Этот синьор никогда ничего не писал и никогда ничего никому не рассказывал. Он спокойно и честно дожил до старости, а потом обзавелся домиком на окраине города, накопив достаточно денег на безбедную жизнь. Когда он перебрался в новый дом, он впервые за много лет решил привести в порядок свои бумаги и письма. Роясь в них, он нашел несколько желтых и ветхих, исписанных его рукой листков, о существовании которых он давным-давно позабыл. А так как он был человеком опытным, то сразу же, после того как прочел эти листки, порвал их. Речь в них шла о таких вещах, о которых никогда не говорят и в которых не признаются никому: о минутах человеческой слабости. Вот что он прочел на бумаге, помеченной датой 30 марта 19…

«Утро сегодня ужасное. Небо грязного цвета, земля кажется маленькой и тесной. Бежать? Но куда? Вспоминаешь все знакомые, прежде столь дорогие места, куда можно было бы скрыться, но они видятся тебе окутанными этим сумрачным и тусклым светом, который все искажает: деревья кажутся громоздкими в недвижном воздухе, горы чужими, море нудным и серым. А все люди с их разговорами и суетой представляются пресными и бесцветными. Возвращаешься то к одному воспоминанию, то к другому, перебираешь в памяти одну за другой картины знакомых мест и приходишь к выводу, что надо создать нечто новое. Такие минуты в жизни человека очень опасны: ведь на карту ставится вся его судьба. Случайная встреча, одно вскользь сказанное слово могут перевернуть всю жизнь; потому-то и надо сидеть дома, запершись в четырех стенах, как во время тяжелой болезни.

Все дело вот в чем: какими мы хотим казаться окружающим нас людям, такими и предстаем перед ними, а кто мы в действительности, знаем только мы сами, но почти никогда не хотим показывать свое истинное лицо. Часто мы считаем себя такими, какими кажемся другим. И все-таки мы иногда удивляемся, когда узнаем, какими нас видят другие. Подумать только: ведь мы даже не имеем точного представления о нашей внешности, не знаем наших привычных жестов и манер, не видим выражения нашего лица, когда улыбаемся или разговариваем. А это как раз и есть те важнейшие черты, по которым люди судят и оценивают нас.

Часто хотелось бы прорвать кокон, в который мы сами себя упрятали, и вытащить на свет то, что мы тщательно скрывали много лет. И это случается именно тогда, когда мы недовольны собой и хотим разрушить свою прежнюю жизнь, как разрушаем одним взмахом руки карточный домик на столе. Правда, это немыслимая вещь для рассудительного человека. Но кое-кто поступает именно так. Иногда слышишь, как говорят: «А знаете, N., такой солидный, порядочный, нравственный человек, обманом присвоил сто тысяч лир», или же: «Сбежал с девушкой, которая моложе его на двадцать лет». И N. становится в наших глазах совсем другим человеком, от того, каким он был вчера, остались одни лишь воспоминания; вся его прошлая жизнь — сплошной обман, имевший одну цель: мошенничество либо побег.

Я говорил только об обмане и бегстве. Но можно стать другим человеком и более простым способом, надо лишь изменить профессию, тогда меняются привязанности и привычки. И человека уже не узнать. Ведь в конце концов наше тело тоже меняется. Говорят, что каждые семь лет клетки человеческого организма полностью обновляются, не остается ни одной старой клетки.

Итак, люди нежданно-негаданно меняют свою жизнь, раньше они об этом и не думали, здесь не может быть и речи о заранее подготовленном плане: это просто внезапное озарение, неожиданная потребность переделать свою жизнь и играть новую роль.

Главное, не надо поддаваться желанию изменить свою жизнь. А это иногда зависит от самого малого: достаточно одного жеста или поступка, и все меняется. Самое важное для человека: приноровиться к своей тесной оболочке и разыгрывать ту роль, которая ему предназначена. Вот тогда все спокойны на его счет, знают, где его можно найти и каков он, грубый или ласковый, хитрый или простодушный. Ведь и эта роль становится неотъемлемой частью нашей личности, и ее нельзя менять. Есть такие жесты, поступки и действия, которые противопоказаны данному человеку, как актеру может не подойти какое-то амплуа. И даже в самые трезвые минуты нашей жизни мы не отдаем себе отчета в том, как все наши поступки соотносятся с тем нашим образом, который сложился у других. Случается иногда так: копаешься в прошлом какого-то человека и узнаешь, что он был совсем не тем, кем казался: все считали его сердечным и добрым, а он скрывал в себе низменные инстинкты и злобные мысли, в которых никогда не сознавался; или, к примеру, человек, известный своей щедростью и чистосердечностью, оказывается, презирал своих ближних, а другой, с резким и тяжелым характером, обладал неизрасходованным запасом любви.

Я, например, пользуюсь репутацией уравновешенного и спокойного человека. Может, это так и есть, — если только я сам не пришел к этому мнению лишь потому, что так думают обо мне другие. В иные сумрачные и тусклые дни, как сегодня, я начинаю внезапно вновь ощущать боль от всех обид, причиненных мне давным-давно, даже в самом раннем детстве. Смешно, конечно, говорить, но я испытываю боль, когда, бреясь перед зеркалом, вожу бритвой по своему лицу, которое столько видело, на котором отпечаталась вся моя жизнь и где каждая отметина, складка или морщина может быть расшифрована только мною. Стоит мне изобразить на лице терпение и сдержанность, как сразу же едва заметная морщина, идущая от ушей к подбородку, превращается в глубокую складку. Один из интимнейших моментов жизни — момент, когда мы, стоя перед зеркалом, оказываемся наедине со своим лицом, этим документом, свидетельствующим о нашем прошлом и о наших страстях. Самое трогательное, что есть в утреннем общении с самим собой, — это нежность, написанная на нашем лице. Я никогда не мог равнодушно смотреть на своего двойника в зеркале, который будто хочет избавиться от боли, прикасаясь к тому бесплотному, но живому, что составляет его прошлое. А чего стоит этот вопросительный взгляд, который как бы говорит: «А-а, это ты. Что ты хочешь, кто ты такой? И что тебя ожидает?» Хочется любить всех людей, понимать и доверять им. Почему же все происходит наоборот и мы ведем себя, как испорченные и злые дети? Ведь стоит только произнести одно слово. Но никто его не произносит.

