Зимой 1355/56-го и весной 1356 года Черный Принц укреплял свое положение в Аквитании и готовился к новому шевоше. Крупных операций не предпринимал, зато осуществлял постоянные, хотя и ограниченные, рейды на французскую территорию. Целью этих вылазок было отвоевание английских владений; к весне 1356 года англичане захватили тридцать замков и городов и поставили в них свои гарнизоны. В Англию отправили запрос: требовалось подкрепление. Сэру Ричарду Стаффорду предписывалось прислать триста конных лучников. Двести человек запросили из Чешира, а остальных – из любых графств, лишь бы нашлись. Солдат нужно было проверить, снарядить, отправить в Плимут, где им надлежало незамедлительно сесть на корабль, следующий до Бордо. Во всяком случае, нужно было успеть до Вербного воскресенья (15 мая 1356 года). Требовалось и дооснащение оружием, так что принц послал в Англию одного из своих снабженцев, Роберта Пайпота из Брукфорда, чтобы тот закупил 1000 луков, 2000 колчанов со стрелами и 57600 тетив. Расход тетив был весьма значителен. У Пайпота возникли проблемы с закупкой стрел, поскольку все оружейные склады были уже раскуплены королем и понадобилось изготовить новые стрелы. Чтобы выполнить заказ, мастера трудились день и ночь.

Проблем в воинском призыве не было, лишь бы солдаты были свободны, хотя население и сильно поредело после чумы. Жалованье было приличным, к тому же манила возможность грабежа и получения выкупа за взятых в плен солдат противника. Платили за каждый день, а командирам, кроме жалованья, за каждые тридцать солдат раз в квартал полагался бонус в сто марок (примерно 66,66 фунта). Командиры, в подчинении которых находилось сто человек (а такие были), за короткое время могли весьма недурно заработать, и это не считая доли в добыче и выкупе за пленных.

С английской точки зрения очень важно было сойтись в бою с главной французской королевской армией и одолеть ее. Несмотря на успех кампании 1355 года, англичане по-прежнему не могли заставить французов признать легитимность английской Франции. Требовалась решающая битва, та, что могла покончить с войной. Англичане вновь запланировали наступление на центральную Францию с трех сторон: Генри Ланкастер должен был выйти из Нормандии, король Эдуард – из Кале, а Черный Принц – из Аквитании. Принцу надлежало двинуться к северу и пойти на Париж. У нас нет письменного свидетельства, но скорее всего принц должен был соединиться с армией Ланкастера где-то возле реки Луары. Расходы на это предприятие были огромными – содержание трех армий, управление разбросанными гарнизонами, оборона Кале и Аквитании. Только в 1355–1356 годах было выделено сто тысяч фунтов стерлингов, причем примерно половина из этих денег предназначалась армии Черного Принца. Впрочем, Англия могла себе это позволить – частично благодаря налогам, хотя в основном операция оплачивалась из таможенных пошлин и доходов, полученных от прежних кампаний, в том числе выкупов за пленных.

У Иоанна во Франции были большие проблемы. Политика уклонения от сражений в надежде на то, что у Англии скоро кончатся деньги и англичане уйдут восвояси, окончательно провалилась. Король не сумел защитить тех, кого считал своими подданными, его правительство раздирали разногласия, и страна по-прежнему страдала от неурядиц, вызванных чумой. Против него замышлял собственный сын и наследник вместе с королем Наварры. Иоанн очень нуждался в деньгах, без которых трудно было продолжать войну. Нехватка была столь велика, что король объявил мораторий на выплату правительственного долга, а это привело к банкротству и богачей, и скромных торговцев. Последнее, возможно, было главным достижением принца Эдуарда в предыдущем году, ибо в результате шевоше, совершенного на территории от Бордо до Средиземного моря, экономика Франции была окончательно разрушена. Подсчитано, что в результате уничтожения только Каркассона и Лиму французы лишились средств, способных обеспечить тысячу тяжеловооруженных воинов. Английская пропаганда во многом поспособствовала тому, что Иоанн опустил руки и позволил англичанам передвигаться по стране где им вздумается. Пользуясь этим, они внушали местному населению, что король попусту растрачивает казенные деньги, мучает их налогами, тогда как при законном короле Франции – Эдуарде III – жить будет не в пример лучше. Единственным выходом для Иоанна станет удовлетворение всех английских требований, а если принять во внимание, что и французская знать недовольна королем, готова лишить его трона и даже жизни, то Иоанну лучше отказаться от своей стратегии и согласиться на сражение с англичанами на выгодных для французов условиях. По всему течению реки Луары объявили рекрутский набор.

4 августа 1356 года Черный Принц двинулся на Париж. Поскольку он не мог позволить французской армии воспользоваться его отсутствием и вторгнуться в Аквитанию, Эдуард оставил за себя сенешаля Джона Чиверстона с двухтысячным войском. У принца Эдуарда осталось около пяти тысяч солдат, из них три тысячи лучников, две тысячи конных да несколько конюхов. Вся армия была конной – так она могла быстро передвигаться, не останавливаясь надолго, чтобы противник не воспользовался ее малочисленностью, а в бой англичане вступали, только когда им это было выгодно. Как и в предшествующих шевоше, армия обходила хорошо укрепленные крепости и города и обращала внимание на слабо защищенные или такие, где стены были не в лучшем состоянии. В этом случае армия быстро их захватывала вместе с запасами еды и вина. Обоз у принца был небольшой и предназначался главным образом для перевозки добычи, запасных стрел и оружия: армия должна была жить тем, что добывала по пути. До конца августа войско принца покрывало в день расстояние, равное примерно десяти милям. Когда они добрались до Вьерзона на реке Шер, то обнаружили, что городок опустел. Как и всегда, армия занялась грабежом и поджогами, а отряд под командованием сэра Джеймса Одли и сэра Джона Чендоса отъехал в Обиньи, в 25 милях к северо-востоку от Вьерзона, где занялся тем же.

Одли и Чендос, так же как Мэнни, Холланд и Дагворт, имели весьма скромное происхождение, но благодаря войне сумели поднять свой статус и обогатиться. В 1356 году Одли, незаконнорожденному сыну рыцаря из Оксфордшира, было около тридцати восьми. Хронисты впервые упоминают его в 1346–1347 годах во время экспедиции Эдуарда III: тогда он состоял в свите принца Уэльского. Одли принимал участие в битве при Креси и в осаде Кале; неизвестно, был ли он возведен в рыцарское достоинство, но он являлся одним из членов ордена Подвязки. Дата рождения Джона Чендоса, младшего сына рыцаря из Дербишира, неизвестна – скорее всего они были ровесниками с Одли, поскольку не только вместе воевали, но и дружили. В рыцарское достоинство Чендос был возведен в 1339 году за храбрость и способности, проявленные в битве при Камбре. Он принимал участие в морском сражении при Слейсе и так же, как Одли, был в распоряжении принца Уэльского при Креси. В 1350 году Чендос был на борту корабля принца в Уинчелси и удостоился ордена Подвязки.

