Часть 1

Номер один была хороша: ноги умопомрачительной длины, короткая юбчонка, пышная грудь в вырезе продуманно расстегнутой блузки и симпатичная веснушчатая мордашка. Клим досадливо покачал головой — эх, жаль, что номер один ему не подходит.

Номер два оказалась похуже: ноги покороче, а юбка, наоборот, подлиннее, и бюст хоть и пышный, но все равно какой-то малоаппетитный, и личико так себе — в общем, не красавица, но в принципе — ничего.

Зато номер три! Какая досада, что эта богиня всего лишь номер три, а не номер пять! Никаких тебе вызывающе коротких юбчонок и призывно расстегнутых пуговок — все во сто крат элегантнее и во сто крат заманчивее. Узкая талия, узкие джинсы, узкие бедра, узкие щиколотки, изящная цепочка на стройной лодыжке. Топ, целомудренно обтягивающий задорную девичью грудь, но оставляющий открытым загорелый животик с колечком в пупке. Лицо античной богини и белые-белые, длинные-длинные волосы. Блондинки с длинными волосами всегда являлись его слабостью, а уж такие привлекательные — и подавно…

Пыл и разгулявшееся воображение остудил номер четвертый. Девушка была, мягко говоря, некрасива: толста, неопрятна, с ежиком коротко стриженных волос мышиного цвета, с ноздреватой, лоснящейся кожей. Клим мысленно перекрестился и поблагодарил небеса, что это всего лишь номер четвертый и у него остается еще один шанс.

А потом он увидел номер пятый и тихо взвыл…

Да что же это такое?! Да куда же смотрит его судьба?! Ну нельзя же так издеваться над человеком!..

Номер пять была немногим привлекательнее номера четвертого и гораздо менее привлекательнее первых двух. А уж с богиней под номером три это пугало и сравнивать грешно.

Номер пять даже на девушку была не слишком похожа. На ее принадлежность к прекрасному полу намекала лишь уродливая плиссированная юбка до пят. Небесно-голубые цветочки, рассыпанные по подолу, нелепо выглядели рядом с видавшей виды джинсовкой, застегнутой, несмотря на жару, на все пуговицы. Ансамбль дополняли тяжелые боты, едва ли не более уродливые, чем плиссированная юбка. Лица своей судьбы он с перепугу не разглядел, увидел лишь тонкую цыплячью шею, торчащую из ворота джинсовки, да очочки в роговой оправе.

— Климушка, да ты влип! — послышался за спиной ехидный голосок Дашки.

Влип! Сто процентов — влип! И если еще секунду назад в душе теплилась робкая надежда, что честная компания отвлечется и ему представится возможность смухлевать, подсунуть вместо уродины под пятым номером какую-нибудь другую девицу, то теперь уже точно — все. Влип…

И ведь сам виноват! Никто за язык не тянул. Нет, определенно сегодня не его день. Ведь с самого утра не заладилось. Штатная подружка Маринка заболела ангиной и оставила Клима на весь предстоящий уикенд без пары. А как ему без пары, если на дворе лето, самая распоследняя сессия в институте сдана на все пятерки, родители укатили в Женеву, оставив в его полное распоряжение загородный дом, а багажник его новенькой машины забит бутылками коньяка, виски, мексиканской самогонки и банального шампанского? Жизнь бьет ключом, гормоны бушуют, а пары, чтобы сполна насладиться всеми прелестями жизни, нет! И Маринка, зараза, сообщила о своей проклятой ангине всего лишь час назад. Наверняка специально, чтобы у него не осталось времени подыскать ей замену. Маринка, она такая, — язва и стерва. Не будь она так чертовски хороша, не будь она самой что ни на есть натуральной блондинкой, Клим вряд ли стал бы терпеть все ее выверты на протяжении вот уже шести месяцев. Ну ничего, этой своей выходкой подруга переполнила чашу его терпения. Клим решил, что непременно, во что бы то ни стало найдет ей замену. На «раз, два, три» найдет. Нет, не на «раз, два, три», а на «раз, два, три, четыре, пять»! Потому что «пять» — это его счастливое число. Начать хотя бы с того, что родился он пятого мая, всю жизнь прожил в доме № 5 в пятой квартире, учился в школе № 555, сдавал все экзамены исключительно на пятерки и билеты на экзаменах тянул пятые слева. Он всегда и везде выбирал номер 5, и судьба неизменно ему благоволила — под пятым номером оказывалось все самое лучшее, все самое нужное.

А сегодня вышел облом: под номером пять обнаружилась уродина в плиссированной юбке и джинсовке с чужого плеча. Чем-то он судьбу прогневил…

Это Дашка поймала его на слове, предложила поиграть с фортуной в считалочки, а он, дурак, повелся. Нужно было сразу отказываться.

Дашка, младшая сестра его лучшего друга Витьки, которого мама Клима звала исключительно Виктором, а многочисленные подружки по-западному романтично — Виком, была той еще язвой, похлеще Маринки. Клим подозревал, что и игрища эти она устроила нарочно, в отместку за то, что Клим относится к ней всего лишь как к младшей сестренке своего лучшего друга. Сама Дашка маленькой себя никогда не считала. Даже в десятилетнем возрасте она полагала себя очень взрослой, очень умной, очень красивой и сексапильной и не упускала ни единой возможности испытать на Климе силу своих чар. В десять лет чары эти были еще слабыми и неубедительными, но, по мере того как девчонка взрослела, они крепли и набирали силу. Она уже сейчас, в неполные восемнадцать, казалась более чем хорошенькой, а годам к двадцати обещала стать настоящей красавицей. Клим, наверное, не устоял бы, если бы не Виктор. Виктор, прекрасно знавший все темные стороны его души, заводить шашни с Дашкой запретил категорически: «Не хватало еще, чтобы моя родная сестра из-за тебя, кобеля, убивалась. Баб вокруг полно, вот ими и занимайся, а про Дашку даже не помышляй».

Мужская дружба всегда очень важна, а когда тебе двадцать два, это архиважно, и Клим данное Виктору обещание держал, к Дашке относился исключительно как к младшей сестре лучшего друга. А она бесилась…

— А не слабо ли тебе, Климушка, взять с собой на дачу первую встречную?

Все самые бессмысленные авантюры начинаются с фразы: «А не слабо ли тебе?» Ему бы проявить благоразумие, не идти на поводу у капризной девчонки, а он, дурак, пошел.

— Первую встречную слабо, а вот пятую встречную — пожалуйста.

— Ну конечно, пятую! — Даша скептически фыркнула: его страсть к цифре «пять» ни для кого не была секретом, а потом ее хорошенькая мордашка расплылась в озорной улыбке. — Ну что ж, Климушка, за язык тебя никто не тянул. Пятая так пятая. Значит, договорились — проведешь эту ночь с пятой встречной. — Она протянула Климу узкую ладошку. — Идет?

Он молча пожал ее руку.

— А если пятым окажется мужик? — подал голос Виктор. — Тогда ночь с мужиком?

— Брр… — Клим торопливо перекрестился, сказал с укором: — Что ты несешь? А еще друг называется.

— А где будем подыскивать кандидаток? — резонно спросил Илья Иволгин, самый разумный и здравомыслящий человек в их компании.

— Есть одно место. — Даша загадочно улыбнулась…

Они стояли у иняза, все десять человек, и громко спорили.

— Когда я скажу «старт», начнется отсчет. Твоей судьбой на эту ночь станет пятая девушка, которая выйдет из здания. — Даша весьма чувствительно ткнула Клима локтем в бок. Народ одобрительно загудел, предчувствуя небывалое развлечение.

— А если из здания выйдут сразу две судьбы? — заржал Димка Лагода, не так чтобы очень хороший друг, но проверенный в бою товарищ.

— Если сразу две, значит, Клим действительно везунчик, — усмехнулся Виктор.

— На две согласен. — Клим подмигнул Даше, та презрительно наморщила носик.

— А у меня вот вопрос по существу, — подал голос рассудительный Иван. — Как заставить Климову судьбу провести ночь в такой сомнительной компании?

— Не веришь в мое дьявольское обаяние? — Клим покосился на здание иняза — пока что из его дверей выпархивали весьма привлекательные барышни, значит, шансы высоки.

Даша посмотрела на часы, нетерпеливо топнула ножкой:

— Тихо, дурни! У меня есть план…

Дашкин план оказался простым и коварным одновременно. Оказалось, что к инязу девушка притащила их не просто так: выяснилось, что она занимается здесь на подготовительных курсах, и через минуту-другую у ее группы закончится лекция и девицы-красавицы потянутся к выходу. Вот тогда она и даст отмашку.

— Личное обаяние включать не придется, — сказала она снисходительно. — С Климушкиной судьбой я как-нибудь сама договорюсь.

— И все твои подружки — такие вот доступные, соглашаются на романтический вечер с первым встречным, только пальцем помани? — съязвил Клим.

— Во-первых, они мне не подружки. — Даша поморщилась. — Во-вторых, они не доступные, а просто глупые. А в-третьих, скажу этой дуре под пятым номером, что ты на нее давно запал. — Она улыбнулась, хищно блеснули острые белые зубки.

Клим разочарованно покачал головой: в который уже раз ему приходится убеждаться в том, что женщины — существа коварные и злые, даже Дашка. А она еще далеко не самая пропащая представительница прекрасного пола…

— Приготовились! Внимание! Старт! — Даша взмахнула отобранной у брата банданой, и вся компания затаила дыхание. Начался отсчет…

…Нет, такого свинства он от судьбы не ожидал! Судьба сыграла с ним злую шутку.

— Что это?! — потрясенно прошептал Клим, с обреченностью приговоренного на смерть изучая синие цветочки на подоле плиссированной юбки кандидатки под номером пять.

— Это твоя судьба, Климушка, — заявила страшно довольная собой и произошедшим Дашка. — Это зовут Алька. Славный выбор, мои поздравления!

Клим перевел взгляд на друзей. Все стояли с каменными лицами, наверное, тоже еще не до конца поверили в происходящее.

— А может, переиграем? — робко предложил он.

— Нет уж, Климушка, я пошла окучивать нашу жертву! — Дашка широко улыбнулась и направилась к замешкавшемуся на крыльце иняза пугалу в плиссированной юбке.

Занятие было последним. Не в смысле последним на этой неделе, а вообще — последним. Через восемь дней — вступительные экзамены. Алиса Волкова прижала к груди папку с конспектами, радостно улыбнулась. Сегодня был по-настоящему чудесный день: яркий, солнечный, пахнущий свободой. Такие дни в жизни Алисы случались нечасто. Ну, может, только в раннем детстве, когда родители еще были нормальными, когда не следили яро «за чистотой помыслов и деяний». Тогда Алисе с сестрой Мелисой разрешалось ходить в коротких юбочках, громко смеяться и даже смотреть телевизор. Собственно, и их необычные имена оттуда — из счастливого разноцветного прошлого. Мелиса и Алиса — красивые, сказочные имена. Ничего общего с нынешними унылыми Мила и Аля. Полные имена теперь под запретом, как напоминание о неправедном родительском прошлом. И короткие юбки тоже под запретом, и громкий смех, и друзья, и телевизор, и украшения, и косметика. Девушкам уже почти восемнадцать, и хочется быть красивыми, и нравиться мальчикам. А мама говорит — все это бесовское. А папа готов убить за контрабандный тюбик губной помады. И оба они заставляют их с сестрой часами молиться своему жестокому богу, который запрещает молоденьким девушкам смеяться и носить мини-юбки…

Алиса тряхнула головой, отгоняя грустные мысли. Сегодня день свободы: мама и папа укатили куда-то в Подмосковье, на встречу с самим Пророком, и вернутся только послезавтра.

Мелиса сразу же воспользовалась этой нежданно свалившейся на голову свободой: достала из тайника, устроенного на чердаке, короткие джинсовые шорты и губную помаду, завязала футболку узлом под грудью, так что стал виден бледный, незнакомый с солнечными лучами живот, распустила волосы и отправилась гулять. Просто так, по городу. Были бы друзья — пошла бы с ними, но друзей родительский бог не признавал, и пришлось гулять одной. Она и Алису с собой звала, но сестра, как старшая и более ответственная, отказалась, оделась как обычно, собрала конспекты и отправилась на занятия. Правда, послабление себе сделала — чего уж там: под насмешливо-снисходительным взглядом младшей сестры накрасила губы розовой помадой, неумело, не с первой и даже не со второй попытки. Сказывалось отсутствие практики.

— Ночевать не приду, — бросила Мелиса на прощание.

— Как?! — испугалась Алиса.

— А вот так! — Сестра хитро улыбнулась. — Надоело чувствовать себя синим чулком, буду всю ночь тусоваться!

С кем собирается «тусоваться» младшая сестра, Алиса спрашивать не стала: все равно ведь не расскажет. Отговаривать ее тоже не решилась: знала, что Мелиса даже слушать не станет. Лишь бросила испуганный взгляд на чадящую лампадку в углу гостиной. Всевидящее око — вот как называли лампадку родители. Они с детства пугали дочек этим «всевидящим оком», а еще карой за ослушание. Мелиса перехватила взгляд сестры, понимающе усмехнулась и загасила лампадку.

— Все! — сказала с вызовом. — Теперь можно блудить сколько вздумается, никто не увидит.

Алиса от выходки сестры оторопела. Даже за куда меньшие провинности отец их жестоко наказывал: иногда четырехчасовым стоянием на коленях, иногда ремнем, иногда голодом. А тут — такое богохульство…

— Не дрейфь, Алька, — Мелиса легкомысленно махнула рукой. — К их возвращению зажжем «око» по новой.

На лицо упал солнечный лучик, Алиса зажмурилась от удовольствия. Воздух свободы пьянил, подстрекал если не к открытому бунту, то уж точно — к неповиновению.

— Алька! Привет! — вернул ее на землю звонкий голос.

Алиса с неохотой открыла глаза — перед ней стояла Даша Стешко. Воздух свободы имел аромат французских духов. Даша была не просто девушкой из другого социального слоя, она была девушкой из другого мира. Мира модных вещей, раскованных улыбок и свободных красивых людей. Никогда раньше их с Дашей дорожки не пересекались, Алиса даже удивилась, что та знает, как ее зовут.

— Занятия уже закончились? — Даша улыбнулась ей, как старой знакомой.

Алиса молча кивнула.

— А я вот проспала. Представляешь?

— Бывает. — Она уже хотела уходить, когда Даша преградила ей дорогу и сказала заговорщическим шепотом:

— Аль, а я ведь к тебе не просто так пристаю. Я к тебе пристаю по поручению вон того молодого человека. — Она махнула рукой в сторону стоявшей невдалеке компании. Парней в компании было пятеро, и каждый из них смотрел на Алису с любопытством. Нет, не каждый: во взгляде одного, высокого шатена, красивого до умопомрачения, помимо любопытства было еще что-то. Удивление? Настороженность?

Алиса отвернулась, тряхнула головой — недосуг ей заниматься всякой ерундой. Она же не дурочка, прекрасно понимает, что любой из этой пятерки может заинтересоваться кем угодно, только не ею. Да и зачем она им? У них уже вон есть девушки: красивые, стильные, несмотря на начало лета, загорелые.

— Пойду я, — сказала она решительно.

— Куда? — вдруг всполошилась Даша. — Аль, он же мне голову открутит, если я вас не познакомлю! Он, между прочим, давно по тебе сохнет, только подойти стесняется. Вот меня отправил на переговоры, как посла доброй воли.

— Кто — он-то? — спросила Алиса потрясению.

— Да вон тот, в синей майке. Видишь, как он на тебя смотрит? Волнуется, бедный.

— Этот? — Алиса скептически хмыкнула. — Думаешь, я тебе поверю?

— Можешь не верить. — Даша обиженно пожала плечами. — Просто познакомься с ним. Ну что тебе стоит?

— Зачем? — Алиса бросила быстрый взгляд на шатена в синей футболке. Он заметил, помахал рукой, остальные нерешительно заулыбались.

— Что «зачем»? — переспросила Даша.

— Зачем мне с ним знакомиться?

Даша тяжело вздохнула, подняла глаза к небу:

— Ты что, блин, дура? Зачем люди знакомятся? Для того чтобы общаться, дружить… Или у вас на Марсе по-другому?

Вообще-то у них на Марсе знакомиться с мальчиками было не принято. Да что там — не принято: запрещено категорически. Всевидящее око и все такое… Вот из-за того, что у них на Марсе такие строгие правила, Алиса совершенно ничего не знает о настоящей жизни. Может, у нормальных людей все намного проще, чем у них, марсиан? Может, нет ничего удивительного в том, что парень хочет познакомиться с девушкой? Ну и что, что он красивый, а она страшненькая? Ведь родители любят повторять, что в человеке главное не то, как он выглядит, а его душа…

— …Влюбился он в тебя. Понимаешь? — Даша больше не смотрела в небо, изучала ее, Алису. За темными стеклами ее солнцезащитных очков не было видно глаз, но девушка чувствовала — изучает. — Он лучший друг моего старшего брата, того, что в протертых джинсах. Он уже брату все уши о тебе прожужжал.

— А как он?.. — Алиса запнулась.

— Его Климом зовут, — подсказала Даша.

— А как… Клим меня…

— Как он на тебя запал? — закончила за нее Даша.

Алиса кивнула, почувствовав, что краснеет.

— Все очень просто! — Даша покровительственно улыбнулась. — Они с Виком, моим братом, подвозили меня пару раз к институту, вот тогда Клим тебя увидел и запал. Он с тех пор не дает мне жизни. Мы к нему на дачу собрались, а он без тебя ехать отказывается. Алька, выручай, будь человеком! От тебя-то и не требуется ничего особенного — просто познакомься с этим влюбленным дураком, прошвырнись с нами на дачу, а дальше — как карта ляжет.

— Что значит «как карта ляжет»? — осторожно поинтересовалась Алиса, косясь в сторону компании.

— Ну, если Клим покажется тебе неинтересным, вы просто разбежитесь, а если вы друг другу понравитесь, тогда… — Даша многозначительно замолчала.

Вот он, день свободы! Всевидящее око временно ослепло, зато на нее смотрит потрясающе красивый парень. Клим… Даша сказала, что его зовут Клим. И он не просто так смотрит, а хочет познакомиться, приглашает в путешествие. Есть ли здесь какой-то подвох? Алиса нахмурилась. Принято ли в этом свободном мире вот так, запросто, заводить знакомства? Считается ли это приличным? Если бы ей разрешали смотреть телевизор или читать романы о любви, то, возможно, она знала бы точно, а так приходилось полагаться на интуицию.

Интуиция, как назло, молчала. Зато сердце бешено трепыхалось в груди и жаждало приключений. В ее скучной праведной жизни не было ни одного приключения и, уж конечно, ни одного парня, желавшего разделить с ней эти гипотетические приключения. Родители вернутся только завтра вечером, а сейчас еще только полдень. И не случится ничего плохого, если она хоть одним глазком заглянет в настоящий мир. Алиса, рассудительная и осторожная, неожиданно для себя решилась.

— А ты поедешь? — спросила она Дашу.

Та в ответ широко улыбнулась:

— Поеду, поеду, можешь не сомневаться. Я так понимаю, ты согласна?

Алиса мысленно обозвала себя авантюристкой и молча кивнула.

— Ну, тогда пошли. — Даша подхватила ее под руку, потащила к своим друзьям. — Ребята, познакомьтесь, это Аля!

Она чувствовала себя страшно неловко под пристальными взглядами десяти пар глаз, но отступать было уже поздно. И потом, в устремленных на нее взглядах не было недоброжелательности, только любопытство и нескрываемое веселье. Ничего удивительного: ребята собрались на дачу, у них должно быть хорошее настроение…

— А это тот самый несчастный влюбленный, о котором я тебе рассказывала. — Даша бесцеремонно ткнула шатена в бок. Наверное, толчок получился слишком сильным, потому что тот болезненно поморщился и улыбнулся Алисе кривоватой, отнюдь не приветливой улыбкой.

— Очень приятно, — сказал он и протянул широкую ладонь.

У нее была маленькая влажная ладошка. Клим едва удержался, чтобы после рукопожатия не вытереть руку о джинсы. Вблизи она оказалась никакой. Из-за черных волос, небрежными рваными прядями спадающих на лицо, это самое лицо было не разглядеть, просматривались только накрашенные уродливой розовой помадой губы да подбородок с ямочкой. Очки в роговой оправе тоже обзору не способствовали. Да и что ее разглядывать?! И так видно, что пугало. Нет, не пугало, а волчонок, напуганный, растрепанный, неухоженный. Клим скользнул взглядом по отливающим синевой волосам, задержался на худенькой шее, с интересом заправского антиквара поизучал расчудесную дерматиновую папочку. Да, судьба на него за что-то прогневалась, коль подсунула в качестве сердечной подруги это чудо в допотопной плиссированной юбочке.

— Ну, что же мы тут стоим?! — хлопнула в ладоши коварная Дашка. — Климушка, приглашай даму в машину. — Она снова толкнула его в бок, ободряюще подмигнула Пугалу. Пугало потупило очи и залилось краской смущения. Клим едва удержался от желания развернуть эту скромницу к лесу передом, к себе задом и, придав ей ускорения хорошим пинком пониже талии, отправить куда подальше. Вместо этого он с максимально возможной в сложившейся ситуации галантностью предложил «даме» ручку, сопроводил к своему новенькому «мерсу», услужливо распахнул перед ней дверцу.

«Дама» забиралась в машину неуклюже — чувствовалось отсутствие какой бы то ни было практики. Клим, подавив уже готовый вырваться стон, уселся за руль. Хихикающая Дашка, Виктор и Иван расположились на заднем сиденье. Week-end начался.

Пугало сидело тихо, как мышка, прижимало к животу свою дерматиновую папочку, в разговоре участия не принимало, на попытки познакомиться поближе отвечала робко и односложно. На хрена они вообще ее с собой взяли, только место занимает…

Как-то не так она представляла себе влюбленного мужчину. Сказочный принц виделся ей улыбчивым и добрым, опекающим свою даму, ограждающим ее от всех невзгод. А этот… а Клим выглядел мрачным и чем-то озабоченным. Может, также, как и она сама, стесняется? Что она вообще знает о сказочных принцах? Ни-че-го! Это же совсем другой мир. В этом мире она очутилась по чистой случайности, вытянула счастливый билетик в лотерею. А может, это не случайность, а судьба? Может, этот день станет для нее началом другой жизни?

Ехали долго, целый час. За это время Алиса успела немного освоиться, на хмурого Клима посматривала теперь без страха, даже с любопытством. Красивый. Волосы, по мужским меркам, — длинные, зачесаны назад. Черты лица не слишком правильные: нос с горбинкой, нижняя челюсть чуть тяжеловесна, пробивающаяся на щеках и подбородке щетина отливает рыжим, глаза серые и холодные, как северное море. Руки мускулистые, загорелые, с синими прожилками вен. Такой мужчина должен нравиться женщинам, наверное.

И машина у него красивая. И в салоне пахнет очень вкусно: нагретой кожей, духами и еще чем-то, не поддающимся классификации. Интересно, какой марки у него автомобиль? Можно было бы спросить, но Аля постеснялась. Попробует выяснить потом, когда они познакомятся поближе.

Машина, марки которой девушка не знала, въехала наконец на территорию дачного поселка. Наверное, Алиса как-то неправильно представляла себе дачу. В ее представлении дача — это уютный деревянный домик с выкрашенными в небесно-голубой цвет ставнями, окруженный старым яблоневым садом. А в саду обязательно есть самодельные качели или гамак, чтобы качаться и сквозь прорехи в изумрудной листве смотреть на подкрашенное золотом небо. Вот такой Алисе виделась дача. Оказалось, что девушка заблуждалась. Настоящая дача — это двухэтажный кирпичный особняк под ярко-красной черепичной крышей, ощерившийся антеннами спутникового телевидения и камерами наблюдения. А яблоневый сад? Да кто ж поймет, есть за этим четырехметровым забором хоть одно деревце? Алисе вдруг стало не по себе. Оказывается, другой мир тоже не лишен недостатков.

Клим заглушил мотор перед одним из таких вот кирпичных монстров. Алиса с тоской посмотрела на высоченные стальные ворота. Это дача?! И зачем, спрашивается, выезжать из каменных городских джунглей, чтобы оказаться точно в таких же джунглях, только поменьше? А где природа?..

— Приехали. — Клим бросил на нее быстрый взгляд, натянуто улыбнулся в ответ на ее смущенно-вопросительную улыбку. — Это дача, — развеял он сомнения девушки.

Алиса кивнула. На заднем сиденье началась возня: задремавшая было Даша проснулась и теперь рвалась на волю. Виктор пытался унять внезапно активизировавшуюся младшую сестру. Иван, весь путь проведший в меланхоличных раздумьях, распахнул заднюю дверцу, впуская в салон пьяняще-сладкий загородный воздух. Алиса сделала глубокий вдох, блаженно прикрыла глаза. Воздух, в отличие от дачи, ее не разочаровал. Пахло свежескошенной травой, лесом и, кажется, речкой.

— Ну, выходим, что ли? — бодрым голосом сказал Клим, перегнулся через Алису и распахнул дверцу с ее стороны. Всего лишь на долю секунды его рука легла на ее колено, но этого хватило, чтобы Алиса покрылась нездоровым румянцем. Ее смущение не осталось незамеченным. Клим усмехнулся, удивленно и немного цинично. Виктор подмигнул ободряюще. Даша насмешливо покачала головой, а меланхоличный Иван сказал, что у некоторых девушек очень лабильная вегетативная нервная система. Что это означало, Алиса не поняла, но по тону догадалась, что ничего обидного в высказывании нет.

От дальнейших мучений ее избавили остальные члены команды, подтянувшиеся к «даче» еще на двух машинах. Началась суета. Народ выгружался из машин сам, вытаскивал привезенные съестные и спиртные припасы. От количества последних Алису бросило в холод. Родители называли алкоголь напитком дьявола, и в этом она была с ними полностью согласна, потому что собственными глазами видела, во что превратила водка старшего маминого брата, дядю Игоря. А тут столько всего, и в таких невероятных количествах! Алиса произвела в уме несложные арифметические подсчеты и ужаснулась. Получалось, что если не считать девушек — ведь не станут же девушки пить спиртное?! — то на каждого парня приходилось по две с половиной бутылки. А если принять во внимание, что трое из ребят за рулем и пить не будут, то выходило и того больше…

— Ну что еще? — с непонятным раздражением спросила Даша, перехватив ее взгляд. — В чем проблемы?

Алиса кивнула на ящик с бутылками:

— Это кому все?

— Что значит «кому»? — удивилась Даша. — Это все нам. Кому же еще?!

— То есть как это нам?

— Ну, на всю компанию. Вот я, к примеру, люблю мартини. — Она взяла в руки высокую бутылку с яркой наклейкой. — Вик, мой брат, пьет исключительно виски. Иван балуется текилой, девчонки пьют сначала шампанское, а потом все, что под руку попадется. Димону вообще плевать, что пить, лишь бы градус был больше двадцати. А Климушка уважает коньяк.

От шока Алиса на время потеряла дар речи. Мало того, что здесь пьют даже девушки, так еще и…

— Что? — спросила Даша. — У тебя такой видок, словно тебе за пазуху живую жабу засунули.

— Клим тоже будет пить? — шепотом спросила Алиса.

— Ну разумеется, а чем он хуже других?

— Он же за рулем!

— Ну и что? К завтрашнему вечеру по-любому протрезвеет.

— Как к завтрашнему вечеру?! — Алиса выронила папку. — А разве мы вернемся не сегодня?

— Сегодня?! — Даша посмотрела на нее с жалостью. — А с какой такой стати нам возвращаться сегодня? Мы же только что приехали. Погудим, расслабимся, переночуем, отоспимся и завтра к вечеру уедем. А что тебя не устраивает?

Вообще-то, ее не устраивала вся сложившаяся ситуация. Она не планировала проводить ночь в незнакомом доме, в компании малознакомых людей. Она думала, что они побудут на пленэре пару часов и вечером вернутся в город. И что теперь?.. Чтобы не расплакаться, пришлось до крови прикусить губу.

— У вас что-то случилось? — послышался голос Клима. Он поставил на землю корзину с провиантом, подобрал упавшую папку, смахнул с нее пыль, протянул Алисе.

— Случилось, — фыркнула Даша. — Вот эта, — она невежливо ткнула в Алису пальцем, — боится ночевать с нами под одной крышей!

— Я не боюсь. — Алиса вцепилась в свою папку, как утопающий в спасательный круг. — Я просто думала…

— Она думала, — перебила ее Даша, — что мы прямо сегодня вернемся в город. Представляешь?

Клим смерил Алю удивленно-задумчивым взглядом, спросил:

— Прям сегодня? А зачем?

Алисе вдруг стало стыдно. Ну что же она, в самом деле, ведет себя как ребенок? А она же не маленькая, ей почти восемнадцать. И вообще, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. А родители вернутся только завтра вечером. Может быть, она сможет их опередить. О том, что случится, если не успеет, подумать было страшно, и Алиса не стала об этом рассуждать.

— Все в порядке, — сказала она решительно и даже нашла в себе силы улыбнуться. — Я могу вернуться в город завтра.

— Да? — В голосе Клима ей почудилось разочарование. — А то, если хочешь, провожу тебя до стоянки такси. Тут недалеко.

— Климушка, — вмешалась в разговор Даша. — Аля ведь уже сказала, что может вернуться завтра. Тем более что ты сам, — она сделала ударение на слове «сам», — просил, чтобы я уговорила ее поехать с нами. Не нужно быть таким чудовищно застенчивым, лучше покажи Але свою хижину.

Клим кривовато усмехнулся — Алиса уже заметила, что все улыбки у него вот такие, кривовато-ироничные, во всяком случае, те, что адресовались ей, — поднял с земли корзину с провиантом, сказал:

— Ну, пойдем, что ли?

«Хижина» Клима оказалась огромной, двухэтажной. На первом этаже — каминный зал с мягкими кожаными диванами, пушистым ковром, акварелями на стенах и самым настоящим камином; кухня и столовая с длинным дубовым столом, за которым с легкостью разместилось бы два десятка гостей; бильярдная и библиотека. Были еще какие-то подсобные помещения, но Клим их показывать не стал, сразу увлек Алису на второй этаж, по пути забрал ее папку, зашвырнул на каминную полку. На втором этаже располагались спальни и гостевые комнаты.

— Ну, вот так и живем, — сообщил Клим, заканчивая экскурсию по своим владениям.

— Да, — сказала Алиса, просто чтобы хоть что-нибудь сказать.

Они стояли на террасе, широкой лентой опоясывающей весь второй этаж. Клим курил, а Алиса смотрела на открывшуюся панораму — тихую речушку в обрамлении старых, но еще крепких верб.

— Там неплохой пляж, — сказал Клим. — А выше по течению — хороший клев. Мой отец — заядлый рыбак.

Парень стоял, облокотившись о перила, вполоборота к ней. От приятных воспоминаний его лицо сделалось мягче, даже линия подбородка утратила былую категоричность, в чертах появилось что-то мальчишеское. Алиса улыбнулась: нет ничего плохого в том, что она воспользовалась гостеприимством этого человека. Видно же, что в глубине души он добрый, а все остальное — и кривоватая усмешка, и проскальзывающее в серых глазах раздражение — это наносное. Просто в его мире так принято: скрывать все самое хорошее как можно глубже. Наверное, люди этого мира очень ранимые, вот и придумывают такие странные способы защиты. Хрупкий и очень необычный мир. Алиса улыбнулась еще шире.

— Тебе нравится? — Оказывается, пока она предавалась философским рассуждениям, Клим успел докурить и теперь рассматривал ее с доброжелательным любопытством.

Девушка смутилась, залилась краской, сорвала с переносицы очки, принялась протирать совершенно чистые стекла. А он продолжал смотреть — она кожей чувствовала его взгляд.

— Тут очень красиво, — выдавила из себя Алиса, закашлялась и выронила очки.

Очки упали на асфальтированную дорожку с тихим хрустом, не оставляющим надежды на то, что все обошлось и стекла остались целы.

— Упс, — сказал Клим и криво усмехнулся.

— Ой, — сказала Алиса и перегнулась через перила.

Нельзя сказать, что у нее была такая уж сильная близорукость, многие девушки в таких случаях предпочитают обходиться вовсе без очков. Алиса являлась исключением. Очки давали ей возможность отгородиться от внешнего мира. Когда она их надевала, появлялась стойкая иллюзия уединенности и некоторой отстраненности. Кто-то сказал, что глаза — это зеркало души, и вот уже несколько лет Алисе удавалось скрывать свою душу от посторонних за стеклами с отрицательными диоптриями. А сейчас, в самый неподходящий момент, ее оптический щит сломался…

Эта дуреха чуть не вывалилась с балкона, вслед за своими дурацкими очочками. Климу пришлось схватить ее за ворот джинсовки, чтобы предотвратить падение. Не хватало еще, чтобы она свернула свою цыплячью шею в его доме!

— Куда?! — рявкнул он, оттаскивая девчонку от перил.

— Они разбились? — спросила она упавшим голосом.

— Ну. — Клим неопределенно пожал плечами, посмотрел вниз, увидел бредущего по дорожке Ивана. — Вань, — позвал он. — Глянь вон на те очки!

— Вот на эти? — Иван подобрал с земли что-то бесформенное.

— Да, эти. Они там как, реставрации подлежат?

— Стекла разбиты, дужка отломана, а в остальном все в порядке.

— Да что ты говоришь?! — спросил Клим ехидно. — В остальном, значит, все в порядке?

За его спиной послышался сдавленный всхлип, кажется, девчонка восприняла кончину своих очков как непоправимую трагедию. А сама виновата! Нечего было ими размахивать. Клим отклеился от перил, склонился над шмыгавшей носом девчонкой, чтобы лучше рассмотреть ее лицо, заправил за ухо блестящую черную прядь ее волос.

У нее были красивые глаза: немного зелени у самого зрачка, больше синевы ближе к краю радужки. И глаза эти, сине-зеленые, смотрели на него совсем не близоруко. Ну, разве что немного испуганно.

— Ты без них никак не обойдешься? — спросил он.

— Обойдусь. — Девчонка тряхнула головой, черная прядка тут же выскользнула из-за уха, занавесила пол-лица.

— Ну, так не плачь.

— Я и не плачу.

— Без очков тебе лучше. — Он не кривил душой. Если бы не общая неухоженность и какая-то раздражающая пришибленность, девчонка сошла бы за хорошенькую. И куда только смотрит ее маман? Позволяет дочурке выходить на люди этаким пугалом. А может, там и маман соответствующая? Не зря же говорят, что яблочко от яблоньки недалеко падает.

Его слова возымели чудесное действие: девочка перестала всхлипывать и вдруг застенчиво и — о чудо! — кокетливо улыбнулась.

— Лучше линзы закажи, — посоветовал Клим. — И вообще, давай уже спускаться, а то я же хозяин как-никак.

Денек выдался таким чудесным, что расположиться решили на свежем воздухе, недалеко от бассейна, на специально предназначенной для этих целей площадке. Притащили из дома стол, складные стулья и шезлонги. Девушки занялись сервировкой, а парни шашлыками.

Клим нанизывал на шампур маринованное мясо, исподтишка наблюдая за происходящим на площадке для барбекю. Девчонки деловито курсировали по маршруту «дом — стол». Дашка нарезала салатики и пританцовывала под вопли выставленного на крыльцо бумбокса. А несчастье в плиссированной юбке бесцельно слонялось неподалеку. Как успел заметить Клим, девчонки к новенькой относились пренебрежительно, от ее помощи отказывались, в свою тусовку не приглашали. Даже Дашка, срежиссировавшая это безобразие, от несчастной жертвы своих интриг открестилась: пританцовывала, песенки напевала, а на девчонку — ноль внимания, точно ее и не существует вовсе.

— Даша, а ну-ка иди сюда! — Клим подозвал к себе маленькую интриганку.

— Ну, что тебе, Климушка? — спросила та, хитро улыбаясь.

— Ты бы вон ее, — он кивнул в сторону девчонки, — заняла чем-нибудь. Что она слоняется как неприкаянная?

— Я?! — Даша удивленно округлила глаза. — А при чем тут я? Я что, массовик-затейник? Нет уж, Климушка, это твой выбор, тебе ее и развлекать, до самой ночи. Ну, и ночью, само собой. — Она злорадно улыбнулась, похлопала его по плечу. — А меня уволь, у меня своих дел полно.

Клим тяжко вздохнул, шлепнул злодейку пониже спины. Она обиженно фыркнула, давая понять, что давно уже не маленькая девочка и терпеть такие вот идиотские выходки не намерена. А для Клима она и была маленькой, не слишком умной семнадцатилетней девочкой, по чистому недоразумению решившей, что ей уже позволено играть во взрослые игры.

— Ладно, позови мне эту, как ее там…

— Сам зови, — огрызнулась Даша и продефилировала к столу, совсем не по-детски виляя задом.

Клим уже открыл было рот, чтобы позвать девчонку, с несчастным видом топчущуюся у бассейна, когда понял, что коварная Дашка так и не сказала, как ту зовут. То есть сказала, конечно, когда представляла эту дуреху честной компании, но он не запомнил. А сейчас что же делать? Кричать: «Эй, ты, как тебя там, иди сюда»? Пришлось откладывать шампуры, вытирать руки, самому топать к бассейну.

Девчонка смотрела на воду, на ее бледном лице плясали солнечные блики. Клим деликатно кашлянул. Она резко обернулась, чуть не свалилась в воду, пришлось снова хватать ее за шкирку — не слишком вежливо, зато надежно.

— Осторожнее, — сказал он, спуская дуреху с бортика на землю.

— Спасибо, — отозвалась та.

— Тебе в куртке не жарко?

— Нет.

Врет. Видно же, что жарко. Что ж тогда не снимет?

— Поможешь мне с шашлыками?

— Конечно, с радостью! — Она встрепенулась, глаза загорелись сине-зеленым огнем. — А что нужно делать?

— Пойдем, покажу.

Клим всю жизнь придерживался убеждения, что шашлык — это не женское дело, поэтому, вручая шампуры девчонке, чувствовал себя не слишком уверенно. Наверное, так чувствовал бы себя капитан, считающий, что баба на корабле — к беде, и вверяющий штурвал этой самой бедовой бабе. Но теперь уже что? Теперь остается стиснуть зубы и наблюдать, как девчонка ловко нанизывает мясо и овощи на шампур, и утешать себя мыслью, что это лишь самый первый, не слишком ответственный этап, а дальше он возьмет все в свои руки, а эта… а это несчастье пусть развлекается самостоятельно. В конце концов, кроме нее, у него есть и другие гости. И вообще, она сама напросилась…

На душе скреблись и подвывали кошки. Ох, зря она послушалась Дашу и приехала на эту дачу! Она же тут совсем не к месту, это невооруженным глазом видно. А Клим и в самом деле добрый, понял, что ей маетно и неловко, приобщил к общественно-полезному делу. Конечно, нанизывать мясо на шампуры — не бог весть какое развлечение, зато есть чем руки занять. И не станет она предаваться унынию. Ведь если рассудить, когда бы еще ей довелось побывать в таком необычном месте, как эта дача? Ну и что, что здесь нет яблоневого сада?! Зато имеется прекрасный цветник и невиданные карликовые деревца. И еще есть бассейн, очень большой и, по всей видимости, глубокий. Вон какая синяя-синяя в нем вода. И, наверное, теплая. Жаль, что Алиса не умеет плавать. Не потому, что родители считали это дурным занятием, просто не придавали значения такой ерунде, как обучение их с Мелисой плаванию. Честно говоря, родители их вообще мало чему учили, чаще запрещали.

Алиса нанизала на шампур последний кусок мяса, тыльной стороной ладони вытерла вспотевший лоб. Придется все-таки снять джинсовку. Ну и что, что кофточка под ней старенькая-престаренькая. Зато чистая и аккуратная, а штопка незаметна, почти.

К мангалу, разумеется, Клим эту горемычную не подпустил — проявил человеколюбие, и хватит. В конце концов, он ее силой к себе на дачу не тащил, он бы и без нее прекрасно обошелся. Так что пусть теперь сама себя развлекает.

— Иди-ка погуляй, — сказал он раздраженно, когда девчонка предприняла робкую попытку сунуться вслед за ним к мангалу. — Цветочки вон понюхай. Хочешь, на речку сходи, развейся.

С речкой идея была неплохая. Может, это чудо по дороге заблудится или прибьется к другой компании и освободит Клима от взятых на себя обязательств? Впрочем, это скорее из разряда фантастики: и не заблудится, и не прибьется. Кому она такая нужна?

Девчонка от прогулки к речке отказалась, пошла нюхать цветочки. Клим уже собирался отвернуться, когда поймал на себе насмешливо-испытующий взгляд Даши, состроил ей страшную рожу и даже кулаком погрозил для острастки. Дашка, ясное дело, не испугалась, показала язык. Ребенок ведь еще, пусть и с внешностью топ-модели. Ну что с такой прикажешь делать?

За стол уселись только часам к шести. Ребят, уже изрядно оголодавших, дважды звать не пришлось. Только его новой подружке, этой дурехе, потребовалось персональное приглашение. Пока народ рассаживался, она болталась поблизости, но к столу не шла, с сосредоточенным видом перемещалась от одного розового куста к другому.

— Ну что же ты, Климушка, приглашай свою даму сердца, — подначила Дашка, усаживаясь по левую руку от него.

— А что ее приглашать? — буркнул Клим, вставая. — Она что, особенная?

— А то не видно, — усмехнулся Димка Лагода и с вожделением посмотрел на батарею непочатых бутылок. — Я такой неземной красоты отродясь не видывал.

— Так, может, ты ее себе заберешь? — огрызнулся Клим.

— Не, — Димка энергично замотал башкой, — мне чужого не нужно. Мало ли что, еще передумаешь своей красоткой делиться, устроишь мне джихад. И потом… — Он хитро улыбнулся. — Даже мне столько не выпить.

На взгляд Клима, шутка была идиотской, но все сидевшие за столом дружно засмеялись. Девчонка вздрогнула, затравленно посмотрела в их сторону.

Алиса знала, что смеются над ней. Ей и без того было несладко — мало кому понравится чувствовать себя белой вороной, а сейчас, от этого смеха, стало совсем тошно. А может, плюнуть на этот другой мир и уехать обратно в Москву? Девушка бы так и поступила, если бы не два обстоятельства. Во-первых, у нее не было денег на обратный путь, мелочи, оставшейся в кошельке, едва ли хватит на проезд по городу. А во-вторых, к ней, вот прямо сейчас, шел Клим. Клим хмурился и выглядел очень сердитым. Это, наверное, из-за того, что она не идет к столу. Алиса делала это не из-за спеси, она просто очень стеснялась. Да что там стеснялась, боялась до дрожи в коленках! Другой мир оказался не слишком-то гостеприимным, чужаков вроде Алисы Волковой он отвергал категорически. Она это чувствовала и боялась еще сильнее…

— Ну и что ты тут стоишь? — спросил Клим раздраженно. — Видишь, все уже давно за столом, шашлык остывает.

— Они смеются, — прошептала девушка.

— Кто?

— Ваши друзья.

— Ну, смеются. — Клим нетерпеливо пожал плечами. — Димон рассказал новый анекдот. А что, у вас на Юпитере смеяться не принято?

Ну вот, сначала «у вас на Марсе», теперь «у вас на Юпитере». Наверное, с ней и в самом деле не все в порядке, раз она во всем видит подвох. Люди просто радуются какой-то удачной шутке, только и всего. А она, глупая, почему-то решила, что смеются над ней.

Смех за столом затих, все гости вопросительно смотрели в их сторону.

— Давай не будем заставлять народ ждать. — Клим больно сжал Алисин локоть.

— Давайте, — пробормотала она, семеня следом.

— Можно просто «давай», — сказал он, не глядя в ее сторону.

Их появление встретили бурными аплодисментами. Громче всех хлопала Даша.

— Прошу. — Клим помог своей спутнице усесться за стол, сам сел рядом, сказал, ни к кому конкретно не обращаясь: — Ну, начнем, что ли?

Алиса даже представить себе не могла, какое это, оказывается, мучение — ужин на даче. С ножом и вилкой она еще худо-бедно справлялась, зато в ее гастрономических познаниях зияла огромная брешь. Она не знала названий доброй половины поданных к столу деликатесов. Хуже того — понятия не имела, как их нужно есть. Пришлось начинать с шашлыка, одного из немногих известных ей блюд. Шашлык был очень сочным и очень вкусным, давно уже Алиса не пробовала такого восхитительного мяса. Родительский бог призывал к аскетизму, поэтому мясо на их столе появлялось очень редко, в основном — по большим праздникам.

С шашлыком она кое-как управилась: ела, смущаясь, испуганно косясь по сторонам, чувствовала, что за ней наблюдают. Но очень скоро выяснилось, что настоящие мучения еще даже не начинались.

— Что это? — Алиса с ужасом посмотрела на бокал, наполненный чем-то пенящимся.

— Это шампанское, его пьют, — терпеливо, как умственно отсталой, объяснил Клим.

— Это мне?

— Не любишь шампанское? — спросила Даша. — Климушка, твоя дама не любит шампанское, налей ей лучше чего попроще, например водочки.

— Нет! Не надо водочки! — Алиса вместе со стулом отодвинулась от стола. — И шампанского тоже не надо.

В повисшей тишине стало слышно, как тонко звенят комары. Все гости, без исключения, смотрели в ее сторону.

— Может, коньяка? — вежливо поинтересовался Клим.

Остальные наперебой стали предлагать Алисе алкоголь.

— Не нужно! — Она протестующе затрясла головой. — Ничего не нужно!

— Э, так не пойдет. — Худой парень с несимпатичным, прыщавым лицом, — кажется, друзья называли его Димоном, погрозил Алисе пальцем. — Обязательно нужно выпить. Как же не выпить за знакомство?

— И за любовь! — поддакнула Даша.

— Вообще-то, я не пью.

— Как не пьешь? — Димон удивленно нахмурился.

— Не пью, и все. — Алисе вдруг захотелось оказаться как можно дальше от этих неискренних уговоров и любопытных взглядов, от деликатесов с труднопроизносимыми названиями и от соблазна, закупоренного в затейливые бутылки.

— Почему? — спросил Клим.

Она чуть было не сказала — «потому, что это грех», но вовремя прикусила язык. Что она знает о людях из другого мира? Возможно, грехом тут считаются совсем другие вещи.

— Я не умею, — прошептала она.

— Совсем-совсем не умеешь? — уточнил Димон.

Алиса виновато пожала плечами, словно было что-то постыдное в том, что она не умеет пить.

— Не можешь — научим! — Даша перегнулась через Клима, пододвинула ей бокал.

— Не хочешь — заставим. — Димон радостно заржал, за столом одобрительно загудели. — Пей, красавица, это что-то вроде газировки. Ничего страшного.

Родители сказали бы, что она слаба духом. Алиса и была слабой и неопытной и не умела говорить «нет». Ну и пусть, это ее сознательный выбор!

А шампанское оказалось совсем не ужасным. И вовсе оно не горькое, и не похоже на бесовское зелье, и пузырьки так приятно щекочут нёбо.

— Ну как? — спросила Даша.

— Вкусно, — призналась девушка.

— Тогда пей до дна!

А что?! И запросто! Алиса сделала глубокий вдох, залпом допила содержимое бокала.

Ничего страшного не произошло. Шампанское золотисто-теплой волной опустилось в желудок, в носу защекотало. Алисе захотелось чихнуть, но она удержалась — некрасиво чихать в приличном обществе.

Ее решительный, совсем взрослый поступок снова вызвал шквал аплодисментов. Да что же они все хлопают, словно она какая-нибудь знаменитость?

— Съешь что-нибудь, — послышался сердитый голос Клима.

— Что? — испуганно переспросила Алиса.

— За столом принято не только пить, но и есть.

Девушке стало обидно, можно подумать, она какая-нибудь алкоголичка!

— Что тебе предложить?

Алиса обвела взглядом ломившийся от заморских разносолов стол, равнодушно пожала плечами.

— Ну? — нетерпеливо повторил Клим.

— На ваше усмотрение, — с достоинством сказала она и отвернулась.

— Тогда шашлык. — Клим не обратил на ее обиду никакого внимания.

А шашлык она уже, между прочим, ела…

Обида обидой, а есть хотелось довольно сильно. О завтраке, об овсяной каше на воде, растущий Алисин организм уже и думать забыл. Решено, она будет есть только шашлык, плевать ей на всякие буржуйские деликатесы!

Алиса не заметила, как опустела ее тарелка, а еще не заметила, как кто-то снова до краев наполнил ее бокал. А когда, наконец, заметила, то не испугалась. А что пугаться-то?! Это же почти как газировка…

Ох, и не нравилось ему происходящее! Он уже не один раз успел пожалеть, что пошел на поводу у судьбы-злодейки и связался с этой непутевой.

А девчонка и была непутевой. А еще наивной до неприличия. Или до неприличия глупой, он пока не до конца разобрался. Вела себя так, словно в компаниях никогда не бывала: на банальные суши смотрела с изумлением, когда он предложил, пробовала их с таким лицом, точно они были нафаршированы стрихнином. Шампанское пила залпом, дуреха.

После второго бокала Клим взял «алкогольный вопрос» под свой контроль, потому что понял: час-другой — и девчонка напьется вдрызг. Возись потом с ней… Впрочем, время показало, что ей и двух бокалов хватило с лихвой. О, как оживилась! И румянец на лице появился, и глаза зажглись шальным блеском, и смущаться, кажется, перестала. Сразу видно — эта не из тех, что после ста граммов тихонечко заваливаются спать. Эта из тех, кто «во хмелю буйный», даром что женщина.

В самый разгар веселья народ как раз решил, что пора бы окунуться, — на крыльцо вышел охранник Егор и призывно помахал Климу телефонной трубкой.

Звонили родители. Мама сначала долго и со знанием дела восхищалась Женевой, потом так же долго расспрашивала Клима о том, как проходит вечеринка. Дома или на свежем воздухе? В каком составе? Что «дети» кушают? Где он собирается всех размещать? Словно невзначай спросила про Маринку, а после того, как Клим сказал, что Маринка заболела и осталась в Москве, вздохнула с явным облегчением. Мама его подружку не жаловала, называла выскочкой и проходимкой, непутевого сына увещевала при каждом удобном и неудобном случае, потому что считала Маринку девицей «не их круга» и пролетарских корней ее откровенно побаивалась. А Климу на «корни» было плевать. Гораздо больше его занимала Маринкина модельная внешность и относительная неприхотливость. Подружка обходилась ему в каких-то двести долларов в месяц, что по нынешним временам было просто смехотворно маленькой суммой.

Потом трубку взял отец. В отличие от мамы, он вопросов не задавал. Он раздавал ценные указания. Отца Клим слушал молча, не перебивал и не перечил. Во-первых, потому, что перечить — себе дороже, а во-вторых, потому, что все ценные указания делались по существу.

— Ну, смотри, сын, чтобы все было хорошо, — сказал отец на прощание чуть смягчившимся голосом, — чтобы мы с матерью за тебя не волновались.

Клим пообещал, что все будет в лучшем виде, отключил связь и облегченно вздохнул. Он любил своих родителей, но, как и всякий индивидуум, достигший совершеннолетия, считал их опеку излишней и обременительной.

Часы на каминной полке пробили половину двенадцатого. Ого! Оказывается, Клим проговорил с родителями без малого сорок минут! Впрочем, для мамы, рекордсменки по телефонным разговорам, сорок минут — это далеко не предел.

Клим куда-то исчез, и Алиса загрустила, не сильно, а так, самую малость. У шампанского, оказывается, было чудесное свойство — оно не позволяло впадать в уныние, вселяло силы и уверенность в себе. А еще оно делало окружающих добрыми и очень милыми. Никто из этих славных ребят не желал ей зла. И даже прыщавый Димон больше не казался противным и скользким. Он опекал Алису в отсутствие Клима, рассказывал всякие смешные истории, дружески хлопал по спине, подливал еще шампанского.

За разговорами с ним она не сразу заметила, что гости решили искупаться. А когда, наконец, заметила, то очень удивилась и испугалась. Правда, испугалась намного меньше, чем удивилась.

Славные ребята поснимали почти всю одежду. Парни остались в плавках, девушки в купальниках, которые и купальниками-то нельзя назвать. Микроскопические яркие кусочки ткани почти ничего не скрывали, но девушек это совершенно не смущало. И укрыться побыстрее в воде они не торопились: прохаживались по бортику бассейна, кокетливо взвизгивали, когда кто-нибудь из парней обдавал их веером мерцающих брызг. Вот он, оказывается, какой — другой мир, веселый и раскрепощенный. В этом мире нет нужды прятаться за условностями, носить юбки до пят и болезненно краснеть под заинтересованными взглядами молодых людей. Здесь все другое, куда более интересное и настоящее, чем в ее собственном унылом мире. А еще где-то здесь есть Клим, которому вдруг, вопреки здравому смыслу, захотелось пригласить в это необычное приключение именно ее, Алису Волкову.

— Жарко, — сказал Димон.

— Жарко, — согласилась она и в подтверждение собственных слов обмахнулась льняной салфеткой.

— Тогда пошли купаться.

Алиса бы и пошла. Теперь, когда она узнала, что шампанское дарит человеку свободу и смелость, ей и море было по колено. Останавливало одно — отсутствие купальника. Она решила не сообщать об этом Димону, легкомысленно махнула рукой и сказала:

— Не хочу пока.

— Ну, смотри. — Димон не стал ее уговаривать, торопливо сбросил одежду и, виляя тощим задом, помчался к бассейну.

Алиса хихикнула — красный горошек на белых плавках Димона показался ей очень смешным. И сам Димон казался забавным, и все остальные…

Кажется, она задремала, только на секунду прикрыла глаза, и тут же плеск воды и голоса отдалились. А потом что-то изменилось: голоса стали громче, стул, на котором она сидела, вдруг качнулся, оторвался от земли и поплыл, а вместе с ним поплыла и Алиса. Ей бы открыть глаза, посмотреть, что это за чудо такое — летающий стул, но оказалось, что коварное шампанское прибрало к рукам Алисино тело, и распоряжаться им у нее уже нет никакой возможности. Остается только вяло удивляться и ждать, чем все закончится.

То, что случилось в следующее мгновение, было страшным и неправильным. Стул, который все это время покачивался плавно и умиротворяюще, дернулся, и Алиса под аккомпанемент собственных криков сорвалась вниз.

Внизу было холодно и мокро. И дышать сразу стало нечем — девушка попробовала, и в легкие тут же хлынула вода. Коварное шампанское оставило, наконец, ее тело в покое, предоставило ему неограниченную свободу. И тело, в отличие от Алисы, сразу же начало действовать: забилось в подсвеченной синим воде, рвануло вверх, туда, где воздух. Тело забыло, что не умеет плавать…

Что-то там такое происходило у бассейна. Что-то очень интересное, коль ребята, все до единого, сгрудились у бортика. Климу стало любопытно.

Он не сразу понял, что это такое. Это было похоже на диковинный ультрамариновый цветок или на большую медузу, бог весть, каким чудом очутившуюся в его бассейне. И только спустя мгновение, когда одураченный фантасмагорической картинкой мозг наконец включился, Клим понял, что это на самом деле такое.

Девчонка, бесполезный подарок, подброшенный ему на эту ночь шутницей-судьбой. А это синее, похожее не то на купол медузы, не то на гигантский лепесток ириса, это ее дурацкая плиссированная юбка. Теперь все ясно. Девчонка набралась и решила освежиться. При этом так торопилась, что и раздеваться не стала. Прав он оказался насчет ее потенциальной буйности…

Черт знает, сколько бы он вот так стоял и разглядывал безобразие, плавающее в бассейне, если бы не внезапное, как порыв осеннего ветра, осознание, что девчонка не плавает, а тонет! Или уже утонула…

Чертыхаясь, на ходу сбрасывая сандалии, Клим помчался к бассейну, прыгнул в воду: некрасиво, «солдатиком». Красоваться и входить в воду с разбегу, по дуге, не было времени.

Он успел вовремя: девчонка ушла под воду с головой и, кажется, уже перестала барахтаться. Клим поймал ее за тонкое, ускользающее запястье, потянул к себе, обхватил за талию, вытолкнул на поверхность. Непутевая глубоко вздохнула, закашлялась, судорожно забила руками по воде. Климу потребовались определенные усилия, чтобы удержать ее на плаву. Эта маленькая дура отчаянно мешала себя спасать.

А остальные тоже хороши: стоят, смотрят на происходящее как на бесплатное представление, и хоть бы один шелохнулся, чтобы помочь!

Нет, один все-таки шелохнулся: Виктор перегнулся через бортик бассейна, махнул Климу рукой. Вдвоем они кое-как вытащили утопленницу на сушу. Вытащить-то вытащили, а вот что делать с ней дальше, не знали. Клима хватило лишь на то, чтобы одернуть задравшуюся до талии плиссированную юбку и по ходу отметить, что у девчонки красивые ноги.

Девчонка тем временем продолжала кашлять: хватала ртом воздух и кашляла еще сильнее.

— Может, искусственное дыхание? — робко предположил Виктор.

— А кто будет делать? — язвительно уточнил Клим и обвел присутствующих испепеляющим взглядом. Теперь, когда операция «спасение на водах» подошла к более или менее успешному финалу, он позволил себе рассердиться.

— Ты и будешь! — фыркнула Даша. На эту маленькую стерву испепеляющие взгляды не действовали. — Ты ж у нас спаситель, тебе и карты в руки.

— Не нужно никакого искусственного дыхания. Она вон и так дышит. Лучше ее на бок переложить, — резонно предложил Иван. — Отлежится, откашляется…

— Кто ее пустил в бассейн? — спросил Клим, снимая мокрую майку.

— А мы, знаешь ли, к твоей зазнобе в няньки не нанимались! — возмутилась Даша. — Если не умеет плавать, не хрен в воду соваться.

— Дарья! — неожиданно резко сказал Виктор и дернул сестру за руку.

— Что — Дарья?! — огрызнулась та. — Что я не так сказала?!

— Да все ты не так сказала! Начать хотя бы с того, что эта, — Виктор махнул в сторону притихшей «утопленницы», — сама в бассейн не лезла. Ее Димон с Кушнеревым сбросили.

— Сбросили?! — Клим не поверил своим ушам. — А зачем?

— Да прикалывались мы. — По голосу чувствовалось, что Димону не по себе. — А что, уже и поприкалываться нельзя?

— Кто ж знал, что она плавать не умеет? — поддакнул Кушнерев, закадычный Димонов дружок.

— А вы бы спросили! — заорал Клим, внезапно осознавший, что из-за этих вот раздолбаев в его доме едва не произошел несчастный случай со смертельным исходом.

— А как ее спросишь? Она ж пьяная в хлам! — Дашка брезгливо поморщилась.

— А не ты ли, голуба, ей шампанское наливала?! — Клим понизил голос почти до шепота. Близкие поняли бы, что его терпение на исходе, но в этой компании пьяных балбесов не было особо близких, только Виктор.

— А не надо было свою царевну-лягушку на нас, таких плохих, оставлять! — Даша не могла позволить, чтобы последнее слово осталось не за ней. Даже предупреждающий взгляд брата на нее не подействовал. — Надо было остаться с нами и самому пасти свое сокровище.

Да что с ней разговаривать, с дурехой малолетней? Клим досадливо махнул рукой и переключился на выловленную из бассейна девчонку. Девчонка уже перестала кашлять, сидела, подтянув коленки к подбородку, и клацала зубами. Она и до купания не выглядела как мисс Мира, а сейчас и подавно. Прилипшая к телу маечка подчеркивала болезненную худобу и грудь незавидных для восемнадцатилетней барышни размеров. Мокрые волосы сосульками свисали вдоль бледного лица, что, в общем-то, тоже красоты не добавляло. А еще этот взгляд — удивленный и затравленный одновременно. Такой взгляд, наверное, бывает у маленького ребенка, впервые в жизни столкнувшегося с несправедливостью и жестокостью взрослых. Именно этот взгляд и добил Клима.

— Ладно, повеселились. — Он подхватил девчонку на руки, бросил предупреждающий взгляд на собравшуюся было что-то сказать Дашу, и — о, чудо! — та промолчала.

Остальные старательно демонстрировали свое полное равнодушие к происходящему — и на том спасибо. Девчонка продолжала дрожать и все пыталась отстраниться. Она думала, Клима могло взволновать ее тщедушное тельце!

— Не ерзай, — проворчал он, и девчонка тут же затихла, даже дрожать перестала — дисциплинированная!

Клим удовлетворенно хмыкнул, подмигнул Виктору и понес свою «утопленницу» к дому. Девчонку предстояло еще высушить и обогреть. Не болтаться же ей по даче в этой ужасной мокрой юбке?

— Ты как? — спросил Клим, ногой открывая дверь, ведущую в спальню.

Девчонка пробубнила в ответ что-то неразборчивое.

— Нормально? — Он аккуратно поставил ее на коврик перед кроватью.

Спасенная пошатнулась, но не упала, неловко переступила с ноги на ногу, испуганно посмотрела на растекающуюся на коврике лужу.

— Одежки придется снять, — сказал Клим задумчиво.

Девчонка испуганно ойкнула и поспешно отступила к выходу на террасу.

— Куда?! — рявкнул он и поймал дуреху за руку. — Я имел в виду, что тебе нужно переодеться во что-нибудь сухое. Ясно?

После небольших колебаний она молча кивнула.

Клим осмотрел это недоразумение с ног до головы, а потом сказал:

— Моя рубашка сгодится.

Его рубашка доходила девчонке до колен. При желании она могла бы обернуться ею дважды, но у девушки, похоже, было одно-единственное желание — чтобы Клим поскорее ушел и оставил ее в покое. Это желание так явно отражалось на ее скуластой мордашке, что Климу стало смешно. А еще немного обидно: до сегодняшнего дня ни одна девушка не изъявляла такого очевидного стремления вытурить его из его же собственной спальни. А девушки у него были уж куда попривлекательнее этого подкидыша судьбы.

