которые он осуществляет. Та популярность, которой он обладает, даёт ему не легальную, но легитимную возможность продолжать оставаться национальным лидером в российском государстве с перспективой стать лидером Большой России. Это, в свою очередь, ставит вопрос о возникновении новых форм его легального позиционирования, отличных от уже привычного, но далеко не традиционного для России президентства.

Если брать традиционные формы российской государственности, то основание монархической династии является вполне приемлемым для России вариантом правления. Другое дело, что в таком случае это нужно и оформить именно как элемент традиции, восстановить традиционалистский контекст. А для этого должна быть пересмотрена роль и позиция РПЦ, содержательные, идеологические и базовые элементы российской государственности. Для того, чтобы осуществить такой шаг, нынешнюю политическую систему необходимо серьёзно реформировать в традиционалистском ключе. С ходу, на базе того полного духовного разложения, вырождения, которое до сих пор ещё сохраняется со времён правления Ельцина, основать в России новую монархическую династию, конечно, не получится.

Тенденции, присутствующие в современном российском обществе, отражают некоторые чаяния как народа России, так и политической номенклатуры. В «Единой России» не отрицают, что хотели бы видеть Путина в качестве национального лидера и прилагают огромные усилия к этому. Сохранение Путина у власти является гарантией благополучия, безопасности, сохранения влияния многих государственных и партийных функционеров. Однако Путину, чтобы остаться исторической фигурой, надо избежать необдуманных, резких шагов. Если основание новой монархической династии будет традиционалистски обоснованно и не станет противоречить логике развития российской истории, то это вполне допустимо. Во всяком случае, данный вариант можно рассматривать как один из вариантов продолжения правления Путина. Конечно, всё это потребует изменения Конституции, возможно, вообще её отмены, зато, основав монархическую династию, Владимир Путин полностью снимет проблему возвращения во власть. Тянуть с этим нельзя. История ускорилась…

Доказанная теорема

Суверенитет России стал данностью

Тема суверенитета России взбодрила сонное идеологическое пространство внутренней политики, наполнила каким-никаким, но всё же смыслом политическое прозябание партии-монстра «Единая Россия», и уже только поэтому избегать её не стоит. Тем более, никто особо и не избегает. Суверенитет как явление стал первой ласточкой реальной идеологизации государства и власти путинской эпохи. Статьи на эту тему выходят одна за другой, а некоторые политические лидеры вообще провозгласили отстаивание суверенитета основой программ своих партий и движений. Но провозглашение суверенитета в качестве базовой парадигмы развития России произошло не сразу, а через несколько итераций.

Последний «программный сбой» перед окончательным решением извечной проблемы с идеологическим содержанием российской политики произошёл после того, как Владимир Путин усомнился в праве на жизнь термина «суверенная демократия», выдвинутого тогдашним первым заместителем главы администрации президента Владиславом Сурковым. На это Сурков отреагировал так: «Мне всё равно, что будет с термином, мне не всё равно, что будет с суверенной демократией», — заявил он в своём секретном выступлении на медиафоруме «Единой России». Далее в обстановке строгой секретности Сурков разъяснил, что сам термин, если что, впервые был произнесён ещё госсекретарем США Кристофером Уорреном в 1994 г., повторен Романо Проди в начале 2000-х, а затем Диком Чейни. А вот далее Владислав Юрьевич пояснил, что «судьба термина — вторична. Главное, что он актуализировал обсуждение крайне важных тем — личной свободы и национальной свободы». Следует понимать это заявление как подведение промежуточных итогов правления Путина, получившего наказ от прежних элит — сохранить личные свободы, главное завоевание ельцинизма, за которое Россия, по сути, заплатила суверенитетом, устремившись в фарватер американской внешней политики. Сохранил. Но одновременно с этим Путин вернул и национальный суверенитет, то, что Сурков обозначил как достижение национальной свободы, поясняя: «Национальная свобода — это то, что называется суверенитетом. Суверенитет — это независимость власти, в нашем случае — народной власти, нашей демократии».