Одли и Чендос завершили в Обиньи свою разрушительную работу и на обратном пути столкнулись с французским отрядом грабителей, возглавляемым неким Филиппом де Шамбри, прозванным – возможно, за внешность – Гримутоном – Серым Барашком. От французов, взятых в плен в этой перестрелке, Черный Принц узнал, что противник не так далеко, как он предполагал. К этому моменту Иоанн собрал армию и выдвинул ее подразделения к Шартру, однако ясного представления о том, где находятся англичане, у него не было. По широкой пятидесятимильной полосе разрушений, тянувшейся к Парижу, и по толпам беженцев Иоанн увидел, с какой стороны наступает Черный Принц, но не знал, как далеко тот продвинулся. Французам известно было только то, что англичане переправились через Луару, и это давало преимущество, потому что на реке было наводнение: французы надеялись загнать английскую армию в западню, не дав ей возможности улизнуть.

Приблизившись к Вьерзону, Черный Принц, должно быть, понял, что соединиться с Ланкастером у него не получится. Герцог наверняка рассчитал, что если продолжит идти к Туру, то с французской армией он встретится раньше, чем с принцем Эдуардом. Ланкастер не собирался вступать в безнадежную битву и благоразумно отступил, отправив послание французскому королю, что сражаться не станет, а пойдет туда, куда вздумается. От соединения с Ланкастером экспедиция Черного Принца не зависела, а теперь, когда это стало невозможно, Эдуард переосмыслил ситуацию. Решающего сражения с французами он не боялся: напротив, надеялся на него, однако двигаться к Парижу без помощи армии Ланкастера было бы неразумно. Сражение должно было состояться в месте, выбранном принцем, – так он в наилучшем виде использует английскую тактику, согласно которой не следует вступать в бой на условиях, продиктованных противником. Пойти назад по пути, которым он сюда пришел, не годилось, поскольку территорию принц зачистил: ни еды, ни фуража для лошадей там не добыть. Поэтому Эдуард решил двинуться на запад, к Туру: в этом случае возможно покинуть разграбленные места, и тогда он возвратится в Бордо, если не подвернется возможность для решающей битвы.

Эдуард Плантагенет, принц Уэльский, он же Черный Принц, во многих отношениях загадочная фигура. Мы даже не уверены в происхождении его прозвища. Викторианцы полагали, что назвали его так из-за черных доспехов, в этот цвет они окрасили и погребальный памятник в Кентерберийском соборе (позднее гробнице вернули первоначальный вид – сталь и позолоту). Было и другое объяснение, французское, доказывающее, как ненавидели этого человека. Судя по современным описаниям и картинам, а также скульптурному портрету на гробнице, он был высоким, хорошо сложенным и красивым, с удлиненным лицом Плантагенетов. Как и многие аристократы того времени, увлекался турнирами и рыцарскими поединками. С тринадцати лет сопровождал своего отца в походах; нет сомнений в его личной храбрости, что он доказал при Креси. Принц благородно вел себя по отношению к другим, даже к врагам. Он продемонстрировал это, когда почтил мертвого короля Иоанна Богемского, – в качестве личной эмблемы взял себе его страусиное перо. Человеком он был религиозным и верил искренне и глубоко. Из перечней пожертвований, а также оружия и серебра – подарков друзьям, которые хорошо ему служили, – мы знаем, что принц был щедр. По крайней мере, в ранние годы он мало извлекал личной выгоды из выкупов за пленных, часто раздавал деньги товарищам и слугам. После того как стал самостоятельным, без поддержки отца, принц проявил себя отличным тактиком и природным лидером, но при этом всегда прислушивался к подчиненным, у которых было больше боевого опыта. С другой стороны, у него была репутация жесткого лендлорда, и жители земель, из которых он извлекал главные доходы – Уэльса, Корнуолла, Чешира и Аквитании, – жаловались на высокие налоги, хотя шли они главным образом на военные кампании, а не на личные удовольствия.

Кто-то считал принца холодным и нелюдимым, но такое поведение можно объяснить выборочным отношением Эдуарда к людям: он предпочитал компанию тех, кого знал и кому доверял. В политическом отношении он бывал наивен, в интригах безнадежен, часто соглашался на меньшее, чем мог бы получить при более искушенных переговорах. С современной точки зрения поведение его во время кампаний выглядит преступным: поджоги, уничтожение городов, посевов, но в те времена все поступали так на вражеской территории. Делали это не из страсти к уничтожению, а из желания вынудить противника дать бой и одновременно доказать населению, что правитель не способен его защитить. Вердикт истории (во всяком случае, британской) в целом таков: принц Эдуард был великим солдатом, великим англичанином, а потому достоин занимать место в британском пантеоне.

Следует отметить, что молодой Эдуард продемонстрировал большую уверенность в себе и в своих людях. Он рассчитал, что его конница легко обгонит тяжеловесную французскую армию, а потому двинулся вдоль русла реки Шер к Роморантену на Луаре, чтобы взять город в осаду. Оставить позади себя вражеский гарнизон принц не мог, к тому же надеялся, что французы попытаются освободить город, и тогда он навяжет им бой. Если Иоанн не заглотит наживку, то Эдуард по крайней мере возьмет город и уйдет, прежде чем французы успеют вмешаться. На покорение Роморантена ушло пять дней. Когда рухнули стены и крепость охватило огнем, город был вынужден сдаться, однако французы так и не предприняли попытки снять осаду. Много времени англичане потеряли на переправу через Луару в районе Тура, хотя, возможно, остановка была продиктована надеждой на то, что войско Ланкастера соединится наконец-то с войском принца.

Французы уничтожили все мосты через Луару – от Тура и далее к северо-востоку, до Блуа. В результате 11 сентября, так и не найдя переправу и не встретившись с герцогом Ланкастером, принц не спеша двинулся на юг, к английской базе в Бордо. Был ли он слишком уверен в себе или хотел вынудить французов последовать за ним, неизвестно. Имеющиеся в нашем распоряжении свидетельства указывают на последнее, но, может, верно и то и другое. На самом деле французская армия оказалась гораздо ближе, чем думали как сам Черный Принц, так и Иоанн. Когда англичане добрались до Шательро, а французы – до Лаэ, они уже шли параллельно друг другу. Сражения хотели оба командующих: Черный Принц собирался нанести решающий удар, потому что, как выразился хронист ле Бейкер, «он желал битвы ради мира, который обычно за этим следует», а Иоанн жаждал вступить в бой, потому что не мог успокоить народ дальнейшими отсрочками. Французы двигались быстрее, чем кто-либо от них ожидал, и 15 сентября добрались до восточного берега реки Вьенн в Шовиньи. Оттуда французы намеревались идти на запад, к Пуатье, чтобы отрезать англичан от Бордо. Эдуарда ничуть не встревожили донесения разведывательных патрулей. Французы наконец-то решились дать бой, и принц готов был удовлетворить их желание. Английский обоз с награбленной добычей отошел к западу, чтобы не мешать продвижению армии.