Вот какая любопытная история приключилась со мной однажды. Я уже оделся и собрался уходить, но потом на минуту присел к столу. Передо мной была обыкновенная голая, плотная, серая стена, на которой я знал все шероховатости, вплоть до следов мастерка на штукатурке, оставленных рукой человека. Следы эти не сотрутся, пока стоит стена.

Я люблю смотреть на вещи в своей комнате взглядом постороннего, чтобы лучше ощутить их. От каждого из этих предметов, стоящих на своих местах или раскиданных в беспорядке, будто доносится до меня тонкий, едва слышный голос преданного и покорного существа. Они также неизменны, они привязаны ко мне, а я не безразличен для них. Ведь не кто иной, как я создал эту маленькую вселенную с ее, казалось бы, раз навсегда заведенным порядком, который просуществует все-таки недолго: столько, сколько я проживу. Все вокруг меня дышит покоем, терпением и верой в мою мудрость, мудрость и еще раз мудрость. Мои домашние, которые еще спят, думают именно так. Все думают так. А ведь достаточно любого пустяка… Например, стоит лишь…

Передо мной на стене, такой гладкой и чистой, расплывается огромное чернильное пятно. Я смотрю, как оно растет и стекает вниз, принимая фантастические очертания — то дерева, то спрута, то какого-то сказочного животного. Это сделал я. Стоило лишь сделать одно движение, взять со стола чернильницу и швырнуть ее в стенку, и вот я создал новую реальность. А значит, и я сам стал новым существом. И сразу все предметы в моей комнате изменили свой прежний вид; кажется, что книги, безделушки, стулья сгрудились вместе, жмутся друг к другу, словно испуганные дети перед разгневанным и злым отцом. В некоторых фильмах бывают именно такие сцены. Скоро в комнату войдет служанка походкой пастушки, которая всегда присутствует при утреннем пробуждении вечной жизни, я буду спокойно сидеть за столом. Она посмотрит на меня, посмотрит на стену, потом снова на меня, сидящего с равнодушным видом. И она, наверное, скажет: «Ой, что это случилось?» Или же: «Бедный синьор…» А может быть, и вовсе ничего не скажет. Сразу же выйдет, поставив поднос с кофе на стол, притворяясь тоже равнодушной, затаив страх и скрывая нетерпеливое желание поскорее покинуть комнату. Я представляю себе ясно, как будто уже пережил это раньше, какой шум поднимется в доме, когда служанка, войдя в соседнюю комнату, объявит о случившемся синьоре, только что вставшей с постели, представляю волнение людей, приближающихся ко мне с настороженным видом. Дети в это утро уйдут в школу, не простившись со мной, им скажут, что я очень занят. Я веду себя спокойно, я даже весел и добр. Когда в комнату войдет моя жена, я ей улыбнусь, но этой улыбкой я ухудшаю свое положение: улыбаться в данной ситуации — значит обнаружить признаки безумия. Может быть, надо изобразить гнев? Тогда она спросит: «Ты плохо себя чувствуешь? Ты устал? Тебе надо полечиться и отдохнуть». Но если я улыбнусь, если захочу обратить все в шутку — мне конец, этим я только усложню загадку своего необъяснимого поступка.

Я знаю прекрасно, что совершил непоправимое. Сколько бы ни прошло лет, этот эпизод останется темным пятном в моей жизни, он создаст вокруг меня атмосферу настороженности; вот так же не доверяют домашнему животному, у которого однажды случился приступ ярости, сделавший из него дикого зверя. Никто, конечно, не спросит меня о причинах моего поступка, если я снова стану прежним. Но этот эпизод будет преследовать меня всю жизнь, о нем станет известно всем жильцам нашего дома, всем окрестным лавочникам, служанки будут без конца судачить по этому поводу. Если даже на протяжении многих лет я буду вести себя спокойно и тихо, то именно в этом спокойствии домашние увидят признаки моей слабости, а соседи сочтут меня из-за этого безумным. Кто может доверять человеку, который однажды, без всякой на то причины, швырнул чернильницу в стенку? Ведь есть такие люди, которые из-за пустяка ломают стулья, скидывают посуду со стола на пол. Да, но они это делали всегда, поэтому никто не удивляется, для них это обычная вещь. Но синьор, который казался таким серьезным и…

Это было всего-навсего наваждение. Чернильница стоит на своем обычном месте. Гладкая, плотная, чистая стена со следами мастерка на штукатурке — без единого пятнышка. Все, о чем я рассказал, произошло лишь в моих мыслях. Я находился на краю пропасти. Служанка приносит мне кофе, она спокойна, видя все вещи на своих местах и мое лицо — такое же, как всегда. Она даже не смотрит на стену, не подозревает, какие мысли владели мной только что. Мир прекрасен. Все в порядке. Я тоже в полном порядке. Что касается некоторых мыслей, то лучше не признаваться в них никому, носить их всегда с собой и глубоко запрятать. Это и есть повседневный подвиг человека».