Но раз демократия — это власть народа, значит, суверенная демократия — это суверенитет его власти, власти народа. Из уст Суркова ключевой вопрос прозвучал так: «Мы хотим быть самодостаточной страной, в смысле того, что мы сами можем обеспечить свой суверенитет, или мы должны для этого прибегать к услугам других, более мощных стран? Это вопрос. Начиная с вопроса о призыве в армию — нужен ли он — недалеко и до вопроса — а нужна ли армия?». В этой фразе кроется окончательное определение того, что для страны первично, а что вторично. Первична — самодостаточность, обеспечивающая суверенитет. Вторичны стенания о потерянных якобы свободах, о желании больших свобод, о несоответствии «суверенной демократии» западным образцам демократии… Но ведь на Западе победила именно американская демократия, летящая на крыльях стратегических бомбардировщиков — смотри пункт об утрате суверенитета. Миссия того же Ельцина как раз и заключалась в том, чтобы максимально быстро сдаться Западу, американцам, на любых условиях, и скорость нашей сдачи определял уже сам Запад, исходя из своих способностей переварить полученные фрагменты — политические, экономические, геополитические. Мотивация Ельцина при этом была такова — прекратив сопротивление и сдавшись, максимально быстро получить достойную, в материальном смысле, жизнь для страны, такую, как на Западе.

Но сама сдача как раз и заключалась в первую очередь в отказе от суверенитета и в исполнении директив, полученных из Вашингтона. И Ельцин делал то, что ему говорят. В итоге мы не стали жить, как на Западе, а стали, к общему «удивлению» тогдашних элит, жить гораздо хуже, чем при последних днях СССР. В тот момент, когда правящие элиты стали догадываться, что их обманули, на повестке дня, в порядке очередности, уже стоял вопрос о распаде России, то есть о начале фактического отделения территориальных кусков, начиная с Чечни, далее Северный Кавказ, Юг России и т. д. В этот момент сработал скорее инстинкт самосохранения, нежели рассудочное стремление к державности и укреплению страны — если страна распадётся, где мы будем властвовать, где будем красть, «пилить», откуда вывозить? И тут появился Путин, который предложил и так уже обеспокоившимся элитам не кончать жизнь самоубийством, а остановиться на краю пропасти — перестать зависеть от внешней логики и начать действовать самостоятельно, то есть «суверенно». Так впервые после многих лет сдачи и отступления встал вопрос о суверенитете и его важности для самосохранения.

Последующие годы ушли на то, чтобы прежде всего самим себе доказать, что суверенитет — это ценность, что он нам нужен, и отказаться от него мы не можем. Размышления эти происходили под громкий «вой» с Запада, который тоже заметил, что Россия перестала ему подчиняться и сделала заявку на суверенность. Аргумент был только один — раз не подчиняетесь главной и величайшей демократии мира, значит, вы против демократии вообще. Противопоставление было столь же очевидным, сколь и надуманным: либо демократия, тогда слушайтесь нас, либо суверенитет. Или — или. Казалось бы, выбор в пользу суверенитета должен был означать отказ от демократии, но она далась нам слишком дорогой ценой — распадом империи, всеобщим обнищанием, демографическим провалом, чтобы так легко от неё отказаться. Отказаться нельзя сохранить! Где запятая? И вот тут возникла следующая мысль, прямо по Достоевскому: «оба лучше».

Путин сказал — демократии бывают разные. Это был первый шаг, после которого в обществе и элитах начался мыслительный процесс: сначала вопрос о самосохранении, ответом на который стал суверенитет. Дальше декларация о реальном суверенитете поставила вопрос о демократии. Стали думать о демократии и поняли, что демократия бывает разной. Так, методом сложения — суверенитета, который нам необходим для выживания, и демократии, за которую заплачена высокая цена, а значит, жалко, к тому же у нас может быть своя, а не американская, — общество и власть получили суверенную демократию. На тот момент теорема была доказана.