17 сентября сильные английские патрули под командованием гасконских рыцарей д’Обрикура и Гистеля нанесли первые удары по французскому арьергарду, что дало преимущество англичанам. Разведчики обеих армий тоже ненадолго схлестнулись. Англичане попытались перехватить французов, переправлявшихся через Вьенн, однако запоздали. Французская армия заняла позицию на плато к юго-востоку от Пуатье, а английское войско расположилось с южной стороны. Следующий день был воскресный. Английская армия до рассвета искала позицию, удобную для сражения, и остановилась возле Нуайе-Мопертюи, примерно в четырех милях к юго-востоку от Пуатье.

По инициативе Перигора день прошел в переговорах – кардинал носился туда-сюда, пытаясь уговорить противников прийти к соглашению и избежать битвы. Наконец принц Эдуард согласился на встречу. С французской стороны присутствовали два архиепископа, граф Танкарвиль (в Кане он попал в плен, но был выкуплен за 6000 фунтов) и три других аристократа; английскую сторону представляли графы Уорик и Саффолк и старшие командиры, в том числе Одли, Чендос и сэр Бартоломью Бургхерш. Бургхерш также сделал себе имя на войне, хотя по сравнению с другими начинал с более удобной позиции. Он был внучатым племянником лорда Бадлсмера, жена которого в 1322 году отказала в гостеприимстве королеве Изабелле в замке Лидс, а после вторжения оскорбленной Изабеллы и Мортимера семья потеряла свое имение, но через какое-то время обрела его снова. На момент государственного переворота Эдуарда III они снова ненадолго потеряли замок, однако в конце концов восстановили свои права. Отец Бургхерша – первый лорд Бургхерш – нажил много денег (относительно честным путем). Тем не менее сын его, будучи первоклассным военным, добился своего положения сам: он принимал участие в большинстве сражений Эдуарда III и Черного Принца и стал одним из первых рыцарей ордена Подвязки.

Трудно сказать, на что рассчитывала каждая сторона, соглашаясь на переговоры. Неясно также, хотели ли они прийти к мирному соглашению. Речь шла о пленных, находившихся в руках англичан: французы требовали их возвращения, а англичане настаивали на том, что любое соглашение должно быть ратифицировано королем. Ни одно условие не являлось приемлемым, а когда французы сказали, что вопрос может быть разрешен с помощью рыцарского поединка – по сто человек с каждой стороны, – граф Уорик не согласился, заявив, что решить дело должно только сражение между двумя армиями. Даже если французам можно поверить в том, что они сдержат свое слово, англичане не хотели терять преимущество: они знали, что их тактика – использование лучников и спешившихся всадников, вступивших в единоборство, – принесет успех, а в рыцарском поединке они могли бы и потерпеть поражение. Иоанн все еще склонялся к компромиссу, однако сдался перед риторикой двух человек – Уильяма Дугласа и епископа Шалона. Во французской армии Дуглас командовал отрядом из двухсот шотландцев. Точно неизвестно, кто такой был этот Дуглас: у шотландцев, к сожалению, мало фамилий, и они используют лишь несколько христианских имен. Во всяком случае, это был не тот Уильям Дуглас, лорд Лиддесдейл, что все еще томился в Тауэре. Этот Дуглас и в самом деле воевал с англичанами. Сейчас он внушал Иоанну, что Черному Принцу верить нельзя: он может согласиться на что угодно, а сам по-прежнему будет грабить французские земли, так что лучше разделаться с ним немедленно, а не ждать, когда у него будут выигрышные условия. Епископ говорил о стыде и позоре, которые навлекли на короля Франции английские вылазки; к тому же, добавил он, у англичан подходят к концу припасы, они отрезаны от своей базы, да и в численности их войско многократно уступает французской армии. Иоанна он убедил, переговоры прервались, поведение Перигора только усилило подозрения англичан относительно папских миротворцев. Французы вызвали подкрепление – призвали в свои ряды еще тысячу тяжеловооруженных воинов.

Пока весь воскресный день шли переговоры, англичане готовили свою позицию. В соответствии со ставшей теперь стандартной тактикой три баталии должны были спешиться, две пройти вперед, а третья – встать позади; лучники располагались на флангах. Известно было, что авангардом должны командовать графы Уорик и Оксфорд, во главе второй баталии – стоять сам принц, а арьергард возглавлять графы Солсбери и Саффолк. Однако принц встал в тылу, что нормально для командующего операцией, авангард расположился слева, арьергард – справа. Какие установки были даны авангарду и арьергарду, неясно. Раздельное командование – плохая идея, французы из-за этого потерпели много поражений. Хронисты, разумеется, люди невоенные, возможно, они просто сообщают нам имена старших командиров каждой баталии, не подразумевая, что действовали они, подчиняясь общей команде. На самом деле общая команда хороша в войне на истощение, а во время маневра может привести к хаосу; должно быть, каждая английская баталия сражалась, исполняя команду своего командира – в данном случае Уорика и Солсбери.

Историки так и не договорились о точной дислокации армий, но наиболее вероятно, что англичане, занимавшие оборонительную позицию, расположились на низком холме, тянувшемся вдоль старинного тракта у излучины реки Муасон к западу от деревни Ле-Бор. Линия фронта составляла примерно 800 ярдов, фланги защищали крутые спуски к реке, а тылы находились под защитой самой реки. Согласно французским хронистам, армия Иоанна выступила из Пуатье и добиралась до Мопертюи (это название означает «плохая дорога»). Здесь сейчас сельский тракт, идущий на юго-восток: из Жибодри в Кадрусс через Мопа и Бру-де-Шевр; тропа очень старая, так что, вполне возможно, это та самая дорога. Где-то здесь должны были находиться английские баталии, лучники стояли на правом фланге к югу от Кадрусса, а левый фланг возле Ле-Плана. Резерв должен был расположиться позади, в нескольких сотнях ярдов, а всадниками, отряд которых насчитывал двести человек, командовал капталь де Буш.

