«Удар по России» – такая перспектива и даже сама фраза никого не может оставить равнодушным. Каждый понимает, что это грозит опасностью – ему лично, семье, близким, народу, государству. Всему миру в конце концов, ведь нас давно убедили в том, что мир глобализируется и это неизбежно. А значит, всё взаимосвязано. И если, допустим, Североатлантический альянс, объединяющий большинство стран не только Европы, но и некоторых государств, находящихся за её пределами, ударит по России, лежащей в центре Евразийского континента, то отголосок этого удара коснётся всех, включая самые отдалённые уголки мира. Такова уж сегодняшняя реальность. А значит, вопрос безопасности России в данном случае, да и любого государства в целом, учитывая нынешнюю глобализацию, беспокоит каждого жителя планеты. Безопасность – как глобальная, так и локальная, и даже личная, персональная, которая теперь, получается, всецело увязана с глобальными процессами, проходящими в мире, – теперь касается каждого. А значит, вопросы безопасности перестают быть головной болью исключительно политиков и военных. Безопасность отныне – дело всех, каждый должен в той или иной степени, по мере своих сил и возможностей соучаствовать в её становлении, понимать суть происходящего и пытаться повлиять на ход событий. Самое главное, что безопасность больше не является сугубо техническим понятием, она нагружена историческим контекстом событий, разворачивающихся на наших глазах.

Основным местом, где решаются вопросы безопасности современного мира, – является так называемая мировая арена. Многие не раз слышали это определение, но не все, видимо, знают о том, что в основе событий, происходящих на этой самой мировой арене, лежит теория. В данном случае речь идёт о теории международных отношений.

Реализм и безопасность

Одной из главных школ теории международных отношений является реализм. Но за, казалось бы, абстрактным для многих научным понятием кроются совершенно конкретные вещи, понятные и знакомые всем. Собственно, концепция реализма и всё то, что из неё вытекает, лежат в основе той действительности, которую мы привыкли считать классической системой международных отношений. Все, кто застал события двадцатого столетия, а также современное поколение молодых людей, изучавших этот период по школьным учебникам, прекрасно представляют себе, о чём идёт речь.

Большинство представляет себе тем или иным образом, что такое современное государство, как оно устроено, как функционирует. При упоминании современного государства сегодня речь идёт именно о национальном государстве, или республике, что по сути одно и то же. Хотя кто-то, возможно, представляет себе, что такое традиционное государство или даже империя. Ну и уж только исключительно образованные люди знают, что и традиционные государства, и империи разделяются на виды, в частности империи бывают морские и сухопутные, и отличаются друг от друга во всём. Однако всё же субъектом, то есть главным действующим лицом на мировой арене, мы привыкли видеть классическое для нас национальное государство, или государство-нацию. Вот такое государство и лежит в центре происходящего сегодня на планете, и оно же лежит в центре привычной для нас позитивистской модели международных отношений, одной из школ которой и является реализм.

Всё становится яснее, если сказать, что одной из основ реализма является утверждение «государство государству волк». Конечно, это аллюзия на всем известную фразу «человек человеку волк», однако именно она наиболее точно характеризует суть отношений между государствами в эпоху позитивистского реализма. Ну и уж если совсем спуститься на землю, то следует признать, что целью отношений и взаимодействий между государствами является понятная многим борьба за ресурсы. Именно ресурсы, в их сугубо материальном, прикладном аспекте, становятся причиной конфликтов, войн, периодов холодных противостояний между всем множеством национальных государств, существующих в мире. Можно сказать, что в мире существует столько же национальных интересов, сколько существует национальных государств. А так как на сегодня таких государств уже намного более сотни, можно себе представить, с каким переплетением национальных интересов мы имеем дело. Многие из них совпадают, многие входят в тотальное противоречие, кто-то идёт на уступки, кто-то принимает компромиссное решение, кто-то непримирим, но всё это нагромождение устремлений и конфликтов и есть поле «международных отношений», а точнее, межнациональных отношений, так как речь идёт о национальных государствах. Тотальная агрессивная анархия – вот среда, в которой современные государства отстаивают свои национальные интересы. И именно тотальная анархия – суть концепции реализма, а мировая арена представляет собой в таком случае поле войны ради наживы и реализации эгоистических целей.

Единственное, чем руководствуется государство, функционирующее в системе позитивистского реализма, – это определением рационально осмысленных национальных интересов, основанных на стремлении к получению ресурсов. В этом стремлении оно готово обойти, а лучше уничтожить любого конкурента. И здесь все средства хороши – обман, подкуп, дипломатические интриги, красноречие, пропаганда, экономические механизмы, скупка активов и долгов. Но в итоге всё равно – войны, которые так или иначе остаются хоть и последним, но всё же самым понятным средством достижения своих целей. И если война ещё не идёт, значит, одна из сторон ещё не готова – или считает, что ещё не готова, – к войне. И реализм в данном случае означает именно реальную оценку своих возможностей в борьбе за достижение своих целей, за контроль над ресурсами, но в конечном итоге – реальную оценку возможностей ведения войны.

«Хочешь мира – готовься к войне» – эта фраза, приписываемая римскому историку Корнелию Непоту, отражает суть реалистской концепции межнациональных отношений, но и она же лежит в основе межнациональной безопасности. Война не начинается до тех пор, пока каждая из сторон считает, что она ещё недостаточно могущественна, чтобы одержать убедительную победу над противником. Наращивание необходимого могущества – это тот период, в который война не ведётся. То есть это период мира. Именно баланс могущества обеспечивает стабильность. Если соперники равны в своих возможностях, то, согласно реалистскому подходу, это исключает возможность войны – зачем воевать, если силы равны, – такая война не приведёт ни к чему, кроме полного взаимного уничтожения. А если цели исключительно материальны, то такое противостояние просто невыгодно: нет смысла вести войну за контроль над теми или иными ресурсами, если ценой вопроса является прекращение твоего существования, в нашем случае в качестве государства. Совсем другое дело, когда ты превосходишь противника. Тогда можно начинать войну. Но это понимает и сам противник. Зная, что война не начнётся, пока соперник не стал сильнее, но, понимая, что она неизбежна в случае его отставания, он начинает готовиться к этой войне, чем и продлевает состояние мира.

Баланс национальных интересов, таким образом, покоится на стремлении одного государства что-то получить и способности другого государства это отстоять. И акцент в этой диалектике отношений двух субъектов мировой арены всегда делается на силу. Стихия тотальной агрессивной анархии межнациональных отношений вполне себе упорядочивается превентивным глобальным принуждением одних субъектов мировой политики другими. Есть инструмент принуждения – есть возможность принудить. А так как целью этого принуждения становится контроль над ресурсами, позволяющий увеличивать свои возможности в обеспечении жизнеспособности своего государства, то логичным становится и основной подход к реализации собственных национальных интересов: хочешь жить – должен поглощать другого. Как ты будешь это делать – зависит от возможностей: либо прямым военным принуждением, либо дипломатией, подкупом, а может, и обманом, если грубой силы недостаточно. Политика не может быть моральной, а значит, все средства хороши. Реализм заключается в трезвой оценке своих возможностей и, как следствие, выборе методов.

Суммируя изложенное, можно сделать следующий вывод: реализация национальных интересов – это попытка достичь контроля над большими ресурсами за счёт другого в условиях тотальной межнациональной анархии. Для этого нужно иметь необходимые средства и в первую очередь превентивные, военные. Если же государство ими не обладает, оно становится потенциальным объектом для экспансии со стороны другого государства или блока государств, стремящихся реализовать свои материальные интересы. И это становится опасно. Чтобы снять эту опасность, надо наращивать свой военно-стратегический потенциал либо единолично, либо создавая военно-политические союзы. Таким образом, в условиях мировой анархии все государства тем или иным образом стремятся к безопасности. А лучший способ обеспечения безопасности в таких условиях – создать опасность соседям. Ведь стоит ослабеть, как против тебя начинает готовиться агрессия. Таковы реалии мировой анархии, где государство государству – волк.

Либеральная модель: разночтение понятий

Довольно отличной по многим параметрам от реалистской является либеральная парадигма «международных отношений». Её главный принцип – демократии между собою не воюют. Но что это за демократии? Точнее, что именно в данном случае понимается под словом «демократия»? А самое главное – кем понимается? С одной стороны, принятие либеральной парадигмы внешней политики – это выход. Именно так и поступили российские реформаторы 90-х годов. Замысел был прост: если демократии не воюют, а Америка, да и весь Запад в целом – это демократические государства, значит… Достаточно объявить себя демократией – и угроза конфликта, а тем более глобального противостояния с Западом, исчезает. Конечно, возникает и побочный эффект, ибо, согласно либеральной парадигме, верно и обратное, а именно то, что, приняв её, нужно готовиться к войне с недемократическими странами. Но это пустяки, посчитали российские реформаторы, так как демократическим является весь «цивилизованный мир», наиболее развитые страны, а недемократический мир – это «изгои», слабые государства. Чего их опасаться? К тому же многие из них – наши бывшие союзники по соцлагерю, авось и пронесёт.

Но на деле всё оказалось несколько сложнее. На минуточку задумавшись, новоявленные сторонники либеральной внешнеполитической доктрины вдруг обнаружили, что «тоталитарно-диктаторский» режим Ким Чен Ира – это… вы не поверите – Корейская Народно-Демократическая Республика. Но это ещё что, тоталитарный режим, обладавший одной из самых страшных секретных служб мира Штази, – не что иное, как Германская Демократическая Республика. Ну а о Демократической Республике Конго и говорить нечего. В довершение новоявленным российским реформаторам было заявлено, что и сами вы – никакая не демократия, а огромный обломок тоталитарной системы. «Помилуйте, – взмолились новые обитатели Кремля, – что же нам сделать, чтобы стать настоящей демократией, не такой страшной, как КНДР или, о ужас, ГДР?» Список требований был обширен, начиная от искоренения государственной собственности, создания класса собственников-олигархов, свободных СМИ, легализации гей-парадов, порока, разврата, роспуска армии, уничтожения ракет, отмены любых социальных гарантий, полной либерализации рынка и заканчивая… распадом государства. Ну, действительно, для «демократии» Россия слишком большая. Тут уж заупрямился даже Ельцин.

При более внимательном рассмотрении выяснилось, что демократия бывает прямая, та, что существует в традиционных племенах и общинах. Бывает народная демократия, например выраженная в системе советов, – это как раз та, что в Северной Корее, ГДР, в самом Советском Союзе, да и ещё много где, скажем, в Ливийской Джамахирии. А бывает демократия западная, собственно представительская либеральная демократия. И говоря о том, что демократии между собой не воюют, исповедники либеральной школы подразумевают только западную либеральную демократию и никакую другую. Принятие либеральной модели «международных отношений», таким образом, влечёт за собой полное социальное переустройство и подгонку под западные стандарты. Многие государства, в частности государства Восточной Европы, прошли этот путь. Решили ли они таким образом вопрос безопасности? В какой-то степени да, другое дело – какой ценой? Ценой полного отказа от суверенитета. И потом, основная их часть – это, действительно, довольно компактные государства-нации европейского типа, часть из них вообще – карликовые государства. Или же им пришлось распасться на карликовые государства, как, например, Югославии, чтобы обломки смогли стать наконец демократиями. Совсем другое дело Россия – государство, которое даже после потери части территорий остаётся самым большим на планете.

Если Россия принимает либерализм в сфере ведения внешней политики, то это автоматически означает совершенно другую, нежели сегодня, систему безопасности. Но не только. Нужна либерализация внутренней политики – путь, по которому Россия частично прошла в 90-х годах XX века, должен быть пройден до конца: это Дмитрий Медведев – президент, а Михаил Прохоров – премьер-министр. А ещё лучше Прохоров – президент, а премьер тогда – помилованный им и выпущенный на свободу Михаил Ходорковский. Это Путин в Гааге, ПАРНАС и «Яблоко» – в парламенте в качестве крупнейших фракций. Это рассмотрение вопроса о предоставлении суверенитета «национальным республикам», как минимум тем, которые этого пожелают. Это сворачивание социальной политики, полный ЕГЭ в образовании, платная медицина, уничтожение каких-либо ракет, безъядерный статус, да много что ещё… И лишь проделав этот путь последовательно, до конца, необратимо, так, чтобы действительно поверили, Россия, а точнее то, что от неё останется, может претендовать на статус «демократии», а следовательно, на безопасность, которую в таком случае будет обеспечивать глобальный Запад. И вот тогда и с США, и с НАТО у нас будет мир и можно будет перестать бояться угрозы превентивного удара со стороны этого альянса. Он просто потеряет смысл, так как у нас уже не будет не только ядерного оружия, но и в принципе какого-либо вооружения тяжелее автомата. А зачем? Все угрозы отныне будет устранять НАТО, и если что – США спасут нас от недемократического Китая. Но тогда не будет и России.

Либеральная парадигма уже однажды была провозглашена в качестве официальной внешнеполитической доктрины России. Сейчас мало кто помнит, но именно либеральную парадигму министр иностранных дел Бориса Ельцина Андрей Козырев обозначил в качестве основной, прямо и во всеуслышание заявив: «А я – атлантист». Казалось бы, в нынешней современной России это невозможно! И тем не менее раз от раза именно нынешним российским руководством осуществляются шаги и делаются заявления, относящиеся к комплексу именно либерального подхода во внешней политике. Примеров – масса, и многие из них мы также рассмотрим в дальнейшем.

Собственно, либерализация «международных отношений» – суть глобализации. Той самой глобализации, которая многим кажется, а кое-кем и объявляется столь неизбежной. Но именно однополярная глобализация является продуктом либеральной парадигмы «международных отношений» – чем больше либеральных государств, подчинённых США, тем больше государств, которые «друг с другом не воюют», тем безопаснее мир. И именно американская однополярная глобализация кажется многим такой неизбежной, практически свершившейся данностью, реальностью будущего мира, мира американского – Pax Americana. Не зря американский геополитик Збигнев Бжезинский говорит именно о священной войне демократий против недемократий. Но, как ни парадоксально, считающийся «ястребом» Бжезинский – демократ. То есть сторонник Демократической партии США. И именно демократы являются главными проповедниками либеральной парадигмы, не менее агрессивной в плане последствий для России и других «недемократических» государств, чем реализм, сторонниками которого являются представители Республиканской партии. Авангардом же реализации реалистского подхода являются неоконсерваторы, напрямую руководившие Америкой при Буше-младшем.

Либеральные концепции, несмотря на кажущуюся мягкость, в действительности предлагают более жёсткие варианты, либерализм в «международных отношениях» – это манихейское видение мира. Да, либеральная доктрина действительно гласит: демократии между собою не воюют. И действительно, демократическое государство, как его понимают на Западе, никогда не ударит по другому демократическому государству. Зато недемократическое государство – уничтожит. Сотрёт с лица земли. А его лидера – повесит или разорвёт живьём, а тело выставит напоказ в холодильнике. И это будет вполне «демократично», как демократично всё, что отвечает глобальным интересам США.

Стоп. Опять глобальные интересы? Но это же, как мы выяснили выше, относится к политике реализма. Однако цель и при одном, и при другом подходе неизменна – глобальное господство и контроль над ресурсами. Отличается средство её достижения. В одном случае – прямой превентивный удар, в другом – разрушение противника изнутри путём социальной модернизации, обычно посредством социальных механизмов. В первом случае идеология не имеет значения, во втором – важно, чтобы государство стало либерально-демократическим. И в том и в другом случае противник лишается суверенитета и перестаёт существовать, то есть представлять какую-либо угрозу интересам США.

Что же касается России, то в одном случае она должна готовиться к отражению прямой военной агрессии, в случае же избрания либеральной доктрины – это добровольная социальная модернизация, либеральные реформы, разоружение, десуверенизация и… решение, таким образом, вопроса безопасности. По такой добровольно капитулировавшей ещё до начала сражения России НАТО не ударит.

Помимо реализма и либерализма теория «международных отношений» знает ещё одну парадигму, а именно – марксистскую. Которая, что очевидно, строится на марксистском видении мира. А мир марксизм, как известно, видит так: существуют класс труда и класс капитала, и между ними идёт борьба за контроль над средствами производства. Борьба идёт до полного уничтожения либо порабощения. Победившая сторона становится гегемоном, проигравшая – угнетённым классом, вследствие чего лишается контроля над средствами производства. Весь мир, согласно марксистским представлениям, разделён на два горизонтальных пласта: один – наверху, другой – внизу. Никаких государств, наций, границ и прочих атрибутов реализма или либерализма для марксизма не существует, есть только трудящиеся и капиталисты, и неважно, где они находятся, в каком государстве проживают. Соответственно, марксистская теория «международных отношений», или интернациональных отношений, ни народов, ни наций не учитывает. Основная задача трудящихся в этой модели – создать опасность для капиталистической буржуазной верхушки, одержать победу и подавить буржуазию как класс. Ни о какой безопасности речи не идёт. Буржуазное государство в результате этого свергается как явление, создаётся интернациональное пространство глобальной войны, которое после достижения нужного результата – подавления и подчинения буржуазии путём отъёма средств производства – превращается в интернациональное глобальное пространство всего мира. Только после этого мир, в представлении марксистов, становится безопасным. В ответ на это капитал объединяется в единую глобальную субстанцию, создавая единый орган управления – мировое правительство, что, собственно, и определяется как процесс глобализации.

Насколько актуальна такая картина мира, а соответственно, марксистская теория «международных отношений»? Настолько же, насколько актуальна диалектика противостояния труда и капитала в мире, где капитал почти одержал полную и тотальную победу. Некоторые элементы данного подхода были актуальны в период существования глобального советского проекта. Но именно некоторые, так как сам Советский Союз большую часть периода своего существования реализовывал сугубо реалистскую доктрину, заложенную Сталиным. Что-то из этого возможно использовать в неомарксистских теоретических разработках, подобных концепции Иммануила Валлерстайна, которые частично можно попытаться реализовать на практике. Взгляд неомарксистов на мировое устройство приблизительно таков: да, труд, пролетариат как класс потерпел историческое поражение. Но это поражение не окончательное, а временное. Для того чтобы пролетарская революция победила в глобальном масштабе, необходимо… дать глобализации капитала завершиться. Именно это и спровоцирует глобальную пролетарскую революцию, так как глобализация способствует консолидации не только капитала, но и класса трудящихся, которые только в таком виде, объединившись, смогут осуществить наконец глобальную пролетарскую революцию. Собственно, по мнению неомарксистов, она и не состоялась только потому, что осуществлялась исключительно в отдельно взятых государствах.

Глобальная двухполюсная безопасность

Заключая союзы и наращивая военную мощь, государство тем самым повышает уровень своей безопасности. Ведь чем мощнее военный, дипломатический, пропагандистский, финансовый потенциал, тем меньше и меньше игроков мировой арены способны бросить тебе вызов. А тот, кто способен, тоже вынужден наращивать свои возможности, оставляя при этом других своих конкурентов позади. XX век стал веком становления двухполярного мира, где на одном полюсе оказался глобальный капитал с центром управления в США, а на другом – глобальный «красный проект» с Советским Союзом в авангарде.

Одновременное наращивание военно-стратегического потенциала этими двумя полюсами оставило далеко позади всех возможных конкурентов. Большинство из них вынуждены были войти в союз либо с одним, либо с другим. Те же, кто не присоединился ни к одному из них, оказывались в наиболее уязвимом положении. Ведь их суверенитет покоился на том, что основным двум игрокам было явно не до них. Стоило кому-то из этих двоих положить глаз на такого «неприсоединившегося», и его суверенитету пришёл бы конец.

Установившийся ядерный паритет двух гигантов стабилизировал мир. Стало понятно, что собственные интересы государства мира могут реализовать исключительно с согласия одного из двух основных субъектов, который, санкционировав то или иное действие, брал на себя ответственность за последствия, а значит, и за возможное выяснение отношений со своим глобальным конкурентом. Отныне ничего в мире не происходило без ведома либо СССР, либо США, за исключением каких-то совсем незначительных эпизодов.

Стабильность и мир существовали до тех пор, пока соблюдался силовой паритет двух главных акторов мировой политики, пока происходило одновременное равноценное наращивание военно-политического потенциала двух блоков. Установившийся баланс сил двухполюсной системы и создал ситуацию глобальной мировой стабильности, а следовательно, глобальной мировой безопасности на несколько десятилетий. Однако реализм из мировых отношений никуда не делся. Всё это время в США доминировал реалистский подход к системе мировой безопасности. Он же, по факту, доминировал и в СССР при Сталине, хотя номинально провозглашалось, что Советское государство исповедует марксистскую школу международных (интернациональных) отношений, но фактически идеология при формировании советского блока государств имела значение точно так же, как она имеет значение в либеральной школе. Баланс соблюдался не только в ядерной и в целом в военной области, но и в дипломатии, пропаганде, экономике. Влияние либерального подхода на Западе начало нарастать в период холодной войны. Именно тогда, когда на Западе сложился первый контур союза либеральных демократий под главенством США.

Ситуация начала меняться стремительно, когда один из параметров советского блока, а именно экономический, начал проседать, проигрывая в сфере развития западному блоку. На это наложился и постепенный отход от жёсткого сталинского реалистского подхода во внешней политике (хотя сталинский по сути, российский МИД и до сих пор сохраняет реалистские модели в своей работе), и постепенный переход к буквально понятым марксистским моделям интернациональных отношений. И это в ситуации, когда советские элиты в большинстве своём вообще перестали понимать суть марксизма.

В итоге ослабление пусть даже одного из параметров советского блока – экономического – привело к дисбалансу стабильности всей мировой системы. Возникшее экономическое преимущество позволило западному блоку начать наносить ощутимые удары в этой области, что ещё сильнее увеличивало разрыв. А это, в свою очередь, приводило к увеличению разрыва в пользу Запада и в других областях. Советский блок начал терять могущество, баланс которого медленно смещался в пользу западного блока. Видя ослабление, от СССР начали отворачиваться союзники, обращая свои усилия в пользу конкурента – США. Из-за этого советский блок начал «сыпаться», и его конец, в ситуации полной недееспособности элит, был предрешён. Крушение советского блока, а за ним и СССР оставило на мировой арене единственного гегемона – США. Он же стал и единственным жандармом вновь вернувшегося мирового хаоса. Но он стал и основным модератором этого хаоса, обращая все его преимущества в свою пользу.

Реализм имеет огромное влияние на внешнюю политику США и по сей день. Его авангардом в американской политической системе являются республиканцы, а теоретическую проработку реалистских концептов осуществляет идеологическое ядро неоконсерваторов. Хотя мир с момента крушения СССР изменился настолько, что в нём нашлось место и альтернативным школам, а именно либеральной школе, которая достигла значительного влияния в период холодной войны, перехватив первенство у реализма благодаря краху СССР. Но изменился и глобальный мировой контекст, что разрушило незыблемую, казалось бы, доминирующую позицию позитивизма в целом. Однако на этом более подробно мы остановимся чуть позже. Главным же вопросом, не дающим нам покоя в открывшихся новых условиях нового мира, является вопрос: готовы ли мы к войне с США, с глобальным Западом в целом? И ставится он именно таким образом по той причине, что реалисты, а значит, и их модели продолжают играть значительную роль в государстве, оставшемся, по сути, единоличным хозяином всего мира. А если вопрос звучит именно так, то из него логически вытекает следующий: что надо делать для того, чтобы подготовиться к войне с США и их союзниками по блоку НАТО?

Постпозитивистский подход: борьба с «несуществующей» опасностью?

Рассмотрение позитивистских школ – реализма, либерализма и марксизма в «международных отношениях» – имеет вполне прикладное значение. Для того чтобы решить вопрос в области безопасности, нужно представлять себе весь комплекс факторов, формирующих современную действительность. Вопрос безопасности неразрывно связан с теми теоретическими моделями, которыми оперируют основные мировые игроки, и в общих чертах мы их рассмотрели. Сложившаяся в XX веке система безопасности перестала существовать с распадом Советского блока. Главным действующим лицом современного мира стали Соединённые Штаты Америки, от воли и предпочтений которых сегодня преимущественно и зависит безопасность или небезопасность того или иного государства.

Сегодня США практически единолично решают, кого казнить, а кого пока помиловать. А значит, для нас важно представлять логику формирования подобных решений, необходимо знать, на основе каких концепций Америка строит свою внешнюю политику, по сути единолично управляя миром. Ну и, наконец, важно учитывать контекст, в котором происходит это управление, ведь привычный нам мир модерна остался в XX веке. Сегодня окружающая реальность со всё большей очевидностью формируется в контексте нового явления – постмодерна, в среде которого всё, в том числе и безопасность, рассматривается с приставкой «пост», оказываясь за пределами модерна, его безграничного доминирования. И именно постмодерн сегодня становится основной операционной системой мирового гегемона – США. Поэтому и методы постмодерна, реализуемые в том числе и на мировой арене, сегодня так важны для нас – их надо понимать, как минимум учитывать, ибо от этого зависит не только безопасность мира, но и безопасность каждого.

Контекст постмодерна отодвинул позитивизм на второй план. Собственно, разрушение модернистских догматов – суть постмодерна, явления в целом крайне отрицательного и в какой-то степени даже демонического. При этом его ценность в попрании безграничной власти позитивизма и картезианства с их прямолинейной материальной логикой и абсолютной неприязнью какой-либо метафизики и традиции. В результате на смену позитивизму – и это касается «международных отношений» в частности – пришёл постпозитивизм. Явление совершенно новое, пока ещё практически не изученное – тем хуже для тех, кто становится объектом постпозитивистского оперирования. И судьба их в этой связи зачастую незавидна.

За три минувших столетия мы наконец привыкли к тому, что факты – объективны, ценности – субъективны. Это один из главных постулатов позитивизма. Этому многих из нас учили с рождения, в школе, в дальнейшей системе образования. Это мы принимали на веру, некритично. Собственно, позитивизм, как, безусловно, и постпозитивизм, – это не что иное, как категория веры. И в этом они ничем не отличаются от традиционалистских «мифов», на развенчании которых и был выстроен модерн с его позитивизмом и «фактом» в качестве главного элемента выстраивания любых научных концептов. Постмодерн изменил эту реальность. Не то чтобы он отменил «факт», нет, это далеко не возвращение традиции во всей её полноте. Но постмодерн и не отрицает мифологии. Для него и «факты», и «ценности» вполне равнозначны. Ты можешь быть и убеждённым позитивистом, доверяющим только фактам, а можешь основывать свои действия на вере, на постулировании абстрактных для позитивизма «ценностей». Но что самое главное – ты можешь делать и то и другое одновременно. Постмодерн открыл нам новую реальность, продуктом которой и стал постпозитивизм, где равную значимость имеют и факт, и опыт, и вера, и ценности – всё берётся в оборот ради… достижения цели. А цель – могущество. Высшая цель – мировое могущество, глобальная безопасность для себя, но, соответственно, глобальная опасность – для остальных.

И что же мы видим? Категория веры становится столь же решающим фактором, как и рациональные рассудочные выкладки, и это – постпозитивизм. Неважно, существует ли международный терроризм на самом деле, как неважно, что это такое – «на самом деле»? В постмодерне понятие «на самом деле» меняет своё значение, становится не следствием опыта, неоспоримым фактом, а переменной истиной. Она определяется тем, как себе это представляет тот, кто принимает решение, то есть суверен. Что такое «Аль-Каида», с точностью не сможет сказать никто, это «нечто», представление о котором у каждого своё. И ладно. Но если следы «Аль-Каиды» вдруг обнаружатся где-то под Москвой – это станет вполне себе поводом для бомбового удара.

Кому-то это кажется невероятным? А к чему бы вдруг Федеральный суд Манхэттена признал, что власти Ирана помогали террористам, устроившим в США теракты 11 сентября 2001 года, о чём сообщает The New York Times? В иске среди виновных назывался и верховный лидер Ирана аятолла Али Хаменеи. Виновными в помощи террористам признаны также ливанское шиитское движение «Хизбалла», «Талибан» и «Аль-Каида». Истцы утверждают, что высшее руководство Ирана в борьбе против США действовало заодно с «Аль-Каидой». Согласно информации, которая была представлена суду, связь между иранскими властями и «Аль-Каидой» обеспечивал, в частности, координатор боевых операций «Хизбаллы» Имад Мугние (Imad Mughniyeh). Он был убит в 2008 году, а значит, ни подтвердить, ни опровергнуть этого уже не сможет. И то, что «Аль-Каида» является организацией экстремистов-суннитов, которые не считают шиитов, находящихся у власти в Иране, правоверными мусульманами, – это в данном контексте не так важно. Как неважно и то, что участники «Аль-Каиды» неоднократно устраивали теракты против шиитов в Ираке, а террористы-сунниты действуют и на территории самого Ирана, выступая против его властей. Это детали, на которые можно закрыть глаза в ситуации, когда большинство американцев верят в то, что «Аль-Каида» связана с Ираном, а значит, поддержит любые действия американских властей в отношении этой страны.

А во что верят в Иране? В то, что теракты 11 сентября 2001 года организовала не «Аль-Каида». Президент Ирана Махмуд Ахмадинежад не раз заявлял, что за терактами в США стоят сами США. И уж совсем мало кого волнует, что там было на самом деле. Скорее всего, правы оба – теракты 11 сентября 2001 года организовала «Аль-Каида», и за ними стоят сами США. А может, спецслужбы Израиля? Выигрывает в любом случае тот, в чью версию произошедшего больше поверят. Но для этого авторы данной версии должны поверить в неё сами. То есть реальность в данном случае есть не данность. Она конструируется, складывается, как конструктор Lego, – элемент оттуда, фрагмент отсюда – импровизация, находчивость, фантазия. Но и воля, и ум. Эти качества являются ключевыми для тех, кто конструирует реальность, которая отныне есть переменная категория. Постпозитивизм в этом смысле – это явление двустороннего, всеохватного действия, конструирующего реальность во всей полноте.

Постпозитивистский конструктивизм, таким образом, это отрыв гносеологии от реальности. Запад убеждён, что Каддафи насиловал и убивал невинных людей, – и этого достаточно для того, чтобы убить его самого. Жестокость в отношении Каддафи оправдана той жестокостью, которую Запад сделал частью его имиджа. «Ему просто не повезло с имиджем», – скажет сторонний теленаблюдатель, пережёвывая бутерброд.

«А я верю, что он убивал», – ответит ему другой, находящийся на другом конце телевизионного кабеля. Постпозитивизм – это дискаунт реальности, попытка свести поиск истины (о мудрости, онтологии и сути вещей здесь уже речь вообще не идёт) к простой цепочке визуальных, хорошо продаваемых образов. Вот Каддафи в форме, вот он агрессивен, размахивает кулаком. Стреляет в воздух. Кто-то кричит. Следующий кадр – разлагающиеся трупы. Голос за кадром что-то напряжённо повествует, но сознание увлечено разглядыванием быстро меняющихся картинок. Рассказывает что-то о том, что он был жесток, про какие-то взрывы… О боже, чьи-то мозги на асфальте. Зачем-то показывают самолёты. «Теракты… Взрыв… Пострадавшие», – несётся из телевизора. Телефон звонит, чёрт, как не вовремя… «Алло… Слышал, да, Каддафи… Типа убил кого-то, ну… много трупов…» Опасность определяется из полного отрыва от реальности. Меньше реальности, больше телевидения, образов, Интернет как нельзя кстати – за скоростью просмотра заголовков (открывать и читать что-то целиком уже просто нет возможности, поток информации слишком велик) – нет времени подумать. Вроде что-то писали про жертвы, «о, фотки, кровь, глянь, like, а что там у Анжелины Джоли? О, sex», опять Каддафи, френдлента стремительно проносится перед глазами… Вроде да, вроде правильно его…

Постпозитивистский конструктивизм даёт уникальную возможность совмещения необходимости устранить конкурента и заручиться при этом поддержкой общественного мнения. Национальные государства с их интересами теперь можно не брать в расчёт. Да и кто уже обращает на них внимание. В потоке медиаобразов какая-либо внешнеполитическая теория становится чистой «ботаникой», сугубо для экспертов, для политологов, для узких специалистов. Массы у экрана лишь недовольно морщат лоб. Можно просто «отменить» национальные государства. Внешнего врага больше нет, он незначителен, ничтожен. Враг является внутренним – это проще объяснить массам. Не надо проецировать врага «вовне», это вызывает ненужную агрессию, раздражение. Куда более удобным, предсказуемым, неопасным в своей действительности является гражданское общество пациентов. Его больше не интересует истинная подоплёка событий. «“Что есть истина?” – спрашивают последние люди и моргают». Но то был век девятнадцатый. Современный атом гражданского общества смотрит в экран не мигая. Лямбда индивид – случайно взятый человек, признанный полностью некомпетентным в сфере «международных отношений». Его функция – выражать согласие общественного мнения с тем, что его конкретно не касается и в чём он полностью некомпетентен. В потоке биомассы. Жми like…

Стратегическое видение ситуации

Конечно, можно действовать, реагируя исключительно на сиюминутные вызовы. Так поступает тот, кто не понимает общего замысла врага, не видит всей картины целиком, а проще говоря, не обладает стратегическим видением ситуации целиком. Ну а уж о том, чтобы выстроить собственную, ответную стратегию, при таком подходе не может быть и речи. Ведёт тот, кто проявляет стратегическую инициативу. Тот же, кто лишь отвечает на вызовы, исключительно обороняясь и не пытаясь наступать, – обречён на поражение. Он не представляет, что будет дальше, а значит, не знает, к чему готовиться. Будущее известно лишь тому, кто сам его планирует. Всё это самым непосредственным образом относится к вопросам безопасности. Нельзя чувствовать себя в безопасности тогда, когда ты не знаешь, что задумал твой оппонент, что он выкинет завтра, к чему в итоге клонит. Напротив, собственное стратегическое планирование, видение своих инициатив наперёд, представление о собственном наступлении, о развитии своих инициатив – создаёт угрозу оппоненту. Теперь уже он должен готовиться к отражению агрессии, а значит, инициатива переходит на сторону нападающего. Но для такого планирования нужна теория. Именно от идеи нужно отталкиваться, выстраивая стратегические модели. Прежде чем планировать, нужно представлять, чего ты хочешь добиться в конечном итоге. Это должны понимать и союзники. Но это же должен понимать и соперник, ибо как он в ином случае примет ваши правила игры, если вы о них не сообщите? Таким образом, для создания стратегической инициативы нужна парадигма – теоретическая модель, лежащая в основе последующего действия. Без парадигмы в области «международных отношений» нельзя выстроить систему безопасности.

Необходимость создания парадигмы «международных отношений» продиктована прежде всего тем, что именно она должна лежать в основе принятия решений всех ведомств и ответственных лиц государственной машины. Конечно, хорошо, когда первое лицо государства имеет у себя в голове чёткую модель, исходя из которой оно принимает решения и действует. Но этого далеко не достаточно, потому что, если все остальные государственные чиновники о ней не осведомлены, все они начинают действовать вразнобой, из-за чего система идёт вразнос. Можно, конечно, сообщить о своих представлениях кому-то из основных действующих лиц государства, членам Совета безопасности и даже ключевым министрам. Но тогда разнобой действий спустится на уровень ниже и т. д. В конце концов от понимания населением того, что делают лидеры государства, зависит степень легитимности власти – общественной поддержки и одобрения, на чём, собственно, и покоится любая стабильная система вне условий чрезвычайной ситуации.

Если же парадигмы «международных отношений», чётко изложенной и предоставленной в общее пользование, не существует, то помимо полного диссонанса самой властной системы это подрывает и основы социальной стабильности, создавая высокую степень недоверия властям. Невольно возникает ощущение, что нас заставляют полагаться исключительно на здравый смысл руководителя. А если он не здравый? Тогда каждое его решение может потенциально поставить под угрозу даже не его самого, хотя и такое случается, но всё государство в целом, его население, народ, в конце концов. Всё это оставляет не самые приятные ощущения: что-то там решили, никому ничего не объяснили, зачем оно нужно и чем закончится для всех – непонятно. Такая ситуация и порождает недоверие, усугубляемое домыслами. Но такой подход нисколько не оправдан и в плане отношений с оппонентами. Только самый наивный и малообразованный лидер государства может считать, что если он не сообщит противникам, что за парадигма «международных отношений» сложилась у него в голове, то тем самым он их обманет, введёт в заблуждение. На самом же деле отсутствие подобной декларации лишь развязывает оппонентам руки, так как воспринимается ими как отсутствие оговорённых правил. А раз таковые отсутствуют, то тогда правила устанавливаются противником в одностороннем порядке. И тогда и их союзники, и потенциальные наши союзники исходят при своём планировании и дальнейших действиях только из этих установленных нашим оппонентом правил.

В действительности же следует признать, что отсутствие ясной декларации своей внешнеполитической парадигмы лидером того или иного государства означает лишь то, что таковая у него просто отсутствует. Действуя по наитию, реагируя сиюминутно, он лишь усугубляет своё положение, всё больше запутываясь, ведёт себя непоследовательно, а это значит, что степень доверия к нему со стороны партнёров постепенно стремится к нулю. Всё несравненно ухудшается, когда ключевые фигуры государства действуют вразнобой, одновременно реализуя разные парадигмы, опираясь на разные школы International Relations.

Нельзя исходить из утверждений того, кто сам точно не знает, чего хочет. А тем более нельзя выстраивать на основе отношений с ним долгосрочных стратегий, ибо сегодня он хочет одного, завтра декларирует другое, а послезавтра поступает совершенно третьим образом. От такого «партнёра» лучше держаться подальше.

В системе «международных отношений» так же, как и в других устоявшихся международных отраслях, сложились определённые модели, школы и правила, которые необходимо учитывать при формировании собственной парадигмы в области внешней политики. Это нужно хотя бы для того, чтобы тебя поняли и адекватно восприняли то, о чём ты хочешь сообщить всему остальному миру. Помимо реализма, о котором уже было довольно много сказано выше, в позитивистском подходе существуют ещё как минимум либеральная и марксистская школы. Но есть и постпозитивизм, в рамках которого можно создать свою школу. Но для её артикуляции нужен ум, а для её насаждения другим игроками мировой арены нужна воля!

Если руководители страны – реалисты, то их подходы должны соответствовать тем, что уже были описаны выше: в этом случае интересы государства, в первую очередь материальные, выходят на первый план. Ставка в их реализации преимущественно делается на силу и превентивное воздействие. Реалист чётко, ясно и недвусмысленно определяет врага (или врагов). Если сил для превентивного воздействия недостаточно – реалист обращается к заключению союзов, для того чтобы стремительно нарастить недостающий потенциал. Реалистской, как уже отмечалось, была сталинская модель, что и привело в конечном итоге к возникновению двухполюсного мира. Но для Сталина значение имела идеология, идея. В отличие от пришедших после Сталина руководителей, что привели к крушению советского блока, СССР и чуть не закончили распадом России. Кем были они? Реалистами без идеи? Либералами?

Очевидно одно: для реалистов в российском руководстве война с США, с НАТО – неизбежна, вопрос лишь в том, насколько удастся её отложить. А точнее – сколько ещё времени удастся создавать видимость наличия сил для ответного удара. Ведь это время можно потратить на то, чтобы реально подготовиться. Или не подготовиться, но тогда просто отложить момент неминуемого краха. А если же всё-таки подготовиться? Тогда момент столкновения может и не наступить, как не наступил он в эпоху двухполюсного мира. Так ли мыслят российские руководители? В чём-то, наверное, так, но в чём-то и совсем не так, что мы ещё неоднократно рассмотрим на конкретных примерах в дальнейшем. А если не так, значит, реалисты не доминируют в российском руководстве. И уж тем более, нынешние российские политические элиты не опираются на идею. А из всего этого, соответственно, вытекает то, что, исходя из усилий либералов в российском руководстве, Россия в целом ведёт себя непоследовательно. И именно эта непоследовательность, метания в сфере внешней политики и наносят самый большой ущёрб нашим интересам в мире. Ведь одно действие противоречит другому, а зачастую и отменяет достижения предыдущего. К тому же надо учитывать, что реализм как модель формирования мировых процессов сегодня находится под полным контролем США, в том плане, что в сфере реализации реалистских шагов США давно обставили Россию по всем пунктам. То есть декларация того, что мы – реалисты, сразу же ставит российское руководство в заведомо сложные условия, требуя быстрого ответа на вызовы, которые формировались не одно десятилетие.

Россия должна определиться с концепцией

Что же предпринимает российская власть, формально отвечающая за безопасность государства и его граждан, не говоря уже о народе? Вот к ней как раз и относится в значительной степени упрёк в отсутствии представления о внешнеполитической парадигме нынешней России. Ни реалистская, ни либеральная, ни тем более марксистская теории «международных отношений» к ней не относятся в полной мере. Для реализма не хватает чёткости конечной цели, необходимого ресурсного потенциала. Постоянные попытки увернуться от удара, избежать принятия ясного решения, избежать последствий – как бы не зацепило, может, пронесёт – целью являться не могут. Утверждая реализм, следует признать наличие врагов. В случае России это означает открыто признать, что главный враг – это США и их союзники. А это очень страшно.

Но и либеральные концепты были решительно отвергнуты в тот момент, когда Владимир Путин впервые заявил, что суверенитет для России – это ценность. Ведь тогда надо стать демократией так, как это устроит США, то есть без намёка на суверенитет. О марксистской платформе забыли ещё в 1962 году. Что остаётся? Постмодерн?

Постмодерн – как во внутренней, так и во внешней политике – стремительно захватывающая влияние парадигма. Он даёт возможность комбинировать некомбинируемое, объяснять необъяснимое, хихикать, когда все напряжены, напрягаться, когда с нами шутят, сделать вид – когда ничего не понятно, изобразить, а не быть «на самом деле». Это очень удобно… В том случае, когда за фасадом ничего нет. Ведь и постмодерн – это технология, система подходов, философия – в общем, то, чем надо уметь пользоваться.

Российская внешнеполитическая доктрина – это «пустой концепт». Мы сами не рефлексируем свои позиции, путая не только оппонентов, что, казалось бы, плюс, но и союзников, что очевидный минус. Путаясь при этом сами. А если спрашивают – хихикаем. Можно пошутить, сказать, что Маккейн – не враг, а просто американский солдат из вьетнамской ямы. А если что, то мы вас ракетой. Забавно? Да. Но только вот американские элиты – очень серьёзные ребята. Они любят пошутить, но делают это с абсолютно каменными лицами, ибо им самим не до смеха. Когда речь идёт о контроле над миром.

Американские элиты прекрасно представляют себе свою цель. Она проработана на всех уровнях – от метафизического (американская однополярная глобализация – это эсхатологический проект) до военно-стратегического и технологического. Новые постмодернистские технологии, включая концепции миметического оружия и сетевых войн, у них на вооружении уже сейчас, в данную минуту. Американский однополярный мир – это чёткая идейно-идеологическая вертикаль, основанная на философии однополярности. Какая философия у нашего руководства? «Ой, хи-хи, а можно следующий вопрос…»

24 марта 1999 года – день начала глобальной войны Америки за единоличное правление, за однополярный, американоцентричный мир. Это день начала конца эпохи национальных государств, день их отмены, как и отмены мира национальных государств. Это день начала решительного строительства нового мира, где в центре – американская империя. Да, именно империя, и к этому мы ещё вернёмся чуть позже. А что же Россия? Наша элита, кажется, начала догадываться, чем всё-таки отличается национальное государство от империи. «Чем в этой связи является Россия?» – «До этого пока не добрались, вопрос непростой». «Есть ли у нас ответ на вызов Американской империи?» – «А это о чём вообще? Мы же покончили с империализмом…»

Грядущий мир – либо мир Империи, и тогда это американская глобальная империя, либо мир империй. Уже сегодня основные акторы мировой арены – это большие «государства»-полюсы. Это уже не государства-нации, а именно военно-стратегические блоки, наподобие Европейского союза, Организации американских государств, Лиги арабских государств, намётки Евразийского союза – вот контуры нового многополярного мира. Если следовать терминам английской школы теории «международных отношений», то Путин, настаивающий на том, что Россия сама разберётся с правами человека и решит, какие выборы честные, а какие нет, – плюралист. Именно плюралисты определяют государственный суверенитет и принцип невмешательства как формирующие всю систему межнациональных отношений понятия. Соблюдение прав человека представляется плюралистам исключительно внутригосударственным делом, о чём Путин высказывался неоднократно, а «гуманитарная интервенция», с которой Россия особенно активно борется в период выборных циклов, – нарушением системообразующих правил.