— Ну ладно, ты тут располагайся, а я пошел, — сказал он с саркастической ухмылкой. — Или желаешь продолжения банкета?

Девчонка так энергично затрясла головой, что с ее мокрых волос во все стороны полетели брызги.

— Не желаешь? — на всякий случай уточнил Клим и продолжил тоном гостеприимного хозяина: — Тогда чувствуй себя как дома. Если тебе еще не надоели водные процедуры, можешь принять ванну…

При упоминании о воде девчонка дернулась, попыталась натянуть рубашку на голые коленки.

— Надоели? — Клим понимающе кивнул. — Тогда обсыхай и ложись спать.

— Где? — робко поинтересовалась она.

— Вот прямо здесь, на эту кровать. А что тебя смущает?

Что ее смущает? Хороший вопрос. Аписа одернула рубашку. Да ее смущает абсолютно все! Вот, к примеру, эта рубашка: она такая короткая, всего лишь до колен. А под рубашкой ничего нет, потому что вся Алисина одежда мокрой кучей валяется на полу в ванной, и после ухода Клима нужно будет обязательно развесить вещи на полотенцесушителе, чтобы все успело высохнуть к утру. Ее смущает эта комната и огромная кровать, застеленная пушистым покрывалом. Ее смущает произошедшее у бассейна, она до сих пор не может понять, как очутилась в воде. Но больше всего ее смущает Клим: по пояс голый, неприлично красивый и обидно насмешливый.

— Все, русалка, я пошел. — Он махнул ей рукой и скрылся за дверью.

Надо же, он назвал ее русалкой. Такое красивое имя! Жаль, что оно ей совсем не идет. Ну какая из нее русалка? У русалки должны быть длинные-предлинные волосы, стройная фигура и рыбий хвост. А у нее нет ничего из вышеперечисленного. Она вообще личность, ничем не выдающаяся, непонятно каким образом попавшая в этот чужой мир. Вот если бы на ее месте оказалась Мелиса, та наверняка не растерялась и уж точно не испугалась бы, а, наоборот, очень обрадовалась бы. Алиса представила, как удивится Мелиса, узнав о приключениях сестры. Скорее всего, не поверит. Или поверит лишь десятой части, самому незначительному. А про Клима не поверит ни за что, обзовет его эротической фантазией, а ее саму — врушкой. Алиса улыбнулась, мысли о сестре вернули ей душевное спокойствие, или почти вернули.

Она покосилась на закрытую дверь, спрыгнула с кровати, шмыгнула в ванную. Стараясь не обращать внимания на свое жалкое отражение, развесила одежду сушиться. Постояла немного, любуясь сияющим кафелем и элегантной сантехникой. Обнаглев окончательно и в душе гордясь своей бесшабашной смелостью, изучила содержимое многочисленных тюбиков и бутылочек. А в довершение всего взяла с полки пушистое розовое полотенце, закрутила его «чалмой» на голове и вернулась в комнату.

Из распахнутой настежь двери, ведущей на веранду, тянуло свежестью, слышались веселые голоса и звуки музыки. Алиса поежилась, прикрыла дверь. В комнате стало значительно тише. Настенные часы показывали час ночи. Для Алисы, привыкшей ложиться спать в девять, время было просто запредельное. Организм, всего за полдня переживший потрясений больше, чем за всю предыдущую жизнь, молил об отдыхе. Да и шампанское выветрилось еще не окончательно, голова кружилась и шумела. Алиса постояла в раздумьях перед кроватью, потом широко зевнула, забралась под пушистое покрывало. Она уснула, едва голова коснулась подушки. Стрессы стрессами, а здоровый сон еще никто не отменял.

На лужайке перед бассейном было весело, народ уже и думать забыл о недавнем происшествии. Народ резвился: пил, курил, купался и танцевал. Клим присоединился к этому безобразию не без удовольствия. В конце концов, у него есть полное моральное право расслабиться. Денек выдался не из легких: Клим играл с судьбой в кости, спасал от смерти «прекрасную даму» — не так уж и мало для отдельно взятого индивидуума, да еще такого безответственного, как он.

При появлении хозяина царившее на лужайке веселье сбавило обороты. На Клима смотрели с жадным интересом, точно ожидали, что он прямо сейчас выкинет что-нибудь этакое. Или уже выкинул…

— Что? — спросил он всех сразу.

— Как там прошло? — Димон, многозначительно ухмыляясь, сунул ему рюмку коньяка.

— Где «там»? — Клим опрокинул в себя коньяк, удовлетворенно хмыкнул. — Не понимаю, о чем ты.

— Он о твоей даме сердца. — Дашка подошла к Климу вплотную, потерлась горячей щекой о его плечо. Вот проходимка!

— И что вас интересует? — Он едва удержался, чтобы не всыпать Дашке за очевидное подстрекательство и внесение смуты в стройные ряды его приятелей.

— Нас интересует, Климушка, намерен ли ты сдержать свое слово и соблюсти условия договора? — Негодница и не думала оставлять его в покое.

— Уже сдержал и соблюл, — отмахнулся он, наливая себе еще коньяка и выискивая взглядом на разграбленном столе лимончик.

Димон и Кушнерев при его словах радостно заржали, словно услышали самую лучшую в мире шутку. Виктор неодобрительно покачал головой. Похоже, друг был единственным человеком, не считая самого Клима, которого вовсе не забавляло происходящее. И только Дашка осталась верна себе.

— Как-то ты быстро управился, Климушка, — сказала со снисходительной улыбкой.

Вторя ее не слишком лестному комментарию, представительницы слабой половины человечества смущенно захихикали.

— Уж как смог. — Клим развел руками. Вступать в глупые перебранки не входило в его планы. В его планы входило напиться, «проредить» оставшиеся на столе закуски, еще разок окунуться в бассейн, может быть, полюбоваться на звезды, а потом просто завалиться спать. Одному, потому как спать с той дурехой, которую судьба по чистому недоразумению подсунула ему в сердечные подруги, ну, вы извините…

В общем, Климу удалось кое-как отшутиться и отвертеться. Друзья, уже далеко не трезвые, продолжили предаваться милым человеческим слабостям. На лужайке перед бассейном, да и в самом бассейне, воцарился прежний жизнеутверждающий бедлам. Даже вредная Дашка от Клима отстала, лишь изредка одаривала презрительными взглядами. Да что ему, двадцатидвухлетнему зубру, взгляды какой-то малолетней вертихвостки…

Реализуя свою программу-максимум на сегодняшнюю ночь, Клим не заметил, как увлекся. Хорошим коньяком легко увлечься. Именно увлечься, а не бездумно напиться. Теперь парню было по-настоящему хорошо, и звезды на черном бархате неба горели ослепительно ярко, и хотелось слагать вирши в честь их загадочной красоты.

Он еще долго сидел бы вот так, подставив лицо лунному свету, если бы не гости. Гости, которые начали расслабляться на пару часов раньше, чем он, устали. Гости хотели спать. Самые стойкие и самые благоразумные разбрелись по дому в поисках места для ночлега. Самые слабые и невоздержанные, в лице Димона и Кушнерева, трогательно обнявшись, уснули прямо под столом. Их заливистый храп вносил диссонанс в лирическое настроение Клима, мешал «единению с космосом»…

…В его комнате было не так чтобы очень темно — полная луна заглядывала в окно, ее свет с успехом восполнял недостаток освещения, — но Клим в своем нынешнем лирическом настроении не заметил лежавшую на кровати женщину. А когда заметил, чертовски удивился.

Нет, он еще помнил, что привел в свой дом девчонку-подкидыша. Помнил, как говорил ей: «чувствуй себя как дома», но сейчас в его постели спала совершенно другая девушка. У этой девушки были такие ноги, что просто — ах! И позвоночник ее изгибался волнительно и призывно. И на пояснице с чувственными ямочками дерзко красовалось клеймо в виде трилистника. А на ягодицы, логическое продолжение ног и поясницы, Клим, не отрываясь, смотрел бы целую вечность. Что это? Судьба решила явить ему свою милость, заменила неуклюжую лягушку на царевну?

Клим скользнул взглядом вверх по позвоночнику, рассчитывая насладиться видом девичьей спины, но спину коварно прикрывала его собственная рубашка, измятая, несколько раз перекрученная вокруг тонкой талии. Он даже застонал от досады. Кажется, судьба решила его подразнить, спрятать от глаз все самое интересное.

А он не отступится!

Нет, теперь, когда он увидел эти ямочки и это немыслимое клеймо, он просто перестанет себя уважать, если остановится на полпути и не узнает, насколько хорошо все остальное…

Его судьба спала очень крепко. Или притворялась, что спит. У судьбы были по-детски острые лопатки и трогательная впадинка у основания шеи. Было невыносимо хорошо касаться губами этой впадинки и вдыхать тонкий аромат чуть влажных волос. Он и не догадывался, что на женском теле есть такие целомудренные и одновременно магнетически чувственные места.

Наверное, совершая свои чудесные топографические открытия, Клим увлекся. Потому что его судьба нетерпеливо повела плечом и сделала попытку проснуться: перевернулась на спину, открыла глаза. Глаза были сонными и очень красивыми. В обманчивом лунном свете они казались антрацитово-черными. От дневной легкомысленной синевы не осталось и следа. И лицо оказалось красивое. Из-за чуть раскосых глаз, из-за высоких скул и слишком бледной кожи красота эта не была канонической. Чтобы ее увидеть и оценить, нужен мерцающий лунный свет.

Кажется, судьба решила, что он ей снится — улыбнулась ему чуть удивленно и закрыла глаза. Клим усмехнулся — у него есть пара способов доказать свою реальность этой спящей красавице. И он намерен использовать их все, по очереди…

Ей снился Клим. Клим шептал какие-то смешные глупости и лез с поцелуями. Сон был очень интересный и очень романтичный. Ей никогда раньше не снилось ничего подобного. И щекочущее кожу горячее дыхание, и соль поцелуев, и тяжесть чужого тела, и боль… разве во сне бывает больно?..

Его судьба проснулась окончательно. Еще бы она не проснулась, в самый кульминационный момент! Она же красавица спящая, а не мертвая…

Она проснулась, и ей что-то не понравилось. Но Климу уже было недосуг разбираться, почему девушка кричит и царапается. Может, от избытка чувств… так бывает, он знает. В любом случае он уже не сможет остановиться, чтобы поподробнее расспросить свою строптивую судьбу о причинах ее недовольства. Спросит потом…

Алиса знала, что такое бывает. Она даже знала, как это называется. Но, оказывается, она не знала главного — для этого согласия женщины не требуется. Даже если ей тяжело, и больно, и нечем дышать…

Вот он, оказывается, какой, другой мир, — жестокий и равнодушный. А она, дура, так старалась стать его частью…

Ух, как хорошо! Он, матерый двадцатидвухлетний зубр, понятия не имел, что может быть так хорошо. Все-таки он баловень судьбы. Этой ночью судьба не поскупилась на сюрпризы и чудесные превращения. Клим счастливо улыбнулся, перекатился на бок, посмотрел на девчонку.

Она лежала на спине, бездумным взглядом уставившись на лунные узоры на потолке. Теперь, когда он мог не торопиться и позволить себе роскошь рассмотреть ее во всех подробностях, она не казалась ему такой уж волшебно-чувственной. Самая обыкновенная девчонка, просто с высоким потенциалом. Когда-нибудь, если она достанется опытному мужчине, из нее может выйти толк, такого рода магнетизм дорого стоит. Но это в обозримом будущем, а пока — это самая обычная девчонка.

Наверное, нужно было ей что-нибудь сказать, хотя бы «спасибо», но Клим не стал, почувствовал, что ей не нужна его благодарность. Вместо «спасибо» он сказал «спокойной ночи», а она даже не кивнула в ответ, лежала, забросив руки за голову, разглядывала лунные узоры. Она выглядела так, словно ее только что посетило озарение, не слишком приятное, но очень важное. В этот момент Клим понял, что ошибся, потенциал у нее намного выше, чем ему показалось сначала. Ему вдруг захотелось стать тем самым «опытным мужчиной», узнать, а как оно, когда на полную катушку, со стопроцентной отдачей. Но шестое чувство шепнуло — «не сейчас, может быть, утром».

Утром так утром. Он поговорит с этой… черт, он ведь до сих пор не знает, как ее зовут, — завтра, предложит ей что-то вроде покровительства. А пока нужно поспать, уже светает…

Хорошо, что он оставил ее в покое. Если бы он полез с разговорами или, не дай бог, с ласками, Алиса бы не выдержала, сорвалась в истерику. А ей не хотелось, чтобы он запомнил ее вот такой: слабой, рыдающей над своей загубленной девичьей честью. Что уж теперь? Сделанного не вернешь. Кажется, он уснул… Хорошо…

Рубашка сильно измялась, ее бы погладить, да нечем. Алиса аккуратно повесила ее на бортик ванны. Ее собственная одежда была еще чуть влажной, но теперь это уже не имело никакого значения. Девушка вышла на веранду, посмотрела на загорающийся красным горизонт. Скоро наступит утро, и все узнают о том, что она сделала, о том, что с ней сделали. Обязательно узнают, это уже отпечаталось на ее лице, въелось в кожу…

— …Надеюсь, ему понравилось, — послышался насмешливый голос.

Алиса вздрогнула, обернулась — в плетеном кресле, забросив ногу за ногу, сидела Даша.

— Ты о чем? — От смущения язык стал сухим и неповоротливым.

Даша закурила, сказала с непонятной горечью:

— Да все о том же. Климу понравилось… быть с тобой?

— Тебя это не касается.

Даша согласно кивнула:

— Он говорил, что ты уродина, долго не желал соглашаться.

— На что соглашаться? — Алиса не хотела спрашивать, но все равно спросила.

Даша ответила не сразу, выпустила колечко дыма, понаблюдала, как оно растворилось в предрассветном тумане.

— Не бери в голову. — Она небрежно махнула рукой. — Просто подружка Клима заболела, и мы поспорили, что он заменит ее первой встречной. Вернее, пятой встречной, любит наш Климушка цифру пять! Ну вот. — Даша сделала драматическую паузу. — Пятой, к его ужасу, оказалась ты. Да ты не переживай. Судя по всему, для него внешность партнерши не имеет решающего значения.

— Какой партнерши? — спросила Алиса шепотом.

— Сексуальной. Какой же еще? — Даша глубоко затянулась и зашлась кашлем.

Все нормально… Все хорошо. Алиса как-нибудь с этим справится. Девушка потерла виски. Вот она, плата за право узнать, какой он на самом деле, другой мир. Ну и что, что плата слишком велика? Что уж теперь?..

Даша перестала кашлять, достала что-то из кармана джинсов, протянула ей.

— Вот, бери.

— Что это?

— Это деньги, Клим попросил тебе передать. Да бери, бери. Тут сто баксов. На пластическую операцию не хватит, но зато сможешь купить себе какую-нибудь приличную шмотку.

Алиса взяла купюру, повертела в руках, спросила срывающимся от унижения и обиды голосом:

— Почему он сам их не отдал?

— Ну, кто ж его знает? — Даша развела руками. — Может, постеснялся. Он же у нас парень с принципами.

— Да, я понимаю. — Стодолларовая бумажка жгла ладонь огнем, Алиса сунула деньги в карман.

— Хорошо, что понимаешь. — Даша покровительственно улыбнулась. — И вот еще что: езжай-ка ты домой, пока все спят. А то остальные в курсе этой дурацкой затеи. Еще начнут с расспросами приставать. Тебе, наверное, неприятно будет. Тут метрах в трехстах от дома, возле продовольственного магазина, бомбилы кучкуются…

Дальше Алиса не слушала, смотрела на зарождавшийся в небе рассвет и ни о чем не думала. В голове было пусто — спасибо тебе, Господи!

Ворота ей открыл заспанный, ко всему равнодушный охранник. Даже не поинтересовался, куда это она собралась в такую рань. А может, охранник тоже в курсе?..

К магазину Алиса не пошла, направилась к речке. Походила по берегу, посмотрела на стлавшуюся над водой сизую дымку. Зря Клим ее спас. Лучше бы не спасал, не пришлось бы сейчас примеряться, выискивать место поглубже, чтобы уж наверняка…

Ее спугнули рыбаки: не станешь же сводить счеты с жизнью на глазах у посторонних? И вообще, это не выход, это трусость и душевная слабость. Не дождутся! Кто конкретно не дождется, Алиса не знала, но именно эта острая и злая мысль выдернула ее из вязкого мира разбитых иллюзий и душевных терзаний.

На пятачке перед магазином стоял лишь один потрепанный «жигуленок». Остальные таксисты, наверное, еще спали. Да и про хозяина этой машинки ничего нельзя было сказать наверняка, может, он тоже спит.

Алиса присела на самый край покрытой росой скамейки, приготовилась ждать.

— Эй, красотуля! Мы едем или просто отдыхаем?

Алиса подняла голову — прямо перед ней стояла высокая, очень худая женщина в джинсах и растянутом свитере. Женщина курила и рассматривала ее с ленивым интересом.

— Наверное, мы едем. — Алиса нашарила в кармане стодолларовую бумажку, протянула таксистке. — Этого хватит?

Женщина заграбастала купюру, сказала весело:

— Это, красотуля, зависит от того, куда ты хочешь попасть.

— Мне бы в Москву.

— Ну, тогда хватит, и еще останется. — Женщина погасила сигарету, махнула рукой: — Ну, что сидишь? Поехали!

В машине было тепло, намного теплее, чем на улице, пахло дешевыми духами и дешевыми же сигаретами.

— Давай знакомиться, что ли, путь-то неблизкий. — Таксистка протянула узкую, смуглую ладонь. — Я Зинаида, но лучше просто Зинон.

— Алиса. — Она пожала протянутую руку, вымученно улыбнулась. Больше всего на свете ей сейчас хотелось тишины, но ее новая знакомая, похоже, тишины не признавала. Она включила мотор, посмотрела на Алису угольно-черными, азиатского разреза глазами, спросила:

— С дачи едешь?

Алиса молча кивнула.

— Хорошо отдыхалось?

— Лучше не придумаешь. — Она вспомнила, как ей отдыхалось, и громко всхлипнула. Так долго и старательно сдерживаемые слезы неожиданно вырвались наружу. Она ревела, а Зинон молчала, давала ей возможность выплакаться.

Слезы закончились быстро, оставив во рту противный металлический привкус. Алиса вытерла лицо рукавом джинсовки, виновато посмотрела на таксистку. Та прикурила новую сигарету, спросила со странной смесью раздражения и участия:

— Выревелась?

Алиса кивнула.

— Тогда рассказывай.

— Что рассказывать?

— Все по порядку. Я по первой профессии психолог. — Зинон иронично усмехнулась, выпустила струйку дыма. — А по второй — таксистка. А таксисты, они все равно что исповедники. Рассказывай, не бойся. Сама увидишь — легче станет.

И Алиса вдруг доверилась этой странной женщине с грубоватыми манерами, дурными привычками и психологическим образованием, рассказала все: и о приглашении на дачу, и о бассейне, и о Климе, и о своем грехопадении, и о том, что она оказалась той самой дурой под пятым номером.

— А вот этим, — она кивнула на лежавшую на приборной панели сотню, — он со мной расплатился, когда все закончилось.

Зинон покосилась на деньги, коротко кивнула.

— То, что баксы взяла, одобряю. Не хрен тут гордость демонстрировать. Сейчас жизнь такая: или ты ее, или она тебя. А вот все остальное… Знаешь, красотуля, я бы этого так не оставляла, я бы с этими Ублюдочными разобралась.

— Пусть живут. — Алиса до боли сжала кулаки.

— Да уж. — Зинон презрительно фыркнула. — Ударили по левой щеке — подставь правую!

— Мой папа тоже так говорит.

— Дурак твой папа! Вот что я тебе скажу — ударили тебя по левой щеке, а ты не теряйся, сразу бей коленом в пах. Вот это и будет высшая справедливость, а все остальное — от лукавого. Если бы твой папанька не забивал тебе голову всякой ерундой, а научил дочурку уму-разуму, объяснил бы, что нельзя доверять первому встречному козлу, ты бы сейчас целее была.

Зинон говорила так убежденно и зло, что Алиса усомнилась в том, что у нее есть психологическое образование. Психолог должен человека успокаивать и поддерживать, а не обучать правилам самообороны.

— Использовали тебя, красотуля, — сказала Зинон, не отрывая взгляда от дороги. — Поматросили и бросили.

Алиса прикусила губу, проглотила колючий ком в горле. Нет, она не обиделась. Что ж обижаться на правду? Просто от этой правды делалось очень больно: внутренности скручивало в жгут, легким не хватало воздуха.

— Ничего, красотуля, — сказала Зинон с невеселой усмешкой. — Одно хорошо — ты теперь точно знаешь, что в этой жизни никому доверять нельзя, даже самой себе. Это знание дорого стоит, уж поверь моему опыту.

Алиса покосилась на свою собеседницу. Да уж, у такой женщины должен быть очень богатый жизненный опыт. Иначе с чего бы этот шальной блеск в глазах и горькая складочка в уголках тонкогубого рта? Сколько, интересно, ей лет? Тридцать-тридцать пять? А работает таксисткой. Разве это женская работа?

— А что ты меня рассматриваешь? — спросила Зинон, не поворачивая головы. — Любопытно, откуда я взялась, такая советчица?

Алиса не стала врать, кивнула. Зинон пошарила в «бардачке», из измятой пачки достала последнюю сигарету, неторопливо прикурила, сказала, все так же не глядя в сторону пассажирки:

— Я, красотуля, не родилась бой-бабой. Когда-то, давным-давно, я была такой же наивной дурой, как ты сейчас. И жизнь меня, бестолковую, в дерьмо головой окунала не один раз, а чуть побольше, пока я, наконец, не поняла, за что страдаю. А вот как поняла, сразу легче жить стало. Слушай меня, красотуля: не повторяй чужих ошибок.

Алиса мало что поняла из этого странного монолога, но Зинон каким-то непостижимым образом удалось вернуть ей спокойствие. Она обязательно подумает над сказанным, сделает выводы, произведет переоценку ценностей. Только не сейчас, сейчас ей хочется закрыть глаза, слушать мерное урчание мотора и низкий, с хрипотцой от беспросветного курения, голос Зинон.

— Своим-то расскажешь? — спросила Зинон.

Не открывая глаз, Алиса покачал головой.

— Почему?

— Родители меня убьют. Это… то, что я сделала, — страшный грех.

— О, как?! — удивилась Зинон. — А если принять во внимание, что это не ты сделала, а с тобой сделали?

— Неважно, это все равно моя вина.

— Лютые у тебя предки, как я посмотрю. Что, шибко верующие?

— Да.

Зинон бросила на нее быстрый взгляд, но от дальнейших расспросов воздержалась.

Разговор возобновился уже на подъезде к Алисиному дому.

— Спасибо вам большое. — Алиса смущенно улыбнулась.

— А мне-то за что? — Зинон пожала плечами. — Как говорится, любой каприз за ваши деньги. Кстати, о деньгах. — Она порылась в пристегнутом к талии кошельке, протянула Алисе четыре десятидолларовые купюры. — Это сдача.

— Мне не нужно. — Алиса испуганно посмотрела на деньги.

— Ну, знаешь, красотуля, мне чужого тоже не нужно. — Зинон сунула баксы в карман ее джинсовки, неожиданно тепло улыбнулась: — Не переживай ты так, перемелется — мука будет. Просто научись давать отпор разным засранцам.

Во дворе было пусто, только собачники выгуливали на детской площадке своих питомцев да устало шаркала метлой дворничиха тетя Маня. Алиса добежала до подъезда, помахала рукой Зинон. В ответ раздался короткий гудок — и на душе у девушки вдруг стало тепло и больно одновременно. Тепло оттого, что судьба в самый критический момент свела ее с такой удивительной женщиной, как Зинон. А больно оттого, что встреча эта оказалась короткой…

Прежде чем вставить ключ в замочную скважину, Алиса прислушалась. За дверью было тихо. Одно из двух: либо Мелиса еще не вернулась, либо спит без задних лап.

Алиса ошиблась, за дверью ее ждали родители…

Они были похожи на близнецов: одинаковые черные одежды, скрещенные на груди руки, худые лица и фанатичный блеск в глазах. Даже не верилось, что когда-то, давным-давно, они были другими. Что отец мог задорно смеяться и катать их с Мелисой по очереди на шее, и читать им на ночь сказки. А мама не прятала свои роскошные волосы под черным старушечьим платком и пекла невыразимо вкусные пирожки, и почти все время что-то напевала…

— Ты не ночевала дома, — сказала мама, отмахиваясь от ее робкого «здравствуйте».

— Что с твоим лицом и одеждой? — спросил отец, глядя сквозь нее.

За их спинами маячило испуганное, зареванное лицо Мелисы. Значит, сестра вернулась на ночь домой. А вот она, Алиса, старшая и более рассудительная, не вернулась, поддалась искушению, согрешила. Ей показалось, что родители видят ее насквозь, ей даже не нужно ни в чем сознаваться…

— Греховодница! — свистящим шепотом сказал мама.

— Блудница! — вторил ей отец.

— Пророк предупреждал, что дьявол будет искушать не только нас, но и наших детей. — Мама взяла отца за руку. — Он сказал, что мы должны быть крепки в нашей вере.

— Лучше отрезать засохшую ветвь, чем потерять все дерево. — Отец скорбно улыбнулся. — Но Господь милостив, у нас еще есть надежда. — Он обернулся, посмотрел на испуганно прижимавшуюся к стене Мелису. — Ты у нас теперь — единственная дочь.

Мама согласно кивнула, улыбнулась почти нежно. Эта улыбка дико смотрелась на ее отстраненно-холодном лице.

— Да, Пророк предупреждал, но испытаниям не сломить нашу веру, а ты… — Улыбка поблекла, в глазах зажегся фанатичный огонь, Алиса попятилась. — Распутница! Вон из этого дома!

— Но, мамочка. — Она попыталась обнять женщину, которую привыкла считать своей мамой.

— Изыди, нечистая! — Та отшатнулась, торжественно перекрестилась. — У тебя больше нет матери. Я отрекаюсь от тебя! Отрекаюсь!

Отец обнял маму за плечи, посмотрел на Алису с жалостью и брезгливостью, сказал:

— Можешь забрать свои вещи. Мы их все равно сожгли бы. В нашем доме нет места скверне.

Наверное, она спит и видит страшный сон, потому что в реальной жизни такого просто не может случиться. Мужчины не должны забирать любовь силой и расплачиваться за нее зелеными бумажками. Родители не должны отрекаться от детей. Это не по-человечески, это неправильно… этого просто не может быть!..

— Что ты стоишь? Собирайся. — Отец ухватил за руку бросившуюся было к ней Мелису, погладил свою, теперь уже единственную, дочь по голове, сказал ласково: — Ты не должна к ней приближаться, Мила. Скверна заразна!

Мелиса посмотрела на сестру виновато-испуганным взглядом, но перечить отцу не посмела. Алиса ободряюще улыбнулась сестре. Во всяком случае, постаралась, чтобы улыбка выглядела ободряющей. Незачем пугать Мелису еще больше. Она только кажется сильной и отчаянной, а на самом деле еще ребенок. Это ей, Алисе, «посчастливилось» повзрослеть за одну ночь. Упаси, Господь, Мелису от такого «счастья»!

Их общая с сестрой комната вдруг показалась чужой и неуютной. В ней не было ничего, чем стоило бы дорожить. Ну, разве что фотографией, сделанной еще до того, как родители повстречали своего страшного бога. На этом снимке они вчетвером: папа с мамой молодые, счастливо улыбающиеся, они с Мелисой — еще совсем маленькие. Алиса сунула фотографию в карман джинсовки, сложила свои немногочисленные вещи в пакет. Вот и все, теперь она готова…

Дверь с грохотом захлопнулась за ее спиной, навсегда отсекая прошлое. Сердце болезненно сжалось, но глаза остались сухими. Не оттого, что она такая сильная, а оттого, что еще не осознала всего произошедшего.

На улице было ярко и солнечно. Эта праздничная яркость никак не вязалась с мраком, поселившимся у Алисы внутри. Девушка присела на скамейку, прижала к груди пакет с одеждой. Сейчас самое время подумать о случившемся, принять хоть какое-нибудь решение.

Подумать никак не получалось, мозг точно покрылся ледяной коркой. И мысли в нем ворочались какие-то ленивые и никчемные. Значит, она будет просто сидеть и ждать. Может быть, во внешнем мире что-нибудь изменится: грянет гром, небеса обрушатся на землю и погребут под своими обломками грешницу и распутницу Алису Волкову. И тогда ей ни о чем больше не придется думать.

Гром действительно грянул. Только гром этот почему-то был похож на звук автомобильного клаксона. Алиса встрепенулась, подняла голову. Знакомый «жигуленок» стоял в пяти метрах от нее. И дверца со стороны пассажирского сиденья была приветливо распахнута. А может, это не тот самый «жигуленок», а просто очень похожий? Мало ли в Москве красных «Жигулей»? Зинон просто нечего делать в этом сонном дворе. Зинон нужно «бомбить», зарабатывать на жизнь…

— Эй, красотуля! Сколько мне еще гудеть? — Этот низкий, прокуренный голос мог принадлежать только Зинон.

Алиса встала, сделала нерешительный шаг к «жигуленку».

— Это вы мне? — спросила недоверчиво.

— А ты тут видишь других красотуль? — Зинон смотрела на нее нетерпеливо, зажженная сигарета нервно подрагивала в уголке тонкогубого рта. — Ну, что стала?! Давай садись! — Таксистка приглашающе похлопала по пассажирскому сиденью.

Алиса послушно села, в нынешнем замороженном состоянии ей было абсолютно все равно, чьи приказы выполнять. Она даже не спросила, почему Зинон до сих пор не уехала.

— Проблемы, красотуля? — спросила Зинон, выпуская сизое облачко дыма.

— Проблемы. — Алиса вяло кивнула.

— И в чем их суть?

— Меня выгнали из дому. Папа сказал, что лучше отрубить больную ветку, чем потерять все дерево.

— А ты, стало быть, больная ветка?

— Стало быть.

— И чем заражена?

— Скверной.

— Надо же, скверной! Как интересно! А лечить они тебя не пробовали? Решили сразу к ампутации прибегнуть?

— У них еще есть Мелиса, они за нее боятся.

— А кто у нас Мелиса?

— Моя младшая сестра. — Алиса закрыла лицо руками. Плакать не хотелось, но и смотреть на белый свет не было сил.

— Тебе есть куда податься? — Зинон сменила ироничный тон на деловой.

Алиса покачала головой. У нее была тетя, мамина сестра, но тетя жила в Тюмени и из-за религиозных убеждений родителей отношений с ними давно не поддерживала. Наверное, она не отказалась бы принять Алису, но до Тюмени еще нужно как-то добраться…

— Понятно. — Зинон погасила сигарету, включила зажигание. — Поехали!

— Куда?

— Покатаемся.

Этот расплывчатый ответ удовлетворил Алису целиком и полностью. Все-таки в ее замороженном состоянии были и свои плюсы. Они катались до обеда. Зинон «бомбила», Алиса молча сидела рядом. Ближе к обеду Зинон сказала:

— На сегодня хватит. Теперь займемся тобой, красотуля. Пойдем-ка перекусим. Тут есть хорошее кафе…

Климу снился очень интересный сон: прекрасная незнакомка, клеймо в виде трилистника, чувственная впадинка в основании шеи…

Он расстался с этим увлекательным сном только потому, что реальность обещала быть не менее удивительной.

Реальность его разочаровала: девчонки-подкидыша рядом не было, его рубашка, аккуратно сложенная, висела на бортике ванны. Куда это гостья подевалась? Может, вышла на двор полюбоваться цветами? Она же такая… романтичная.

Клим торопливо оделся. Надо бы найти это чудо до того, как она попадется в лапы кому-нибудь из его дружков. Она же не только романтичная, но еще и страшно наивная и, судя по минувшей ночи, не слишком опытная. Точнее, совсем неопытная. Такую дуреху обидеть — раз плюнуть, а ему почему-то совсем не хочется, чтобы ее обижали. Кажется, он и сам неплохо справился с этой задачей, герой-любовник хренов.

А девчонка-то славная! Если извиниться, цветочки подарить, то, возможно, удастся заморочить ей голову, охмурить, захомутать — в общем, продолжить их знакомство. На роль постоянной подружки она, конечно, не годится, не тот масштаб, но для необременительных, исключительно постельных отношений — в самый раз. Хорошо, что он первым обнаружил заложенный в ней потенциал, стал первооткрывателем, так сказать.

На дворе было безлюдно, только на лужайке под столом крепко спали Димон с Кушнеревым. Клим обошел бассейн, в задумчивости постоял у розового куста.

— Не спится, Климушка? — Дашка материализовалась словно из ниоткуда. Вид у нее был помятый и какой-то несчастный.

— Тебе, как я посмотрю, тоже. — Он потрепал Дашку по голове. В ответ та чуть заметно поморщилась. — А где твоя… эта, как ее?..

— Алька? А она уехала, еще рано утром.

— Как уехала? — Чудесное настроение враз померкло, точно выцвело под яркими лучами утреннего солнца.

— Взяла и уехала. — Дашка саркастически усмехнулась. — Я видела, как охранник открывал ей ворота. А что ты, Климушка, плохо ночью расстарался, не сумел увлечь нашу уродину? — В ее голосе отчетливо слышалась обида. Ну конечно, малышка в него влюблена, а он, чурбан безответственный, не обращает внимания на светлые девичьи чувства, заставляет ее ревновать и злиться. Если бы не обещание, данное Виктору…

— Глупая ты, Дарья, — сказал Клим ласково, — ты же сама мне это безобразие подсунула.

— Может, и подсунула, да только ты не отказался, урод!

— Стоп! — Клима вдруг осенила ужасная догадка. — Дашка, а откуда ты знаешь, что я не отказался?

По тому, как густо она покраснела, он понял, что не ошибся.

— Ты подглядывала?

— Больно нужно! — Она презрительно фыркнула, но на всякий случай попятилась. — Я просто курила на веранде, а вы так… шумели. Что ты делал с этой уродиной, Климушка?

— Я тебе расскажу. Потом… если захочешь, — сказал он с угрозой в голосе. — Но сначала ответь, кто дал тебе право за мной шпионить? Или ты еще маленькая, не понимаешь, что у взрослых людей есть личная жизнь?

— Я не маленькая! — Даша сорвалась на крик. — Я давно уже не маленькая! Просто ты, дурак, этого не замечаешь. — Она с силой толкнула Клима в грудь, бросилась к дому.

Он не стал ее догонять, досадливо поморщился.

— Все беды из-за баб, — сообщил Клим розовому кусту…

* * *

— Я не смогу. — Алиса с мольбой посмотрела на свою благодетельницу.

— Сможешь! — Зинон сгребла со стола грязную посуду, закурила. — Мы уже сделали половину дела, остались сущие пустяки.

— Зинон, я не смогу!

— Сможешь!

— А если он не согласится?

— Согласится, красотуля, можешь не сомневаться. Разумнее принять наши условия, чем загреметь на нары.

— А может, лучше… — Алиса закусила губу.

— Не лучше, — оборвала ее женщина. — Мы ведь уже все обсудили. Слушай, тебе что, его жалко?

Под пристальным взглядом угольно-черных глаз Алиса смутилась.

— Жалко, — сделала вывод Зинон. — А ты перед тем, как в следующий раз пожалеть его, вспомни, что этот урод тебя изнасиловал.

— Он не…

— Ты хотела спать с ним? — жестко спросила Зинон.

— Нет, но…

— Он спрашивал твоего согласия?

— Нет.

— Ну вот, что и требовалось доказать, красотуля, принуждение к сексу называется изнасилованием. И за это предусмотрено нешуточное наказание. Тем более, что ты несовершеннолетняя.

— В августе мне исполнится восемнадцать. — Алиса встала из-за стола, отошла к настежь открытому окну.

— Еще не август! — Зинон сердито взъерошила волосы. — Думай, красотуля! Думай! Для тебя это единственный реальный шанс встать на ноги. И ты будешь законченной дурой, если его упустишь. Все, я на работу. — Она погасила недокуренную сигарету, заграбастала с подоконника початую пачку, в упор посмотрела на Алису: — Вечером я жду окончательного ответа.

Зинон вышла из кухни, через минуту громко хлопнула входная дверь. Алиса, за неделю так и не привыкшая к импульсивности своей новой знакомой, вздрогнула.

Это была странная неделя, самая необычная и самая сумасшедшая за всю ее семнадцатилетнюю жизнь. Зинон не бросила ее на улице, притащила в свою двухкомнатную квартиру на окраине.

— Вот моя берлога, — с гордостью заявила женщина, едва переступив порог. — Тут слегка не прибрано. — В ее голосе не слышалось ни тени смущения из-за царившего в квартире кавардака, только констатация факта. — Я так привыкла. Да и некогда мне, работаю с утра до ночи. Но ты, если что, можешь навести здесь порядок, я обижаться не стану. — Зинон сбросила кроссовки, нетерпеливо посмотрела на топчущуюся у порога Алису. — Ну, что стоишь, красотуля? Бросай свои манатки, раздевайся. Походишь пока босиком, тапок у меня для гостей не предусмотрено.

Алиса аккуратно поставила пакет с вещами в углу крошечной прихожей, прошла в гостиную.

— Присаживайся. — Зинон сгребла с продавленного дивана ворох одежды. — Разговоры разговаривать будем, думать, как тебе жить дальше.

Предложение было очень рациональным и очень практичным. Оно сводилось к одному — «нужно развести этого урода на бабки».

Алиса не сразу поняла, что это означает, но Зинон все очень доходчиво объяснила:

— Все твои беды, красотуля, из-за чего? Из-за дремучей наивности! Но даже не это главное. Тебе не повезло, ты нарвалась на подонка. Он тобой попользовался и вышвырнул за дверь без выходного пособия. Сто баксов не в счет, это сущие пустяки. А потом тебя, дуреху, бросили любимые родители. Это тоже некрасиво, но, как я понимаю, повлиять на твоих чокнутых стариков у нас нет никакой возможности. И не смотри на меня так, красотуля! Даже кошка своего котенка одного не бросит, а тут родная мать! Я вот подумала — и придумала. Мы сейчас быстренько едем к моему знакомому гинекологу. Она проводит осмотр, устанавливает факт изнасилования, берет необходимые анализы, дает нам соответствующие бумажки. После этого можно переходить к активным боевым действиям…

Визит к гинекологу Алиса запомнила плохо. Помнила, что от стыда ее мутило, что несколько раз она порывалась уйти, но ее останавливала Зинон:

— Сиди, дуреха! Я знаю, что делаю. Без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек. Сиди, от тебя не убудет.

С нее не убыло, но сил не осталось ни душевных, ни физических. К вечеру Алиса уже плохо понимала, где она и чего от нее хочет неугомонная Зинон. Девушка отказалась от ужина, рухнула на скрипучую раскладушку и отключилась до самого утра. А утром благодетельница ознакомила ее со своим гениальным планом.

План сводился к одному: с помощью угроз и шантажа вытянуть из Клима деньги. Десять тысяч долларов. Астрономическая сумма… Зинон бралась осуществить «техническую» часть операции: выяснить адрес Клима, узнать его привычки и номер телефона. Каким именно образом она собиралась это сделать, Алиса не знала и знать не хотела. Особенно в свете того, что самая грязная работа по «разведению на бабки» отводилась именно ей. В этом вопросе Зинон была категорична:

— Ты должна сделать это сама, красотуля. Учись держать удар и не спускать обиды. Он тебя оскорбил, использовал и выбросил, а перед этим над тобой вдоволь поизмывались его дружки. Тебя, как котенка несмышленого, чуть не утопили в бассейне! И ты хочешь оставить это безнаказанным? Чтобы эти мажоры испоганили жизнь еще не одной такой доверчивой дурехе? Алиса, я помогу тебе лишь при условии, что ты изменишься, перестанешь быть такой рохлей. Я не занимаюсь благотворительностью, и мне не нужен балласт в виде затюканной бесхребетной девахи. Если у нас все выгорит, мы знаешь как с тобой развернемся?! Только для этого тебе придется постараться. Ну, разозлись же как следует!

Разозлиться не получалось, как Алиса ни старалась. Она боялась предстоящего безумно, до дрожи в коленках. А еще она не верила, что у них с Зинон может что-нибудь получиться. У Клима наверняка очень влиятельные родители. Они не допустят, чтобы их любимого сына шантажировала какая-то девица.

— Правда и закон на твоей стороне, — уговаривала ее Зинон. — Если дело дойдет до суда, у нас есть неопровержимые доказательства.

— А дело может дойти до суда? — Алиса испугалась еще сильнее. Хотя куда уж сильнее!

— Если ты поведешь себя правильно, до суда, дело не дойдет. Нам ведь не нужна его шкура, нам нужны только его деньги.

— Но десять тысяч долларов — это же очень много!

— Не много! Считай, что ты их уже отработала на той даче. Все, закрыли тему!

На подготовительную часть ушло меньше недели, Зинон оказалась на удивление проворной. Она узнала о Климе практически все: начиная с его гастрономических пристрастий, заканчивая любимой маркой автомобилей.

— Все просто, красотуля! Расторопность — раз. Острый ум — два. Но главное — связи. Охранник панкратовской дачки оказался моим старинным приятелем. Мы с ним хорошо так посидели, под сто грамм он мне все рассказал. В общем так, красотуля, час «X» назначаем на утро субботы. У этого козла на субботу запланирована рыбалка. На речку он пойдет один, потому что никто из его дружков этим делом не увлекается. Место я тебе покажу. Там очень уединенно, вашему разговору никто не помешает.

— Ты со мной не пойдешь? — на всякий случай спросила Алиса, уже зная ответ.

— Нет, красотуля! Ты пойдешь одна.

Над заводью плыл туман. Вода была теплой, как парное молоко. Клим не устоял перед искушением — окунулся.

Эх, любит он рыбалку! За эти уединенность и безмятежность, за редкую возможность побыть наедине с самим собой и своими мыслями. Сегодня выдался тот благословенный день, когда в голове Клима не было вообще никаких мыслей, во всяком случае, серьезных. Так, необременительная чепуха: образы, обрывки приятных воспоминаний.

А вспоминал он по большей части девчонку-подкидыша. Царапнула она его закаленное мужское сердце. Клим даже подумывал ее разыскать. Не через Дашку, нет. После той памятной вечеринки Дашка дуется и на контакт не идет. Можно пойти другим путем — узнать у Виктора, по каким дням у его обидчивой сестрицы занятия в инязе, и отловить там свою зазнобу…

…За спиной что-то хрустнуло, отвлекло от приятных размышлений, Клим неторопливо обернулся и присвистнул от удивления. Оказывается, медитируя на бережке, он достиг той стадии просветления, когда фантазии обретают плоть.

— Доброе утро, — вежливо сказало наваждение и рассеянно посмотрело на свои босые ноги.

Клим тоже посмотрел. Этим утром выглядела она как-то иначе. Может быть, оттого, что вместо допотопной плиссированной юбки на ней были джинсы. Простенькие, но вполне современные. Правда, со своей джинсовкой распрощаться она пока не решалась, куталась в нее, словно на дворе стояла студеная осень, а не теплое летнее утро.

— Привет! Ты ко мне?

Девчонка молча кивнула.

— Тогда иди сюда. — Клим похлопал по расстеленному на песке покрывалу. — Присаживайся. А как ты меня нашла?

Девчонка проигнорировала вопрос, присела рядом. По-другому выглядела не только ее одежда, но и лицо. За те несколько недель, что они не виделись, девчонка успела повзрослеть. Он сразу это почувствовал по сосредоточенному взгляду, по напряженной морщинке между бровями, по не по-детски серьезной складочке в уголке рта. Думать, что причиной такого стремительного взросления стал он сам, не хотелось. В жизни каждой девочки рано или поздно случается первая ночь и первый мужчина. И он, Клим Панкратов, еще не самый худший вариант. К тому же она не дала ему возможности оправдаться, сбежала, не оставив даже прощальной записки. А он, может быть, страдал…

— Ты тогда так быстро исчезла, как предрассветный туман. — Клим решил, что такой девушке, как эта, хрупкой и неискушенной, должна понравиться лирика. — Я тебя искал.

На мгновение ее губы изогнулись в саркастической улыбке, и он вдруг понял, что лирика не пройдет.

— У меня были неотложные дела.

— В шесть утра?

Она равнодушно повела плечом.

— А сегодня зачем пришла? — Он вел себя неправильно. Чувствовал, что изначально взял не тот тон. С этой девочкой не надо было ерничать, следовало просто извиниться, сразу же после того, как она сказала «доброе утро». Но теперь уж что?

— У меня к тебе дело. — Девочка перестала рассматривать свои припорошенные песком ступни, сделала глубокий вдох, точно собиралась через секунду нырнуть в воду, посмотрела Климу в глаза. Оказалось, это трудно — выдержать ее отстраненный, кристально-прозрачный взгляд. Настолько трудно, что по спине побежали мурашки, а бьющаяся на крючке рыбешка утратила прежнюю актуальность. Вот он, ее потенциал! Разворачивается, раскручивается с невероятной силой! А губы ее близко-близко, и горькую складочку в уголке хочется разгладить поцелуем.

Он и разгладил, не смог удержаться. Девчонка забилась, как пойманная рыбка, и вновь стала маленькой и испуганной. Клим сделал над собой усилие, отстранился. А она вытерла губы рукавом джинсовки, и ему вдруг стало обидно, что с его поцелуем обошлись так небрежно, стерли, словно грязную кляксу.

— Что тебе нужно? — Он даже не старался, чтобы голос звучал вежливо, и закипающую в душе ярость не собирался маскировать и удерживать. После того, как она стерла его поцелуй…

— Мне нужны деньги. — Девчонка резко встала. Теперь она смотрела на него сверху вниз.

— Деньги?! — Клим не верил своим ушам. — Сколько?

— Много. — Она на секунду замолчала. — Десять тысяч.

От неожиданности он даже рассмеялся.

— Десять тысяч рублей?! А не слишком ли дорого ты оцениваешь свои услуги?

Пока он смеялся, ее лицо опять изменилось, стадо равнодушно-холодным, как у каменного изваяния.

— Вы меня неправильно поняли, — сказала она тихо. — Мне нужно десять тысяч долларов.

Это было слишком. Это был уже явный перебор. Что возомнила о себе эта пигалица?!

— За какие заслуги, позволь спросить? — Клим тоже встал. Теперь уже он смотрел сверху вниз.

— Это не за заслуги. — Девчонка отступила на шаг. — Это в качестве моральной компенсации.

— Какой, какой компенсации?! — Надо же, а он еще собирался перед ней извиняться!

— Вы меня изнасиловали. — Девчонка больше не смотрела в его сторону, отвернулась к реке.

— Ты считаешь, что изнасилование выглядит именно так? — Клим понизил голос до зловещего шепота.

— Так считает мой адвокат.

Адвокат, изнасилование… Вот оно что! А он-то, дурак, считал эту стерву невинной овечкой. А она никакая не овечка. Она расчетливая, беспринципная сука! Сейчас еще окажется, что не было никакой случайной встречи, что эта маленькая дрянь заранее все спланировала. Может, даже договорилась с Дашкой, с той станется…

— А если я откажусь платить? — Ему стало интересно, какие у нее планы.

— Если вы откажетесь платить, я пойду в милицию.

— И в милиции тебе вот так прямо возьмут и поверят! У тебя же нет никаких доказательств!

— У меня есть доказательства. — Девчонка сунула ему в руки какие-то бумажки. — Если возникнет острая необходимость, можно будет провести генетическую экспертизу. Необходимый… — Она запнулась. — Необходимый биологический материал я следствию предоставлю.

Вот даже как! Клим смял ксерокопии справок. Теперь совершенно ясно, что это точно не спонтанное решение смертельно оскорбленной девственницы. Это спланированная акция. Вот почему она так быстро слиняла — полетела к гинекологу, сдавать «биологический материал», запасаться справочками…

Клим считал себя уравновешенным человеком. Оказалось, он плохо себя знал. Оказалось, что ярость — это неотделимая часть его «Я».

— Значит, ты собираешься сообщить ментам, что я тебя изнасиловал? — спросил он.

— Да. — Она не расслышала угрозы в его голосе. Глупая, жадная сука…

— В таком случае мне все равно нечего терять. Одним разом больше, одним меньше…

Она отбивалась, кричала и царапалась, даже укусила его пару раз, но куда уж ей?! Она, конечно, хитрая и расчетливая, но она всего лишь женщина…

Это был самый ужасный секс в его жизни: ненужный, со скрипом песка на зубах, с горечью полыни, со стойким ощущением, что жизнь летит ко всем чертям…

Клим не стал смотреть, как она приводит себя в порядок, как торопливо, путаясь в рукавах, надевает свою ужасную джинсовку. Зашел по колено в реку, плеснул воды в пылающее лицо, сказал, не оборачиваясь;

— Я не дам тебе ни копейки, но я готов оплачивать твои услуги в розницу.

Девчонка долго молчала — он уже решил, что она ушла, — а потом заговорила срывающимся от ярости голосом:

— Я передумала. Десять тысяч… этого мало. Теперь ты заплатишь мне двадцать!

— Пошла к черту! — Он так и не обернулся. Незачем ему смотреть на эту маленькую дрянь. И не боится он встречаться с ней взглядом, просто не хочет.

— Двадцать тысяч в течение недели, или…

— Или что? — Все-таки он обернулся. Девчонка смотрела куда-то за линию горизонта. Наверное, прикидывала, как потратить его деньги. Стерва… — Может быть, ты не в курсе, но, как правило, секс между мужчиной и женщиной происходит по обоюдному желанию, и твои… — он брезгливо поморщился, — биологические материалы ничего не значат.

Она перевела взгляд на него, сказала жестко:

— Это не наш с тобой случай. Во-первых, об обоюдном желании речь не идет. — Она надолго замолчала, уставилась на песок у своих ног.

— А во-вторых? — не выдержал он.

— А во-вторых, я несовершеннолетняя. Думаю, суд примет во внимание этот факт.

Черт! Черт!! Черт!!! Как он об этом не подумал?! Это все осложняет…

— Я дам тебе неделю.

Если эта маленькая шантажистка и поняла, что он у нее на крючке, то виду не подала. По ее застывшему лицу вообще было непонятно, о чем она думает. Просто сфинкс египетский, а не женщина. Сердце кольнуло — а все-таки жаль, что у них все так получилось. Было бы интересно приручить сфинкса.

«Прекрати! — одернул он себя. — На такой прожженной бестии можно все зубы обломать. Ее невинность и неопытность — это всего лишь ловко состряпанная мистификация. И то, что она еще несовершеннолетняя, ничего не меняет».

— Через неделю я жду твоего ответа.

— Где мы встретимся? — Это был первый шаг к капитуляции, они оба это понимали.

Девчонка пожала плечами:

— Можно на этом же месте.

— Тебе понравилось? — Клим криво усмехнулся.

Она дернулась, точно от пощечины, сжала кулаки, а потом улыбнулась широко и безмятежно, словно он сделал ей комплимент.

— Мне понравилось чувствовать себя богаче на двадцать тысяч долларов.

— Уже чувствуешь? Не рано ли?

Ее улыбка стала еще шире. В этот момент Климу захотелось придушить или утопить эту девицу.

— В десять утра, ровно через неделю, я буду ждать тебя на этом же месте. С деньгами, — добавила она.

— Ты уверена, что у меня есть такие деньги? — спросил Клим.

— А ты уверен, что мне хотелось, чтобы ты меня насиловал? — парировала она. — Все, мне пора…

— Подожди! — Он поймал ее за рукав джинсовки. — Последний вопрос.

— Я тебя слушаю. — Она повела плечом, стряхивая его руку. — Только быстро, у меня мало времени.

— Это все Дашка?

— Что Дашка?

— Это она тебя надоумила?

Девчонка вдруг расхохоталась. Она хохотала так звонко и безудержно, словно он сказал что-то очень уморительное. Даже слезы на глаза навернулись; а отсмеявшись, посмотрела на Клима со смесью удивления и жалости:

— Эта глупая кукла здесь совершенно ни при чем. Ты сам меня надоумил, Клим Панкратов!

Он так ничего и не понял. Стоял и смотрел, как уходит девочка-сфинкс, мастерица загадывать загадки.

Алиса боролась со слезами до последнего — нужно было уйти красиво, с достоинством, чтобы этот негодяй ни о чем не догадался. Она дала себе волю только минут через десять: рухнула в колючую луговую траву, завыла в голос.

Взросление давалось нелегко. Взросление перекраивало душу, дробило кости, не позволяло вздохнуть полной грудью. Когда кончились слезы и голос охрип от крика, она переродилась — сбросила старую кожу, приняла условия другого мира. Теперь она стала его частью. Теперь она заставит остальных с собой считаться…

… — Красотуля, что так долго? — нетерпеливо спросила Зинон. Земля вокруг «жигуленка» была усыпана окурками. — Он согласился?

— Он согласится. Дай мне сигарету.

Ее самая первая в жизни сигарета была горькой как полынь, но Алиса докурила ее до конца, даже ни разу не закашлявшись. Она теперь — совсем другой человек. А через неделю они с Зинон станут богаче на двадцать тысяч долларов…

— …И теперь у меня только два выхода: либо отдать этой сучке деньги, либо послать ее ко всем чертям и загреметь на нары. Вот так. — Клим опрокинул в себя коньяк, страдальчески посмотрел на друга. С Виктором они уже полночи сидели в клубе, держали военный совет.

— Ну, предположим, на нары ты не загремишь. — Друг успокаивающе похлопал его по плечу. — Твои родители этого не допустят.

— Какие родители?! — взвился Клим. — Если родители об этом узнают, мне конец!

— И что ты намерен предпринять?

— Намерен выкручиваться самостоятельно.

— У тебя есть такие деньги?

— Есть. Не зря, оказывается, отец с первого курса заставлял меня горбатиться на ниве банковского дела. Скопил за пять лет кое-что на черный день, будь он неладен. Вот сука, а?! Ну кто же мог подумать, что эта серая мышка окажется пираньей?!

— Ты знаешь, Клим, мне в это как-то до сих пор не верится, — Виктор покачал головой.

— Во что тебе не верится? В то, что она была мышью, или в то, что превратилась в пиранью?

— Да не производит она впечатление прожженной стервы. Вспомни, как она в бассейне тонула.

— Просто хорошо маскировалась. А бассейн? Может, она и в самом деле плавать не умеет? Эх… — Клим сжал виски руками. — Какого хрена я полез ее спасать?! Сейчас бы не было никаких проблем.

— А у меня другой вопрос, — усмехнулся Виктор. — Какого хрена ты потащил ее в койку, если она серая мышь?

— Ну… — Клим задумался. — Во-первых, я был пьян, а во-вторых, никакая она не мышь.

— Конечно, она пиранья.

— Она — оборотень! В постели она знаешь какая была?! Я даже подумывал ее в штатные любовницы записать, а она мне такую свинью подложила!

— Что-то я тебя не пойму, то она у тебя мышь, то пиранья. То девственница, то вакханка. Определись, друг.

— А она все это вместе, — простонал Клим, — да еще и сука в придачу…

— В общем, уникальная женщина, — подытожил Виктор.

— Тебе б такую уникальную!

— Я б не отказался. Может, поделишься адресочком?

— У сестрицы своей спроси адресочек! Это ж она мне такой подарочек подсунула!

— Клим, будь объективен. — Виктор разлил коньяк по рюмкам. — Это не Дашка тебе ее подсунула, это ты сам ее выбрал, согласно своим нумерологическим пристрастиям. Это твоя судьба номер пять.

— Глаза б мои не видели эту судьбу, — отмахнулся Клим. — Кстати, Виктор, ты бы, в самом деле, поговорил с Дашей, может, она нам что-нибудь полезное расскажет об этой проходимке?

— Уже разговаривал. Даша толком ничего не знает. Говорит только, что зазноба твоя больше на занятиях не появляется. И вообще, она мутная какая-то, вроде сектантки.

— Сектантка! — Клим воздел глаза к потолку. — Она еще и сектантка! Час от часу не легче!

— А что? Вполне вероятно. Ты же сам видел, как она была одета. Это даже не «Second hand», это раскольничий скит какой-то. Может, она денежки из тебя «на нужды партии» тянет? Принесла себя в жертву во имя веры.

— Да пошел ты! Мне и без того хреново.

— Когда вы с ней встречаетесь? — Виктор моментально перешел на деловой тон.

— Послезавтра, у реки. Тяга у нее, понимаешь ли, к воде.

— Ты у нее паспорт потребуй. Вдруг она никакая не несовершеннолетняя? Может, ей уже под тридцать, а она все под малолетку косит.

— Я не только паспорт потребую. — Клим кровожадно улыбнулся. — Я с этой стервы еще и расписку возьму!

— О, с распиской — это ты здорово придумал! — одобрил Виктор. — Вдруг она тебя до конца жизни шантажировать надумала?

Клим покачал головой. Что-то ему подсказывало, что девчонка ограничится двадцатью тысячами…

Несмотря на ранний час — десять утра, солнце пекло невыносимо. Солнцу было плевать, что в душе у Клима Панкратова царят тьма и смятение. Конечно, расставаться с кровно заработанными деньгами было жалко, но дело даже не в этом. Обидно, что какая-то сопливая девчонка обвела его вокруг пальца как последнего идиота! Клим раздраженно пнул носком сандалии пакет с баксами, посмотрел на часы. Без двух минут десять, и, если эта стерва посмеет опоздать…

Она не опоздала, появилась на берегу ровно в десять. Удивительная пунктуальность для женщины. Впрочем, она не женщина, она — шантажистка.

Этим утром она решила явить себя в полной красе. Волосы стянула в конский хвост, отчего скулы стали еще выше, а сине-зеленые глаза приобрели несвойственную славянскому племени раскосость. Может, прапрабабка этой стервы в незапамятные времена шантажировала какого-нибудь печенежского хана примерно таким же образом, как ее правнучка теперь шантажирует его, бедного Клима? Может, хан тоже не выдержал, разобрался с негодницей по-своему, разбавил стылую славянскую кровь горячей азиатской? Отсюда и обманчивая внешность, и типично восточное коварство, и недетская расчетливость. Интересно, у той прабабки тоже было клеймо на пояснице? Может, печенежский хан расстарался, пометил шантажистку каленым железом…

— Принес? — спросила девчонка, не здороваясь.

— Принес. — Клим окинул хмурым взглядом ее легкомысленно короткий открытый сарафанчик. — Для меня нарядилась?

Она лишь усмехнулась в ответ.

— А не боишься, вдруг я не совладаю с чувствами? — Клим сделал шаг ей навстречу.

— У тебя есть лишние десять тысяч? — Девчонка и бровью не повела.

На какой-то момент он очень серьезно задумался, а не заплатить ли этой пигалице еще за одну ночь? Заплатить и заставить откатать программу по полной. Здравомыслие взяло верх — невелика птица, чтобы отдавать ей такие бабки.

— Деньги есть, но ты того не стоишь, — усмехнулся он.

В ответ она лишь равнодушно пожала плечами. Можно подумать, если бы он предложил ей десять тысяч, она бы согласилась! Или все-таки согласилась бы?..

— Деньги тут. — Он еще раз пнул пакет.

— Сколько?

— Как и договаривались, двадцать тысяч. Она едва заметно улыбнулась, протянула руку.

— Подожди-ка. — Клим покачал головой. — Покажи свой паспорт.

— Хочешь убедиться, что я действительно несовершеннолетняя? — Из холщового рюкзачка девчонка достала паспорт.

Клим изучил его вдоль и поперек. Оказывается, его шантажистку зовут вовсе не Алей, а Алисой. Алиса Волкова — красивое имя. И этой волчице в овечьей шкуре оно идет. Алиса… И годков ей действительно всего семнадцать, хотя через месяц с небольшим исполнится восемнадцать. Любопытно, как она потом станет разводить мужиков? Может, начнет шантажировать их мнимой беременностью? Клим вдруг покрылся испариной. А что, если эта маленькая дрянь забеременела от него?! В таком случае кошмар только начинается. Вот уж где простор для маневров: установление отцовства, алименты, отступные… Когда Клим возвращал паспорт, его рука заметно дрожала. Девчонка молча спрятала документы, посмотрела выжидающе. Клим сделал глубокий вдох, достал из пакета с баксами кожаную папку, протянул ей.

— Что это?

— Мне нужны гарантии. На всякий пожарный случай.

Девчонка удивленно выгнула бровь, спросила саркастически:

— На какой конкретно пожарный случай?

— Ты напишешь расписку, что больше не имеешь ко мне материальных претензий.

— А я и не имею. Как только ты отдашь мне деньги, я забуду тебя, как страшный сон.

— Конечно, как страшный сон. А потом, месяцев так через восемь, предъявишь мне орущего младенца и потребуешь взять его на баланс!

— Младенца? — Девчонка растерянно моргнула.

— Милочка, не мне тебе объяснять, что от секса иногда случаются дети. Или ты предохранялась? — спросил Клим с надеждой.

Она помолчала, словно прислушивалась к чему-то внутри себя, а потом решительно покачала головой, сказала с непонятной горечью:

— Не волнуйся. Даже если я, не дай бог, забеременела, я не оставлю этого ребенка.

— Почему? — ехидно поинтересовался он.

— Потому что я считаю: к выбору отца для своих детей нужно подходить очень серьезно. Ты на эту роль не годишься.

— Даже так? — Он вдруг испытал странную смесь обиды и облегчения.

Она кивнула, открыла папку, сказала:

— Ну, диктуй свою расписку.

— Там есть образец.

— Ты предусмотрительный.

— Ну, до твоей предусмотрительности мне — как до луны!

Девчонка написала расписку, размашисто расписалась, вернула папку Климу, спросила:

— Теперь ты отдашь мне деньги?

— Бери. — Носком сандалии он подтолкнул к ней пакет. — Можешь не пересчитывать, там все точно.

Она заглянула в пакет, удовлетворенно кивнула, сказала, не глядя в его сторону:

— Надеюсь, мы никогда больше не увидимся.