Англичане заняли отличную позицию: с одной стороны их фланги были защищены густым лесом, с другой – крутым откосом, а посредине подход преграждали болотистая местность и кустарник. В англо-гасконской армии было около двух тысяч тяжеловооруженных бойцов и три тысячи лучников, три баталии примерно равной численности. Отряды лучников, как обычно, выступали в форме квадрата, ромба или клина. Черного Принца беспокоило не само сражение: он готов был выступить против войска, состоявшего из 3000 лучников и 16 000 конных, а то, что французы займут выжидательную позицию, дождутся, пока у англичан закончится скудное продовольствие, и тогда Эдуарду придется отступить в поиске припасов. Принц, конечно же, мог атаковать французов, но делать это против численно превосходящего войска противника там, где нельзя наилучшим образом использовать английское оружие, означало потерпеть поражение. Требовалось вызвать французов на бой, но они, похоже, не собирались наступать, потому что заметили, что у англичан выгодная оборонительная позиция. Французы усвоили урок из своего поражения при Креси и пошли бы в атаку, если б думали, что смогут перехватить англичан на марше или в момент отступления. Принц учел это и приказал Солсбери, стоявшему на правом фланге, совершить маневр – сделать вид, что отступает.

Несмотря на многие присущие ему недостатки, Иоанн научился прислушиваться к здравым советам. Многие командиры имели дело с англичанами – если не при Креси, то в Нормандии или Бретани. Сэр Уильям Дуглас воевал с ними в Шотландии, случалось, что и во Франции. Командиры сказали королю, что послать тяжеловооруженных всадников против спешившихся англичан все равно что совершить самоубийство; единственный выход для французов – тоже спешиться. Знали они не понаслышке и о меткости английских лучников, стало быть, требовалось наслать на них конницу, только следовало прежде надеть броню на всадников и лошадей, чтобы не поразили стрелы. Вняв этому мудрому совету, Иоанн приказал пятистам рыцарям должным образом подготовить своих лошадей. Они послушались и полностью прикрыли тела животных, в том числе голову и шею. Это замедлило их движения, но в таком виде они, по крайней мере, могли добраться до ненавистных лучников. Конницу разделили на два отряда, каждым из которых командовал один из французских маршалов, а остальная армия состояла из трех баталий. Авангард возглавил дофин, сын Иоанна, вторую баталию – брат Иоанна герцог Орлеанский, а третью – сам Иоанн; впереди короля ехал всадник с орифламмой. Черный Принц держался стойко, несмотря на то что солдат во французском войске было в три или в четыре раза больше, чем у него; впрочем, численное преимущество противника до какой-то степени нивелировалось болотами, ручьями и небольшими оврагами, следовательно, одновременно на англичан могло наступать ограниченное количество солдат.

Французы полагали, что, если уж не удалось извести Черного Принца голодом, стоит послать на его лучников кавалерию, а когда она с ней расправится, в рукопашную схватку с противником вступит первая баталия, а потом, в случае необходимости, ее поддержат две другие. Кустарник и деревья затрудняли обзор, и французы не видели, что намерены сделать англичане, однако командир правого фланга маршал Арно д’Одреем, ободренный Уильямом Дугласом, уверился в том, что видит трепетание знамен графа Уорика (возможно, это был спланированный маневр Черного Принца). Не посоветовавшись ни с кем, д’Одреем приказал своим людям идти в наступление. Французы стали подниматься на холм, и поначалу град английских стрел не оказывал должного воздействия, поскольку стрелы отскакивали от брони. Для англичан это могло иметь серьезные последствия, если бы не заместитель Уорика граф Оксфорд: он спешился, побежал к лучникам, приказал им сдвинуться подальше к флангу и стрелять по не защищенным броней ногам лошадей. Все тотчас переменилось – стрелы пронзали ноги и животы лошадей. Животные не падали, но делались неуправляемыми: вставали на дыбы и сбрасывали даже самых ловких всадников, – а потом скакали назад и подминали под себя спешившихся рыцарей. Д’Одреем был взят в плен, Дуглас – тяжело ранен, однако избежал пленения (а возможно, и казни) – с поля его унесли личные слуги.

Французской коннице был нанесен страшный удар, равный катастрофе, случившейся с кавалерией маршала Жана де Клермона. Он не был обманут видом трепещущих сигнальных флажков, но когда его брат маршал помчался в сторону английского левого фланга, выбора у него не осталось, и он кинулся на правый фланг противника. Клермон был даже менее сдержан, чем д’Одреем, ибо по пути ему встретился густой кустарник с единственным проходом, через который могли проскочить одновременно четыре лошади. Преодолев град стрел, он пошел на пехоту, но не смог продвинуться, и уцелевшие французы побежали, пробираясь меж павшими лошадьми и телами солдат. Первая фаза боя завершилась в пользу англичан, но офицеры должны были увериться в том, что солдаты остались на месте, и подавили соблазн пуститься в погоню и захватить кого-нибудь в плен.

Настал черед спешиться французским тяжеловооруженным всадникам. Первая баталия под командованием восемнадцатилетнего дофина, личная храбрость которого превышала здравый смысл, помчалась по «плохой дороге». С дофином был отряд численностью примерно 5000 человек. Выступая в четыре или пять рядов, они сумели преодолеть около тысячи ярдов. Чтобы вступить в бой с английской пехотой, им требовалось вскарабкаться на холм и пробраться сквозь кустарник. Там их встретил неизбежный град стрел, сеявший смерть, так что, по словам одного хрониста, баталия была уничтожена огнем. Это, разумеется, преувеличение, однако противнику требовалось одолеть примерно восемьсот ярдов; какие же надо затратить усилия на подъем в амуниции (известно, что французы носили более тяжелые доспехи, чем англичане), а на последних трехстах ярдах выдержать шквал стрел – около 30 000 в минуту! Трудно представить, как чувствовали себя люди дофина, одолевшие все преграды, а ведь им еще предстояло вступить в рукопашную схватку. Нормальная длина копий, предназначенных для всадников, составляла четырнадцать футов, и французы укоротили их до более удобной длины – пяти футов, что позволяло сражаться с англичанами на более или менее равных условиях; увы, теперь это мало что значило. Бойцы сошлись вплотную, и значение имело только то, кто ударит сильнее. Рыцарю надо было сбить противника с ног, а на земле с ним справился бы и кинжал, если воткнуть его в щель брони или забрала. Можно было также уговорить упавшего противника сдаться в плен, пообещав освободить за выкуп. Рыцари дофина, как ни старались, не смогли пройти сквозь английскую оборонительную линию, а так как потерь становилось все больше, дофин, а скорее один из его советников, предложил отступить.