С ними спорят солидаристы, отстаивающие право внешних сил на вмешательство в ситуации, когда принципы демократии, понимаемой в западном представлении, не соблюдаются. Либо же тогда, когда ситуация выходит из-под контроля национальной администрации. Таких взглядов придерживается, к примеру, Игорь Юргенс, председатель правления Института современного развития (ИНСОР), считающий, что «возвращение Путина – это катастрофа». Это тот самый ИНСОР, попечительский совет которого возглавляет экс-президент Дмитрий Медведев. Тот самый Медведев, который продолжатель курса Путина, его преемник. Отсюда вопрос: какой курс у Путина? И если Юргенс – типичный солидарист, если Медведев его попечитель, а Путин – старший товарищ и идейный наставник Медведева, то каков же подход российской государственной власти к «международным отношениям», к внутриполитическому устройству – солидаристский или всё же плюралистский? Или он мерцает? И когда правит Путин – подход плюралистский, а когда Медведев – солидаристский, включающий в себя поддержку такой инициативы, как создание Международного уголовного суда нарушителей прав человека. Путин является плюралистом, значит, по мнению солидаристов, нарушает эти самые права человека, и пока солидарист у власти – Путин или те, кто мыслит так же, отправляются в этот самый Международный уголовный суд.

То же касается и такой темы, как свободный рынок, а также необходимости интеграции в него. Это является угрозой для плюралистских ценностей. Рынок мешает России, а интеграция в ВТО – губительна. Переговоры по вступлению России в ВТО начались в эпоху солидаризма и доминации либеральной теории при Ельцине, были продолжены при плюралисте Путине и завершены при солидаристе Медведеве. Как будут развиваться в этой связи отношения России и ВТО дальше, после возвращения Путина, объявившего начало евразийской интеграции, – неясно не только для ВТО, но и для самой России. Не знают, как себя вести и какую концепцию реализовывать, и российские элиты – чиновники, политики. Поэтому и реализуют кто во что горазд. Потом понимают, что ничего не выходит, плюют и просто крадут. Красть – это понятно. Это просто. Не надо ломать голову относительно концепции… На всё это строго взирают американские политические элиты. Они именно политические, строго в соответствии с понятием политического и именно элиты. А политические элиты всегда предвзяты, поэтому понимание безопасности у них и у нас отличается. У них – для внутреннего пользования ценности плюралистские, для внешнего экспорта – солидаристские. Солидаристы, проповедующие «гуманитарную интервенцию», основывают свои рассуждения на том, что форма и способы обращения государства со своими гражданами постепенно перестают быть его внутренним делом, становясь на законных основаниях объектом внимания всего международного сообщества. А учитывая, что со времён Вьетнама Америка действует согласно концепции «вбомбите их в каменный век», можно примерно представить себе последствия их «экспортной» продукции.

Таким образом, отсутствие чёткой концепции внешнеполитического развития даёт возможность захода всех заинтересованных сил на любой уровень российской политической системы. Потому что все эти уровни при отсутствии чётких критериев оказываются «в законе». Потому что никакого «закона нет». И именно это открывает все возможности для «гуманитарной интервенции». Система не имеет концепции, а значит, не имеет и сопротивляемости, что её и разлагает. Нынешний неопределённый статус России – это и есть главная угроза потери идентичности и суверенитета. Прошлое – отвергнуто, настоящее – невыносимо, будущее – неопределённо.

Все последние годы мы демонстрировали такую непоследовательность действий, что головокружение от неё возникло даже у самых видавших виды экспортёров демократии, либерализма и прав человека. Те же, кто мог и должен был стать нашими союзниками, лишь в недоумении наблюдали за происходящим. Доктрина России – не реализм, так как Америка не враг, а «перезагрузка», или даже «перегрузка», но точно не враг; не либерализм, так как для «демократий» мы не «демократия», а значит, тот, с кем они воюют; не марксизм с его агрессией против мира капитала и буржуазии, так как, что такое марксизм, мы давно не помним, а буржуазии с капиталом у нас и своих хватает, включая тех, кто напрямую интегрирован в систему глобального капитала. Ну а постмодерном мы просто не умеем пользоваться, да и не знаем, честно говоря, что это такое. Такого самозабвенного самоуничтожения вследствие невнятности на всех уровнях история не видела давно. Внешнеполитической доктрины у нынешней России нет и не предвидится. А это, как мы теперь понимаем, – просто опасно!

Пять принципов внешней политики России и американский ответ

Пиком падения влияния России на международной арене стали четыре года медведевского президентства. При этом следует признать, что внешнеполитический провал эпохи Медведева не проходил спонтанно. Он был даже в какой-то степени запрограммирован своего рода стратегией провала. Конечно, из лучших побуждений, а то, что так получилось, – это скорее следствие симуляционного подхода ко всему, что относится к идеологии и мысли в целом. Сразу вскоре после признания независимости Абхазии и Южной Осетии, осуществлённого по инерции от недавно закончившейся путинской эпохи, только что ставший президентом России Дмитрий Медведев огласил пять принципов своей внешней политики, получивших в СМИ название «внешнеполитическая доктрина Медведева». На них, как предполагалось, он и планировал строить внешнюю политику РФ в течение последующих четырёх лет своего президентства. Возникшая тут же трескотня о «перезагрузке» должна была, по замыслу автора, вызвать ощущение некой имитации прорыва, того, что Россия, совершив некоторые несложные внешнеполитические телодвижения, встала на одну ступень с Соединёнными Штатами Америки.

Однако, как стало очевидно чуть позже, у нас не было никаких причин для того, чтобы выражать этот оптимизм. Хотя бы в силу того, что США со своей одержимостью мировым господством никуда не делись. Надежды на быстрые внешнеполитические достижения были бы, может быть, справедливы в значительной степени, если бы весь Североамериканский континент вдруг замер, как в детской игре «Морская фигура, замри», и там несколько лет ничего бы не происходило. Тогда мы получили бы фору для того, чтобы превратить доктрину Медведева в реальное политическое могущество. Но Америка продолжила существовать. Мало того, провозглашенные пять принципов скорее спровоцировали более активные, более решительные и даже в каких-то ситуациях более жёсткие ответные действия США. Иными словами, мы собрались подёргать тигра за усы, но о том, есть ли у нас способы защититься от него, если он вдруг совершенно озвереет, мы, по обыкновению, не подумали.

Первенство международного права – конец ООН

Возьмем первый тезис Медведева о том, что «Россия признаёт первенство основополагающих принципов международного права, которые определяют отношения между цивилизованными народами». В озвучивании этого тезиса неприкрыто сквозит позиция слабого. Данная декларация в сложившихся условиях аналогична угрозе: «Сейчас милицию вызову!» Милиция может приехать, а может не приехать – это ещё большой вопрос. С 24 марта 1999 года Америка ни во что не ставит международное право. Вместо этого в её подходах всё очевиднее доминирует право сильного плюс чёткая геополитическая логика. На примерах Югославии, Афганистана, Ирака и Ливии мы все могли наблюдать, как относятся Соединённые Штаты Америки к международному праву и во что ставят международные институты, в первую очередь ООН и Совет Безопасности ООН, к которым мы не устаем апеллировать и взывать. То есть мы-то признаём первенство принципов международного права, а вот Америка – нет. Мы дисциплинированно соблюдаем все нормативы и ограничения, а Америка – нет. Непротивление злу насилием. Чистая толстовщина в сфере международных отношений.

В августе 2008 года Россия продемонстрировала силу, и только это дало результат. Никакие воззвания к Совбезу ничего не дали, да и, как мы сейчас понимаем, не могли дать. Взывать к ООН сегодня бесполезно хотя бы в силу того, что это рудимент двухполярного мира. Америка осознанно пустила насмарку усилия XX века по выработке международных норм безопасности. Сегодняшний мир – реально опасен.

Сухой остаток: ядерное сдерживание плюс геополитика – вот инструментарий, на который может опереться реалист. Максимум, для чего ещё возможно использовать международное право, – это для взаимоотношений с Европой, воспринимаемой в отрыве от США в качестве самостоятельного полюса. Видимо, этот тезис Медведева был обращён исключительно к Европе, но ей с наступлением кризиса стало как-то совсем не до Медведева с его наивным идеализмом.

В свою очередь Америка не устаёт игнорировать международные правовые институты по праву сильного. Ответом на заявление Медведева о том, что он будет теперь апеллировать к международному праву более активно, со стороны США может быть только более откровенное игнорирование формальной деятельности Организации Объединенных Наций. США и дальше продолжат действовать откровенно в обход этой организации. Это, очевидно, и так произошло бы рано или поздно в силу того, что государство-нация, или просто нация, перестало быть главным субъектом на мировой арене. И произошло это именно с появлением единственной гипердержавы, шагнувшей далеко за пределы национального государства к созданию Империи.

На призыв Медведева и наши судорожные попытки реанимировать международные правовые институты США ответят поэтапным демонтажом ООН и созданием вместо неё Лиги демократий. По этому поводу Тимоти Гартон-Эш в английском издании The Guardian 11 сентября 2008 года написал: «Пока мы, представители лагеря Либерального Миропорядка, думаем о том, как ответить на такой многосторонний вызов, как Россия и Китай, я больше чем многие европейцы симпатизирую той идее, за которую выступают американские политики-интеллектуалы. Речь идёт о так называемом “договоре демократий”. Прежде всего мы должны рассчитывать на те страны, которые разделяют наши ценности в системе государственного управления». Собственно Лига демократий – это есть чистый продукт реализации либеральной доктрины, согласно которой демократии между собою не воюют. И речь здесь идёт именно о тех самых либеральных демократиях и ни о каких других. Напрямую звучит декларация того, что Америка должна опираться только на либеральные и либерально-демократические, понятые в американском представлении, режимы, для того чтобы консолидировать их перед лицом возрастающей угрозы со стороны усиливающихся… России и Китая. Которые, что понятно из контекста, никакими демократиями не являются.

ООН доживает считанные дни, если рассматривать происходящее в историческом масштабе. Причём именно Медведев лишний раз подстегнул развитие процесса демонтажа этой устаревшей структуры своим заявлением о том, что мы будем больше, активнее использовать ООН в решении своих вопросов и своих проблем.

В действительности же нашим ответом должно было бы стать создание такого же, аналогичного американской Лиге демократий, центра международного права, только сформированного на основе консервативных евразийских принципов. Допустим, Евразийской ассамблеи или «ассоциации автократий» (такой образный термин придумал один из идеологов внешней политики Соединённых Штатов Роберт Кейган). В его основе должно лежать евразийское традиционное право, а именно различные правовые модели, включающие в себя элементы как народной демократии, так и прямой демократии традиционных этносов и общин.

Однополярность неприемлема – усиление грубого давления

Возьмём второй принцип Медведева (что «мир должен быть многополярен. Однополярность неприемлема») – Россия не «может принять такое мироустройство, в котором все решения принимаются одной страной, даже такой серьёзной, как США». Медведев уверен, что такой мир неустойчив и грозит конфликтами. Очень верное замечание, сделанное с опозданием лет на десять. У нас была возможность заметить, что мир стал однополярным, сразу после терактов 11 сентября 2001 года. Это надо было декларировать 12 сентября 2001-го, закрыв американцам доступ в Среднюю Азию и СНГ, сохранив базы в Камрани и на Кубе, инициировав международное независимое расследование терактов в США. Мы же сделали всё наоборот – открыли США доступ в Среднюю Азию и страны СНГ, которые до тех пор ещё контролировали. Добровольно ликвидировали базы в Камрани и на Кубе, то есть предприняли всё зависящее от нас для скорейшего торжества однополярности.

Собственно, Россия вполне бы даже могла участвовать в операции в Афганистане, введя туда свои войска в составе международного контингента. Это можно было бы сделать совместно, допустим, с контингентом из Индии, Китая или Ирана, если уж такая острая необходимость возникла. Это закрыло бы возможность для США единолично хозяйничать в Средней Азии. Но мы ничего этого не сделали, сдав все позиции. Самое время заявить о том, что мир должен быть многополярным. Отличное намерение, не подкреплённое ни единым жестом.

Здесь уместно привести слова Збигнева Бжезинского от 28 ноября 2001 года. В своей статье «НАТО следует остерегаться России», опубликованной в газете The Wall Street Journal, Бжезинский пишет, что США должны использовать теракты 11 сентября для достижения долгосрочных стратегических планов по «дальнейшему расширению евроатлантического пространства и долгосрочной ассимиляции в нём постсоветской России». В результате Россия, по убеждению Бжезинского, должна «не желать разъединения Америки и Европы, не выстраивать с Китаем отношений “стратегического партнёрства”, направленного против американской гегемонии, не создавать славянского союза с Белоруссией и Украиной, не пытаться подчинить Москве недавно обретшие независимость государства на постсоветском пространстве».

Планы США были обозначены сразу после терактов в течение месяца. А наш ответ был озвучен лишь в 2008 году Медведевым в одном из своих пунктов. И тут же забыт. Сейчас однополярность, по сути, является данностью, а ответ России в Грузии – это жалкая заявка на возвращение России статуса региональной державы. Ни о каком создании полюса многополярного мира на практике пока даже близко говорить не приходится. Несмотря на то что теория многополярного мира в качестве теоретического труда на данный момент разработана интеллектуальной группой под руководством Александра Дугина на кафедре социологии международных отношений социологического факультета МГУ. Философия однополярности есть и принята к реализации американским государством на высшем уровне. Философия многополярности – пока только концепт, о котором в российском власти никто даже не слышал. О чём мы говорим? О чём это Медведев?

Ответ США на этот лепет о многополярности оказался вполне конкретным и реализовался в виде усиления грубого давления на Россию. Учащение терактов, авиакатастроф, пожаров, управляемых конфликтов, массовых акций протеста, которые «вдруг» начали разгораться на территории России, политическая дестабилизация, сетевая война – Россия должна погрязнуть во внутренних проблемах. Если мягкий сценарий не проходит, если политическое руководство огрызается, да ещё и начинает пугать «многополярным миром», чего американцы просто слышать не могут и от чего приходят в неописуемую ярость, – воздействие ужесточается. Включается активное ведение сетевой войны по жёсткому сценарию. И всё это, понятно, не вдруг, а после того как Россия, по сути, бросила вызов гегемонии США. Ведь для них «многополярный мир» – это не шутка. Они понимают, что это такое. Но если Медведев бросил этот вызов походя, на словах, то вот американцы отвечают чисто конкретно, быстро и очень жёстко, последствия чего и дают нам о себе знать.

В свою очередь ответом России на это ужесточение со стороны США должна стать принудительная и ускоренная мультиполяризация мира. Сказал «а», говори «б». А это значит, что Россия должна позаботиться о том, чтобы ядерные военные технологии были как можно скорее в Иране. А наше оружие и военные базы оказались как можно скорее в Центральной и Южной Америке, причём на постоянной основе. Необходимо обеспечить энергетический отрыв Европы от США, то есть Россия должна энергетически полностью обеспечить Европу, чтобы та не зависела от американских маршрутов поставок. Россия вполне может консолидировать арабский мир, осуществив заход на базе традиции и наладив диалог с исламом. В конце концов, Россия вполне может перенести аналогичную сетевую войну на территорию США. Ибо США – социально нестабильное государство, которое прошито бесчисленным количеством внутренних противоречий. И если Россия приложит для этого минимальные усилия, хотя бы просто выключит свет, опустив рубильник в Вашингтоне и Нью-Йорке, то в США наступит хаос. Сетевая война против США на их территории – это сепаратизм, межэтнические конфликты, расовая неприязнь, колоссальное имущественное расслоение, в целом отсутствие социальной саморегуляции американского общества. А ещё нужно сделать всё то, чего нам «не рекомендовал» Бжезинский, просто от противного – создать славянский союз России – Украины – Белоруссии, а вместе с ним – восстановить Евразийский союз, что пока лишь только декларировано. То есть мы ни в коем случае не должны замыкаться на внутренних проблемах, к чему нас склоняют западные стратеги, ибо эта оборонительная позиция навсегда похоронит идею многополюсного мира. Чего от нас и ждут.

Россия не хочет конфронтации ни с одной страной – открыть Америку

Третий тезис Медведева – Россия не хочет конфронтации ни с одной страной. «Россия не собирается изолироваться. Мы будем развивать настолько, насколько возможно, наши дружеские отношения с Европой и США и с другими странами мира». Ну, хорошо. После того как мы, по сути, объявили цивилизационную войну, заявив о курсе на многополярность, мы говорим, что не хотим конфронтации. Россия не собирается изолироваться. Как будто нас будут спрашивать! После такого высказывания Россию надо изолировать с удвоенной интенсивностью, закрывая элементы санитарного кордона в Европе и на Юге, то есть там, где у нас ещё существуют выходы – на Юг к Ирану через оставшуюся лояльной нам Армению. Хороший вариант для России – как-то склонить на свою сторону Азербайджан, получив выход к Ирану, минуя оккупированную американцами Грузию. Но именно поэтому американские усилия в отношении Азербайджана в итоге стали более настойчивыми, одним из результатов чего стал отказ в аренде Габалинской РЛС. Беспорядки в Армении из той же серии. Нас будут пытаться лишать контактов и нормальных отношений с Белоруссией, жёстко нанося удары по режиму Лукашенко. И своим заявлением Медведев лишь интенсифицировал перечисленные процессы, ускорил их реализацию. Есть ли нам чем ответить – это большой вопрос. Но американцы будут закрывать санитарный кордон окончательно в ближайшие, по историческим меркам, дни. Ловушка окончательно захлопнется с ударом по Ирану. И это уже не говоря о том, что данный тезис Медведева противоречит как реалистской, так и либеральной модели. В первом случае у нас должны быть враги, а Медведев говорит – «ни с одной страной». Если действительно «ни с одной», то это означает только одно – у России нет своих национальных интересов. Только в этом случае государство не имеет противоречий с другими государствами (у них-то свои интересы есть). Может быть, это либеральный тезис? Тоже нет, ибо в таком случае мы должны быть с «демократиями» против «недемократий», а это противоречит тому же – «Россия не хочет конфронтации ни с одной страной». Да и какая мы демократия… Может, неомарксистская? Но тогда это противоречит предыдущему тезису о многополярности.

Ответ США на такое заявление очевиден – поймать на слове. Если вы собираетесь развивать отношения с Европой и Америкой, тогда верните возможность безнаказанно действовать на территории России западным неправительственным организациям (НПО), ведь именно они – главный экспортёр демократии, а стать демократией – необходимое условие для сотрудничества с Европой и Америкой.

Но есть и внешнеполитические последствия, спровоцированные этим высказыванием. Здесь надо понимать, что Запад – далеко не однороден, и развивать отношения с Европой – совсем не то же самое, что развивать отношения с США, которые видят Европу исключительно как свой плацдарм, покорный и предсказуемый. А ну как развитие отношений с Россией вызовет в Европе ненужное ощущение самостоятельности и безосновательности той зависимости, в которую Европа попала к США перед угрозой «русской агрессии». Это нехороший знак для Америки, за которым последует неизбежное желание усилить контроль над Европой, не дать возникнуть даже намёку на сближение ЕС и России. Как следствие – США будут усиливать роль НАТО в Европе, чтобы удержать её под контролем. Это заявление Медведева с очевидностью лишь спровоцировало консолидацию НАТО, о чём пишет, например, The Washington Post. Джим Хогленд настаивает на том, что Вашингтону необходимо добиться консолидации сил НАТО в Европе. То есть не пытаться расширять НАТО, а скрепить позицию тех, кто уже в НАТО и является проверенным союзником. Добиться этого можно, как он считает, сконцентрировавшись на северном фланге: «Тесное сотрудничество между президентом США и президентом Франции не позволило русским воспользоваться конфликтом в Грузии для того, чтобы вбить клин между Вашингтоном и его союзниками по НАТО. Однако это является важнейшей целью России, и ей нужно противодействовать. Добиться этого можно, сконцентрировавшись на северном фланге России, где НАТО сплочено и относительно сильно, вместо того чтобы ввязываться в новые споры о будущей роли НАТО в кавказском регионе и на Украине – по этим вопросам в альянсе ещё существуют разногласия».

Что же Россия может противопоставить такому развёртыванию событий? Во-первых, чёткое понимание, что тотальная открытость – это зло для национальной безопасности, даже если речь идёт лишь о гуманитарной экспансии. Учитывая новейшие разработки в области ведения сетевых войн, именно эффективная деятельность НПО, общественных структур и социальных сетей является на сегодняшний день одним из самых эффективных видов оружия, позволяющих одержать военную победу без использования обычных вооружений. Поэтому о либерализации законодательства и подходов в отношении западных НПО не должно быть и речи. Подобное было возможно лишь в ельцинские времена, когда Россия добровольно капитулировала, в спешке сдавая всё, что только можно, под предлогом ускоренной либерализации. Задача была – стать своими для «демократий», дабы добиться решения вопроса безопасности путём вхождения в клуб демократий. Демократией, как известно, мы так и не стали, но страну чуть не потеряли.

Возможным – более-менее – вариантом, при соблюдении определённых условий, может стать полупрозрачность, в первую очередь с Европой. Всех выпускаем, особенно носителей цивилизационного и культурного кода, трансляторов русского мировоззрения – деятелей культуры, учёных, политиков, общественных деятелей. Выпускаем не на ПМЖ, а для трансляции идей, влияния, гуманитарной экспансии. Впускаем же не всех, а только тех, кто реально нужен, – специалистов в области высоких технологий, инвесторов, инженеров, высококвалифицированные кадры, военных специалистов для перенятия от них передового опыта развёртывания ПРО, желательно на ПМЖ, для чего необходимо создавать соответствующие условия. Всё остальное нам от них не нужно. Что же касается США и их сателлитов – то здесь должна быть полная закрытость. От них нам никто не нужен, кроме откровенных перебежчиков с военными и промышленными секретами в чемоданах. Здесь не помешает даже довольно утрированный подход, тем не менее позволяющий соблюсти элементарные нормы безопасности, своего рода презумпция виновности – каждый, кто прибывает в Россию с территории США или сателлитов, – шпион или провокатор по умолчанию, пока не докажет обратного. Открытость в отношениях с США – это практически стопроцентная работа на ослабление национальной безопасности России, экспорт деструктивных – а других и нет – НПО, НКО, фондов, неравные возможности, неприкрытый шпионаж. От Америки нам не нужно ничего, это пространство справедливо сравнить с зоной заражения – всё, что привнесено оттуда, содержит в себе опасность.

Открытость, или, по-другому, максимальная степень прозрачности, допустима в отношении стран СНГ (за исключением входящих в антироссийский блок ГУАМ, здесь так же, как с Европой, полупрозрачность), Ирана, Индии, других союзников России, включая страны Южной и Центральной Америки – Венесуэлу, Боливию, Кубу. Со стороны этих стран нам нужно многое – начиная от почитания элементов традиционной культуры, гуманитарных аспектов и заканчивая высококлассными специалистами. Люди, приезжающие из этих стран, не несут в себе ни прямую, ни культурную, ни духовную угрозу. Исключением может быть разве что низкоквалифицированная рабочая сила, которая и так в избытке.

Ответ же России в адрес Америки должен быть сколь эффективным, столь и парадоксальным. Нам необходимо открыть Америку. Теперь уже для себя. В отношении с этой страной бесполезно апеллировать к морали, нравственности, культуре, религиозным мотивам. Здесь подходят только превентивные, прямые, даже симметричные меры: создание на территории США развёрнутых пророссийских сетей, отправка деструктивных кадров, вербовка агентуры, откровенный шпионаж, подрыв социальной и политической стабильности, провоцирование сепаратизма – вот лишь некоторые из методов симметричного воздействия, которыми необходимо ответить. Однако стоит помнить о главном – открывая Америку для себя, следует закрыть Россию от подобных действий.

Защита граждан: забыли русских

Приоритетом внешней политики Медведев назвал защиту жизни и достоинства российских граждан, «где бы они ни находились», что стало четвёртым его тезисом. «Мы будем защищать интересы нашего предпринимательского сообщества за границей. И всем должно быть понятно, что все, кто будет совершать агрессию, получат ответ», – заявил президент. Граждан? А как же защита русских? Как, например, насчёт русских, оставшихся за пределами России, то есть о тех 25 миллионах русских, которые не являются гражданами России? О них Медведев не сказал, оставив юридическую лазейку: мы, мол, говорили о гражданах, а не о русских людях. А среди них есть даже «неграждане» тех «государств», в которых они остались. Были брошены, забыты, оставлены без опеки и защиты. Кого же тогда собрался защищать Медведев? Может, он решил оказать защиту олигархам, притесняемым за пределами России? Их он, видимо, имел в виду, говоря про наше предпринимательское сообщество. Это, конечно, возможно, но только для вернувших капиталы на родину. А так – что это за граждане…

Слова о том, что мы будем защищать интересы нашего предпринимательского сообщества за границей, скорее всего, восприняты американцами очень однобоко, как и всё остальное, что воспринимается сугубо в рамках двойных стандартов американского реализма, – хорошо то, что хорошо для Америки. А значит, опираясь на этот тезис, они будут пытаться вбить клин между экономическими элитами и элитами политическими. О чём пишет в редакционной статье издание Christian Science Monitor. Газета пишет о том, что «богатая российская элита, видя, как изоляция оказывает негативное влияние на её инвестиции, отходит в сторону от политического руководства страны». В своё время ныне отбывающий срок олигарх Михаил Ходорковский именно так сформулировал свой основной тезис: национальная администрация стоит преградой на пути транснационализации российского капитала и должна быть устранена с этого пути. После этого он, собственно, и отъехал в места не столь отдалённые. А теперь об этом говорит Медведев – государство должно встать на службе интересов транснационализирующегося российского олигархического капитала. Не челноков же с клетчатыми сумками, в самом деле, имел он в виду. Или, может, он имел в виду интересы предпринимателей, лишившихся всего в Ираке, Ливии или Сирии, после того как свои интересы там отстояли американцы? Единственное, что российским предпринимателям сегодня нужно от власти, так это гарантий того, что им не будут препятствовать в стремлении в нужный момент продать свой бизнес в России, желательно иностранным покупателям, и в выведении после этого полученных средств на Запад.

Естественная реакция США – довести до предела этот тезис, то есть акцентировать особое внимание на том, чтобы подчёркивать именно частно-атомизированную субъектность наших интересов – следите за гражданами, а остальное вас не касается. А чтобы вы убедились в том, что вас это действительно не касается, мы арестуем и демонстративно вывезем в США вашего предпринимателя Юрия Бута. А затем так же демонстративно, нагло, не обращая внимания на Россию и назло тезисам Медведева о защите своих граждан, выкрадем с территории третьей страны и вывезем с мешком на голове российского предпринимателя – перевозчика грузов Константина Ярошенко. После чего так же безнаказанно засудим обоих, дав по двадцать лет тюрьмы, и вы тогда убедитесь, что от вас в этом мире ничего не зависит, а значит, никаких интересов у вас быть не может. Так что довольствуйтесь тем, что вам отдали вашего лётчика власти Таджикистана. Пока отдали, ибо до Таджикистана у США ещё толком не дошли руки. Дойдут, когда начнут «выводить» войска из Афганистана. На территорию Средней Азии, разумеется, куда же их ещё выводить. Вот основной американский месседж, посланный Медведеву, по сути, спровоцировавшему их своим тезисом.

Ответ России – если она действительно собралась отстаивать свои интересы в мире – должен заключаться в декларации готовности защиты даже не граждан и тем более не олигархов, а своих национальных интересов за пределами России. В преодолении пределов наша подлинная миссия. И русские люди, живущие по всему миру, – нам в помощь.

Внешнеполитические интересы – «цветные» революции

Ну и последний «принцип Медведева» – интересы России в дружественных ей регионах: «У России, как у других стран мира, есть регионы, в которых находятся привилегированные интересы. В этих регионах расположены страны, с которыми связаны дружеские отношения». Он также пояснил, что Россия будет «очень внимательно работать в этих регионах», уточнив при этом, что речь идёт не только о приграничных государствах. Тем более что о них последние лет двадцать речь вообще не идёт.

Далее следует интересная фраза, высказанная по отношению к нашим западным партнёрам, прежде всего в Америке. Медведев сказал, что у них есть выбор – дружить с нами или нет. Относительно будущего развития дипломатических отношений с другими странами Дмитрий Анатольевич отметил, что это будет зависеть не только от России, но и «от наших друзей, партнёров, от международного сообщества». «У них есть выбор», – так и сказал. То есть шанс он им всё-таки оставил. Чистое шапкозакидательство. После того как Россия ушла отовсюду, даже из СНГ, после того как у нас возникли проблемы в отношениях даже с Белоруссией, единственной страной, которая последовательно декларирует, что хочет с нами дружить, мы бросаем такую фразу: пусть они сами думают, у них-де выбор есть…

Ответом США на это, безусловно, стала активизация «цветных» революций. Теперь уже без всяких сомнений очевидно, что они будут продолжаться, и в первую очередь попытки свергнуть правящий режим наиболее активно будут реализовываться именно в Белоруссии. Ну и конечно, сетевые войны против России изнутри, создание внутренней напряжённости, используя выборные ситуации. Сюда же следует отнести попытки замкнуть санитарный кордон в Азербайджане и Армении. Чем, собственно, американцы занимаются уже довольно давно. В подтверждение этому статья Тони Кэрона в журнале Time: «Баку […] готовится стать крупным прямым поставщиком природного газа в Западную Европу через трубопровод Nabucco, по которому газ должен пойти с Каспия на крупный распределительный узел в Австрию. Для Азербайджана этот выбор носит не просто коммерческий характер; он может иметь огромные геополитические последствия».

Активация сетевых войн в России и на пространстве СНГ, отрыв союзников от России и их переориентация на Запад, социальная дестабилизация и напряжённость между элитами и массами, а также внутри самих элит, быстрый закат ООН, усиление повсеместного «грубого давления» – вот что, собственно, спровоцировал Медведев своими тезисами. Конечно, Америка шла по этому пути и прежде и будет идти дальше, но после таких тезисов мотивов и оправданий у американских стратегов и политиков только прибавится. Это не значит, что Россия не должна декларировать свои интересы, это значит, что она должна делать то, что декларируется, и «пусть это и будет, наконец, единственным нашим законом».

Сегодня становится всё более понятно, что США никогда не признают сильную Россию. И говорить о том, что у них есть выбор, – просто смешно. Это у нас есть выбор – стать субъектом сложившейся реальности или оставаться объектом внешнего воздействия. Они же этот выбор формируют. США строят мировую империю, но это – американская империя. Противостоять им может только империя. Другая империя. Наша империя. Основные вехи формирования этой империи как раз и обозначил Медведев. Для их реализации нам осталось только начать и кончить. Что же действительно не подлежит сомнению, так это то, что этот процесс необходимо обеспечить идеями и серьёзной интеллектуальной поддержкой. Как говорят американские неоконсерваторы: «Идеи имеют значение!» В этом и надо брать пример.

После анализа тезисов медведевской эпохи становится более-менее понятно, почему в области внешней политики последние годы оказались для России провальными: все свои козыри Россия либо бездарно растеряла, либо просто проигнорировала их наличие. Попробуем теперь рассмотреть, что же было не только задекларировано, но и сделано. Начать следует с ратификации договора СНВ-3 как с главного и наиболее громкого внешнеполитического просчёта. После того как Сенат США провёл важнейшее для Америки голосование в пользу заключённого с Россией договора СНВ-3 – о сокращении стратегических наступательных вооружений, подписанного президентами России Дмитрием Медведевым и президентом США Бараком Обамой в апреле 2010 года в Праге, «перезагрузка», уже не стесняясь, начала откровенно «подыгрывать» США. Собственно, принятие этого договора и было одной из главных целей провозглашения «перезагрузки», ради него во многом и затевалась. Сюда же можно отнести и провозглашение развития отношений с НАТО, о которых также много говорилось в медведевский период правления. С одной небольшой оговоркой: НАТО – военный блок, созданный и существующий для противостояния с Россией.

Хозяйственные вопросы вместо внешней политики

Если оценивать итоги внешнеполитических усилий последних лет, включающих в себя четыре года медведевского правления, то Россия за этот период продолжила процесс полного самоустранения с мировой арены. Ни один руководитель нашего государства в период с 2008 по 2012 год внешней политикой не занимался. Путин потому, что это стало «не его делом», ибо он пребывал в статусе премьера. Медведев потому, что, видимо, не очень представлял, как это делается. А когда представлял, то явно не то. По своей ли воле, или «так было задумано», но факт остаётся фактом. Внешнеполитическим вопросам, вплоть до возвращения Путина в президентское кресло, внимание было уделено по остаточному принципу, а всё, что происходило с Россией на мировой арене, формировалось без нашего участия при абсолютно пассивной позиции российского руководства на всех направлениях.

Катастрофически закончился этот период для отношений России с Ираном. То же самое можно сказать и об отношениях России с Белоруссией, хотя с усугублением последствий кризиса отношения вынужденно начали выправляться. Но особой заслуги российского политического руководства в этом нет, гораздо больше заслуг в этом отношении у кризиса. Все исторические события, которые происходили на внешнеполитической арене, происходили вопреки позиции России.

И Владимир Путин, и Дмитрий Медведев занимались исключительно хозяйственными делами: устраняли последствия пожаров, расследовали причины затонувших пароходов и падения буровых установок, решали вопросы социальной политики, лично занимались обустройством больниц, повышением пенсий, выделением льгот и пособий, проверкой наличия тепла в квартирах и даже обкаткой отечественных автомобилей. Это, безусловно, очень важно для страны, но в то же время делалось всё это, очевидно, в ущерб интересам внешней политики, которая оказалась почти полностью исключённой из поля зрения руководителей российского государства. Они куда-то, безусловно, ездили, о чём-то договаривались, открывали краны, подписывали договоры, но всё это – также из области хозяйствования, а не стратегии. Поэтому весь этот период для России в области внешней политики не увенчался стратегическими прорывами. Их не было, остальное ретушировало череду провалов и сдач.

Неверное направление

Одной из причин таких плачевных внешнеполитических результатов стало то, что приоритеты внешнеполитической деятельности руководства России, в первую очередь в лице экс-президента Медведева, с самого начала были выбраны и обозначены совершенно неверно. Тот прорыв, который ожидался в направлении развития отношений с Западом, в частности с США, изначально не мог быть реализован. Отчасти эти ожидания были спровоцированы упованием на приход администрации Барака Обамы, к чему мы ещё вернёмся более подробно далее, вследствие чего либералы во власти надеялись на некую разрядку в отношениях между Россией и США. Что само по себе наивно, так как не учитывает элементарных геополитических законов. Ибо разрядка эта возможна только после подписания Россией акта о безоговорочной капитуляции.

Собственно, главными пунктами, которые задумывались как «прорывные» во внешнеполитической деятельности президента Дмитрия Медведева, были развитие отношений с НАТО и ратификация нового договора по СНВ-3. Теперь, когда уже можно подвести итоги медведевского правления, очевидно, что оба этих действия завершились неизбежным и абсолютным крахом. Хорошие, как казалось, личные отношения с Обамой и совместное поедание гамбургеров не изменили, да и не могли изменить системных отношений с США в силу того, что там правит не личность, а консолидированная элита. Поэтому все наши уступки, сделанные в одностороннем порядке, были восприняты американскими коллегами должным образом – как логичная сдача своих интересов со стороны более слабого государства более сильному. Когда речь идёт о России, любые уступки с нашей стороны американцы воспринимают как проявление слабости, всегда используя их против нас. Американцы – чёткие, хладнокровные и последовательные реалисты. И глазом не моргнут, реализуя тот же самый сценарий раз от раза. А мы в очередной раз не можем поверить в то, что они опять и опять реализуют именно его, поэтому снова и снова наступаем на те же самые грабли.

Мало того, администрация Обамы в конце концов потерпела внутриполитическое крушение, а популярность самого Обамы развеялась, в результате чего все его внешнеполитические инициативы чуть ли не с самого начала воспринимались как нелегитимные внутри самих США и не поддерживались ни элитой, ни населением. А со стороны некоторых сенаторов и даже кандидатов в президенты Обама вообще подвергся испепеляющей критике за мягкотелость в отношениях с Россией. В этой связи можно считать, что ставка на Обаму и развитие личных отношений с ним была исключительно наивной, что не так сложно было предвидеть, обладая хотя бы зачатками политической прозорливости.

Сближение с НАТО – те самые грабли родом из 1990-х, которые вновь оказались на пути нового либерального президента. Естественно, никакие усилия Медведева никак не могли изменить отношения блока НАТО к России: договариваясь с нами и декларируя смягчение позиций, руководство НАТО в те же самые дни готовило программу «План действий на случай агрессии РФ против стран Прибалтики», где позиционировало Россию как исключительно враждебную, агрессивную и оппонирующую сторону. В результате утечки информации из внутренних документов НАТО, благодаря которой это и стало известно, все усилия «налаживания отношений» с НАТО были разом перечёркнуты.

Один из «прорывных» пунктов внешней политики Медведева, ситуация с договором СНВ-3, – непоправимый удар по международному имиджу России. С самого начала Медведев всё поставил на ратификацию этого договора, загнав, таким образом, себя в угол, ибо уже тогда было не до конца понятно, какие последствия для России были бы хуже – ратификация его американскими сенаторами или всё же отказ от ратификации. Откровенные же американцы, как всегда, не скрывали своих истинных намерений. Циничные призывы американских политиков, в частности Джо Байдена, к Сенату звучали буквально так: «Если ратификации не произойдёт, то США не смогут держать под надзором российский ядерный арсенал».

Сами сенаторы также не стеснялись в выражениях. Так, Ламар Александер, сенатор Республиканской партии от штата Теннесси, прямо заявил: «Я проголосую “за” потому что таким образом мы сможем проводить инспекции российских ракет и договор не повлияет на развитие нашей противоракетной обороны». Таким образом, подлинные причины всех усилий со стороны США становятся очевидны. СНВ-3 ограничивает число стратегических ядерных зарядов для каждой из стран до 1550 единиц, а также утверждает систему инспекций ядерных вооружений. До этого больше года подобные проверки странами не производились. Для Обамы ратификация договора СНВ-3 – это практически единственная за весь его первый президентский срок большая внутриполитическая победа, которая на фоне неудач Демократической партии на выборах была ему крайне необходима. И, похоже, чтобы поддержать «друга Барака», его российский коллега был готов пойти на большие жертвы. Следует заметить, что ситуация могла бы быть ещё хуже, если бы голосование было отложено на пять недель – до оглашения результатов выборов, где демократы потеряли то, что имели в момент голосования. Тогда условия для России были бы ещё менее выгодными, о чём открыто заявлял Линдси Грэм, сенатор Республиканской партии от штата Южная Каролина: «Я просто не понимаю, почему мы не можем подождать недель пять, когда мы сможем выторговать гораздо более выгодную для США сделку?»

Инициировав новое соглашение по СНВ-3, мы сами загнали себя в тупик. Из всего изложенного следует, что полное внешнеполитическое фиаско России периода медведевского правления – следствие системно неверного выбора приоритетом западного направления и попытки развития отношений с США и НАТО. Это то, что заведомо не могло принести России положительного результата. По этой причине все усилия были не то чтобы совсем произведены впустую, скорее, они имели обратный результат.

СНГ: приоритеты третьего сорта?

Летом 2010 года, встречаясь с работниками российского МИДа, Дмитрий Медведев, будучи на тот момент президентом, поставил отношения России со странами СНГ на третий план, чем прямо дал старт активному поиску политическими руководителями стран СНГ новых приоритетов внешнеполитических отношений, новых контактов, новых связей за спиной у России. По сути, российское руководство легитимизировало принцип «каждый сам за себя» и открыло возможность политическим лидерам стран СНГ искать лучшей доли на стороне.

Как следствие – тактически была проиграна ситуация в Киргизии, в результате чего произошла абсолютная изоляция России от происходящей чехарды смены власти в этой стране, от чего Россия просто самоустранилась. В итоге в Киргизии всё сложилось без нашего участия. Принятие новым президентом Киргизии Алмазбеком Атамбаевым пророссийского курса уже можно отнести на счёт Владимира Путина. А если бы президентом стал не Атамбаев? А если бы американцы вовремя подсуетились и он принял бы другой курс? Что говорить, повезло.

Президент Туркмении Бердымухамедов в ответ на медведевский демарш перенёс развитие отношений с Россией на третий план. В отношениях с Таджикистаном мы также испытали некое охлаждение, видимо потому, что слишком велика оказалась обида президента Эмомали Рахмона на открытую проузбекскую позицию Москвы в вопросе достройки Рогунской ГЭС.

Хотелось бы назвать достижением создание Таможенного союза России, Казахстана и Белоруссии, но на фоне испорченных Медведевым отношений с Минском назвать это успехом тоже будет большой натяжкой. Ну, а уж реализация большого проекта Евразийского союза, продекларированного Владимиром Путиным в программной газетной публикации, – это пока только благие намерения, планы на будущее. Особенно на фоне заявлений Нурсултана Назарбаева, который, встречаясь с главами иностранных дипмиссий, высказался категорично: «Мы будем продолжать двигаться к общей цели, я хочу ещё раз подчеркнуть, что евразийская интеграция, которая осуществляется по моей личной инициативе, никогда не была и не будет нацелена на реинкарнацию какого-нибудь политического союза, тем более канувшего в Лету бывшего Советского Союза».

Единственное направление, в котором ситуация поначалу вроде бы стала развиваться более или менее благоприятно для России, это отношения с Украиной. Но происходило это, увы, также вопреки российским усилиям, ибо президент Виктор Янукович, которого в России долгое время считали пророссийским, смог занять первую политическую позицию на Украине только после того, как там подзабылась кампания 2004 года, учинённая российскими политтехнологами. В итоге, кроме достижения договоренности о строительстве моста через Керченский пролив, больше никаких активных успехов Россия не продемонстрировала. Всё, что происходит на Украине, происходит без участия России, которая не приложила к этому никаких сил. Поэтому-то и нельзя достижения в отношениях с этой страной считать плодом нашей внешнеполитической деятельности. Ну а уж разногласия по ценам на газ и ряд антироссийских демаршей Киева окончательно свели на нет все нежданно возникшие успехи.

Одновременно с этим грузинская военная машина продолжила набирать обороты. Режим Саакашвили, изначально настроенный недружелюбно, планомерно по-американски продолжал реализовывать свои агрессивные военные планы в отношении Южной Осетии и Абхазии, и Россия так и не смогла изменить этого настроя, даже после, казалось бы, одержанной нами победы августа 2008-го. Учитывая то, что и новый глава правительства Грузии Бидзина Иванишвили пришёл к власти не без участия американских кураторов, эта проблема не снята, а скорее, отложена. В результате всё, что касается отношений со странами СНГ, развивается по тому сценарию, который и был задекларирован: если СНГ для России имеет третьестепенное значение, то и для стран СНГ Россия стала выглядеть более чужой.

