После целой череды дождливых дней это утро выдалось удивительно солнечным и ласковым, словно сама природа понимала, что для прощания дожди не годятся.

Люди стояли на берегу возле маяка. Мастер Берг, нарядный, торжественный; Кайсы, с головой все еще перебинтованной, в неизменной своей шапке; Виктор, который перестал наконец-то злиться; задумчивая Евдокия, у ног которой крутилась рябая кошка, и они: Дмитрий, Софья и Илька.

Прощание было светлым, но все равно грустным. Дмитрий видел, что Софья из последних сил сдерживает слезы, сжимает и разжимает ладонь с зажатым в ней кусочком серебра, прощальным подарком мастера Берга, а сам мастер Берг то и дело шмыгает носом, ссылаясь на приключившуюся с ним вдруг простуду. И даже Кайсы, с его кажущимся равнодушием, поглядывал на них как-то по-особенному тепло. Уж не он ли подарил Ильке маленький, специально под детскую руку сделанный нож? Нож лежал в тисненых кожаных ножнах и от взрослого отличался разве что размерами. Было видно, что Илька несказанно рад такому настоящему мужскому подарку. Но еще больше он радовался другому, тому, что совсем скоро ему предстояла встреча с мамой. Перед тем как отправиться в Пермь, они с Софьей собирались отвезти мальчика домой. Крюк был небольшой, а удовольствие от поездки – они все это знали – будет немалым. Илька уже сейчас в нетерпении пританцовывал на месте. И лишь одновременно строгий и любящий взгляд Евдокии заставлял его оставаться по-взрослому степенным.

Именно Евдокия прервала это затянувшееся прощание, сказала ласково:

– Ну все, дети, плывите уже. Пусть все у вас будет хорошо.

– Как соскучитесь, можете заглянуть в гости, – подал голос мастер Берг, а Кайсы лишь кивнул.

Снова обнялись, обменялись рукопожатиями, расцеловались, в суете погрузились в лодку, едва не прихватив с собой рябую кошку, замахали руками, отчаливая от берега. Они не знали, что ждет их впереди, но знали, что на этом неприветливом и страшном острове остались люди, которые всегда будут им рады, всегда помогут и никогда не предадут.

Дмитрий обернулся в самый последний раз, просто чтобы запомнить, какой он – Стражевой Камень. На возвышающемся над водой утесе стояла албасты. Откуда-то он знал, что зовут ее Кайна, и одиночество ее он вдруг почувствовал, как свое собственное. Не оттого ли прощально махнул рукой?

Албасты по имени Кайна улыбнулась в ответ совершенно обычной, человеческой улыбкой и соскользнула в воду, оставляя после себя веер искрящихся на солнце серебряных брызг…