По большому счёту, для масс, как выясняется, самое главное, — это личное благосостояние и стабильность. А всё это возможно обеспечить лишь путём сохранения суверенитета, ибо его потеря отбросит страну обратно в кошмар ельцинизма, откуда мы только-только с таким трудом выкарабкались. Поэтому суверенная демократия — это, конечно, хорошо, её можно показывать Западу, чтобы не «орали». Но лучше бы как-то вообще без демократии. Ведь любая демократия в России — это прежде всего вседозволенность. А кому у нас всё дозволено? Правильно, чиновникам, ворам и хапугам от власти. А ещё демократия, как ни крути, связана с вседозволенностью в деятельности различных НКО, подтачивающих, как позже выяснилось, именно суверенитет. Таким образом, «суверенная демократия» оказалась в наших условиях, несмотря на все декларации, довольно двусмысленным идеологическим конструктом и стала, что продемонстрировали дальнейшие события, лишь поводом для атаки на сложившуюся путинскую модель со стороны окружения пришедшего к власти Медведева. Не случайно «неожиданно» вернувшийся Путин сделал-таки окончательный выбор в пользу суверенитета, отбросив баласт «демократии», раз уж в России она носит исключительно деструктивный характер.

Наверстать упущенное

Путин имел легитимную возможность остаться

Снова и снова вспоминая историческое выступление Владимира Путина на Мюнхенской конференции, наделавшее много шума на Западе, нужно отметить, что даже несмотря на столь авангардное содержание самой речи, Путин опоздал с ней минимум на семь лет. В этом выступлении Путин впервые сослался на слова генерального секретаря НАТО, который ещё в начале 90– х гг. гарантировал России, что блок не будет расширять свои границы дальше Западной Германии. И в этой связи непонятно, почему Путину понадобилось семь лет, чтобы заметить расхождение реальности с этими декларациями. Даже после распада Югославии, ещё при Ельцине, было очевидно, что НАТО не собирается останавливаться. Но Россия не уставала повторять, что не видит ничего страшного во вступлении в НАТО суверенных стран бывшего соцлагеря из Восточной Европы. А вот после того, как о скором вступлении в НАТО объявила Грузия, после того, как американский радар собрались устанавливать в Чехии, Польше, а потом и на Украине, российским властям, видимо, стало действительно страшно. Многие вещи можно было предотвратить одной лишь декларацией о том, что Россия имеет свои политические и геостратегические интересы не только в странах постсоветского пространства, но и в странах Восточной Европы, ранее принадлежавших к нашему военному лагерю. Но мы даже формально этого не заявили. К сожалению, Путин опомнился довольно поздно, многие процессы приняли тяжелую форму. Геополитическая болезнь России слишком сильно запущена, и сейчас требуется уже хирургическое вмешательство, особенно после удара США по Украине. Если бы Путин хотя бы декларировал сферу стратегических интересов России в начале своего правления в 2000 г., многих осложнений, в том числе украинских, можно было бы избежать.

После произнесения мюнхенской речи недоумение вызывало одно — почему, заявив о начале хирургического вмешательства в запущенный процесс восстановления российского геополитического влияния на постсоветском пространстве и в Восточной Европе, Путин неожиданно, уже взявшись за скальпель, вдруг бросил всё, сняв халат и предоставив проведение операции другому? То есть сначала он привязал себя к месту лидера России, сделав далеко идущие геополитические заявления, но уже в десятикратно более жёстком формате, чем это было семь лет до этого, а затем отказался от власти. Казалось бы, никакой последовательности. Бросить все начинания и уйти?