Если же выйти за пределы постсоветского пространства, то и там мы не обнаружим особых успехов. Вспыхнувший в 2010 году конфликт на Корейском полуострове в очередной раз и со всей очевидностью вскрыл слабую позицию России в Азиатско-Тихоокеанском регионе, ибо всем стало ясно, что от России эта ситуация не зависит никак. Развивается она при активном участии США и Китая скорее в сторону реализации исключительно американских интересов, абсолютно игнорирующих позицию России. Которой к тому же и нет, что окончательно подтвердилось после смерти Ким Чен Ира, на которую отреагировали все стороны региона кроме России. Подробнее тему потери Северной Кореи и последствия этого для России мы рассмотрим далее.

То же самое касается и всех остальных конфликтов: все козыри, которые Россия могла реализовать, – отношения с Ираном, Белоруссией, что давало, в частности, возможность стратегического продвижения на Запад и сближения с Центральной Европой, Германией и Евросоюзом в целом, – были бездарно растеряны. Реализовав все выгодные комбинации не в свою пользу, но в угоду интересам глобального Запада, Россия продемонстрировала добрые намерения, которые американцы цинично использовали в своих интересах.

Правление Медведева в области «международных отношений» стало одним из худших за всю историю России. Насколько в этом виноват сам Медведев – вопрос дискуссионный, но то, что каждый наш внешнеполитический провал приближает нас к ситуации военного удара по России, – факт, ведь именно слабость провоцирует агрессию. А это то, что мы не устаём демонстрировать раз от раза, – слабость и отсутствие стратегического видения ситуации. Об отсутствии стратегического видения у многих поколений российских политиков ещё в 1912 году писал первый русский геополитик Алексей Ефимович Вандам (Едрихин). «Среди поднятых Вандамом тем центральной представляется тема “высшей стратегии”, то есть стратегии государства. Анализируя роль этой стратегии в истории нашего Отечества, Вандам раскрывает панорамную картину великих государственных деяний наших предков и упущенных Российским государством возможностей для подъёма благополучия своих подданных, укрепления безопасности страны, улучшения её геополитического положения в вечной, по его мнению, борьбе народов и государств за лучшее место под Солнцем. Эта борьба ведётся непрерывно то в формах мирного соперничества, то посредством ожесточённых войн. Вандам считает, что Россия в этой борьбе очень многое проиграла по причине несовершенства или отсутствия у государства стратегии своего исторического развития. Но это не плач по истории. Вандам обеспокоен, прежде всего, тем, что имевшие место факты легковесного и безответственного отношения к выработке и проведению стратегии России в случае их повторения сыграют злую роль в её будущей судьбе. С того времени, как он писал об этом, прошло 100 лет бурного XX века. Наше положение сегодня подтверждает, что Вандам имел веские основания для серьёзного беспокойства за судьбу своего Отечества по причине частого несоответствия государственной стратегии его важнейшим для будущего благополучия и безопасности интересам».

На фоне просчётов, провалов и пустых деклараций к числу некоторых внешнеполитических успехов, пусть и несколько авангардных и даже слегка хулиганских, можно отнести то, что в российском МИДе появилась новая должность – Уполномоченный по правам человека, демократии и верховенства права. Отныне Россия будет следить за демократическими процессами в других странах. По крайней мере так заявляется. А что? Наше государство – не самое маленькое на планете, а значит, полноправно стремясь к постулированию своих взглядов и приоритетов, действительно должно контролировать соблюдение демократических прав и свобод на Западе, хотя многие и считают, что мы, дескать, не имеем права вмешиваться во внутренние дела других стран. Однако всё здесь зависит от теоретического подхода к проблеме – какая модель взята, такие и последствия. Если мы стремимся скопировать с Запада либеральную модель, то действительно не имеем, но если же мы реалисты – тогда позвольте, на сколько хватит возможностей, настолько и будем вмешиваться. И всё же назначение Уполномоченного по правам человека и демократии – действие, лежащее скорее в области постпозитивизма, и есть не что иное, как попытка сформировать реальность под себя. Пусть неуклюжая, пусть ничем не подкреплённая, но это всё же жест, сопоставимый с захватом аэропорта косовской Приштины батальоном Юнус-Бека Евкурова в 1999 году.

Введение МИДом должности Уполномоченного по вопросам прав человека, демократии и верховенства права – шаг очень своевременный и гармонично вписывающийся в ту концепцию, которую провозгласил президент США Барак Обама и которая направлена на достижение некоего политического плюрализма на международной арене. Провозгласил – получай. Это хороший задел, который надо развивать: вслед за МИДом и другие государственные и негосударственные структуры и учреждения должны ввести подобные должности для того, чтобы помочь разобраться с понятиями «права человека» и «демократия». Ведь понятия эти требуют широкого обсуждения, и в формировании их определений нужен многосторонний диалог. Постпозитивизм – это дипломатия в сторону широких сред, вот к ним и обратимся.

Возьмём, к примеру, понятие «демократия». В представлении французского философа и традиционалиста Алена де Бенуа существует как минимум три разновидности демократии: демократия свободы, демократия равенства и демократия братства. Одно дело – демократия свободы, это, собственно, либеральная демократия, та модель, которую Запад навязывает всему остальному миру, частично восприняв её сам (это касается в первую очередь Европы, в США даже с этим типом демократии большие проблемы). Другое дело – демократия равенства, это своего рода «народная демократия», та, что существовала в СССР, что реализовалась в Германской Демократической Республике, КНДР и других советских демократических государствах. Это демократия сталинизма, если рассматривать последний как модель социального устройства в отрыве от издержек исторического контекста. И уж совсем иная история – демократия братства, являющая собой органическую демократию традиционных общин, этносов или даже искусственных общин (лежащих в основании фашистской идеологии в частности). Однако Запад высокомерно отвергает все иные демократии, волюнтаристски утверждая право на существование только одной – либеральной «демократии свободы». А это крайне недемократично, и с этим должно разобраться российскому уполномоченному по вопросам демократии, растолковав тоталитарной американской системе, что нужно проявлять больше плюрализма и терпимости в отношении демократий и трактовать права человека не через узкую щель либерал-демократии, а рассматривать это явление во всей полноте демократического «ассортимента».

Помочь США с демократией

Занимаясь выявлениями недостатков в правах человека у других государств, американцы не замечают бревна в своём глазу и зачастую упускают проблемы с правами человека, которых очень много на территории самих США. И здесь Россия вполне может помочь американцам скорректировать представления и о понятии демократии, и о понятии «права человека», и в конце концов российскими усилиями, возможно, и другие государства подключатся к этому процессу – и мы совместно сможем разобраться с правами человека на территории самих США. А там недовольных, что показали многочисленные акции Occupy Wall Street, очень много. По утверждению самих участников этих акций, не меньше 99 %. А это значит, что оставшийся 1 % американских элит угнетает большинство, что крайне недемократично.

Какие же функции должен выполнять Уполномоченный по правам человека, чтобы соответствовать постпозитивистскому подходу формирования настроения широких сред? Во-первых, надо действительно мониторить состояние с правами человека. Россия обязана это делать хотя бы потому, что это понятие, как и понятие демократии, – результат некоего эволюционного, социального развития множества обществ, которые существуют на Земле. Сегодня же основным критерием понятия «права человека и демократия» является исключительно американское представление об этих явлениях. То есть они монополизировали эти два определения, выключив из дискуссии о том, что является демократией, а что нет, все остальные цивилизации. На данный момент в мире существует множество типов цивилизаций, реально, по факту. Несмотря на то что американцы открыто декларируют наступление однополярного мира и утверждают как данность свою гегемонию, де-факто существует огромное количество государств и народов, которые представляют эти понятия совершенно иначе. И здесь Россия выступает инициатором того, чтобы начать всё-таки многосторонний диалог с мировым сообществом на тему определения терминов. И в первую очередь с США, чтобы скорректировать те представления, которые навязывают американцы в отношении этих двух определений. Это совершенно авангардный, оригинальный и прорывной шаг со стороны МИДа. Может быть, не такой ожидаемый, потому что МИД является консервативной структурой, но тем не менее абсолютно передовой, заслуживающий того, чтобы его всецело поддержать как на уровне общественного мнения, общественных неправительственных организаций и других государственных структур, так и на уровне мирового сообщества несогласных с американской дефиниционной узурпацией «демократии» и «прав человека».

России это нужно для того, чтобы включиться в процесс формирования мировой повестки дня со своих мировоззренческих и понятийных позиций, чтобы на равных с американцами влиять на процессы, происходящие в мире. Сегодня существует лишь один центр формирования определений и понятий, с которым вынуждены, по праву сильного, считаться все остальные. Если Россия хочет всё-таки выступать каким-никаким субъектом, хотя бы региональным, она должна включиться в формирование определений, из которых исходит мировое сообщество при решении и оценке тех или иных проблем и конфликтов, подобных, например, происходящим в арабском мире. Если бы в оценке событий в Ливии учитывались и другие определения демократии, не только американское, то ситуация развернулась бы совершенно иным образом. Ведь Ливийская Джамахирия Муаммара Каддафи была не чем иным, как союзом бедуинских племён, то есть типичной демократией братства. И с правами человека там возникали проблемы только у тех, кто пытался идти против большинства, навязывая заимствованные извне чужеродные либеральные концепты. И именно страны этой самой либеральной демократии, встав на сторону ливийского меньшинства, уничтожили самое демократичное и процветающее государство Северной Африки, «вбомбив» его, по своему обыкновению, «в каменный век».

Сначала разобраться у себя? Вот и разберитесь

Очевидно, что недостаток демократии в России, о котором не устают повторять как западные, так и доморощенные правозащитники, видится, только если посмотреть на ситуацию взглядом из Вашингтона. Потому что если взглянуть на российскую демократию с Востока, то Россия сразу же предстаёт гиперлиберальной, супердемократичной страной. Эта разница в политической культуре и оценках полностью меняет картину восприятия. Так сложилась наша политическая модель, вполне демократично и, главное, самобытно. И через эту политическую культуру определяется российская демократия. На другом конце этой проблемы находятся суверенитет России и её целостность. Ради либерально-демократических, сиюминутных (очень хотелось колбасы) и довольно эфемерных принципов мы уже однажды пожертвовали большим государством – Советским Союзом. Мы существовали в режиме полной «демократии» и разгула либерализма при Ельцине, когда Россия стояла на грани развала. И мы в итоге на собственных ошибках поняли, что в России либерально-демократические эксперименты недопустимы, ибо мы просто перестанем существовать. У нас совершенно иной социальный, культурный, цивилизационный фон, нежели на Западе, где существует стабильно сложившаяся политическая система.

Между тем в России веками складывалась традиция вечевой демократии, и в этом смысле Россия была куда более демократичным государством великих князей, чем многие страны, окружавшие её, в том числе и европейские. Поэтому не им нас учить. Недостаток «демократии» в России сегодня фиксируется только из США и Западной Европы. При взгляде из всех остальных точек планеты Россия – вполне демократичная, с развитыми политическими институтами страна. И это очевидный факт. Достаточно послушать, что говорит «Эхо Москвы» про Путина, а затем то, что говорит Путин про «Эхо Москвы». Такая свобода СМИ не снилась никакой Америке. И когда западные политики советуют нам разобраться с демократией, в ответ они должны слышать стальной глас российского Уполномоченного по правам человека и демократии: «Сначала разберитесь у себя!».

Кому-то, возможно, интересно, почему эта должность появилась именно при МИДе, а, например, не при президенте? Ведь при президенте полно всевозможных уполномоченных, можно было бы и этого приютить. Однако ж следует учитывать, что большинство нынешних федеральных чиновников преисполнено некими комплексами, своего рода сакральным ужасом перед США. И если с Запада на них цыкнули, то они и сидят, дрожат, кивая: «Да, конечно, мы и не смеем даже включаться в эту дискуссию». Просто какой-то комплекс неполноценности. В этом смысле МИД всегда был куда как более консервативным, своего рода удерживающим столпом российской государственности, наследником ещё сталинской дипломатии, сохранившим лучшие её черты. Поэтому неудивительно, что именно в МИДе вперёд всех поняли, что пора включаться в процесс формирования смыслов, иначе всю демократическую действительность мирового сообщества сформируют без нас, в одностороннем порядке. Всё говорит о том, что эта проблема действительно вопиющая и она назрела. Настолько, что её увидели даже в фундаменталистском МИДе, который и выступил в авангарде общественной дискуссии, подав сигнал нашим общественным структурам.

Хотя МИД – далеко не единственная структура, которая может этим заниматься. Сегодня в России и правительственные, государственные, и негосударственные общественные структуры должны включиться в процесс мониторинга соблюдения прав человека и демократических свобод на Западе, в первую очередь в США и в Западной Европе. Начнём с тюрьмы в Гуантанамо, с совершенно предвзятых политических дел в отношении российских граждан, таких как Юрий Бут или лётчик Константин Ярошенко, которые осуждены на основе сфабрикованных доказательств только для того, чтобы щёлкнуть по носу тогдашнего российского президента Медведева, назвавшего защиту жизни и достоинства российских граждан приоритетом своей внешней политики. И несмотря на то что в США можно действительно зарегистрировать любое СМИ, никакое СМИ не может поднять голос против реальных позиций политических элит. Мало того, мы видим, что в США существуют всего лишь две парламентские политические партии – где же свободы? В России, например, четыре, а до этого было и того больше. А в Америке всего две. Можно, конечно, и в Америке создать какую угодно партию, но она никогда выше плинтуса не поднимется.

Консолидация элит: либо плюрализм, либо вне закона

Однако, несмотря на наличие двух партий, по сути, американская элита – это одна партия, так как вся их политическая система выстроена на принципе консолидации элит. Разница только в тактических деталях подходов к общей стратегии, в которой американские элиты единогласны. Никакого плюрализма в отношении главных, стратегических вопросов развития американского государства они не признают, это жёсткая тоталитарная система. Если ты выступаешь против неё, ты тут же оказываешься в картонной коробке на тротуаре – вот где действительно полная свобода, и уже из этой коробки можешь кричать всё, что угодно. Но в таком случае выше этой коробки ты не поднимешься. Ни в медиа, ни в политике ты не получишь никакого места. Тем более у тебя не будет никакого шанса оказаться в элитах.

Однако главным вопросом для нас остаётся то, может или не может российская элита настоять на своём, указывая другим государствам на их «недостатки» и определяя критерии этих «недостатков». На теоретическом уровне Россия, конечно, может помочь США скорректировать представления о понятиях демократии и прав человека. Но возникает правомерный вопрос: каким образом Россия может заставить другие государства соблюдать эти права? США могут советовать соблюдать или указывать на несоблюдение прав человека, но, когда им необходимо, они в любой момент могут заставить их соблюдать. И вот здесь как раз и встаёт тема безопасности, которая неразрывно связана с вопросом международной легитимности. Если мировое общественное мнение консолидированно выступит против понятий, которые вводят американцы, последние вынуждены будут считаться с этим. Но так как на данный момент сами эти понятия создают они же, то, в общем-то, их и не за что упрекнуть, не в чем обвинить. Американские элиты определяют понятия, сами же осуществляют экспертизу на предмет их соблюдения, сами выносят вердикт и сами реализуют приговор. «Вот так мы это понимаем, а вот так мы реагируем» – и это и есть самая настоящая авторитарная диктатура в области «международных отношений». Если же Россия включится в процесс корректировки хотя бы основных определений, на которых базируется международная безопасность, такой однозначности в оценке последствий уже не будет, что как минимум сделает мир чуть более безопасным.

Но как включиться? Как изменить ситуацию? Надо объяснить американцам, что существуют и другие типы цивилизаций, не только западная. Надо говорить об этом везде. И вскоре многие другие страны поддержат эту точку зрения, потому что это и есть подлинный плюрализм. И если американцы у нас действительно за плюрализм и равные возможности, тогда они не вправе будут отвергнуть подобный подход, позиции множества цивилизаций, народов и государств. Если же они это сделают, то сразу же лишатся международной легитимации, противопоставив себя большинству, оказавшись вне закона.

Несмотря на столь мрачные оценки российской внешнеполитической активности, следует всё же отметить, что в чём-то нам всё ещё продолжает везти и кое-какие позитивные моменты, которые, как уже отмечалось, были реализованы скорее вопреки бездействию российского руководства, всё же можно отметить. Одним из них стала интенсификация отношений в рамках блока БРИКС – Бразилии, России, Индии, Китая и примкнувшей к ним Южно-Африканской Республики. Пятёрка наиболее быстро растущих экономик, спасших мир от впадения в безудержную рецессию, продолжает вселять оптимизм. На сегодняшний день именно БРИКС без преувеличения можно охарактеризовать как намечающиеся контуры нового многополюсного мира. Дело в том, что с приходом Барака Обамы к власти в США этот вопрос стал более актуален в мировой повестке дня в связи с тем, что, по крайней мере декларативно, изменился подход американской администрации к построению мирового сообщества. И всё же американцы здесь перехитрили сами себя.

Мы знаем, что неоконсерваторы, которые находились у власти в период правления Джорджа Буша-младшего, видели мир исключительно как однополярный и американоцентричный, в котором Америка представляет собой глобальную мировую империю. Как видели – так и декларировали. Те же декларации, которые произвёл президент Обама, начав свой первый срок в Белом доме, как раз свидетельствовали об обратном. Нынешняя Америка, по крайней мере так утверждается, призывает к разделению ответственности между несколькими мировыми центрами силы. По сути, мы, вне зависимости от того, что подразумевалось «на самом деле», должны понимать это как возможность создания первых набросков, своего рода контуров многополюсного мира. И в формате БРИКС эти контуры определились более чётко, потому как Россия представляет в этом сообществе Евразийский регион; Китай – Азиатско-Тихоокеанский; Индия – это самостоятельный субъект – государство-континент, отдельная цивилизация; Бразилия, соответственно, – Южную и Центральную Америку. До сих пор не была представлена Африка. И вот сейчас этот консорциум дополнен Южно-Африканской Республикой, которая привнесла всю полноту в складывающуюся картину. Пять центров, пять полюсов мировых цивилизаций, в дополнение к уже существующему шестому, американскому полюсу. Европа также всё ещё в состоянии либо выступить самостоятельным цивилизационным полюсом, либо влиться в полюс Евро-Африки или Евразии.

Сейчас из того, как Америка отреагирует на это и как она вообще будет реагировать на сложившееся новое многополярное сообщество государств, будет понятно, насколько реальны слова президента Обамы о готовности США разделить ответственность за происходящие в мире процессы между несколькими полюсами и центрами силы. Либо же это является блефом и очередной попыткой разводить своих оппонентов для того, чтобы продолжать линию, которую Америка реализует уже не одно столетие, а именно тенденцию к единоличному правлению всем миром. Поэтому не исключено, что в формате БРИКС под экономической риторикой кроются контуры нового многополюсного мира и с этой точки зрения оценивать усилия стран БРИКС и вообще его конфигурацию и присоединение Южной Африки к этому сообществу следует крайне положительно.

Перспективы развития многополюсного проекта: приоритетность экономики

Сегодня мы живём в экономикоцентричном мире, и, так как экономика является довлеющим фактором, любая интеграционная риторика должна лежать в экономической плоскости, потому как при наличии единственной гипердержавы говорить о геополитике в принципе стало как-то не принято. Мало того, многие государства испытывают тихий ужас перед США, и декларировать свою геополитическую субъектность для них кажется просто катастрофичным, страшным и невозможным. Поэтому если о чём-то и говорят лидеры этих государств на новых существующих интеграционных площадках, так это об экономике. С другой стороны, Россия принадлежит к развивающимся странам, только если рассматривать её достижения в сфере экономики. И даже здесь она находится не на первых ролях. Но если рассматривать её масштабы, её геополитическую субъектность и переводить разговор из экономической плоскости в геополитическую, то Россия тут же становится крупнейшим геополитическим субъектом, важнейшим центром мировой политики. Это кардинально меняет её статус, её роль и позицию в мире. В этом смысле перевод ситуации в геополитический контекст – наше безусловное преимущество. В чём совершенно не заинтересованы США. Поэтому они строго следят за тем, чтобы любые разговоры, любые инициативы, если уж они реализуются, лежали строго в плоскости экономики, где США довлеют над всеми странами мира и в лучшем случае вынуждены смириться с тем, что Китай стал второй мировой экономикой, претендующей на первую роль. Поэтому речь в любом случае сейчас идёт об экономических интеграционных инициативах, об экономическом взаимодействии. Но тем не менее от геополитики мы никуда не уйдём. И как только сложится более-менее стабильная конфигурация, чёткая структура БРИКС, геополитические вопросы и геополитическая субъектность выйдут на первый план. Тогда всем станет очевидно, что контуры нового многополярного мира, складывающегося в формате БРИКС, неизбежно проявлены, и деваться от этого будет уже некуда.

Возможности расширения БРИКС: задел или предел?

Как только конфигурация БРИКС стабилизируется, нужно будет сразу же поднимать вопрос о вхождении новых участников в эту геополитическую конструкцию. Процесс такого расширения станет окончательно неизбежным в тот момент, когда Россия выступит его безусловным инициатором, постепенно переводя обсуждаемые вопросы из плоскостей сугубо экономических в геополитические. Прорывным, авангардным, революционным в этой связи стало бы привлечение в этот нарождающийся многополярный союз некоторых стран Восточной Европы, потому что европейское направление для России сегодня абсолютно потеряно, закрыто, в связи с чем там без ограничений хозяйничают США. Россия же никакой роли в европейской политике сегодня не играет, и европейское направление можно было бы открыть, предложив Европе примерить БРЮКИ, как однажды пошутил Дмитрий Медведев, отметив, что российское название «выглядит ничуть не хуже, а расшифровывается именно по-нашенски». В Европе, несмотря на кризис, также можно подыскать страну с быстро развивающейся экономикой. И если уже говорить об экономической мотивации вхождения в новый блок, то именно на европейское направление следует обратить внимание в первую очередь в ситуации, когда будет подниматься вопрос о включении новых членов.

Также необходимо рассмотреть как отдельный полюс арабский мир, но сегодня мы наблюдаем там волну спровоцированных революционных процессов, что отбросило регион далеко назад. И если уж учитывать ближневосточную перспективу расширения БРИКС, то наиболее перспективным в этом отношении пока ещё остаётся государство Иран. Именно оно вполне могло бы пополнить ряды этой нарождающейся коалиции стран – сторонниц формирования многополярного мира. Ну а будет ли нарождающаяся коалиция по-западному ориентированной БРИКС или же скроит себя как российские БРЮКИ – зависит исключительно от усилий и активности России.

Оценивая итоги внешнеполитических усилий последних лет, следует понимать, что ни одно действие России на внешнеполитической арене не останется без ответа США. Но отсутствие вообще каких-либо усилий лишь приблизит конец России как суверенного государства. То, что мы демонстрируем сейчас, – есть не что иное, как слабая политика, рассчитывающая скорее на везение и стечение случайных обстоятельств, вместо того чтобы базироваться на реалистском расчёте и стратегическом видении всей ситуации, нами же и спланированной. Каждое наше осмысленное решительное действие откладывает агрессию. Пока же своей беспомощностью мы лишь провоцируем врага, неминуемо приближая удар по России.

24 марта 1999 года стало не только датой начала натовских бомбардировок Югославии, осуществлённых без мандата ООН на фоне бессильного порицания со стороны международного сообщества. По сути, это день начала глобальной войны Америки за единоличное правление, за однополярный, американоцентричный мир. Это день начала конца эпохи национальных государств, день их отмены, как и завершения мира национальных государств. С этого момента уже никто не может помешать США лишить суверенитета любое государство, разделить его, создать на его месте несколько государств, а затем слить то, что получилось, в нужной Америке конфигурации.

Произошедшее с Югославией стало не только трагедией для народов этого некогда цветущего государства юга Восточной Европы. Распад Югославии стал моделью, один раз обкатав которую американцы применяют теперь раз от раза во всех точках планеты. Не случайно Збигнев Бжезинский ввёл такой термин, как «балканизация». В представлении западных стратегов хаос, возникший на Балканах, перемешавший существовавшие там модели социального устройства и переконфигурировавший это пространство в нужном для Америки ключе, стал хорошим инструментом достижения американских целей во всём мире. Создание множества маленьких марионеточных государств на месте одного большого – вот то, что предлагает Америка всем тем, кто хоть как-то претендует на субъектность, на независимость действий, на геополитический статус, на то, в конце концов, чтобы сохранять хотя бы минимальный суверенитет.

С тех самых пор, как НАТО осуществило вероломные бомбардировки Югославии, Сербия и косовский вопрос, ставший самой больной точкой распада Югославии, не сходят с заголовков ведущих информационных агентств и мировых СМИ. Именно это небольшое балканское государство оказалось на стыке геополитических интересов Востока и Запада, причём, несмотря на ожидания скептиков, Западу так и не удалось склонить чашу весов международного мнения в пользу силового решения косовского вопроса. Никакого победного шествия косовского суверенитета, о котором возвещали сторонники этой идеи, мы так и не увидели. И не столько потому, что большинство стран мирового сообщества встало на сторону Сербии, сколько потому, что в этой ситуации все видят последствия американских подходов в целом и в конечном итоге непосредственную угрозу для себя. «Сегодня они, завтра – мы». Вот о чём думают лидеры многих стран мира, глядя на так называемый косовский суверенитет. Именно по этой причине мы являемся свидетелями консолидации наиболее трезво мыслящей части международного сообщества, которая осознаёт, к каким последствиям привело возникновение на политической карте мира преступного, самопровозглашённого и стоящего на натовских штыках государства Косово.

Может ли Россия, уже однажды сдавшая «братьев сербов» на растерзание американской военной агрессии, превратить процесс строительства косовской государственности в долгострой века? К каким последствиям привело возникновение этого полулегального государства на политической карте мира, созданного в обход основных международных институтов и прав, и почему страны Европейского союза всё же согласились на создание в самом сердце Европы этого криминального государства-изгоя? Потому что дилемма на сегодня такова: утереться и смолчать или начать обострение отношений с Америкой.

Независимое государство Косово было провозглашено именно для того, чтобы окончательно позиционировать США как единственного мирового арбитра. Это был знак, с этого дня можно было забыть о наднациональных институтах, таких как Организация Объединенных Наций и Совет Безопасности ООН. Мы в одночасье оказались в мире, который по своей ситуации сравним с миром начала XX столетия, эпохи империализма, когда только сила и военное могущество являлись решающим фактором. Больше никаких наднациональных институтов и международного права, на котором продолжает настаивать только Россия. Отныне США являются единственной инстанцией, которая будет решать, какие государства будут суверенными, а какие не будут. Собственно, этот вызов признанием Косово был сделан в первую очередь России.

Россия последние несколько лет пытается довольно вяло позиционировать себя в качестве самостоятельной силы, обозначиться как геополитический субъект, и косовский вызов стал своего рода моментом истины. Это была очередная проверка – решится Россия взять на себя ответственность самостоятельного геополитического субъекта и начать какие-то ответные действия либо умоется, утрётся и признает могущество единственного мирового господина – США.

Политика двойных стандартов: на службе Евразии

В первом случае Россия должна была бы перейти к активным действиям, начать развивать тему суверенитетов в свою пользу там, где это выгодно нам. Мы теперь прекрасно знаем, что Запад играет по логике двойных стандартов. И после того, как Америка перешла определённую черту, эту логику можно со спокойной совестью принять и нам самим. Российская власть всегда была слишком мягкой, слишком сговорчивой и порядочной. В то же время США всегда в ответ демонстрировали лишь вероломство, наглость, хамство и политику двойных стандартов. С момента провозглашения Косово мы можем спокойно сказать, что политика двойных стандартов подходит и нам, мы берём её на вооружение. Будем способствовать сепаратизму там, где это выгодно России, и гасить сепаратизм там, где нам это невыгодно. А выгоден сепаратизм нам везде, где установлено влияние США. В частности, выделение Приднестровья в самостоятельное государство нам выгодно, потому что Молдавия находится под патронажем США, весь сепаратизм в Грузии нам выгоден, любой – мегрельский, абхазский, осетинский, и мы это наконец продемонстрировали на деле, признав независимость Абхазии и Южной Осетии. Все остальные анклавы в пользу России мы также должны признать независимыми государствами. В то же время нам не выгоден тот сепаратизм, который касается и затрагивает наши интересы, в частности сепаратизм Чечни, много лет разогреваемый США, проект «Великая Черкессия», любой другой сепаратизм в стане наших геополитических союзников. Его мы должны всячески гасить любыми способами. То же касается и Косово – никакой государственности, никогда, раз этого хотят американцы и не хотят наши братья-сербы. Такая политика двойных стандартов должна быть принята нами, и мы должны действовать быстро, смело, решительно – только тогда мы остудим пыл США и спасём многие суверенные государства от развала, но в то же время спровоцируем сепаратизм там, где это выгодно нам и невыгодно Америке, в этом суть реалистской политики. Например, стоит разогревать и поддерживать сепаратизм басков в Испании, Шотландии и Северной Ирландии, в Великобритании, Французской Гвиане, на Корсике, подогревать к отделению германоязычный Эльзас, кельтскую Бретань, Валлонию в Бельгии. Но в первую очередь нас должен интересовать сепаратизм в США, которые и так трещат по швам из-за своей предельной неоднородности и наличия массы внутренних противоречий. Мы должны спровоцировать множество сепаратистских очагов на Западе и в Америке, для того чтобы им стало не до нас. За Косово!

Однако вместо принятия такого подхода российская власть вновь выступает с позиции слабого. Логика такова – оставаясь на позиции международного права в принятии своих решений, использовать моральные преимущества такой позиции для того, чтобы оказаться как бы вне критики. И именно косовская ситуация, по мнению сторонников такого подхода, нас этим всем «вооружает», потому что наша позиция с точки зрения международного права абсолютно безупречна. Да, безупречна. С точки зрения международного права, с которым, в том-то вся и проблема, Америка перестала считаться. Цинизм и аморальность, которые демонстрируют США, лишают нас тех преимуществ, которыми мы располагаем сейчас, следуя строго в рамках принятых правовых моделей. Да, это морально. Но с позиции реалистского подхода – предельно неэффективно.

Три албанских государства: где предел?

Рассматривая косовскую проблему, многие исходят из того, что Косово – это некая спорная территория, о статусе которой есть одна точка зрения, отстаиваемая албанцами и их патронами – США, а есть некая правда сербов, молчаливо и безучастно поддерживаемая Россией. На самом же деле существует одна географически, исторически, геополитически и правовым образом обоснованная истина: Косово, в прежние времена называемое Старая Сербия или Космет (от Косово и Метохия), это, конечно, именно сербские исторические территории. Мало того, именно отсюда пошло начало сербской государственности. Это примерно то же самое, что новгородские или псковские земли для нынешней России. Почему же тогда так остро встала именно косовская проблема?

Надо понимать, что изменение границ тех или иных субъектов – это в первую очередь изменение границ естественного проживания тех или иных народов или этносов. А границы естественного проживания меняются как естественным путём, так и искусственно. Следует напомнить, что албанцы во время Косовской битвы были союзниками сербов против турок. В период 1920–1930-х годов албанцы не были так воинственно настроены в отношении православного сербского населения, что создавало все предпосылки к мирному совместному сосуществованию. Однако албанцы – далеко не однородное с культурной и этнической точки зрения явление. Есть албанцы-православные, албанцы-католики, албанцы-мусульмане. Албанцы в Албании – это одна общность, а албанцы на территории Косово – совсем другая. И здесь нет и не может быть какого-то универсального подхода. При этом следует признать, что албанцы являются автохтонным населением Балканского полуострова, и это совершенно неоспоримый факт. Исторически, в силу своей пассионарности, албанская экспансия продвигалась на север. Но где пределы этой экспансии?

Помимо собственно Албании албанское население присутствует в таких странах, как Сербия, Македония, Греция, Черногория. При этом албанцы обладают потрясающим качеством: они могут создать численный перевес в любой точке своего проживания не только путём демографического роста населения, но и посредством миграционной динамики. В нужный момент албанцы из всех своих мест проживания собираются туда, где это необходимо в отдельный исторический период. Так было и с ситуацией в Косово. Это легко управляемое население, в нужный момент направляемое в любую необходимую политикам сторону. Сегодня речь уже идёт об отдельной албанской Македонии, албанском Косово, помимо собственно самой Албании. Это будут уже три албанских государства на территории Европы. Где же предел?

Самая главная проблема, с которой мы сталкиваемся сейчас, это уже даже не проблема двойных стандартов, а проблема разрушения вообще каких бы то ни было стандартов, за исключением права сильного. Парадоксальным образом Запад сам сейчас столкнулся с проблемой разрушения собственных правовых представлений. Следует также понимать, что, когда мы говорим «Запад», мы должны учитывать отсутствие единства этого самого Запада по косовской проблеме. А она состоит в том, что сегодня Америкой действительно разрушаются какие бы то ни было стандарты международного права в пользу того, кто в данный момент сильнее. В Ялтинском мире это были две державы, которые и определяли некоторые правила игры, обязательные для всех. Сегодня – это одна держава, играющая не по правилам, без правил, основываясь просто на диктате сильного и собственных интересах.

Две Европы – два подхода

Одна из проблем, с которой столкнулся Европейский Союз, заключается в том, что подход к косовскому вопросу является разрушительным для самого Евросоюза. Парадокс состоит в том, что в числе сил, стоящих за косовской независимостью, находится определённая часть элит Европейского Союза. В действительности же мы видим конфликт, который идёт внутри Европы. Ради военно-политической интеграции Европы, причём такой, которая была бы привязана к интересам США, необходимо реализовать проект, который бы не противопоставлял Евросоюз и США, а наоборот – связывал их, при этом интегрировал Евросоюз в единое военно-политическое целое. Для этого необходимо иметь общие задачи, решаемые общими силами, и таковыми являются Босния и Косово.

Независимость косовского государства, его законность или незаконность – категория геополитическая. Оценка отличается настолько, насколько отличается геополитическая ориентация оценивающей стороны. Строго говоря, любая государственная независимость на каком-то этапе – самопровозглашённая и незаконная. С точки зрения, допустим, англичан, США – это самопровозглашённое государство, которое оставалось таковым до тех пор, пока не был подписан мирный договор. В таком же статусе долгое время находилась и Советская Россия. И степень признания или непризнания зависит от того, какое количество государств признают или не признают новообразование. И вот здесь как раз главным критерием является то, какую геополитическую позицию занимает признающее государство. В случае с Косово – признание обеспечено со стороны США, стоящими за реализацией этого проекта, и тех государств, которые принимают американскую геополитическую, то есть атлантистскую, ориентацию. Против – Россия и её немногочисленные союзники. Что же касается Европы, то здесь как раз и возникает главное противоречие. За признание Косово Европа атлантистская, строго ориентированная на США, а это в первую очередь страны Восточной Европы, бывшие участники советского блока, наиболее преданные марионетки США, всеми силами стремящиеся ещё и ещё раз доказать свою преданность. Против, а скорее, даже не совсем за – те государства Европы, которые мыслят Европу самостоятельным геополитическим субъектом, не подчинённым США, а равным с ними по статусу, – это в первую очередь страны центральной, континентальной Европы. Элиты этих государств понимают, что такая раздробленность выгодна в первую очередь не самой Европе, но Америке, разделяющей и властвующей на европейском пространстве так, как ей заблагорассудится.

Однако главная проблема ЕС, при всём этом, заключается в другом: жизнеспособно ли это новое государственное образование или нежизнеспособно. Если оно действительно жизнеспособно, то тут уже ничего не поделаешь, оно сложится по факту, будет существовать – нравится это кому-то или нет. И рано или поздно такое государство придётся признать. Но в том-то и дело, что новое государство Косово в принципе нежизнеспособно. И это знают те, кто его поддерживает, что хоть в какой-то степени, как ни странно, успокаивает евроконтиненталистов. Потому что ни Косово, ни Босния как государственные образования не могут существовать иначе как в форме протектората объединенных сил Евросоюза. Но это наталкивается на противодействие евроатлантистов, которые хотят сохранения существующих национальных государств в качестве независимых субъектов, что на самом деле обеспечивает их управляемость со стороны Америки. Европейской раздробленностью легче управлять. Именно в рамках Евросоюза и проходит линия противостояния по косовскому вопросу. Это фактор внутренней борьбы в Евросоюзе, исходя из которого поведение России должно быть основано на интерпретации косовского конфликта исключительно как возможности или повода поддержать евроконтиненталистов, стоящих за самостоятельность Европы, а значит, за придание Косову, Боснии и другим американским «новоделам» статуса failed states – несостоявшихся государств, целиком и полностью, в том числе политически, зависимых от стран Срединной Европы. Отсюда следует, что России, конечно, крайне невыгодно выделение теперь уже проамериканского анклава Косово в суверенное государство из состава пророссийской Сербии. Это минус для евразийской геополитики. Но уж коли такое выделение состоялось, новое образование должно остаться под контролем евроконтиненталистов, в первую очередь под контролем Германии – как локомотива ЕС. Самым же плачевным сценарием развития является прямой американский трансатлантический протекторат над Косово, так как в этом случае оно становится исключительно плацдармом атлантистской геополитики в Европе, зоной нестабильности и элементом американского санитарного кордона.

Инструментарий сепаратизма: «Евразийские Балканы» наступают

Вообще сепаратизм – обоюдоострый геополитический инструмент, которым надо уметь пользоваться. С геополитической точки зрения России выгоден, скажем, абхазский сепаратизм. Не из чистой деструкции и человеконенавистничества, а ровно до тех пор, пока грузинские элиты ориентированы на США. Здесь следует вспомнить о том, что именно в Абхазии впервые был сформирован батальон Шамиля Басаева. Батальон был сформирован для отстаивания позиций абхазского сепаратизма, он воевал против националистической Грузии, а значит, в пользу России. Вскоре этот же батальон начал воевать против России. Можно воскликнуть – какая беспринципность! Американцы перекупили, а им всё равно, за кого воевать. Однако не следует забывать о том, что в тот момент атлантистские элиты находились в Кремле, российская власть исповедовала либеральную парадигму и Абхазия на тот момент оказалась между молотом грузинского национализма, развивавшегося, как сейчас понятно, в интересах США, и наковальней российского либерализма, атлантистского по сути. Получается, что именно Абхазия стояла в тот момент на позициях евразийской геополитики, а интересы Басаева с его батальоном лежали в области возврата к традиции. Прими тогда российская элита чёткие евразийские геополитические позиции на основе традиционализма и консерватизма, и Басаев со своим батальоном оказался бы на нашей стороне. Но так как этого не произошло, с ним начали работать спецы бывшей Британской империи, имеющие большой колониальный опыт модерирования малых народов, поймавшие Басаева именно на удочку ислама, взятого, что также характерно, в английской «ваххабитской» версии.

Понятно, что дестабилизация Кавказа нам невыгодна, так же как дестабилизация Приднестровья. Это задача как раз таки атлантистских стратегов. Нам же выгодна стабилизация, но не любой ценой, а на базе традиционализма и консерватизма, в интересах евразийской геополитики. Стабильный американский плацдарм под боком у России – фактор сиюминутной безопасности, создающий опасность глобальную. России нужно стабильное мирное Закавказье, но только не ценой признания единой Грузии в интересах США. Но и независимая Абхазия любой ценой – тоже не есть главная цель. В случае евразийской ориентации Грузии эта проблема снимается автоматически.

Здесь мы вновь возвращаемся к теме двойных стандартов, вытекающих из политики американского реализма. Провоцированием дестабилизации на Кавказе много лет и довольно последовательно занимаются США. Также с самого начала они не были заинтересованы и в интегрировании в европейское пространство сильной, единой Югославии. Это исключало возможность военного включения всего балканского пространства в НАТО. Распад Югославии – это такая минимодель распада России: сначала от Советской Федеративной Республики Югославия (СФРЮ) откалывались отдельные республики, вооружённые конфликты в бывшей СФРЮ начались в марте 1991 года, полномасштабные боевые действия начались в Словении в июне 1991-го, а в августе 1991-го распался СССР. Более самостоятельные и ориентированные на Запад или исламский мир республики СФРЮ одна за другой начали провозглашать независимость. Затем начали колоть уже саму Сербию, представлявшую в составе СФРЮ единый субъект. То же самое происходило с Советским Союзом. И Россия, так же как и Сербия, уже стояла на грани того, чтобы начать терять собственные территории. Провозглашение суверенитета Чеченской Республики Ичкерия должно было, по замыслу американских стратегов, открыть парад суверенитетов. Мы знаем, что Башкортостан, Татарстан, Якутия стояли на пороге провозглашения собственной государственности и были готовы включиться в общую пантюркистскую ось, разрезающую Россию. Провозглашение Косово – есть некая финальная точка в том процессе, который осуществляется США для того, чтобы продемонстрировать России: вот что будет с вами.

Дестабилизация Кавказа – это американская игра в зоне российских стратегических интересов, осуществляемая, дабы спровоцировать парад суверенитетов. В то же время суверенитет Косово – это есть та же самая игра в уменьшенной модели. Здесь бесполезно обращаться к тем инстанциям, которых больше не существует, и в первую очередь это касается Совета Безопасности ООН. Америка открыто демонстрирует – нет больше никакого Совета Безопасности, забудьте, всё, мы – хозяева мира, хотите что-то решить – обращайтесь к нам. Взывания России: нет, мы сохраняем морально-нравственный облик и продолжаем обращаться в Совет Безопасности – выглядят как минимум наивно. Мы имеем дело с реалистами, которые, пока мы обивали пороги ООН, заваливая жалобами её комитеты, в это же самое время создали суверенное государство Косово и двинулись на Кавказ. Там построили плацдарм в Грузии, с которого готовят триумфальное продвижение теперь уже вглубь России, на Северный Кавказ, где у них возникла временная техническая заминка, а потом и далее. Мы же в это время продолжаем улыбаться и говорить, что «вот сейчас в ООН приняли постановление…». 18 февраля 2008 года, в день, когда несколько стран синхронно объявили о признании независимости Косово, было зафиксировано – ООН больше не существует. Пора прекратить обращаться к этому бесполезному институту и начать исходить исключительно из своих собственных национальных интересов и своих собственных (включая союзников) военно-стратегических возможностей.

Мир баланса безопасности, основанный на международном праве, закончился в тот момент, когда Косово стало независимым суверенным государством, признанным США и их союзниками. А это значит, что в рамках своих геополитических интересов на Кавказе мы должны, невзирая ни на ООН, ни на кого-то ещё, провоцировать сепаратизм в тех государственных образованиях, которые сегодня смотрят на США. В первую очередь это, конечно, Грузия, ставшая военным плацдармом НАТО. Грузия сегодня нужна Америке для того, чтобы раскачать Кавказ, потому что в Чечне очаг сепаратизма временно погашен. Сепаратизм в Чечне нам был невыгоден, а в Грузии, пока она смотрит на Америку, выгоден. Поэтому мы признаём Южную Осетию и Абхазию и провозглашаем там суверенные государства по модели Косово. И существовать это будет как минимум до тех пор, пока Грузия не переориентируется на Россию, до тех пор, пока тот или иной режим не вышвырнет оттуда американские военные базы. Как только к власти в Грузии придёт человек с евразийской ориентацией, процесс начнёт развиваться в обратную сторону. Возможно, не быстро, но начнёт. После того как Грузия войдет в стратегический блок с Россией, вместе с Осетией и Абхазией, эта проблема снимется сама собой. Абхазия вышла из Грузии, ориентированной на Америку, в пользу России. Абхазы говорят: «Мы хотим быть с Россией». Они не хотят отсоединиться от Грузии в пользу Турции или в пользу Китая, они выделились в пользу евразийской геополитики. То же самое относится к Южной Осетии и Приднестровью – это также сепаратизм в пользу России, в пользу континентальной геополитики. Вот когда они начнут говорить о том, что «мы отсоединяемся в пользу США», как это делала Чечня времён Масхадова – Удугова, которые не скрывали, что пытаются выделиться из состава России в пользу Запада, тогда мы будем с этим сепаратизмом бороться. А пока что они отделяются от американской Грузии в пользу Евразийского союза. Раскачать Кавказ, устроив там большой пожар, выгодно далеко не России.

