Никогда не дарил друзьям оружие. Врагам тем более. И заказам таким никогда не радовался, хотя отковать клинок – интереснейшее дело, увлекательное, не частое, трудоёмкое, правда, и не слишком прибыльное.

Три тысячи микронных слоев металла, слитых воедино, тысячи ударов механического молота, обработка, травление, вытягивающая все жилы полировка. Затем рукоятка, ножны, подгонка, шлифовка, вновь и вновь полировка. И всё это ради того, чтобы лицезреть изумленную физию заказчика при виде воткнутого в прочнейший бетонный пол тонкого, изящного блестящего куска смертоносной стальной ртути.

Ребята эти мне сразу не понравились. И вроде бы заказывать пришли не клинки, а всё же вещь весьма необычную – кованый гробик, выскакивающая чёрная фигурка с косой.

– Подарок на день рождения, – пояснили они, – девушке… – озорно рассмеявшись.

Интересное дело было, новое, да и заплатить пообещали неплохо. В общем, согласился я, хоть и не без сомнений. Неделю думал над эскизом, вторую – над технической частью. А сработал готовую вещь за пару дней всего. Фигурку отлил из дюраля в глину по пластилиновой модели, гробик отковал из листа двойки, придав ему цвет лежалой плоти, неравномерно разогрев горелкой и опустив в отработанное машинное масло, выстреливающий механизм взял от ножа-выкидухи.

Исполнено было всё мастерски. Уникально, высокохудожественно, забавно, красиво – подарок, конечно, замечательный, кабы был иным сюжет. Но что уж вышло, то вышло.

– Не советовал бы вам дарить такое, – предупредил я ребятишек, перед тем как отдать заказ, – каждый художник в чём-то пророк… Ковка, как и рукопись, не горит…

Парни переглянулись, улыбнулись белозубой улыбкой, протянули пухлый конверт и спешно ретировались, похоже, предвкушая весёлый розыгрыш подруги. К конверту я не притронулся – бросил у горна на кучу лома. Как почувствовал что-то. Через три дня заказчики вернулись. На лицах ни следа былого румянца, сухие белёсые губы, сутулый торс, поникший взгляд, заторможенная речь.

Вошли. Подходят почти вплотную и аккуратно, с пиететом и некой даже подобострастностью протягивают мою же работу.

– Сломалась? – хмуря брови, спрашиваю я.

Парни помолчали немного, не меняя положения тел, переглянулись.

– Возьмите назад… У неё бабушка вчера умерла…

Холодная испарина и лёгкий тремор напомнили мне, что я ещё жив. Гробик перекочевал в мои руки. Я взглянул на ребят. Им было явно не до шуток.

– Я предупреждал, – бросил, уходя, – конверт у горна. Я не прикасался, – и вышел из мастерской, закурил сигарету, сел к будке Хана и, растирая виски, попытался успокоить выскакивающее из клетки рёбер сердце. Когда вернулся, никого уже не было. Они ушли обратно в свой мир. Мир без смерти – лишь с шутками о ней, мир без проблем и горя, без пророчеств и суеверий, мир, полный озорства и веселья.

Я обернулся к горну. Конверт лежал на месте.