Все свои первые 8 лет Путин отпирался от третьего срока, но, собравшись уходить, поставил страну в жёсткие рамки — даже не оставшись на президентском посту в тех обстоятельства, в которых он оказался после мюнхенской речи, он просто вынужден был остаться «у дел». В любом виде. После Мюнхена на Путина с надеждой смотрели не только российские, внутренние элиты, но и элиты тех государств, которые не согласны с однополярным миром. Путин не зря сказал о том, что лидеры некоторых западных стран просили его остаться, учитывая переходный период и специфику сложившейся ситуации. Президент «демократической» Америки Рузвельт правил четыре срока, продлив полномочия. Де Голль также увеличивал свой срок пребывания у власти. А ведь это все «демократические» страны. Путин имел легитимную возможность остаться у власти, полученную им от народа, от элит. Но он остался верен своему слову. Однако машина геополитического реванша уже была им разогнана в полную силу, и когда за рулём у неё оказался другой, уже поздно было тормозить. Россия осуществила то, что озвучил Путин в Мюнхене, и что она должна была осуществить — вернулась в историю в августе 2008. Хотя формально это сделал уже не Путин.

Верховный комиссар РФ

Возможна ли в России демократическая модель диктатуры?

Понятие суверенитета в России возникло в тот момент, когда наше общество вплотную подошло к необходимости решения вопроса преемственности сложившегося курса, который был обозначен и проявлен в период управления страной Владимиром Путиным. От содержательного наполнения этого концепта зависит будущее страны. Она же была призвана решить главную для власти проблему — сохранения преемственности. Существует крайне высокий уровень легитимности, выраженный в поддержке населением того курса, который реализует нынешняя администрация. Но здесь мы упираемся в проблему легальности — как законодательно сохранить и продлить нынешний политический курс, общие контуры которого сложились из необходимости восстановления полноценного суверенитета и сохранения завоеванной ценой разрушения СССР демократии, без которой сегодня никто уже не мыслит своего существования?

Дабы сразу отмести обвинения в нецивилизованных методах, свойственных российскому «дремучему» политическому сознанию, обратимся за разрешением сложившейся тупиковой комбинации к трудам известного германского юриста Карла Шмитта, который, разбирая вопрос популярности того или иного политического деятеля в народе и проблемы его правовой легализации, юридически описывает такой исторически существовавший европейский правовой институт власти как диктатура. В своих трудах Шмитт утверждает, ссылаясь на традиционные европейские юридические формы: «Диктатура — есть мудрое изобретение Римской республики. Диктатор — должность введенная, чтобы в дни опасности имелась сильная верховная власть». Именно о сильной верховной власти грезит сегодня русский народ в окружении других народов, т. е. население России — носитель суверенитета согласно Конституции, то есть — суверен. И именно сильная власть является гарантом консенсуса нынешних элит. В Римской республике диктатор избирался в «условиях жесточайшей нужды», что особенно ярко подтверждается ситуацией, связанной с Украиной.

Но здесь мы натыкаемся на такое препятствие, как некоторое неприятие самого термина «диктатура» на уровне общественного сознания. Здесь любой, кто бы ни начал всерьёз говорить о введении данного европейского правового института власти, неизбежно столкнется с массой упреков — прежде всего в том, что это понятие противоречит нормам демократии. Ведь если с суверенитетом при установлении диктатуры всё понятно, для сохранения суверенитета она и вводится, то где же здесь демократия? Ответ на этот упрек, как ни странно, мы также находим в европейском традиционном праве, причём у такого довольно резкого «политолога» как Николо Макиавелли, который утверждал, что «диктатор — не тиран, а диктатура — вовсе не форма абсолютного господства, а присущее только республиканскому уложению средство защитить свободу», в нашем случае суверенитет. Таким образом, диктатура в чистом виде, без каких либо искусственных исторических примесей, изначально вовсе не направлена на то, чтобы тиранить население, а напротив, призвана защитить его коллективную свободу — суверенитет. Но наиболее полно демократическую сущность института диктатуры раскрывает автор самого понятия «суверенитет», французский правовед, политик и философ Жан Боден, который в своих исследованиях установил, что традиционно в европейском праве «диктатор только имел комиссионное поручение — на разрешение таких проблем государства, как то: война, подавление восстания, реформирование государства или задача по-новому организовать государственное управление». Именно эта цель — по-новому организовать государственное управление, изъеденное коррупцией — стояла все последние годы перед Владимиром Путиным. И именно задача реформирования государства — реализация национальных проектов, повышение социального благосостояния населения, борьба с бедностью и т. д. — в условиях кризиса и санкций до сих пор стоит перед ним.