В это же самое время мы с той же последовательностью и энергией, невзирая ни на что, должны продолжать выступать и действовать всеми доступными нам на данный момент средствами против независимости Косово. Это неумолимая геополитическая логика. Сепаратизм – инструментарий, который либо спасёт нас, либо, если мы будем неправильно им пользоваться, без опоры на ясную геополитическую стратегию, – убьёт. Таким образом, если мы в ближайшее время не сформулируем ясной геополитической программы – мы получим распад России по модели Советской Федеративной Республики Югославия. «Евразийские Балканы», в терминах Бжезинского, наступают…

Автономия в рамках стратегического единства

История с признанием независимости Косово не решает ни одну проблему: ни албанскую, ни сербскую, ни международную, ни проблему стабильности, ни европейскую проблему. Само по себе это решение не ведёт ни к чему, оно только усложняет и уводит Европу на новый виток эскалации конфликтности, усложняет ситуацию с интеграцией и усилением субъектности ЕС. Кто заказчик этих процессов, стремящийся контролировать регионы мира через хаос и насилие?

Да, формально действительно есть абсолютно правовые пути мирного решения проблемы Косово, Абхазского, Юго-Осетинского, Приднестровского суверенитета, многих других проблем подобного рода. Суть такого варианта решения, который, к примеру, сербы предлагали албанцам в Косово, – широкая автономия под крышей стратегического единства. Албанцы Косово не согласились. Хотя, если быть до конца откровенными, то это американцы не согласились. Этот вариант мог бы быть также предложен и Южной Осетии и Абхазии, и это как раз было бы решением проблемы. Однако возможен он только в рамках единой стратегической ориентации складывающегося геополитического образования. И, очевидно, такая автономия полностью исключена, если она ориентирована геополитически противоположным образом. Тогда она превращается во фрагмент дестабилизации в интересах геополитического противника. Интерес атлантистов заключается в том, чтобы эти проблемы плодить, следуя принципу «разделяй и властвуй», который на примере Югославии на наших глазах был воплощён в жизнь. Управляемый конфликт Косово создан с самого начала для того, чтобы контролировать эту часть Балканского полуострова, в частности иметь выход ко всем нефтепроводам, проходящим через эту территорию.

Помимо геополитической проблемы Косово несёт в себе проблему социально-экономическую, так как это самая бедная территория. Об этом нам постоянно напоминают западные «наблюдатели». Стратегия Вашингтона в этой ситуации ясна – создать максимум условий для дальнейшего развала, теперь уже Сербии, чтобы присутствовать в этом регионе. При этом американцам выгодно всё сводить к социально-экономическим вопросам, задвигая геополитику, которая является главным фактором, на задний план.

Как теперь действовать России? В 1999 году мы ещё могли активно вмешаться в этот конфликт и как-то скорректировать его развитие. Сегодня единственное, что нам остаётся из более-менее доступных средств, это принять Сербию в состав России. Тогда решится и косовский вопрос, пусть радикальным образом, но окончательно – либо в одну, либо в другую сторону. Иначе два субъекта с разнонаправленной геополитической ориентацией ужиться не смогут. Но в этом случае за спиной сербов будет стоять Россия, причём более явно и убедительно, нежели американцы за спиной косовских албанцев. В принципе начать можно уже сейчас, приняв Сербию в Евразийский союз. Пусть с экономики, пусть с малого, но начать…

«Баяканизация» США – самостоятельность Европы

Очаги кавказского сепаратизма существуют уже давно – как в пользу России, так и против. И главным шагом России, бесспорно, стало то, что мы так же, как это сделала Америка, признав Косово, признали Южную Осетию и Абхазию. Они сами сделали свой выбор, без нашей помощи, мы же только закрепили юридически то, что сложилось по факту. «Подстрекать сепаратизм» надо теперь не на Кавказе, а в самой Америке, чтобы Техас стремился выделиться в самостоятельное государство, индейские резервации, Дакота – везде должно начаться освободительное движение за независимость от США. Уже 29 штатов из 50 заявили о желании выйти из состава США. Вот что станет симметричным ответом – распад США по балканскому сценарию на множество частей, «балканизация» США.

Фоном для этого должно стать изменение общественных настроений на Западе, большая уверенность в стремлении Германии, являющейся главным экономическим локомотивом ЕС, к суверенитету. И здесь Россия должна поддержать Германию, желающую играть большую роль в принятии политических решений. Что, в свою очередь, должно сказаться на поведении руководства США, поведении британского руководства, которые всё чаще наталкиваются на возрастающее недовольство в своём собственном обществе со стороны своего собственного населения, по крайней мере в общественном мнении. А из этого, как следствие, вытекают другие проблемы, социально-экономические прежде всего. Примером чего стали лондонские погромы и акции Occupy Wall Street в США. В этом плане действия России, направленные на вскрытие противоречий на Западе, в первую очередь в США, указание на огромное количество нарушений в области прав человека и демократии со стороны российского МИДа вызывают симпатию по всему миру. Неудивительно, что по балканскому процессу у России сейчас в Европе больше сторонников, чем раньше. Правда должна быть на нашей стороне, а для этого России, безусловно, необходимо действовать, основываясь на нравственности и справедливости, но с опорой на силу. Только такая позиция может вызвать поддержку в общественном мнении на Западе и увеличить количество наших союзников.

Поляризация европейского общества вскрывает геополитическую модель внутри Европы. Есть евроконтинентальные государства – это страны Центральной Европы, прежде всего Германия, но также Франция при некоторых президентах, которые заинтересованы в сближении с Россией, по массе причин – и геополитических, и энергетических, и экономических – это им выгодно. С другой стороны, евроатлантистские государства, это Англия и бывшие страны советского лагеря, страны Восточной Европы, которые сегодня смотрят в рот США и готовы ради доказательства своей преданности на всё. Это второй лагерь. Поляризация в Европе происходит по геополитическом принципу – ориентация на США и ориентация на континентальную интеграцию…

Собственно, Германия и Франция оказались из европейских стран в числе первых, признавших независимость Косово исключительно под давлением США. Сегодня они не в состоянии выказывать открытое неповиновение. Это же давление со стороны США напрочь закрывает возможность стратегического сближения континентальной, «европейской», Европы с Россией. И именно снова и снова разогреваемый балканский очаг лежит на пути такого сближения. Ну, а экономические вопросы – лишь прикрытие подлинных, стратегических причин. Таким же способом нас постоянно тычут носом в то, что у нас есть свои собственные проблемы, из-за чего мы не сильно отслеживаем, что происходит в Америке, нам как бы становится не до этого.

В отличие от 1999 года, когда в США наблюдался абсолютный национальный консенсус относительно того, что сербы – «плохие ребята», которых надо бомбить, а бедные албанцы от них страдают, в американском обществе консенсуса нет. Показателем стало и то, что накануне признания Косово три ведущих американских внешнеполитических эксперта, среди которых Лоуренс Иглбергер (который был послом в 1980-е годы в Белграде, госсекретарём США, помощником госсекретаря) и Джон Болтон (американский ястреб, бывший представителем США в ООН, который не любит ни русских, ни сербов), написали статью о том, что надо срочно изменить позицию США по Косово. Что, полюбили сербов? Или русских испугались? Ничего подобного. В своей статье они весьма обоснованно доказывают, что позиция безоговорочной поддержки косовского сепаратизма вредит в первую очередь самим США. Всё это говорит о том, что даже среди американских элит нет единой позиции относительно Косово.

Действия Москвы в отстаивании интересов Сербии, даже при столь слабой внешней политике, привели к тому, что в Европе уже далеко нет того консенсуса относительно необходимости силового воздействия на Сербию, какой был ещё в 1999 году, когда несогласных с американской агрессией просто «ломали через колено», заставляя признать, что гуманитарные бомбардировки «Милосердный ангел» – это благо и для Европы, и для сербов. Сейчас доносить правоту такой позиции значительно сложнее. Сегодня к числу неприсоединившихся можно отнести Испанию, Грецию, киприотов. Очень чёткая позиция недовольства в отношении американских действий в Косово у Румынии, имеющей головную боль в Трансильвании. И тем не менее даже эти государства, абсолютно зависимые от американцев, демонстрируют наличие национальной суверенной позиции по данному вопросу и чёткое понимание своих государственных интересов. И именно эта ситуация вокруг косовской проблемы важна для Европы тем, что она впервые за последние десятилетия безропотного подчинения США совершенно чётко заявляет о собственном видении европейской внешней политики. Пускай пока не консенсусной, но даже такая частичная демонстрация неповиновения воле США для Евросоюза уже большое достижение. Потому как признавать или не признавать – всё равно будут решать на уровне национальных государств. Сам же ЕС как механизм именно на примере решения косовской проблемы пока демонстрирует свою несостоятельность, и виной этому – непомерное внешнеполитическое влияние США.

Варианты решения балканской проблемы

Эпоха национальных государств уходит, приходит эпоха больших блоков. Косовскую ситуацию можно решить либо путём интеграции всего балканского анклава в Евросоюз, принявший единые, независимые от Америки стандарты ведения внешней политики, чего США всячески стараются не допустить. Либо путём интеграции всего бывшего югославского анклава в единый евразийский стратегический блок с участием России, чего также не хотят допустить американцы. Их задача – создать между Россией и континентальной Европой зону нестабильности. Исходя из этой логики, они и будут действовать, окружая Россию санитарным кордоном, состоящим из очагов дестабилизации – от Прибалтики через всю Европу – Украина, Балканы, Кавказ и далее везде вплоть до Японии.

Это стратегия удушения континента, «стратегия анаконды», которая и будет реализовываться до полного завершения, пока от России ничего не останется. Обернуть эту ситуацию вспять можно только, во-первых, позиционированием России в качестве самостоятельного геополитического субъекта на Евразийском континенте, а во-вторых, началом симметричных ответных действий. России необходимо прорвать санитарный кордон, получив прямой выход на континентальную Европу. А с учётом перспектив вхождения Украины в Евразийский союз через включение в ЕЭП, а также газопровода «Южный поток» Сербия и Балканы в целом становятся важным промежуточным плацдармом на пути России к тёплым морям – через Адриатическое в Средиземное море.

Одновременно с этим – разжигание сепаратизма и очагов нестабильности в Америке по побережьям, в индейских резервациях и Техасе. Америка – это лоскутное одеяло, которое трещит по швам, где разжечь очаги сепаратизма ещё легче, чем в России. У нас есть века совместного проживания, общей истории евразийских народов. У них нет ничего, что сплачивало бы нацию, кроме постпозитивистского образа общего врага, сначала одного, потом другого, третьего… 200 лет принудительной толерантности случайного атомизированного сброда, понаехавшего из Европы в случайным образом по линейке расчерченные штаты – территориальное деление, которое вообще ничего не отражает, а значит, ничего вместе и не держит.

Ситуация, к которой привело признание Косово, иначе как понятием «гуманитарная катастрофа» не определишь – поток беженцев, настоящий исход сербов, которых уже больше 100 тысяч. Для них сейчас закрыта граница между Северным Косово и Сербией. Перебои со снабжением, электричеством, медикаментами – вот где настоящая гуманитарная катастрофа, и вот к этому нужно очень серьёзно отнестись. Для России это повод вмешаться самым активным образом. Гуманитарная катастрофа возникает везде, где Америка пытается реализовать свои интересы. Главная задача США – заставить нас заниматься внутренними проблемами и не мешать им перекраивать мир.

История последних лет показала, что в странах Евросоюза так и не удалось прийти к единому мнению по поводу того, как же вести себя в ситуации с Косово. В российском экспертном сообществе мы также видим, что до единства мнений ещё далеко. А консенсус по этому вопросу необходим, потому что без него руководству нашей страны будет очень трудно выработать единую стратегию поведения России в этой ситуации. Бесспорно лишь то, что Россия должна принимать самое активное участие как в разрешении того кризиса, который был вызван односторонним провозглашением независимости Косово, так и в делах Европы в целом. Сербия, Косово – это очередной рубеж на подступах к самой России, и его мы не удержали.

Только признание геополитической логики нынешним руководством России спасёт нас от разрушения. В противном случае всё будет сводиться к социально-экономическим вопросам, к той проблематике, которая выгодна и навязана нам со стороны США, дабы оттенить их собственную реальную геополитическую экспансию. Экономическая ситуация в Косово – это то, чем нам будут заговаривать зубы, продолжая потихоньку отрывать куски от Сербии, продвигаясь вглубь континента. Мы же в ответ должны мило улыбаться и рассказывать о том, как мы написали в ООН и куда нас там послали. Принятие бесконечных резолюций и обращений исходя из принципа минимального гуманизма – «лишь бы не было войны» – это позиция потенциальной жертвы.

Война уже идёт, на нас наступают, из зоны наших стратегических интересов уводят одну территорию за другой. Это самая настоящая война Америки против России. Они победили в холодной войне и постепенно подходят к финальной, горячей, стадии. Мы же, проиграв холодную войну, уверенно движемся к поражению и в грядущей, горячей, войне. Лишимся России, если продолжим и дальше строить из себя «хороших парней».

Одним из главных элементов американского санитарного кордона, отсекающего Россию от Европы, наравне с нестабильными Балканами является современная атлантистская Польша. Разница лишь в том, что Балканы приносят эффект за счёт нестабильности, а нынешняя Польша – если оценивать позицию политических элит – враждебна России стабильно. Взять хотя бы период отношений между Россией и Польшей, прошедший с момента катастрофы самолёта с польскими руководителями под Смоленском: если оценивать весь постсоветский период наших взаимоотношений, то в сравнении с ним, по совокупности факторов, сейчас они даже несколько улучшились. И произошло это не в силу каких-то реальных усилий России, отстаивающих наши интересы, но в силу, напротив, очень серьёзных односторонних уступок с нашей стороны.

По сравнению с тем, как обстояли дела при президенте Лехе Качиньском, нынешнее состояние отношений можно считать вполне терпимым. Безусловно, противостояние России и Польши является во многом искусственным, оно стимулируется со стороны США – правление Качиньского было пиком этого противостояния, равно как и политической напряжённости в двусторонних отношениях. Однако произошедшая под Смоленском трагедия и, даже в большей степени, открытие Россией документов по Катыни – всё это «схлопнуло» пик нараставшей напряжённости, дав возможность России и Польше всё-таки встать на путь конструктивного диалога и налаживания двусторонних отношений.

Пожалуй, это необходимо подчеркнуть ещё раз: решающим фактором в этом процессе стала именно колоссальная уступка российской стороны – открытие Катынского дела. Этим шагом Россия продемонстрировала Польше и полякам максимальную, беспрецедентную уступчивость. Смоленская катастрофа также стала точкой сближения, продолжения примирительных шагов – Владимир Путин прибыл на место падения самолёта сразу же после аварии, а Дмитрий Медведев принял участие в церемонии похорон Качиньского – лучшей демонстрации положительного настроя со стороны России и не придумать.

Наметившуюся сегодня позитивную тенденцию в двусторонних отношениях следует оседлать и развить, чтобы довести отношения до как можно более гармоничных. Необходимо прекратить постоянное обострение геополитического противостояния, хотя это и не на руку США, которые видят Польшу исключительно как часть буферной зоны, отделяющей Россию от Европы. Изменившаяся риторика – это хорошая отправная точка, и с этой риторики надо начинать выстраивать новые отношения, открывать новую страницу.

От советского процветания – к санитарному кордону

В нынешнем виде Польша появилась на свет благодаря Советскому государству, а конкретно – благодаря Сталину. Польское государство было создано как суверенное именно советским режимом. Советский период – это был пик процветания Польши в новейшей истории. Сегодня Польша пребывает в статусе «кирпичика» санитарного кордона и используется нашим атлантистским геополитическим оппонентом – США – для того, чтобы создать зону напряжённости, не дать возможности стратегическому сближению России и Евросоюза.

Анализируя сложившуюся ситуацию, можно заключить, что у Польши есть три варианта развития: либо продолжать беззаветно ориентироваться на Америку, оставаясь катализатором конфликтности, создающим нестабильность между Россией и Европой всем своим существованием; либо ориентироваться на Европу, что является принципиально иным делом, потому что сближение России с Европой, в частности с Германией, сейчас вполне возможно, – тогда Польша гармонично впишется между ними. Либо, что на данный момент, учитывая состояние польских элит, маловероятно, – ориентироваться на Россию. Хотя это было бы идеальным вариантом для самой Польши. Таким образом, из позитивных сценариев у Польши есть либо проевропейский, либо пророссийский вектор – это два полноценных вектора. И есть один неполноценный – движение в сторону США, за океан. Он ведёт Польшу к краху, к потере суверенитета и, возможно, в случае возвращения Германии в мировую политику – к очередному разделу.

Таблички преткновения

В Польше присутствуют и прямые американские сети, которые внимательно мониторят отношения России и Польши, выискивая повод для конфликта. Одним из таких поводов, омрачившим налаживающиеся отношения, стали, например, таблички на Катынском мемориале, в которых сначала говорилось о «геноциде», но потом таблички сменили, и геноцид из российско-польских отношений исчез, что и стало причиной скандала со стороны польских националистов. Здесь следует отметить, что провокационный вариант злополучных табличек целиком лежит на совести общественной неправительственной организации «Катынь-2010». И в этом случае мы имеем дело с той самой сетевой структурой, которая существует на американские гранты и в задачу которой как раз и входит дестабилизация отношений между Россией и Польшей. Поэтому в произошедшем ничего удивительного нет. Россия просто скорректировала эти таблички в более нейтральном, двустороннем ключе. А провокаторы просто подняли скандал, настаивая именно на провокационном содержании.

С точки зрения американских интересов конфликт между нашими странами должен постоянно поддерживаться, а по возможности и развиваться. США и являются подлинным заказчиком всех этих негативных процессов – инициированные и созданные ими структуры постоянно подогревают различные конфликтные вопросы. Однако с учётом современных медийных подходов и у нас достаточно возможностей для того, чтобы окончательно переломить ситуацию в позитивную сторону. Если же мы хотим завязнуть в мелочах, междоусобицах и эмоциональной грызне, можно продолжать в том же духе. Но Польше это крайне невыгодно, потому что она в конце концов окажется между молотом и наковальней, когда Россия наладит нормальные стратегические отношения с Евросоюзом – в частности с Германией – через голову Польши.

Общественное мнение – главная цель

Развитие успеха в налаживании отношений сейчас должно заключаться в том, чтобы российская сторона начала работать с польским общественным мнением, то есть России необходимо выходить на существующие общественные структуры, более или менее лояльные по отношению ней, либо создавать их. Раскрытие документов по Катыни – шаг, безусловно, беспрецедентный, но он уже сработал. Эффект от него получен, и больше ничего из этого процесса не выжать. Дальше нужно работать с польским обществом, закрепляя полученные результаты.

От постоянного, перманентного обострения отношений социум Польши устаёт, и в конечном итоге позиция большинства населения этого государства всегда склоняется в пророссийскую сторону. Подобная ситуация наблюдается во всех государствах и республиках бывшего советского лагеря, где сегодня торжествуют явные проамериканские, антироссийские и русофобские режимы. Общественное мнение, настроение масс, которые всегда следуют за элитами, но тем не менее именно они придают некую легитимность власти и настрою элит – здесь польский народ, конечно, морально более адекватен. Он понимает, что трагедия сблизила нас эмоционально. Обычные люди, простые граждане – русские и поляки – относятся друг к другу замечательно: мы – славяне с общей историей.

Однако сегодня в Польше активно действуют общественные неправительственные организации, которые созданы на американские деньги и которые функционируют в интересах США, исполняя дестабилизирующую функцию в польском обществе, настраивая население Польши против России. Но если элиты – первые лица государства – примут пророссийскую позицию, массы последуют за ними. Отсюда следует, что действующие в общественно-политической жизни страны силы – элиты, инструментальные НПО и большинство населения Польши, – осуществляя оценки, следует разделять, потому что каждый из этих сегментов занимает свою позицию по отношению к России.

Медиа – наше решение

России нужна пророссийская Польша (впрочем, допустима и Польша проевропейская), чтобы исключить возможность «американского тыла» для новых стран, теперь уже ближнего санитарного кордона – Прибалтики, Белоруссии в случае антироссийской фронды, Украины, то и дело впадающей в русофобскую истерию. Эти государства должны быть лишены «американского тыла» в виде проамериканской Польши, чтобы им некуда было оборачиваться и не на что было ориентироваться в своём антироссийском настрое.

Налаживание полноценных двусторонних отношений следует начинать со стратегического взгляда. Всё остальное, в частности экономика, подтянется, приложится своим чередом. И здесь не следует во всём уповать на МИД – это слишком громоздкая и тяжеловесная структура, чтобы заниматься динамическими процессами урегулирования. Функция МИДа является скорее сдерживающей – не дать отношениям свалиться в пропасть. Когда же возникают позитивные тенденции, для их развития следует использовать более лёгкие, эластичные формы воздействия и формирования контекста.

Сегодня необходимо реализовывать медиакампании по поддержанию позитивного имиджа России в Польше – такая тактика значительно улучшит фон для любых политических переговоров на высшем уровне. Общественное мнение, формируемое СМИ внутри Польши и вообще любой страны, – это инструментальная вещь. Сегодня мы им вообще никак не занимаемся, хотя именно это направление является приоритетным в информационную эпоху. Россия должна учреждать и выдавать в Польше свои собственные гранты, создавать культурные программы, например «Год России в Польше», реализовывать гуманитарные проекты, совместные кинопроекты, спортивные мероприятия и тому подобное.

Мы живём в век колоссальных скоростей и высоких технологий, лидеры государств ходят с iPad, и динамика информационного воздействия, динамика принятия политических решений колоссальны. С использованием современных медийных подходов мы можем окончательно переломить ситуацию в позитивную сторону, в корне изменить наши отношения. Надо только действительно этого захотеть. Понятно, что Польша сегодня член НАТО, а с НАТО у нас не может быть никаких отношений. Но именно сегодня мы имеем шанс отделить пророссийски настроенное общество от пронатовских атлантистских элит.

Говоря в целом об отношениях России и НАТО, об их возобновлении после того, как эти отношения были прерваны в августе 2008 года (на чём настаивают некоторые российские политики), необходимо в первую очередь поставить вопрос о том, насколько нам вообще нужно возобновление этих отношений? Есть ли перспективы российско-натовских отношений. И как следствие, сразу возникает вопрос о том, кто сегодня больше нуждается в возобновлении этих отношений? Анализ предыдущего опыта заставляет задуматься о том, что Россия от этого сотрудничества только теряет. Пока неизвестно, какие усилия предприняла сторона НАТО, чтобы сподвигнуть российское руководство к возобновлению сотрудничества, но то, что мы будем нести серьёзные потери, – это совершенно точно.

События августа 2008-го были хорошим шансом прекратить всяческие отношения с Североатлантическим альянсом, что окончательно было закреплено высылкой двух наших дипломатов, обвинённых в шпионаже, весной 2009-го. Сюда же стоит отнести учения НАТО в Грузии и другие недружественные шаги. Всё это стало хорошим поводом окончательно закрыть тему сотрудничества Россия – НАТО. Хотя бы потому, что сегодня Соединённые Штаты Америки являются единственным активным геополитическим субъектом в мире. Россия же занимает пассивную позицию, поэтому любые действия, которые осуществляют США, они осуществляют в первую очередь в своих интересах, а следовательно, исходя из геополитической логики, против России, и НАТО здесь лишь удобный американский инструмент. В частности, в Афганистане, в котором мы зачем-то оказываем содействие блоку НАТО, содействуя в первую очередь американской группировке в её стремлении закрепиться в регионе. Американцы в Афганистане борются явно не с талибами, значительная часть которых находится на территории Пакистана, и не с «Аль-Каидой», которую они сами и создали. США в Афганистане готовят плацдарм для агрессии против Ирана и России, для геополитической экспансии по двум этим основным направлениям.

К тому же сотрудничество Россия – НАТО ослабляет блок ОДКБ, так как своим примером открывает возможность членам ОДКБ также начать развитие двусторонних отношений с НАТО, к чему, собственно, и стремится натовское руководство: ослабить единство в рамках ОДКБ, наладив двусторонние отношения со странами ОДКБ – с каждой по отдельности. Все эти вещи просто катастрофичны для нас – для России и для блока ОДКБ, поэтому стремление российской стороны к возобновлению сотрудничества выглядит очень странным. Даже при номинальном согласии на такое сотрудничество мы должны были торговаться до последнего, выдвинуть максимальное количество условий. Мы должны были требовать для себя множества уступок и в итоге, добившись своего, сотрудничества не возобновить. То есть действовать совершенно в американском стиле – торговаться и не давать обещанного. Что же на самом деле сподвигло наше руководство к возобновлению, совершенно непонятно.

Россия – НАТО и перспективы холодной войны

Главным аргументом сторонников возобновления отношений с НАТО является то, что, если их полностью свернуть, мир вновь вернётся к временам холодной войны. Но США на сегодня являются единственной гипердержавой. Нет второго, уравновешивающего геополитического полюса, только при наличии которого ситуация холодной войны и возможна. Россия на сегодня не является для США ни равнозначным геополитическим, ни военным оппонентом. А следовательно, всё, что происходит сегодня в мире, происходит исключительно по воле США, без нашего участия и учёта наших интересов. Результатом происходящего должно стать ослабление и в итоге полное прекращение существования таких всё ещё крупных, но всё же по статусу региональных, а не мировых геополитических субъектов, как Россия или Иран. Поэтому всё это – игра в одни ворота, и если уж говорить о сотрудничестве, то надо налаживать двусторонние отношения Россия – Германия, Россия – Италия, Россия – Франция (возобновившая недавно членство в НАТО). То есть делать то, что делают американцы со странами ОДКБ. Симметричное налаживание двусторонних отношений, даже ещё лучше налаживание двусторонних отношений ОДКБ и отдельных членов НАТО, входящих сегодня в этот альянс, – правильный для России формат сотрудничества.

О том, что в российско-американских отношениях нельзя ожидать прорыва, не устаёт заявлять даже Збигнев Бжезинский. То, что российско-американские отношения и вообще позиция США влияют на российско-натовские отношения, это не секрет. И оценивая то, как российско-американские отношения будут сказываться на отношениях России и НАТО, следует понимать, что НАТО – это американский блок. Его основная функция – держать под контролем, под своим «ядерным зонтиком» государства Европы. Ради этого он и создавался. По сути, это есть военная оккупация Европы, завуалированная под равноправное партнёрство. На самом же деле никакого партнёрства нет, есть планетарный гегемон – США, и есть их европейские вассалы. НАТО = Америка, и американские интересы в мире реализуются именно с помощью блока НАТО, прикрываясь тем, что европейцы, участвуя в них, легитимизируют тем самым американскую экспансионистскую политику на Евразийском континенте.

Говорить о том, что НАТО – это некий автономный от США субъект, не приходится. Бжезинский понимает, что Россия и НАТО (то есть США) – это два геополитических оппонента. Их цивилизационное противостояние неснимаемо, оно не может быть разрешено личными договорённостями президентов или тем более министров иностранных дел. Сотрудничество НАТО с Россией (учитывая то, что Америка – это большой обманщик) – это хороший козырь для НАТО, дополнительная возможность ослабить нас «мирным» путём, «расслабить», деморализовать.

Вот если бы отношения Россия – НАТО вылились в участие российских миротворческих сил на Североамериканском континенте или в размещение российских военных баз хотя бы в Латинской Америке, или, допустим, в Канаде, или на побережье США – на Гавайях российская военная база хорошо бы смотрелась, – вот тогда отношения Россия – НАТО имели бы для нас ценность. Сейчас же речь идёт о том, что Америка стратегически отторгает в свою пользу всё больше и больше территорий от Евразии, выводя их из-под контроля России, размещая натовские базы у нас под носом. Поэтому продолжать в этой ситуации сотрудничество – это потворствовать врагу, приближаясь к тому, чтобы он всё больше и больше укреплялся на нашем стратегическом пространстве, ослабляя наше влияние. Это просто абсурдно, и Бжезинский как ведущий американский геополитический аналитик это прекрасно понимает. При этом он, видимо, сам недоумевает от поведения России: почему, понимая наше неснимаемое цивилизационное геополитическое противостояние, Россия совершенно самоубийственно идёт на это сотрудничество, как под каким-то гипнозом продолжая сдавать свои позиции, соглашаясь на совершенно нелепые и абсурдные условия со стороны Запада, идёт у США на поводу? Вот это, должно быть, Бжезинского весьма удивляет.

Учитывая динамику действий Соединённых Штатов Америки, наше сотрудничество позволяет им стремительно достигнуть своих результатов, в то время как нам эта отсрочка не даёт никакого преимущества, потому что мы стратегически не развиваемся, потеряв инициативу, стагнируем и сдаём позиции. Используя любой предлог, нужно срочно в одностороннем порядке разорвать любые отношения с НАТО. Это сделает картину более-менее ясной как для нас самих, так и для наших потенциальных союзников. Это нас хоть как-то мобилизует и тем самым затормозит стремительное вхождение США в Евразию, не даст Америке быстро и за наш счёт решить свои стратегические задачи в регионах, окружающих Россию, и этим остановит неумолимое движение США к единоличному военному господству во всём мире.

«Цветные» революции, начало которым было положено ещё в момент краха советского блока, продолжают своё победоносное шествие по планете. Сегодня волна «бархатных» и не очень переворотов охватила Ближний Восток и неумолимо движется в сторону России, не минуя Иран и азиатский регион Евразийского континента. Главный спор, происходящий сегодня в стане экспертов, аналитиков и политологов, лежит в плоскости «неразрешимой» дилеммы: являются ли эти процессы стихийным явлением или же за их возникновением стоят какие-то силы?

Весной 2011 года мы все стали свидетелями начала активной реализации американского плана, подготовленного ещё в 2004-м и получившего название «Великий Ближний Восток» (Greater Middle East). Согласно этому плану, пространство ближневосточного региона и Магриба должно быть радикально переформатировано для того, чтобы создать там условия для привития американских ценностей с элементами западной демократии. Именно эти ценности, по мнению американских стратегов, должны лежать в центре политического устройства любого государства, независимо от того, что думают на этот счёт его жители и его элиты.

Великий, Ближний, Американский…

Проект, согласно которому реализуются сегодня революции на Ближнем Востоке и в Северной Африке, впервые был озвучен ещё Джорджем Бушем-младшим. Сегодня мы наблюдаем реализацию именно этого плана буквально по пунктам. Разворачивающиеся события строго укладываются в эту модель, основная идея которой – перекройка региона под американский формат. Спрашивается, зачем это нужно американцам? Дело в том, что в тот момент, когда распался Советский Союз, США лишились глобального врага, в связи с чем и была предпринята судорожная попытка найти нового врага, против которого можно было бы мобилизовать американскую нацию, объединить усилия экономики и военно-промышленного комплекса. По предложению неоконсерваторов, которые чуть позже полноценно пришли к власти в период правления Буша-младшего, в частности, с подачи такого неоконсервативного теоретика, как Майкл Ледин, было предложено принять в качестве нового главного глобального врага США… ислам. Вот так, не больше и не меньше.

Началось всё с того, что Майкл Ледин идеологически обосновал – современный ислам вполне возможно, учитывая некоторые его агрессивные и крайние формы и проявления, приравнять к такому явлению, как… фашизм. По сути, неоконсерваторы приравняли ислам к фашизму, объявив его новым глобальным врагом Америки. В качестве ответа новой глобальной угрозе, сопоставимой, по замыслу авторов данного концепта, с угрозой фашизма начала XX столетия, и был разработан проект «Великий Ближний Восток», согласно которому, если ислам приравнивается к фашизму, то и действовать против него можно будет любыми методами, включая самые радикальные. В том числе с использованием военных операций против некоторых исламских государств. Ведь фашизм, как мы помним, в Европе прошлого века был уничтожен военным путём, без церемоний. В частности, именно на этом основании неоконсерваторы настояли на том, что необходимо начать войну против Афганистана, Ирака, а далее, на тех же основаниях, – против Сирии и Ирана как против основных государств, которые представляют собой, на их взгляд, оплот исламского фашизма на Ближнем Востоке.

И вот мы уже наблюдаем, как американские военные операции, с теми или иными нюансами, активно разрушают социальное устройство в Афганистане, смещают действующий режим в Ираке. Мы уже видели все те попытки «цветных» переворотов, которые осуществлялись со стороны США по смещению действующего режима в Иране и готовность США в связи с их несостоятельностью начать против Ирана войну. Не прекратились попытки свергнуть действующий режим в Сирии. И уже практически никто не высказывает сомнений в том, что участь Афганистана, Ирака и Ливии уготована Сирии и Ирану.

Но приравнивание ислама к фашизму – это лишь необходимое обоснование, а где же цели? Очевидно, что многие арабские государства не были готовы к принятию американских ценностей ввиду того, что их социальное устройство представляло собой общинное либо клановое, с сильным доминирующим этническим фактором. На этом фоне в большинстве из них были выстроены светские политические режимы с несменяемым лидером во главе, жёсткой иерархией и зачастую режимом чрезвычайного положения, опорой на армию и спецслужбы в качестве основных гарантов соблюдения порядка и единой идеологической стройности. По своей политической форме это были национальные государства с авторитарной вертикалью власти и чёткой идеологической базой. Именно поэтому Майкл Ледин и утверждал, что «современный исламский мир – это новое издание фашизма». Но, как утверждает Ледин, «фашизм играет без правил», следовательно, победить «фашизм» – то есть исламский мир – можно только с помощью фашизма. А значит, с помощью крайне жёстких и агрессивных действий, попирающих – ради «благих» целей – некоторые основополагающие нормы «демократии». Борьба с исламским «фашизмом» стала новой глобальной идеей фикс американской империи, придающей ей мотивацию к дальнейшей экспансии. Эта идея внешнего, зачастую экстерриториального врага чётко укладывается в постпозитивистские представления современных западных стратегов. Не так важно, каков враг, где он находится. Даже то, есть ли он на самом деле, не имеет решающего значения. Важно, как его представляют американские элиты, как они его транслируют посредством медиа и насколько в этот образ верит большинство, в первую очередь на Западе, насколько эту угрозу воспринимает западное общество.

Успех американского плана – конец Ближнего Востока

Основная цель дестабилизации обстановки в регионе, которую неизбежно вызывает смена режимов, – перемешать сложившуюся структуру социального устройства, а это во многом традиционные архаичные формы. В частности, модель устройства, существовавшая в Ливии при Каддафи, – бедуинские кланы и общины, объединённые стратегическим единством политической вертикали. Это этническое устройство, основанное на системе, в центре которой находится этнос, то есть изначальная форма организации жизни традиционных обществ.

Кроме того, несмотря на идеологизированную вертикальную надстройку национального государства светского типа, каждое из этих государственных образований на социальном уровне представляет собой далеко не гражданское общество, как его понимают на Западе, с индивидуумом в центре. Напротив, это в основном общество с коллективной субъектностью, оно не атомизировано, а значит, принципиально отличается от той гражданской биомассы, которая необходима для установления западной демократии свободы.

Политические авторитарные режимы, внешне демонстрировавшие лояльность, не давали «разомкнуться» подконтрольным им территориям, что необходимо для подключения их к глобальной социальной сети. По этой причине даже при полной ориентации элит на Запад сами государства Ближнего Востока и Магриба представляли собой в основном тип «закрытого общества», невосприимчивого к любым новшествам и изменениям. Всё это затрудняло действия американских институтов развития гражданского, открытого общества в этих странах, а формальная лояльность многих политических режимов накладывала дополнительные ограничения, заставляющие считаться с их позицией и мнением.

Все эти формы обладают иммунитетом против модели демократии, насаждаемой США по всему миру, затрудняя действия американских институтов развития гражданского, открытого общества в этих странах. Для того чтобы привить американские формы социальной организации, эти общества должны быть перемешаны, сложившиеся традиционные формы разрушены, а основная часть населения атомизирована. Только в таком формате эти пространства можно подвёрстывать под американские представления о социальном устройстве, вливая туда яд американской демократии.

Одновременно решается и следующая геополитическая задача – ослабление основных центров ислама, которыми до относительно недавнего времени как раз и являлись Ирак и Афганистан и продолжают оставаться Сирия и Иран.

Именно в соответствии с этим планом происходят все последние события в регионе, и здесь нет ничего непредсказуемого, неожиданного, стихийного. Напротив, революции, вспыхнувшие в арабском мире, реализуются в строгом соответствии с американским планом. Всё вполне укладывается в ту логику, которая была разработана в интеллектуальной лаборатории неоконсерваторов.

Теория хаоса на службе демократии

Итак, для того чтобы начать процесс атомизации «закрытого» кланового общества с коллективной субъектностью в основе своего устройства, такое общество необходимо привести в состояние хаоса, что в итоге должно «открыть» его, распечатать. Для этого традиционное социальное устройство – до сих пор существующая в Северной Африке упорядоченная структура кланов и общин – должно быть перемешано, раздроблено, размолото в песок и в конечном итоге превращено в мелкую гражданскую крошку.

Эта стадия реализации американского плана осуществляется в соответствии с теорией управляемого хаоса, одним из авторов которой является американский математик, стратег, дипломат и политолог Стивен Манн. Если оценивать происходящее с точки зрения формальной логики, то внешне складывается впечатление, что ситуация выходит из-под контроля США и начинает во многих регионах развиваться самостоятельно, по непредсказуемому сценарию. Но если взять за основу те новые модели, которые сегодня реализуются со стороны американских стратегов, то станет очевидно, что здесь запущены сценарии, описанные такими понятиями, как «сетевые войны» и «теория управляемого хаоса».

Задачей аналитической группы под руководством Стивена Манна как раз и является разработка модели нелинейного воздействия на процессы. Смысл его в том, что заранее проектируются лишь граничные условия и конечная цель. Сама тактика, сам процесс продвижения к этой цели может развиваться самым непредсказуемым и хаотичным образом. Собственно, это же и придаёт большей убедительности объяснениям со стороны американцев относительно того, что они непричастны к этим процессам. Но в то же время в конечном итоге поставленная цель реализуется и достигается именно в интересах США, несмотря на все промежуточные, абсолютно непредсказуемые явления. Всё это и являет собой теорию управляемого хаоса. Это новейшая для традиционных классических представлений разработка, и она действительно выглядит достаточно инновационно, вызывающе, революционно, но именно она и реализуется в американских интересах на Ближнем Востоке. Внешняя непредсказуемость здесь как раз запрограммирована.

Теория хаоса применяется к динамическим системам с очень большим количеством подвижных компонентов и представляет собой, по сути, новое нелинейное планирование событий в сложных системах. Сам Манн определяет этот подход как настоящую революцию, которая происходит в науке, формируя новые подходы к военной стратегии, а её влияние может изменить как характер войны, так и эталоны стратегического мышления. «Структура и стабильность находятся внутри самой видимой беспорядочности и в нелинейных процессах», – утверждает учёный. И здесь ключевую роль имеют исходные параметры, ибо, по мнению разработчика концепции, «подобные “хаотические” системы показывают тонкую зависимость от начальных условий».

Согласно этому подходу, реализация плана Greater Middle East была запущена в тот момент, когда исходные параметры и их синхронизация достигли оптимального уровня. Старт реализации данного цикла событий позволил отбросить все условности и начать стремительное переформатирование всего большого пространства Ближнего Востока. На долю медиа в этой ситуации выпала задача убедить мировое общественное мнение в том, что всё начало происходить как-то само собой, что в указанных обществах давно копилось недовольство и что Америка, а особенно её элиты, сами в шоке от происходящего и несут огромные издержки и потери. Это должно было завуалировать инструментальность запущенных процессов. В противном случае массы перестали бы верить в опасность происходящего, а значит, лишили бы стратегов легитимации, что в конечном итоге связало бы им руки.

Следует отметить, что социальная напряжённость и неудовлетворённость населения данного региона уровнем своего благосостояния, что многие политологи определяют в качестве основной предпосылки для начала упомянутых процессов, – существовали в этих обществах и много раньше. При этом уровень экономического развития в государствах, охваченных сегодня «цветными» революциями, всегда очень сильно разнился. Социальные предпосылки для революции есть всегда и в любом обществе. Во всех национальных государствах, вне зависимости от того, где они располагаются, люди хотят жить ещё лучше и всегда есть недовольные. В частности, в период острой фазы экономического кризиса социальные протесты возникали во многих государствах Европы, считающихся оплотом демократии, прав человека и экономической стабильности. Не минули социальные бунты даже саму Америку, и в случае наличия заинтересованной стороны их можно было бы продолжить.

Предпосылки к социальному протесту есть в любом государстве. Здесь главным является, когда запустить эти процессы дестабилизации, волнений, беспорядков и что является их конечной целью. Поэтому сказать, что в основе нынешней волны «цветных» революций лежали только социальные предпосылки, будет неверным. В их основе – воля США к мировому доминированию. Мы знаем, что многие государства попали под эту волну, в том числе и довольно благополучные, где люди жили совсем неплохо, где средний ежемесячный доход был очень высок. Поэтому в данном случае говорить о социальных причинах как об основном катализаторе нельзя. Тем не менее известные процессы стартовали там именно в заданный момент, синхронно, как по команде из единого центра, хотя здесь не следует искать линейной последовательности причинно-следственных связей, ибо она относится к механицистским стратегиям прошлого поколения, основанным на устаревшем, позитивистском мировоззрении.

Безусловно, где-то эти процессы прошли в формате «бархатных» революций, более гладко, практически бескровно, где-то – с малой кровью, а где-то, как в Ливии или в Сирии, натолкнулись на сопротивление конституционных режимов, действующей власти, дающей отпор вооружённым мятежникам и выходящим за рамки действующего законодательства действиям оппозиции.

США как единственный центр принятия решений

Сегодня многие задаются вопросом, почему решения Совета Безопасности ООН всё чаще принимаются на основе информационных сюжетов и сообщений информагентств, насколько это соответствует статусу Совета Безопасности? Отвечая на этот вопрос, нужно было бы начать с того, что Совет Безопасности, как и сама Организация Объединённых Наций, ещё с 1999 года, то есть с момента начала бомбардировок Югославии, является декоративной структурой, которая де-факто не решает ничего, потому что основным источником силы и, соответственно, принятия решений сегодня являются США. Только они единолично дают санкции на любые действия, в первую очередь силовые операции – удары по суверенным государствам, ярлыки на свержение режимов, перекройку регионов и прочее. Совет Безопасности теперь служит лишь неким моральным прикрытием для того, чтобы та часть населения планеты, которая всё ещё верит в существование международного права и роль ООН (сюда в первую очередь относятся российские элиты, желающие верить во всё хорошее и отказывающиеся воспринимать «всё плохое»), была на какое-то время немного успокоена. Реально же Совбез ничего не решает. Планы и решения по их окончательной реализации принимаются в Вашингтоне, а Совбез ООН ставится в известность об этих решениях по факту – и то не все его члены, а только те, кто безоговорочно принимает принятые в Вашингтоне решения. Это объясняет и то, что для многих стран череда арабских революций стала неожиданностью. В первую очередь это касается России и некоторых стран Европы, которые узнают о происходящем из СМИ.

Здесь следует вспомнить о том, что именно Франция, оказавшаяся в авангарде авиаударов по Ливии, наиболее резко выступила против американского плана «Великий Ближний Восток» в момент его провозглашения. Но то была Франция Жака Ширака, делавшая ставку на повышение геополитической самостоятельности Евросоюза, выступавшая против иракской авантюры в контексте складывавшейся на тот момент оси Париж – Берлин – Москва. Американцы поработали и в этом направлении, сформировав дополнительную предпосылку в свою пользу в лице ярого атлантиста Николя Саркози, выброшенного после исполнения ливийской миссии на помойку истории как старый, стоптанный, никому не нужный башмак.