Отступление во время боя даже в наши дни является одним из наиболее трудных маневров. Когда его совершают неопытные или недисциплинированные войска, частенько все заканчивается беспорядочным бегством. Именно это и произошло. Самому дофину помогли бежать с поля его слуги – французский наследник был слишком ценной персоной, и нельзя было позволить ему попасть в плен, – а побежденная баталия дофина бросилась врассыпную, налетая на следовавшие за ней части. Командир второй баталии, брат Иоанна герцог Орлеанский, увидел, что дофина выводят с поля боя, и решил, что и ему следует уносить ноги. Это он и сделал, прихватив с собой двух племянников – герцогов Нормандского и Артуа. Солдаты второй баталии заметили, что командир их покинул, решили, что делать им здесь нечего, и тоже бросились бежать. Некоторые кричали, чтобы им подали лошадей: так улизнуть было сподручнее, некоторые убежали в лес, остальные наткнулись на третью баталию – Иоанна, которая единственная не тронулась с места.

Иоанн не побежал, и его люди тоже, к нему присоединились солдаты из первых двух баталий, те, кто не стал спасаться, а также лучники, пережившие первую атаку. Эта армия насчитывала теперь около 7000 человек, большей частью тяжеловооруженных воинов, то есть их было больше, чем мог одолеть Черный Принц. Более того, по сравнению с англо-гасконцами солдаты Иоанна были свежими. Те провели в бою более суток, и у них имелись раненые. Иоанн приказал своему резерву спешиться и начать наступление на уже поредевшее английское войско, выставившее впереди себя щит из лучников. Лучники бежали, увертываясь от стрел. «Хроника» Генриха Найтона поясняет, что побежали они в сторону от боевых действий, чтобы вытащить стрелы из трупов и раненых, дабы вновь ими воспользоваться, и только настоящие пессимисты среди них вооружались камнями и швыряли их в подступавшего противника.

Черный Принц был уверен, что, поскольку до сих пор бой складывался для него удачно, и сейчас с наступлением противника можно справиться и в итоге состоится массовое отступление. Эдуард приказал гасконцу капталю де Бушу вместе с конным резервом и отрядом конных лучников (численностью пятьдесят или шестьдесят человек) объехать фланг и напасть на французов с тыла. Тем временем французские арбалетчики и английские лучники начали дуэль на значительном расстоянии друг от друга. Дуэль эту, несмотря на недостаток стрел, выиграли лучники. Справившись с арбалетчиками, лучники развернулись в сторону наступавшей пехоты. Два передних ряда были практически невредимыми и шли рядом друг с другом, прикрывшись щитами, образовав тем самым непробиваемую стену. Капталь со своим отрядом начал заходить в тыл французам, а англичанам со стороны показалось, будто они пустились в бегство. Солдаты возроптали, и, опасаясь, что войско охватит паника, принц воскликнул: «Святой Георгий!»

Маневр англичан был весьма рискованным. Кустарник и другие природные препятствия, а также лучники на флангах давали англичанам некоторое преимущество, но французы превосходили их численностью. Баталия принца пошла вперед, слева двигался отряд Уорика, противоборствующие линии инфантерии сошлись друг с другом с громкими боевыми кличами. Французы кричали: «Сен Дени!» и «Святой Мартин!», а англичане восклицали: «С нами бог и святой Георгий!». Для Черного Принца наступил решающий момент: французы сошлись с его войском вплотную, английское метательное оружие использовать было нельзя, все решала грубая сила. Лучники подбирали сломанные копья и мечи и помогали где могли. Французы теснили англичан: похоже, что победу при Пуатье должна была отпраздновать их страна. И вдруг все снова поменялось. Граф Солсбери повернул свою баталию вправо, его солдаты выстроились в линию и напали на левый французский фланг. В это же время лучники капталя де Буша, развернувшись к западу, появились на «плохой дороге» и принялись расстреливать французских рыцарей с тыла, к ним присоединился сам капталь вместе со своими всадниками.

Дисциплинированная пехота может выдержать кавалерийский наскок при условии, что ее фланги защищены, но не тогда, когда атаке предшествует град стрел с неожиданной стороны и не когда ее бьют одновременно с двух сторон. Посреди атаковала баталия с Черным Принцем во главе, слева в бой вступила очень неприятная пехота Уорика, а сзади напирали лучники и конница. Войско Иоанна начало разваливаться, построение рассыпалось, знамена падали на землю, солдаты бросали строй в поисках убежища либо искали лошадей, чтобы не попасть под стрелы лучников, действовавших на флангах. В считаные минуты бой был закончен, начали добивать тех, кого в плен брать было незачем, потому что выкупа за них все равно бы не дали. Некоторые бежали в сторону Пуатье, рассчитывая там найти спасение, но оказалось, что городские ворота закрыты. Многих убили люди капталя, Иоанна II взяли в плен вместе с младшим сыном Филиппом, пленили и четырех принцев из королевской семьи (включая графа Танкарвилля, у него, кажется, вошло в привычку попадать в английский плен). В плен захватили восемь графов, около двух тысяч аристократов рангом пониже, а также архиепископа Санса и двадцать старших священнослужителей. Последние, как думали англичане, представляли собой лишнее свидетельство предубеждения против папы. Пример тому – сатирическое стихотворение современника:

Среди самых известных людей, павших в сражении, было два герцога, один маршал, коннетабль Франции, несколько пажей из числа высшей аристократии, хранитель орифламмы и епископ Шалонский. Франция потеряла в тот день около 2500 человек убитыми, и хотя 5000 – общее число вместе с ранеными – может показаться не такой большой цифрой, именно эти люди были очень дороги стране; потери нанесли страшный удар по французской нации, страна, по сути, стала недееспособной: главные люди в администрации были либо убиты, либо находились в плену. Англичане одержали не только тактическую, но и огромную стратегическую победу, которая могла бы покончить с войной. У англичан, как ни странно, потери были невелики – не более нескольких сотен убитыми и ранеными, хотя среди последних был сэр Джеймс Одли. Его отнесли в палатку, сняли доспехи и уложили на постель. Пока баталия Эдуарда стояла в тылу, Одли попросил у принца разрешения присоединиться к битве и ринулся в самую гущу сражения. Такое поведение было безответственным, но пришлось по душе Черному Принцу (да и прочим аристократам). После сражения Одли пожаловали пенсион триста фунтов стерлингов, что составляло оклад рыцаря примерно за шестнадцать лет службы.

Взятие в плен Иоанна было, конечно, огромным достижением, много спорили о том, кто именно его пленил, поскольку такого человека должны были хорошо наградить. Похоже, Иоанн, поняв, что игра окончена, оглядывался по сторонам, отыскивая глазами Черного Принца, поскольку именно ему король и должен был сдаться. Эдуарда поблизости не было, и Иоанн, кажется, сдался французскому рыцарю-предателю. Граф Уорик покончил с недостойными спорами о том, кто именно взял в плен короля: позвал за собой пленника и отвел его к принцу.

