Мать с утра суетилась на кухне, что было непривычно. Воскресенье же. Ленка, привлечённая шумом и запахами, просунулась в дверь. Явно что-то затевалось. Мать месила тесто для пирога. А пирог подразумевал нашествие гостей.

– Кого ждём? – поинтересовалась Ленка, принюхиваясь и пытаясь определить состав начинки.

– Что? – Мать даже немного вздрогнула, что с ней бывало нечасто. Она всегда была собранна и готова к любым неожиданностям. Видимо, предстоящий визит слегка выбил её из колеи. – Да вот, пирог решила испечь.

– Какой праздник празднуем? Кого ждём?

– Яблочный пирог. Твой любимый.

Мать явно уходила от ответа. Вероятно, гости должны были стать для Ленки сюрпризом. Хорошо, если бы приехал кто-нибудь из Питера. Ленка с энтузиазмом мысленно прошлась по списку знакомых и бодренько отметила всех, кого хотела бы видеть. Получилось человек двадцать. Многовато. А, судя по скромному комку теста, пирог будет небольшим. Может, действительно на этот раз кулинарный изыск предназначался для тесного семейного круга из двух персон?

– Как успехи в школе? – Голос матери звучал нарочито спокойно.

– Всё путём, – отрапортовала Ленка. – Сегодня иду с подшефными в кино.

– Горжусь тобой, – мать сдула упавшую на глаза прядь и с чувством налегла кулаками на тесто. – Я совершенно серьёзно.

– А как я собой горжусь, – неопределённо заметила Ленка. – Ладно, пойду умывать свой нимб. У нас сеанс в десять часов.

– Как там твои вундеркинды?… – она почему-то запнулась, словно испугалась, что выдала великую тайну: – То есть я имела в виду бандерлоги. Как они поживают?

– Хорошо, – насторожилась Ленка. Упоминание повышенной смышлёности прозвучало несколько странно, обычно мать не разбрасывалась такими эпитетами. – Почему ты их так назвала?

– Оговорилась, наверно, – она очень искренне улыбнулась, но Ленка всё же почуяла некую недоговорённость.

– В любом случае, они самые обычные детки, – уверенно заявила Ленка. – Не без тараканов, но у кого их сейчас нет?

Мать шлёпнула комок теста в тазик и накрыла полотенцем.

– Ты не замечаешь их необычности, потому что такая же, как они, – задумчиво пробормотала она с отсутствующим видом.

– В смысле? – озадачилась Ленка. – Ты меня вундеркиндом назвала? Шутишь?

У матери болезненно промелькнуло на лице «это я вслух сказала?» – и тут же скрылось за спокойной лучезарностью. Ленка с грустью подумала, что развития этой интригующей темы не последует, но мать всё же решилась продолжить:

– Мне бы хотелось так думать.

– Ну и зря. Я совершенно обыкновенная.

– Я этого и добивалась.

– Моей никчемности? – слегка обиделась Ленка.

– Нет, – мать вытерла руки и села. – Я хотела, чтобы у тебя было обычное детство.

– И зря. Я вполне могла бы обойтись без школы. Есть такая штука – домашнее обучение. Слышала?

– Тепличные условия, хочешь сказать? В коробочку сунуть и ваткой обложить.

– Ну это ты жестоко, – Ленка живо вообразила себя ёлочной игрушкой на пыльной антресоли. – Ватой – это грустно.

– Знаешь, я столько литературы перечитала. Всё думала, как правильно поступить, – она даже как будто сгорбилась под тяжестью принятого решения. – Предлагали отдать тебя в школу для одарённых детей. Я уже было согласилась, но…

Она умолкла, словно мысленно перелистывая страницы памяти. От них веяло печалью, бессонными ночами и ответственностью.

– Выяснилось, что я бездарь. Да? – резво подсказала Ленка.

– Знаешь, когда мне было десять, я прочитала в газете статью о необыкновенно одарённом мальчике. Он такие сложные задачки решал по математике, что профессора просто ахали.

– Увы, к математике я равнодушна, – с глубокой печалью отметила Ленка. – Но если покопаться…

– О нём много писали. Я старалась собрать все публикации. Вырезки в альбом вклеивала, – она заулыбалась, словно наяву увидела ту маленькую, застенчивую девочку с ножницами и газетой.

– И в чём мораль? – попыталась поскорей закончить этот странный разговор Ленка.

– Я встретила его, когда собралась отвезти документы для твоего участия в программе. Случайно столкнулась с ним во дворе. Он почти не изменился. Возмужал немного. Во всяком случае, я его сразу узнала, – она посмотрела на Ленку с таким видом, будто похоронила близкого человека. – Мы поговорили. Он сказал, что ненавидит математику и всё, что с ней связано. Что работает слесарем и всё у него хорошо.

– Ну и что? Человек нашёл своё место под солнцем.