Несмотря на хорошую мину при плохой игре, то, что происходит в арабском мире, действительно стало неожиданностью для Евросоюза. Однако ЕС вынужден был принять как данность то, что за него было решено, и то, что стартовало с провокации – самосожжения торговца, так же как в своё время в 1914 году Таврило Принцип осуществил провокацию, давшую старт Первой мировой войне, которая, по сути, всё равно была неизбежной.

То, что реализовала западная коалиция в Ливии, вышло за рамки не только внутреннего ливийского законодательства, но и за рамки международного права, потому что это было не что иное, как вмешательство во внутренние дела суверенного государства, подавлявшего на своей территории антиконституционный вооружённый мятеж. Однако вопреки этому очевидному факту ООН встала на сторону США. Руководство ООН так же, как и многие другие американские структуры, получает указания прямо из СМИ, считывая оттуда модели поведения и реакции. Отсюда такая необычная картина – сначала сюжеты CNN, потом реакция ООН.

Реально изменить ход событий могла бы крайне резкая и однозначная позиция России и Китая, которая бы заключалась в ярко выраженном протесте в виде наложенного вето на резолюцию 1973-го. Против такого вето, конечно, было бы сложно возразить, как это и произошло чуть позже с резолюцией по Сирии. Хотя и в этом случае американцы нашли бы лазейку для того, чтобы начать свою операцию, поскольку те информационные потоки, которые якобы ложатся в основу принимаемых решений, являются элементами одной и той же модели. Если не одни государства, так другие – всё равно приняли бы участие в создании западной коалиции, легитимизирующей вероломство США. И если не Совбез ООН, так Лига арабских государств всё равно санкционировала бы эти авиаудары. Была запущена реализация большого плана, разработана тактика, под него же были подогнаны и информационные потоки, и решения Совбеза, и действия европейских союзников американцев.

Что касается конкретных ситуаций, в частности связанных со свержением Мубарака, которого американцы поддерживали несколько десятилетий, либо с Каддафи, который также активно общался с западными лидерами и был вхож во все международные структуры и коридоры, то взаимодействие с ними на протяжении десятилетий вписывалось в краткосрочные тактические цели стабилизации Ближнего Востока того периода. Эти цели реализовывались на предыдущем этапе, до прихода неоконсерваторов к власти.

Так зачем было менять шило на мыло, менять Мубарака и Каддафи, если с ними и так в принципе научились как-то разговаривать? Разговаривать можно, но этого недостаточно. Диалог необходим лишь для того, чтобы сообщить противоположенной стороне: «We win, you lose, sign here…» А то, что падают в том числе проамериканские режимы, не должно вводить нас в заблуждение. Зачем менять Саакашвили на Патаркацишвили, или на главу парламента Нино Бурджанадзе, или на Иванишвили? Ведь Саакашвили и так был проамериканский. Личность не играет никакой роли. Здесь главным критерием является скорость реализации американского сценария, динамика происходящих процессов. Если американский сценарий буксует, то того, кто в ответе за успех его реализации, меняют на ещё более проамериканскую фигуру. Скорость, с которой реализовывались американские модели на Ближнем Востоке, в том числе и в Египте, Тунисе, не говоря уже о Ливии, в какой-то момент перестала устраивать американцев.

Когда была принята новая стратегия, существовавшие на тот момент лидеры перестали соответствовать американскому видению развития ситуации, они были для этого очень статичны, неповоротливы, нединамичны. Они с неохотой, с нежеланием принимали те новые социальные модели, которые предлагались американцами, и скорее олицетворяли собой политическую статику в регионе.

Для сиюминутной, в историческом масштабе, стабилизации, продлившейся 30 лет, Мубарак подходил. Но по нынешним меркам он был очень архаичным, неповоротливым, недостаточно гибким, недостаточно понимающим современные тенденции, недостаточно готовым идти на быстрые уступки. Он просто устарел, как устаревает очередная модель компьютера. Сейчас все уже пользуются iPad, а это был какой-то 386-й процессор IBM. Мубарак в Египте устраивал США много лет, но он больше не справлялся с возрастающей динамикой требуемых процессов, из-за чего и возникла необходимость установить вместо него более динамичный механизм. Однако в данном регионе любой механизм будет поставлен под контроль логики развития традиционного общества. Отсюда вывод – надо разрушить общество, выведя его из состояния стабильности.

Американцы, как известно, легко расстаются со своими сторонниками и друзьями в силу того, что основным принципом сетевой войны является принцип, который гласит, что сетевая война ведётся постоянно против противников, союзников и нейтральных сил. То есть независимо от симпатий или несимпатий в адрес США любая сила ставится под контроль, и она же может быть пущена в расход, если это соответствует текущему моменту и сиюминутным американским интересам. Никто в этом случае не застрахован от того, чтобы быть размолотым жерновами американской внешней политики. Это касается как лидеров европейских стран, так и представителей российских политических элит. Личные отношения – ничто, американские интересы – всё! Вот главный принцип действий США.

Стадии «цветных» революций: от soft-power к hard-power

Возникает справедливый вопрос: почему разбомбили именно Ливию, но не бомбили, например, Тунис и Египет? Не произошло этого и в Йемене с Бахрейном, а Сирия подверглась террору со стороны спонсируемых западом боевиков? Из теории «цветных» революций мы знаем, что их реализация начинается с мягкой, «бархатной» стадии. Если власть, которая подлежит смене, упирается, включается более жёсткий сценарий, начинаются провокации, серьёзные уличные столкновения, переходящие в массовые беспорядки. Если же и это не помогает, тогда возникают ситуации спровоцированного народного неповиновения, бунтов, переходящих постепенно в вооружённый мятеж, что мы наблюдали в Ливии и Сирии. Если же и это не действует отрезвляюще на существующий режим суверенного государства, тогда в район операции вылетают американские бомбардировщики и доводят начатое до логического конца, что произошло в Ираке и что мы наблюдали в Ливии. Ракетно-бомбовый удар – финальная, довершающая точка сетевой войны.

То есть «цветная» революция – это несколько стадий реализации одного и того же проекта, который имеет начальную мягкую – soft-power – стадию и завершающую, в случае необходимости, hard-power стадию, переходящую в прямую военную интервенцию. В Египте и Тунисе обошлись более мягкими вариантами воздействия, однако в Ливии и Сирии, где руководство страны отказалось покидать свои позиции, был реализован жёсткий сценарий. Если бы ливийский режим продолжал сопротивляться и в этом случае, даже несмотря на активность «повстанцев», то за авианалётами последовало бы неминуемое вторжение на территорию Ливии – сухопутная операция – со стороны НАТО или, в самом крайнем случае, – непосредственно армии США. Эта фаза всегда реализуется американцами в том случае, если бомбардировки не приводят к желаемому результату и режим того или иного государства продолжает сопротивляться. В таком случае всё завершается по афганскому или иракскому сценарию – максимально жёстко. Для начала наземной операции в Ливии на этот случай уже были заготовлены провокационные теракты, якобы осуществлённые от имени ливийского режима на территории Европы, которые должны были стать предлогом. Однако не пригодилось. Всё решилось более удачным для Америки образом, а предназначенные для Ливии домашние заготовки были переадресованы Сирии…

Сирия, Иран, далее – Россия: перспективы «арабской волны»

И всё же одной из основных целей запущенной волны революций является Иран, который лежит на пути нынешней череды «цветных» революций и силового смещения действующих режимов. За которым неминуемо последует… Россия. Именно Россия – главная цель американской, а прежде английской внешней политики двух последних столетий.

Америка послала довольно ясный и недвусмысленный сигнал руководству как Ирана, начавшего испытания своих ракет, так и России. Волна нестабильности, переформатирующая Ближний Восток, неминуемо движется в сторону Ирана. Более мягкие сценарии на территории этого государства, которые не увенчались успехом, будут заменены на более жёсткие. Не исключены такие же вооружённые мятежи, как в Ливии, бесполётная зона, бомбардировки западной коалицией территорий государства Иран, ибо «не мытьём, так катаньем» США намерены менять действующий политический режим Исламской Республики на более лояльный и проамериканский. На это во многом направлен весь цикл событий – от Туниса до Ливии и Сирии. Но и на Иране эта волна не остановится. Она двинется дальше, в сторону Средней Азии и Кавказа – Южного Кавказа и российского Северного Кавказа. В конечном итоге цунами «цветных» революций захлестнёт и Россию, смыв существующий политический режим Российской Федерации. Таков замысел американских стратегов. Как он будет реализовываться и какова будет сила энтропии большого евразийского пространства, которая на сегодня единственно противостоит этим процессам (потому как никакие другие силы этому больше не противостоят), – здесь могут быть варианты. В терминологии Стивена Манна это называется «дивергентными диспропорциями на выходе». Но в том, что всё запланировано именно таким образом, практически не приходится сомневаться. Эта волна будет направлена дальше, в Азию, о чём, в частности, уже проболтался американский сенатор Джон Маккейн, угрожая китайскому руководству, а заодно и лично Владимиру Путину. Сенатор прямо заявил – смотрите, волна идёт, и вы не думайте, что вас она минует, пригрозив распространением протестов на Китай и Россию. Нет сомнений в том, что американцами запущен процесс глобального социального переустройства Евразийского континента.

Америка прагматично, цинично и меркантильно подходит ко всем внешнеполитическим связям. И это притом что она строит глобальную империю, то есть американоцентричный мир. Всякий режим, называющий себя проамериканским, просто облегчает эту задачу в том или ином регионе или государстве. Назваться проамериканским режимом – значит сдаться заранее, без проблем, без реализации вообще какого-либо сценария. Назвать себя умеренным сторонником США – значит подвергнуть себя угрозе «бархатной» революции. Назвать себя слегка проамериканским – значит подвергнуть себя более жёсткому сценарию смены власти. А если ты представляешь собой антиамериканский режим, значит, к тебе неминуемо прилетят американские бомбардировщики. Критерии проамериканскости в данном случае лишь слегка облегчают участь того или иного режима, того или иного суверенного государства. И больше ничего. Америка движется строго по своей логике к переустройству мира. И на этом пути, сразу после Сирии, лежит Иран.

Трагедия государства Израиль: американский «штрафбат» на Ближнем Востоке

Единственное, чем можно успокоить иранские власти, так это тем, что американцы, запуская план глобального переустройства Ближнего Востока, очевидно, пожертвовали государством Израиль, представляющимся для Ирана одним из главных врагов. Как окружённая в тылу врага армия, Израиль будет долго и ожесточённо сопротивляться, отбиваясь по всем направлениям, но конечная участь его предопределена, потому как именно это государство является наиболее близкой, наиболее досягаемой целью для разгоряченного пространства арабского мира. Израиль здесь оказывается в незавидной ситуации, его безопасность стремительно снижается. Он уже потерял стабильность на границе с Египтом и на границе с Иорданией. Что же делать – приходится чем-то жертвовать, когда вершится история, когда реализуются глобальные планы, глобальные проекты такого масштаба, когда, по сути, затеяно глобальное переустройство мира.

Так почему же американцы собрались пустить в расход своего союзника, вынуждено отдав его на съедение взорванному арабскому Востоку? Дело в том, что некоторые группы исламистов время от времени выходят из-под американского контроля, самостоятельно выбирая цели своей агрессии. Плюс иранская антиизраильская направленность, которая толкает управляемые Ираном исламистские структуры против этого очевидного представителя внешней политики США. Израиль выступил в роли своего рода штрафного батальона, первым брошенного на передовые позиции противника. А это значит, что в случае острой необходимости, если ситуация действительно дойдёт до крайнего обострения, американцы пустят штрафбат в расход, забросав телами солдат ЦАХАЛ арабские доты. Ради реализации своего глобального плана, своей стратегии этой страной придётся пожертвовать. А что делать? Кому-то надо жертвовать собой ради истории. И сегодня уже никто не поставит на то, что Израиль отобьётся.

Израиль находится на острие событий, в шаговой доступности, и любой араб, который хочет продемонстрировать свою ненависть и неприязнь к светской американской модели социального устройства и вообще к американской политике, просто идёт в Израиль пешком и делает всё, что ему вздумается. И вряд ли Америка готова реализовывать апокалиптический сценарий для того, чтобы отбить Израиль у арабов, разгорячённых американскими действиями на Ближнем Востоке, осуществляемыми в стиле слона в посудной лавке.

Безусловно, некоторыми плодами арабской весны воспользуется Турция, что-то уже досталось Ирану и радикальной организации «Братья-мусульмане». Турция давно боролась с Египтом и Саудовской Аравией за лидерство в исламском мире, и теперь как минимум одним врагом у неё стало меньше. Иран также активно интриговал против Египта и Бахрейна, а сейчас интригует против Саудовской Аравии и Эмиратов. «Братья-мусульмане» пока действуют мягко, за спиной у либералов, но, победив в Египте, они постепенно продолжат движение к захвату власти и в других странах. Однако главным заказчиком и глобальным модератором, получающим итоговый бонус, всё равно остаются США.

Палестино-израильский конфликт и Россия: не в формате

Заявление Дмитрия Медведева о необходимости признания палестинского государства, прозвучавшее в начале 2011 года во время визита в Палестинскую автономию, – это во многом вынужденная мера. Связана она в первую очередь с пониманием того, что с Ближнего Востока идёт угроза, инициированная Западом и проявленная в волне «цветных» революций, которая движется в сторону Средней Азии и России. Нынешнее российское руководство поставлено в такие условия, что вынуждено каким-то образом отвечать на ближневосточный вызов. В противном случае Россия становится одним из следующих этапов реализации программы по переформатированию целого региона Евразийского континента, простирающегося от Северной Африки до Юга России. Сегодня уже нет сомнений в том, что Россия является одной из конечных целей этой американской инициативы. Ситуация простроена таким образом, чтобы волна «цветных» революций и дестабилизации докатилась до России. Американцы никуда не торопятся, последовательно и целеустремлённо двигаясь к своей цели. Не в 1991-м, так в 1993-м, не в 1996-м, так в 2008-м. А если не вышло в 2008-м, ничего, есть ещё 2012-й, 2018-й… В общем, есть ещё время… Не мягко, значит, жёстко, но удар неизбежен!

На сегодня Россия по факту не ангажирована ни одной из сторон палестино-израильского конфликта в силу своего слабого участия в этом процессе, поэтому по большому счёту России всё равно, как эта ситуация будет развиваться. Однако следует обратить внимание на то, что в нынешнем формате возможность разрешения палестино-израильского конфликта в принципе исключена. В формате национальных государств – в каком существует Израиль с момента своего основания и к которому стремятся палестинцы – этот конфликт решить невозможно. Скорее формат национальной государственности только усугубит этот конфликт в случае, если палестинское национальное государство всё же будет создано, что в очередной раз поддержал Медведев. Этот конфликт не имеет решения, его невозможно разрешить имеющимися средствами. В этой связи возникает подозрение, что таков изначальный замысел. В первую очередь со стороны США, которые с самого начала видели ситуацию именно такой: ни Израиль как государство, ни евреи как народ, ни палестинцы не имеют возможности стабилизировать ситуацию, так как ни одна из сторон не может усилиться таким образом, чтобы иметь значительный перевес. Это нужно для того, чтобы ни одна из этих сторон не могла играть решающую роль в регионе и разрешить ситуацию в свою пользу. Постоянно тлеющий конфликт, который мы наблюдаем в последние несколько десятилетий, и есть то состояние, которое предусмотрено американцами. Решить эту ситуацию невозможно, за исключением полного пересмотра формата сосуществования евреев и арабов в этом регионе, а для этого надо пересматривать подходы системно.

Теоретически Россия могла бы предложить какой-то альтернативный, иной вариант, но об этом сейчас нет речи: США доминируют в регионе, всё развивается по американским планам и представлениям, и в нынешнем своём виде и состоянии, при полном отсутствии какой-либо субъектности, Россия может оставаться лишь сторонним, нейтральным наблюдателем за происходящим, от которого ничего не зависит.

Роль России незавидна, потому что ей достаётся выгребать конюшни, которые совершенно не ею загажены, и участвовать в процессе в качестве некоего подсобного персонала. В процессе, который не ею инициирован и запланирован без её участия. Россия в ближневосточном урегулировании играла умиротворяющую роль во времена Советского Союза, который контролировал половину мира и у которого были свои геополитические интересы, своё стратегическое видение развития ситуации. При отсутствии этих основных компонентов роль России сейчас – это роль полотёра, который приходит: господа играют, наплевали – полотёр пришёл, протёр пол. Совершенно унизительная роль. В таком формате лучше вообще не участвовать в процессе, чем участвовать в роли мальчика на побегушках, который приходит и всех успокаивает после горячего, ожесточённого спора или игры в преферанс. В этой роли России пока лучше вообще не участвовать в ближневосточной ситуации, потому что у неё нет ни своего видения мира, ни своего видения развития региона, ни своих стратегических интересов в этом регионе. Мы можем только ходить и подтирать за американцами, чем Россия не должна заниматься.

Конечно, мы могли бы кардинальным образом раз и навсегда решить этот конфликт. Например, переселить всех евреев в Еврейскую автономную область. Всех подчистую. Это единственный вариант, который Россия может предложить сегодня, с учётом нашей слабой внешней политики – если все израильтяне согласятся переехать в Биробиджан, тогда конфликт будет исчерпан. Но это вариант настолько же невероятный, насколько невероятны все остальные варианты разрешения этой ситуации, предлагаемые сегодня.

Если же говорить серьёзно, то реальное решение этой ситуации возможно лишь в переходе от формата национальных государств к другой субъектности. Иными словами, решение лежит в области этносоциологии, традиции и сильной геополитики. Но это уже совершенно отдельная история. Подобный проект мог бы быть разработан, если бы у него был заказчик. В лице российской власти, разумеется. Но ей явно не до этого, поэтому и не о чем говорить…

Вызваны ли протесты в арабских странах только внутренними противоречиями или же они были организованы извне? Кому выгодна «кровавая баня» на Ближнем Востоке – главной нефтегазовой кладовой планеты? У политологов на этот счёт так и не сложилось единого мнения. Проект «Великий Ближний Восток» был запущен по той причине, что там не приживаются американские ценности, демократия американского типа, модель гражданского общества в том виде, в каком её понимают американцы, что мы выяснили выше. Из-за этого огромное пространство данного региона было закрыто для американского влияния, для установления там американских моделей социального администрирования, их модели демократии. И соответственно, влияние США было ограниченно.

Американским стратегам необходимо в короткие сроки создать контекст для установления на пространстве Ближнего Востока американских ценностей, поэтому с момента старта реализации данной программы лидеры Евросоюза и США одного за другим призывали глав арабских государств «немедленно отказаться от власти», что в целом происходило довольно гладко. До тех пор, пока не заупрямился Муаммар Каддафи. Именно тогда лидеры западной коалиции начали вести прямые переговоры с ливийской оппозицией, окопавшейся в Бенгази, после чего президент Франции Николя Саркози пригрозил режиму Каддафи авиаударами. А ведь именно Саркози, который первым начал проклинать Каддафи, когда-то в первых же рядах ездил с ним обниматься. По-человечески он потерял уважение не только в арабском мире, но и в Европе, и даже в своей стране. Как политик он подписал себе смертный приговор.

Вслед за некоторыми европейскими странами незаконной власть Каддафи признала группа стран Персидского залива: Бахрейн, Катар, Кувейт, ОАЭ, Оман и Саудовская Аравия. Бросается в глаза, что все они находятся в орбите американского влияния. Между тем даже после всех этих санкций «неистовый полковник» сдаваться не собирался: его войскам даже удалось отвоевать у повстанцев часть захваченных ими городов, ожидалось и наступление на Бенгази.

Неспокойно стало и в других странах. В связи с чем, например, власти Саудовской Аравии выделили 36 миллиардов долларов «на повышение жизненного уровня» и запретили акции протеста, хотя демонстрации там продолжились. В Кувейте протестовали бедуины, не имеющие гражданства, для их разгона был применён слезоточивый газ. В Омане после беспорядков были проведены замены в правительстве, в Тунисе распущена партия свергнутого в январе 2011 года президента Бен Али. В Йемене президент Абдулла Салех, правивший 32 года, пообещал демонстрантам новую конституцию и политические реформы, о демократизации объявил и король Марокко Мохаммед VI.

Что лежит в основе технологии, которая должна за короткий срок превратить клановое, общинное устройство ближневосточных государств в «гражданское общество»? Для этого, как мы уже говорили, нужно привести эти страны в состояние хаоса, дестабилизировать их, перемешать общественные слои, разрушить традиционные связи, то есть перемолоть социальное устройство Ближнего Востока в гражданское атомизированное общество. В основе чего лежит теория управляемого хаоса, которую Стивен Манн более-менее подробно описал в своей статье «Теория хаоса и стратегическое мышление».

Традиционная модель сохранилась на Ближнем Востоке практически в первозданном виде. Например, в Ливии. Почему Каддафи и настаивал на том, что Ливия – не национальное государство, а Джамахирия, основанная на стратегическом единстве бедуинских кланов и религиозных общин. Однако, помимо прочего, реализация модели управляемого хаоса, та, которая должна перемешать арабское общество, интенсифицировала миграционные потоки в основном в Европу, которую захлестнула волна мигрантов из Магриба и арабского Ближнего Востока. Строго говоря, все эти государства нельзя определить как привычные европейцам национальные государства. Скорее это имитация национальных государств, но на самом деле – государства традиционного типа со значительным компонентом этноцентризма. Американским стратегам не так важно, какие силы придут к власти после свержения режимов. Главное, что эта волна движется дальше. Беспорядки начались в Нигерии, продолжаются в Сирии, с проблемами сталкиваются власти стран СНГ, в частности Казахстана с его волнениями в Жанаозене, и т. д.

Мы знаем из опыта реализации «цветных» революций, что если революция началась и нестабильность катализирована, то в этих условиях сменить один режим на другой становится довольно просто. Но при этом ни один из политических режимов, приходящих к власти, не может закрепиться в случае, если это не устраивает американцев. Для американских стратегов не так важно, какие лица придут к власти, главное, чтобы они соответствовали заданным параметрам. Если нет – их сразу меняют посредством такой же революции, и так до момента достижения требуемого результата. Например, в Киргизии после «тюльпановой» революции, свергнув Акаева, к власти привели Бакиева, потом Бакиева сменили на Отунбаеву, но и Отунбаеву быстро поменяли на Атамбаева, и в принципе дальше сменить и его – это уже не проблема, так как общество раскачано.

Исламизм – угроза для США?

Возникает вопрос: не получат ли американцы не более новую модель, а некую исламистскую вакханалию в указанных странах, которая вообще воспринимается американскими элитами в качестве некого вируса, а в худшем случае, в терминах упомянутого выше Ледина, как новое издание «фашизма»? Однако в этом вопросе следует разделять пропагандистскую шумиху и холодный расчёт. Если иметь в виду социальную дестабилизацию, которая возникает вследствие череды смен власти, то американским стратегам совершенно безразлично, что будет с обществом, что будет с людьми, с социальным устройством, с их обеспеченностью, стабильностью и с их жизнью вообще. Это их совершенно не волнует. Их даже по большому счёту не интересует, кто именно придёт к власти в этих странах, им это всё равно. Главное, чтобы в целом процессы проходили в заданном ключе и достаточно динамично.

Под вопросом находится и то, что исламизм действительно столь опасен для США, как они хотят это показать всему миру. Прагматичным американцам вполне успешно удаётся использовать его в своих интересах в качестве инструмента для провоцирования своих же «ответных» действий. Одно из главных преимуществ американской внешней политики – «игра двумя руками» – и со своей стороны, и со стороны противника. При этом надо различать ислам, представляющий собой древнюю сакральную традицию, и исламизм – являющий собой облегчённый вариант политизированного социального течения, созданного по мотивам исламской традиции. У исламизма есть формальный автор – Мухаммад ибн Абд-аль-Ваххаб, давший жизнь этой инструментальности, создавший версию политического ислама. Однако теневым заказчиком появления этого учения, стоявшим за процессом политизации ислама, являлись англичане, реализовавшие этот проект ещё в свою колониальную эпоху. Впоследствии вся эта «кухня», вместе с нюансами технологии её применения, была по наследству воспринята американцами. Политический ислам – это и есть тот фактор, который на социальном уровне атомизирует архаичное общество традиционного ислама, которое противопоставляется исламистским течениям: ваххабизму, салафизму, ихванству и другим околоисламским сектам. Известно, что ваххабизм на Северном Кавказе жёстко не приемлет традиционные исламские модели – суфизм или социальные модели, основанные на адате и традиции предков. Ваххабизм их отрицает, отвергает принцип почитания могил, родовые башни – всё то, на чём коренится исламская традиция народов Северного Кавказа.

Таким же образом ваххабистские разновидности исламизма на Ближнем Востоке подрывают именно те традиции или модели традиционного устройства, которые – вот же совпадение – как раз и являются главной целью американских стратегов и главным препятствием для реализации плана переформатирования «Великого Ближнего Востока». Именно исламистские секты самым радикальным образом отрицают всё традиционное и архаичное в исламе и наиболее жёстким образом борются с ним. Примеров тому масса – талибы в Афганистане, «Братья-мусульмане», пришедшие к власти в Египте, многочисленные исламистские секты по всему Ближнему Востоку. Именно исламизм является инструментарием, ускоряющим процессы разрушения исламской традиции изнутри, к чему, собственно, с использованием схожих методов, и стремятся американские стратеги.

Таким образом, большинство сетевых групп сложившегося на сегодня «исламистского интернационала», вольно или невольно, действуют синхронно с американцами, когда речь идёт о переустройстве как мира традиционного ислама, так и мира традиции в целом. Другое дело, что некоторые автономные сетевые исламистские группы при этом зачастую бросают вызов самим американцам, выходя из-под контроля и демонстрируя неповиновение, но это лишь побочные издержки, которые только придают достоверности заявлениям со стороны американских властей об угрозе ислама и усилиях, которые американское государство прилагает для борьбы с ней. Не случайно тот же Каддафи обвинял в происходящем в Ливии «Аль-Каиду», а авангардом сопротивления режиму Мубарака было движение «Братья-мусульмане». «Аль-Каида» же бросила вызов Башару Асаду, оказав вооружённое сопротивление.

«Аль-Каида» – это инструмент американской политики в исламском мире, американский молоток, это постпозитивистский миф. Её опасность относится к категориям веры, и если перестать верить в то, что «Аль-Каида» угрожает Америке, то в ту же минуту она становится никакой не антиамериканской, а напротив – проамериканской силой.

Версия о том, что плодами революции в арабских странах воспользуются радикальные исламисты, также не более чем миф. Именно США вскармливали Бен Ладена и «Талибан» ещё во времена советской военной операции в Афганистане. Небезынтересен и тот факт, что, с точки зрения арабской этимологии и смысловой нагруженности, понятие «Аль-Каида» ничего не значит. Это что-то типа «священная организация» или «структура». Действительно, какая подлинно исламская структура может назвать себя просто «структура» или просто «организация». Это как газета «Газета», журнал «Журнал» – чисто постмодернистское явление. Мусульмане, даже исламисты, – так не мыслят. Здесь не обошлось без западного логоса. «Аль-Каида» – это исключительно постмодернистское явление, представляющее собой сеть исламистских ячеек, созданных англичанами и американцами в разные периоды времени в разных частях исламского мира. К этой же сети были подключены также небольшие исламистские секты, возникшие самостоятельно, уже в процессе некой самоиндукции, когда уже запущенный однажды искусственным образом процесс создания исламистских групп порождает возникновение всё новых и новых автономных групп на основе схожих принципов, объединяющихся и координирующих свои действия сетевым образом, преследуя политические цели через ислам. Всё это явление в целом и называется «Аль-Каидой». Какие-то из этих ячеек были созданы англичанами, какие-то позже американцами, часть из них то выходит из-под их контроля, то заключает новые соглашения на базе общих целей, что-то позже возникло самостоятельно. «Аль-Каида» – это не партия, эти люди не имеют партбилетов, они не предъявляли их тому же Каддафи – «мы – “Аль-Каида”, созданная в США». Это сетевая структура, существующая на основе сетевых принципов, типичная ризома, которая то возникает, то затухает, разрушается и вновь возникает уже в новых местах.

Иран и Турция: попытки оседлать исламский сегмент

И всё же главной мишенью Америки на Ближнем Востоке является Иран. Попытки оседлать волну революций и нажить политический капитал на этих процессах со стороны Ирана есть не что иное, как стремление сохранить хорошую мину при плохой игре. Понимая, что вся эта инициатива, безусловно, направлена против самого Ирана, политическое руководство этой страны пытается демонстрировать, что, являясь исламским государством, Иран контролирует часть этих процессов, выраженных в шиитских структурах. В аэропорту ливанской столицы, к примеру, была выделена даже отдельная взлётная полоса для «Хизбаллы», которая целыми самолётами направляла своих людей на «стажировку» в Иран. Во многих странах, где происходят волнения, шииты являются большинством, а в некоторых – значительной частью населения. Поэтому усилия Ирана можно сравнить с тем, что в своё время Советский Союз любые коммунистические и социалистические инициативы во всех частях света приписывал себе.

Это попытка продемонстрировать частичный контроль над происходящими процессами. Запущен маховик социальных трансформаций, который американцы, конечно, не регулируют в режиме ручного управления, они не модерируют каждое действие или каждую вспышку активности. Они запустили целый сценарий с граничными параметрами, который дальше развивается в значительной степени непредсказуемо и для самих американцев, что касается деталей, но в целом движется в заданном изначально направлении. А Иран, понимая, к чему всё идёт, просто пытается сохранить хладнокровие и продемонстрировать, что всё под контролем. Предполагается, что как минимум шиитские группы не доставят головной боли иранскому государству, выступив в лучшем случае на стороне Ирана, в худшем – как самостоятельные силы.

Что касается Турции, то у неё, несмотря на её проамериканскую позицию, ситуация тем не менее очень сложная. Потому что турецкая власть сама не может определиться с ролью ислама внутри своего государства, не говоря уже о чётком представлении, как им оперировать за пределами Турции. При этом довольно происламский режим самой Турции Вашингтону тоже не очень-то нравится. Являясь формально членом НАТО, Турция должна быть на стороне США, с другой стороны, имея такое сильное исламское лобби внутри государства, как среди элит, так и среди населения, турецкий режим не хочет создавать себе ещё и внутренние проблемы, солидаризуясь с американцами, в частности в их антиисламских демаршах. Поэтому Турция в этом вопросе балансирует на грани. В принципе в случае необходимости американцы с лёгкостью пойдут на дестабилизацию ситуации и внутри Турции. И даже на смену нынешнего политического режима, довольно происламского и американцам не очень симпатичного в этой связи и проамериканского во многом лишь декларативно. Ведь, как известно, сетевые войны ведутся как против врагов, так и против нейтральных сил и друзей.

В отношениях с Ираном Россия ведёт себя крайне непоследовательно. Очевидно, что США никогда не будут нашим союзником, – это геополитический нонсенс, и жертвовать отношениями с Ираном ради этого – откровенное геополитическое преступление. Поставив коммерческие интересы во главу угла, Россия в отношениях со своим потенциальным геополитическим союзником Ираном пошла на поводу у Запада. Речь идёт, во-первых, о контракте на поставку в Иран российских зенитно-ракетных комплексов С-300, выполнение которого, по сути, было сорвано российской стороной. Соглашение о продаже этих средств ПВО было подписано ещё в 2005 году, но российские власти, долгое время отрицавшие само существование контракта, всё же подтвердили его лишь в 2007-м. Однако на скорости поставок это никак не сказалось: С-300 в Иране ждут по сей день. В какой-то момент иранские власти, похоже, начали терять терпение, а замкомандующего ПВО Ирана бригадный генерал Мохаммад Хасан Мансурян вообще заявил, что его страна готова подать иск в Международный суд и именно по той причине, что «между Ираном и Россией заключено официальное соглашение». Российские комплексы С-300 способны поражать крылатые и баллистические ракеты ещё на дальних подступах к защищаемым объектам – на расстоянии 150 км и на высоте до 27 км. В декабре 2008 года, по словам зампреда парламентской комиссии Ирана по вопросам внешней политики и безопасности Исмаила Коусари, Россия наконец-то начала поставку комплектующих к С-300. Но дальше этого дело так и не пошло.

Глава российской Федеральной службы по военно-техническому сотрудничеству Михаил Дмитриев заявил, что «все сделки идут по плану, а если и есть некоторые задержки с их реализацией, то они носят в основном технический характер». Тем не менее стоит отметить несколько странных совпадений. В апреле 2009 года Россия подписала сделку с Израилем по закупке его беспилотных летательных аппаратов. Французский журнал «Экспресс» со ссылкой на израильскую газету «Гаарец» сообщил, что Израиль согласился продать свои беспилотники России по льготной цене 50 миллионов долларов только на том условии, что она откажется от поставки Ирану систем ПВО С-300. Между тем иранская сторона к тому моменту уже оплатила аванс по контракту. Общая же его стоимость составляет 1 миллиард долларов. Однако в начале октября 2009-го Саудовская Аравия – традиционный союзник США в регионе – тоже призвала РФ отказаться от контракта по С-300, пообещав купить их за большую, чем Иран, цену – от 2 до 7 миллиардов долларов, а также приобрести в России танки, вертолёты и другие зенитно-ракетные комплексы. Далее, в середине июля 2010 года постоянный представитель России в Организации Исламская конференция Камиль Исхаков сделал заявление, что введение новых санкций против Ирана и их поддержка со стороны России никак не отразились на отношениях Москвы с ОИК. Исламская дипломатия со стороны 57 стран, входящих в Организацию, высказала понимание. «Никакого негатива не произошло», – поспешил заверить Исхаков. Да и какой может быть негатив после того, как Россия поддержала очередную, четвёртую по счёту резолюцию, которая предусматривает ужесточение санкций в отношении Тегерана?

Против кого санкции: геополитический и гуманитарный аспект проблемы

При более пристальном взгляде из России на принятые санкции всё больше становится очевидным, что эти санкции направлены скорее даже не против Ирана, а против… России. В последние десятилетия США – наш главный геополитический оппонент – выстраивает вокруг России санитарный кордон, монтаж которого практически завершён в Европе, а сейчас он успешно достраивается по южному участку Евразийского континента.

Именно Иран представляет собой последнюю брешь в американском санитарном кордоне, не даёт сомкнуть его на юге и реализовать тем самым один из этапов американской стратегии анаконды – удушения Евразийского континента и в первую очередь России. Поэтому России Иран как стратегический партнёр крайне выгоден; именно Иран даёт возможность осуществить прорыв удушающей блокады «кольца анаконды». Союзнические отношения между Россией и Ираном могли бы привести к развёртыванию как минимум двух военных баз – на севере Ирана, в провинции Восточный Азербайджан, и на юге, на острове Кешм. Первая база позволила бы России контролировать действия, происходящие в Азербайджане, Грузии и Турции, а вторая – действия НАТО в зоне Персидского залива, Ираке и других арабских государствах.

Иран – именно то стратегическое пространство, которое даёт России возможность выхода к тёплым морям, в Индийский океан, то есть возможность движения в южном направлении. Таким образом, отношения с Ираном – это залог геополитического разрыва санитарного кордона, с одной стороны, и стратегический выход к Индийскому океану, с другой, – вот два условия, реализация которых необходима России для того, чтобы сохраниться. Именно поэтому геополитическая субъектность Ирана – это сейчас главная проблема для замыкания «кольца анаконды», которая стоит перед США. А для этого Америке необходимо взять под политический и геополитический контроль его территорию, нужен повод для того, чтобы под благовидным предлогом вторгнуться в Иран и лишить его суверенитета, установив либо прямой контроль, либо как минимум проамериканский марионеточный режим посредством инициирования «цветной» революции. Собственно, вероятность прямого военного удара увеличивается с уменьшением возможностей осуществить «цветной» переворот, попытки которого совершались уже неоднократно.

В этой связи всё, что делается руками МАГАТЭ и Совета Безопасности ООН в последние годы, – не что иное, как попытка найти благовидный повод для военного удара по Ирану со стороны США. Чтобы не получилось так, как в Ираке, – страну оккупировали, президента повесили, но химическое оружие, из-за которого всё «затевалось», так и не нашли. С Ираном всё серьёзнее, нужно найти более основательный повод, который поддержали бы и другие мировые игроки. И уже совсем сказочно будет, если этот повод для вторжения в Иран поддержит Россия. Именно исходя из всей очевидности американского замысла, совершенно необъяснимыми с точки зрения геополитики являются действия российского руководства по отношению к Ирану. Поддержка американских санкций в Совете Безопасности ООН в период правления Медведева – решение абсурдное и не оправданное никакой логикой, так как то, что делается в отношении Ирана со стороны США, направлено против России. Это американская игра. Однако даже если отбросить геополитический аспект проблемы антииранских санкций, который, очевидно, сегодня не до конца понятен руководству России, то существует и гуманитарный аспект. Он-то уж должен быть понятен всем, так как выражается в том, что военный удар по ядерным объектам на территории Ирана неизбежно дестабилизирует гуманитарную ситуацию на Юге России, спровоцировав поток беженцев, которые устремятся на Север, в Закавказье и далее – на российский Северный Кавказ. А это, в свою очередь, нарушит гуманитарный баланс всего региона, создав колоссальные проблемы для России. Неспроста эту территорию американцы называют «Евразийскими Балканами» – это то пространство, которое легче всего дестабилизировать и на этом фоне продолжить проникновение внутрь Евразийского континента для отторжения Северного Кавказа от России, а затем её южной части.

«Ядерный зонтик» России для Ирана

В современной истории человечества ядерное оружие всегда было фактором сдерживания, гарантом ненападения, обеспечивавшим миру стабильность, спокойствие, избавившим человечество от мировых войн на многие десятилетия. Единственный случай, когда ядерное оружие было действительно использовано по прямому назначению, это когда американцы разбомбили Японию, оккупировав её, морально уничтожив, растоптав и построив там свои военные базы, о чём речь более подробно в следующих главах. Вот тот единственный обладатель ядерного оружия, который создал опасный прецедент. Можно себе только представить, что бы он ещё натворил, не будь в мире ядерного паритета. Во всех остальных случаях ядерное оружие всегда являлось фактором мира и стабильности.

Таким образом, если мыслить логически, наличие у Ирана ядерного оружия раз и навсегда гарантирует его от американо-израильского удара и, соответственно, от дестабилизации всего региона, что обезопасит, как было обосновано выше, и Россию. Ситуация в регионе стабилизируется, станет более предсказуемой, а расстановка сил будет более сбалансированной. Отсюда вопрос: кто заинтересован в том, чтобы Иран стал ядерной державой?

Иран – суверенное государство, которое имеет право, как и любое другое государство, заниматься исследованиями в ядерной области. Следует также обратить внимание на то, что ядерное оружие сегодня в мире, не рискуя столкнуться с претензиями со стороны американцев, кроме России имеют только союзники США, те, кто политически от них зависим. Если же ты не союзник США – ты не имеешь права его иметь. Это логика двойных стандартов, которая не обоснована ни мировым законодательством, ни практикой формирования мировой безопасности, ни тем более рациональной логикой и здравым смыслом. Потому что это исключительно геополитическая логика, исходя из которой, например, Саудовская Аравия берёт на себя обязательство открыть небо для самолётов Израиля в случае атаки на Иран. И где, спрашивается, исламская солидарность? В данном случае её нет. Есть геополитика, законам которой следуют Соединённые Штаты Америки – мировой гегемон – и все, кто ориентируется на них.

Но Россия является геополитическим оппонентом США и, исходя из этого, должна поддерживать Иран. То есть по той же логике мы первые, кто действительно реально заинтересован в том, чтобы у Ирана было ядерное оружие. Мало того, мы должны его туда доставить вместе со своими военными специалистами, развернув российские военные базы, обеспечивающие его обслуживание и защиту. Это жизненно важный с точки зрения безопасности шаг для России. Тогда почему российское руководство этого не делает, а поступает обратным образом? Это остаётся колоссальной загадкой, которую пока невозможно разгадать.

Понятно, что для осуществления столь решительных, по сути – революционных, шагов нужно обладать геополитической субъектностью и при этом иметь чёткое представление о стратегии развития России, её месте в складывающейся картине мира. Если же нынешнее российское руководство действительно боится по каким-то причинам, что суверенное государство Иран – имеющее право на ядерные разработки, как и любое другое государство, – вдруг обретёт это самое ядерное оружие, то в этом случае России было бы логично выступить гарантом ядерной безопасности этого государства в обмен на отказ от собственной ядерной программы. Другими словами, России было бы выгодно заключить с Ираном военно-стратегический союз и взять его под свой «ядерный зонтик», гарантируя безопасность от любого внешнего вторжения, в том числе от американского или израильского удара. Кстати, именно так поступают США – прикрывают союзников, тех из них, кому не позволено иметь собственное ядерное оружие, своим «ядерным зонтиком». И это как раз то, что должна предложить Ирану Россия.

Санкции и российско-иранские отношения

Поддержка американских санкций со стороны России, безусловно, значительно отбросит нас от тех результатов, которые были достигнуты в отношениях не только с Ираном, но и со всем исламским миром. С приходом Владимира Путина в 2000 году в этих отношениях были достигнуты немалые успехи. Однако после того, как подменивший его Медведев поддержал американские санкции, отношения между Ираном и Россией в значительной степени охладились. Это только сыграло на руку США, которые спят и видят, как бы вбить клин между нами и Исламской Республикой. Они оказывают давление, устраивают политические торги с целью склонить Россию отказаться от своих обязательств, например по поставкам Ирану систем С-300 или ядерного топлива, добивались свертывания строительства Бушерской атомной электростанции. Россия же, на радость американским стратегам, ведёт себя непоследовательно: она то соглашается с американцами, отказываясь от поставок комплексов ПВО, то настаивает на продолжении сотрудничества, достраивая АЭС. А министр энергетики России обнародует обширную программу сотрудничества с Ираном в нефтяной, газовой и нефтехимической отраслях, которая, как пишет The New York Times, «побуждает российские компании к нарушению санкций». Такое шизофреничное поведение ещё больше вводит в состояние недоумения, ведь у США есть совершенно чёткая цель, о чём говорилось выше, в то время как у российского руководства её нет. Позиция же Ирана как раз предельно последовательна – строго антиамериканская. И в ситуации метущихся действий России, когда невозможно понять, на чьей она стороне, российско-иранские отношения не могут быть абсолютно безоблачными, доверительными и, тем более, стратегическими, а это, собственно, и является главной задачей нашего геополитического оппонента.

Своим непредсказуемым поведением Россия делает себе только хуже, теряя колоссальные возможности, подвергая опасности ситуацию в регионе в целом. На этом фоне даже Турция – член НАТО – и та ведёт себя более объяснимо, не поддержав санкций, сознавая, чем обернётся для неё военный удар по территории Ирана. Однако же, несмотря на столь истеричную позицию России, в свете долгосрочных перспектив Иран, несомненно, должен стремиться к тому, чтобы Россия стала его главным стратегическим союзником. И в этой связи уже сегодня Тегерану нужно внимательно присматриваться к участию в интеграционных объединениях, в которых участвует Россия, таких, например, как ШОС. Здесь очень важно, чтобы возник именно военно-стратегический союз между Россией и Ираном, если не прямой, то хотя бы в рамках военного блока ОДКБ. Иран крайне в этом заинтересован, особенно с учётом потенциальных гарантий ядерной безопасности, которые может и должна взять на себя Россия.