Хронисты обычно умалчивают о судьбе тех, кто был ранен при Пуатье. Мы не знаем, сколько из них умерло через несколько дней или недель от потери крови, заражения или неумелой хирургии, но, должно быть, это было внушительное число. Военные хирурги того времени не были неквалифицированными врачами, но они страдали от нехватки лечебных средств в период послеоперационных осложнений, да и обстановку, в которой приходилось оперировать, трудно назвать стерильной. В то время существовали многочисленные медицинские справочники, описывавшие различные способы обработки ран, чаще всего пользовались манускриптом Роджера Фригарда из Салерно «Хирургическая практика»; документ этот впервые появился в 1180 году. В Англии к этому манускрипту относились с уважением и пользовались им даже в начале пятнадцатого века.

Бытовало множество теорий относительно лучшего способа обращения с ранами, причиненными выстрелом из лука или арбалета. Такие раны получили самое широкое распространение, поскольку войне не видно было конца. Если наконечник стрелы застревал в теле, некоторые советовали протолкнуть его насквозь, другие в целях более легкого извлечения наконечника рекомендовали прикладывать к ране припарки; находились и люди, предлагавшие вообще ничего не делать и ждать, пока рана не наполнится гноем: в этом случае, утверждали они, плоть размягчится и наконечник можно будет вынуть спокойно. Гораздо труднее было вытащить наконечник, застрявший в кости, как было у молодого принца Генри (будущего Генриха V) в сражении при Шрусбери. Во всех случаях после извлечения наконечника рану смазывали размягченным салом или кипящим маслом либо прижигали раскаленным железом. Средневековые хирурги знали об опасности повреждения нервной системы и местного паралича, вызываемого их манипуляциями, а потому приветствовали массаж пораженной зоны. Анестезии в те времена еще не знали, и лечение раненых было воистину агонизирующим процессом.

В ту ночь англо-гасконская армия разбила лагерь в лесу Ла-Нуай, к востоку от поля битвы. Подошел обоз, для принца и его свиты поставили шатры. Эдуард пригласил на ужин Иоанна с сыном и знатных французских пленников. Продукты позаимствовали из французских запасов, поскольку у англичан вообще не было провизии. Джентльмены могут сражаться друг с другом, но ненавидеть не имеют права, Черный Принц заверил короля, что его отец, Эдуард III, отнесется к нему с глубоким почтением (хотя по-прежнему будет считать его узурпатором). На следующий день англичане приступили к подсчету мертвых французов, многие из которых уже были ограблены местными жителями. Тела примерно 150 аристократов были увезены священниками Пуатье и похоронены в доминиканской церкви или на францисканском кладбище, остальные остались лежать, пока их наконец-то не погрузили на телеги и не сбросили во рвы возле церкви.

Настало время Эдуарду и его армии идти назад, в безопасную Аквитанию, и хотя принц нанес французам оглушительное поражение, он не мог быть уверен, что теперь ему уже не грозит опасность. В Пуатье стоял большой гарнизон, город был слишком хорошо укреплен, чтобы сдаться так быстро; к тому же дофин был на свободе и мог бросить клич своим соотечественникам. Опять же баталия герцога Орлеанского хотя и бежала с поля, но потерь не понесла и, возможно, находилась где-то поблизости. Если у французов появится достойный лидер, они смогут заблокировать дорогу в Бордо и омрачить победу. Нужно было действовать быстро, однако движение в любом случае сдерживал обоз, обремененный дорогим оружием и платьем, добытыми после сражения. Вдобавок огромная толпа пленных, большая часть которых будет передвигаться пешком, поэтому шансы добраться до Бордо без задержки были незначительны. Решили воспользоваться захваченными лошадьми для перевозки багажа и оставить при себе лишь самых важных пленников, которых прежде заставили поклясться, что они заплатят выкуп до Рождества.

Армия Черного Принца немедленно двинулась в Бордо: надо было одолеть расстояние в 125 миль, но это если рассчитывать по прямой, без учета препятствий. В день англичане проходили около четырнадцати миль и прибыли в Бордо 2 октября 1356 года. В Англию отправили посыльных с хорошими вестями для короля и народа и наказали объявить о победе со всех аналоев и с возвышений всех рыночных площадей. Вместе с этим известием в Англию полетела хорошая новость из Бретани, где герцог Ланкастер помогал Жану де Монфору захватывать города, лояльные Карлу Блуаскому. Карла освободили из тюрьмы за огромный выкуп – около 60 000 фунтов, – так что вооружиться ему теперь было не под силу, и он лишь наблюдал, как Бретань постепенно переходит в руки англичан. Карл бежал к дофину в Париж.

Принц Эдуард решил перезимовать в Бордо и дождаться весенней погоды, которая позволила бы армии благополучно вернуться в Англию. Некоторые французские аристократы, пообещавшие за свое освобождение выкуп, разорились; впрочем, даже и в этом случае денег в английской казне прибавилось, ведь шевоше принесло немалый доход и многократно окупило затраты на кампанию. За архиепископа Санского был уплачен выкуп – восемь тысяч фунтов стерлингов, король Эдуард выкупил партию нобилей за 66 000 фунтов, но издержки возместил с лихвой. Лондон ликовал, а в Париже смятение быстро сменилось гневом: еще бы! – французская армия потерпела поражение, король взят в плен, брат короля и сыновья сбежали. Рыцари, которым удалось спастись, не осмеливались и носа показать в Париже, многие не могли вернуться в свои поместья из страха: боялись, что их обвинят, а то и подвергнут физическому насилию.

Переговоры в Бордо начались, прежде чем Иоанн и его свита переехали в Англию. Иоанн соглашался почти на все, лишь бы его освободили, в то время как Генеральные штаты, состоявшие из аристократов, священнослужителей и буржуазии, номинально возглавлявшиеся дофином и пытавшиеся управлять королевством, распадавшимся на глазах, не рассматривали возвращение короля как свою первоочередную задачу. Они хотели найти способ покончить с войной, в числе вариантов Штаты рассматривали формирование армии, достаточно большой для изгнания англичан, предлагали и договориться с ними. Король Эдуард тоже не торопился освободить Иоанна, он рассматривал короля как полезное средство достижения постоянного соглашения. Эдуард посылал в Бордо секретные указания принцу Уэльскому: переговоры начать, но не соглашаться ни на что, кроме временного и короткого перемирия, которое в любом случае исключало бы Нормандию и Бретань.