— А уж как я надеюсь! — Клим прощально взмахнул папкой. — Общаться с тобой очень хлопотно.

— А с тобой — очень больно. — Алиса Волкова невесело усмехнулась и поспешила прочь.

 

Часть 2

— Ну, Алиса Марковна, ну гляньте вы на этот отчет хоть одним глазком! Бухгалтерия ждет.

Алиса оторвалась от работы, с досадой посмотрела на секретаршу Леночку. Ведь ровным счетом ничего нельзя ей доверить, все забудет, все перепутает! Послал же Господь помощницу!

Алиса мучилась с этим недоразумением уже второй месяц и не видела никакой положительной динамики. Единственное, что Леночка умела делать виртуозно, — это строить глазки клиентам и Алисиным деловым партнерам. Даже кофе у нее получался отвратительный, хотя, казалось бы, чего проще? А уж доверять ей поручения посерьезнее было сродни самоубийству.

А все Зинон! Именно благодаря ее настойчивой протекции в Алисиной приемной воцарилась эта инфантильная дурочка. Видите ли, Леночка — дочка старой приятельницы Зинон. Видите ли, девочка МГУ окончила. Да как она его вообще умудрилась окончить, если до сих пор пишет с грамматическими ошибками?! Все-таки что ни говори, а благотворительность Зинон — очень избирательная штука. Небось себе в референты она выбрала Александра, парня умного и расторопного. Александр никаких университетов не оканчивал, но зато работать с ним было одно удовольствие. И «мадам Зинон» он был предан какой-то невероятной, просто собачьей преданностью.

А Алисе досталась Леночка…

— Алиса Марковна, — продолжала ныть секретарша, — главбух еще утром сказала, что этот отчет очень важен.

Алиса глянула на часы.

— Еще утром?! А сейчас половина шестого вечера! Елена, где был отчет весь день?!

— Я забыла, хотела прямо сразу его вам отдать, а потом позвонили из банка, а потом был обеденный перерыв… — Леночка подняла глаза к потолку, словно на нем был написан весь длинный список переделанных ею за день дел.

Алиса мысленно выругалась, дала себе сто первое по счету обещание отправить эту идиотку работать в торговый зал, подальше от глаз, а вслух сказала:

— Отнеси отчет Зинон. Этими делами занимается она, а у меня своих собственных отчетов полно.

— Мадам Зинон уехала в бутик, на Володарскую, — отрапортовала Леночка.

— Ну, тогда отдай Ольгерду Генриховичу.

— А Ольгерд Генрихович улетел два часа назад в Рим. Алиса Марковна, вы что, забыли? — сказала секретарша с упреком.

— Я забыла?! — взвилась Аписа. — Это ты забыла вовремя доставить отчет по назначению!

— У меня было очень много дел. — Секретарша обиженно шмыгнула носом.

— Да?! А я, по-твоему, здесь в фантики играю?! — Алиса в отчаянном порыве врезала кулаком по столу. — Давай сюда отчет!

Леночка положила папку на самый краешек стола, спросила заискивающе:

— Алиса Марковна, сегодня ведь пятница, можно мне…

— Нет!!! — рявкнула Алиса. — Нельзя тебе пораньше уйти домой! Потому что по твоей милости мне сегодня дом вообще не светит! Я ясно выражаюсь?

— Куда уж яснее, — фыркнула секретарша и обиженно поджала губы.

— Тогда иди, не стой над душой. — Алис нетерпеливо махнула рукой. — Нет, подожди! Кофе мне свари!

Когда за оскорбленной секретаршей громко хлопнула дверь, Алиса раскрыла папку с отчетами, закурила, откинулась на спинку кресла, закрыла глаза.

Господи, разве об этом кошмаре она мечтала десять лет назад?! Конечно, нет! Тогда им с Зинон и в голову не могло прийти, что они станут владелицами, сети бутиков модной одежды. Какие бутики?! Какая модная одежда?! Тогда их мысли были просты и приземленны. Алиса, не открывая глаз, улыбнулась.

Полученные от Панкратова двадцать тысяч казались им просто нереальной суммой. Они посовещались и решили начать собственное дело. Зинон считала, что реализовать их таланты лучше всего получится в сфере торговли. Она разменяла двухкомнатную квартиру на однокомнатную с доплатой, внесла свою долю в совместный бизнес и справила им с Алисой загранпаспорта.

Первая их поездка в Польшу особой прибыли не принесла. Все московские рынки в те времена были завалены дешевым польским ширпотребом. Конкуренция в этой сфере оказалась слишком высока. Но они не собирались сдаваться. Они оперативно переключились сначала на турецкую джинсу, потом на недорогую итальянскую обувь, потом на дорогое, но зато суперкачественное французское белье.

Для Алисы первые несколько лет в «бизнесе» стали самой настоящей школой выживания. Пришлось на собственной шкуре узнать, какой несладкой бывает жизнь «челнока». Особенно если ты женщина и тебе еще нет двадцати. Она научилась давать взятки таможенникам и бесчисленным инспекторам. Она научилась ослепительно улыбаться и заговаривать зубы покупателям. Она научилась ругаться матом не хуже портовых грузчиков, причем на нескольких европейских языках сразу — сказалась-таки ее тяга к иностранным языкам. А еще у нее обнаружилась необычайная для столь юной девушки деловая хватка, не хуже, чем у битой жизнью Зинон.

Они почувствовали, что богаты, на четвертый год своей коммерческой деятельности. Они по-прежнему жили в однокомнатной квартирке на окраине Москвы, по-прежнему ездили на раздолбанном «жигуленке» Зинон. Зато у них была своя собственная фирма, которая называлась красиво и загадочно — «Ализи». Алиса плюс Зинон — получается «Ализи». А еще они открыли магазинчик европейской одежды, пусть не в центре, но на подступах к нему. Купили грузовик и наняли штат сотрудников.

А на пятом году Зинон вышла замуж за очень пожилого и очень состоятельного кавказца. «Молодые» прожили в счастливом браке всего два месяца, после чего кавказец скоропостижно скончался — злые языки поговаривали, что он не выдержал бурного темперамента супруги, а Зинон в одночасье стала богатой вдовой, владелицей двухэтажного загородного особнячка, четырехкомнатной квартиры в центре, солидного банковского счета и «фруктово-овощной империи». Несколько недель они с Алисой на полном серьезе обсуждали, не продолжить ли бизнес почившего мужа Зинон, но потом решили, что фрукты-овощи — это слишком хлопотно и как-то не по-женски.

После битвы не на жизнь, а на смерть с многочисленными родственниками усопшего и его пятью бывшими женами Зинон удалось-таки отстоять свое окончательное и эксклюзивное право на наследство. Загородный особняк был продан за ненадобностью, а на вырученные деньги куплен второй магазин «почти в центре». Сеть фруктово-овощных палаток и овощехранилище в Подмосковье Зинон с выгодой уступила двоюродному брату покойного супруга. За «фруктово-овощные» деньги они с Алисой закупили в Риме настоящую коллекцию модной одежды «от кутюр» для своих магазинчиков «почти в центре». Квартиру решено было оставить. В четырехкомнатной поселились сами, а однокомнатную постановили сдавать внаем, какая-никакая, а копейка. С «жигуленком» тоже пришло время расстаться. Когда в твоем распоряжении имеется роскошный внедорожник, грех ездить на ветеране отечественного автопрома.

Расставание с верным железным конем Зинон перенесла куда тяжелее, чем прощание с усопшим мужем. Поливала «жигуленок» горючими слезами, два месяца искала для него «хорошего хозяина», потом, уже после продажи, целую неделю пила с горя. А отревевшись и отпереживав, неожиданно взялась за Алису.

— Красотуля, я вот тут вдруг подумала — ты же у нас неуч. У тебя же нет никакого, даже самого завалящего образования.

Конечно, у Алисы не было никакого образования. А откуда взяться образованию, если четыре с лишним года они с Зинон были заняты исключительно зарабатыванием денег?!

— Это пробел! Это очень плохо! Надо срочно тебя образовывать. «Ализи» нужны высококлассные специалисты. Скажи-ка, красотуля, кем ты хочешь стать?

Алиса пожала плечами — неважно, кем бы она хотела стать, важно, что нужнее для «Ализи». «Ализи» остро нуждалась в грамотном управленце.

Они выбрали экономический факультет МГУ. Зинон настаивала на очном обучении, но Алиса отказалась.

— Заочного образования мне хватит, чай, не дурочка.

— Да ты, красотуля, умница. Вся в меня! Мы с тобой — чистый эксклюзив!

О, да! Они были «чистым эксклюзивом». У них были деньги. У них были очень твердые убеждения по поводу того, что такое мировая мода. У них было целых два магазина модной одежды. И у них был вкус. Правда, у Зинон вкус этот оказался несколько специфичным. Неподготовленному человеку трудно было привыкнуть к тому, что являла собой Зинон. Жгучая брюнетка, очень высокая, очень худая, дочерна загорелая, до умопомрачения язвительная, помешанная на черном цвете, — она полюбила шокировать обывателей своим неоднозначным стилем. Будь то черный, наглухо застегнутый костюм, очень смахивающий на эсэсовскую форму, или черное, сильно декольтированное вечернее платье, отороченное мехом чернобурки, — весь этот «чистый эксклюзив» смотрелся эпатажно, но не выходил за рамки приличия, не казался смешным.

Кстати, Зинон даже сигареты теперь курила только черные. Специально закупала их партиями в одном из табачных магазинчиков Праги. И сигаретки свои эксклюзивные она вставляла в длиннющий мундштук, разумеется, тоже черный. И духи у нее были «чистый эксклюзив», назывались «Черная вдова». Если бы запах можно было облечь в цвет, духи эти тоже были бы черными, со всполохами красного.

Вот такой теперь стала Зинон. Женщина на грани фола, воительница и соблазнительница. И мужчины ее просто обожали. Разумеется, только те мужчины, которых Зинон не убивала в первую же минуту знакомства своей неописуемой язвительностью. «Убитых» на ее пути было море, но выжившие и заработавшие иммунитет на всю жизнь оставались ее преданными рабами, смотрели восхищенными глазами, швыряли к ее ногам золотые горы в довесок к предложению руки и сердца. На восхищенные взгляды Зинон не обращала внимания, матримониальные предложения игнорировала, не отказывалась только от золотых гор, но делала это с таким высокомерным изяществом, что «городарители» ощущали себя счастливыми и облагодетельствованными.

Личная жизнь Алисы была далеко не столь бурной. По большому счету, не существовало для нее никакой особой личной жизни. Были переговоры, деловые встречи, модные показы и светские рауты, а вот с личной жизнью как-то не складывалось. Во всяком случае, именно так считала Зинон, а саму Алису все устраивало. У нее хватало поклонников. Пару раз даже случались непродолжительные романы, просто чтобы оставаться в тонусе и не терять форму. Но относиться с доверием к представителям мужского племени она так и не научилась. Во время романтических свиданий, вместо того чтобы расслабиться, выискивала какой-нибудь подвох. Зинон считала эту ее осторожность последствием психологической травмы, время от времени пыталась проводить с подругой сеансы психоанализа. Но все сеансы сводились к одному: «Красотуля, забей ты на этого мерзавца Панкратова! Вокруг столько хороших мужиков».

Будто она целыми днями только о Панкратове и думает! Будто ей больше нечем заняться! И вообще, если бы не эти пресловутые «сеансы психотерапии», она бы уже давным-давно его позабыла…

…Зазвонил телефон. Не открывая глаз, Алиса включила громкую связь.

— Красотуля, как дела? — послышался хриплый голос Зинон.

— Дела — как сажа бела. — Алиса зевнула.

— А что так?

— Да вот, собираюсь уволить твою протеже.

— Это которую?

— Это ту, которая сидит в моей приемной и по какому-то чудовищному недоразумению считается моей секретаршей.

— Что с ней опять не так? — поинтересовалась Зинон.

— Все с ней не так. — Алиса сбросила туфли, пошевелила затекшими пальцами. — Она только что приперла мне отчет по продажам.

— Исполнительная девочка, принесла отчет. Так почему же ты злишься, красотуля?

— Зинон, посмотри на часы! Почти шесть вечера. У меня дел выше крыши, а тут еще этот отчет. Между прочим, продажи — это твоя сфера, — добавила Алиса ехидно.

— А я на Володарской, провожу инспекцию, — доверительным шепотом сообщила Зинон. — И в офис возвращаться не планировала. Если бы ты мне сказала про отчет раньше…

— Так в том-то и дело, что эта дурында принесла мне его только сейчас! Днем она, видишь ли, была страшно занята! Решала мировые проблемы! Зинон, может, ты мне объяснишь, какие такие дела были у моей секретарши? Ну, ногти подпилить. Ну, по телефону поболтать. Ну, на обед сходить. Ну, проштудировать свежий номер «Космо». А еще что?

— Все ясно, красотуля, — сказала Зинон примирительно. — Не кипятись, сейчас быстренько закончу инспекцию и прилечу тебя спасать.

— Не надо меня спасать. — Алиса улыбнулась. — Лучше давай поменяемся секретарями.

— Не могу, Александр ко мне очень привязан, в твоей приемной он будет тосковать.

— Тогда разреши уволить Леночку.

— Тоже не могу. Я обещала ее маменьке присматривать за дитем.

— Тогда придется увольняться мне, — пришла Алиса к неутешительному выводу.

— Красотуля! Только без паники! — Чувствовалось, что Зинон улыбается. — Я только что придумала замечательный выход из ситуации. Мы отдадим Леночку Ольгерду.

— За что ты так не любишь нашего финансового директора? — поинтересовалась Алиса.

— Наоборот! Я о нем забочусь. Любому мужику приятно видеть в своей приемной хорошенькую девушку. Или ты против того, чтобы в приемной Ольгерда Генриховича сидела хорошенькая девушка? — лукаво спросила Зинон.

Алиса вздохнула. Подруга явно намекала на их с Ольгердом вялотекущий роман.

— Я против того, чтобы в приемной Ольгерда Генриховича сидела клиническая идиотка. Это вредит бизнесу. Ладно, Зинон, у меня мало времени. Закончишь инспекцию, езжай по своим делам, а я останусь разгребать финансовые завалы.

— Долго не засиживайся, — напутствовала Зинон.

— Это уж как получится.

С работы Алиса выбралась только в двенадцатом часу. Времечко такое — хоть и не уезжай домой. В окнах квартиры горел свет. Любопытно, кто это решил ее навестить в столь поздний час? Алиса открыла дверь, переступила порог и устало улыбнулась. В квартире пахло свежесваренным кофе, жареным мясом и еще чем-то вкусным.

— А я уже решила, что ты сегодня не объявишься, — послышался с кухни голос Мелисы. — Думала, ты осталась ночевать у этого своего отмороженного прибалта.

— Ольгерд в командировке. — Алиса сбросила туфли, влезла в разношенные домашние тапки. — А ты могла бы мне просто позвонить.

— Хотела сделать тебе сюрприз. — В прихожую вышла сестра. В цветастом передничке поверх немыслимо короткого платья Мелиса выглядела трогательно и нелепо одновременно. Короткие волосы, выкрашенные в радикальный белый цвет, растрепались. Макияж нуждался в тотальном обновлении. Чувствовалось, что младшая сестра времени даром не теряла и по своей дурной привычке использовала Алисину жилплощадь в качестве полигона для очередного романтического свидания.

— Он уже ушел? — Алиса перешла на шепот.

— Кто? — Мелиса удивилась так правдоподобно, что если бы Алиса не знала свою младшую сестру вот уже двадцать семь лет, то обязательно бы поверила.

— Твой бойфренд. — Алиса прошла в кухню, взяла из вазочки апельсин. — Мелиса, сколько раз я тебя просила не приводить сюда своих друзей? У тебя же есть своя квартира!

— Есть. — Сестра легкомысленно махнула рукой с экстремально длинным, многоцветным маникюром. — Но твоя квартира пороскошнее будет, а мне иногда так хочется пустить пыль в глаза!

— Это они должны тебе пыль в глаза пускать, а не ты им. — Алиса неодобрительно покачала головой, принялась чистить апельсин.

— Проголодалась? — спросила сестра.

— Как волк.

— Ну, соответствуешь своей фамилии, — усмехнулась Мелиса. — А у меня как раз и ужин готов.

— Осталось кое-что после кавалера?

— Обижаешь. Кавалер меня в ресторан водил, а это… — Мелиса кивнула на скворчащую сковородку. — Это мои персональные кулинарные изыски. Специально для тебя старалась.

— И что на сей раз нужно моей младшей сестре? — Алиса сняла со сковороды крышку, принюхалась. В животе громко заурчало.

— А почему ты решила, что мне от тебя что-то нужно? — спросила Мелиса.

— Потому что я тебя хорошо знаю и понимаю, что заняться готовкой ты можешь только в крайнем случае. Кстати, пахнет обалденно.

— Так чего же мы ждем? — Мелиса хлопнула в ладоши. — Садись за стол, будем ужинать. Я тебе все в процессе расскажу.

Ужин был очень вкусным, и, если бы не сопровождавший его разговор, Алиса получила бы исключительное удовольствие. Разговор все испортил. Мелисе, как обычно, до зарезу требовались деньги, совсем пустячная сумма, всего каких-то пятьдесят тысяч долларов…

…Алиса пришла в отчий дом спустя неделю после своего изгнания. Выбрала время, когда родители ушли на работу.

Это была странная встреча. Сестра сначала с радостным воплем повисла у нее на шее, потом резко оттолкнула и обозвала дурой и предательницей.

— Как ты могла?! — Мелиса по-детски размазывала по лицу слезы. — Как ты только посмела оставить меня одну с этими?! — Она не договорила, бросила на Алису жгучий взгляд, полный любви и ненависти одновременно. — Знаешь, каково мне сейчас? Они же теперь все время проверяют, пристала ко мне скверна или нет! Они меня молиться заставляют по часу, на улицу выходить запрещают, душеспасительные беседы ведут с утра до вечера. Алиска, о чем ты только думала?! Где ты эту чертову ночь провела? — Слезы мгновенно высохли, а в глазах сестры зажегся жадный интерес. — Рассказывай, пока я не лопнула от любопытства.

Алиса рассказала, максимально щадя сестру, без душещипательных подробностей и ненужных эмоций. А Мелиса, кажется, все равно ей не поверила. Смотрела недоверчиво и удивленно. Даже иногда скептически качала головой, а потом заявила:

— С тобой такого не должно было произойти, Алиска! Это приключение не для такой, как ты. Это приключение для такой, как я.

— Приключение?! — Алиса не поверила своим ушам. — По-твоему, это приключение? Это катастрофа, Мелиса! Сначала стать посмешищем, объектом насмешек и издевательств, потом жертвой изнасилования и в довершение всех бед потерять крышу над головой — это, по-твоему, приключение? Это же ужас!

— Для тебя — возможно, но не для меня! — Мелиса упрямо вздернула подбородок. — Я бы никогда не стала посмешищем и жертвой. Я бы им всем показала!

В ответ Алиса лишь горько усмехнулась. Наивная сестра, она еще не сталкивалась с другим миром, она еще может позволить себе спасительное заблуждение, что все вертится только вокруг нее и одного только желания достаточно, чтобы мир упал к ее ногам. Нет смысла ее разубеждать: пока на собственной шкуре не узнает, что это такое, не поверит.

— И крыша над головой у тебя есть, — с упреком сказала Мелиса. — Ты же живешь у этой, как ее? У Зинон. Небось она не заставляет тебя рядиться пугалом. — Сестра с завистью посмотрела на новые Алисины джинсы. — И молиться до потери пульса, и слушать всякую чушь про Пророка. Тебе повезло, а ты не понимаешь. Слушай, Аля, возьми меня к себе! Нет, правда, что тебе стоит?

— Куда я тебя возьму? — растерялась Алиса.

— Куда хочешь. К этой своей Зинон возьми. Я так понимаю, она тетка сердобольная, тебя приютила — и меня приютит.

Она не знала, что ответить на это бесхитростное заявление. «Тебя приютила и меня приютит». Зинон, при всем ее добросердечии, никак не тянула на держательницу приюта для бездомных.

— Мелиса, я не могу. — Она хотела погладить сестру по волосам, но та обиженно фыркнула, сказала со слезами в голосе:

— Ты просто не хочешь! Так всегда было! Тебе всегда доставалось все самое лучшее, ты же старшая!

А вот это было нечестно и несправедливо — все, от начала до конца. Алиса никогда не пользовалась преимуществом старшей сестры. Да и о каком таком преимуществе идет речь, когда они с Мелисой — близнецы и пресловутая разница в возрасте всего каких-то десять минут? Просто с самого раннего детства так повелось: Алиса — старшая, Мелиса — младшая. И, коль уж на то пошло, привилегий у старшей сестры было намного меньше, чем у младшей. Алисе приходилось отвечать за двоих, потому что родители свято верили, что десять минут — это очень существенно. И спрашивали со старшей дочери по всей строгости. А сама Алиса вот только сейчас осознала, насколько это смешно и неубедительно. Она осознала, а Мелиса продолжала оставаться в неведении.

— Мне пора. — Алиса встала. — Скоро вернутся родители.

— Ты еще придешь? — спросила сестра вроде как равнодушно, но с тайным страхом.

— Приду, если получится, то на следующей неделе. — Она достала из кармана джинсов три десятидолларовые купюры, положила на стол перед сестрой. — Это тебе, купи себе что-нибудь…

Алиса сдержала свое слово, связь с сестрой не теряла, помогала ей, чем могла. Сначала по большей части деньгами, а потом, когда в двадцать лет Мелиса решила уйти от родителей, снимала ей квартиру, оплачивала учебу в институте.

После окончания института встал вопрос о ее трудоустройстве. Мелиса хотела действовать самостоятельно, без протекции и помощи сестры. Она приходила к Алисе примерно раз в месяц, замученная, оголодавшая, но всегда полная безумных планов на будущее. Рассказывала, что наконец-то нашла «чудесное местечко», что теперь уже очень скоро начнет зашибать бешеные бабки, а пока ей нужно совсем немного денег «на прокорм». Алиса отдавала сестре заранее приготовленный конверт, в душе надеясь, что это в последний раз. Но в следующем месяце «чудесное местечко» вдруг оказывалось «шарашкиной конторой», в которой зашибить бешеные бабки просто нереально.

Неизвестно, сколько бы все это продолжалось, если бы не вмешательство Зинон. Зинон, в отличие от подруги, на вещи смотрела трезво и церемоний не разводила.

— Какого хрена?! — заявила она Алисе после очередного визита сестры. — Я спрашиваю, какого хрена ты посадила себе на шею эту бездельницу? Ты что, не понимаешь, что она тянет из тебя деньги?

— Она не тянет. — Алиса предприняла робкую попытку отразить натиск Зинон. — Я просто пытаюсь помочь ей пережить трудные времена.

— Да у этой проходимки вся жизнь — сплошные трудные времена!

— Мелиса ищет работу.

— Где?! В кабаках и ночных клубах?! — язвительно поинтересовалась Зинон. — И не делай такое удивленное лицо. Я знаю, что говорю. Твоя сестрица спускает твои же бабки в ресторанах и на танцульках, а потом приходит к тебе, сердобольной дуре, и говорит: «Ах, как мне тяжело! Ах, меня никто не берет на работу». Конечно, зачем ей работать, когда у нее есть такая замечательная палочка-выручалочка?!

Откровения Зинон повергли Алису в шок. Да, она знала, что ее сестра ветреная и легкомысленная, но никак не ожидала, что Мелиса сознательно идет на обман.

— Красотуля, послушай совет старой Зинон. Такая благотворительность еще никого до добра не доводила. Прикрывай лавочку, если не хочешь для своей сестрички неприятностей.

И Алиса послушалась — прикрыла лавочку. Во время очередного визита Мелисы она внимательно выслушала сначала ее стенания, потом планы на будущее, покивала сочувствующе головой, а привычного конверта с деньгами не дала. Сестра повела себя предсказуемо: устроила истерику, обвинила ее в бессердечии и жадности, но Алиса стояла насмерть, на шантаж и уговоры не поддавалась. Когда буря немного улеглась, она сказала:

— В одном из наших магазинов нужен продавец-консультант. Если хочешь, я тебя устрою.

— Продавщицей?! Меня?! — Мелиса недоверчиво моргнула. — Меня, единственную младшую сестру, продавцом?! Да ты с ума сошла!

— А что тут такого ужасного? Поработаешь немного в зале, освоишься, а там видно будет.

— Между прочим, у меня высшее образование, — напомнила сестра, — а ты до сих пор еще студентка — и ничего, справляешься с куда более сложной работой.

— Все правильно. — Алиса кивнула. — Я все еще студентка, потому что не могу себе позволить роскошь оставить работу и целиком посвятить свое время учебе, но, — сказала она с нажимом, — моего образования хватило на то, чтобы создать «Ализи».

— А я, значит, гожусь только в продавцы?! — Мелиса нервно закурила. — Ну, спасибо тебе, сестричка!

Алиса пожала плечами. Ей очень не хотелось ссориться с сестрой, но Зинон права — Мелиса никогда не научится жить самостоятельно, если она не перестанет ее опекать.

— Знаешь, что? — Мелиса смотрела на нее почти с ненавистью. — Мне твои подачки не нужны. Я со всеми своими проблемами в состоянии справиться самостоятельно и не собираюсь унижаться!

— Рада за тебя. — Разговаривать с сестрой становилось все труднее. — Только я тебя не унижаю, я предлагаю тебе реальную помощь.

— А мне не нужна такая помощь! — Мелиса сорвалась с места, отшвырнула недокуренную сигарету. — Я ухожу!

У Алисы еще была возможность остановить сестру, вернуть все на круги своя, но она не стала, для Мелисиного же блага…

Почти полгода от сестры не было известий. Алиса продолжала оплачивать счета за съемную квартиру и сотни, если не тысячи раз порывалась навестить Мелису. Останавливала Зинон:

— Успокойся, красотуля. Такая, как твоя сестрица, не пропадет. Она и из воды сухой выскочит.

Алиса понимала, что Зинон права, но где-то глубоко в ее душе росло сомнение. А что, если Мелиса попала в беду? Что, если ее кто-нибудь обидел? А может, ей сейчас нечего есть или она заболела? Эти мысли сводили Алису с ума, не давали сосредоточиться на работе.

Мелиса объявилась через семь месяцев: живая, здоровая и довольная жизнью. Она подкатила к офису «Ализи» на новеньком «Фольксвагене», как раз тогда, когда Алиса собиралась уходить домой.

— Привет, сестричка! — Мелиса распахнула дверку машины, приветственно помахала рукой.

От радости и облегчения Алиса чуть не расплакалась.

— Тебя подвезти? — Сестра улыбалась так заразительно, что плакать сразу расхотелось.

Алиса стряхнула с сапожек снег, уселась на пассажирское сиденье.

— Здравствуй, Мелиса. Как дела? — Глупо начинать разговор с таких банальных фраз, но ничего умного в тот момент в голову не шло.

— Да вот, сама видишь, — сестра любовно погладила руль, — все просто замечательно. Поехали, что ли? По дороге все расскажу.

Зинон, как всегда, оказалась права: кардинальные меры пошли Мелисе на пользу. После ссоры с Алисой она жутко переживала, целую неделю пила с горя. А потом кончились последние деньги, и пришлось браться за ум, искать работу. Ей просто сказочно повезло: удалось устроиться пиар-менеджером в небольшую, но очень солидную фирму. Сначала работать было тяжело, а потом ничего, втянулась, даже стала получать удовольствие. А два месяца назад хозяин фирмы оценил ее профессионализм, повысил зарплату вдвое, выделил «Фольксваген» для представительских целей, собирается даже взять ее с собой в Женеву на переговоры. В общем, жизнь удалась, причем исключительно благодаря Алисе.

— Если бы ты мне тогда кислород не перекрыла, я бы до сих пор болталась между небом и землей. А теперь я сама себя уважать начала. Так что спасибо тебе, Алиска, за своевременную вправку мозгов.

Алиса успехам сестры радовалась не меньше, чем собственным, в тот же вечер позвонила Зинон, рассказала о чудесных метаморфозах, произошедших с Мелисой. Зинон метаморфозы одобрила, предложила отпраздновать в тесном кругу, сообразить на троих. И они так насоображались, что Алиса не помнила, чем закончилось мероприятие и почему они все втроем очутились в квартире Зинон. Голова болела так жутко, что впервые за всю историю существования «Ализи» ее владелица, госпожа Волкова, проигнорировала работу, весь день провалялась на диване Зинон с жесточайшим похмельем и в себя приходить стала лишь ближе к вечеру. Зинон и Мелиса оказались покрепче, на страдающую Алису смотрели с жалостью и легким превосходством, говорили что-то об отсутствии регулярных тренировок и иммунитета. Алиса стонала, обзывала их жестокосердными, но в душе понимала, что головная боль — не слишком большая плата за примирение с сестрой.

Следующий год Мелиса жила автономно: работала, зарабатывала, делала карьеру в своей фирме. Денег у Алисы она больше не просила, только изредка использовала ее квартиру для особо важных любовных свиданий, а вот сегодня вдруг решила изменить своим правилам…

— Алиска, всего пятьдесят тысяч долларов! Для тебя это не деньги, а мне позарез нужно.

— Для чего? — Вообще-то, для Алисы пятьдесят тысяч были весьма приличной суммой, особенно в последнее время.

— Это нужно для бизнеса. Леня, то есть, Леонид Петрович, ну, мой босс, предложил мне долю в бизнесе.

— За пятьдесят тысяч? — Алиса недоверчиво выгнула бровь. — Как-то маловато для солидной фирмы.

— Он готов сделать мне большую скидку. Алиска, ну, пожалуйста! — Сестра бухнулась на колени, сложила ладони в молитвенном жесте.

— Перестань. — Алиса поморщилась.

— Я не прошу у тебя эти деньги в подарок, только в долг, примерно на два года. — Мелиса уселась рядом, смахнула с коленок пылинки. — Если ты во мне сомневаешься, я напишу расписку.

— Не надо расписки, — отмахнулась Алиса. — Я просто не знаю, где мне взять такую большую сумму наличными. Понимаешь, мы с Зинон затеяли реорганизацию, планируем купить помещение еще под один магазин. Так что с деньгами у меня тоже напряженка.

— Но ты мне не отказываешь? — Мелиса заискивающе улыбнулась.

— Не отказываю, просто дай мне несколько дней.

— Даю тебе неделю. — Сестра широко улыбнулась.

— Какая ты великодушная!

— Да, я такая! Это у нас наследственное!

— Кстати, о наследственном. — Алиса помрачнела. — Ты давно видела родителей?

— Несколько дней назад, привозила им продукты. Знаешь, я решила, что не нужно давать им деньги, они ведь все равно тащат все своему Пророку. Из той суммы, что ты мне оставила, я погасила долги по квартплате, купила маме лекарства.

— Как она? — Алиса потерла переносицу. Даже спустя годы родители ее не простили, не желали ни видеть дочь, ни слышать о ней. Приходилось помогать им через Мелису.

— Мне кажется, хуже: круги под глазами, губы синие, ноги отечные, как колоды.

— Ты предлагала ей лечь в клинику на обследование?

— Предлагала. — Мелиса вздохнула. — Она не хочет, говорит, что на все воля Божья. Может, ты с ней поговоришь?

— Она не станет меня слушать. Для нее я умерла десять лет назад.

— Но время же идет, все меняется.

— Только не наши родители.

— Ну и хрен с ними! — неожиданно зло сказала сестра. — Пусть живут как хотят. Их право! Мне вот только знаешь что обидно? Что после их смерти наша квартира достанется их долбаному Пророку. Может, на него в суд подать?

— Бесполезно, — отмахнулась Алиса. — Я уже консультировалась с юристами. Наш Пророк — законопослушный гражданин, никаких особых грехов за ним не водится, все сделки он оформляет юридически грамотно, так что не подкопаешься.

— Да уж, законопослушный! — фыркнула Мелиса. — Тысяча облапошенных им дурней — не в счет.

— Они сами позволили себя обмануть. Мне вообще кажется, что в человеке должна быть какая-то предрасположенность, специальная настроенность на волну, чтобы вот так, безропотно, подчиняться чужой воле.

— Какая волна?! Какая предрасположенность?! Мозгов у них нет, вот и все. Меня бы никакой Пророк не провел.

— Тебя бы не провел. — Алиса успокаивающе погладила сестру по руке. — Ты у меня вообще уникальная.

— Квартиру жалко. — Мелиса и не думала успокаиваться.

— Наши родители еще живы, — сказала Алиса с мягким укором.

— Это ненадолго, ты их просто давно не видела. Эти бесконечные молитвы, эти посты и вояжи к Пророку! Они же еще не старые, а выглядят как дряхлые старики. Отец — кожа да кости. Мама вся седая. Нет, Алиска, ты как хочешь, а я за квартирку намереваюсь побороться. У меня, в отличие от тебя, собственной жилплощади нет и пока не предвидится. А, ладно… — Она махнула рукой, спросила уже спокойнее: — Когда за деньгами можно будет подъехать?

— Думаю, дня через три-четыре.

— Вот спасибо, сестричка, век не забуду! — Мелиса широко улыбнулась, бросила взгляд на часы. — Поеду-ка я домой, а то поздно уже.

Алиса понаблюдала из окна, как отъезжает от дома такси, принялась убирать со стола. На душе скребли кошки. Вот уже десять лет она чувствовала себя виноватой перед сестрой. Вроде бы и не за что, а все же… И сама Мелиса — может, сознательно, а' может, и бессознательно — культивировала в ней это чувство. «Я, в отличие от тебя…» — это было ее любимой присказкой.

У меня, в отличие от тебя, нет собственной жилплощади. У меня, в отличие от тебя, нет таких деньжищ (ухажеров, возможностей, связей)…

Умом Алиса понимала, что не должна стыдиться того, чего добилась в жизни, потому что добилась она этого собственным потом и кровью. И «стартовый капитал», если на то пошло, обошелся ей ох как недешево, до сих пор стыдно вспоминать. Но это умом, а вот с душой были проблемы. Особенно в те дни, когда Мелиса произносила сакраментальное: «Я, в отличие от тебя…» В такие дни все валилось из рук и чувство собственной несостоятельности не давало уснуть. Единственным эффективным лекарством в таких случаях для нее были «сеансы психотерапии» с Зинон. Но беспокоить подругу всякий раз, когда на душе муторно, не хотелось. В конце концов, надо учиться справляться с трудностями самостоятельно… Вот, к примеру, аутотренинг…

Аутотренинг не сработал. Уснуть удалось только в пятом часу, и проснулась она разбитой, с жуткой головной болью и ломотой во всем теле. Контрастный душ и чашка кофе помогли взбодриться, но головная боль никуда не делась, а в аптечке, как назло, не нашлось ни одной таблетки обезболивающего.

На работу Алиса приехала раздраженная, с гудящей головой и красными от недосыпа глазами. Впору пожалеть, что год назад она сделала лазерную коррекцию зрения, и необходимость носить очки отпала. Сейчас за стеклами очков ее «кроличьи» глаза были бы не так заметны. Еще, не приведи господь, подчиненные решат, что их благоразумная хозяйка пустилась в загул.

Алиса переступила порог приемной и замерла с открытым ртом — на месте секретаря, уткнувшись носом в монитор компьютера, сидел Александр. Получается, Зинон сжалилась над ней и прислала в помощь своего любимого референта? Чудеса…

— А где Лена? — От удивления Алиса даже забыла поздороваться.

— Доброе утро, Алиса Марковна. — Александр вскочил со стула, вежливо улыбнулся: — Прекрасно выглядите.

— Да уж, как мисс Вселенная, — усмехнулась она. — А скажите-ка мне, Александр, что это у нас за рокировка?

— Мадам Зинон забрала Леночку к себе, — отрапортовал он.

— Насовсем? — с надеждой спросила Алиса.

— Нет, конечно! — Александр даже поморщился от этого предположения. — Только на время, необходимое для осуществления целей мадам Зинон.

— А какие такие цели у мадам Зинон? — Алиса забыла даже про головную боль, так ей стало интересно.

— Цели благородные, но, боюсь, трудноосуществимые. — Александр загадочно улыбнулся. — Мадам Зинон хочет воспитать из Леночки идеальную секретаршу.

— Какая прелесть! — От избытка чувств Алиса даже хлопнула в ладоши. — Значит ли это, что на время отсутствия Леночки вы переходите в мое распоряжение?

— В полное ваше распоряжение, — со сдержанным достоинством подтвердил молодой человек. — Решение мадам Зинон для меня — закон.

— Не переживайте, Александр, — усмехнулась Алиса. — Мадам Зинон очень энергичная женщина. Думаю, воспитательный процесс надолго не затянется. Особенно принимая во внимание то, как высоко она ценит вашу помощь.

— Правда? — Щеки Александра зажглись застенчивым румянцем, и Алиса уже в который раз подивилась уникальной способности Зинон подбирать ключики к мужским сердцам.

— Даже не сомневайтесь, — уверила она молодого человека. — Можно попросить вас об одолжении?

— Слушаю вас. — Александр мгновенно подобрался, переключился на деловую волну.

— Найдите мне что-нибудь от головной боли. Сможете?

— Что вы предпочитаете: цитрамон, аскофен, седалгин, анальгин, аспирин?

— А что, у вас все это есть? — удивилась Алиса.

— Есть. У мадам Зинон иногда случаются мигрени, я укомплектовал аптечку всем самым необходимым.

— Тогда мне, пожалуйста, таблетку аспирина. Рабочий день начался как обычно: с проблем, требующих немедленного разрешения; с бумаг, ожидающих немедленного рассмотрения и одобрения; с нескончаемых телефонных переговоров с поставщиками и клиентами. Дел накопилось так много, словно Алиса как минимум месяц не принимала участия в управлении «Ализи», словно и не было вчерашних ночных бдений на боевом посту. Похоже, мадам Зинон так увлеклась муштрой несчастной Леночки, что совершенно забыла о своих непосредственных обязанностях. А поскольку рядом с ней больше не было преданного Александра, то и намекнуть о необходимости быстрейшего включения в трудовой процесс было некому, и Алисе приходилось отдуваться за двоих.

Ближе к обеду позвонил Ольгерд, сообщил, что в Риме все прошло гладко и вечером он прилетает. Просил приготовить к его возвращению «человеческий ужин», потому что доползти до ресторана у него уже не будет никаких сил. Из вышесказанного Алиса сделала вывод, что ночевать Ольгерд собирается у нее — неслыханное дело! «Истинный ариец» Ольгерд протокол соблюдал неукоснительно. Причем не только в бизнесе, но и в сердечных делах. Их романтические свидания всегда проходили по одному и тому же сценарию: роскошный букет цветов для Алисы, ужин в ресторане, неспешный секс, непременное «спасибо, дорогая, ты была великолепна» в финале и сдержанное прощание. Своей предсказуемостью этот сценарий устраивал обоих — и Ольгерда, и Алису. За полгода их романа в нем не изменился ни один пункт. А тут вдруг сразу две поправки. Чудеса!

С Ольгердом Алиса познакомилась в годы учебы. Нордического красавца с копной снежно-белых волос было трудно не заметить. Он приковывал к себе восхищенные взгляды доброй половины Алисиных однокурсниц, но — о, чудо! — был чист и непорочен как младенец, вел почти праведную жизнь и на провокации со стороны дам не поддавался. Видимо, собирался вручить свое хрустальное сердце одной-единственной.

Алису Ольгерд привлек отнюдь не своей внешностью. Помимо очевидных достоинств, у него были еще и скрытые таланты. Он семимильными шагами приближался к красному диплому и, по словам педагогов, имел все задатки финансового гения, а «Ализи» на тот момент остро нуждалась именно в таковом. К подступам МГУ была выслана тяжелая артиллерия в лице Зинон. Ей вменялось в обязанность очаровать Ольгерда и предложить ему должность финансового директора «Ализи». Как проходил процесс очарования и завлечения, Зинон Алисе так и не рассказала — скорее всего, даже ее горячий темперамент не смог растопить ледяное сердце будущего гения, — но, как бы то ни было, к чисто деловой стороне вопроса Ольгерд отнесся с максимальным вниманием и интересом. Так что в целом миссия Зинон увенчалась успехом, хотя и оставила в душе не привыкшей к поражениям на любовном фронте воительницы неприятный осадок, поэтому всякий раз при встрече с финансовым директором «Ализи» ее язвительность достигала апогея. Ольгерд же к нападкам Зинон относился со сдержанным равнодушием и тем самым подбрасывал дров в топку ее уязвленного самолюбия. Алису эта плохо завуалированная конфронтация забавляла, поскольку было очевидно, что для воюющих сторон сам предмет спора уже давно утратил актуальность. Наверное, именно из-за этого она не испытывала особых угрызений совести, когда шесть месяцев назад Ольгерд вдруг определился, наконец, с выбором дамы сердца. Не то чтобы его выбор поверг Алису в шок, но уж точно стал приятной неожиданностью. Примерить роль любовницы истинного арийца — а почему бы и нет? Неожиданно для нее их роман затянулся, превратился в необременительную, временами даже приятную рутину. Все без исключения сотрудницы «Ализи», затаив дыхание, ждали, чем закончится роман между хозяйкой и финансовым директором. Шептались даже о назначенном дне бракосочетания, и только одна Алиса твердо знала, что никакой свадьбы не будет. И не потому, что этот скандинавский викинг слишком хорош для нее. Не готова она принять в дар его хрустальное сердце…

Ближе к концу рабочего дня, когда Алиса переделала уйму дел и выпила пару литров кофе, сваренного расторопным Александром, в ее кабинете материализовалась Зинон. Подруга выглядела такой уставшей, словно целый день разгружала вагоны с углем.

— С ума сойти! — простонала она и рухнула в кресло. — Это не секретарша! Это монстр! Я знаю: Леночку подослали конкуренты, чтобы она своей тупостью свела меня в могилу.

— Не тебя, а меня, — уточнила Алиса, — и позволь напомнить, это ты сама пристроила ее в «Ализи».

— Я?! — Зинон в притворном ужасе закатила глаза. — Не может такого быть! — Она сунула в зубы мундштук с одной из своих черных сигарет, глубоко и с наслаждением затянулась.

— Значит, отправляем монстра в торговый зал? — с надеждой спросила Алиса.

— Дай мне еще неделю. — Подруга взмахнула мундштуком. — Тут вопрос принципа. Тут уже либо она меня, либо я ее.

— А сейчас какой счет? — поинтересовалась Алиса.

— Боевая ничья. Она научилась варить вполне сносный кофе, перестала пилить ногти на рабочем месте…

— Но?.. — Алиса выжидающе улыбнулась.

— Но угробила компьютер Александра! — заорала Зинон. — Захотела разложить пасьянсик, понимаешь ли, и чисто случайно нажала не на те кнопочки! Александр меня убьет. Нет, Александр покончит с собой, когда узнает.

— А ты ему не говори, — посоветовала Алиса. — Вызови программиста, он все наладит.

— И то верно. — Подруга воспряла духом. — Красотуля, а не пойти ли нам с тобой сегодня в ресторан? Утопим наши беды в вине.

— Я бы с радостью, но, боюсь, ничего не выйдет. На пять часов у меня назначен визит в банк, а вечером прилетает Ольгерд. Кстати, он слетал удачно, через пару недель можно будет подписывать контракт.

— С Ольгердом все ясно, — отмахнулась Зинон. — Горячий финский парень планирует устроить тебе незабываемую ночь. А вот про банк расскажи-ка мне поподробнее.

— Ольгерд не финн, — заступилась Алиса за финансового директора. — Его папа родом из Дании.

— Финн, датчанин — по мне, так хрен редьки не слаще. И утех, и у других рыбья кровь.

— А мама у него русская.

— Красотуля, да меня совсем не интересует родословная твоего бойфренда. Меня намного больше волнуют причины твоего визита в банк. У «Ализи» какие-то проблемы?

— У «Ализи» нет никаких проблем, — усмехнулась Алиса, — и ты это знаешь не хуже меня.

— А у кого в таком случае проблемы? — не сдавалась Зинон.

— Да нет ни у кого никаких проблем. Просто Мелисе срочно понадобились пятьдесят тысяч долларов. Ее босс предлагает ей долю в фирме.

— Доля за пятьдесят кусков?! — Зинон задумчиво погрызла мундштук. — И чем занимается эта фирма? Продажей воздушных шариков?

— Кажется, установкой кондиционеров.

— Тогда откуда взялась такая смешная цифра?

— Не знаю. — Алиса пожала плечами. — Может, у Мелисы есть еще и собственные сбережения. Как бы то ни было, у меня она попросила только пятьдесят тысяч.

— Наличкой? — не унималась Зинон.

— Да.

— Странно все это, красотуля… Кто в наш век высоких технологий пользуется в расчетах наличкой? Наличкой пользуются тогда, когда нужно что-то скрыть.

— Не думаю, что Мелиса стала бы от меня что-то скрывать. — Алисе вдруг очень не понравилось направление, которое принял их разговор, но отделаться от Зинон было непросто. — Зачем ей это?

— Ну, мало ли зачем? Я бы на твоем месте, прежде чем отдавать денежки, все хорошенько проверила.

— Предлагаешь мне шпионить за родной сестрой? — опешила Алиса.

— Нет, что ты? Предлагаю заблаговременно выяснить, на какие цели уйдут твои деньги.

— Я же говорю, деньги нужны, чтобы выкупить долю в фирме.

— Ой ли?! — Зинон скептически хмыкнула. — Себя-то не обманывай, красотуля.

— И как я проверю? — Алиса сдалась.

— Ты — никак. Проверю я. У меня имеются кое-какие связи.

— Что-то мне все это не очень нравится. — Алиса с сомнением покачала головой.

— Мне тоже, но это единственно верное решение, поверь мне. У нас с тобой впереди нелегкие времена. Если мы твердо решили расширяться, нам понадобится чертова уйма денег, нельзя ими разбрасываться. Кстати, о развитии. — Зинон оживилась, антрацитовые глаза зажглись азартным огнем. — По непроверенным данным, на Кутузовском будет продаваться помещение. Если мы…

— Мы не потянем, — перебила ее Алиса. — Кутузовский — это очень серьезно.

— И очень престижно. — Зинон не думала сдаваться. — У нас полно магазинов «почти в центре» и нет ни одного по-настоящему крупного в центре. Если хорошо продумать рекламную кампанию, можно привлечь много новых клиентов. По моему глубокому убеждению, снобы предпочитают одеваться в бутиках, максимально приближенных к Красной площади. Если бы была возможность устроить торговый центр в Мавзолее, он бы пользовался феноменальным успехом.

— Ну ты загнула. — Алиса покачала головой.

— Это не я загнула, это законы рыночной экономики.

— А какие там площади, на Кутузовском?

— Площади там самые подходящие. Я завтра встречаюсь с одним человечком, чтобы узнать подробности. А ты подумай, красотуля, очень хорошо подумай. Пора «Ализи» выходить на новый уровень!

— Я даже боюсь представить, во сколько нам обойдется этот выход. — Алиса устало потерла виски.

— Своими силами мы не справимся, однозначно, но можно взять кредит. Как говорится, кто не рискует, тот не пьет шампанского.

— Ага, и в тюрьме не сидит.

— Типун тебе на язык!

— Ты, Зинон, авантюристка.

— А ты — перестраховщица. Думаю, именно поэтому у нас с тобой так ловко все получается. Ладно, пора мне. — Зинон с неохотой выбралась из кресла, посмотрела на Алису сосредоточенно-задумчивым взглядом, сказала: — Ты сегодня в банк не езди. Сначала я все разузнаю и про нашу сестричку, и про помещение на Кутузовском, а потом будем держать совет. Как раз и наш финансовый гений к тому времени подтянется, просчитает все риски…

Домой Алиса возвращалась в скверном настроении. Разговор с Зинон оставил в душе неприятный осадок. Проконтролировать Мелису — что за глупость?! Или все-таки не глупость? Вот, положа руку на сердце, что она знает о жизни своей сестры? Только то, что сама же Мелиса и рассказывает. Она не имеет понятия ни о пристрастиях сестры, ни о людях, с которыми та общается. С тех пор, как Мелиса стала автономной, они и видятся-то крайне редко. Может, Зинон права и в этой проверке нет ничего ужасного? В крайнем случае потом можно будет извиниться…

Теперь это помещение на Кутузовском. Страшно даже подумать, каких финансовых затрат оно потребует! Это очень рискованно! А с другой стороны, Зинон правильно сказала насчет снобов. Алиса и сама не понаслышке знала, что существует особая категория людей, для которых принципиально важно не только то, чье имя стоит на купленной вещи, но еще и то, где именно эта вещь приобретена. Вот, к примеру, их бутичок на Рублевке ничем не отличается от остальных магазинов, а прибыль приносит несравнимо большую…

В окнах квартиры опять горел свет. Интересно, кто посетил ее на сей раз? Мелиса была вчера, Ольгерд еще в пути, Зинон собралась в ресторан, а больше ни у кого нет ключей. Алиса осторожно толкнула дверь. Внутри, как и прошлым вечером, пахло чем-то вкусным. Ощущение дежавю усилилось. Неужели сестра решила каждый день баловать ее свежеприготовленным ужином?

— Ты горишь на работе, Алиса. — Она ошиблась, сюрприз ей решил сделать Ольгерд. Он стоял посреди прихожей: сказочный викинг со стянутыми в хвост снежно-белыми волосами, с закатанными до локтей рукавами рубашки и в облюбованном Мелисой цветастом переднике.

— Привет! Выглядишь просто замечательно. — Она выразительно посмотрела на передник.

— Ты тоже, как всегда, великолепна. — Ольгерд поцеловал ее в губы долгим поцелуем. — А я вот решил сделать тебе сюрприз, прилетел раньше. Ты рада?

— Очень. — Алиса сбросила туфли, потерла ноющую поясницу. — Я так понимаю, что ужином ты озаботился сам.

— Озаботился. — Ольгерд со смущенной улыбкой снял передник. — Алиса, ты себя не бережешь. У тебя в холодильнике хоть шаром покати, мне пришлось ехать в магазин.

— Извини. — Она пожала плечами, осмотрелась в поисках традиционного букета роз.

— Что-то ищешь? — вежливо поинтересовался Ольгерд.

— Цветы.

— Цветы в гостиной, ужин на столе, а ты до сих пор стоишь на пороге.

— Еще раз извини. — Алиса направилась в кухню.

— Ты куда? — спросил Ольгерд.

— К столу, а что? — удивилась она.

— Я накрыл стол в гостиной. Кто же устраивает романтический ужин на кухне?

— Действительно, и кому только такое в голову придет? — Алиса вдруг почувствовала раздражение. Она в своем доме, хочет расслабиться после тяжелого трудового дня, переодеться в домашнюю одежду, забраться с ногами в кресло. Ей не нужен протокол.

— Что-то не так? — Ольгерд мгновенно почувствовал перемену в ее настроении.

— Нет, все хорошо, просто очень устала.

— Я помогу тебе расслабиться. — Он загадочно улыбнулся. — Мой руки, я скоро.

Стол был сервирован по всем канонам романтизма: хрусталь, фарфор, столовое серебро, шампанское в запотевшем ведерке, крахмальные салфетки, зажженные свечи. Не хватало только приглушенной музыки и безмолвных официантов.

— А вот и я. — Ольгерд успел повязать галстук и надеть пиджак. Выглядел он по-настоящему хорошо. Не всякому крупному мужчине идут строгие костюмы. Ольгерду они шли безоговорочно. И даже стянутые в хвост волосы выглядели безупречно. Алиса в своем скромном платьице от Шанель вдруг почувствовала себя замарашкой. Смешное чувство, особенно принимая во внимание стоимость платьица.

— А по какому случаю торжество? — Она уселась за стол, задумчиво повертела до зеркального блеска отполированный нож. — Пьем за удачную сделку?

— И за это в том числе. — Ольгерд уселся напротив, посмотрел на Алису долгим взглядом.

Нож выскользнул из ее рук, с громким звоном упал на тарелку.

— Прости. — Алиса виновато улыбнулась. Ольгерд рассеянно кивнул, заговорил медленно, подбирая слова:

— Мы уже давно знакомы. У нас было полгода, чтобы проверить истинность наших чувств…

Почувствовав, к чему он клонит, Алиса напряглась.

— Я думаю… — Ольгерд сделал глубокий вдох. — Я думаю, что нам пора узаконить наши отношения.

За столом повисла неловкая пауза. Пришла очередь Алисы подбирать слова:

— Ольгерд. — Она смяла салфетку.

— Погоди! — Он предупреждающе поднял руки. — Я совсем забыл. Вот! — На стол перед Алисой легла бархатная коробочка в виде сердечка. — Это тебе, так сказать, в знак…

В коробочке лежало кольцо. От сияния бриллиантов у Алисы закружилась голова. А Ольгерд уже открывал шампанское. Получалось, что ее ответ его не интересует, что он во всем уверен. На Алису вновь накатила волна раздражения. Мало кому понравится, если его отстранят от принятия жизненно важного решения.

— Мне кажется, ты форсируешь события, — твердо сказала она и отодвинула коробочку.

Ольгерд застыл в изумлении, шампанское искрящейся пеной выплеснулось на скатерть.

— Ты отказываешься? — спросил он недоверчиво.

— Я просто пытаюсь сказать, что еще не готова связать себя семейными узами, — мягко уточнила она, забрала у Ольгерда бутылку, разлила шампанское по бокалам. — Давай отложим этот разговор.

— Отложим? — мужчина салфеткой промокнул пятно на скатерти. — Но я думал…

— Не обижайся. Просто это несколько несвоевременно.

Надо отдать Ольгерду должное — он очень быстро взял себя в руки, пригубил шампанское, сказал с улыбкой:

— Я все понял, дорогая. Ты не готова, но я могу хотя бы надеяться?

Было бы честнее сказать ему правду, объяснить, что брак в принципе не входит в ее планы, но Алиса не смогла, ограничилась кивком…

* * *

Клим никогда так не радовался возвращению домой, как сегодня. Из-за разыгравшейся непогоды рейс из Лондона откладывали два раза. Клим извелся в ожидании. Он до сих пор не научился мириться с потерей времени. Времени в жизни банкира Клима Панкратова не хватало катастрофически. И что груз ответственности — это не банальное словосочетание, он теперь понимал в полной мере. Осознание это пришло два года тому назад, когда от цунами в Таиланде погибли его родители. Оно легло на плечи враз осиротевшего Клима чугунной плитой и едва его не придавило. Он до последнего не хотел верить, что родителей больше нет. Вместе с Виктором летал в Таиланд на их поиски. Пропавшие без вести — это ведь еще не погибшие…

Тела нашли спустя месяц. Клим похоронил их на тихом кладбище в Подмосковье и начал учиться жить с чистого листа. Ему досталась в наследство огромная финансовая империя, и он сотни раз мысленно поблагодарил покойного отца за то, что тот в свое время заставил его пройти весь путь, с самых низов. Теперь Клим точно знал, с чем именно ему предстоит столкнуться и, столкнувшись, не испугался.

Оказалось, что он — хитрый, жесткий и бескомпромиссный трудоголик. Оказалось, что управлять империей не сложнее, чем отдельным подразделением. Оказалось, что ему нравится такая жизнь.

Вот только время… Со временем Клим вел беспощадный бой, отвоевывал минуты, с трепетом закоренелого скряги складывал их в часы. Личная жизнь у него теперь измерялась не сутками, а именно часами и оттого была торопливой и бестолковой.

Вот, к примеру, на сегодняшний вечер был запланирован ужин с Дашей, но рейс задержали, и личную жизнь пришлось отложить. Зато у Клима появилась редкая возможность поспать несколько лишних часов. В идеале было бы лучше поспать в самолете, сэкономить бесценное время, но отключиться на высоте нескольких километров над землей у Клима никогда не получалось. В душе жила совершенно иррациональная уверенность, что стоит только ему закрыть глаза, как самолет тут же потеряет управление. И Клим не спал, костерил себя на чем свет стоит и продолжал «держать ситуацию под контролем». Любопытно, что бы сказали подчиненные, узнай они, какая интересная фобия имеется у их железобетонного босса? Наверное, не поверили бы. Он давно научился скрывать свои страхи. Это стало частью его натуры. Возможно, кое о чем догадывалась Даша. Она вообще была очень проницательной девушкой. С одной стороны, Климу это даже импонировало — умная женщина дорогого стоит, а с другой — раздражало, мешало чувствовать себя мистером Безупречность.

С Дашей у него сложились странные отношения. Этакий микст из любви и ненависти. Причем процентное соотношение составных частей все время менялось. Перед его отлетом в Лондон, например, любви оказалось процентов семьдесят, а ненависти — тридцать. И это был очень неплохой показатель. Случались дни, когда баланс смещался в сторону ненависти, и тогда Климу становился не мил весь белый свет. По части изобретения мелких каверз Даше не имелось равных. Она с легкостью могла отравить жизнь кому угодно. Впрочем, с такой же легкостью она умела превратить эту самую жизнь в сплошной праздник.

Иногда Клим очень жалел, что пять лет назад нарушил данное Виктору обещание не связываться с его младшей сестрой. Возможно, теперь его жизнь оказалась бы намного скучнее, но уж точно — спокойнее. Сейчас, когда на плечах Клима постоянно лежал груз ответственности, он знал цену спокойствию. И если сегодня ему улыбнется удача, он урвет у судьбы несколько лишних тихих часов. Ему позволительно расслабиться, потому что встреча в Лондоне прошла успешно. Отец бы им гордился.

Расслабиться не удалось — дома его ждала Даша. Несмотря на поздний час, она не спала, в вечернем платье сидела перед телевизором, щелкала семечки.

— С возвращением. — Даша и не подумала подняться ему навстречу, даже не посмотрела в его сторону. Из этого Клим сделал неутешительный для себя вывод, что за время его отсутствия баланс сил сместился в сторону ненависти. Все-таки женщину со взрывным темпераментом нельзя надолго оставлять в одиночестве. Одиночество не идет таким особам на пользу, заставляет не загруженный проблемами мозг генерировать всякие бредовые мысли, придумывать несуществующие проблемы. Клим сбросил пиджак, ослабил узел галстука и только после этого отважился приблизиться к Даше.

— Привет. — Он поцеловал ее в крепко сжатые губы. От нее пахло семечками и виски. Клим удивленно поморщился: — Ты пила?

— Нет. — Она зло улыбнулась.

— Даша, не ври мне. — Он уселся рядом.

— А что так? — Она посмотрела на него с интересом. — Тебе же можно мне врать.

— Я тебе не врал. — Клим попытался обнять ее за плечи, но она вырвалась.

— Врал! Ты обещал, что сегодня вечером мы пойдем в ресторан! Где ресторан?! — Она огляделась. — Где? Я не вижу!

— В Европе непогода, рейс два раза откладывался. Я же звонил тебе из Лондона, объяснял ситуацию.

— Ты обещал отвести меня в ресторан, — упрямо повторила она. — Я ждала, а ты так и не появился.

— Я появился. Вот он я. — Клим собрал остатки воли в кулак.

— Поздно, милый мой. — Даша резко встала, семечки рассыпались по полу. — Ты всегда все делаешь слишком поздно!

— Ну, знаешь ли. — Клим развел руками. — Я не Господь Бог. Я не умею управлять погодой.

— А при чем тут погода?! — Даша сорвалась на крик. Стало очевидно, что она не просто слегка выпила, а набралась основательно. — Узко мыслишь, Климушка!

— А ты мыслишь широко? — не удержался он. Вообще-то, не стоило пререкаться с любовницей, когда она в таком состоянии, но даже его терпение небезгранично. Сколько можно терпеть сумасшедшие выходки этой девчонки?

— Я — широко. — Она горько усмехнулась, потрепала его по подбородку. Клим едва удержался, чтобы не отстраниться. — Я мыслю за нас обоих. Вот я тут думала, думала… — Она покачнулась на высоченных шпильках, чудом сохранила равновесие. — И пришла к неутешительным выводам. Ты меня не любишь, Климушка!

Они никогда не говорили о любви, ни разу за те пять лет, что длился их роман. Им неплохо вместе — вот и замечательно. А при чем тут любовь?! Да и есть ли она, эта самая любовь? Клим подозревал, что ее придумали женщины, назвали красивым словом обычные инстинкты и теперь шантажируют бедных мужиков, пугают неземной любовью. Даша не пугала, за что Клим ее и уважал. Даша называла вещи своими именами. Есть влечение и есть секс, а все остальное — пустые слова. Что же изменилось сегодня? Что заставило эту почти идеальную женщину заговорить о любви?

— Даша, прекрати. Ты же прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. — Клим попытался усадить ее к себе на колени.

— Не прикасайся ко мне! — Даша резко отстранилась. — Ты никак ко мне не относишься, мы с тобой существуем в параллельных измерениях. Вспомни, Климушка, когда мы в последний раз были вместе?

Он знал когда — два месяца назад, на ее день рождения.

— Ты же видишь, какая у меня работа. — Аргумент был так себе, Клим прекрасно это понимал.

— А мне плевать на твою работу. — Даша перешла на шепот. — Ты мне нужен, понимаешь? А тебя нет! У тебя все время отменяют рейсы! — В ее глазах сверкали молнии, но имелось в них и еще что-то. Клим назвал бы это мольбою, если бы не был абсолютно уверен, что Даша не способна на сантименты. Наверное, почудилось.

— Успокойся, все будет хорошо. — Он погладил ее по волосам. — Просто у нас сегодня выдался тяжелый день.

— Я поняла. — Ее лицо вдруг исказила гримаса отчаяния. — Я знаю, что именно не так. У тебя появилась другая. Кто она, Климушка?

— Появилась. — Клим согласно кивнул. — Я даже могу назвать тебе ее имя, оно такое необычное, зато хорошо запоминающееся. Ее зовут карьера. И поверь мне, дорогая, такая любовница есть у каждого мужика, занимающегося бизнесом! — Он разозлился, все время старался держать себя в руках, а сейчас сорвался. Наверное, сказывались долгое томление в лондонском аэропорту, и перелет, и сместившийся баланс сил. Его внутренний баланс тоже сместился. Критически. Настолько сильно, что захотелось взять Дашу за шкирку и вышвырнуть за дверь.