Но как можно замышлять долгосрочное планирование с партнёром, который сегодня говорит одно, а завтра – другое? И здесь Ирану нужно уделять больше внимания внутрироссийскому пиару, медийному разъяснению своей позиции и своих идей, своей правоты, растолковыванию азбучных истин основ геополитики российскому руководству, используя для этого буквально любую встречу на высшем или на любом другом уровне. Об этом нужно говорить постоянно, пытаться транслировать через российские средства массовой информации, через экспертные и научные сообщества, используя все возможные инструменты для того, чтобы объяснить последовательность своей позиции, геополитически более выверенной, нежели у России.

Санкции и ситуация на Ближнем Востоке

Ещё одной особенностью принятых против Ирана санкций является то, что и они реализованы в соответствии с логикой перекраивания региона, согласно реализации американского плана «Великий Ближний Восток». Цель этого плана, как уже было сказано выше, – нивелировать всё ближневосточное пространство под единый стандарт американской демократии, значительно снизить или местами вообще устранить роль религиозного и духовного фактора, создать в большинстве государств региона «гражданское общество», атомизировать народы Ближнего Востока. Сделать их более послушными, податливыми, подконтрольными, более похожими на среднестатистическую потребительскую серую биомассу, с которой привыкли иметь дело американские элиты.

В принципе это то, что американцы реализуют всегда и везде. У них есть идеологические союзники в лице некоторых стран Евросоюза, несмотря на то что с геополитической точки зрения Евросоюзу это невыгодно, так как он находится под жёстким американским прессингом и зависим от США. Но идеологически они сходятся. Таким образом, ничего хорошего эти санкции не несут и народам Ближнего Востока, и региону в целом. Будет только хуже. Будет усиливаться американское влияние в регионе. Если же произойдёт военная, силовая – по модели Ирака – десуверенизация Ирана, к чему клонят американцы, осуществившие несколько неудачных попыток «цветных» переворотов в Иране, тогда и большинству государств региона можно будет попрощаться со своим суверенитетом, потому что исчезнет оплот последнего геополитического противодействия американской экспансии в Ближневосточном регионе.

С приходом американцев в Иран Ближний Восток погрузится в пучину хаоса и дестабилизации, потому что, как показывает вся новейшая история, везде, куда приходят американцы, начинаются гуманитарные катастрофы, нарушение социальных балансов, межэтнические столкновения, экономический кризис, колоссальные человеческие потери и т. д. Всем этим чреваты американские санкции, поддержанные Медведевым, в долгосрочной перспективе. Возможно, они сильно не заденут экономику Ирана, потому что она в значительной степени автаркийна. Хотя, конечно, она пострадает, потому что довольно сильно зависит от энергетических поставок. Но в то же время эти санкции заставят экономику Ирана мобилизоваться и перестроиться с расчётом на внутренние ресурсы и возможности. Возможно, это даст импульс к расширению производственного сектора экономики, который сейчас не так развит, а также к индустриальному или даже постиндустриальному скачку, к развитию высоких технологий. Остаётся надеяться, что руководство Ирана даже из этих санкций извлечёт свои плюсы и воспользуется ситуацией для мобилизации внутренних ресурсов, выйдя из неё победителем.

Что Америке хорошо, то России – смерть

Сегодня в России всё ещё существует некая инерция, которая сохраняется с ельцинских времен: уж очень долго и мучительно до нас всё доходит. Мы привыкли двигаться по либеральной атлантистской матрице, сформировавшейся в 1990-х годах, и никак не можем от неё избавится. У нас уже давно патриотический лидер, и всё равно постоянно происходит какой-то стратегический сбой. Вопреки геополитической логике и здравому смыслу Россия голосует за американские санкции против Ирана, ставя в итоге под вопрос свою геополитическую субъектность. Поддержка Россией санкций против Ирана в Совете Безопасности ООН не заслуживает ничего, кроме осуждения. Данные санкции не способствуют укреплению диалога и доверия между Российской Федерацией и Исламской Республикой Иран. Мало того, они вызывают напряжённость в двусторонних отношениях и способны привести к ухудшению взаимосвязей в коммерческой, экономической и культурной сферах между странами. Также поддержка Москвой стратегической линии США в отношении Ирана может повлиять на пересмотр отношений к России со стороны других исламских государств и стран региона, что может иметь далеко идущие последствия и негативно отразиться на имидже России за рубежом как страны, которая не выполняет своих обязательств перед партнёрами. Подобное поведение России нелогично, неконструктивно и в перспективе может привести к эскалации существующих рисков и возникновению новых угроз на Евразийском континенте.

Учитывая нарастающую напряжённость вокруг Ирана, а также перспективу обострения отношений между Россией и США, вплоть до военного конфликта, российскому руководству необходимо скорейшим образом разрешить все недоразумения и возвратиться к полноценному сотрудничеству с Ираном, в том числе в рамках военно-технической и ядерной отрасли. Пора наконец понять: Америка не может быть нашим стратегическим союзником! Это геополитический нонсенс; как нельзя подружить день и ночь, лёд и пламень, Бога и дьявола. Надо привыкнуть к тому, что у России другие, свои собственные, полностью отличные от США интересы. Пора перестать бояться называть союзников – союзниками, а врагов – врагами. Пусть Америка будет врагом, сильным, достойным – это лишь придаёт значимости нашему противостоянию, весомости нашим собственным действиям – но всё же врагом! Здесь либо мы, либо они. Другого не дано.

То, что Запад готовит для Ирана, наглядно продемонстрировали события в Ливии, поставившие жирную точку на понятии суверенитета и государственности как таковой. Запад продемонстрировал, что только большие блоки или только те, кто примыкает к блоку западных стран, сегодня могут рассчитывать на безопасность. В этом смысле Россия должна понимать, что, не выступив на стороне Ливии, она продвинулась вперёд в очереди из государств, готовящихся подвергнутся агрессии со стороны блока западных стран. Ради сохранения своего существования в качестве субъекта Россия должна была взять на себя роль посредника в ливийском конфликте между официальным Триполи и руководством НАТО. Муаммар Каддафи был готов на переговоры без предварительных условий. Об этом ещё 4 июля 2011 года по итогам своего второго визита в Ливию сообщил президент Международной шахматной федерации Кирсан Илюмжинов. Посетив Триполи и встретившись со старшим сыном ливийского лидера Мухаммедом, экс-глава Калмыкии зафиксировал в присутствии камер российских федеральных каналов следы варварских бомбардировок НАТО. То, что натовцы действовали в Ливии отнюдь не ради защиты гражданского населения, о чём в своё время заявила дочь Каддафи Айша в интервью французскому телеканалу France 2, было очевидно с самого начала. И можно сколько угодно говорить о конфликте между Триполи и Бенгази, однако наличие интересов иного субъекта – США, перекраивающих арабский мир по своим лекалам, сегодня уже никто не отрицает. Здесь граница проходила чётко – либо на стороне Запада, либо против, какими бы интересами и сиюминутными планами ни оправдывались действия оппозиции Бенгази при поддержке западной коалиции. Не случайно дочь Каддафи сравнивала повстанцев с дьяволом – на чьей стороне играют мятежники? Но даже в этих обстоятельствах официальный Триполи был вынужден вести «как прямые, так и опосредованные переговоры», о чём рассказала Айша, поясняя, что с их стороны делалось всё, чтобы перестала литься кровь ливийцев.

Россия номинально также была готова оказать всестороннее содействие международным и региональным политическим усилиям по прекращению кровопролития в Ливии, о чём не раз заявлял глава российского МИДа Сергей Лавров. Однако принципиальным здесь являлся вопрос: должна ли была Россия выступить посредником между конфликтовавшими сторонами в Ливии? Либо же следовало посредничать между реальными субъектами конфликта, то есть непосредственно Каддафи и НАТО, управляемым США?

С кем говорить

Сам Лавров, очевидно, опасался вести переговоры, понимая всю степень ответственности, поэтому и говорил о том, что роль посредника в урегулировании ливийского конфликта российская сторона брать на себя не намерена. Однако, несмотря на это, Россия не должна была устраняться из процесса – нам всё-таки следовало взять на себя функцию посредника. Но не между конфликтующими сторонами в Ливии, а между Ливией и Западом, а точнее – между официальной властью в лице Каддафи и НАТО для того, чтобы вернуть ситуацию на момент до начала натовских бомбардировок.

В первую очередь следовало исходить из того, что в Ливии речь шла о вооружённом мятеже против легитимной власти, а натовские бомбардировки были осуществлены в нарушение резолюции Совбеза ООН, в которой ничего о мерах не говорилось. Односторонняя поддержка оппозиции со стороны НАТО, по сути, стала вмешательством во внутренние дела суверенного государства. То, что происходило, ясно демонстрировало наличие легитимности и полноценности действовавшей власти в Триполи, так как большинство населения Ливии было на стороне Каддафи. Преступность «оппозиции», которой с огромным трудом удалось даже путём чудовищных нарушений внутреннего ливийского законодательства и при вмешательстве внешних сил свергнуть действующую власть в Ливии, также уже всем очевидна. При этом действия оппозиции оказались не только нелегальны, они были ещё и нелегитимны, так как не получили поддержки большинства населения страны. Таким образом, Бенгази вообще не мог рассматриваться как субъект переговоров. Эта группа мятежников не имела никакого иного статуса, кроме того, что они представляли интересы западной коалиции и действовали против интересов России на территории Ливии.

Таким образом, не отрицая, что переговоры были нужны и посредничество России было необходимостью, следует оговориться, что субъекты переговоров должны были быть определены так: официальный Триполи – с одной стороны и руководство НАТО – с другой. Лишь в таком формате Россия могла участвовать в переговорах в качестве посредника. Однако российское руководство не сделало ничего, обагрив руки в крови «неистового полковника». Та же ситуация повторяется сегодня в Сирии – вновь вооружённый мятеж иностранных наёмников, выдаваемый за сопротивление «повстанцев», и вновь реальными субъектами переговоров являются Дамаск и Вашингтон. Россия выступит посредником?

Придётся ответить

Участие России в переговорном процессе необходимо ещё и потому, что именно оно должно было сбалансировать односторонний подход к ситуации. И не только в том, что тогда происходило, но и в оценке последствий произошедшего. НАТО осуществило на территории Ливии достаточно преступлений, в том числе военных, гуманитарных, и, по сути, именно на руководстве НАТО лежит ответственность за многочисленные жертвы среди мирного населения. В этой связи России как участнику переговорного процесса, отвечающему за последствия, уже сейчас необходимо начать рассмотрение возможной ответственности руководителей НАТО в Гаагском международном трибунале. Гуманитарная катастрофа налицо. Население Ливии бежало от конфликта, не примыкая ни к одной из сторон либо вставая на сторону официальной власти, так как в Триполи находилось, по сути, большинство населения Ливии. Жертвы среди мирного населения зафиксированы, в стране были перебои с питанием, топливом и медикаментами. Победившая сторона устроила геноцид населения в родном городе Каддафи Сирте, расправившись над сотнями граждан, а затем устроив геноцид повсюду. Исходить из того, что нужно было избежать проблем с Западом любой ценой, это позиция слабого, уклоняющегося от любой активной позиции субъекта, которому недолго осталось. Российской власти, её конкретным представителям, пособничавшим преступлениям НАТО, пора искупить вину за бездействие и начать процедуру преследования руководства Североатлантического блока в международном суде. Россия должна инициировать начало разговора о компенсации тех потерь – человеческих, материальных, финансовых, – которые понесла Ливия в результате бомбардировок. А также о юридических последствиях для их инициаторов и непосредственных исполнителей. Такой шаг станет отрезвляющей мерой и в ситуации с Сирией.

Разрешение же конфликта с группой мятежников, которая подняла вооружённое восстание против легальной и легитимной власти Ливии, нужно было осуществлять на внутригосударственном уровне, внутри самой Ливии, без вмешательства и участия каких-либо внешних сил. И здесь также самое время вспомнить о юридической неотвратимости наказания за подобного рода преступления. «Попытка свержения государственного строя» – именно так называются эти действия в большинстве стран мира.

Страх России перед Западом

Основным аргументом тех, кто выступал за самоустранение России из переговоров, являлось то, что мы таким образом «испортили бы отношения с Западом». Именно из-за этого, мол, Россия вела себя непоследовательно, ибо в первую очередь, конечно, надо было заблокировать принятие резолюции № 1973, на основании «расширительного толкования» которой были осуществлены бомбардировки Ливии. Этот просчёт позже открыто признал Дмитрий Медведев, прямо заявивший в интервью газете Financial Times, что в ситуации с подписанием резолюции ООН американцы, по сути, обманули его, реализовав данный документ в «расширительном варианте»: «Если бы мои коллеги мне сказали, что вы хотя бы воздержитесь, а мы потом будем бомбить различные объекты, я бы, конечно, дал другие инструкции». Но дело в том, что последовательность России в любом случае неизбежно была бы связана со строгим нахождением на позициях, которые можно определить как конфронтационные по отношению к Западу. Конечно, мы испортили бы отношения с Западом! Потому что сам факт существования России как суверенного и полноценного государства уже портит наши отношения с Западом. Надо представлять, что Запад, и в первую очередь США, является нашим естественным и абсолютным противником. Наши интересы расходятся самым кардинальным образом: чем больше мы будем убеждать себя и всех окружающих в том, что у нас есть точки соприкосновения, тем больше мы будем проигрывать ситуацию.

Очевидно, что посредничество России между Ливией и НАТО принесло бы нам какое-то количество проблем, как и посредничество между Сирией и США. Но активная внешнеполитическая позиция в принципе подразумевает наличие проблем. Ибо если мы не хотим проблем, то надо полностью устраниться из международной политики и перестать вообще каким-либо образом декларировать свои внешнеполитические интересы, как это делает, например, Швейцария, государство, отсутствующее в мировой политике. Тогда у нас и проблем станет гораздо меньше. Но тогда у нас вместо большого континентального государства будет компактное, маленькое удельное княжество, да ещё существующее на основе либеральной парадигмы. Именно ради сохранения своего существования в качестве субъекта России и нужно было активно включиться в ситуацию с Ливией, что мы безвозвратно упустили, включиться в ситуацию с Сирией теперь более явно, более жёстко и открыто.

Активность России могла переломить ситуацию: упущенный шанс от Каддафи

Какими же способами Россия могла повлиять на ситуацию? Во-первых, Россия могла поднять вопрос немедленного прекращения бомбардировок на заседании Совбеза ООН, в частности акцентировав тему нарушения резолюции ООН со стороны сил НАТО. Во-вторых, Россия в качестве постоянного участника Совета Безопасности могла и должна была поднять вопрос о привлечении к ответственности руководства НАТО за совершённые преступления на территории Ливии, что уже тогда могло несколько остудить пыл наиболее ретивых «исполнителей». Независимо от того, рассчитывали ли мы на успех или не рассчитывали, этот вопрос должен был быть поднят, уголовному преследованию по этому вопросу должен быть подвергнут формальный зачинщик варварских бомбардировок Николя Саркози. Хотя бы для того, чтобы продемонстрировать некую последовательность и ответственность, чтобы уйти от политики двойных стандартов, когда одних привлекают к ответственности и трибунал выдаёт ордера на их аресты, судит, а других за такие же преступления – почему-то нет. Это совершенно неправомерная практика, от которой мировому сообществу обязательно надо избавляться, так как должен быть один стандарт справедливости для всех. Необходимо создать прецедент на будущее.

С другой стороны, Россия может осуществлять и гуманитарное участие в ситуации, сложившейся в Ливии. И тот аргумент, что Каддафи кому-то из политиков лично не нравился, совершенно неправомочен. Ссылаться на это в принятии решений по таким серьёзным вопросам абсолютно неприемлемо. Мало ли кто кому не нравится – Каддафи представлял официальную власть большинства населения Ливии, и нравился он или нет странам Запада и его лидерам – это их проблемы. Физическое уничтожение его только на основании того, что он вызывал у западных политиков личную антипатию, – исключительный произвол и беззаконие, на что и следует сегодня указать России, дабы предотвратить повторение подобного в Сирии. Пассивная позиция и сдача Каддафи уже в ближайшем будущем обернутся для России плачевно. Сдавая одно, мы приближаемся к сдаче другого, третьего. Встав на этот путь и сдав свои интересы один раз, мы сдаём их раз за разом, что и происходит в течение последних лет двадцати, но особенно активно – в медведевскую эпоху, продолжившую начинания Горбачёва и Ельцина. Пора прекратить эту порочную практику. Россия должна выступить в качестве равноправного, полноценного субъекта международного права и тогда уж последовательно отстаивать и само международное право, и подходы, одинаковые для всех. Это даст хоть какую-то надежду на то, что Россия вернёт себе вес, статус, необходимость с нами считаться и обращать внимание, потому что в нынешнем состоянии у нас не хватает ни сил, ни возможностей, ни веса, ни статуса, чтобы что-то решать или на что-то влиять. Понятно, что нас игнорируют, не обращают внимания, но эту ситуацию надо переломить. Каддафи давал нам такой шанс… Но мы им не воспользовались.

Осуществивший уничтожение суверенного государства Ливия военный блок НАТО – это очень дорогая военная машина. Войска Каддафи в материальном плане несли потери, несопоставимые с теми, которые несло НАТО. Но войну против Ливии вели очень прагматичные люди, и, конечно, цена вопроса – не какая-то там эфемерная свобода местных жителей. Тут интерес более конкретный. Касательно геополитической ситуации в регионе речь шла о прецеденте, потому что мы имели дело с ситуацией, когда политический лидер суверенного государства открыто бросил вызов коалиции западных стран, противостоял военной операции самого боеспособного и самого сильного, по сути, блока на сегодняшний день в мире и, сохраняя лицо, продолжал настаивать на своём до самой смерти, действительно одержав моральную победу. Фактор Каддафи, если его правильно осмыслят в разных частях планеты, тяготящейся американской гегемонией, уже в ближайшее время изменит геополитическую картину мира. Образ Каддафи, погибшего за свою страну и свой народ, уже сегодня вдохновляет и мобилизует все те суверенные государства, которые находятся перед угрозой десуверенизации со стороны коалиции западных стран, на более решительные ответные действия. Революционные действия.

Это должно вдохновить сирийский режим и деморализовать те силы, которые сегодня действуют под патронажем США в тех государствах, где пали суверенные режимы. Это в значительной степени изменит конфигурацию и расстановку сил. Глобальное сопротивление имени Муаммара Каддафи силам НАТО возможно, и оно вскоре даст старт более интенсивному формированию антизападных блоков – стратегических и военных. Созданных на основе тех государств, которые сегодня стоят перед угрозой десуверенизации по модели Туниса и Египта, Ливии и Ирака и всего того, что мы наблюдаем в последние месяцы в арабском мире. Смерть Каддафи открыла дорогу новому объединению сторонников многополярности – Глобальному революционному альянсу всех антиамериканских сил на планете. Растерзанный американскими наёмниками Каддафи стал лидером не только своего народа, но и лидером движения государств и суверенных стран, которые сегодня стоят на грани десуверенизации и готовы бросить стратегический вызов единоличному доминированию и гегемонии США. Каддафи – это знамя грядущей многополярной революции.

Судьба Ливии – больше не в наших руках

Что же касается дальнейшей судьбы Ливии, то здесь встаёт вопрос о том, будут ли США стремиться разделить Ливию или им, напротив, выгодно сохранить её целостность. Конечно, с точки зрения геополитики большое пространство всегда менее удобно для десуверенизации и взятия под контроль, чем небольшие локальные зоны. Эта судьба постигла и Советский Союз, и бывшую Югославию, и в принципе разделение большого пространства на сегменты – это один из тактических приёмов, которые использует Запад, чтобы брать под контроль те или иные суверенные государства и территории.

Безусловно, вариант разделения Ливии является для Запада приоритетным, особенно это было актуально на стадии борьбы с режимом «неистового полковника». Это было бы в принципе вариантом сохранения лица, если бы Каддафи согласился уступить хотя бы половину государства, что отчасти бы скрасило то моральное поражение, которое Запад потерпел в Ливии, столкнувшись со всеобщим осуждением. В любом случае, даже если бы Каддафи ушёл сам, Запад постарался бы сегментировать это пространство для того, чтобы хотя бы на одной его части установить прямое управление и уже не иметь дело с силами оппозиции, получив режим, прямым образом подконтрольный коалиции западных стран. Сегментирование – это один из тактических ходов, который активно используется и в принципе облегчает во многом решение подобных задач, так как гораздо проще откалывать один сегмент за другим, нежели колоссальными усилиями пытаться брать его целиком, сохраняя целостность, что очень трудоёмко, затратно и довольно-таки сложно.

В ситуации с Ливией больше всего моральных потерь понесла Россия. Заявления Лаврова о том, что Каддафи должен отказаться от власти, стало моральным поражением российской власти, хотя в принципе власть и президент Медведев старались всё-таки соблюдать какой-то нейтралитет, несмотря на ошибку, которая была осуществлена в самом начале, когда Медведев поддержал резолюцию № 1973. После этого всё-таки российское руководство пыталось несколько раз продемонстрировать нейтральное отношение к ситуации, но заявление Лаврова, которое он сделал после встречи с Хиллари Клинтон, значительно подорвало имидж российского МИДа на международной арене. Последствия этого мы будем ощущать ещё довольно долго, ибо мы не лучшим образом выглядели в этой ситуации.

Но даже после тех довольно неуклюжих шагов, которые осуществил российский МИД, Россия всё ещё имела все возможности реализовать сценарий восстановления полноценной политической власти и политического контроля сил, которые поддерживали Каддафи на всей территории Ливии. Россия могла бы вернуть эти позиции и даже укрепить их не только в Ливии, но и во всём регионе. Но это означало бы бросить открытый вызов мировому гегемону. Это смелый, решительный шаг, и для его осуществления у нас просто нет лидера. Есть наёмные менеджеры, которые поочерёдно «работают» то президентом, то премьером. Но нет национального лидера, нет вождя. Нет сакральной фигуры, объединяющей народы пространства размером в половину мира. А значит, и самого этого пространства нет. Такой вызов глобальному американскому доминированию был бы желателен ещё и с точки зрения взаимоотношений России и НАТО, военно-стратегического блока, который во всём ориентирован против российских интересов, и в первую очередь на постсоветском пространстве. Триумфальное продвижение коалиции западных стран во главе с США по постсоветскому пространству ничего хорошего России в любом случае не сулит. Россия стоит в списке тех государств, которые США будут десуверенизировать, делить на части, начав с дестабилизации внутриполитической ситуации, для того чтобы брать сегменты внутреннего пространства под свой контроль. Жаль, что Ливия не стала камнем преткновения, о который НАТО сломало зубы или хотя бы один зуб, несколько остудив свой пыл. Это отложило бы те агрессивные планы, которые Запад разрабатывает и реализует в отношении России. Остаётся одна надежда – Глобальный революционный альянс сторонников многополярности, вдохновлённый героической смертью Муаммара Каддафи, единолично бросившего вызов зверю. Целые народы и государства не решились сделать этого. А он – сделал, и умер героем, и останется им в веках.

В случае народной войны российские руководители станут мировыми изгоями

Первый звонок прозвенел в Ливане – в январе 2011 года там без особого шума «ушли» правительство Саада Харири, считавшегося ставленником Запада. Затем рухнула прозападная власть в Тунисе и Египте, где правили проамериканские режимы. В Египте США, не скрывая, пытались направить события в нужное им русло. Некие люди в Каире раздавали брошюры на арабском языке, содержащие планы организации акций протеста и прочие «полезные советы»: как одеваться на митинги, какие лозунги кричать, как общаться с полицейскими. Подобные брошюры распространялись на майданах в Киеве и Тбилиси. На первый взгляд план США – поставить во главе Египта вице-президента Омара Сулеймана, как говорят, сотрудничавшего с израильской разведкой МОССАД, – провалился. Но и революция там пока что не закончена, акции протеста направлены теперь против победивших (надолго ли?) «Братьев-мусульман». Когда-то в Египте правила военная хунта, которая вышла из-под опеки американцев; в наши дни с согласия новой египетской власти два иранских корабля с оружием прошли в Сирию через Суэцкий канал, однако смеяться в итоге будут снова в Вашингтоне.

Несмотря на заверения Каддафи о том, что он не враг США и Европы, волна «цветных» революций докатилась до Ливии. Вооружённые Западом мятежники начали сопровождаемый военными действиями конфликт, но Каддафи отказался покидать свой пост. Пока побеждали мятежники, Запад молчал, но когда верх стал одерживать Каддафи, Запад начал бомбардировки. Франция и Англия заявили, что убьют Каддафи.

США давно обкатали схему «оранжевых» переворотов. Технология проста. Её мы наблюдали в действии уже много раз. На площадь помогают выйти недовольным, выплачивают гранты руководителям, обучают их в Штатах, поддерживают в прессе. Неважно, чем именно они недовольны. Это могут быть обманутые дольщики или борцы за Химкинский лес. Они выходят на улицы, площади и намеренно провоцируют власть на применение силы, начинается эскалация насилия. В этот момент власть встаёт перед выбором: либо проявить малодушие и уйти в отставку, поддавшись на провокацию менее чем 1 % населения страны, либо силой подавить беспорядки, защищая жизнь и права 99 % своих граждан. В случае если руководство страны уходит, к власти приходят проамериканские силы – и активы государства достаются Западу. Это уже было в России при Ельцине. Готовится эта операция и сейчас.

Французский писатель, политолог Тьерри Мейсан, постоянно живущий в Ливане, считает, что бунт в арабском мире зрел несколько лет. И дело не столько в бедности, безработице и т. д. Людей стали раздражать правящие режимы – проамериканские и произраильские. В итоге попытка усидеть на двух стульях закончилась катастрофой для этих режимов. Стремясь угодить антиамериканскому большинству в своих странах, политические лидеры этих государств вызывали нарастающую неприязнь у американских элит и сообщества западных стран. А заигрывая с Америкой и Западом, они же теряли легитимность внутри, провоцируя нарастание протестных настроений, вылившихся в итоге в бунт. Такое двоякое поведение должно стать уроком и для российских элит, всё больше заигрывающих с Западом, реализуя либеральные модели. Следует понимать – на Запад это не производит никакого впечатления, так как для его элит это не более чем очевидная уловка.

А теперь вернёмся к Ливии. Почему Запад убил Каддафи? Он показал всему миру, что США можно бросить вызов. До Ливии это было невозможно. Грузия, Югославия, Украина, Египет, Киргизия – искусственные перевороты в этих странах проходили на ура. Каддафи же почти победил мятежников и за это был приговорён к смерти. Иначе изменились бы правила игры, навязанные миру США и Англией. Зададим себе один вопрос: кто следующий? Кто бы ни был, ясно одно – Путин один из тех, кого уже внесли в этот список, вероятно, он его и замыкает. Именно непоследовательность российской власти ставит её под удар, помещая между молотом западной военной агрессии и наковальней социального протеста внутри страны. Сначала жест в пользу Запада, либерализация внутри страны и, как следствие, социальная делигитимация, потеря поддержки со стороны большинства, затем патриотический антизападный жест и, как результат, – выступление несогласных западников и либералов, требование свобод со стороны меньшинств и удары со стороны Запада. Пора определиться со своей позицией: политическая элита с Западом против патриотического большинства, что приведёт к ситуации, в которой в итоге оказался Ельцин, или же власть на стороне консервативного большинства против Запада? Тогда надо перестать заигрывать и делать уступки, идя на поводу западных элит. Попытка же усидеть на двух стульях – это неизбежный конец по сценарию арабских диктаторов. «Цветные» революции, реализуемые Америкой, действуют по нарастающей. Мягко – там, где нет сопротивления, но там, где режим держится, бомбардировок не миновать.

Не лучше обстоят дела у России в отношениях с Японией. Сразу после заявления Вашингтона по Курильским островам, в котором США открыто признали суверенитет Японии над Южными Курилами, американский посол в России был вызван в российский МИД. В ситуации, когда отношения между Японией и Россией вновь обострились до предела, Соединённые Штаты поддержали претензии Японии на Южные Курилы. Более того, Вашингтон призвал Москву к продуктивному разрешению территориального спора. В то же время официальный представитель МИД России Александр Лукашевич заявил, что о переговорах с японской стороной и речи быть не может, «поскольку наши позиции кардинально расходятся». Отношения обострились после того, как Дмитрий Медведев осуществил визит на острова в ноябре 2010 года. Это был первый в истории современной России визит президента на Курилы, который премьер Японии Наото Кан назвал «непозволительной грубостью».

Неверная ставка – геополитический казус

Если отставить эмоции и взглянуть на проблему островов в долгосрочной перспективе, то Россия и Япония могут не только урегулировать возникший конфликт, но и кардинально изменить ситуацию в регионе, превратив острова из «яблока раздора» в стратегическую скрепу. Для этого наши страны должны сначала чётко сформулировать, а затем удовлетворить свои взаимные интересы. Необходимо понять, что проблема островов – стратегическая. Наличие американских военных баз в Японии – вот что должно беспокоить российское руководство в первую очередь. Это совершенно не отвечает интересам безопасности России в регионе и является ключевым моментом в любых вопросах, касающихся двусторонних отношений между Россией и Японией, его и надо ставить во главу угла.

Безусловно, четыре острова – Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи – завоёваны Советским государством в ходе Второй мировой войны. Япония их потеряла, потому что неверно сделала ставку, вступив в коалицию с Гитлером и Муссолини и проиграв в итоге войну. До этого Россия воевала с Японией в тот период, когда русская политическая элита была ориентирована на Европу, а Романовы вели прозападную либеральную политику. Сами же японцы абсолютно близки нам по менталитету: это традиционалистская, ультраконсервативная нация, героическая, воинственная, точно такая же, как русские. То, что мы воевали с Японией, – это геополитический казус, сначала вызванный неверной геополитической ориентацией Романовых, а позже ловкой геополитической игрой англичан, стравивших между собой сильнейшие континентальные державы в целях собственной безопасности. Если бы Япония с начала Второй мировой войны сделала ставку на союз с Россией, с Советским государством, острова бы так и остались за ней. Тем не менее Вторая мировая война Японией была проиграна, на неё были сброшены две атомные бомбы, после чего туда вошли американские оккупационные войска, разместили там свои военные базы и надругались над японской самобытностью, культурой, а самих японцев насильно заставили торговать, вестернизироваться и разлагаться по навязанной американской модели.

Под американской оккупацией Япония находится и по сей день. Именно по этой причине современная Япония – несамодостаточная, несуверенная, униженная, раздавленная страна, лишённая своих собственных вооружённых сил, своего легендарного военно-морского флота. Страна с величайшей историей, которая контролировала чуть ли не весь регион, сегодня находится в крайне ничтожном состоянии. И американские военные базы являются главным элементом подавления японского суверенитета, японской нации, чувства собственного достоинства всех японцев. Но направлены эти военные базы против России.

Восточный санитарный кордон

Япония нужна России как союзник. Американские базы, размещённые в этой стране, контролируют не только Китай, что является главным аргументом для японцев в пользу нахождения их на своей территории. Американские базы сдерживают Россию, что ограничивает возможность нашего контроля над всем пространством, лежащим восточнее нашего побережья, в том числе и пространством Атлантического океана, свободного выхода туда через Тихий. По сути, сейчас мы заперты в Японском море и стратегически не имеем возможности двигаться дальше, не оказавшись тут же под пристальным вниманием американских ВМФ. Американские военные базы в Японии – элемент санитарного кордона, который закрывает выход России дальше, за пределы региона. То есть Япония нам жизненно необходима для того, чтобы стать полноправной мировой континентальной державой и на равных с США контролировать все океаны, включая Атлантику. Япония необходима России как стратегический партнёр, как ворота на Восток, как выход к западному побережью США, в конце концов. Ведь выходы в Атлантику на западе и юге для нас сейчас также закрыты американцами.

Здесь следует вспомнить о том, что России принадлежало, по сути, всё западное побережье нынешней Северной Америки от Аляски до Гавайев и она имела открытый доступ в Тихий океан, который полностью контролировала и через который имела свободный выход в Атлантику. Сейчас же мы просто зажаты на нашем побережье. Мало того, Америка продолжает наступать. Как только мы сдадим эти острова, там тут же появится очередная американская база. Что дальше от нас потребуют за сохранение «добрых отношений»? Сахалин? Камчатку? Сибирь? То, что делают сейчас США, – есть не что иное, как агрессивное наступление на Евразийский континент, удушение России в «объятиях анаконды». В этой связи тихоокеанский выход – ключевой момент нашей безопасности. Здесь мы теряем малое, незначительное, получая многое – стратегический простор и Японию как военного и технологического партнёра. В случае с Японией мы можем, уступив меньшее, получить большее – возможность выстраивать собственную внешнюю политику, не зависимую от США. А дальше мы получаем возможность действовать так же, как американцы сегодня, – окружать Американский континент и с Запада, и с Востока, контролировать всё американское континентальное пространство, создавая по его периметру свои военные базы, занимая побережье и т. д. Для этого у нас есть хорошие связи в Латинской Америке. Конечно, на нашем пути в Атлантику стоит Америка, но в такой ситуации уже она становится объектом нашей геополитической игры.

Таким образом, союз России и Японии полностью меняет картину мира. А ценой вопроса являются четыре маленьких острова. Так кто заинтересован в первую очередь в том, чтобы рассорить Россию с Японией и не дать свершиться этому колоссальному сценарию, пересмотру баланса сил в Азиатско-Тихоокеанском регионе в нашу пользу?

Американская эскалация проблемы островов

Раздувание конфликта вокруг Курильских островов, безусловно, осуществляется под руководством американской дипломатии и в интересах американской внешней политики. А японский министр иностранных дел, как и премьер-министр, являются здесь лишь марионетками, бездумно озвучивающими то, что им сообщают в Государственном департаменте США. Американцам выгодно постоянно сохранять напряжённость между Россией и Японией для того, чтобы стратегического сближения наших стран никогда не случилось. Эта заноза постоянно будет мешать нам сблизиться, препятствуя возвращению Японии в континентальное пространство, становлению её в качестве полноценного суверенного государства и освобождению в сотрудничестве с Россией от американской оккупации.

Сегодня среди населения Японии куда больше сторонников вытеснения американских баз с её территории, чем сторонников возврата «северных территорий». Это просто несопоставимые величины, что способно в итоге выступить катализатором перемены геополитической полярности японского государства, униженного и раздавленного Америкой. Мы должны обрести Японию как продолжение нашего континента, как продолжение нашего стратегически единого пространства, которое даёт нам колоссальные перспективы для выхода к побережью США. США же, в свою очередь, выступают как главный заказчик конфликта между Россией и Японией. Ведь самое страшное для них – это как раз устранение Японией американских военных баз со своей территории и восстановление своего собственного суверенного военно-морского флота. Вот этого они никогда не допустят, поэтому и будут продолжать постоянно сталкивать Россию с Японией, не давая возможности реально сблизиться. Если же мы сейчас поставим юридическую точку в этом вопросе, заявив о незыблемости нынешних границ, то мы окончательно закроем для себя Японию как стратегического союзника, на радость США, видящим Россию управляемой, слабой, запертой, но зато оставшейся с четырьмя островами. Поэтому именно США сегодня являются основным противником идеи о том, чтобы Россия и Япония сели за стол переговоров. Когда глава российского МИДа Сергей Лавров предложил создать некую комиссию историков, чтобы рассмотреть этот вопрос, то это не японцы ответили «нет». Министр иностранных дел Японии вообще, похоже, не был уполномочен самостоятельно принимать такие «серьёзные» решения. Для подобных консультаций он ездит в Вашингтон.

Возможен ли вообще диалог в таких условиях? А собственно, какой вообще может быть диалог с политическим режимом, согласующим с Вашингтоном каждое своё действие? Япония сегодня лишена суверенитета, не имеет достаточно самостоятельной позиции, в том числе по вопросу островов. Японские чиновники всё делают под диктовку своего могущественного патрона, а японский министр иностранных дел приехал в Москву для того, чтобы озвучить позицию Вашингтона. В этом смысле Медведеву или Путину проще позвонить напрямую Обаме, чтобы спросить, что тот думает по поводу островов.

Однако Япония ещё имеет возможность вернуть свой суверенитет и восстановить национальную гордость. Для этого она должна восстановить свои собственные, полноценные, а не полицейские, как сейчас, военно-морские силы, в чём на первом этапе ей вполне может содействовать Россия, имеющая значительную военно-морскую группировку в регионе. В этом случае четыре спорных острова могут стать базой для наших совместных российско-японских военно-морских сил, обладающих авианосцами. Таким образом, мы не только объединим свои стратегические усилия, но и станем главными союзниками в регионе, что увеличит и могущество Японии, и могущество России. Для обсуждения таких вопросов Япония и Россия вполне могут сесть за стол переговоров. Конечно, в случае, когда вопрос будет стоять о стратегическом сближении России и Японии; о нахождении американских военных баз в этой стране не может быть и речи. А потенциальная возможность размещения российских военных баз в Японии увеличивает цену вопроса до уровня, сопоставимого со значением четырёх островов, которые для России с её континентальными масштабами не являются значительной территориальной потерей. Если же Япония намерена сохранять статус-кво и американские базы будут продолжать оставаться на её территории, Россия ни при каких условиях не сможет рассматривать варианты передачи указанных четырёх островов, так как это будет означать передачу их американцам. Отдать США дополнительную стратегическую инициативу чревато нарушением баланса безопасности во всём регионе. В нынешних условиях любые уступки в адрес Японии – это, по сути, уступки нашему основному геополитическому оппоненту – США. Пока Япония оккупирована американцами, мы не можем ей ничего ни отдать, ни обменять, ни продать.

Стратегический союз с Россией – на сегодня это единственный реальный выход для Японии. Это её новое рождение, избавление от американского оккупационного ига, это то, что возродит и создаст свежие силы, но это будет потом, после того как консолидируется японское общество и выкинет американские базы в океан. Вот тогда и можно будет создать совместную российско-японскую военно-морскую базу на островах Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи, построить авианосцы и двинуться на завоевание новых рубежей. Вот это будет великая, сильная континентальная Япония – стратегический союзник России, действующий против американской гегемонии во всем мире.

Экспансия ради самосохранения

Если же Россия, как предлагают многие российские политики, замкнётся в нынешних границах, то тогда мы их точно не удержим. Ибо основной закон геополитики – это экспансия: если хочешь удержать существующие границы, двигайся вперёд, наружу, за пределы, – только тогда ты удержишь то, что имеешь. Речь идёт, конечно, о необходимости геополитической экспансии за пределы нынешних границ РФ, остаточных, постимперских, скудных. России необходимо двигаться по пути восстановления того могущества, которое мы имели в советский период, только тогда мы удержим те границы, что есть сейчас. Если же Россия сейчас официально заявит о том, что мы будем держаться всеми силами за эти четыре острова, то это будет означать признание своего реального положения – не в качестве великой державы, а в качестве некоего управляемого объекта глобальной американской империи. Конфликт между нашими странами, раздуваемый США, нужен для того, чтобы не допустить стратегического сближения с Японией. И именно по этой причине подобное сближение должно стать конечной целью действительно великой России. Пока Япония находится под оккупацией США, отдавать эти четыре острова ни в коем случае нельзя. Однако нужно рассматривать ситуацию в перспективе, где Россия – действительно великая держава, которая хочет восстановить своё влияние в мире. И в этой перспективе нужно воспринимать Японию как стратегического партнёра, а значит, воспринимать эти острова как возможное место для создания совместных объединённых тихоокеанских военно-морских сил.

Таким образом, нам остаётся сформулировать довольно чётко, ясно и открыто взаимные интересы. Япония заинтересована в том, чтобы Россия вернула ей острова, но Россия не может вернуть острова сегодняшней Японии, которая находится под оккупацией США. Россия же заинтересована в том, чтобы Япония вывела со своей территории американские военные базы. Если мы удовлетворим наши взаимные интересы, выполним взаимные условия, которые мы выставляем друг другу, то вполне возможно, что четыре острова Курильской гряды, которые сегодня являются предметом спора между Россией и Японией, станут элементом, который в итоге объединит Россию и Японию.

Несмотря на то что с самого начала Содружество Независимых Государств задумывалось не иначе, как «инструмент вежливого развода», для прорыва атлантистского «кольца анаконды» Россия вполне может использовать именно СНГ. Для этого Содружество должно рассмотреть новые форматы интеграционных процессов. Обсуждение геополитических трендов на постсоветском пространстве должно в этом случае проходить в контексте сложившихся вследствие кризиса новых векторов мировой архитектоники.

Определение новых интеграционных форматов на постсоветском пространстве необходимо начать с позиционирования России в мире. Как вообще Россия мыслит мир? Если мы признаём себя региональной державой, то в этом случае мы вполне можем принять однополярное устройство. Однако если мы хотим как минимум сохранить РФ в нынешних границах, надо искать партнёров в рамках многополярной модели. А для этого Россия должна начать позиционировать себя не как региональная, а как мировая держава. Многополярность надо ещё завоевать. А сделать это можно, с учётом наших нынешних возможностей, пока только путём подрыва однополярности. В этом смысле геополитическая система СНГ не является для нас чужеродной, она нам близка культурно, исторически, социально. Можно, конечно, кинуть страны СНГ на произвол судьбы, но, как мы уже знаем из опыта, в тот же самый момент с ними начинается работа с другой стороны. Поэтому уже сейчас нам необходимо начать работу с описания нашей внешней политики, на основе которой уже можно будет рассматривать проблематику СНГ.

Геополитическое контрнаступление на постсоветском пространстве

Во второй главе мы не случайно остановились на особой роли Польши, которую она играет на пространстве СНГ. Несмотря на то что Польша сегодня не является геополитическим субъектом – настолько элиты Польши связаны с США, тем не менее инструментальность действий нынешнего польского государства на постсоветском пространстве настолько эффективна, что именно Польшу сегодня можно считать основным игроком на этом пространстве после России и США. Польша сегодня является формальным инициатором и покровителем проекта «Восточное партнёрство», которое адресовано таким странам, как Молдавия, Украина, Азербайджан, Армения и даже Белоруссия, а целью этой инициативы является создание альтернативной интеграционной модели стран, входящих в СНГ, но в перспективе имеющих антироссийскую геополитическую ориентацию. Следует также не забывать о том, что на данный момент именно польские представители и политики доминируют во всех европейских структурах, отвечающих за постсоветское пространство, а сама Польша напрямую поддерживает антироссийские силы. Чего стоят слова погибшего под Смоленском президента Польши Леха Качиньского, произнесённые в период пятидневной войны в Южной Осетии: «Польша готова оказать Грузии любую помощь, в том числе и военную».

Если Россия в этой ситуации ограничит сферу своих интересов лишь рамками СНГ, она так и останется региональной державой. Но если Россия хочет вернуть себе мировой статус, то она должна обозначить зоной стратегических интересов территорию, на которой находятся государства, бывшие члены СЭВ, куда попадает в том числе и Польша. В этом случае субъект и объект меняются местами. Россия становится самостоятельным игроком в тот момент, как заявляет о своих интересах в Восточной Европе, что автоматически меняет её статус на пространстве СНГ, переводит Польшу в разряд объектов, а не равноправных субъектов на постсоветском пространстве, единственным равным партнёром же в этом случае на пространстве СНГ становятся США. Таким образом, любое ослабление влияния России в СНГ тут же переконфигурирует это пространство против самой России.

