Гражданскому человеку тяжело в трёх местах – в тюрьме, в армии и в морге. Поэтому гражданского в тюремно-армейско-больничном триумвирате сразу видно – бредёт, потупя очи долу, весь в своих мыслях, в мечтах, с надеждой на скорое окончание мучений и благополучное завершение рабочего дня. Арбайтен на зоне и в тылу ещё несёт хоть какой-то налёт романтики. В морге же пылинки романтизма улетучиваются раз и навсегда при первом же посещении секционного зала.

В нашей больнице морг был. Заведовал этим мистическим местом детина ростом под два метра и с пудовыми пунцовыми кулаками. Встречаться мне с ним никогда не приходилось. Но вот настал как-то этот исторический момент. На улице жарища, вентиляция в больнице работает на полную мощность и, естественно, выходит из строя.

– Авария в морге, – безэмоционально произносит женский голос по телефону, и мы с парой электриков выдвигаемся на зов.

Уже на подходе к мертвецкой одинокая мурашка пробежала по всему моему хлипкому бренному тельцу, спрыгнув на коричневый кафель перед железной двустворчатой дверью с полосой в метре над полом, вытертой бортами больничных каталок. Ручка, повернувшись, чуть скрипнула, и навстречу нам выплыл одинокий санитар. Взгляд да и вообще манеры его передвижения повергли меня в лёгкую кататонию.

Вытаращив глаза и повернувшись ко мне правой лишь стороной лица, как птица, одним глазом он бегло осмотрел меня, постепенно приоткрывая рот. Желание покинуть место сие во мне возросло, но долг и особенно желание получить зарплату смирили бушующую стихию и с малообразованными сквернословящими коллегами мы проследовали далее по коридору и скорым шагом вошли в кабинет заведующего патанатомическим отделением.

Приглушённый занавесками свет, фигура человека в белом халате, явно выше среднего роста, восседающего за массивным столом. Торчащие ботинки пятидесятого, не иначе, размера, свисающие кисти ручищ, густая шевелюра. Огромная картина на стене позади эскулапа – какой-то труп в замысловатой позе во мраке ночи маслом. В общем, всё колоритно и концептуально.

При виде меня врач, как и только что увиденный в коридоре санитар, повернул голову налево, вытаращил правый глаз и округлил его, постепенно открывая рот как рыба. – Что случилось? – спросил я, стараясь не думать о содержимом головы человека, представшего предо мною, не раз лицезревшего внутренности таких, как мы.

– В секционном зале… – ответил мужчина, не меняя положения головы и выражения лица.

Открываю дверь, выхожу, по коридору налево, спускаюсь в подвал, электрики за мной, вхожу в секционный зал. Запахи и виды не передать, да и не стоит. Тут же опускаю глаза в пол, зажимаю нос. Подхожу к калориферу. Коллеги разворачивают стремяночку и, водружась на неё дуэтом, принимаются за дело. Мимо проплывают каталка и санитар, запряжённый в неё. Опять немая сцена, округляющийся глаз, человеческое лицо, постепенно превращающееся в воронье, отвисшая челюсть.

«Сумасшедшие! – думаю я и продолжаю поддерживать коллег морально и физически. – В морге других и не встретить».

Ещё один санитар бредёт мимо. Снова знакомая душераздирающая метаморфоза. Внутри меня уже всё клокочет, и желание разорвать халат медбрата на пару частей начинает распалять ранимую психику впервые попавшего в сердце морга. Из-за угла выходит паренёк в белом халате и, проходя мимо меня, снова обращается в подобие курицы, снующей перед голодным хозяином.

– Чё ты уставился?! – срываясь на крик, говорю я и, не выдерживая отвратительных видов, мертвецкого запаха и нечеловеческих взглядов, выбегаю вон. Прискакиваю в свой кабинет, наливаю полстакана и выпиваю, хрипя обожжённым горлом.

Минут через пять мне легчает, как раз в момент появления моих исполнительных подчинённых, только что завершивших починку оборудования без своего начальника.

– Ну что ты разошёлся так? – по-отцовски вопрошают меня электрики.

Я было попытался высказаться, но эмоции, затопив горло бурным потоком, позволили мне лишь издать пару гортанных звуков.

– Ничего, привыкнешь. В морге такое не редкость. Понимаешь, они вскрывали с утра мужика. А тут ты. Лица один в один у тебя и у трупа. Вот они и подрастерялись. Сам подумай: с утра режешь на куски, а тут он ходит пред тобою живёхонек.

После этих слов меня начало полоскать. То ли от спирта, то ли от эмоций.