Далее, развивая мысль о диктатуре как о демократическом правовом институте, Карл Шмитт утверждает: «Диктатор — это всегда пусть и экстраординарный, но всё же конституционный государственный орган республики». В отличие, допустим, от монарха, который сам является сувереном и может воспроизводить любые законы, тут же их реализуя, диктатор, хотя и имеет особые полномочия, делегированные ему сувереном, в нашем случае народом России, всё же действует в рамках правовой системы государства. «Диктатор не может менять существующие законы, не может отменить Конституцию или изменить организацию власти, не может он и издавать новые законы», — констатирует Шмитт, ссылаясь на работы Макиавелли, который, в свою очередь, главной задачей правовой системы считает необходимость «облечь диктатуру конституционными гарантиями». Хотя Шмитт и указывает на то, что диктатор может принимать решения самолично, но все эти полномочия следует отличать от законодательной деятельности, ибо диктатор — всего лишь исполнитель.

Таким образом, диктатор выполняет лишь поставленную перед ним сверхзадачу, в то время как остальные органы власти государства продолжают действовать в рамках своих конституционных прав, чиновники выполняют свои технические функции, законодатели создают и принимают законы. Шмитт по этому поводу замечает: «В рамках исполнительной власти все исполнительные органы должны быть безусловно подчинены интересу технически выверенного хода событий», однако тут же добавляет, что чиновники всего лишь поддерживают жизнедеятельность так называемого «служебного государства», и их абсолютный техницизм ведёт к безразличию в отношении дальнейшей политической цели. Диктатор же работает именно на реализацию цели, это, в терминологии Шмитта, «комиссар действия», он одержим действием и поставленной перед ним задачей. Поэтому, когда речь идёт о каком либо крайнем случае, он может ради достижения конечной цели местами выйти за формальные рамки закона.

Исследуя традиционных европейских правоведов, мы обнаруживаем довольно интересный вывод о том, что демонизированный в современном обществе институт диктатора совершенно не противоречит демократическим конституционным формам функционирования «республики», которые сложились в нынешней системе российского «буржуазного национализма», и при этом вполне может существовать параллельно действующей правовой системе. А возникает институт диктатора, как уже было сказано, для решения сверхзадач — для реформирования государства или для ответа на те вызовы, с которыми сталкивается Россия, но с которыми не в силах справиться действующая чиновничья модель: удвоение ВВП, социальное благополучие, создание инновационной экономики, модернизация институтов демократии. И здесь мы приходим к совершенной непротиворечивости возникновения института диктатора в современных условиях. Если приложить диктатуру к сегодняшней ситуации, то расклад институтов власти получается такой. В России конституционно обозначен суверен — источник власти: полиэтничный народ России, который вправе делегировать часть своего суверенитета институтам управления государства, в том числе и диктатору, с постановкой соответствующих сверхзадач. Существует парламент, который выполняет законотворческую деятельность (поскольку диктатор не имеет таких полномочий), а также является представительным органом народа. Остаётся фигура президента, избранного народом, который выполняет техническую функцию, обеспечивает исполнение законов, созданных парламентом, и следит за соблюдением Конституции, правовой основы «служебного государства». И ко всему этому добавляется фигура диктатора, который получает напрямую от суверена — полиэтничного народа — сверхзадание, одержим этим сверхзаданием и, опираясь на легитимность и суверенитет, также полученные от народа, выполняет поставленную сверхзадачу, параллельно оживляя спящее чиновничье пространство, которое неповоротливо и не спеша продолжает функционировать, выполняя служебные функции государства. Действует диктатор, опираясь на европейскую модель института комиссаров, которые, в свою очередь, являются исполнителями уже его воли и действуют от его имени.