Усиление же влияния России в СНГ возможно лишь в случае начала «геополитического контрнаступления», для чего ныне неопределённый, несколько аморфный формат этой структуры как раз очень подходит. Начать надо с принятия в СНГ вновь признанных государств – Абхазии и Южной Осетии. Но и на этом не стоит останавливаться. Надо начать рассматривать вопрос о принятии в СНГ Венесуэлы, Сербии и других союзников России. Почему бы не предложить Ирану вступить в СНГ? По крайней мере этот процесс нужно как минимум инициировать, что уже даст значительные очки России на международной арене. В этом смысле Россия должна действовать так же, как США, интегрировать своих союзников, обеспечивая их безопасность, привлекая экономически, гарантируя территориальную целостность, но вместе с тем раскалывая геополитических оппонентов, интегрируя пророссийским образом ориентированные отколовшиеся части, для чего СНГ имеет идеальный формат. Это серьёзно оживит и само СНГ. В этом контексте следует обратить внимание на одну цитату, прозвучавшую в эфире радиостанции «Голос Америки» из уст известного американского политолога. Бывший помощник президента США по национальной безопасности в администрации Картера демократ Збигнев Бжезинский являет своими высказываниями некую квинтэссенцию реалистской американской геополитической мысли. А так как он человек независимый, в данный момент не обременённый никакими чиновничьими постами, то может говорить свободно. Так вот, он сказал буквально следующее: «Россия снова может вернуть себе имперский статус, если Украина и Грузия будут слабыми государствами». Здесь мы подходим к тому, что Америка видит своё влияние и выстраивание своей стратегии на постсоветском пространстве, оперируя исключительно понятием «государство-нация». То есть государство-нация – это основная категория, с помощью которой Америка устанавливает своё единоличное влияние в мире. Ибо сама Америка – это как раз не государство-нация, а империя. Формат же государства-нации не даёт для нас возможности реинтеграции постсоветского пространства иначе, как через наднациональные блоки и образования.

Уловка государства-нации

Целостность и статус Грузии и Украины США рассматривают сквозь призму государства-нации, они постулируют эту модель, потому что следующим шагом является постулирование модели государства-нации для России. Далее Бжезинский говорит о том, что «если Грузия выстоит, а Украина добьётся успеха, у России в долгосрочной перспективе появится больше шансов стать постимперским государством». То есть именно государством-нацией, а не империей и не государством-цивилизацией. Таким образом, Бжезинский формулирует основные критерии американской геополитики, которая не предполагает для России возможности и не даёт России права стать вновь империей и даже государством-цивилизацией, то есть в принципе вернуться к традиционным формам государственности, но ведёт строго к ограничению в рамках национального государства. Не случайно, видимо, и высказывание главы ФСБ Александра Бортникова о том, что в России обнаружена серьёзная сеть украинских и грузинских спецслужб. В этой связи следует напомнить один из основных элементов «стратегии анаконды». Он заключается в том, что наступающая сторона должна активно использовать тех, кто переметнулся на её сторону из числа бывших союзников тех, против кого она воюет. То есть это очень удачная среда – Украина и Грузия, – для того чтобы включить их в структуру действия «стратегии анаконды», направленной на удушение нашего большого пространства. Таким образом, Украина и Грузия становятся важнейшими элементами удушения России и наступательной стратегии США на постсоветском пространстве, тем самым «стратегия анаконды» продолжает реализовываться, несмотря на заявления Обамы, который говорит о многополярности лишь для того, чтобы разделить ответственность за последствия глобального экономического кризиса между всеми остальными. Это такая как бы временная многополярность. Как только кризис будет преодолен или возникнут устойчивые тенденции к его преодолению, американцы тут же заявят о том, что всё, многополярность закончена.

Учитывая то, что Советский Союз распался именно на несколько государств-наций, а также то, что многие из них (для чего формат государства-нации подходит идеально) уже включены в санитарный кордон «кольца анаконды», удушающего Россию, нам не остаётся ничего другого, как прорвать это «кольцо», используя имеющиеся интеграционные проекты. И СНГ, как раз в силу своей неопределённости, отсутствия доминирующего интеграционного формата, очень удобно для этого, так как может включать в свой состав именно национальные государства. Таким образом, Россия для прорыва «кольца анаконды», которое продолжает нас удушать, должна использовать именно Содружество Независимых Государств.

Сетевая империя – перспективы СНГ

Находясь в контексте постмодерна, мы должны использовать сетевые технологии, сетевые методы для совершения этого прорыва. Как раз в СНГ очень хорошо вписываются те элементы, которые «плохо лежат» на Западе, но которые ориентируются на нас. И здесь совершенно не нужно привязываться к принципу территориальной близости или территориального единства. Сейчас в формате СНГ может быть реализована стратегия сетевой империи. Россия может спокойно включать в это интеграционное образование в силу его аморфности все те элементы, которые продолжают ориентироваться на Россию, даже находясь далеко за пределами нашего прямого стратегического соприкосновения. В первую очередь, конечно же, в СНГ нужно включить Абхазию и Южную Осетию. Это новые независимые государства, которые признаны Россией. И включение их в Содружество Независимых Государств будет являться логическим продолжением процесса, инициированного самой же Россией, что зафиксирует её выдвижение за свои административные границы. Но не нужно стесняться двигаться дальше. Например, американцы совершенно этого не стесняются. При этом они нас ещё и всё время обманывают. Когда мы собственноручно разваливали Советский Союз, они говорили, что постсоветское пространство останется зоной стратегических интересов России, и тут же нас обманули – просто забрали его себе.

Нам же сейчас остаётся лишь забрать то, что ещё осталось, что «плохо лежит» на постсоветском пространстве, и, не останавливаясь на этом, ответить на все инициативы, которые идут от оппонентов – Соединённых Штатов Америки – по всему миру. Почему бы, например, не рассмотреть вопрос о включении в СНГ такого государства, как Венесуэла? Несмотря на некоторую необычность данного предложения, это совершенно не является каким-то запредельным и нереальным проектом. Это откроет дорогу для вступления в СНГ и другим ориентированным против США странам Центральной Америки: Боливии, Кубе, Никарагуа и т. д. Надо начать процесс включения в СНГ Сербии. Внутрисербская политика как раз балансирует между Россией и Западом. Запад их отжимает, давит, но тем не менее у сербов есть обида за отделение и признание Косово, о чём подробно было сказано во второй главе, а это увеличивает шансы на включение Сербии в СНГ – это уже европейское направление. На южном направлении необходимо рассмотреть возможности включения в СНГ, например, Ирана. Почему бы нет? Это наш стратегический союзник в регионе. Неопределённость формата СНГ, которая считается главным минусом, надо обернуть в свою пользу, использовать в качестве позитивного элемента прорыва санитарного кордона. Всё это автоматически оживит динамику процессов в СНГ. Содружество начнёт вызывать колоссальный интерес у его нынешних участников. Надо лишь начать этот процесс.

СНГ как гарант территориальной целостности, иначе распад

Следующим шагом должна стать декларация о том, что СНГ, традиционно находясь под системообразующим патронажем России, обеспечивает решение проблемы тех, кто входит в Содружество Независимых Государств. То есть решать проблемы, в том числе и экономические, наших союзников – это цивилизационная миссия Россия, повышающая её статус до имперского. В свою очередь прагматический интерес стран – участниц СНГ может быть использован Россией, которая двигается, осуществляя своё геополитическое контрнаступление, для продвижения своих геополитических интересов. Ибо геополитические интересы гораздо выше и гораздо ценнее любых экономических уступок и послаблений. Можно вполне пожертвовать экономически чем-то, газом в первую очередь. Легко можно пожертвовать нефтью, какими-то сырьевыми вещами в плане установления соответствующих тарифов, для того чтобы стратегически обозначить основные направления этого геополитического контрнаступления. Относительно же тех, кто входит в конфронтацию с Россией, вполне можно совершенно цинично действовать по-американски – провоцировать сепаратизм в этих государствах, обоснованность чего с точки зрения реалистской концепции уже была доказана в первых главах. В этом случае мы начинаем совершенно спокойно и цинично говорить о разделе Украины, раз она не хочет возвращаться в наше единое цивилизационное и историческое пространство целиком, а ориентируется на Запад. Но давайте тогда говорить о том, что не вся Украина этого хочет. И Бжезинский об этом говорит вполне серьёзно, заявляя, что «если Украина станет членом НАТО, а затем в стране произойдёт раскол при ограниченной поддержке идеи присоединения к НАТО, то этим расколом воспользуются внешние силы. Все прекрасно знают, о какой стране идёт речь». Если Бжезинский говорит о том, что внешние силы воспользуются этой ситуацией, значит, надо этой ситуацией непременно воспользоваться, ибо мы тоже знаем, о какой стране идёт речь. Вступление Украины в НАТО с учётом крайних антиамериканских настроений востока Украины может привести к началу раскола, отпадению востока и юга от остальной части Украины, в первую очередь Крыма, который, с учётом его автономного статуса уже сейчас может быть включён в складывающийся Евразийский союз как самостоятельная единица.

То же самое касается Грузии. До тех пор пока грузинские власти будут настаивать на том, что Грузия – это государство-нация с его унификационными подходами ко всем входящим в неё этносам, до тех пор пока Грузия будет говорить о вхождении в НАТО, чтобы стать американским плацдармом на Южном Кавказе, у неё будут территориальные проблемы. Вслед за Южной Осетией и Абхазией из неё грозят выйти Аджария, Мингрелия, армяне Джавахетии, азербайджанцы Кахетии и ещё десяток этносов, стоящих перед угрозой стирания идентичности грузинским национализмом, – Грузия будет распадаться и дальше, от неё, по модели Южной Осетии и Абхазии, будут отваливаться куски в том случае, если грузинское руководство будет настаивать на продолжении реализации проекта грузинского национального государства. В то же время СНГ будет выступать гарантом того, что при вхождении Грузии обратно в это образование, в целом в наше общее стратегическое пространство – этот развал будет остановлен. То же касается Украины – СНГ пообещает всё воссоединить в случае невступления или выхода из НАТО. Надо всем обещать решение территориальных проблем, потому что в рамках единого стратегического пространства это более реально, а в формате государства-нации, в который нас загоняют США, это нереально вообще. Таким образом, СНГ здесь становится очень удачным, удобным и интересным инструментом. Вместо нынешнего загнивающего и находящегося в удручающем состоянии, депрессивного, никому не понятного интеграционного проекта это образование может обрести новую жизнь. Поэтому обратить внимание здесь следует в первую очередь на потенциальную ценность СНГ. Помимо каких-то недостатков и нынешнего депрессивного состояния есть ещё ценности, которые мы можем открыть и использовать.

Грядёт время империй – не в старом, привычном понимании, а время новых империй, коими уже являются современная Америка и Европейский Союз. Чтобы выжить, нам тоже надо стать империей – стратегическим единством, реальным Содружеством государств. В этом и заключается главная перспектива развития проекта СНГ на ближайшее время, которым Россия должна непременно воспользоваться. Однако по факту следует констатировать, что в данный момент на пространстве СНГ всё пущено на самотёк, вследствие чего мы уже чуть не потеряли одного из главных союзников – Белоруссию, не говоря о Молдавии, где проблема Приднестровья абсолютно не решается. Позиция США, много лет водивших нас за нос разговорами о перезагрузке, лишь убаюкивает, успокаивает наше руководство. Их предложения о разоружении – попытка усыпить бдительность наших политиков, которые на сегодня не имеют серьёзной интеллектуальной опоры. В любом случае сила всегда имеет решающее значение и будет иметь в ситуациях, когда мы говорим об отношениях с Западом или США.

Произошедшие в Киргизии события – прошедшие одна за другой «цветные» революции и челночная смена власти – имеют свои глубокие структурные причины. Здесь следует отметить два основных аспекта. Первое – пришедшая на волне революции власть в лице Курманбека Бакиева, сменившего друга Бориса Ельцина Аскара Акаева, не смогла переломить ситуацию в социальной сфере. Тот низкий уровень жизни, те проблемы, которые накопились за период президентства его предшественника, в том числе коррупция, клановость и обнищание населения Киргизии, не могли быть устранены в стремительные сроки, как обещал Бакиев в ходе своих предвыборных выступлений. Ситуация в этой области оставалась и до сегодняшнего дня остаётся довольно плачевной, поэтому население, первоначально окрылённое надеждами, по истечению столь длительного времени разочаровалось в новой власти, в итоге возникло недовольство тем, что ничего не изменилось.

Второй аспект, который важно отметить, – неустранёнными недостатками и этой недоработкой, безусловно, не преминули воспользоваться внешние силы, продолжив реализацию технологического сценария «цветной» революции, первая фаза которой не принесла американцам желаемого результата в том смысле, что когда они убирали Акаева, то надеялись, что к власти придёт более прозападная, более либеральная элита. Здесь ситуация для новой власти усугубилась ещё и тем, что Бакиев решительно высказался за вывод американских военных баз с территории Киргизии и чётко обозначил курс на стратегическое сближение с Россией. Эти заявления, как выяснилось, вполне пророссийского руководства Киргизии и стали отправной точкой, с которой начались новые беспорядки. А на фоне тех социальных проблем, которые существуют, инициировать их было вовсе несложно. Поднять народ, поднять волну протестов и недовольства – всё это оказалось делом техники, с чем американские технологи справились довольно легко. В результате мы получили новые волнения и новую смену власти. Теперь уже Курманбека Бакиева сменила Роза Отунбаева, которая начала с того, что продлила договор об аренде американской военной базы «Манас» в аэропорту Бишкека ещё на год. Но как только она пошла на попятную в этом вопросе – её тут же сменил новый лидер Киргизии Алмазбек Атамбаев. Учитывая его пророссийский настрой, не исключено, что и он долго у власти не продержится, если не возникнет переломного подхода к ситуации, только благодаря которому мы и имеем возможность видеть Киргизию в числе пророссийских стратегических партнёров, а не утратили её окончательно.

Президентская чехарда – киргизская народная забава

То, что произошло в Киргизии, не случилось неожиданно. Напряжённость нарастала, развивалась волнами. Вполне предсказуемы были и дальнейшие последствия – исчезновение президента, погромы, формирование нового кабинета министров. Потом были интенсивные переговоры среди киргизской оппозиции по поводу формирования нового правительства и того формата власти, который они намеревались предложить киргизскому обществу. То, что на первых позициях оказалась Роза Отунбаева, – это в некотором смысле было довольно неожиданно лишь для российских политологов. Отунбаева – человек, известный в Киргизии, занимала достаточно высокие общественные посты и в период правления Акаева, в своё время была близка к Михаилу Горбачеву ещё во времена существования СССР. То, что она сыграла большую роль в «тюльпановой» революции в 2005 году, тоже известно. Но уже буквально в первые месяцы после «тюльпановой» революции начался процесс отодвигания Отунбаевой, маргинализация того курса, который она предлагала в начале правления Бакиева. Поэтому то, что она вышла на первые позиции после его свержения, – тоже не стало неожиданностью. Учитывая её характер, её волевые качества, неудивительно, что она оказалась на лидирующих позициях, воспользовавшись представившимся шансом по полной программе. Однако, как стало очевидно чуть позже, не всё зависело только от неё. В ситуацию вмешалась внешняя сила, и, к сожалению, это была не Россия.

Сначала Бакиев пообещал вывести американскую базу, но потом оставил, отказав в создании базы для ОДКБ, для сил ПСОР в южном регионе. И это явно произошло при давлении извне. Однако это не спасло Бакиева от расправы, а Россия не заступилась. К отказу в размещении баз ОДКБ добавились манипуляции его сына Максима Бакиева со средствами, полученными в рамках российской грантовой программы, что окончательно лишило Бакиева российской поддержки. Формально события в Киргизии, как и «цветные» революции в других странах, были порождены прежде всего внутренней ситуацией, но именно технические просчёты со стороны «семьи» Бакиева привели к тому, что Россия без сожаления отказалась от ставки на него.

В последние годы власти Киргизии, так и не сумевшие сделать решающую ставку ни на одну из сторон – ни на США, ни на Россию, тем самым обрекли свою страну на необходимость лавировать между Россией и США. На сегодня это уже практически естественная позиция для любой киргизской власти. Это сознаётся внешнеполитическими партнёрами Киргизии, которые, наблюдая за ситуацией, не оказали поддержки Бакиеву. Известно, что в Москве побывали киргизские оппозиционеры, с которыми также велись некоторые консультации, да и сам факт переговоров Владимира Путина по телефону с представителем киргизской оппозиции, конечно, беспрецедентен. В итоге это решение было принято очень быстро и очень легко, но главная причина – внутренняя неопределённость, отсутствие политического консенсуса, которое раз за разом приводит Киргизию к новым и новым революциям.

И уже тем более нет смысла искать объяснение вспыхнувшей по итогам революции киргизо-узбекской вражде в Ошской трагедии двадцатилетней давности. Причина её – внешнее вмешательство, только отнюдь не российское, а американское.

Нет результата – давай, до свидания

В целом события в Киргизии, как и во многих других подобных случаях, носят инструментальный характер. Они искусственно спровоцированы. Дестабилизация обстановки произошла не на ровном месте. Не секрет, что американские спецслужбы специализируются на дестабилизации для того, чтобы сменить действующие режимы, национальные администрации на проамериканские марионеточные. Эта технология была использована и Грузии, когда к власти пришёл Михаил Саакашвили. Но американцы требуют быстрой отдачи, и если их ставленник не разворачивает достаточно быстро своё государство на проамериканский курс, то и его меняют. Мы видели, что была попытка сменить проамериканского Саакашвили на ещё более проамериканскую Бурджанадзе и т. д. Американцы это делают чисто технически, не задумываясь, что будет с народом. Народ здесь – расходный материал. И в Киргизии мы видим, как довольно проамериканский президент Акаев был сменён на ещё более прозападного Бакиева. Хотя позже оказалось, что он не такой уж и прозападный. А после некоторых шагов Бакиева, в частности после попыток изгнать американскую базу «Манас», после пророссийских заявлений и стремления участвовать в российских интеграционных проектах Бакиева решили сменить на ещё более проамериканскую Розу Отунбаеву. Мы видим, с чего начала Роза Отунбаева – она продлила срок пребывания американской базы, что и было ключевым фактором. Межэтнические столкновения не дали новому режиму попытаться осмыслить своё пребывание и наладить отношения с Россией. Заказчикам ситуации нужно, чтобы в итоге вариант был один – введение международного или американского миротворческого контингента. Поэтому Грузия, оплот американизма, так болезненно реагировала на обращение Отунбаевой с просьбой ввести российские силы.

В какой-то момент возникло ощущение, что грузинские журналисты хотят втянуть Россию в конфликт. Однако в этом – болезненная грузинская реакция на любые действия России. Если Россия заявляет, что не будет вводить войска, в Грузии сразу хотят, чтобы она их ввела. Если бы Россия заявила, что она вводит войска в Киргизию для предотвращения этнических чисток, то в Грузии тут же принялись бы кричать, что Россия – чудовищный агрессор, который хочет всех поработить.

Таким образом, всё, что происходит в Киргизии в последние годы, имеет корни в США. В том формате, в котором это происходит – с прямыми столкновениями с полицией, армией, с перестрелкой, разгромом правительственных зданий (именно это, кстати, мы наблюдали, например, и в Кишинёве), – типичный почерк американских технологов, занимающихся переворотами на постсоветском пространстве. Недовольство населения своим социальным статусом, своими материальными проблемами присутствует везде, во многих республиках СНГ, соответственно, из-за этого возникают стихийные протесты и волнения, и везде, где участвуют американские технологи, они в случае несоответствия результата желаемому доходят до стрельбы, до кровавых столкновений, до жертв, до мародёрства, до разграбления правительственных зданий. С такими проблемами сталкиваются руководители тех республик, которые бросают открытый вызов американской гегемонии, и только те руководители, которые напрямую декларируют своё стратегическое сближение с Россией. Вот тогда у них начинаются конкретные, реальные проблемы с кровью, с жертвами, когда они вынуждены под давлением этих обстоятельств покидать свои руководящие позиции и либо скрываться где-то, либо просто сдавать власть и покидать территорию. Такое происходило уже неоднократно. И во всех подобных проявлениях «недовольства», безусловно, участвуют американские технологи. Там же, где недовольство возникает без их участия, всё заканчивается максимум мирными акциями протеста. В конце концов, любое правительство в состоянии, по крайней мере сиюминутно или частично, решить проблемы своего населения. Но когда так задача не ставится, всё заканчивается кровью. А это именно задача американских технологов – не решить проблемы населения (интересы населения здесь вообще не учитываются), а раскачать ситуацию до такой степени, чтобы правительство того или иного государства было вынуждено полностью сдавать свои позиции. Что даёт возможность назначить марионеточный, проамериканский, удобный для американской администрации политический режим. Или допустить промежуточный, не такой удобный режим, но потом всё равно… марионеточный, проамериканский.

Российский МИД и Киргизия: «поднимите мне веки»

Подход России к киргизской проблеме, учитывая достаточно вялые мидовские заявления, абсолютно в духе слабой внешней политики последних двух десятилетий. Можно считать, что Россия и эту ситуацию проиграла, если вопреки её неучастию очередная киргизская элитная группа в лице Атамбаева вновь, на свой страх и риск, декларирует пророссийские позиции. Те усилия, которые предпринимают американские власти для сохранения своего присутствия в Киргизии, и те усилия, которые в виде каких-то заявлений делает российский МИД, просто несопоставимы. Американцы играют всерьёз, они делают историю. Мы же лишь как-то лениво отбрёхиваемся и пытаемся сохранить хорошую мину при плохой игре. Россия киргизскую ситуацию проигрывает раз от раза, и, скорее всего, она её проиграет окончательно, потому что для получения действительно нужного результата надо вести себя совершенно не так, более решительно, открыто, более ясно декларируя свои интересы, давая понять, что развитие по жёсткому сценарию будет иметь жёсткий ответ со стороны России. Однако этого нет и не предвидится – нет ни воли, ни средств, ни желания, ни возможности отвечать, поэтому мы, скорее всего, сдадим Киргизию окончательно. Пока же жёсткие последствия для киргизских властей имеют лишь пророссийские декларации.

В какой-то момент показалось, что угроза «цветных» революций на постсоветском пространстве миновала, однако последовавшие события в Киргизии ознаменовали новую их волну. Конечно, можно было бы говорить о том, что угроза миновала, если бы Америка прекратила существование или если бы у неё начались такие проблемы, что ей стало просто не до нас. Но сейчас этого нет и близко. Мало того, после декабрьских выборов 2011 года эта угроза с новой силой проявилась и в России, поставив российские элиты в непростую ситуацию. А уж что говорить о странах СНГ, где социально-экономическая ситуация находится в гораздо худшем состоянии, где политическое руководство демонстрирует неопределённость своей позиции, особенно там, где оно начинает склоняться в сторону России, что неизбежно должно происходить, иначе там угроза «оранжевых» и «цветных» переворотов начинает исходить от самого населения.

Всё меньше сомнений в том, что постсоветское пространство ждёт и вторая, и третья волна «цветных» революций. До тех пор пока американцы не реализуют свои стратегические цели или пока у них на североамериканском континенте не начнутся совсем апокалиптические события, они будут продолжать гнуть свою геополитическую линию отторжения от России всё большего количества государств и всё большего количества территорий. В конечном итоге – расчленение России. Эта задача является геополитической, исторической, она никуда не денется, и жёсткость давления будет только усиливаться, потому как вряд ли американцы добровольно откажутся от своей миссии создания всемирной американской глобальной империи.

В предыдущих главах мы установили, что все происходящие в мире «бархатные» революции спровоцированы США для установления геополитического контроля над теми государствами и территориями, куда не удаётся войти другими методами. Интерес представляет эффективность и возможное повторение «бархатных» революций, произошедших на постсоветском пространстве и получивших известность в мире, например, по событиям, произошедшим в Грузии, на Украине, по тому, что мы видели в Киргизии и Узбекистане. Много разговоров о возможности повторения подобного сценария в самой России. Интерес представляет и то, что старались навязать западные страны в ходе президентских выборов в Иране, где использовались те же самые методы, технологии проведения «бархатных» революций. Но начать следовало бы с того, что принесли «бархатные» революции тем государства, в которых они состоялись.

Американский сетевой продукт: практически бесплатно

«Бархатная» революция – это целиком и полностью продукт американской сетевой технологии, составная часть явления, которое определяется в американской политологии как сетевые войны. Смысл этого явления в захвате контроля над территорией по возможности без использования обычных вооружений. Часто результат достигается с помощью социальных сетей, с помощью общества, в котором выделяется сегмент, где определённым образом формируется общественное мнение, направленное, допустим, против действующего режима. И посредством этого сегмента общества, этой сети происходит давление на действующую власть, которая принуждается к отказу от управления страной и уходу с политической арены. «Бархатная» революция, таким образом, это относительно бескровная и недорогая смена власти посредством организации давления снизу, катализированная с использованием социальных сетей. Давление не спонтанное, а спровоцированное, созданное технологически. В этом особенность сетевых технологий и «бархатных» революций, которые на них основаны. Это именно технологический процесс, который имеет своё происхождение в американской политтехнологии. Таким образом, все «бархатные» революции, которые происходят в мире и, в частности, на постсоветском пространстве и в арабском мире, в Иране, – явление, спровоцированное США для установления своего геополитического контроля.

Что касается тех государств, в которых они происходят, то, естественно, ничего хорошего для этих государств и режимов «бархатные» революции в себе не несут. Ибо при реализации этого сценария общество пускается в расход, его интересы совершенно не учитываются, оно становится разменной монетой, расходным материалом. И те люди, которые искренне начинают верить в идеалы «бархатных» революций, не подозревая о том, что это – спровоцированные идеалы, по сути, становятся своего рода топливом таких революций. Часто их убивают, давят танками, заливают слезоточивым газом. Но ещё чаще – просто забывают.

Что касается, в частности, стран СНГ, то реализация в них сценариев «бархатных» революций привела к частичной потере суверенитета, а в некоторых случаях – к полной потере суверенитета, как это произошло в Грузии, где «революция роз» привела к серьёзным процессам, дестабилизировавшим общество, а также к серьёзным территориальным проблемам. Мы видим, что те страны на постсоветском пространстве, которые ориентируются на США, имеют территориальные проблемы. Таким образом, никаких преимуществ ни политические режимы этих государств, ни общества этих государств от реализации сценариев «бархатных» революций не получают. Единственный, кто получает от этого политические дивиденды, – это США, которые устанавливают таким образом безболезненный, невоенный контроль над этими территориями.

Если провести анализ, чего достигли США от результативно проведённых сценариев «бархатных» революций в Грузии и на Украине, что реально они от этого получили, то мы обнаружим достижение реальных геополитических успехов, побед, которые в былые времена завоёвывались многотысячными армиями и огромными затратами. В случае «цветных» революций тот же результат достигается практически без потерь, а затраты просто несопоставимы. В исторических масштабах, сопоставляя «цену» «цветной» революции и «качество» достигнутых результатов, следует признать, что «цветной» переворот приводит к результату практически бесплатно. Зачастую революция, итогом которой становится смена действующей власти на марионеточный проамериканский режим, вся стоит столько же, сколько один залп «Томагавков».

Взять, к примеру, Грузию. Эта страна является важнейшим геополитическим плацдармом для закрепления США на Кавказе. Через Грузию, через Кавказский перешеек Россия получает прямой стратегический выход к Ирану, к налаживанию прямых стратегических отношений с Ираном, который, как мы знаем, имеет непосредственный выход в Индийский океан. Стремление России к выходу в тёплые моря, в терминах геополитики, является главной угрозой для США. А наиболее короткий путь к тёплым морям как раз лежит из России через Иран. Но на этом пути и находится Кавказ, как Южный, так и Северный, пока ещё пребывающий под прямым стратегическим контролем России. Главная задача США и американской геополитики – не пропустить Россию через Южный Кавказ к Ирану. То есть либо максимально дестабилизировать это небольшое пространство, а в нем находятся Азербайджан, Грузия и Армения, либо установить там свой прямой военно-стратегический контроль, физически перегородив выход России к Ирану. Это задача, которая решалась при осуществлении сценария «бархатной» революции в Грузии. И эта задача была решена: Грузия была выведена из-под остаточного геополитического контроля России, который ещё сохранялся там с момента распада СССР даже в период правления Шеварднадзе, бывшего советского политического функционера, и полностью переведена под прямой геополитический контроль США. Там были размещены американские военные базы, там действовали американские инструктора, и в итоге Грузия приняла атлантистский вектор развития. Представьте, во сколько бы обошёлся захват этого плацдарма военным путём, в случае если бы Грузия входила, допустим, в военный блок ОДКБ либо же хотя бы просто была реально суверенным государством, оказавшим сопротивление военной агрессии. Гораздо дороже, чем попытка силовым образом захватить Южную Осетию в 2008 году.

Что касается Украины, то здесь задача была примерно схожей. Украина для России является выходом в Европу. Как пишет Збигнев Бжезинский, без Украины Россия перестаёт быть евразийской державой, а становится державой азиатской. Во-вторых, Украина является важнейшим элементом так называемого санитарного кордона, который отсекает Россию от стран ЕС, то есть от Центральной Европы, и не даёт ей возможности наладить стратегическое партнёрство с Европейским Союзом. На пути к этому партнёрству, в первую очередь с Германией, и выстраивается этот санитарный кордон, простирающийся от холодных северных морей по странам Балтии. Выпадает лишь Белоруссия, которая всё ещё является последней брешью в этом санитарном кордоне на западном направлении, а заградительные функции пока выполняет Польша. Но дальше – через Украину, Молдавию и так далее, вниз к Грузии – пояс, который отсекает Россию от Европы. Здесь американцы решают важнейшие стратегические, геополитические задачи, осуществляя «бархатные» революции в этих государствах. Представьте стоимость последствий нахождения этого пространства в зоне союзнических отношений с Россией для американской экономики. Большая война в Европе, как мы знаем из истории, это очень кровопролитное и весьма дорогое мероприятие. А без него достичь мирового контроля никак нельзя. Совсем другое дело – «бархатный» сценарий смены политических режимов в Европе. Сначала в Восточной Европе, странах СЭВ и бывшего соцлагеря. Ну а затем и в странах – союзниках по НАТО, ведь сетевая война, как мы помним, ведётся против врагов, нейтральных сил и друзей. Затраты просто несопоставимы, а результат тот же самый, если не гораздо лучше. Ведь военная победа ещё не гарантирует контроля и управляемости над захваченной территорией, в отличие от итогов сетевой войны.

Узбекистан и Киргизия, где также не прекращаются попытки установления американского стратегического контроля с помощью технологии сетевых войн, были и продолжают оставаться важнейшими площадками для поддержания американской военной оккупационной операции в Афганистане. Конечно, США не отступятся от этой задачи и будут продолжать дестабилизировать там ситуацию, пытаясь взять регион под свой полный контроль. Обычно за такими не до конца состоявшимися попытками совершения «бархатного» переворота следуют более жёсткие сценарии. Дальше следует раскачка ситуации по этническому принципу, создание очагов социальной нестабильности, создание экономических проблем, расшатывание внутриполитической ситуации, дабы руководство этих государств начало терять контроль над происходящим, чтобы ситуация выпадала у них из рук. После этого начинаются попытки через социальные сети и Интернет более жесткими методами оказывать давление на правящие режимы для взятия их территории под свой контроль. За «бархатной» революцией, в случае её неуспеха или полууспеха, следуют попытки использования более жёстких сценариев, которые могут закончиться силовыми операциями, как, допустим, в Ираке или Ливии.

Возникает закономерный вопрос: насколько сегодня уход от власти «оранжевых» лидеров мог бы изменить ситуацию? К примеру, приход к власти на Украине Виктора Януковича, который противостоял в 2004 году «оранжевому» лагерю и выступал в роли пророссийского политика. Сегодня он у власти на Украине, но как это может изменить ситуацию? Здесь следует признать, что приход к власти Януковича – это очень хорошая тенденция, которая несколько обнадёживает, и она должна была быть подхвачена российскими властями для того, чтобы начать более активно присутствовать на этих территориях, которые были для нас потеряны, и продвигаться дальше. В частности, на Украине – на Запад, налаживать стратегические отношения с Евросоюзом. А после ухода от власти Саакашвили надо начать участвовать во внутренней политике Грузии, продвигаясь на Южный Кавказ, к Ирану.

Янукович даёт надежду российской геополитике. Важно сейчас не упустить этот шанс. Естественно, что на него уже оказывается колоссальное давление Запада, его шантажируют отношениями с Европой – это и вопросы общей безопасности, и сырьевой безопасности в частности, и шанс вхождения в Евросоюз, что мы и наблюдаем. Януковичу, который стал объектом жёсткого прессинга со стороны Запада, что, конечно, в итоге даёт свои результаты, можно посоветовать только последовательно держать геополитическую линию ориентации на Россию. Иначе, если он попытается заигрывать и с Западом, в первую очередь с США, и с Россией, то он не удержится ни там, ни там и потеряет в обоих этих направлениях. Здесь нужно быть строго последовательным. Если же он сделает ставку исключительно на США – его, да и Украину в целом, ждёт судьба Грузии: социальный хаос, обнищание населения, повальная коррупция, полная утрата суверенитета, территориальные проблемы и в конечном итоге распад страны. США и Запад в целом не будут заниматься экономикой и социальными проблемами. Украина им нужна только для того, чтобы она не досталась России, больше ни для чего она не нужна. Ну а России в это же самое время нужно всячески поддерживать нынешний режим Януковича, поддерживать его всеми доступными средствами, даже несмотря на периодические демарши украинских властей. Поддерживать экономически, политически, на международной арене, также создавать благоприятные условия для Украины в сырьевой области, обеспечить Украине и Европе сырьевую безопасность, чтобы сгладить этот очаг напряжённости, который за пять лет «оранжевого» режима сильно испортил отношения между Россией и Евросоюзом.

Собственно, наша миссия на Украине заключается в поддержке пусть неудобного, но всё же не «оранжевого» режима, а миссия Януковича, в свою очередь, – держаться строгой пророссийской линии и не отступать от неё. Тогда он окажется в состоянии интеграционного элемента, скрепляющего Россию и Европейский Союз. А это занятие более благородное, нежели быть яблоком раздора и точкой противоречий между Европой и Россией, что из себя представляла Украина Ющенко. Это совершенно неблагодарное занятие, и ничем, кроме позора, такой режим, как мы видим, в истории не отметился.

Что касается Ирана, то здесь, безусловно, задача та же: из геополитически ориентированного на Евразию Ирана сделать плацдарм для размещения там американских военных баз, взять эту территорию под свой контроль, дабы устранить главную головную боль в регионе. Иран является одной из главных проблем для установления американской мировой гегемонии в этом регионе. После этого – замкнуть «кольцо анаконды» на юге, окончательно отрезав Россию от выхода к тёплым морям. Для предотвращения этого нам необходимо более интенсивное развитие российско-иранских отношений и большее сплочение этих государств. То есть в первую очередь речь идёт о геополитическом продвижении, о российско-иранском стратегическом партнёрстве во всех областях. Не только в сфере энергетики, в том числе ядерной, что сейчас уже и так происходит. Но и в экономической и военно-стратегической областях. То есть хотелось бы, конечно, чтобы Иран и Россия в идеале заключили военно-стратегический союз и создали бы некое подобие регионального военного блока, проводя совместные учения и совместно принимая участие в разрешении региональных, локальных конфликтов. Россия и Иран должны вместе осуществлять контроль того сегмента Индийского океана, который прилегает непосредственно к Ирану. Речь идёт о военно-политическом, стратегическом, вообще всестороннем партнёрстве России и Ирана, так как с геополитической точки зрения Иран является главным союзником России на Ближнем Востоке. Но этот же факт и ставит под удар сам Иран, в отношении которого, после многочисленных неудавшихся попыток «цветных» переворотов, сегодня готовится прямая военная агрессия.

ОДКБ начинает ответную сетевую войну против НАТО

Одним из эффективных инструментов противостояния сетевым операциям США на пространстве СНГ вполне может стать Организация договора о коллективной безопасности. Особенно если она будет руководствоваться геополитическими методами и расширяться. Принципиальная позиция, разработанная экспертами ОДКБ и принятая его руководством, – изменение вектора основных угроз, стоящих перед странами – членами ОДКБ. Изменения связаны с началом нового периода, который характеризуется именно ведением Западом на евразийском пространстве сетевых войн. И здесь следует отметить возросшую значимость ОДКБ в деле ведения ответной сетевой войны со стороны России, а также более детальное описание угроз, идущих от блока НАТО. На сегодня ОДКБ является одним из тех готовых инструментов, которые Россия может задействовать для переформатирования постсоветского пространства в ключе противостояния нарастающему давлению со стороны США в пользу своих геополитических интересов. И в этой связи следует подчеркнуть важность и неизбежность применения именно геополитического подхода при формировании отношений между ОДКБ и НАТО.

Реальность угрозы сетевой войны Запада против государств Евразии всё больше подтверждается примерами из жизни, когда многие страны – члены ОДКБ испытали на себе эффективность применения сетевых технологий. Сетевые войны довольно успешно ведутся против наших стран. В этой связи острую необходимость приобретает формирование социальных институтов в каждой из стран ОДКБ для сопротивления сетевой активности не только внутри самих этих стран, но и в сетевом пространстве тех государств, что не входят в ОДКБ. Ведь как нам уже удалось неоднократно убедиться на собственном опыте, «цветные» революции не возникают сами по себе. Самой же ОДКБ пора перейти от тактики пассивного сдерживания внешних ударов со стороны НАТО и США к стратегии активного противодействия американской экспансии на постсоветском пространстве. Отказ от сотрудничества с НАТО генеральный секретарь ОДКБ Николай Бордюжа объясняет, в частности, его нецелесообразностью: «Мы могли бы продолжать сотрудничество с НАТО, но, на мой взгляд, перспектив от сотрудничества с НАТО практически нет». По мнению генсека ОДКБ, «НАТО сегодня политически выгодно работать с государствами индивидуально. Для чего? Я бы не хотел сейчас комментировать, думаю, всем это и так понятно». Руководством ОДКБ признано, что для выработки подобной стратегии за основу формирования концепции общеевразийской безопасности необходимо взять именно геополитический метод как наиболее адекватный и отвечающий современным вызовам и действиям США.

Со стороны делегаций стран – участниц ОДКБ также всё чаще поступают предложения о расширении состава участников Организации, а также предложения активизировать работу в этом направлении с остальными странами СНГ, другими евразийскими государствами, вплоть до Ирана и Китая. Сам же Николай Бордюжа утверждает, что вместо НАТО ОДКБ будет больше внимания уделять работе с Евросоюзом. Стратегические отношения с Европой отныне будут выстраиваться напрямую, без участия США. «Евросоюз готов по ряду направлений выходить на прямое сотрудничество», – убеждён Николай Бордюжа.

Оценивая ситуацию в арабском мире, который захлестнула волна революций, а также процессы, происходящие на постсоветском пространстве, переживающем то же самое, только в более soft варианте, и определив, что предпосылкой к такому развитию событий является стремление глобального Запада во главе с США к мировой гегемонии, мы приходим к неизбежному выводу о том, что нынешний формат глобализации должен измениться в сторону многополярности. И начавшийся кризис, как ни странно, является для этого хорошим поводом. Переформатирование мироустройства в связи с возникшим глобальным экономическим кризисом может иметь два основных сценария: первый сценарии – американский, второй – неамериканский. Если предположить, что мы имеем дело с «американским» кризисом, то с учётом того, что нынешняя, подвергшаяся кризису глобальная экономическая система создана под интересы глобального имперского распространения американской экономики (даже не модели, а именно американских экономических интересов), то американский сценарий переформатирования пойдёт по пути выработки иммунитета от подобных потрясений. А именно – глобальная американоцентричная финансовая система адаптируется к вызовам, подобным тем, что спровоцировали нынешний кризис, и станет неуязимой. Второй сценарий – нынешний глобальный кризис убьёт эту систему, постепенно разрушив последние возможности сопротивляемости, и похоронит под своими обломками и саму американскую империю.

Спасать себя – не Америку спасать

Для бесконечного роста, обеспечивающего стабильность глобальной экономической системы, необходимо бесконечное пополнение рядов участников фондовой (виртуальной) экономики за счёт новых игроков. А для этого необходимо создать механизм ускоренного вовлечения экономик, находящихся на стадии индустриального или даже доиндустриального развития, в глобальную (постиндустриальную) финансовую систему. Только таким образом можно обеспечить непрерывный рост фондовых рынков, а это, в свою очередь, будет бесконечно «держать» доллар в качестве мировой резервной валюты, давая казначейству США возможность бесконечно печатать американские деньги. В этом случае «мировое переустройство» идёт по пути ускоренной постмодернизации таких «архаичных», то есть не дотягивающих до стандартов глобальной финансовой системы, обществ, как иранское, индийское, арабское, российское и даже китайское с его марксизмом и остатками советской экономики. Именно ускоренное вовлечение новых участников, новых экономик в глобальную «американскую» финансовую систему позволит не только сохраниться, но и укрепиться американской империи, окончательно обезопасив её от подобных кризисов в дальнейшем. Такое мироустройство является однополярным и развивается под единоличным контролем американской империи.

Второй сценарий переформатирования – не американский, многополярный – подразумевает устранение глобальной доминирующей роли США в мировой экономике со всеми вытекающими последствиями. Наиболее серьёзными из таких последствий можно считать отказ от доллара как от мировой резервной валюты, создание нескольких эмиссионных региональных центров, окончательное «свёртывание» доминирования фондовой виртуальной экономики, сохраняющей доллар на плаву, и переход мировой многополюсной экономической системы в сферу реальной, то есть производственной, экономики. Всё это означает установление индустриальной модели развития в качестве базовой. Здесь же остаётся открытой возможность восстановления и сохранения предындустриальных моделей, что уже само по себе открыто наличием постмодернистских постиндустриальных подходов, которые полностью не аннулируются. Из них изымается лишь фондовая виртуальная составляющая экономики. Переформатирование мироустройства при реализации этого неамериканского сценария пройдёт по пути развития многополярной модели экономики с учётом всего множества экономических укладов, сохранившихся по сей день. Многополярная модель развития есть использование протекционизма несколькими центрами мировой экономики для самосохранения, в ущерб экономике американской. Таким образом, «косметический ремонт» с целью сохранения американского глобального экономического доминирования и является, по сути, окончательным торжеством Нового мирового порядка, что влечёт за собой не только экономические, но и политические изменения, их фиксацию в глобальном мироустройстве. Альтернативой этому становится полное переформатирование или изменение мировой архитектоники в многополярном ключе, что откроет новую эпоху развития человечества.

Многополярная модель мирового устройства на сегодня только складывается, чему активно противятся американские экономические стратеги, как мантру повторяя слова о недопустимости использования протекционизма. При этом американская экономика уже не раз выходила из кризисных ситуаций, используя именно протекционистские модели. Наиболее известными являются периоды после Великой депрессии, это начало 1930-х годов, а также после нефтяного эмбарго 1970-х. И в том и в другом случае американская экономика восстановилась благодаря кейнсианским (по имени создателя Джона Мейнарда Кейнса) моделям, как раз таки и предусматривающим активное введение протекционизма и решающей роли государственного управления для выхода из кризиса. «Начало 70-х и 30-х годов имели много общего, так как эти периоды открыли дверь кейнсианской экономике и идее о том, что правительство должно играть главенствующую роль в управлении рынком, а также участвовать в организации здравоохранения, в выплате компенсаций безработным и других формах социальной помощи. Мы уходили от старых представлений о том, что рынок является саморегулирующейся структурой и что вмешательство государства должно быть минимальным».