Она это почувствовала — женщины всегда остро чувствуют такие вещи, — испуганно отстранилась, сказала срывающимся от слез шепотом:

— Мне так хочется тебе поверить, Климушка!

Все, инцидент можно было считать исчерпанным, но Клим решил раз и навсегда расставить все по своим местам, чтобы сегодняшняя сцена больше не повторилась.

— Я тебе ничего не обещал, — сказал он мягко. — Ты знаешь меня с детства. Знаешь, какой я. Если тебя что-то не устраивает, я тебя не…

Даша не дала ему договорить, впилась в его губы отчаянным поцелуем. Злость куда-то ушла, уступая место возбуждению и… жалости.

Клим корпел над отчетом для совета директоров, когда дверь распахнулась.

— Привет, — сказал он, не поднимая головы. Входить в его кабинет без стука позволялось только двум людям: секретарю Нине Ивановне и Виктору.

— Привет. — Друг уселся в кресло напротив, сказал ворчливо: — Хоть на минуту оторвись от своих отчетов.

— Только на минуту. — Клим отложил документы, посмотрел на Виктора не без тайного страха. Был риск, что Даша успела сообщить старшему братцу о вчерашнем инциденте. После бурного примирения, впервые за все время их общения, она не пожелала остаться на ночь, потребовала, чтобы Клим отвез ее домой. А значит, у нее была возможность позвонить с утреца Виктору и рассказать, каким мерзавцем оказался его лучший друг. Если Виктор сейчас начнет читать ему нравоучительные лекции, он может не выдержать и сорваться.

— Ну, что ты с ней сделал? — Друг грозно нахмурился.

— С кем? — Во рту враз пересохло.

— С нашей аглицкой банкиршей миссис Уолш. Как тебе удалось убедить ее подписать договор?

Клим облегченно вздохнул, откинулся на спинку кресла, забросил руки за голову:

— Если требуется, я могу быть очень убедительным. Да и старушка оказалась на удивление сговорчивой, сам не ожидал.

— Старушка?! — разочарованно вздохнул Виктор.

— Лет восемьдесят, не меньше, но выглядит очень хорошо. Могу подарить тебе ее фото.

— Не надо. — Друг торопливо перекрестился.

— Что так? Подружка заревнует? — усмехнулся Клим.

— Да ну их к черту, этих подружек! Сплошные истерики, контроль и вымогательства.

— И у тебя так? — притворно удивился Клим.

— А у кого еще, кроме меня?

— У меня почти то же самое, только без вымогательства, — доверительным шепотом сообщил Клим.

— Знал, с кем связывался. Я всегда говорил — Дашка та еще язва. А что, у вас с ней не все гладко? — Виктор перешел на серьезный тон.

— По-разному бывает. — Клим уткнулся в отчет.

— А сейчас как?

— Даже не знаю, не клеится что-то.

— Знаешь что, Панкратов, если не клеится, так и не нужно ничего клеить. Не пара вы с Дашкой. Ей другой мужик нужен, не такой, как ты.

— А что со мной не так? — Клим оторвался от бумаг, внимательно посмотрел на друга.

— Да все с тобой так, — проворчал тот. — Только ответь, положа руку на сердце, ты в ближайшую пятилетку жениться собираешься?

— Положа руку на сердце, нет.

— Вот! Что и требовалось доказать! А Дашке уже, слава богу, двадцать восемь. Засиделась она в девках, ей самое время детишек рожать.

— Виктор, я ей ничего не обещал, ты же знаешь.

— Я-то знаю и понимаю, что твое слово — крепче камня, а она, дуреха, все еще надеется тебя переделать.

— Я вчера пытался с ней поговорить, но она ничего не хочет слышать. Заподозрила меня в измене, представляешь?

— Что, нашла в кармане твоего пиджака фото миссис Уолш? — язвительно поинтересовался Виктор.

— В том-то и дело, что ничего не нашла. Просто решила, что, раз я провожу с ней мало времени, значит, у меня есть кто-то на стороне. Честно говоря, я устал.

— Ладно. — Виктор хлопнул ладонями по столу, — разбирайтесь сами. Мне своих проблем хватает. И вообще, я не за этим к тебе пришел. Я нашел подходящий вариант.

— Ты о чем? — Клим, углубившийся в неприятные воспоминания, не сразу понял, что имеет в виду друг.

— Я про помещение под головной офис. На Кутузовском имеется прекрасный вариант.

— На Кутузовском? — Клим поморщился. — Там слишком шумно.

— Там не шумно, — возразил Виктор, — там идеальное во всех отношениях место. И потом, это центр.

— Вот именно, центр! Представляешь, сколько стоит квадратный метр в центре?!

— А у тебя нет денег?

— У меня есть деньги, но я привык тратить их с умом. Можешь больше не заикаться про Кутузовский. Поищи более приемлемый вариант.

— Ты жмот, Панкратов, — проворчал Виктор.

— Для банкира это не самое плохое качество, — улыбнулся Клим.

* * *

— У меня две новости, плохая и хорошая. С какой начинать? — Зинон прикурила сигарету, сквозь облачко дыма посмотрела на Алису.

— А плохая новость очень плохая? — Алиса почувствовала неприятный холодок в желудке.

— Ну, это смотря под каким углом посмотреть.

— Тогда начни с плохой.

— Мой знакомый проверил Мелису. Я оказалась права.

Холодок усилился, расползся по всему телу, даже кончики пальцев закололо. Алиса сжала кулаки, спросила:

— Во что она вляпалась?

— Казино, красотуля! Твоя сестрица проиграла в казино пятьдесят тысяч долларов, и сейчас на нее насели очень серьезные ребята, а она вешает тебе лапшу на уши про долю в фирме.

— Пятьдесят тысяч?!

— Да, вот такие запросы у нынешней молодежи. Она теперь мыслит масштабно. Ты лучше скажи, что в связи с этим собираешься предпринять?

— Не знаю. — Алиса разжала кулаки, растерянно посмотрела на побелевшие от напряжения пальцы. — Я бы хотела поговорить с твоим информатором. Можно?

— Можно, отчего ж нельзя? Только зачем?

— Хочу знать детали. — Алиса натянуто улыбнулась. — Теперь можешь переходить к хорошим новостям.

Зинон понимающе кивнула, развивать больную тему не стала:

— Я узнавала насчет магазинчика на Кутузовском. Он действительно продается.

— Сколько? — спросила Алиса.

— Четыре миллиона, — не моргнув глазом, сообщила Зинон.

— Не потянем.

— Потянем, возьмем кредит. У меня уже и банкир есть на примете, очень добросердечный человек. — Зинон мечтательно улыбнулась.

Алиса удивленно выгнула бровь:

— Ты о ком?

— Я о Ремизове.

Алиса длинно присвистнула:

— Ты уже и до Ремизова добралась?

— Что значит добралась? — усмехнулась Зинон. — Мы с Борисом Ивановичем уже полгода дружим.

— И насколько крепка ваша дружба?

— Настолько, что он не откажет мне в маленьком одолжении.

— Четыре миллиона долларов — это, по-твоему, маленькое одолжение? — Алиса недоверчиво покачала головой.

— Милая моя. — Подруга загасила сигарету. — Ради своей пантеры Борис пойдет и не на такое.

— Пантеры?!

— Да, он меня так называет. — Зинон грациозно выгнула спину, прищурила один глаз: — Что, неужели не похожа?

— Сходство просто портретное, но меня все же гложут некоторые сомнения.

— А ты не сомневайся, красотуля. Через две недели у Бориса юбилей, мальчику исполняется шестьдесят. Мы приглашены.

— Ты собираешься разговаривать о деле во время званого ужина?

— Ну, это как получится, — легкомысленно отмахнулась Зинон. — Может, до, может, во время, может, после. Ты мне лучше расскажи, как прошла встреча с горячим финским парнем? Что-то он сегодня не выглядел слишком счастливым.

— Ольгерд не финн, — машинально поправила Алиса.

— Неважно, лишь бы человек был хороший.

— Он предложил мне руку и сердце.

— Ого! — оживилась Зинон. — И ты, конечно, согласилась, потому что Ольгерд…

— И я, конечно, отказалась, — отрезала Алиса.

Подруга застыла с открытым ртом.

— Глупо, — сказала она, наконец справившись с потрясением. — В принципе, он неплохой мужик. Ну, может, немного занудный, зато надежный и предсказуемый.

— Вот именно, предсказуемый! У него все по плану, а я так не могу.

— А тебе хочется, чтобы какой-нибудь непредсказуемый козел трепал твои драгоценные нервы? Что-то раньше страсти к экстриму я за тобой не замечала.

— Я не об экстриме, — отмахнулась Алиса. — Я о разнообразии. С Ольгердом наперед знаешь, что произойдет и в какой последовательности.

— Ну почему же наперед?! Вчера наш истинный ариец отступил от генерального плана, сделал тебе сюрприз. — Зинон прикурила новую сигарету. — Признайся, красотуля, ты просто его не любишь.

— Не люблю. — Алиса согласно кивнула.

— Ну, в таком случае ты поступила правильно, одобряю.

Еще минут десять они поболтали о всяких мелочах, обсудили, как продвигается перевоспитание Леночки, посочувствовали временно отлученному от своей любимой патронессы Александру, а потом Зинон ушла к себе, и Алиса, наконец, смогла подумать о по-настоящему важных делах и решить, как правильно поступить с сестрой.

Мелиса появилась в офисе через три дня.

— Ты не забыла о моей просьбе? — спросила она, целуя Алису в щеку и усаживаясь в любимое кресло Зинон. — Я жду, жду, а ты все не звонишь. — В голосе сестры послышался легкий укор.

— Я не забыла. — Алиса задумчиво потерла переносицу. Интересно, когда она такой стала — расчетливой и лживой? Неужели нельзя было рассказать правду и просто попросить помощи? Они же родные, они должны помогать друг другу…

— И что? — делано равнодушно спросила сестра. — Ты дашь мне денег?

— Нет.

— Нет?! — Мелиса явно не ожидала такого ответа. От ее легкомысленной расслабленности не осталось и следа. Длинные, покрытые алым лаком ногти нервно впились в кожаную обивку кресла. — Но я же на тебя рассчитывала! Или ты все-таки забыла? Ну, признайся, что моя просьба просто вылетела у тебя из головы, я не обижусь. Я могу подождать еще несколько дней…

— Я ничего не забыла, — оборвала ее Алиса. — Я просто очень не люблю, когда мне врут.

Мелиса резко побледнела, стала почти такой же белой, как и ее осветленные волосы.

— Я тебе не вру.

— Врешь. Ты не сказала, что проигралась в казино.

В кабинете повисла звенящая тишина. Алиса на сестру не смотрела, отвернулась к окну. Быть «строгой, но справедливой» получалось с трудом. В конце концов, дело касается самого родного ей человека.

— Откуда ты узнала? — Мелиса первой нарушила молчание.

— Не важно. — Алиса в упор посмотрела на сестру. — Важно, что ты меня обманула.

— Ты за мной шпионила?! — Мелиса прибегла к проверенному с детства методу: лучшая защита — это нападение. — Я тебе доверяла, а ты…

— Я тоже тебе доверяла, — резко сказала Алиса. — И я не шпионила, я просто выясняла, куда конкретно уйдут мои деньги.

— Выяснила?! Довольна?! — Мелиса закусила губу. — Конечно, я тебе ничего не сказала! Разве ты дала бы мне денег, если бы узнала правду?!

— Ты могла бы попытаться.

— А я не стала — и оказалась права. Ты всегда была такой, расчетливой и холодной сукой! Что ты понимаешь в человеческих страстях?! У тебя же самой нет никаких страстей! Ты же все просчитываешь на двадцать шагов вперед! — Мелиса сорвалась на крик.

Дверь кабинета бесшумно приоткрылась:

— Алиса Марковна, что-то случилось? — озабоченно поинтересовался Александр.

— Нет, все в порядке. — Алиса нетерпеливо махнула рукой, и дверь тут же захлопнулась. — Возможно, ты права, и я в самом деле расчетливая сука, — сказала она мягко, — но я точно знаю, к чему могут привести азартные игры. Это очень скользкий путь, Мелиса. И опасный.

— Да пошла ты со своими нравоучениями! — Сестра порывисто встала, посмотрела на Алису с ненавистью. — Ну и сиди на своих миллионах, идиотка! Глядишь, вся жизнь пройдет мимо!

— Мелиса! — Она не успела договорить, дверь за сестрой с грохотом захлопнулась. Алиса сжала виски руками, зажмурилась. Ну и чего она добилась своей принципиальностью?! Теперь Мелиса злится и считает ее расчетливой сукой. Стоило ли приносить в жертву принципам добрые отношения с родной сестрой?

Она пошарила в ящике стола, нашла пачку сигарет, закурила. На принятие решения ушло пять минут. Алиса загасила сигарету, потянулась за записной книжкой, набрала номер, сказала невидимому собеседнику:

— Это Алиса Волкова. Да, я решила принять ваши условия. Диктуйте адрес.

Кредитором Мелисы оказался щупленький мужичок с рыбьим взглядом. Даже не верилось, что этот невзрачный тип управляет таким беспокойным хозяйством, как казино. И, судя по всему, неплохо управляет…

Алиса не стала разводить церемоний, сразу перешла к делу: отдала деньги, забрала расписку сестры и, только оказавшись на улице, смогла вздохнуть полной грудью и немного расслабиться. Все, теперь никто не упрекнет ее в бездушии. Она выполнила свой сестринский долг, сняла с души камень. А дальше пусть Мелиса живет как хочет и не рассчитывает больше на ее помощь.

В офисе Алису ждал сюрприз: за столом секретаря вместо ставшего почти родным Александра обнаружилась Леночка. Выглядела она замученной и глубоко несчастной, видимо, сказывалась недельная муштра Зинон. При появлении Алисы обновленная секретарша торопливо встала, чего раньше отродясь не делала, вытянулась по струнке, точно солдат на плацу. Это, пожалуй, перебор. Вполне достаточно вежливого «здравствуйте».

— Здравствуйте, Алиса Марковна. — Леночка словно прочла ее мысли. — А я вот к вам обратно. — Она запнулась. — Перепрограммированная.

Алиса спрятала улыбку за сдержанным кивком. Словечко-то какое — «перепрограммированная»!

— Кофе, Алиса Марковна? — Леночка заискивающе улыбнулась. — Вы не сомневайтесь, я уже умею… Меня Зинаида Егоровна научила. Вы любите черный без сахара. Зинаида Егоровна любит сладкий со сливками. Ольгерд Генрихович предпочитает зеленый чай, — отрапортовала она.

Алиса удивленно хмыкнула: кажется, ее нерадивую секретаршу и в самом деле перепрограммировали, а иначе откуда такое рвение и желание быть полезной? Да, Зинон — прирожденный управленец, надо ей почаще выезжать с инспекционными рейдами на места. Глядишь, уровни продаж повысятся.

— Спасибо, Леночка, от кофе я не откажусь. Принесите минут через десять. — Она решила не разводить церемоний и сантиментов, чтобы, не приведи господь, не свести на нет все то, чего добилась Зинон. Излишняя либеральность по отношению к сотрудникам к добру не приводит — это аксиома. Сотрудники всегда должны оставаться в тонусе.

Алиса уже взялась за ручку двери, ведущей в кабинет, когда за спиной послышалось жалобное:

— Не отдавайте меня больше Зинаиде Егоровне на перевоспитание, пожалуйста! Я все осознала!

— Я подумаю, — сказала Алиса, не оборачиваясь, чтобы Леночка не увидела ее улыбки.

Кофе, сваренный перепрограммированной секретаршей, оказался если не идеальным, то близким к идеалу. К нему прилагалась пара крошечных шоколадных пирожных на ажурных бумажных салфетках.

— Купила в кафе, — предвосхитила ее вопрос Леночка. — Вы же целый день ничего не ели.

Она хотела еще что-то сказать, но в кабинет влетела Зинон, плюхнулась в кресло, посмотрела сначала на пирожные, потом на Леночку. Под ее взглядом та втянула голову в плечи, попятилась к двери.

— Куда? — рявкнула Зинон, и секретарша послушно замерла. Лицо ее при этом сделалось таким испуганным, что Алисе стало ее жалко. — Свари-ка и мне кофе. Весь день маковой росинки во рту не было.

Леночка, осознав, что на сей раз буря прошла мимо, заметно расслабилась, спросила:

— Может, еще за пирожными сгонять, Зинаида Егоровна?

— Пирожные — это хорошо, — одобрила Зинон. — Только самой не нужно. Займись кофе, а за пирожными отправь курьера. Да побыстрее.

— Ну, как тебе она? — спросила Зинон, как только за Леночкой закрылась дверь.

— Я впечатлена. — Алиса подвинула одно пирожное подруге. — Ты проявила чудеса педагогики.

— Не педагогики, а дрессуры. — Зинон заграбастала пирожное. — Честно говоря, думала, что случай безнадежный, но — сама видишь. Ты, главное, ее теперь не распускай, а то я тебя знаю — начнешь миндальничать, и все мои усилия — псу под хвост.

Алиса прижала ладонь к груди:

— Клянусь!

Подруга хмыкнула, всмотрелась в ее лицо, сказала:

— Что-то ты паршиво выглядишь, красотуля. Плохо спишь, мало ешь? Али совесть нечиста?

— И первое, и второе, и третье.

— С первым и вторым понятно, а вот что у нас с совестью? — Зинон хитро сощурилась. — Это же из-за Мелисы, да? Не можешь себе простить, что проучила эту тунеядку?

— Я ее не проучила. — От проницательной Зинон ничего не скроешь. — Я только что расплатилась с ее кредиторами.

— С ума сошла! — возмутилась подруга.

— Она моя единственная сестра.

— Еще скажи, что ты за нее в ответе!

— Да, я за нее в ответе. Наверное, я что-то упустила, раз она так поступила.

— При чем тут ты? Мелиса уже давно большая девочка и должна сама отвечать за свои поступки. Тебя же никто не пас, а ты выросла приличным человеком, по сомнительным заведениям не шастаешь.

Алиса улыбнулась, сказала примирительно:

— Мне повезло, у меня есть ты.

— Тоже мне, нашла воспитательницу! — Зинон постучала мундштуком по столешнице. — Красотуля, ты мне досталась уже готовой. За тобой не нужно было присматривать, а твоя сестрица — с червоточинкой. И подозреваю, что она с ней родилась.

— Зинон, — сказала Алиса с упреком.

— Ладно, дело твое, но запомни мои слова — ни к чему хорошему твоя доброта не приведет.

Бесшумно открылась дверь, в кабинет с подносом в руках вплыла Леночка. Разговор, к немалому облегчению Алисы, пришлось отложить.

Мелиса объявилась спустя два дня, сияющая, как начищенный пятак, с огромным плюшевым медведем под мышкой — словно и не было никакой ссоры.

Чмокнула Алису в щеку, посадила медведя в любимое кресло Зинон, сама пристроилась на подлокотнике.

— Привет, сестричка!

— Привет.

— А мы вот с мишкой, — сестра потрепала медведя за ухо, — проходили мимо и решили зайти.

— Зачем?

— Чтобы сказать спасибо. — Мелиса спрыгнула с кресла, подошла к столу, побарабанила по нему пальцами. Ее более чем серьезный взгляд никак не вязался с дурашливым поведением, из чего Алиса сделала вывод, что сестра из последних сил пытается скрыть таким образом неловкость. — А еще я хочу извиниться за свои слова. — В уголке ярко накрашенного глаза блеснула слезинка. — Все, что я тогда сказала, было произнесено сгоряча. Честное слово, я так не думаю и никогда не думала. Просто сорвалось. Сестричка… — Она сжала руку Алисы, перешла на шепот. — Я до чертиков боялась! Они поставили меня на счетчик. Ты даже представить себе не можешь, что они грозились со мной сделать! Это страшные люди!

— Я знаю. — Алиса убрала свою руку. — Только по этой причине я и выкупила твои расписки.

— И что ты теперь собираешься с ними делать? — Мелиса закусила губу и сразу стала похожа на маленькую девочку.

— Я их уничтожила, можешь спать спокойно. Надеюсь, что общение со страшными людьми хоть чему-то тебя научило.

— Спасибо, сестричка! — Мелиса обошла стол, обняла ее за шею. — Я больше ни за что на свете! Мне и одного раза хватило! Веришь?

От сестры пахло приторно-сладкими духами. Алиса едва удержалась от гримасы раздражения. Ей никогда не нравились такие вот вызывающие запахи. Что там понамешано в Мелисиных духах? Может, феромоны?

— Ты меня простила?! Ну скажи, что ты меня простила!

— Я тебя простила. — Она улыбнулась. — Ты же моя сестра.

— Да, я твоя сестра, — эхом повторила Мелиса и ускользнула обратно в кресло. — Кстати, это тебе. — Она погладила по лобастой башке игрушечного медведя. — В знак примирения. Он славный, правда?

Медведь и в самом деле был славный, улыбка Алисы стала еще шире.

— А давай сегодня вместе поужинаем, — предложила сестра, — где-нибудь в уютном уголке. Я угощаю. Если хочешь, можем взять с собой твоего викинга. Как у вас с ним?

— Нормально. — Алисе страшно не хотелось ужинать в «уютном уголке», а еще больше ей не хотелось это делать в компании с Ольгердом, но… грех отказывать сестре, которая добровольно сделала первый шаг к примирению и сближению. Что бы там ни говорила Зинон, а в том, что Мелиса оступилась, есть доля и ее вины. — Давай поужинаем, только без Ольгерда. У него сейчас очень много дел. Мы закупаем новую итальянскую коллекцию.

— Итальянскую коллекцию?! — Мелиса совсем по-детски всплеснула руками. — А можно мне будет посмотреть?

— Можно даже выбрать то, что понравится.

— Не, шмотки от кутюр мой бюджет не потянет. Я теперь решила жить экономно.

— Ничего, что-нибудь придумаем, — пообещала Алиса.

— Вот только не надо благотворительности.

— А кто тут говорит о благотворительности? Я всего лишь имела в виду кредит и кое-какие бонусы.

Ответить сестра не успела, в кабинет заглянула Леночка.

— Алиса Марковна, у вас через десять минут совещание. Вы просили напомнить.

Алиса посмотрела на сестру, виновато пожала плечами.

— Ну, я, пожалуй, пойду. — Мелиса потрепала медведя за ухо. — Заеду за тобой часиков в семь. Лады?

Алиса рассеянно кивнула в ответ, мысленно она уже была на совещании. Им предстояло принять окончательное решение по поводу магазина на Кутузовском. Ольгерд подготовил полный отчет о финансовом состоянии «Ализи», именно его Алиса и изучала перед приходом сестры. А еще нужно было просмотреть перспективный план и уйму других бумаг…

Это был нелегкий бой. Алиса считала покупку магазина преждевременной, но Ольгерд, обычно осторожный и рассудительный, неожиданно занял сторону авантюристки Зинон. Его перспективный план оказался вполне оптимистичным. Крыть было нечем, цифры говорили сами за себя, но внутренний голос нашептывал Алисе, что спешить не стоит. К сожалению, доводы интуиции — это недостаточно веский аргумент, и Алисе пришлось сдаться.

Сомнения и внутренняя борьба привели к тому, что к приезду сестры ее бедная голова просто раскалывалась от боли. Наверное, и выглядела она не слишком хорошо, потому что Мелиса мгновенно насторожилась:

— Тебе нездоровится? — спросила она, окинув Алису долгим взглядом.

Алиса хотела было соврать, сказать, что с ней все в полном порядке, но, представив, что еще несколько часов придется провести в «уютном уголке», сказала правду:

— Очень болит голова.

— Таблетки пила?

— Пила, и неоднократно.

— Тогда поход в ресторан отменяется, — решила Мелиса. — Ты пока ложись, а я что-нибудь быстро приготовлю.

Оказывается, для счастья нужно совсем немного: достаточно отменить запланированный поход в ресторан, улечься на любимый диван, закрыть глаза и расслабиться. Доносившиеся с кухни звуки: журчание воды, звон посуды — успокаивали. Алиса не заметила, как задремала.

Проснулась она резко, как от толчка, села, потерла глаза. Мелиса была рядом — сидела в кресле, листала модный журнал.

— Ну, как самочувствие? — спросила шепотом.

— Давно я сплю? — Алиса посмотрела на часы, присвистнула. Получалось, что дрыхла она час, не меньше. — Почему ты меня не разбудила?

— А зачем? — Мелиса отложила журнал, потянулась. — Ты проснулась как раз к ужину. Как ты себя чувствуешь?

Алиса прислушалась к своим ощущениям, сказала неуверенно:

— Кажется, все нормально.

— Сон — лучшее лекарство! — Сестрица назидательно подняла вверх указательный палец. — Сон и хороший ужин. А что это ты сегодня такая замученная? Это из-за совещания?

Алиса кивнула, сползла с дивана:

— Решили новый магазин открывать.

— Да? — оживилась Мелиса. — А где?

— На Кутузовском.

— Круто!

— Вот и я считаю, что слишком круто, а Зинон думает иначе. — Она прошла в кухню, Мелиса направилась следом, спросила:

— А что думает ваш финансовый гений?

— Финансовый гений утверждает, что бутик на Кутузовском нам по зубам.

— Ну, если он так думает, значит, так оно и есть. — Мелиса принялась накрывать на стол.

— Да, вот только где взять четыре миллиона долларов? — вздохнула Алиса.

— Сколько?! — От удивления сестра чуть не выронила тарелку. — Слушай, а вы, часом, не ошиблись? Вы точно покупаете магазин, а не Букингемский дворец? Что за цены такие бешеные?!

— Недвижимость в Москве стоит очень недешево. — Алиса забрала тарелку, поставила на стол. — Тем более — в центре.

— Но это же огромные деньжищи! У тебя есть четыре миллиона?

— Да ты что? — Алиса рассмеялась. — Откуда? Мы возьмем кредит. Ладно, не будем о работе, давай, наконец, ужинать.

Вечер получился славный и по-семейному уютный. Они поужинали, посидели часик-другой перед телевизором, потом решили, что Мелисе нет смысла ехать домой и стоит остаться ночевать. Уснули только под утро: полночи проболтали, как когда-то в далеком детстве.

* * *

Идти на юбилей к Ремизову не хотелось. Такая бессмысленная трата времени! Можно было бы поработать пару лишних часов на ниве банковского дела, а еще лучше, завалиться перед телевизором с бутылочкой пива. Но Ремизов был старым другом отца, и отказать ему Клим считал себя не вправе. Да и Даша настроилась на праздник, неделю носилась по бутикам, выбирала наряд, и, судя по ее довольному лицу, наконец нашла что-то сногсшибательное. Она такая, ей недостаточно просто красивой вещи, ей нужна именно сногсшибательная, такая, чтобы мужики истекали слюной, а женщины зеленели от зависти. Клим не знал, хорошо это или плохо. По большому счету, ему было все равно. У него выработался иммунитет на сногсшибательное, скорее всего, именно стараниями Даши. На данном этапе его намного больше волновал вопрос, успеет ли она собраться вовремя, потому что, как всякий деловой человек, он терпеть не мог опозданий.

Даша на сей раз не подвела, к его приезду была в полной боеготовности. Даже привычный к сногсшибательному Клим при виде ее застыл на пороге с открытым ртом, точно он не солидный бизнесмен, а какой-нибудь мальчишка. Даше всегда удавались «выходы в свет», но сегодня она превзошла саму себя. Русые волосы, уложенные в высокую прическу античной богини, сияющие глаза, чувственный рот и то самое платье. Платье стоило особого внимания, до такой степени оно было сногсшибательным. Золотистый атлас обтягивал фигуру, словно вторая кожа, подчеркивал все выступы и впадинки, оттенял сочный греческий загар. А декольте в нем было таким глубоким и таким соблазнительным, что даже святой не преминул бы в него заглянуть. Клим не был святым, он был нормальным мужиком с нормальными, здоровыми инстинктами, и время еще позволяло изучить в подробностях, как устроено сногсшибательное Дашкино платье. Он уже настроился, он уже руки протянул… и тут же по этим рукам получил.

— Климушка, помнешь, — сказала соблазнительница с коварной усмешкой.

— Не помну, я осторожно. — Он повторил попытку, но Даша проявила неожиданную твердость.

— Потом, — мурлыкнула она, целуя Клима в щеку, — все потом, Климушка. Если будешь вести себя хорошо, я даже разрешу тебе его порвать!

Мысленно представив, как будет рваться Дашино платье, Клим застонал.

— До «потом» я могу и не дожить, — проворчал он, пряча руки в карманы, от греха подальше.

— Доживешь, Климушка. — Даша победно улыбнулась, обвила его шею руками, прижалась своим золотисто-атласным телом. Негодница…

Ремизов отмечал юбилей с размахом, на весь уикенд снял загородный пансионат со всеми потрохами: рестораном, бассейном, теннисными кортами и коттеджами. Чтобы почтенной публике было где и повеселиться, и освежиться, и размяться, и отоспаться после ночных буйств. Это только с виду Борис Иванович — человек чопорный и солидный, но знающие и особо приближенные лица поговаривали, что в последнее время Ремизов разительно изменился. Целый год после смерти горячо любимой супруги он носил траур, вел жизнь аскета и затворника, а потом точно с цепи сорвался, пошел вразнос. Аскезу заменили ночные катания на катере по Москве-реке в компании веселых ребят, легкомысленных моделек и цыган с медведями, кутежи в ресторанах, один раз даже пьяная драка — в общем, седина в бороду, бес в ребро. Друзья и родственники к выкрутасам Бориса Ивановича сначала относились с пониманием и даже некоторым сочувствием, а потом не на шутку испугались, попытались его образумить и охолонить. Но Ремизов был не из тех, кого можно так просто притормозить. Привыкший жить своим умом, от вразумителей он поначалу просто отмахивался, а когда те стали проявлять излишнюю настырность, разбушевался не на шутку, поговаривали, даже завещание в сердцах переписал. Вразумители сразу попритихли — ссориться с Ремизовым никто не желал. Дети для проформы пообижались, а потом оставили папеньку в покое, только бы тот сменил гнев на милость и не урезал, чего доброго, им финансирование. А Борис Иванович угомонился так же внезапно, как до того сорвался с катушек. Продал катерок, разогнал цыган и медведей, послал веселых ребят и моделек куда подальше, снова переписал завещание и зажил с чистого листа. А все оттого, что у него появилась новая пассия, и не какая-то старлетка, а женщина зрелая, опытная и финансово независимая. Шептались, что пассия эта — та еще штучка, покруче всех его предыдущих любовниц, вместе взятых, и что ждать от нее можно чего угодно, начиная от марша Мендельсона и заканчивая долговой ямой. Вот такая роковая женщина. Даже Клим, особо не вникающий в светские сплетни, заинтересовался этой загадочной дамой. Скорее всего, большая часть того, что про нее рассказывают, пустые домыслы, но и оставшегося вполне достаточно для полноценной интриги. А тут и случай подходящий подвернулся — юбилей. Уж конечно, Борис Иванович не обойдет вниманием свою даму сердца, пригласит ее на именины.

Еще не успев до конца додумать эту мысль, Клим усмехнулся. Эка, куда его занесло! Чужими сердечными подругами начал интересоваться. Может, и у него та же история: седина в бороду, а бес в ребро? Да нет, вроде бы и седины пока не наблюдается, и бороды он не особо жалует. А бес? Бес стоит за плечом всякого мало-мальски уважающего себя мужчины. Что ж это за мужик — без персонального беса?

* * *

— Зинон, ну сколько можно? — спросила Алиса с мольбой в голосе. — Мы же опоздаем.

— Не опоздаем, красотуля! — Зинон отшвырнула маленькое черное платье, сунула в мундштук сигарету, плюхнулась на кровать. — Совсем, блин, нечего надеть!

Алиса обвела взглядом царивший в комнате кавардак, пожала плечами. Ничего себе, нечего надеть! Дюжина вечерних платьев, еще столько же костюмов, горы туфель и босоножек — все это ее эксцентричная подруга притащила с собой в пансионат.

— Я должна быть сногсшибательна! — Зинон нервно затянулась сигаретой.

— Ты сногсшибательна, — убежденно сказала Алиса. — Только поторопись. Ну, надень вон то платье. — Она кивнула на дымчато-черное, практически невесомое платье на серебряных бретельках. Оно тебе очень идет.

— Идет. — Зинон печально кивнула. — Но Борис меня в нем уже видел на Восьмое марта.

— Тогда, может, вот это? — Алиса взяла в руки что-то шелковое, пурпурно-красное.

— Это?! — От возмущения подруга поперхнулась дымом. — Оно же цветное, красотуля!

— А зачем тогда ты его покупала?

Зинон пожала смуглыми плечами:

— Хотела поэкспериментировать с имиджем.

— И что?

— Что — «что»? Решила, что в моем возрасте поздно менять вкусовые пристрастия. Пожалуй, я остановлюсь вот на этом…

Платье было красивым и одновременно эпатажным, как раз в духе Зинон. Ясное дело, черное, длиной до щиколоток, наглухо закрытое спереди, но с безумным вырезом сзади. И сама Зинон выглядела в нем просто убийственно: тонкая, смуглая, хлесткая — смесь пантеры и гремучей змеи.

— Ну, как?

— Твой банкир будет сражен наповал!

— Хорошо, да? Ну, скажи, что хорошо! — Зинон сунула ноги в туфли на нереально высоком каблуке и стала еще сантиметров на десять выше, покрутилась передзеркалом, спросила озабоченно: — А лопатки не торчат? Хребет не слишком выпирает?

Вообще-то, хребет выпирал, но не сильно, а так, самую малость. В этом была даже некая пикантность. Каким-то непостижимым образом Зинон удавалось превратить в достоинство то, что остальными почиталось за недостаток.

— Все очень красиво. Пойдем же! — Алиса посмотрела на часы.

Они вышли из коттеджа, по мощенной фигурной плиткой дорожке направились к двухэтажному зданию, которое, несмотря на ранний час, было ярко и празднично освещено разноцветными огнями.

— Красотуля, сделай-ка личико попроще, — прошептала подруга, ослепительно улыбаясь охраннику на входе. Охранник был высок, широкоплеч, по голливудским канонам носил черные очки и маленький микрофончик в ухе — интересный типаж. Разумеется, с точки зрения Зинон.

Охранник равнодушно кивнул в ответ, посмотрел куда-то поверх их голов. Наверное, он относился к редкому типу мужчин, нечувствительных к чарам Зинон. А может, из-за черных «голливудских» очков недостаточно хорошо рассмотрел эти самые чары. Как бы то ни было, а Зинон расстроилась — улыбка светской львицы трансформировалась в злобный оскал, в движениях, до того плавных и неспешных, появились нервозность и порывистость, рука потянулась к сумочке, в которой — Алиса была в этом абсолютно уверена — лежала пачка сигарет.

— Зинон, а личико-то попроще сделай. — Алиса взяла подругу под локоток, увлекла ее к приветственно распахнутым дверям.

— Что он себе позволяет, этот мужлан?! — возмущенно прошипела Зинон, косясь в сторону охранника.

— Ничего он себе не позволяет, он просто выполняет свою работу.

— С такой рожей нужно работать вышибалой, а не портье!

— Зинон, он не портье, он охранник. Он не обязан всем нравиться. — Зная взрывной темперамент Зинон, Алиса боялась, что препираться им придется еще очень долго, но ей повезло — словно из ниоткуда перед ними материализовался грузный лысеющий мужчина в дорогом костюме-тройке.

— Дамы, ну наконец-то! — Мужчина припал в страстном поцелуе к смуглому запястью Зинон. — Дорогая, а я как раз шел за тобой.

— Борюсик, что это за пугало стоит у тебя на входе?! — спросила Зинон возмущенно, но руку не убрала.

Борюсик! Алиса чуть заметно усмехнулась. Вот он, оказывается, какой, Борис Иванович Ремизов, с виду — обычный смертный, ничего экстраординарного. Интересно, что нашла в нем подруга? Может, влюбилась? Или все из-за денег, желания получить кредит на выгодных условиях? Нет, это вряд ли, Зинон со всеми своими бойфрендами встречалась исключительно по большой любви, а выгоды от этой любви просчитывала уже по истечении достаточно длительного срока.

— О чем ты, дорогая? — Ремизов завертел головой в поисках заявленного Зинон пугала.

— Я о твоем охраннике, но теперь это уже неважно, — отмахнулась та и смачно поцеловала банкира в лысину. Для того чтобы проделать этот маневр, ей даже не пришлось вставать на цыпочки — Зинон была выше своего избранника на полголовы. — Кстати, познакомься с Алисой, моей лучшей подругой.

— Счастлив видеть вас, Алиса! — Оказалось, что у Ремизова улыбка Купидона и острый, проницательный взгляд. Мало кто из женщин устоял бы перед такой улыбкой, мало кто из мужчин выдержал бы такой взгляд.

— Я тоже очень рада. — Алиса улыбнулась, теперь ей было ясно, что удерживает возле этого человека ветреную Зинон.

— Вы позволите? — Ремизов взял их под руки. — Я устрою вам маленький экскурс?

— А как же твои гости? — спросила Зинон. — Ты не будешь встречать их на пороге?

— Самые дорогие гости уже здесь. — Банкир посмотрел на Зинон с обожанием, еще раз улыбнулся Алисе. — Дамы, вы очаровательны! Смею ли я надеяться на ваше общество этим вечером?

— Смеешь, смеешь, — великодушно пообещала Зинон. — Мы с Алисой от тебя не отстанем.

Ремизов воздел глаза к потолку, сказал доверительным шепотом:

— Я счастливейший из смертных!

— Но мы небескорыстны, — сказала Зинон с хитрой улыбкой.

— Дорогая, а разве женщины могут быть бескорыстны? — Банкир удивленно нахмурился.

— Хорошо, что ты это понимаешь. — Поверх его головы Зинон подмигнула Алисе. — Вот за это я тебя и люблю.

— А я люблю тебя за искренность, моя пантера. — Ремизов довольно усмехнулся. — Ну, что тебе от меня нужно?

— Не мне, а нам, — поправила его Зинон. — Борис, нам нужен кредит.

— Кредит?! — он разочарованно вздохнул. — Только и всего? А я уже приготовился доставать луну с неба.

— Луну пока не надо, но я над этим подумаю, а ты подумай насчет кредита.

— А что тут думать? — банкир развел руками. — Дам я вам кредит.

— Но ты же не спросил, о какой сумме идет речь! — Зинон выглядела ошарашенной.

— Ну, во-первых, ты мне об этом непременно сообщишь, а во-вторых, насколько я понял, ты же не просишь деньги в подарок, ты просишь их в долг. А кредит — это отнюдь не убыточная затея, во всяком случае, для меня. Так что, дамы, я готов пойти вам навстречу, но только при одном условии… — Голос Ремизова неожиданно стал серьезным.

— Все, что угодно, дорогой, — с придыханием сказала Зинон. Выглядела она при этом не как бизнес-леди, а как легкомысленная дурочка, выпрашивающая у «папика» очередную безделушку. Впрочем, речь шла отнюдь не о безделушке, речь шла о миллионах долларов.

От волнения у Алисы заломило в висках. Ну разве так решаются серьезные дела?! А что, если Ремизов не до конца понимает, какая сумма им нужна? Может быть, все-таки стоит ему сказать? Она уже открыла было рот, но банкир ее опередил, с нежным укором посмотрев на Зинон. Сказал с грустью:

— Дорогая, «все, что угодно», — это слишком много. Даже для такого взыскательного мужчины, как я. На данном этапе я готов довольствоваться малым: твоим обещанием забыть на этот вечер о делах. Сегодня я хочу наслаждаться жизнью и вашим очаровательным обществом, а о бизнесе мы поговорим завтра. Скажем, в обед, когда вернемся с небес на грешную землю. Видите ли, я не люблю смешивать приятное с полезным. — Он виновато улыбнулся.

— Борис, ты, как всегда, прав, — сказала Зинон с чувством. — Как говаривал один небезызвестный политик, котлеты отдельно, мухи отдельно.

— Она еще и в политике разбирается! — Улыбка Ремизова стала такой искренней, что никто не посмел бы его заподозрить в иронии или, не дай бог, в сарказме. Даже Алиса, которая, в принципе, была настороже.

На подступах к ресторану их перехватил Виктор. Выглядел он как заправский денди, но вид при этом имел совершенно несчастный.

— Вик, ты сегодня без дамы? — ехидно поинтересовалась Даша, целуя брата в щеку.

— Как видишь, — буркнул тот.

— А что ж твоя последняя неземная любовь? — с участием спросил Клим. — Ну та, рыженькая, Лена, кажется?..

Виктор поморщился, посмотрел на него с укором:

— Эта рыженькая была не последней, а предпоследней, чтоб ты знал, — сказал он ворчливо.

— Ну, извини. — Клим развел руками. — У тебя такая бурная личная жизнь, что я не успеваю отслеживать происходящие в ней изменения.

— Ничего удивительного. — Виктор кисло улыбнулся. — Как выяснилось, я и сам не успеваю этого делать. Моя последняя неземная любовь самопровозгласила себя бывшей неземной любовью и улетела в Майами с каким-то козлом. Даже поставить меня в известность забыла. Представляете?

Даша насмешливо фыркнула, наверное, из чувства женской солидарности с несостоявшейся неземной любовью брата. Клим сочувственно покивал головой.

— Впереди такое мероприятие, а я один как перст, один, — продолжал убиваться Виктор.

— Так это же просто замечательно! — Клим покосился на вмиг насторожившуюся Дашу, продолжил: — Чует мое сердце, что на этом, как ты изволил выразиться, мероприятии найдется уйма молодых, привлекательных, а главное, совершенно свободных барышень. А ты как перст один!

Даша больно ткнула спутника локтем в бок. Зато Виктор просиял и разве что целоваться не полез от избытка чувств. Пришлось наградить его строгим взглядом, дать понять, что для телячьих нежностей не время и не место.

В ресторане было многолюдно. Найти виновника торжества в этой пестрой толпе оказалось непросто. Клим уже начал было подумывать, что Ремизов, наплевав на этикет и гостеприимство, решил проигнорировать собственный юбилей, когда, наконец, увидел его невдалеке от импровизированной сцены, на которой наигрывал что-то сентиментальное струнный оркестр. Ремизов был не один, а в обществе двух дам. На таком расстоянии понять, хорошенькие они или не очень, было затруднительно, но, если брать за аксиому утверждение друга Виктора, что красивая женщина красива во всем, то, как минимум, одна из двух должна быть чертовски привлекательна. Не та худющая дылда в ужасном платье, больше подходящем для секс-вечеринки, чем для чествования уважаемого человека, а вторая — миниатюрная, изящная, как японская статуэтка, с отливающими синевой черными волосами, в платье цвета слоновой кости, с невесомо-дымчатым палантином на обнаженных плечах. Вот она какая, загадочная любовница Ремизова! Нет сомнений, что это именно она. В противном случае, Борис Иванович не стал бы с такой нежностью обнимать ее за осиную талию и шептать на ушко милые глупости. А она не стала бы смеяться так звонко и заразительно. Так смеются, только слыша милые глупости. Ну, еще, может быть, в ответ на маленькие, не слишком фривольные пошлости.

Клим усмехнулся: а Ремизов, оказывается, тот еще жук! Ишь, каким экзотическим эскортом обзавелся, затейник! Дылда в своем инфернальном наряде сойдет за черта, а красотка в белом, уж точно, немногим отличается от ангела. И под мерцающим палантином у нее наверняка спрятаны крылья. И прячет она их не потому, что крылья — это некрасиво, а просто чтобы не смущать почтенную публику…

— Нашел! — радостно сообщил Виктор.

— Что ты нашел? — Клим недовольно нахмурился — расставаться с фантазиями о прекрасной незнакомке не хотелось.

— Не что, а кого, — уточнил друг. — Я нашел женщину, способную скрасить мое одиночество.

— Так быстро? — саркастически усмехнулась Даша.

— Ну, и где эта счастливица? — благосклонно поинтересовался Клим.

— Да вон же она! Неужели неясно?!

Клим проследил за взглядом друга и раздраженно потер подбородок. Оказывается, ангел, замаскированный под земную женщину, заинтриговал не его одного.

— Замечательно! У тебя хороший вкус, друг мой Виктор, — сказал он с легкой досадой. — Скажи, а тебя не смущает тот факт, что дама не одна и что, по всей вероятности, на нее имеет виды сам господин Ремизов?

— Ремизов? — Виктор беззаботно махнул рукой. — Ну что же, придется вызвать его на дуэль, убить в честном поединке, а даму — через седло, как боевой трофей. — Он мечтательно улыбнулся.

— Мальчики, а вы не думали, что ваша красавица при ближайшем рассмотрении может оказаться самой настоящей уродиной? — вмешалась в разговор Даша.

— Женщина с такими пропорциями не может быть дурнушкой, — озвучил свои убеждения Виктор.

Даша хмыкнула, а Клим согласно закивал и сказал, чуть более нетерпеливо, чем следовало бы:

— Ну, давайте же подойдем и познакомимся.

— Да, а заодно рассмотрим мою избранницу вблизи.

Утверждение это было излишне самоуверенным, и Климу оно почему-то не понравилось. Несколько секунд пришлось потратить на борьбу с поднявшим голову раздражением. Собственно говоря, ему-то что за дело до прекрасной незнакомки?! Мало, что ли, в его жизни было этих самых прекрасных незнакомок? Да хоть пруд пруди! И при ближайшем рассмотрении все они оказывались не такими уж и прекрасными, у каждой находился какой-нибудь изъян. Так что друг Виктор, возможно, зря торопится…

Клим не ошибся — у прекрасной незнакомки был изъян, и очень существенный. На поверку она оказалась никакой не незнакомкой, а очень даже наоборот — старой знакомой. Можно сказать, до боли знакомой.

Разумеется, девчонка изменилась. Контактные линзы вместо уродливых очков. Роскошное платье вместо плиссированной юбки. Жемчужное колье вместо простенького нательного крестика. Осанка королевы, аристократический наклон головы. Но это все — благоприобретенное, наносное. Суть осталась прежней — под маской ангела скрывалась вероломная дрянь. Уж он-то знает!

И специализацию она решила не менять. Просто дичь у нее теперь покрупнее: сам Ремизов в сердечных друзьях! Интересно, на сей раз обошлось без шантажа или у бедного Бориса Ивановича все самое пикантное еще впереди?

Даша ее тоже узнала, пусть не так быстро, как он, но все-таки. Напряглась, больно впилась ногтями в его запястье. Господи, а она-то почему нервничает?! Это ж не ее развели на двадцать тысяч баксов. До сих пор вспоминать противно…

А вот Виктор их общую знакомую не узнал, рассыпался в комплиментах, целовал пальчики. Даже присутствие Ремизова его не остановило, так проняло бедолагу.

Наверное, Клим еще долго таращился бы на эту дрянь, если бы не хозяин торжества. Ремизов поздоровался с Виктором, галантно поклонился Даше, по-отечески обнял Клима.

— Рад, очень рад тебя видеть, мальчик! Хорошо, что не забываешь старика.

Усилием воли Клим взял себя в руки, широко улыбнулся:

— Да что вы такое говорите, Борис Иванович?! Какие ваши годы? Да нам с Виктором за вами не угнаться.

Ремизов добродушно рассмеялся, похлопал Клима по плечу:

— Это смотря как бегать, мальчик. Если от инфаркта, то, пожалуй, я вас обгоню, а если за девочками… — Он развел руками, потом посмотрел на своих спутниц, добавил виновато: — Эх, еловая башка! Совсем забыл о правилах приличия. Знакомьтесь, молодые люди, это Зинон Минаева.

Дылда едва заметно кивнула Даше, приветливо улыбнулась Виктору, полоснула Клима насмешливо-презрительным взглядом. Это с чего бы?..

— Алиса Волкова. — Ремизов расплылся в улыбке. — Прошу любить и жаловать.

Ни любить, ни жаловать эту стерву не хотелось, а хотелось придушить ее прямо сейчас, на глазах у почтенной публики. Странное желание — столько лет прошло, а он до сих пор так реагирует…

— Мы, вообще-то, знакомы. — Алиса Волкова повела плечом, царственным жестом поправила палантин, холодно кивнула всем троим сразу.

— Алиса Волкова? — Виктор нахмурился. — Что-то не припомню. Такую красавицу я бы ни за что не забыл!

— Не удивительно, Вик, Аля с тех пор сильно изменилась. — В голосе Даши звенел булат. — Мы с ней учились на подготовительных курсах в инязе. Помнишь? Кажется, она так и не поступила в институт.

— Да, все верно. — Алиса ничуть не смутилась. — Я решила, что знание иностранных языков — это скорее хобби, чем профессия, и остановила свой выбор на экономическом факультете МГУ.

Хватка Даши стала еще сильнее. Клим поморщился, едва устоял перед желанием убрать руку.

— Аля? — Виктор по инерции продолжал улыбаться. — Так вы?..

— Да, это она, — перебил друга Клим. — Чем занимаетесь, госпожа Волкова? — Его вопрос звучал вполне нейтрально, скепсис в нем могла расслышать лишь та, кому он был адресован.

На долю секунды она растерялась, и Клим возликовал, обнаружив брешь в ее броне.

— Алиса и Зинон — хозяйки фирмы «Ализи», с непонятной гордостью в голосе сообщил Ремизов. — Это сеть мультибрендовых бутиков. Милая дама, — он обернулся к Даше, — обязательно должна знать.

— Что-то не припомню. — Даша небрежно пожала плечами. — Я предпочитаю одеваться в Европе. Или, на худой конец, в центральных магазинах.

— Да что вы говорите, дорогуша?! — Долговязая подружка Алисы Волковой обнажила острые зубы в подобии улыбки. — Вот с центром у нас как раз неувязочка вышла: на Рублевке есть, а в центре нет. Но мы этот вопрос уже решаем. — Она подмигнула Ремизову. — Правда, Борис Иванович?

— Зинон, можешь считать, что вы этот вопрос уже решили. Скоро весь Кутузовский проспект будет у ваших ног.

— Кутузовский проспект? — вышел, наконец, из затянувшегося ступора Виктор. — А что, там сдаются в аренду свободные площади?

— Не сдаются, а продаются, — уточнил Ремизов. — Место просто шикарное, как раз для нового бутика «Ализи».

«Или для головного офиса моей компании», — неожиданно подумал Клим и бросил предостерегающий взгляд на Виктора. Тот едва заметно кивнул. При кажущемся легкомыслии Виктор был очень умным мужиком и к тому же понимал его с полувзгляда.

Беседу, тягостную для всех, кроме Ремизова, прервала подошедшая пожилая пара. Хозяин торжества переключился на новых гостей, и Клим с друзьями отошли в сторону.

— Не может быть! — прошептал Виктор. — Неужели это она?!

— Она самая. — Даша бросила быстрый взгляд на Клима. — Похоже, ей снова повезло, удалось попасть в такую крутую тусовку.

— Насколько я понял, ей повезло гораздо больше, — сухо сказал Клим.

— Да, ей кто-то отстегнул бабки на пластическую операцию и дорогие шмотки. — Даша возмущенно фыркнула.

— Нет, сестричка. — Виктор покачал головой. — Ей кто-то подарил нехилую фирмочку! Неужели ты и в самом деле ничего не слышал об «Ализи»? Моя бывшая только в этих магазинах и одевалась. — От воспоминаний о своей бывшей он заметно погрустнел.

— Интересно, откуда у нее такие деньжищи? — раздраженно спросила Даша.

— Тут как раз все ясно, — усмехнулся Клим. — Ремизов.

— Что — Ремизов?! — хором спросили Даша и Виктор.

— Деньги ей дал Ремизов и, как я понимаю, собирается дать еще.

— За какие такие заслуги? — Даша нервно дернула плечом.

— Виктор, а как, кстати, у нас обстоят дела с помещением на Кутузовском? — Клим проигнорировал Дашин вопрос, посмотрел на друга.

— А никак не обстоят! — Виктор удивленно приподнял брови. — Ты же сам заявлял, что головной офис на Кутузовском — это непозволительная роскошь и пустая трата денег!

— Я передумал, — сказал Клим и поморщился.

— Передумал? — Виктор длинно присвистнул. — А с чего бы вдруг? Уж не из-за…

— Потом, — оборвал его Клим. — Мы обсудим этот вопрос завтра.

— Завтра так завтра, — покладисто согласился друг, — но все-таки интересно…

— Что тебе интересно, Вик? — вмешалась в их тихий разговор Даша.

— Да так, — отмахнулся тот, — у Клима есть кое-какие идеи по расширению бизнеса. Не бери в голову.

— И вы обсуждаете свои бизнес-планы на вечеринке?! — Даша перевела полный подозрения взгляд с брата на Клима.

— Ты же знаешь, какой я трудоголик. — Клим виновато пожал плечами.

— Неисправимый трудоголик, — проворчала она и отвернулась.

— Расслабься, красотуля, — шепнула Зинон, как только Ремизов отвлекся на других гостей.

— Что он здесь делает?! — От переполняющего душу гнева Алисе было больно дышать.

— Странный вопрос, красотуля. — Зинон окинула ее изумленным взглядом. — Ремизов — банкир. Панкратов, насколько я помню, тоже. Нет ничего удивительного в том, что они знакомы.

— Ты знала? — спросила Алиса. — Знала, что он здесь будет?

— Ничего я не знала, но рано или поздно вы должны были встретиться. Вы же теперь одного поля ягодки.

— Мы разного поля ягодки! — выпалила Алиса.

— Хорошо, разные ягодки, разные поля. — Зинон не обиделась на ее резкость. — Но ведь социальный статус у вас теперь одинаковый, и круг общения, стало быть, тоже один. Я просто диву даюсь, что вы встретились только сейчас, Москва — такой маленький городишко.

— Зинон, хватит. — Алиса зябко поежилась, поплотнее запахнула палантин. — Ты же прекрасно знаешь, что я не хочу встречаться с этим уродом ни сейчас, ни через сто лет.

— Ничего я не знаю! — возмутилась подруга. — А с чего я должна знать?! Десять лет ты молчала, не сказала о Панкратове ни слова. Я вообще думала, что ты его забыла.

— Как видишь, не забыла. — Алиса украдкой бросила взгляд на стоявшую в сторонке троицу: Панкратов что-то горячо обсуждал с Виктором, Даша топталась рядом, выражение лица у нее было обиженно-оскорбленным.

— Да уж вижу. Чай, не слепая, — вздохнула Зинон. — Главное, чтобы он не заметил.

— Что не заметил? — всполошилась Алиса.

— Ну, не знаю. — Зинон пожала плечами. — Чтобы не заметил, что он для тебя до сих пор как кость в горле.

— Никакая он не кость, он тряпка!

— Можно, конечно, и так сказать, только тряпка красная.

— Почему красная?

— Красотуля, ну ты даешь! — рассмеялась Зинон. — Это же почти афоризм: «Как красная тряпка для быка». Теперь поняла?

Алиса молча кивнула. С доводами подруги невозможно было не согласиться. Неважно, как именно действовал на нее Клим Панкратов. Важно, как она на это реагировала. А реагировала она, как семнадцатилетняя дурочка. Еще счастье, что в обморок не бухнулась от неожиданности. А ведь могла! В первое мгновение, когда она увидела перед собой его самодовольную рожу, ее сердце перестало биться, замерло, затаилось. Если бы не поддержка Зинон и Ремизова, ей было бы очень нелегко. А так — Ремизов разбавил страсти светской болтовней, а Зинон нейтрализовала Дашу.

Даша… Почему она вела себя так пренебрежительно и агрессивно, старалась унизить Алису и выбить ее из седла? Из-за Панкратова? Они же пришли вместе, может быть, они встречаются? Или, того хуже, женаты? Впрочем, почему — «того хуже»? Панкратов вполне заслужил в жены такую стерву, как Даша. Изумительный альянс, просто идеальный — негодяй и интриганка. Будет, что вспомнить на старости лет!

Оптимизма эти мысли Алисе не прибавили, зато помогли мобилизоваться. Это из-за фактора внезапности она когда-то давно, десять лет назад, так растерялась, а сейчас ее голыми руками не возьмешь! Предупрежден — значит вооружен. Впрочем, никаких боевых действий она вести не собирается. Панкратов в ее жизни — пустое место. Не виделись десять лет и, даст бог, еще двадцать не увидятся. Вот только сегодняшний день пережить, а завтра все вернется в наезженную колею. Завтра предстоит серьезный разговор с Ремизовым, и ей просто некогда будет думать о всяких бесчестных типах. Она не удержалась, обернулась и… напоролась на взгляд Панкратова.

Он смотрел на нее сосредоточенно-удивленно. Так маленькие дети в зоопарке смотрят на незнакомых диковинных зверей. Хорошее сравнение, ничего не скажешь! Он, значит, маленький ребенок, а она — диковинная зверушка? Ну уж нет! Она — Алиса Волкова, и она никому не позволит так на себя смотреть! Алиса улыбнулась.

На конкурсе презрительных улыбок она наверняка заняла бы первое место. Ее улыбка была красноречивее всяких слов. Ее улыбка проняла даже такого мерзавца, как Клим Панкратов. От ее улыбки шампанское в его бокале превратилось в лед. И неважно, что в ответ Панкратов кивнул ей высокомерно и пренебрежительно отсалютовал обледеневшим бокалом. Уж она-то знает, что его проняло! Она десять лет оттачивала такие вот улыбки, доводила их до совершенства. Наверное, подсознательно готовилась к этой встрече.

— Красотуля, уймись, — раздался над ее ухом голос Зинон. — У этого несчастного от напряжения сейчас пар из ушей пойдет.

Алиса обернулась. Подруга стояла рядом, но на нее не смотрела. Она смотрела на Панкратова и тоже улыбалась. Эта улыбка называлась «А не пошел бы ты, мальчик?!» и по силе воздействия вполне могла поспорить с Алисиной. Единственное, чего не хватало Зинон, это острой личной заинтересованности. Просто неприязнью нужного эффекта не добиться.

Эта стерва ему улыбнулась! Черт побери, что это была за улыбка! Так могут улыбаться друг другу только враги, злейшие, давние, почти породнившиеся в этой своей вражде. Или бывшие любовники, расставшиеся на самом пике романтических отношений, недогоревшие, недолюбившие… Ну, вряд ли их прошлые отношения можно назвать романтическими. Разве что уж с очень большой натяжкой. Только если отбросить ее тогдашнюю финансовую заинтересованность и его малодушие.

Клим отсалютовал ей бокалом, пригубил шампанское, поморщился. Шампанское было ледяным и отдавало горечью — пожадничал господин Ремизов, сэкономил на напитках…

А к его старинной подружке тем временем присоединилась долговязая мымра. Теперь они гипнотизировали его на пару. Мымра скалила острые зубы и что-то шептала Алисе. Косточки его перемывала — что же еще?..

А потом эти две гюрзы как-то враз утратили к нему интерес, синхронно отвернулись. И Клим вздохнул с облегчением. Это же надо, какая дрянь! Улыбается ему, настроение портит… Ну ничего, пусть развлекается. Как говорится, хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Вечер шел по накатанной колее. Гости сначала вели себя чинно и с достоинством, заботились о собственном реноме, но под действием алкоголя постепенно расслабились, некоторые настолько, что забыли, ради чего собрались. В общем, все, как обычно, — VIP-вечеринки мало чем отличались от обычных застолий. Во всяком случае, Климу всегда так казалось.

Он тоже решил расслабиться и даже преуспел на этой ниве. Зря он наговаривал на Ремизова — напитки у того были отменными. Один только коньяк двадцатилетней выдержки чего стоил! А шампанское испортилось от взгляда этой маленькой мегеры. Она его сглазила!

Мегера тоже расслабилась, отрывалась по полной. Клима всюду преследовал ее смех, даже в мужском туалете. Надо, видно, завязывать с коньяком двадцатилетней выдержки. А еще она танцевала: сначала с сияющим Ремизовым, потом с какими-то сомнительными типами. И на Клима больше не смотрела. Ни разу не взглянула, словно он и не человек вовсе, а пустое место. Стерва…

Но не это самое ужасное. Самое ужасное, что с каждой минутой она казалась ему все более и более привлекательной. Настолько привлекательной, что захотелось проверить, как там поживает впадинка в основании шеи и клеймо в виде трилистника на пояснице. Надо же, столько времени прошло, а он до сих пор, оказывается, помнит все эти интимные подробности. Странная штука — память!

Даша, весь вечер следившая за ним безотрывно, наконец утратила бдительность, отправилась «попудрить носик», и Клим начал действовать. Он ничего не планировал заранее, все получилось само собой, экспромтом.

Мегера танцевала с каким-то заморышем, больше похожим на официанта, чем на гостя. Клим подкрался сзади, деликатно похлопал заморыша по плечу:

— Позволите похитить вашу даму? Кавалер хотел было возразить, но встретился с Климом взглядом и поспешно ретировался с танцпола. Алиса тоже хотела уйти, но Клим не дал ей такой возможности, обхватил за талию, закружил в танце.

— Что ты себе позволяешь?! — Она предприняла попытку вырваться из его объятий, но попытка эта выглядела не слишком убедительно, и Клим посчитал ее кокетством.

— Расслабься, — усмехнулся он. — Мы не делаем ничего предосудительного, мы просто потанцуем и разойдемся с миром.

В ее глазах полыхнуло адское пламя, и Клим понял — разойтись с миром им не удастся никогда. Маленькая гарпия Алиса Волкова вышла на тропу войны. И как он мог спутать ее с ангелом?!

— Я не хочу танцевать! — зашипела она.

— Не хочешь танцевать в принципе или не хочешь танцевать именно со мной? — Ее ладонь была горячей и чуть влажной. Неужели волнуется?

— Не хочу танцевать с тобой!

— Какая жалость. — Клим сочувственно покачал головой, усилил хватку. — Ну, ты уж потерпи.