– Понимаешь, он ведь без математики жить не мог, только о ней и говорил. А вся эта шумиха вокруг него, дифирамбы, поездки, – мать удрученно покачала головой. – Он сломался.

– Слабак.

– Лена, это не смешно, – мать выглядела расстроенной, хотя причин для этого вроде бы не было. – Я понимаю, у тебя сейчас всё чёрно-белое, никаких компромиссов. Но пойми, я просто хотела уберечь тебя от всего этого. Хотя до сих пор сомневаюсь, правильно ли поступила.

– Правильно! Абсолютно правильно! – Ленка подбежала и, подтащив стул, примостилась рядом с матерью. – Ты у меня самая мудрая женщина на свете.

– Думаешь? – она взъерошила ей волосы и легонечко стукнула по кончику носа пальцем. – Почему?

– Ну, – Ленка вдумчиво нахмурилась, изображая напряжённый процесс мышления. – У меня, в отличие от домашних хлюпиков, обложенных ватой, хорошо развиты бойцовские качества. И всё благодаря тебе.

– Да, ты у меня боец, – мать чмокнула её в щёку. – В этой жизни не пропадёшь. Теперь и умереть можно спокойно.

– Ну, мам! Что ты такое говоришь? – возмутилась Ленка.

– Елена, ты опоздаешь к своим подшефным, – перешла на официальный тон мать, показывая, что дискуссия на эту тему закончена.

Ленка поплелась умываться. И, глядя на себя в зеркало, подумала, что и в пятнадцать лет можно узнать о себе много нового. Хотя ведь была полная уверенность, что уж себя-то она знает как облупленную. Только очень сомнительно, что это правда. Вундеркинды, они особенные. А она что? Обыкновенная до жути. И ничего выдающегося.

День выдался пасмурным и ветреным. Мелкий до нудности дождик висел слякотным туманом и настойчиво долбился в зонты. Бандерлоги кутались в плащики и курточки, заметно страдая от нехватки солнечного света.

Ленка рассматривала их, пытаясь понять, что в них такого особенного, но видела лишь обыкновенных третьеклашек.

– Мы с тобой одной крови, ты и я, – неожиданно для себя сказала вслух Ленка, пройдя по длинной цепочке ассоциаций от вундеркиндов до бандерлогов.

Маша, что шла рядом, как-то странно глянула ей в лицо.

– Что?

– Да это я Киплинга вспомнила, – пояснила Ленка. – Маугли так сказал.

– А, – тихо выдохнула Маша и вдруг, плаксиво дрогнув лицом, рванула к Стёпе и Ваське.

Ленка ошарашенно проводила её взглядом. Маша отмахнулась от бросившихся к ней мальчишек, низко натянула капюшон на лицо, словно прячась от Ленки, но по движениям рук было понятно, что она вытирала слёзы. Почему, спрашивается, старый добрый Киплинг так её расстроил?

Когда слегка подмокшие бандерлоги ввалились в холл кинотеатра, Маша уже улыбалась и активно руководила передвижением масс. Ленка, под видом обсуждения организационных вопросов, отвела в сторону Оксану.

– Ксюша, у Маши что-то случилось?

– Нет. Всё в порядке. А что?

– Да просто она расплакалась сегодня. Вот и переживаю.

Оксана оглянулась, нашла взглядом Машу.

– Не знаю. Может, поссорилась с мальчиками?

– Нет. Мы говорили о Киплинге. Есть у него такая фраза: «Мы с тобой одной крови, ты и я».

Ксюша кивнула и прямо на глазах погрустнела, понурилась. Что-то с этой фразой было не так. Бандерлоги реагировали на неё чересчур бурно.

– Помню, – её голосок стрелкой барометра стремительно падал к отметке «слёзы».

– Да что с вами происходит? – всполошилась Ленка. – Так вы скоро все рыдать начнёте.

– Всё нормально, – Ксюша часто заморгала, честно пытаясь придать физиономии более счастливое выражение. – Мы просто очень любим сказку про Маугли.

– Отлично. Тогда все топаем за попкорном. Там как раз очереди нет.

Но бандерлоги неожиданно прохладно отнеслись к этой идее. Выяснилось, что жевать во время просмотра они считали неприличным. Ленка нащупала в кармане загодя приготовленный шоколадный батончик, отчётливо понимая, что во время сеанса не осмелится его достать.

В кинозале они заняли два ряда, усевшись компактно в центре. Кто-то сзади зашуршал пакетом. Детки дружно обернулись и уставились на нарушителя тишины. Толстый мальчик под осуждающими взглядами подавился, раскашлялся и торопливо сунул пакет с чипсами под кресло. Восстановив камерную атмосферу в зале, бандерлоги с чувством выполненного долга повернулись к экрану.