Сегодня на фоне заклинаний о недопустимости протекционизма американское государство по сути национализировало General Motors, а также несколько других крупных предприятий, спасло своими деньгами несколько банков, что является абсолютно нелиберальными, но, напротив, протекционистскими мерами. В основу изменения формата глобализации в сторону многополярности должны лечь понятия «суверенитет» и «национальные интересы», став отправными точками активного использования протекционизма и кейнсианских моделей. В частности, введения таких мер, как «инсуляция», или иначе «таможенные союзы», для сохранения своих национальных экономик в ущерб глобальной американской экономике, а также для создания новых эмиссионных полюсов. Здесь очень важно не пойти на поводу у американских экономических стратегов, заклинающих мировое сообщество уверениями о том, что, спасая американскую экономику, оно спасает глобальную экономику, а значит, и собственную экономику каждой из стран. Но этот сценарий совершенно не вдохновляет тех, кто фактически вытягивает глобальную экономику из рецессии за счёт своих собственных активов, а это в первую очередь динамично развивающиеся экономики стран БРИКС, о чём уже было сказано выше. Для этих экономических локомотивов куда выгодней другой сценарий: Американская глобальная экономика должна рухнуть, похоронив под своими руинами американскую глобальную империю. Пусть будет американское национальное государство. Вот оно и останется, а глобальная империя должна исчезнуть. Но пока Америка явно добровольно не собирается отказываться от своих гегемонистских притязаний.

С приходом Барака Обамы на пост президента США вовсе не сконцентрировались на внутренних проблемах. И уж тем более не изменили своей политической линии на международной арене. 4 ноября 2008 года демократ Барак Обама, победив на президентских выборах со значительным отрывом от своего республиканского оппонента Маккейна, в первый раз стал хозяином Белого дома. Обама победил под лозунгом перемен для США. Однако с переменами столкнулась как раз Россия. В первую очередь нас интересовала смена стратегии по отношению к России, которую должна была осуществить новая администрация под руководством Обамы. Дело в том, что за годы правления консерваторов под предводительством Буша-младшего за ними стояла группа неоконсерваторов – интеллектуальное ядро, которое обеспечивало внешнюю политику США и, в частности, действия по отношению к России. Среди неоконсерваторов превалирует реалистский подход к внешней политике, и Россия столкнулась с ним при Джордже Буше.

Не для внутреннего пользования

После того как в Белый дом въехал Обама, стратегия по отношению к России изменилась уже хотя бы по той причине, что интеллектуальным ядром демократов, обеспечивающим их поведение по отношению к внешнему миру, и в частности к России, является так называемый Совет по международным отношениям (Council on Foreign Relations, CFR). Это структура, которая довольно давно и успешно действует на территории России. Пиком её активности были 1990-е годы – период правления Бориса Ельцина, когда Россия сдавала все позиции Соединённым Штатам Америки и шла в фарватере американской политики управления миром. Такова либеральная парадигма теории «международных отношений» – заставить геополитического оппонента принять либеральный концепт, дабы снять угрозу войны с другими демократиями, в первую очередь с США. И CFR является интеллектуальным модулем, настаивающим на либеральных внешнеполитических подходах для США.

Различие между этими двумя группами заключается в том, что неоконсерваторы со своим мессианским подходом к роли Америки считают, что Америка достигла пика своего величия и больше тянуть нельзя, нужно по факту провозгласить её мировой империей, которая выполняет свою миссию. Миссия эта, на их взгляд, заключается в том, чтобы нести свой образ жизни, культуру и традиции всем народам мира, независимо от того, хотят они этого или нет. Неоконсерваторы предлагают установить главенство Америки «здесь и сейчас», опираясь на силу и невзирая на идеологические взгляды режимов своих союзников и противников. Если согласен с главенством Америки – друг, не согласен – враг, а либерал ты или исламист, неоконсерваторов не волнует. Следствием этого подхода стали резкие, решительные, не всегда обоснованные кампании, подобные тем, что были предприняты в Ираке или Афганистане.

CFR предлагают другую стратегию, более мягкого, постепенного внедрения в элиты тех стран, которые являются первоочередными конкурентами США, либеральных идеологических подходов. Конечно же, в первую очередь речь идёт о России. Стратегия CFR по отношению к России заключается в том, чтобы постепенно «заминировать» российские элиты своими либеральными кадрами. И после этого, как бы внешне соглашаясь со всем, плавно, деликатно и незаметно отжимать свои позиции и сферы влияния в России, постепенно вводя внешнее управление, ориентируя общественное мнение таким образом, чтобы оно соответствовало представлениям Америки о развитии России и её роли в мире. В этом основная разница между консерваторами и демократами, между последствиями правления Буша и победы Маккейна или Обамы. В случае победы Джона Маккейна в 2008 году или же Митта Ромни в 2012 году мы бы столкнулись с продолжением той жёсткой, нисколько не прикрытой, агрессивной, внешне крайне идиотской, но тем не менее эффективной для Америки в нужных пунктах реалистской стратегией в отношении нас. Вместо этого демократы и Обама, его либеральное интеллектуальное ядро, по крайней мере первый президентский срок, пытались действовать более тонко, внешне улыбаясь, соглашаясь на номинальные уступки и даже обещая «перезагрузку» в отношениях между Россией и США. В какой-то момент даже у нас возникло ощущение некой оттепели в отношениях к России со стороны США, всё пошло как бы на лад, всё вроде складывалось для нас успешно, накал напряжённости, по крайней мере визуально, был снят. И фигура Дмитрия Медведева, с удовольствием верящего в американскую «добрую империю», оказалась как нельзя кстати. На самом деле Америка в своём духе продолжила реализовывать стратегию мирового доминирования, добиваться тех же целей, что и республиканцы, просто более мягкими, деликатными, незаметными для нас способами, приятными «плюшевым» прозападным политикам внутри российских элит. Наступила эпоха сетевых войн. И именно с приходом Обамы Россия столкнулась с ними наиболее явным образом. Именно американские сети играют свою решающую роль в тех переменах и катаклизмах, которые уготованы России за два срока президентства Обамы.

Конечно, многие в российской политической элите выражали надежду на то, что именно на этот раз США наконец-то погрузятся в свои внутренние дела – колоссальный государственный долг, высокий уровень безработицы, проваленные социальные программы, неудачная медицинская реформа. Ведь сам Обама, казалось, достаточно нетрадиционен как для самих США, так и в такой же степени для демократов. Понятно, что количество внутренних проблем в США достигло критической точки и рано или поздно, хоть при консерваторах, хоть при демократах, Америке придётся разбирать их, пусть не при Обаме, но кому-то из его последователей точно придётся разбирать весь этот завал накопившихся внутренних проблем. Однако мы знаем из истории, из подходов, которые демонстрируют американские элиты, что внутренние проблемы нисколько не отменяют американской одержимости и «мессианства» в отношении внешних игроков, в отношении мирового господства и стремления к нему, что демонстрирует Америка на протяжении последних двух веков. Поэтому внутренние проблемы остаются внутренними, они их оставляют для себя, а внешняя стратегия, мировое могущество и устранение геополитических оппонентов, таких как Россия, Иран, Китай, крупных мировых экономических центров, которые, возможно, возникнут в ближайшее время как следствие кризиса, всё это продолжает оставаться для Америки проблемой номер один. В то время как внутренние проблемы для американских элит всегда были задачей номер пять. Что же касается самого Обамы, то в американской политике главные решения принимает не формальный лидер, который лишь работает президентом, а сложившиеся десятилетиями элиты, люди, чьи имена не всегда известны широкой публике. Президент, тот или иной, есть лишь фигура сиюминутного консенсуса элит и действует так, как ему скажут. Ведь он просто «нанятый менеджер».

Избрание Обамы было жестом отчаяния

Иногда складывается такое впечатление, что правозащитная организация Freedom House приписывает основные принципы американской внешней политики геополитическим оппонентам США. Не прошло и пары месяцев с момента первой инаугурации президента Обамы в 2009 году, как новая вашингтонская администрация предалась любимому занятию всех своих предшественниц – размахиванию «правозащитной дубинкой» и расклеиванию ярлыков «авторитарный режим» на всех своих внешнеполитических конкурентов. Для начала глава Госдепа США Хиллари Клинтон скопом записала всех геев и лесбиянок планеты в «передовой отряд демократии» и намекнула на возможные проблемы для тех стран, власти которых не разрешат «борцам за свободу» публично демонстрировать свои гениталии. А спустя всего несколько дней правозащитная организация Freedom House, которую скорее следовало бы назвать «департаментом пропаганды Госдепа США», опубликовала очередное «исследование» о соблюдении прав человека во всём мире.

Надо сказать, что по давно сложившейся в «Доме свободы» традиции очередной доклад «Подрывая демократию: авторитарные режимы XXI века» стал уникальным «научным исследованием». Уникальность его заключается в том, что результат известен «исследователям» ещё задолго до начала работ и определяется исключительно задачами, стоящими перед американской публичной дипломатией. Как и следовало ожидать, в разряд авторитарных режимов были зачислены такие геополитические конкуренты США, как Китай, Иран, Венесуэла и Пакистан. Россия же оказалась в группе стран, «активно подрывающих демократические принципы как внутри своих границ, так и за их пределами». Даже если оставить в стороне очевидную ангажированность и банальный непрофессионализм отчетов Freedom House (а какими ещё они могут быть, если речь идёт об организации, бюджет которой на 80 % финансируется правительством США, а сотрудники ЦРУ, как в случае с бывшим главой FH Джеймсом Вулси, являются её главным кадровым резервом?), складывается такое впечатление, что авторы доклада просто приписали основные принципы американской внешней политики своим геополитическим оппонентам. В частности, возникает вопрос: кто, если не сами США, «активно подрывают демократические принципы» в мире? Или американские командос в Ираке и убийцы мирного населения в Афганистане – это такие голуби мира, которые безоружными пришли к местным жителям, чтобы подарить им цветы? То же самое касается мессианской идеи о «цивилизаторской миссии» США в мире, которая и является той самой упомянутой в докладе разновидностью «драчливого реакционного национализма».

Тезис о том, что Россия «использует свои большие нефтяные средства для создания альянсов за рубежом, а также для субсидирования своих иностранных клиентов», также не выдерживает никакой критики. Не обитателям Белого дома, который использует печатный станок и статус эмиссионного центра мировой резервной валюты для того, чтобы покупать зарубежных лидеров (Ющенко, Саакашвили и т. д.) и устраивать «цветные» революции в тысячах километров от непосредственных границ США, говорить об этом. Самое глупое в данном случае было бы реагировать на этот исследовательский шедевр по принципу известного персонажа из детского мультфильма: «О, ужас – нас опять посчитали!» С момента прихода Путина к власти в 2000 году и последующего восстановления наших утраченных в 1990-е годы геополитических позиций оценка ситуации в РФ и её роли в мире со стороны данной «правозащитной организации» является стабильно негативной. Хотя для российских элит это скорее положительный факт, поскольку он избавляет от иллюзий и развязывает нам руки. В докладах Freedom House чётко обозначены геополитические ориентиры и даже намерения США. А поскольку Россия указывается в одной группе с целым рядом государств, то нашему руководству самое время обратить на эту группу самое пристальное внимание, для того чтобы начать развивать стратегические отношения с этими странами и более последовательно выстраивать многополярный мир. Что окончательно добьёт американскую государственность, которая и так изрядно изъедена и подорвана глобальным экономическим кризисом. По сути дела, доклад Freedom House и является лишним подтверждением наступающей агонии американской государственности. Последним шансом на её сохранение была фигурка Обамы, которого вынесли американским избирателям в чёрном ящике как спасителя американской государственности, причём дважды. Однако, как говорил китайский мудрец, «очень трудно найти чёрную кошку в тёмной комнате, особенно если её там нет». Американской демократии в том виде, в котором её пытаются нам преподнести вашингтонские пропагандисты, вообще не существует. Избрание Обамы – это жест отчаяния и имиджевый ход, который сопровождался вручением России пластмассовой кнопки «Перезагрузка», на поверку оказавшейся «перегрузкой» в двусторонних отношениях. И такие ангажированные псевдорейтинги в духе докладов Freedom House подтверждают, что американцам нужна не перезагрузка отношений, а именно их перегрузка.

России показали общий язык

Новая тактика Соединённых Штатов в международной политике в итоге принесла свои плоды – российская элита с усердием принялась работать на геополитические интересы атлантистов. И пиком этого стали переговоры между Дмитрием Медведевым и Бараком Обамой, касающиеся вопросов ПРО, а также введения санкций против Ирана. Разные силы комментировали это событие по-разному, в зависимости от того, какие это силы и чьи интересы они представляют. В России по сей день очень сильно прозападное атлантистское лобби, в том числе и то, которое находится во властных структурах, парламенте и исполнительных органах власти. И именно этот либеральный перекос российских элит с успехом использовали американцы, итогом чего стали несколько событий.

Во-первых, это решение, принятое администрацией президента США Обамы, об отказе от размещения элементов ПРО в третьем позиционном районе – в Чехии и Польше. Именно оно стало необходимым фоном для уступок с российской стороны, которых ждала американская администрация от Медведева. В итоге визит Медведева по случаю участия в саммите Генеральной Ассамблеи ООН, а также на саммите G20 в Питтсбурге, где состоялась его же встреча с Бараком Обамой, на которой президенты России и США обсудили широкий круг вопросов, закончился весьма успешно для американской стороны. Но не очень успешно для… иранской – сам Обама сказал, что речь тогда в основном шла об Иране. Ну, а значит, как мы уже понимаем, не лучшим образом закончились все эти уступки на переговорах и для России. Элементы ПРО, конечно, в Чехии и Польше не разместили. Потому что их разместят в Румынии. Для начала. Какой «успех» российской дипломатии и лично Медведева! Изменение позиции России по поводу Ирана – это тоже успех американского президента Обамы, точно нашедшего подходы к Медведеву. В итоге российско-американские отношения в какой-то момент достигли того же состояния, в котором они находились в период правления Горбачёва. Два новых молодых президента во главе двух государств сделали своё дело. С последствиями России, похоже, придётся разбираться ещё не один год.

С приходом Обамы на пост президента США приняли другую стратегию взаимоотношений с Россией, более мягкую, более хитрую, исходя из того, что на Россию нельзя давить силовым образом, так как в этой ситуации она мобилизуется и начинает давать жёсткий отпор, что мы наблюдали в период первых двух сроков Путина и Буша-младшего. Поэтому Обама принял более изощрённую позицию: внешне приветливую, улыбающуюся, номинально соглашательскую, за что внутри американских элит он не раз подвергался реальной критике. Тем не менее мы знаем, что американцы преисполнены собственным «мессианством» и никогда от него не откажутся, поэтому все их основные стратегические цели будут реализовываться и дальше, а нас будут обманывать, дарить пластмассовые кнопки «Перезагрузка», айфоны, айпады, кормить гамбургерами и продолжать реализовывать свои планы и интересы. Раз Россию нельзя победить в прямом столкновении, они попробуют нас обмануть, что у Запада всегда получается более успешно. Таким образом, улучшение отношений с США – это всегда фикция, обман, уловка.

Если вспомнить, с какими лозунгами Барак Обама пришёл к власти, главным из которых были «перемены», в том числе и во внешней политике, то ему, естественно, необходимо было показать, что США приняли другую стратегию и что их поведение на международной арене будет иным. Но для России главными вопросами остались: действительно ли администрация США готова пойти на сближение по продвижению НАТО на Восток и прекращению размещения элементов американской ПРО в Европе? Время показало, что все эти вопросы так и не были решены: они повисли в воздухе. Что касается ПРО, то от развёртывания третьего позиционного района Вашингтон также не отказался, вместо этого была выбрана иная его форма, более мобильная. То есть в принципе можно ещё раз убедиться в том, что, несмотря на все разговоры и улыбки, США не отказались от своих амбиций в области первенства в мире. И оно будет достигаться если не одними, то иными способами.

Распределение ответственности вместо многополярности

Глобальный финансовый кризис также сыграл в данном случае решающую роль. Американцы ясно представляют, что ответственность за возникновение нынешней кризисной ситуации полностью лежит на них. Во-первых, именно они создали нынешнюю финансовую систему, пришедшую к коллапсу. А во-вторых, именно США спровоцировали своими неосторожными действиями те последствия, с которыми столкнулся весь остальной мир. Понимая эту ответственность, они как раз и хотят именно в этой ситуации распределить её между несколькими крупными мировыми игроками. Вряд ли американцы действительно хотят прийти к реальному, подлинному многополярному миру. Многополярность, о которой говорит Обама, относится исключительно к распределению ответственности и нагрузки, касающейся разрешения последствий глобального экономического кризиса. Как только эти последствия будут преодолены или наметится стойкая тенденция к их преодолению, США тут же поправятся, что, мол, мы не имели в виду мир нескольких цивилизационных полюсов, а имели в виду лишь разрешение этого кризиса, ответственность за судьбу человечества, касающуюся не только США. И всё вернётся на круги своя, опять к единоличному доминированию США, при котором они опять начнут гнуть свою стратегическую линию. Собственно, они и не будут прекращать этого делать, просто начнут действовать менее открыто и явно, но последствия, как всегда, всё равно расхлебывать придётся всем.

Российскому руководству крайне важно ответить, в первую очередь себе, на вопрос о том, действительно ли возможно улучшение российско-американских отношений в принципе. После этого действия Россия могла бы начать отстаивание своих собственных интересов более явно, по-реалистски. Пора прекратить осуществлять уступки в одностороннем порядке, особенно если они ущемляют наши национальные интересы. А американская система ПРО и увязанный с ней напрямую договор по СНВ-3 в данном случае касается именно этого. Нельзя ни в коем случае позволять на себя давить, будь это жёсткая или мягкая форма, ну и не идти на поводу у тех требований и просьб, намёков, которые продолжают как ни в чём не бывало исходить от американских «партнёров». Любую уступку нужно квалифицировать не иначе как сдачу национальных интересов, и ответственность за это должна быть соответствующая.

После ряда заявлений, сделанных Дмитрием Медведевым, в какой-то момент показалось, что в Кремле действительно возникла некоторая эйфория, вызванная несколькими имитационными шагами со стороны администрации США по поводу ПРО, СНВ-3, ВТО, после подаренной пластмассовой кнопки. Следствием этой эйфории тем не менее стало продолжение реальной, а не пластмассово-бутафорской сдачи наших стратегических интересов по всем направлениям. Те договорённости, которые были достигнуты, иначе как провалом геополитической линии России на внешнеполитическом направлении назвать нельзя. Как раз эта эйфория и была целью Обамы. С улыбкой делая свои заявления, он рассчитывал именно на такую реакцию и на такие результаты. И, о чудо, именно такие результаты он и получил. Россия действительно уже допустила серьёзную стратегическую ошибку – пошла на поводу у США по вопросу давления на Иран, тем самым, по сути, лишившись своего главного стратегического союзника в регионе. С точки зрения геополитики Россия совершенно не заинтересована в том, чтобы Иран сейчас отвернулся от неё, как не заинтересована и в том, чтобы восприниматься мировым сообществом «в комплекте» с США. В этом смысле Китай поступил более дальновидно, просто многозначительно промолчав.

Второй момент – договор СНВ-3 – крайне невыгодный для России. Его тоже можно смело отнести в разряд поражений, потому что американцы, имея на вооружении более высокотехнологичные способы отторжения территорий, в частности реализуя сетевые стратегии и ведя сетевую войну с Россией на постсоветском пространстве, вооружены гораздо лучше, чем Россия, которая ничего не представляет об этих технологиях. Нашим единственным фактором сдерживания в этих условиях остаётся сейчас как раз ядерный фактор. Вот два ключевых вопроса, которые были решены Обамой в пользу США. Не зря время потерял.

Ну и, собственно, в довершение Россия при Обаме отказалась от некоего стратегического наступления в Калининграде, от размещения ракетных комплексов «Искандер», отказ от которых ещё можно было бы списать как компенсирующий фактор за несогласие на размещение США элементов третьего позиционного кольца в Польше и Чехии. Однако вместо этих комплексов США разворачивают другие. Правда, в какой-то момент Дмитрий Медведев как бы спохватился и всё-таки сделал небезызвестное заявление о развёртывании «Искандеров». Но, судя по американской реакции, они либо не поверили, либо же просто не испугались. Из чего можно сделать вывод, что подобное развёртывание далеко не является полноценным ответом на усилия США в Европе.

Таким образом, ни один из шагов, предпринятых Россией, и ни одна договорённость, достигнутая в ходе переговоров Обамы и Медведева, не пошли нам на пользу. Напротив, все эти договорённости идут нам во вред. Единственная наша компенсация за все эти уступки – это моральная компенсация. Представители российской власти, видимо, почувствовали себя морально удовлетворёнными после того, что сказал Обама. Но он это только сказал, а мы уже сделали. Власть сделала реальные уступки в ответ на красивые слова. В итоге возникшая видимость улучшения отношений между Россией и США, которую мы наблюдали при Обаме – Медведеве, послужила тому, что на периферию были вынесены другие вопросы внешней политики России.

Пространство третьей степени

С момента распада СССР дипломатическая борьба между Россией и США развернулась на пространстве СНГ. С «улучшением» российско-американских отношений интересы на пространстве СНГ ушли на третий план; в своём обращении к сотрудникам МИДа Медведев прямо обозначил их как третьестепенные. Неудивительно, что именно в отношениях со странами СНГ всё развивается далеко не так, как хотелось бы, хотя именно это образование могло бы стать инструментом прорыва «кольца анаконды», о чём было сказано в предыдущих главах. Между тем постсоветское пространство продолжает оставаться зоной наших прямых стратегических интересов не только де-факто, но и де-юре. По договорённости с США, заключённой в тот момент, когда распадался Советский Союз, Россия заручилась обещанием американских элит, касающимся постсоветского пространства, смысл которого заключался в том, что это пространство остаётся зоной наших стратегических интересов, что было гарантировано со стороны США. Никакие другие договорённости не были осуществлены за прошедшее время. Ситуация никак формально не изменилась, но тем не менее мы по умолчанию, торгуясь, например, в отношении вступления Грузии и Украины в НАТО, легитимизируем де-факто присутствие США на постсоветском пространстве. Чем дезавуируем, по сути, свои претензии на геополитическое доминирование.

Постсоветское пространство вообще не может быть предметом торга с США. Мы не должны обсуждать эти вопросы с ними, рассматривая постсоветские страны в качестве элементов торговли: «Мы вам делаем уступки по Ирану, а вы обещаете невступление Грузии и Украины в НАТО». Это наша стратегическая территория, ничего не произошло для того, чтобы это было не так, и мы должны продолжать рассматривать её как свою стратегическую территорию, отметая все предложения со стороны США на фоне нашего продвижения в Центральную Америку.

Шаги России в области отношений с Латинской Америкой можно рассматривать как определённое давление на США. Уже только лишь в этой связи для России было бы крайне выгодно сохранять с ними партнёрские, хорошие отношения для того, чтобы это стало элементом устрашения, некоторого психологического давления на США. Однако минусом здесь является то, что наши усилия в отношениях со странами Латинской Америки носят некий торговый характер. Ощущение, что это даже демонстративно делается для того, чтобы впоследствии торговаться с США по тем или иным вопросам, и совершенно не является элементом нашей долгосрочной стратегии, несмотря на то что Латинская Америка, по сути, является важнейшим стратегическим направлением, реальным элементом геополитического контрнаступления. То есть все эти усилия носят временный, торговый характер.

Иран – торг уже состоялся?

Если же говорить об Иране, то при взгляде на виноватые лица лидеров нашего государства возникает стойкое подозрение, что торг уже состоялся. Это явным образом не отрицают и сами лидеры России и США. Напротив, оговорки о том, что главной темой их переговоров был и продолжает являться на ближайшее время именно Иран, скорее подтверждают версию о том, что торг завершён. Россия крайне недальновидна в своих действиях на иранском направлении, и Америка в очередной раз нас стратегически переиграла. В интересах России было бы (если бы российское руководство мыслило геополитически, глобально, как это делает руководство США), чтобы Иран обрёл ядерное оружие, став доминирующим региональным субъектом, союзным нам. Сейчас единственным субъектом в этом регионе являются США, наш геополитический антипод, что совершенно нам невыгодно.

Наличие ядерного оружия в мире, построенном на ядерном сдерживании, является гарантией субъектности и безопасности. Без ядерного оружия ни одно государство субъектом мировой политики не является. Это прекрасно понимает руководство Ирана. Но этого почему-то не понимает руководство России, продолжая повторять, что ядерное оружие не должно распространяться. Да оно распространяется всё время, сколько существует. И все, кому ядерное оружие было действительно необходимо, уже обрели его. Все, кроме наших стратегических партнёров.

Тут следует обратить внимание на то, что беспроблемно ядерное оружие имеют только стратегические партнёры США, усиливая позицию США во всех регионах мира. Наши же стратегические партнёры не имеют ядерного оружия, потому что Россия как заклинание, совершенно не задумываясь над этим, повторяет вслед за Америкой одно и то же – что ядерное оружие не должно распространяться. Оно, может быть, и не должно распространяться, когда это касается союзников США. Но когда это касается союзников России, а таким союзником, безусловно, является Иран, то оно должно распространяться. Иран должен стать ядерной державой, союзной России, и тогда вес России в этом регионе значительно увеличится, потеснив влияние США на Ближнем Востоке.

Сам Иран в лице своего руководства всё время говорит о том, что в области обеспечения своих интересов и достижения регионального влияния не нуждается в приобретении ядерного оружия. Ему достаточно тех очагов и возможностей, которые существуют сегодня. И правильно делает, что говорит. Все говорят, и они тоже говорят. «И вы говорите…»

В любом случае речь идёт о сдаче позиций со стороны России. США уже однажды не выполнили тех обещаний, которые давали России во время распада Советского Союза. Но сегодня этот момент недоверия к США вновь не учитывается. Наступая на те же самые грабли, российское политическое руководство как заворожённое продолжает, раскрыв рот, всё так же доверительно относиться к их многообещающим заявлениям в ходе нынешнего диалога между Кремлем и Капитолийским холмом.

Торг по Ирану уже состоялся, при этом США не отказались от третьего позиционного района в Европе, хотя Россия и присоединилась к санкциям против Ирана. В итоге – Россия заплатит за поддержку санкций против Тегерана, заявил вице-президент Ирана по правовым и парламентским делам Мохаммад-Реза Миртаджеддини. «Трудно поверить, что президент России сделал такие высказывания и занял подобную позицию против Ирана», – сказал он, комментируя заявление, сделанное в Германии тогдашним президентом РФ Дмитрием Медведевым. Миртаджеддини отметил, что «Россия заплатит за то, что пошла по стопам американцев, и её решение, без сомнения, вызовет всеобщее осуждение». Сотрудничество с Ираном является, в том числе, определённым элементом давления России на США. Это, конечно, важно учитывать и важно иметь в виду, когда обсуждаются вопросы по поводу дальнейшего давления – финансового, политического, экономического – на Иран со стороны западного политического сообщества.

Что касается вопросов доверия и недоверия, то с приходом Барака Обамы уровень доверия не возрос, скорее, он остался на прежнем уровне. Поначалу несколько изменился характер политического диалога, стороны стали делать друг другу больше комплиментов, озвучивать, что необходимо что-то поменять в отношениях, но говорить о том, что это действительно доверие в том смысле, в котором оно понимается русскими, не стоит в принципе, когда речь идёт об отношениях с США. Это невозможно, особенно с учётом многолетнего конфликтного периода в двусторонних отношениях. Да и вообще, наверное, в международной дипломатической практике вопрос доверия – категория скорее человеческая, а не политическая, она не укладывается ни в рамки реализма, ни даже в рамки либеральной школы, и употреблять её, особенно в контексте российско-американских отношений, нельзя. Обама действительно нашёл дипломатичный, корректный, приятный для Медведева подход и в итоге смог в совершенно корректной и приятной для Медведева форме добиться от него всех необходимых для США решений. Вот, собственно, всё взаимопонимание на этом и заканчивается, потому что Россия не является глобальным геополитическим игроком и никакой стратегии достижения мирового лидерства на данный момент не имеет. Но такую стратегию имеют США, являясь единственным глобальным игроком в современном мире, поэтому взаимопонимание между тем, кто имеет позицию, и между тем, кто её не имеет, конечно, всегда в пользу первого, потому даже это взаимопонимание не в нашу пользу.

Ливийские события показали, что действовавшая прежде версальская система политического устройства, в основе которой лежит национальное государство, морально устарела. Пришло время столкновения цивилизаций. Эпоха суверенных национальных государств закончилась. И произошло это в тот момент, когда Россия, по сути, солидаризировалась с теми действиями, которые осуществила западная коалиция по отношению к Ливии. Ибо то, что сделал Запад, ставит окончательную точку в вопросе о существовании в сложившемся мире суверенитета и национальной государственности как таковой. Запад продемонстрировал, что только тот, кто примыкает к его блоку, может рассчитывать на безопасность. В этом смысле Россия должна понимать, что, не выступив на стороне Ливии, она согласилась с тем, что одним из следующих государств, которое подвергнется такой же агрессии со стороны блока западных стран, станет она сама. А что мешает, суверенитет? Его больше нет как явления. В ливийских событиях речь шла не столько о том, чтобы поддержать режим Каддафи, сколько о том, чтобы Россия вместе со странами БРИКС встала на защиту суверенитета как такового – на защиту суверенного национального государства, пока это явление ещё существовало. Или же, при наличии стратегического мышления, перешла бы к созданию больших цивилизационных блоков, которые должны лечь в основу новой многополярной системы мирового устройства, единственно способной обеспечить безопасность перед нарастающей угрозой Запада.

На поводу у вооружённых мятежников

Конечно же, по прошествии времени мы видим, что Россия должна была поступить по-другому – жёстко и решительно выступить в поддержку суверенного права Ливии самостоятельно решать свои внутренние проблемы. А в случае начала военной операции – встать на сторону официального ливийского руководства – режима Муаммара Каддафи и мирного населения этой страны. Но, как считают либеральные агенты во власти, у России для этого не было ни сил, ни ресурсов… ни, если развивать эту логику, подходящих элит – последние находятся в совершенно разложенном состоянии. Возникают голоса: может, России пришлось занять такую позицию, так как у неё не было других вариантов? Возможно, что это и так. Но чем дальше мы будем откладывать неизбежное столкновение, тем меньше вариантов у нас будет оставаться, тем меньше шансов на то, что мы в итоге вообще сохранимся. Россия должна была занимать более активную позицию все эти годы, но эти годы, увы, потеряны для нас, и сейчас мы наблюдаем жалкое зрелище. Чем дальше мы будем стоять на позиции кажущегося нейтралитета, тем больше мы будем терять, тем больше мы будем сжиматься и утрачивать остаточную субъектность.

Основным ресурсом России на протяжении всей её истории является политическая воля, а сила, как мы знаем из истории, из традиции (столкновение Давида и Голиафа), – это вещь, приложимая к воле, к убеждённости в своей правоте в том, что на нашей стороне правда. И сегодня у нас пока есть, что приложить к воле.

Те, против кого Каддафи под улюлюканье «мирового сообщества» американских марионеток применял тяжёлую артиллерию, любыми правовыми категориями квалифицируются не иначе как вооружённые мятежники. Они были вооружены всем возможным стрелковым оружием, гранатомётами, даже зенитными комплексами, с помощью которых сбивали самолёты. Всё это совершено не вяжется с образом некоей мирной «ненасильственной» акции протеста против Каддафи, который с самого начала пытались придать мятежникам на Западе. В результате, чего и следовало ожидать, жителей тех городов, которые оказались под контролем оппозиции, ждали страдания и лишения. Люди испытали на себе расправы, насилие, по сути – геноцид, были лишены самого необходимого. Финансовая система некогда одного из самых процветающих социальных государств мира прекратила существование, экономика обескровлена, производство стоит, добыча нефти достигла катастрофического минимума. Закончились медикаменты и предметы первой необходимости. Ливия впервые за последние полвека оказалась перед лицом гуманитарной катастрофы и разложения. Сходная ситуация сложилась в Египте, где на фоне «перманентной революции», по сути, прекратил существование туристический «кластер», как любят выражаться российские чиновники. В полный упадок пришла экономика и в других странах, по которым прокатилась волна американских «цветных» революций, а с перемещением вооружённых Западом передвижных отрядов «повстанцев» на гастроли в Сирию на грани экономического и гуманитарного коллапса оказалось и это некогда сильное государство. Что уж говорить об оккупированных американцами Ираке и Афганистане, где уровень жизни населения достиг исторического минимума.

В итоге с точки зрения юриспруденции, которую сегодня так любят российские руководители, произошедшее в Ливии – абсолютно нелегитимная акция западных сил, которые проигнорировали все возможные международные законы и устоявшиеся правила в области международной безопасности. Следует признать очевидную вещь, вопиющую по своей сути: Совет Безопасности ООН принял нелегитимную резолюцию – и с точки зрения международного права, и с точки зрения населения и властей Ливии. Потому что речь шла именно о вооружённом мятеже против действующей конституционной власти внутри суверенного ливийского государства. Тем самым Совбез ООН вбил последний гвоздь в крышку своего же гроба, заботливо приготовленного для него Соединёнными Штатами. Здесь можно провести аналогию с ситуацией в России – не так давно в Чечне граждане России тоже выступили со своими требованиями к федеральной власти. Но они были вооружены, выступали против действующего конституционного строя, убивали представителей закона, носителей государственной власти, что дало абсолютно легальное право государству на применение насилия. Ситуация совершенно аналогичная ливийской, а также той, что складывается в Сирии. По этой логике федеральному центру тогда нужно было просто капитулировать перед требованиями чеченских мятежников, принять их условия, отдать им на откуп часть территории России (что в какой-то момент, по сути, было сделано), Ельцину или чуть позже, если говорить о второй кампании, то Путину уйти в отставку, а мятежникам дать возможность сформировать своё правительство. По логике, которая лежит в основе принятия резолюции № 1973, отказ от всего этого – очевидный повод для бомбардировок территории России силами НАТО. Думаете, эта угроза снята? Ничуть, она просто отложена.

Совет Безопасности ООН принял нелегитимное решение. Его нелегитимность в том, что оно нарушило права большей части населения, которое поддерживало Каддафи, а также игнорировало мнение большинства государств самой ООН. То, что большая часть населения не поддерживала Каддафи, – это американская версия. Вооружённый мятеж был поднят в одном из городов, всё остальное население не выступило против власти. К тому же государство, согласно международному праву, – это единственный субъект, который имеет право на насилие. И главный повод, по которому государство должно применять насилие незамедлительно, – это вооружённый мятеж группы людей, в том числе своих собственных граждан, угрожающий законной власти, конституционному строю и целостности государства. Поэтому всё, что делал Каддафи, – это с точки зрения международного права были абсолютно законные вещи. Каддафи, выступая от имени государства, реализовал своё право на насилие, возможность которого должна охранять ООН, то есть действовал легально. При этом Каддафи действовал легитимно, так как опирался на волю большинства населения своей страны и поддержку большинства государств ООН. То, что устроили мятежники, – антиконституционный переворот. И США, и Ливия – это суверенные государства-нации. С точки зрения международного правового статуса они абсолютно идентичны и равноправны. Любая суверенная государственность имеет право на насилие против вооружённого мятежа и в случае угрозы конституционному строю. То, что произошло в Ливии, – это именно тот случай. Однако это было полностью проигнорировано западной либеральной коалицией. У неё были свои интересы, а всё остальное – ничто по сравнению с ними. В этой связи можно представить себе вооружённый мятеж в США: люди с оружием в руках начинают, например, отстаивать независимость штата Техас и требовать формирования нового коалиционного американского правительства на основе выходцев из Техаса. И что, американское политическое руководство поднимет руки, согласится с мятежниками? А если нет, то оппозиция позовёт международную коалицию бомбить американские территории? Подобный мятеж будет подавлен самым жесточайшим образом, а всем остальным американские власти так погрозят кулаком, что пропадёт всякое желание вмешиваться. Но именно это свидетельствует о том, что действовавшая прежде версальская система политического устройства, в основе которой лежит национальное государство, морально устарела. Пришло время больших цивилизационных блоков, и это – свершившийся факт, подтверждённый ливийскими и сирийскими событиями. Америка навязала свою волю народу Ливии с помощью поддержки вооружённого мятежа. Тем самым США легитимизировали мятеж как средство борьбы, что совершенно выходит за рамки сложившихся представлений о правовом устройстве национальных государств и версальской системы. Под вопрос поставлена сама юридическая модель государства-нации, все основные постулаты постколониального мира. Из чего следует, что нынче не время национальных государств – пришло время больших блоков и цивилизационных объединений множества государств и народов. Именно такая система будет наиболее адекватна современному мироустройству. В происходящих в арабском мире событиях и речи нет о национальных интересах США как государства-нации. Сегодня речь идёт об американской империи, которая ставит своей задачей контроль над всем миром, над всеми государствами и народами.

Начало Третьей мировой войны

Момент дипломатического исправления ситуации давно упущен. Коалиция западных стран уже начала горячую фазу Третьей мировой войны, а когда война уже идёт, бесполезно применять дипломатические шаги к её предотвращению. Мир глобализировался, технологии снесли расстояния. Эта война идёт не «где-то далеко» от России, как многие считают, она идёт под нашими окнами, и отсидеться, заявив, что «мы подождём, чем всё это разрешится», у нас не получится. Надо включаться сейчас, иначе будет поздно.

Как мы выяснили в первой главе, описывая существующие школы теории международных отношений, война начинается в том числе и тогда, когда более слабая сторона провоцирует более сильную, демонстрируя свою слабость и неготовность к ведению этой войны. Речь уже идёт даже не о том, что мощнейший военный блок НАТО обрушился на суверенное государство Ливия. В этой точке планеты столкнулись глобальные интересы множества мировых государств. И конечно же, Россия является крупным игроком – уже региональным, но тем не менее события происходят в нашем регионе, в зоне наших интересов. Северная Африка, арабский мир, или «Евразийские Балканы» в терминах Бжезинского, – это у нас под боком, а значит, это сфера наших интересов. Демонстрируя свою слабость и неготовность к решительным действиям, мы спровоцировали западный блок вести себя столь агрессивно и вероломно. Горячую, завершающую фазу Третьей мировой спровоцировали слабость, неготовность вступиться за свои интересы. Как, впрочем, и Второй, и Первой мировых войн.

Мы находимся в эпицентре Третьей мировой войны, которую начали не мы. Мы, может быть, могли бы её остановить, если бы более решительно выступили в Совбезе ООН, когда «убивали» Ливию, но наша нерешительность спровоцировала коалицию Запада начать операцию именно в том формате, в котором это и произошло, и двинуться дальше – в Сирию, в Иран. Собственно, финальная фаза Третьей мировой войны началась после злополучной поддержки со стороны Дмитрия Медведева (которого, как он позже признался, просто обманули) резолюции № 1973, в то время как решительная позиция России могла бы удержать коалицию западных стран от таких чудовищных действий – бомбардировок мирного населения на территории суверенного государства Ливия и казни его законного лидера. И все заявления со стороны западного агрессора о том, что, мол, «Каддафи – террорист, которого надо уничтожить», потому как в 1988 году по его распоряжению был взорван «Боинг-747», произведены другие террористические акты, не выдерживают никакой критики, ибо после того, как Каддафи признался, что он взорвал дискотеку и самолёты, лидеры западного мира благополучно налаживали с ним всевозможные дружеские и политические контакты, считали его вполне «рукопожатым», за что он финансировал их избирательные кампании, называя своими друзьями. Но не это ли урок для оставшихся в живых? Сегодня вам жмут руку на Западе, перед которым вы скачете на цырлах, а уже завтра вы – кровавая «гэбня» и террорист, которого надо уничтожить. В нужный для себя момент западные политики с каменными лицами в секунду меняют оценки, больше не узнавая в вас своих друзей, но видя лишь объект для устранения.

Американцы не устают повторять, что Каддафи боролся со своими гражданами, подавляя демократию, – и это очень плохо. Но когда самолёты западной коалиции осуществляют «гуманитарные бомбардировки», в результате которых гибнут десятки и сотни людей, западное политическое сообщество рукоплещет: вот это действительно хорошо, но с точки зрения исключительно либеральной демократии, демократии liberty, демократии «свободы». Всё это есть не что иное, как политическая оценка происходящего, когда политики Запада в упор не видят своих жертв, зато гипертрофируют жертвы со стороны своих оппонентов.

Третья мировая война началась в совершенно новых условиях постмодернистского, постиндустриального мира. Именно поэтому она так отличается от прошлых мировых войн, которые были возможны только между сверхдержавами. Нынешняя война – столкновение между цивилизациями. Сегодня мы видим объединение западной цивилизации, передовой части западного мира, которая бросает вызов суверенной национальной государственности. Отныне ни одно государство не может себя чувствовать в безопасности, ни один политический режим, ни один народ, потому что США со своими союзниками продемонстрировали, что для них больше не существует такого понятия, как суверенитет, не существует больше такой ценности, как международная безопасность. Есть только их собственный суверенитет, гарантии Большого Брата, группы западных государств – США и нескольких их союзников в Западной Европе. Вот что сегодня есть, и это – главный источник легитимации и силы. А это и есть не что иное, как заявка на передел мира, революция в мироустройстве, насильственное изъятие суверенитета, наступление на безопасность государств и народов – Третья мировая война.

Война в тренде глобализации: что ждёт Россию?

Можно понять и логику агрессора. В условиях затянувшегося глобального финансового кризиса у Запада опять нет иного выхода, кроме войны. Иначе Западу конец. Нынешний экономический кризис совершенно не рассосался, ситуация только усугубилась, объём напечатанных американских денег зашкаливает. Единственный выход для Америки, как и прежде, – начать Третью мировую войну. Сегодня всё более очевидно, что своим воздержанием от голосования, своей невнятной позицией по Сирии и поддержкой санкций против Ирана Россия не только спровоцировала агрессию Запада против суверенной Ливии, против Сирии, но и легитимизировала подобный сценарий для самой себя. То есть, по сути, российское политическое руководство расписалось в том, что, если у нас начнутся подобные беспорядки, а именно – вооружённый мятеж, мы ни в коем случае не будем стрелять по своим гражданам. И если группа мятежников потребует уйти в отставку нынешнее политическое руководство, оно уйдёт; а если эти граждане потребуют ввести внешнее американское управление – они и на это согласятся. Да что согласятся, сами пригласят. И ни в коем случае не будут применять насилие, а лучше сдадутся в руки мятежникам, повторив судьбу Мубарака или Каддафи, в лучшем случае – уедут в Лондон. Вот что продемонстрировало российское руководство всему мировому сообществу. В тот момент, когда Америка окончательно возьмётся за Россию, мы тоже услышим в свой адрес: «У вас тут нарушения прав человека, подавление демократии, поэтому мы летим к вам».

То, что произошло в Ливии, – это поддержка коалицией западных стран группы вооружённых мятежников, которые насильственным образом свергли легитимный режим, поддерживаемый основной массой населения. А это означает, что позиция большинства больше ничего не значит. Значение имеет лишь то, что думают по этому поводу в Вашингтоне и кого поддерживают там. Россия, выразив свою нейтральную позицию при голосовании за резолюцию ООН, а по сути – проявив слабость, тем самым спровоцировала западные страны на столь радикальные и жёсткие действия. Если бы Россия вела себя более уверенно, наложила бы вето на резолюцию ООН, по всей вероятности, за ней последовали бы страны БРИКС. Это сделало бы невозможным силовую акцию, которая в итоге неизбежно привела, как и все осуществляемые США «гуманитарные бомбардировки», к многотысячным жертвам среди мирного населения и варварской расправе над законным руководством страны. Но надо понимать, что как раз эти жертвы американцев совершенно не волнуют: мирное население для них есть расходный материал, который США с лёгкостью просто пускают под нож, не обращая внимания на количество погибших.

Америка пытается в очередной раз решить свои проблемы за счёт глобального столкновения цивилизаций, за счёт войны, начав цивилизационный крестовый поход Запада против всего остального человечества. США развязали Третью мировую войну, потому что мир уже разделился на сторонников и противников таких действий. Ни одно из государств, включая союзников США, больше не может чувствовать себя в безопасности. Америка ударила по Афганистану, Ираку, Ливии, готовится ударить по Сирии и Ирану, а завтра – по России.