Ее платье было сшито из очень интересной ткани, прохладной и гладкой на ощупь. Из-за этого рука Клима все время соскальзывала с талии, и это заставляло его партнершу нервничать еще сильнее. Если бы вокруг не было столько народу, она, наверное, закатила бы ему пощечину, а так терпела: нервно дергалась и шипела, как рассерженная кошка, но терпела.

Как она жила все эти десять лет? Где ее черти носили? И ведь пообтесалась, покрылась позолотой. Даже представить трудно, что когда-то эта светская львица выглядела серой мышью. Прогресс налицо.

— Так ты занялась торговлей? — спросил он пренебрежительно, намекая на неблаговидность ее занятия.

— Что-то вроде того, — буркнула она.

— И как, он одобряет такое занятие?

— Ты о ком?

— О твоем благодетеле.

— Благодетеле? — Она удивленно выгнула бровь.

— О Ремизове, — уточнил Клим.

Мгновение она молчала, а потом кивнула:

— Не только одобряет, но и принимает активное участие.

— Финансовое участие?

— Разумеется, Борис Иванович ведь банкир.

— А ты до сих пор специализируешься на банкирах? — спросил Клим язвительно.

— А ты до сих пор не научился вести себя с дамами? — парировала она. — Панкратов, убери руку с моей задницы!

— С дамами? — усмехнулся Клим, но руку все-таки убрал. — Это ты о себе?

— Пошел к черту! — Ему в грудь уперлись острые локти.

— Драная ты кошка, — сказал Клим почти ласково.

— Твоими стараниями, господин банкир. — Она улыбнулась ангельской улыбкой и посмотрела так, что весь хмель моментально выветрился у него из головы. Идея пригласить эту гюрзу на танец уже не казалась такой замечательной. Что-то подсказывало Климу, что она запросто может наплевать на приличия и закатить скандал прямо сейчас. А нужен ли ему скандал?..

Танец закончился, Клим привлек Алису к себе, сказал с угрозой в голосе:

— Будет лучше, если ты больше не станешь вертеться у меня под ногами, госпожа торгашка!

Она дернула плечом, высвобождаясь из его объятий, поправила сползший с плеч палантин, сказала с сарказмом:

— Не волнуйся. Мелкие банковские клерки больше не входят в сферу моих интересов.

Мелкие банковские клерки! Это кого она имеет в виду?! Его, хозяина целой банковской империи?! Сучка…

— Резвишься, Климушка? — послышался за спиной звенящий от ярости голос. Даша вцепилась в его руку холодными пальцами. — Ну, и как она тебе, эта базарная торговка?

Клим устало вздохнул, взял Дашу под руку, увлек к столику, туда, где имелся коньяк двадцатилетней выдержки, сказал:

— Ты куда-то пропала, я скучал.

— Меня не было только десять минут, а ты уже спелся с этой дрянью!

— Вообще-то, не спелся, а станцевался, — уточнил он, с вожделением глядя на бутылку.

— Ну и как, тебе понравилось? — Даша уселась за стол, раздраженно забарабанила пальцами по столешнице.

— Не очень. — Клим опрокинул в себя рюмку. — Она оттоптала мне все ноги.

— Так зачем же ты с ней танцевал? — Даша и не думала успокаиваться.

— Не смог отказать даме, — соврал он просто затем, чтобы прекратить препирательства.

— Это она тебя пригласила?!

— Да. — Он кивнул с видом невинного агнца.

— И что дальше?

— Ничего дальше. Потанцевали, разошлись. Не понимаю, почему ты кипятишься! Хочешь, я и с тобой потанцую?

— Спасибо, как-нибудь обойдусь. — Даша отобрала у него рюмку, плеснула себе коньяку, выпила залпом, брезгливо поморщилась…

Надо было послать этого урода сразу, в первую же секунду! Нельзя было идти у него на поводу. Дура! Нет, дважды дура: первый раз, когда согласилась с ним потанцевать, второй, когда посмела надеяться, что за десять лет он мог измениться. А он и изменился! Только в худшую сторону. Надменный, спесивый банкиришка! Неотесанный мужлан… Как он с ней разговаривал?! Как он вообще посмел с ней разговаривать?..

— Ну, какой счет? — спросила Зинон.

— Что?

— Я спрашиваю, кто кого нокаутировал?

— Слишком много народу было вокруг, — с досадой сказала Алиса. — Будь я хуже воспитана, господин Панкратов ушел бы с ринга с расцарапанной мордой.

— С ринга обычно уходят с разбитой мордой, а не с расцарапанной, — уточнила Зинон.

Алиса ничего не ответила, лишь раздраженно дернула плечом.

— Значит, боевая ничья, — заключила подруга. — Что он сказал, отчего ты так завелась?

— Он обозвал меня драной кошкой, — шепотом сообщила ей Алиса.

— Может, он просто хотел сделать тебе комплимент? Мужчины вообще неравнодушны к семейству кошачьих. Вот, к примеру, мой Ремизов…

— Твой Ремизов называет тебя пантерой, а не драной кошкой, — сказала Алиса язвительно. — Мне кажется, есть разница!

— Мужской взгляд на некоторые вещи иногда очень сильно отличается от женского. Иногда их сильно возбуждают всякие грязные словечки.

— Чушь! — Алиса решительно встала из-за стола.

— Ты куда?

— В туалет.

В предбаннике дамской комнаты оказалось тихо и уютно, воздух был свеж и благоухал фиалками. Красота! Хоть возьми и останься в этом райском местечке до конца банкета. Алиса открыла кран, сунула руки под струю ледяной воды. Ей бы сейчас не только руки вымыть, ей бы сейчас целиком душ принять. Чтобы избавиться от назойливого панкратовского парфюма, смыть его дурную энергетику…

Дверь тихо отворилась, Алиса не стала оборачиваться, сосредоточилась на приятном покалывании в кончиках пальцев.

— …Что тебе от него нужно? — послышался знакомый голос. В зеркале отразилось искаженное яростью лицо Даши.

— Ты о ком? — спросила Алиса, не оборачиваясь.

— Я о Климе! Ты специально сюда приперлась, хочешь увести его у меня?

Алиса усмехнулась. Значит, ее догадка была верна, и эти двое в самом деле встречаются.

— Меня пригласил Ремизов, — сказала она холодно. — О том, что тут будете вы с Панкратовым, я не имела понятия.

— Не ври, ты специально все подстроила! Я знаю, что ты за штучка!

— И что же я за штучка? — Алиса улыбнулась Дашиному отражению.

— Ты — содержанка! Скачешь из одной койки в другую, ищешь подходящего мужика.

— Уже нашла, — сказала она резко и закрыла воду.

— Ты не посмеешь! — Даша задохнулась от возмущения.

— Я уже посмела — десять лет назад. Ты забыла?

Она ушла, а Даша так и осталась стоять с открытым ртом. Похоже, господину банкиру предстоит нелегкая ночь… Ему придется теперь усмирять свою не в меру ревнивую подружку, доказывать, что он не верблюд.

Счет — 1:0 в ее пользу.

Ночка выдалась просто кошмарной. Даша точно с цепи сорвалась, устроила скандал. И, главное, из-за чего?! Из-за какого-то невинного танца! Если бы Клим не был таким уставшим, если бы в его организме не бродило пол-литра коньяка двадцатилетней выдержки, он ни за что не стал бы участвовать в этом спектакле: он сел бы за руль и свалил в Москву. Подальше от беснующейся Дашки, подальше от воспоминаний об Алисе Волковой.

Сегодня придется потерпеть, а утром он обязательно проведет с Дашей разъяснительную беседу, напомнит об их недавнем разговоре. Он свободный мужчина — был, есть и будет! Он не позволит бабам отравлять свою жизнь!

Даша угомонилась только часам к пяти, не раздеваясь, плюхнулась на кровать рядом с Климом, отвернулась к стене. Ее роскошное платье тускло мерцало в предрассветных сумерках, но никаких особых желаний у Клима оно больше не вызывало. Красивая вещь, зачем же ее рвать?..

* * *

В этот день все не заладилось.

Ремизов нарушил свое обещание, не пришел на обед. Они прождали его в ресторане больше часа, а потом Зинон взялась за телефон.

— Сейчас я ему вправлю мозги, — свирепо пообещала она. — Я покажу этому чертовому банкиру, где раки зимуют!

— А вдруг он просто передумал? — предположила Алиса. — Четыре миллиона — это очень серьезная сумма.

Зинон посмотрела на нее в недоумении:

— Ты что, красотуля?! Ремизов не мог передумать после того, как пообещал. Наверное, он просто забыл. Сама понимаешь, шестьдесят лет — склероз не дремлет.

Вообще-то, Ремизов не был похож на склеротика, но Алиса решила не озвучивать эту мысль. Пусть подруга сама разбирается.

— Не берет трубку, — сказала Зинон растерянно. — Представляешь, не берет ни один из трех своих гребаных мобильников!

Алиса невесело усмехнулась: кажется, ситуация проясняется. Вчера Ремизов наобещал сгоряча лишнего, распустил хвост перед дамами, а сегодня на трезвую голову все хорошенько обдумал и решил, что не стоит с ними связываться. Вот поэтому и не отвечает на звонки.

— А мы ему сейчас в офис брякнем! — Зинон не собиралась сдаваться.

— Дохлый номер, — сказала Алиса, — он просто не хочет иметь с нами дела.

— Ерунда! Чушь собачья! — отмахнулась подруга. — Ремизов не из таких.

Алиса тяжело вздохнула. Когда-то она тоже думала, что Панкратов — не из таких. Они обе ошиблись: и она, и Зинон.

Подруга слушала короткие гудки в своем мобильном, нервно барабанила пальцами по столу.

— Занято, — сказала, наконец. — В офис невозможно дозвониться. Что происходит, красотуля?

Алиса пожала плечами.

— Ну, я это дело так не оставлю! — пообещала Зинон, зашвыривая телефон в сумочку. — Если гора не идет к Магомету, значит, Магомет сам сходит к горе и надерет ее лживую задницу! Поезжай на работу, красотуля, я тебе отзвонюсь, когда все выясню.

Зинон позвонила через два часа, и Алиса не узнала ее голос.

— Красотуля, он не приедет.

— Да, я это уже поняла. Он передумал.

— Ничего ты не поняла, — прошептала Зинон. — Ремизов умер, красотуля!

— Зинон, ты где?! Я к тебе приеду! — Алиса заметалась по кабинету, лихорадочно соображая, куда сунула ключи от машины.

— Не надо, у меня еще есть кое-какие дела. — В трубке послышались гудки отбоя.

Зинон приехала ближе к ночи, уставшая, с сухими, горящими лихорадочным блеском глазами. Не говоря ни слова, прошла к бару, налила себе виски.

— Есть лед, принести? — спросила Алиса.

Подруга махнула рукой, залпом выпила, налила еще. Алиса ей не мешала, знала, что это бесполезно. Если Зинон решила напиться, она напьется, так пусть хотя бы сделает это не в какой-нибудь забегаловке, а дома, под присмотром.

— Есть что пожрать? — спросила Зинон, не оборачиваясь.

— Только бутерброды.

— Годится.

Подруга ела, пила и молчала. Алиса тоже молчала, не хотела мешать.

— Он умер от инфаркта, — заговорила Зинон, когда бутылка с виски опустела наполовину. — Представляешь, каждое утро совершал десятикилометровые пробежки — и умер от инфаркта!

— Когда? — спросила Алиса.

Подруга горько усмехнулась:

— Мы с тобой в это время как раз делали заказ в ресторане.

Помолчали. Зинон налила себе еще виски, а потом заговорила:

— А они обвинили меня в его смерти.

— Кто — «они»?

— Они все: родственнички, прихлебатели, друзья. Они сказали, что это я довела Бориса до инфаркта, что я — черная вдова и охотница за чужими деньгами.

— Но мы же знаем, что это неправда. — Алиса погладила подругу по плечу.

— Неважно. — Зинон посмотрела ей в глаза. Взгляду нее был, как у старой больной собаки. Алисе, стало страшно. — Как думаешь, я это переживу?

— Ты это уже пережила, ты сильная женщина.

— Да, я сильная женщина. — Зинон взъерошила волосы. — И я пойду на похороны Бориса, что бы там ни говорили всякие уроды.

— Хочешь, я пойду с тобой?

— Не надо, красотуля. — Зинон улыбнулась. — Я сама. Иди спать, а я еще посижу…

Утром Зинон была уже самой собой. О том, что ночь она провела без сна, свидетельствовали лишь пустая бутылка из-под виски и несмятая постель.

— Ты как? — спросила Алиса.

— Все в порядке, красотуля.

— Сварить кофе?

— Свари. Я сегодня на работу не пойду, мобильник отключу. Будут искать — отвечай, что я умерла.

Алиса кивнула, не стала задавать никаких вопросов, знала — Зинон все равно их проигнорирует…

В офисе кипели страсти, бурлили подводные течения. Алиса почувствовала это уже в приемной, по испуганно-любопытному взгляду Леночки.

— Что-то случилось? — спросила она резко. Секретарша покачала головой, уткнулась в компьютер. Алиса пожала плечами: может, подводные течения ей просто примерещились?

Она разбиралась с электронной почтой, когда в дверь тихо постучали.

— Войдите, — сказала она, не отрываясь от монитора.

— Алиса Марковна, разрешите? — В кабинет вошел Александр. Виду него был какой-то пришибленный: узел галстука, обычно идеально завязанный, сейчас сполз набок, верхняя пуговица сорочки расстегнута. В руках секретарь Зинон мял какую-то газету.

— Что случилось? — Алиса откинулась на спинку кресла, удивленно посмотрела на парня. — Александр, с вами все в порядке? Вы не заболели?

— Я не заболел. — Александр переступил с ноги на ногу, потом решительно подошел к столу, положил на него измятую газету. — Я просто прочел вот это!..

Газета являла собой классический образчик желтой прессы. Неужели рафинированный Александр читает такое?

— Это не мое, это Елены, — сказал парень смущенно. — Алиса Марковна, там статья на развороте. Посмотрите.

Алиса развернула газету.

Статья называлась «Смертельная любовь банкира». Некий И. К. Веселов не пожалел красок, описывая историю любви банкира Ремизова и женщины с темным прошлым — некой Зинон Минаевой. Журналист недвусмысленно намекал, что в смерти Ремизова виноваты «бурный нрав и неуемная алчность» последней.

— Черт! — Алиса отшвырнула газету. — Как они посмели?!

— Это правда? — упавшим голосом спросил Александр. — Я звоню мадам Зинон каждые десять минут, но она недоступна.

— Это клевета, — твердо сказала Алиса. — И кто-то очень дорого за это заплатит!

— А что с ней?

— Ничего, она просто отключила телефон, хочет побыть одна. Идите, Александр, работайте.

— Я могу сообщить остальным, что все это, — он брезгливо покосился на газету, — неправда?

Алиса потерла виски, сказала после недолгих раздумий:

— Александр, я не хочу, чтобы эта грязная статейка стала темой номер один для обсуждения в курилке.

— Сделаю все, что от меня зависит. — Он попятился к двери. — Алиса Марковна, а она и на ваши звонки не отвечает?

— Она ни на чьи звонки не отвечает. Она сказала, что включит мобильник ближе к вечеру.

Едва за Александром закрылась дверь, как в кабинет Алисы влетел Ольгерд.

— Алиса, это правда? — спросил он с порога. — Что вообще происходит? Зинон не вышла на работу, не отвечает на телефонные звонки, а тут еще какая-то дурацкая статья.

— Ты уже тоже читал? — Алиса смяла газету, зашвырнула в мусорку.

— Нет, но мне ее пересказали в деталях. Это правда? — Ольгерд уселся в кресло, строго посмотрел на Алису.

— Смотря что. — Она выключила компьютер. — То, что Ремизов вчера умер от инфаркта, правда. То, что к его смерти причастна Зинон, — ложь.

— Ясно. — Ольгерд кивнул. — Где она сейчас?

— Не знаю. — Алиса сжала кулаки. — Она просила не беспокоить ее до вечера.

— Есть еще один очень неприятный момент. В той статье упоминается, что Зинон — владелица «Ализи». Это удар по нашей репутации.

— К черту репутацию, — отмахнулась Алиса. — Меня намного больше волнует, что какая-то сволочь… — Она достала газету из мусорки, развернула, красным маркером подчеркнула фамилию журналиста. — Что какой-то И. К. Веселов поливает грязью мою лучшую подругу.

— И нашу фирму заодно. Тебе не кажется, что статейка заказная? Опорочили доброе имя Зинон, рикошетом задели «Ализи». И это в то самое время, когда мы собрались покупать новый магазин.

— Покупка отменяется, — тихо сказала Алиса. — Ольгерд, это Ремизов обещал нам кредит, а Ремизов мертв.

— Это окончательное решение? — Ольгерд смахнул с рукава пиджака несуществующую пылинку.

— Не знаю, — устало сказала она. — Мне нужно посоветоваться с Зинон.

— Хорошо, — финансовый директор встал. — Когда посоветуетесь, сообщи мне о вашем решении.

— Сообщу. — Она с отвращением посмотрела на газету, проводила Ольгерда долгим взглядом. А вдруг он прав, и эта статейка кем-то ангажирована? Кем? Кому выгодно, чтобы репутации «Ализи» был нанесен ущерб?

Выходило, что заинтересованных хватает. Вот хотя бы конкуренты. Конкуренция в их бизнесе высока. Если сбросить со счетов дилетантов, скучающих жен олигархов и их капризных дочурок, открывающих бутики исключительно для собственного удовольствия; остаются профессионалы, опытные и матерые. В принципе, статью мог заказать любой из них. За последние пару лет «Ализи» резко пошла в гору, и этот факт многим не нравился. Эх, обсудить бы все это с Зинон…

День тянулся и тянулся. Мало того что Алисе приходилось ежечасно призывать к порядку шушукающихся по углам сотрудников, так еще и требовалось отвечать на бесконечные телефонные звонки. Звонили «сочувствующие», спрашивали, как бедняжка Зинон переносит «весь этот кошмар», сетовали на нечистоплотность некоторых журналистов. Пару раз звонили сами журналисты, братья по перу того самого И. К. Веселова, спрашивали телефончик госпожи Минаевой, просили согласия на интервью. С этими Алиса не церемонилась, сразу посылала куда подальше.

Телефонные атаки прекратились ближе к вечеру. Собственный мобильник Алиса отключила еще в обед — устала от сочувствующих и любопытствующих. В семь вечера к ней в кабинет заглянул Ольгерд.

— Ты уже закончила?

— Да.

— Тогда, может быть, поужинаем сегодня где-нибудь?

Ей не хотелось где-нибудь ужинать, но еще больше не хотелось оставаться этим вечером одной. Зинон до сих пор не включила мобильник, и можно было предположить, что подруга останется «недоступной» до самого утра.

— Хорошо, дай мне пять минут и…

Она не успела договорить — зазвонил телефон. В тишине кабинета этот звук показался оглушительным и почему-то зловещим. Алиса испуганно посмотрела на Ольгерда.

— Мне взять трубку? — спросил он.

Она кивнула. Ольгерд подошел к телефону.

Это был очень важный разговор. Алиса сразу это поняла по тому, как он напрягся, как побелели костяшки его пальцев, сжимающих трубку. На том конце провода все говорили, говорили, а Ольгерд лишь кивал.

— Кто это? — Алиса попыталась забрать трубку, но он нетерпеливо махнул рукой, развернулся к ней спиной.

Она запаниковала. Что же там такое случилось? Что заставило невозмутимого и галантного Ольгерда вести себя так некорректно?..

— Я все понял, мы уже выезжаем. — Он отложил трубку, нерешительно посмотрел на Алису.

— Что? Кто это был? Куда мы выезжаем?! — спросила она, чувствуя, как ноги наливаются свинцом и колени начинают мелко дрожать.

— Ты только не волнуйся. — Ольгерд взял ее под руку.

Все самые страшные новости начинаются с фразы «ты только не волнуйся» — Алиса была в этом уверена.

— Кто?!

— Зинон. С ней произошел несчастный случай. Она выпала из окна.

Ноги ее больше не держали, Алиса рухнула в кресло, спросила шепотом:

— Она жива?

— Жива. — Ольгерд налил ей воды. — Но состояние очень тяжелое. Нас просили приехать.

— Куда? — Алиса оттолкнула стакан. — Куда ее увезли?

— В Склиф.

К Зинон их не пустили, не помогли ни уговоры, ни деньги. Состояние крайне тяжелое. Пациентка прооперирована и находится в отделении интенсивной терапии. Прогнозы пока делать рано. Вот и все, что им с Ольгердом удалось узнать у врачей. Чуть более разговорчивыми оказались служители правопорядка. С их слов картина вырисовывалась страшная, просто немыслимая. Зинон выпала или выбросилась — это еще предстояло выяснить — из окна своей квартиры. Зинон жила на пятом этаже, у нее почти не было шансов, но ей повезло, если это можно назвать везением: она упала на «козырек» подъезда и осталась жива.

— От нее за версту несло алкоголем, — сказал мальчишка-милиционер. — В таком состоянии выпасть из окна — раз плюнуть. Влезла на подоконник шторки поправить или еще что — и тю-тю, прямо через окно.

— Окно было открыто? — Алиса заставляла себя не думать о лежащей в реанимации подруге, она пыталась понять, что произошло. — Зинон никогда не открывала окон, у нее кондиционеры.

— Может, в трезвом состоянии и не открывала. — Мальчишка-милиционер почесал затылок. — А по пьяни открыла.

— Зинон не пьет! — сказала она с нажимом. — Не пьет и не открывает окон.

— Да? Тогда, может, это не она лежит сейчас в реанимации? — спросил мальчишка ехидно, и Алисе захотелось его ударить — сильно, наотмашь. Чтобы он перестал язвить, чтобы на собственной шкуре почувствовал, что значит — больно. Она сжала кулаки так, что ногти впились в кожу. Надо держаться, ради Зинон.

— А что это за история с помершим банкиром? — вдруг спросил мальчишка. Серые, с прищуром глаза смотрели на Алису в упор, и ей стало ясно, что он не так прост и не так бездушен, как кажется, просто у него такая работа, сволочная.

— Не понимаю, о чем вы, — сказала она холодно.

— Я о Ремизове. Ходят слухи, что ваша подруга довела его до ручки.

— Ходят слухи?! — Алиса презрительно улыбнулась. — Не знала, что в обязанности милиции входит сбор городских сплетен.

— В наши обязанности много чего входит. — Парнишка тоже улыбнулся. — Такие, как вы, заваривают кашу, а такие, как я, ее расхлебывают.

Это заявление попахивало классовой враждой. Оно о многом говорило. Парнишка небось вырос в рабочем квартале, скорее всего, в неполной семье. Чтобы вырваться из окружающей его серости, стал ментом. Мог бы поступить в какой-нибудь вуз, но на вуз у его мамы не было денег, а у него самого не хватало знаний, и он нашел единственно правильный выход. Мальчик вырвался из серости и грязи, стал профессионалом, научился уважать в себе человека, но так и не научился мириться с теми, кто «по другую сторону баррикад», с теми, кого он теперь должен был защищать. Алиса его понимала — сама когда-то была такой, — но не одобряла.

— Мы вам еще нужны? — спросила она устало.

— Нет, — буркнул мальчишка, — пока нет. Если понадобитесь, вас вызовут.

— Как скажете. — Алиса отвернулась, взяла Ольгерда под руку. — Поезжай домой.

— А ты?

— Я вернусь к Зинон.

— Но врачи говорят, что до утра ничего не изменится.

— Я помню их слова. Ольгерд, спасибо тебе за поддержку, но будет лучше, если я побуду рядом с ней.

— Я с тобой. — Ольгерд решительно тряхнул снежно-белыми волосами.

— Езжай домой, — сказала она мягко и убрала свою руку. — Извини, мне нужно побыть одной.

Он хотел было возразить, но передумал, проводил ее до крыльца больницы. Поцеловал в щеку, шепнул:

— Не приезжай завтра на работу, отдохни.

— Зинон никогда не открывала окна. — Она всхлипнула. — Ты мне веришь?

— Да, я тебе верю. Держись, Алиса.

Ночь прошла в метаниях и мучительных ожиданиях. Наступивший день не принес облегчения. Операция не помогла. В состоянии Зинон ничего не изменилось, она так и не вышла из комы.

— Сколько еще ждать? — спросила Алиса у врача.

— Я не знаю. — Тот развел руками. — Мы сделали и делаем все, что в наших силах. Мы удалили субдуральную гематому, прооперировали разорванную селезенку, удалили кровь из брюшной полости. Остальное не в нашей власти.

— А в чьей? — спросила она с надеждой.

Врач грустно улыбнулся, поднял глаза к потолку.

Алиса расплакалась…

* * *

— Уф! — Виктор опрокинул в себя рюмку коньяка. — Терпеть не могу такие мероприятия. Столько никому не нужного пафоса и официоза! Значит, так, Клим, слушай мою волю! Если я умру раньше тебя, хочу, чтобы ты присмотрел за моими похоронами. Никаких чертовых катафалков, никаких гробов с кондиционерами, никакой прессы. И еще, проследи, чтобы крышка гроба была закрыта, а музыка играла какая-нибудь жизнеутверждающая. В следующей реинкарнации я собираюсь стать рок-музыкантом.

— Отвали. — Клим сбросил пиджак, ослабил узел галстука. — Ты переживешь нас всех.

— Ремизов тоже так думал — и где он сейчас? Закатил пир горой, повеселился напоследок — и отдал богу душу. Клим, там точно не было никакого криминала? В наше время быть банкиром опасно для жизни, отстреливать начали нашего брата.

— Не было криминала. — Клим сел в свое рабочее кресло. — Инфаркт миокарда со всяким может случиться.

— Видать, не подрассчитал старик силенок, переусердствовал ночью со своей дамой сердца. — Виктор невесело усмехнулся. — Кстати, о даме сердца. Что-то я не заметил среди скорбящих госпожу Волкову! Не пришла даже цветочки на могилку возлюбленного положить. Вот она, типичная женщина — пока ты ей нужен, она вся твоя, а стоит только откинуть коньки — и все, некому пыль смахнуть с твоего эксклюзивного гроба за двадцать тысяч евро.

— Заткнись, — устало сказал Клим. — Человек умер.

— Так и я о том же. Человек умер — и мгновенно стал никому не нужен. Интересно, кому достанутся капиталы Ремизова? Будет весело, если нашей общей знакомой.

Клим ничего не сказал, посмотрел в окно. Виктор прав, странно, что Волкова не пришла на похороны. Это даже как-то неприлично. Могла бы хоть для проформы постоять у гроба, пустить скупую слезу. А она не пришла, и подружка ее инфернальная тоже не явилась. Чем, интересно, они таким важным заняты? Так не об этом сейчас нужно думать, есть дела и поважнее.

— Что с помещением на Кутузовском? — спросил он.

— Пока ничего. Я же вместе с тобой в ритуальные игры играл, когда мне было делами заниматься? — возмутился Виктор.

— Займись сегодня.

— Клим, а ты это серьезно, с Кутузовским?

— Серьезнее не бывает.

— И с чего бы вдруг?

— Нам нужно помещение под головной офис, я подумал и решил, что на имидже экономить не стоит.

— Ты решил это после того, как площади на Кутузовском намерилась заграбастать одна наша общая знакомая? — Виктор неодобрительно покачал головой.

— Этот кусок пирога госпоже Волковой не достанется, особенно принимая во внимание тот факт, что она осталась без финансовой поддержки. — Клим раздраженно потер подбородок.

— Долго ли найти нового кредитора? Я навел кое-какие справки об «Ализи». Стабильное, прибыльное предприятие, хороший рынок сбыта, крепкие связи. Им не откажут в кредите. Да я и сам бы им не отказал.

— Вот именно поэтому мы и должны поторопиться! — рявкнул Клим.

Друг посмотрел на него долгим взглядом, поцокал языком, сказал сочувственно:

— Значит, это все-таки из-за нее.

— Из-за кого? — буркнул Клим.

— Из-за Алисы. До сих пор не угомонился?

— Она украла у меня двадцать тысяч баксов.

— Она не украла, ты ей сам их отдал.

— Отдал, потому что она меня шантажировала! — взорвался Клим.

— Это было десять лет назад. Что тебе сейчас-то нужно? Живи себе, наслаждайся жизнью.

— Мне нужно помещение на Кутузовском! — Клим врезал кулаком по столу.

Виктор кивнул:

— Как скажешь, босс. — Друг очень редко называл его боссом, только в состоянии крайнего раздражения.

Клим удивленно нахмурился, сказал виновато:

— Прости, старик. Сам не знаю, что на меня нашло. Понимаю, что проблема яйца выеденного не стоит, и все равно кипячусь. И с Дашей у меня не все гладко…

— С Дашей у тебя никогда не было гладко, — сказал Виктор сухо. — Расставайтесь, не трепите друг другу нервы.

Клим не нашелся что ответить — слишком все было сложно в его личной жизни…

* * *

— Что нужно для того, чтобы она поправилась? — Алиса погладила худую руку подруги, посмотрела на лечащего врача. — Она уже две недели в коме.

— Вам нужно чудо, — устало сказал он. — От нас больше ничего не зависит. Требуется чудо, и еще — очень хороший уход.

— Хотя бы скажите, есть надежда или нет. — Алиса потерла виски, стараясь прогнать вот уже две недели не прекращающуюся головную боль.

— Надежда есть всегда. — Доктор ободряюще улыбнулся. — Существуют документально зарегистрированные случаи, когда такие больные выходили из комы и возвращались к полноценной жизни.

— Как скоро?

— Иногда спустя годы.

Алиса посмотрела сначала на мерно гудевшую аппаратуру для поддержания жизнедеятельности, потом на оплетенную проводами и датчиками Зинон, спросила:

— Вы хотите сказать, что долгие годы она может оставаться… вот такой?

Врач кивнул:

— Может, при надлежащем уходе.

— И где обеспечивают надлежащий уход таким пациентам, как моя подруга?

— Думаю, частные клиники вам не откажут.

— Еще один вопрос. — Алиса поправила подушку Зинон. — Скажите, она может нас слышать?

Врач снова кивнул:

— Некоторые пациенты, вышедшие из комы, рассказывали, что слышали голоса родных и врачей.

— И понимали, что те говорили?

— Да, понимали.

— А были ли какие-нибудь предпосылки… — Алиса задумалась. — Бывали ли случаи, когда люди возвращались после того, как им обещали исполнить что-то очень важное?

Врач понимающе улыбнулся:

— Один десятилетний мальчик вышел из двухмесячной комы, когда родители принесли к нему в палату щенка.

Алиса сделала глубокий вдох, сказала с чувством:

— Спасибо, доктор. Вы нам очень помогли. Можно мне сейчас побыть с ней наедине?

— Вы собираетесь пообещать своей подруге, что купите ей щенка? — пошутил врач.

— Я собираюсь пообещать, что куплю ей магазин. До свидания, доктор.

Врач вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.

— Ты слышала, Зинон? — Алиса сжала ладонь подруги, всмотрелась в ее осунувшееся лицо. — Я куплю магазин на Кутузовском, я выбью кредит, чего бы мне это ни стоило. Но ты мне нужна! Ясно тебе?! Одна я не справлюсь, возвращайся скорее, Зинон! Возвращайся, черт тебя побери…

На перевод Зинон в частную клинику и выполнение необходимых формальностей ушло полдня. Алисе помогал Александр. За возможность побыть рядом с мадам Зинон парень был готов на все. Он даже поспорил с Ольгердом, который считал, что референту не место в больнице, что он должен заниматься своими непосредственными обязанностями, а работу сиделки оставить профессионалам. Да что там поссорился! Он набросился на Ольгерда с кулаками, наплевал на субординацию, не посмотрел на разницу в росте и физической подготовке и, наверное, одержал бы верх, если бы Алиса их не разняла. Алиса считала, что Зинон будет приятно общество Александра, что он сможет присмотреть за ней не хуже медперсонала, и не только присмотреть, а еще и развлечь болящую разговорами. Она разрешила парню сопровождать их с Зинон. А Ольгерд обиделся и в клинику не поехал. По правде говоря, Алиса считала, что так даже лучше.

Вдвоем с Александром они придирчиво осмотрели будущую палату Зинон, поговорили с лечащим врачом, познакомились с персоналом и остались довольны, если в такой ситуации это слово вообще уместно. Зинон будет обеспечен хороший уход и почти домашние условия, а они станут ее навещать так часто, как это только возможно, они не допустят, чтобы она чувствовала себя одиноко.

Уладив все дела в клинике, Алиса вернулась в офис, разбитая и деморализованная. В кабинете ее ждала сестра.

— Привет. — Мелиса поднялась из кресла, обняла ее за плечи. — Твоя секретарша плохо воспитана, она не хотела меня сюда пускать. Пришлось прорываться с боем. Скажи ей, что я твоя родственница и мне можно.

— Скажу. — Алиса устало улыбнулась.

— Где ты была?

— Устраивала Зинон в клинику, потом подписывала кучу бумаг.

— Как она? — Мелиса оставила шутливый тон, теперь она выглядела очень серьезной.

— Врачи говорят, что нужно чудо. Хочешь кофе?

— Хочу, а эта твоя секретарша умеет?

— Умеет, не волнуйся.

Они пили кофе и молчали. Алиса думала о том, как там Зинон, Мелиса с сосредоточенным выражением изучала свой маникюр.

— Тебе тяжело? — спросила она вдруг.

— Что? — Алиса отодвинула чашку.

— Без Зинон тебе, наверное, очень трудно? — повторила сестра.

— Пока справляюсь, но ты права — мне ее очень не хватает.

— Она вернется.

— Я очень на это надеюсь, спасибо тебе.

— За что?

— За поддержку, для меня это важно.

— А, ерунда! — Мелиса махнула рукой. — Я, вообще-то, хитрая и корыстная. Я ведь не просто так пришла, у меня к тебе деловое предложение.

— Какое? — насторожилась Алиса.

— У меня есть коммерческое образование и опыт работы с людьми. Я могла бы помочь тебе с фирмой, до возвращения Зинон, если ты, конечно, не против. — Мелиса легкомысленно улыбалась, но было видно, что она волнуется. Сестра едва не выплеснула на себя кофе, так дрожали ее руки. — Можешь считать, что я прошу дать мне шанс реабилитироваться в твоих глазах. Я буду работать как ломовая лошадь, и денег мне много не надо…

— Ты не будешь работать как ломовая лошадь, — тихо сказала Алиса.

— Понятно. — Мелиса резко встала, несколько капель кофе все-таки упали ей на платье. — Извини, что отняла время.

— Ты не будешь работать как ломовая лошадь, — повторила Алиса. — В нашей фирме рабский труд не приветствуется.

Сестра замерла, на ее хмуром лице появилась неуверенная улыбка:

— Это значит, что ты берешь меня на работу?

— Да, сейчас мне как никогда нужна помощь.

С радостным визгом Мелиса повисла у нее на шее, заорала в ухо дурным голосом:

— Я тебе помогу, сестричка! Можешь не сомневаться!

Сроки поджимали, Алиса крутилась как белка в колесе. Разрывалась между офисом, клиникой и банками, недоедала, недосыпала, но в итоге добилась-таки своего — нашла приемлемый вариант, выбила кредит.

Предварительное соглашение от владельца магазина на Кутузовском она получила еще неделю назад, осталось оформить документы, а потом можно будет рапортовать Зинон, что ее заветная мечта исполнена. Она отрапортует, и случится чудо — Зинон ни за что не пропустит открытие бутика на Кутузовском, это не в ее характере. Сегодня решающий день: Ольгерд встретится с продавцом, окончательно обо всем договорится, и считай — дело сделано.

Финансовый директор появился в офисе ближе к обеду, зашел в кабинет Алисы, не говоря ни слова, уселся напротив. Вид у него был странный. Совсем не так должен выглядеть человек, стоящий на пороге очень выгодной сделки.

— Что-то случилось? — спросила Алиса упавшим голосом.

— Случилось. — Ольгерд вытер вспотевший лоб рукавом пиджака — невиданное дело для такого педанта. — Продавец отказался от сделки.

— Как?! — Алиса вцепилась в подлокотники кресла. — Мы ведь уже взяли кредит!

— Он сказал, что у него появился другой покупатель и наше предложение его больше не интересует.

— Этого не может быть! Ольгерд, ты хоть понимаешь, что значит для меня эта сделка?! Я зарок дала! Я Зинон пообещала! — Дышать стало тяжело, в груди защемило.

— Алиса, успокойся. — Ольгерд сделал попытку встать из кресла, но она лишь нетерпеливо отмахнулась.

— Кто он? — спросила, сжимая кулаки.

— Ты о ком?

— Кто нас опередил? Я должна знать!

— Я не в курсе.

— А ты спрашивал?

По взгляду Ольгерда, виноватому и смущенному одновременно, было видно, что не спрашивал. Принял отказ как неизбежное, даже не пытался трепыхаться.

— Алиса, это конфиденциальная информация, нас никто не обязан ставить в известность.

— Мне нужно ехать. — Алиса встала.

— Куда? — Ольгерд тоже поднялся.

— К тому уроду! Я хочу знать, кому он собирается продать мой магазин.

— Алиса, это не твой магазин, ты не…

— Он будет моим, — отрезала она и вышла из кабинета.

Это оказалось как удар под дых. Не было никакой тайны в том, кто именно перешел ей дорогу. Клим Панкратов, банкир и негодяй в одном флаконе! И она знала: это не случайное совпадение — не бывает таких совпадений, — это продуманный, просчитанный ход, способ отомстить! На юбилее Ремизова он слышал, что они собираются покупать помещение на Кутузовском, и принял меры. Господи, ну зачем ему магазин?! Он же банкир!

Нет, теперь уже не этот вопрос главный. Теперь главный вопрос — как убедить Панкратова отказаться от сделки. Может, просто поговорить с ним по-человечески, все объяснить? Ну, не сошелся же свет клином на этом чертовом магазине?! Для Клима это всего лишь покупка, а для нее — вопрос жизни и смерти…

…Поговорить с Панкратовым по-человечески. Ну, надо же было быть такой наивной дурой! Неприятности начались еще на подступах к вражеской крепости, уродливому зданию из стекла и бетона. На парковке не нашлось ни единого свободного места, пришлось встать за два квартала и топать к банку пешком. В принципе, в пешей прогулке не было ничего плохого, но затея Алисы стартовала пусть с маленькой, но все же неприятности, а это дурной знак.

Дальше — больше. Охранник, здоровенный детина с непроницаемым лицом, отказался пропускать ее внутрь, потребовал пропуск. Пришлось назвать этому человеку-роботу свою фамилию и целых сорок минут ждать, пока кто-то там, наверху, не выпишет ей пропуск. Во-первых, это было унизительно, во-вторых, она потеряла уйму времени, а в-третьих, утратила преимущество в виде фактора внезапности. Теперь Панкратов наверняка уже знает о ее визите, а это плохо. На сорок пятой минуте ожидания ей, наконец, выдали пропуск.

— Можете идти, — сказал охранник-андроид и растянул губы в механической улыбке.

— Чтоб тебя! — в сердцах бросила Алиса и поспешила к лифтам.

Панкратов забрался высоко, аж на пятнадцатый этаж. Алиса вышла из лифта, осмотрелась. В глаза ей бросился огромный «аквариум», по всей вероятности, выполняющий функции ресепшена. В «аквариуме» сидели две девицы, похожие друг на друга как две капли воды. Одинаково хорошенькие, с одинаково приветливыми кукольными лицами и одинаково пустыми глазами. Клонируют их тут, что ли?

— Где кабинет Панкратова? — не здороваясь, спросила Алиса. Хватит на сегодня церемоний, с ней тут никто не церемонился!

— Там, — девушки синхронно кивнули куда-то влево.

Алиса прошла по гулкому холлу и очутилась в просторной приемной. Приемная была так себе: много хрома, много стекла, абстрактная картина на полстены, кожаная мебель без затей и мымра за столом секретаря. Определить возраст мымры навскидку не получилось: гладкая прическа, гладкая кожа, очки в тонкой оправе, непроницаемое лицо, строго поджатые тонкие губы. Мымра, в отличие от аквариумных девиц, не улыбалась, ее лицо вообще ничего не выражало.

— Чем могу вам помочь? — спросила она неожиданно низким голосом.

— Я к Панкратову.

— Вам назначено? — На гладком лице не дрогнул ни один мускул.

— Нет, просто доложите, пожалуйста, своему шефу, что его хочет видеть Алиса Волкова.

Секретарша секунду-другую подумала, потом выбралась из-за стола, лебедью проплыла к двери из матового стекла. Алиса уселась на диванчик, приготовилась ждать. На душе скребли кошки, в удачный исход затеи верилось все меньше. Секретарша вернулась минут через пять, проплыла обратно к своему столу, устроилась с максимально возможным комфортом и только потом заговорила:

— У Клима Сергеевича сейчас совещание, он велел вам подождать.

— Велел? — Алиса удивленно вскинула бровь. Мымра на ее возмущение отреагировала утвердительным кивком.

— Сколько мне придется ждать?

— Клим Сергеевич сказал, что примет вас, как только освободится.

— А когда он освободится?

— Он не уточнил. — Мымра на нее больше не смотрела, уткнулась в монитор компьютера.

Алиса скрипнула зубами: в другое время и при другой расстановке сил она ни за что не позволила бы себя так унижать. Она послала бы Панкратова вместе с его секретаршей к чертовой матери и ушла! Это в другое время, но сейчас, к сожалению, она не может позволить себе такую роскошь. Слишком многое поставлено на кон.

Время шло, мымра занималась своими делами, Алиса терпеливо ждала. Через пятьдесят семь минут на столе секретарши включился интерком. Она взяла трубку, кивнула невидимому собеседнику, сказала Алисе:

— Клим Сергеевич вас ждет.

Клим посмотрел на часы, довольно усмехнулся — он промариновал эту сучку в приемной почти час! Для первого раза вполне достаточно. Ничто так не деморализует противника, как долгое ожидание.

А она оперативно сработала, он даже представить не мог, что Алиса Волкова начнет осаждать его офис так быстро. Знал бы, подготовился бы поосновательнее.

Дверь без стука распахнулась. Клим принял позу повальяжнее, нацепил на лицо равнодушную маску.

— Твоя секретарша говорила про какое-то совещание, — сказала Алиса вместо приветствия и обвела взглядом пустой кабинет.

— Совещание было селекторным. — Он тоже решил не придавать излишнего значения протоколу и не здороваться. Время, отведенное этикетом на «чайные церемонии», можно потратить куда как с большей пользой. Например, получше рассмотреть свою визитершу. Что-то она сегодня не в форме: кожа бледная, под глазами темные круги. Неужто так сильно переживает потерю кормильца? Это, конечно, очень трогательно, но за внешностью нужно следить, макияж накладывать тщательнее, косметолога посещать. Учитывая специфику ее занятий, выглядеть надо на все двести процентов, а она сегодня и на пятьдесят не тянет.

— Чем обязан? — спросил он.

Алиса Волкова молча пересекла его немаленький кабинет, уселась в любимое кресло Виктора, сказала:

— Нам нужно поговорить.

— Нам?! — уточнил он.

Она смутилась, на высоких печенежских скулах появился намек на румянец.

— Да, нам.

— Я тебя слушаю. — Клим по-отечески улыбнулся.

— Это касается магазина на Кутузовском…

Он молчал, держал паузу, пусть эта стерва не думает, что разговор с ним получится легким.

— Я слышала, ты собираешься его купить?

— Можно сказать, я его уже купил. Остались формальности.

— Мне нужен этот магазин, — нагло заявила, она и впилась в него ненавидящим и одновременно просительным взглядом. Странное сочетание, особенно в свете только что сказанного.

— Мне, как ни странно, тоже, — сказал Клим вкрадчиво.

— Зачем тебе, банкиру, магазин?! — Алиса подалась вперед, румянец на ее скулах разгорался все сильнее.

Клим скрестил руки на груди:

— Вообще-то, я не обязан отвечать на этот вопрос, но, так и быть, отвечу. Я планирую открыть на Кутузовском офис. Это помещение меня устраивает во всех отношениях, и я не собираюсь от него отказываться.

— А я не прошу, чтобы ты мне его подарил. — При этих словах Клим не смог сдержать саркастической усмешки. — Я прошу, чтобы ты мне его уступил. Я готова предложить тебе хорошие деньги. Ты же финансист, должен понимать, что это выгодно.

А ведь он, сам того не ведая, попал в яблочко! Этот магазин на Кутузовском нужен ей так сильно, что ради него она готова наступить на горло собственной гордости, готова торговаться. Впрочем, о чем это он? Она же торговка, спекуляции — это ее хлеб. Но все равно приятно, что удалось найти ее слабое место, экономическую ахиллесову пяту. Найти бы еще и болевую точку… У каждого человека есть болевая точка.

— Не тебе решать, что для меня выгодно, а что нет, — сказал он ласково. — Послушайся доброго совета, не играй во взрослые игры. Лучше найди себе какого-нибудь очередного престарелого покровителя и тяни из него денежки. Ты же собаку на этом съела, у тебя все получится. Конечно, второго такого, как Борис Иванович, тебе отыскать вряд ли удастся, но если сильно постараться — чем черт не шутит?

— При чем тут Ремизов? — спросила она растерянно.

— Ну, это же Ремизов должен был оплатить твой маленький каприз, купить магазинчик на Кутузовском проспекте…

— Борис Иванович обещал нам кредит. — В ее голосе зазвенела сталь. — Он не собирался нам ничего покупать.

— Ой ли? — Клим недоверчиво покачал головой.

Она пожала плечами, мол, думай как хочешь.

— И кто же спонсирует тебя на сей раз?

— Я же говорю: мы взяли кредит. Ты рассмотришь мое предложение?

Клим долго молчал, глядя на Алису с мрачной задумчивостью, а потом сказал:

— Нет.

Он не думал, что одно короткое слово может изменить человека до неузнаваемости. От лихорадочного румянца не осталось и следа. Она даже не побелела, она посерела, слилась цветом со стенами в его кабинете, на ее висках и подбородке выступила испарина. Клим испугался, что Алиса грохнется в обморок, похоже, дело шло именно к этому.

— Ты в порядке? — Он встал из-за стола.

Алиса Волкова посмотрела на него таким взглядом, что приближаться к ней враз расхотелось — хрен с ней, пусть валится в обморок! Ему-то что?

Она не потеряла сознания, скорее всего, исключительно назло ему. Секунду-другую посидела, а потом встала, направилась к двери.

Климу что-то мешало, чувство какой-то неудовлетворенности. Он ведь так и не узнал, почему Алисе нужен именно тот магазин. Если у нее есть кредит, можно купить что-нибудь равноценное, и не заморачиваться, и не унижаться. Ведь очевидно, что ей очень неприятен этот разговор.

— Почему ты пришла сама? — бросил он вдогонку. — Почему не прислала вместо себя свою подружку-мегеру? Она ведь позубастее тебя будет.

Алиса Волкова замерла у двери, медленно развернулась, подошла вплотную, уперлась руками в стол Клима. С его позиции открывался замечательный вид на вырез ее блузки, но он, дурак, не воспользовался дармовым зрелищем, предпочел смотреть на ее лицо. Оно было близко-близко, руку протяни — и коснешься ямочки на подбородке. Он бы и протянул, не отказал бы себе в этом маленьком удовольствии, если бы она не заговорила:

— Как ты смеешь?! Как у тебя только язык поворачивается так шутить?!

Клим ничего не понимал, но твердо знал, что она теперь не остановится, разъяснит ему все популярно.

— Твоей подружке не нравится, когда ее называют мегерой? — Он не удержался, скосил глаза в вырез блузки.

— Ты же не просто так купил магазин, ты наверняка наводил справки. — Ее зрачки расширились, от этого глаза стали почти черными. — Значит, ты должен знать, что Зинон уже почти месяц в коме!

Он не знал. Да, Клим наводил справки, но его интересовала только Алиса Волкова, на ее подружку ему было наплевать. А она, оказывается, в коме… Теперь понятно, почему Алиса так плохо выглядит, но все остальное — совершенно неясно.

— Я ничего не знал, — сказал он. — Сочувствую.

— Сочувствуешь?! — эхом повторила она. — Так у тебя есть реальная возможность выразить свое сочувствие. Мне плевать на этот магазин, но он очень много значил для Зинон! Это был ее проект, ее детище…

— И ты хочешь подобрать упавшее знамя, открыть магазин в ее честь?

— Что значит «в ее честь»? — Голос Алисы упал до едва различимого шепота. — Зинон жива! Я надеюсь, что магазин поможет ей вернуться…

— Похвальное человеколюбие, но при чем здесь я?

— Клим, — никогда раньше она не называла его по имени, — хоть раз в жизни сделай доброе дело, уступи мне магазин.

Он не стал думать и размышлять, он сразу сказал «нет». Так будет лучше. Все эти мелодраматические истории не для него. Он живет по собственным правилам…

…Пощечина застигла его врасплох, но почему-то не разозлила.

— Иди с богом, — сказал он устало. А ведь мог и обидеться, наломать дров. Мог скрутить эту… Алису Волкову в бараний рог. Не обиделся, не скрутил, просто отошел к окну — от греха подальше.

— Я пойду, — сказала она бесцветным голосом. — Только тебе теперь с этим жить. Ты мог помочь — и отказался…

Хлопнула дверь. Клим скрипнул зубами. Спокойно! Ничего страшного не случилось. Просто Алиса Волкова пошла своим излюбленным путем — в качестве аргумента выбрала шантаж. Клим ей ничего не должен! И вообще, при чем здесь он?! Это не его проблемы…

Алиса вышла из вражеского бастиона с гордо поднятой головой. Она даже нашла в себе силы пройти два квартала и дать волю чувствам только оказавшись в машине.

Как глупо! Как она могла подумать, что Панкратов пойдет ей навстречу?! Она унижалась, просила, она рассказала ему о Зинон. А он сказал — иди с богом… От него зависит жизнь человека, а ему плевать. Неужели он так сильно ее ненавидит?..

А ей теперь нужно что-то говорить Зинон, как-то объяснять подруге, что магазин на Кутузовском проспекте им не светит. И что дальше? Как найти тот «крючок», который сможет выдернуть Зинон из комы? Что ей пообещать?

Можно, конечно, попробовать соврать про магазин, сказать, что все в порядке, но, скорее всего, в том месте, где сейчас подруга, легко отличить правду от лжи. И потом, Алиса дала зарок, пообещала несбыточное. Ей теперь тоже придется с этим жить…

Прошел еще один месяц, а ничего не изменилось. Зинон так и не вышла из комы. Прогнозы врачей с каждым днем становились все более пессимистичными, а Алиса так и не решилась рассказать подруге правду. Она приезжала в клинику каждый день, рассказывала Зинон всякую ерунду. О том, как Леночка снова угробила комп, что Мелиса делает первые успехи, что она работает на совесть и держит персонал их магазинов в ежовых рукавицах, чтобы тот не распустился к возвращению Зинон, а вот про сам магазин ничего не рассказывала.

Каждый день вместе с Алисой в клинику приезжал Александр, включал любимую музыку Зинон, тайком от персонала зажигал ее любимые сигареты. Александр тоже страдал и тоже искал «крючки». Пока что у них ничего не получалось. Чтобы продолжать верить в чудо, Алисе уже приходилось делать над собой усилие.

А следствие так ничего и не выяснило. Возможно, произошедшее — попытка суицида, а возможно, просто несчастный случай. Выбирайте, что вам больше по вкусу.

В попытку суицида Алиса не верила: Зинон слишком любила жизнь и всегда презирала малодушие. Оставался несчастный случай…

А жизнь не прекращалась, жизнь шла своим чередом. В фирме как-то незаметно научились справляться без Зинон. Мелиса как-то незаметно стала незаменимой, и Ольгерд уже начал подыскивать помещение под новый магазин…

* * *

Ох как ей не хотелось идти на этот показ! Она бы и не пошла, но Ольгерд настоял: «Алиса, это очень перспективный проект. Не просто так вбухали столько денег в раскрутку этого Вильгельма Лойе. Ты обязательно должна сходить. Вдруг это действительно золотая жила?»

Честно говоря, Алиса вовсе не была уверена, что субтильный паренек с чисто славянской внешностью и вычурным псевдонимом окажется золотой жилой, но денег на его раскрутку не жалели — что правда, то правда. Фото в глянцевых журналах, выступления на TV в прайм-тайм, презентация первой коллекции в недавно открывшемся, но уже суперпопулярном клубе «Блиндаж». Пригласительные высылались только избранным, забавные такие пригласительные, в виде писем-треугольничков времен Великой Отечественной. Наверняка и клуб выбран не случайно. «Блиндаж», военные «треугольнички» — Алиса была почти на сто процентов уверена, что коллекция Вильгельма Лойе будет в стиле «милитари». Ей никогда не нравилась эта тема, она считала ее скучной и малоперспективной, но если новоиспеченного гения так активно продвигают, то вполне вероятно, что цвет хаки и камуфляж очень скоро окажутся на гребне популярности. А она просто обязана держать нос по ветру. Хочешь — не хочешь, придется идти…

Клим натянул джинсы и водолазку, сердито посмотрел на свое отражение в зеркале. Даше, может быть, и удалось уговорить его принять участие в этом безобразии, но ей ни за что не заставить его надеть костюм. «Демократический стиль» станет его маленькой местью за то, что она прожужжала ему все уши с этим чертовым показом.

Подумаешь, событие века — презентация очередной пропиаренной кем-то звездюльки! Вильгельм Лойе — одно только имечко чего стоит! Будущий гений мог бы обозвать себя как-нибудь попроще. Еще и таинственности напустил, сопляк! И пригласительные, дурацкие треугольнички-похоронки, пришлось добывать. Да Климу было в десять раз легче заключить договор с англичанами, чем достать эти чертовы «похоронки»!

А Дашка была счастлива. За возможность побывать на показе она простила Климу все их бесконечные размолвки. Все-таки женщины — странные существа, для счастья и душевного покоя им нужна такая ерунда. Мужчины организованы намного сложнее. Вот, к примеру, он сам уже целый месяц не может понять, куда подевался его душевный покой. Всегда был при нем, прогуливался под ручку с мужественностью и деловой хваткой, а тут взял да и подался в бега. А под ручку с мужественностью и деловой хваткой теперь прогуливается бессонница.

Со сном полный аут. Если и получается заснуть, то только ближе к рассвету. Да и тогда сны снятся такие, что, кажется, лучше бы и не засыпал. «Кошмары на улице Вязов» — просто невинные мультики по сравнению с его снами. Если так и дальше пойдет, придется сдаваться на милость психоаналитика, искать корни проблемы.

А что тут такого ужасного?! Первый шаг он уже сделал, прикупил брошюрку с неброским названием «Тайны сновидений» и прочел, между прочим, от корки до корки. Узнал много бесполезной ерунды и не вычитал ничего стоящего. Вторым шагом на пути к психоаналитику, наверное, станет покупка сонника, Клим уже присмотрел один, размером с Большую Советскую Энциклопедию…

Даша «вольный стиль» не одобрила — по глазам было видно, — но промолчала. И на том спасибо, Климу и так предстоит испытание не из легких, потому как с недавних пор он лютой ненавистью ненавидит всякие гламурные тусовки с обязательными лобзаниями и фальшивыми улыбками. Может, постарел?

Ночной клуб с идиотским названием «Блиндаж» находился в настоящей осаде. На подступах к заветной двери, стилизованной под люк, клубился народ: гости, папарацци, зеваки. Клим тяжело вздохнул, чувствуя, что в клуб придется прорываться с боем. Еще одна креативная идейка устроителей этого безобразия?..

А Даша была вне себя от счастья, Даша взирала на происходящее с восхищением. «Улыбайся, Климушка, нас снимают!». Клим улыбаться не желал и хмурился, назло врагам. Растолкал зевак и папарацци, молча сунул «похоронки» одному из двух вышибал, по случаю торжества выряженных в военную форму без опознавательных знаков, крепко сжал Дашину ладонь, нырнул в полумрак «Блиндажа».

Он спускался по узкой лестнице, скудно освещенной полудохлыми лампочками, и мысленно чертыхался. Не стоило поддаваться на Дашины уговоры. Она вполне могла бы сходить в это чудное заведеньице и без него, с одной из своих многочисленных подружек, а он бы тем временем повалялся с книжкой на диване.

Клим уже приготовился увидеть ужасный интерьер в духе «А мы пережили ядерную войну!», но за очередной похожей на люк дверью оказался неожиданно просторный и роскошный зал, по контрасту с «военной» лестницей выглядевший просто потрясающе. Выходило, что те, «кто пережил ядерную войну», устроились с максимальным комфортом. Даже эстета и эпикурейца Виктора во внутреннем убранстве клуба устроило бы абсолютно все, но Виктор показ проигнорировал, а Клим изначально был настроен негативно, поэтому восхищаться и хлопать в ладоши не спешил.

Почтенная публика, по большей части представители богемы и шоу-бизнеса, прохаживалась вдоль длинного, обитого темно-зеленым бархатом подиума. Разговаривали в основном шепотом, попивали французское шампанское, пребывали в эстетском томлении. Клим общего ажиотажа не разделял, заграбастал с подноса бокал шампанского, уселся в кресло.

— Ну что же ты, Климушка? — зашипела Даша. — Тут такие люди, а ты…

— Какие люди? — Он обвел зал раздраженным взглядом, никого особенного не увидел. Парочка кинокритиков, с десяток дизайнеров, тройка-другая «папиных дочек», один новомодный писатель, переквалифицировавшийся в литераторы из виноторговца, разномастная свита. Может, «такие люди» еще не подошли?..

— Дундук, — проворчала Даша, впрочем, не слишком сердито, — ну и сиди тут сиднем, а я пошла.

Она поправила складки на платье, критически осмотрела свое отражение в огромном напольном зеркале и упорхнула. Клим понаблюдал, как Даша обменивается поцелуями и взаимными комплиментами с одной из «папиных дочек», посмотрел на часы. До начала показа оставалось двадцать минут. Скорее бы! Не то чтобы он воспылал любовью к моде, просто исходил из смысла одного афоризма — частички народной мудрости, гласившей — раньше сядешь, раньше выйдешь.

Алиса спускалась по крутой бетонной лестнице, щурилась от истеричного мигания полудохлых лампочек и проклинала все на свете. Во-первых, стоило сразу сообразить, что заведение с красноречивым названием «Блиндаж» и располагаться должно под землей, а это значит, что теперь до конца показа она будет страдать от приступов клаустрофобии и нехватки воздуха. А во-вторых, она надела длинное, слишком узкое платье и теперь, спускаясь по этой чертовой лестнице, чувствовала себя в нем стреноженной. Дизайнера, оформлявшего «Блиндаж», за одну только эту лестницу можно было бы дисквалифицировать. Неужели кому-то нравится этот железобетонный ужас?

Алиса слегка расслабилась, лишь очутившись в зале. Простор, много света и воздуха, интерьер — слава тебе господи! — ничем не напоминающий Великую Отечественную. Ну, разве что неоштукатуренными кирпичными стенами и узкими полукруглыми окнами под самым потолком. Алиса сделала глубокий вдох, огляделась в поисках кого-либо из знакомых.

Знакомый сидел в кресле недалеко от подиума, потягивал шампанское и не сводил с нее лениво-задумчивого взгляда. Панкратов… Этого-то какие черти сюда занесли?! Наверное, сопровождает на показ свою даму сердца. А вот, кстати, и сама дама, шепчется о чем-то с дочкой нефтяного магната. Алиса не стала отвечать на приветственный кивок Панкратова, демонстративно отвернулась. Она не обязана быть с ним любезной, особенно после того, как он отказался помочь Зинон. Она может позволить себе роскошь вообще не обращать на него внимания.

Вечер не обещал ничего хорошего, и Клим решил вручить судьбу случаю, предаться своему некогда любимому, но уже порядком подзабытому увлечению. Он вперил взгляд в дверь, похожую на люк, такую узкую, что войти в нее можно было только поодиночке. Значит, так, погадаем. Что ему светит в ближайшем будущем?

Если пятым в зал войдет молодой мужик, то в бизнесе Панкратова ждут успех и процветание. Если мужик окажется стариком, — а это, учитывая специфику показа, почти исключено, — то бизнес забуксует.

Если пятой войдет дамочка, молодая и хорошенькая, что вполне вероятно, то в личной жизни его ждут приятные перемены. Если дама окажется стара и нехороша собой — это, кстати, тоже крайний случай, так как публика тут собралась небедная, а пластическая хирургия нынче творит чудеса, — то в ближайшее время на любовном фронте ничего хорошего ему не светит.

В общем, Клим подстраховался. По закону вероятностей под номером пять должна была оказаться либо юная дева, либо, на худой конец, мужик. И то и другое означало, что Панкратов в любом случае ничего не теряет. Можно начинать отсчет.

Первым в зал нырнул щегольски одетый старикан. Этого не спасла бы никакая пластическая операция — столетнего дедусю, как ни старайся, в добра молодца не превратишь. Уф, с бизнесом все будет в порядке, потому что вряд ли во всем клубе сыщется второй такой старец. Дедуся тем временем обернулся, нетерпеливо помахал кому-то рукой. В зал вплыло субтильное существо в узких брючках и шелковой рубашечке ярко-желтого цвета. Существо томным жестом смахнуло со лба длинную челку, взяло дедусю под руку, что-то шепнуло ему на ухо. Клим, наблюдавший за этим безобразием, поморщился. Голубые в его расклад не входили. Хорошо, что «это» оказалось всего лишь вторым номером.

Номера третий и четвертый Клима порадовали. Тут теория вероятностей не подвела: из двери, одна за другой, выпорхнула парочка нимф: молодых, красивых, легкомысленных. Осталось дождаться их подружку и можно считать, что приятные перемены в личной жизни вот-вот начнутся.

Его величество случай не спешил. Климу пришлось ждать целых три минуты, а потом появилась она…

У девушки под пятым номером было все, чтобы сделать счастливым любого мужчину: стройная фигура, кошачья грация, загадочная грустинка в раскосых глазах. Был только маленький нюанс, перечеркивающий все вышеперечисленные достоинства — девушку под номером пять звали Алиса Волкова… Вот и думай теперь, что хотела сказать шутница-судьба! С одной стороны, появление юной девы обещает новый роман, а с другой — с Алисой Волковой не может быть связано ничего хорошего: проверено временем.