Просмотр мультика прошёл ожидаемо оживлённо. Мелкие бурно сопереживали героям и вслух негодовали на злодеев в особо напряжённых местах.

Сначала Ленка посмеивалась над простеньким сюжетом, но потом неожиданно увлеклась. Герои отважно сражались за правду и выглядели очень убедительно. Тем более что у главного героя были серые глаза.

После сеанса Ленка намеревалась повести подшефных в парк, но, оценив неприятную погоду, быстро свернула мероприятие. Бандерлоги вяло запротестовали и даже пытались голосовать за продолжение банкета, но быстро сдались под натиском холодного ветра.

Рассортировав деток по автобусам, Ленка отправилась домой. Чтобы сократить путь, свернула на большущий и неухоженный пустырь, с одной стороны которого тянулся кривоватый ряд гаражей. Вот там-то она и наткнулась на гота.

Он был одет в замызганную куртку и какие-то древние спортивные штаны в пятнах зелёной краски. Без привычного прикида Ленка не сразу его опознала и хотела было пройти мимо. Тем более что пацан курил.

Но это был Вересов. Он сидел на большой коряге у стены проржавевшего гаража и курил. Мимо такого наглого нарушения собственной клятвы просто невозможно было пройти.

– Кто-то говорил, что бросил курить, – громко сказала Ленка, останавливаясь.

– А, это ты, – он благостно улыбнулся. – Хочешь косячок?

– Я не курю.

– Дура ты, Ленка. Я не об этом.

– Сам дурак, – слегка оскорбилась она.

– Не нуди. Лучше иди сюда, здесь не капает. И вид хороший.

Ленка задумчиво посмотрела на тропинку, ведущую в сторону дома. Там ее ждали пирог и гости. Но ведь не может же она вот так уйти и бросить Вересова сейчас, когда ему нужна дружеская поддержка. Ведь удалось же ей раньше повлиять на него, и он бросил курить. Сейчас нужно только чуть-чуть помочь и закрепить результат.

Успокоенная распланированными благими намерениями, она уселась на корягу. Что касается вида, то да, заросли полыни были очень живописны.

– Ты же бросил, – осторожно продолжила она, реализуя план по спасению от курения.

– Ленка, ты что, правда не понимаешь? – Он обернулся к ней, и она почувствовала резкий, сладковатый запах, совершенно не похожий на табачный дым.

– Нет, – упрямо мотнула головой, хотя уже догадалась, но это было так неправильно, что ей не хотелось верить.

– Ну да, – он вдруг засмеялся. – Тебе это не нужно, Ленка. У тебя всё хорошо.

– Выброси эту пакость, – план по спасению летел к чертям, а вот так вот, с ходу, придумать что-то взамен было трудно.

– Неа, – вяло покачал головой он. – Так лучше.

– Ну и дурак.

– Точно, – он опять засмеялся, но как-то сонно, с ленцой. – А можно я тебя поцелую?

И потянулся к ней, дохнув неприятным сладковатым запахом.

– Отвали, Вересов, – она отпихнула его, впечатлённая его расширенными зрачками, и отодвинулась. – Протрезвей сначала.

– Какая ты нудная, – совершенно не расстроился он и с подвыванием зевнул.

– Какая есть. Выброси эту дрянь.

– Вот же привязалась.

– Выброси.

– Не, ну серьёзно, Ленка, что ты привязалась? Иди к Дубинину и ему на мозг капай.

– Дурак, я за тебя беспокоюсь, – насупилась она.

– У меня всё хорошо, – он выскочил под дождь и запрокинул лицо к небу. – А дождь, оказывается, мокрый.

Он крутанулся на месте, но запнулся и упал. Ленка бросилась его поднимать. Вересов дышал ей в лицо сладким перегаром и пьяно улыбался, совершенно не помогая и всё время падая. Зато ей удалось выдернуть из его пальцев окурок и впечатать каблуком глубоко в землю.

– Пошли домой, – утвердив его в вертикальном положении, сказала она. – Ты где живёшь?

– Да тута, рядом, – он махнул рукой в сторону пятиэтажки с облупившимся фасадом. – Прикольно. Дамы провожают кавалеров.

– Иди уже, – Ленка подтолкнула его в спину и едва успела ухватить за руку – от лёгкого тычка гота повело в сторону.

Твёрдо решив сдать его на руки родителям, Ленка выспросила номер квартиры и поволокла Вересова на пятый этаж. Звонка не было. Вместо него сиротливо торчали два проводка. Ленка постучала. Потом ещё раз. Потом со всего маху долбанула пару раз пяткой.

Дверь рывком распахнулась. На пороге возник худой сонный мужчина в трусах и одном тапке. Трусы были до колен, красные, просторные, с голубыми слониками.

– Здравствуйте, – подтянула к себе гота Ленка. – Вот, привела…

– Палашка, – радостно помахал рукой Вересов. – А вот и я.