Между тем в Париже дофин не прислушивался к советам Генеральных штатов, а пробовал найти деньги с помощью девальвации. Такая мера вызвала массовое недовольство, к тому же на имперском съезде в Метце помощи от профранцузски настроенного императора Священной Римской империи дофин не дождался, а потому у его окружения не осталось другого выхода, как обратиться к Штатам и согласиться на их требование радикальной реформы администрации. В числе заявленных мер было увольнение и заключение в тюрьму многих советников дофина и его отца, а также отказ от новых девальвированных монет. Дофин должен был управлять страной только после согласования того или иного решения со Штатами. Дофина обязывали объявить новые налоги в целях продолжения войны. О том, чтобы выкупить короля, и речи не шло. Дофин согласился на все требования: что ему оставалось, какую альтернативу он мог предложить, не имея в казне ни одного су?! Когда эта новость дошла до Бордо, Иоанн решил взять дело в свои руки – написал и отправил в Париж письма с требованием читать их на всех перекрестках. В посланиях он клеймил новую администрацию и порицал сбор налогов. В результате это привело к еще большему хаосу и возражениям со стороны дофина. Вступив в переговоры с принцем Уэльским, Иоанн ничего не добился за исключением двухлетнего перемирия до Пасхи 1359 года.

Весной из Англии прибыли корабли и забрали армию домой. 24 мая 1357 года под радостные возгласы населения Черный Принц и его армия триумфально вошли в Лондон. Иоанн ехал на красивом сером боевом коне, а Черный Принц – на скромном пони. Сделано это было, разумеется, намеренно: надо было показать, что французы, со всей их напыщенностью и пижонством, ничего не смогли противопоставить силе английского оружия. Иоанна поместили во дворце Савой, построенном Генрихом Ланкастером на деньги, полученные за выкуп французских пленных. Там и началось роскошное тюремное заключение французского короля, а между тем велись переговоры относительно выкупа. Эдуарду III пришелся по душе высокородный пленник, он брал его с собой на охоту и прогуливался с ним и с другим пленным – королем Шотландии Давидом II, который к тому времени отбывал одиннадцатый год в Тауэре.

В июне 1357 года французская депутация прибыла в Вестминстер на переговоры: необходимо было решить, на каких условиях покончить с войной. Во главе делегации стояли кардинал Перигор, к которому англичане отнеслись с большим подозрением, и кардинал Капоччи, итальянец по происхождению. Итальянца сочли относительно беспристрастным. Вместе с кардиналами прибыло множество юристов, чиновников, советников и прихлебателей, все с личными слугами. Их требовалось разместить и кормить. Параллельно с переговорами шла дискуссия с шотландцами, которые наконец-то поняли безнадежность недружественных выпадов против Англии, тем более что их защитники-французы сами оказались в незавидном положении. На собрании в Эдинбурге они согласились заплатить выкуп – 67 000 фунтов, огромная сумма для нищей страны с маленьким населением и отсутствием сырья. Договорились, что выкуп будут выплачивать десять лет; на протяжении этого времени шотландцы обещали не поднимать оружия против Англии, а в доказательство своего хорошего поведения предоставили заложников. В октябре Давида привезли в Берик, где он присутствовал при подписании соглашения, после чего короля освободили. В своей стране Давид теперь пользовался малым доверием, а потому не мог вмешиваться в межфракционные споры. После долгих дискуссий и споров был заключен проект договора между Англией и Францией, утвердили его в декабре 1357 года. Согласно этому документу, почти треть французской территории, включая Кале и его предместья, отходила в полное распоряжение Эдуарда III. Выкуп за французского короля составлял шестьсот пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, сто тысяч из которых следовало заплатить незамедлительно, после чего Иоанна могли выпустить под честное слово при условии, что за него дадут заложников. Эдуард, в свою очередь, отказывался от притязаний на французскую корону.

В феврале 1358 года английский парламент собрался в Вестминстере для обсуждения договора. Члены парламента не торопились принять решение. От вторжения Англия себя обезопасила, однако очень многим хотелось продолжить войну: это были профессиональные солдаты, чиновники, надеявшиеся управлять завоеванными землями, собственники кораблей, нанятые правительством для перевозки солдат; в войне были заинтересованы также производители оружия и доспехов, мастера, изготовлявшие луки и стрелы, и крестьяне, растившие гусей. Необходимо было посоветоваться с папой. Все знали, что понтифик хочет мира между Англией и Францией. Папа облагал английское духовенство налогами, а это означало, что английские деньги идут в Авиньон, во Францию; первосвященник назначал на английские церковные посты, а большинство англичан считали, что такие назначения – их дело, а не заморского иностранца. (Подобные разногласия менее чем через два века приведут к окончательному разрыву с римской церковью.) Посольство в Авиньон означало, что туда должны поехать по меньшей мере один епископ, юристы, чиновники и эскорт, и, стало быть, это займет долгое время, а армиям будут по-прежнему платить, и производители оружия без работы не останутся. Король Эдуард подвел черту: хотя он и согласился послать эмиссаров в Авиньон, делегация должна состоять из двух рыцарей и одного или двух чиновников – так они быстрее решат дело. Между тем Иоанн, знавший условия договора и понимавший, что не встретит во Франции всеобщего одобрения, откомандировал группу своих советников, чтобы они в подробностях объяснили суть дела правительству и народу.

Трудность для Иоанна состояла в том, что Франция находилась в состоянии гражданской войны. Генеральные штаты, пытаясь управлять страной без короля, облагали население повышенными налогами, однако после гибели и пленения стольких вельмож порядок и дисциплина в стране разладились, нарастало беззаконие. Демобилизованные солдаты и дезертиры, главным образом англичане и гасконцы, хотя и французы тоже, собирались в «вольные роты» и работали на того, кто согласен был им платить. Если таковых не находилось, они просто занимали подходящий замок или захватывали укрепленный город, объявляли себя баронами и взимали дань с каждого. Король Наваррский, посаженный в тюрьму Иоанном за то, что злоумышлял против него, сбежал из тюрьмы и, объявившись в Париже, «убеждал» дофина его простить. Парижское третье сословие – буржуазия – обретала все большее влияние, в то время как аристократы, побежденные и униженные при Пуатье, теряли авторитет. Буржуазный лидер Этьен Марсель, богатый торговец сукном, задумал сделать королем Франции Карла Наваррского (он был, в конце концов, из династии Капетингов). Наваррский и не возражал бы притязать на корону, когда для этого настанет время, но был слишком умен, чтобы брать ее по воле толпы, а потому поспешно покинул Париж. В марте 1358 года дофин последовал за ним, поскольку чувствовал (и не без основания): управление страной настолько разладилось, что даже его жизнь находится в опасности. Впечатление это подтвердилось, когда люди Этьена Марселя вломились во дворец и убили двух высокородных чиновников, проживавших там вместе с дофином. Парижане захватили столицу, они выступали против любого договора с Англией.