Она вычислила его сразу, будто знала заранее, что он будет на показе и выберет именно это кресло. Пикантная грустинка уступила место жгучей неприязни, раскосые печенежские глаза презрительно сощурились. Под их взглядом Клим почувствовал себя ну очень некомфортно, ему пришлось даже приложить некоторые усилия, чтобы взять себя в руки. Клим вежливо кивнул. Он ведь цивилизованный человек, правила приличия ему не чужды.

В отличие от него, госпожа Волкова этикетом не заморачивалась, на приветствие никак не отреагировала. Хотя нет, отреагировала — взяла и демонстративно отвернулась, выдра!

Клим залпом выпил шампанское, хотел взять еще один бокал, но передумал — нечего напиваться из-за какой-то невоспитанной дряни. И плевать, что нынешним вечером судьба заявила ее под номером пять. Судьба просто ошиблась. Уже во второй раз…

— …Почему ты мне не сказал? — На подлокотник его кресла присела Даша, хозяйским жестом потрепала Клима по загривку.

— Что я должен был тебе сказать? — спросил он, не сводя глаз с Алисы Волковой.

— Ты знал, что эта будет на показе? — Даша улыбалась, но ее острые коготки больно царапали кожу.

Клим раздраженно дернул головой, стряхивая Дашину руку, досчитал до десяти и ответил:

— Нет, я не знал. Или ты считаешь, что я слежу за всеми перипетиями светской жизни госпожи Волковой?

— Госпожи Волковой! — Даша презрительно фыркнула. — Да какая она, к черту, госпожа?! Голодранка! И ведь посмела…

— Даша, — Клим примирительно сжал руку возмущенной подруги, — успокойся. Мне нет до нее никакого дела. Мне даже не хочется это обсуждать.

— Тогда почему ты на нее смотришь?

— Не смотрю я на нее. — Вообще-то, он смотрел — делал вид, что изучает подиум, а сам следил за перемещениями Алисы.

— Климушка, я ведь не слепая! — В голосе Даши послышались истерические нотки.

— Никто не говорит, что ты слепая. Ты просто излишне впечатлительная. Дорогая, показ начнется с минуты на минуту, — напомнил он.

— А я передумала! — Даша соскочила с подлокотника. — Я не хочу оставаться на показе. Тут как-то скучно. Поехали домой!

— Домой?! — изумился он.

— Да, ты же сам говорил, что тебе не нравится вся эта гламурщина. — Даша обвела зал широким жестом.

— Не нравится, но я потратил уйму сил и времени, чтобы достать пригласительные, а ты ни с того ни с сего говоришь — поехали домой!

— Да, я передумала, — заныла Даша и потянула его за рукав. — Вставай, Климушка.

— Я тоже передумал, — сухо сказал Клим. — Я остаюсь.

— То есть как это — остаешься?! — возмутилась она. — То есть ты предлагаешь мне ехать одной?!

— Нет. — Клим едва заметно поморщился. — Я предлагаю тебе остаться и посмотреть показ.

— Это все из-за нее? — Даша перешла на шепот. — Это из-за нее ты не хочешь ехать?

Клим не ответил. Алиса Волкова никак не повлияла на его желание остаться в клубе, он просто не любил, когда им манипулировали.

— Если ты сейчас же не встанешь и не пойдешь со мной… — Даша зажмурилась, сжала кулаки, сказала уже спокойнее: — Климушка, если ты сейчас же не пойдешь со мной, то я уйду от тебя. Навсегда! Ты меня понял?

Клим молчал, рассматривал залитый светом подиум и думал, что судьба его не обманула — перемены в личной жизни, кажется, уже начались.

— Клим, я жду, — напомнила о себе Даша.

— Я остаюсь.

Она растерялась. Чувствовалось, что девушка ожидала совсем другого ответа, а он как-то враз понял, что тянуть больше некуда, что их отношения давно себя исчерпали и просто непорядочно продолжать этот фарс дальше. Даша заслуживает лучшего отношения.

— Вик был прав, — сказала она с горечью, — я потеряла время!

Клим молчал, чувствовал: стоит сейчас заговорить — и все начнется по новой. Сначала ссоры, взаимные упреки, потом примирение и ощущение неправильности происходящего.

— Всего хорошего, Климушка. — Даша потрепала его по щеке, напоследок заглянула в глаза и ушла. Может быть — и насовсем. Втайне он на это надеялся…

Алиса Волкова сидела почти напротив, их разделял только бархатный язык подиума. До показа оставались считаные секунды, и Клим потратил их с пользой. Он рассматривал ее лицо, силился понять, что же в ней такого особенного, что зацепило его еще десять лет назади, как выяснилось, не отпускает до сих пор.

Алиса его раздражала, заставляла кровь быстрее бежать по жилам и сердце биться чаще. Заставляла ненавидеть ее и восхищаться ею. Он знал, что ненавидеть женщину — глупо, что это проявление слабости, но никак не мог это изменить. Алиса Волкова делала его слабым.

И ведь что в ней такого?! Ничего! Раскосые глаза, доставшиеся в наследство от вероломной печенежской прабабки? Высокие скулы, ямочка в основании шеи и клеймо в виде трилистника на пояснице?

Тогда, десять лет назад, его зацепила ее наивность и — как это называется? — непорочность. Тогда он стал первым. Пусть силой, пусть за деньги, но он первым узнал и про впадинку, и про клеймо. А она оказалась вовсе не наивной, а расчетливой и вероломной. И это зацепило его еще сильнее. И держало все эти годы, не отпускало ни на минуту. Ненависть сродни любви — от нее трудно избавиться и с ней невозможно нормально жить.

Алиса Волкова знала, что Клим на нее смотрит. Это было видно по ее напряженному лицу, по плотно сжатым губам, по чуть подрагивающим кончикам пальцев. А Климу хотелось встретиться с ней взглядом. Мазохистское, по своей сути, желание — ничего хорошего он в ее взгляде не найдет, только жгучую, острую как бритва неприязнь…

Начался показ. Под бравурную музыку на подиум выскочил сам Вильгельм Лойе, щупленький, невысокий парнишка, для подающего надежды модельера одетый слишком скромно, если не сказать просто — в черную водолазку и джинсы. И никаких тебе фенечек и финтифлюшек, пестрых шарфиков и вычурных рубашечек, так горячо любимых его коллегами по цеху. Клима это удивило и заинтриговало. На какое-то время он даже забыл про Алису.

Паренек толкнул короткую вступительную речь. Говорил он на удивление складно — еще одно очко в его актив. Клим терпеть не мог косноязычных недоучек из бомонда. Человек разумный должен уметь складно излагать свои мысли, на то он и венец эволюции.

Вильгельм Лойе тем временем закончил свое выступление, сдержанно поклонился почтенной публике. Публика вяло поаплодировала. Эту капризную даму складными речами не проймешь, ей подавай зрелища…

Модельер Алисе как-то сразу понравился. Симпатичный парнишка, совсем молоденький, еще не испорченный славой и вниманием. Видно, что он сильно волнуется, но держится молодцом, говорит красиво и искренне. Может быть, она не зря пришла на показ?..

Вильгельм Лойе был гением — Алиса поняла это сразу, как только по подиуму заскользили манекенщицы. Да, это был стиль «милитари», и цвет хаки тут явно лидировал, но Вильгельму Лойе удалось неосуществимое. В своих моделях он совместил агрессию и невероятную женственность, превратил унылую избитую тему в самую настоящую феерию. Как жаль, что здесь нет Зинон! Она бы оценила показ по достоинству. Даже несмотря на свою неистребимую любовь к черному.

Показ закончился, зал взорвался аплодисментами. Несомненно, это был успех. На подиум вновь вышел Вильгельм Лойе, взволнованный, с сияющими глазами. Он сумел создать чудесную коллекцию, но еще не научился почивать на лаврах со сдержанной снисходительностью мэтров. Мальчик радовался так искренне, что даже Алиса, не склонная в последнее время к сантиментам, поймала себя на том, что улыбается. Такому талантливому человеку, как Вильгельм Лойе, можно простить многое, даже его ужасный псевдоним. Нужно сделать все возможное, чтобы заполучить эту коллекцию максимально быстро, опередить конкурентов.

Алиса заставляла себя думать о работе и не замечать сидевшего напротив Панкратова. Она даже ни разу не взглянула в его сторону. Ну, может быть, один-единственный разочек, просто чтобы убедиться, что он ей не примерещился. Убедилась — не примерещился. А вот кресло рядом с Климом пустовало. Странно, куда же подевалась его сердечная подруга?

Добраться до Вильгельма Лойе оказалось неосуществимой задачей, сразу после показа его плотной стеной окружили желающие пообщаться с новорожденным чудом. От вспышек фотокамер рябило в глазах. Алиса подумала и решила не брать эту стену штурмом, отошла в сторонку, пригубила шампанское. Не стоит суетиться. Главное — она в числе самых первых узнала, что на небосводе российской моды взошла новая звезда, а о делах можно будет поговорить с представителями Вильгельма Лойе завтра. Можно самой, а можно выслать на переговоры тяжелую артиллерию в лице Ольгерда. От Ольгерда не уходил еще ни один договор.

Алиса почувствовала, что на нее смотрят, обернулась. Клим Панкратов не принимал участия в чествовании новорожденной звезды. Он потягивал шампанское и разглядывал Алису — нагло, бесцеремонно. Она сжала бокал, от напряжения по руке пробежала судорога. Как он смеет пялиться на нее?! После того, как он поступил с ней и с Зинон, он должен обходить их за километр. Он вообще не смеет попадаться ей на глаза! Жадный, бездушный ублюдок! Алиса отвернулась. Климу Панкратову нет места ни в ее жизни, ни в воспоминаниях. Его нет, он не существует.

На подиум вышла худенькая девушка, почти девочка. Еще одна восходящая звезда, только на сей раз эстрадная. Зазвучала музыка, девочка запела. Голос у нее был не то чтобы очень сильный, но приятный, задевающий какие-то потаенные струны в душе. Алиса постояла, послушала песню и решила, что пора уходить. Самое главное она узнала, коллекцию увидела, а все эти светские пляски не для нее. Уже поздно, а завтра рано вставать…

Никто не заметил, когда все началось. Дым, заклубившийся по подиуму, сначала приняли за спецэффект. Клим еще подумал, что это не слишком удачно в условиях замкнутого пространства. А потом девочка-певица зашлась кашлем. Потянуло гарью…

Только когда заполыхал тяжелый бархатный занавес, отгораживающий зал от раздевалки для моделей, и раздался испуганный женский визг, люди поняли, что начался пожар.

Огонь распространялся стремительно: он с невероятной скоростью пожирал занавес, полз к гипсокартонному потолку. А под потолком уже сизым облаком клубился дым, за занавесом вовсю бушевало пламя…

Началась паника. Все как-то внезапно осознали, что оказались запертыми в подземной ловушке, выход из которой только один — через стилизованную под люк дверь, вверх по узкой лестнице.

Это было жутко. Люди не должны вести себя как дикие животные — так думал Клим раньше, до того, пока своими глазами не увидел, как паника засасывает всех в свое жерло, перемалывает, выплевывает искореженные тела. Люди обезумели, ужас сорвал с них тонкую шкурку цивилизованности. У двери началась драка. Бои без правил не шли с ней ни в какое сравнение. Клим видел, как старичку в щегольском костюме раскроил голову его же юный друг. Старичок рухнул на пол и тут же исчез под грудой навалившихся сверху тел.

Это было похоже на живой клубок: руки, ноги, головы… Клубок находился в постоянном движении, он орал десятками голосов и перекрыл единственный путь к отступлению.

А огонь уже перебирался на стены, с жадным урчанием пожирал бархатную обивку подиума. Дым спускался ниже и ниже, и с каждой минутой дышать становилось все тяжелее.

В этот момент Панкратов вспомнил об Алисе и смертельно испугался, что она может быть уже в центре орущего «клубка» и тогда Клим просто не сможет ее оттуда выдернуть. Дымовая пелена становилась все плотнее, Клим бросился к двери…

Он уже потерял надежду, когда — слава тебе господи! — увидел Алису. Алиса не паниковала, у нее просто не было времени на панику. Она пыталась сбить пламя с девочки-певицы. На той горела одежда, синтетическая юбочка плавилась и дымилась. Девочка заходилась криком, а Алиса пыталась затушить пламя голыми руками…

Клим сорвал с одного из столов скатерть, оттолкнул Алису, повалил девочку на пол, сверху набросил скатерть, загасил огонь.

— Клим, что нам делать? — Алиса сжала его руку, требовательно заглянула в глаза. — Мы все сгорим, да?

— Не говори ерунды! — рявкнул он и закашлялся.

— Дверь заблокирована. — Она так и не выпустила его руку.

— Есть окна, — прохрипел Клим сквозь кашель.

— На окнах решетки!

— Может быть, где-то тут запасной выход? Помоги мне! — Клим взвалил на плечо девочку, огляделся: в дальнем конце зала была неприметная дверь. — Давай туда! Скорее!

За дверью оказалась маленькая кладовка: ряды ящиков и картонных коробок вдоль одной из стен, зарешеченное окошко под самым потолком. Вот тебе и «Блиндаж», мать его!..

Клим захлопнул дверь, отсекая человеческие крики и гул пламени, положил девочку на пол. В кладовке воздух был еще пригоден для дыхания, но из-под щели под дверью уже просачивались языки дыма.

Черт! Они оказались в такой же ловушке, а путь назад отрезан огнем, и кислорода с каждой секундой становится все меньше и меньше. А с ним Алиса, которая боится, но пока держится, и бесчувственная девочка… И сам Клим не хочет умирать…

— Надо дать доступ воздуху, — прохрипела Алиса, хватаясь за горло. — Клим, разбей окно!

Она соображала лучше его, эта маленькая бестия, она всегда шла на шаг впереди. Клим криво усмехнулся, коснулся кончиками пальцев ее щеки — на бледной коже остались следы сажи. Алиса издала странный звук — не то стон, не то всхлип, сказала шепотом:

— Если сейчас не разбить стекло, мы задохнемся.

Он кивнул, рванул на себя один из ящиков, придвинул к стене, сверху поставил еще один, потом еще. Выдрал доску, прямо с гвоздями, врезал ею по стеклу.

Разбить окно удалось с четвертой попытки, мешали прутья решетки. Как только стекло серебристым дождем просыпалось на пол, в кладовку ворвался свежий воздух. Внизу тихо всхлипнула Алиса, может, от облегчения, а может, от безысходности — они ведь всего лишь отсрочили неизбежное. Целую вечность Клим ничего не делал, просто дышал.

— Попробуй выломать решетку, — попросила Алиса.

— Дорогая, ты явно переоцениваешь мои возможности, — проворчал он, но все же с мрачным ожесточением вцепился в прутья.

Конечно, у него ничего не получилось. Тот, кто устанавливал эту чертову решетку, постарался на славу. Клим зарычал от бессилия. Все, это конец. Между прутьями проскользнет разве что кошка, им ничего не светит!

— Позови кого-нибудь на помощь. — Алиса оттащила девочку подальше от двери.

Пустая затея. Окно выходит во двор, окруженный глухой стеной. Их никто не услышит, а если даже и услышит, то ничем не сможет помочь. Алиса просто не понимает.

— Эй, есть там кто?! — послышался снаружи голос. В поле зрения Клима появились рыжие ботинки с рифленой подошвой. Где-то он уже такие видел… — Я подумал, что кто-то может попытаться выбраться через окно. — Владелец ботинок присел на корточки, и Клим увидел, что это Вильгельм Лойе, перепачканный сажей, с полуоторванным рукавом и кровоподтеком на пол-лица. Парню повезло больше, чем им, — ему удалось выбраться.

— Мы бы попытались, — сказал Клим зло, — если бы не это. — Он врезал по прутьям.

— Я попробую выломать. — Вильгельм Лойе ухватился за решетку.

Клим застонал. С ума сойти! Этот заморыш от высокой моды хочет голыми руками справиться со стальной решеткой! Да тут нужен… Стоп! Ну, конечно!

— Эй, друг, подожди! — Клим нашарил в карманах связку ключей, просунул руку между прутьями, сказал, задыхаясь от волнения: — Черный «Лексус» на стоянке. Пригони его сюда, в багажнике трос.

Парнишка кивнул, заграбастал ключи, крикнул:

— Я сейчас, одна нога тут…

Клим спрыгнул с ящиков, сел на пол рядом с Алисой:

— Нам нужно немного подождать.

— Дверь уже горит, — сказала она бесцветным голосом. — Мы не успеем.

— Заткнись! — рявкнул он.

Она посмотрела на него без злобы, уголки губ дрогнули в едва заметной улыбке:

— Ты сделал все, что мог, Клим.

— Нет! — Он тряхнул головой. — У нас еще есть надежда.

— Да, — согласилась она, — только что делать с горящей дверью?

Он не успел ответить: девочка-певица пришла в себя и сразу же, в то же мгновение, закричала. У нее был повод покричать — кожа на ее ногах обгорела, буквально спаялась с ошметками концертного костюма…

Девочка орала, и ее крик отвлекал Клима от чего-то очень важного, от какой-то мысли, мелькнувшей в голове за мгновение до того, как певица пришла в себя.

— Успокой ее, — приказал он Алисе и принялся расшвыривать картонные ящики.

Это нашлось в самом углу каморки — упаковка пластиковых бутылок с минералкой. Десять двухлитровых бутылок, двадцать литров, два полных ведра воды…

Девочка продолжала кричать. Отбивалась от Алисы и заходилась криком. Клим сорвал пробку с одной из бутылок, плеснул на горящую дверь. Раздалось шипение, от двери повалил едкий дым, глаза защипало. Он опустошил вторую бутылку. Потом третью. Потом четвертую… Где же мальчишка?! Почему так долго?..

Это был неравный бой. За хлипкой дверью уже вовсю бушевало пламя, в гуле и треске чудились нечеловеческие вопли. Вода не поможет, лишь на пару минут отсрочит конец. А дышать тяжело, и разбитое окно больше не спасает. Хорошо, хоть девочка перестала орать…

— Как она? — спросил Клим, поливая дверь седьмой по счету бутылкой.

— Опять потеряла сознание.

— Ей повезло. На, вылей это на себя.

Алиса кивнула, попыталась открыть бутылку, застонала.

— Что?! — Клим отобрал бутыль.

— Больно. — Алиса показала ладони, покрытые волдырями. А он совсем забыл, что эта дуреха тушила одежду на девчонке голыми руками. Конечно, ей больно… Он открыл крышку, сказал с кривой усмешкой:

— Извините, госпожа Волкова, — и вылил воду ей на голову.

Алиса взвизгнула, испуганно и как-то по-девчоночьи, отбросила со лба влажную прядь, посмотрела на него со злостью и недоумением. В Климовой душе всколыхнулась мстительная радость — сбылась мечта идиота!

— Волосы горят, как порох, — объяснил он, срывая пробку с предпоследней бутылки и поливая минералкой бесчувственное тело девочки-певицы, на сей раз — намного деликатнее.

Содержимое последней бутыли он вылил на себя, слизнул с губ солоноватую, вкусом похожую на кровь влагу, поморщился. Где же мальчишка? Еще пять минут — и спасать будет некого…

Дверь, на которую ушло доброе ведро воды, уже высохла и начала по углам чернеть. Когда она прогорит — им конец. Сгореть заживо… Господи, смилуйся…

— Где же он? — прохрипела Алиса. — Клим, мне нечем дышать.

— Тише, девочка, мы выберемся отсюда. — Он сам уже почти не верил в такой исход, но на пороге смерти захотелось вдруг быть великодушным, особенно по отношению к Алисе Волковой. Он уже почти ее простил. Минут через пять простит окончательно…

— Эй! Вы живы?! Я здесь! — послышалось снаружи.

— Не прошло и полгода. — Клим бросил быстрый взгляд на дверь, почерневшую уже почти полностью, ободряюще улыбнулся Алисе, забрался на пирамиду из ящиков.

— Машины от клуба эвакуировали. — Вильгельм Лойе просунул между прутьями конец буксировочного троса. — Пришлось побегать.

Клим как раз закреплял трос, когда рухнула дверь. Вверх поднялся сноп искр. Закричала Алиса, стряхивая с волос искры. Хорошо, что он полил ее водой…

— Давай! — заорал Клим мальчишке.

Теперь надежда только на его джип, на все его двести семьдесят лошадиных сил…

«Лексус» зарычал, трос натянулся, как струна… Прорвав последнюю оборону, в кладовку ворвался жар. От мокрой одежды пошел пар, стало горячо и больно. Раскаленный воздух врывался в легкие, раздирая их изнутри. Алиса больше не кричала, лишь тихо поскуливала. Только бы она не потеряла сознание, двоих он не вытащит…

Решетка поддалась с неохотой, с капризным визгом и зубодробильным скрежетом. Спасибо вам, двести семьдесят лошадиных сил! Еще чуть-чуть — и путь к отступлению свободен…

— Алиса, помоги мне! — Клим спрыгнул с ящиков и едва не потерял сознание. Внизу было настоящее пекло, воздух дрожал и потрескивал, дым забивался в глаза и ноздри. — Полезай наверх, придержишь девчонку, — закричал он.

— Не могу. — Она всхлипнула.

— Почему?!

— Слишком узкое платье…

С ума сойти! У нее платье узкое!

— Иди сюда. — Он потянул ее к себе, ухватился за подол платья, рванул вверх. — Все! Полезай!

Алиса проворно вскарабкалась на ящики, прохрипела:

— Давай!

Клим подхватил девочку под мышки, поднял на вытянутых руках. Алиса обхватила ее за талию, из развороченного окна уже тянул руки Вильгельм Лойе. Обгоревшие ноги девочки мелькнули перед глазами Клима и исчезли в оконном проеме.

— Теперь ты! Живее! — скомандовал он Алисе. Внизу уже почти не осталось воздуха, еще минута — и он не сможет выбраться…

…Лицо обдувал свежий ветерок, голова лежала на чем-то мягком. Господи, какое же, оказывается, это счастье — лежать вот так, смотреть в ночное небо и просто дышать. А звезды-то до чего яркие!

Откуда в центре Москвы взялись такие яркие звезды?

— Клим? — …Ночное небо исчезло, звезды мигнули и погасли, уступая место женскому лицу. Раскосые глаза, сажа на щеке, слипшиеся волосы — ничего привлекательного в этом лице не было, но Панкратов почему-то обрадовался ему, как родному. Сначала обрадовался, а потом все вспомнил…

Лежать на мягком расхотелось. Даже несмотря на то, что «мягким» оказались голые коленки госпожи Волковой. Клим сел, потряс головой, огляделся. Каким-то чудом он оказался метрах в пятидесяти от «Блиндажа», у той самой глухой стены, которую видел из окна кладовки. Рядом, прямо на асфальте, сидела Алиса, из прорехи разорванного вечернего платья соблазнительно выглядывало кружево черного чулка. Чулок был цел-невредим. Чудеса! Их спаситель, Вильгельм Лойе, хлопотал над девочкой-певицей, судя по стонам, она снова пришла в себя. Из разбитого окошка вырывался черный дым и языки пламени. Где-то совсем близко слышался вой пожарных сирен.

— Как долго я был в отключке? — спросил Клим, сосредоточенно рассматривая черное кружево.

— Недолго, минут пять-семь. — Алиса проследила за его взглядом, одернула платье. Это не помогло. Когда разрез до талии, вообще мало что может помочь. — Ты тяжелый, — сказала со смесью укора и нежности, — мы с Виталиком тебя едва вытащили.

— А кто такой Виталик?

— Он. — Алиса кивнула в сторону восходящей звезды российской моды. Вот, оказывается, как его зовут на самом деле.

Мальчишка то ли почувствовал, то ли услышал, что речь зашла о нем, обернулся, помахал рукой, спросил:

— Ты как?

— Твоими стараниями жив. Спасибо, друг. — Клим встал, подошел к нему, с чувством пожал ему руку.

— Ну, вообще-то, жив ты больше ее стараниями. — Вильгельм Лойе, в миру Виталик, кивнул в сторону Алисы. — Когда ты отключился, она за тобой обратно полезла. Кстати, ты тяжелый…

Клим больше ничего не слышал. Клим во все глаза смотрел на Алису Волкову. В ответ на его немой вопрос она раздраженно дернула плечом. Мол, ничего не знаю, ни за кем в полымя не ныряла, больно нужно, и, вообще, хватит на меня пялиться! Ладно, с Алисой он разберется позже, на свежую голову…

— Как она? — Клим присел перед певицей, посмотрел на ее ноги. В сполохах пожара выглядели они ужасно.

— Жива! — оптимистично заявил Вильгельм Лойе.

— Да, главное, что жива. — Клим кивнул.

Девочка перестала стонать, сказала жалобно:

— Больно.

Клим снова кивнул, теперь уже ей.

— Надо бы ее отсюда вынести. Там, — он махнул рукой в сторону подворотни, — наверное, «Скорая» какая-нибудь стоит…

— Я ее не донесу. — Мальчишка виновато улыбнулся. — У меня со спиной что-то. Наверное, сорвал, когда вас вытаскивал.

— Не переживай, друг, я сам. — Клим подхватил пострадавшую на руки, не оглядываясь, побрел к выходу со двора.

Они являли собой незабываемое зрелище — ожившая картинка из какого-нибудь низкобюджетного боевика. Мужик в порванном, местами прожженном свитере с хрупкой девочкой на руках. Худенький растрепанный парнишка, через каждые два шага охающий и по-стариковски хватающийся за поясницу. И светская львица с мокрыми волосами, с лицом, перепачканным сажей, и в порванном платье. Это показалось бы даже смешным, если бы не было так страшно.

Их триумфальный выход остался незамеченным, потому что на улице перед клубом в этот момент разыгрывалась другая сцена, в большей степени подходившая для фильма-катастрофы. Пожарные машины, извивающиеся гигантскими змеями брандспойты, люди, искалеченные, обожженные, оглушенные, зеваки и вездесущие репортеры, рвущиеся за оцепление… А в качестве фона — рев сирен и кровавые всполохи огня. Пламя уже перекинулось на второй этаж, угрожая сожрать все здание целиком…

Клим остановился у первой же встреченной «Скорой», молча передал плачущую девочку медикам, с минуту постоял, понаблюдал, как пострадавшую положили в машину, обернулся.

…Алиса исчезла. Клим почему-то думал, что она никуда не денется. Особенно теперь, когда они вместе пережили конец света.

— Где она?! — Он встряхнул Вильгельма Лойе за щуплые плечи.

Мальчишка поморщился, сказал растерянно:

— Ушла.

— Куда ушла?

— Она спросила, куда эвакуировали машины. Я сказал, и она сразу ушла.

— А куда эвакуировали машины? — Клим ослабил хватку.

— Там, метрах в двухстах, есть платная автостоянка. — Парень махнул рукой, охнул, схватился за поясницу.

— Ты сам-то на машине? — запоздало поинтересовался Клим.

— Обижаешь. — Мальчишка широко улыбнулся. — Я же звезда! Мне машина по статусу положена. Только я теперь — голый король. Вся коллекция сгорела.

Клим посмотрел на пожарище:

— Сгорела не только коллекция. Пойдем, подвезу тебя до стоянки, Виталий…

Она потеряла ключи от машины.

Нет, не так. Алиса потеряла сумочку с ключами, мобильником, кошельком и документами. Как же она теперь попадет домой?! Запасные ключи есть у Мелисы, но как добраться до сестры в таком виде, да еще и без денег? Никак…

Что-то в ней сломалось, отключился какой-то предохранительный механизм. Алиса опустилась на бордюр у колес своей машины, закрыла лицо руками и разревелась.

Это стресс — она все прекрасно понимала, но ничего не могла с собой поделать, плакала навзрыд, самозабвенно. Волдыри на ладонях полопались, когда она вытаскивала из огня Панкратова, теперь из них сочилась сукровица, и от слез коже было больно. А еще Алисе было холодно, до озноба, до зубовной дроби.

Она так увлеклась своими страданиями, что не заметила, как кто-то присел рядом. На ее голые плечи легли горячие ладони.

— Замерзла, — сказал Клим Панкратов, не то утвердительно, не то вопросительно.

Алиса молча кивнула, но рук от лица не убрала. Она же сейчас уродина, незачем давать Панкратову лишний повод поглумиться.

— Пойдем. — Он не стал глумиться, даже помог ей встать. Надо же, джентльмен…

— Куда? — Сопротивляться не было сил.

— Я тебя отвезу.

Он ее отвезет! Вот и хорошо, одной проблемой меньше. Панкратов отвезет ее домой, а там Алиса откроет бутылку мартини и напьется до чертиков. Может быть, тогда ей даже удастся заснуть.

У Панкратова была красивая машина, большая и агрессивная, под стать хозяину. В салоне пахло кожей и мужским одеколоном — до их появления: они принесли с собой запах гари, паленой кожи и страха.

Клим уселся за руль, она пристроилась на пассажирском сиденье. Порванные края платья все время расползались, приходилось придерживать их рукой. Можно было и не придерживать — ничего особенного Панкратов бы не увидел, — но в салоне «Лексуса» невольно вспоминалось о правилах приличия. Дама должна вести себя с достоинством, а не сверкать голыми коленками и не размазывать по лицу сажу и слезы.

— Вот. — Клим протянул ей коробку с влажными салфетками, тоже, видно, вспомнил о правилах хорошего тона.

Алиса благодарно кивнула, вытерла руки и лицо.

— Все еще холодно? — Панкратов включил обогреватель, спасибо ему, доброму человеку. — На заднем сиденье лежит пиджак, хочешь, надень.

Она бы обязательно надела, если бы пиджак не принадлежал ее злейшему врагу. Совместно пережитый конец света ничего не изменил в их сложных отношениях, просто установил короткое перемирие.

Панкратов настаивать не стал, только криво усмехнулся. Что он все ухмыляется?! Да как вообще можно ухмыляться после того, что произошло?.. Алиса отвернулась, прижалась лбом к ветровому стеклу. Стекло было прохладным и чуть влажным. Нужно закрыть глаза, ненадолго, просто чтобы отгородиться от происходящего.

Она отгородилась. Она отгородилась настолько надежно, что не заметила, как уснула…

— Эй, пора вставать! — Кто-то тряс ее за плечи, не то чтобы слишком грубо, но настойчиво.

Пришлось открыть глаза.

— Приехали, — сказал Клим Панкратов и распахнул дверцу джипа.

Алиса посмотрела в окно. Приехать-то они приехали, вопрос только — куда? Двухэтажный особняк со слепыми провалами окон, лужайка, тихо жужжащая система автоматического полива, розовые кусты, а за кустами… бассейн.

— Куда ты меня привез? — Вообще-то, Алиса уже знала, куда. Этот дом, эти розовые кусты и этот бассейн она никогда в жизни не забудет! Загородный дом Панкратова, место, где началось ее падение и восхождение.

— В моей городской квартире сейчас ремонт. — Панкратов улыбнулся вежливо и ехидно одновременно.

Лучше бы она оставила его в той горящей кладовке…

— Мне нет дела до твоего ремонта! Я просто хочу знать, почему ты не отвез меня ко мне домой?! — Ярость — опасное чувство, от ярости на глаза наворачиваются слезы, а она уже наплакалась, хватит!

Панкратов посмотрел на Алису с жалостью, как на слабоумную:

— Я не знаю, где ты живешь.

— А спросить?! Ты мог спросить у меня!

— Ты спала.

— Нужно было разбудить!

— Я пытался, но ты не проснулась.

Он пытался, а она дрыхла так крепко, что ничего не слышала? Такое возможно, или он, как всегда, врет?

— Ты врешь, — сказала она и скрестила руки на груди. Платье тут же поползло, обнажая бедро. Плевать! Он не имел никакого права решать за нее!

— Выходи. — В голосе Клима послышалось раздражение.

— Послушай, ты сейчас же, немедленно, отвезешь меня обратно в Москву! — Не станет она плясать под его дудку.

Очень долго Панкратов молчал, рассматривал то ее лицо, то ее голую ногу. Алиса держалась стоически, на его нахальный взгляд отвечала презрительной улыбкой.

— Выходи из машины!

— Не выйду!

— Как знаешь, можешь ночевать в салоне. — Он в сердцах хлопнул дверцей, Алиса вздрогнула. То есть как это — «ночевать в салоне»?! Что она — бездомная, чтобы ночевать в машине?

— Вызови мне такси! — заорала она в спину удаляющемуся Панкратову.

— Деньги закончились, — бросил он, не оборачиваясь, — но я с радостью предоставлю тебе кров и ужин, и горячую ванну, и что-нибудь спиртное.

Чертов шантажист! Он все про нее знает. Знает, чего в данный конкретный момент ей хочется больше всего на свете. Алиса выбралась из машины, хлопнула дверцей так, что уши заложило, — нечего церемониться с шантажистами! Панкратов обернулся, — видно, жалко стало свое добро, — сказал с угрозой в голосе:

— Полегче!

— Сам полегче, — огрызнулась она.

Что это с ней происходит? Что-то неправильное… Сначала хотелось плакать, выть в голос, а сейчас хочется устроить истерику, крушить мебель, рвать на Панкратове волосы. Что же это такое?..

— Долго тебя ждать? — Он уже возился с замком.

Алиса вздохнула, побрела к крыльцу.

Панкратов соврал насчет ремонта в своей городской квартире. Алиса поняла это сразу, как только переступила порог. Дом был нежилой. Не в том смысле, что неуютный и запущенный, видно, что за имуществом Панкратова хорошо присматривают, вон и поливочную систему кто-то включил. Просто чувствуется, что здесь никто не живет: по стерильному воздуху, по вещам, расставленным и разложенным в идеальном порядке, по чуть поникшим ирисам в хрустальной вазе. Панкратов здесь не живет. Во всяком случае, не живет постоянно. Интересно, почему он соврал? А еще интересно, где сейчас Даша? Может быть, в его городской квартире? Тогда многое становится понятным, Даша такой гостье, как Алиса Волкова, не обрадовалась бы…

— Чувствуй себя как дома. — Панкратов сделал приглашающий жест.

— Мне нужно в душ, — сказала Алиса, брезгливо рассматривая свое отражение в зеркале.

— Комнаты для гостей на втором этаже. Пойдем, я тебя провожу.

Он привел ее в ту самую комнату. Подонок, урод… За десять лет в ней изменилось все: начиная с обоев и заканчивая мебелью. Не изменилось лишь то мерзкое ощущение, которое она вызывала в душе. А, плевать! Это всего лишь комната. Алиса плюхнулась на кровать, снизу вверх посмотрела на Клима.

— Что? — спросил он.

— Ничего, можешь быть свободен.

Он снова улыбнулся этой своей гадкой кривой улыбкой, сказал саркастично:

— Я подумал, может, тебе нужна помощь? Ну, там, молнию на платье расстегнуть…

— Спасибо, ты мне уже помог. — Красноречивым жестом Алиса запахнула расходящиеся полы платья.

— Это была вынужденная мера.

— Слушай, оставь меня, наконец, в покое, — сказала она устало. Стоило ей только оказаться в этой комнате, как желание крушить мебель и устраивать истерики исчезло. Захотелось просто полежать в тишине с закрытыми глазами. Нет, сначала принять ванну, а потом полежать.

— Я оставлю тебя в покое, — с непонятным раздражением сказал Панкратов, — на полчаса, а через полчаса жду тебя внизу. — Это прозвучало как приказ.

— А с какой стати… — Договорить Алиса не успела — за «гостеприимным» хозяином захлопнулась дверь.

Через полчаса он ждет ее внизу! Она выскользнула из безнадежно испорченного платья. Тоже еще, командир выискался! А вот она возьмет и не придет. Что он с ней сделает? Волоком потащит? И вообще, почему Алиса должна подчиняться приказам этого домостроевца?! Пусть командует своей разлюбезной Дашей!

Алиса прошла в ванную, включила горячую воду. Все-таки странно, что он привез ее в эту глушь. Намного проще и разумнее было бы разбудить ее, узнать, где она живет, а не тащить на край света. Может, Панкратов дыма надышался и от этого плохо соображает?

Дым… Она тоже надышалась дымом. Он запутался в волосах, впитался в кожу — ужасный запах…

Чтобы избавиться от него, Алисе пришлось, не обращая внимания на боль в обожженных ладонях, два раза вымыть голову и до красноты тереть кожу мочалкой, а потом еще долго-долго стоять под душем.

Снежно-белый банный халат висел тут же, на вешалке. Алиса сняла его, прежде чем надеть, понюхала — не хватало еще ходить в одежке с чужого плеча, предположительно, с Дашиного. Халат ничем особым не пах, только кондиционером для белья, и с виду был чистым и ненадеванным. Алиса решилась, сунула руки в рукава, вышла из ванной.

После купания ей немного полегчало и спать расхотелось, зато захотелось есть, да так сильно, что желудок свело голодной судорогой. Тоже последствия стресса? Что-то там такое Панкратов говорил об ужине? Алиса спустится, перекусит и тут же вернется сюда.

На кухне работал телевизор и пахло чем-то очень вкусным. Панкратов стоял спиной к двери, строгал салат. Он тоже успел вымыться и переодеться в джинсы и рубашку.

— Почему так долго? — спросил, не оборачиваясь.

Алиса проигнорировала вопрос, взяла из вазочки с фруктами грушу, вгляделась в черный провал окна. Панкратов раздраженно хмыкнул, загремел посудой.

— Как твои руки?

— Терпеть можно.

Он отложил нож, подошел к ней, перехватил за запястья, развернул ладонями кверху, покачал головой:

— Надо перевязать.

Алиса пожала плечами.

Наверное, он оканчивал какие-то специальные курсы по оказанию первой помощи, потому что наложил повязку быстро и профессионально. Не то чтобы Алисе сразу полегчало, но в душе зародилось слабое чувство благодарности, она даже сказала «спасибо», на которое, кстати, Панкратов никак не отреагировал.

По телевизору показывали вечерние новости, основным событием дня стал пожар в «Блиндаже». Алиса напряглась, от воя пожарных сирен по позвоночнику пробежала дрожь.

— Много? — спросила она.

— Пока точно неизвестно. — Клим понял, о чем она, сделал звук потише. — Много людей в больницах с ожогами и переломами, остальные разъехались по домам.

— Как мы с тобой.

— Да, как мы с тобой, — сказал он жестко. — От нас там ничего не зависело. Ясно?

Она молча кивнула. Клим прав — от них ничего не зависело, они сами уцелели лишь чудом. Они не прорывались на волю по трупам, им даже удалось спасти ту несчастную девочку. А на душе все равно скребут кошки. Погибли люди…

— А как Виталик? — спросила Алиса, гоня прочь жуткие мысли.

— Виталик в порядке, передавал тебе привет. — Клим поставил на стол перед Алисой салатницу.

— Я не успела его поблагодарить.

— Еще успеешь, он собирается отпраздновать наше счастливое спасение.

— Я не могу сейчас ничего праздновать.

— Хорошо, не будешь ничего праздновать, — покладисто согласился Панкратов, плеснул в салатницу оливкового масла. — Просто не забывай, что этому мальчику мы обязаны жизнями. — Он немного помолчал, сказал, не глядя в ее сторону: — Кстати, спасибо.

— За что?

— За то, что не бросила меня, когда я отключился. Ты ведь могла…

— Откуда тебе знать, что я могла, а чего — не могла? — резко спросила она.

— Да, ты права. Я тебя совсем не знаю. — Клим помолчал, перемешал салат, сказал с горькой усмешкой: — В любом случае спасибо.

— Пожалуйста. — Алисе не хотелось развивать эту тему, выслушивать его благодарности. Она еще сама не до конца разобралась, что ею двигало, когда она, сдирая кожу на обожженных ладонях, пыталась удержать от падения тяжеленную панкратовскую тушу. В тот момент Алисе некогда было думать, а потом… а потом тоже некогда. И сейчас — некогда. Сейчас она хочет есть, вот!

Клим разложил по тарелкам жареное мясо, большими ломтями нарезал хлеб, поставил на стол бутылку коньяка и рюмки, сказал тоном, не терпящим возражений:

— Будем есть и пить.

А она и не стала возражать. Алиса хотела есть и в глубине души хотела напиться.

Оба ее желания осуществились в полной мере, и даже сверх того. Интересно, бутылка коньяка на двоих — это много или мало? Если судить по Панкратову, то мало. Если судить по собственным ощущениям, то очень много. Ноги ватные, в голове звон, и ничего не хочется. Нет, неправда. Хочется. Хочется вот так сидеть на панкратовской кухне за огромным дубовым столом, подперев щеку забинтованным кулаком, и ни о чем не думать. А еще хочется спать, чуть-чуть, самую малость.

А у Панкратова какое-то странное выражение лица — задумчивое и мечтательное одновременно.

Обидно, у него гостья, а он думает неизвестно о чем! Невоспитанный мужлан, даром что банкир.

Все, хватит сидеть, нужно уходить. Сейчас главное — не заблудиться в этом огромном доме, найти свою комнату. Своя комната — смешно! Нет тут у нее ничего своего, на ней даже халат с чужого плеча. Так что неважно, найдет она ту самую комнату или нет. А если и не найдет, то не слишком расстроится. Велика печаль! Можно прекрасно выспаться на диване в гостиной. Нужно только плед найти, а то как-то зябко. Алиса решительно встала, кухня «поплыла», пришлось ухватиться руками за стол, чтобы не упасть.

И Панкратов тоже встал, обогнул стол, подошел к ней вплотную. От него пахло коньяком и еще чуть-чуть дымом. Или ей просто кажется?

— Что? — спросила она, цепляясь за стол, как карикатурный пьянчужка цепляется за фонарный столб.

Она не пьянчужка! Она просто немного выпила, всего полбутылки. Вон, Панкратов тоже пил, и трезв как стеклышко. А что это он на нее так смотрит?

— А что это ты на меня так смотришь? — спросила Алиса и покачнулась.

Он молчал долго, уставился на нее и улыбался этой своей фирменной кривоватой усмешкой. Если бы Алиса была чуть более… устойчивой, если бы могла отлепиться от стола без риска грохнуться на пол, она бы обязательно ушла, не стала бы ни за что терпеть этот наглый взгляд.

— Ты напилась, — сообщил Клим, как ей показалось, с тихим злорадством.

— Я не напилась! — Алиса упрямо тряхнула головой — кухня закачалась. — Я просто устала.

— Нет, госпожа Волкова, ты напилась, — повторил Панкратов, теперь уже с нежностью.

Спорить с ним не было сил. Алиса возмущенно фыркнула, осторожно убрала одну руку, потом другую. Ну вот, и не нужна ей никакая поддержка! Она — самостоятельная женщина, эта… как ее… бизнес-леди!

Дом и мебель оказались коварнее, чем она думала. Стоило только разжать пальцы, и стол тут же отпрыгнул в сторону, а пол ушел из-под ног. Алиса упала, но не на твердые керамические плиты, а в крепкие, пахнущие коньяком и чуть-чуть дымом объятья.

— Я же говорил, что ты пьяная, — послышалось над ухом.

Огрызаться и сопротивляться не хотелось. Тем более что она, наконец-то, приобрела относительную устойчивость. Алиса посмотрела в насмешливые серые глаза и улыбнулась.

Да, она пьяная! А какой спрос с пьяной женщины? Можно стоять вот так, близко-близко, целую вечность, рассматривать его лицо и нахально улыбаться. А еще можно коснуться губами самого краешка этой кривой усмешки, попробовать разгладить упрямую складку в уголке рта, попробовать на вкус…

…Ох, черт! Это же нечестная игра! Это же удар под дых! Не в его правилах — соблазнять пьяных женщин…

О чем он? Это не женщина, это — Алиса Волкова, коварная и опасная, как стая пираний! Сейчас самым разумным решением было бы вызвать такси, дать водителю столько денег, чтобы хватило доехать до Камчатки, и забыть о ней, как о страшном сне. Клим бы так и сделал, если бы она его не поцеловала.

Вообще-то, это не был стопроцентный поцелуй. Так, едва ощутимое касание губ. От нее пахло коньяком и немного дымом. И от этой гремучей смеси Клим сошел с ума.

Десять лет назад Панкратов хотел узнать, какой она станет, когда весь ее скрытый потенциал выплеснется наружу… У него появилась такая возможность. Алиса сама ему дала ее, призрачным поцелуем разбудила в нем первобытного человека, в общем, спровоцировала. И плевать на принципы и на то, что она его личный враг, и на то, что завтра будет больно и тошно, как после тяжелейшего похмелья.

Завтра нет. Есть сейчас! Есть женщина, заклеймившая его на всю оставшуюся жизнь своим полу-поцелуем, сорвавшая кожу с ладоней, пытаясь вытащить его из огня, пахнущая коньяком и немного дымом. И есть он, готовый на все, чтобы узнать, как там поживает впадинка в основании ее шеи и клеймо в виде трилистника, что с ними стало за десять долгих лет…

Клим узнал все, что хотел, и даже больше. Узнал и горько пожалел о десяти годах, потраченных на других женщин. И Алиса тоже пожалела, он видел отголоски этого сожаления в ее расширившихся зрачках. Она вычерчивала слово «жаль» ногтями на его спине и до крови закусывала губы, чтобы не сказать это вслух.

Это игра не по правилам. Это удар под дых! Они оба теперь знают правду, и они — заклятые враги…

Если бы можно было разделить жизнь на две части: днем они враги, а ночью — любовники…

Алиса уснула под утро. Положила забинтованные ладошки под щеку и уснула. А он не смог. Он уселся на веранде, курил сигарету за сигаретой и ждал рассвета…

* * *

Открывать глаза было страшно, казалось, что от солнечного света голова заболит еще сильнее. Хотя куда уж сильнее… Господи, зачем она вчера так напилась?! Алиса приоткрыла один глаз — оказывается, все не так страшно, шторы на окне были плотно задернуты, в комнате полумрак, можно открывать второй глаз…

Панкратова в спальне не было. Сбежал.

Алиса его понимала, она и сама собиралась сбежать.

Зря они… Теперь будет во сто крат тяжелее жить. И ведь нужно еще где-то найти силы на ненависть, чтобы все было, как раньше, — ясно и понятно.

Надо сходить к Зинон, покаяться в своем грехе. Подруга всегда могла ее утешить одним только взглядом. Что же она так долго не возвращается? Скоро два месяца, как ушла…

А все из-за Панкратова! Если бы он уступил им магазин на Кутузовском, у Зинон появился бы стимул. Алиса села, сжала виски руками. Вот она и вернулась, ее подружка-ненависть, и ждать долго не пришлось…

Панкратов нашелся в кухне. Он сидел за столом, вертел в руках разделочный нож. Тоже раскаивается? Может, решил исправить ошибку радикально: сначала ей кинжал в сердце, потом себе по венам…

— Как спалось? — спросил он, не оборачиваясь.

— Нормально, — сказала она, поежившись: из распахнутого настежь окна тянуло утренней прохладой.

— Есть будешь?

— Нет.

— Ясно.

— Новости смотрел?

— Двадцать четыре человека.

Она сжала кулаки, обожженные ладони отозвались болью. Они с Панкратовым — везунчики, им удалось выжить.

— Мне нужно домой.

— Я вызову такси. — Он так и не обернулся.

— Мое платье порвано.

— Что ты предлагаешь?

— Это ты его порвал, — сказала Алиса с нажимом.

Панкратов резко встал, ухватил ее за рукав, потащил вверх по лестнице, втолкнул в одну из комнат, распахнул шкаф, рявкнул:

— Выбирай!

Шкаф был забит женской одеждой.

— Это ее вещи? — Алиса не хотела спрашивать, но все равно спросила.

— Это вещи моей матери, — отчеканил Клим. — Переодевайся, я пошел вызывать такси.

Рыться в чужих вещах не хотелось, Алиса, не глядя, выбрала джинсы и хлопковый свитерок. Одежда была ей чуть великовата, но это такие мелочи…

Панкратова в доме не было. Дверь, ведущая во двор, оказалась распахнутой. Алиса вышла на крыльцо, осмотрелась. Клим стоял у бассейна, смотрел на воду и курил. Алиса нервно поежилась: бассейн навевал неприятные воспоминания. Она ведь так и не научилась плавать. После того случая десятилетней давности она панически боялась воды. Зинон сначала пыталась бороться с этой фобией, а потом махнула рукой, заявила, что каждый человек имеет право на свою персональную дурь.

— Такси скоро будет. — Клим встретил появление Алисы рассеянным взглядом.

— Я надела вот это. — Она старалась быть вежливой.

— Дело твое. — Ее вежливость никто не оценил.

— Сегодня же отправлю тебе все обратно.

— Не нужно. — Он махнул рукой.

— Но твоя мама…

— Моя мама умерла, — сказал он и отшвырнул недокуренную сигарету.

— Извини.

— Тебе не за что извиняться.

Утреннюю тишину спугнул автомобильный гудок: приехало такси. Алиса мысленно поблагодарила водителя за расторопность. Им с Панкратовым больше не о чем разговаривать. Вслед за гудком где-то в доме раздалась нетерпеливая трель. Панкратов поморщился. Подошел к запертым воротам.

Она ошиблась. Это был не таксист. Это была Даша: растрепанная, взвинченная, с опухшим от слез лицом.

— Урод! — Даша закатила Климу пощечину. — Урод! Скотина!! Ненавижу!!!

Панкратов поймал ее за руку, втащил во двор.

— Даша, успокойся! Что случилось?

— Что случилось?! — взвизгнула она. — А то ты сам не знаешь, что случилось?! Этот сраный клуб сгорел дотла! Трупы до сих пор не могут опознать! И ты еще спрашиваешь, что случилось?! Я думала, что ты остался там! Думала, что тебя больше нет, Климушка! — Она обвила руками его шею. — Я к тебе на квартиру ездила, я тебе звонила всю ночь. Почему ты не брал трубку?!

— Я потерял мобильник во время пожара. — Клим смотрел на нее с нежностью, — у Алисы защемило сердце от этой нежности, — погладил Дашу по волосам.

— А почему сам не позвонил? — Она отстранилась, привстала на цыпочки, заглянула ему в глаза. — Я с ума сходила, Климушка, а ты не звонил…

Алиса попятилась: эта сцена не для посторонних глаз. Может, ей уйти?

Уйти не получилось, Даша ее заметила, застыла соляной статуей, спросила срывающимся шепотом:

— Это все из-за нее?

«Попался, Климушка!» — подумала Алиса со смесью отчаяния и злорадства.

— Молчишь?! — Даша вырвалась из объятий Панкратова. — Променял меня на эту шалаву — и молчишь?!

— Прекрати! — Клим встряхнул ее за плечи.

— Ненавижу! Не прощу! Никогда тебе этого не прошу! — Даша забилась в его руках, словно пойманная в силки птица, отчаянно и беспомощно. — Радуешься?! — Она перевела полный ненависти взгляд на Алису. — Думаешь, он теперь твой?! Не надейся! Да ты посмотри на себя — ты же никто, торгашка, грязная оборванка!..

Даша еще много чего кричала, плакала, отбивалась от Панкратова. Алиса горько усмехнулась. Бедная избалованная девочка, с детства привыкшая получать желаемое по первому же требованию. Конечно, ей сейчас тяжело: любимая игрушка досталась какой-то дворняжке…

Все. Нечего ей тут больше делать, такси можно подождать и на улице. Она твердо решила забыть то, что произошло прошлой ночью. Это всего лишь последствия стресса. Она дала слабину, посмела поверить, что люди могут измениться со временем. Все кто угодно, только не Клим Панкратов. Клим Панкратов незыблем, как скала, и так же бездушен. Алиса поверила — и тут же поплатилась за свою веру. Во второй раз расплатилась унижением. Это плохо. Это может стать системой, а ей не нужна такая система…

Уже на подъезде к городу Алиса вспомнила, что у нее нет ни ключей, ни денег, и велела таксисту ехать к Мелисе. И ведь еще не факт, что сестра окажется дома, при ее-то бурной личной жизни.

Ей повезло — Мелиса была на месте. Сестра выглядела злой и напуганной одновременно. Обычно такое выражение лица у нее бывало, когда ситуация выходила из-под ее контроля. Алиса почувствовала запоздалые угрызения совести: нельзя было вести себя так безответственно, следовало позвонить, предупредить, что с ней все в порядке.

— Расплатись, пожалуйста, с таксистом, у меня нет денег, — сказала она и виновато улыбнулась.

Мелиса сунула водителю купюру, с грохотом захлопнула дверь, заорала:

— Где, черт возьми, тебя носило?! Я за ночь чуть не свихнулась! В «Блиндаже» был пожар…

— Я знаю, прости. — Алиса прошла в гостиную, опустилась в кресло, потерла виски.

— Ты была там? Что с твоими руками? — Мелиса не желала успокаиваться, она ждала объяснений.

— Да, я там была, а это, — Алиса посмотрела на свои руки, — ожоги.

— Ты провела ночь в больнице? С тобой все в порядке? Может…

— Я не была в больнице. — Алиса оборвала сестру. — Я была в другом месте, и со мной все хорошо.

— В каком другом месте?

— Это долгая история.

— Я звонила тебе на мобильный, ты не брала трубку!

— Моя сумочка с телефоном, документами и ключами осталась в «Блиндаже».

— А там, в «другом месте», не было телефона?

— Был… извини.

— С ума сойти! — Мелиса закурила, заметалась по комнате. — И ты еще упрекаешь меня в безответственности?! Ладно, поехали, о своих ночных похождениях расскажешь по дороге!

— Куда? — Алисе совсем не хотелось никуда ехать, разве что к себе домой.

— Ольгерд пропал. — Мелиса посмотрела на нее без тени улыбки.

— То есть как — пропал?

— Ну, как пропадают люди? Примерно так же, как и ты этой ночью. Дома его нет, в офисе нет, трубку не берет…

— Может, у него свидание? — предположила Алиса.

Сестра посмотрела на нее с жалостью:

— Какое еще свидание?! Мы же говорим об Ольгерде! Во-первых, он беззаветно влюблен в тебя, а во-вторых, он сегодня должен был представить отчет о продажах. И что?! Звоню на работу, а твоя слабоумная секретарша бьется в истерике: «Ах, Алисы Марковны и Ольгерда Генриховича нет в офисе! Ах, они, наверное, сгорели в том ужасном пожаре!» — Мелиса поморщилась, спросила: — Ольгерд был с тобой в «Блиндаже»?

— Нет.

— А ты можешь представить, чтобы он без очень веской причины прогулял работу?

— Нет. — Кто угодно, только не пунктуальный и до смешного педантичный Ольгерд. Значит, Мелиса права, и с ним что-то случилось.

— Пойдем, хватит рассиживаться, — сказала сестра нетерпеливо. — Где твоя машина?

— На стоянке, недалеко от «Блиндажа», у меня нет ключей от нее, потеряла вместе с сумочкой.

— Ясно, значит, поедем на моей.

— А куда поедем-то?

— На дачу к Ольгерду.

— Почему именно на дачу?

— Потому что у него дома я уже была, а где еще его искать, не знаю.

— Ты знаешь, где у него дача? — удивилась Алиса.

Мелиса бросила на нее быстрый взгляд:

— Знаю, заезжала однажды. А ты, стало быть, там не была?

— А я, стало быть, не была. — Алиса вышла вслед за сестрой из подъезда.

Вообще-то, идея искать Ольгерда на даче казалась ей неправильной и неразумной. Он мог оказаться в сотне других мест, но Мелиса права — дачу обходить вниманием не стоит. А все-таки странно: получается, что сестра знает о жизни Ольгерда больше, чем она. Хотя что тут странного? Алиса сама, по собственному желанию, дистанцировалась от Ольгерда. Он и не обязан больше посвящать ее в свои планы.

По дороге к дачному поселку Мелиса вела очень подробный и очень методичный допрос. Она считала, что имеет полное право знать, где, а главное, с кем провела ночь ее сестра. Отмалчиваться было бесполезно — такая настырная девица, как Мелиса, все равно своего добьется не мытьем, так катаньем.

И Алиса рассказала. Конечно, не все, а лишь в общих чертах, но этого хватило, чтобы Мелиса отстала и о чем-то надолго задумалась.

Наконец они въехали в дачный поселок, остановились у двухэтажного коттеджа. Дом производил впечатление необжитости и даже какой-то недостроенности. На дворе валялся строительный хлам, сам же дом смотрел на мир мутными стеклами немытых окон. Но у ворот стоял «Мерседес» Ольгерда.

— Видишь? — почему-то шепотом спросила Мелиса.

— Вижу. — Алиса вышла из машины. — Ольгерд здесь. Только что он тут делает?

— Сейчас узнаем. — Сестра поднялась на крыльцо, толкнула дверь, она беззвучно открылась. — Давай, за мной!

Алиса немного постояла на крыльце. В двери, перепачканной известкой, не было ничего зловещего, но по позвоночнику отчего-то пробежал холодок.

— Алиса! Ну где же ты?! — послышался из недр дома звонкий голос сестры. — Иди сюда, я кое-что нашла! Да наш Ольгерд — тайный нарциссист.

Алиса решилась, переступила порог, осмотрелась. По всей видимости, в доме шли отделочные работы: неоштукатуренные стены, серый потолок, бетонный пол. Наверное, Ольгерд приехал сюда, чтобы проверить, как идет ремонт. Только непонятно, где строители.

— Мелиса! — позвала она, голос отразился от голых стен, эхом заметался по дому.

— Я тут! Прямо по коридору! Только будь осторожна, за дверью лестница, не свались.

Это была странная комната, непонятно для чего предназначенная. Зеркальные стены, зеркальный потолок, даже паркетный пол был отполирован до зеркального блеска.

— Что это? — потрясению спросила Алиса, рассматривая своих бесчисленных зеркальных двойников.

— Действительно, что это? — эхом отозвались двойники Мелисы…

* * *.

Успокоить Дашу было нелегко. Чтобы прекратить затянувшуюся истерику, пришлось отхлестать ее по щекам. Крайняя мера подействовала: девушка взвизгнула и замолчала. От нее пахло виски. И в таком состоянии она села за руль! Господи праведный, если бы с ней что-нибудь случилось, Виктор бы его убил.

— Что ты… — Даша размазывала по лицу слезы. — Как ты…

— Тихо! — рыкнул Клим. — Ты уже наговорилась, а теперь помолчи!

Удивительно, но она послушалась, точно маленький ребенок, закрыла рот ладошкой, уселась по-турецки прямо посреди дорожки.

…А Алиса ушла. Она всегда уходила, не прощаясь: и десять лет назад, и сейчас.

Клим провозился с Дашей полдня. Сначала приводил ее в чувство валерьянкой и крепким чаем, потом долго выслушивал ее извинения. Потом так же долго объяснял, почему между ними все кончено. Даша не хотела его слушать, закрывала уши руками, трясла головой. Ребенок, сущий ребенок в теле двадцатисемилетней женщины! Он сам виноват, это с его молчаливого согласия она стала такой. Нужно было послушаться Виктора, давно разрубить этот узел раз и навсегда. Ну и что ж, что рубить пришлось бы по живому? Зато сейчас уже все бы зарубцевалось…

Даша поняла, что Клим не шутит и не собирается начинать все с белого листа. Он очень постарался, чтобы она, наконец, это усвоила. Ей пришлось нелегко. Бедная девочка, с детства привыкшая считать себя королевой и не считаться с чувствами других людей! Она справится, она сильная и умная, она сумеет взять себя в руки. Рано или поздно…

В Москву Панкратов вернулся ближе к вечеру, передал притихшую Дашу с рук на руки Виктору, получил от друга нагоняй за безответственное поведение, а потом поехал к себе и завалился спать. Выспаться так и не удалось: ближе к девяти вечера позвонил Вильгельм Лойе, он же Виталик.

— Привет! — Его голос звучал на удивление бодро для человека, едва не сгоревшего заживо и вдобавок потерявшего свою самую первую в жизни коллекцию. — Не помешал?

Очень хотелось сказать этому неунывающему мальчишке правду. Сказать, что помешал, да еще как помешал, и послать его куда подальше, туда, откуда он не смог бы звонить и надоедать… Клим удержался, неимоверным усилием воли разлепил глаза, подавил зевок. Это ведь не просто неунывающий мальчишка. Благодаря этому мальчишке у него еще есть возможность спать и, уж если на то пошло, злиться.

— Привет, Виталик! Как дела?

— Дела — как сажа бела! — В трубке послышался жизнеутверждающий смех.

— Ясно. — Клим все-таки не удержался, зевнул.

— Но я не поэтому тебе звоню. Мы же собирались поужинать, помнишь?

Ничего Клим не помнил. Из-за разборок со своими женщинами он забыл все на свете, в том числе и о данном Виталику обещании.

— Забыл! — Мальчишка правильно понял его молчание. — Не беда! После такого простительно, но предложение остается в силе. Приглашаю вас еще раз.

— Кого это вас?

— Тебя и Алису.

Клим посмотрел на часы, еще раз зевнул:

— Может, лучше завтра?

— Хорошо, завтра так завтра. Давайте в восемь вечера, в «Тоске зеленой». Знаешь это местечко?

Клим задумался, что-то такое вертелось в голове… Все, вспомнил. Он был в «Тоске» пару месяцев назад на презентации какой-то компьютерной игры. Странное место, с чудаковатым хозяином и готическим антуражем. Госпожа Волкова, с ее замашками черной вдовы, будет смотреться там вполне органично, особенно если наденет «кожу». Кстати, о госпоже Волковой…

— Я не против, но, боюсь, Алиса не согласится. У нас с ней возникли некоторые… э… разногласия.

— Ничего страшного, — оптимистично заявил Виталик. — Лично у меня с Алисой нет никаких разногласий. Я вообще чувствую, что мы с ней — родственные души.

Клим поморщился, спросил резко:

— И какого рода это ваше родство?

— Вообще-то, родство — среднего рода. — Виталик засмеялся. — А у нас с ней родство на почве творчества и обоюдной симпатии. А что?

— Ничего, ты просто с обоюдной симпатией, смотри, полегче.