Тот медленно перевёл на него взгляд, словно шевелить глазными яблоками ему было невероятно трудно. Звучно поскрёб живот, скрючив пальцы грабелькой. И вдруг совершенно паучьим, резким движением ухватил Вересова за шиворот, втянул в прихожую.

– Пока-пока, – гот помахал Ленке рукой. – Досвидос.

Папашка коротко, без размаха ударил сына кулаком в лицо. Вересов упал.

– Что вы делаете? – взвизгнула Ленка.

Он тяжело глянул на неё через плечо, поддел босой пяткой дверь и с грохотом её захлопнул. Послышался шум, звук ударов, словно от пощёчин. Кто-то застонал, а потом заскулил жалобно, торопливо, неразборчиво.

Ленка заколотила кулаками в дверь.

– Перестаньте! Слышите? Я сейчас полицию вызову! Перестаньте!

Стало тихо. Но Ленка долго ещё стояла на площадке, вслушиваясь и стискивая телефон дрожащими пальцами, чуть не плача от чувства полной беспомощности.

Дома её встретил ароматный запах яблочного пирога. Мать, нарядная, на каблуках, выскочила в прихожую. Ленка даже замерла, удивлённо отмечая, что мать волнуется. А причин для волнения у неё было так мало, что это скорее тревожило, чем радовало.

– А вот и ты. Скорей мой руки и за стол.

– У нас гости? – Ленка покосилась на закрытую дверь в гостиную.

– Да, – мать бросилась помогать ей снимать куртку, хотя скорее мешала. – Поторопись.

– Что, уже пирог доедают?

– Да нет, это я так, фигурально, – она поправила причёску, нервно хрустнула пальцами. – Ладно, сначала поздоровайся, а потом помоешь руки.

Ленка послушно пошлёпала в гостиную и остолбенела. С дивана навстречу ей торопливо поднимался отец.

– Здравствуй, Леночка, – его бархатистый, хорошо поставленный голос был всё так же великолепен. – Решил вот заглянуть.

– А гости где? – оправившись от столбняка, поинтересовалась Ленка, инспектируя взглядом комнату.

На столе в скромной вазе стоял огромный букет белых роз. Рядом лежала нераспакованная коробка конфет. И завершала натюрморт бутылка красного вина. Фу, как пошло, поморщилась Ленка.

– Елена, – укоризненно качнула головой мать.

– Всё хорошо, Катенька, – он обернулся к матери. Всё такой же аристократически холеный, с греческим профилем и язвительными губами.

Мать слегка порозовела от этого «Катенька» и улыбнулась. Причём весьма глуповато. Значит, пирог был для него. Ленка тут же возненавидела это кулинарное чудо.

– Лена, мы с папой… – смущаясь, начала было мать.

– Мы? Даже так? И когда же опять возникло это «мы»? Насколько я помню, вы в разводе.

– Позволь мне, Катенька, – он взял руки матери в ладони, как всегда, такой убедительный, уверенный в себе. – Леночка, мама хочет сказать, что мы опять решили быть вместе. Начать всё с чистого листа, так сказать.

– Оваций не будет, – спокойно сказала Ленка. – Я против.

– Елена! – Мать сделала строгое лицо. – Нельзя же так.

– Катенька, всё нормально, – сияя улыбкой, поспешил успокоить её он. – Психика подростка очень ранима. Это нормально, и это пройдёт.

– Ты у нас теперь психоаналитиком заделался? – усмехнулась Ленка.

– Леночка, я понимаю. Наш развод, так сказать, очень тебя расстроил, – отец на полном серьёзе принялся объяснять то, что и так было ясно, хотя требовалось только одно: уйти и никогда не возвращаться. – Но пойми…

– Ошибаешься, очень обрадовал. Нам без тебя лучше. И ты нам не нужен! Возвращайся к своей поэтессе и не морочь маме голову!

– Елена, смени тон, – тихо сказала мать.

– Я не хочу, чтобы он опять сделал тебе больно.

Мать нахмурилась, но ничего не сказала.

– Леночка, прости, я виноват. Но это была минутная слабость, и я за неё сполна расплатился, – он театрально прижал руку к сердцу, изображая великую скорбь и раскаяние. – Поверь, я уже, так сказать, совершенно другой человек.

Ленка посмотрела на мать.

– Ты ему веришь?

– А не должна? – Она как-то жалобно улыбнулась и без сил опустилась на край дивана. – Как скажешь, так и будет.

Ленка хлюпнула носом и кинулась к матери. Упала в её объятия, ткнулась носом в шею.

– Да откуда я знаю, что сказать! Я хочу, чтобы ты была счастлива. Вот и всё.

– Милые мои девочки, давайте пить чай, – отец засуетился над конфетами, ловко сдирая обёртку. – Леночка, неси пирог.