Между тем дворяне, владевшие поместьями, вынуждены были собирать деньги на собственный выкуп, кто-то изыскивал средства на вызволение из плена родственников, а государство требовало с них и деньги за Иоанна. Поэтому дворяне еще сильнее давили на крестьян, уже и так замученных налогами. В конце концов терпение народа лопнуло. Началось все в Бовези (ныне департамент Уаза) – крестьяне подняли бунт и напали на своих хозяев, вооружившись чем попало. Похоже, все произошло спонтанно, но восстание это превзошло свирепостью французскую революцию, случившуюся четырьмя столетиями позднее. В отличие от революции у этого восстания на первых порах не было лидера. Гнев жакерии был направлен главным образом на дворян, духовенство и владельцев имений. Убийства и поджоги распространялись все дальше, крестьянское движение перекинулось в Шампань и Пикардию, рассказы о творимых там бесчинствах становились все более зловещими. В сельской Франции и раньше регулярно вспыхивали волнения, иногда и с жертвами, однако через несколько дней они обыкновенно сходили на нет, не причинив большого ущерба. В этот раз крестьяне, похоже, и сами были так ошарашены тем, что наделали, что продолжили в том же духе. Более того, стали даже привлекать на помощь некоторых горожан и мелких дворян, а те, надо думать, посчитали, что в этом случае могут сохранить свою жизнь и собственность. Этьен Марсель попробовал действовать сообща с восставшими, но это не принесло ему ничего хорошего. Когда депутация от жакерии попыталась заручиться поддержкой Карла Наваррского, король напустил на них своих солдат, и многих перебили.

Эдуард III никоим образом не поддерживал жакерию: разве мог он одобрять крестьян, убивавших своих господ, даже если господа эти были французами? Тем не менее восстание было ему на руку, а потому Эдуард предлагал французскому правительству поскорее найти способ окончания войны, чтобы они занялись у себя наведением порядка. Положение во Франции было ужасное – «вольные роты», жакерия, король Наваррский, дофин и вооружившиеся и готовые на все парижане. С каждым днем становилось все очевиднее, что жакерия представляет собой угрозу установленному порядку, и когда Карл Наваррский и дворяне, чьи замки еще не были захвачены, принялись самоорганизовываться, крестьянское войско не смогло им противостоять. Хотя разрушения были огромными – только между Суассоном и Парижем было уничтожено восемьдесят замков и имений, – к середине июня восстание подавили, и началось воздаяние. Мстительные дворяне изобретали все новые способы расправы с зачинщиками. Восстание угрожало жизни каждого (за исключением, конечно же, забитого крестьянства), его рассматривали как измену короне, то есть дофину. Парижане начали отворачиваться от своего былого лидера Этьена Марселя, поскольку тот вместе с Карлом Наваррским злоумышлил против дофина и впустил в город армию Наварры, состоявшую главным образом из английских наемников. Толпа поднялась и 31 июля с именем дофина на устах убила Этьена и его главных помощников. Второго августа дофин въехал в Париж, а Карл Наваррский вывел свою армию из лагеря в Сен-Дени, ограбил аббатство и направился в Мант – обдумывать следующие шаги.

Несмотря на ходатайство советников Иоанна, условия договора, одобренные на заседании в Вестминстере, не были приняты дофином. После ухода Карла Наваррского и подавления парижского восстания доверие к правительству и дофину было восстановлено. Король Эдуард принял отказ дофина и решил, что еще одна военная кампания приведет французов в чувство. Англичане соответственно выдвинули дополнительные требования, включив в перечень и притязание на французскую корону. Десятитысячная армия (согласно Джону Чендосу, но скорее всего в ней было шесть тысяч человек), состоявшая поровну из конников и лучников, высадилась в Кале 28 октября 1358 года. Армия прошла через Артуа и Шампань до Реймса, как и всегда грабя и уничтожая все на своем пути. Одним из конников был поэт Джеффри Чосер, написавший впоследствии: «There is ful many a man that crieth «Werre! Werre!» that ful litel what werre amounteth». С декабря 1358 года по январь 1359 года армия оставалась в Реймсе в ужасных погодных условиях. Так и не сумев взять этот хорошо защищенный город, войско двинулось на Париж. В соответствии со вновь установившейся стандартной военной тактикой король Эдуард попытался уговорить дофина выйти из города и атаковать его. Он даже послал к городским стенам сэра Уолтера Мэнни, чтобы тот прокричал оскорбления трусливым французам, из которых кое-кто начал понимать неразумность нападения на английскую армию, когда она сама того хочет, а потому французы благоразумно отказались от предложения. Единственное, что хоть чуть-чуть утешило французов, – это нападение на Уинчелси в марте 1360 года: тогда несколько французских кораблей пробрались к побережью и высадили солдат, которые сожгли город, переночевали там и снова ушли. Англичане поплатились за свое самодовольство: двадцать лет такого нападения на страну еще не было, и они не испытывали того ужаса, какой многие годы сами наводили на французов.

Король Эдуард двинулся к Шартру, оставляя позади себя пустыню. Англичане думали, что могут делать во Франции что угодно – сеять смерть и разрушения, обходя при этом укрепленные города. Такое поведение привело в чувство дофина и его советников. В Бретиньи, поблизости от Шартра, начались переговоры, и через неделю соглашение было подписано. Условия были почти такими же, как и в декабрьском документе 1357 года, за исключением выкупа за Иоанна: сумма была снижена до 600 000 фунтов. В октябре 1360 года в Кале было подписано соглашение, дофин поставил подпись за своего отца, и – поскольку король Эдуард вернулся в Англию – за него расписался Черный Принц. Король Эдуард получал в полное распоряжение Аквитанию, Понтье и Кале и отказывался от притязаний на французский престол. Две трети выкупа за Иоанна были уплачены благодаря повышенным налогам на соль, вино, ткани, большую часть движимого имущества, а также благодаря помолвке одиннадцатилетней дочери Иоанна с сыном герцога Миланского. Королю было позволено вернуться во Францию, оставив в заложниках трех младших сыновей. Когда герцог Анжуйский Жан нарушил слово, уехал во Францию и отказался возвращаться, Иоанн вынужденно вернулся в Англию, где скончался во дворце Савой в апреле 1364 года. Королю было всего сорок пять лет. Черный Принц, сделавшийся герцогом Аквитании, стал правителем английской Франции. Казалось, все разрешилось к всеобщему удовлетворению.