Таким образом, введение института диктатора позволяет реализовать сложные задачи, сохранить суверенитет и вместе с тем не нарушить демократические устои — народную легитимность, парламентаризм, Конституцию, выборное президентство. Такая демократия в идеале обеспечивает должную роль суверенитету и гарантирует сохранение демократических подходов. При этом важно сохранить легальность процесса, которая состоит из трёх частей: неприкосновенности Конституции — основы сохранения политической стабильности, ставшей одной из главных заслуг Владимира Путина; проведения выборов нового президента «служебного государства» и легитимной процедуры введения института диктатора. Юридически обеспечить этот процесс можно, например, выдвижением кандидатуры диктатора парламентом — представительным органом народа, обеспечивающим ему легитимность и свою поддержку, и утверждение его Общественной палатой — представительным органом, выражающим консенсус элит. Эти же структуры — парламент и Общественная палата — формулируют задание. Ну а для того, чтобы не пугать западное общественное мнение понятием «диктатор», можно заменить его другим, ещё более «европейским названием», например, «верховный комиссар».

Евразийская империя

Поворотная точка России к евразийской политике

Поворотной точкой России к евразийской политике стал внешний и внутренний курс России на суверенитет, реализуемый в евразийском ключе. За трагическими событиями в Беслане последовал указ президента об отмене губернаторских выборов, по сути ставший лишь следствием общего переосмысления отношений России и Запада. Правящие элиты в Америке и Европе по-разному видят свои взаимоотношения с Россией. Европа, отягощённая американской доминацией, всё больше фрондируя с США, в перспективе рассматривает Россию «как доброго соседа и надежного союзника». Исключение здесь — европейские масс-медиа и элиты, настроенные весьма русофобски. Целью же европейской политики России в Европе должна стать геополитическая ось Париж-Берлин-Москва.

Люди, принимающие решения в Америке, продолжают жить фобиями «холодной войны», рассматривают нашу страну как потенциального противника, считают своей заслугой почти бескровный коллапс Советского Союза и пытаются развить успех. Их цель геополитически определена абсолютно точно — разрушение России и заполнение её огромного пространства многочисленными недееспособными квазигосударственными образованиями. Отсюда препятствие усилиям России по осуществлению полной финансовой блокады террористов, что по сути означает косвенное, а кое-где и прямое финансирование террористов. Через это финансирование российские экстремисты становятся частью разветвлённой сети террористического интернационала.

Геополитически здесь всё сходится. Начатая ещё Англией детонация наших южных рубежей как способ ослабления России в XIX веке — да и ранее — была подхвачена её правопреемницей, США, в XX в. и развита в полномасштабную стратегию сегодня. Что же ещё должно произойти, чтобы все объединились? Чтобы прекратилась политика двойных стандартов? Современный Запад в своём цивилизаторском высокомерии никак не может отказаться от позитивистских иллюзий. Здесь следует отметить, что с традиционалистской точки зрения позитивизм, отрицающий всё нематериальное, — явление сугубо западное, материалистичное, прогрессистское, ставшее, по сути, антиподом традиционализма — основы евразийства. В этом смысле цивилизованные методы, которыми оперирует Запад, — подкупить, обмануть, натравить на соседа. В качестве примера можно вспомнить Гитлера и ситуацию конца 30-х гг., которая сегодня имеет прямой аналог: американцы «пострадали» от «международного терроризма», который сами же и взрастили, чтобы использовать против нас. И продолжают использовать. Неслучайно Путин в одном из своих выступлений сравнил подобную реакцию части мировой элиты с настроениями конца 30-х гг. прошлого столетия. Подписание накануне Второй мировой войны мюнхенских соглашений и печально известного пакта Молотова-Риббентропа — это попытки «накормить хищника чужим мясом», за счёт других обеспечить собственную безопасность. Как известно, Гитлера это не остановило. И антигитлеровская коалиция сложилась только после того, как Гитлер достал всех и каждого по отдельности. Жертв и тогда могло быть меньше, но история, понятно, ничему не учит. Высокомерие, двойные стандарты и абсолютная враждебность к нам — вот ответ Запада. Ну что ещё должно было произойти? Атака на Цхинвал, захват Украины американскими спецслужбами?