— А что так? — Виталик, кажется, совсем не испугался. — У меня и к тебе симпатия. Знаешь, как у Попандопуло: «И шо я в тебя такой влюбленный?!»

— А ты влюбленный? — после продолжительного молчания уточнил Клим.

— С ума сойти! — В трубке послышался тяжелый вздох. — Вот ты мне скажи: все банкиры такие подозрительные или ты один такой уникум?

Пришла очередь Клима смеяться. Вильгельм Лойе, он же Виталик, с каждой минутой нравился ему все больше. Пожалуй, он с ним даже подружился бы, несмотря на разницу в возрасте, взглядах на жизнь и… госпожу Волкову.

— Ладно, Виталик, влюбленный так влюбленный, — сказал он, отсмеявшись. — Только предупреждаю сразу: у меня нет телефона Алисы.

— Невелика беда, позвоню ей в офис, ты, главное, не забудь, что завтра в восемь часов я жду тебя в «Тоске». — В трубке послышались гудки отбоя.

Панкратов усмехнулся, мысленно поблагодарил Виталика за инициативность. Теперь у Клима, может быть, появится возможность поговорить с Алисой, так сказать, на нейтральной территории. Конечно, он не станет извиняться за утренний инцидент и уж тем более за ночные безумства, просто прозондирует почву, попытается понять, как она относится к произошедшему. Если, конечно, ему удастся это понять. Это же не женщина, это сфинкс египетский, с ней без ста граммов не разберешься…

Спать расхотелось окончательно, Клим вышел на балкон, закурил. В городе было плохо, намного хуже, чем на даче: и воздух не тот, и атмосфера, и вообще шумно. Если бы не жизненная необходимость ровно в восемь быть на рабочем месте и не извечные московские пробки, он бы уже давным-давно переселился за город, поближе к природе. Ничего, когда все это закончится, он обязательно выкроит пару дней отпуска и смотается на рыбалку. Нет лучшего способа восстановить утраченную душевную гармонию, чем рыбалка.

Стоп. А что Клим подразумевает под «всем этим»? Окончания чего ждет с таким нетерпением? В бизнесе вроде бы и так все стабильно, с англичанами полный порядок. И с Дашей вроде он уже окончательно разобрался. Все, он — свободный мужчина, может отправляться на рыбалку хоть завтра. Нет, завтра не получится, завтра он ужинает с Виталиком и, может быть, с Алисой.

Клим промаялся до полуночи, все никак не мог уснуть, курил сигарету за сигаретой, смотрел новости. Среди погибших в «Блиндаже» оказалось очень много известных людей: модный критик, светский обозреватель, редактор гламурного журнала, подающая надежды теннисистка и дочка нефтяного магната. О последней журналисты убивались сильнее всего, а безутешный отец грозился сровнять с землей пол-Москвы, если прокуратура не отыщет виновных. Клим его понимал, он бы и сам сровнял с землей пол-Москвы, если бы такое несчастье случилось с кем-нибудь из его близких. Впрочем, ему подобные душевные терзания не грозят: родителей больше нет, любимой женщины тоже нет, детьми не обзавелся. Почти полжизни за спиной, а у него ничего нет… Что за мысли такие упаднические? Может, это предвестники грядущей старости? В общем, уснуть Климу удалось не скоро. Лучше бы он вообще не засыпал…

Летучая мышь была огромной, в половину человеческого роста. А еще она была страшно худой — кожа да кости. Летучая мышь долго смотрела на него глазами-пуговицами, а потом сказала человеческим голосом:

— Ты потерял, тебе и искать.

Где-то он уже слышал этот голос, хриплый, насмешливый. Даже во сне Клим силился вспомнить, но так и не вспомнил, отмахнулся раздраженно, прогоняя монстра-переростка прочь. Летучая мышь зашипела, взмахнула перепончатыми крыльями, обдала лицо жаром и запахом… сигаретного дыма, сказала грустно:

— Курить хочу…

Он проснулся в холодном поту, провел ладонями по лицу, нашарил на прикроватной тумбочке пачку сигарет. Ему тоже хотелось курить, как давешней кошмарной летучей мыши. И приснится же такая мерзость…

О летучей мыши-курильщице Клим забыл ближе к обеду: замотался на работе, погряз в финансовой рутине и забыл. Слава тебе господи! В седьмом часу позвонил Виталик, напомнил об уговоре, сказал, что Алиса Волкова согласилась присутствовать на ужине. Чуден мир…

Перед тем как отправиться в «Тоску», Клим заскочил домой, переоделся в джинсы и водолазку. К клубу он подъехал без десяти восемь. Специфическим колоритом заведения пахнуло уже с порога: посетителей встречал детинушка с лицом серийного убийцы и вселенской тоской в глазах, не то охранник, не то метрдотель. Детинушка был обряжен в черный балахон, под которым бугрились мышцы.

— Вы заказывали у нас столик? — спросил он неожиданно приятным баритоном.

— Да, меня ждут друзья.

— В таком случае следуйте за мной.

В зале было многолюдно, но на удивление тихо. Посетители разговаривали вполголоса, музыка не била по барабанным перепонкам, как это обычно бывает в ночных клубах, а лилась откуда-то сверху. Музыка тоже оказалась специфической — Клим назвал бы ее психоделической, но ненавязчивой, а по-домашнему уютной. Между столиками безмолвными тенями скользили официанты. Наверное, чтобы попасть на работу в «Тоску», этим беднягам пришлось пройти жесточайший кастинг. Официанты, все как один, были болезненно бледными и худыми. Клим грешным делом подумал, а не трудоустроил ли Жертва, владелец «Тоски», сюда семейку вампиров, чтобы не болталась нечисть без дела, а занималась общественно-полезным трудом?

— Клим! — Распихивая официантов-упырей, ему навстречу вышел Виталик.

Клим пожал протянутую руку, огляделся.

— Она еще не пришла. — Виталик понизил голос до доверительного шепота.

— Кто?

— Алиса. Она звонила, предупредила, что слегка задержится.

— Слегка. — Клим саркастически усмехнулся. Знает он это женское «слегка»! Алиса Волкова задержится на полчаса, как минимум.

— Она так сказала. Может быть, пока что-нибудь выпьем? — Виталик потащил его к дальнему столику.

— Я за рулем. — Клим развел руками.

— Фигня! — отмахнулся Виталик. — Я тоже за рулем, но у Жертвы все предусмотрено. Клиентов по домам развозит Люка.

— Кто? — не понял Клим.

— Люка. Вон она, у барной стойки.

Клим проследил за взглядом Виталика и узрел субтильную блондинку в потертой косухе и драных джинсах. Блондинка потягивала из высокого бокала что-то ядовито-оранжевое.

— И какие функции у этой Люки?

— Стандартные функции — доставить клиента домой в целости и сохранности, причем на его же машине.

— И ты хочешь убедить меня, что кто-то доверяет свою жизнь и тачку какой-то бабе?! — Клим недоверчиво покачал головой.

— Люка не баба. Люка — это Люка, — обиженно сказал Виталик. — А еще она, если хочешь знать, профессиональная гонщица, в прошлом году взяла кубок Москвы по кольцевым гонкам. Так что и жизнь, и машину можно доверять ей смело.

— И что же она, такая крутая, в этой забегаловке делает? — Клим так до конца и не поверил в необычные таланты этой пигалицы.

— Это из-за Жертвы. Она его младшая сестра.

— Да? — Клим хмыкнул. — Повезло девчонке.

— В чем повезло?

— В том, что она на братца не похожа.

— Это да, Люка хорошенькая. Только ты смотри, не вздумай к ней приставать, — предупредил Виталик.

— Отчего же? Жертва заругает?

— Жертва заругает — это само собой. — Мальчишка усмехнулся. — А вот Макс может запросто ноги переломать.

— А Макс у нас кто?

— Вот он. — Виталик кивнул на детину в балахоне. — У них с Люкой любовь.

Клим длинно присвистнул: представить, что у хрупкой Люки любовь с гороподобным Максом, было еще тяжелее, чем представить Люку за рулем гоночного авто.

— Не веришь? Ничего удивительного, Макс сам до конца еще в свое счастье поверить не может, — Виталик замолчал, посмотрел куда-то поверх Климовой головы, расплылся в восхищенной улыбке.

— Что? — Клим обернулся.

Она стояла в дверях и на фоне огромного Макса казалась хрупкой, как китайская статуэтка. На ней были простые черные джинсы и черный же свитерок. Наверное, она тоже кое-что слышала о «Тоске» и решила не мудрить с одеждой. Правильное решение: джинсы и свитер шли ей до умопомрачения, а в сочетании с алой помадой ансамбль выглядел просто убийственно.

— А ты не верил, что она опоздает только на самую малость. — Виталик многозначительно постучал по циферблату часов. — Всего-то на три минуты. Алиса! Мы здесь! — Он сорвался с места, бросился ей навстречу.

Клим остался сидеть, в конце концов, он не мальчик, чтобы, как Виталик, носиться по залу. И выражение лица он сделал максимально нейтральное. Не равнодушное, а именно нейтральное, как во время деловой встречи.

— Добрый вечер, Клим. — Улыбка Алисы тоже была нейтральной, уголки алого рта чуть-чуть приподнялись. Зато она назвала его по имени. Интересно, это можно расценивать как приглашение к перемирию?

— Здравствуй, Алиса. — Он встал, подождал, пока она присядет за столик.

— Не знала, что ты тоже здесь будешь. — В ее голосе промелькнуло раздражение.

— Ты не поставил госпожу Волкову в известность? — Клим с упреком посмотрел на Виталика.

Тот в ответ пожал плечами:

— Вообще-то, я считал это само собой разумеющимся.

— Что именно? — Алиса улыбнулась, забросила ногу за ногу.

— Наш друг имел в виду ужин в тесном дружеском кругу, — счел нужным объяснить Клим. — Он спас нас обоих. Вполне логично, что и пригласил сразу двоих.

— Да, это логично. — Виталик смущенно улыбнулся.

Алиса одарила его ласковым взглядом, на Клима она больше не смотрела. Невелика печаль…

Принесли заказ, на время за столиком воцарилась тишина. Виталик, увлекшись блюдом с романтическим названием «грезы графа Дракулы», позабыл об обязанностях хозяина, а Климу с госпожой Волковой разговаривать было не о чем. Кстати, Алиса гастрономические изыски шеф-повара «Тоски» проигнорировала, с задумчивым видом потягивала вино, изредка бросала на Клима настороженные взгляды. Может, он недостаточно тщательно побрился и ее раздражает его щетина? Да мало ли что может ее раздражать?! И вообще, зря Виталик все это затеял…

Оказалось, что не зря, оказалось, что Вильгельм Лойе — не только блестящий модельер, но еще и неплохой бизнесмен, редкое сочетание тонкого вкуса и коммерческой жилки.

— Славно здесь, правда? — Виталик начал издалека.

— Неплохо. — Клим кивнул.

Алиса ничего не сказала, но соизволила улыбнуться.

— Это одно из немногих мест в Москве, которых мне будет не хватать. — Виталик залпом осушил свой бокал.

— И куда ты собрался? — поинтересовался Клим.

— Домой, во Владивосток. — Мальчишка широко улыбнулся. — На малую родину.

— Почему? — подала голос Алиса.

В ответ тот пожал плечами, сказал с плохо завуалированной грустью:

— А мне здесь уже больше ничего не светит, коллекция-то сгорела.

— Но ты же говорил, что эскизы остались, — удивился Клим. — Я, конечно, не слишком разбираюсь в этом бизнесе, но мне кажется, если есть эскизы, то восстановить коллекцию — всего лишь вопрос времени.

— Не только времени, но и денег. — Виталик невесело усмехнулся. — А с деньгами у меня вышел полный облом. Спонсор после пожара в «Блиндаже» от меня открестился.

— Почему? — Впервые за весь вечер Алиса проявила искренний интерес к собеседнику.

— Потому что презентация моей самой первой коллекции в умах обывателей теперь стойко ассоциируется с трагедией в ночном клубе — а это очень плохая реклама.

— Но ты же не виноват!

Виталик обреченно махнул рукой:

— Знаете, это как в анекдоте: то ли он украл, то ли у него украли… В любом случае история получается некрасивая, и неважно, что я не виноват, важно, что это именно из-за меня в «Блиндаже» собралось столько народа. Если бы не собрались, не было бы трагедии. Сечете?

— И из-за этого твой спонсор решил прирезать курицу, несущую золотые яйца? — уточнил Клим.

— Спасибо за лестное сравнение. — Виталик чопорно поклонился. — Но я теперь всего-навсего курочка Ряба. Чтобы реанимировать бренд «Вильгельм Лойе», нужны немалые финансовые вливания, но в Москве нет ни одного дурака, который рискнул бы связаться с тем парнем, из-за которого сгорел «Блиндаж». У меня было столько друзей, вы представить себе не можете, как я был популярен! И что? Где они сейчас? — Виталик обвел зал тоскливым взглядом. — Я же не только вас сегодня пригласил, я ж еще человек двадцать позвал, и у всех нашлись неотложные дела.

За столом повисла неловкая пауза.

— А, ерунда все это! — Виталик беззаботно улыбнулся. Надо отдать ему должное — мальчишка умел держать удар. — Зато во Владивостоке я — звезда! Был, во всяком случае.

Клим достал сигареты, закурил, спросил:

— А скажи-ка мне, положа руку на сердце, друг Виталий, ведь ты же не просто так нам сейчас, эту печальную историю рассказал? Ведь ты же в курсе, кто я такой.

— В курсе. — Мальчишка, вопреки ожиданиям, не смутился. — Читал про тебя статейку в «Хозяине жизни». Ты — крупный финансовый воротила.

— Спасибо за лестное сравнение, — ухмыльнулся Клим.

— Уж всяко лучше, чем курица. — Виталик ухмыльнулся в ответ.

— А ты знаешь, что крупные финансовые воротилы в ущерб себе ничего не делают?

— А ты знаешь, что Карл Лагерфельд назвал меня Рафаэлем российской моды?

— Что-то я не видел в «Блиндаже» ни одного мужика с веером.

— Я отправлял ему свои эскизы по Интернету.

— А документальное подтверждение слов господина Лагерфельда у тебя имеется? — Клим затянулся сигаретой, сквозь вуаль дыма посмотрел на Виталика.

— Я храню нашу с ним электронную переписку как зеницу ока. — В подтверждение искренности своих слов мэтр иглы и ножниц прижал руку к груди. — А еще у меня есть золотой наперсток.

— Поздравляю, ты очень эксцентричный модельер.

— Золотой наперсток — это престижная премия, — уточнила Алиса.

— Вот именно! — Виталик одарил ее полным обожания взглядом. — И он у меня есть!

— А что у тебя еще есть, кроме золотого наперстка и переписки с Лагерфельдом? — спросил Клим.

— Ему этого мало! — фыркнула Алиса.

— Я гениальный, очень работоспособный, и у меня море идей. — Виталик больше не улыбался, смотрел твердо.

— И ты спас мне жизнь, — подытожил Клим.

— И я спас твою жизнь. — Виталик кивнул.

— Завтра, — Клим загасил сигарету, — я жду тебя в своем офисе. Ровно в десять, не опаздывай.

— Это что-то значит? — осторожно поинтересовался мальчишка.

— Да, это значит, что ближайшие несколько лет тебе придется работать как каторжному.

— Господи Иисусе! — Виталик сначала побледнел, а потом разом залился алой краской. — Алиса, дорогая, этот человек только притворяется злым и бессердечным, а на самом деле он — святой!

Госпожа Волкова скептически хмыкнула. Ну конечно, чего же еще ожидать от этой циничной бестии?!

— Да, Алиса, не спорь! — Виталик чмокнул ее в щеку, наверное, от переизбытка чувств, но Клима перекосило. Пришлось спешно допивать коньяк, чтобы эти двое не заметили, в каком он состоянии. А она все равно заметила, метнула в него острый, как стилет, взгляд и улыбнулась Виталику. Черт, еще, чего доброго, решит, что ему есть дело, с кем она целуется…

— И вот еще что, — сказал Клим жестко, — с твоим дурацким псевдонимом надо что-то делать.

Виталик энергично закивал:

— Это мой предыдущий спонсор так извратился. Лично мне больше нравится Джорджио Армани.

Повисшую паузу нарушил смех Алисы. Она смеялась так звонко и заразительно, что Клим помимо воли тоже улыбнулся, спросил:

— А как тебя кличут по паспорту, Джорджио?

— По паспорту я Виталий Топильский.

— Ну и оставайся Виталием Топильским! На кой хрен эти выверты с иностранными псевдонимами?

Клим сам не заметил, когда атмосфера из напряженно-деловой трансформировалась в непринужденно-доверительную, когда к их столику подсел сначала Жертва, а потом и загадочная Люка. И тут выяснилось, что Жертва — интересный собеседник, а Люка — «мировой парень». И даже Макс при ближайшем рассмотрении оказался вполне добродушным мужиком. А еще обнаружилось, что внимание, которое Клим оказывал Люке, нервирует госпожу Волкову. Во всяком случае, она была единственной, кто в их тесном кружке чувствовал себя не слишком комфортно.

Расходились далеко за полночь. Клим, к этому времени уже изрядно пьяный, рискнул-таки доверить свою бесценную жизнь, а заодно и автомобиль, профессиональной гонщице. Алиса уехала на такси, как всегда не прощаясь. Виталик остался с Жертвой и Максом — ждать Люку.

Климу снова снился кошмар. Летучая мышь-переросток уселась на край его кровати, неодобрительно покачала головой, сказала все тем же смутно знакомым голосом:

— Глупый, смотришь и не видишь!

— Чего не вижу? — Конечно, не стоило вступать в дебаты с собственным кошмаром, но уж больно интересно…

— Ничего не видишь! Не о той думаешь, не той доверился. — Летучая мышь тяжело вздохнула, совсем по-человечески, пожаловалась: — Тяжело мне с вами, неразумными.

— А кому сейчас легко? — Он уже не удивлялся происходящему, да и ночная гостья не вызывала прежнего отвращения, только жалость и желание понять, чего она хочет.

— У нее голова болит.

— У кого?

— У нее. — Летучая мышь нервно дернула перепончатым крылом. — А у меня ничего не болит, только курить очень хочется.

— Бери. — Клим протянул ей пачку сигарет. Летучая мышь оскалила зубастую пасть в улыбке, сказала печально:

— Хороший ты мужик, Клим Панкратов, только дурак!

Обидеться на «дурака» он не успел — сон закончился. Клим открыл глаза, потянулся за сигаретами. Сигарет на тумбочке не оказалось, а он точно помнил, что вечером они там были. Мистика и чертовщина…

«Нет никакой чертовщины, — одернул он себя, — просто вчера кто-то слишком много выпил, вот и мерещится сейчас черт-те что! И мало того, что мерещится, так еще и сигареты тырит, и «дураком» ни за что ни про что обзывает…»

К офису Клим подъехал в дурном расположении духа, всю дорогу от дома до работы разгадывал ночную шараду. На что он смотрит? Чего не видит? У кого болит голова?

Бред! Бред сивой кобылы! Нет, бред летучей мыши. А он, рационалист и прагматик, пытается в этом бреде разобраться. Может, все-таки сходить к психоаналитику?

Виталик ждал его перед офисом, нетерпеливо пританцовывал рядом с легкомысленно-желтым «Пежо». Клим посмотрел на часы — без двадцати восемь.

— Что так рано? — спросил хмуро, — на девять вроде бы договаривались.

— Кто рано встает, тому Бог подает, — сообщил Виталик.

— Ну-ну, — хмыкнул Клим. — Только я не Бог, и в восемь у меня селекторное совещание, так что зря ты так рано приперся.

— Так я подожду. — Виталик не смутился. — Можно, я с тобой пройду, а то у вас там такой охранник… — Он неодобрительно покачал головой. — Муха мимо него не пролетит.

— Это хорошо, что не пролетит. — Клим закрыл машину. — За то я ему деньги и плачу. Пойдем уж, раз пришел.

— Кофе будешь? — Клим вопросительно посмотрел на Виталика, рассевшегося в любимом кресле Виктора.

— У тебя ж селекторное?

— За пятнадцать минут успеем.

Все время, пока секретарша Нина Ивановна готовила кофе, Виталик трещал без умолку. У Клима даже голова разболелась от его болтовни. Наконец Нина Ивановна закончила сервировать столик, вышла из кабинета. Виталик отхлебнул из крошечной чашечки, поморщился.

— Горький!

— Горький. — Клим кивнул, откинулся на спинку кресла.

— А я сладкий люблю.

— Ну, извиняйте! — Клим развел руками. — Заедай вон шоколадкой.

Виталик покосился на выложенный на серебряном подносе шоколад четырех сортов, спросил:

— А белого что, нету?

— Да ты, как я посмотрю, капризен без меры, — проворчал Клим, — и это при том, что договор мы с тобой еще не заключили. Может, и не стоит? А то сначала тебе белый шоколад подавай, потом белый «Роллс-Ройс»…

— Стоит. — Виталик сцепил руки на впалом животе, нахально улыбнулся.

— Это почему? — Настроение неуклонно улучшалось. Этот мальчишка действовал на него, как хорошая доза эндорфинов.

— Потому что я — курица, несущая золотые яйца.

Клим саркастически усмехнулся, но комментировать это самоуверенное заявление не стал, а Виталик вдруг резко сменил тему, спросил:

— Ты в котором часу сегодня освободишься?

— Не знаю. А что? Если опять позовешь в кабак, откажусь.

— Не в кабак, а в больницу.

— Зачем нам в больницу?

— Ну, я подумал, что надо навестить Диану.

— Какую еще Диану? — Клим ничего не понимал и от этого снова начинал злиться.

— Диана — это певица, Ну, та девушка, которую вы вытащили из «Блиндажа», — терпеливо объяснил Виталик.

— Ну и?

— Ну и я подумал, коль уж ты ее спас, то было бы нелишним хотя бы разочек ее проведать.

— Зачем?

Виталик пожал плечами:

— Так принято. Она же должна тебя поблагодарить.

— Не нужна мне ничья благодарность. — Клим допил кофе. — Отстань.

— Тебе не нужна, а ей, может быть, очень даже нужна. И вообще, ты теперь за нее в ответе.

— С какой это стати я за нее в ответе?! — возмутился Клим.

— Ну, ты же ее спас, значит, теперь ты за нее отвечаешь.

— А ты спас меня, значит, теперь ты тоже за меня отвечаешь? — спросил Клим ехидно.

— Да, — сказал Виталик очень серьезно. — За тебя и за Алису. Вы мне теперь как дети.

Клим не знал, как реагировать на это диковинное заявление — злиться или смеяться? Решил не злиться, но сказал строго:

— Вот что, папаша, иди-ка погуляй в приемной, бизнес-план свой обдумай. Об ответственности мы с тобой после селектора поговорим.

Ох, плохо он знал Виталия Топильского! Мальчишка все-таки настоял на своем, вытащил его в больницу.

Это была частная клиника, новая и, похоже, очень дорогая. Секьюрити на входе, обходительный персонал, евроремонт… Клим шел вслед за модельером по гулкому коридору и чувствовал себя полным идиотом из-за огромного букета цветов. На покупке этой дребедени настоял Виталик, сказал, что женщинам нравятся знаки внимания. Можно подумать, они на свидание идут! Какого черта они вообще сюда приперлись?! Людей от работы отвлекают, девчонке спокойно поболеть не дают. И вообще, с чего мэтр-недоросток решил, что девочка обрадуется их приходу?!

Она обрадовалась. Поначалу, правда, смутилась очень сильно, а потом обрадовалась. А из-за цветов так даже расплакалась. Вот и пойми женщин!

Без яркого макияжа певица выглядела совсем юной. Лет шестнадцати-семнадцати. И чувствовалось, что в этой дорогой престижной клинике ей плохо. А еще чувствовалось, что ее никто не навещает. Присутствие любящих родственников и друзей сразу бывает заметно. По фруктам, пакетам с соком, журналам, книжкам и никому не нужным, но милым сердцу безделушкам. Ничего похожего в стерильной люксовой палате не наблюдалось. И девочка Диана выглядела несчастной.

— Болит? — Клим кивнул на ее ноги.

— По ночам сильно, а днем уже можно терпеть. — Она вымученно улыбнулась.

— А что врачи говорят?

— Говорят, что все скоро заживет, но следы от ожогов все равно останутся. На всю жизнь. — Она расплакалась, бедная маленькая девочка, которую намного больше пугает не боль, а то, что от ожогов останутся следы.

— А можно что-то сделать? — растерянно спросил Клим. — Мне кажется, пластические операции теперь не проблема. Были бы деньги…

Договорить ему не дал Виталик, больно ткнул локтем в бок, сказал с неискренней улыбкой:

— Ну, Диана, ты поправляйся, а нам пора. При этих словах девочка совсем сникла.

— Но мы тебя завтра обязательно навестим, — неожиданно для самого себя выдал Клим. — Ты любишь шоколад?

Она кивнула, тылом ладошки вытерла слезы.

— Все, завтра будет тебе шоколад…

— Что ты меня пинаешь?! — набросился Клим на Виталика, как только они очутились в коридоре.

— Не надо было при ней про пластические операции, — зло сказал тот.

— Почему?

— Потому что у нее на операцию нет денег.

— А у ее продюсера?

— У нее и продюсера больше нет. — Виталик развел руками. — Кому охота возиться с искалеченной девочкой, когда вокруг полно молоденьких, здоровых, а главное, на все готовых дур?! — Он невесело улыбнулся.

— Кто в таком случае за лечение платит? — осведомился Клим.

— Я.

— Ты?!

— Жалко же девчонку. Только вот на операцию у меня, к сожалению, средств нет.

Клим кивнул, спросил после долгого молчания:

— Ты меня сюда за этим привел? Ведь правда? Ты хочешь, чтобы я ей помог?

Виталик в ответ пожал плечами — понимай как знаешь.

— А ты пройдоха, — сказал Клим ворчливо.

— А ты не так плох, как кажешься. — Виталик улыбнулся.

Они заблудились: вместо того чтобы выйти в холл, очутились в пустынном коридоре с двумя рядами одинаковых стеклянных дверей. У одной из дверей Клим вдруг остановился, точно за руку кто дернул. Там, за прозрачным стеклом, была палата, почти точная копия той, из которой они недавно вышли. Те же приятные глазу оливковые цвета, те же жалюзи на окнах, даже акварели на стенах были похожи. В общем, ничего особенного, если не считать мерно гудевшего аппарата для искусственного поддержания жизни. Клим сразу понял, что это такое, он видел похожие по телевизору. А еще он узнал лежавшую на больничной койке женщину. Аппарат и женщина были связаны пластиковой пуповиной. Аппарат казался намного более живым, чем женщина.

Она мало чем походила на себя, прежнюю. Она вообще мало походила на человека. Некогда смуглая кожа стала тонкой, пергаментно-прозрачной. В черных волосах отчетливо виднелись седые пряди. Лицо как посмертная маска. Руки мертвыми птицами лежат на белой простыне. Зинон… Вот что с ней стало. Вот что пыталась объяснить ему Алиса!

Клим прижался лбом к прохладному стеклу. Как это, наверное, страшно, когда твой самый близкий человек — и не там и не здесь! Когда с этим миром его связывает лишь хрупкая пластиковая пуповина…

— Что тебе тут нужно?! — послышался за спиной вибрирующий от ненависти голос.

Клим резко обернулся — Алиса Волкова буравила его яростным взглядом.

— Как ты посмел?! — Она оттолкнула его от двери, и откуда только сила взялась?.. — Убирайся! И не смей больше сюда приходить!

— Мы навещали Диану, — вмешался Виталик.

— Диану? — Госпожа Волкова растерянно заморгала.

— Ну да, Диану. Ты тоже пришла ее навестить?

— Я пришла навестить Зинон, а не Диану. Я вообще не… — Алиса осеклась, спросила уже спокойнее: — Диана тоже здесь?

— Да. — Виталик улыбнулся. — Она в триста пятой палате, и ей будет очень приятно, если ты к ней заглянешь.

— Да, загляну. — Алиса потерла виски, поморщилась. — Чуть позже.

Ох, не понравился Климу ни этот ее жест, ни внезапно угасшая ярость. Ощущение было такое, словно у Алисы Волковой сели батарейки. Что с ней происходит?..

— С тобой все нормально? — спросил он, заранее зная, каким будет ответ.

— Не твое дело.

— Ясно. — Он усмехнулся, бросил последний взгляд на лежавшую в «застеколье» женщину, сказал Виталику: — Пойдем.

Виталик уходить не спешил, рассматривал Алису внимательно-тревожным взглядом. Ничего удивительного, ему же невдомек, что Клим с госпожой Волковой — заклятые враги. И в тонкости их запутанных отношений он не посвящен, думает, что Алиса — белая и пушистая…

— Что это с ней? — Виталик заговорил только на улице. — Она какая-то странная…

— Это долгая история, — отмахнулся Клим.

— А кто та женщина? — Отделаться от Виталика было непросто.

— Ее подруга.

— С ней что-то случилось?

— Да, с ней что-то случилось! С ней случилась кома! Поехали, у меня еще полно работы.

Клим больше не боялся этого сна. Можно сказать, он ждал его с нетерпением.

На сей раз летучая мышь расположилась на подоконнике, уцепилась острыми когтями за шторы.

— Страшная я, да? — спросила строго.

— Да я уже как-то привык. — Клим пожал плечами.

Летучая мышь вздохнула:

— Обидно, что ты себе именно такой меня представляешь. Нет бы голубкой сизокрылой или сгустком света, на худой конец.

— А кто ты на самом деле?

— А ты не понял? А что ж тогда завис на полчаса перед моей палатой?

— Зинон?!

Летучая мышь хрипло рассмеялась:

— Догадался! Ну, наконец-то. Кстати, за сигареты спасибо. Хоть и не пригодились, а все равно приятно.

— Что ты делаешь в моем сне?

— А мне теперь, понимаешь ли, во сне гораздо сподручнее. — Глаза-пуговицы хитро блеснули. — Вообще-то, я по делу. Послание у меня к тебе.

Мама дорогая! У летучей мыши по имени Зинон к нему послание! И что только не приснится!

— Ну, давай свое послание, — подумав, разрешил он.

— Не могу. Это будет не по правилам.

Клим возмущенно вздохнул — не сон, а сплошная головоломка!

— Ты просто смотри внимательно и сердце свое слушай. Может, и поймешь.

— На кого смотреть?

— На нее смотри, на кого ж еще? Ей сейчас плохо, немногим лучше, чем мне. И времени остается совсем мало. В Зазеркалье время течет по-другому.

— У кого времени мало?

— У всех. — Летучая мышь вздохнула. — Я, наверное, к тебе больше прийти не смогу. Она хочет меня отпустить, насовсем. И ее хочет отпустить…

— Кто?!

— Она…

Клим проснулся с тяжелой головой и твердой уверенностью, что медленно, но верно сходит с ума. Это уже не просто сон, это уже сериал какой-то! Какая-то загадочная «она» собирается всех куда-то отпустить. А он должен смотреть в оба, чтобы это безобразие предотвратить…

В спальне было темно, захотелось солнечного света. Клим подошел к окну и замер — на атласной ткани штор были отчетливо видны следы от когтей… Все, самое время вызывать психбригаду…

Убедить себя, что сон — это ерунда, а затяжкам на шторах наверняка найдется разумное объяснение, ему удалось только ближе к обеду, но на душе все равно было муторно, и Клим решился. Все равно работник из него сейчас никакой. Лучше потратить время с пользой, навестить Диану. «И Зинон», — шепнул внутренний голос.

На сей раз он подготовился основательнее, одними цветами не ограничился, накупил фруктов и шоколада, приобрел кипу глянцевых журналов и плюшевого кота. Кота он выбирал с особенной тщательностью. Может, девочкам в самом деле нравятся такие вот финтифлюшки.

Диане кот понравился. До такой степени, что она снова расплакалась. А рядом, как назло, не было Виталика, обладающего чудесным даром утешения. Пришлось утешать ее самому.

У него получилось. Минуте этак на пятнадцатой рыдания перешли в жалобные всхлипывания, появилась робкая надежда, что скоро слезы высохнут окончательно. И тут Клим допустил страшный промах — сказал Диане, что оплатит ее пластические операции, и рыдания возобновились. Эх, лучше бы он сказал ей про операцию сразу, как только вручил кота. Отревелась бы одним махом, не пришлось бы теперь тратить время и нервы.

— Клим… — Девочка поймала его руку, прижала к своей мокрой щеке. — Спасибо вам огромное. Вы даже не представляете, что вы для меня сделали!

Да все он прекрасно представлял. Он дал девочке надежду, только и всего. Ему мелочь, а ей — счастье.

— Ну все, Диана, успокойся, — сказал он мягко, ну точно заботливый дядюшка. — Ты пока давай поправляйся, а с операцией мы разберемся. Хочешь у нас или за границей?

— Я не знаю. — Девочка вся аж светилась от счастья. — Лучше, наверное, там, где дешевле.

— Лучше там, где лучше, — строго сказал он. — Я выясню, где лучше, обещаю. А теперь мне пора.

Он вышел из палаты почти бегом: испугался, что Диана снова начнет его благодарить, испугался собственной сентиментальности…

В палате Зинон никого не было, кроме нее самой, или ее тела, или оболочки — он не знал, как думать. Клим подошел к кровати, погладил руки-птицы, сказал шепотом:

— Привет.

Аппарат гудел, Зинон молчала.

— Что же ты мне хотела сказать? — спросил он. — На кого я должен смотреть? На Алису?

Это было странно — все равно что разговаривать с самим собой, но Клим чувствовал правильность происходящего, и некое смутное, горько-полынное чувство, терзавшее в последнее время его душу, отступало.

— Мне нужно тебе кое-что рассказать. — Он вздохнул, собираясь с духом. — Это как исповедь. Исповедуешь меня, Зинон?

Она не ответила, но он все равно понял, что она согласна.

— Я ведь виноват перед ней. Я был молодой и глупый, любил играть с судьбой в лотерею. Мне всегда нравилась цифра пять. Было в ней что-то магическое, если хочешь, даже кармическое. Это я сейчас понимаю, что нельзя так, а тогда я был дураком. Уже не помню, кто затеял тот спор. Неважно… Я сказал, что проведу ночь с пятой по счету встречной, надеялся, что судьба окажется ко мне благосклонна… А она подкинула мне Алису. — Клим усмехнулся. — Ты бы ее видела — неуклюжая, растрепанная, в дурацких очках и нелепой плиссированной юбке. Я решил, что судьба издевается, я даже обиделся. А потом оказалось, что она — особенная, просто нужно снять с нее все лишнее: очки, нелепую одежду… Просто нужно заглянуть ей в глаза. У нее необычные глаза, правда? Я хотел рассказать ей о ее необычности утром, а она не стала ждать до утра и ушла. А потом вернулась и стала меня шантажировать. Знаешь, я воспринял это как предательство. Моя судьба не должна была вести себя как продажная девка…

Аппарат зашумел чуть громче или Панкратову только показалось?..

— Вот так. — Клим задумчиво посмотрел на плясавших на мониторе солнечных зайчиков. — А сейчас я все время думаю: что, если тогда, десять лет назад, мы оба были не правы и она в самом деле моя судьба?

Вот Клим высказался, и его отпустило. Ощущение было такое, словно он только что вышел из тюрьмы после десятилетней отсидки. А ведь и требовалась самая малость! Просто быть до конца честным с самим собой.

— Спасибо тебе, Зинон. — Он погладил женщину по посеребренным сединой волосам. — И вот еще что, ты совсем не похожа на летучую мышь, ты гораздо…

Договорить он не успел, за спиной хлопнула дверь. Алиса с искаженным яростью лицом застыла на пороге. В руке она держала букет лилий. Клим некстати подумал, что лилии — это цветы для мертвых, а Зинон еще жива.

— Что ты тут делаешь?! — госпожа Волкова впилась в него мутным от гнева взглядом.

— Я пришел к Зинон, поговорить.

— Не смей! — Алиса сорвалась на крик. — Не смей к ней даже приближаться! Я запрещаю! Где медсестра?! Почему в этой чертовой палате нет медсестры?!

Он хотел сказать, что Зинон не имеет ничего против его визитов, что она сама приходит к нему в гости уже три ночи подряд, но как в таком признаться? Даже Алисе. Особенно — Алисе…

Она плотно притворила за собой дверь, сказала спокойнее:

— Завтра же я перевезу Зинон в другую клинику. Будь уверен, я освобожу ее от твоего назойливого внимания! Если понадобится, найму охрану…

…Зинон говорила, что больше не придет, что «Она» собирается ее освободить… В мозгу что-то щелкнуло. Господи, этого не может быть…

— Ты собираешься отключить аппаратуру? — спросил Клим внезапно севшим голосом. — Собираешься отпустить ее насовсем?! Думаешь, она этого хочет?

Белые лилии упали на кафельный пол. На серых плитах цветы выглядели жалко и неуместно. Захотелось побыстрее собрать их…

Алиса его опередила. Ее руки порхали над цветами и сами были похожи на белые лилии: тонкие запястья — стебли, пальцы — лепестки, белые повязки. Зрелище оказалось завораживающее, Клим усилием воли отвел взгляд. Ему нельзя поддаваться очарованию этих рук-лилий. Ему нужен трезвый ум…

Он все-таки не удержался, посмотрел. Тонкая маечка поползла вверх, обнажая поясницу. Еще чуть-чуть — и на свет божий выглянет клеймо-трилистник. Клим затаил дыхание: с трилистником его связывали особые отношения…

…Трилистника не было! На пояснице не оказалось даже намека на трилистник. Что за чертовщина?!

Алиса или клон Алисы — Клим теперь ни в чем не был уверен — собрала цветы, выпрямилась, одернула майку, сказала, чеканя каждое слово:

— Панкратов, у тебя бред, и, если ты сейчас же не уберешься, я вызову охрану.

— Я уйду, — пообещал он, всматриваясь в сине-зеленые ведьмовские глаза, — но ты запомни: если с ней что-нибудь случится, даже несчастный случай во время транспортировки, даже естественная смерть, ты за это ответишь. Я переверну пол-Москвы, но узнаю правду. Ты меня поняла?

В ведьмовских глазах плясало ведьмовское пламя, губы изогнулись в презрительной усмешке:

— Это говоришь мне ты?! Ты, человек, который отказался помочь Зинон?! Убирайся! Я тебя не боюсь!

А ведь боялась, он кожей чувствовал ее страх. Даже воздух в палате пропитался страхом и ненавистью так, что стало трудно дышать. Хорошо Зинон, за нее «дышит» аппарат, а ему действительно пора…

Клим уселся на скамейке в маленьком скверике, дрожащими пальцами достал из пачки сигарету, но так и не зажег ее, задумался. Может быть, он все-таки сходит с ума? Или уже сошел? Надышался в «Блиндаже» угарного газа, вот и поехала крыша: сначала стало мерещиться то, чего не должно быть, потом исчезло то, что должно было существовать. Говорящая летучая мышь, вместилище не знающей покоя души Зинон. Мертвые лилии на серых плитах. Алиса, освободившаяся от клейма-трилистника, решившая, что ее подруге лучше умереть, чем мучиться между «там» и «здесь»…

Куда оно делось, это чертово клеймо? Ни следа, ни намека! Могло оно исчезнуть за три дня, скажем, в результате хирургического вмешательства? Бред! Все равно остался бы след, рубцы, швы. Да и зачем его убирать, это печенежское клеймо? Оно же такое красивое. Было… или есть, но только у другой женщины, у настоящей Алисы. Тогда — резонный вопрос: откуда взялась эта, ее точная копия? И намного более важный вопрос — где в таком случае Алиса?

Затылок налился свинцовой тяжестью, в висках зашумело. Зинон во сне сказала: «ты смотришь и не видишь», сказала: «Алиса в Зазеркалье». Значит, настоящая Алиса — в Зазеркалье, а в этом мире обосновался ее двойник? Или клон, или еще черт знает что, но очень на нее похожее. Настолько похожее, что даже Клим Панкратов не заподозрил подмены, ничего не почувствовал. Ну ладно, внешность, фигура, волосы, лицо, повязки на руках — все это можно подделать, но голос?! У Клима ни на секунду не возникло сомнения, что перед ним не Алиса.

Что это? Происки инопланетян? Козни ЦРУ? Клим сосредоточенно пожевал сигарету, достал зажигалку, закурил. Нужно думать, и думать быстро. Зинон сказала, что осталось мало времени…

Подумать не получилось, зазвонил мобильный. Панкратов глянул на определитель, чертыхнулся — звонил Виталик. Не нужно было давать ему номер своего телефона, этот просто так не отстанет.

— Да! — рявкнул он в слабой надежде, что модельер если не устыдится, что отвлекает его от важных дел, то хотя бы испугается.

— Клим, нам нужно срочно поговорить. — Виталик не устыдился и не испугался — пустые надежды. — Это насчет Алисы, с ней что-то не так.

Свинец из затылка стек в позвоночник, стало тяжело дышать и даже двигаться.

— Что с ней не так? — прохрипел Клим, давясь ставшим вдруг горьким сигаретным дымом.

— Ты сначала послушай, а потом сам решишь. В конце концов, ты знаешь ее лучше, чем я, может, и раньше замечал какие-нибудь странности…

— Короче! — прорычал Клим.

Виталик не обиделся, похоже, он вообще никогда не обижался.

— В общем, Алиса вчера в больнице встретилась с Дианой, прошла мимо — и не узнала. Диане пришлось ее окликнуть. Они поговорили минуты две, но разговор получился какой-то вялый. Диане показалось, что Алисе не терпелось побыстрее от нее отделаться. И вообще, вела она себя так, словно ее подменили. Вот, собственно говоря, я только из-за этого и звоню. Думаешь, ерунда все это?

— Не ерунда. — Клим решительно встал, зашвырнул недокуренную сигарету в урну. — Я думаю, что Диана права.

— В смысле?

— В смысле, что Алису на самом деле подменили! Все, Виталик, спасибо за информацию, мне в офис нужно срочно. — Клим отключился.

Значит, он не сходит с ума, и вокруг Алисы творится что-то непонятное. Надо бы напрячь службу безопасности…

Он уже садился в машину, когда вспомнил о досье. Панкратов велел собрать досье на Алису после их памятной встречи на юбилее у Ремизова. Тогда он прочел материалы по диагонали, в тот момент его в основном интересовало финансовое состояние госпожи Волковой. Пришло время изучить досье от корки до корки. Может, удастся разобраться в происходящем…

* * *

…Это была странная комната, непонятно для чего предназначенная. Зеркальные стены, зеркальный потолок, даже паркетный пол был отполирован до зеркального блеска.

— Что это? — потрясение спросила Алиса, рассматривая своих бесчисленных зеркальных двойников.

— Действительно, что это? — эхом отозвались двойники Мелисы.

— Это тренажерный зал. — К их бесчисленным двойникам присоединились бесчисленные двойники Ольгерда.

— Ольгерд, слава богу! — Алиса облегченно вздохнула, шагнула ему навстречу. — Что ты тут делаешь? Мы волновались.

— А я ждал тебя, — мужчина улыбнулся, и все его бесчисленные отражения тоже улыбнулись.

Алисе стало не по себе.

— Ждал?

— Да, Мелиса пообещала привезти тебя сюда. Она перевела недоуменный взгляд с Ольгерда на сестру:

— Что происходит?

Та пожала плечами, закурила. Ольгерд скрестил на груди руки, оперся плечом о дверной косяк, словно ждал чего-то. Чего?..

— Как ты относишься к несправедливости? — спросила вдруг Мелиса.

— В каком смысле?

— Ну, считаешь ли ты, что с несправедливостью нужно бороться?

— Да, только я не…

— Вот и хорошо. — Мелиса глубоко и с удовольствием затянулась сигаретой. — Тогда давай начнем восстанавливать справедливость прямо сейчас. Для начала назови-ка нам номер своего банковского счета, сестричка.

— Что? — Алиса ничего не понимала, эта зеркальная комната лишала ее душевного равновесия.

Отражения Мелисы посмотрели на нее с упреком, сказали:

— Да что же здесь непонятного?! Мы с Ольгердом считаем несправедливым тот факт, что у вас с этой щипаной вороной есть все, а у нас — ничего. И мы придумали план, восстанавливающий справедливость. Точнее, это я придумала, а Ольгерд меня поддержал.

До Алисы начал, наконец, доходить смысл сказанного: Ольгерд и Мелиса объединились против них с Зинон и решили устроить переворот в отдельно взятой компании. Чушь собачья! Компания — это частная собственность, без согласия владельцев с ней ничего не сделать. Очередная глупая авантюра.

— И каким образом вы решили восстанавливать справедливость? — спросила Алиса у двойников сестры.

Двойники рассмеялись, подзеркальным потолком заплясало громкое эхо.

— Мы уже начали ее восстанавливать, — отсмеявшись, сказала Мелиса. — Два месяца назад.

«Зинон, — мелькнула жуткая догадка, — они начали с Зинон! Нет, этого не может быть, Мелиса не такая! Она легкомысленная, взбалмошная, возможно, завистливая, но она же — моя сестра, она бы не посмела!»

— Эта драная кошка мне никогда не нравилась. — Мелиса поморщилась. — Ты всегда доверяла ей больше, чем мне, своей родной сестре. А она постоянно настраивала тебя против меня. Та история с казино — это же она донесла, позаботилась о твоих денежках, да, красотуля?! А ты?! Разве ты обеднела бы, если бы помогла мне тогда?! — Острый, как стилет, ноготь уперся Алисе в грудь.

— Я тебе помогла, — тихо сказала она, изучая лицо незнакомки, которую двадцать семь лет считала своей сестрой.

— Да, помогла, но сначала унизила! — взвизгнула Мелиса. — Ты думаешь, такие вещи легко забыть?! Нет, сестричка! И вообще, это нечестно. Десять лет назад произошла страшная ошибка. Это я должна была оказаться на твоем месте! Это мне должна была принадлежать фирма, деньги, шмотки, богатые мужики! А ты все это у меня украла! Пока я мучилась в компании двух чокнутых фанатиков, наших с тобой предков, ты наслаждалась жизнью!

— Я тебе помогала.

— Помогала! Потому что для тебя это ничего не стоило. Ты бросала обглоданную кость бедной родственнице и чувствовала себя благодетельницей! А мне не нужны подачки, жалкие крохи того, что и так должно принадлежать мне.

— Мелиса, что ты говоришь? — Ей стало страшно, что сестра столько лет жила с этим ужасным, разрушающим душу чувством. Ее собственная ненависть к Панкратову — ничто по сравнению с демонами, терзавшими Мелису. И Алиса все это время ни о чем не догадывалась! Значит, в случившемся есть большая доля и ее вины, Мелиса права…

— Я решила начать с малого. — Кажется, сестра ее даже не услышала. — Я отняла твоего мужчину. Это было легко. Правда, милый? — Она ласково улыбнулась Ольгерду.

Ольгерд ничего не ответил, по его невозмутимому лицу нельзя было понять, о чем он думает и как относится к происходящему.

— Он сделал предложение тебе, но любил он меня!

— Глупо, — сказала Алиса устало. — Нужно было ему не мучиться и сразу жениться на тебе.

Мелиса хихикнула:

— Нет, сестричка, глупостью было бы жениться на одной, зная, что все деньги находятся в руках другой! А Ольгерд, он ведь финансовый гений, он каждый свой шаг просчитывает заранее.

— А как же любовь?

— А при чем тут любовь? Тезис «С милым рай и в шалаше» давно утратил свою актуальность.

— Кто из вас напал на Зинон? — Она должна была задать этот вопрос сразу, а не выслушивать бред про их любовно-финансовые отношения.

— Ольгерд, — сказала Мелиса после небольшой паузы. — Мне бы она не доверилась, а ему… он ведь у нас такой душка!

— Я пришел к ней с утешениями и соболезнованиями, — впервые за долгое время заговорил Ольгерд. — Зинон уже напилась в дым. Все должно было сойти за несчастный случай.

— Я знала, — прошептала Алиса, — Зинон никогда не открывала окна.

— Ей повезло. — На идеальном лице скандинавского божества промелькнуло, но тут же исчезло раздражение. — Я не подумал о «козырьке» над подъездом, и она выжила.

— И тем самым нарушила все наши планы! — вмешалась в монолог Ольгерда Мелиса. — Знаешь, как мы боялись, что она очухается? Наш викинг даже поседел слегка. — Она хихикнула. — Да, да, ему, бедному, теперь приходится регулярно подкрашивать волосы. Краска «нордический блонд», я сама такой пользуюсь.

Ольгерд на ее тираду отреагировал лишь вежливой улыбкой. «И краска нордическая, и темперамент нордический», — некстати подумала Алиса.

— Но теперь-то совершенно ясно, что этой суке не выкарабкаться. — Мелиса скривила губы в презрительной усмешке, — не понимаю, сестричка, с какой стати ты тратишь на этот «овощ» мои денежки?

— Заткнись! — крикнула Алиса.

— Заткнись, заткнись, — насмешливо отозвалось зеркальное эхо.

Она не знала, как жить после всего услышанного. Не знала, как поступить с этими двумя. Нет, не сейчас. Ей нужно время подумать и прийти в себя…

— Куда это ты собралась? — послышался за спиной удивленный голос Мелисы.

— Я ухожу. — Алиса не стала оборачиваться, в упор посмотрела на преградившего ей путь Ольгерда. — Пропусти!

— А ты, оказывается, еще большая дура, чем я думала. — Двойники Мелисы зашлись радостным смехом. — Ольгерд, она собирается уйти! Эта идиотка так ничего и не поняла!

— Пропусти! — повторила Алиса, сжимая кулаки с такой силой, что обожженные ладони отозвались острой болью.

— Ты никуда отсюда не уйдешь. — Мелиса перестала смеяться. — Ты что, думала, что это явка с повинной? Что мы пришли покаяться?! Мы просто хотим завершить начатое.

— Меня будут искать.

— Кто?! Коматозная Зинон? Или твой банкир? Первая уже не жилец, а второму на тебя плевать. Ментам, к слову, тоже плевать. Но даже не это главное. — Мелиса сделала многозначительную паузу. — Главное, что через пару минут из этого дома выйдет Алиса Волкова, живая и невредимая! Ну, может быть, чуть более раскованная и сексуальная. Вот примерно такая. — Она достала из сумочки черный парик. Через пару секунд на Алису смотрел ее собственный двойник.

— Ну как? — спросил двойник и кокетливо заправил за ухо черную прядь.

— У тебя ничего не получится, — сказала Алиса не слишком уверенно.

— Почему?! Мы похожи как две капли воды. Я изучила все твои повадки, я умею расписываться, как ты, я знаю весь твой бизнес изнутри.

— В моем бизнесе есть подводные камни, ты не справишься.

— Я, может, и не справлюсь. А как насчет Ольгерда, нашего финансового гения? Сначала он мне поможет, а потом уж разберемся как-нибудь. По большому счету, мне нужно продержаться только годик, а там госпожа Волкова преобразится до неузнаваемости. Верь мне, сестричка, я еще прославлю твое имя!

— А что станет с Мелисой? — Сейчас этот вопрос был самым важным, намного важнее всего остального.

— Приятно, что ты обо мне вспомнила. А с твоей непутевой сестрой произойдет несчастный случай. Ну, скажем, автомобильная авария. Это в обозримом будущем, а пока она, как и собиралась, уедет в командировку в Питер.

Алиса перевела взгляд с Мелисы на Ольгерда. Он слабохарактерный, он не посмеет ее остановить…

Ольгерд посмел. Что-то тяжелое впечаталось ей в висок, зеркальная комната закружилась…

* * *

Подключать службу безопасности не пришлось, достаточно было просто внимательно изучить досье Алисы, чтобы все сразу встало на свои места. Нет, не все, конечно, но с главной шарадой Клим разобрался. У Алисы есть сестра-близнец, вот тебе и разгадка странного поведения госпожи Волковой. Женщина без клейма — это Мелиса.

А ведь у нее чертовски хорошо получалось дурачить окружающих! Никто ни о чем не догадался. И Клим бы не заподозрил подвоха, если бы не случайность. Ясное дело — псевдо-Алиса не стала бы демонстрировать всем желающим свою поясницу. Ему просто повезло, он застал самозванку врасплох. Спасибо Зинон!

Скорее всего, именно Мелису Зинон называла «она». И, кажется, теперь ясно, как именно «она» собирается отпустить Зинон. Остается понять: где настоящая Алиса и принимает ли она участие в этом маскараде? А то мало ли что, может быть, сестрички просто решили поразвлечься, а тут он со своими «разоблачениями»? Лучше бы все это оказалось розыгрышем, глупой бабьей блажью. Клим бы сказал летучей мыши Зинон «пардон» и занялся бы своими делами.

Так-то оно так, да вот что-то уж больно на душе неспокойно… А что, если в игры с переодеванием играет одна Мелиса? Надо подумать. Девчонка не лишена артистизма и склонна к авантюрам — служба безопасности раскопала эпизод с казино, — она азартна и умна, но у нее нет свободных денег. Что она может предпринять? Во-первых, заработать деньги самостоятельно. Во-вторых, попросить их у более успешной сестры, а в-третьих, убрать сестру, занять ее место и получить все. Первый и второй варианты Мелиса уже пыталась реализовать, но, похоже, не слишком успешно. Остался третий…

В желудке похолодело, рот наполнился горечью. Зинон хотела его о чем-то предупредить, она сказала, что Алиса в Зазеркалье, что ей очень плохо и время уходит.

Время уходит — вот ключевая фраза! Клим подошел к окну, прижался лбом к стеклу.

Зазеркалье…

Что это, черт возьми, за Зазеркалье такое?! И ведь просил же он Зинон — изъясняться конкретнее! Где искать Алису? Снова подключать ребят из службы безопасности? На это уйдет время, а его-то как раз и нет. И потом, ведь Клим не уверен на все сто процентов, что Алиса исчезла не по своей воле.

А вдруг по своей? Устала от света, удалилась в монастырь…

А сон — это всего лишь сон…

Решение пришло неожиданно: поспешное, не слишком рациональное, но единственно верное. Он проследит за самозванкой, и рано или поздно она выведет его к Алисе. Лучше бы рано, потому что, если окажется поздно, Зинон его не простит, да и сам он себя не простит. Алиса Волкова, конечно, стерва и шантажистка, а с недавних пор — еще и коварная соблазнительница, но Клим не оставит ее в беде. Для начала ее нужно найти и вытащить из того дерьма, в которое она вляпалась, а уж потом с чистой совестью можно продолжать ее ненавидеть.

Значит, Мелиса. Где она может быть в разгар рабочего дня? Да где угодно! Но интуиция подсказывает, что поиски нужно начинать с офиса «Ализи». А еще нужно послать кого-нибудь из ребят в клинику. Пусть подежурят у палаты Зинон на всякий случай.

Виталик поймал его уже на выходе. Было видно — мальчишка готов к приключениям и явно собирается проводить расследование вместе с ним. А Панкратову совсем не хочется, чтобы под ногами болтался не в меру человеколюбивый и не в меру активный модельер. Ему нужна свобода маневра и холодная голова, а Виталик будет отвлекать его своей болтовней.

— Далеко собрался? — с надеждой в голосе спросил мальчишка.

— Далеко.

— А мне с тобой можно?

— Тебе со мной?! — Клим нахмурился. — А зачем ты мне на деловых переговорах?

— Так ты на переговоры? — Виталик разочарованно вздохнул.

— Да уж не на концерт Мадонны. — Панкратов подошел к своему джипу, неодобрительно посмотрел на машинку Виталика, жмущуюся желтым боком к его «Лексусу».

— А как же Алиса?

— А что Алиса? У Алисы своя жизнь, у меня своя.

— Вдруг у нее проблемы?

— Нет у нее никаких проблем.

— А ты узнавал?

— Слушай, мать Тереза, займись своими делами. — Клим плюхнулся на водительское сиденье, сердито зыркнул на Виталика.

Тот обиженно пожал плечами, помахал на прощание рукой. Все, одной проблемой меньше…

* * *

Она разваливалась на кусочки, прямо на глазах у своих бесчисленных отражений: от невыносимой головной боли, от тошноты, от страшной правды.

Ее держали в той самой «зеркальной комнате». Из обстановки — только рваный тюфяк, пластиковая бутыль с водой, жестяная миска и ржавое ведро. С этим можно было бы мириться, если бы не свет. Что-то случилось со светом — лампочка под зеркальным потолком теперь все время мигала, и от этого мигания хотелось выть и рвать на себе волосы. Импульсы света проникали даже сквозь плотно закрытые веки, входили в резонанс с пульсирующей в затылке болью, разрывали черепную коробку изнутри.

В первый день Алиса думала, что непременно сойдет с ума, а потом все стало не важно, даже ненавистная лампочка. Наверное, у нее что-то с головой. Она слышала, как Мелиса кричала на Ольгерда за то, что он не рассчитал силу удара…

…Тошнота накатывала липкой волной, иногда доползти до ведра не оставалось ни сил, ни времени, и ее рвало прямо на пол. Становилось легче, но ненадолго. Приходила Мелиса, швыряла ей полотенце — полотенцем можно было вытереть лицо, а можно протереть пол. Мелисе было все равно, ей — тоже…

Несколько раз Алисе устраивали допрос. На нее орали: сначала Мелиса, потом Ольгерд, требовали, чтобы она назвала номер банковского счета, а она молчала. И не из-за тупого упрямства, как они думали, она просто не могла вспомнить. Может быть, если бы они отключили этот проклятый свет и оставили ее в покое…

Через день, а может быть, через два — в своем Зазеркалье Алиса сбилась со счета, — стало чуть полегче. Она научилась ускользать. Там, куда она ускользала, было хорошо, там была Зинон. Зинон гладила ее по волосам и обещала, что скоро все закончится. Алиса и сама знала, что скоро все закончится. Скоро она умрет. Она уже не боится. Там, где сейчас Зинон, ей будет хорошо. Вот только Клим… Она умрет, а он будет продолжать считать ее расчетливой стервой. Если бы у нее был шанс, она бы сказала ему… Что?.. Трудно сформулировать… Да и неважно, что бы она ему сказала, шанса нет, и надежды тоже нет…

Может быть, ей позволят присматривать за ним? Так, как Зинон сейчас присматривает за ней самой…

Времени осталось мало, теперь Алиса это точно знала. Приходили Мелиса и Ольгерд. Они остригли ей волосы, коротко, очень коротко. А потом… она не помнила, что было потом, — она ускользнула. А когда вернулась, поняла страшную правду — зеркала ее ненавидят, зеркала издеваются над ней. Они отражают не ее, а Мелису.

Это же у Мелисы волосы короткие и белые — цвет «нордический блонд», — Алиса никогда не любила белые волосы…

— Не любила — полюбила, — отозвались отражения, — ты теперь — она…

* * *

Виталик запросто мог увязаться следом, поэтому Клим время от времени посматривал в зеркальце заднего вида, выискивал желтую машинку. К счастью, у мальчишки хватило здравого смысла оставить его в покое.

Перед офисом «Ализи» стоял автомобиль Алисы, Клим хорошо запомнил эту компактную черную «Мазду». Значит, самозванка на месте — это хорошо. Теперь дай бог терпения дождаться, когда она выйдет из офиса.

Ждать долго не пришлось. Не прошло и двадцати минут, как из дверей офиса выпорхнула Алиса. Черт, не Алиса, а Мелиса, хотя поверить в такое невероятное сходство было очень тяжело. Мелиса уселась в «Мазду», ловко, даже лихо вывела машину на проезжую часть. Клим двинулся следом.

По городу Мелиса ехала еще относительно аккуратно, да и не больно-то разгонишься в извечных столичных заторах, а вот за городом… За пределами Москвы черная «Мазда» словно с цепи сорвалась, Клим едва ее не упустил. Нельзя расслабляться, с этими девицами, наследницами печенежских ханов, всегда нужно держать ухо востро.

По мере удаления от столицы движение стало менее интенсивным, пришлось сбавить скорость, поотстать маленько. Пока что маршрут был Климу знаком: Мелиса ехала к его дачному поселку.

Он не ошибся: чуть не доезжая до поселка, «Мазда» свернула на проселочную дорогу. Клим знал, куда ведет эта дорога — метров через четыреста начнутся новостройки. Очень скоро «Лексус» пришлось бросить на обочине, слишком уж он стал приметен в этой глуши. Жалко, конечно, — еще угонят, чего доброго, — но времени в обрез, и так придется последнюю двухсотметровку бегом бежать.

Он и побежал, чертыхаясь и костеря на чем свет стоит свое пристрастие к сигаретам. Ведь молодой же еще мужик, а дыхалка совсем ни к черту. Надо завязывать с курением…

Черная «Мазда» стояла у дальнего коттеджа. В машине — никого, значит, Мелиса уже в доме. Она так торопилась, что не закрыла за собой калитку. Это хорошо, потому что трехметровый забор Клим бы не одолел. Панкратов с секунду постоял в раздумьях, потом решительно толкнул калитку. Во дворе валялся строительный мусор, но самих строителей видно не было. Может, они в доме?

Дом встретил его запахом известки и тишиной. Куда же подевалась лже-Алиса? Сквозь землю, что ли, провалилась?

— А ты упрямый, — послышался за спиной голос Алисы. Или Мелисы?

Клим обернулся. Скорее всего, это Мелиса — Алиса не стала бы целиться в него из пистолета…

— А ты бесшумно двигаешься, Мелиса. — Панкратов усмехнулся. Вообще-то, ему было не до веселья — девчонка держалась очень решительно, — но не станешь же теперь биться в истерике? В конце концов, он же мужик.

— Все-таки докопался. — Мелиса вздохнула, как ему показалось, разочарованно. — А как именно догадался? Утоли мое любопытство.

— У Алисы на пояснице что-то вроде родимого пятна, а у тебя его нет.

Она кивнула, сказала:

— Это след от ожога, давний, еще с детства. Я вот чего понять не могу — ладно сестрица, с ней у тебя были романтические отношения. — Она усмехнулась. — Но где ты увидел мою поясницу?

— В больнице, когда ты собирала с пола цветы.