Сохранение целостности большого пространства, Кавказа в составе России-Евразии — геополитический императив евразийской политики. Государственный суверенитет Чечни вне России — плацдарм антироссийских сил на Кавказе, распад большого пространства, угроза российской государственности. А ведь главной задачей интервентов — читай, англо-американской коалиции, — является уничтожение российской государственности.

Наша страна уникальна и требует соответствующей системы управления. Система «западной демократии» для нас не подходит. В России всё решается и осуществляется «сверху», централизованно, унитарно, «вертикально». Если административная реформа Путина — это и «диктатура», то диктатура народная, конституционная, просвещённая, направленная на благо России. Это и есть евразийская демократия. Путин укрепляет государство, а не себя, отсюда — модернизация без вестернизации плюс общинность, конфессиональность и просвещённая путинская опричнина: модернизация и солидарность крупнейших общественных корпораций — профессиональных объединений и религиозных конфессий, государственной бюрократии и политических партий, правозащитных организаций и судебно-правоохранительной системы, которые обязательно приведут Россию к победе. Идеи евразийской геополитики сегодня просто витают в воздухе, настолько, что даже первые лица государства начинают понимать, что если Россия и спасётся, то только через евразийскую Империю, накануне воссоздания которой мы сегодня живём…

Империя справедливости как высшая русская цель

«Империя» морская и империя сухопутная — два полюса глобального развития

В изложенных выше текстах отчасти констатируется, но отчасти и предвосхищается та Империя, которую мы сегодня конструируем в интеллектуальном пространстве. Но враги России всегда используют все возможности для дискредитации темы Империи, и это требует ответного развенчания множества расхожих мифов, касающихся нашей Империи, русской и Российской империи. Как следствие, нам необходим понятийный аппарат, именно для того, чтобы более чётко формулировать критерии нашей будущей Империи, очищаяя её от наносного и заведомо ложного.

Первый миф, с помощью которого наши враги пытаются дискредитировать тему Империи, заключается в том, что Империя, которую выстраивала Россия на нашем континентальном пространстве, подобна империям западным, и что колониализм является кровожадным проявлением русской экспансии, выраженной в шовинизме и порабощении народов. Это заведомое передёргивание смыслов, в первую очередь потому, что само понятие «империя» существует в двух ипостасях — это морская империя и империя сухопутная. Морская империя действительно основана на принципах колониализма. В центре её находится метрополия, которая захватывает колонии и эксплуатирует их, выкачивая оттуда все возможные ресурсы. В этом суть морской, колониальной империи, свойственной как раз таки цивилизации Запада.

Сухопутная империя строится по иной модели — это центр и периферия, реализующие, в отличие от морской колониальной империи, обустраивающий принцип. То есть центр всегда обустраивает периферию, вкладываясь в неё, развивая её подчас даже в ущерб собственным экономическим интересам, и в этом сухопутная империя, наша, русская Империя, всегда отличалась от западного колониализма. В этом — русская миссия: нести своим окраинам, присоединённым перифериям свет культуры, процветания и развития. Таким образом, подобные сопоставления, из которых и вытекают обвинения России в колониализме, здесь абсолютно неуместны.

Империей, особенно нашей, русской Империей часто пугают, в основном те народы, которые столетиями живут с русскими в рамках единого государства с общей историей. Хотя в принципе империя — это технический термин, не надо забывать об этом: он выражает собой лишь форму государственного устройства. Так же, как существуют государства-нации, которые сложились в ходе исторического развития европейского пространства, существуют и государства-империи. В определении немецкого юриста и социолога Карла Шмитта империя являет собой не что иное, как стратегическое единство многообразия. Таким образом, государство-империя отличается от государства-нации, ставшего базовым в Европе.

Государство-нация пытается гомогенизировать своё пространство, помещённое в жёсткие административные границы, создать унифицированное социальное поле, то есть всех атомизировать и загнать в строгие регламенты и рамки.

Совершенно по иному принципу строится государство-империя. Имперский центр отвечает исключительно за вопросы безопасности и за то, чтобы империя не распадалась, а наращивала свои масштабы, влияние. Бытовой уровень, внутреннее устройство, уклад, культурный формат жизни, сложившийся в тех или иных пространствах большой империи, отдаётся на откуп народов, этносов, народностей и тех территорий, которые в империю входят. То есть, имперский центр — центр сухопутной империи — не регламентирует жизнь, быт и уклад своих жителей, не занимается прозелитизмом и насаждением своих форматов бытия. Он следит исключительно за глобальными вопросами, и это отличает государство-империю от государства-нации.

Термин «империя», таким образом, нужно воспринимать именно как технический термин вне исторического контекста. Сухопутная империя — это империя народов. Она мыслит крупными категориями, то есть субъектом государства-империи является не атомизированный гражданин и индивидуум, а целый народ, автономия, община, любая коллективная субъектность, то есть всё то, что русский мыслитель Николай Трубецкой определял понятием «общеевразийский национализм». Он отличается от национализма европейского, национализма государств-наций тем, что субъектом этого национализма является коллективное образование, коллективный субъект — народ, этнос, община, в отличие от Европы, где атомизированный гражданин есть мера всех вещей. То есть наша Империя — это империя народов, империя плюральная, допускающая всё культурное, этническое многообразие укладов и быта. И здесь она даёт полную свободу народам на самоопределение, исключая самоопределение в качестве национального государства, то есть выделение из состава империи, потому как главная функция империи — хранить целостность и блюсти свою безопасность.

Пульсируя, наша Империя всякий раз превосходит свои прежние масштабы, предыдущие границы. Законченные формы наша Империя, евразийская империя народов, демократическая, плюральная империя свободы самовыражения и самоопределения, возможно, достигнет только тогда, когда её границы совпадут с границами евразийского континента. Это задача действительно масштабная, и она соответствует масштабу русской идеи. Русский народ настолько велик, что он никогда не довольствуется какими-то локальными задачами, проектами и идеями. Построение континентальной империи, совпадающей своими границами с границами континента, есть задача, соответствующая русскому масштабу, русскому цивилизационному восприятию действительности.

Это будет не империя порабощения, как пытаются утверждать наши враги, пугая нашей русской империей народы, проживающие с нами на одном континенте. Но это будет Империя справедливости, гармонизации и обеспечения глобальной безопасности. Империя народов, но и Империя царств, которая вполне может включить в себя, например, Персидское царство, Турецкое царство или Индийское царство, совершенно не претендуя на вмешательство в быт, уклад, жизнь людей и народов этих пространств, не ассимилируя, не порабощая, а гармонично включая их в систему нашей общей безопасности, справедливости и взаимопонимания. Эта идея большой Империи, Евразийской Империи, и должна лечь в основу формирования нашей новой имперской идеологии, мобилизующей не только русский народ, но и все народы евразийского континента на созидательный труд по противодействию тому беззаконию и несправедливости, которые царят в мире сегодня.