— Черт! — Ствол дрогнул, Клим напрягся — если эта гарпия случайно нажмет на курок, ему конец.

— Обидно, — сказала гарпия доверительным шепотом. — Проколоться на такой ерунде!

— Ты прокололась не только на этом. — Клим старался не смотреть в черный зрачок пистолета. — Ты не узнала Диану.

— Эту девчонку с ожогами? — Мелиса недовольно поморщилась.

— Да, и эта девчонка сказала, что тебя словно подменили. Где твоя сестра?

— Ты о Мелисе? — Самозванка озорно улыбнулась. — У моей непутевой сестрички есть очень дурная привычка — лихачить за рулем! Сегодня она выпьет пару коктейлей и сядет нетрезвой за руль. Здесь есть очень опасное место: узкая дорога, глубокий овраг и никаких ограждений. Думаю, до дна оврага она живой не долетит.

Эта дрянь говорила в будущем времени! Значит, Алиса еще жива…

— Где она?

— А зачем тебе? Хочешь попрощаться? Сказать последнее «прости»? — Ярко-алые губы скривились в презрительной улыбке. — Рада бы тебе помочь, но ничего не выйдет. В последнее время она не выходит из отключки, Ольгерд слегка переусердствовал, когда пытался ее усмирить.

Мышцы живота свело судорогой: какой-то подонок переусердствовал, и Алиса теперь не приходит в себя! А Зинон говорила, что ей очень плохо, и времени остается совсем мало.

— Кто такой Ольгерд?

— Мой сообщник… или любовник — не важно. — Мелиса нетерпеливо махнула рукой, сказала: — А ты интересный мужик! При других обстоятельствах я, пожалуй, попробовала бы тебя охмурить. Ты бы удивился тому, как разительно изменилась в постели твоя старая знакомая. — Она мечтательно улыбнулась. — Впрочем, теперь это уже не имеет значения. Будет много крови, Ольгерд снова начнет ныть, что я превращаю его загородный дом в хлев. — Ствол дернулся…

— Подожди! Последний вопрос.

Мелиса немного подумала, потом кивнула:

— Нравишься ты мне, Панкратов. Ну, давай свой последний вопрос.

— Зачем весь этот маскарад? Не проще ли просто устранить Алису? Ты же единственная наследница. Зачем такие сложные ходы?

Мелиса укоризненно покачала головой, сказала:

— Проще-то оно, может быть, и проще, но с финансовой точки зрения невыгодно. Во-первых, я не единственная наследница. У нас еще есть маманька и папанька, два старых маразматика, завернутых на вере. А у них — их гребаный Пророк, а у Пророка — свора высококлассных адвокатов. Так что еще очень большой вопрос — досталось бы мне вообще хоть что-нибудь? А во-вторых, мне не нужна только часть «Ализи». После смерти этой ведьмы Зинон все ее движимое и недвижимое имущество по завещанию перейдет к моей сестрице. Вот и посуди сам, кем мне лучше быть, Алисой или Мелисой?

— Где она? — снова спросил Клим.

— Надоел ты мне, Панкратов. — Женщина недовольно поморщилась. — Нет у меня больше времени, мне еще нужно сестричку на тот свет спровадить и кровь отмы… — Она не договорила, захлебнулась последним словом, рухнула на бетонный пол, рядом упал пистолет.

— …Вот у тебя, оказывается, какие переговоры, — с обидой сказал Виталик, отбрасывая в сторону кусок арматуры. — Хорошо, что я такой недоверчивый.

Возвращаться к жизни было тяжело, особенно когда ты с ней уже попрощался, сказал последнее «прости» и заглянул в черный зрачок пистолета. Клим ошалело потряс головой, переступил через распластавшееся на грязном полу тело, шагнул к Виталику.

— Хоть спасибо скажи, — проворчал тот.

Он сказал «спасибо» и для пущей убедительности сгреб мальчишку в объятья.

— Пусти, медведь! — простонал тот, задыхаясь. — Лучше ствол подними.

Клим подобрал пистолет, сунул за ремень брюк, потом присел над Мелисой, нащупал на тонкой шее пульс — жива. Вот и хорошо, что жива, если Алисы вдруг не окажется в доме, будет, о чем потолковать с этой сукой. Подошел Виталик, спросил:

— Это же не Алиса, верно?

— Это ее сестра.

— А где Алиса?

— Не знаю, но думаю, где-то тут. Ты присмотри пока за этой. — Клим кивнул на тело. — А я обыщу дом.

— Тогда ствол мне отдай, — потребовал Виталик.

— Ты им пользоваться-то умеешь?

— Не умею, но она ведь этого не знает. Давай! — Виталик протянул руку.

Клим неохотно отдал ему пистолет, сказал:

— Если вдруг очнется, зови меня.

— Будет сделано. — Модельер уселся на перевернутое ведро из-под краски, приготовился сторожить.

Клим обошел весь дом — ничего, никаких следов, но интуиция подсказывала — Алиса где-то рядом. В противном случае что здесь делала ее сестрица? В доме обязательно должен быть подвал или погреб. Надо только хорошенько поискать.

Он не нашел люка, зато обнаружил небрежно замаскированную дверь. За дверью оказалась лестница. Клим поискал выключатель, включил свет. Лестница упиралась в еще одну дверь. Клим сбежал вниз, подергал за ручку. Заперто.

— Алиса! — позвал он. — Алиса!!!

Ему ответило только гулкое эхо. Так же гулко билось в груди его сердце. Если есть дверь, значит, должен быть и ключ. Мелиса пришла сюда не просто так, скорее всего, ключ у нее. Отходить от двери не хотелось, она словно приковала его к себе пудовыми гирями. Там Алиса, и он не должен ее бросать!

— Виталик! — заорал Панкратов во все горло.

— Да, — послышалось сверху.

— Виталик, обыщи ее! Где-то должен быть ключ!

— Сейчас!

Прошла целая вечность, а мальчишка все не шел. Клим прижался ухом к двери, попытался услышать хоть что-нибудь. За дверью было тихо, зато сверху послышался топот. По лестнице скатился Виталик, сунул Климу связку ключей. Дверь открылась сразу, с первого же оборота ключа…

Зинон сказала, что Алиса в Зазеркалье. Зинон не врала. Зеркала были везде: на стенах и даже на потолке. А на отполированном до зеркального блеска полу — Алиса. Ну и что, что у нее волосы белые и по-мальчишески короткие? Все равно это — Алиса!

Клим упал на колени, пробежался пальцами по влажному ежику волос, коснулся бледной щеки, позвал шепотом:

— Алиса!

Ему показалось, что она его услышала: длинные ресницы едва заметно дрогнули.

— Как она? — послышался за спиной испуганный голос Виталика.

— Что ты тут делаешь? — заорал на него Клим. — Иди наверх, быстро!

Виталик обиженно фыркнул, убрался из «зеркальной комнаты».

— И нам пора. — Клим поднял Алису на руки. — Давай, девочка, пойдем на свежий воздух.

Панкратов надеялся, что наверху, вдали от этой зеркальной камеры пыток, вдали от раздражающего мигания полудохлой лампочки она придет в себя. Не может быть, чтобы все оказалось так плохо. Нет никаких видимых травм, только «шишка» на голове. Это от «шишки»? Разве такое бывает? Скорее всего, Алиса просто спряталась от действительности и не хочет возвращаться. Просто уснула, как Спящая красавица, и теперь ждет поцелуя сказочного принца.

Клим бы и сам ее поцеловал. Да вот только он не принц, он — ее злейший враг. К нему она возвращаться не пожелает…

Бред! Какой принц?! Какие поцелуи?! Алисе нужно срочно в больницу, а он стоит тут и распускает нюни!

— Все будет хорошо, — сказал он не то себе, не то ей.

Над головой что-то громыхнуло, кажется, хлопнула входная дверь.

— Виталик! — взвыл Клим и рванул вверх по лестнице.

Слава тебе господи, с Виталиком все оказалось в порядке, а вот Мелиса исчезла.

— Она же в отключке была, а я ненадолго, — простонал мальчишка.

— Где она?

— Убежала. Я же только на секундочку. Ключи отнести…

Снаружи раздался рев мотора. Виталик сорвался с места.

— Стой! — заорал Клим.

Мальчишка замер, посмотрел на него удивленно и чуть-чуть обиженно.

— Мы не станем гоняться за этой сукой, сказал Клим уже спокойнее. — Я пришел сюда за ней. — Он бросил встревоженный взгляд на Алису. При свете дня она выглядела совсем плохо. Почти так же плохо, как Зинон. Но Зинон в коме, а Алиса — просто без сознания. — Виталик, ее нужно срочно в больницу.

— Да, понимаю. — Мальчишка с досадой посмотрел в окно. — Но эта уйдет!

— Хрен с ней! — сказал Клим резко. — Открой мне дверь. Где твоя машина?

— Что? — Виталик растерянно захлопал длинными девчоночьими ресницами.

— Я спрашиваю, где твоя машина, — повторил Клим.

— Нет у меня никакой машины, я за тобой на такси ехал, а водилу потом в поселке отпустил.

Клим застонал. До поселка полкилометра, а время уходит! Он понятия не имеет, сколько еще сможет продержаться Алиса, но чувствовал — недолго.

— У меня в кармане пиджака ключи от джипа, — сказал Клим торопливо. — Виталик, бери их и беги за машиной, а мы — следом.

Виталик забрал ключи, рванул по проселочной дороге со спринтерской скоростью. Молодец, быстро. Только бы успеть…

Панкратов тоже побежал. Бежал и боялся, что тряска может навредить Алисе. Бежал и боялся, что остановка тоже может ей навредить. Время уходит…

Из-за поворота с ревом вынырнул «Лексус». Умница, Виталик, пятерка по физподготовке! Мальчишка выпрыгнул из машины, помог Климу устроить Алису на заднем сиденье, сказал просительно:

— Я очень хорошо вожу.

Клим посмотрел сначала на Алису, потом на водительское место, махнул рукой:

— Давай, только быстро!

Они успели: довезли Алису до больницы живой. А потом их вывели из игры люди в белых халатах: оттеснили, велели ждать, увезли Алису, сначала на обследование, а потом на экстренную операцию. А Клим все никак не мог понять, зачем ей операция, это же просто обморок. Ладно, не просто обморок, а черепно-мозговая травма, но все равно, при чем тут операция?!

Он спрашивал у «людей в белом» — какие у Алисы шансы, что с ней будет после этой операции? Но они ничего не отвечали, ничего не обещали, они вообще не обращали на него внимания.

Клим, не глядя, подписал какие-то бумаги. Он, банкир, не глядя поставил свою подпись на бог весть каком документе, потому что «люди в белом» сказали, что это жизненно необходимо. Для кого? Для него или для Алисы?.. Оставалось надеяться, что эта бумага с его подписью поможет. Он всегда верил в силу бумаг и подписей.

Ему велели ждать. Сколько — не сказали. А Клим не мог ждать, он метался по больничным коридорам, отмахивался от расстроенного Виталика, мешал работать персоналу.

Его скрутили ребята из собственной службы безопасности — он совсем забыл, что отправил их охранять Зинон. А ребята решили, что его тоже нужно охранять — от него же самого, и скрутили собственного босса. С ума сойти…

И Панкратов успокоился, насколько вообще можно было успокоиться в такой ситуации. Он пообещал Виталику и собственным сотрудникам, что будет вести себя хорошо.

— Клим, ее оперирует Полянский. — Виталик присел рядом, заглянул в глаза. — Он гений нейрохирургии.

— Гений?! — Клим уцепился за это слово, как утопающий цепляется за спасательный круг. Алису оперирует гений, а у гениев проколов не бывает!

— Я узнавал, у Алисы гематома. Это когда кровь скапливается и сдавливает мозг. — Виталик потер виски. — Надо просто ликвидировать гематому, и все будет хорошо.

— Да, все будет хорошо, — повторил Клим и потянулся за мобильником. Ударившись в панику, он забыл об очень важном деле: о Мелисе и ее сообщнике. Он не позволит этим двоим уйти от наказания! Самое время подключать службу безопасности.

Операция длилась уже час. Клим сидел в холле и тупо смотрел в стену, когда его поманила Зинон. Ну, поманила — это сильно сказано, просто ему вдруг захотелось ее увидеть. Или это ей захотелось его увидеть? Панкратов не знал.

Прорваться к Зинон оказалось нелегко. На сей раз подступы к ее палате охраняла дородная неулыбчивая медсестра. Это надо же! Два месяца никто не охранял, а тут и ребята из службы безопасности, и медсестра!

— Вы к кому? — спросила она строго.

— Я к Зинон, Зинаиде. Вы не волнуйтесь, я ее друг.

— А откуда мне знать, что вы действительно друг? — поинтересовалась медсестра. — Ее, между прочим, охранять велено! Приказ администрации. Вон, даже двух молодцов отрядили. — Она неодобрительно посмотрела поверх его плеча на ребят из службы безопасности. — Будто это не больница, а тюрьма какая-то.

— Слушай, мать, — сказал Клим ласково, — молодцов этих отрядил я. Правда, ребята? — Молодцы энергично закивали. — Так что ты пусти меня, уж будь добра. Нам с Зинон поговорить надо.

Медсестра недовольно поморщилась, но от двери отошла, проворчала чуть слышно:

— Совсем с ума посходили, поговорить ему, понимаешь, надо. Это с коматозной-то больной!

Клим хотел было тетку одернуть, но передумал — не до того сейчас.

— Я ее нашел, — сказал он, всматриваясь в безмятежное лицо Зинон. — Она была в Зазеркалье, как ты и говорила. Она и сейчас там, а врачи пытаются ее вытащить. Она с тобой? Да, Зинон? Так ты ее отпусти. — Он немного помолчал. — И сама возвращайся. Я тут подумал — на кой хрен мне офис на Кутузовском?! Я его вам отдам. Только вы возвращайтесь, обе…

Зинон ничего не ответила, но на сердце у Клима полегчало, и появилась надежда, что все будет хорошо…

Операция закончилась, и «люди в белом», те, что забрали Алису, сразу вдруг стали нормальными людьми, готовыми и поговорить, и успокоить, и рассказать, как все прошло и что будет дальше. Просто тогда им было не до разговоров, они торопились вызволить Алису из Зазеркалья, вернуть ее Климу.

И они успели: и вытащили, и вернули. А гениальный нейрохирург Полянский оказался молодым мужиком, не старше самого Клима. Во дела! А Панкратов-то думал, что доверил жизнь Алисы убеленному сединами старику. Знал бы — не доверил…

— С ней все будет хорошо. — Полянский устало потер глаза. — Не сразу, понадобится какое-то время. Травма была достаточно серьезная и, кроме того, старая. Скажите. — В его голосе вдруг зазвенела сталь. — Где она была все это время? Почему вы не отвезли ее в больницу сразу?

Клим достал из кармана пачку сигарет, повертел в руках, сунул обратно, сказал:

— Я потерял ее четыре дня назад, а нашел только сегодня, вот такую. Не верите?

Врач посмотрел на него долгим взглядом, кивнул каким-то своим мыслям, а потом неожиданно улыбнулся:

— Не волнуйтесь, все будет хорошо. Просто наберитесь терпения.

— Я думал, что не успею.

— Вы успели.

— Я тут буянил…

— На вашем месте я бы тоже буянил.

— Можно мне к ней?

— Завтра, ближе к обеду.

Ожил мобильник, это звонил начальник службы безопасности.

— Извините, мне пора. — Клим пожал протянутую руку врача, рявкнул в трубку: — Нашли?!

Служба безопасности сработала на совесть — нашла обоих. Мужика взяли на выходе из квартиры, судя по дорожной сумке, он собирался сваливать. Ольгерд не сопротивлялся, рассказал все сразу и без утайки, видно, сильно испугался. Клим велел ничего пока не предпринимать, решил поговорить с выродком с глазу на глаз.

Поговорить не получилось. При виде ублюдка, который едва не отправил Алису в Зазеркалье, Клим сорвался. Он бил долго, с остервенением, до боли в костяшках пальцев. Его остановили охранники.

Спасибо им, уберегли от греха. Если бы не остановили, он убил бы эту мразь, размазал по стенке. Клим даже не подозревал о наличии в своей душе таких темных глубин, не думал, что может так люто ненавидеть. Ребята из службы безопасности тоже, похоже, об этом не подозревали и теперь смотрели на босса со смесью уважения и страха. Ничего, пусть смотрят, что уж теперь?.. А у него есть еще одно неотложное дело: надо ехать обратно, за город.

Мелисе удалось-таки улизнуть, да так далеко, что не достанешь. Все же есть в мире справедливость, не зря говорят — не рой другому яму. Мелиса вырыла — и сама же в нее угодила, слетела в тот самый овраг… У нее не было ни единого шанса, но она еще целый час цеплялась за жизнь, и поддерживало ее отнюдь не раскаяние. Ей не давали уйти спокойно ненависть и досада, заставляли корчиться в страшных муках.

К приезду Клима все закончилось. Он посмотрел на прикрытое простыней тело, скользнул взглядом по белому ежику волос и отвернулся. В душе не шевельнулось ничего, хотя бы отдаленно похожего на жалость. Если бы планы этой женщины осуществились, под грязной простыней сейчас лежала бы Алиса…

Все, пора уезжать. Клим сделал все, что от него зависело. Остальное довершила судьба. Не зря, видно, он считал себя ее баловнем…

Алиса шла на поправку. Клим каждый день разговаривал по телефону с Полянским, справлялся о ее здоровье, он волновался и не находил себе места, но как только стало ясно, что с Алисой все будет хорошо и ее жизни больше ничто не угрожает, отошел в сторону.

Все, он выполнил свой долг, сдержал обещание, данное Зинон: вызволил ее разлюбезную подругу из беды, наказал виновных. И даже затеял переоформление документов на помещение на Кутузовском. Виктор злился, называл его чокнутым меценатом, но Клим уже все для себя решил. Алиса говорила, что Зинон вернется, если у нее будет стимул. Панкратов даст Зинон шанс вернуться и поставит жирную точку в этой истории. Теперь он никому ничего не должен. Можно снова начинать ненавидеть госпожу Волкову.

Ненавидеть больше не получалось. Думать о ней днями и ночами получалось, а ненавидеть — никак. Может, он, наконец, повзрослел и перерос свои юношеские комплексы? Может, пора начать жить с белого листа?

Решено: вот прямо завтра и начнет. И повод есть — долгосрочная командировка в Лондон. Вообще-то, Клим планировал отправить Виктора, но передумал, решил лететь сам. Он сменит обстановку, развеется, забудет эту… В общем, все забудет…

В ночь перед вылетом ему приснилась Зинон. Теперь в образе пантеры. Роскошная черная кошка разлеглась на Климовой кровати, довольно мурлыкала, хитро щурила янтарные глаза.

— Вот такой я себе нравлюсь гораздо больше. — Зинон-пантера выпустила длинные когти, полюбовалась ими, как кокетка любуется маникюром.

— Ты мне тоже очень нравишься. — Климу захотелось пробежаться пальцами по лоснящемуся меху, почесать кошку за ухом.

— Да ладно, погладь уж. — Зинон-пантера приглашающе выгнула спину.

Он не удержался, погладил, ощутил под ладонью ритмичное урчание, сказал:

— Я магазин на Кутузовском на тебя с Алисой переоформил.

— Я знаю. — Пантера зевнула.

— И Алису нашел.

— Ты уже рассказывал.

— Тогда в чем дело? Возвращайся!

— Не знаю. Кошкой быть хорошо, намного лучше, чем летучей мышью.

— А женщиной — еще лучше.

— Тебе откуда знать? Ты же мужчина! — Пантера снисходительно фыркнула.

— Ну, я так просто… предполагаю. — Клим смутился.

— Бежишь? — вдруг спросила она.

— Уезжаю в командировку.

— Нет, бежишь. Дурак! — Пантера раздраженно дернула кончиком хвоста.

— Почему дурак?

— От судьбы не убежишь.

— А ты все знаешь про судьбу?

— Ты тоже знаешь.

— Ничего я не знаю! И вообще, не тебе меня судить. Сама вон возвращаться не спешишь.

— Твоя правда. — Пантера покаянно вздохнула. — Ты уж там не задерживайся, в своем Лондоне…

* * *

Клим задержался в Лондоне на целых три месяца. Бизнесу эта задержка, безусловно, пошла на пользу, а вот ему самому…

И не полегчало, и не отпустило. Может, если бы Клима оставили в покое, все было бы по-другому. Но оставлять в покое его и не думали. Особо усердствовал Виталик. Этот паршивец считал своим товарищеским долгом информировать его обо всем, что происходит на родине. Сначала он названивал каждый день, а после того, как Клим ему это запретил, принялся заваливать электронными письмами. Письма слал под благовидным предлогом — модельер Виталий Топильский желает отчитаться о проделанной работе, высылает наброски своих будущих шедевров. Так-то оно так, да вот только среди набросков попадались и фотографии, никакого отношения к бизнесу не имеющие.

Вот смеющаяся Диана машет рукой кому-то за кадром. Она пока еще в джинсах, но еще одна операция в женевской клинике пластической хирургии — и девочка будет сражать мужиков наповал своими стройными ножками. А одного она, кажется, уже сразила. Что-то подсказывало Климу, что в случае с Дианой неугомонным Виталиком движет отнюдь не чистое человеколюбие. Хитрецу даже удалось уговорить Панкратова спонсировать раскрутку певицы. Клим посопротивлялся, скорее для проформы, а потом взял и согласился. А как только согласился, заваливать его электронными письмами начала уже Диана. Слова благодарности, смешные открытки… Черт, а ведь ему были приятны эти виртуальные финтифлюшки.

Еще одна хорошая новость касалась Зинон. Она вышла из комы, как раз в день его отлета на чужбину. Два месяца Зинон восстанавливалась, проходила курс реабилитации, училась жить заново. Клим и не знал, что после комы нужно учиться жить заново, он считал — очнулся, встал, пошел, начал жить. А тут вот оно как…

Виталик писал, что Зинон идет на поправку удивительно быстро, что свой исключительно вредный и стервозный характер она проявляет с первых дней выздоровления. Что в стремлении восстановиться как можно быстрее доводит персонал клиники до белого каления. Клим ни на секунду в этом не сомневался. Зная ту Зинон, из своих сновидений, он предвидел, что ее прототип будет именно таким — целеустремленным, напористым и стервозным.

А магазин на Кутузовском в дар не приняли. Виктор написал, что «дамы велели кланяться господину Панкратову и передать, что к такому щедрому подарку не готовы, но зато с удовольствием рассмотрят предложение о продаже магазина». Просили передать! Вообще-то, могли бы и сами позвонить, хоть одна из них. И не важно, что бы они ему сказали, хотелось просто услышать голос…

Они не позвонили, зато Виталик отдувался за всех. В том электронном письме не было текста, только фото…

Трогательный ежик черных волос — она все-таки перекрасилась в свой «родной» цвет, — тонкая шея, раскосые глаза печенежских ханов, взгляд — задумчиво-отсутствующий. Она не смотрела в кадр, скорее всего, даже не знала, что ее фотографируют.

Алиса вернулась из Зазеркалья. К Алисе вернулась ее разлюбезная подруга Зинон. У Алисы есть магазин на Кутузовском. Тогда почему она выглядит такой несчастной? Или просто фото неудачное? Если бы Виталик выслал еще одно, просто для сравнения…

Клим хотел уничтожить фотографию, но не смог. Мало того, он урвал полдня из своего напряженного графика на то, чтобы найти фотохудожника и переделать обычное фото в портрет. Сумасшествие и непозволительная слабость… Панкратов никогда не сможет забыть Алису Волкову, если ее портрет будет стоять на его рабочем столе.

Да что там забыть, он и работать нормально теперь не мог, кожей чувствовал этот задумчиво-отстраненный, никому конкретно не адресованный взгляд. Было бы разумнее портрет спрятать, убрать со стола. Каждое утро Клим порывался это сделать, но наступал вечер, а ничего не менялось.

Зря он улетел в Лондон. Ни покоя тебе, ни забвения! Только море вопросов, ответы на которые можно получить исключительно дома. Решено! Он возвращается. Что там говорила Зинон? От судьбы не уйдешь? Женщина-пантера оказалась права: Клим попробовал, и у него ничего не получилось. А дома скопилось много неотложных дел. Виталик закончил работу над коллекцией. Надо искать толкового пиарщика и думать о предстоящем показе. Все должно пройти на высшем уровне. И не оттого, что в мальчишку вложены его деньги, а просто оттого, что Виталик по-настоящему талантлив и заслуживает славы.

И с Дианой надо что-то решать. Девочке нужен продюсер.

Да, получается, что он теперь — прямо как заботливый папаша. Одному ребенку — модный показ, второму — продюсера. Кто б раньше сказал, что Клим таким станет, он ни за что бы не поверил! Он — банкир, циничный и предприимчивый, и на роль благодетеля никак не годится. Поправочка — не годился, до тех пор, пока в его спокойной жизни все не встало с ног на голову.

Надо возвращаться, нельзя насиловать душу. А душа рвется обратно — домой. Да и воспетый классиками лондонский туман уже порядком ему поднадоел. Нет, Лондон — не для русского человека, что бы там ни писали журналисты…

Родина встретила Клима дождем пополам со снежной крошкой и пробирающим до костей октябрьским ветром. Вот оно как: в Лондоне — туманы и затишье, а в Москве — вечная борьба стихий. Клим поежился — щегольское кашемировое пальто совсем не грело, — вдохнул пропитанный сыростью и выхлопами московский воздух, сказал рассеянно:

— Вот ты и дома, Клим Панкратов…

* * *

Алиса устала. Ощущение было таким, словно за три месяца она прожила целую жизнь. Врачи говорили, что это астенический синдром, последствие травмы и все скоро пройдет, но Алиса точно знала, что никакой это не астенический синдром и что ничего не пройдет. Просто ее жизнь изменилась раз и навсегда, а она никак не может с этим смириться.

Мелиса… Сестру похоронили без нее. Алису не отпустили врачи. В глубине души она радовалась, что не отпустили. На кладбище принято скорбеть и говорить об ушедшем добрые слова…

Она скорбела, только не по нынешней Мелисе, а по той беззаботной и искренней девчушке, которой та была много лет назад. Что случилось? Может, Мелиса оказалась права, обвиняя сестру в своих бедах? Может, она что-то упустила, проморгала момент, когда славная девчушка начала превращаться в чудовище? Она ведь старшая, она должна была присматривать за младшей, а она — упустила…

Силы, чтобы сходить на могилу Мелисы, она нашла в себе только спустя два месяца. Сходила, положила белые розы на черное надгробие, посмотрела в хмурое осеннее небо и ушла, так и не получив прощения. Мелисе до нее больше не было никакого дела, Мелиса обрела долгожданную свободу. И не важно, что цена слишком высока, она никогда не обращала внимания на такие мелочи как цена собственной прихоти…

Был еще Ольгерд. Об Ольгерде Алиса старалась не думать, вспоминала о нем, только когда начинались головные боли, последствие травмы. Ольгерд нанял хороших адвокатов, и теперь они пытались убедить следствие в том, что их клиент стал жертвой невероятной мистификации, что действовал в состоянии аффекта и вообще — он агнец невинный. Алиса знала, что никакой он не агнец, а самый обыкновенный слабак и трус, что даже если ему удастся избежать наказания, больше никакой опасности для них с Зинон он представлять не будет. Возможно, если бы не Мелиса, Ольгерд бы до пенсии прожил добропорядочным гражданином, просто сестре удалось нащупать его болевую точку и надавить на эту точку с нужной силой. Р-раз — и нет больше добропорядочного гражданина…

Пустое все это, не стоит оно того, чтобы расстраиваться и переживать. В ее жизни есть и радостные моменты. Зинон вышла из комы! Алису к этому времени еще не выпустили из реанимации, и о радостном событии она узнала от персонала.

Зинон не изменилась. Господи, какое счастье, что Зинон не изменилась! Она еще с трудом разговаривала и плохо двигалась, но едва ли не в самый первый день потребовала парикмахера и сигареты. В услугах парикмахера Зинон не отказали — частная клиника как-никак, — а вот на курение было наложено табу.

Они не знали Зинон! Не понимали, что для нее «табу» — это пустой звук. Сигареты появились у Зинон уже на второй день. Алиса подозревала, что их контрабандой пронес в клинику Александр. Разразился скандал, но подруга отстояла свое право на «дозу никотина», просто теперь на перекуры ее вывозили на балкон.

А на третий день Зинон, с достоинством королевы восседающая в инвалидном кресле, вкатилась в палату Алисы.

— Привет, красотуля! Хреново выглядишь.

Зинон улыбалась, а она разревелась.

— Красотуля, кто сказал, что тебе идут белые волосы? Плюнь этому гаду в морду! Мы с тобой хорошо смотримся только в брюнетистом варианте.

Зинон все знала: от начала до конца, в малейших подробностях. Алисе оставалось только удивляться такой поразительной осведомленности. Конечно, можно было бы спросить, но она почему-то считала, что правды от подруги все равно не добьется. Да и неважно это; главное, что Зинон вернулась, и теперь в ее жизни есть хоть одна постоянная величина.

А потом в ее жизни появились еще две постоянные величины — Виталик и Диана. У ребят все складывалось удачно. Это хорошо — они заслужили. Виталик нашел спонсора для своей новой коллекции, Диана собиралась в Женеву на последнюю пластическую операцию. А еще они были влюблены друг в друга. Это стало видно невооруженным глазом. Славные ребята, им повезло…

И ей повезло: ее вытащили с того света. Медсестры рассказали, что в клинику ее привезли двое: приятный юноша и какой-то мрачный тип. Тип вел себя ужасно, мешал персоналу работать, разносил клинику и рвался в операционную. А потом его скрутила охрана, и он немного успокоился, поговорил с врачом Алисы и уехал.

Этим «мрачным типом» был Клим Панкратов. Это он спас ее от верной смерти, рвался в операционную и дебоширил? Это он — так сказал «приятный юноша» Виталик, — но это так на него не похоже…

Зачем? Ради чего?

Теперь уже неважно. Клим Панкратов уехал и больше не вернется. Он уехал не просто из города, он уехал из страны. Виталик говорил, что по неотложным делам, но Алиса знала правду: он уехал из-за нее, он больше не хочет ее видеть.

Ну и правильно! Так даже лучше. А то, что на душе скребут кошки, — это ерунда, всего лишь астенический синдром, последствия травмы.

Алиса уже почти успокоилась и смирилась, когда на них обрушилась еще одна новость. Клим отказался от магазина на Кутузовском в их пользу. Да что там — отказался! Он подарил им с Зинон магазин стоимостью в четыре миллиона долларов! Царский подарок, только им чужого не нужно. После долгих переговоров с Виктором, правой рукой Клима, Алиса и Зинон выкупили магазин и зажили с чистого листа.

Зинон, выйдя из комы, переродилась, как перерождается в бабочку невзрачная гусеница. Черный цвет, некогда так горячо любимый, был предан забвению. Даже волосы она перекрасила в жизнеутверждающий красный и черную «Тойоту» сменила на небесно-голубой «Рено». Что уж говорить об одежде? Гардероб Зинон теперь отличался богатейшей цветовой палитрой. И в личной жизни подруги произошли перемены: вместе с черным цветом ушла и душевная боль. Зинон вдруг заметила, какими влюбленными глазами смотрит на нее верный Александр…

А у Алисы все что-то не клеилось: и астенический синдром не исчез, и депрессия не проходила, и на показ идти не хотелось. Если бы вопрос касался не Виталика, а какого-нибудь другого модельера, она бы ни за что не пошла. А так — пришлось взять себя в руки. Мальчик достоин славы и признания, и его обязательно признают. А когда это случится, рядом должны находиться близкие люди: она, Диана, Зинон, Клим… Нет, Клима не будет, он в Лондоне…

Ну и пусть! А она придет! А потом возьмет Виталика в оборот и выкупит часть коллекции, если даже не всю коллекцию, для своего магазина на Кутузовском. Очень выгодно, понимаешь ли, дружить с гением.

Приглашение на показ Виталик доставил Климу собственноручно.

— Только на одну персону? — Клим повертел в руке конверт.

— Вообще-то, для тебя пригласительные — это чистая формальность. А ты собираешься прийти на показ с дамой? — Виталик изо всех сил делал вид, что ему неинтересно.

— Нет, я собираюсь прийти один.

Мальчишка кивнул, широко улыбнулся:

— Тогда, может, приедешь пораньше, поприсутствуешь на генеральной репетиции? Это же твои деньги как-никак.

Клим махнул рукой:

— Некогда мне, друг Виталий. И вообще, я в тряпках не разбираюсь.

При слове «тряпки» Виталик оскорбленно нахмурился.

— Да не хмурься ты, гений! — сказал Клим примирительно. — Тебе самому-то коллекция нравится?

— Мне — очень, — проворчал Виталик. — Я в эти тряпки, между прочим, душу вложил!

— А я — деньги.

— Теперь будешь деньгами меня попрекать?

— Ерунда! Я знаю, что ты гений и что все будет хорошо. Волнуешься?

Виталик пожал плечами:

— Честно? Я уже забыл, когда спал нормально. Понимаешь, после «Блиндажа»…

— В том, что случилось в «Блиндаже», не было твоей вины, — напомнил Клим.

— Я понимаю, но люди…

— У людей очень короткая память. Кстати, кто составлял список гостей? — Вот он и подобрался к самому главному. Страсть как хочется узнать, кто будет на показе, а спрашивать напрямую как-то неловко. Хотя что уж тут неловкого? Показ — это бизнес, и от приглашенных гостей зависит очень многое. Например, грамотное освещение в прессе — это уже полдела.

— Наш пиарщик составлял.

— Ты сам-то этот список видел?

— Конечно, видел! — удивился Виталик. — Очень серьезная соберется публика. У меня уже поджилки трясутся.

— И кто-нибудь из этой «очень серьезной публики» отказался от приглашения?

— Только два человека, их в день показа не будет в городе. А так, кажется, все в порядке.

— Вот и нечего волноваться, если все в порядке. — Клим жизнеутверждающе улыбнулся, хотя главного так и не узнал.

Виталик скептически хмыкнул, мол, тебе легко говорить. Все-таки переживает мальчишка. Клим его понимал. Он и сам волновался. Не из-за предстоящего показа, нет. Талант Виталика и вложенные в проект деньги обязательно дадут результат. Волнение Клима носило иррациональный характер и было связано отнюдь не с бизнесом…

Зинон опаздывала. Этим вечером Зинон решила поразить всех.

«Красотуля! Алекс! Я — в салон! Маникюр, педикюр, макияж и прочая дребедень. Езжайте на показ без меня, а я потом… как Царевна Лебедь…»

Вот так! Зинон возомнила себя Царевной Лебедью, а Александр, еще до конца не поверивший в свое счастье, страдал и нервничал, думал, что Зинон просто его стыдится, вот и не хочет ехать вместе. Алиса, как умела, его утешала. Кажется, не слишком успешно.

Они приехали рано, в числе первых гостей. Алисе хотелось осмотреться, подбодрить Виталика перед показом. Все будет хорошо, она в этом уверена. Виталику помогает очень грамотный пиарщик. Взять хотя бы место проведения показа. Это же просто чудо какое-то! Алиса даже представить себе не могла, что в Москве есть такое. Зал находился на последнем этаже стеклобетонного небоскреба. Небоскреб был самым заурядным — таких в городе десятки, — а вот зал поражал.

Первое, что бросалось в глаза, — это стеклянный потолок и огромное, во всю стену, панорамное окно. За окном, где-то далеко внизу, сиял огнями вечерний город, а через прозрачный потолок заглядывала полная луна. Луна была большой, непривычно яркой и походила на диковинный светильник — еще один ловкий дизайнерский ход.

— Здорово, правда? — послышался за ее спиной взволнованный голос.

Алиса обернулась. Виталик выглядел измученным и напуганным. Зря — теперь она точно знает, что все пройдет на «ура».

— Коллекция называется «Лунная соната». Понимаешь? — Холодными пальцами он сжал ее руку.

— Понимаю. — Алиса ободряюще улыбнулась. — Лунная соната под лунным небом. Очень красиво! А аранжировка?

— Угадай с трех раз. — Виталик нервно поежился.

— Бетховен?

— Как думаешь, не слишком много луны?

— Думаю, все очень здорово. Кстати, познакомься, это Александр, друг Зинон.

Мужчины обменялись рукопожатиями.

— А где сама Зинон? — спросил Виталик.

— Перевоплощается, решила сразить всех наповал, — усмехнулась Алиса.

— У нее получится. Лично меня она уже сразила. — Виталик бросил быстрый взгляд на напрягшегося Александра, добавил: — Друг, тебе повезло, Зинон — уникальная женщина.

— Я в курсе. — Александр неуверенно улыбнулся.

— Все, я вас оставляю. Бегу встречать остальных гостей. — Виталик поднял глаза к лунному небу, сделал несколько глубоких вдохов.

— Ну, ни пуха ни пера! — Алиса потрепала его по волосам.

— К черту! — выдохнул модельер и сорвался с места.

Алиса улыбнулась: видно, на сегодняшний вечер у нее такая доля — успокаивать взволнованных мужчин. Вот и Александр снова приуныл, чувствуется, что ему неловко и маетно: по напряженно сжатым губам, по мрачному взгляду, по тому, как он то и дело нервно поправляет идеально сидящий пиджак. Она его понимала, светская тусовка — это испытание не для слабонервных. К этому нужно привыкнуть и набраться опыта, а Зинон, Царевна Лебедь, бросила парня одного в такой ответственный момент…

Алиса взяла Александра под руку, шепнула на ухо:

— Успокойся, все будет хорошо.

Он с благодарностью улыбнулся:

— Зинон тоже так говорит.

— Ну, вот видишь! А Зинон никогда не ошибается, у нее чутье.

Все-таки Клим приехал на показ раньше положенного срока: прислушался к доводам Виктора. Друг, в отличие от него, относился к предстоящему показу максимально серьезно. «Коль уж мы вбухали в этого гения столько денег, то, как минимум, должны проследить, чтобы все прошло гладко. Так что давай, Климушка, впрягайся, не все же мне одному».

Пожалуй, друг прав. Он и так самоустранился на целых три месяца, занимался исключительно лондонским филиалом, а Виктору приходилось все расхлебывать одному: и с бизнесом, и с Дашей…

По словам друга, после разрыва с Климом Даша очень страдала. Сначала пыталась уйти в запой. Потом запой плавно перетек в загул. Выбивала Клима клином, как образно выразился Виктор. В конце концов ему пришлось вмешаться. На вразумление непутевой сестры ушло почти два месяца. Виктор уже потерял надежду, когда внезапно все Дашины страдания закончились. Помог психотерапевт, к которому еще на заре ее депрессии Виктор отвел сестру. Помощь была, на взгляд Виктора, не слишком профессиональной, но зато весьма эффективной. Говорят, так часто бывает, что пациенты влюбляются в лечащего доктора. Даша влюбилась, а доктор, вопреки законам медицинской этики, ответил ей взаимностью. Сначала Виктор хотел вмешаться, а потом передумал. Избранник сестры оказался мужиком неплохим: порядочным и самостоятельным. Да и Даша с ним изменилась: перебесилась, успокоилась. Вот тебе и чудеса психотерапии! Или, может, это и в самом деле — любовь? Виктор не знал, но за младшую сестру был рад несказанно.

И Клим был рад. Раньше бы сообразить, что они с Дашей — не пара, и не морочить девчонке голову. Но теперь уж что? Хорошо то, что хорошо кончается. Даша «перебесилась», нашла свое женское счастье, а он…

А что — он? У него все хорошо. Бизнес идет в гору, совесть его чиста. Что еще нужно для жизни? Вот сейчас на показе поприсутствует, приобщится к прекрасному. Кстати, приобщаться можно начинать прямо сейчас, вон сколько очаровательных барышень кругом! Настоящий цветник! Может, за моделькой какой приударить? А что, и не слишком хлопотно, и приятно. Клим уже четвертый месяц один, непорядок.

— Любуешься? — Виктор понимающе улыбнулся. — Все-таки ты, Панкратов, хитрец! Ну, признайся, ты с этим гением связался исключительно из-за возможности общаться с такими вот красавицами? Я-то сначала не врубился, думал, на кой хрен тебе эта морока с показом, а потом как-то попал на репетицию, посмотрел, как эти ангелы длинноногие порхают по подиуму, и прозрел. Молодец, Панкратов, масштабно мыслишь!

— Да ладно тебе, — отмахнулся Клим. — Ты лучше скажи, кто помещение для показа выбирал? — Он с удивлением осмотрел зал, похожий на огромный аквариум. Снаружи, близко-близко, огни и звезды, и луна в полнеба, а внутри — люди-рыбки.

— Так твой гений на пару с пиарщиком и выбирали. А что, не нравится?

— Нравится. — Ему не просто нравилось, ему чертовски нравилось! Грамотный, что ни говори, ход: много воздуха и света, и ночное небо с неестественной яркой, точно нарисованной флуоресцентной краской луной. Ничего общего с «Блиндажом», все по-другому. И атмосфера…

Алиса стояла у прозрачной стены, так близко, что Клим испугался — вдруг она оступится, вдруг стекло недостаточно толстое, а до земли — сотни метров…

Зря он боится: она ведь не одна, она вместе с каким-то типом, держит его под руку, шепчет что-то на ухо, а тип улыбается. Интересно, что такое особенное должна сказать женщина, чтобы превратить мужика в такого счастливо-мечтательного идиота?..

Нет, Климу неинтересно! Ему вообще плевать, он давно решил, что освободился.

…Климу не хватило времени, еще секунда-другая — и он сумел бы взять себя в руки, подобрать подходящее случаю выражение лица. Лучше — равнодушное или вежливо-снисходительное.

…Она обернулась раньше, заглянула прямо ему в душу своими печенежскими глазами и увидела все, что он не успел скрыть за привычной светской маской. Многое успела рассмотреть? Клим не знал. Наверное, многое, в противном случае не стала бы улыбаться так… так радостно.

Радуется! Чему? Тому, что он один и душа его — сплошная рваная рана, дымящаяся и кровоточащая? А у нее есть этот молодой хлыщ, и можно прижиматься к нему всем телом и шептать на ухо всякие глупости.

Панкратов все-таки взял себя в руки — лучше поздно, чем никогда, — и сумел ответить на ее улыбку равнодушной ухмылкой. Пусть думает, что ошиблась, что ему все равно.

А ему и в самом деле все равно. И на показе ему ровным счетом нечего делать. Справятся и без него. Раньше ведь справлялись. А Виталику он потом все объяснит, придумает что-нибудь правдоподобное. Зря он вернулся из Лондона, ох, зря…

Если бы она знала! Она считала, что Панкратов в Лондоне, и поэтому растерялась, стояла и улыбалась, как глупая девчонка-первокурсница. Интересно, он заметил ее радость? Скорее всего, заметил… И эта его усмешка… Хорошо уметь вот так улыбаться. За такой усмешкой можно спрятать любую боль и любую радость. Он банкир, ему не привыкать, а она — дура…

Если бы у нее было время, если бы он не появился так неожиданно, все было бы по-другому. Она ведь так его и не поблагодарила: ни за себя, ни за Зинон, ни за магазин на Кутузовском. Благодарить в письме — это невежливо и неправильно, а вот лично…

Алиса боялась. Боялась, что на ее невнятное «спасибо» Клим ответит вот этой своей коронной усмешкой. И тогда уже — все, тогда она не сможет сказать ни слова из того, что собиралась.

Она оказалась права: Климу Панкратову без надобности ее благодарность. Он даже спасибо ей сказать не позволил, он просто взял и ушел…

На улице было хорошо — прохладно и чуть ветрено. Самая подходящая погода для глухой тоски. Захотелось курить, прямо здесь, на крыльце железобетонного монстра. А ведь он бросил, уже два месяца как.

— Хочешь курить? — послышался смутно знакомый хрипловатый голос.

— Хочу. — Он обернулся, встретился взглядом с прищуренными угольно-черными глазами. — Рад видеть тебя наяву.

— Наяву?! — Зинон удивленно выгнула бровь, но по глазам было видно — она знает, о чем он.

— Ты изменилась. — Клим с легкостью принял правила игры.

Она действительно изменилась, стала женственнее, что ли. И белоснежное норковое манто чудесно гармонировало со смуглой кожей, и рубиново-красные волосы не вступали в диссонанс с этой гармонией. Красивая женщина! Странная, дикая, неприрученная… как Алиса.

О чем это он? Алиса уже прирученная.

— Уже уходишь? — Зинон взмахнула мундштуком с тонкой сигаретой.

— Дела. — Клим пожал плечами, с вожделением посмотрел на сигарету. — Дашь?

— Она дамская.

— Ерунда.

— И с ментолом.

— Тоже ерунда.

— Бери. — Зинон протянула ему начатую пачку и зажигалку.

Ветер… из-за него пришлось повозиться, но Клим справился, жадно затянулся. Ментоловый дым непривычно холодил нёбо. Никотина в сигарете было чуть-чуть, но Панкратову полегчало.

— Спасибо, — вдруг сказала Зинон.

— За что?

Она пожала плечами, по белоснежному меху пробежала искрящаяся волна.

— За все, за магазин…

— А ты мне снилась. — Все-таки он не удержался.

— Да?

— Помнишь?

— Я должна помнить твои сны?

— Ты была сначала летучей мышью. — Зинон скептически фыркнула. — А потом черной пантерой.

— Пантера мне нравится больше.

— Мне тоже.

Странный у них получался разговор…

— И ты подсказала мне, где искать Алису.

Зинон улыбнулась:

— Тебе повезло, Панкратов, у тебя вещие сны. И Алисе повезло, — добавила она после недолгой паузы.

— Так ты ничего не помнишь?

Зинон покачала головой.

— Когда ты была летучей мышью, я угощал тебя сигаретой.

— Я тоже угостила тебя сигаретой.

— Утром сигареты исчезли с прикроватной тумбочки.

— Думаешь, это я? — Женщина звонко рассмеялась.

— А на шторах остались следы от когтей.

Зинон посмотрела на свои покрытые серебристым лаком ногти, сказала:

— Панкратов, я была в коме.

— Ты мне снилась.

— Я ничего не помню.

— А следы…

— Что касается сигарет, просто загляни под тумбочку.

— А затяжки от когтей?

— Расспроси свою домработницу.

— Так все просто?

— Думаю, да.

— Не знаю. — Он сделал глубокую затяжку, ментоловое облако осело где-то в желудке, и от этого в животе стало холодно и щекотно. — Все равно, ты мне очень помогла.

— Подозреваю, что ты мне тоже очень помог. Мелиса собиралась отключить мне аппаратуру и затем убить Алису. Ты видел Алису? — Черные глаза сузились до щелочек.

— Видел.

— Разговаривал?

— Нет. — Он бы поговорил, если бы она была одна, но… она была не одна.

— Почему?

— Твоя подруга оказалась занята. — Курить расхотелось. — А у меня появились неотложные дела.

— Жаль. — Зинон пробежалась длинными пальцами по пушистому меху. — Она хотела поговорить с тобой, поблагодарить…

— Пустое. — Клим отшвырнул сигарету. — Я уже и не помню, за что меня нужно благодарить.

— А она помнит. Ты спас ей жизнь! Виталик говорит, что ты теперь за нее в ответе.

— Мне бы за себя ответить. — Он горько усмехнулся. Говорить Зинон о том, что у Алисы теперь есть новый защитник, Клим не стал. Зачем? Можно подумать, она не в курсе! — Пора мне.

Женщина молча кивнула. Клим шел к машине и затылком чувствовал ее задумчивый взгляд. Пусть смотрит, с него не убудет…

Показ прошел великолепно. «Лунная соната» Виталика взорвала мир моды. Зинон, Царевна Лебедь, произвела фурор в узком кругу друзей и знакомых. Александр сиял от любви и свалившегося на него счастья.

Алиса потерялась и запуталась. Алиса выгорела изнутри. Панкратов улыбнулся ей своей коронной усмешкой, Панкратов ушел, и душа, все эти месяцы медленно тлевшая, вспыхнула ярким пламенем.

Больно. Огонь — это всегда больно…

Алиса уже собиралась уезжать, когда на плечи ей легли прохладные руки. Зинон улыбалась, Зинон не чувствовала ее огня. Странно…

— Красотуля, мне нужно кое-что тебе рассказать…

Первое, что сделал Клим, когда вернулся домой, — заглянул за тумбочку. Пачка сигарет нашлась именно там — Зинон оказалась права.

Вторым пунктом был звонок домработнице. И снова в точку. В следах от когтей не было ничего мистического. Кот, банальный кот, любимец домработницы. Она везла его к ветеринару, а перед визитом в клинику заехала прибраться у Клима. Кот выбрался из сумки…

Пунктом третьим Панкратов напился. Хороший армянский коньяк — достойный собеседник, с ним можно поделиться самым сокровенным, как с психотерапевтом…

 

Эпилог

Зима удалась на славу — снежная, морозная. Такой бы зимой — да на рыбалку, подледный лов Клим когда-то очень уважал. Вот и сейчас вспомнить бы былое, послать бизнес ко всем чертям и свалить на дачу. А вместо дачи чуть ли не каждые две недели приходится мотаться в Лондон, сырой, слякотный, до чертиков опостылевший.

Надоело. Сил больше нет! И душевный запал закончился, и вообще, апатия…

А дети решили пожениться. И не просто расписаться, а повенчаться. Любовь у них, понимаешь…

Диана уже почти здорова, последнюю операцию отложили на весну — под подвенечным платьем следов от ожога все равно не видно, а Виталик ее и так любит, его ожоги не пугают.

Виталик вообще — молодец, далеко мальчишка пойдет. Его «Лунная соната» разошлась мигом. Критики его обласкали, журналисты расхвалили, звезды всех мастей и калибров записываются теперь к нему в очередь. А впереди — неделя моды в Милане, у Виталика наполеоновские планы, он готовит какую-то «убийственную коллекцию», никому ее не показывает, даже ему, Климу. Сглаза, что ли, боится? У Дианы тоже все хорошо. Ее новая песня выстрелила, как ядерная боеголовка, в первую же неделю попала во все российские чарты. Теперь девочка и в телевизоре, и на радио. У нее даже фан-клуб организовался.

В общем, у детей, у каждого по отдельности, все хорошо, но они не хотят счастья в одиночку. Им нужно счастье одно на двоих. У них — любовь…

Конечно, Клим за них радовался, но зачем же так скоропалительно? Свадьба зимой — брр… Да Дианка же замерзнет в своем невесомом подвенечном платье! Клим знал, что оно невесомое, потому что целую неделю собственнолично обегал с ней все лондонские свадебные салоны. Виталик, понимаешь, невесте платье сшить не может — дурная примета, видите ли! И вообще, некогда ему, гению, времени совсем нет перед миланским показом, а у него, у Клима, значит, времени полным-полно!

За ту неделю Панкратов исстрадался ужасно. От белых, розовых, жемчужно-серых, атласных, шелковых, шифоновых подвенечных платьев у него каждый день случалась мигрень и несварение желудка. Зато в фасонах и последних модных веяниях он теперь разбирался не хуже уклониста Виталика. И легко, на ощупь, мог отличить шелк от органзы.

Диана выдохлась на восьмой день — слава тебе господи! — и решила остановиться на сильно декольтированном, непростительно эротичном и жутко дорогом платье. Клим тогда вздохнул с облегчением, а сейчас вот все думал — как же она выстоит в холодной церкви в этой красоте? Словно подумать ему больше не о чем…

А ведь, положа руку на сердце, так оно и есть. В душе морозы почище, чем на дворе. И не только морозы, но еще и вьюги. Иногда как заметет, завьюжит — хоть волком вой. Виктор говорит, что это симптомы типичной зимней депрессии. А друг Виталик уверяет, будто это оттого, что Клим один. Вот была бы рядом с ним «хорошая женщина», понимающая, добрая, хозяйственная, — все бы в одночасье изменилось. Виталику невдомек, что этим незамысловатым рецептом Клим уже неоднократно пытался воспользоваться.

Брюнетки, блондинки, рыженькие, хозяйственные, умные, может быть, добрые…

Он пытался. У него ничего не вышло. Просто после очередной попытки на душе становилось все муторнее, все холодней.

А еще бессонница: по ночам ему снились раскосые печенежские глаза, и поясница с ямочками, и клеймо в виде трилистника. Черт бы побрал эти сны, они выматывали похлеще всех блондинок и брюнеток, вместе взятых. Это нечестно! У нее же все хорошо, почему же она его не отпускает? Ведьма…

Идея с мальчишником принадлежала Виктору. На почве совместного, так сказать, бизнеса они с Виталиком быстро нашли общий язык, в общем, спелись.

— Ну как же так?! — вопрошал друг Виктор. — У Виталика через две недели новая жизнь начнется, а он в старой даже не покуролесил как следует! И вспомнить не о чем на старости лет будет, и внукам не о чем рассказать.

Влюбленный и от этого легкомысленно счастливый Виталик куролесить отказывался, но Виктор стоял на своем:

— Мальчишник должен быть у всякого уважающего себя мужика. Не думаешь о себе, подумай о друзьях!

Наконец, Виталик сдался, только взял с них слово, что Диана об этом предсвадебном загуле ничего не узнает. А еще потребовал, чтобы мальчишник проходил в приличном месте, чтобы никаких тебе стриптиз-клубов. Они слово дали, а в качестве «приличного места» предложили «Тоску».

Славный получился мальчишник. Возможно, впервые за все эти долгие месяцы Клима отпустило. Может, этому способствовала душевная компания, может, ни с чем не сравнимая атмосфера «Тоски», может, хорошая выпивка под хорошую закуску — неважно. Важно, что сжимавшие душу тиски разжались, и теперь можно было дышать полной грудью и искренне, безо всяких «но» радоваться за Виталика и Диану и смотреть на девушек за соседним столиком благосклонно и даже с интересом.

А может, друзья правы и его хандра из-за того, что рядом нет нормальной женщины? Вот Виталик женится, Виктор встречается с хорошенькой журналисткой, с которой он познакомился на показе «Лунной сонаты», а он один как перст. А ведь Клим — баловень судьбы, ему всегда везло с женщинами. Ну, почти всегда. Тогда, десять лет назад, это было скорее исключение, чем правило.

— Жениться тебе нужно, Климушка! — Друг Виктор пьяно икнул. Мысли он его читает, что ли? — Бери пример с младшего товарища. — Он кивнул на Виталика.

— Вот именно! — «Младший товарищ» моментально оживился. — У меня и девушка на примете есть подходящая…

— К черту! — Клим опрокинул в себя стопку коньяка. — Знаю я вас, сводников! Опять станете подсовывать какую-нибудь модельку безмозглую. Я лучше сам.

— Что сам? — насторожился Виктор.

— Я сам женюсь! Безо всякой там протекции.

— Уже есть кто-то на примете? — Виктор ему не верил. Обидно! А еще лучший друг.

— Будет! — Клим посмотрел на часы.

— Ну, когда это еще будет?! — хором протянули друзья.

Панкратов криво усмехнулся, от выпитого стрелки на часах двоились.

— Значит, так! Через пять минут начинаем отсчет!

— Не надо никаких отсчетов! — Виктор первым понял, к чему он клонит. — Лучше ходи холостым. Не нужно жениться на первой встречной.

— На пятой встречной! — уточнил Клим и в подтверждение серьезности своих намерений врезал кулаком по столу. — Слушайте и запоминайте! Я, Клим Панкратов, находясь в здравом уме и трезвой памяти…

— Ну, скажем, не слишком трезвой. — К столику, привлеченный шумом, подошел Жертва.

— Отвали! — отмахнулся Клим, — …находясь в здравом уме и трезвой памяти, обещаю, что женюсь на пятой по счету женщине, которая войдет в эти двери. — Он кивнул на вход в зал.

— Бред! — Виктор схватился за голову. — Клим, уймись!

— А если дама окажется уже замужем? — флегматично поинтересовался Жертва.

— Вношу поправку. — Клим налил себе еще коньяку. — Женщина должна быть свободной от семейных уз, и ей не должно быть больше сорока. Идет?

— Будешь у них паспорта проверять? — Виктор мрачнел с каждой секундой.

— А если дама не захочет? — Педантичный Жертва требовал конкретики.

— Дама захочет, — сказал Клим уверенно.

— Это почему?

— Потому что под номером пятым будет моя судьба! Жертва, ты веришь в судьбу?

Жертва пожал плечами — не поймешь, то ли верит, то ли нет.

— А ведь хорошая идея! — подал голос молчавший все это время Виталик.

— И ты, Брут. — Виктор укоризненно покачал головой.

— Пусть попробует, а вдруг это и в самом деле судьба?! Клим, одобряю! Только без меня не начинайте! — Виталик выскочил из-за стола. — Я сейчас Диане отзвонюсь и вернусь.

— Клим, не нужно этого фатализма. — Виктор выглядел трезвым как стеклышко, будто совсем не пил.

— Я уже все решил. — Клим уставился на дверь, за которой скрылся Виталик. — Вот наш гений вернется, и начнем.

Гений вернулся минут через пять, отдуваясь, плюхнулся на свое место, сунул мобильник в карман, сказал:

— Все! Можем начинать.

Климу не было ни страшно, ни любопытно. В голове вообще не осталось ни одной мысли. Жребий брошен, осталось только подождать…

— Первая пошла, — выдохнул Виталик, провожая взглядом эффектную блондинку.

«Первая пошла», — набатом отозвалось в голове.

— Вторая пошла. — Жертва отодвинул подальше от Клима бутылку коньяка.

Вторую Клим даже не рассматривал. И третью, и четвертую… Зачем они ему? Его судьба — под номером пять. Судьба номер пять…

— Надо бы даму встретить. — Жертва задумчиво почесал кончик длинного носа.

— Зачем?

— Ну, судьба ведь.

Жертва был прав — судьбу нужно приветствовать стоя. Клим выбрался из-за стола, направился к двери. Все, он готов! Осталось дождаться.

Ждать пришлось недолго. Громила-метрдотель предупредительно распахнул тяжелую дверь, пропуская в зал Климову судьбу…

…У судьбы были черные волосы, бледная кожа и раскосые глаза печенежских ханов. У судьбы было имя, сказочно красивое и очень редкое. Его судьбу звали Алиса Волкова. А может, это и не судьба вовсе, а просто галлюцинация?

Галлюцинация улыбнулась, робко и растерянно. Растерянная галлюцинация — какая прелесть!..

— Здравствуй, Клим.

— Здравствуй, Алиса. — Ее ладонь была холодной, тонкие пальцы подрагивали. — Что ты здесь делаешь?

— Я? — Она рассеянно пожала плечами, словно сама не понимала, что она здесь делает.

— А я вот… собираюсь уходить.

Робкая улыбка погасла, взгляд раскосых глаз стал грустным и понимающим.

— Уходишь, — эхом повторила его судьба. — Уходи…

— И ты уходишь со мной. — Он крепко сжал холодные пальцы. Ей, наверное, сейчас больно, но он не может рисковать — у его судьбы строптивый характер, она бегала от него целых десять лет!

Она не стала вырываться: она смотрела на него снизу вверх и улыбалась.

* * *

Небо было высокое и синее-синее. Небо роняло на землю редкие снежинки. Снежинки мерцали в черных волосах Алисы и не спешили таять. Красиво! Какой дурак сказал, что нельзя жениться зимой? Да только зимой и нужно жениться! Зимой земля сама похожа на новобрачную: кутается в белый шелк, застенчиво прикрывается вуалью из снега. Клим улыбнулся, обнял невесту. Нет, теперь уже жену: пять минут назад их обвенчали в маленькой сельской церквушке. В церквушке было тепло и уютно, он зря волновался, что Алиса замерзнет в своем умопомрачительно красивом подвенечном платье, свадебном подарке Виталика.

Не замерзла. Кажется, ей даже было жарко. Ему и самому оказалось жарко, и мысли в голову лезли… В общем, фривольные были мысли…

…Им не спалось. Позади — свадьба, поздравления, праздничное застолье, первая брачная ночь. Они устали, но не могли уснуть. Лежали на смятых простынях, рассматривали лунные узоры на потолке, улыбались.

— Я должен тебе кое в чем сознаться, — сказал Клим, целуя жену во влажный висок. — Я снова сыграл с судьбой в рулетку и в качестве приза получил тебя.

— Да? — Она зевнула, потерлась щекой о его подбородок.

— Ты не обижаешься?

— Нет, думаю, я тоже должна тебе кое в чем сознаться. Приз был предопределен. Панкратов, ты играл в рулетку не с судьбой, а со мной!

Он не понял. Он приподнялся на локтях, заглянул ей в глаза. Его жена счастливо улыбнулась.

— Это была идея Виталика — пригласить меня в «Тоску», он надеялся, что мы сможем помириться.

— Ты приходила в «Тоску» мириться?! — Клим не верил своим ушам.

— Скорее, выяснить отношения… — Алиса пожала плечами. — До конца, понимаешь? Все утверждали, что тебе плохо, что нам нужно поговорить. — Она надолго замолчала. — А мне тоже было плохо. А еще очень хотелось верить Зинон. Зинон сказала, что ты меня любишь, просто тебе тяжело в этом сознаться из-за того, что случилось десять лет назад. И что с показа ты ушел из-за того, что увидел меня с Александром. А Александр — это друг Зинон, а вовсе не мой друг.

— Я знаю.

— Сейчас знаешь, а тогда — не знал. В общем, я решилась, приехала в «Тоску», как раз собиралась зайти, когда позвонил Виталик и рассказал про твою дурацкую затею жениться на пятой встречной.

— Ну, не такая уж она оказалась дурацкая, — проворчал Клим, — ведь в конце концов я сделал правильный выбор.

— Нет, это я сделала правильный выбор! Фактически я не оставила твоей разлюбезной судьбе ни единого шанса. Вот так. — Алиса замолчала, закусила губу.

— Хорошо, что вот так, — усмехнулся Клим.

— То есть ты не в обиде?

— Я не в обиде. Мало того, я уверен, что ты и есть моя судьба. И мне чертовски повезло, что моя судьба оказалась такой… предприимчивой барышней!